1
В 1875 г. на Аппиевой дороге под Римом раскопали часть колумбария, принадлежавшего семье Статилиев Тавров. Здесь хоронили их рабов и отпущенников в течение 60—
с.82 Человеком, положившим основание богатству и знатности той ветви Статилиев, о которой идет речь, был Т. Статилий Тавр, современник Августа. Принадлежал он, по словам Веллея (II, 127), к роду незнатному; о его молодости ничего не известно. Неожиданно встает перед нами превосходный полководец и человек с ясной трезвой головой, который умеет видеть, выбирать и оценивать. Он не сомневался, что республике пришел конец; после убийства Цезаря он с Антонием, а когда между Антонием и Октавианом начались раздоры, он пошел к Октавиану. Воевал он удачно и счастливо: очистил Сицилию от помпеянцев; в Африке отогнал далеко на юг кочевые племена, тревожившие римских поселенцев; закончил войну в Иллирии. В битве при Акции он командовал сухопутным войском и стремительным натиском опрокинул конницу Антония. Тавр принадлежал к небольшому числу людей, которым Август доверял безусловно, как доверял Меценату и Агриппе. Ему разрешено было держать при себе отряд вооруженных германцев — привилегия членов императорского дома. Когда Август и Агриппа уезжали из Италии, место префекта города занимал Тавр: с 16 по 10 г. до н. э. бессменно; «несмотря на преклонный возраст, он справлялся с этой должностью превосходно», — писал Тацит, на похвалы не щедрый (Ann., VI, 11).
Война в Иллирии принесла Тавру огромные богатства, и он частично использовал их, так же как Агриппа и Меценат, на благоустройство Рима. «Август не препятствовал Тавру и другим отдавать на украшение города военную добычу и преизбыток своих богатств» (Tac., Ann., III, 72). Тавр построил на Марсовом поле первый в Риме каменный амфитеатр. Август отдал ему Помпеевы Сады, которыми по смерти Помпея владел Антоний — огромный парк, спускавшийся по скату Холма садов в долину у его подножия. Принадлежали семье и Скатоновы сады, находившиеся где-то к северо-западу от Эсквилинских ворот. Единственный сын Статилия, член коллегии, ведавшей монетным двором (triumvir monetalis), умер, по-видимому, рано, потому что на этой должности его карьера и оборвалась; он породнился с одной из ветвей старинного аристократического дома, с Корнелиями Сизеннами. От этого брака родилось двое сыновей; оба были консулами, один в 11, другой в 16 г. н. э. Последний в отличие от брата прибавил к своему имени имя Сизенны. Он приобрел особняк, принадлежавший когда-то Цицерону и находившийся на северо-восточной стороне Палатинского холма. Брат его женился на дочери Марка Валерия Мессалы Корвина, знаменитого оратора, покровителя Тибулла. У него тоже было два сына, и оба были консулами, один в 44 г., другой, Тавр Статилий Корвин, в 45 г. Старший покончил с собой в 53 г., не желая ожидать суда, исход которого был заранее известен: обвинение во взяточничестве и чародействе было предлогом для захвата его имущества, в частности парка, о котором мечтала Агриппина. Парк этот (не смешивать с Помпеевым) находился на Эсквилине и был насажен дедом, а может быть и прадедом несчастного консула. К нему примыкала площадь — форум Тавра; она была разбита кем-то из этой семьи и украшена семейным «гербом» — бычьими головами. Все эти подробности позволяют судить о том, каково было состояние Тавров.
Материал, который дают надписи, следует для более удобного рассмотрения разбить по отдельным рубрикам: личная прислуга хозяев, люди, обслуживающие весь дом, и, наконец, управление домами. Границы, может быть, не всегда будут точны и резки, но некоторую систему эти рубрики вносят.
В состав личной прислуги входят: лакеи (cubicularii — «спальники»), цирюльники (tonsores), «ведающие гардеробом» (vestiarii), «сопровождающие» (pedisequi) и носильщики (lecticarii).
