Хотел ли Цезарь завоевать Парфию?*

с.16 В ста­тье рас­смат­ри­ва­ет­ся послед­ний внеш­не­по­ли­ти­че­ский про­ект Г. Юлия Цеза­ря. Соглас­но рас­ска­зу Плу­тар­ха, он наме­ре­вал­ся совер­шить поход на Пар­фию, а затем вер­нуть­ся в Рим вокруг Кас­пий­ско­го моря, через Север­ное При­чер­но­мо­рье и Бал­ка­ны. Сопо­став­ле­ние с дру­ги­ми источ­ни­ка­ми поз­во­ля­ет опро­верг­нуть эту фан­та­сти­че­скую инфор­ма­цию. На самом деле это был не боль­шой заво­е­ва­тель­ный поход про­тив восточ­но­го соседа, а ком­плекс мер, направ­лен­ных на обес­пе­че­ние без­опас­но­сти гра­ниц. Цезарь наме­ре­вал­ся в первую оче­редь нане­сти удар по гето-дакий­ско­му пле­мен­но­му сою­зу, воз­глав­ля­е­мо­му Буре­би­стой, быв­ше­му опас­ным сосе­дом Рима на Дунае. Затем он пла­ни­ро­вал бое­вые дей­ст­вия про­тив Пар­фии, но не с целью заво­е­ва­ния новой терри­то­рии, а для обес­пе­че­ния без­опас­но­сти рим­ской гра­ни­цы по Евфра­ту. Одно­вре­мен­но с этим нуж­но было решить ряд про­блем, свя­зан­ных с отно­ше­ни­я­ми Рима и зави­си­мых от него царств. Даль­ней­шие собы­тия пока­зы­ва­ют, что имен­но эти зада­чи реша­ли наслед­ни­ки поли­ти­ки Цеза­ря, сна­ча­ла М. Анто­ний, а затем — импе­ра­тор Август.

Клю­че­вые сло­ва: Цезарь, Пар­фия, поход, Буре­би­ста, геты, Плу­тарх, Све­то­ний, Аппи­ан

The ar­tic­le con­si­ders the last fo­reign po­li­cy project of G. Juli­us Cae­sar. Ac­cor­ding to Plu­tarch’s sto­ry, he in­ten­ded to march on Par­thia, and then re­turn to Ro­me around the Cas­pian Sea, ac­ross the Nor­thern Black Sea coast and the Bal­kans. Com­pa­ring the in­for­ma­tion from va­rio­us sour­ces, the aut­hor re­fu­tes this fan­tas­tic theo­ry and sug­gests that, in fact, Cae­sar did not pre­pa­re a hu­ge aggres­si­ve cam­paign against the eas­tern neighbor, but ra­ther plan­ned a set of mea­su­res aimed at en­su­ring the se­cu­ri­ty of the bor­ders.

Keywords: Cae­sar, Par­thia, cam­paign, Bu­re­bis­ta, Ge­tae, Plu­tarch, Sue­to­nius, Ap­pian

В мар­тов­ские иды (15 мар­та) 44 г. (здесь и далее — до н. э.) под кин­жа­ла­ми заго­вор­щи­ков пал пожиз­нен­ный дик­та­тор, Отец Оте­че­ства, Гай Юлий Цезарь. Про­изо­шло это бук­валь­но нака­нуне того дня (18 мар­та), когда он дол­жен был поки­нуть Рим и отпра­вить­ся в боль­шой поход на Восток, про­тив Пар­фии (App. BC. II. 110).

Этот несо­сто­яв­ший­ся поход издав­на вызы­ва­ет к себе осо­бое отно­ше­ние исто­ри­ков. Вол­ну­ю­щей выглядит уже сама кол­ли­зия: чело­век, на века став­ший сим­во­лом зем­но­го вели­чия, непо­беди­мый пол­ко­во­дец, кото­рый, если верить Нико­лаю Дамас­ско­му, дал 302 сра­же­ния и ни одно из них не про­иг­рал (Nic. Dam. Vi­ta Caes. с.17 XXII. 80) про­тив дер­жа­вы, чье про­ти­во­сто­я­ние с Римом на Восто­ке дли­лось три сто­ле­тия! [35, с. 184—185] При этом сам собой воз­ни­ка­ет вопрос — а что было бы, если бы поход состо­ял­ся? «Бес­слав­но было обаг­ре­но кро­вью тело чело­ве­ка, дохо­див­ше­го на запад до Бри­та­нии и оке­а­на, замыш­ляв­ше­го поход на восток про­тив Пар­фян­ско­го и Индий­ско­го царств с тем, чтобы, поко­рив так­же и их, объ­еди­нить в одной дер­жа­ве всю власть над зем­лей и морем» (Nic. Dam. Vi­ta Caes. XXVI. 95), — выра­жал скорбь по пово­ду это­го собы­тия Нико­лай Дамас­ский, совре­мен­ник собы­тий, как кажет­ся, ни мину­ты не сомне­ва­ясь, что поход мог завер­шить­ся толь­ко победой. «Пар­фия была спа­се­на. Вели­кий раз­ру­ши­тель был уни­что­жен в тот момент, когда он был готов при­ве­сти в испол­не­ние свой гран­ди­оз­ный про­ект заво­е­ва­ния пар­фян­ской импе­рии и про­ве­сти Рим по доро­ге, про­ло­жен­ной Алек­сан­дром Вели­ким», — кон­ста­ти­ру­ет Г. Ферре­ро спу­стя почти два тыся­че­ле­тия [11, с. 456] (ср.: [35, с. 185]). Такой ответ на вопрос о воз­мож­ной судь­бе Пар­фии вполне объ­яс­ним, учи­ты­вая культ Цеза­ря, кото­рый начал фор­ми­ро­вать­ся сра­зу после его смер­ти и бла­го­по­луч­но дожил до наших дней.

