Т. Моммзен

История Рима

Книга восьмая

Страны и народы от Цезаря до Диоклетиана

Моммзен Т. История Рима. Т. 5. Провинции от Цезаря до Диоклетиана.
Перевод с немецкого под общей редакцией Н. А. Машкина.
Издательство иностранной литературы, Москва, 1949.
Постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную по главам.
Голубым цветом проставлена нумерация страниц по изд. 1995 г. (СПб., «Наука»—«Ювента»).

с.492 405

Гла­ва XII


ЕГИПЕТ

При­со­еди­не­ние Егип­та | Еги­пет — исклю­чи­тель­но импе­ра­тор­ское вла­де­ние | Гре­че­ские и еги­пет­ские горо­да | Отсут­ст­вие сей­ма | Управ­ле­ние Лагидов | Еги­пет и импер­ское управ­ле­ние | При­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние элли­нов | Пер­со­наль­ные при­ви­ле­гии в рим­скую эпо­ху | Мест­ный язык | Упразд­не­ние рези­ден­ции | Долж­ност­ные лица | Вос­ста­ния | Вос­ста­ние в эпо­ху подъ­ема Паль­ми­ры | Воз­му­ще­ние при Дио­кле­ти­ане | Зем­леде­лие | Ремес­ла | Еги­пет­ское судо­ход­ство на Сре­ди­зем­ном море | Насе­ле­ние | Еги­пет­ские нра­вы | Вос­ста­ние буко­лов | Алек­сан­дрия | Алек­сан­дрий­ская фрон­да | Мяте­жи в Алек­сан­дрии | Алек­сан­дрий­ский культ | Алек­сан­дрий­ский уче­ный мир | Дело­вая жизнь в Алек­сан­дрии | Еги­пет­ская армия | Эфи­о­пия | Вой­на с цари­цей Канда­кой | Бле­мии | Тор­гов­ля с Эфи­о­пи­ей | Восточ­ное побе­ре­жье Егип­та и миро­вая тор­гов­ля | Мор­ской путь в Индию | Гава­ни восточ­но­го побе­ре­жья | Абис­си­ния | Цар­ство аксо­ми­тов | Рим и аксо­ми­ты | Запад­ное побе­ре­жье Ара­вии | Государ­ство гоме­ри­тов | Экс­пе­ди­ция Гал­ла | Даль­ней­шие меро­при­я­тия про­тив ара­бов | Позд­ней­шие судь­бы гоме­ри­тов | Тор­го­вые сно­ше­ния гоме­ри­тов | Доро­ги и пор­то­вые соору­же­ния в Егип­те | Пират­ство | Рас­цвет актив­ной тор­гов­ли Егип­та с Восто­ком | Тор­гов­ля Рима с Инди­ей

При­со­еди­не­ние Егип­та

Еги­пет и Сирия, так дол­го боров­ши­е­ся и сопер­ни­чав­шие друг с дру­гом во всех сфе­рах, при­бли­зи­тель­но в одно и то же вре­мя без вся­ко­го сопро­тив­ле­ния под­па­ли под власть рим­лян. Если рим­ляне и не исполь­зо­ва­ли мни­мо­го или дей­ст­ви­тель­но­го заве­ща­ния Алек­сандра II (умер в 673 г.) [81 г.] и не при­со­еди­ни­ли тогда Егип­та к импе­рии, то все же послед­ние вла­сти­те­ли из дома Лагидов, как извест­но, были кли­ен­та­ми Рима; спо­ры из-за пре­сто­ло­на­следия решал сенат, а с тех пор как рим­ский намест­ник Сирии Авл Габи­ний со сво­и­ми вой­ска­ми вос­ста­но­вил на пре­сто­ле Егип­та царя Пто­ле­мея Авле­та (в 699 г. [55 г.]; ср. III, 132), рим­ские леги­о­ны уже не покида­ли стра­ны. Как и про­чие зави­си­мые цари, вла­сти­те­ли Егип­та при­ни­ма­ли уча­стие в рим­ских граж­дан­ских вой­нах на сто­роне то одно­го пра­ви­тель­ства, то дру­го­го — в зави­си­мо­сти от того, какое из этих пра­ви­тельств они при­зна­ва­ли или какое им боль­ше импо­ни­ро­ва­ло; и если невоз­мож­но решить, какая роль в фан­та­сти­че­ском восточ­ном цар­стве, кото­рое гре­зи­лось Анто­нию, пред­на­зна­ча­лась род­ной стране той жен­щи­ны, кото­рую он так страст­но любил (стр. 327), все же прав­ле­ние Анто­ния в Алек­сан­дрии и послед­няя борь­ба перед ворота­ми это­го горо­да в послед­ней граж­дан­ской войне име­ют столь же малое отно­ше­ние к исто­рии Егип­та, как бит­ва при Акци­у­ме — к исто­рии Эпи­ра.

Но эта ката­стро­фа и свя­зан­ная с нею смерть послед­ней цари­цы из дина­стии Лагидов дали Авгу­сту воз­мож­ность взять Еги­пет­ское цар­ство в соб­ст­вен­ное управ­ле­ние, не пре­до­став­ляя осво­бо­див­ший­ся пре­стол кому-либо из пре­тен­ден­тов. Это вклю­че­ние в сфе­ру непо­сред­ст­вен­но рим­ско­го управ­ле­ния послед­ней части побе­ре­жья Сре­ди­зем­но­го моря и сов­па­дав­шее с ним и хро­но­ло­ги­че­ски и фак­ти­че­ски обра­зо­ва­ние новой монар­хии отме­ча­ют — послед­нее в смыс­ле строя огром­но­го государ­ства, пер­вое в смыс­ле его управ­ле­ния — пово­рот­ный пункт, конец ста­рой и нача­ло новой эпо­хи.

Еги­пет — исклю­чи­тель­но импе­ра­тор­ское вла­де­ние

Вклю­че­ние Егип­та в Рим­скую импе­рию было про­из­веде­но осо­бым спо­со­бом, ибо при­ня­тый в государ­стве прин­цип диар­хии, т. е. сов­мест­но­го управ­ле­ния двух выс­ших импер­ских вла­стей, прин­цеп­са и сена­та, поми­мо несколь­ких вто­ро­сте­пен­ных окру­гов, не нашел себе с.493 при­ме­не­ния толь­ко в Егип­те1; напро­тив, в этой стране сенат в целом и каж­дый его член в отдель­но­сти не име­ли ни малей­шей воз­мож­но­сти при­ни­мать 406 уча­стие в управ­ле­нии, а сена­то­рам и лицам сена­тор­ско­го ран­га был даже вос­пре­щен доступ в эту про­вин­цию2. Это не сле­ду­ет пони­мать так, буд­то Еги­пет был свя­зан с осталь­ной импе­ри­ей толь­ко пер­со­наль­ной уни­ей; прин­цепс по смыс­лу и духу введен­но­го Авгу­стом поряд­ка был необ­хо­ди­мым и посто­ян­но функ­ци­о­ни­ру­ю­щим орга­ном рим­ско­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства наравне с сена­том, а его власть над Егип­том — такой же частью вер­хов­ной импер­ской вла­сти, как власть про­кон­су­ла Афри­ки3. С точ­ки зре­ния государ­ст­вен­но­го пра­ва эти отно­ше­ния мож­но, пожа­луй, пред­ста­вить, пред­по­ло­жив, что Бри­тан­ская импе­рия ста­ла бы управ­лять­ся по такой систе­ме, что мини­стер­ство и пар­ла­мент име­ли бы отно­ше­ние толь­ко к мет­ро­по­лии, коло­нии же были бы под­чи­не­ны абсо­лют­но­му управ­ле­нию импе­ра­три­цы Индии. Какие моти­вы побуди­ли ново­го монар­ха в самом нача­ле его еди­но­дер­жав­но­го прав­ле­ния уста­но­вить эти поряд­ки, столь глу­бо­ко уко­ре­нив­ши­е­ся и нико­гда не вызы­вав­шие воз­ра­же­ний, и как эти поряд­ки отра­зи­лись на общих поли­ти­че­ских отно­ше­ни­ях — все эти вопро­сы при­над­ле­жат общей исто­рии импе­рии; здесь нам над­ле­жит рас­ска­зать, как скла­ды­ва­лись под вла­стью импе­ра­то­ра внут­рен­ние отно­ше­ния в Егип­те.

В Егип­те мы заста­ем точ­но такую же кар­ти­ну, как и во всех про­чих эллин­ских или элли­ни­зи­ро­ван­ных обла­стях, при­со­еди­няв­ших­ся к импе­рии, где рим­ляне остав­ля­ли в силе дей­ст­во­вав­шие с.494 там учреж­де­ния и вво­ди­ли изме­не­ния лишь тогда, когда это каза­лось реши­тель­но необ­хо­ди­мым.

Подоб­но Сирии, Еги­пет, когда он пере­шел под власть Рима, был дву­на­цио­наль­ной стра­ной; и здесь рядом с тузем­цем и над ним сто­ял грек; пер­вый был работ­ни­ком, послед­ний — гос­по­ди­ном. Но юриди­че­ски и фак­ти­че­ски отно­ше­ния обе­их наций меж­ду собой в Егип­те были совер­шен­но иные, чем в Сирии.

Гре­че­ские и еги­пет­ские горо­да

Сирия уже в дорим­скую и во вся­ком слу­чае в рим­скую эпо­ху нахо­ди­лась, в сущ­но­сти, лишь в кос­вен­ной зави­си­мо­сти от цен­траль­но­го пра­ви­тель­ства стра­ны; она рас­па­да­лась на кня­же­ства и авто­ном­ные город­ские окру­га и состо­я­ла под непо­сред­ст­вен­ным управ­ле­ни­ем мест­ных или общин­ных вла­стей. В Егип­те4, напро­тив, 407 не было ни мест­ных кня­зей, ни импер­ских горо­дов с гре­че­ским устрой­ст­вом. Обе адми­ни­ст­ра­тив­ные сфе­ры, на кото­рые рас­па­дал­ся Еги­пет, — «зем­ля» (ἡ χώ­ρα) егип­тян со сво­и­ми искон­ны­ми 36 окру­га­ми (νο­μοί), с одной сто­ро­ны, и оба гре­че­ских горо­да, Алек­сан­дрия в Ниж­нем Егип­те и Пто­ле­ма­ида в Верх­нем5 — с дру­гой, были меж­ду собой стро­го раз­гра­ни­че­ны и рез­ко про­ти­во­по­став­ля­лись друг дру­гу, хотя, в сущ­но­сти, почти ничем не отли­ча­лись одна от дру­гой. Зем­ские и город­ские окру­га были терри­то­ри­аль­но огра­ни­че­ны, при­чем при­над­леж­ность к каж­до­му окру­гу уста­нав­ли­ва­лась по при­зна­ку про­ис­хож­де­ния, вне зави­си­мо­сти от места житель­ства, и явля­лась наслед­ст­вен­ной. Егип­тя­нин из Хем­мит­ско­го нома при­над­ле­жит к это­му ному со всей семьей, хотя бы он про­жи­вал в Алек­сан­дрии, рав­но как живу­щий в Хем­ми­се алек­сан­дри­ец при­над­ле­жит к граж­дан­ской общине Алек­сан­дрии. Зем­ский округ име­ет сво­им цен­тром все­гда какое-нибудь город­ское посе­ле­ние; напри­мер, для Хем­мит­ско­го таким цен­тром явля­ет­ся вырос­ший око­ло хра­ма Хем­ми­са или Пана город Пано­поль; в гре­че­ском пони­ма­нии это выра­жа­ет­ся так, что каж­дый ном име­ет свою мет­ро­по­лию; в этом смыс­ле каж­дый зем­ский округ может иметь зна­че­ние город­ско­го окру­га. Как горо­да, так и номы послу­жи­ли в хри­сти­ан­скую эпо­ху осно­вой для епи­скоп­ских епар­хий. Орга­ни­за­ция зем­ских окру­гов поко­ит­ся на рели­ги­оз­ных уста­нов­ле­ни­ях, кото­рые в Егип­те гос­под­ст­ву­ют над всем; цен­тром каж­до­го окру­га явля­ет­ся свя­ти­ли­ще опре­де­лен­но­го боже­ства, и обыч­но от него или от свя­щен­но­го живот­но­го, почи­тае­мо­го в этом месте, округ полу­ча­ет свое назва­ние; так, Хем­мит­ский округ зовет­ся име­нем бога Хем­ми­са или ана­ло­гич­но­го ему в гре­че­ской мифо­ло­гии Пана; дру­гие окру­га полу­чи­ли назва­ние от соба­ки, льва, кро­ко­ди­ла. Но и с.495 город­ские окру­га име­ют свой культ; богом-покро­ви­те­лем Алек­сан­дрии явля­ет­ся Алек­сандр, богом-покро­ви­те­лем Пто­ле­ма­иды — пер­вый Пто­ле­мей, а жре­ца­ми, назна­чае­мы­ми в том и дру­гом горо­де для куль­та этих пра­ви­те­лей и их пре­ем­ни­ков, явля­ют­ся эпо­ни­мы обо­их этих горо­дов. Зем­ский округ вовсе не имел авто­но­мии; адми­ни­ст­ра­ция, рас­клад­ка пода­тей, отправ­ле­ние пра­во­судия нахо­ди­лись в руках цар­ских чинов­ни­ков6, и кол­ле­ги­аль­ность, этот оплот гре­че­ско­го и рим­ско­го государ­ст­вен­но­го поряд­ка, была здесь пол­но­стью исклю­че­на на всех сту­пе­нях управ­ле­ния. Но и в обо­их гре­че­ских горо­дах поло­же­ние было почти такое же. Прав­да, здесь име­лось граж­дан­ство, делив­ше­е­ся на филы и демы, но не было общин­но­го сове­та7; прав­да, чинов­ни­ки там 408 были дру­гие и назы­ва­лись ина­че, чем долж­ност­ные лица номов, но все они назна­ча­лись цар­ской вла­стью и так­же не име­ли кол­ле­ги­аль­ной орга­ни­за­ции. Лишь Адри­ан дал пра­ва горо­да по гре­че­ско­му образ­цу одно­му еги­пет­ско­му посе­ле­нию — Анти­но­по­лю, осно­ван­но­му им в память сво­его любим­ца, уто­нув­ше­го в Ниле, да впо­след­ст­вии Север, руко­вод­ст­во­вав­ший­ся, может быть, в такой же мере стрем­ле­ни­ем доса­дить антио­хий­цам, как и заботой об инте­ре­сах егип­тян, даро­вал сто­ли­це Егип­та и горо­ду Пто­ле­ма­иде, а так­же с.496 неко­то­рым дру­гим еги­пет­ским общи­нам, если не город­ских долж­ност­ных лиц, то все же город­ские сове­ты. До сих пор, прав­да, по офи­ци­аль­ной тер­ми­но­ло­гии, еги­пет­ский город назы­ва­ет­ся «номос», гре­че­ский город — «полис», но полис без архон­тов и чле­нов сове­та оста­вал­ся име­нем, лишен­ным содер­жа­ния. Так же обсто­я­ло дело и с чекан­кой моне­ты. Еги­пет­ские номы не име­ли пра­ва чекан­ки, но и Алек­сан­дрия нико­гда не чека­ни­ла моне­ту. Сре­ди всех про­вин­ций гре­че­ской поло­ви­ны импе­рии один толь­ко Еги­пет не зна­ет ника­кой дру­гой моне­ты, кро­ме цар­ской. Поло­же­ние не изме­ни­лось и в рим­скую эпо­ху. Импе­ра­то­ры уни­что­жи­ли зло­употреб­ле­ния, уко­ре­нив­ши­е­ся при послед­них Лагидах: Август упразд­нил не соот­вет­ст­ву­ю­щую сво­ей реаль­ной сто­и­мо­сти мед­ную моне­ту, и когда Тибе­рий воз­об­но­вил чекан­ку сереб­ря­ной моне­ты, он дал еги­пет­ской сереб­ря­ной моне­те такую же реаль­ную сто­и­мость, как и всей про­чей про­вин­ци­аль­ной раз­мен­ной моне­те импе­рии8. Одна­ко харак­тер чекан­ки остал­ся в основ­ном преж­ний9. Меж­ду номом и поли­сом суще­ст­во­ва­ло такое же раз­ли­чие, как меж­ду богом Хем­ми­сом и богом Алек­сан­дром; в адми­ни­ст­ра­тив­ном отно­ше­нии меж­ду 409 ними раз­ни­цы не было. Еги­пет состо­ял из сово­куп­но­сти посе­ле­ний, пре­иму­ще­ст­вен­но еги­пет­ских и отча­сти гре­че­ских, при­чем все они были лише­ны авто­но­мии и состо­я­ли под непо­сред­ст­вен­ным и абсо­лют­ным управ­ле­ни­ем царя и назна­чен­ных им долж­ност­ных лиц.

Отсут­ст­вие сей­ма

В резуль­та­те таких поряд­ков один Еги­пет сре­ди всех рим­ских про­вин­ций не имел обще­го пред­ста­ви­тель­ства. Сейм явля­ет­ся общим пред­ста­ви­тель­ст­вом само­управ­ля­ю­щих­ся общин про­вин­ции. Но в Егип­те таких общин не суще­ст­во­ва­ло; номы были исклю­чи­тель­но импе­ра­тор­ски­ми, или, вер­нее, цар­ски­ми адми­ни­ст­ра­тив­ны­ми окру­га­ми, и Алек­сан­дрия, нахо­див­ша­я­ся как бы на осо­бом поло­же­нии, с.497 так­же не име­ла насто­я­щей муни­ци­паль­ной орга­ни­за­ции. Вер­хов­ный жрец глав­но­го горо­да стра­ны мог, прав­да, назы­вать себя «вер­хов­ным жре­цом Алек­сан­дрии и все­го Егип­та» (стр. 505, прим. 1); одна­ко хотя он и имел неко­то­рое сход­ство с ази­ар­хом и вифи­ни­ар­хом Малой Азии, глу­бо­кое раз­ли­чие, суще­ст­во­вав­шее меж­ду орга­ни­за­ци­я­ми этой про­вин­ции и Егип­та, лишь при­кры­ва­лось этим внеш­ним сход­ством.

Управ­ле­ние Лагидов

Соот­вет­ст­вен­но с этим управ­ле­ние носи­ло в Егип­те совер­шен­но иной харак­тер, чем во всех осталь­ных обла­стях гре­че­ской и рим­ской циви­ли­за­ции, соеди­нив­ших­ся под конец под управ­ле­ни­ем импе­ра­то­ров. В послед­них везде пра­ви­ла общи­на; пове­ли­тель импе­рии был, в сущ­но­сти, лишь общим пред­ста­ви­те­лем мно­го­чис­лен­ных более или менее авто­ном­ных групп граж­дан, и рядом с поло­жи­тель­ны­ми сто­ро­на­ми само­управ­ле­ния всюду высту­па­ли и его вред­ные и опас­ные сто­ро­ны. В Егип­те вла­сти­те­лем являл­ся царь, жите­ли стра­ны были его под­дан­ны­ми, управ­ле­ние было такое же, как в цар­ских доме­нах. Эта систе­ма управ­ле­ния, свер­ху дони­зу про­ник­ну­тая духом абсо­лю­тиз­ма и в то же вре­мя имев­шая целью дости­же­ние рав­но­го бла­го­по­лу­чия всех под­дан­ных, без раз­ли­чия их ран­га и состо­я­ния, явля­ет­ся осо­бен­но­стью режи­ма Лагидов; она раз­ви­лась, веро­ят­но, ско­рее в про­цес­се элли­ни­за­ции преж­не­го фара­о­нов­ско­го вла­ды­че­ства, чем на осно­ве миро­во­го вла­ды­че­ства, поко­ив­ше­го­ся на город­ской общине, о кото­ром меч­тал вели­кий македо­ня­нин и кото­рое нашло себе наи­бо­лее пол­ное осу­щест­вле­ние в сирий­ской новой Македо­нии (стр. 403). Систе­ма эта тре­бо­ва­ла раз­ви­той и стро­го дис­ци­пли­ни­ро­ван­ной иерар­хии чинов­ни­ков, спра­вед­ли­во­сти в отно­ше­нии выс­ших и низ­ших и тако­го царя, кото­рый не толь­ко лич­но пред­во­ди­тель­ст­во­вал бы вой­ска­ми, но и пре­да­вал­ся бы каж­до­днев­ным пра­ви­тель­ст­вен­ным трудам; и подоб­но тому как эти госуда­ри не совсем без осно­ва­ния при­сва­и­ва­ли себе имя «бла­го­де­те­лей» (εὐερ­γέ­της), монар­хию Лагидов мож­но сопо­ста­вить с монар­хи­ей Фри­дри­ха II, с кото­рой она име­ла мно­го обще­го в сво­их основ­ных чер­тах. Конеч­но, Егип­ту так­же при­шлось узнать обо­рот­ную сто­ро­ну такой систе­мы — неиз­беж­ное кру­ше­ние ее под вла­стью неспо­соб­но­го пра­ви­те­ля. Одна­ко общее пра­ви­ло оста­лось в силе, и прин­ци­пат Авгу­ста рядом с вла­стью сена­та пред­став­лял собой, в сущ­но­сти, соче­та­ние пра­ви­тель­ст­вен­ной систе­мы Лагидов со ста­рым город­ским и феде­ра­тив­ным раз­ви­ти­ем.

Еги­пет и импер­ское управ­ле­ние

Дру­гим след­ст­ви­ем это­го устрой­ства явля­ет­ся неоспо­ри­мое пре­вос­ход­ство еги­пет­ской пра­ви­тель­ст­вен­ной систе­мы над пра­ви­тель­ст­вен­ны­ми систе­ма­ми дру­гих про­вин­ций, осо­бен­но в финан­со­вом отно­ше­нии. Дорим­скую эпо­ху мож­но оха­рак­те­ри­зо­вать как пери­од борь­бы доми­ни­ру­ю­щей в финан­со­вом отно­ше­нии еги­пет­ской дер­жа­вы с ази­ат­ским цар­ст­вом, терри­то­рия кото­ро­го охва­ты­ва­ла весь осталь­ной Восток; в рим­скую эпо­ху это поло­же­ние до извест­ной сте­пе­ни сохра­ни­лось, посколь­ку импер­ские финан­сы нахо­ди­лись с.498 410 в луч­шем состо­я­нии, чем сенат­ские, в осо­бен­но­сти бла­го­да­ря тому, что импе­ра­тор вла­дел всем Егип­том. Если цель государ­ства заклю­ча­ет­ся в том, чтобы извле­кать из отдель­ных обла­стей воз­мож­но боль­ше поступ­ле­ний, то в древ­нем мире Лагиды были поис­ти­не непре­взой­ден­ны­ми государ­ст­вен­ны­ми дея­те­ля­ми. Осо­бен­но мно­го поза­им­ст­во­ва­ли у них в этом отно­ше­нии цеза­ри, для кото­рых они были насто­я­щи­ми учи­те­ля­ми. Мы не име­ем воз­мож­но­сти точ­но ука­зать раз­ме­ры дохо­да, кото­рый давал Риму Еги­пет. В эпо­ху пер­сид­ско­го вла­ды­че­ства Еги­пет упла­чи­вал еже­год­ную подать в 700 вави­лон­ских талан­тов сереб­ром, т. е. при­бли­зи­тель­но 2 млн. золотых руб­лей; еже­год­ные поступ­ле­ния Пто­ле­ме­ев из Егип­та или, вер­нее, со всех их вла­де­ний дости­га­ли в пери­од наи­боль­ше­го рас­цве­та 14800 еги­пет­ских сереб­ря­ных талан­тов, или 28,5 млн. золотых руб­лей, и кро­ме того, 1,5 млн. артаб, т. е. 591000 гек­то­лит­ров пше­ни­цы; в кон­це их вла­ды­че­ства дохо­ды их рав­ня­лись самое боль­шее 6 тыс. талан­тов, или око­ло 11,5 млн. золотых руб­лей, рим­ляне полу­ча­ли из Егип­та еже­год­но третью часть зер­но­во­го хле­ба, необ­хо­ди­мо­го для потреб­ле­ния сто­ли­цы, — 20 млн. моди­ев10, что рав­но 1740000 гек­то­лит­ров; одна­ко часть этих дохо­дов посту­па­ла, конеч­но, из соб­ст­вен­ных вла­де­ний импе­ра­то­ра, а хлеб, может быть, частич­но достав­лял­ся за пла­ту, тогда как, с дру­гой сто­ро­ны, пода­ти, во вся­ком слу­чае зна­чи­тель­ная часть их, пере­во­ди­лись на день­ги; вот поче­му мы не в состо­я­нии, хотя бы толь­ко при­бли­зи­тель­но, уста­но­вить вклад Егип­та в рим­скую импер­скую кас­су. Но эти поступ­ле­ния име­ли решаю­щее зна­че­ние для эко­но­ми­ки рим­ско­го государ­ства не толь­ко пото­му, что они были так вели­ки, но и пото­му, что они слу­жи­ли образ­цом преж­де все­го для управ­ле­ния импе­ра­тор­ски­ми доме­на­ми в осталь­ных про­вин­ци­ях и вооб­ще для все­го импер­ско­го управ­ле­ния, как это будет вид­но из его опи­са­ния.

При­ви­ле­ги­ро­ван­ное поло­же­ние элли­нов

Но если в Егип­те не было ком­му­наль­но­го само­управ­ле­ния, так что в этом отно­ше­нии обе нации, состав­ляв­шие это государ­ство, являв­ше­е­ся, подоб­но сирий­ско­му, дву­на­цио­наль­ным, нахо­ди­лись в оди­на­ко­вом поло­же­нии, то в дру­гом отно­ше­нии они были разде­ле­ны таки­ми пре­гра­да­ми, для кото­рых Сирия не дает ника­кой парал­ле­ли. Македон­ские заво­е­ва­те­ли уста­но­ви­ли такой порядок, что при­над­леж­ность чело­ве­ка к тому или дру­го­му еги­пет­ско­му посе­ле­нию лиша­ла его пра­ва зани­мать все обще­ст­вен­ные долж­но­сти и нести воен­ную служ­бу с.499 на более выгод­ных усло­ви­ях. Там, где государ­ство ока­зы­ва­ло сво­им граж­да­нам какие-нибудь мило­сти, эти мило­сти рас­про­стра­ня­лись толь­ко на граж­дан гре­че­ских общин11; напро­тив, подуш­ную подать пла­ти­ли толь­ко егип­тяне, в то вре­мя как жив­шие в отдель­ных еги­пет­ских окру­гах алек­сан­дрий­цы осво­бож­да­лись даже от общин­ных повин­но­стей, кото­рые долж­ны были нести посто­ян­ные жите­ли этих окру­гов12. Хотя в слу­чае про­вин­но­сти алек­сан­дри­ец 411 рас­пла­чи­вал­ся спи­ной так же, как и егип­тя­нин, одна­ко пер­вый мог хва­лить­ся и хва­лил­ся, что его бьют пал­кой, а егип­тя­ни­на — пле­тью13.

Даже при­об­ре­те­ние луч­ше­го граж­дан­ско­го пра­ва было егип­тя­нам запре­ще­но14. В спис­ки граж­дан двух боль­ших гре­че­ских горо­дов в Ниж­нем и Верх­нем Егип­те, полу­чив­ших свое устрой­ство от обо­их осно­ва­те­лей цар­ства и назван­ных их име­на­ми, были зане­се­ны лица, при­над­ле­жав­шие к гос­под­ст­ву­ю­ще­му наро­ду, и обла­да­ние граж­дан­ски­ми пра­ва­ми в одном из этих горо­дов в пто­ле­ме­ев­ском Егип­те было рав­но­силь­но обла­да­нию граж­дан­ски­ми пра­ва­ми в Рим­ской импе­рии. Пто­ле­меи пол­но­стью осу­ществля­ли на прак­ти­ке совет Ари­сто­те­ля Алек­сан­дру — быть для элли­нов пра­ви­те­лем (ἡγε­μών), а для вар­ва­ров — гос­по­ди­ном, забо­тить­ся о пер­вых, как о дру­зьях и това­ри­щах, а послед­ни­ми поль­зо­вать­ся, как живот­ны­ми и рас­те­ни­я­ми. Царь, пре­взо­шед­ший сво­его настав­ни­ка вели­чи­ем души и широтой взглядов, леле­ял более воз­вы­шен­ную идею пре­вра­ще­ния вар­ва­ров в элли­нов или, по мень­шей мере, заме­ны вар­вар­ских посе­ле­ний эллин­ски­ми, и его пре­ем­ни­ки почти повсюду, а осо­бен­но в Сирии, уси­лен­но вопло­ща­ли эту идею в с.500 жизнь15. В Егип­те не про­изо­шло ниче­го подоб­но­го. Прав­да, его гре­че­ские вла­сти­те­ли пыта­лись под­дер­жи­вать связь с тузем­ным насе­ле­ни­ем, осо­бен­но на рели­ги­оз­ной поч­ве, и стре­ми­лись гос­под­ст­во­вать не столь­ко над егип­тя­на­ми в каче­стве гре­ков, сколь­ко над все­ми вооб­ще под­дан­ны­ми в каче­стве зем­ных богов; одна­ко при этом сохра­ня­лось нера­вен­ство в пра­вах сре­ди их под­дан­ных.

Пер­со­наль­ные при­ви­ле­гии в рим­скую эпо­ху

Так как рим­ляне на Восто­ке вооб­ще про­дол­жа­ли дело гре­ков, то и лише­ние тузем­цев-егип­тян воз­мож­но­сти при­об­ре­те­ния прав гре­че­ско­го граж­дан­ства не толь­ко сохра­ни­лось, но к это­му был добав­лен запрет полу­чать пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства. Напро­тив, еги­пет­ский грек мог при­об­ре­сти рим­ское граж­дан­ство так же, как и вся­кий дру­гой неграж­да­нин. Конеч­но, доступ в сенат был для него закрыт, как и для рим­ско­го граж­да­ни­на из Гал­лии (стр. 96), и это огра­ни­че­ние для Егип­та оста­ва­лось в силе гораздо доль­ше, чем для 412 Гал­лии16: толь­ко в нача­ле III в. его ста­ли в отдель­ных слу­ча­ях нару­шать, но, как пра­ви­ло, оно дер­жа­лось еще и в V в. В самом Егип­те места выс­ших долж­ност­ных лиц, т. е. тех, ком­пе­тен­ция кото­рых охва­ты­ва­ла все про­вин­ции, а так­же офи­цер­ские места, пре­до­став­ля­лись исклю­чи­тель­но рим­ским граж­да­нам, при­том лишь тем, кото­рые обла­да­ли всад­ни­че­ским цен­зом; таков был общий порядок, при­ня­тый в импе­рии, и подоб­ны­ми же при­ви­ле­ги­я­ми при пер­вых Лагидах поль­зо­ва­лись в Егип­те в отли­чие от осталь­ных гре­ков македо­няне. Долж­но­сти вто­ро­го раз­ряда оста­ва­лись и при рим­ском вла­ды­че­стве, как рань­ше, недо­ступ­ны­ми для самих егип­тян и заме­ща­лись гре­ка­ми, в первую оче­редь граж­да­на­ми Алек­сан­дрии и Пто­ле­ма­иды. Если на импер­ской воен­ной служ­бе для зачис­ле­ния в вой­ска пер­во­го клас­са тре­бо­ва­лось обла­да­ние пра­ва­ми рим­ско­го граж­дан­ства, то все же в леги­о­ны, сто­яв­шие в самом Егип­те, неред­ко допус­ка­лись и про­жи­вав­шие в Егип­те гре­ки, при­чем при при­зы­ве им пре­до­став­ля­лись пра­ва рим­ско­го граж­дан­ства. Во вспо­мо­га­тель­ные вой­ска гре­ков зачис­ля­ли без вся­ких огра­ни­че­ний; но егип­тяне и в эту кате­го­рию допус­ка­лись ред­ко или вовсе не допус­ка­лись; напро­тив, они исполь­зо­ва­лись впо­след­ст­вии в боль­шом коли­че­стве для служ­бы в вой­сках самой низ­кой кате­го­рии, имен­но во фло­те, эки­паж кото­ро­го в пер­вые годы импе­рии состав­лял­ся еще с.501 из рабов. С тече­ни­ем вре­ме­ни огра­ни­че­ние прав еги­пет­ских уро­жен­цев ста­ло менее стро­гим, и они доволь­но часто ста­ли полу­чать гре­че­ское граж­дан­ство, а вслед за тем и рим­ское; но в общем рим­ский режим был попро­сту про­дол­же­ни­ем гре­че­ско­го вла­ды­че­ства, рав­но как и гре­че­ской обособ­лен­но­сти. И если македон­ское пра­ви­тель­ство огра­ни­чи­лось осно­ва­ни­ем Алек­сан­дрии и Пто­ле­ма­иды, то и рим­ское пра­ви­тель­ство толь­ко в этой про­вин­ции не осно­ва­ло ни еди­ной коло­нии17.

Мест­ный язык

Употреб­ле­ние язы­ков в Егип­те при рим­ля­нах оста­лось, в сущ­но­сти, таким же, как оно было уста­нов­ле­но Пто­ле­ме­я­ми. За исклю­че­ни­ем войск, в кото­рых употреб­лял­ся толь­ко латин­ский язык, все дела в выс­ших при­сут­ст­вен­ных местах велись на гре­че­ском язы­ке; ни тузем­ным язы­ком, кото­рый корен­ным обра­зом отли­ча­ет­ся и от семит­ских и от арий­ских язы­ков, но, быть может, име­ет бли­жай­шее род­ство с язы­ком бер­бе­ров Север­ной Афри­ки, ни тузем­ной пись­мен­но­стью рим­ские вла­сти­те­ли и их намест­ни­ки нико­гда не поль­зо­ва­лись; уже при Пто­ле­ме­ях к напи­сан­ным на еги­пет­ском язы­ке дело­вым бума­гам над­ле­жа­ло при­ла­гать гре­че­ский пере­вод, что оста­ва­лось в силе и при их рим­ских пре­ем­ни­ках. Прав­да, егип­тя­нам не воз­бра­ня­лось по-преж­не­му поль­зо­вать­ся мест­ным язы­ком и сво­и­ми древни­ми свя­щен­ны­ми пись­ме­на­ми, посколь­ку это тре­бо­ва­лось риту­а­лом или вооб­ще каза­лось им целе­со­об­раз­ным; в самом деле, на этой древ­ней родине пись­мен­но­сти не толь­ко в дого­во­рах меж­ду част­ны­ми лица­ми, но и в подат­ных кви­тан­ци­ях и тому подоб­ных 413 дело­вых бума­гах в повсе­днев­ном оби­хо­де при­хо­ди­лось допус­кать употреб­ле­ние един­ст­вен­но доступ­но­го широ­ким мас­сам мест­но­го язы­ка, а так­же обще­употре­би­тель­ной пись­мен­но­сти. Но это было уступ­кой, в то вре­мя как гос­под­ст­во­вав­ший там элли­низм стре­мил­ся рас­ши­рить сфе­ру сво­его вла­ды­че­ства. Тен­ден­ция дать для всех гос­под­ст­во­вав­ших в стране воз­зре­ний и тра­ди­ций обще­по­нят­ное выра­же­ние так­же и на гре­че­ском язы­ке вызва­ла в Егип­те более широ­кое, чем где-либо в дру­гом месте, рас­про­стра­не­ние двой­ных назва­ний. Все еги­пет­ские боже­ства, име­на кото­рых не были при­выч­ны­ми даже для гре­ков, как, напри­мер, Изи­да, были отож­дест­вле­ны с соот­вет­ст­во­вав­ши­ми им или даже не соот­вет­ст­во­вав­ши­ми гре­че­ски­ми; быть может, поло­ви­на гео­гра­фи­че­ских пунк­тов и мно­же­ство лиц носи­ли одно­вре­мен­но тузем­ное и гре­че­ское назва­ние.

Посте­пен­но элли­низм окон­ча­тель­но укре­пил­ся в этой обла­сти. Древ­нее свя­щен­ное пись­мо встре­ча­ет­ся на дошед­ших до нас памят­ни­ках в послед­ний раз при импе­ра­то­ре Деции око­ло поло­ви­ны III в., а его более употре­би­тель­ная раз­но­вид­ность — в послед­ний раз в поло­вине V в., но из повсе­днев­но­го употреб­ле­ния с.502 и то и дру­гое исчез­ли зна­чи­тель­но рань­ше. Этот факт отра­жа­ет пре­не­бре­же­ние к тузем­ным эле­мен­там циви­ли­за­ции и упа­док этих эле­мен­тов. Мест­ный язык еще дол­го дер­жал­ся в отда­лен­ных угол­ках стра­ны и сре­ди низ­ших сло­ев насе­ле­ния и окон­ча­тель­но исчез лишь в XVII в., но рань­ше чем это про­изо­шло, этот язык, язык коптов, подоб­но сирий­ско­му, бла­го­да­ря введе­нию хри­сти­ан­ства и стрем­ле­нию послед­не­го вызвать к жиз­ни народ­но-хри­сти­ан­скую лите­ра­ту­ру до извест­ной сте­пе­ни пере­жил воз­рож­де­ние в позд­ней­шую эпо­ху импе­рии.

