РЕЧИ

Речь за Квинта Росция-актера

Pro­ba­tio. Часть I. I. 1. …¹ Этот, без сомне­ния, пре­крас­ный и заме­ча­тель­но чест­ный чело­век жела­ет пред­ста­вить в сво­ем соб­ст­вен­ном про­цес­се… свои соб­ст­вен­ные кас­со­вые кни­ги и тре­бу­ет, чтобы к ним отно­си­лись как к свиде­тель­ским пока­за­ни­ям². Те, в чьих инте­ре­сах сде­лан под­лог в кас­со­вых кни­гах третье­го лица, гово­рят обык­но­вен­но: «Раз­ве я мог под­ку­пить столь чест­но­го чело­ве­ка и побудить его вне­сти в свою кни­гу несу­ще­ст­ву­ю­щий долг?»³ Я жду, что Херея ско­ро ска­жет: «Неуже­ли я мог заста­вить свою — при­вык­шую писать вся­кую ложь — руку и паль­цы впи­сать в кни­гу несу­ще­ст­ву­ю­щий долг?» Если он пока­жет свои кни­ги, пока­жет свои и Рос­ций. В кни­гах пер­во­го будет зна­чить­ся долг, в кни­гах вто­ро­го — не будет. 2. Но поче­му же пер­во­му долж­но верить боль­ше, неже­ли вто­ро­му? — «Впи­сал ли бы, — ска­жешь ты, — Фан­ний эту сум­му в дебет, если бы это­го не велел Рос­ций?» — А Рос­ций, отве­чу я, раз­ве не впи­сал бы этой сум­мы в кредит, если бы дол­го­вое его обя­за­тель­ство по отно­ше­нию к Фан­нию суще­ст­во­ва­ло? Как нехо­ро­шо впи­сы­вать несу­ще­ст­ву­ю­щее дол­ги дру­гих тебе, так же дур­но не вно­сить и сво­их фак­ти­че­ских дол­гов; осуж­де­ние заслу­жит и тот, кто не вно­сит в кни­ги вер­ных дол­гов, и тот, кто впи­сы­ва­ет в них несу­ще­ст­ву­ю­щие.

Посмот­ри, одна­ко, как дале­ко я наме­рен идти, пола­га­ясь на мно­же­ство дока­за­тельств, гово­ря­щих в этом про­цес­се в мою поль­зу: если Г. Фан­ний предъ­явит свои при­хо­до-рас­ход­ные кни­ги, кото­рые он вел в сво­их инте­ре­сах и по сво­е­му усмот­ре­нию, я согла­сен, чтобы вы поста­но­ви­ли при­го­вор на их осно­ва­нии. 3. Какой брат ува­жа­ет настоль­ко бра­та, отец — сына, что согла­сит­ся под­пи­сать все предъ­яв­лен­ные им ему сче­та? — Рос­ций под­пи­шет, пред­ставь толь­ко их; что будешь гово­рить ты, будет гово­рить и он, с чем ты согла­сишь­ся, с тем и он согла­сит­ся. Недав­но нам при­шлось тре­бо­вать кни­ги М. Пер­пен­ны и П. Сату­рия⁴, теперь мы насто­я­тель­но про­сим толь­ко о тво­их, Г. Фан­ний Херея, и не отка­зы­ваем­ся руко­во­дить­ся ими при про­цес­се. Отче­го же ты не предъ­яв­ля­ешь их? — Он не ведет книг? — 4. Напро­тив, ведет их очень акку­рат­но. — Он не вно­сит в кни­ги мел­ких дол­гов? — Нет, он вно­сил все сум­мы. — Это был, веро­ят­но, пустой, незна­чи­тель­ный долг? — Сто тысяч сестер­ци­ев. — Каким обра­зом такая огром­ная сум­ма сто­ит у тебя в виде экс­тра­ор­ди­нар­ной?⁵ Чем объ­яс­нить, что долг в сто тысяч сестер­ци­ев не был впи­сан в при­хо­до-рас­ход­ную кни­гу? Как, в самом деле, дол­жен быть нагл тот, кто сме­ет тре­бо­вать долг, кото­рый он побо­ял­ся вне­сти в кни­гу, кто реша­ет­ся в суде под при­ся­гой тре­бо­вать то, чего он не хотел вне­сти в кни­ги, когда мог обой­тись без клят­вы, кто ста­ра­ет­ся убедить дру­го­го в том, в чем не сумел убедить само­го себя!

