История рабства в античном мире
Том I
Рабство в Греции
Глава седьмая
О КОЛИЧЕСТВЕ РАБОВ В ГРЕЦИИ,
В ЧАСТНОСТИ В АТТИКЕ
Перевод с франц. С. П. Кондратьева.
Под редакцией и с предисловием проф. А. В. Мишулина.
Условимся заранее: не следует ожидать встретить у греков легионы рабов, прикомандированных к обслуживанию знатных римлян. В Аттике могли быть богатые дома1, но она совсем не имела настоящих дворцов, жилищ, огромных, как целые города, и организованных, как целые государства. После подозрения в задолженности государственному казначейству обвинение в роскоши и великолепии было тем обвинением, которого при судебных процессах особенно боялись для себя тяжущиеся стороны2. Крупное богатство, выставляемое с большим блеском, будило алчные инстинкты толпы в эти времена крайней демагогии, когда ее страсти властвовали над законом. «Не нужно, — говорит Аристофан, — чтобы у одних видели многочисленную толпу рабов, а у других не было даже одного провожатого»3. Это было народное мнение, и народ имел два средства провести его в жизнь: конфискация и обмен. Конфискация — закон несправедливости, еще более несправедливый по своему применению при той форме правления, когда народ был судьею и судил по своему произволу; обмен — закон уравнения, простое и суровое выражение основного положения конституции, доведенного до крайности; могучее средство, установленное в недрах самого народа, чтобы между всеми поддерживать равенство в выполнении государственных обязанностей; это средство, поражая наиболее крупные состояния, казалось, должно было во всякий данный момент непреложным образом вновь вернуть их к общему уровню4. Но народ вовсе не был так слеп в своих демократических устремлениях, чтобы во имя идеи химерического равенства жертвовать своими насущными интересами. Он чувствовал, что крупные состояния, которые несли на себе всю тяжесть государственных повинностей, были для других и защитой и средством избавления от этих повинностей. Поэтому закон гарантировал промежуток минимум в один год для выполнения литургии — этого добровольного выполнения экстраординарных государственных повинностей5, и за это время торговые предприятия, банки, спекуляции могли дать средства, чтобы покрыть ими расходы на устройство общественного празднества или снаряжение корабля.
В Афинах всегда были богатые6; Платон утверждает, что обычно у каждого из них было в среднем по 50 рабов7. При таком количестве их широко использовали для всех видов домашней работы; можно сказать вместе с Демокритом: «Я пользуюсь рабами как членами своего тела, каждым для отдельной цели»8. И Теренций, с.99 этот изящный и верный подражатель Менандра, этот столь точный истолкователь нравов Греции с подмостков римского театра, дает в некоторых из своих пьес ясное представление о разделении разнообразных функций в домашней жизни между довольно большим числом рабов9. Но все же старались избегать слишком бросаться в глаза своим богатством, чтобы оно не очень кололо глаза народу, и по крайней мере старались проявлять видимость равенства. В общем было вполне принято иметь при себе провожатого раба. Не иметь его при себе было почти признаком бедности10; иметь же троих рабов было уже доказательством роскоши: У Кимона было их не больше, когда он ходил по улицам Афин, раздавая народу деньги и накидки11; и сын богатого банкира Пасиона, по общему мнению, поступал очень неблагоразумно, имея при себе целую свиту. Демосфен бросает ему в этом упрек в своей обвинительной речи, а защищая его дело, он старается найти извинение этой его привычке12.
Таким образом, нужно сказать, что в Афинах в общем не переходили известных границ в пользовании рабами для домашнего обслуживания. Греки, поклонники меры во всем, охотно выполняли указание Аристотеля, что множество слуг не столько полезно, сколько обременительно13. Был ли сам Аристотель и его ближайшие ученики верны этим наставлениям? Мы можем об этом судить довольно точно по завещаниям первых четырех руководителей Лицея. У Аристотеля было больше 13 рабов; в последнем акте своей воли он освобождает из них 5; он передает по завещанию 8, и еще остается много детей, которых он приказывает не продавать, но воспитать и освободить позднее, согласно с их заслугами14. Теофраст, который после него был руководителем школы, имел 9 рабов: 5 он отпустил на волю, 3 подарил и последнего велел продать15. Стратон, преемник Теофраста, имел их больше 6, так как 4 он отпустил на волю и 2 подарил, позволяя своему главному наследнику выбрать из тех, которые остались16. Наконец, Ликон, четвертый из руководителей школы, имел их 12; кроме женщины, которую он дарит одному из своих вольноотпущенников, он по завещанию всем дает вольную, назначив для этого сроки — для одних сразу после своей смерти, для других — по истечении определенного периода времени17. Надо думать, что обладание таким числом рабов, вероятно домашних, не являлось превышением норм умеренности, предписанной этими философами. Была ли это обычная норма? Конечно, нет; другие могли удовлетворяться меньшим числом. Но редко при среднем достатке количество рабов опускалось ниже 3 или 4. В комедиях отводятся рабам такое место и такие обязанности, которые для своего выполнения требуют не меньшего числа лиц18; и то, что можно видеть в пьесах, часто столь верно отображающих греческое общество, мы встречаем в картинах реальной жизни, которые рисуют ораторы перед судьями. Неэра, считающаяся женой Стефана, имеет одного раба и двух женщин, которые были даны ей для личного пользования19. К ним она присоединяет еще двух молодых девушек, которые, впрочем, надо с.100 признаться, использовались не исключительно для ее обслуживания20. В домах менее подозрительных гораздо большее число женщин, предназначенных для выполнения многочисленных обязанностей, изобретенных страстью к роскоши и бездельем, как и вообще большое число рабов, могло служить признаком богатства21; но в тех пределах, которые указаны здесь, нет ничего, что не было бы, я бы решился сказать, общераспространенным.