Упразд­не­ние рези­ден­ции

В отно­ше­нии управ­ле­ния важ­ным момен­том явля­ет­ся преж­де все­го упразд­не­ние дво­ра и рези­ден­ции, как неиз­беж­ное послед­ст­вие при­со­еди­не­ния Авгу­стом Егип­та к импе­рии. Прав­да, что мог­ло сохра­нить­ся, то сохра­ни­лось. В над­пи­сях, сде­лан­ных на мест­ном язы­ке, сле­до­ва­тель­но, пред­на­зна­чав­ших­ся толь­ко для егип­тян, импе­ра­то­ры, как и Пто­ле­меи, име­ну­ют­ся царя­ми Верх­не­го и Ниж­не­го Егип­та и избран­ни­ка­ми мест­ных богов, при этом так­же — чего не было у Пто­ле­ме­ев — вели­ки­ми царя­ми18. Вре­мя счи­та­ли в Егип­те, как и рань­ше, по мест­но­му кален­да­рю и по годам прав­ле­ния царей, а затем рим­ских вла­сти­те­лей; золо­той кубок, кото­рый царь еже­год­но в июне бро­сал в под­ни­мав­ши­е­ся воды Нила, стал теперь бро­сать рим­ский намест­ник. Впро­чем, этим мно­го­го не достиг­ли. Рим­ский импе­ра­тор не мог испол­нять роль еги­пет­ско­го царя, несов­ме­сти­мую с его поло­же­ни­ем в импе­рии. Опыт с назна­че­ни­ем в каче­стве сво­его пред­ста­ви­те­ля соб­ст­вен­но­го под­чи­нен­но­го ока­зал­ся для ново­го вла­сти­те­ля стра­ны неудач­ным при пер­вом же назна­че­нии в Егип­те 414 намест­ни­ка; этот намест­ник, спо­соб­ный офи­цер и талант­ли­вый поэт, кото­рый не смог удер­жать­ся от того, чтобы не напи­сать свое имя на пира­мидах, был из-за это­го сме­щен и погиб. В этом отно­ше­нии было необ­хо­ди­мо поста­вить здесь извест­ные пре­гра­ды. Рим­ский намест­ник мог, подоб­но царю, вести дела, под­ле­жав­шие ком­пе­тен­ции само­го вла­сти­те­ля, как в пра­ви­тель­ст­вен­ной систе­ме Алек­сандра19, так и в систе­ме с.503 рим­ско­го прин­ци­па­та; но царем он не дол­жен был ни быть, ни казать­ся20. Жите­ли вто­ро­го горо­да мира вос­при­ня­ли это, несо­мнен­но, с глу­бо­ким чув­ст­вом огор­че­ния. Про­стая сме­на дина­стий не име­ла бы осо­бен­но боль­шо­го зна­че­ния. Но такой двор, как двор Пто­ле­ме­ев, сохра­нив­ший весь цере­мо­ни­ал фара­о­нов, царь и цари­ца в их обла­че­нии, напо­ми­наю­щем оде­я­ния богов, пыш­ность празд­нич­ных про­цес­сий, при­ем жре­цов и послов, при­двор­ные пиры, пыш­ные коро­на­ци­он­ные обряды, обряды при­не­се­ния при­ся­ги, бра­ко­со­че­та­ния, погре­бе­ния, при­двор­ные долж­но­сти тело­хра­ни­те­лей и вер­хов­но­го тело­хра­ни­те­ля (ἀρχι­σωμα­τοφύ­λαξ), впус­каю­ще­го во дво­рец камер­ге­ра (εἰσαγ­γε­λεύς), вер­хов­но­го столь­ни­ка (ἀρχε­δέατ­ρος), глав­но­го лов­че­го (ἀρχι­κυνη­γός), род­ст­вен­ни­ки и дру­зья царя, почет­ные зна­ки отли­чия — все это раз навсе­гда исчез­ло для алек­сан­дрий­цев с момен­та пере­не­се­ния рези­ден­ции вла­сти­те­ля с Нила на Тибр. Толь­ко обе зна­ме­ни­тые алек­сан­дрий­ские биб­лио­те­ки со всем их аппа­ра­том и слу­жеб­ным пер­со­на­лом оста­лись там, как вос­по­ми­на­ние о былом цар­ском вели­чии. Еги­пет, несо­мнен­но, постра­дал гораздо боль­ше, чем Сирия, в резуль­та­те низ­ло­же­ния его преж­них вла­сти­те­лей; прав­да, оба эти наро­да нахо­ди­лись в состо­я­нии тако­го бес­си­лия, что долж­ны были при­ни­мать все усло­вия, кото­рые им ста­ви­лись, и о сопро­тив­ле­нии в свя­зи с утра­той их миро­во­го поло­же­ния ни в Егип­те, ни в Сирии даже не помыш­ля­ли.

Долж­ност­ные лица

Управ­ле­ние стра­ной нахо­ди­лось, как было уже ска­за­но, в руках «заме­сти­те­ля», т. е. вице-царя; хотя новый вла­сти­тель отка­зал­ся при­нять титул царя Егип­та или дать его кому-либо из сво­их наи­бо­лее высо­ко­по­став­лен­ных чинов­ни­ков, одна­ко, по сути дела, он поль­зо­вал­ся вла­стью как истый пре­ем­ник Пто­ле­ме­ев, и вся вер­хов­ная граж­дан­ская и воен­ная власть была сосре­дото­че­на в его руках или в руках его пред­ста­ви­те­ля. Выше было уже ука­за­но, что этот пост не мог­ли зани­мать ни неграж­дане, ни сена­то­ры; ино­гда он давал­ся алек­сан­дрий­цам, если они полу­ча­ли пра­ва граж­дан­ства, и, как исклю­че­ние, дости­га­ли всад­ни­че­ско­го зва­ния21. Впро­чем, долж­ность эта по ран­гу и по тому вли­я­нию, с кото­рым она была свя­за­на, пер­во­на­чаль­но счи­та­лась выше всех про­чих несе­на­тор­ских долж­но­стей, а позд­нее усту­па­ла толь­ко долж­но­сти 415 началь­ни­ка импе­ра­тор­ской с.504 гвар­дии. Кро­ме офи­це­ров в соб­ст­вен­ном смыс­ле, — при­чем отступ­ле­ния от обыч­но­го поряд­ка заклю­ча­лись здесь лишь в том, что офи­цер­ских долж­но­стей не мог­ли зани­мать сена­то­ры, в свя­зи с чем коман­ди­ры леги­о­нов носи­ли более низ­кий титул (пре­фект вме­сто лега­та), — рядом с намест­ни­ком и в под­чи­не­нии ему состо­я­ли на служ­бе назна­чав­ши­е­ся так­же для все­го Егип­та выс­ший чинов­ник юсти­ции и выс­ший началь­ник финан­со­во­го управ­ле­ния — оба рим­ские граж­дане всад­ни­че­ско­го ран­га; эти долж­но­сти, по-види­мо­му, были заим­ст­во­ва­ны не из адми­ни­ст­ра­тив­ной систе­мы Пто­ле­ме­ев, но из прак­ти­ки дру­гих импе­ра­тор­ских про­вин­ций, где ана­ло­гич­ные долж­ност­ные лица сто­я­ли рядом с намест­ни­ком и под­чи­ня­лись ему22. Все осталь­ные чинов­ни­ки функ­ци­о­ни­ро­ва­ли лишь в пре­де­лах отдель­ных окру­гов, в боль­шин­стве слу­ча­ев их долж­но­сти сохра­ни­лись от пто­ле­ме­ев­ско­го устрой­ства. В каче­стве симп­то­ма уси­лив­ше­го­ся в пери­од импе­рии вытес­не­ния из маги­ст­ра­ту­ры тузем­ных эле­мен­тов заслу­жи­ва­ет вни­ма­ния то обсто­я­тель­ство, что пра­ви­те­ли трех про­вин­ций — Ниж­не­го, Сред­не­го и Верх­не­го Егип­та, — наде­лен­ные, за исклю­че­ни­ем коман­до­ва­ния вой­ска­ми, оди­на­ко­вой с намест­ни­ком ком­пе­тен­ци­ей, в годы прин­ци­па­та Авгу­ста назна­ча­лись из еги­пет­ских гре­ков, а впо­след­ст­вии, как и выс­шие чинов­ни­ки в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва, — из рим­ских всад­ни­ков.

Ниже этих выс­ших и сред­них чинов­ни­ков сто­я­ли мест­ные чинов­ни­ки, началь­ни­ки еги­пет­ских и гре­че­ских горо­дов вме­сте с их весь­ма мно­го­чис­лен­ны­ми под­чи­нен­ны­ми, заня­ты­ми взи­ма­ни­ем нало­гов и раз­но­об­раз­ных сбо­ров с тор­го­вых обо­ротов, далее, с.505 в отдель­ных окру­гах началь­ни­ки участ­ков, на кото­рые дели­лись эти окру­га, и сел; послед­ние долж­но­сти счи­та­лись ско­рее обре­ме­ни­тель­ны­ми, чем почет­ны­ми, и воз­ла­га­лись выс­ши­ми чинов­ни­ка­ми на людей, при­над­ле­жав­ших к извест­ной мест­но­сти или в ней про­жи­вав­ших, за исклю­че­ни­ем, одна­ко, алек­сан­дрий­цев; важ­ней­шая из этих 416 долж­но­стей — началь­ст­во­ва­ние номом — заме­ща­лась лицом, назна­чае­мым намест­ни­ком на три года. В гре­че­ских горо­дах мест­ные вла­сти были иные и по чис­лу и по назва­нию; в част­но­сти, в Алек­сан­дрии функ­ци­о­ни­ро­ва­ли четы­ре выс­ших долж­ност­ных лица: жрец Алек­сандра23, город­ской сек­ре­тарь с.506 (ὑπομ­νη­ματογ­ρά­φος)24, вер­хов­ный судья (ἀρχι­δικασ­τής) и началь­ник ноч­ной охра­ны (νυκ­τε­ρινὸς στρα­τηγός). Само собой понят­но, что эти долж­но­сти были выше, чем долж­ность стра­те­га нома; это ясно вид­но и из того, что пер­во­му долж­ност­но­му лицу Алек­сан­дрии раз­ре­ша­лось носить пур­пур. Впро­чем, они так­же ведут свое нача­ло от эпо­хи Пто­ле­ме­ев; подоб­но началь­ни­кам номов, эти чинов­ни­ки назна­ча­ют­ся рим­ским пра­ви­тель­ст­вом из посто­ян­ных жите­лей на опре­де­лен­ный срок. Сре­ди город­ских началь­ни­ков не встре­ча­ет­ся рим­ских чинов­ни­ков по назна­че­нию импе­ра­то­ра. Но жрец Мусея, быв­ший одно­вре­мен­но и пре­зи­ден­том Алек­сан­дрий­ской ака­де­мии наук и заве­до­вав­ший зна­чи­тель­ны­ми денеж­ны­ми сред­ства­ми это­го учреж­де­ния, назна­чал­ся импе­ра­то­ром; точ­но так же долж­ность попе­чи­те­ля гроб­ни­цы Алек­сандра и свя­зан­ных с нею 417 зда­ний и неко­то­рые дру­гие важ­ные посты в сто­ли­це Егип­та заме­ща­лись по назна­че­нию рим­ско­го пра­ви­тель­ства лица­ми всад­ни­че­ско­го ран­га25.

Вос­ста­ния

Само собой разу­ме­ет­ся, что жите­ли Алек­сан­дрии и егип­тяне вовле­ка­лись в те вол­не­ния, кото­рые под­ни­ма­ли на Восто­ке пре­тен­ден­ты на пре­стол, и все­гда при­ни­ма­ли в них уча­стие; так здесь были про­воз­гла­ше­ны импе­ра­то­ра­ми Вес­па­си­ан, Кас­сий, Нигр, Мак­ри­ан (стр. 389), сын Зино­вии — Вабал­лат, Проб. Но ни в одном из этих собы­тий ини­ци­а­ти­ва не исхо­ди­ла от граж­дан Алек­сан­дрии или от мало­зна­чи­тель­ных еги­пет­ских войск, и боль­шин­ство этих рево­лю­ций, в том чис­ле и те, кото­рые окан­чи­ва­лись пора­же­ни­ем, не име­ли для Егип­та осо­бен­но ощу­ти­тель­ных послед­ст­вий.

Вос­ста­ние в эпо­ху подъ­ема Паль­ми­ры

Одна­ко дви­же­ние, свя­зан­ное с име­нем Зино­вии (стр. 393), ока­за­лось для Алек­сан­дрии и для все­го Егип­та почти столь же роко­вым, как и для Паль­ми­ры. В горо­де и во всей стране боро­лись друг про­тив дру­га ору­жи­ем и под­жо­га­ми сто­рон­ни­ки Паль­ми­ры и сто­рон­ни­ки Рима. Через южную гра­ни­цу в Еги­пет про­ник­ли вар­вар­ские пле­ме­на бле­ми­ев, по-види­мо­му, по согла­ше­нию с настро­ен­ной в поль­зу Паль­ми­ры частью еги­пет­ско­го насе­ле­ния, и завла­де­ли боль­шей частью Верх­не­го Егип­та26. В Алек­сан­дрии сно­ше­ния меж­ду с.507 обо­и­ми враж­деб­ны­ми квар­та­ла­ми были пре­рва­ны; даже достав­ка писем была затруд­ни­тель­на и опас­на27. Ули­цы были зали­ты кро­вью и зава­ле­ны непо­гре­бен­ны­ми тру­па­ми. Вызван­ные этим моро­вые повет­рия сви­реп­ст­во­ва­ли страш­нее, чем меч; в довер­ше­ние всех напа­стей Нил раз­лил­ся сла­бо, и к про­чим бед­ст­ви­ям при­со­еди­нил­ся еще голод. Насе­ле­ние так силь­но умень­ши­лось, что, по сло­вам совре­мен­ни­ка, в Алек­сан­дрии рань­ше было боль­ше ста­ри­ков, чем впо­след­ст­вии всех граж­дан вооб­ще. Когда нако­нец взял верх при­слан­ный Клав­ди­ем пол­ко­во­дец Проб, сто­рон­ни­ки паль­мир­цев, в том чис­ле боль­шин­ство чле­нов сове­та, бро­си­лись в хоро­шо укреп­лен­ный кастель Пру­хей, нахо­див­ший­ся непо­да­ле­ку от горо­да; и хотя в ответ на обе­ща­ние Про­ба сохра­нить жизнь тем, кто пре­кра­тит борь­бу, огром­ное боль­шин­ство изъ­яви­ло покор­ность, зна­чи­тель­ная часть граж­дан упор­но про­дол­жа­ла отча­ян­ное сопро­тив­ле­ние, напря­гая послед­ние силы. Голод нако­нец заста­вил оса­жден­ных сдать­ся, 418 кре­пость была сры­та до осно­ва­ния (270) и с тех пор оста­ва­лась в запу­сте­нии; сте­ны горо­да были раз­ру­ше­ны. Бле­мии про­дер­жа­лись в стране еще несколь­ко лет; лишь импе­ра­тор Проб отнял у них обрат­но Пто­ле­ма­иду и Копт и изгнал их из стра­ны. Веро­ят­но, бед­ст­вен­ное поло­же­ние, порож­ден­ное эти­ми не пре­кра­щав­ши­ми­ся в тече­ние ряда лет сму­та­ми, и вызва­ло един­ст­вен­ную извест­ную нам рево­лю­цию в Егип­те28.

Воз­му­ще­ние при Дио­кле­ти­ане

В прав­ле­ние Дио­кле­ти­а­на насе­ле­ние Егип­та и граж­дане Алек­сан­дрии — неиз­вест­но по какой при­чине и с какой целью — под­ня­ли вос­ста­ние про­тив пра­ви­тель­ства. Были выстав­ле­ны два раз­лич­ных пре­тен­ден­та на пре­стол — Луций Доми­ций Доми­ци­ан и Ахилл, если толь­ко оба эти име­ни не при­над­ле­жат одно­му и тому же лицу. Вос­ста­ние про­дол­жа­лось три или четы­ре года; горо­да Буси­рис, в дель­те Нила, и Копт, неда­ле­ко от Фив, были раз­ру­ше­ны пра­ви­тель­ст­вен­ны­ми вой­ска­ми, и в кон­це кон­цов сто­ли­ца была взя­та под лич­ным коман­до­ва­ни­ем Дио­кле­ти­а­на вес­ной 297 г. после вось­ми­ме­сяч­ной оса­ды. Ничто не гово­рит так крас­но­ре­чи­во об упад­ке этой бога­той стра­ны, нуж­дав­шей­ся, одна­ко, для сво­его суще­ст­во­ва­ния во с.508 внут­рен­нем и внеш­нем мире, как после­до­вав­шее в 302 г. рас­по­ря­же­ние того же Дио­кле­ти­а­на о том, чтобы часть еги­пет­ско­го хле­ба, посы­лав­ше­го­ся до сих пор в Рим, посту­па­ла впредь на нуж­ды алек­сан­дрий­ских граж­дан29. Прав­да, это отно­сит­ся к чис­лу тех меро­при­я­тий, кото­рые име­ли целью лишить Рим его зна­че­ния как сто­ли­цы импе­рии; но так как импе­ра­тор, конеч­но, не имел ника­ких осно­ва­ний ока­зы­вать мило­сти алек­сан­дрий­цам, то тако­го рода постав­ка им хле­ба ясно свиде­тель­ст­ву­ет о царив­шей в горо­де нуж­де.

Зем­леде­лие

В эко­но­ми­че­ском отно­ше­нии Еги­пет, как извест­но, явля­ет­ся преж­де все­го стра­ной зем­ледель­че­ской. Прав­да, «чер­ная зем­ля» — тако­во зна­че­ние тузем­но­го назва­ния стра­ны Хеми — пред­став­ля­ет собой лишь узкую двой­ную поло­су по обе сто­ро­ны могу­че­го Нила, про­те­каю­ще­го, начи­ная от послед­не­го ката­рак­та у Сие­ны, южной гра­ни­цы соб­ст­вен­но Егип­та, на про­тя­же­нии 120 миль[1] мно­го­вод­ным широ­ким пото­ком по рас­сти­лаю­щей­ся спра­ва и сле­ва жел­той пустыне к Сре­ди­зем­но­му морю; толь­ко при самом впа­де­нии Нила «дар реки», его дель­та, рас­ши­ря­ет­ся в обе сто­ро­ны сре­ди мно­го­чис­лен­ных рука­вов его устья. И про­из­во­ди­тель­ность этих про­странств зем­ли из года в год зави­сит от Нила и от его подъ­ема на 16 лок­тей — от 16 детей, играю­щих вокруг отца, как изо­бра­зи­ло еги­пет­ское искус­ство бога этой реки; с пол­ным осно­ва­ни­ем ара­бы назы­ва­ют более низ­кий уро­вень «анге­лом смер­ти», пото­му что, если река не дости­га­ет над­ле­жа­щей высоты, то всю еги­пет­скую зем­лю пости­га­ет голод и разо­ре­ние. Но в общем Еги­пет, где рас­хо­ды по обра­бот­ке зем­ли чрез­вы­чай­но низ­ки, где пше­ни­ца родит­ся сам-сто и где раз­веде­ние ово­щей, вино­де­лие, куль­ту­ра дере­вьев, осо­бен­но фини­ко­вой паль­мы, и ското­вод­ство при­но­сят хоро­шие дохо­ды, может не толь­ко про­кор­мить мно­го­чис­лен­ное насе­ле­ние, но и в боль­шом коли­че­стве выво­зить хлеб за гра­ни­цу. Это при­ве­ло к тому, что с утвер­жде­ни­ем 419 в стране чуже­зем­но­го гос­под­ства ей самой оста­ва­лось от соб­ст­вен­но­го богат­ства немно­го. При­бли­зи­тель­но так же, как в пер­сид­ское вре­мя и в наши дни, Нил раз­ли­вал­ся, а егип­тяне нес­ли бар­щи­ну глав­ным обра­зом для чуже­зем­цев, и имен­но поэто­му Еги­пет игра­ет важ­ную роль в исто­рии импе­ра­тор­ско­го Рима. С тех пор как в Ита­лии зем­леде­лие при­шло в упа­док и Рим сде­лал­ся вели­чай­шим горо­дом в мире, он стал нуж­дать­ся в посто­ян­ном импор­те деше­во­го хле­ба. Прин­ци­пат укре­пил­ся преж­де все­го бла­го­да­ря тому, что смог раз­ре­шить нелег­кую хозяй­ст­вен­ную зада­чу — обес­пе­чить в финан­со­вом отно­ше­нии под­воз хле­ба в сто­ли­цу. Раз­ре­ше­ние этой зада­чи ока­за­лось воз­мож­ным бла­го­да­ря обла­да­нию Егип­том, и, посколь­ку здесь рас­по­ря­жал­ся толь­ко импе­ра­тор, он, вла­дея Егип­том, дер­жал под угро­зой Ита­лию с сосед­ни­ми обла­стя­ми. Когда Вес­па­си­ан при­шел к вла­сти, он послал свои вой­ска с.509 в Ита­лию, а сам напра­вил­ся в Еги­пет и завла­дел Римом, захва­тив флот, кото­рый пере­во­зил хлеб. Вся­кий раз, когда тот или иной рим­ский пра­ви­тель начи­нал заду­мы­вать­ся о пере­не­се­нии рези­ден­ции пра­ви­тель­ства на Восток, как это рас­ска­зы­ва­ют о Цеза­ре, Анто­нии, Нероне и Гете, их мыс­ли как бы сами собой направ­ля­лись не к Антио­хии, хотя этот город был тогда обыч­ной рези­ден­ци­ей импе­ра­то­ров на Восто­ке, но туда, где заро­дил­ся прин­ци­пат и где он видел свой глав­ный оплот, т. е. к Алек­сан­дрии.

Поэто­му рим­ское пра­ви­тель­ство более рев­ност­но забо­ти­лось о повы­ше­нии уров­ня зем­леде­лия в Егип­те, чем где-либо в дру­гих местах. Так как здесь зем­леде­лие зави­се­ло от раз­ли­вов Нила, то было воз­мож­но зна­чи­тель­но рас­ши­рять год­ную для обра­бот­ки пло­щадь зем­ли посред­ст­вом систе­ма­ти­че­ско­го про­веде­ния вод­ных соору­же­ний, искус­ст­вен­ных кана­лов, пло­тин и водо­е­мов. В счаст­ли­вые вре­ме­на Егип­та — роди­ны меже­ва­ния и искус­ст­вен­ных соору­же­ний — в этом отно­ше­нии было сде­ла­но очень мно­го; но эти в выс­шей сте­пе­ни полез­ные соору­же­ния при послед­них жал­ких пра­ви­тель­ствах, веч­но испы­ты­вав­ших финан­со­вые затруд­не­ния, при­шли в пол­ней­ший упа­док. Достой­ным нача­лом рим­ско­го гос­под­ства в Егип­те яви­лась пред­при­ня­тая Авгу­стом с помо­щью сто­яв­ших в Егип­те войск осно­ва­тель­ная про­чист­ка и рестав­ра­ция ниль­ских кана­лов. Если до рим­ско­го вла­ды­че­ства пол­ный уро­жай тре­бо­вал высоты воды в 14 лок­тей, а при 8 лок­тях насту­пал неуро­жай, то впо­след­ст­вии, когда кана­лы были при­веде­ны в исправ­ное состо­я­ние, для пол­но­го уро­жая было доста­точ­но уже уров­ня в 12 лок­тей, а при 8 лок­тях все еще бывал удо­вле­тво­ри­тель­ный уро­жай. Несколь­ко сто­ле­тий спу­стя импе­ра­тор Проб не толь­ко осво­бо­дил Еги­пет от эфи­о­пов, но и реста­ври­ро­вал вод­ные соору­же­ния на Ниле. Вооб­ще мож­но ска­зать, что луч­шие из пре­ем­ни­ков Авгу­ста управ­ля­ли стра­ной в его духе и что бла­го­да­ря внут­рен­не­му миру и без­опас­но­сти, не нару­шав­шим­ся в тече­ние ряда сто­ле­тий, зем­леде­лие в Егип­те нахо­ди­лось при рим­ском прин­ци­па­те в посто­ян­ном про­цве­та­нии. Мы не име­ем воз­мож­но­сти точ­но выяс­нить, какое дей­ст­вие ока­зы­ва­ло такое поло­же­ние вещей на самих егип­тян. Боль­шу́ю часть поступ­ле­ний из Егип­та дава­ли импе­ра­тор­ские доме­ны, кото­рые и в рим­скую эпо­ху и в более ран­нее вре­мя состав­ля­ли зна­чи­тель­ную долю всей земель­ной пло­ща­ди30; обра­бот­ка этих с.510 вла­де­ний сто­и­ла недо­ро­го: на долю 420 зани­мав­ших­ся ею мел­ких арен­да­то­ров оста­ва­лась, долж­но быть, лишь скром­ная часть дохо­да или же им при­хо­ди­лось доро­го пла­тить за арен­ду. Но и мно­го­чис­лен­ные, пре­иму­ще­ст­вен­но мел­кие соб­ст­вен­ни­ки были обло­же­ны высо­кой земель­ной пода­тью хле­бом или день­га­ми. Зем­ледель­че­ское насе­ле­ние, потреб­но­сти кото­ро­го были весь­ма уме­рен­ны, оста­ва­лось в эпо­ху импе­рии доволь­но мно­го­чис­лен­ным. Одна­ко нало­ги, несо­мнен­но, были выше при рим­ском чуже­зем­ном вла­ды­че­стве, чем под отнюдь не мяг­ким управ­ле­ни­ем Пто­ле­ме­ев; тяжесть подат­но­го бре­ме­ни усу­губ­ля­лась и тем, что поступ­ле­ния с нало­гов шли за гра­ни­цу.

Ремес­ла

Зем­леде­лие состав­ля­ло лишь часть эко­но­ми­ки Егип­та. Если в этом отно­ше­нии он дале­ко опе­ре­дил Сирию, то про­цве­та­ние его мастер­ских и тор­гов­ли дава­ло ему пре­иму­ще­ство перед осталь­ной Афри­кой, стра­ной в основ­ном зем­ледель­че­ской. Про­из­вод­ство полот­на в Егип­те по сво­ей древ­но­сти, объ­е­му и широ­кой извест­но­сти сто­ит по мень­шей мере на одном уровне с сирий­ским; оно дер­жа­лось в тече­ние всей импе­рии, хотя наи­бо­лее тон­кие сор­та изготов­ля­лись в эту эпо­ху глав­ным обра­зом в Сирии и Фини­кии31. Когда Авре­ли­ан рас­про­стра­нил постав­ки из Егип­та в сто­ли­цу импе­рии и на дру­гие объ­ек­ты, кро­ме хле­ба, то сре­ди них нахо­ди­лись полот­на и пак­ля. По изготов­ле­нию тон­ких стек­лян­ных изде­лий, как в отно­ше­нии окрас­ки их, так и в отно­ше­нии выдел­ки, алек­сан­дрий­цы без­услов­но зани­ма­ли пер­вое место; более того, они счи­та­ли, что в этой обла­сти им при­над­ле­жит моно­по­лия, посколь­ку неко­то­рые луч­шие сор­та мог­ли изготов­лять­ся толь­ко из еги­пет­ско­го мате­ри­а­ла. Бес­спор­но, такую же моно­по­лию име­ли они и в отно­ше­нии папи­ру­са. Рас­те­ние это, кото­рое в древ­но­сти в огром­ном коли­че­стве куль­ти­ви­ро­ва­лось по рекам с.511 и озе­рам Ниж­не­го Егип­та и не про­из­рас­та­ло нигде в 421 дру­гих местах, достав­ля­ло мест­ным жите­лям как пита­ние, так и мате­ри­ал для кана­тов, кор­зин, лодок, пись­мен­ный же мате­ри­ал — все­му циви­ли­зо­ван­но­му миру. О дохо­де, кото­рый он дол­жен был при­но­сить, мож­но судить по тем мерам, какие при­нял рим­ский сенат, когда одна­жды на рим­ском рын­ке папи­ру­са ста­ло мало и гро­зи­ла опас­ность пол­но­го его исчез­но­ве­ния; так как его слож­ная обра­бот­ка мог­ла про­из­во­дить­ся толь­ко на месте, то этим заня­ти­ем, веро­ят­но, кор­ми­лось мно­же­ство егип­тян. Введен­ные Авре­ли­а­ном постав­ки алек­сан­дрий­ских това­ров на нуж­ды импер­ской сто­ли­цы рас­про­стра­ня­лись, поми­мо полот­на, и на стек­лян­ные изде­лия и на папи­рус32. Тор­гов­ля с Восто­ком долж­на была ока­зы­вать зна­чи­тель­ное вли­я­ние на еги­пет­ское про­из­вод­ство сво­им спро­сом и пред­ло­же­ни­ем. В еги­пет­ских мастер­ских выде­лы­ва­лись тка­ни для выво­за на Восток, при­чем в пол­ном соот­вет­ст­вии с тре­бо­ва­ни­я­ми мест­ной моды: обыч­ные пла­тья жите­лей Габе­ша были еги­пет­ско­го про­из­вод­ства, в Ара­вию и в Индию шли рос­кош­ные мате­рии, в осо­бен­но­сти выра­ба­ты­вав­ши­е­ся в Алек­сан­дрии узор­ча­тые и золотые тка­ни искус­ной выдел­ки. Изготов­лен­ные в Егип­те стек­лян­ные бусы игра­ли в тор­гов­ле с афри­кан­ским побе­ре­жьем ту же роль, что и в наши дни. Индия полу­ча­ла из Егип­та стек­лян­ные куб­ки и необ­де­лан­ное стек­ло для соб­ст­вен­ных изде­лий; сооб­ща­ют, что стек­лян­ные сосуды, при­но­сив­ши­е­ся в дар импе­ра­то­ру чуже­зем­ца­ми из Рима, вызы­ва­ли вос­торг даже при китай­ском дво­ре. Еги­пет­ские куп­цы при­во­зи­ли царю аксо­ми­тов (Габеш) в каче­стве обыч­ных подар­ков золотые и сереб­ря­ные сосуды, изготов­лен­ные в соот­вет­ст­вии с мест­ны­ми вку­са­ми, а более циви­ли­зо­ван­ным госуда­рям южно­ара­вий­ско­го и индий­ско­го бере­га, в чис­ле дру­гих даров, — так­же ста­туи, веро­ят­но, из брон­зы, и музы­каль­ные инстру­мен­ты. Напро­тив, посту­пав­шие с Восто­ка мате­ри­а­лы для выдел­ки пред­ме­тов рос­ко­ши, осо­бен­но сло­но­вая кость и чере­па­ха, едва ли обра­ба­ты­ва­лись пре­иму­ще­ст­вен­но в Егип­те, но глав­ным обра­зом, навер­ное, в Риме. Нако­нец в эту эпо­ху, когда в обще­ст­вен­ных построй­ках цари­ла невидан­ная досе­ле рос­кошь, из Егип­та в огром­ном коли­че­стве выво­зил­ся для употреб­ле­ния за гра­ни­цей дра­го­цен­ный стро­и­тель­ный мате­ри­ал, постав­ляв­ший­ся еги­пет­ски­ми каме­но­лом­ня­ми: пре­вос­ход­ный крас­ный гра­нит из Сие­ны, brec­cia ver­de из обла­сти Козе­ра, базальт, але­бастр, а со вре­ме­ни Клав­дия — серый гра­нит и в осо­бен­но­сти пор­фир из гор выше Миос-Гор­мо­са. Все эти мате­ри­а­лы, в осо­бен­но­сти та часть их, кото­рая посту­па­ла в поль­зу импе­ра­то­ра, добы­ва­лись ссыль­ны­ми посе­лен­ца­ми, но по край­ней мере пере­воз­ка их долж­на была достав­лять выго­ду всей стране, а глав­ным обра­зом горо­ду Алек­сан­дрии. О мас­шта­бах еги­пет­ской тор­гов­ли и еги­пет­ско­го про­из­вод­ства мож­но судить на осно­ва­нии слу­чай­но сохра­нив­ших­ся изве­стий о нагруз­ке с.512 заме­ча­тель­но­го по сво­им раз­ме­рам гру­зо­во­го кораб­ля (ἄκα­τος), кото­рый доста­вил в Рим при Авгу­сте сто­я­щий теперь у Пор­та дель Попо­ло обе­лиск вме­сте с пьеде­ста­лом; кро­ме обе­лис­ка, этот корабль вез 200 мат­ро­сов, 1200 пас­са­жи­ров, 400 тыс. рим­ских шеф­фе­лей (34 тыс. гек­то­лит­ров) пше­ни­цы и груз полот­на, стек­ла, бума­ги и пер­ца. «Алек­сан­дрия, — гово­рит один рим­ский 422 писа­тель III в.33, — город изоби­лия, богат­ства, рос­ко­ши, где никто не быва­ет без дела; этот изготов­ля­ет стек­ло, тот — бума­гу, тре­тий ткет, един­ст­вен­ным богом там при­зна­ют­ся день­ги». При­бли­зи­тель­но то же самое мож­но ска­зав о всей стране.

Еги­пет­ское судо­ход­ство на Сре­ди­зем­ном море

О тор­го­вых сно­ше­ни­ях Егип­та со стра­на­ми, лежав­ши­ми по его южной гра­ни­це, а так­же с Ара­ви­ей и Инди­ей будет подроб­но рас­ска­за­но ниже. Тор­гов­ле со стра­на­ми бас­сей­на Сре­ди­зем­но­го моря наши источ­ни­ки уде­ля­ют мень­ше вни­ма­ния, отча­сти, может быть, пото­му, что она была явле­ни­ем обыч­ным и не часто напо­ми­на­ла о себе. Еги­пет­ский хлеб при­во­зи­ли в Ита­лию алек­сан­дрий­ские кора­бель­щи­ки, в свя­зи с чем в гава­ни под­ле Остии появи­лось свя­ти­ли­ще, постро­ен­ное по образ­цу алек­сан­дрий­ско­го хра­ма Сара­пи­са, и при нем общи­на кора­бель­щи­ков34; одна­ко в сбы­те това­ров, кото­рые шли из Егип­та на Запад, эти гру­зо­вые суда вряд ли при­ни­ма­ли боль­шое уча­стие. Сбыт нахо­дил­ся в руках ита­лий­ских судо­вла­дель­цев и капи­та­нов, веро­ят­но, в такой же сте­пе­ни, как и еги­пет­ских, а может быть, и в еще боль­шей; во вся­ком слу­чае уже при Лагидах в Алек­сан­дрии име­лась зна­чи­тель­ная ита­лий­ская коло­ния35, и еги­пет­ские куп­цы встре­ча­лись на Запа­де реже, чем сирий­ские36.

с.513 Меро­при­я­тия Авгу­ста, совер­шен­но изме­нив­шие харак­тер тор­гов­ли в Ара­вий­ском и Индий­ском морях, о чем речь будет идти ниже, не кос­ну­лись судо­ход­ства на Сре­ди­зем­ном море. Пра­ви­тель­ство нисколь­ко не было заин­те­ре­со­ва­но в том, чтобы давать здесь еги­пет­ским куп­цам осо­бые пре­иму­ще­ства пред­по­чти­тель­но перед все­ми осталь­ны­ми. Тор­го­вые сно­ше­ния оста­лись, по всей веро­ят­но­сти, в преж­нем поло­же­нии.

Насе­ле­ние

Еги­пет, имев­ший мно­го­чис­лен­ное зем­ледель­че­ское насе­ле­ние в сво­их год­ных для обра­бот­ки рай­о­нах, был так­же, как свиде­тель­ст­ву­ет мно­же­ство неред­ко доволь­но круп­ных месте­чек и горо­дов, стра­ной мастер­ских и пото­му пред­став­лял собой наи­бо­лее плот­но насе­лен­ную про­вин­цию Рим­ской импе­рии. Насе­ле­ние древ­не­го Егип­та состав­ля­ло при­бли­зи­тель­но 7 млн. чело­век. При Вес­па­си­ане в офи­ци­аль­ных спис­ках насчи­ты­ва­лось 7,5 млн. жите­лей, обя­зан­ных 423 пла­тить пого­лов­ную подать; к это­му сле­ду­ет доба­вить осво­бож­ден­ных от пого­лов­ной пода­ти алек­сан­дрий­цев и про­чих гре­ков, а так­же рабов, кото­рые были, веро­ят­но, не очень мно­го­чис­лен­ны, так что в общем насе­ле­ние Егип­та состав­ля­ло в этот пери­од по мень­шей мере 8 млн. чело­век. Так как пло­щадь при­год­ной для обра­бот­ки зем­ли, рав­ня­ю­ща­я­ся сей­час 500 кв. милям, в рим­скую эпо­ху не пре­вы­ша­ла 700 миль, мож­но заклю­чить, что плот­ность насе­ле­ния Егип­та состав­ля­ла в то вре­мя в сред­нем 11 тыс. чело­век на кв. милю[2].

Если мы обра­тим­ся к жите­лям Егип­та, то увидим, что обе живу­щие в стране нации — основ­ная мас­са егип­тян и незна­чи­тель­ное мень­шин­ство алек­сан­дрий­цев — пред­став­ля­ли два совер­шен­но раз­лич­ных кру­га37, хотя вза­им­ная зара­зи­тель­ность поро­ков и свой­ст­вен­ное вся­ким поро­кам еди­но­об­ра­зие созда­ли меж­ду ними некую отри­ца­тель­ную общ­ность во зле.