Одна­ко если мы обра­тим­ся к мате­ри­а­лам источ­ни­ков, то ока­зы­ва­ет­ся, что их дан­ные скуд­ны и раз­роз­нен­ны. В сущ­но­сти, они еди­ны толь­ко в одном: поход дол­жен был состо­ять­ся; при этом сведе­ний о стра­те­ги­че­ских пла­нах Цеза­ря крайне мало. Нико­лай Дамас­ский при­пи­сы­ва­ет ему план поко­ре­ния все­го мира; но уже дав­но дока­за­но, что источ­ни­ком этой части его сочи­не­ния Vi­ta Cae­sa­ris явля­ет­ся, по всей веро­ят­но­сти, авто­био­гра­фия само­го Авгу­ста [2, с.241; 25, p. 415], так что все это утвер­жде­ние ока­зы­ва­ет­ся набо­ром штам­пов, отча­сти вос­хо­дя­щих к эпо­хе Авгу­ста (ср.: Hor. Carm. I. 12. 56; Verg. Aen. VI. 793 sq.), отча­сти, воз­мож­но, содер­жа­щих поле­ми­ку с про­слав­ле­ни­ем дости­же­ний Пом­пея (ср. пре­тен­зии Пом­пея на сла­ву поко­ри­те­ля мира: Cic. Sest. 67; 129; Balb. 16; Prov. con­s. 31; De do­mo suo. 110; Vell. II. 40. 4; Plut. Pomp. 45. 7) [34, с. 437].

Нечто подоб­ное сооб­ща­ет и Плу­тарх: «Он гото­вил­ся к войне с пар­фя­на­ми, а после поко­ре­ния их имел наме­ре­ние, прой­дя через Гир­ка­нию вдоль Кас­пий­ско­го моря и Кав­ка­за, обой­ти Понт и вторг­нуть­ся в Ски­фию, затем напасть на сосед­ние с Гер­ма­ни­ей стра­ны и на самое Гер­ма­нию и воз­вра­тить­ся в Ита­лию через Гал­лию, сомкнув круг рим­ских вла­де­ний так, чтобы со всех сто­рон импе­рия гра­ни­чи­ла с Оке­а­ном» (Plut. Caes. 58. 3, пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го, К. П. Ламп­са­ко­ва). Одна­ко Плу­тарх, совре­мен­ник импе­ра­то­ра Тра­я­на, мыс­лил уже в совер­шен­но иных гео­по­ли­ти­че­ских кате­го­ри­ях в срав­не­нии с веком Цеза­ря. Его Пом­пей меч­та­ет «захва­тить Сирию и про­ник­нуть через Ара­вию к Крас­но­му морю, чтобы победо­нос­но достиг­нуть Оке­а­на, окру­жаю­ще­го со всех сто­рон оби­тае­мый мир» (Pomp. 38, пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го), а Красс «рвал­ся на восток, к Индий­ско­му оке­а­ну, желая при­со­еди­нить к рим­ской дер­жа­ве всю Азию» (Plut. Comp. Nic. et Cr. 4, пер. Т. А. Мил­лер). Совер­шен­но оче­вид­но, что все это нахо­дит свою бли­жай­шую парал­лель в заво­е­ва­тель­ных пла­нах Тра­я­на [21, p. 447—448].

Имен­но на эти сооб­ще­ния опи­ра­ет­ся «гло­ба­лист­ская» трак­тов­ка пла­нов Цеза­ря, весь­ма рас­про­стра­нен­ная в исто­рио­гра­фии [18, p. 610—611; 19, p. 368; 31, p. 475]. Но есть и иные источ­ни­ки, не столь яркие лите­ра­тур­но, рису­ю­щие собы­тия несколь­ко в ином све­те. Так, Вел­лей Патер­кул лишь мимо­хо­дом упо­ми­на­ет, что Цезарь «замыс­лив вой­ну с гета­ми и пар­фя­на­ми, воз­на­ме­рил­ся сде­лать … сво­им сорат­ни­ком» Г. Окта­вия, буду­ще­го Авгу­ста (Vell. II. 59. 4). Соглас­но Све­то­нию, он наме­ре­вал­ся «усми­рить вторг­ших­ся во Фра­кию и Понт дакий­цев, а затем пой­ти вой­ной на пар­фян через Малую Арме­нию, но не всту­пать в реши­тель­ный бой, не позна­ко­мив­шись пред­ва­ри­тель­но с непри­я­те­лем» (Suet. DJ. 44. 3, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва). В том же поряд­ке он сооб­ща­ет о после­до­ва­тель­но­сти дей­ст­вий Цеза­ря и в био­гра­фии Авгу­ста: поход про­тив пар­фян сле­ду­ет за похо­дом про­тив дакий­цев (Suet. DA. 8. 2). Нако­нец, соглас­но Аппи­а­ну, дик­та­тор «заду­мал боль­шой поход на гетов и пар­фян, гетам, пле­ме­ни суро­во­му, воин­ст­вен­но­му и оби­таю­ще­му по сосед­ству, для того, чтобы пред­от­вра­тить их напа­де­ния, а пар­фя­нам — чтобы ото­мстить им за нару­ше­ние мир­но­го дого­во­ра с Крас­сом» (App. BC. II. 110).