II. 5. Он ска­жет, что я слиш­ком уж вышел из себя из-за исто­рии с кни­га­ми, — он согла­сен, что в глав­ную при­хо­до-рас­ход­ную кни­гу это­го дол­га не вне­се­но, но утвер­жда­ет, что он зна­чит­ся в днев­ни­ке⁶. Неуже­ли ты так само­лю­бив и горд, что взыс­ки­ва­ешь свои дол­ги даже не по глав­ной кас­со­вой кни­ге, а по запи­сям в днев­ни­ке? — Если тре­бу­ет­ся боль­шая раз­вяз­ность для того, чтобы при­да­вать сво­им кас­со­вым кни­гам зна­че­ние свиде­тель­ских пока­за­ний, то не безу­мие ли пред­став­лять в суд свои днев­ни­ки со все­ми помар­ка­ми и пере­чер­ка­ми? 6. В самом деле, если днев­ни­ки так же дока­за­тель­ны, так же точ­ны, так же цен­ны, как и глав­ные кас­со­вые кни­ги, с какой ста­ти тогда заво­дить эти кни­ги, впи­сы­вать в них ста­тьи рас­хо­да и при­хо­да, соблюдать в них порядок, беречь ста­рые кни­ги? А если мы имен­но пото­му велим состав­лять глав­ную кас­со­вую кни­гу, что не дове­ря­ем днев­ным запи­сям, то поче­му же то, чему сами хозя­е­ва⁷ не при­да­ют ника­кой цены и зна­че­ния, долж­но иметь боль­шой вес и важ­ность в гла­зах судей? 7. Поче­му же тогда мы пишем свои днев­ни­ки небреж­но? Поче­му тща­тель­но ведем глав­ные кни­ги? На каком осно­ва­нии? — На том осно­ва­нии, что пер­вые слу­жат месяц, послед­ние — все­гда; пер­вые немед­лен­но рвут­ся, послед­ние — береж­но хра­нят­ся; в пер­вые вно­сят­ся запи­си за корот­кий срок, на послед­них осно­ва­но дове­рие к нам в тече­ние всей нашей жиз­ни; пер­вые отры­воч­ны, послед­ние — ведут­ся в стро­гом поряд­ке. Никто поэто­му не предъ­яв­ля­ет в суд днев­ни­ков, а пред­став­ля­ет свои кас­со­вые кни­ги, при­ла­га­ет к делу фор­маль­ные запи­си при­хо­дов и рас­хо­дов. III. 8. Ты сам, Г. Пизон⁸, чело­век ред­кой чест­но­сти, ред­ких нрав­ст­вен­ных качеств, сте­пен­ный и ува­жае­мый, не решил­ся бы взыс­ки­вать денег по днев­ни­кам. Что же каса­ет­ся до меня, то я не могу оста­нав­ли­вать­ся доль­ше на том, что ясно вся­ко­му из обы­ден­ной жиз­ни, но поз­во­лю себе задать вопрос, име­ю­щий близ­кое отно­ше­ние к наше­му про­цес­су: дав­но ли внес ты, Фан­ний, этот долг в днев­ник?… Он крас­не­ет, дать прав­ди­вый ответ он не может, при­ду­мать что-нибудь на ско­рую руку не уме­ет. — «Два уже меся­ца», — ска­жешь ты. — Но и тогда его сле­до­ва­ло вне­сти в при­хо­до-рас­ход­ную кни­гу. — «Нет, более шести меся­цев». — Поче­му же этот долг был запи­сан так дол­го в один толь­ко днев­ник? А что, если про­шло более трех лет? Как объ­яс­нить, что ты не внес из сво­его днев­ни­ка в кас­со­вую кни­гу это­го дол­га более трех лет, когда каж­дый, кто ведет кни­ги, вно­сит в эти кни­ги сче­ты чуть не за каж­дый месяц?… 9. Вне­се­ны в твою при­хо­до-рас­ход­ную кни­гу осталь­ные дол­ги, или нет? — Если нет, — каким же обра­зом ты ведешь свои кни­ги? Если да, — поче­му ты, акку­рат­но впи­сы­вая про­чие дол­ги, оста­вил этот огром­ный долг запи­сан­ным в одном днев­ни­ке более трех лет? — Ты не хотел, чтобы дру­гие зна­ли, что у Рос­ция есть долг тебе, — тогда зачем ты вооб­ще запи­сал его? Тебя про­си­ли не вно­сить его, — тогда поче­му ты вно­сил его в свой днев­ник?