Насколько женский труд был редок в мастерской22, настолько он был обычен в домашнем хозяйстве. У греков дело обстояло совершенно так же, как и у нас. Женщина, стоившая дешевле мужчины, использовалась преимущественно на тех работах, где ее личная сила могла соответствовать условиям труда. Мы встречаем женщин-рабынь во всех случаях домашней жизни, которые доступны нашему наблюдению. В доме убийцы Эратосфена, доме маленьком, где женская половина занимала верхний этаж над мужскими апартаментами, насчитывалось минимум 3 женщины: 2 служанки, из которых одна занята по хозяйству, другая — для ухода за ребенком, которого кормит сама мать, и третья («девочка»), без сомнения, исполняет обязанности горничной23. В наследстве Кирона, которое едва превышает 2 таланта, имеются независимо от рабов-рабочих еще 3 женщины, несущие те же обязанности («прислужницы и девочка»24). В завещании Теофраста мы видим одну только женщину, в завещании Ликона — их одна или две25. Но в наследстве Аристотеля мы насчитываем не меньше семи: одна оставлена по завещанию его другу Фалесу; другая, занимавшая, быть может, у своего хозяина более высокое положение, получила вольную и сохраняет при себе служанку, которую она имела уже и раньше; три других подарены вместе с «девочкой» Герпиллиде, от которой у Аристотеля был сын26. Женщины значились в приданом, которое Пасион назначил своей вдове, передавая ее в завещании в качестве жены своему вольноотпущеннику Формиону27. Их можно найти, опять-таки в числе больше одной, в свите любовницы Леократа28, и у Арастона29, и у того клиента Демосфена, который говорит, что он разорен государственными повинностями30.
Но тут является одно возражение. Во многих случаях домашнего обслуживания пользовались наемными рабами, и, насколько можно судить, эти наемные рабы во многих домах заменяли рабов, купленных в собственность: доказательством служит перечисление имущества, где совершенно не говорится о рабах. Феофон, о котором идет дело в речи Исея о наследстве Агния, оставил земли на 2 таланта, 60 баранов и овец, 100 коз, обстановку, лошадь и т. д.31; и вот автор, который так мелочно точен в перечислении своего инвентаря, не говорит ни слова о рабах. Этого мало: Стратокл, дочь которого получила наследство от Феофона, оставил ей состояние в 5 талантов 3 тысячи драхм: дом, деньги, долговые расписки, обстановку, стада и т. д.32; и здесь опять ни слова о рабах. Наконец, состояние ответчика, который к своему наследственному имуществу присоединил наследство от Агния, оцениваемое в с.101 2
Итак, надо сказать, что обычай употреблять рабов в частной жизни был очень распространен. Что рабы были почти во всех домах и что почти всегда они были предметом собственности, а не только временного найма — это несомненно. Но, конечно, точно так же широко был распространен и наем. Мы уже видели, что при известных обстоятельствах добывали себе таким способом поваров, танцовщиц и флейтисток. Но это доказывает только одно: что афинский дом в общем не обладал постоянно тем количеством рабов, какое требовалось при подготовке таких экстраординарных с.102 празднеств40; каждая семья имела их столько, сколько ей было нужно для повседневного обслуживания. Во времена Филиппа люди со средним состоянием уже производили большие затраты на «рабов роскоши», на поваров и т. д.41 Тот клиент Демосфена, который говорит, что продал почти все свое имущество для того, чтобы выполнить государственную повинность, тем не менее имеет еще у себя, по его собственному признанию, независимо от женщин, которых мы находим у него, еще пастуха с 50 овцами и молодого слугу42. Ксенофан из Элеи жаловался Гиерону, что он настолько беден, что не может содержать двух рабов43; то же самое при подобных обстоятельствах можно было услыхать и в Афинах. Алексис, описывая домашнюю жизнь одной бедной семьи, считает там наряду с хозяином, старухой-матерью, женой и ребенком еще няньку, «и очень подходящую»44. И в той же книге, у того же автора можно видеть, как гражданин, у которого один только раб, некоторым образом пытается создать видимость большого их количества, называя раба двадцатью разными личными именами45. Те же потребности или, если хотите, та же сила общественного мнения вызывала необходимость иметь при себе рабов вне дома. Одни только паразиты могли безропотно подчиняться необходимости возвращаться домой с их ежедневных ужинов без раба, который освещал бы им путь светильником46; и Лукиан поднимает на смех человека, который принужден сам месить муку и нести в баню свою склянку с маслом47. Лисий очень мало преувеличивает, когда он, выступая с защитой одного человека, обвиняемого своими рабами в безбожии, в заключительных словах своей речи восклицает: «Это дело есть дело всех жителей этого города. Ведь не только в этой семье есть рабы; они есть у всех; они возьмут пример с участи вот этих и будут стремиться заслужить себе свободу не хорошей службой своим господам, но клеветническими обвинениями, возводимыми на них»48.