Еги­пет­ские нра­вы

Корен­ные егип­тяне почти не отли­ча­лись от сво­их нынеш­них потом­ков ни по сво­е­му поло­же­нию, ни по сво­е­му обра­зу жиз­ни. Они были уме­рен­ны в сво­их потреб­но­стях, воз­дер­жан­ны, трудо­спо­соб­ны и дея­тель­ны; они были искус­ны­ми ремес­лен­ни­ка­ми и кора­бель­щи­ка­ми и лов­ки­ми тор­гов­ца­ми и дер­жа­лись ста­рин­ных обы­ча­ев и ста­рин­ной рели­гии. Если рим­ляне уве­ря­ют, что егип­тяне гор­дят­ся руб­ца­ми от пле­тей, полу­чен­ных ими за обман при упла­те пода­тей38, то эти заяв­ле­ния выра­жа­ют точ­ку зре­ния подат­но­го чинов­ни­ка. В еги­пет­ской с.514 нацио­наль­ной куль­ту­ре было нема­ло хоро­ших зачат­ков; при всем пре­вос­ход­стве гре­ков, в борь­бе обе­их столь глу­бо­ко раз­лич­ных рас в духов­ной сфе­ре егип­тяне в неко­то­рых суще­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях име­ли свои пре­иму­ще­ства перед элли­на­ми, и сами это созна­ва­ли. Еги­пет­ские жре­цы в гре­че­ских про­из­веде­ни­ях, напи­сан­ных для зани­ма­тель­но­го чте­ния, высме­и­ваю­щие то, что элли­ны назы­ва­ли исто­ри­че­ским иссле­до­ва­ни­ем, а так­же их взгляд на поэ­ти­че­ские сказ­ки, как на под­лин­ные пре­да­ния седой ста­ри­ны, выра­жа­ют лишь воз­зре­ния самих егип­тян; прав­да, гово­рит­ся в этих про­из­веде­ни­ях, в Егип­те не пишут сти­хов, но вся древ­няя исто­рия егип­тян запи­са­на на сте­нах хра­мов и на мемо­ри­аль­ных кам­нях. Конеч­но, теперь лишь немно­гие зна­ют эту исто­рию, так как мно­же­ство памят­ни­ков раз­ру­ше­но, и пре­да­ние гибнет из-за неве­же­ства и рав­но­ду­шия людей позд­ней­ше­го вре­ме­ни. Одна­ко уже сама эта спра­вед­ли­вая жало­ба про­ник­ну­та созна­ни­ем без­на­деж­но­сти; импо­зант­ное зда­ние еги­пет­ской циви­ли­за­ции дав­но уже было обре­че­но на слом. Раз­ла­гаю­щее дей­ст­вие элли­низ­ма затро­ну­ло и само жре­че­ство. Один еги­пет­ский хра­мо­вый писец, Хере­мон, при­гла­шен­ный ко дво­ру Клав­дия для обу­че­ния наслед­ни­ка гре­че­ской фило­со­фии, истол­ко­вал в сво­ей «Еги­пет­ской исто­рии» древ­ние мест­ные боже­ства в тер­ми­нах стои­че­ской физи­ки и осве­тил в этом духе напи­сан­ные мест­ным пись­мом доку­мен­ты. В прак­ти­че­ской жиз­ни 424 эпо­хи импе­рии древ­няя еги­пет­ская куль­ту­ра и быт име­ли зна­че­ние почти един­ст­вен­но в рели­ги­оз­ной обла­сти. Рели­гия для это­го наро­да была реши­тель­но всем. Чуже­зем­ное вла­ды­че­ство в Егип­те пере­но­си­ли лег­ко, — мож­но ска­зать, его едва ощу­ща­ли, пока оно не затра­ги­ва­ло свя­щен­ных обрядов стра­ны и все­го, что было с ними свя­за­но. Прав­да, во внут­рен­них поряд­ках почти все было свя­за­но с рели­ги­ей; пись­мо и язык, при­ви­ле­гии жре­цов и их высо­ко­ме­рие, при­двор­ные обы­чаи и быт стра­ны, забота пра­ви­тель­ства о свя­щен­ном быке, пока он жив, хло­поты о его погре­бе­нии и о подыс­ка­нии ему над­ле­жа­ще­го пре­ем­ни­ка, когда он уми­рал, — счи­та­лись у этих жре­цов и это­го наро­да кри­те­ри­ем досто­инств дан­но­го пра­ви­те­ля и слу­жи­ли мери­лом ува­же­ния и вер­но­сти, кото­рых он заслу­жи­вал. Пер­вый пер­сид­ский царь начал свою дея­тель­ность в Егип­те с того, что вос­ста­но­вил свя­ти­ли­ще боги­ни Нейт в Саи­се, т. е. вер­нул его жре­цам; пер­вый Пто­ле­мей, еще будучи македон­ским намест­ни­ком, поста­вил на их преж­ние места уве­зен­ные в Азию изо­бра­же­ния еги­пет­ских богов и воз­вра­тил богам Пе и Тепу отня­тые у них земель­ные даре­ния. В зна­ме­ни­том Каноп­ском декре­те 238 г. до н. э. еги­пет­ские жре­цы выра­жа­ют свою бла­го­дар­ность Эвер­ге­ту за то, что, воз­вра­тив­шись из сво­его боль­шо­го победо­нос­но­го похо­да, он вер­нул из Пер­сии свя­щен­ные хра­мо­вые изо­бра­же­ния. Этим чуже­зем­ным царям и цари­цам при­шлось согла­сить­ся на то, чтобы в соот­вет­ст­вии с обы­ча­я­ми стра­ны они были, подоб­но еги­пет­ским фара­о­нам, еще при жиз­ни при­чис­ле­ны к сон­му мест­ных богов. Рим­ские вла­сти­те­ли после­до­ва­ли это­му при­ме­ру лишь с неко­то­ры­ми огра­ни­че­ни­я­ми. В отно­ше­нии с.515 титу­ла, как мы виде­ли (стр. 502, прим. 1), они, прав­да, до извест­ной сте­пе­ни под­чи­ня­лись тре­бо­ва­ни­ям мест­но­го куль­та, но все же избе­га­ли даже в еги­пет­ской фор­му­ли­ров­ке тех при­ня­тых здесь эпи­те­тов, кото­рые состав­ля­ли слиш­ком рез­кий кон­траст с запад­ны­ми воз­зре­ни­я­ми. Так как эти «любим­цы Пта и Изи­ды» высту­па­ли в Ита­лии про­тив почи­та­ния еги­пет­ских богов, как и про­тив иудей­ско­го куль­та, они, само собой разу­ме­ет­ся, допус­ка­ли выра­же­ние этой люб­ви толь­ко в иеро­гли­фах и даже в Егип­те не участ­во­ва­ли в слу­же­нии мест­ным богам. Как ни стой­ко насто­я­щие егип­тяне хра­ни­ли вер­ность мест­ной рели­гии, даже при ино­зем­ном вла­ды­че­стве, все же поло­же­ние пари­ев, в кото­ром сами они нахо­ди­лись рядом с гос­под­ст­во­вав­ши­ми в их стране гре­ка­ми и рим­ля­на­ми, неиз­беж­но при­ни­жа­ло поло­же­ние куль­та и жре­цов, и от руко­во­дя­щей роли древ­не­го еги­пет­ско­го жре­че­ства, его вли­я­ния, его обра­зо­ва­ния при рим­ском управ­ле­нии почти ниче­го не оста­ва­лось. Напро­тив, еги­пет­ская рели­гия, с само­го нача­ла лишен­ная эле­мен­та пре­крас­но­го и духов­ной про­свет­лен­но­сти, послу­жи­ла как в самом Егип­те, так и за его пре­де­ла­ми исход­ным пунк­том и цен­тром все­воз­мож­но­го бла­го­че­сти­во­го вол­шеб­ства и рели­ги­оз­но­го шар­ла­тан­ства — в этом смыс­ле доста­точ­но напом­нить о тузем­ном еги­пет­ском боже­стве — три­жды вели­чай­шем Гер­ме­се со все­ми свя­зан­ны­ми с его куль­том мел­ки­ми трак­та­та­ми и кни­га­ми чудес, а так­же с соот­вет­ст­ву­ю­щей широ­ко рас­про­стра­нен­ной прак­ти­кой. В среде мест­ных жите­лей в эту эпо­ху с куль­том были свя­за­ны худ­шие зло­употреб­ле­ния — не толь­ко про­дол­жав­ши­е­ся по несколь­ку дней попой­ки в честь отдель­ных мест­ных божеств с сопро­вож­дав­шим их рас­пут­ст­вом, но и про­дол­жи­тель­ные рели­ги­оз­ные усо­би­цы меж­ду отдель­ны­ми рай­о­на­ми из-за пер­вен­ства иби­са перед кош­кой, кро­ко­ди­ла перед пави­а­ном. В 127 г. н. э. по тако­му пово­ду на жив­ших в Южном Егип­те омби­тов во вре­мя празд­нич­ной попой­ки напа­ли 425 жите­ли одной сосед­ней общи­ны39, при­чем, как рас­ска­зы­ва­ли, победи­те­ли съе­ли одно­го из уби­тых. Вско­ре после это­го общи­на, чтив­шая соба­ку, съе­ла щуку назло дру­гой общине, почи­тав­шей щуку, а та назло этой — соба­ку, и меж­ду эти­ми дву­мя нома­ми раз­го­ре­лась вой­на, пока не вме­ша­лись рим­ляне и не нака­за­ли обе сто­ро­ны. Тако­го рода про­ис­ше­ст­вия были в Егип­те обыч­ным делом. Да и вооб­ще вол­не­ния воз­ни­ка­ли в стране очень часто. Уже пер­вый постав­лен­ный Авгу­стом намест­ник Егип­та дол­жен был в свя­зи с повы­ше­ни­ем пода­тей посы­лать вой­ска в Верх­ний Еги­пет, а так­же, — быть может, по той же при­чине — в Геро­он­поль[3] на верх­ней окра­ине Ара­вий­ско­го зали­ва.

Вос­ста­ние буко­лов

Одно вос­ста­ние егип­тян при импе­ра­то­ре Мар­ке Авре­лии при­ня­ло даже угро­жаю­щий харак­тер. Когда в труд­но­про­хо­ди­мых при­бреж­ных болотах к восто­ку от Алек­сан­дрии, на так назы­вае­мом «паст­би­ще для рога­то­го скота» с.516 (bu­co­lia), слу­жив­шем убе­жи­щем для пре­ступ­ни­ков и раз­бой­ни­ков, обра­зо­вав­ших там нечто вро­де коло­нии, отряд рим­ских войск захва­тил несколь­ко чело­век, то на их осво­бож­де­ние под­ня­лась вся мас­са раз­бой­ни­ков, к кото­рым при­со­еди­ни­лось мест­ное насе­ле­ние. Про­тив них высту­пил из Алек­сан­дрии рим­ский леги­он, но был раз­бит, и сама Алек­сан­дрия едва не попа­ла в руки повстан­цев. Намест­ник Восто­ка Авидий Кас­сий, прав­да, всту­пил в Еги­пет со сво­и­ми вой­ска­ми, одна­ко не осме­лил­ся начать борь­бу с пре­вос­хо­дя­щи­ми сила­ми вра­гов, но пред­по­чел вызвать раздо­ры в сою­зе повстан­цев; после того как одна бан­да всту­пи­ла в схват­ку с дру­гой, пра­ви­тель­ство лег­ко спра­ви­лось с обе­и­ми. Это так назы­вае­мое «вос­ста­ние пас­ту­хов рога­то­го скота», подоб­но боль­шей части ана­ло­гич­ных кре­стьян­ских войн, так­же, по-види­мо­му, носи­ло рели­ги­оз­ный харак­тер; вождь вос­став­ших Иси­дор, самый отваж­ный чело­век во всем Егип­те, был по сво­е­му поло­же­нию жрец, а то обсто­я­тель­ство, что для освя­ще­ния сою­за после при­не­се­ния при­ся­ги был при­не­сен в жерт­ву и затем съе­ден при­ся­гав­ши­ми один плен­ный рим­ский офи­цер, согла­су­ет­ся с рели­ги­оз­ным харак­те­ром вос­ста­ния и напо­ми­на­ет кан­ни­ба­лизм вой­ны омби­тов. Отго­лос­ки этих собы­тий сохра­ня­ют­ся в еги­пет­ских раз­бой­ни­чьих пове­стях позд­ней гре­че­ской вто­ро­раз­ряд­ной лите­ра­ту­ры. Впро­чем, сколь­ко хло­пот ни при­чи­ня­ли эти дви­же­ния рим­ской адми­ни­ст­ра­ции, поли­ти­че­ских целей они не име­ли, да и общий покой в стране они нару­ша­ли лишь частич­но и вре­мен­но.

Алек­сан­дрия

Поло­же­ние алек­сан­дрий­цев сре­ди егип­тян до неко­то­рой сте­пе­ни напо­ми­на­ет поло­же­ние англи­чан в Ост-Индии сре­ди тузем­цев. Алек­сан­дрия счи­та­лась в докон­стан­ти­нов­скую эпо­ху вто­рым горо­дом Рим­ской импе­рии и пер­вым тор­го­вым горо­дом мира. В кон­це вла­ды­че­ства Лагидов она насчи­ты­ва­ла свы­ше 300 тыс. сво­бод­ных жите­лей, а в эпо­ху импе­рии, несо­мнен­но, еще боль­ше. Срав­ни­вая обе боль­шие сто­ли­цы — на Ниле и на Орон­те, — вырос­шие в сопер­ни­че­стве одна с дру­гой, мы нахо­дим меж­ду ними мно­го сход­ных черт, но и мно­го раз­ли­чий. Обе они — срав­ни­тель­но новые горо­да, создан­ные монар­ха­ми на ранее не засе­лен­ных местах, постро­ен­ные по опре­де­лен­но­му пла­ну, с пра­виль­ной город­ской орга­ни­за­ци­ей; и в Алек­сан­дрии, и в Антио­хии в каж­дом доме име­ют­ся водо­про­во­ды. Кра­сотой место­по­ло­же­ния и вели­ко­ле­пи­ем зда­ний город 426 в долине Орон­та настоль­ко же пре­вос­хо­дил сво­его сопер­ни­ка, насколь­ко этот послед­ний пре­вос­хо­дил его мно­го­люд­ст­вом и бла­го­при­ят­ны­ми для обшир­ной тор­гов­ли гео­гра­фи­че­ски­ми усло­ви­я­ми. Боль­шие обще­ст­вен­ные зда­ния сто­ли­цы Егип­та — цар­ский дво­рец, пред­на­зна­чен­ный для Ака­де­мии Мусей и преж­де все­го храм Сара­пи­са, — были изу­ми­тель­ны­ми про­из­веде­ни­я­ми искус­ства более ран­ней эпо­хи, достиг­шей высо­ко­го раз­ви­тия в обла­сти архи­тек­ту­ры; но сто­ли­ца Егип­та, в кото­рой побы­ва­ли лишь немно­гие цеза­ри, ниче­го не мог­ла про­ти­во­по­ста­вить мно­го­чис­лен­ным импе­ра­тор­ским соору­же­ни­ям, воз­веден­ным в сирий­ской рези­ден­ции.

Алек­сан­дрий­ская фрон­да

с.517 В отно­ше­нии непо­слу­ша­ния вла­стям и оппо­зи­ци­он­но­го духа алек­сан­дрий­цы не усту­па­ли антио­хий­цам; мож­но при­ба­вить, что они не усту­па­ли послед­ним и в том отно­ше­нии, что оба горо­да, осо­бен­но Алек­сан­дрия, имен­но при рим­ском управ­ле­нии и бла­го­да­ря ему достиг­ли про­цве­та­ния и име­ли боль­ше осно­ва­ний быть бла­го­дар­ны­ми, чем недо­воль­ны­ми. О том, как отно­си­лись алек­сан­дрий­цы к сво­им эллин­ским пра­ви­те­лям, мож­но судить на осно­ва­нии длин­но­го ряда частич­но сохра­нив­ших­ся до насто­я­ще­го вре­ме­ни насмеш­ли­вых про­звищ, кото­ры­ми награж­да­ли жите­ли сто­ли­цы всех без исклю­че­ния царей из рода Пто­ле­ме­ев. Импе­ра­тор Вес­па­си­ан полу­чил от алек­сан­дрий­цев за введе­ние нало­га на соле­ную рыбу титул «сар­ди­ноч­но­го мешоч­ни­ка» (Κυ­βιοσάκ­της), а сири­ец Север Алек­сандр — про­зви­ще «глав­но­го рав­ви­на»; но импе­ра­то­ры ред­ко при­ез­жа­ли в Еги­пет, и пото­му эти дале­кие и чужие вла­сти­те­ли не пред­став­ля­ли под­хо­дя­щей мише­ни для подоб­но­го рода насме­шек. В их отсут­ст­вие пуб­ли­ка с таким же неослаб­ным рве­ни­ем ока­зы­ва­ла вни­ма­ние намест­ни­кам; даже пер­спек­ти­ва неиз­беж­но­го нака­за­ния не мог­ла заста­вить мол­чать часто ост­ро­ум­ный и все­гда дерз­кий язык этих горо­жан40. Вес­па­си­ан удо­воль­ст­во­вал­ся тем, что в отпла­ту за ока­зан­ное ему вни­ма­ние повы­сил подуш­ную подать на 6 копе­ек и полу­чил за это новое про­зви­ще «шести­ко­пе­еч­но­го чело­ве­ка»[4]; но за насмеш­ки по адре­су Севе­ра Анто­ни­на, «малень­кой обе­зья­ны вели­ко­го Алек­сандра и воз­люб­лен­но­го сво­ей мате­ри Иока­сты», алек­сан­дрий­цы доро­го попла­ти­лись. Ковар­ный вла­сти­тель появил­ся сре­ди них с изъ­яв­ле­ни­я­ми дру­же­ско­го рас­по­ло­же­ния, при­нял от наро­да изъ­яв­ле­ния радо­сти, но затем его сол­да­ты бро­си­лись на празд­нич­ную тол­пу, и несколь­ко дней на пло­ща­дях и ули­цах боль­шо­го горо­да лились пото­ки кро­ви; он даже рас­по­рядил­ся закрыть Ака­де­мию и поста­вить леги­он в самом горо­де, одна­ко ни то, ни дру­гое выпол­не­но не было.

Мяте­жи в Алек­сан­дрии

Но если в Антио­хии дело обыч­но огра­ни­чи­ва­лось насмеш­ли­вы­ми реча­ми, то алек­сан­дрий­ская чернь при малей­шем пово­де хва­та­лась за кам­ни и дубин­ки. Что каса­ет­ся улич­ных бес­по­ряд­ков, — гово­рит один авто­ри­тет­ный писа­тель, сам алек­сан­дри­ец, — то в этом отно­ше­нии егип­тяне опе­ре­ди­ли все дру­гие наро­ды; малей­шей искры здесь доста­точ­но, чтобы зажечь пла­мя мяте­жа. Из-за про­пу­щен­ных визи­тов, из-за кон­фис­ка­ции испор­чен­ных про­дук­тов, из-за недо­пу­ще­ния в баню, из-за спо­ра меж­ду рабом одно­го знат­но­го алек­сан­дрий­ца и одним рим­ским пехо­тин­цем насчет год­но­сти или негод­но­сти обу­ви того и дру­го­го леги­о­не­рам при­хо­ди­лось обна­жать меч про­тив граж­дан Алек­сан­дрии. При этом обна­ру­жи­лось, что с.518 427 бо́льшую часть низ­ше­го слоя насе­ле­ния Алек­сан­дрии состав­ля­ли тузем­цы; прав­да, в вол­не­ни­ях тако­го рода гре­ки игра­ли роль зачин­щи­ков, и как раз при подоб­ных про­ис­ше­ст­ви­ях опре­де­лен­но упо­ми­на­ют­ся рито­ры, т. е. в дан­ном слу­чае под­стре­ка­те­ли41, но в даль­ней­шем ходе собы­тий в борь­бе про­яв­ля­ют­ся уже ковар­ство и дикие нра­вы насто­я­щих егип­тян. Сирий­цы трус­ли­вы, егип­тяне как сол­да­ты тоже трус­ли­вы, но в улич­ных мяте­жах они спо­соб­ны про­яв­лять муже­ство, достой­ное луч­ше­го при­ме­не­ния42. Ска­ко­вы­ми лошадь­ми увле­ка­ют­ся и антио­хий­цы и алек­сан­дрий­цы, но у послед­них ни одно состя­за­ние на колес­ни­цах не обхо­дит­ся без кам­ней и поно­жов­щи­ны. Иудей­ские погро­мы про­ис­хо­ди­ли при импе­ра­то­ре Гае в обо­их горо­дах; но в Антио­хии доста­точ­но было стро­го­го сло­ва со сто­ро­ны вла­стей, чтобы поло­жить им конец, меж­ду тем как в Алек­сан­дрии жерт­ва­ми это­го погро­ма, зате­ян­но­го несколь­ки­ми озор­ни­ка­ми по слу­чаю како­го-то куколь­но­го пара­да, ока­за­лись тыся­чи людей. Счи­та­лось, что алек­сан­дрий­цы, раз уже начал­ся мятеж, не успо­ко­ят­ся, пока не увидят кровь. Рим­ским чинов­ни­кам и офи­це­рам при­хо­ди­лось там труд­но. «В Алек­сан­дрию, — гово­рит один автор IV в., — намест­ни­ки въез­жа­ют с робо­стью, они боят­ся народ­ной рас­пра­вы; как толь­ко намест­ник совер­шит какую-либо неспра­вед­ли­вость, сей­час же пус­ка­ют­ся в ход кам­ни, и жите­ли под­жи­га­ют дво­рец». Наив­ная вера в спра­вед­ли­вость тако­го рода рас­пра­вы харак­те­ри­зу­ет точ­ку зре­ния пис­ца, кото­рый сам при­над­ле­жал к это­му «наро­ду».

Про­дол­же­ние этих рас­прав, оди­на­ко­во позо­рив­ших пра­ви­тель­ство и нацию, пред­став­ля­ет так назы­вае­мая цер­ков­ная исто­рия — убий­ство при Юли­ане оди­на­ко­во нена­вист­но­го языч­ни­кам и пра­во­слав­ным епи­ско­па Геор­гия и его при­вер­жен­цев, а при Фео­до­сии II — убий­ство пре­крас­ной сво­бо­до­мыс­ля­щей Ипа­тии бла­го­че­сти­вой общи­ной епи­ско­па Кирил­ла. Эти алек­сан­дрий­ские мяте­жи по срав­не­нию с антио­хий­ски­ми были более ковар­ны­ми, неожи­дан­ны­ми и жесто­ки­ми, но столь же неопас­ны­ми для суще­ст­во­ва­ния импе­рии или хотя бы толь­ко для отдель­но­го пра­ви­тель­ства. Лег­ко­мыс­лен­ные и зло­вред­ные эле­мен­ты, прав­да, весь­ма неудоб­ны и в домаш­нем быту и в обще­ст­вен­ной жиз­ни, но какой-либо серь­ез­ной опас­но­сти они не пред­став­ля­ют.

Алек­сан­дрий­ский культ

с.519 В рели­ги­оз­ной сфе­ре оба горо­да так­же име­ют мно­го обще­го. Подоб­но антио­хий­цам, алек­сан­дрий­цы отверг­ли мест­ный культ в том пер­во­на­чаль­ном виде, в каком он сохра­нил­ся сре­ди мест­но­го насе­ле­ния Сирии и Егип­та. Одна­ко Лагиды, как и Селев­киды, осте­ре­га­лись затра­ги­вать осно­вы ста­рой тузем­ной рели­гии; они лишь осу­ществля­ли сли­я­ние ста­рин­ных нацио­наль­ных воз­зре­ний и свя­ти­лищ с гиб­ки­ми обра­за­ми гре­че­ско­го Олим­па и до неко­то­рой сте­пе­ни элли­ни­зи­ро­ва­ли их; так, напри­мер, они вве­ли культ гре­че­ско­го 428 бога под­зем­но­го мира Плу­то­на, дав ему имя еги­пет­ско­го боже­ства Сара­пи­са, преж­де ред­ко упо­ми­нав­ше­го­ся, и затем посте­пен­но пере­нес­ли на него древ­ний культ Ози­ри­са43.

Таким обра­зом, чисто еги­пет­ская Изи­да и псев­до­е­ги­пет­ский Сара­пис ста­ли играть в Алек­сан­дрии при­бли­зи­тель­но такую же роль, как в Сирии Бел и Эла­га­бал, и таким же обра­зом, как и те, в эпо­ху импе­рии посте­пен­но нача­ли про­ни­кать в запад­ный культ, хотя более мед­лен­но и при боль­шем сопро­тив­ле­нии. Но в отно­ше­нии без­нрав­ст­вен­но­сти, раз­ви­вав­шей­ся в свя­зи с эти­ми рели­ги­оз­ны­ми обряда­ми и празд­ни­ка­ми, и рас­пу­щен­но­сти, кото­рую одоб­ря­ло и бла­го­слов­ля­ло жре­че­ство, оба горо­да ни в чем не усту­па­ли друг дру­гу. Древ­ний культ дер­жал­ся в Егип­те, как в сво­ей самой креп­кой цита­де­ли44, очень дол­го. Ожив­ле­ние ста­рой веры, как в с.520 науч­ной 429 обла­сти — в виде при­мы­каю­щей к ней фило­со­фии, — так и прак­ти­че­ски — в отра­же­нии напа­док хри­сти­ан на поли­те­изм и в ожив­ле­нии еги­пет­ско­го хра­мо­во­го бого­слу­же­ния и язы­че­ской ман­ти­ки, — все это име­ет свой центр в Алек­сан­дрии. Когда затем новая вера заво­е­ва­ла и эту твер­ды­ню, стра­на все же оста­лась вер­на себе; колы­бе­лью хри­сти­ан­ства явля­ет­ся Сирия, колы­бе­лью мона­ше­ства — Еги­пет. Об иудей­стве, поло­же­ние и зна­че­ние кото­ро­го в обо­их горо­дах было оди­на­ко­вым, мы уже гово­ри­ли в дру­гой свя­зи (стр. 437). Иудеи, кото­рые, подоб­но элли­нам, яви­лись в эту стра­ну по при­гла­ше­нию ее пра­ви­тель­ства, обла­да­ли, прав­да, мень­ши­ми пра­ва­ми, чем элли­ны, и наравне с егип­тя­на­ми были обло­же­ны пого­лов­ной пода­тью; но сами они счи­та­ли себя выше этих послед­них и дей­ст­ви­тель­но игра­ли более вид­ную роль. Чис­ло иуде­ев при Вес­па­си­ане дости­га­ло мил­ли­о­на, т. е. состав­ля­ло при­бли­зи­тель­но вось­мую часть все­го насе­ле­ния Егип­та. Подоб­но элли­нам, они жили глав­ным обра­зом в сто­ли­це, в кото­рой из пяти квар­та­лов им при­над­ле­жа­ли два. Бла­го­да­ря сво­ей при­знан­ной пра­ви­тель­ст­вом само­сто­я­тель­но­сти, сво­е­му вли­я­нию, куль­ту­ре и богат­ству алек­сан­дрий­ская общи­на иуде­ев еще перед паде­ни­ем Иеру­са­ли­ма счи­та­лась пер­вой в мире; вслед­ст­вие это­го мно­гие из послед­них актов опи­сан­ной нами выше иудей­ской тра­гедии разыг­ра­лись на еги­пет­ской поч­ве.

Алек­сан­дрий­ский уче­ный мир

В Алек­сан­дрии, как и в Антио­хии, жили пре­иму­ще­ст­вен­но зажи­точ­ные тор­гов­цы и про­мыш­лен­ни­ки. Но Антио­хия не име­ла мор­ской гава­ни и все­го, что с нею свя­за­но, и какое бы ожив­ле­ние ни цари­ло на ее ули­цах, все это не выдер­жи­ва­ло ника­ко­го срав­не­ния с жиз­нью и суе­той алек­сан­дрий­ских рабо­чих и мат­ро­сов. Напро­тив, по части наслаж­де­ний, теат­раль­ных зре­лищ, обедов, любов­ных с.521 радо­стей Антио­хия мог­ла дать боль­ше, чем город, в кото­ром «никто не оста­вал­ся празд­ным». Лите­ра­тур­ная жизнь в соб­ст­вен­ном смыс­ле сло­ва, свя­зан­ная пре­иму­ще­ст­вен­но с пуб­лич­ны­ми выступ­ле­ни­я­ми рито­ров, кото­рые мы бег­ло оха­рак­те­ри­зо­ва­ли при опи­са­нии Малой Азии, сто­я­ла в Егип­те на вто­ром плане45, веро­ят­но, не пото­му, что мно­го­чис­лен­ные и полу­чав­шие хоро­шую пла­ту уче­ные, жив­шие в Алек­сан­дрии, боль­шей частью мест­ные уро­жен­цы, поль­зо­ва­лись недо­ста­точ­ным вли­я­ни­ем, но глав­ным обра­зом из-за суе­ты повсе­днев­ной жиз­ни. Для обще­го харак­те­ра горо­да не име­ли боль­шо­го зна­че­ния те пред­ста­ви­те­ли Мусея, о кото­рых речь будет идти ниже, осо­бен­но если они при­леж­но выпол­ня­ли свои обя­зан­но­сти. Одна­ко алек­сан­дрий­ские вра­чи счи­та­лись луч­ши­ми во всей импе­рии; прав­да, Еги­пет был так­же насто­я­щей роди­ной шар­ла­та­нов, сек­рет­ных средств и того стран­но­го куль­тур­но­го вида зна­хар­ства, в кото­ром бла­го­че­сти­вая про­стота и тон­кое наду­ва­тель­ство при­кры­ва­лись ман­ти­ей нау­ки. Мы уже упо­ми­на­ли (стр. 515) о Гер­ме­се, три­жды вели­чай­шем; алек­сан­дрий­ский Сара­пис так­же совер­шил в древ­но­сти боль­ше чудес­ных исце­ле­ний, чем кто-либо из его сото­ва­ри­щей, и даже трез­во­го прак­ти­ка, импе­ра­то­ра Вес­па­си­а­на, увлек настоль­ко, что он начал исце­лять сле­пых и хро­мых, прав­да, толь­ко в Алек­сан­дрии.

Дело­вая жизнь в Алек­сан­дрии

430 Хотя дей­ст­ви­тель­ная или мни­мая роль Алек­сан­дрии в духов­ном и лите­ра­тур­ном раз­ви­тии позд­ней­шей Гре­ции и запад­ной куль­ту­ры вооб­ще может быть оце­не­на по досто­ин­ству не при опи­са­нии мест­ных еги­пет­ских поряд­ков, но при опи­са­нии само­го это­го раз­ви­тия, алек­сан­дрий­ский уче­ный мир и его суще­ст­во­ва­ние под рим­ским вла­ды­че­ст­вом — явле­ние слиш­ком заме­ча­тель­ное, чтобы не обри­со­вать его в общих чер­тах и в этой свя­зи. Мы уже гово­ри­ли (стр. 408), что сли­я­ние восточ­но­го и эллин­ско­го духов­но­го мира про­ис­хо­ди­ло наряду с Сири­ей глав­ным обра­зом в Егип­те; и если новая рели­гия, кото­рой над­ле­жа­ло заво­е­вать Запад, вышла из Сирии, то глав­ным обра­зом из Егип­та рас­про­стра­ня­лась одно­род­ная с ней нау­ка, та фило­со­фия, кото­рая наряду с чело­ве­че­ским духом и вне его при­зна­ет и воз­ве­ща­ет сто­я­ще­го над миром бога и боже­ст­вен­ное откро­ве­ние, веро­ят­но, уже неопи­фа­го­рей­ство и, несо­мнен­но, то фило­соф­ское нео­и­удей­ство, о кото­ром мы уже гово­ри­ли (стр. 443), а так­же нео­пла­то­низм, осно­ва­тель кото­ро­го — егип­тя­нин Пло­тин — так­же уже упо­ми­нал­ся выше (стр. 408). Это вза­им­ное про­ник­но­ве­ние эллин­ских и восточ­ных эле­мен­тов, совер­шав­ше­е­ся пре­иму­ще­ст­вен­но в Алек­сан­дрии, было глав­ной при­чи­ной того, что в с.522 нача­ле импе­рии ита­лий­ский элли­низм носил пре­иму­ще­ст­вен­но еги­пет­ский харак­тер, на чем сле­ду­ет более подроб­но оста­но­вить­ся при опи­са­нии поло­же­ния в Ита­лии. И если в Ита­лию про­ни­ка­ла из Алек­сан­дрии обнов­лен­ная древ­няя муд­рость, сбли­жав­ша­я­ся с уче­ни­ем Пифа­го­ра, Мои­сея, Пла­то­на, то Изи­да и все, что было свя­за­но с ее куль­том, игра­ли глав­ную роль в том лег­ком мод­ном бла­го­че­стии, какое мы видим у рим­ских поэтов эпо­хи Авгу­ста и в пом­пей­ских хра­мах эпо­хи Клав­дия. Еги­пет­ский стиль гос­под­ст­ву­ет в кам­пан­ских фрес­ках этой эпо­хи и в тибур­тин­ской вил­ле Адри­а­на. Это­му соот­вет­ст­ву­ет и то поло­же­ние, кото­рое алек­сан­дрий­ский уче­ный мир зани­ма­ет в духов­ной жиз­ни импе­рии. Во вне он опи­ра­ет­ся на покро­ви­тель­ство, ока­зы­вае­мое государ­ст­вом духов­ным инте­ре­сам, и его с бо́льшим пра­вом мож­но свя­зы­вать с име­нем Алек­сандра, чем Алек­сан­дрии; это поло­же­ние явля­ет­ся осу­щест­вле­ни­ем той идеи, что на извест­ной ста­дии циви­ли­за­ции искус­ство и нау­ка долж­ны нахо­дить под­держ­ку и содей­ст­вие во вли­я­нии и могу­ще­стве государ­ства, а так­же след­ст­ви­ем того вели­ко­го момен­та все­мир­ной исто­рии, кото­рый поста­вил рядом Алек­сандра и Ари­сто­те­ля. Здесь не место зада­вать вопрос, как в этой мощ­ной кон­цеп­ции сме­ши­ва­лись исти­на с заблуж­де­ни­ем, вред для духов­ной жиз­ни — с содей­ст­ви­ем ее подъ­ему; здесь не место еще раз сопо­став­лять сла­бые послед­ние зву­ча­ния боже­ст­вен­но­го пения и высо­ко­го поле­та мыс­ли сво­бод­ных элли­нов с бога­тым и все еще вели­че­ст­вен­ным резуль­та­том позд­ней­ше­го соби­ра­ния, иссле­до­ва­ния и систе­ма­ти­за­ции. Если воз­ник­шие из этой идеи учреж­де­ния не мог­ли вос­кре­сить для гре­че­ской нации то, что было ею без­воз­врат­но поте­ря­но, или, что еще хуже, если они мог­ли вос­кре­сить это лишь по види­мо­сти, то они дали ей един­ст­вен­но воз­мож­ную и при­том пре­крас­ную ком­пен­са­цию в еще сво­бод­ной обла­сти духов­ных цен­но­стей. Для нас важ­ны сей­час преж­де все­го мест­ные явле­ния. Искус­ст­вен­ные сады до извест­ной сте­пе­ни неза­ви­си­мы от поч­вы; так же обсто­ит дело и с тако­го рода науч­ны­ми учреж­де­ни­я­ми, с той, одна­ко, осо­бен­но­стью, что они по самой сво­ей при­ро­де явля­ют­ся при­двор­ны­ми учреж­де­ни­я­ми. Мате­ри­аль­ную под­держ­ку они могут полу­чать и из дру­гих источ­ни­ков, одна­ко боль­шее зна­че­ние име­ет бла­го­склон­ность выс­ших сфер, кото­рая все­ля­ет в них энер­гию, и те свя­зи с круп­ны­ми цен­тра­ми, бла­го­да­ря кото­рым эти 431 науч­ные кру­ги попол­ня­ют­ся и рас­ши­ря­ют­ся. В пери­од рас­цве­та элли­ни­сти­че­ских монар­хий этих цен­тров было столь­ко же, сколь­ко и государств, а науч­ный центр, создан­ный при дво­ре Лагидов, был сре­ди них лишь самым почи­тае­мым. Рим­ская рес­пуб­ли­ка под­чи­ни­ла сво­ей вла­сти один за дру­гим все про­чие цен­тры и вме­сте с цар­ски­ми дво­ра­ми упразд­ни­ла и при­над­ле­жав­шие к ним науч­ные учреж­де­ния и кру­ги. Вер­ным и при­том не самым безот­рад­ным при­зна­ком изме­нив­ше­го­ся духа вре­ме­ни явля­ет­ся тот факт, что буду­щий Август, упразд­нив­ший послед­ний из этих дво­ров, оста­вил в непри­кос­но­вен­но­сти свя­зан­ные с ним науч­ные инсти­ту­ты. Более дея­тель­ный и воз­вы­шен­ный с.523 фил­эл­ли­низм, свой­ст­вен­ный пра­ви­тель­ству цеза­рей, выгод­но отли­чал­ся от рес­пуб­ли­кан­ско­го в том отно­ше­нии, что он не толь­ко давал гре­че­ским лите­ра­то­рам воз­мож­ность зара­бот­ка в Риме, но и счи­тал покро­ви­тель­ство гре­че­ской нау­ке неотъ­ем­ле­мой частью осно­ван­ной Алек­сан­дром вла­сти и дей­ст­во­вал соот­вет­ст­ву­ю­щим обра­зом. Конеч­но, и тут, как и во всем этом обнов­ле­нии импе­рии, план стро­и­тель­ства был вели­че­ст­вен­нее, неже­ли самое стро­е­ние. При­гла­шен­ные Лагида­ми в Алек­сан­дрию музы, полу­чав­шие награ­ды и пен­сии от царей, не побрез­га­ли при­ни­мать подоб­ное же содер­жа­ние и от рим­лян, и импе­ра­то­ры про­яв­ля­ли не мень­шую щед­рость, чем преж­де цари. Фонд Алек­сан­дрий­ской биб­лио­те­ки и коли­че­ство мест для фило­со­фов, поэтов, вра­чей и все­воз­мож­ных уче­ных46, рав­но как и пре­до­став­лен­ные им при­ви­ле­гии не были уре­за­ны Авгу­стом, а Клав­дий их уве­ли­чил, — прав­да, с пред­пи­са­ни­ем, чтобы новые Клав­ди­е­вы ака­де­ми­ки из года в год на сво­их заседа­ни­ях чита­ли напи­сан­ные по-гре­че­ски исто­ри­че­ские труды сво­его чуда­ко­ва­то­го патро­на. Обла­дая пер­вой в мире биб­лио­те­кой, Алек­сан­дрия в тече­ние всей эпо­хи импе­рии удер­жи­ва­ла за собой сво­его рода пер­вен­ство в обла­сти нау­ки до тех пор, пока не погиб Мусей и ислам не раз­ру­шил антич­ную циви­ли­за­цию. Это пер­вен­ст­ву­ю­щее поло­же­ние город сохра­нял не толь­ко бла­го­да­ря тем воз­мож­но­стям, какие дава­ла ему биб­лио­те­ка, но и бла­го­да­ря ста­рой тра­ди­ции и идей­но­му направ­ле­нию мест­ных элли­нов; дей­ст­ви­тель­но, сре­ди уче­ных наи­бо­лее мно­го­чис­лен­ны­ми и вид­ны­ми были уро­жен­цы Алек­сан­дрии. В эту эпо­ху нема­ло заслу­жи­ваю­щих вни­ма­ния уче­ных трудов, осо­бен­но по фило­ло­гии и физи­ке, так­же вышло из кру­га «уче­ных и чле­нов Мусея», как они себя титу­ло­ва­ли, что несколь­ко напо­ми­на­ет совре­мен­ных париж­ских «уче­ных чле­нов инсти­ту­та»; одна­ко то лите­ра­тур­ное зна­че­ние, какое име­ли для все­го эллин­ско­го и элли­ни­сти­че­ско­го мира алек­сан­дрий­ская и пер­гам­ская при­двор­ная нау­ка и при­двор­ное 432 искус­ство в луч­шую эпо­ху элли­низ­ма, даже в отда­лен­ной сте­пе­ни не было при­су­ще нау­ке и искус­ству рим­ско-алек­сан­дрий­ской эпо­хи. с.524 При­чи­на это­го заклю­ча­ет­ся не в отсут­ст­вии талан­тов или каких-либо иных слу­чай­но­стях. Мень­ше все­го зна­че­ния име­ло и то обсто­я­тель­ство, что при разда­че мест в Мусее импе­ра­тор лишь изред­ка при­ни­мал во вни­ма­ние дей­ст­ви­тель­ные даро­ва­ния и все­гда руко­вод­ст­во­вал­ся лич­ны­ми сим­па­ти­я­ми, так что пра­ви­тель­ство рас­по­ря­жа­лось эти­ми места­ми совер­шен­но так же, как всад­ни­че­ским конем или места­ми домаш­них слу­жа­щих; но ведь так же обсто­я­ло дело и при преж­них дво­рах. При­двор­ные фило­со­фы и при­двор­ные поэты оста­лись в Алек­сан­дрии, но дво­ра там не было; и тут с пол­ной оче­вид­но­стью обна­ру­жи­лось, что дело было не в пен­си­ях и награ­дах, но в пло­до­твор­ном для обе­их сто­рон кон­так­те меж­ду боль­шой поли­ти­че­ской и боль­шой науч­ной работой. Работа эта велась в инте­ре­сах новой монар­хии со все­ми выте­каю­щи­ми из это­го послед­ст­ви­я­ми, но цен­тром ее была не Алек­сан­дрия: этот рас­цвет поли­ти­че­ско­го раз­ви­тия по пра­ву при­над­ле­жал лати­ня­нам и латин­ской сто­ли­це. Поэ­зия и нау­ка в век Авгу­ста достиг­ли при ана­ло­гич­ных усло­ви­ях тако­го же высо­ко­го и отрад­но­го раз­ви­тия, как элли­ни­сти­че­ская поэ­зия и нау­ка при дво­рах пер­гам­ских царей и ран­них Пто­ле­ме­ев. Даже в гре­че­ских кру­гах, посколь­ку рим­ское пра­ви­тель­ство воздей­ст­во­ва­ло на них в том же духе, как и Лагиды, духов­ная жизнь тяго­те­ла ско­рее к Риму, чем к Алек­сан­дрии. Конеч­но, гре­че­ские биб­лио­те­ки сто­ли­цы не мог­ли срав­нять­ся с алек­сан­дрий­ской, и в Риме не было учреж­де­ния, подоб­но­го алек­сан­дрий­ско­му Мусею. Но слу­жеб­ное поло­же­ние в биб­лио­те­ках Рима дава­ло доступ ко дво­ру. Учреж­ден­ная Вес­па­си­а­ном в сто­ли­це кафед­ра гре­че­ской рито­ри­ки, заме­щае­мая и опла­чи­вае­мая пра­ви­тель­ст­вом, дава­ла зани­мав­ше­му ее лицу поло­же­ние, оди­на­ко­вое с поло­же­ни­ем импе­ра­тор­ско­го биб­лио­те­ка­ря (хотя эта про­фес­су­ра и не счи­та­лась при­двор­ной, подоб­но послед­ней долж­но­сти), и пото­му эта кафед­ра при­зна­ва­лась самой важ­ной в импе­рии47. Самой вид­ной и вли­я­тель­ной долж­но­стью, какой вооб­ще мог достиг­нуть гре­че­ский лите­ра­тор, была долж­ность сек­ре­та­ря гре­че­ско­го отде­ла импе­ра­тор­ской кан­це­ля­рии. Пере­ме­ще­ние из алек­сан­дрий­ской Ака­де­мии на соот­вет­ст­ву­ю­щую долж­ность в сто­ли­це счи­та­лось, как извест­но, повы­ше­ни­ем48. Но и поми­мо тех пре­иму­ществ, кото­рые гре­че­ские лите­ра­то­ры нахо­ди­ли толь­ко в Риме, постов и долж­но­стей при дво­ре было доста­точ­но, чтобы наи­бо­лее ува­жае­мые лите­ра­то­ры пред­по­чи­та­ли сто­ли­цу еги­пет­ско­му «даро­во­му сто­лу». Уче­ный мир Алек­сан­дрии того вре­ме­ни сде­лал­ся с.525 чем-то вро­де вдо­вье­го дома гре­че­ской нау­ки; достой­ный ува­же­ния и полез­ный, он не ока­зы­вал решаю­ще­го вли­я­ния на основ­ные пути куль­тур­но­го раз­ви­тия в эпо­ху импе­рии, рав­но как и на его ано­ма­лии; места в Мусее неред­ко дава­лись вид­ным уче­ным со сто­ро­ны, да и в самом инсти­ту­те боль­шее вни­ма­ние уде­ля­ли кни­гам биб­лио­те­ки, неже­ли граж­да­нам это­го боль­шо­го тор­го­во­го и про­мыш­лен­но­го горо­да.