с.83 Кубикулярий помогал хозяину при одевании и раздевании, оправлял постель, приводил в порядок спальню и вообще прислуживал хозяину. Цезарь, когда его захватили пираты, оставил при себе врача и двух кубикуляриев (Suet., Caes., 4, 1). Когда арестованного Цецину Пета отправляли в Рим, его жена Ария просила взять ее с ним на корабль вместо «рабов, которых вы приставите, чтобы подавать кушанья консуляру, одевать и обувать его» (Plin., Epist., III, 16, 7—
Римляне I в. н. э. брились — бороду начали отпускать только при Адриане. Бритье было операцией мучительной: нет стальных бритв, нет мыла. Марциал посвятил искусному брадобрею прочувствованную эпитафию (VI, 52), и он же назвал разумнейшим в мире существом козла: «живет с бородой» (XI, 84, 17—
Хозяйский гардероб поручен вестиарию: он следил за хорошим состоянием одежды, проветривал ее и укладывал, смазывал от моли оливковым отстоем сундуки, где она лежала. Хозяйской одежды было, конечно, много и в числе ее бывали вещи роскошные. К одежде причислялись и постельные принадлежности; какую ценность они могли иметь, видно из того, что Цицерон, перечисляя вещи Хрисогона, ставит stragulae vestis рядом с серебряной чеканной посудой, статуями и картинами (p. Rosc. Amer., 46, 133). Все три вестиария у Статилиев — отпущенники (6372—
Когда хозяин или хозяйка выходили из дому, за ними следовали «сопровождающие» (pedisequi). Обычай этот укоренился крепко. Даже Горация, еще бедного человека, в его одиноких прогулках сопровождал раб (Sat., I, 9, 10). Если хозяин был приглашен в гости на обед, такой «сопровождающий» стоял позади него за ложем и держал на руках хозяйские сандалии и плащ — обязанности несложные. У расчетливого Аттика все эти «сопровождающие» были обучены переписыванью книг и выразительному чтению (Nep., Att., 13), но было это столь своеобычно, что Непоту показалось необходимым такое обстоятельство отметить; Цицерон издевался над человеком, у которого один и тот же раб был и поваром и дворецким (in Pis., 67). Статилии похоронили пятерых «сопровождающих». Писида «сопровождала» одну из Статилий, а Логад — Мессалину, мать консула 44 г. Кого «сопровождали» остальные, неизвестно. Все это рабы (6332—
Римляне любили ходить пешком, считали пешие прогулки упражнением для здоровья необходимым, но по делам или в гости люди состоятельные отправлялись обычно в носилках. Носильщиков — 13 (6218, 6301—
В Риме не существовало государственной почты для частной переписки, а она у Тавров была, конечно, обширной и выходила за пределы Италии: переписывались с друзьями и знакомыми, находившимися в чужих краях, сносились с управителями своих заморских имений. Надписи упоминают двух письмоносцев (tabellarii); оба рабы; один назван «письмоносцем Тавра» (6342, 6357).
В состоятельных семьях надзор за мальчиками с раннего возраста поручали педагогам, роль которых очень напоминает дядек в дворянских семьях в России XVIII в. Педагог одновременно и слуга и воспитатель. От него требуется не образованность, а преданность и добрые нравы. В колумбарии педагогам поставлено пять надписей и дают они кое-что новое: «дядьку» приставляли не только к мальчикам, но, случалось, и к девочкам; у Мессалины, дочери Тавра, может быть той самой, которая позднее стала женой Нерона, педагогом был раб Гемелл (6327), а у одной из Статилий — отпущенник Забда (6330). Отпущенница Тираннида была «педагогой» (имя для няни, обычно не встречающееся) другой Статилии (6331). Кроме нее и Забды, все педагоги — рабы.
Есть в колумбарии надпись: «Эпафра мальчик. Капсарий» (6245). Капсарий, обычно сверстник своего хозяина-школьника, сопровождал его в училище и нес за ним капсу, круглую коробку, сплетенную из тонких буковых пластинок, где помещались свитки, дощечки и прочие школьные принадлежности1. И хозяин и раб направлялись к грамматику или к ритору; дети богатых семей грамоте обучались не в начальной школе, а дома.