Итак, если Нико­лай Дамас­ский вооб­ще не гово­рит о пла­ни­ру­е­мых бое­вых дей­ст­ви­ях на Дунае, а Плу­тарх счи­та­ет, что удар по гето-дакий­ским пле­ме­нам («сосед­ние с Гер­ма­ни­ей стра­ны») дол­жен был быть нане­сен при воз­вра­ще­нии армии круж­ным путем, да еще и с добав­ле­ни­ем уда­ра по самой Гер­ма­нии, то Вел­лей и Све­то­ний ста­вят поход про­тив дунай­ских пле­мен на пер­вое место, как дей­ст­вие, пред­ше­ст­ву­ю­щее наступ­ле­нию на Пар­фию, а Аппи­ан не дает чет­ко­го отве­та на вопрос о после­до­ва­тель­но­сти дей­ст­вий, пере­вод его тек­ста как «спер­ва по гетам, потом по пар­фя­нам» не явля­ет­ся с.18 коррект­ным [34, p. 436, Anm. 25]. Сосед­ство гетов и пар­фян в этих сооб­ще­ни­ях поз­во­ля­ет увидеть пла­ни­ру­е­мую вой­ну несколь­ко в ином све­те, не как новые мас­штаб­ные заво­е­ва­ния, а как ком­плекс меро­при­я­тий, свя­зан­ных с обес­пе­че­ни­ем без­опас­но­сти гра­ниц. Имен­но так пони­мал наме­ре­ния Цеза­ря еще Т. Момм­зен, кото­рый при всем пие­те­те к лич­но­сти сво­его героя не при­пи­сы­вал ему чрез­мер­ных пла­нов: «Ничто не ука­зы­ва­ет нам на жела­ние Цеза­ря победо­нос­но про­дви­гать­ся, подоб­но Алек­сан­дру, в бес­ко­неч­но дале­кие стра­ны; <…> …Ника­кой досто­вер­ный авто­ри­тет не под­твер­жда­ет суще­ст­во­ва­ния этих бас­но­слов­ных про­ек­тов. Для государ­ства, подоб­но­го Риму при Цеза­ре, заклю­чав­ше­го в себе мас­су вар­вар­ских эле­мен­тов, с кото­ры­ми труд­но было совла­дать и на асси­ми­ли­ро­ва­ние кото­рых оно долж­но было еще употре­бить несколь­ко сто­ле­тий, такие заво­е­ва­ния, даже если счи­тать их выпол­ни­мы­ми в воен­ном отно­ше­нии, были бы не чем иным, как толь­ко гораздо более бле­стя­щи­ми, но и гораздо более печаль­ны­ми ошиб­ка­ми, чем индий­ский поход Алек­сандра» [9, с.338—339].

Дей­ст­ви­тель­но, к 44 г. гра­ни­цы по Дунаю и по Евфра­ту были наи­бо­лее бес­по­кой­ны­ми места­ми. У гетов к это­му вре­ме­ни сло­жи­лось мощ­ное пле­мен­ное обра­зо­ва­ние во гла­ве с Буре­би­стой (Бере­би­стой), жив­шее за счет набе­гов и ограб­ле­ния сопре­дель­ных терри­то­рий. Прав­да, Иор­дан дела­ет Буре­би­сту совре­мен­ни­ком Сул­лы, т. е. отно­сит его воца­ре­ние к кон­цу 80-х гг. I в. до н. э. (Get. 67), но, ско­рее все­го, это ошиб­ка, кото­рую он повто­рил вслед за Кас­си­о­до­ром, кото­рый послу­жил ему источ­ни­ком [15, p. 1958]. Ско­рее, сле­ду­ет при­знать, что он при­шел к вла­сти дву­мя деся­ти­ле­ти­я­ми поз­же, т. е. при­мер­но одно­вре­мен­но с выдви­же­ни­ем Цеза­ря в пер­вые ряды рим­ских поли­ти­ков [14, p. 262]. Заме­тим, кста­ти, что, начав актив­ную дея­тель­ность при­мер­но одно­вре­мен­но, они прак­ти­че­ски одно­вре­мен­но и схо­дят со сце­ны, и оба поги­ба­ют от рук сво­их при­бли­жен­ных: по сло­вам Стра­бо­на, «после вос­ста­ния неко­то­рых мятеж­ни­ков про­тив Бере­би­сты послед­ний был низ­вер­жен, преж­де чем рим­ляне высту­пи­ли про­тив него похо­дом. Его пре­ем­ни­ки разде­ли­ли дер­жа­ву на несколь­ко частей» (VII. 3. 11. С 304, пер. Г. А. Стра­та­нов­ско­го).

К сожа­ле­нию, исто­рия прав­ле­ния Буре­би­сты извест­на нам лишь в самых общих чер­тах. Глав­ным источ­ни­ком здесь слу­жит все тот же Стра­бон. Он пишет: «Бере­би­ста, гет, достиг вер­хов­ной вла­сти над сво­им пле­ме­нем. Ему уда­лось воз­ро­дить свой народ, изну­рен­ный дли­тель­ны­ми вой­на­ми, и настоль­ко воз­вы­сить его путем физи­че­ских упраж­не­ний, воз­дер­жа­ния и пови­но­ве­ния его при­ка­зам, что за несколь­ко лет он осно­вал вели­кую дер­жа­ву и под­чи­нил гетам боль­шую часть сосед­них пле­мен. Он стал вну­шать страх даже рим­ля­нам, так как без­бо­яз­нен­но пере­хо­дил Истр, разо­ряя Фра­кию вплоть до Македо­нии и Илли­рии; он опу­сто­шил так­же стра­ну кель­тов, сме­шав­ших­ся с фра­кий­ца­ми и илли­рий­ца­ми, а бой­ев, быв­ших под вла­стью Кри­та­си­ра, и тав­ри­с­ков совер­шен­но уни­что­жил» (VII. 3. 11. С 304).