Еги­пет­ская армия

433 В воен­ном отно­ше­нии в Егип­те, как и в Сирии, перед рим­ски­ми вой­ска­ми сто­я­ла двой­ная зада­ча: защи­та южной гра­ни­цы и восточ­но­го побе­ре­жья (что, прав­да, не может даже отда­лен­но срав­нить­ся с той защи­той, кото­рой тре­бо­ва­ла линия Евфра­та) и под­дер­жа­ние внут­рен­не­го поряд­ка в стране и в сто­ли­це. Если не счи­тать кораб­лей, сто­яв­ших близ Алек­сан­дрии и на Ниле, зада­чей кото­рых являл­ся, по-види­мо­му, глав­ным обра­зом тамо­жен­ный кон­троль, рим­ский гар­ни­зон состо­ял при Авгу­сте из трех леги­о­нов вме­сте с при­над­ле­жав­ши­ми к ним немно­го­чис­лен­ны­ми вспо­мо­га­тель­ны­ми вой­ска­ми, все­го око­ло 20 тыс. чело­век. Это состав­ля­ло при­бли­зи­тель­но поло­ви­ну того, что Август пред­на­зна­чил для всех ази­ат­ских про­вин­ций вме­сте, — факт, свиде­тель­ст­ву­ю­щий о важ­но­сти этой про­вин­ции для новой монар­хии. Но гар­ни­зон этот был, веро­ят­но, еще при самом Авгу­сте сокра­щен на одну треть, а затем при Доми­ци­ане еще на треть. Пер­во­на­чаль­но два леги­о­на были постав­ле­ны вне сто­ли­цы, но глав­ный лагерь, а вско­ре и един­ст­вен­ный, нахо­дил­ся перед ее ворота­ми, на месте послед­не­го сра­же­ния Окта­ви­а­на с Анто­ни­ем, в пред­ме­стье, полу­чив­шем отсюда назва­ние Нико­по­ля. Пред­ме­стье это име­ло свой соб­ст­вен­ный амфи­те­атр и свой соб­ст­вен­ный импе­ра­тор­ский народ­ный празд­ник и было орга­ни­зо­ва­но на прин­ци­пах пол­ной само­сто­я­тель­но­сти, так что было вре­мя, когда по части обще­ст­вен­ных уве­се­ле­ний оно сто­я­ло впе­ре­ди Алек­сан­дрии. Непо­сред­ст­вен­ная охра­на гра­ни­цы была воз­ло­же­на на вспо­мо­га­тель­ные вой­ска. Те же самые при­чи­ны, по кото­рым осла­бе­ла дис­ци­пли­на в Сирии — а имен­но: выпол­не­ние чисто поли­цей­ских функ­ций и непо­сред­ст­вен­ное сопри­кос­но­ве­ние с насе­ле­ни­ем огром­ной сто­ли­цы, — ока­за­ли вли­я­ние и на еги­пет­ские вой­ска; здесь дело ослож­ни­лось еще тем, что рим­ляне быст­ро пере­ня­ли с дав­них пор уко­ре­нив­ший­ся в македон­ских пол­ках Пто­ле­ме­ев дур­ной обы­чай раз­ре­шать сол­да­там, состо­яв­шим на дей­ст­ви­тель­ной служ­бе, вести брач­ную жизнь и попол­нять армию родив­ши­ми­ся в лаге­ре сол­дат­ски­ми сыно­вья­ми. В свя­зи с этим и еги­пет­ский кор­пус, в кото­ром уро­жен­цев Запа­да было еще мень­ше, чем в осталь­ных арми­ях Восто­ка, и кото­рый вер­бо­вал­ся пре­иму­ще­ст­вен­но из граж­дан и из лаге­ря Алек­сан­дрии, поль­зо­вал­ся, по-види­мо­му, наи­мень­шим ува­же­ни­ем сре­ди про­чих армей­ских кор­пу­сов, а офи­це­ры это­го леги­о­на, как уже было отме­че­но, счи­та­лись по ран­гу ниже дру­гих.

Непо­сред­ст­вен­ная воен­ная зада­ча еги­пет­ских войск сто­ит в тес­ной свя­зи с меро­при­я­ти­я­ми по раз­ви­тию еги­пет­ской тор­гов­ли. Поэто­му мы изло­жим оба эти вопро­са во вза­им­ной свя­зи и преж­де с.526 все­го рас­ска­жем об отно­ше­ни­ях Егип­та с кон­ти­нен­таль­ны­ми соседя­ми на юге, а затем о его отно­ше­ни­ях с Ара­ви­ей и Инди­ей.

Эфи­о­пия

Еги­пет про­сти­ра­ет­ся на юг, как было уже отме­че­но, до той пре­гра­ды, кото­рую ста­вит судо­ход­ству послед­ний ката­ракт непо­да­ле­ку от Сие­ны (Ассу­ан). Южнее Сие­ны начи­на­ют­ся посе­ле­ния пле­ме­ни кеш, как назы­ва­ли его егип­тяне, или, в пере­во­де гре­ков, тем­но­ко­жих эфи­о­пов, род­ст­вен­ных, веро­ят­но, пер­во­на­чаль­ным жите­лям Абис­си­нии, о кото­рых речь будет идти ниже; если они и име­ли общее с егип­тя­на­ми про­ис­хож­де­ние, то в ходе исто­ри­че­ско­го раз­ви­тия пре­вра­ти­лись в совер­шен­но осо­бый народ. Далее к югу жили пле­ме­на, кото­рых егип­тяне назы­ва­ли нах­сиу, т. е. чер­ные (гре­ки назы­ва­ли их нубий­ца­ми), — нынеш­ние негры. Цари Егип­та 434 в луч­шие вре­ме­на рас­про­стра­ни­ли свое вла­ды­че­ство дале­ко в глубь стра­ны, а отдель­ные высе­ляв­ши­е­ся егип­тяне осно­ва­ли здесь свои соб­ст­вен­ные кня­же­ства. Пись­мен­ные памят­ни­ки фара­о­нов­ско­го управ­ле­ния встре­ча­ют­ся вплоть до пунк­та выше третье­го ката­рак­та, Дон­го­лы, где цен­тром посе­ле­ний егип­тян была, по-види­мо­му, Наба­та (у Нури); груп­пы хра­мов и пира­мид, прав­да, уже без над­пи­сей, встре­ча­ют­ся еще к севе­ру от Хар­ту­ма, у Шен­ди в Сен­на­аре, неда­ле­ко от рано исчез­нув­ше­го эфи­оп­ско­го горо­да Мерое. Когда Еги­пет сде­лал­ся рим­ским, рас­цвет его могу­ще­ства уже дав­но мино­вал и по ту сто­ро­ну Сие­ны гос­под­ст­во­ва­ло одно эфи­оп­ское пле­мя под вла­стью цариц, кото­рые неиз­мен­но носи­ли имя или титул Канда­ка49 и жили в неко­гда при­над­ле­жав­шей Егип­ту Наба­те в Дон­го­ле. Народ этот нахо­дил­ся на низ­кой сту­пе­ни циви­ли­за­ции, состо­ял глав­ным обра­зом из пас­ту­хов, мог выста­вить вой­ско в 30 тыс. чело­век, при­кры­вав­ших себя щита­ми из бычьей кожи и воору­жен­ных боль­шей частью не меча­ми, а топо­ра­ми или копья­ми и око­ван­ны­ми желе­зом дуби­на­ми; эти соседи пред­став­ля­ли неко­то­рую опас­ность как раз­бой­ни­ки, но они были не спо­соб­ны сра­жать­ся с рим­ля­на­ми.

Вой­на с цари­цей Канда­кой

В 730 или 731 г. [24/23 г.] эти соседи вторг­лись в рим­скую область, по их соб­ст­вен­но­му утвер­жде­нию, вслед­ст­вие при­тес­не­ний со сто­ро­ны началь­ни­ков бли­жай­ших номов, по мне­нию же рим­лян, вслед­ст­вие того, что бо́льшая часть еги­пет­ских войск была тогда заня­та в Ара­вии и напа­дав­шие наде­я­лись, что им удаст­ся без­на­ка­зан­но погра­бить. Дей­ст­ви­тель­но, они спра­ви­лись с тре­мя когор­та­ми, при­кры­вав­ши­ми гра­ни­цу, уве­ли в раб­ство жите­лей бли­жай­ших еги­пет­ских рай­о­нов — Фил, Эле­фан­ти­ны и Сие­ны — и в знак сво­ей победы унес­ли най­ден­ные там ста­туи импе­ра­то­ра. Но намест­ник Гай Пет­ро­ний, имен­но в этот момент при­няв­ший управ­ле­ние стра­ной, быст­ро ото­мстил за это напа­де­ние; с 10 тыс. пехо­тин­цев и 800 всад­ни­ков он не толь­ко выгнал эфи­о­пов из стра­ны, но и после­до­вал за ними по бере­гу Нила в их соб­ст­вен­ную стра­ну, раз­бил их наго­ло­ву у с.527 Псел­хиды (Дак­ке) и взял при­сту­пом их укреп­лен­ный замок Пре­ми­ду (Ибрим) и саму сто­ли­цу, кото­рую раз­ру­шил. Прав­да, отваж­ная цари­ца в сле­дую­щем году воз­об­но­ви­ла напа­де­ние и попы­та­лась взять штур­мом Пре­ми­ду, где оста­вал­ся рим­ский гар­ни­зон; но Пет­ро­ний своевре­мен­но при­шел на выруч­ку, и эфи­оп­ская цари­ца реши­ла отпра­вить посоль­ство с пред­ло­же­ни­ем мира. Импе­ра­тор не толь­ко согла­сил­ся на мир, но велел выве­сти рим­ские вой­ска из заво­е­ван­ной обла­сти и откло­нил пред­ло­же­ние сво­его намест­ни­ка обло­жить побеж­ден­ных данью. Это собы­тие, само по себе незна­чи­тель­ное, заслу­жи­ва­ет упо­ми­на­ния, посколь­ку имен­но тогда рим­ское пра­ви­тель­ство опре­де­лен­но обна­ру­жи­ло наме­ре­ние во что бы то ни ста­ло удер­жать за собой ту часть доли­ны Нила, где река судо­ход­на, но раз навсе­гда отка­зать­ся от заво­е­ва­ния отда­лен­ных земель по верх­не­му Нилу. Толь­ко поло­са зем­ли от Сие­ны, где при Авгу­сте сто­я­ли погра­нич­ные вой­ска, до Гиера Сика­ми­на (Маха­р­ак­ка), так назы­вае­мая Две­на­дца­ти­миле­вая зем­ля (Δω­δεκάσ­χοινος), счи­та­лась при­над­ле­жа­щей к импе­рии, хотя она нико­гда не име­ла орга­ни­за­ции нома и не состав­ля­ла части Егип­та. Не позд­нее чем при Доми­ци­ане воен­ные посты были про­дви­ну­ты 435 до само­го Гиера Сика­ми­на50. В даль­ней­шем такое поло­же­ние сохра­ни­лось без суще­ст­вен­ных изме­не­ний. Прав­да, Нерон наме­ре­вал­ся в заду­ман­ной им экс­пе­ди­ции на Восток про­ник­нуть и в Эфи­о­пию, но дело огра­ни­чи­лось пред­ва­ри­тель­ны­ми раз­вед­ка­ми стра­ны, кото­рые были пред­при­ня­ты рим­ски­ми офи­це­ра­ми, под­ни­мав­ши­ми­ся за Мерое. Отно­ше­ния с соседя­ми по южной гра­ни­це до середи­ны III в. носи­ли, веро­ят­но, в общем мир­ный харак­тер, хотя неред­ко воз­ни­ка­ли мел­кие ссо­ры с упо­мя­ну­той Канда­кой и ее пре­ем­ни­ка­ми, кото­рые, по-види­мо­му, дер­жа­лись у вла­сти с.528 доволь­но про­дол­жи­тель­ное вре­мя, а позд­нее, быть может, и с дру­ги­ми пле­ме­на­ми, дости­гав­ши­ми пре­об­ла­да­ния по ту сто­ро­ну импер­ской гра­ни­цы. Толь­ко когда в эпо­ху Вале­ри­а­на и Гал­ли­е­на импе­рия нача­ла при­хо­дить в упа­док, вар­ва­ры про­рва­лись через гра­ни­цу и в этой обла­сти.

Бле­мии

Уже было упо­мя­ну­то (стр. 506), что жив­ший в горах близ юго-восточ­ной гра­ни­цы и ранее под­чи­няв­ший­ся эфи­о­пам вар­вар­ский народ бле­ми­ев, отли­чав­ший­ся ужа­саю­щей гру­бо­стью и еще мно­го веков позд­нее сохра­нив­ший обы­чай чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний, само­сто­я­тель­но высту­пил про­тив Егип­та и по уго­во­ру с паль­мир­ца­ми занял зна­чи­тель­ную часть Верх­не­го Егип­та и удер­жи­вал ее в тече­ние ряда лет. Энер­гич­ный импе­ра­тор Проб про­гнал их; но втор­же­ния не пре­кра­ща­лись51, и импе­ра­тор Дио­кле­ти­ан решил пере­не­сти гра­ни­цу даль­ше на север. Узкая Две­на­дца­ти­миле­вая зем­ля нуж­да­лась в силь­ном гар­ни­зоне и не при­но­си­ла государ­ству боль­шой поль­зы. Нубий­цы, жив­шие в Ливий­ской пустыне и посто­ян­но опу­сто­шав­шие глав­ным обра­зом Боль­шой оазис, согла­си­лись поки­нуть свои преж­ние места житель­ства и посе­лить­ся в этой мест­но­сти, кото­рая была им пре­до­став­ле­на с соблюде­ни­ем всех фор­маль­но­стей; одно­вре­мен­но им и их восточ­ным соседям — бле­ми­ям — были 436 назна­че­ны твер­до уста­нов­лен­ные еже­год­ные пла­те­жи, номи­наль­но в виде воз­на­граж­де­ния за обо­ро­ну гра­ниц, а фак­ти­че­ски, несо­мнен­но, как выкуп за пре­кра­ще­ние их гра­би­тель­ских набе­гов, кото­рые, конеч­но, не пре­кра­ти­лись и после это­го. Это был шаг назад, пер­вый с того вре­ме­ни, как Еги­пет под­чи­нил­ся Риму.

Тор­гов­ля с Эфи­о­пи­ей

О тор­го­вых сно­ше­ни­ях на этой гра­ни­це сохра­ни­лось мало сведе­ний. Так как ката­рак­ты на верх­нем Ниле пре­граж­да­ли непо­сред­ст­вен­ный вод­ный путь, то тор­гов­ля меж­ду внут­рен­ней Афри­кой и Егип­том, глав­ную ста­тью кото­рой состав­ля­ла сло­но­вая кость, про­из­во­ди­лась в рим­скую эпо­ху в основ­ном не по Нилу, а через абис­син­ские гава­ни, но отча­сти и по это­му пути52. Про­жи­вав­шие в боль­шом чис­ле на о. Филах рядом с егип­тя­на­ми эфи­о­пы были, оче­вид­но, по боль­шей части куп­цы, и царив­шее на этой гра­ни­це спо­кой­ст­вие, несо­мнен­но, в свою оче­редь содей­ст­во­ва­ло про­цве­та­нию погра­нич­ных горо­дов Верх­не­го Егип­та и еги­пет­ской тор­гов­ли в целом.

Восточ­ное побе­ре­жье Егип­та и миро­вая тор­гов­ля

с.529 Восточ­ное побе­ре­жье Егип­та ста­вит для раз­ви­тия миро­вой тор­гов­ли труд­но­раз­ре­ши­мую зада­чу. Ска­ли­стый сплошь необи­тае­мый берег непри­го­ден для зем­леде­лия и оста­ет­ся в насто­я­щее вре­мя такой же пусты­ней, какой он был и в древ­но­сти53. Напро­тив, что каса­ет­ся обо­их морей, имев­ших осо­бен­но боль­шое зна­че­ние для куль­тур­но­го раз­ви­тия древ­не­го мира, то Индий­ское бли­же все­го под­хо­дит к Сре­ди­зем­но­му в двух сво­их край­них север­ных пунк­тах, у Пер­сид­ско­го и Ара­вий­ско­го зали­вов. Пер­сид­ский залив при­ни­ма­ет в себя Евфрат, в сво­ем сред­нем тече­нии близ­ко под­хо­дя­щий к Сре­ди­зем­но­му морю, а Ара­вий­ский отде­лен все­го лишь несколь­ки­ми днев­ны­ми пере­хо­да­ми от теку­ще­го в Сре­ди­зем­ное море Нила. Поэто­му в древ­но­сти тор­го­вые пути, соеди­няв­шие Восток с Запа­дом, либо про­хо­ди­ли пре­иму­ще­ст­вен­но по Евфра­ту к побе­ре­жью Сирии и Ара­вии, либо пово­ра­чи­ва­ли от восточ­ных бере­гов Егип­та к Нилу. Тор­го­вые пути по Евфра­ту древ­нее, чем пути по Нилу, но послед­ние име­ют за собой пре­иму­ще­ство более удоб­но­го реч­но­го судо­ход­ства и более корот­ко­го пере­хо­да сушей; устра­не­ние послед­не­го посред­ст­вом устрой­ства кана­ла для пути по Евфра­ту исклю­че­но; что же каса­ет­ся пути из Егип­та, то и в древ­но­сти и в новей­шее вре­мя созда­ние тако­го кана­ла при­зна­ва­лось хотя и труд­ным, но не невоз­мож­ным делом. Таким обра­зом, на еги­пет­скую стра­ну самой при­ро­дой была воз­ло­же­на зада­ча свя­зать посред­ст­вом сухо­пут­ных или вод­ных дорог восточ­ное побе­ре­жье с тече­ни­ем Нила и север­ным бере­гом. Она начи­на­ет играть эту роль уже при тех тузем­ных вла­сти­те­лях, кото­рые впер­вые сде­ла­ли Еги­пет доступ­ным для ино­стран­цев и для круп­ной тор­гов­ли.

Мор­ской путь в Индию

Как кажет­ся, по следам более древ­них соору­же­ний вели­ких еги­пет­ских пра­ви­те­лей Сети I и Рам­зе­са II, сын Псам­ме­ти­ха, царь Нехо (610—594 гг. до н. э.), пред­при­нял побли­зо­сти от Каи­ра соору­же­ние кана­ла, кото­рый дол­жен был соеди­нить Нил с Горь­ки­ми озе­ра­ми у Изма­и­лии и через них — с Крас­ным морем; но это меро­при­я­тие не уда­лось дове­сти до кон­ца. При этом Нехо, по-види­мо­му, стре­мил­ся не толь­ко к гос­под­ству над Ара­вий­ским зали­вом и уста­нов­ле­нию тор­го­вых сно­ше­ний с ара­ба­ми; кру­го­зор это­го 437 еги­пет­ско­го царя уже охва­ты­вал, веро­ят­но, и Пер­сид­ский залив, и Индий­ское море, и более отда­лен­ные стра­ны Восто­ка; такая точ­ка зре­ния пред­став­ля­ет­ся веро­ят­ной пото­му, что тот же самый царь сна­рядил путе­ше­ст­вие вокруг Афри­ки — един­ст­вен­ную тако­го рода экс­пе­ди­цию, выпол­нен­ную в древ­но­сти. Досто­вер­но извест­но, что построй­ка это­го кана­ла уда­лась царю Дарию I, вла­сти­те­лю как Пер­сии, так и Егип­та; но, закон­чив канал, Дарий, как пока­зы­ва­ют его мемо­ри­аль­ные кам­ни, най­ден­ные на самом месте работ, сам же велел его засы­пать — веро­ят­но, пото­му, что его с.530 стро­и­те­ли опа­са­лись, что впу­щен­ные в канал мор­ские воды зато­пят поля Егип­та.

Сопер­ни­че­ство меж­ду Лагида­ми и Селев­кида­ми, про­хо­дя­щее через поли­ти­ку всей послеа­лек­сан­дров­ской эпо­хи, было в то же самое вре­мя борь­бой меж­ду Евфра­том и Нилом. Пер­вый был обла­да­те­лем, вто­рой — пре­тен­ден­том, и в луч­шие вре­ме­на Лагидов мир­ное наступ­ле­ние велось с боль­шой энер­ги­ей. При вто­ром Пто­ле­мее Фила­дель­фе (умер в 247 г. до н. э.) был впер­вые открыт для судо­ход­ства нача­тый Нехо и Дари­ем канал, назван­ный теперь Пто­ле­ме­е­вой рекой, и в тех пунк­тах мало доступ­но­го восточ­но­го побе­ре­жья, кото­рые были наи­бо­лее при­год­ны для сто­я­нок кораб­лей и для соеди­не­ния с Нилом, были воз­веде­ны обшир­ные пор­то­вые соору­же­ния.

Гава­ни восточ­но­го побе­ре­жья

Преж­де все­го это было сде­ла­но в устье веду­ще­го к Нилу кана­ла у посе­ле­ний Арси­нои, Клео­пат­риды, Клис­мы, рас­по­ло­жен­ных в рай­оне нынеш­не­го Суэ­ца. Ниже по тече­нию воз­ник­ли, кро­ме несколь­ких соору­же­ний мень­ше­го раз­ме­ра, два зна­чи­тель­ных скла­доч­ных пунк­та: Миос-Гор­мос, немно­го выше нынеш­не­го Козе­ра, и Бере­ни­ка в стране тро­гло­ди­тов, при­бли­зи­тель­но на той же широ­те, что и Сие­на на Ниле и араб­ский порт Лев­ке-Коме; от горо­да Коп­та, у кото­ро­го Нил более все­го откло­ня­ет­ся на восток, пер­вый из них отсто­ял на 6—7 днев­ных пере­хо­дов, послед­ний — на 11; оба они были свя­за­ны с этим глав­ным скла­доч­ным пунк­том на Ниле посред­ст­вом про­веден­ных через пусты­ню дорог, снаб­жен­ных боль­ши­ми цистер­на­ми. В эпо­ху Пто­ле­ме­ев глав­ной тор­го­вой маги­ст­ра­лью был, по-види­мо­му, не канал, а эти сухо­пут­ные доро­ги в Копт.

Абис­си­ния

Соб­ст­вен­но Еги­пет Лагидов не про­сти­рал­ся даль­ше выше­на­зван­ной Бере­ни­ки в стране тро­гло­ди­тов. Лежав­шие даль­ше к югу посе­ле­ния: «Охот­ни­чья Пто­ле­ма­ида» ниже Суа­ки­на и самое южное посе­ле­ние цар­ства Лагидов, позд­ней­шая Аду­лида, назы­вав­ша­я­ся тогда, кажет­ся, «Золо­той Бере­ни­кой» или «у Сабы», далее, непо­да­ле­ку от нынеш­не­го Мас­сау, Зула — бес­спор­но луч­шая гавань на всем этом бере­гу, — были все­го лишь обыч­ны­ми бере­го­вы­ми фор­та­ми и не име­ли терри­то­ри­аль­ной свя­зи с Егип­том. Позд­ней­шие Лагиды либо утра­ти­ли, либо доб­ро­воль­но оста­ви­ли эти отда­лен­ные посе­ле­ния, и ко вре­ме­ни уста­нов­ле­ния рим­ско­го вла­ды­че­ства государ­ст­вен­ная гра­ни­ца про­хо­ди­ла для внут­рен­ней терри­то­рии у Сие­ны, а на побе­ре­жье — у Бере­ни­ки тро­гло­дит­ской.

Цар­ство аксо­ми­тов

В этой обла­сти, кото­рую егип­тяне нико­гда не зани­ма­ли или дав­но оста­ви­ли, обра­зо­ва­лось либо в кон­це эпо­хи Лагидов, либо в нача­ле импе­рии круп­ное неза­ви­си­мое государ­ство, играв­шее доволь­но вид­ную роль — цар­ство аксо­ми­тов54, соот­вет­ст­ву­ю­щее нынеш­не­му Габе­шу.

с.531 438 Назва­ние это­го государ­ства про­ис­хо­дит от горо­да Аксо­миды, ныне Аксу­ма, лежа­ще­го в серд­це этой гор­ной стра­ны в вось­ми днях пути от моря, в мест­но­сти, кото­рая в насто­я­щее вре­мя назы­ва­ет­ся Тиг­рэ; гава­нью ему слу­жит уже упо­ми­нав­ший­ся луч­ший скла­доч­ный пункт на этом бере­гу — Аду­лида в бух­те Мас­са­уа. Пер­во­на­чаль­ное насе­ле­ние этой мест­но­сти гово­ри­ло, веро­ят­но, на язы­ке агау, кото­рый частич­но сохра­нил­ся в неис­пор­чен­ном виде до насто­я­ще­го вре­ме­ни в отдель­ных южных рай­о­нах и кото­рый при­над­ле­жит к той же хамит­ской груп­пе, что и тепе­реш­ние бего, сали, дан­ка­ли, сома­ли, гал­ла[8]. Эта груп­па язы­ков сто­ит, по-види­мо­му, в такой же свя­зи с язы­ком еги­пет­ско­го насе­ле­ния, в какой гре­че­ский язык — с кельт­ски­ми и сла­вян­ски­ми язы­ка­ми. Таким обра­зом, фило­ло­ги­че­ское иссле­до­ва­ние нахо­дит чер­ты сход­ства там, где исто­рия пред­став­ля­ет глу­бо­кие раз­ли­чия. Но еще до того вре­ме­ни, для кото­ро­го мы име­ем пер­вые сведе­ния об этой зем­ле, мно­го­чис­лен­ные семит­ские имми­гран­ты, при­над­ле­жав­шие к химья­рит­ским пле­ме­нам южной Ара­вии, по-види­мо­му, пере­шли узкий мор­ской залив и вве­ли здесь в мест­ное употреб­ле­ние свой язык и свою пись­мен­ность. Ста­рин­ный лите­ра­тур­ный язык Габе­ша, исчез­нув­ший из народ­но­го употреб­ле­ния лишь мно­го позд­нее рим­ской эпо­хи, ге-ец, или, как он боль­шей частью непра­виль­но назы­ва­ет­ся, эфи­оп­ский язык55, есть язык чисто с.532 семит­ский56, а суще­ст­ву­ю­щие еще теперь диа­лек­ты амга­ра и тиг­ри­нья[9] — тоже по суще­ству семи­ти­че­ские, лишь несколь­ко испор­чен­ные вли­я­ни­ем более древ­не­го агау.

О воз­ник­но­ве­нии это­го государ­ства не сохра­ни­лось ника­ких сведе­ний. В кон­це прав­ле­ния Неро­на, а быть может и гораздо рань­ше, вла­де­ния царя аксо­ми­тов на афри­кан­ском побе­ре­жье про­сти­ра­лись при­бли­зи­тель­но от Суа­ки­на до Баб-эль-Ман­деб­ско­го про­ли­ва. Позд­нее — точ­но эпо­ху уста­но­вить невоз­мож­но — мы видим его сосе­дом рим­лян на южной гра­ни­це Егип­та; в то же вре­мя он вел вой­ну на дру­гом бере­гу Ара­вий­ско­го зали­ва, в про­ме­жу­точ­ной 439 обла­сти меж­ду рим­ски­ми и сабей­ски­ми вла­де­ни­я­ми, — сле­до­ва­тель­но, в Ара­вии заня­тая им терри­то­рия непо­сред­ст­вен­но сопри­ка­са­лась на севе­ре с рим­ской обла­стью; сверх того, он гос­под­ст­во­вал над афри­кан­ским бере­гом далее Ара­вий­ско­го зали­ва, быть может, до мыса Гвар­да­фуя. Неиз­вест­но, как дале­ко про­сти­ра­лись его вла­де­ния от Аксо­миды в глубь стра­ны; Эфи­о­пия, т. е. Сен­на­ар и Дон­го­ла, вряд ли при­над­ле­жа­ла к его вла­де­ни­ям, по край­ней мере в ран­нюю эпо­ху импе­рии; ско­рее надо пола­гать, что в то вре­мя цар­ство Наба­та суще­ст­во­ва­ло рядом с аксо­мит­ским.

Всюду, где мы встре­ча­ем аксо­ми­тов, мы нахо­дим их на доволь­но высо­кой сту­пе­ни раз­ви­тия. При Авгу­сте еги­пет­ская тор­гов­ля с эти­ми афри­кан­ски­ми гава­ня­ми была не менее ожив­лен­ной, чем с Инди­ей. Царь имел в сво­ем рас­по­ря­же­нии не толь­ко вой­ско, но и флот, о чем свиде­тель­ст­ву­ют его отно­ше­ния с Ара­ви­ей. Зоска­ла, цар­ст­во­вав­ше­го в Аксо­миде в эпо­ху Вес­па­си­а­на, один гре­че­ский купец, побы­вав­ший в Аду­лиде, назы­ва­ет чело­ве­ком чест­ным и зна­ко­мым с гре­че­ской пись­мен­но­стью. Один из его пре­ем­ни­ков поста­вил в сво­ей рези­ден­ции мемо­ри­аль­ную над­пись на обще­употре­би­тель­ном гре­че­ском язы­ке, повест­ву­ю­щую ино­стран­цам о его подви­гах. Сам он назы­ва­ет себя в ней сыном Аре­са — титул, кото­рый цари аксо­ми­тов носи­ли вплоть до IV в., и посвя­ща­ет трон, нося­щий эту над­пись, Зев­су, Аре­су и Посей­до­ну. Уже в эпо­ху Зоска­ла упо­мя­ну­тый ино­стра­нец назы­ва­ет Аду­лиду бла­го­устро­ен­ным тор­го­вым пунк­том. Пре­ем­ни­ки Зоска­ла при­нуди­ли бро­дя­чие пле­ме­на араб­ско­го побе­ре­жья соблюдать мир на суше и на море и уста­но­ви­ли сухо­пут­ное сооб­ще­ние меж­ду сво­ей сто­ли­цей и рим­ской гра­ни­цей, что име­ло нема­лое зна­че­ние ввиду осо­бен­но­стей этой стра­ны, для кото­рой глав­ную роль игра­ли мор­ские пути сооб­ще­ния. При Вес­па­си­ане тузем­цам вме­сто денег слу­жи­ли кусоч­ки меди, кото­рые в слу­чае надоб­но­сти мож­но было дро­бить на части, рим­ская же моне­та была в употреб­ле­нии толь­ко у жив­ших в Аду­лиде ино­стран­цев; в эпо­ху позд­ней импе­рии моне­ту чека­ни­ли сами цари. Пове­ли­тель аксо­ми­тов назы­ва­ет себя царем царей, и ничто не ука­зы­ва­ет на его зави­си­мость от Рима; он чека­нит золотую моне­ту, чего рим­ляне не поз­во­ля­ли не толь­ко в сво­их вла­де­ни­ях, но и вооб­ще в пре­де­лах сво­его вли­я­ния. Едва ли с.533 в эпо­ху импе­рии за пре­де­ла­ми эллин­ских обла­стей Рима суще­ст­во­ва­ла дру­гая стра­на, кото­рая, сохра­няя подоб­ную само­сто­я­тель­ность, пре­до­ста­ви­ла бы у себя такое же место для эллин­ской куль­ту­ры, как государ­ство Габе­ша. Если с тече­ни­ем вре­ме­ни мест­ный или, вер­нее, при­не­сен­ный сюда из Ара­вии народ­ный язык отво­е­вал себе исклю­чи­тель­ное гос­под­ство и вытес­нил гре­че­ский, то это, веро­ят­но, сле­ду­ет при­пи­сать отча­сти араб­ско­му, отча­сти хри­сти­ан­ско­му вли­я­нию и свя­зан­но­му с этим воз­рож­де­нию народ­ных диа­лек­тов, кото­рое мы наблюда­ли и в Сирии и в Егип­те; одна­ко это обсто­я­тель­ство не исклю­ча­ет того, что гре­че­ский язык в Аксо­миде и Аду­лиде зани­мал в I и II вв. н. э. такое же поло­же­ние, как в Сирии и в Егип­те, если толь­ко поз­во­ли­тель­но срав­ни­вать эти два явле­ния, из кото­рых вто­рое име­ет неиз­ме­ри­мо боль­шее зна­че­ние, чем пер­вое.