В римских образованных кругах, судя по словам Квинтилиана, давно уже шел спор о том, где лучше детям получать образование, дома или в школе. Квинтилиан решительно высказывался за школу, и у него было много единомышленников. Сын Тавра, одного из первых сановников государства, наследник огромного состояния, садится на школьную скамью рядом с сыном отпущенника, «вчерашнего раба» или ремесленника, который отказывает себе во всем, только бы набрать денег на учение сына и вывести его в люди. Обоих одинаково спрашивали, обоим задавали одинаковые упражнения и обоих одинаково пороли. Этот демократизм римской школы времен империи прошел как-то незамеченным даже у исследователей-специалистов.
К личной прислуге следует еще отнести кормилиц (6223—
Перейдем теперь к рабам, которые обслуживали не только хозяев, а — хотя бы частично — всех, живущих в доме. Они заняты приготовлением пищи и одежды.
Поваров названо трое: два раба и один отпущенник (6247—
Выпечкой хлеба заняты хлебопеки — pistores: два отпущенника и один раб (6219; 6337—
Для ответа есть единственное свидетельство Сенеки (ep., 80, 7—
Вряд ли сами Тавры носили, по примеру Августа, одежду, изготовленную дома, но рабов одевали в ткани домашней выработки. Восемь надписей упоминают прях (6339—
Все 19 (или 20) человек, занятых изготовлением одежды, рабы и рабыни.
Обувным производством у Статилиев занят был один человек: раб Диомед (6335). Он назван sutor — слово это обозначает сапожника, латающего рваную обувь. Разница между «отделом одежды» и «обувным отделом» (19 человек — и 1) так велика, что чистой случайностью ее не объяснишь. Обувь, очевидно, покупали на стороне — и кожаную и деревянную.
При доме имелся штат мастеровых, выполнявших разные работы, в первую очередь, конечно, мелкий текущий ремонт. Надписи упоминают просто fabri (6283—
Имелись еще специалисты по каменным работам: каменщик faber structor parietarius, отпущенник Никефор (6354); может быть, штукатур (если надпись 6360 следует читать tector) и марморарий. В I в. н. э. стало очень модным облицовывать изнутри стены разноцветным мрамором. Сенека не упустил случая укорить своих современников за это пристрастие к роскоши (epist., 86, 6). Если где-нибудь плиты разошлись, если надо было одну плиту заменить другой, если хозяину захотелось пестро облицевать свою спальню (спальни в римских домах были маленькие), за дело брался марморарий Никефор (6318). Плиты следовало пригнать одну к другой так, чтобы получилась сплошная гладкая поверхность. Марморарий проверял качество своей работы, проводя по стене ногтем (отсюда выражение ad unguem factus[1] — Schol. ad. Pers., 1, 65).
В парках работали топиарии. Их названо два: Саса (6370) распоряжался в «садах», в каком-то из дальних парков, а Феликс (6369), вероятно, в саду, разбитом при особняке, где жили Тавры. Топиарии — это не просто садовники, которые ухаживают за растениями. Это архитекторы, только строят они не из камней и бревен, а создают некий эстетический комплекс из деревьев и кустов. Они рассаживают деревья, комбинируя с.87 разные породы; иногда вклинивают в парк, как это было в этрусском поместье Плиния Младшего (epist., V, 6, 33), «некое подобие деревни» — фруктовый сад; одевают постройки и деревья вьющимися растениями, так что получается крытая зеленая галерея; особой хитрой обрезкой придают деревьям и кустам вид разных предметов, людей, зверей. Плиний Старший писал, что они создают таким образом целые картины: охоту, флот (XVI, 140). Топиарии должны были пройти основательную школу садоводства и паркового дела; к сожалению, об их обучении ничего не известно. Оба топиария у Тавров рабы.
Топиарии вводят нас в среду образованных рабов. К ним относятся и актеры, музыканты, врачи, секретари, стенографист, переписчики.