Исхо­дя из этих дан­ных румын­ские исто­ри­ки при­пи­сы­ва­ют вождю гетов про­ду­ман­ный поли­ти­че­ский курс. Так, И. Кри­шан пишет, что «это не были изо­ли­ро­ван­ные акции с целью раз­граб­ле­ния того или ино­го гре­че­ско­го горо­да, но тща­тель­но запла­ни­ро­ван­ная поли­ти­ка инте­гра­ции все­го запад­но­пон­тий­ско­го побе­ре­жья со все­ми его горо­да­ми в Гето-Дакий­ское государ­ство» [16, p. 125]. П. Вэдан гово­рит об инкор­по­ра­ции пон­тий­ских коло­ний в Дакий­ское цар­ство [40, p. 78—79]. Аре­ал гет­ской воен­ной экс­пан­сии дей­ст­ви­тель­но был доста­точ­но велик, но утвер­жде­ние, что все эти зем­ли вошли в «цар­ство» Буре­би­сты [8, с. 25], все же слиш­ком рис­ко­ван­ное. Геты вооб­ще не стре­ми­лись эко­но­ми­че­ски и поли­ти­че­ски осво­ить разо­рен­ные ими зем­ли — что на восто­ке, что на запа­де. После раз­гро­ма и пол­но­го уни­что­же­ния бой­ев, напри­мер, их зем­ли пусто­ва­ли, так что Стра­бон гово­рит о «пустыне бой­ев» (VII. 1. 5. С 292); то же самое наиме­но­ва­ние, de­ser­ta boio­rum, мно­ги­ми года­ми поз­же употреб­ля­ет Пли­ний Стар­ший (NH. III. 146).

Но если моти­вы истреб­ле­ния бой­ев еще как- то мож­но объ­яс­нить пер­ма­нент­ной кельт­ской угро­зой, то вар­вар­ские набе­ги на Запад­ный Понт носи­ли откро­вен­но раз­бой­ни­чий харак­тер. Что до харак­те­ра воен­ных побед Бире­би­сты на Пон­те, то его так­ти­ка заклю­ча­лась в выбо­ре наи­бо­лее обес­кров­лен­но­го про­тив­ни­ка, не спо­соб­но­го в дан­ный момент ока­зать серь­ез­ное сопро­тив­ле­ние. Апол­ло­ния, напри­мер, нака­нуне была раз­ме­те­на вой­ска­ми Мар­ка Терен­ция Лукул­ла (Eutr. VI. 10), Ист­рия при­шла в упа­док еще сто­ле­ти­ем рань­ше Буре­би­сты, а Оль­вия к тому вре­ме­ни тоже уже прак­ти­че­ски не пред­став­ля­ла собой круп­но­го горо­да. Таким обра­зом, поко­ре­ние этих горо­дов вовсе не тре­бо­ва­ло недю­жин­ной воен­ной ода­рен­но­сти [3, с. 267—269]. Подоб­ная фор­ма воен­ной экс­пан­сии харак­тер­на для началь­ных эта­пов с.19 раз­ви­тия государ­ства, так что само объ­еди­не­ние, воз­глав­ля­е­мое Буре­би­стой, явля­лось ни в коем слу­чае не монар­хи­ей, тем более не монар­хи­ей элли­ни­сти­че­ско­го типа, а пле­мен­ным сою­зом [9, с.90; 3, с. 265, прим. 168; 270—271].

Одна­ко пле­мен­ной союз был едва ли не более опас­ным сосе­дом, чем раз­ви­тое государ­ст­вен­ное обра­зо­ва­ние. Внеш­няя поли­ти­ка сосед­не­го государ­ства в любом слу­чае более пред­ска­зу­е­ма, чем вар­вар­ская сти­хия. Ю. Г. Вино­гра­дов бле­стя­ще оха­рак­те­ри­зо­вал осно­вы «поли­ти­ки» вар­ва­ров: «Да, это была поли­ти­ка, …но поли­ти­ка совер­шен­но ино­го тол­ка: вме­сто созда­ния про­тек­то­ра­та, вме­сто эко­но­ми­че­ской экс­плуа­та­ции путем регу­ляр­но­го взи­ма­ния три­бу­та в обмен на гаран­тии защи­ты…, совер­шен­но непри­кры­тое наси­лие, при­чем преж­де все­го над наи­бо­лее сла­бым про­тив­ни­ком, без думы о зав­траш­нем дне, выре­за­ние целых пле­мен, раз­гром, гра­беж, сти­ра­ние с лица зем­ли целых горо­дов, жесто­кие тре­бо­ва­ния бес­пре­ко­слов­но­го пови­но­ве­ния от совре­мен­ни­ков и т. д.» [3, с. 270]. Ситу­а­ция была тем более ост­рой, что в рас­по­ря­же­нии «царя» гетов нахо­ди­лись зна­чи­тель­ные силы. Стра­бон назы­ва­ет чис­лен­ность выстав­ля­е­мо­го Бире­би­стой вой­ска — 200 тыс. чел. По мне­нию В. Пырва­на, циф­ра эта вполне реаль­на и даже доволь­но скром­на для густо­на­се­лен­но­го кар­па­то-дунай­ско­го реги­о­на, если при­нять, что в вой­ско, соглас­но обыч­ной вар­вар­ской систе­ме, моби­ли­зо­ва­ли пятую часть насе­ле­ния [33, p. 203/91]. Но если даже циф­ра завы­ше­на, что обыч­но для антич­ных авто­ров, то, во вся­ком слу­чае, не под­ле­жит сомне­нию, что силы и актив­ность Буре­би­сты были дей­ст­ви­тель­но вели­ки и он был очень опас­ным сосе­дом для рим­ских вла­де­ний.