Хотя эти дово­ды ясны, тем не менее я не могу быть удо­вле­тво­рен, пока Г. Фан­ний сво­им свиде­тель­ст­вом не дока­жет, что он не состо­ит креди­то­ром Рос­ция. Труд­ная зада­ча, не лег­ко испол­ни­мое обе­ща­ние! Но все рав­но, — если не ока­жет­ся, что про­тив­ник Рос­ция в то же вре­мя и свиде­тель в его поль­зу, я отка­зы­ва­юсь от его защи­ты. IV. 10. Ты утвер­жда­ешь, что тебе долж­ны были опре­де­лен­ную сум­му, ту самую, кото­рую ты взыс­ки­ва­ешь в насто­я­щее вре­мя судом на осно­ва­нии пред­ва­ри­тель­ной спон­сии⁹, заклю­чен­ной со вне­се­ни­ем закон­ной части ее. Если ты хоть одним сестер­ци­ем потре­бо­вал боль­ше того, что тебе долж­ны, ты про­иг­рал про­цесс; дру­гое дело, дей­ст­ви­тель­но, про­стой суд, дру­гое — арбит­раль­ный. Про­стым судом тре­бу­ют опре­де­лен­ную сум­му денег, арбит­раль­ным — неопре­де­лен­ную; в про­стой суд явля­ют­ся для того, чтобы или выиг­рать, или про­иг­рать весь про­цесс, к арбит­раль­но­му суду мы обра­ща­ем­ся, — не рас­счи­ты­вая ни поте­рять всю сум­му иска, ни полу­чить столь­ко, сколь­ко тре­бу­ем. 11. В таком духе состав­ле­ны и сами фор­му­лы. Фор­му­ла обык­но­вен­но­го суда гово­рит пря­мо, стро­го и точ­но: если ока­жет­ся, что такой-то дол­жен пять­де­сят тысяч сестер­ци­ев…; если креди­тор не дока­жет, что ему долж­ны пять­де­сят тысяч, не более и не менее, он про­иг­рал про­цесс. Фор­му­ла арбит­раль­но­го суда состав­ле­на в более мяг­ких, уме­рен­ных выра­же­ни­ях: сколь­ко долж­но быть упла­че­но в видах спра­вед­ли­во­сти… Здесь истец гово­рит, что сум­ма его иска боль­ше сум­мы дол­га, но что он будет вполне удо­вле­тво­рен тем, что при­судит ему арбит­раль­ный суд. Итак, один твер­до пола­га­ет­ся на правоту сво­его дела, дру­гой — нет. 12. Если это так, ска­жи мне, поче­му ты отно­си­тель­но сво­его дела, сво­их пяти­де­ся­ти тысяч сестер­ци­ев, дол­га, осно­ван­но­го на доб­ро­со­вест­ном веде­нии тобою кас­со­вых книг, выбрал арбит­раль­но­го судью¹⁰, и высту­пил ист­цом по фор­му­ле сколь­ко долж­но быть упла­че­но мне и обе­ща­но мною в видах спра­вед­ли­во­сти…? Кто же был арбит­раль­ным судьею? Как хоро­шо, если б он жил в Риме! — Он живет в Риме. — Как хоро­шо, если б он при­сут­ст­во­вал в суде! — Он при­сут­ст­ву­ет. — Как хоро­шо, если б он был в чис­ле заседа­те­лей Г. Пизо­на! — Он сам Г. Пизон!… Как же ты выбрал одно и то же лицо и арбит­раль­ным судьей, и обык­но­вен­ным? — Ты не хочешь свя­зы­вать его ничем и в то же вре­мя хочешь заклю­чить его реше­ние в тес­ные рам­ки спон­си­он­ной фор­му­лы? Были ли при­ме­ры, чтобы взыс­ки­вав­шие арбит­раль­ным судом полу­ча­ли столь­ко, сколь­ко тре­бо­ва­ли? — Нет; неда­ром же взыс­ки­ва­ли они по фор­му­ле сколь­ко долж­но быть упла­че­но в видах спра­вед­ли­во­сти. Спер­ва ты подал иск в арбит­раль­ный суд, потом пере­нес его в обык­но­вен­ный. 13. Дру­гие обра­ща­ют­ся к арбит­раль­но­му суду тогда лишь, когда видят, что им гро­зит опас­ность про­иг­рать про­цесс в обык­но­вен­ном, этот — поз­во­лил себе пере­не­сти дело из арбит­раль­но­го суда в обык­но­вен­ный, он, кото­рый, взыс­ки­вая долг на осно­ва­нии сво­их кас­со­вых книг, и выби­рая себе при этом арбит­раль­но­го судью, дал этим самым понять, что долг не может быть выра­жен опре­де­лен­ной сум­мой¹¹.