Что обед у богатых римлян (и не только парадный) сопровождался чтением, музыкой и небольшими театральными представлениями, это общеизвестно. Музыкантов в колумбарии только один (о нем уже говорилось); актеров (comoedus) двое (6252—
Врачей упомянуто двое; одного схоронили в колумбарии; другой похоронил здесь дочь и сына (6319—
Ниже врачей, но причастны к врачебному миру: акушерка Статилии Старшей (рабыня Секунда — 6325) и массажисты (unctores — 6376—
Либрариев надписи называют двоих: один был секретарем Тавра (a manu — 6314), другой переписчиком (6315); оба рабы. Насколько ценился хороший переписчик (буквально «книжник», «занятый книгами») можно видеть из письма Цицерона, который просил Аттика прислать к нему для приведения в порядок его библиотеки «двух человек из твоих книжников» (Att., IV, 4b, 1). Тавр нанял либрария у одного из своих отпущенников. Был при доме и стенографист, актарий Эрот, раб (6224). Что он стенографировал? Служебные отчеты и распоряжения хозяина? Книгу, читаемую нарасхват и настолько редкую, что надо было поскорее ее отстенографировать и только потом отдать в переписку? Возможно, и то и другое. Во всяком случае наличие стенографиста и переписчика свидетельствует о том, что в доме Тавров ценили книгу и мир идей не был закрыт для хозяев.
В управлении домами занято несколько человек. Самое скромное место принадлежит привратнику (ostiarius); в этой должности у Тавров мы встретим мужчину (6217) и женщину, жену или дочь раба Пансы (6326). За порядком в доме смотрел «дворецкий» (atriensis); все должно быть чисто и прибрано; рабы, состоящие под его командой, подметают пол, обметают с.88 стены, колонны и потолки (при высоте римских комнат это не так просто), обтирают статуи, маски предков и мебель, смазывают ее деревянные части для блеска оливковым отстоем, так же как бронзовую и серебряную посуду, которую ставят для украшения, а не для пользования. Так как атрий был наиболее парадной и самой большой комнатой (он занимал обычно около половины всего дома) и работы по уборке здесь было больше всего, то дворецкого и называли atriensis («состоящий при атрии»). Источники I в. до н. э. изображают дворецкого только как лицо, надзирающее за чистотой и порядком, но раньше он ведал всем хозяйством (Plaut., Asin, 59; Pseud., 607—
Дворецких в колумбарии шесть (6215, 6250, 6239—
В надписи 6217 упомянут силентиарий, отпущенник Сизенны. О роли этого человека хорошее представление дает письмо Сенеки: обед — хозяин наедается до пресыщения, вокруг стоят рабы, «которым не то, что заговорить, нельзя пошевелить губами. Розга останавливает всякий шепот; за кашель, чиханье, икоту — а все это не зависит от человека — все равно бьют. Целую ночь стоят немые голодные рабы» (epist., 47, 3—
Дворецкий следил за порядком в доме; обязанности инсулария это обязанности управляющих домами и старших дворников. Упомянуто их пять человек (6296—
В штате домоуправления находились и «амбарщики» (horrearii — 6292—
с.89 Самое высокое место в управлении домом и домашним хозяйством занимал диспенсатор. К нему стекались все счета и отчеты, он получал и выдавал деньги, составлял ведомость расходов и доходов. Цицерон в отчаянии писал Аттику, что он не в состоянии разобраться в своих хозяйственных делах, потому что диспенсатор у него сбежал (Att., XI, 1). У одной из Статилий был свой диспенсатор (6272). В колумбарии их трое: два раба, один отпущенник (6271, 6272, 6266). Этот последний, Т. Статилий Авкт, был личностью примечательной. В колумбарии похоронена вся его семья, и в надписях неизменно упоминаются те родственные узы, которые соединяли покойного с Авктом. Эти надписи, вероятно, составлял он сам в спокойной уверенности, что близость к нему поднимали умершего над остальными. Что внушило ему это чувство? Пост, им занимаемый? Чувство собственного достоинства, выработанного всем внутренним складом этой суровой и суховатой души? Через руки этого человека проходили сотни тысяч; он приобрел себе только одного раба и того сплавил Статилиям. Он пережил всех своих; надпись ему, официальную и сухую, поставила администрация колумбария (6266) — его, видимо, не любили. Он не был даже членом погребальной коллегии, детей не имел, друзьями не обзавелся. Судьба судила ему одиночество; он приложил усилия, чтобы сделать его полным, считая этот жребий единственным, себя достойным.