Рим и аксо­ми­ты

О поли­ти­че­ских свя­зях меж­ду Римом и государ­ст­вом аксо­ми­тов в пер­вые три сто­ле­тия наше­го лето­счис­ле­ния (кото­ры­ми огра­ни­чи­ва­ет­ся наш рас­сказ) у нас име­ют­ся лишь самые скуд­ные сведе­ния. Вме­сте с осталь­ным Егип­том рим­ляне под­чи­ни­ли сво­ей вла­сти и гава­ни восточ­но­го побе­ре­жья вплоть до отда­лен­ной тро­гло­дит­ской Бере­ни­ки, кото­рая в рим­скую эпо­ху была вве­ре­на осо­бо­му 440 комен­дан­ту57. О рас­ши­ре­нии вла­де­ний в него­сте­при­им­ных и бес­плод­ных при­бреж­ных гори­стых мест­но­стях здесь нико­гда не дума­ли, да и мало­чис­лен­ное насе­ле­ние бли­жай­шей погра­нич­ной обла­сти, сто­яв­шее на самой низ­кой сту­пе­ни раз­ви­тия, нико­гда не достав­ля­ло рим­ля­нам серь­ез­ных хло­пот. Подоб­но сво­им пред­ше­ст­вен­ни­кам Лагидам, цеза­ри не стре­ми­лись завла­деть скла­доч­ны­ми пунк­та­ми аксо­мит­ско­го побе­ре­жья. Мы име­ем опре­де­лен­ное сооб­ще­ние лишь о том, что послы аксо­мит­ско­го царя вели пере­го­во­ры с импе­ра­то­ром Авре­ли­а­ном. Но как это мол­ча­ние, так и отме­чен­ное выше неза­ви­си­мое поло­же­ние аксо­мит­ско­го вла­сти­те­ля58 ука­зы­ва­ют на то, что здесь с обе­их сто­рон посто­ян­но соблюда­лись суще­ст­ву­ю­щие гра­ни­цы и под­дер­жи­ва­лись доб­ро­со­сед­ские отно­ше­ния, кото­рые содей­ст­во­ва­ли укреп­ле­нию мира и в осо­бен­но­сти бла­го­при­ят­ст­во­ва­ли еги­пет­ской тор­гов­ле. Если при­нять во вни­ма­ние пре­вос­ход­ство еги­пет­ской циви­ли­за­ции уже в эпо­ху Лагидов, не может под­ле­жать сомне­нию, что эта тор­гов­ля, в осо­бен­но­сти важ­ная тор­гов­ля сло­но­вой костью, в кото­рой глав­ным скла­доч­ным местом для с.534 внут­рен­ней Афри­ки слу­жи­ла Аду­лида, про­из­во­ди­лась пре­иму­ще­ст­вен­но из Егип­та и на еги­пет­ских кораб­лях; в рим­скую эпо­ху эта тор­гов­ля толь­ко рас­ши­ри­лась, но не под­верг­лась изме­не­ни­ям.

Запад­ное побе­ре­жье Ара­вии

Гораздо боль­шее зна­че­ние, чем тор­гов­ля с афри­кан­ским югом, име­ла для Егип­та и для Рим­ской импе­рии вооб­ще тор­гов­ля с Ара­ви­ей и с лежа­щи­ми еще далее на восток бере­га­ми. Ара­вий­ский полу­ост­ров остал­ся вне эллин­ско­го куль­тур­но­го кру­га. Поло­же­ние было бы, веро­ят­но, иным, если бы царь Алек­сандр про­жил годом доль­ше; смерть унес­ла его как раз тогда, когда он гото­вил­ся обо­гнуть со сто­ро­ны Пер­сид­ско­го зали­ва уже обсле­до­ван­ное южное побе­ре­жье Ара­вии и затем занять его. Одна­ко путе­ше­ст­вия, кото­ро­го не при­шлось совер­шить это­му вели­ко­му царю, после него не пред­при­нял уже ни один грек. Напро­тив, с древ­ней­ших вре­мен меж­ду обо­и­ми бере­га­ми Ара­вий­ско­го зали­ва через разде­ляв­шее их не осо­бен­но широ­кое вод­ное про­стран­ство велась ожив­лен­ная тор­гов­ля. В еги­пет­ских рас­ска­зах из вре­мен фара­о­нов боль­шую роль игра­ют мор­ские поезд­ки в стра­ну Пунт и при­во­зи­мая оттуда добы­ча в виде лада­на, чер­но­го дере­ва, изу­мруда и лео­пар­до­вых шкур. Уже было ука­за­но (стр. 425), что в более позд­нюю эпо­ху север­ная часть запад­но­го бере­га Ара­вии при­над­ле­жа­ла к обла­сти наба­те­ев и вме­сте с ней пере­шла во власть рим­лян. Это был пустын­ный берег59; лишь скла­доч­ный пункт Лев­ке-Коме — послед­ний город наба­те­ев, а сле­до­ва­тель­но, и Рим­ской 441 импе­рии — не толь­ко под­дер­жи­вал сооб­ще­ния морем с лежав­шей на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу Бере­ни­кой, но и являл­ся исход­ным пунк­том кара­ван­ной доро­ги, вед­шей в Пет­ру, а оттуда — к гава­ням южной Сирии, сле­до­ва­тель­но, и к узло­вым с.535 пунк­там тор­гов­ли Восто­ка с Запа­дом (стр. 428). Смеж­ные обла­сти на юге, к севе­ру и к югу от нынеш­ней Мек­ки, по сво­им при­род­ным свой­ствам име­ли мно­го обще­го с рас­по­ло­жен­ной на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу стра­ной тро­гло­ди­тов, и подоб­но этой послед­ней не име­ли в древ­но­сти ни поли­ти­че­ско­го, ни тор­го­во­го зна­че­ния, по-види­мо­му, не объ­еди­ня­лись даже под одной вла­стью, но были заня­ты пле­ме­на­ми кочев­ни­ков.

Государ­ство гоме­ри­тов

На южной око­неч­но­сти зали­ва жило един­ст­вен­ное араб­ское пле­мя, кото­рое игра­ло вид­ную роль в эпо­ху до исла­ма. Гре­ки и рим­ляне в более древ­нее вре­мя назы­ва­ли этих ара­бов сабе­я­ми, по име­ни наи­бо­лее выде­ляв­ше­го­ся в то вре­мя пле­ме­ни, позд­нее — обыч­но гоме­ри­та­ми, по име­ни дру­го­го пле­ме­ни; в насто­я­щее вре­мя их чаще все­го назы­ва­ют послед­ним име­нем в его ново­араб­ской фор­ме — химья­ри­ты. Куль­тур­ное раз­ви­тие это­го заме­ча­тель­но­го наро­да задол­го до нача­ла рим­ско­го вла­ды­че­ства над Егип­том достиг­ло зна­чи­тель­ной высоты60. Его роди­на, «Счаст­ли­вая Ара­вия» древ­них, мест­ность Мохи и Аде­на, опо­я­са­на узкой зной­ной и пустын­ной при­бреж­ной рав­ни­ной, но во внут­рен­них зем­лях Йеме­на и Гадра­мау­та с их здо­ро­вым и уме­рен­ным кли­ма­том скло­ны гор и доли­ны покры­ты рос­кош­ной рас­ти­тель­но­стью, а мно­же­ство гор­ных ручьев при забот­ли­вом веде­нии хозяй­ства поз­во­ля­ет создать во мно­гих местах садо­вую куль­ту­ру. О бога­той и свое­об­раз­ной циви­ли­за­ции этой мест­но­сти доныне крас­но­ре­чи­во свиде­тель­ст­ву­ют остат­ки город­ских стен и башен, обще­по­лез­ные, осо­бен­но гид­ро­тех­ни­че­ские соору­же­ния и покры­тые над­пи­ся­ми хра­мы, пол­но­стью под­твер­ждаю­щие рас­ска­зы древ­них писа­те­лей о вели­ко­ле­пии и рос­ко­ши этой мест­но­сти; целые кни­ги напи­са­ны араб­ски­ми гео­гра­фа­ми о зам­ках 442 и двор­цах мно­го­чис­лен­ных мел­ких кня­зей Йеме­на. Поль­зу­ют­ся извест­но­стью раз­ва­ли­ны мощ­ной пло­ти­ны, кото­рая неко­гда пре­граж­да­ла в долине у Мари­а­бы тече­ние р. Даны и дава­ла воз­мож­ность оро­шать нивы вверх по реке61. Ара­бы дол­гое вре­мя вели свое лето­счис­ле­ние со вре­ме­ни про­ры­ва этой пло­ти­ны и, с.536 как гово­ри­ли, после­до­вав­ше­го в свя­зи с этим высе­ле­ния жите­лей Йеме­на на север. Но преж­де все­го рай­он этот явля­ет­ся одним из древ­ней­ших цен­тров круп­ной сухо­пут­ной и мор­ской тор­гов­ли, не толь­ко пото­му, что тре­бо­ва­лось экс­пор­ти­ро­вать его про­дук­ты: ладан, дра­го­цен­ные кам­ни, кау­чук, кас­сию, алоэ, сен­ну, мир­ру и мно­го дру­гих апте­кар­ских това­ров, но так­же и пото­му, что это семит­ское пле­мя, подоб­но фини­ки­я­нам, по все­му сво­е­му скла­ду было точ­но созда­но для тор­гов­ли; и новей­шие путе­ше­ст­вен­ни­ки и Стра­бон гово­рят, что все ара­бы — тор­гов­цы и куп­цы. Чекан­ка сереб­ря­ной моне­ты про­из­во­ди­лась здесь исста­ри и носи­ла свое­об­раз­ный харак­тер; моне­ты пер­во­на­чаль­но чека­ни­лись по афин­ским образ­цам, потом по рим­ским эпо­хи Авгу­ста, но име­ли свою осо­бую про­бу, веро­ят­но, вави­лон­скую62. Из зем­ли этих ара­бов чрез­вы­чай­но древ­ние пути выво­за лада­на вели через пусты­ню к скла­доч­ным пунк­там Элане на Ара­вий­ском зали­ве и уже назван­ной Лев­ке-Коме, а так­же к глав­ным тор­го­вым пунк­там Сирии — Пет­ре и Газе63. Эти доро­ги сухо­пут­ной тор­гов­ли, кото­рые наряду с доро­га­ми по Евфра­ту и Нилу с древ­ней­ших вре­мен слу­жи­ли для тор­гов­ли меж­ду Восто­ком и Запа­дом, явля­ют­ся, по-види­мо­му, насто­я­щей осно­вой про­цве­та­ния Йеме­на. Но к это­му вско­ре при­со­еди­ни­лись и мор­ские пути; глав­ным скла­доч­ным пунк­том для них сде­ла­лась Ада­на, тепе­реш­ний Аден. Отсюда това­ры отправ­ля­лись морем в основ­ном, конеч­но, на кораб­лях ара­бов либо в упо­мя­ну­тые выше скла­доч­ные пунк­ты на Ара­вий­ском зали­ве и, сле­до­ва­тель­но, в гава­ни Сирии, либо в Бере­ни­ку и Миос-Гор­мос, а отсюда в Копт с.537 и Алек­сан­дрию. Мы уже гово­ри­ли, что 443 эти ара­бы очень рано овла­де­ли и про­ти­во­по­лож­ным бере­гом и пере­нес­ли в Габеш свой язык и пись­мо и вооб­ще свою циви­ли­за­цию. Если сре­ди жите­лей Коп­та, скла­доч­но­го пунк­та на Ниле для восточ­ной тор­гов­ли, было столь­ко же ара­бов, сколь­ко егип­тян, если ара­бы даже раз­ра­ба­ты­ва­ли изу­мруд­ные копи выше Бере­ни­ки (у Дже­бель-Зеб­а­ра), то это пока­зы­ва­ет, что и в самом государ­стве Лагидов они до извест­ной сте­пе­ни дер­жа­ли тор­гов­лю в сво­их руках; а пас­сив­ное отно­ше­ние это­го государ­ства к сно­ше­ни­ям на Ара­вий­ском море, куда самое боль­шее один раз была пред­при­ня­та экс­пе­ди­ция про­тив пира­тов64, ста­но­вит­ся более понят­ным, если допу­стить, что в этих водах гос­под­ство при­над­ле­жа­ло силь­но­му на море и хоро­шо орга­ни­зо­ван­но­му государ­ству. Йемен­ских ара­бов мы встре­ча­ем не толь­ко в водах их соб­ст­вен­но­го моря. Ада­на вплоть до эпо­хи Рим­ской импе­рии оста­ва­лась скла­доч­ным пунк­том тор­гов­ли, с одной сто­ро­ны, с Инди­ей, с дру­гой — с Егип­том и, несмот­ря на свое небла­го­при­ят­ное поло­же­ние у лишен­но­го рас­ти­тель­но­сти мор­ско­го бере­га, достиг­ла тако­го про­цве­та­ния, что назва­ние «Счаст­ли­вая Ара­вия» в первую оче­редь отно­сит­ся к это­му горо­ду. Власть, кото­рую в наши дни име­ет на юго-восто­ке полу­ост­ро­ва над ост­ро­ва­ми Сокотрой и Зан­зи­ба­ром и над афри­кан­ским восточ­ным побе­ре­жьем к югу от мыса Гвар­да­фуя имам Мас­ка­та, в эпо­ху Вес­па­си­а­на «исста­ри» при­над­ле­жа­ла араб­ским кня­зьям: о. Дио­ско­ридов, толь­ко что упо­мя­ну­тая Сокот­ра, нахо­дил­ся тогда под вла­стью царя Гадра­мау­та, Аза­ния, т. е. побе­ре­жье Сома­ли и зем­ли даль­ше к югу, под­чи­ня­лась одно­му из вас­са­лов сво­его запад­но­го соседа — царя гоме­ри­тов. Самую южную сто­ян­ку на восточ­но­аф­ри­кан­ском бере­гу, кото­рая была извест­на еги­пет­ским куп­цам, Рап­ту в стране Зан­зи­ба­ра, арен­до­ва­ли у это­го шей­ха куп­цы из Музы, веро­ят­но, тепе­ре­ш­ней Мохи. «Они посы­ла­ют туда свои тор­го­вые кораб­ли, боль­шей частью под управ­ле­ни­ем араб­ских капи­та­нов и мат­ро­сов, при­вык­ших иметь дело с тузем­ца­ми, часто заклю­чав­ших там брач­ные сою­зы и зна­ко­мых с этой стра­ной и мест­ны­ми наре­чи­я­ми». Зем­леде­лие и про­мыш­лен­ность не отста­ва­ли от тор­гов­ли; в знат­ных домах Индии наряду с ита­лий­ским фалерн­ским и сирий­ским лаоди­кей­ским пили так­же араб­ское вино; копья и сапож­ные шила, кото­рые тузем­цы зан­зи­бар­ско­го побе­ре­жья поку­па­ли у ино­стран­ных куп­цов, были изготов­ле­ны в Музе. Таким обра­зом, эта мест­ность, кото­рая к тому же мно­го про­да­ва­ла и мало поку­па­ла, была одной из самых бога­тых в мире. В какой сте­пе­ни поли­ти­че­ское раз­ви­тие соот­вет­ст­во­ва­ло эко­но­ми­че­ско­му, нель­зя уста­но­вить ни для дорим­ской эпо­хи, ни для вре­ме­ни ран­ней импе­рии; из сооб­ще­ний людей Запа­да и из мест­ных над­пи­сей, по-види­мо­му, выте­ка­ет с.538 лишь то, что эта юго-запад­ная око­неч­ность Ара­вии была поде­ле­на меж­ду несколь­ки­ми само­сто­я­тель­ны­ми госуда­ря­ми, имев­ши­ми вла­де­ния неболь­ших раз­ме­ров. Кро­ме наи­бо­лее выде­ляв­ших­ся сре­ди них сабей­цев и гоме­ри­тов, там жили уже назван­ные выше хатро­мо­ти­ты в Гадра­мау­те и на севе­ре в глу­бине стра­ны — минеи; все они под­чи­ня­лись сво­им соб­ст­вен­ным кня­зьям.

В отно­ше­нии ара­бов Йеме­на рим­ляне сле­до­ва­ли поли­ти­ке, пред­став­ляв­шей пол­ную про­ти­во­по­лож­ность их поли­ти­ке по отно­ше­нию 444 к аксо­ми­там. Август, поло­жив­ший в осно­ву сво­его импер­ско­го управ­ле­ния прин­цип сохра­не­ния преж­них гра­ниц и отка­зав­ший­ся почти от всех заво­е­ва­тель­ных пла­нов сво­его отца и учи­те­ля, сде­лал одно исклю­че­ние в отно­ше­нии юго-запад­но­го побе­ре­жья Ара­вии и по соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве пред­при­нял здесь наступ­ле­ние. Это реше­ние было вызва­но осо­бым поло­же­ни­ем, кото­рое тогда зани­ма­ла эта груп­па народ­но­стей в индо-еги­пет­ской тор­гов­ле. Чтобы под­нять эко­но­ми­ку наи­бо­лее важ­ной в поли­ти­че­ском и финан­со­вом отно­ше­нии стра­ны сво­ей импе­рии до уров­ня, кото­ро­го не смог­ли достиг­нуть его пред­ше­ст­вен­ни­ки, Август дол­жен был преж­де все­го овла­деть тор­гов­лей меж­ду Ара­ви­ей и Инди­ей, с одной сто­ро­ны, меж­ду Ара­ви­ей и Евро­пой — с дру­гой. Путь по Нилу с дав­них пор успеш­но кон­ку­ри­ро­вал с араб­ски­ми путя­ми и путем по Евфра­ту; но, как мы виде­ли, Еги­пет играл при этом, по край­ней мере при позд­ней­ших Лагидах, вто­ро­сте­пен­ную роль. Тор­го­вы­ми кон­ку­рен­та­ми Егип­та были не аксо­ми­ты, а ара­бы; если еги­пет­ская тор­гов­ля долж­на была сде­лать­ся из пас­сив­ной актив­ной, из осно­ван­ной на чужом посред­ни­че­стве — пря­мой, то необ­хо­ди­мо было сло­мить ара­бов. Вот чего хотел Август и чего до извест­ной сте­пе­ни достиг­ло рим­ское пра­ви­тель­ство.

Экс­пе­ди­ция Гал­ла

На шестом году сво­его прав­ле­ния в Егип­те (конец 729 г. [25 г.]) Август отпра­вил сна­ря­жен­ный спе­ци­аль­но для этой экс­пе­ди­ции флот из 80 воен­ных и 130 транс­порт­ных судов, а так­же поло­ви­ну еги­пет­ской армии, состо­яв­шую из 10-тысяч­но­го кор­пу­са, не счи­тая под­креп­ле­ний от двух бли­жай­ших зави­си­мых царей — наба­тей­ско­го Обо­ды и иудей­ско­го Иро­да, — про­тив государств Йеме­на с целью либо поко­рить их, либо уни­что­жить65; при этом, конеч­но, рим­ляне не упус­ка­ли из виду и накоп­лен­ные там сокро­ви­ща. Одна­ко это пред­при­я­тие потер­пе­ло пол­ную неуда­чу вслед­ст­вие неспо­соб­но­сти его руко­во­ди­те­ля — намест­ни­ка Егип­та Гая Элия Гал­ла66. Так как с.539 445 рим­ляне отнюдь не стре­ми­лись к окку­па­ции без­люд­но­го побе­ре­жья от Лев­ке-Коме вниз до гра­ни­цы непри­я­тель­ской обла­сти, непо­сред­ст­вен­ной целью экс­пе­ди­ции мог­ла быть толь­ко эта область и из самой южной еги­пет­ской гава­ни сле­до­ва­ло тот­час же дви­нуть армию в Счаст­ли­вую Ара­вию67. Вме­сто это­го флот был моби­ли­зо­ван в самой север­ной гава­ни — Арси­ное (Суэц), а вой­ско было выса­же­но на сушу в Лев­ке-Коме, слов­но с целью по с.540 воз­мож­но­сти удли­нить пере­езд для флота и пере­дви­же­ние сухо­пут­ной армии. Сверх того, воен­ные кораб­ли ока­за­лись излиш­ни­ми, так как ара­бы не име­ли воен­но­го флота, а рим­ские моря­ки были незна­ко­мы с пла­ва­ни­ем у бере­гов Ара­вии, так что суда, постро­ен­ные спе­ци­аль­но для экс­пе­ди­ции, ока­за­лись непри­год­ны­ми. Лоц­ма­ны ока­зы­ва­лись бес­по­мощ­ны­ми сре­ди мелей и под­вод­ных кам­ней, и уже пере­езд по рим­ским водам от Арси­нои до Лев­ке-Коме сто­ил боль­шо­го чис­ла кораб­лей и людей. Здесь пере­зи­мо­ва­ли; вес­ной 730 г. [24 г.] начал­ся поход в непри­я­тель­скую стра­ну. Сопро­тив­ле­ние насту­паю­щим ока­за­ли не ара­бы, но Ара­вия. Там, где обо­юдо­ост­рые секи­ры, пра­щи и луки стал­ки­ва­лись с дро­ти­ка­ми и меча­ми, тузем­цы рас­сы­па­лись в раз­ные сто­ро­ны, как мяки­на раз­ле­та­ет­ся от вет­ра. Но рас­про­стра­нен­ные в этой мест­но­сти болез­ни — скор­бут, про­ка­за, пара­лич — коси­ли ряды сол­дат страш­нее самой кро­ва­вой бит­вы, тем более, что пол­ко­во­дец не умел быст­ро вести впе­ред непо­во­рот­ли­вую мас­су вой­ска. Тем не менее рим­ская армия подо­шла к сто­ли­це под­верг­ших­ся в первую оче­редь напа­де­нию сабе­ев — Мари­а­бе. Но так как жите­ли закры­ли ворота сво­их мощ­ных, сохра­нив­ших­ся доныне стен68 и ока­за­ли про­тив­ни­ку энер­гич­ное сопро­тив­ле­ние, рим­ский пол­ко­во­дец отча­ял­ся в воз­мож­но­сти раз­ре­шить постав­лен­ную перед ним зада­чу и, про­сто­яв шесть дней перед горо­дом, начал отступ­ле­ние, кото­ро­му ара­бы не ока­зы­ва­ли серь­ез­но­го про­ти­во­дей­ст­вия и кото­рое под дав­ле­ни­ем необ­хо­ди­мо­сти уда­лось выпол­нить срав­ни­тель­но быст­ро, конеч­но, при тяж­ких поте­рях людь­ми.

Даль­ней­шие меро­при­я­тия про­тив ара­бов

446 Это была серь­ез­ная неуда­ча, но Август не отка­зал­ся от мыс­ли заво­е­вать Ара­вию. Мы уже гово­ри­ли, что путе­ше­ст­вие на Восток, пред­при­ня­тое в 753 г. [1 г.] наслед­ни­ком пре­сто­ла Гаем, долж­но было закон­чить­ся в Ара­вии. На этот раз пред­по­ла­га­лось после поко­ре­ния Арме­нии по согла­ше­нию с пар­фян­ским пра­ви­тель­ст­вом, а в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти после победы над его арми­ей, дой­ти до устья Евфра­та и оттуда по тому само­му пути, кото­рый неко­гда обсле­до­вал для Алек­сандра его наварх Неарх, дви­нуть­ся в Счаст­ли­вую Ара­вию69. Этим надеж­дам иным, но не менее зло­по­луч­ным обра­зом поло­жи­ла конец пар­фян­ская стре­ла, пора­зив­шая наслед­ни­ка под сте­на­ми Арта­ги­ры. Вме­сте с ним был наве­ки похо­ро­нен и план заво­е­ва­ния Ара­вии. Боль­шой полу­ост­ров, за исклю­че­ни­ем север­ной и севе­ро-запад­ной бере­го­вой поло­сы, в тече­ние всей с.541 эпо­хи импе­рии сохра­нял ту сво­бо­ду, кото­рая впо­след­ст­вии бла­го­при­ят­ст­во­ва­ла зарож­де­нию смер­тель­но­го вра­га эллин­ства — исла­ма.

Но все же араб­ская тор­гов­ля была подо­рва­на — отча­сти вслед­ст­вие мер, при­ня­тых рим­ским пра­ви­тель­ст­вом для охра­ны еги­пет­ско­го судо­ход­ства, о чем будет ска­за­но ниже, отча­сти вслед­ст­вие уда­ра, направ­лен­но­го рим­ля­на­ми про­тив глав­но­го скла­доч­но­го пунк­та индий­ско-араб­ской тор­гов­ли. Либо при самом Авгу­сте — быть может, в свя­зи с при­готов­ле­ни­я­ми к наме­чав­ше­му­ся Гаем втор­же­нию, — либо при одном из его бли­жай­ших пре­ем­ни­ков рим­ский флот появил­ся перед Ада­ной и раз­ру­шил этот насе­лен­ный пункт; при Вес­па­си­ане Ада­на была про­стой дерев­ней, о ее про­цве­та­нии сохра­ни­лись лишь вос­по­ми­на­ния. Мы зна­ем толь­ко голый факт70, но он сам гово­рит за 447 себя. Собы­тие это, напо­ми­наю­щее раз­ру­ше­ние с.542 Корин­фа и Кар­фа­ге­на в эпо­ху рес­пуб­ли­ки, подоб­но им достиг­ло сво­ей цели и обес­пе­чи­ло рим­ско-еги­пет­ской тор­гов­ле пер­вен­ст­ву­ю­щее поло­же­ние в водах, омы­ваю­щих Ара­вию, и на Индий­ском море.

Позд­ней­шие судь­бы гоме­ри­тов

Одна­ко про­цве­та­ние бла­го­сло­вен­ной зем­ли Иеме­на име­ло слиш­ком проч­ные осно­вы, чтобы погиб­нуть от это­го уда­ра; воз­мож­но даже, что толь­ко теперь она полу­чи­ла более опре­де­лен­ное поли­ти­че­ское устрой­ство. Мари­а­ба была все­го лишь сто­ли­цей сабе­ев, когда под ее сте­на­ми потер­пе­ли неуда­чу вой­ска Гал­ла; но уже в то вре­мя силь­ней­шей из народ­но­стей Счаст­ли­вой Ара­вии было пле­мя гоме­ри­тов, сто­ли­ца кото­ро­го Сап­фар лежит немно­го к югу от Мари­а­бы, тоже во внут­рен­ней обла­сти стра­ны. Сто­ле­ти­ем поз­же мы нахо­дим оба эти пле­ме­ни объ­еди­нен­ны­ми под вла­стью одно­го цар­ст­ву­ю­ще­го в Сап­фа­ре царя гоме­ри­тов и сабе­ев, вла­ды­че­ство кото­ро­го про­сти­ра­ет­ся до Мохи и Аде­на и, как уже было ска­за­но, рас­про­стра­ня­ет­ся на о. Сокот­ру и бере­га Сома­ли и Зан­зи­ба­ра; во вся­ком слу­чае с это­го вре­ме­ни уже мож­но гово­рить о государ­стве гоме­ри­тов. Пусты­ня к севе­ру от Мари­а­бы вплоть до рим­ской гра­ни­цы к нему не при­над­ле­жа­ла и вооб­ще не состо­я­ла под какой-либо орга­ни­зо­ван­ной вла­стью71, кня­же­ства мине­ев и хатра­мо­ти­тов по-преж­не­му под­чи­ня­лись сво­им мест­ным госуда­рям. Восточ­ная поло­ви­на Ара­вии посто­ян­но состав­ля­ла часть пер­сид­ской дер­жа­вы (стр. 320) и нико­гда не нахо­ди­лась под ски­пет­ром пове­ли­те­лей Счаст­ли­вой Ара­вии. Таким обра­зом, и теперь пре­де­лы Ара­вии были очень огра­ни­чен­ны­ми, и оста­ва­лись таки­ми же и впо­след­ст­вии; о даль­ней­ших судь­бах стра­ны нам извест­но мало72. В середине IV в. цар­ство гоме­ри­тов соеди­ни­лось с аксо­мит­ским и управ­ля­лось из Аксо­миды73, с.543 но позд­нее эта зави­си­мость сно­ва пре­кра­ти­лась. Как цар­ство гоме­ри­тов, так 448 и объ­еди­нен­ное аксо­мит­ско-гоме­рит­ское цар­ство в каче­стве само­сто­я­тель­ных государств состо­я­ли в позд­нюю эпо­ху импе­рии в сно­ше­ни­ях с Римом и заклю­ча­ли с ним дого­во­ры.

Тор­го­вые сно­ше­ния гоме­ри­тов

В тор­гов­ле и море­пла­ва­нии ара­бы юго-восточ­ной части полу­ост­ро­ва в тече­ние всей эпо­хи импе­рии зани­ма­ли если не руко­во­дя­щее, то все же выдаю­ще­е­ся поло­же­ние. После раз­ру­ше­ния Ада­ны тор­го­вым цен­тром для этой мест­но­сти сде­ла­лась Муза. Все ска­зан­ное нами о ней рань­ше в основ­ных чер­тах мож­но отне­сти и ко вре­ме­ни Вес­па­си­а­на. В это вре­мя Музу изо­бра­жа­ют как тор­го­вый пункт, насе­лен­ный исклю­чи­тель­но араб­ски­ми судо­вла­дель­ца­ми и моря­ка­ми и отли­чаю­щий­ся кипу­чей ком­мер­че­ской дея­тель­но­стью. На сво­их соб­ст­вен­ных кораб­лях жите­ли Музы объ­ез­жа­ют все афри­кан­ское восточ­ное побе­ре­жье и индий­ское запад­ное и не толь­ко пере­прав­ля­ют това­ры сво­ей соб­ст­вен­ной стра­ны, но и при­во­зят жите­лям Восто­ка выра­ботан­ные по их вку­су в мастер­ских Запа­да пур­пу­ро­вые тка­ни, золо­тое шитье и тон­кие вина Сирии и Ита­лии, а жите­лям Запа­да — высо­ко­сорт­ные това­ры Восто­ка. В тор­гов­ле лада­ном и дру­ги­ми аро­ма­ти­че­ски­ми веще­ства­ми Муза и скла­доч­ный пункт сосед­не­го Гадра­маут­ско­го цар­ства — Кане к восто­ку от Аде­на, — по-види­мо­му, все­гда удер­жи­ва­ли за собой моно­по­лию; куп­цы из Музы выво­зи­ли на миро­вой рынок эти про­дук­ты, спрос на кото­рые в древ­но­сти был гораздо боль­ше, чем теперь, с южно­ара­вий­ско­го и афри­кан­ско­го бере­гов, от Аду­лиды до «Мыса аро­ма­тов» — Гвар­да­фуя. На упо­мя­ну­том уже о. Дио­ско­ридов име­лось общее тор­го­вое посе­ле­ние куп­цов трех боль­ших наций, зани­мав­ших­ся море­пла­ва­ни­ем в этих водах, — элли­нов (жите­лей Егип­та), ара­бов и инду­сов. Одна­ко в зем­ле Иеме­на не встре­ча­ет­ся ника­ких сле­дов тех свя­зей с элли­низ­мом, какие мы обна­ру­жи­ли на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу у аксо­ми­тов (стр. 533); если чекан­ка моне­ты сле­до­ва­ла запад­ным образ­цам (стр. 536), то надо ска­зать, что запад­ные моне­ты име­ли хож­де­ние по все­му Восто­ку. Вооб­ще же, насколь­ко мы можем судить, пись­мен­ность, язык и искус­ство раз­ви­ва­лись здесь столь же само­сто­я­тель­но, как тор­гов­ля и море­пла­ва­ние; навер­ное, это­му содей­ст­во­ва­ло и то, что аксо­ми­ты, под­чи­нив себе в поли­ти­че­ском отно­ше­нии гоме­ри­тов, впо­след­ст­вии осво­бо­ди­лись от эллин­ско­го вли­я­ния и ока­за­лись в орби­те араб­ско­го вли­я­ния (стр. 533).

Доро­ги и пор­то­вые соору­же­ния в Егип­те

В том же духе, в каком пра­ви­тель­ство забо­ти­лось об отно­ше­ни­ях Егип­та с Южной Афри­кой и араб­ски­ми государ­ства­ми, и с еще бо́льшим успе­хом сна­ча­ла Август, а за ним, без сомне­ния, и все его бла­го­ра­зум­ные пре­ем­ни­ки забо­ти­лись о тор­го­вых путях в самом Егип­те. Систе­ма дорог и пор­тов, создан­ная пер­вы­ми Пто­ле­ме­я­ми по сто­пам фара­о­нов, вме­сте со всей адми­ни­ст­ра­тив­ной систе­мой при­шла в пол­ное рас­строй­ство во вре­мя смут при послед­них Лагидах. Мы не име­ем опре­де­лен­ных сведе­ний о том, что Август сно­ва при­вел в порядок сухо­пут­ные и вод­ные доро­ги и гава­ни с.544 Егип­та; тем не менее не под­ле­жит сомне­нию, что все это было сде­ла­но. Копт оста­вал­ся в тече­ние всей эпо­хи импе­рии узло­вым пунк­том этих сно­ше­ний74. Из одно­го недав­но най­ден­но­го доку­мен­та явст­ву­ет, что в пер­вые годы импе­рии обе доро­ги, веду­щие из Коп­та в гава­ни Миос-Гор­мос и Бере­ни­ку, были исправ­ле­ны рим­ски­ми сол­да­та­ми 449 и в под­хо­дя­щих местах снаб­же­ны необ­хо­ди­мы­ми водо­е­ма­ми75. Канал, соеди­ня­ю­щий Крас­ное море с Нилом, а сле­до­ва­тель­но, и со Сре­ди­зем­ным морем, и в рим­ское вре­мя имел лишь вто­ро­сте­пен­ное зна­че­ние; веро­ят­но, он слу­жил пре­иму­ще­ст­вен­но для пере­воз­ки глыб мра­мо­ра и пор­фи­ра с восточ­но­го бере­га Егип­та к Сре­ди­зем­но­му морю, но судо­ход­ным он оста­вал­ся во все вре­мя импе­рии. Импе­ра­тор Тра­ян вос­ста­но­вил этот канал и даже удли­нил. Веро­ят­но, это он соеди­нил канал с Нилом под­ле Вави­ло­на (неда­ле­ко от Каи­ра), до разде­ле­ния Нила на рука­ва, чем сде­лал этот канал более пол­но­вод­ным, и дал ему назва­ние «реки Тра­я­на» или «импе­ра­тор­ской реки» (Augus­tus am­nis), отче­го эта часть Егип­та впо­след­ст­вии полу­чи­ла назва­ние Augus­tam­ni­ca («Авгу­сто­реч­ная»).

Пират­ство

Август серь­ез­но забо­тил­ся так­же об уни­что­же­нии пират­ства на Крас­ном и Индий­ском морях; егип­тяне были обя­за­ны ему тем, что еще мно­го лет спу­стя после его смер­ти на морях не появ­ля­лось ни одно­го пират­ско­го пару­са и кораб­ли пира­тов сме­ни­лись тор­го­вы­ми суда­ми. Прав­да, в этом отно­ше­нии было сде­ла­но дале­ко не все. То, что пра­ви­тель­ство, вре­мя от вре­ме­ни давая бое­вые зада­ния эскад­ре в этих водах, не созда­ва­ло здесь, одна­ко, посто­ян­но­го воен­но­го флота, то, что капи­та­ны рим­ских тор­го­вых судов в Индий­ском море регу­ляр­но бра­ли на борт стрел­ков, чтобы защи­щать­ся от напа­де­ний пира­тов, — все это мог­ло бы пока­зать­ся стран­ным, если бы не тот извест­ный факт, что пер­во­род­ным гре­хом рим­ско­го импе­ра­тор­ско­го пра­ви­тель­ства или, вер­нее, рим­ско­го пра­ви­тель­ства вооб­ще было его отно­си­тель­ное рав­но­ду­шие к без­опас­но­сти морей повсюду — здесь так же, как у бере­гов Бель­гии или на Чер­ном море. Прав­да, пра­ви­тель­ства Аксо­миды и Сап­фа­ра уже в силу гео­гра­фи­че­ских усло­вий долж­ны были уде­лять борь­бе с пират­ст­вом еще боль­шее вни­ма­ние, чем рим­ляне в Бере­ни­ке и Лев­ке-Коме; воз­мож­но, что имен­но это обсто­я­тель­ство содей­ст­во­ва­ло тому, что рим­ляне, в общем, сохра­ня­ли хоро­шие отно­ше­ния с эти­ми хотя и более сла­бы­ми, но зато необ­хо­ди­мы­ми соседя­ми.