Из трех при­чин, могу­щих слу­жить осно­ва­ни­ем иску, две мною опро­верг­ну­ты: мни­мое обя­за­тель­ство Рос­ция не мог­ло про­изой­ти, ни от взя­тых Рос­ци­ем у Фан­ния взай­мы денег — это­го не отри­ца­ет даже сам Фан­ний, — ни от запи­си в кас­со­вых кни­гах Фан­ния — это он дока­зы­ва­ет тем, что не пред­став­ля­ет этих книг. Оста­ет­ся пред­по­ло­жить одно — что он сошлет­ся на дан­ное ему сло­во упла­тить сум­му: на каком дру­гом осно­ва­нии может он тре­бо­вать опре­де­лен­ной сум­мы денег, я не могу при­ду­мать. Итак, тебе дали сло­во? Где? В какой день? Когда? При ком? Кто свиде­тель? — Никто. V. 14. Если бы я кон­чил на этом, я мог бы быть уве­рен, что испол­нил свой долг и перед соб­ст­вен­ной сове­стью, и перед самим делом, и перед фор­му­лой и спон­си­ей, и перед судьей, дав ему доста­точ­ное осно­ва­ние, чтобы поста­но­вить бла­го­при­ят­ный Рос­цию при­го­вор. Судом взыс­ки­ва­лась опре­де­лен­ная сум­ма, треть кото­рой была пред­став­ле­на в спон­сии. Эта сум­ма долж­на была быть или дана Рос­цию на руки, или вне­се­на от его име­ни в ста­тью рас­хо­дов, или обе­ща­на им. Фан­ний созна­ет­ся, что она не была выда­на; что она не была впи­са­на в гра­фу рас­хо­дов, пока­зы­ва­ют кни­ги Фан­ния; что она не была обе­ща­на — дока­зы­ва­ет мол­ча­ние свиде­те­лей. 15. Отче­го же я про­дол­жаю гово­рить? Вот отче­го. Обви­ня­е­мый все­го мень­ше доро­жил день­га­ми, все­го доро­же было для него его доб­рое имя; судья наш — чело­век, от кото­ро­го мы жела­ем, чтобы он не толь­ко вынес нам оправ­да­тель­ный при­го­вор, но был о нас и хоро­ше­го мне­ния; явив­ши­е­ся же под­дер­жи­вать защи­ту¹² столь свет­лые лич­но­сти, что мы бла­го­го­ве­ем перед ними, как перед мол­ча­ли­вы­ми судья­ми. Ввиду все­го это­го мы будем гово­рить так, как буд­то в судей­ской фор­му­ле содер­жа­лись все стро­го закон­ные суды, все пре­до­став­лен­ные чест­но­сти арбит­ра рас­пра­вы, все дру­же­ские и домаш­ние услу­ги¹³. Первую часть сво­ей речи я гово­рил по чув­ству дол­га, вто­рую буду гово­рить по сво­е­му жела­нию; одну я гово­рил перед судьей, дру­гую наме­рен ска­зать перед Пизо­ном; первую я про­из­нес за ответ­чи­ка, вто­рую ста­ну гово­рить за Рос­ция; первую для выиг­ры­ша про­цес­са, дру­гую — для того, чтобы сохра­нить мое­му кли­ен­ту то ува­же­ние, кото­рым он поль­зо­вал­ся.