О том, какие обширные связи были у семьи Тавров, можно судить по наличию должности ad hereditates. Особый человек ведал получением наследств (6291: отпущенник Юкунд). Упомянуть в завещании знакомого и отказать ему хоть малую толику из своего состояния — это в римском обществе того времени акт вежливости почти обязательный. Суммы, завещаемые Таврам, бывали, может быть, вовсе незначительными, но число наследств было так велико, что потребовался человек, который вел бы все дела и ведал всеми формальностями, связанными с их получением. Отчет он представлял диспенсатору, а может быть, сначала самому хозяину.
Видное место в хозяйстве Тавров занимала сдача в аренду и сдача с подряда. Эта форма ведения хозяйственных дел была привычной с давних пор (вспомним Катона), и Тавры шли по давно пробитой, торной дороге. Должность ad locationes занимал раб Зена (6316).
Все документы в подлинниках или копиях: завещательные распоряжения, договоры, условия, отпускные, старые хозяйственные отчеты, брачные контракты, купчие, запродажные — все это хранилось в архиве, которым ведал архивариус — табулярий (6358—
В хозяйстве Тавров бросается в глаза одна особенность: у них «все свое». Рим полон булочных и пекарен; у них хлеб пекут дома; во множестве лавок, на Этрусской улице, в Субуре продаются всяческие ткани и готовая одежда, — у них прядут и ткут дома. Старая традиция, еще от тех времен, когда хозяйка сама и пряла и возилась у хлебной печи? Может быть, до некоторой степени. Но, думаю, в еще большей степени желание чувствовать хозяйственную автаркию: «у меня все свое, и я ни от кого не завишу». Марциал наслаждался сознанием, что у него на очаге дрова из собственного леса, и он ест яйца от своих кур (I, 55). У Статилиев с.90 размах, конечно, шире; но обзаводиться собственным персоналом по всем хозяйственным статьям — у них и пекари, и пряхи, и фуллоны, и мастеровые — их заставляло то же самое чувство.
2
Надписи ничего не говорят о быте рабов, но разглядеть некоторые черты их внутреннего облика позволяют.
В этой рабской «городской семье» существуют дружеские связи. Если человеку хочется, пусть очень скромно, почтить память умершего, пусть только выделить его имя надписью, чуть отличающейся от официальных, стандартно-серых, то уже это свидетельствует о том, что оставшемуся в живых не был безразличен покойный. Ставят ли надпись «товарищу по рабству», «сожителю» или «дорогому другу своему» — эти слова говорят о наличии теплого чувства, доброй связи между людьми. Иногда она существует только между двумя, иногда охватывает и большее число людей — есть дружеские кружки. Письмоносца Диомеда «хоронят сожители» (contubernales — 6357), но придверницу Оптату «друзья» (6326); лектикарию Астрагалу поставили надпись «на свои деньги» четверо человек (6306); о памяти лектикария Агафона позаботились трое (6303). Раб, освободившись, не отворачивается от товарища, оставшегося рабом: отпущенник Модест был «дорогим другом» рабу Америмну (6487). Иногда дружба соединяет раба и его викария (6275, 6435). Рабы не только дружат; в этой среде есть идеал дружбы, выраженный совершенно шиллеровскими словами: «быть другом другу» (6548). Настоящий друг верен; дружба и верность это нечто нераздельное. «Каким другом был он другу, какой верности, это засвидетельствовала его смерть» (6275) — эту надпись поставил своему викарию Фавсту диспенсатор Эрот. Что сделал Фавст, чтобы заслужить такие слова? Не знаем, да это и неважно. Важно то, как расценивается его поступок и что в нем дорого и важно. Очень любопытна еще одна надпись (6308): «Юкунд, лектикарий Тавра. Пока жил, муж был, и себя и других защищал. Пока жил, честно жил». Эта фраза неумелая, взъерошенная, по содержанию потрясающа (Моммзен сделал к этой надписи насмешливое примечание: «Похвала, достойная носильщика» — и был неправ). Вот что уважают в рабской среде, вот что значит для этих людей «честно жить»: уметь постоять за себя (чувство собственного достоинства), вступиться за своих, не спрятаться и не дрогнуть перед сильным обидчиком. Когда Сенека писал, что высокая душа может жить и в рабе и в свободном, он не просто повторял стоические азы, а сделал вывод из случаев, которые наблюдал в жизни.