Рас­цвет актив­ной тор­гов­ли Егип­та с Восто­ком

с.545 Выше было уже ска­за­но, что еги­пет­ская мор­ская тор­гов­ля если не с Аду­лидой, то с Ара­ви­ей и Инди­ей в эпо­ху, непо­сред­ст­вен­но пред­ше­ст­во­вав­шую рим­ско­му вла­ды­че­ству, велась в основ­ном не егип­тя­на­ми. Круп­ная мор­ская тор­гов­ля с Восто­ком нача­лась в Егип­те бла­го­да­ря рим­ля­нам. «При Пто­ле­ме­ях, — гово­рит один совре­мен­ник Авгу­ста, — не более 20 еги­пет­ских кораб­лей в год отва­жи­ва­лось выхо­дить из Ара­вий­ско­го зали­ва, теперь же еже­год­но в Индию отправ­ля­ет­ся до 120 купе­че­ских кораб­лей из одной толь­ко гава­ни Миос-Гор­мос». Бары­ши от тор­гов­ли, кото­рые преж­де рим­ский купец дол­жен был делить с пер­сид­ским или араб­ским тор­го­вым посред­ни­ком, ста­ли посту­пать к нему пол­но­стью с того вре­ме­ни, как была уста­нов­ле­на непо­сред­ст­вен­ная связь с более отда­лен­ным Восто­ком. Это было достиг­ну­то, веро­ят­но, преж­де все­го тем, что хотя еги­пет­ские гава­ни и не были пря­мо закры­ты для араб­ских и индий­ских судов, они все же фак­ти­че­ски сде­ла­лись недо­ступ­ны­ми для них в резуль­та­те введе­ния диф­фе­рен­ци­ро­ван­ных пошлин76; такое 450 вне­зап­ное изме­не­ние в тор­го­вых отно­ше­ни­ях мож­но объ­яс­нить лишь изда­ни­ем сво­его рода «Нави­га­ци­он­но­го акта» в инте­ре­сах соб­ст­вен­но­го судо­ход­ства. Одна­ко тор­го­вый обо­рот не толь­ко был при­нуди­тель­но пре­вра­щен из пас­сив­но­го в актив­ный, но воз­рос так­же и абсо­лют­но, отча­сти вслед­ст­вие того, что на Запа­де уве­ли­чил­ся спрос на восточ­ные това­ры, отча­сти за счет про­чих тор­го­вых путей через Ара­вию и Сирию. Ста­но­ви­лось все более ясно, что для араб­ской и индий­ской тор­гов­ли с Запа­дом путь через Еги­пет явля­ет­ся самым корот­ким и самым деше­вым. Ладан, шед­ший в древ­ней­шие вре­ме­на боль­шей частью сухим путем через внут­рен­нюю Ара­вию в Газу (стр. 536, прим. 2), впо­след­ст­вии при­во­зил­ся пре­иму­ще­ст­вен­но морем через Еги­пет. Во вре­ме­на Неро­на тор­гов­ля с Инди­ей полу­чи­ла новый раз­мах бла­го­да­ря тому, что один опыт­ный и отваж­ный еги­пет­ский капи­тан, Гип­пал, вме­сто того чтобы дер­жать­ся изви­ли­стой бере­го­вой линии, осме­лил­ся после выхо­да из Ара­вий­ско­го зали­ва напра­вить­ся откры­тым морем пря­мо в Индию. Он знал о суще­ст­во­ва­нии мус­со­нов, кото­рые моря­ки, ездив­шие после него этим путем, назы­ва­ли с тех пор Гип­па­лом. С этой поры пере­езд с.546 сде­лал­ся не толь­ко более корот­ким, но и менее под­вер­жен­ным напа­де­ни­ям со сто­ро­ны раз­бой­ни­ков на суше и на море. О том, в какой сте­пе­ни проч­ный мир и воз­рас­тав­шая потреб­ность в рос­ко­ши повы­си­ли на Запа­де потреб­ле­ние восточ­ных това­ров, мож­но до неко­то­рой сте­пе­ни судить на осно­ва­нии посто­ян­ных жалоб в эпо­ху Вес­па­си­а­на по пово­ду огром­ных сумм, уплы­вав­ших в свя­зи с этим из импе­рии. Общий итог еже­год­ных пла­те­жей ара­бам и инду­сам за закуп­лен­ные у них това­ры Пли­ний исчис­ля­ет в 100 млн. сестер­ци­ев (око­ло 10 млн. золотых руб­лей) и для одной толь­ко Ара­вии — в 55 млн. (око­ло 5,5 млн. золотых руб­лей); прав­да, часть этой сум­мы покры­ва­лась экс­пор­том това­ров. Ара­бы и инду­сы поку­па­ли на Запа­де метал­лы: желе­зо, медь, сви­нец, оло­во, мышьяк, ранее упо­мя­ну­тые (стр. 510) еги­пет­ские това­ры: вино, пур­пур, золотую и сереб­ря­ную утварь, а так­же дра­го­цен­ные кам­ни, корал­лы, шафран­ный баль­зам; одна­ко они дава­ли Запа­ду боль­ше пред­ме­тов рос­ко­ши, чем полу­ча­ли от него. Поэто­му рим­ское золо­то и сереб­ро в боль­шом коли­че­стве уплы­ва­ло в круп­ные тор­го­вые пунк­ты Ара­вии и Индии. В Индии рим­ские день­ги уже при Вес­па­си­ане полу­чи­ли такое рас­про­стра­не­ние, что их сбы­ва­ли туда с над­бав­кой в цене. Бо́льшая часть этой тор­гов­ли с Восто­ком при­хо­ди­лась на долю Егип­та, и если рост тор­гов­ли бла­го­да­ря уве­ли­че­нию тамо­жен­ных поступ­ле­ний шел на поль­зу импер­ской казне, то необ­хо­ди­мость построй­ки соб­ст­вен­ных кораб­лей и орга­ни­за­ции соб­ст­вен­ных тор­го­вых поездок повы­ша­ла бла­го­со­сто­я­ние част­ных лиц.

Итак, если рим­ское пра­ви­тель­ство огра­ни­чи­ло свое гос­под­ство в Егип­те узким про­стран­ст­вом в пре­де­лах судо­ход­ной части Нила и, либо из мало­ду­шия, либо из бла­го­ра­зу­мия, но во вся­ком слу­чае с твер­дой после­до­ва­тель­но­стью, нико­гда не пыта­лось заво­е­вать 451 Нубию и Ара­вию, то, с дру­гой сто­ро­ны, оно настой­чи­во стре­ми­лось овла­деть круп­ной тор­гов­лей с Ара­ви­ей и Инди­ей и во вся­ком слу­чае доби­лось того, что зна­чи­тель­но стес­ни­ло сво­их кон­ку­рен­тов. Стро­жай­шее соблюде­ние соб­ст­вен­ных тор­го­вых инте­ре­сов явля­ет­ся харак­тер­ной чер­той поли­ти­ки рес­пуб­ли­ки и в немень­шей сте­пе­ни — поли­ти­ки прин­ци­па­та, осо­бен­но в Егип­те.