Pro­ba­tio. Часть II. VI. 16. Ты, Фан­ний, взыс­ки­ва­ешь с Рос­ция долг. Какой? Гово­ри пря­мо не стес­ня­ясь. Дол­жен он тебе, как това­рищ по пред­при­я­тию, или обе­щал тебе упла­тить эту сум­му по сво­ей щед­ро­сти? Пер­вое — дело серь­ез­ное и позор­ное, вто­рое — мало­важ­ное и без сугу­бых послед­ст­вий. «Он дол­жен как това­рищ по пред­при­я­тию»… Что ты гово­ришь? Это такое обви­не­ние, кото­ро­го нель­зя оста­вить без вни­ма­ния, напро­тив, необ­хо­ди­мо оправ­дать­ся в нем, употре­бив все силы: если есть граж­дан­ские тяж­бы, где затра­ги­ва­ют­ся важ­ней­шие, мож­но ска­зать, — жиз­нен­ные инте­ре­сы, так это те, кото­рые каса­ют­ся зло­употреб­ле­ния дове­ри­ем, пра­ва­ми опе­ку­на или пра­ва­ми това­ри­ща по пред­при­я­тию¹⁴. Оди­на­ко­во низ­ко и под­ло зло­употре­бить дове­ри­ем, на кото­ром осно­ва­на наша жизнь, обма­нуть отдан­но­го в нашу защи­ту сироту и под­ве­сти това­ри­ща, соеди­нив­ше­го свое дело с нашим.

17. Раз это так, посмот­рим, кто он, этот обма­нув­ший сво­его това­ри­ща чело­век; один образ его жиз­ни даст нам мол­ча­ли­вое, но спра­вед­ли­вое и вер­ное дока­за­тель­ство, кото­рое поз­во­лит судить о нем так или ина­че. «Это — Кв. Рос­ций!» — Кто?… Горя­чий уголь, бро­шен­ный в воду, момен­таль­но гаснет и стынет; так тот­час же умрет и потухнет и огонь кле­ве­ты, бро­шен­ный в чистую, ничем не запят­нан­ную жизнь. Рос­ций обма­нул сво­его това­ри­ща?… Может ли тяго­теть такое обви­не­ние над подоб­но­го рода чело­ве­ком? — Он, кото­рый, — я сознаю сме­лость сво­их слов, — еще боль­ше честен, чем талант­лив, более прав­див, чем обра­зо­ван; кото­ро­го рим­ский народ еще выше ста­вит как чело­ве­ка, неже­ли как акте­ра, он, кото­рый сумел про­слыть достой­ней­шим сце­ны худож­ни­ком, сохра­няя при этом сла­ву чело­ве­ка, достой­но­го сена­та за свое бес­ко­ры­стие!¹⁵ 18. Но к чему я, без­рас­суд­ный, гово­рю о Рос­ции — Пизо­ну? К чему рас­про­стра­ня­юсь о нем, буд­то о лице, нико­му не извест­ном? Зна­ешь ли ты чело­ве­ка, о кото­ром ты был бы луч­ше­го мне­ния, чем о нем? Кто, в тво­их гла­зах, более честен, совест­лив, лас­ков, услуж­лив, бла­го­ро­ден? — Можешь ли не согла­сить­ся с этим даже ты, Сату­рий, наш обви­ни­тель? Не ты ли, вся­кий раз, как тебе при­хо­ди­лось назы­вать его, во вре­мя про­цес­са, по име­ни, отзы­вал­ся о нем, как о пре­крас­ном чело­ве­ке, не ты ли про­из­но­сил его имя с тем ува­же­ни­ем¹⁶, с каким про­из­но­сят име­на одних высо­ко­ува­жае­мых лиц и самых близ­ких дру­зей? 19. Поэто­му, мне кажет­ся, ты забав­ным обра­зом про­ти­во­ре­чил себе, пори­цая и хва­ля одно­го и того же чело­ве­ка, назы­вая его образ­цом нрав­ст­вен­но­сти и в то же вре­мя — отъ­яв­лен­ным него­дя­ем. Имя одно­го и того же лица ты про­из­но­сил