Есть связи между учениками и учителем: Антиоха хоронят ученики — массажисты (6376); дворецкого Феликса — ученик Гилар (6240); кубикулярия Алтера — учитель Астер (6254). Чему учил Антиох, это ясно, но чему учили Астер и Феликс?5
В надписях проходят перед нами и семьи рабов. Жены чтят память своих мужей, а мужья жен. Иногда это люди юридически равноправные — отпущенник и отпущенница, раб и рабыня, но бывает, что раб женат на отпущеннице (6250). Есть надписи, в которых родителей поминают дети: дочь (6566), сыновья (6301, 6540). Родители оплакивают детей: врач Люса с женой скорбят над дочерью и сыном (6319); Фавст и Евохия над двумя сыновьями (6441—
Только в четырех семьях детей похоронили оба родителя — и отец, и мать. Чаще ребенку ставит надпись только мать, иногда даже не упоминая своего имени. Отец умер? был совершенно равнодушен к своему ребенку? а может быть, мать и сама не знает, кто отец?
Бывают случаи, что отец один хоронит ребенка. Остался вдовцом? не был «официально» женат? И тут мы сталкиваемся с рядом надписей-загадок. Это надгробия, которые пишет женщине мужчина или мужчине женщина без всякого указания на то, что их связывало. Это не родные: родственные отношения всегда бывают указаны; скорее всего тут брачная связь. По какой причине о ней не объявляют? Урбана, викария Сосикрата, имела какие-то основания скрывать от хозяина свой союз с Эротом, а Климент, хоронивший Гилару, викарию Ясона, не желал доводить до общего сведения, что связывало его с Гиларой (6224, 6377). Но почему Антерот, написавший на табличке «своей Миленсии» (6404), не назвал ее просто женой? Почему Доната поставила надпись кубикулярию Гликону (6260)? Пряху Мессию хоронил ее земляк Иакинф: связывала их, уроженцев глухой Дардании (6343), только память о далекой родине? Естественно возникает вопрос, почему брачную связь скрывают при жизни и молчат о ней после смерти близкого человека. Посмотрим, кто в открытую говорит о своем браке.
Тут будет и «аристократия»: инсулярий, дворецкий, диспенсатор, личный секретарь хозяина, врач, табулярий, массажист; тут будут и рабы низшего ранга: письмоносец и пряха, засольщик, штопальщица, три пары «без специальности», конечно, не занимавшие высокого места в рабской иерархии. Дело, по-видимому, не в положении раба. В чем же? Хозяин не позволял жениться? но если раб презрел этот запрет, то утаить запрещенный брак было невозможно: так или иначе, но до хозяйских ушей обязательно дошло бы, что этот приказ нарушен, и тут рабу, конечно, не поздоровилось бы. Раб, видимо, просто предпочитал свободную связь, которую захотел — порвал, захотел — сохранил. Брак, заключенный гласно, объявленный, юридически рассматривался как незаконное, ни к чему не обязывающее сожительство, но фактически признавался настоящим браком и разорвать его по собственному произволу было нельзя: существовали тут какие-то неписаные, но строго соблюдаемые правила.