В этом кон­тек­сте сле­ду­ет рас­смат­ри­вать и кон­так­ты Буре­би­сты с Пом­пе­ем. О самом фак­те посоль­ства нам извест­но толь­ко из декре­та в честь Акор­ни­о­на, граж­да­ни­на Дио­ни­со­по­ля (Ditt. Syll. 762. 32—37), кото­рый испол­нил это пору­че­ние вождя гетов; одна­ко о цели посоль­ства нам неиз­вест­но ниче­го, и, ско­рее все­го, прав Ю. Г. Вино­гра­дов: Акор­ни­он дол­жен был либо отвра­тить от гетов опас­ность того, что Пом­пей обра­тит свое ору­жие про­тив них, либо убедить­ся, что тако­вой не суще­ст­ву­ет [3, с. 266]. Но кро­ме это­го сле­ду­ет учи­ты­вать и взгляд на эти собы­тия само­го Цеза­ря: Пом­пей при­нял посоль­ство от могу­ще­ст­вен­но­го вар­ва­ра, кото­рый в любой момент может вторг­нуть­ся в рим­ские вла­де­ния. Пусть даже это не име­ло ника­ких прак­ти­че­ских послед­ст­вий, но опас­ность сохра­ня­лась и ее над­ле­жа­ло лик­види­ро­вать.

Сход­ной была ситу­а­ция и на дру­гом есте­ствен­ном рубе­же Рима — на Евфра­те. Пар­фян­ская угро­за, ti­mor Pae­thi­ci bel­li, так­же суще­ст­во­ва­ла уже почти десять лет, со вре­ме­ни пора­же­ния Крас­са, ее упо­ми­на­ет и сам Цезарь (Caes. BC. III. 31. 3), и Цице­рон (Cic. Fam. XII. 19. 2). В нача­ле граж­дан­ской вой­ны Луци­лий Гирр был послан Пом­пе­ем к пар­фян­ско­му царю Оро­ду II (Caes. BC. III. 82. 5). Если верить Кас­сию Дио­ну, царь не пре­до­ста­вил Пом­пею помо­щи, о кото­рой тот про­сил, а само­го Гир­ра заклю­чил в око­вы (Cass. Dio. XLII. 2. 5). Хотя цели посоль­ства и его резуль­та­ты не вполне ясны (воз­мож­но, речь шла вовсе не о помо­щи, а о соблюде­нии пар­фя­на­ми ней­тра­ли­те­та [23, p. 393—394]), пар­фяне удер­жа­лись от вме­ша­тель­ства в рим­ские дела и от интер­вен­ции, не пыта­ясь вос­поль­зо­вать­ся ослаб­ле­ни­ем рим­ско­го кон­тро­ля над восточ­ны­ми про­вин­ци­я­ми. Одна­ко при этом тща­тель­ное рас­смот­ре­ние источ­ни­ков демон­стри­ру­ет, что Пар­фия отнюдь не обя­за­тель­но была союз­ни­цей Пом­пея и рас­це­ни­ва­лась им как воз­мож­ная база для про­дол­же­ния борь­бы после бит­вы при Фар­са­ле [27, p. 142—143].

Все­го это­го явно недо­ста­точ­но, чтобы при­пи­сы­вать Цеза­рю пла­ны пар­фян­ско­го похо­да уже начи­ная с 47 г., как это дела­ют неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли [24, с. 326; 28, p. 29—30; 30, p. 601; 38, p. 114—115]. Про­ти­во­сто­я­ние носи­ло, если мож­но так выра­зить­ся, «холод­ный» харак­тер, и не в инте­ре­сах Цеза­ря было пере­во­дить его в «горя­чую» ста­дию, добав­ляя себе ново­го опас­но­го воен­но­го про­тив­ни­ка. Но вско­ре ситу­а­ция изме­ни­лась [1, с. 77—78]. Уже в 46 г. намест­ник Кили­кии Кв. Кор­ни­фи­ций опа­сал­ся пар­фян­ско­го втор­же­ния в Сирию, кото­рую Цезарь доба­вил к его про­вин­ции (Cic. Fam. XII. 19. 2), что, воз­мож­но, было свя­за­но с прось­бой о помо­щи, с кото­рой к пар­фян­ско­му царю обра­тил­ся мятеж­ный вое­на­чаль­ник Кв. Цеци­лий Басс [38, p. 115]. Сам Кор­ни­фи­ций в сирий­ское коман­до­ва­ние так и не всту­пил [4, с. 105]; как он и опа­сал­ся, в кон­це 45 г. зна­чи­тель­ные силы пар­фян­ской кон­ни­цы во гла­ве с царе­ви­чем Пако­ром вторг­лись в Сирию и нанес­ли удар по вой­скам цеза­ри­ан­ца Г. Анти­стия Вета, бло­ки­ро­вав­ше­го Бас­са в Апа­мее. Бло­ка­да была про­рва­на, а вой­ска Вета понес­ли боль­шие поте­ри (Cic. Fam. XII. 17. 1; Strab. XVI. 753; Jos. AJ. XIV. 268; BJ. I. 216; Cass. Dio. XLVII. 26. 3—27. 2). Инте­рес­ны два момен­та: во-пер­вых, хотя мы ниче­го не зна­ем об усло­ви­ях, на кото­рых пар­фяне ока­за­ли помощь Бас­су, нет с.20 ника­ких при­зна­ков того, что они пыта­лись как-то закре­пить­ся в Сирии, что, как буд­то, не очень вяжет­ся с их стрем­ле­ни­ем под­чи­нить себе эту рим­скую про­вин­цию. Во-вто­рых, любо­пыт­но, что втор­же­ние воз­глав­лял Пакор — фигу­ра, несо­мнен­но, зна­ко­вая, с кото­рой были свя­за­ны вос­по­ми­на­ния о преды­ду­щем втор­же­нии в Сирию в 51—50 гг. [10, с. 312—322]. Таким обра­зом, на пере­д­ний план вновь выдви­ну­лась груп­пи­ров­ка, настро­ен­ная на про­веде­ние актив­ной поли­ти­ки по отно­ше­нию к рим­ским вла­де­ни­ям. Имен­но это пре­вра­ща­ло гра­ни­цу по Евфра­ту в еще одну «горя­чую» зону и дела­ло насущ­но необ­хо­ди­мым уре­гу­ли­ро­ва­ние ситу­а­ции.