с ува­же­ни­ем, счи­тая его выдаю­щим­ся чело­ве­ком, и тут же обви­нял его в мошен­ни­че­стве по делам това­ри­ще­ства. Но я готов верить, что ты хва­лил искрен­но, а обви­нял — из жела­ния уго­дить дру­гим; ты отзы­вал­ся о моем кли­ен­те в вос­тор­жен­ных выра­же­ни­ях по вле­че­нию серд­ца, высту­пил его обви­ни­те­лем — по жела­нию Хереи. VII. Рос­ций ока­зал­ся плу­том! Это как-то стран­но зву­чит в ушах и серд­цах всех. Ну, если бы он обма­нул роб­ко­го, глу­по­го, нере­ши­тель­но­го, не уме­ю­ще­го отсто­ять свои пра­ва бога­ча? — 20. Это и тогда было бы неве­ро­ят­но. Посмот­рим же, кто жерт­ва его мошен­ни­че­ства. Г. Фан­ния Херею обма­нул Рос­ций. Про­шу и умо­ляю вас, срав­ни­те меж­ду собою жизнь того и дру­го­го, кто из вас их зна­ет, а кто не зна­ет — взгля­ни­те на лицо каж­до­го. Раз­ве одна его голо­ва и бро­ви, тща­тель­но выбри­тые, не гово­рят об его нрав­ст­вен­ной испор­чен­но­сти, не пока­зы­ва­ют хит­ро­го чело­ве­ка? Раз­ве он, если мол­ча­ли­вая внеш­ность чело­ве­ка поз­во­ля­ет судить о его внут­рен­нем досто­ин­стве, не соткан весь, с ног до голо­вы, из лжи, плут­ней и обма­на? Он для того и бре­ет все­гда голо­ву и бро­ви, чтобы о нем мож­но было ска­зать, что на нем нет ни волос­ка чест­но­го чело­ве­ка. Рос­ций часто пре­крас­но пред­став­ля­ет его на сцене, тем не менее не заслу­жил от него долж­ной бла­го­дар­но­сти за услу­гу. Когда он игра­ет всем извест­но­го завзя­то­го мер­зав­ца, под­ло­го содер­жа­те­ля дома тер­пи­мо­сти Бал­ли­о­на¹⁷, он пред­став­ля­ет Херею. Эта пога­ная, гряз­ная, низ­кая лич­ность — живой порт­рет послед­не­го по сво­им наклон­но­стям, харак­те­ру и жиз­ни. Каким обра­зом он мог счесть Рос­ция таким же плу­том и него­дя­ем, каким явля­ет­ся он сам, — я и ума не при­ло­жу; раз­ве толь­ко пото­му, что он видел его так удач­но вос­про­из­во­дя­щим его образ в роли того содер­жа­те­ля. 21. Поэто­му, Г. Пизон, обра­ти еще и еще раз вни­ма­ние на то, кто кого обма­нул: Рос­ций — Фан­ния, т. е. чест­ный чело­век — него­дяя, совест­ли­вый — наг­ле­ца, чистый нрав­ст­вен­но — веро­лом­но­го, про­сто­душ­ный — хит­ро­го, таро­ва­тый — скуп­ца. — Это неве­ро­ят­но. Когда бы ска­за­ли, что Фан­ний обма­нул Рос­ция, то, судя по харак­те­ру того и дру­го­го, в этом бы не было ниче­го стран­но­го, — Фан­ний посту­пил бы так по сво­ей нрав­ст­вен­ной испор­чен­но­сти, Рос­ций же попал бы в ловуш­ку по сво­е­му про­сто­ду­шию. Но по этой самой при­чине, когда Рос­ция обви­ня­ют в том, что он обма­нул Фан­ния, в этом обви­не­нии заклю­че­ны две неве­ро­ят­но­сти: неве­ро­ят­но, чтобы Рос­ций при­сво­ил себе что-либо по сво­ей алч­но­сти, и чтобы Фан­ний посту­пил­ся чем-либо из сво­ей соб­ст­вен­но­сти — по сво­е­му доб­ро­ду­шию.