На основании текстов я показал, как широко применялся рабский труд в домашней жизни. В каких цифрах можно было бы это выразить? Ясно чувствуется, что здесь мы переходим в область гипотез. Но, чтобы хоть приблизительно подвести итоги указанным разногласиям, можно сказать, что те две или три женщины, которых мы находим на службе у граждан среднего состояния, свидетельствуют, как мне кажется, о наличии одного или двух рабов для личных нужд хозяина; и, компенсируя те семьи, где рабов было меньше, теми, где их было больше, мы, по-видимому, можем, не боясь очень сильно переступить границы истины, считать двух взрослых рабов, обслуживавших если не каждую семью, то по меньшей мере каждый дом. В Афинах считалось более 10 тысяч домов, занятых отдельными семьями, и сверх того там были дома-коммуны, где более бедные семейства помещались вместе49, Число домов и в остальной Аттике не могло быть меньше: там был Пирей, являвшийся центром торговой деятельности, были многочисленные поселки, которые покрывали всю страну. Сведем все это к числу 20 тысяч домов как для афинян, так и для метеков: с.103 это уже дает нам 40 тысяч рабов, употребляемых для домашних надобностей.
Не будучи чрезмерным, число рабов для частного обслуживания было все же достаточно многочисленным. Но, конечно, число рабов, занятых работой на производстве или в торговле, было несравненно больше, и если бы текст Афинея хотел найти себе признание, то именно по этой линии он должен был бы искать доказательств для своего подтверждения.
ПРИМЕЧАНИЯ
Чтоб этому толпы служили рабов, а другой не имел и холопа! |
Как это, чтоб из-за меня единственно Людей так много в доме беспокоились И ублажали только одного меня? Меня служанок столько одевали бы, Для одного расходов столько по дому… Рабов, служанок, кроме тех, которые Издержки оправдать могли бы, на поле Работая, всех вывел на продажу я. |
Да, Зевс свидетель мне. Теперь Афинянин, в свой дом войдя, На домочадцев и на слуг Кричит… |
Еще будучи бедным, Хремил в «Богатстве» (26) говорит о Карионе, что это самый верный из его слуг. См. различные пьесы Теренция, где он подражает грекам: «Сам себя наказавший», I, 1, 124 и сл.; «Свекровь», III, 3, 367 и сл. и целиком «Формион» и «Братья». Гораздо больше и более ярких с.242 примеров можно найти у Плавта: Гегион в «Пленниках» имеет по меньшей мере 10 или 12 рабов; Мегадор в «Горшке», Симон и Феропид в «Привидениях» — почти все главные персонажи — точно так же имеют большое количество рабов. Демон из «Каната», который потерял свое состояние, имеет их четыре; правда, они для него выгодная собственность, они поддерживают его в его «бедности» (paupertatem heri). Но эти детали Плавту могла внушить римская действительность. Можно было бы думать, что и в вопросе о их числе он действует только под влиянием своего каприза, если бы у нас не было тут для контроля формальных свидетельств ораторов.
Более многочисленные надписи, открытые Вешером и Фукаром, дают менее резкие пропорции, но всегда в пользу женщин. На 435 надписей приблизительно 250 касаются женщин, и в этом числе двенадцать раз они упоминают вместе по две и по три; 170 относятся к мужчинам, приблизительно десять — одновременно к мужчинам и женщинам.
А старуха та Ткала; была еще одна служанка там, Она пряла, одета кое-как, бедно, Небрежно, с виду грязная… |