Таким обра­зом, при­чи­ну гото­вив­ших­ся Цеза­рем меро­при­я­тий сле­ду­ет искать не в мифи­че­ских пла­нах «заво­е­ва­ния мира» [31, p. 472], и не в «боль­шой импе­ри­а­ли­сти­че­ской поли­ти­ке по отно­ше­нию к Пар­фии» [38, p. 114], а имен­но в этих внеш­не­по­ли­ти­че­ских про­бле­мах. Како­во было воз­мож­ное раз­ви­тие собы­тий? Ско­рее все­го, кам­па­ния 44 г. долж­на была быть направ­ле­на про­тив Буре­би­сты [13, p. 6]. Цеза­рю не впер­вой было иметь дело с могу­ще­ст­вен­ным вар­вар­ским вождем, и, как пра­ви­ло, дело огра­ни­чи­ва­лось одной кам­па­ни­ей; вряд ли он пола­гал, что на гетов пона­до­бит­ся боль­ше вре­ме­ни, тем более что его армия зна­чи­тель­но пре­вы­ша­ла по чис­лен­но­сти ту, кото­рую он имел во вре­мя Галль­ских войн [34, с. 438]. К момен­ту гибе­ли Цеза­ря вой­ска из Апол­ло­нии дви­га­лись в Македо­нию, на соеди­не­ние со сто­я­щи­ми там леги­о­на­ми. Кон­цен­тра­ция войск на севе­ре Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва, воз­мож­но, тоже гово­рит о наме­ре­нии нане­сти пер­вый удар по Буре­би­сте [5, с. 78, прим. 3; 6, с. 360—361]. При этом вполне воз­мож­но, что его поход за Дунай дол­жен был явить­ся все­го лишь гран­ди­оз­ной кара­тель­ной акци­ей — на 43 г. про­вин­цию Македо­ния дол­жен был полу­чить М. Анто­ний [36, p. 187], так что вполне воз­мож­но, что окон­ча­тель­ное зами­ре­ние побеж­ден­ных гетов долж­но было достать­ся ему [28, p. 54—55].

На кам­па­нию на Восто­ке оста­ва­лось бы два года. Но какое-то вре­мя, почти навер­ня­ка, при­шлось бы потра­тить и на уста­нов­ле­ние поряд­ка в пест­ром мире зави­си­мых царств. Во вся­ком слу­чае, из наи­бо­лее круп­ных про­блем, кото­рые оста­ва­лись на момент похо­да, мож­но назвать судь­бу Дейота­ра и его цар­ства, кото­рые Цезарь, ско­рее все­го, хотел решить на месте [32, с. 596; 37, с. 167], а так­же вопрос о вла­сти в Бос­пор­ском цар­стве, где он столк­нул­ся с явным непо­ви­но­ве­ни­ем сво­ей воле. Доволь­но веро­ят­ным выглядит пред­по­ло­же­ние о том, что Цезарь опа­сал­ся воз­мож­но­го сою­за меж­ду Буре­би­стой и непо­кор­ным царем Бос­по­ра Асан­дром [12, p. 715]. Пред­при­ня­тая Цеза­рем попыт­ка утвер­дить на Бос­по­ре сво­его став­лен­ни­ка Мит­ри­да­та Пер­гам­ско­го завер­ши­лась неуда­чей [22], что, несо­мнен­но, тре­бо­ва­ло вме­ша­тель­ства само­го дик­та­то­ра. Воз­мож­но, имен­но это наме­ре­ние вме­шать­ся в бос­пор­ские дела пре­об­ра­зи­лось в вооб­ра­же­нии Плу­тар­ха в рас­сказ о наме­ре­нии Цеза­ря воз­вра­щать­ся в Рим круж­ным путем — план, кото­рый Г. Бенгт­сон спра­вед­ли­во назвал «импе­ри­а­ли­сти­че­ской фан­та­зи­ей, не име­ю­щей ника­ко­го отно­ше­ния к реаль­ной поли­ти­ке» [13, p. 9].

К это­му сле­ду­ет доба­вить, что неиз­вест­но, как раз­ви­ва­лись бы собы­тия, свя­зан­ные с мяте­жом Цеци­лия Бас­са. Во вся­ком слу­чае, к 44 г. борь­ба с ним дли­лась уже око­ло двух лет, а те шесть леги­о­нов, кото­рые дей­ст­во­ва­ли про­тив него, не доби­лись суще­ст­вен­ных успе­хов, так что, ско­рее все­го, Цеза­ря на Восто­ке ожи­дал еще и этот про­тив­ник. Кро­ме того, соглас­но рас­ска­зу Све­то­ния, Цезарь наме­ре­вал­ся «не всту­пать в реши­тель­ный бой, не позна­ко­мив­шись пред­ва­ри­тель­но с непри­я­те­лем» (Suet. DJ. 44. 3). Такое зна­ком­ство и дру­гие под­гото­ви­тель­ные меро­при­я­тия тоже тре­бо­ва­ли опре­де­лен­но­го вре­ме­ни. Дума­ет­ся, что все это заня­ло бы вто­рой год кам­па­нии.