Надписи, особенно надписи, заказанные рабами, скупы на изъявления чувств: не всегда есть деньги заплатить за большую надпись, нет места разлиться в словах и чувствах, нет и слов эти чувства выразить. Имя, должность, иногда возраст умершего, стандартный эпитет — вот и все. Но иногда душа требовала чего-то большего, более яркого, более индивидуального. Заказывают стихи, диктуют резчику свою надпись. Врач Люса написал своему сыну Грату эпитафию в стихах (6319). В неуклюжей, спутанной, не совсем грамотной надписи рабыня, потерявшая мужа и пятилетнего сына, пытается выразить одолевающую ее скорбь: «любовь моя, сладчайший сын мой» обращается она к мальчику; называет мужа «другом ближайшим», себя «несчастной женой». Все это сбивчиво, взлохмачено, но в путанице своей красноречиво передает смятение женской души, не помнящей себя от горя. А вот две совсем других надписи: одна поставлена дворецким Филологом жене (совместно с красильщиком — с.92 colorator — Амарантом, конечно, близким к семье человеком): «Хорошо отдыхай, Гилара. Если умершие что-либо чувствуют, вспоминай о нас. Мы тебя никогда не забудем» (6250); другая Дафнисом (впоследствии отпущенником): «Здесь лежит Фаустиллик, семи лет от рождения. Поставил его тата» (6443), только уменьшительное «Фаустиллик» и не официальное «pater», а так, как звал его мальчик, — «тата» — какая благородная сдержанность строгой скорби!
3
В колумбарии Тавров хоронили и рабов, и отпущенников. Имена последних писали обычно целиком — сразу видно, что их патронами были Статилии; что касается рабов, то имя хозяина (в род. пад.) прибавлялось обычно только в том случае, если умершего хотели как-то выделить: «носильщик Тавра»; «массажист Тавра-сына». Имеется, однако, еще категория рабов, занятых в хозяйстве Тавров, к имени которых присоединено прозвище с окончанием на -anus: Auctianus, Philerotianus и т. д. Уже Моммзен заметил, что это рабы Статилиевых отпущенников и прозвище дано им по имени их владельцев. Почему эти люди работают у Статилиев? может быть, отпущенник послал их, как выполнителей operae, обязательных работ на патрона? но Авкт диспенсатор работал у патрона сам. Приоткрывается другая возможность: отпущенник отдавал внаем своего раба патрону. Зачем эти рабы понадобились Таврам? Специальность некоторых помечена в надписях: повар, фуллон, ткач, ведающий подрядами, переписчик, лектикарий, «сопровождающий». На обе последние должности можно было взять за силу, ловкость, представительность — это дары природные, но ни переписчиками, ни знатоками законов люди не рождаются. Каким образом у «вчерашних рабов» оказались такие мастера, что их услугами захотели воспользоваться в одном из первых домов Рима?
Пересмотрим состав рабов и отпущенников. У Статилия Басса из пяти рабов двое мальчиков: Евфим «раб Басса» (6439) и Констант (6427) — оба умерли маленькими. Среди 19 рабов Посидиппа четверо детей: Кондицион (умер 5 лет), Онисим (умер 7 лет), Януарий (умер 14 лет) и Феба (умерла 12 лет). Это не дети Посидиппа (это было бы отмечено); Онисим прямо назван рабом; Феба отпущенницей. Само собой напрашивается предположение, что отпущенник покупает ребенка. Он сто́ит, конечно, гораздо дешевле взрослого, а умрет, тоже убыток невелик — и обучает его сам хозяин или отдает в учение, которое обходится, надо думать, недорого: эти люди превосходно высчитывали, что выгодно и что убыточно. Обученный раб, «раб-специалист» становился длительно не иссякавшим источником дохода: он работал на хозяина в рабском состоянии и выкупался на свободу кругленькой суммой. Глазной врач из Ассизи заплатил хозяину 50 тыс. выкупа. Отпущенник шел тут дорогой, проложенной расчетливыми рабовладельцами в стиле Катона или Аттика.
Из отпущенников Таврова дома чаще всего упоминается Посидипп. Сам он у Статилиев уже не работал, но рабов его упомянуто 19 человек; троих он отпустил на волю. Один из них, умерший 21 года, назван verna, т. е. рабом, родившимся в доме своего господина; Посидипп, следовательно, уже больше 20 лет вел свое хозяйство. За это время он составил себе такое состояние, что ему понадобился диспенсатор, и он стал перекраивать свою жизнь по мерке патрона; завел себе повара и кубикулярия. Если у Т. Статилия Тавра есть лакей, почему не иметь лакея Посидиппу? Перед нами из повседневной жизни, не с книжных страниц появляется человек из числа тех, которые доводили до бешенства Ювенала и Марциала, и не их одних.