Тор­гов­ля Рима с Инди­ей

Мож­но лишь при­бли­зи­тель­но уста­но­вить, как дале­ко захо­ди­ли на Восток непо­сред­ст­вен­ные мор­ские тор­го­вые свя­зи Рима. Пер­во­на­чаль­но тор­го­вые пути шли на Бари­га­зу (Бароч в Кам­бай­ском зали­ве выше Бом­бея), и этот круп­ный тор­го­вый пункт во вре­ме­на импе­рии оста­вал­ся сре­дото­чи­ем еги­пет­ско-индий­ской тор­гов­ли. Несколь­ко пунк­тов на полу­ост­ро­ве Гуд­же­рат носи­ли у гре­ков гре­че­ские назва­ния, как Нав­статм и Фео­фи­ла. В эпо­ху Фла­ви­ев, когда поезд­ки в пери­од мус­со­нов сде­ла­лись уже посто­ян­ны­ми, рим­ские куп­цы осво­и­ли весь запад­ный берег пере­д­ней Индии вплоть до Мала­бар­ско­го бере­га, роди­ны высо­ко ценив­ше­го­ся и доро­го опла­чи­вае­мо­го пер­ца, в поис­ках кото­ро­го они посе­ща­ли гава­ни Музи­риды (веро­ят­но, Ман­га­лу­ру) и Нель­кин­ду (по-индий­ски, долж­но с.547 быть, Нилакан­та[11], от одно­го из про­зва­ний бога Шивы[12]; веро­ят­но, нынеш­няя Ниле­сва­ра); несколь­ко далее к югу, у Кана­но­ра, были най­де­ны боль­шие кла­ды рим­ских золотых монет эпо­хи импе­ра­то­ров из дома Юли­евКлав­ди­ев, полу­чен­ные когда-то в обмен на пред­на­зна­чав­ши­е­ся для рим­ских кухонь пря­но­сти. На ост­ро­ве Сали­ке[13], кото­рый древ­ней­шие гре­че­ские кора­бель­щи­ки назы­ва­ли Тапро­ба­ной, тепе­ре­ш­нем Цей­лоне, в эпо­ху Клав­дия один рим­ский тор­го­вец, зане­сен­ный туда от бере­гов Ара­вии бурей, встре­тил радуш­ный при­ем у мест­но­го вла­сти­те­ля, и этот послед­ний, изум­лен­ный, как повест­ву­ет рас­сказ, оди­на­ко­вым весом рим­ских монет, несмот­ря на раз­но­об­ра­зие изо­бра­жен­ных на них импе­ра­тор­ских голов, отпра­вил вме­сте с потер­пев­шим кру­ше­ние посоль­ство к сво­е­му рим­ско­му собра­ту. Резуль­та­том это­го на пер­вых порах было лишь рас­ши­ре­ние кру­га гео­гра­фи­че­ских пред­став­ле­ний; по-види­мо­му, лишь в более позд­нее вре­мя рим­ские море­пла­ва­те­ли ста­ли дохо­дить до назван­но­го боль­шо­го и бога­то­го про­дук­та­ми ост­ро­ва, на кото­ром тоже най­де­но несколь­ко кла­дов рим­ских монет. Но даль­ше мыса Комо­ри­на и Цей­ло­на наход­ки монет пред­став­ля­ют лишь исклю­че­ние77, и вряд ли даже Коро­ман­дель­ский берег и устье Ган­га, не гово­ря уже об отда­лен­ных частях Индий­ско­го полу­ост­ро­ва и Китая, под­дер­жи­ва­ли посто­ян­ные тор­го­вые сно­ше­ния с запад­ны­ми куп­ца­ми. Прав­да, китай­ский шелк еще рань­ше регу­ляр­но сбы­вал­ся на Запад, но, по-види­мо­му, исклю­чи­тель­но сушей и при посред­ни­че­стве отча­сти индий­цев из Бори­га­зы[14], отча­сти — и по пре­иму­ще­ству — пар­фян; народ, извест­ный на Запа­де под име­нем «шел­ко­вых людей» или «серов» (от китай­ско­го назва­ния шел­ка «сер»), — это жите­ли бас­сей­на Тари­ма, к севе­ро-запа­ду от Тибе­та, куда китай­цы при­во­зи­ли свой шелк; пар­фян­ские тор­го­вые посред­ни­ки рев­ни­во охра­ня­ли пути, веду­щие к этой мест­но­сти. Прав­да, отдель­ные море­пла­ва­те­ли 452 слу­чай­но или с целью раз­ве­док про­ни­ка­ли мор­ским путем по край­ней мере до восточ­но­го побе­ре­жья отда­лен­ной части Индии, а может быть, и еще даль­ше; извест­ный рим­ля­нам в нача­ле II в. н. э. пор­то­вый город Кат­ти­га­ра — это один из горо­дов китай­ско­го побе­ре­жья, может быть, Хан­чжоу в устье р. Янц­зы. Сооб­ще­ние китай­ских лето­пи­сей о том, что в 166 г. н. э. в Жинань (Тон­кин) при­бы­ло посоль­ство от импе­ра­то­ра Ань­ду­ня из Дац­зи­на (т. е. вели­ко­го Рима) и отсюда напра­ви­лось сухим путем в сто­ли­цу Лоян (или Хэнань на сред­нем тече­нии Хуан­хэ) к импе­ра­то­ру Хуан­ди, мож­но с пол­ным осно­ва­ни­ем с.548 отно­сить к Риму и импе­ра­то­ру Мар­ку Анто­ни­ну. Одна­ко это посе­ще­ние, как и дру­гие слу­чаи появ­ле­ния рим­лян в Китае в III в., о кото­рых сооб­ща­ют китай­ские источ­ни­ки, едва ли мож­но рас­смат­ри­вать как офи­ци­аль­ные посоль­ства, ибо в таком слу­чае сохра­ни­лись бы сооб­ще­ния рим­лян об этих собы­ти­ях; по всей веро­ят­но­сти, при китай­ском дво­ре при­ни­ма­ли отдель­ных капи­та­нов за послов от их пра­ви­тель­ства. Един­ст­вен­ным резуль­та­том этих поездок было то, что преж­ние фан­та­сти­че­ские рас­ска­зы о добы­ва­нии шел­ка посте­пен­но нача­ли усту­пать место более вер­ным сведе­ни­ям.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • с.493
  • 1[1] Тацит (Исто­рия, I, 11) гово­рит об этом исклю­че­нии сена­та и сена­то­ров из сов­мест­но­го управ­ле­ния, сооб­щая, что Август хотел управ­лять Егип­том толь­ко через сво­их лич­ных слуг (do­mi re­ti­ne­re, ср. Mom­msen, Rö­mi­sches Staatsrecht, 2, S. 963). Прин­ци­пи­аль­но это откло­не­ние от обыч­ной систе­мы управ­ле­ния рас­про­стра­ня­ет­ся на все про­вин­ции, не состо­яв­шие под управ­ле­ни­ем сена­та; их пра­ви­те­ли даже зовут­ся пер­во­на­чаль­но пре­иму­ще­ст­вен­но prae­fec­ti (началь­ни­ки) (C. I. L., V, 809, 902). Но при пер­вом рас­пре­де­ле­нии про­вин­ций меж­ду импе­ра­то­ром и сена­том, веро­ят­но, в таком поло­же­нии был толь­ко один Еги­пет; впо­след­ст­вии это раз­ли­чие ска­зы­ва­лось здесь тем силь­нее, что все про­чие про­вин­ции этой кате­го­рии не полу­чи­ли леги­о­нов; меж­ду тем самым нагляд­ным резуль­та­том устра­не­ния в Егип­те сена­тор­ско­го управ­ле­ния явля­лось то, что здесь коман­ди­ра­ми леги­о­нов были обыч­но лица всад­ни­че­ско­го сосло­вия, а не сена­то­ры.
  • 2[2] Это поста­нов­ле­ние отно­си­лось толь­ко к Егип­ту, но не к дру­гим обла­стям, управ­ляв­шим­ся несе­на­то­ра­ми. Какое боль­шое зна­че­ние при­да­ва­ло ему пра­ви­тель­ство, вид­но из тех меро­при­я­тий кон­сти­ту­ци­он­но­го и рели­ги­оз­но­го харак­те­ра, кото­рые при­ни­ма­лись для его обес­пе­че­ния (Trig. tyr., гл. 22).
  • 3[3] Совер­шен­но необос­но­ван­но рас­про­стра­нен­ное мне­ние о неза­кон­но­сти употреб­ле­ния тер­ми­на «pro­vin­cia» в отно­ше­нии к окру­гам, управ­ляв­шим­ся несе­на­то­ра­ми. Лич­ной соб­ст­вен­но­стью импе­ра­то­ра Еги­пет был точ­но в такой же сте­пе­ни, как Гал­лия и Сирия, — ведь сам Август гово­рит (Mon. Anc., 5, 24): «Aegyp­tum im­pe­rio po­pu­li Ro­ma­ni adie­ci» (Еги­пет я под­чи­нил вла­сти рим­ско­го наро­да), а намест­ни­ку, ввиду того что он как всад­ник не мог быть pro prae­to­re (заме­сти­те­лем пре­то­ра), он пре­до­ста­вил осо­бым зако­ном такую же судеб­ную ком­пе­тен­цию, какую име­ли рим­ские пре­то­ры (Тацит, Лето­пись, 12, 60).
  • с.494
  • 4[1] Разу­ме­ет­ся, мы име­ем в виду стра­ну Еги­пет, а не вла­де­ния, под­чи­нен­ные Лагидам. Ана­ло­гич­ные поряд­ки суще­ст­во­ва­ли в Кирене (стр. 439, прим. 1). Но на южную Сирию и на про­чие более или менее про­дол­жи­тель­ное вре­мя нахо­див­ши­е­ся во вла­де­нии Егип­та терри­то­рии соб­ст­вен­но еги­пет­ские поряд­ки нико­гда не рас­про­стра­ня­лись.
  • 5[2] К ним сле­ду­ет доба­вить Нав­кра­тис, древ­ней­ший гре­че­ский город, осно­ван­ный еще до Пто­ле­мея, и Паре­то­ний, кото­рый, прав­да, лежит уже почти за пре­де­ла­ми Егип­та.
  • с.495
  • 6[1] Конеч­но, и здесь суще­ст­во­ва­ла обще­ст­вен­ная дея­тель­ность, подоб­ная той, кото­рая велась в рай­о­нах и квар­та­лах (vi­ci), имев­ших само­управ­ле­ние город­ских общин; такой харак­тер носят осу­ществляв­ши­е­ся в номах меро­при­я­тия по части аго­ра­но­мии (долж­ность смот­ри­те­ля рын­ка), гим­на­си­ар­хии (заве­до­ва­ние гим­на­си­ем), соору­же­ния почет­ных памят­ни­ков и т. п.; впро­чем, все это не име­ло боль­шо­го рас­про­стра­не­ния, да и появ­ля­ет­ся боль­шей частью лишь позд­нее. По эдик­ту Алек­сандра (C. I. Gr., 4957, стро­ка 34) стра­те­ги, по-види­мо­му, не назна­ча­лись намест­ни­ком, но лишь утвер­жда­лись им после экза­ме­на; кто выдви­гал их, оста­ет­ся неиз­вест­ным.
  • 7[2] Обо всем этом мы узна­ём из над­пи­си, состав­лен­ной еги­пет­ски­ми гре­ка­ми в честь извест­но­го ора­то­ра Ари­сти­да в нача­ле прав­ле­ния Пия (C. I. Gr., 4679); в каче­стве тех, кто посвя­тил эту над­пись, назы­ва­ют­ся ἡ πό­λις τῶν Ἀλε­ξανδρέων καὶ Ἑρμού­πολις ἡ με­γάλη καὶ ἡ βου­λὴ ἡ Ἀντι­νοέων νέων Ἑλλή­νων καὶ οἱ ἐν τῷ Δέλτᾳ τῆς Αἰγύπ­του καὶ οἱ τὸν Θη­βαϊκὸν νο­μὸν οἰκοῦν­τες Ἕλ­λη­νες (город алек­сан­дрий­цев и вели­кий Гер­мо­поль и совет ново­эл­ли­нов в Анти­ное и элли­ны, про­жи­ваю­щие в еги­пет­ской Дель­те и в Фиван­ском номе). Зна­чит, толь­ко Анти­но­поль, город «ново­эл­ли­нов», име­ет совет; Алек­сан­дрия, по-види­мо­му, сове­та не име­ет, но явля­ет­ся гре­че­ским горо­дом. Кро­ме того, в этом посвя­ще­нии участ­во­ва­ли гре­ки, жив­шие в Дель­те и в Фивах, а из еги­пет­ских горо­дов один лишь вели­кий Гер­мо­поль — веро­ят­но, под вли­я­ни­ем непо­сред­ст­вен­но­го сосед­ства Анти­но­по­ля. Пто­ле­ма­иде Стра­бон при­пи­сы­ва­ет (17, 1, 42, стр. 813) σύσ­τη­μα πο­λιτι­κὸν ἐν τῷ Ἑλ­λη­νικῷ τρό­πῳ (поли­ти­че­ское устрой­ство по гре­че­ско­му образ­цу); но едва ли под этим под­ра­зу­ме­ва­ет­ся нечто боль­шее, чем то, что при­над­ле­жа­ло сто­ли­це по ее луч­ше зна­ко­мой нам кон­сти­ту­ции, а имен­но: деле­ние ее граж­дан­ства на филы. Вполне воз­мож­но, что гре­че­ский город допто­ле­ме­ев­ской эпо­хи Нав­кра­тис и в эпо­ху Пто­ле­ме­ев сохра­нил совет, кото­рый, несо­мнен­но, имел­ся в этом горо­де в древ­но­сти; но на осно­ва­нии это­го нель­зя делать ника­ких заклю­че­ний о пто­ле­ме­ев­ских поряд­ках. Заме­ча­ние Дио­на (51, 17), что Август оста­вил в про­чих еги­пет­ских горо­дах преж­ние поряд­ки, но у жите­лей Алек­сан­дрии отнял общин­ный совет за их небла­го­на­деж­ность, осно­ва­но, конеч­но, на недо­ра­зу­ме­нии, тем более, что в таком слу­чае Алек­сан­дрия ока­за­лась бы постав­лен­ной ниже осталь­ных еги­пет­ских общин, что совер­шен­но недо­пу­сти­мо.
  • с.496
  • 8[1] Чекан­ка золо­той моне­ты в Егип­те, есте­ствен­но, пре­кра­ти­лась после при­со­еди­не­ния стра­ны, так как в Рим­ской импе­рии име­ла хож­де­ние лишь импер­ская золотая моне­та. Август посту­пил так же и с сереб­ря­ной моне­той и в каче­стве вла­сти­те­ля Егип­та при­ка­зал чека­нить исклю­чи­тель­но мед­ную моне­ту, да и то лишь в незна­чи­тель­ном коли­че­стве. Тибе­рий пер­вый с 27/28 гг. н. э. стал чека­нить для обра­ще­ния в Егип­те сереб­ря­ную моне­ту, пред­став­ляв­шую собой, по-види­мо­му, денеж­ный знак, так как эти моне­ты по весу при­бли­зи­тель­но соот­вет­ст­во­ва­ли 4 дена­ри­ям, а по содер­жа­нию сереб­ра — 1 дена­рию (Feuar­dent, nu­mis­ma­ti­que, Égyp­te an­cien­ne, 2, p. XI), но так как по офи­ци­аль­но­му кур­су алек­сан­дрий­ская драх­ма счи­та­лась за обол рим­ско­го дена­рия (Her­mes, 5, S. 136), ста­ло быть за шестую часть, а не за чет­верть (ср. Mom­msen, Röm. Münzwe­sen, S. 43, 723), а про­вин­ци­аль­ное сереб­ро все­гда цени­лось ниже импер­ско­го, то алек­сан­дрий­ская тет­ра­д­рах­ма с содер­жа­ни­ем сереб­ра на 1 дена­рий при­ни­ма­лась по кур­со­вой цене в 23 дена­рия. Таким обра­зом, до Ком­мо­да, со вре­ме­ни кото­ро­го алек­сан­дрий­ская тет­ра­д­рах­ма, в сущ­но­сти, дела­ет­ся мед­ной моне­той, она пред­став­ля­ла такую же цен­ность, как сирий­ская тет­ра­д­рах­ма и кап­па­до­кий­ская драх­ма; она сохра­ни­ла лишь преж­нее назва­ние и преж­ний вес.
  • 9[2] Общее пра­ви­ло не изме­ня­ет­ся от того, что импе­ра­тор Адри­ан сре­ди дру­гих сво­их еги­пет­ских при­чуд как-то дал и номам, как сво­е­му ново­му Анти­но­по­лю, пра­во чекан­ки, что затем повто­ря­лось еще несколь­ко раз.
  • с.498
  • 10[1] Эти циф­ры дает для вре­ме­ни Авгу­ста так назы­вае­мое эпи­то­ме (извле­че­ние) Вик­то­ра (гл. 1). После того как эти повин­но­сти ста­ли посту­пать в Кон­стан­ти­но­поль, туда достав­ля­лось при Юсти­ни­ане (ed. 13, c. 8) еже­год­но 8 млн. артаб (о кото­рых идет речь в гл. 6), или 2623 млн. моди­ев (Hultsch, Met­ro­lo­gia, S. 628); к это­му при­со­еди­ня­ет­ся введен­ная Дио­кле­ти­а­ном ана­ло­гич­ная подать в поль­зу горо­да Алек­сан­дрии. Кора­бель­щи­кам за пере­воз­ку в Кон­стан­ти­но­поль пла­ти­лось из государ­ст­вен­ной каз­ны 8 тыс. солидов, т. е. око­ло 50 тыс. золотых руб­лей.
  • с.499
  • 11[1] По край­ней мере Клео­пат­ра при рас­пре­де­ле­нии хле­ба в Алек­сан­дрии исклю­чи­ла иуде­ев (Иосиф, Contra Ap., 2, 5) и тем более егип­тян.
  • 12[2] Эдикт Алек­сандра (C. I. Gr., 4957 стро­ка 33 сл.) осво­бож­да­ет от λει­τουρ­γίαι χω­ρικαί (мест­ных обще­ст­вен­ных повин­но­стей) про­жи­вав­ших ἐν τῇ χώρᾳ (в посе­ле­нии), но не ἐν τῇ πό­λει (в горо­де) по сво­им делам ἐνγε­νεῖς Ἀλε­ξανδρεῖς (тузем­ных алек­сан­дрий­цев).
  • 13[3] «В отно­ше­нии телес­ных нака­за­ний (τῶν μασ­τί­γων), — гово­рит алек­сан­дрий­ский иудей Филон (In Flacc., 10), — в нашем горо­де суще­ст­ву­ют раз­ли­чия соот­вет­ст­вен­но поло­же­нию лиц, под­ле­жа­щих нака­за­нию: егип­тян нака­зы­ва­ют иной пле­тью и иные люди, чем алек­сан­дрий­цев; послед­них же нака­зы­ва­ют пал­ка­ми (σπά­θαις; σπά­θη — пру­тья от листьев паль­мы) осо­бые алек­сан­дрий­ские палоч­ни­ки» (σπα­θηφό­ροι — что-то вро­де «ba­cil­la­rius»). Далее Филон горь­ко сету­ет на то, что когда ста­рей­ши­нам его общи­ны при­шлось пре­тер­петь телес­ное нака­за­ние, не поза­бо­ти­лись хотя бы о том, чтобы их били более при­лич­ны­ми и под­хо­дя­щи­ми для граж­дан пал­ка­ми — ταῖς ἐλευ­θεριωτέ­ραις καὶ πο­λιτι­κωτέ­ραις μάσ­τι­ξιν.
  • 14[4] Иосиф (Contra Ap., 2, 4): μό­νοις Αἰγυπ­τίοις οἱ κύ­ριοι νῦν Ῥω­μαῖοι τῆς οἰκου­μένης με­ταλαμ­βά­νειν ἡστι­νοσοῦν πο­λιτείας ἀπει­ρήκα­σιν (одним егип­тя­нам рим­ляне, вла­ды­ки все­лен­ной, отка­за­ли в полу­че­нии каких либо поли­ти­че­ских прав); 6: Aegyp­tiis ne­que re­gum quis­quam vi­de­tur ius ci­vi­ta­tis fuis­se lar­gi­tus, ne­que nunc qui­li­bet im­pe­ra­to­rum (егип­тя­нам никто из царей, да и теперь никто из импе­ра­то­ров, по-види­мо­му, не пре­до­ста­вил граж­дан­ских прав) (ср. Eph. epigr., 5, p. 13). Иосиф упре­ка­ет сво­его про­тив­ни­ка (2, 3, 4) в том, что тот, егип­тя­нин по рож­де­нию, отрек­ся от сво­ей роди­ны и выда­вал себя за алек­сан­дрий­ца. Разу­ме­ет­ся, были и отдель­ные исклю­че­ния из это­го пра­ви­ла.
  • с.500
  • 15[1] Подоб­но Алек­сан­дру, алек­сан­дрий­ская нау­ка про­те­сто­ва­ла про­тив это­го прин­ци­па (Плу­тарх, De fort. Alex., 1, 6); Эра­то­сфен при­зна­вал циви­ли­за­цию досто­я­ни­ем не одних толь­ко элли­нов и гово­рил, что нель­зя отка­зы­вать в ней всем вар­ва­рам, — напри­мер, инду­сам, ари­а­нам, рим­ля­нам, кар­фа­ге­ня­нам: людей сле­до­ва­ло бы делить на «хоро­ших» и «дур­ных» (Стра­бон, I, fin. p. 66). Но и при Лагидах из этой тео­рии не было сде­ла­но прак­ти­че­ских выво­дов в отно­ше­нии еги­пет­ско­го наро­да.
  • 16[2] Доступ к всад­ни­че­ским долж­но­стям так­же был по мень­шей мере затруд­нен: non est ex al­bo iudex pat­re Aegyp­tio (рож­ден­ный от егип­тя­ни­на не вклю­ча­ет­ся в спи­сок судей — C. I. L., IV, 1943, ср. Mom­msen, Rö­mi­sches Staatsrecht, 2, 919, прим. 2; Eph. epigr., V, p. 13, № 2). Впро­чем, уже издав­на на всад­ни­че­ских долж­но­стях встре­ча­ют­ся отдель­ные алек­сан­дрий­цы, как, напри­мер, Тибе­рий Юлий Алек­сандр (стр. 503, прим. 2).
  • с.501
  • 17[1] Если сло­ва Пли­ния (5, 31, 128), что о. Фарос перед гава­нью Алек­сан­дрии явля­ет­ся co­lo­nia Cae­sa­ris dic­ta­to­ris (коло­ни­ей дик­та­то­ра Цеза­ря) (ср. III, 462), точ­ны, то дик­та­тор и здесь, подоб­но Алек­сан­дру, леле­ял более широ­кие замыс­лы, неже­ли Ари­сто­тель. Одна­ко не может быть сомне­ния, что после при­со­еди­не­ния Егип­та там не было ни одной рим­ской коло­нии.
  • с.502
  • 18[1] Пол­ный титул Авгу­ста у еги­пет­ских жре­цов таков: «Пре­крас­ный маль­чик, милый сво­ей любез­но­стью, князь кня­зей, избран­ник Пта и Нуна, отца богов, царь Верх­не­го Егип­та и царь Ниж­не­го Егип­та, вла­ды­ка обе­их стран, авто­кра­тор, сын солн­ца, вла­ды­ка коро­ны, Кесарь, веч­но живу­щий, люби­мец Пта и Изи­ды»; при этом наиме­но­ва­ния — авто­кра­тор (т. е. импе­ра­тор) и Кесарь заим­ст­во­ва­ны из гре­че­ско­го язы­ка. Титул Авгу­ста появ­ля­ет­ся в пер­вый раз при Тибе­рии в еги­пет­ском пере­во­де (nti χu), а с при­бав­ле­ни­ем гре­че­ско­го Σε­βασ­τός — впер­вые при Доми­ци­ане. Титул «пре­крас­но­го, мило­го маль­чи­ка», давав­ший­ся в луч­шие вре­ме­на обык­но­вен­но детям, объ­яв­лен­ным сопра­ви­те­ля­ми, сде­лал­ся впо­след­ст­вии сте­рео­тип­ным и встре­ча­ет­ся в при­ме­не­нии как к Цеза­ри­о­ну и Авгу­сту, так и к Тибе­рию, Клав­дию, Титу и Доми­ци­а­ну. Важ­нее то, что в отли­чие от более древ­не­го титу­ла, сохра­нив­ше­го­ся, напри­мер, на Розетт­ской над­пи­си (C. I. Gr., 4697), у цеза­рей, начи­ная с Авгу­ста, при­со­еди­ня­ет­ся титул «князь кня­зей», чем, несо­мнен­но, долж­но выра­жать­ся досто­ин­ство вели­ко­го царя, кото­ро­го ранее цари не име­ли.
  • 19[2] Если бы люди зна­ли, гово­рил царь Селевк (Плу­тарх, An se­ni, 11), какое это бре­мя, писать такую мас­су писем и читать их, то они не захо­те­ли бы под­нять коро­ну, если бы она лежа­ла у их ног.
  • с.503
  • 20[1] Едва ли мож­но заклю­чать на осно­ва­нии Vi­ta Hadr., 4, что намест­ни­ку при­над­ле­жа­ли какие-либо осо­бые зна­ки отли­чия, выде­ляв­шие его из среды про­чих офи­це­ров (Hirschfeld, Verw. Ge­sch., S. 271).
  • 21[2] Так, в послед­ние годы прав­ле­ния Неро­на этот пост зани­мал алек­сан­дрий­ский иудей Тибе­рий Юлий Алек­сандр (стр. 470); прав­да, он при­над­ле­жал к очень бога­той и знат­ной семье, пород­нив­шей­ся в резуль­та­те бра­ка даже с импе­ра­тор­ским домом, и отли­чил­ся в пар­фян­ской войне в каче­стве началь­ни­ка гене­раль­но­го шта­ба при Кор­бу­лоне; эту долж­ность он вско­ре занял вто­рич­но в иудей­ской войне Тита. Он был, по-види­мо­му, одним из спо­соб­ней­ших офи­це­ров того вре­ме­ни. Ему посвя­ще­но псев­до­ари­сто­телев­ское сочи­не­ние «Περὶ κοσ­μοῦ» («О все­лен­ной») (стр. 442), напи­сан­ное, оче­вид­но, дру­гим алек­сан­дрий­ским иуде­ем (Ber­nays, Gesh. Ab­handl., 2, 278).
  • с.504
  • 22[1] Несо­мнен­но, iuri­di­cus Aegyp­ti ([судья Егип­та], C. X, 6976; так­же: mis­sus in Aegyp­tum ad iuris­dic­tio­nem [назна­чен­ный в Еги­пет для судо­про­из­вод­ства], Bull. dell’ Inst., 1856, p. 142; iuri­di­cus Ale­xandreae [судья Алек­сан­дрии], C. VI, 1564; VIII, 8925. 8934; Dig., 1, 20, 2) и idio­lo­gus ad Aegyp­tum ([упра­ви­тель импе­ра­тор­ских иму­ществ в Егип­те], C. X, 4862; pro­cu­ra­tor du­ce­na­rius Ale­xandriae idiu­lo­gu [про­ку­ра­тор Алек­сан­дрии по управ­ле­нию импе­ра­тор­ски­ми иму­ще­ства­ми с содер­жа­ни­ем в 200 тыс. сестер­ци­ев], Eph. ep., V, p. 30 и C. I. Gr., 3751; ὁ γνώ­μων τοῦ ἰδίου λό­γου [инструк­ция упра­ви­те­лю иму­ществ], C. I. Gr., 4957, v. 44, ср. v. 39) соот­вет­ст­ву­ют сто­я­щим рядом с лега­та­ми импе­ра­тор­ских про­вин­ций их помощ­ни­кам в деле отправ­ле­ния пра­во­судия (le­ga­ti iuri­di­ci) и заве­до­ва­ния финан­са­ми (pro­cu­ra­to­res pro­vin­ciae) (Mom­msen, Rö­mi­sches Staatsrecht, I2, S. 223, Anm. 5). Стра­бон опре­де­лен­но гово­рит (17, 1, 12, стр. 797), что они были постав­ле­ны для всей стра­ны и были под­чи­не­ны пре­фек­ту Егип­та (prae­fec­tus Aegyp­ti); это же выте­ка­ет из часто­го упо­ми­на­ния Егип­та в титу­ла­ту­ре, а так­же из тек­ста эдик­та (C. I. Gr., 4957, v. 39). Одна­ко их ком­пе­тен­ция не была исклю­чи­тель­ной; мно­го про­цес­сов, гово­рит Стра­бон, реша­ет чинов­ник, заве­дую­щий юрис­дик­ци­ей (о том что он назна­чал опе­ку­нов, мы узна­ём из Dig. 1, 20, 2); соглас­но тому же Стра­бо­ну, на идио­ло­га (упра­ви­тель импе­ра­тор­ских иму­ществ) воз­ла­га­ет­ся обя­зан­ность отби­рать в каз­ну bo­na va­can­tia et ca­du­ca (иму­ще­ства, остав­ши­е­ся без хозя­ев и наслед­ни­ков). Это не исклю­ча­ет того, что рим­ский iuri­di­cus (судья) засту­пил место преж­не­го суда трид­ца­ти во гла­ве с ἀρχι­δικασ­τής (стар­шим судьей) (Дио­дор, 1, 75), кото­рый был еги­пет­ским долж­ност­ным лицом и кото­ро­го не надо сме­ши­вать с алек­сан­дрий­ским ἀρχι­δικασ­τής; впро­чем, воз­мож­но, что эта долж­ность была упразд­не­на еще в дорим­скую эпо­ху. Долж­ность идио­ло­га тоже, быть может, раз­ви­лась из пра­ва царя на наслед­ство — пра­ва, кото­рое было в Егип­те рас­про­стра­не­но боль­ше, чем в осталь­ных частях импе­рии; веро­ят­ность послед­не­го пред­по­ло­же­ния дока­зал Лум­бро­зо (Recher­ches, p. 285).
  • с.505
  • 23[1] Соглас­но Стра­бо­ну (17, 1, 12, стр. 797), ἐξη­γητής (руко­во­ди­тель) являл­ся пер­вым город­ским долж­ност­ным лицом в Алек­сан­дрии при Пто­ле­ме­ях и при рим­ля­нах: он имел пра­во носить пур­пур; оче­вид­но, его сле­ду­ет отож­де­ст­вить с назна­чав­шим­ся на один год жре­цом в заве­ща­нии Алек­сандра, упо­ми­нае­мом в хоро­шо осве­щаю­щем тако­го рода вопро­сы романе об Алек­сан­дре (3, 33, p. 149, ed. Müll.). Если экзе­гет наряду со сво­им титу­лом, кото­рый, конеч­но, надо пони­мать в рели­ги­оз­ном смыс­ле, име­ет еще ἐπι­μέ­λεια τῶν τῇ πό­λει χρη­σί­μων (попе­че­ние о вещах, полез­ных горо­ду), то жрец в романе высту­па­ет как ἐπι­με­λιστὴς τῆς πό­λεως (попе­чи­тель горо­да); так же как не вымыш­ле­ны рома­ни­стом пур­пур и золо­той венец, не вымыш­ле­ны им жало­ва­нье в 1 талант и наслед­ст­вен­ность долж­но­сти; эта наслед­ст­вен­ность, по пово­ду кото­рой и Лум­бро­зо (L’Egit­to al tem­po dei Gre­ci e Ro­ma­ni, p. 152) напо­ми­на­ет об ἐξη­γητὴς ἔναρ­χος алек­сан­дрий­ских над­пи­сей (C. I. Gr., 4688, 4976 c) надо, веро­ят­но, пред­став­лять себе так, что эту долж­ность в силу наслед­ст­вен­но­го пра­ва мог зани­мать извест­ный круг лиц, из чис­ла кото­рых намест­ник и ста­вил годич­но­го жре­ца. Этот жрец Алек­сандра (а так­же и после­дую­щих еги­пет­ских царей, как это вид­но по каноп­ско­му и розетт­ско­му кам­ням — C. I. Gr., 4697) был при ран­них Лагидах эпо­ни­мом для алек­сан­дрий­ских актов; позд­нее вме­сто него ука­зы­ва­ют­ся име­на царей, а при рим­ском вла­ды­че­стве — импе­ра­то­ров. Не отли­ча­ет­ся от него, веро­ят­но, и «вер­хов­ный жрец Алек­сан­дрии и все­го Егип­та», кото­рый упо­ми­на­ет­ся в одной над­пи­си из Рима, отно­ся­щей­ся к эпо­хе Адри­а­на (C. I. Gr., 5900: ἀρχιερεῖ Ἀλε­ξανδρείας καὶ Αἰγύπ­του πά­σης Λευ­κίῳ Ἰουλίῳ Οὐησ­τί­νῳ καὶ ἐπι­στάτῃ τοῦ Μου­σείου καὶ ἐπὶ τῶν ἐν Ῥώμῃ βιβ­λιοθη­κῶν Ῥω­μαικῶν τε καὶ Ἑλ­λη­νικῶν καὶ ἐπὶ τῆς παι­δείας Ἀδριανοῦ, ἐπι­στο­λεῖ τοῦ αὐτοῦ αὐτοκ­ρά­τορος — вер­хов­но­му жре­цу Алек­сан­дрии и все­го Егип­та Луцию Юлию Вести­ну, началь­ни­ку Мусея, заве­дую­ще­му рим­ски­ми биб­лио­те­ка­ми рим­ских и гре­че­ских книг и шко­лы Адри­а­на, сек­ре­та­рю само­го импе­ра­то­ра). Под­лин­но­го титу­ла ἐξη­γητής за пре­де­ла­ми Егип­та избе­га­ли, так как он обык­но­вен­но употреб­лял­ся в зна­че­нии «поно­марь». Если, как застав­ля­ет пред­по­ла­гать над­пись, вер­хов­ное жре­че­ство было в то вре­мя дли­тель­ным, то пере­ход от годич­но­го сро­ка к пожиз­нен­но­му спер­ва, по край­ней мере, в отно­ше­нии титу­ла, а неред­ко и на деле повто­ря­ет­ся, как извест­но, и в про­вин­ци­аль­ном жре­че­стве; хотя алек­сан­дрий­ское жре­че­ство и не при­над­ле­жит к послед­не­му, оно, одна­ко, зани­ма­ет в Егип­те такое же место (стр. 497). Сама над­пись свиде­тель­ст­ву­ет о том, что жре­че­ство и заве­до­ва­ние Мусе­ем были дву­мя раз­лич­ны­ми долж­но­стя­ми. О том же гово­рит и над­пись одно­го цар­ско­го глав­но­го вра­ча, отно­ся­ща­я­ся к эпо­хе рас­цве­та Лагидов; врач этот так­же был экзе­ге­том и началь­ни­ком Мусея (Χρύ­σερ­μον Ἡρακ­λεί­του Ἀλε­ξανδρέα τὸν συγ­γε­νῆ βα­σιλέως Πτο­λεμαίου καὶ ἐξη­γητὴν καὶ ἐπὶ τῶν ἰατ­ρῶν καὶ ἐπι­στά­την τοῦ Μου­σείου — Хри­сер­ма, сына Герак­ли­та, алек­сан­дрий­ца, род­ст­вен­ни­ка царя Пто­ле­мея, экзе­ге­та и стар­ше­го над вра­ча­ми и началь­ни­ка Мусея). Но оба памят­ни­ка застав­ля­ют пред­по­ла­гать, что пост выс­ше­го долж­ност­но­го лица в Алек­сан­дрии и заве­до­ва­ние Мусе­ем часто пере­да­ва­лись одно­му и тому же лицу, хотя в рим­скую эпо­ху на первую долж­ность назна­чал пре­фект, на послед­нюю — импе­ра­тор.
  • с.506
  • 24[1] Не сле­ду­ет сме­ши­вать с ана­ло­гич­ной долж­но­стью, кото­рую упо­ми­на­ет Филон (In Flacc., 16) и кото­рую зани­мал Луки­ан (Apo­log., 12); это не город­ская долж­ность, но под­чи­нен­ная долж­ность при еги­пет­ской пре­фек­ту­ре, по-латы­ни — a com­men­ta­riis или ab ac­tis (дело­про­из­во­ди­тель).
  • 25[2] Это pro­cu­ra­tor Neas­po­leos et mau­so­lei Ale­xandriae (про­ку­ра­тор ново­го горо­да и мав­зо­лея в Алек­сан­дрии — C. I. L., VIII, 8934; Hen­zen, 6929). Чинов­ни­ки тако­го же типа и тако­го же ран­га, ком­пе­тен­ция кото­рых, одна­ко, недо­ста­точ­но ясно уста­нов­ле­на, суть pro­cu­ra­tor ad Mer­cu­rium Ale­xandreae (про­ку­ра­тор хра­ма Мер­ку­рия в Алек­сан­дрии — C. I. L., X. 3847) и pro­cu­ra­tor Ale­xandreae Pe­lu­sii (про­ку­ра­тор Алек­сан­дрии и Пелу­сия — C. VI, 1624). Фаро­сом так­же управ­лял импе­ра­тор­ский воль­ноот­пу­щен­ник (C., VI, 8582).
  • 26[3] На суще­ст­во­ва­ние сою­за меж­ду паль­мир­ца­ми и бле­ми­я­ми ука­зы­ва­ет замет­ка в Vi­ta Fir­mi (c. 3), а так­же то обсто­я­тель­ство, что, по сло­вам Зоси­ма (1, 71), Пто­ле­ма­ида пере­шла на сто­ро­ну бле­ми­ев (ср. Euse­bius, Hist. eccl., 7, 32). Авре­ли­ан толь­ко вел с ними пере­го­во­ры (Vi­ta, 34. 41); лишь Проб сно­ва выгнал их из Егип­та (Зосим, там же; Vi­ta, 17).
  • с.507
  • 27[1] Сохра­ни­лись такие пись­ма тогдаш­не­го епи­ско­па горо­да, Дио­ни­сия, (умер в 265 г.), адре­со­ван­ные к чле­нам его общи­ны, запер­тым во вра­же­ской поло­вине горо­да (Euse­bius, Hist. eccl., 7, 21—22; ср. 32). Если там гово­рит­ся: «Лег­че прой­ти с Восто­ка на Запад, чем из Алек­сан­дрии в Алек­сан­дрию», и если там ἡ με­σαιτά­τη τῆς πό­λεως ὁδός (доро­га, про­хо­дя­щая по самой середине горо­да, т. е. укра­шен­ная пор­ти­ка­ми ули­ца, пере­се­кав­шая город от око­неч­но­сти Лохи­а­ды — ср. Lumbro­so, L’Egit­to al tem­po dei Gre­ci e Ro­ma­ni, 1882, p. 137) срав­ни­ва­ет­ся с пусты­ней, нахо­дя­щей­ся меж­ду Егип­том и обе­то­ван­ной зем­лей, то мож­но поду­мать, что Север Анто­нин при­вел в испол­не­ние свою угро­зу — про­ве­сти попе­рек горо­да сте­ну и занять ее вой­ска­ми (Дион, 77, 23). В таком слу­чае сооб­ще­ние Амми­а­на (22, 16, 15) о сры­тии стен после подав­ле­ния вос­ста­ния отно­сит­ся имен­но к это­му соору­же­нию.
  • 28[2] Еги­пет­ски­ми тира­на­ми счи­та­ют­ся Эми­ли­ан, Фирм, Сатур­нин, но сведе­ния о том, что они дей­ст­ви­тель­но были тира­на­ми, недо­сто­вер­ны. Так назы­вае­мое жиз­не­опи­са­ние вто­ро­го из них есть не что иное, как совер­шен­но иска­жен­ная исто­рия паде­ния Пру­хея.
  • с.508
  • 29[1] Chr. Pa­sch., p. 514; Pro­co­pius, Hist. arc., 26; Gothof­red, прим. к C. Th., 14, 26, 2. Посто­ян­ные разда­чи зер­но­во­го хле­ба были введе­ны в Алек­сан­дрии еще рань­ше, но, по-види­мо­му, лишь для пре­ста­ре­лых и, веро­ят­но, за счет горо­да, а не государ­ства (Euse­bius, Hist. eccl., 7, 21).
  • с.509
  • 30[1] В горо­де Алек­сан­дрии, по-види­мо­му, не было насто­я­щей земель­ной соб­ст­вен­но­сти; суще­ст­во­ва­ло толь­ко нечто вро­де наслед­ст­вен­ной арен­ды (Амми­ан, 22, 11, 6; Mom­msen, Rö­mi­sches Staatsrecht, 2, S. 963, Anm. 1); вооб­ще же част­ная соб­ст­вен­ность на зем­лю при­зна­ва­лась и в Егип­те постоль­ку, посколь­ку она вооб­ще была извест­на про­вин­ци­аль­но­му пра­ву. Доме­ни­аль­ные вла­де­ния упо­ми­на­ют­ся часто; напри­мер, Стра­бон гово­рит (17, 1, 51, стр. 828), что луч­шие еги­пет­ские фини­ки рас­тут на ост­ро­ве, на кото­ром част­ные лица не име­ют пра­ва вла­деть зем­лей, но кото­рый рань­ше был цар­ским вла­де­ни­ем, теперь же стал импе­ра­тор­ским и при­но­сит боль­шой доход. Вес­па­си­ан про­дал часть еги­пет­ских доме­нов и этим вос­ста­но­вил про­тив себя алек­сан­дрий­цев (Дион, 66, 8), без сомне­ния, круп­ных арен­да­то­ров, кото­рые пере­сда­ва­ли зем­лю в арен­ду кре­стья­нам. Мож­но сомне­вать­ся насчет того, было ли в рим­скую эпо­ху так же рас­про­стра­не­но, как и рань­ше, земле­вла­де­ние по пра­ву мерт­вой с.510 руки, в осо­бен­но­сти у жре­че­ских кол­ле­гий: неиз­вест­но так­же, пре­об­ла­да­ло ли в общем круп­ное земле­вла­де­ние или мел­кая соб­ст­вен­ность: мел­кое хозяй­ство было, несо­мнен­но, повсе­мест­ным явле­ни­ем. Мы не име­ем циф­ро­вых дан­ных, кото­рые поз­во­ли­ли бы судить о том, какая доля нало­гов при­хо­ди­лась на доме­ны и какая на зем­ли; Лум­бро­зо пра­виль­но под­ме­тил (Recher­ches, p. 94), что сооб­ще­ние Оро­зия (1, 8, 9) о пятом сно­пе, со вклю­че­ни­ем слов us­que ad nunc (вплоть до наших дней), спи­са­но из Кни­ги Бытия. Рен­та с доме­нов не мог­ла быть ниже поло­ви­ны дохо­да, а для земель­ной пода­ти деся­тая часть его едва ли была доста­точ­на (Lumbro­so, pp. 289, 293). Для выво­за хле­ба из Егип­та в дру­гие места, кро­ме Рима, тре­бо­ва­лось раз­ре­ше­ние намест­ни­ка (Hìrschfeld, An­no­na, S. 23) — без сомне­ния, пото­му, что в про­тив­ном слу­чае в густо­на­се­лен­ной стране мог ока­зать­ся недо­ста­ток про­дук­тов. Одна­ко это пра­ви­ло носи­ло, конеч­но, кон­троль­ный, а не запре­ти­тель­ный харак­тер; в «Пери­п­ле» еги­пет­ско­го куп­ца сре­ди пред­ме­тов выво­за неод­но­крат­но (гл. 7. 17. 24. 28, ср. 56) упо­ми­на­ет­ся хлеб. Обра­бот­ка полей, по-види­мо­му, так­же кон­тро­ли­ро­ва­лась подоб­ным обра­зом. «Егип­тяне, — гово­рит Пли­ний (H. N., 19, 5, 79), — охот­нее сажа­ют репу, чем сеют хлеб, насколь­ко это им доз­во­ля­ет­ся, ибо из репы они при­готов­ля­ют мас­ло».
  • 31[1] В эдик­те Дио­кле­ти­а­на сре­ди пяти тон­ких сор­тов полот­ня­ных мате­рий на пер­вых четы­рех местах сто­ят сирий­ские или кили­кий­ские (тар­сий­ские); еги­пет­ское полот­но не толь­ко сто­ит на послед­нем месте, но и обо­зна­ча­ет­ся как тар­сий­ско-алек­сан­дрий­ское, т. е. при­готов­лен­ное в Алек­сан­дрии по тар­сий­ско­му образ­цу.
  • с.511
  • 32[1] Про одно­го еги­пет­ско­го бога­ча гово­ри­ли после его смер­ти, что он выло­жил свой дво­рец стек­лом вме­сто мра­мо­ра, а папи­ру­са и клея имел столь­ко, что их выра­бот­кой мог­ло про­кор­мить­ся целое вой­ско (Vi­ta Fir­mi, 3).
  • с.512
  • 33[1] При­пи­сы­вае­мые Адри­а­ну пись­ма (Vi­ta Sa­tur­ni­ni, 8) явля­ют­ся позд­ней­шей под­дел­кой; это вид­но, напри­мер, из того, что импе­ра­тор в одном в выс­шей сте­пе­ни дру­же­ст­вен­ном пись­ме к сво­е­му зятю Сер­ви­а­ну жалу­ет­ся на оскорб­ле­ния, кото­ры­ми алек­сан­дрий­цы осы­па­ли его сына Вера при его пер­вом отъ­езде, тогда как досто­вер­но извест­но, что этот Сер­ви­ан был каз­нен в 136 г. в воз­расте 90 лет за то, что пори­цал недав­но состо­яв­ше­е­ся усы­нов­ле­ние Вера.
  • 34[2] Ναύκ­λη­ροι τοῦ πο­ρευτι­κοῦ Ἀλε­ξανδρει­νοῦ στό­λου (капи­та­ны алек­сан­дрий­ско­го транс­порт­но­го флота), кото­рые поста­ви­ли камень (C. I. Gr., 5889), при­над­ле­жа­щий, несо­мнен­но, остий­ской гава­ни, — это капи­та­ны судов, пере­во­зив­ших хлеб. Из остий­ско­го свя­ти­ли­ща Сара­пи­са мы име­ем ряд над­пи­сей (C. I. L., XIV, 47), свиде­тель­ст­ву­ю­щих, что это свя­ти­ли­ще во всех отно­ше­ни­ях было копи­ей алек­сан­дрий­ско­го хра­ма: его глав­ный жрец в то же вре­мя явля­ет­ся ἐπι­με­λητὴς παν­τὸς τοῦ Ἀλε­ξανδρεί­νου στό­λου (началь­ни­ком все­го алек­сан­дрий­ско­го флота) (C. I. Gr., 5973). Веро­ят­но, эти суда были заня­ты глав­ным обра­зом пере­воз­кой хле­ба, кото­рая про­из­во­ди­лась с извест­ной после­до­ва­тель­но­стью, на что ука­зы­ва­ют так­же рас­по­ря­же­ния, сде­лан­ные импе­ра­то­ром Гаем в про­ли­ве Реджо[15] (Иосиф Фла­вий, Древ­но­сти, 19, 2, 5). С этим согла­су­ет­ся то, что пер­вое появ­ле­ние алек­сан­дрий­ско­го флота вес­ной отме­ча­лось в Путе­о­лах празд­не­ством (Se­ne­ca, Ep., 77, 1).
  • 35[3] На это ука­зы­ва­ют делос­ские над­пи­си (Eph. epigr., V, p. 600, 602).
  • 36[4] Уже в делос­ских над­пи­сях послед­не­го сто­ле­тия рес­пуб­ли­ки фигу­ри­ру­ют пре­иму­ще­ст­вен­но сирий­цы. Еги­пет­ские боже­ства име­ли там, прав­да, свя­ти­ли­ща, поль­зо­вав­ши­е­ся боль­шим поче­том, но сре­ди мно­го­чис­лен­ных част­ных жре­цов и ста­вив­ших посвя­ще­ния част­ных лиц встре­ча­ет­ся лишь один алек­сан­дри­ец (Hau­vet­te-Bes­nault, Bull. de corr. hell., 6, 316 f.). Гиль­дии алек­сан­дрий­ских куп­цов извест­ны нам в Томах (стр. 264, прим. 1) и в Перин­фе (C. I. Gr., 2024).
  • с.513
  • 37[1] Опи­сав бес­пут­ные попой­ки егип­тян в честь мест­ных богов отдель­ных номов, Юве­нал при­бав­ля­ет, что эти пир­ше­ства ничуть не усту­па­ют Кано­пу, алек­сан­дрий­ско­му празд­ни­ку в честь Сара­пи­са, извест­но­му сво­ей раз­нуздан­ной рас­пу­щен­но­стью (Стра­бон, 17, 1, 17, стр. 801): hor­ri­da sa­ne Aegy­tus, sed lu­xu­ria, quan­tum ip­se no­ta­vi, bar­ba­ra fa­mo­so non ce­dit tur­ba Ca­no­po (Sat. 15, 44) (отвра­ти­те­лен, поис­ти­не, Еги­пет, но вар­вар­ское ско­пи­ще, как я сам заме­тил, не усту­пит по сво­ей раз­нуздан­но­сти поль­зу­ю­ще­му­ся худой сла­вой Кано­пу).
  • 38[2] Амми­ан, 22, 16, 23: eru­bes­cit apud [Aegyp­tios], si qui non in­fi­tian­do tri­bu­ta plu­ri­mas in cor­po­re vi­bi­ces os­ten­dat (у егип­тян крас­не­ет тот, кто не может пока­зать на сво­ем теле боль­шо­го чис­ла руб­цов за укло­не­ние от упла­ты пода­тей).
  • с.515
  • 39[1] По сло­вам Юве­на­ла, это Тен­ти­ра, что, конеч­но, непра­виль­но, если здесь под­ра­зу­ме­вать извест­ную Тен­ти­ру; одна­ко и в спис­ке равенн­ско­го гео­гра­фа (3, 2) область омби­тов и Тен­ти­ра поме­ще­ны рядом.
  • с.517
  • 40[1] Se­ne­ca, Ad Helv., 19, 6: lo­quax et in con­tu­me­lias prae­fec­to­rum in­ge­nio­sa pro­vin­cia… etiam pe­ri­cu­lo­si sa­les pla­cent (про­вин­ция, болт­ли­вая и изо­бре­та­тель­ная на брань по адре­су началь­ст­ву­ю­щих лиц… ей нра­вят­ся даже опас­ные ост­ро­ты).
  • с.518
  • 41[1] Дион Хри­зо­стом гово­рит в сво­ем обра­ще­нии к алек­сан­дрий­цам (Or. 32, p. 663, ed. Reis­ke): «Так как теперь (люди рас­суди­тель­ные) устра­ня­ют­ся и мол­чат, у вас воз­ни­ка­ют веч­ные ссо­ры и спо­ры, бес­по­рядоч­ные кри­ки и злоб­ные, раз­нуздан­ные речи, обви­не­ния, подо­зре­ния, про­цес­сы, появ­ля­ют­ся пустые бол­ту­ны». Алек­сан­дрий­ская трав­ля иуде­ев, столь живо опи­сан­ная Фило­ном, дает при­ме­ры этих под­стре­ка­тельств.
  • 42[2] Дион Кас­сий, 39, 58: «Алек­сан­дрий­цы во всех отно­ше­ни­ях про­яв­ля­ют вели­чай­шую дер­зость и бол­та­ют все, что под­вер­нет­ся им на язык. На войне с ее ужа­са­ми они ведут себя трус­ли­во; но во вре­мя мяте­жей, кото­рые у них про­ис­хо­дят очень часто и носят очень серь­ез­ный харак­тер, они без дол­гих рас­суж­де­ний ввя­зы­ва­ют­ся в смерт­ный бой и ни во что не ценят жизнь в борь­бе за какой-то минут­ный успех; они идут на гибель так, точ­но сра­жа­ют­ся за дости­же­ние каких-то очень высо­ких целей».
  • с.519
  • 43[1] Как сооб­ща­ет Мак­ро­бий (Sa­turn. 1, 7, 14), «бла­го­че­сти­вые егип­тяне» про­ти­ви­лись это­му, но ty­ran­ni­de Pto­le­maeo­rum pres­si hos quo­que deos in cul­tum re­ci­pe­re Ale­xandri­no­rum mo­re, apud quos po­tis­si­mum co­le­ban­tur, coac­ti sunt (под дав­ле­ни­ем тира­нии Пто­ле­ме­ев они вынуж­де­ны были при­знать и этих богов [Сара­пи­са и Сатур­на] и почи­тать их по обы­чаю алек­сан­дрий­цев, кото­рые осо­бен­но чти­ли их). Так как они, таким обра­зом, долж­ны были при­но­сить кро­ва­вые жерт­вы, что было про­тив­но их риту­а­лу, они не допу­сти­ли куль­та этих богов по край­ней мере в горо­дах: nul­lum Aegyp­ti op­pi­dum intra mu­ros suos aut Sa­tur­ni aut Sa­ra­pis fa­num re­ce­pit (ни один город в Егип­те ее впус­ка­ет в свои сте­ны ни Сатур­на, ни Сара­пи­са).
  • 44[2] Часто цити­ро­вав­ший­ся ано­ним­ный автор опи­са­ния импе­рии вре­ме­ни Кон­стан­ция, искренне веру­ю­щий языч­ник, хва­лит Еги­пет в осо­бен­но­сти за его образ­цо­вую набож­ность: «Нигде боже­ст­вен­ные мисте­рии не справ­ля­ют­ся так хоро­шо, как там, в ста­ри­ну и теперь». Прав­да, при­бав­ля­ет он, неко­то­рые дума­ли, что хал­деи — он име­ет в виду сирий­ский культ — луч­ше уме­ют чтить богов; но он сто­ит на том, что видел соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми. «Здесь име­ют­ся все­воз­мож­ные свя­ти­ли­ща и рос­кош­но убран­ные хра­мы; во мно­же­стве встре­ча­ют­ся хра­мо­вые слу­жи­те­ли, жре­цы, про­ри­ца­те­ли, веру­ю­щие и отлич­ные бого­сло­вы, и все идет сво­им поряд­ком; ты увидишь, как алта­ри все­гда сия­ют пла­ме­нем, увидишь жре­цов с их повяз­ка­ми и кади­ла­ми, напол­нен­ны­ми бла­го­ухан­ны­ми тра­ва­ми». При­бли­зи­тель­но к тому же вре­ме­ни (не к эпо­хе Адри­а­на) отно­сит­ся и дру­гое, более враж­деб­ное опи­са­ние так­же, оче­вид­но, при­над­ле­жа­щее перу све­ду­ще­го чело­ве­ка, Vi­ta Sa­tur­ni­ni, 8: «Кто в Егип­те чтит Сара­пи­са, тот одно­вре­мен­но и хри­сти­а­нин, и люди, име­ну­ю­щие себя хри­сти­ан­ски­ми епи­ско­па­ми, в то же вре­мя покло­ня­ют­ся и Сара­пи­су; каж­дый стар­ший иудей­ский рав­вин, каж­дый сама­ря­нин, каж­дый хри­сти­ан­ский свя­щен­ник явля­ет­ся там вол­шеб­ни­ком, про­ри­ца­те­лем, шар­ла­та­ном (alip­tes). Даже в тех слу­ча­ях, когда в Еги­пет при­ез­жа­ет пат­ри­арх, одни тре­бу­ют, чтобы он слу­жил Сара­пи­су, дру­гие — чтобы молил­ся Хри­сту». Эта обви­ни­тель­ная речь, несо­мнен­но, сто­ит в свя­зи с тем, что хри­сти­ане отож­де­ст­ви­ли еги­пет­ско­го бога с биб­лей­ским Иоси­фом, кото­рый был пра­вну­ком Сар­ры с.520 и на закон­ном осно­ва­нии носил хлеб­ную меру. В более серь­ез­ном духе опи­сы­ва­ет поло­же­ние еги­пет­ских сто­рон­ни­ков ста­рой веры жив­ший, по-види­мо­му, в III в. автор «Раз­го­во­ра богов», пере­веден­но­го на латин­ский язык и поме­щен­но­го сре­ди при­пи­сы­вае­мых Апу­лею сочи­не­ний; там Гер­мес, три­жды вели­чай­ший, воз­ве­ща­ет Аскле­пию буду­щее: «Ты зна­ешь, Аскле­пий, что Еги­пет есть образ неба, или, выра­жа­ясь пра­виль­нее, пере­се­ле­ние и нис­хож­де­ние на зем­лю все­го небес­но­го управ­ле­ния и дея­тель­но­сти; и даже, чтобы ска­зать еще пра­виль­нее, наше оте­че­ство есть храм всей все­лен­ной. И все же настанет вре­мя, когда будет казать­ся, что Еги­пет напрас­но пре­да­вал­ся усерд­но­му слу­же­нию богам в бла­го­че­стии сво­его духа, вре­мя, когда вся­кое свя­щен­ное покло­не­ние богам станет бес­по­лез­ным и не будет при­во­дить к желан­ной цели, ибо боже­ство вер­нет­ся на небо, Еги­пет будет поки­нут, а стра­на, являв­ша­я­ся местом слу­же­ния богу, будет лише­на при­сут­ст­вия боже­ст­вен­ной силы и пре­до­став­ле­на самой себе. Тогда эта свя­щен­ная стра­на, место свя­ти­ли­ща и хра­мов, покро­ет­ся моги­ла­ми и тру­па­ми. О Еги­пет, Еги­пет! О тво­ем слу­же­нии богам сохра­нит­ся лишь мол­ва, да и та будет казать­ся тво­им гряду­щим поко­ле­ни­ям неве­ро­ят­ной, сохра­нят­ся лишь сло­ва на кам­нях, кото­рые будут рас­ска­зы­вать о тво­их бла­го­че­сти­вых подви­гах, а в Егип­те будут жить ски­фы, или инду­сы, или кто-нибудь иной из сосед­ней стра­ны вар­ва­ров. Будут введе­ны новые пра­ва, новый закон; и не будет слыш­но, даже в помыс­лах ни у кого не будет ниче­го свя­то­го, ниче­го бого­бо­яз­нен­но­го, ниче­го достой­но­го неба и небес­ной жиз­ни. Насту­па­ет при­скорб­ное уда­ле­ние богов от людей, и толь­ко злые анге­лы оста­нут­ся и сме­ша­ют­ся с чело­ве­че­ст­вом».
  • с.521
  • 45[1] Когда рим­ляне про­си­ли у зна­ме­ни­то­го рито­ра Про­э­ре­сия (конец III — нача­ло IV в.) дать одно­го из его уче­ни­ков на про­фес­сор­скую кафед­ру, он послал к ним Евсе­вия из Алек­сан­дрии: «В отно­ше­нии рито­ри­ки, — гово­рит­ся о нем (Euna­pios[5], Proaer., p. 92, ed. Boiss.), — доста­точ­но ска­зать, что он егип­тя­нин; этот народ, прав­да, со стра­стью зани­ма­ет­ся сти­хотвор­ст­вом, но серь­ез­ное ора­тор­ское искус­ство (ὁ σπου­δαῖος Ἕρμης) сто­ит у них невы­со­ко». Любо­пыт­ное воз­рож­де­ние гре­че­ской поэ­зии в Егип­те, к кото­ро­му при­над­ле­жит, напри­мер, эпос Нон­на[6], лежит за пре­де­ла­ми наше­го рас­ска­за.
  • с.523
  • 46[1] Один «гоме­ров­ский поэт» ἐκ Μου­σείου (из Мусея) ухит­рил­ся вос­петь Мем­но­на в четы­рех гоме­ров­ских сти­хах, не при­ба­вив ни одно­го сло­ва сво­его сочи­не­ния (C. I. Gr., 4748). Адри­ан дела­ет чле­ном Мусея одно­го алек­сан­дрий­ско­го поэта в награ­ду за его вер­но­под­дан­ни­че­скую эпи­грам­му (Athe­naeos, 15, p. 677 e). При­ме­ры дея­тель­но­сти рито­ров эпо­хи Адри­а­на см. у Фило­стра­та (Vi­ta soph. 1, 22, 3. 1, 25, 3). Об одном φι­λόσο­φος ἀπὸ Μου­σείου (фило­со­фе из Мусея) в Гали­кар­нассе см. Bull. de corr. hell. 4, 405. В более позд­нее вре­мя, когда цирк сде­лал­ся для людей всем, мы встре­ча­ем одно­го извест­но­го бор­ца в каче­стве — если поз­во­ли­тель­но так выра­зить­ся — почет­но­го чле­на Ака­де­мии по отде­ле­нию фило­со­фии (над­пись из Рима — C. I. Gr., 5914): νεω­κόρος τοῦ με­γάλου Σα­ράπιδος καὶ τῶν ἐν τῷ Μου­σείῳ σει­τουμέ­νων ἀτε­λῶν φι­λοσό­φων (хра­мо­вый слу­жи­тель вели­ко­го Сара­пи­са и состо­я­щих на бес­плат­ном содер­жа­нии Мусея фило­со­фов — ср. там же, 4724 и Fir­mi­cus Ma­ter­nus, De er­ro­re prof. rel., 13, 3). Οἱ ἐν Ἐφέ­σῳ ἀπὸ τοῦ Μου­σείου ἰατ­ροί (Эфес­ские вра­чи из Мусея — Wood, Ephe­sus inscr. from tombs, № 7) — обще­ство эфес­ских вра­чей — име­ют тоже связь с алек­сан­дрий­ским Мусе­ем, одна­ко вряд ли они явля­ют­ся его чле­на­ми; более веро­ят­но, что они толь­ко полу­чи­ли там обра­зо­ва­ние.
  • с.524
  • 47[1] Ὁ ἄνω θρό­νος (выс­шая кафед­ра) у Фило­стра­та (Vi­ta Soph., 2, 10, 5).
  • 48[2] В каче­стве при­ме­ра мож­но назвать Хере­мо­на, учи­те­ля Неро­на, преж­де зани­мав­ше­го пост в Алек­сан­дрии (Свида, Διονύ­σιος Ἀλε­ξανδρεύς; ср. Zel­ler, Her­mes, 11, 430 и выше стр. 514), Дио­ни­сия, сына Глав­ка, кото­рый сна­ча­ла занял при­над­ле­жав­ший ранее Хере­мо­ну пост в Алек­сан­дрии, затем в пери­од меж­ду прав­ле­ни­ем Неро­на и Тра­я­на был биб­лио­те­ка­рем в Риме и сек­ре­та­рем импе­ра­тор­ской кан­це­ля­рии (Свида, в указ. месте) и Л. Юлия Вести­на при Адри­ане, кото­рый даже после поста заве­дую­ще­го Мусе­ем зани­мал в Риме те же долж­но­сти, что и Дио­ни­сий (стр. 505, прим. 1); он был так­же изве­стен как писа­тель по вопро­сам фило­ло­гии.
  • с.526
  • 49[1] Нам изве­стен евнух цари­цы Канда­ки, кото­рый чита­ет Исайю («Дея­ния апо­сто­лов», 8, 27); какая-то Канда­ка, пра­вив­шая еще во вре­ме­на Неро­на (Pli­nius, H. N. 6, 29, 182), игра­ет роль в романе об Алек­сан­дре (3, 18 сл.).
  • с.527
  • 50[1] О том, что импер­ская гра­ни­ца дово­ди­ла до Гиера Сика­ми­на, сооб­ща­ет для II в. Пто­ле­мей (5, 5, 74), для вре­ме­ни Дио­кле­ти­а­на — ити­не­ра­рии, опи­сы­ваю­щие импер­ские доро­ги вплоть до это­го пунк­та. Сто­ле­ти­ем поз­же в No­ti­tia dig­ni­ta­tum воен­ные посты вновь встре­ча­ют­ся даль­ше Сие­ны, Фил и Эле­фан­ти­ны. На про­стран­стве от Фил до Гиера Сика­ми­на, в Геро­до­то­вой Доде­ка­схене (2, 29), по-види­мо­му, уже в более ран­нее вре­мя соби­ра­лись взно­сы на храм Изи­ды в Филах, где этой богине покло­ня­лись и егип­тяне и эфи­о­пы; но гре­че­ских над­пи­сей из эпо­хи Лагидов здесь не было най­де­но; напро­тив, най­де­но мно­го над­пи­сей, отно­ся­щих­ся к рим­ской эпо­хе, древ­ней­шие из них от вре­мен Авгу­ста (в Псел­хиде от 2 г. н. э. — C. I. Gr., n. 5086) и Тибе­рия (там же, 26 г. — n. 5104; 33 г. — n. 5101), самая послед­няя — от вре­мен Филип­па (Кар­дас­си, 248 г. — n. 5010). Над­пи­си эти не могут слу­жить без­услов­ным дока­за­тель­ст­вом того, что место, где они были най­де­ны, при­над­ле­жа­ло к импе­рии, но над­пись одно­го про­из­во­див­ше­го меже­ва­ние зем­ли сол­да­та от 33 г. (n. 5101) и одно­го prae­si­dium (гар­ни­зо­на) от 84 г. (Тал­мида, n. 5042 сл.), рав­но как и мно­гие дру­гие, дела­ют такое пред­по­ло­же­ние весь­ма прав­до­по­доб­ным. По ту сто­ро­ну ука­зан­ной гра­ни­цы нико­гда не нахо­ди­ли тако­го рода кам­ней; любо­пыт­ная над­пись в честь re­gi­na (цари­цы — C. I. L., III, 83), най­ден­ная у Мес­са­у­ра­та к югу от Шен­ди (16° 25′ с. ш., в 5 лигах[7] к севе­ру от раз­ва­лин Наги), самая южная из всех извест­ных нам латин­ских над­пи­сей, ныне нахо­дя­ща­я­ся в Бер­лин­ском музее, постав­ле­на была не рим­ским под­дан­ным, но, веро­ят­но, воз­вра­щав­шим­ся из Рима послан­цем одной афри­кан­ской цари­цы, кото­рый изъ­яс­ня­ет­ся по-латы­ни, может быть, лишь для того, чтобы пока­зать, что он побы­вал в Риме.
  • с.528
  • 51[1] Сло­ва одной речи, про­из­не­сен­ной, веро­ят­но, в 296 г. (Pa­neg., 5, 5): tro­paea Ni­lia­ca, sub qui­bus Aethiops et In­dus intre­muit (Ниль­ские тро­феи, пред кото­ры­ми тре­пе­та­ли эфи­о­пы и инду­сы), отно­сят­ся к одной такой стыч­ке, но не к еги­пет­ско­му вос­ста­нию; о напа­де­ни­ях бле­ми­ев упо­ми­на­ет­ся и в дру­гой речи 289 г. (Pa­neg. 3, 17). Об уступ­ке Две­на­дца­ти­миле­вой обла­сти нубий­цам сооб­ща­ет Про­ко­пий (Bell. Pers., 1, 19). О том, что эта область под­власт­на не нубий­цам, а бле­ми­ям, упо­ми­на­ют Олим­пи­о­дор (Fr. 37, ed. Müll.) и над­пись Силь­ко­на (C. I. Gr., 5072). Недав­но сде­лав­ший­ся извест­ным фраг­мент гре­че­ской геро­и­че­ской поэ­мы, напи­сан­ной в честь победы над бле­ми­я­ми одно­го позд­ней­ше­го рим­ско­го импе­ра­то­ра, Бюхе­лер (Rhein. Mus., 39, 279 f.) отно­сит к победе Мар­ки­а­на в 451 г. (ср. Pris­cus, fr. 21).
  • 52[2] Юве­нал (11, 124) вспо­ми­на­ет о сло­но­вых клы­ках, quos mit­tit por­ta Sye­nes (кото­рые при­сы­ла­ют вра­та Сие­ны).
  • с.529
  • 53[1] Судя по тому, что сооб­ща­ет об этом побе­ре­жье Пто­ле­мей (4, 5, 14—15), оно, подоб­но Две­на­дца­ти­миле­вой обла­сти, не дели­лось на номы.
  • с.530
  • 54[1] Самые досто­вер­ные сведе­ния о цар­стве аксо­ми­тов дает постав­лен­ный одним из царей в Аду­лиде, несо­мнен­но в луч­шие вре­ме­на импе­рии, камень с.531 (C. I. Gr., 5127b) — нечто вро­де мемо­ри­аль­ной запи­си подви­гов это­го царя, кото­рый, по-види­мо­му, был осно­ва­те­лем цар­ства; по сти­лю над­пись напо­ми­на­ет пер­се­поль­скую над­пись Дария или анкир­скую над­пись Авгу­ста. Камень этот был при­де­лан к цар­ско­му тро­ну, перед кото­рым до VI в. каз­ни­ли пре­ступ­ни­ков. Ком­пе­тент­ное тол­ко­ва­ние Диль­ма­на (Dillmann, Abh. der Ber­li­ner Aka­de­mie, 1877, S. 195) объ­яс­ня­ет все, что мож­но объ­яс­нить в этой над­пи­си. С рим­ской точ­ки зре­ния надо отме­тить, что царь этот хотя и не назы­ва­ет рим­лян, но явно име­ет в виду их импер­скую гра­ни­цу, когда он поко­ря­ет тан­га­и­тов μέχ­ρι τῶν τῆς Αἰγύπ­του ὁρίων (до гра­ниц Егип­та) и про­кла­ды­ва­ет доро­гу ἀπὸ τῶν τῆς ἐμῆς βα­σιλείας τό­πων μέχ­ρι Αἰγύπ­του (от земель мое­го цар­ства до Егип­та), далее, когда он назы­ва­ет север­ной гра­ни­цей сво­ей араб­ской экс­пе­ди­ции Лев­ке-Коме, послед­нюю рим­скую стан­цию на запад­ном бере­гу Ара­вии. Далее отсюда сле­ду­ет, что над­пись эта отно­сит­ся к более позд­не­му вре­ме­ни, чем напи­сан­ный при Вес­па­си­ане Перипл (опи­са­ние пла­ва­ния) по Крас­но­му морю; в самом деле, соглас­но послед­не­му источ­ни­ку (гл. 5), царь аксо­ми­тов вла­ды­че­ст­ву­ет ἀπὸ τῶν Μοσ­χο­φάγων μέχ­ρι τῆς ἄλ­λης Βαρ­βα­ρίας (от мос­хо­фа­гов до осталь­ной зем­ли вар­вар­ской): это, конеч­но, сле­ду­ет пони­мать исклю­чи­тель­но, так как в гл. 2-й он назы­ва­ет τύ­ραν­νοι (тира­нов) мос­хо­фа­гов, а в гл. 14 заме­ча­ет, что по ту сто­ро­ну Баб-эль-Ман­деб­ско­го про­ли­ва нет ника­ких «царей», а толь­ко «тира­ны». Зна­чит, аксо­мит­ское цар­ство тогда еще не дохо­ди­ло до рим­ской гра­ни­цы, но толь­ко при­бли­зи­тель­но до «Охот­ни­чьей Пто­ле­ма­иды» и точ­но так же в дру­гом направ­ле­нии — не до мыса Гвар­да­фуя, но лишь до Баб-эль-Ман­деб­ско­го про­ли­ва. Перипл ниче­го не сооб­ща­ет и о вла­де­ни­ях царя аксо­ми­тов на араб­ском бере­гу, хотя неод­но­крат­но упо­ми­на­ет мест­ных дина­стов.
  • 55[1] Назва­ние эфи­о­пов в луч­шие вре­ме­на свя­зы­ва­ет­ся со стра­ной на Верх­нем Ниле, в осо­бен­но­сти с государ­ства­ми Мерое и Наба­та (стр. 523), т. е. с той обла­стью, кото­рую мы теперь зовем Нуби­ей. В более позд­ний пери­од древ­ней исто­рии, напри­мер у Про­ко­пия, назва­ние это при­ме­ня­ет­ся к государ­ству аксо­ми­тов, и пото­му абис­син­цы с дав­них пор назы­ва­ют свое цар­ство этим име­нем.
  • с.532
  • 56[1] Отсюда про­ис­хо­дит леген­да, буд­то аксо­ми­ты были посе­лен­ны­ми Алек­сан­дром в Афри­ке сирий­ца­ми и гово­ри­ли по-сирий­ски.
  • с.533
  • 57[1] Это prae­fec­tus prae­si­dio­rum et mon­tis Be­ro­ni­ces (началь­ник гар­ни­зо­на и горы Бере­ни­ки — C. IX, 3083), prae­fec­tus mon­tis Be­re­ni­ci­dis (Orel­li, 3881), prae­fec­tus Ber­ni­ci­dis (C. X, 1129) — офи­цер всад­ни­че­ско­го ран­га, ана­ло­гич­ный выше­упо­мя­ну­тым коман­ди­рам (стр. 506), сто­яв­шим в Алек­сан­дрии.
  • 58[2] Посла­ние импе­ра­то­ра Кон­стан­ция от 356 г. к царю аксо­ми­тов Аей­зане так­же пред­став­ля­ет собой посла­ние одно­го вла­сти­те­ля к дру­го­му, сто­я­ще­му с ним наравне: импе­ра­тор про­сит у Аей­за­ны доб­ро­со­сед­ско­го содей­ст­вия про­тив рас­про­стра­не­ния Афа­на­си­е­вой ере­си и сме­ще­ния и выда­чи одно­го запо­до­зрен­но­го в ней аксо­мит­ско­го свя­щен­ни­ка. Куль­тур­ная общ­ность высту­па­ет в этом слу­чае тем более ярко, что хри­сти­а­нин обра­ща­ет­ся здесь к языч­ни­ку за помо­щью про­тив хри­сти­а­ни­на.
  • с.534
  • 59[1] Внут­ри стра­ны лежит чрез­вы­чай­но древ­няя Тей­ма, назван­ная по име­ни сына Изма­и­ла (Кни­га Бытия), кото­рую асси­рий­ский царь Тиглат-Пиле­сар в VIII в. до н. э. назы­ва­ет сре­ди сво­их заво­е­ва­ний и кото­рую вме­сте с Сидо­ном назы­ва­ет про­рок Иере­мия, — заме­ча­тель­ный узло­вой пункт асси­рий­ской, еги­пет­ской, араб­ской тор­гов­ли; с тех пор как он был открыт отваж­ны­ми путе­ше­ст­вен­ни­ка­ми, мы можем ожи­дать от иссле­до­ва­ний ори­ен­та­ли­стов даль­ней­ше­го опи­са­ния его раз­ви­тия. Недав­но в самой Тей­ме Эйтинг (Euting) нашел ара­мей­ские над­пи­си древ­ней­шей эпо­хи (Nöl­de­ke, Sit­zungsbe­rich­te der Ber­li­ner Aka­de­mie, 1884, S. 813 f.). Из нахо­дя­ще­го­ся непо­да­ле­ку местеч­ка Медайн-Салих (Гиджр) про­ис­хо­дят неко­то­рые выби­тые по образ­цу атти­че­ских моне­ты, частич­но заме­ня­ю­щие сову Пал­ла­ды изо­бра­же­ни­ем того боже­ства, кото­рое егип­тяне под име­нем Безы назы­ва­ют вла­ды­кой Пун­та, т. е. Ара­вии (Er­mann, Zeitschrift für Nu­mis­ma­tik, 9, 296 f.). О най­ден­ных там же наба­тей­ских над­пи­сях мы уже упо­ми­на­ли (стр. 425, прим. 3). Неда­ле­ко отсюда око­ло Ола (эль-Алли) были най­де­ны над­пи­си, кото­рые по начер­та­нию и име­нам богов и царей соот­вет­ст­ву­ют над­пи­сям южно­араб­ских мине­ев и пока­зы­ва­ют, что эти послед­ние здесь, в 60 днях пути от их роди­ны, на упо­ми­нае­мой Эра­то­сфе­ном доро­ге для тор­гов­ли лада­ном меж­ду Мине­ей и Эла­ной име­ли важ­ную сто­ян­ку; рядом с ней нахо­ди­лась дру­гая сто­ян­ка одно­го род­ст­вен­но­го, но не тож­де­ст­вен­но­го с ними южно­ара­вий­ско­го пле­ме­ни (D. H. Mül­ler, Sit­zungsbe­rich­te der Wie­ner Aka­de­mie 17 Dec. 1884). Миней­ские над­пи­си отно­сят­ся, несо­мнен­но, к дорим­ской эпо­хе. Так как при при­со­еди­не­нии к импе­рии Наба­тей­ско­го цар­ства при Тра­яне эти обла­сти не были заня­ты рим­ля­на­ми (стр. 428), то воз­мож­но, что с этих пор там вла­ды­че­ст­во­ва­ло какое-нибудь дру­гое южно­ара­вий­ское пле­мя.
  • с.535
  • 60[1] В свя­зи с тем, что гово­рит­ся о тор­гов­ле лада­ном у Фео­ф­ра­с­та (умер в 287 г. до н. э.; Hist. plant., 9, 4) и более подроб­но у Эра­то­сфе­на (умер в 194 г. до н. э.; Стра­бон, 16, 4, 2, стр. 768), име­ют­ся сведе­ния о четы­рех боль­ших пле­ме­нах: мине­ях (мама­ли у Фео­ф­ра­с­та?) с их глав­ным горо­дом Кар­ной, сабе­ях (саба у Фео­ф­ра­с­та) с глав­ным горо­дом Мари­а­бой, кат­та­ба­нах (кити­бе­на у Фео­ф­ра­с­та) с глав­ным горо­дом Там­ной, хатра­мо­ти­тах (Гадра­ми­та у Фео­ф­ра­с­та) с глав­ным горо­дом Саба­той; эти сведе­ния обо­зна­ча­ют круг, из кото­ро­го раз­ви­лось государ­ство гоме­ри­тов, и харак­те­ри­зу­ют ран­ний пери­од его суще­ст­во­ва­ния. Дол­гое вре­мя оста­вав­ше­е­ся неиз­вест­ным место житель­ства мине­ев теперь с точ­но­стью ука­зы­ва­ет­ся в Маине, в уда­лен­ной от моря мест­но­сти выше Мари­ба и Гадра­мау­та, где най­де­ны сот­ни над­пи­сей и уже обна­ру­же­ны име­на по мень­шей мере 26 царей. Мари­а­ба доныне зовет­ся Мариб. Мест­ность Хатра­мо­ти­ти­да, или Хатра­ми­ти­да, есть Гадра­маут.
  • 61[2] Заме­ча­тель­ные остат­ки это­го соору­же­ния, выпол­нен­но­го с вели­чай­шей точ­но­стью и искус­ст­вом, опи­са­ны Арно (Ar­naud, Jour­nal Asia­ti­que, 7me sé­rie, t. 3, 1874, p. 3 f.; ср. Rit­ter, Erdkun­de 12, 861). По обе сто­ро­ны ныне почти совер­шен­но исчез­нув­шей пло­ти­ны сто­ят два камен­ных зда­ния, сло­жен­ные из мас­сив­ных кам­ней кони­че­ской, почти цилин­дри­че­ской фор­мы, меж­ду с.536 кото­ры­ми нахо­дит­ся узкое отвер­стие для выте­каю­щей из бас­сей­на воды; по край­ней мере с одной сто­ро­ны име­ет­ся выло­жен­ный крем­нем канал, по кото­ро­му вода сте­ка­ет к это­му выхо­ду. Выход неко­гда закры­вал­ся поло­жен­ны­ми друг на дру­га бру­сья­ми, кото­рые мож­но выни­мать пооди­ноч­ке, чтобы, смот­ря по надоб­но­сти, отво­дить воду с боль­шей или мень­шей быст­ро­той; один из этих камен­ных цилин­дров име­ет сле­дую­щую над­пись (по пере­во­ду, — прав­да, не во всех отдель­ных местах точ­но­му — D. H. Mül­ler, Sit­zungsbe­rich­te der Wie­ner Aka­de­mie, Bd. 97, 1880. S. 965): «Ята-Амар Вели­ко­леп­ный, сын Самах-али Высо­ко­го, князь Сабы, велел про­ре­зать (гору) Балап (и соорудил) шлю­зы, назван­ные Рахаб, для более удоб­но­го оро­ше­ния». У нас нет досто­вер­ных дан­ных для опре­де­ле­ния вре­ме­ни прав­ле­ния это­го царя и мно­го­чис­лен­ных дру­гих царей, име­на кото­рых при­во­дят­ся в сабей­ских над­пи­сях. Асси­рий­ский царь Сар­гон, победив­ший царя Газы Ган­но­на[10] в 716 г. до н. э., заяв­ля­ет в Хор­са­бад­ской над­пи­си: «Я полу­чил дань от фара­о­на, царя еги­пет­ско­го, Шам­си­джи, цари­цы Ара­вии, и Ита­ма­ры сабей­ско­го — золо­то, тра­вы из восточ­ной стра­ны, рабов, лоша­дей и вер­блюдов» (Mül­ler, там же, стр. 988; Dun­cker, Ge­sch. des Alt., 25, S. 327).
  • 62[1] Sal­let, Ber­li­ner Zeitschrift für Nu­mis­ma­tik, 8, 243; J. H. Mordtmann, Wie­ner nu­mis­ma­ti­sche Zeitschrift, 12, 289.
  • 63[2] Пли­ний (H. N., 12, 14, 65) опре­де­ля­ет рас­хо­ды по пере­воз­ке на вер­блюдах гру­за лада­на на пути от ара­вий­ско­го бере­га до Газы в 688 дена­ри­ев (600 марок). «На всем этом рас­сто­я­нии, — гово­рит он, — при­хо­дит­ся пла­тить за корм, воду и при­ют, а так­же вно­сить вся­ко­го рода тамо­жен­ные сбо­ры; затем извест­ной доли тре­бу­ют себе жре­цы и цар­ские пис­цы; кро­ме того, вымо­га­ют день­ги сто­ро­жа, кон­вой­ные, тело­хра­ни­те­ли, при­слу­га; к это­му надо при­ба­вить и наши импер­ские пошли­ны». При пере­воз­ках мор­ским путем эти допол­ни­тель­ные рас­хо­ды отпа­да­ли.
  • с.537
  • 64[1] Об усми­ре­нии пира­тов сооб­ща­ют Ага­тар­хид (Дио­дор, 3, 43) и Стра­бон (16, 4, 18, стр. 777). Эци­он Геб­ер в Пале­стине на Эла­нит­ском зали­ве ἣ νῦν Βε­ρενί­κη κα­λεῖται (кото­рый теперь зовет­ся Бере­ни­кой) (Иосиф, Древ­но­сти, 8, 6, 4), был назван так, конеч­но, не в честь егип­тян­ки (Droy­sen, Hel­le­nis­mus, 3, 2, S. 349), а в честь иудей­ской воз­люб­лен­ной Тита.
  • с.538
  • 65[1] Насто­я­щей целью экс­пе­ди­ции было, по сло­вам Стра­бо­на (16, 4, 22, стр. 780), προ­σοικειοῦσ­θαι τού­τους — τοὺς Ἄρα­βας — ἢ κα­ταστρέ­φεσ­θαι (под­чи­нить их — ара­бов — или уни­что­жить); и у него же: εἰ μὴ ὁ Συλ­λαῖος αὐτὸν — τὸν Γάλ­λον — προ­ὐδί­δου, κἂν κα­τεστρέ­ψατο τὴν Εὐδαί­μο­να πᾶ­σαν (если бы не изме­нил ему — Гал­лу — Сил­лей, он поко­рил бы всю Счаст­ли­вую Ара­вию) (там же, 17, 1, 53, стр. 819), хотя ясно заме­тен и рас­чет на весь­ма желан­ную в то вре­мя для государ­ст­вен­ной каз­ны добы­чу.
  • 66[2] Хотя рас­сказ Стра­бо­на (16, 4, 22 сл., стр. 780) об араб­ской экс­пе­ди­ции его «дру­га» Гал­ла (φί­λος ἡμῖν καὶ ἑταῖρος — друг наш и това­рищ — 2, 5, 12, стр. 118), в сви­те кото­ро­го он объ­ездил Еги­пет, досто­ве­рен и прав­див, как и все его рас­ска­зы, но, оче­вид­но, при­нят со слов это­го с.539 дру­га без вся­кой кри­ти­ки. Сооб­ще­ния о том, что в бит­ве с ара­ба­ми пало 10 тыс. чело­век непри­я­те­лей и 2 рим­ля­ни­на, а общее коли­че­ство всех пав­ших в этом похо­де рим­лян состав­ля­ло 7 чело­век, сами про­из­но­сят себе при­го­вор; то же самое сле­ду­ет ска­зать и о попыт­ке сва­лить неуда­чу на наба­тей­ско­го визи­ря Сил­лея и его «изме­ну» — обыч­ный при­ем потер­пев­ших пора­же­ние пол­ко­вод­цев. Прав­да, Сил­лей годил­ся в коз­лы отпу­ще­ния, так как несколь­ко лет спу­стя он по насто­я­нию Иро­да был при­вле­чен Авгу­стом к след­ст­вию, осуж­ден и каз­нен (Иосиф Фла­вий, Древ­но­сти, 16, 10); но хотя мы и име­ем доклад аген­та, вед­ше­го это дело в Риме от лица Иро­да, в нем нель­зя най­ти ни еди­но­го сло­ва об измене. Пред­по­ло­же­ние Стра­бо­на, буд­то Сил­лей замыш­лял спер­ва погу­бить ара­бов при посред­стве рим­лян, а затем погу­бить и самих рим­лян, пред­став­ля­ет­ся совер­шен­но неле­пым, если учесть поло­же­ние зави­си­мых от Рима государств. Ско­рее мож­но думать, что Сил­лей пото­му был настро­ен про­тив экс­пе­ди­ции, что она мог­ла бы при­не­сти вред тор­го­вым сно­ше­ни­ям через зем­лю наба­те­ев. Но если араб­ский министр обви­ня­ет­ся в измене из-за того, что рим­ские суда не были при­спо­соб­ле­ны для пла­ва­ния вдоль бере­гов Ара­вии, или из-за того, что рим­ское вой­ско вынуж­де­но было вез­ти с собой воду на вер­блюдах и есть дур­ру и фини­ки вме­сто хле­ба и мяса и коро­вье мас­ло — вме­сто рас­ти­тель­но­го; если то обсто­я­тель­ство, что на про­дви­же­ние впе­ред было затра­че­но 180 дней, тогда как на обрат­ный путь потре­бо­ва­лось лишь 60 дней, объ­яс­ня­ет­ся обма­ном со сто­ро­ны про­вод­ни­ков; нако­нец, если совер­шен­но спра­вед­ли­вое заме­ча­ние Сил­лея, что дви­же­ние по суше от Арси­нои до Лев­ке-Коме невы­пол­ни­мо, отвер­га­ет­ся на том осно­ва­нии, что из Арси­нои про­хо­дит кара­ван­ная доро­га в Пет­ру, — то все это толь­ко пока­зы­ва­ет, какие суж­де­ния сумел вну­шить знат­ный рим­ля­нин гре­че­ско­му лите­ра­то­ру.
  • 67[1] Самую рез­кую кри­ти­ку похо­да дает при­над­ле­жа­щее еги­пет­ско­му куп­цу опи­са­ние поло­же­ния на ара­вий­ском побе­ре­жье от Лев­ке-Коме (Эль-Гау­ра к севе­ру от Янбо, гава­ни Меди­ны) до о. Ката­ке­кав­ме­ны (Дже­бель-таир у Лох­эйи): «Здесь живут раз­лич­ные наро­ды, кото­рые гово­рят на язы­ках, в боль­шей или мень­шей сте­пе­ни отли­чаю­щих­ся один от дру­го­го. Жите­ли побе­ре­жья живут в заго­нах, как “рыбо­еды” на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу» (в гла­ве 2 он опи­сы­ва­ет эти изо­ли­ро­ван­ные заго­ны, устро­ен­ные в рас­ще­ли­нах скал), «жите­ли внут­рен­ней стра­ны — в дерев­нях и пас­ту­ше­ских общи­нах; это люди ковар­ные и лжи­вые, гра­бя­щие сбив­ших­ся с пути море­пла­ва­те­лей и уво­дя­щие в раб­ство потер­пев­ших кораб­ле­кру­ше­ние. Поэто­му зави­си­мые и вер­хов­ные цари Ара­вии часто устра­и­ва­ют на них охоту; зовут­ся они кан­ра­и­та­ми (или кас­са­ни­та­ми). Пла­ва­ние вдоль все­го это­го бере­га опас­но, берег лишен гава­ней и недо­сту­пен, опа­сен из-за при­боя, ска­лист и вооб­ще весь­ма нехо­рош. Пото­му мы, попа­дая в эти воды, дер­жим­ся середи­ны тече­ния и спе­шим попасть в араб­скую область к о. Ката­ке­кав­мене; жите­ли это­го ост­ро­ва госте­при­им­ны, и там встре­ча­ют­ся мно­го­чис­лен­ные ста­да овец и вер­блюдов». Имен­но эту стра­ну меж­ду рим­ской и гоме­рит­ской гра­ни­цей и те же царя­щие в ней поряд­ки име­ет в виду царь аксо­ми­тов, когда пишет: πέ­ραν δὲ τῆς Ἐρυθ­ρᾶς θα­λάσ­σης οἰκοῦν­τας Ἀρα­βί­τας καὶ Κι­ναιδο­κολ­πί­τας (ср. Пто­ле­мей, 6, 7, 20) στρά­τευμα ναυ­τικὸν καὶ πε­ζικὸν διαπεμ­ψά­μενος καὶ ὑπο­τάξας αὐτῶν τοὺς βα­σιλέας, φό­ρους τῆς γῆς τε­λεῖν ἐκέ­λευσα καὶ ὁδεύεσ­θαι μετ’ εἰρή­νης καὶ πλέεσ­θαι, ἀπό τε Λευ­κῆς κώ­μης ἕως τῶν Σα­βαίων χώ­ρας ἐπο­λέμη­σα (я при­ка­зал живу­щим по ту сто­ро­ну Крас­но­го моря ара­бам и кинедо­кол­пи­там, послав про­тив них флот и сухо­пут­ное вой­ско и поко­рив их царей, пла­тить дань с зем­ли и ездить невоз­бран­но по суше и по морю, вое­вал же я от Лев­ке-Коме до стра­ны сабе­ев).
  • с.540
  • 68[1] Эти сте­ны, постро­ен­ные из бута, обра­зу­ют окруж­ность в чет­верть часа ходь­бы в диа­мет­ре. Они опи­са­ны у Арно (Ar­naud, цит. соч.; ср. стр. 535 прим. 2).
  • 69[2] Пли­ний опре­де­лен­но гово­рит, что экс­пе­ди­ция Гая на Восток име­ла сво­ей конеч­ной целью Ара­вию (H. N., 12, 14, 55—56; ср. 2, 67, 168. 6, 27, 141. 6, 28, 160. 32, 1, 10). Пред­ше­ст­во­вав­шие ей экс­пе­ди­ция в Арме­нию и пере­го­во­ры с пар­фян­ским пра­ви­тель­ст­вом свиде­тель­ст­ву­ют о том, что ее исход­ным пунк­том долж­но было стать устье Евфра­та. Поэто­му в осно­ву спра­воч­ни­ка Юбы для пред­сто­я­щей экс­пе­ди­ции были поло­же­ны отче­ты пол­ко­вод­цев Алек­сандра об их обсле­до­ва­нии Ара­вии.
  • с.541
  • 70[1] Един­ст­вен­ное изве­стие об этой заме­ча­тель­ной экс­пе­ди­ции сохра­нил еги­пет­ский капи­тан, опи­сав­ший око­ло 75 г. поезд­ку по бере­гам Крас­но­го моря. Он зна­ет (гл. 26) позд­ней­шую Ада­ну, нынеш­ний Аден, пред­став­ля­ю­щую собой дерев­ню на бере­гу моря (κώ­μη πα­ραθα­λάσ­σιος), кото­рая при­над­ле­жит государ­ству царя гоме­ри­тов Хари­ба­э­ля, но кото­рая рань­ше была цве­ту­щим горо­дом и зовет­ся так: εὐδαί­μων δ’ ἐπεκ­λή­θη πρό­τερον οὖσα πό­λις (про­зва­на была счаст­ли­вой, быв­ши преж­де горо­дом), пото­му что до уста­нов­ле­ния тор­го­во­го пути, непо­сред­ст­вен­но свя­зав­ше­го Еги­пет с Инди­ей, это место слу­жи­ло скла­доч­ным пунк­том: νῦν δὲ οὐ πρὸ πολ­λοῦ τῶν ἡμε­τέρων χρό­νων Καῖσαρ αὐτὴν κα­τεστρέ­ψατο (теперь же, неза­дол­го до наше­го вре­ме­ни, Цезарь ее раз­ру­шил). Послед­нее сло­во употреб­ле­но здесь толь­ко в зна­че­нии «раз­ру­шать», а не в более широ­ко рас­про­стра­нен­ном зна­че­нии «поко­рять», так как тре­бу­ет­ся объ­яс­нить пре­вра­ще­ние горо­да в дерев­ню. Вме­сто сло­ва Καῖσαρ Шван­бек (Schwan­beck, Rhein. Mus. N. F., 7, 353) пред­ло­жил Χα­ριβαήλ, К. Мюл­лер (C. Mül­ler) — Ἰλα­σάρ (на осно­ва­нии слов Стра­бо­на, 16, 4, 21, стр. 782). И то и дру­гое невоз­мож­но: послед­нее пото­му, что этот араб­ский династ власт­во­вал в очень отда­лен­ном рай­оне и источ­ник не мог бы назы­вать его, как лицо уже извест­ное, пер­вое — пото­му, что Хари­ба­эль был совре­мен­ни­ком писа­те­ля, а здесь рас­ска­зы­ва­ет­ся о собы­тии, имев­шем место в более ран­нее вре­мя. В истин­но­сти само­го рас­ска­за нель­зя сомне­вать­ся, если при­нять во вни­ма­ние, какой инте­рес долж­но было пред­став­лять для рим­лян устра­не­ние араб­ско­го скла­доч­но­го пунк­та меж­ду Инди­ей и Егип­том и уста­нов­ле­ние непо­сред­ст­вен­ных тор­го­вых свя­зей. То, что об этом собы­тии ниче­го не сооб­ща­ют рим­ские источ­ни­ки, вполне соот­вет­ст­ву­ет духу этих источ­ни­ков. Экс­пе­ди­ция, осу­щест­влен­ная, без сомне­ния, еги­пет­ским фло­том и имев­шая сво­ей целью толь­ко раз­ру­ше­ние, веро­ят­но, без­за­щит­но­го при­бреж­но­го пунк­та, не долж­на была иметь, с воен­ной точ­ки зре­ния, ника­ко­го зна­че­ния; круп­ной тор­гов­лей анна­ли­сты нико­гда не инте­ре­со­ва­лись, да и вооб­ще сенат, а вслед за ним и анна­ли­сты зна­ли о собы­ти­ях в Егип­те еще мень­ше, чем о собы­ти­ях в дру­гих импе­ра­тор­ских про­вин­ци­ях. Голое обо­зна­че­ние Καῖσαρ, кото­рое, по-види­мо­му, нель­зя отно­сить к пра­вив­ше­му тогда импе­ра­то­ру, объ­яс­ня­ет­ся про­сто тем, что автор рас­ска­за — капи­тан — знал факт раз­ру­ше­ния горо­да рим­ля­на­ми, но не знал ни его вре­ме­ни, ни его винов­ни­ка. Может быть, суще­ст­ву­ет связь меж­ду этим сооб­ще­ни­ем и замет­кой у Пли­ния (H. N., 2, 67, 168): maio­rem [ocea­ni] par­tem et orien­tis vic­to­riae mag­ni Ale­xandri lustra­ve­re us­que in Ara­bi­cum si­num, in quo res ge­ren­te C. Cae­sa­re Aug. f. sig­na na­vium ex His­pa­nien­si­bus nauf­ra­giis fe­run­tur ag­ni­ta (победы Алек­сандра Вели­ко­го дали воз­мож­ность обсле­до­вать бо́льшую часть [оке­а­на] и восто­ка вплоть до Ара­вий­ско­го зали­ва, где во вре­мя экс­пе­ди­ции Г. Цеза­ря, сына Авгу­ста, по рас­ска­зам, были най­де­ны облом­ки кораб­лей, потер­пев­ших кру­ше­ние у бере­гов Испа­нии). Гай не дошел до Ара­вии (Pli­nius, H. N., 6, 28, 160), но очень может быть, что во вре­мя армян­ской экс­пе­ди­ции к этим бере­гам была посла­на из Егип­та рим­ская эскад­ра под коман­дой одно­го из его под­чи­нен­ных с целью с.542 под­гото­вить глав­ную экс­пе­ди­цию. Нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что об этом собы­тии ниче­го не сооб­ща­ют дру­гие источ­ни­ки. Ара­вий­ская экс­пе­ди­ция Гая была воз­ве­ще­на так тор­же­ст­вен­но и затем остав­ле­на таким жал­ким обра­зом, что лояль­ные исто­ри­ки име­ли все осно­ва­ния зату­ше­вы­вать собы­тия, о кото­рых нель­зя было упо­мя­нуть без того, чтобы не сооб­щить при этом и о кру­ше­нии более гран­ди­оз­но­го пла­на.
  • 71[1] Еги­пет­ский купец стро­го отли­ча­ет гоме­рит­ско­го ἔνθεσ­μος βα­σιλεύς (закон­ный царь — гл. 23) от τύ­ραν­νοι — зави­ся­щих от него или неза­ви­си­мых (гл. 14) пле­мен­ных вождей, и точ­но так же стро­го отли­ча­ет этот порядок от без­на­ча­лия оби­та­те­лей пусты­ни (гл. 2). Если бы Стра­бон и Тацит так же хоро­шо раз­би­ра­лись в подоб­но­го рода вопро­сах, как этот прак­ти­че­ский чело­век, мы зна­ли бы о древ­нем мире гораздо боль­ше.
  • 72[2] Вой­на Мак­ри­на с Ara­bes eudae­mo­nes (счаст­ли­вы­ми ара­ба­ми) (Vi­ta, 12) и отправ­ка ими посоль­ства к Авре­ли­а­ну (Vi­ta, 33), кото­рое назва­но рядом с посоль­ст­вом аксо­ми­тов, мог­ли бы свиде­тель­ст­во­вать о том, что ара­бы были в то вре­мя неза­ви­си­мы, если бы толь­ко сооб­ще­ния об этих собы­ти­ях заслу­жи­ва­ли дове­рия.
  • 73[3] Око­ло 356 г. царь назы­ва­ет себя (стр. 533 прим. 2) в одном доку­мен­те (C. I. Gr., 5128) βα­σιλεὺς Ἀξω­μιτῶν καὶ Ὀμη­ριτῶν καὶ τοῦ Ῥαειδὰν (замок в Сап­фа­ре, сто­ли­це гоме­ри­тов — Dillmann, Ab­hand­lun­gen der Ber­li­ner Aka­de­mie 1878, S. 207) . . . . καὶ Σα­βαειτῶν καὶ τοῦ Σι­λεῆ (замок в Мари­а­бе, сто­ли­це сабе­ев — Dillmann, там же) (царь аксо­ми­тов и гоме­ри­тов и Раей­да­на и сабе­ев и Силеи). С этим согла­су­ет­ся и одно­вре­мен­ная отправ­ка посоль­ства ad gen­tem Axu­mi­ta­rum et Ho­me­ri­tarum (к пле­ме­ни аксо­ми­тов и гоме­ри­тов — C. Th., 12, 12, 2). О поло­же­нии в более позд­нее вре­мя см. осо­бен­но Non­no­sus (Fr. hist. Gr., 4, p. 179; Mül­ler) и Про­ко­пий (Hist. Pers., 1, 20).
  • с.544
  • 74[1] Ари­стид (Or. 48, p. 485, ed. Dind.) назы­ва­ет Копт скла­доч­ным пунк­том индий­ской и араб­ской тор­гов­ли. В романе эфес­ца Ксе­но­фон­та (4, 1) сирий­ские раз­бой­ни­ки направ­ля­ют­ся в Копт, «пото­му что там про­ез­жа­ет мно­го куп­цов, дер­жа­щих путь в Эфи­о­пию и Индию».
  • 75[2] Позд­нее Адри­ан про­дол­жил «новую Адри­а­но­ву доро­гу», кото­рая вела от его горо­да Анти­но­по­ля близ Гер­мо­по­ля, веро­ят­но, через пусты­ню в Миос-Гор­мос и оттуда вдоль бере­га в Бере­ни­ку, и снаб­дил ее цистер­на­ми, стан­ци­я­ми (σταθ­μοί) и укреп­лен­ны­ми пунк­та­ми (над­пись в Re­vue ar­chéol., N. S., 21, 1870, p. 314). Одна­ко впо­след­ст­вии об этой доро­ге нет упо­ми­на­ний, и сомни­тель­но, сохра­ни­лась ли она.
  • с.545
  • 76[1] Опре­де­лен­но это­го нигде не гово­рит­ся, но это ясно вид­но из «Перип­ла» еги­пет­ско­го куп­ца. Он часто упо­ми­на­ет о тор­гов­ле нерим­ской Афри­ки с Ара­ви­ей (гл. 7—8) и, наобо­рот, ара­бов с нерим­ской Афри­кой (гл. 17. 21. 31; ср. Пто­ле­мей, 1, 17, 6), Пер­си­ей (гл. 27. 33) и Инди­ей (гл. 21. 27. 49), рав­но как и о тор­гов­ле пер­сов с Инди­ей (гл. 36) и индий­ских куп­цов с нерим­ской Афри­кой (гл. 14. 31. 32), Пер­си­ей (гл. 36) и Ара­ви­ей (гл. 32). Но он ни сло­ва не гово­рит о том, что эти чуже­зем­ные куп­цы при­ез­жа­ли так­же в Бере­ни­ку, Миос-Гор­мос и Лев­ке-Коме; а когда он по пово­ду важ­ней­ше­го тор­го­во­го пунк­та все­го это­го кру­га земель, Музы, заме­ча­ет, что куп­цы это­го горо­да совер­ша­ют на сво­их соб­ст­вен­ных судах пла­ва­ния к афри­кан­ско­му побе­ре­жью, даль­ше Баб-эль-Ман­деб­ско­го про­ли­ва (имен­но это озна­ча­ет для него τὸ πέ­ραν, т. е. по ту сто­ро­ну) и в Индию, то Еги­пет про­пу­щен здесь не в силу про­стой слу­чай­но­сти.
  • с.546
  • 77[1] Име­ет­ся сооб­ще­ние о том, что в Баман­га­ти (рай­он Синг­бу­ма, к запа­ду от Каль­кут­ты) был обна­ру­жен боль­шой клад золотых монет рим­ских импе­ра­то­ров (назы­ва­ют Гор­ди­а­на и Кон­стан­ти­на) (Beg­lar в кни­ге Cun­ningham, Ar­chaeo­lo­gi­cal sur­vey of In­dia, XIII, p. 72); но такая еди­нич­ная наход­ка не может слу­жить дока­за­тель­ст­вом того, что посто­ян­ные тор­го­вые свя­зи захо­ди­ли так дале­ко. Соглас­но одно­му сооб­ще­нию, в Север­ном Китае, в про­вин­ции Шэнь­си, к запа­ду от Пеки­на были совсем недав­но най­де­ны рим­ские моне­ты, дати­ро­ван­ные от вре­мен Неро­на до Авре­ли­а­на; но боль­ше таких кла­дов най­де­но не было ни в Заганг­ской Индии, ни в Китае.
  • ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ САЙТА