Нако­нец, обес­пе­чив себе спо­кой­ст­вие в тылу, мож­но было начи­нать наступ­ле­ние на Пар­фию. По пово­ду этой кам­па­нии пред­по­ло­же­ния стро­ить невоз­мож­но, все они ока­жут­ся чисто гада­тель­ны­ми. Из Све­то­ния мы зна­ем общее направ­ле­ние наступ­ле­ния — через Малую Арме­нию, т. е. избе­гая тех оши­бок, кото­рые допу­стил в сво­ем похо­де Красс [31, p. 475; 41, p. 136, прим. 50]. Одна­ко кон­крет­ная цель похо­да оста­ет­ся неяс­ной. Воз­мож­но, Цезарь созна­тель­но избе­гал чет­кой поста­нов­ки целей, по край­ней мере, их пуб­лич­ной фор­му­ли­ров­ки. Это дава­ло ему воз­мож­ность пред­ста­вить любой успех как дости­же­ние постав­лен­ных задач [34, с. 437]. Посколь­ку ни о каком «заво­е­ва­нии» в терри­то­ри­аль­ном смыс­ле [17, p. 464—465; 39, p. 605] и речи быть не может в силу огра­ни­чен­но­сти отведен­но­го на поход вре­ме­ни, ско­рее все­го, речь долж­на была идти о демон­стра­ции силы без наме­ре­ния при­об­ре­те­ния терри­то­рий за Евфра­том [29, p. 224], или победе/победах над пар­фян­ской арми­ей и «при­нуж­де­нии к миру», т. е. оттес­не­нии пар­фян за новую гра­ни­цу по Евфра­ту [20, p. 172] и заклю­че­нии дого­во­ра с с.21 пар­фян­ским царем [26, p. 90—91]. Доволь­но веро­ят­но и то, что зри­мым вопло­ще­ни­ем успе­ха все­го пред­при­я­тия долж­но было стать воз­вра­ще­ние орлов, захва­чен­ных пар­фя­на­ми в резуль­та­те пора­же­ния армии Крас­са [29, с. 227]. В кон­це кон­цов, вполне веро­ят­ным выглядит и втор­же­ние в Пар­фию, име­ю­щее ито­гом утвер­жде­ние на троне ново­го царя, кото­рый будет зави­сим от под­держ­ки Рима. Во вся­ком слу­чае, такое раз­ви­тие собы­тий мож­но пред­по­ло­жить, исхо­дя из поли­ти­ки М. Анто­ния на Восто­ке, и при­ни­мая в рас­чет те усло­вия, на кото­рых Август уре­гу­ли­ро­вал отно­ше­ния двух дер­жав (об ана­ло­ги­ях см.: [6, с. 362—363]).

В допол­не­ние ко все­му ска­зан­но­му о харак­те­ре и целях послед­них внеш­не­по­ли­ти­че­ских пла­нов Цеза­ря мож­но выска­зать еще одно сооб­ра­же­ние. Если Цезарь гото­вил мас­штаб­ный поход на Восток, то, разу­ме­ет­ся, план этой вой­ны дол­жен был уме­реть вме­сте с ним. Меж­ду тем Аппи­ан неод­но­крат­но упо­ми­на­ет, что после смер­ти Цеза­ря про­вин­цию Сирия и пору­че­ние вести вой­ну с пар­фя­на­ми полу­чил Дола­бел­ла (App. BC. III. 7; 8; 24). Таким обра­зом, дик­та­тор был мертв, а необ­хо­ди­мость веде­ния вой­ны с пар­фя­на­ми сохра­ни­лась, толь­ко теперь вести ее дол­жен был уже не гени­аль­ный пол­ко­во­дец, а зауряд­ный рим­ский маги­ст­рат.

Спи­сок лите­ра­ту­ры

1. Бок­ща­нин А. Г. Пар­фия и Рим. Ч. 2. М., 1966.

2. Весела­го Е. Б. Нико­лай Дамас­ский // Вест­ник древ­ней исто­рии. 1960. № 3. С. 235—244.

3. Вино­гра­дов Ю. Г. Поли­ти­че­ская исто­рия оль­вий­ско­го поли­са. М., 1989.

4. Диб­войз Н. К. Поли­ти­че­ская исто­рия Пар­фии. СПб., 2008.

5. Его­ров А. Б. Послед­ние пла­ны Цеза­ря (к про­бле­ме рим­ско­го гло­ба­лиз­ма) // Мне­мон. Иссле­до­ва­ния и пуб­ли­ка­ции по исто­рии антич­но­го мира. 2006. Вып. 5. С. 77—94.

6. Его­ров А. Б. Юлий Цезарь: поли­ти­че­ская био­гра­фия. СПб., 2014.

7. Злат­ков­ская Т. Д. Пле­мен­ной союз гетов под руко­вод­ст­вом Бире­би­сты (I в. до н. э.) // Вест­ник древ­ней исто­рии. 1955. № 2. С. 73—91.

8. Исто­рия Румы­нии. М, 2005.

9. Момм­зен Т. Исто­рия Рима. T. III. СПб., 1995.

10. Смы­ков Е. В. После Карр: рим­ско-пар­фян­ское про­ти­во­сто­я­ние в Сирии в 53—50 гг. до н. э. // Из исто­рии антич­но­го обще­ства. Вып. 9—10. Ниж­ний Нов­го­род, 2007. С. 312—322.

11. Ферре­ро Г. Вели­чие и паде­ние Рима. Кн. 1. СПб., 1997.