с.93 Другие отпущенники гораздо скромнее: они или еще не успели обзавестись большим штатом, или в нем не нуждаются: два-три раба и все.
В колумбарии Статилиев почти
Наличие рабов-рабовладельцев естественно ставит вопрос, почему хозяин вместо того, чтобы приобретать рабов самому, разрешил обзавестись ими рабу? почему он устраняется от непосредственного распоряжения ими, почему уступает свои права собственному рабу? Он явно слагает на него какие-то свои заботы, какую-то свою тяготу. В чем дело?
Появление рабов, которые являются в то же время и рабовладельцами, растущее число отпущенников, законодательство, заботливое к ним и охраняющее их права, — все это по существу своему настолько противоречит самой сущности рабовладельческого строя, что вызвать эти явления могли с.94 только причины первостепенной важности. Хозяйственная обстановка сложилась так, что раб стал невыгоден, и в самом положении его заметили причины, по каким работа его не могла удовлетворить требованиям современного ему дня.
Уже Катон пришел к мысли, что раба надо как-то заинтересовать в работе и расположить к хозяину. Первый урок «угождения рабу» был дан им; он сам пробил брешь в системе обхождения с рабом, им же предписанной: сытно его кормить, тепло одевать и следить, чтобы все его время было заполнено работой и сном (Plut., Cato mai., 21). Оказалось, что этого мало: рабам, которые смотрят за волами, надо делать какие-то поблажки, «до некоторой степени угождать им» (Cat., 5, 6), чтобы они лучше ухаживали за скотиной. Жена Катона кормит грудью крохотных vernae, надеясь этим создать добрые отношения между своим сыном и его рабами (Plut., Cato mai., 20). Интересно проследить, как рост хозяйственных запросов и некоторое улучшение быта рабов идут рука об руку. Это можно хорошо наблюдать в сельском хозяйстве. В I в. до н. э., когда стране потребовались бо́льшие урожаи, а хозяину бо́льшие доходы, начинают пересматривать дедовскую агротехнику и впервые отчетливо осознают, какое значение она имеет, как важно, чтобы каждая работа в поле, в саду, в винограднике была выполнена хорошо и старательно. Главный работник в сельском хозяйстве — раб, и чтобы он хорошо работал, надо внушить ему «благожелательность к хозяину». Рабу разрешено завести семью, иметь кое-какую собственность; хозяин вводит награды и поощрения; бичом разрешается действовать только, если слова бессильны (Varr., r. r., I, 17, 5—
У Катона был образованный раб Хилон, которого он отдавал внаймы в качестве учителя. Хилон умер рабом; Катону и в голову не приходило его освободить. А рабовладельцы последнего века Республики неоднократно освобождают рабов «за их образованность», как замечает Светоний (De clar gram. et. rhet., passim). «Славные грамматики и риторы», о которых он повествует, почти все отпущенники. Стало неудобно, чтобы человек, объяснивший «Тимея» и знавший наизусть чуть не всего Гомера, завязывал тебе башмаки. Предки подобной неловкости не чувствовали. Не все рабы, правда, читали Платона и декламировали «Илиаду»; в большинстве это были люди полуграмотные, но и с ними хозяин как-то утратил прежнюю «простоту» в обращении. Он не может обойтись без раба, он приучен смотреть на него, как на существо низшее, но вокруг него в воздухе носятся какие-то идеи, которые не дают ему прочно держаться на этой позиции. Какой-то чудак садится за стол вместе со своими рабами; это богатый и видный человек, и его громко одобряют (Sen., epist., 47, 1—
Уже в I в. н. э. видим мы первые признаки начинающихся социальных сдвигов в рабовладельческом строе; до смерти ему еще далеко, но могилу ему уже начали рыть, и в работе этой объединились рабовладельцы, сдающие свою землю колонам, отпускающие рабов на оброк и освобождающие их, и государственная власть, осторожно и сознательно покровительствующая отпущенникам.
ПРИМЕЧАНИЯ