  • [1]В нем. изд. 1921: «120 Mei­len» — ок. 900 км: под­ра­зу­ме­ва­ют­ся немец­кие мили (1 нем. миля = 7420,44 м).
  • [2]В нем. изд. 1921: 500 и 700 deutsche Quad­rat­mei­len; в англ. изд.: 10500 и 14700 English squa­re mi­les = ок. 27000 и 38000 кв. км (1 нем. кв. миля = ок. 55 кв. км, 1 англ. кв. миля = 2,59 кв. км).
  • [3]He­roon­po­lis. В рус. пере­во­де: «Геро­но­поль». Исправ­ле­но.
  • [4]В нем. изд. 1921: 6 пфен­ни­гов; в англ. изд.: 6 фар­тин­гов. В ори­ги­на­ле (Dio Cass. 65, 8, 5): 6 обо­лов (ἓξ ὀβο­λοὺς). В при­ме­ча­нии М. Л. Гас­па­ро­ва к све­то­ни­ев­ской био­гра­фии Вес­па­си­а­на (17, 2) — «гро­шо­вый поби­руш­ка».
  • [5]Euna­pios. В рус. пере­во­де: «Eupa­rios». Исправ­ле­но.
  • [6]В нем. изд. 1921: «Epos des Non­nos». В рус. пере­во­де: «эпос Ном­на». Исправ­ле­но.
  • [7]1 рим. лига = 2220 м.
  • [8]В нем. изд. 1921: «Bedscha, Dan­ka­li, So­ma­li, Gal­la», в англ. изд. 1909: «Be­go, Sa­li, Dan­ka­li, So­ma­li, Gal­la».
  • [9]В нем. изд. 1921 г. амга­ра уже не упо­ми­на­ет­ся: «die jetzt noch le­ben­den Dia­lek­te, na­mentlich das Tig­riña» (суще­ст­ву­ю­щие до сих пор диа­лек­ты, в осо­бен­но­сти, тиг­ри­нья); в англ. изд. 1909: «the Am­ha­ra and the Tig­riña».
  • [10]В нем. изд. 1921: «des Kö­nigs von Ga­sa Han­no» (царя Газы Ган­но­на). В рус. пер.: «царя Гази Гам­ма­на». Исправ­ле­но.
  • [11]Ni­la­kan­tha. В рус. пере­во­де: «Нали­кан­та». Исправ­ле­но.
  • [12]В рус. пере­во­де: «бога Шива». Исправ­ле­но.
  • [13]Sa­li­ke. В рус. пере­во­де: «Сам­ке». Исправ­ле­но.
  • [14]Ba­ry­ga­za.
  • [15]В кни­ге: «Реджио». Исправ­ле­но.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1407695018 1407695020 1407695021 1532551000 1532551001 1532551002