12. Ad­cock, F., 1932. Cae­sar’s dic­ta­torship. In: The Cambrid­ge An­cient His­to­ry. Vol. IX. Cambrid­ge, pp. 691—740.

13. Bengtson, H., 1974. Zum Par­ther­feldzug des An­to­nius. Mün­chen.

14. Bran­dis, K. G., 1903. Bu­re­bis­ta. In: Rea­len­cyc­lo­pä­die der clas­si­schen Al­ter­tumswis­sen­schaft. Splbd. 1. Stuttgart, pp. 261—264.

15. Bran­dis, K. G., 1901. Da­cia. In: Rea­len­cyc­lo­pä­die der clas­si­schen Al­ter­tumswis­sen­schaft. Hbd. 8. Stuttgart, pp. 1948—1976.

16. Crişan, I. H., 1978. Bu­re­bis­ta and his ti­me. Bu­cu­reşti.

17. De­becq, J., 1951. Les Par­thes et Ro­me. La­to­mus, Vol. 10, pp. 459—469.

18. Dru­mann, W., 1906. Ge­schich­te Roms in sei­nem Über­gan­ge von der re­pub­li­ka­ni­schen zur mo­nar­chi­schen Ver­fas­sung: oder Pom­pei­us, Cae­sar, Ci­ce­ro und ih­re Zeit­ge­nos­sen nach Ge­schlech­tern und mit ge­nea­lo­gi­schen Ta­bel­len. Bd. 3. Leip­zig.

19. Fowler, W. W., 1900. Juli­us Cae­sar and the foun­da­tion of the Ro­man im­pe­rial sys­tem. New York.

20. Fre­ber, Ph.-St., 1993. Der hel­le­nis­ti­sche Os­ten und das Il­ly­ri­cum un­ter Cae­sar. Stuttgart.

21. Hartmann, U., 2008. Das Bild der Par­ther bei Plu­tarch. His­to­ria, Vol. 57, pp. 426—452.

22. Hei­nen, H., 1994. Mith­ri­da­tes von Per­ga­mon und Cae­sars bos­po­ra­ni­sche Plä­ne. Zur In­terpre­ta­tion von Bel­lum Ale­xandri­num 78. In: E fon­ti­bus hau­ri­re: Beit­rä­ge zur rö­mi­schen Ge­schich­te und zu ih­ren Hilfswis­sen­schaf­ten. Pa­der­born, pp. 63—79.

23. Hillmann, T. P., 1996. Pom­pei­us ad Par­thos? Klio, Vol. 78, pp. 380—399.

24. Hol­mes, T. R., 1928. The Ro­man Re­pub­lic and the foun­der of em­pi­re. Vol. 3. Ox­ford.

25. La­queur, R., 1936. Ni­co­laos von Da­mas­kos. In: Rea­len­cyc­lo­pä­die der clas­si­schen Al­ter­tumswis­sen­schaft. HBd. 33. Stuttgart, pp. 362—424.

26. Le­rou­ge, Ch., 2007. L’ima­ge des Par­thes dans le mon­de gré­co-ro­main. Du dé­but du 1er sièc­le av. J.-C. jus­qu’à la fin du Haut-Em­pi­re ro­main. Stuttgart.

27. Lo­se­hand, J. M. S., 2005. Die letzten Ta­ge des Pom­pei­us. Dis­ser­ta­tion. Uni­ver­si­tät Wien.

28. Ma­litz, J., 1984. Cae­sars Par­therkrieg. His­to­ria, Vol. 33, pp. 21—59.

29. McDer­mott, W. C., 1982—1983. Cae­sar’s projec­ted Da­cian-Par­thian ex­pe­di­tion. An­cient So­cie­ty, Vol. 13—14, pp. 223—231.

с.22 30. Meier, Ch., 1986. Cae­sar. Mün­chen.

31. Meyer, Ed., 1922. Cae­sars Mo­nar­chie und das Prin­ci­pat des Pom­pei­us. Ber­lin.

32. Nie­se, B., 1887. Stra­bo­nia­na. Rhei­ni­sches Mu­seum für Phi­lo­lo­gie, Vol. 42, pp. 563—602.

33. Pârvan, V., 1926. Ge­ti­ca, o pro­tois­to­rie a Da­ciei. Bu­cu­reşti.

34. Pel­ling, Ch., 2012. Com­men­ta­ry. In: Plu­tarch. Cae­sar. Ox­ford.

35. Rawlin­son, G., 1873. The sixth great orien­tal mo­nar­chy, or the geo­gra­phy, his­to­ry, an­ti­qui­ties of An­cient Par­thia. New York.

36. Schwartz, E., 1898. Die Ver­thei­lung der Roe­mi­schen Pro­vin­zen nach Cae­sars tod. Her­mes, Vol. 33, no. 2, pp. 185—244.

37. Sul­li­van, R. D., 1990. Near Eas­tern royal­ty and Ro­me, 100—30 B. C. To­ron­to; Buf­fa­lo; Lon­don.

38. Tim­pe, D., 1962. Die Be­deu­tung der Schlacht von Carrhae. Mu­seum Hel­ve­ti­cum, Vol. 19, pp. 104—129.

39. Townend, G. B., 1983. A clue to Cae­sar’s un­ful­fil­led in­ten­tions. La­to­mus, Vol. 42, no. 3, pp. 601—606.

40. Vădan, P, 2008. Pat­tern of con­ti­nui­ty in Ge­to-Da­cian fo­reign po­li­cy un­der Bu­re­bis­ta. Hi­run­do: The McGill Jour­nal of Clas­si­cal Stu­dies, Vol. 6, pp. 69—86.

41. Wolski, J., 1993. L’Em­pi­re des Ar­sa­ci­des. Lou­vain: Pee­ters.