VIII. 22. Вот — нача­ло, обра­тим­ся к даль­ней­ше­му. Кв. Рос­ций обма­нул Фан­ния на сум­му пяти­де­ся­ти тысяч сестер­ци­ев. Ради чего? Улы­ба­ет­ся Сату­рий, лука­вый чело­век, как он вооб­ра­жа­ет, и гово­рит: «Ради этих самых пяти­де­ся­ти тысяч». Ну да, но ска­жи мне, поче­му ему так пона­до­би­лись эти самые пять­де­сят тысяч? Ни ты, М. Пер­пен­на, ни ты, Г. Пизон, не реши­лись бы, конеч­но, обма­нуть ради это­го сво­его това­ри­ща; ска­жи же, поче­му решил­ся на это Рос­ций? Нуж­дал­ся он? — Нет, он был богат. — Были у него дол­ги? — Нет, — сво­их денег ему некуда было девать. — Был он скуп? — Ничуть: когда он еще не был богат, он все­гда отли­чал­ся щед­ро­стью и таро­ва­то­стью. 23. Как! он, кото­рый не захо­тел зара­ботать трех­сот тысяч сестер­ци­ев, — он, навер­ное, мог бы и заслу­жи­вал бы поло­жить в свой кар­ман три­ста тысяч, если какая-нибудь Дио­ни­сия¹⁸ суме­ла зара­ботать две­сти тысяч — неуже­ли он мог при­сво­ить себе путем само­го гнус­но­го обма­на, под­ло­сти и веро­лом­ства — пять­де­сят тысяч? Пер­вая сум­ма была вели­ка, вто­рая — ничтож­на; пер­вая — нажи­ва чест­ная, вто­рая — гряз­ная; пер­вый зара­боток — льстит само­лю­бию, вто­рой — остав­ля­ет по себе непри­ят­ное чув­ство; пер­вый — был бы его соб­ст­вен­но­стью, из-за вто­ро­го при­шлось бы вести про­цесс, тас­кать­ся по судам. В послед­ние десять лет он мог вполне чест­ным трудом зара­ботать себе шесть мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, но не захо­тел. Он имел в виду работу, а не нажи­ву. Он до сих пор еще не пере­стал слу­жить рим­ско­му наро­ду, но дав­но уже пере­стал слу­жить себе. — 24. Посту­пил бы так когда-либо ты, Фан­ний? Если б ты имел воз­мож­ность полу­чать такие гоно­ра­ры — ты бы давал пред­став­ле­ния до сво­его соб­ст­вен­но­го пре­став­ле­ния… на тот свет!¹⁹ Гово­ри теперь, что Рос­ций обо­крал тебя на сум­му в пять­де­сят тысяч сестер­ци­ев, когда он отка­зал­ся от огром­ных, неис­ся­кае­мых дохо­дов не по сво­ей лено­сти, а по сво­ей бла­го­род­ной гор­до­сти!

Нуж­но ли мне зада­вать даль­ней­шие вопро­сы, когда они, как я вполне уве­рен, при­хо­дят в голо­ву самим вам? Рос­ций обма­нул тебя в делах това­ри­ще­ства. Есть зако­ны и фор­му­лы, под кото­рые могут быть под­веде­ны вся­ко­го рода пре­ступ­ле­ния, вслед­ст­вие чего не может быть ошиб­ки ни в их клас­си­фи­ка­ции, ни в их под­суд­но­сти. Пре­тор изда­ет для обще­го сведе­ния фор­му­лы, по кото­рым каж­дый может обви­нить дру­го­го в нане­се­нии ему убыт­ка, оскорб­ле­ния, вреда, несча­стия, обиды; фор­му­лы, кото­рые слу­жат осно­ва­ни­ем граж­дан­ско­го судо­про­из­вод­ства. IX. 25. Если это так, ска­жи мне, поче­му ты не при­влек Кв. Рос­ция к арбит­раль­но­му суду по делу о това­ри­ще­стве?²⁰ — Ты не знал фор­му­лы? — Она была хоро­шо извест­на. — Ты не хотел пере­не­сти дела в такой опас­ный для него суд? Ради чего? Ради вашей преж­ней друж­бы? — К чему тогда ты оскорб­ля­ешь его? — Ради его чест­но­сти? — Зачем же ты на него кле­ве­щешь? — Пото­му, что такое обви­не­ние было бы слиш­ком тяж­ким? Да?… Для кого ты не мог бы добить­ся осуж­де­ния в арбит­раль­ном суде, — кото­ро­му соб­ст­вен­но и сле­до­ва­ло раз­би­рать это дело²¹ — для того ты хочешь добить­ся обви­ни­тель­но­го при­го­во­ра от судьи, кото­ро­му подоб­но­го рода дела непод­суд­ны? Или предъ­яви свое обви­не­ние туда, где ему дадут ход, или не суй­ся с ним туда, куда не сле­ду­ет. Но воз­веден­ное тобою обви­не­ние ока­зы­ва­ет­ся несо­сто­я­тель­ным на осно­ва­нии тво­е­го же соб­ст­вен­но­го поведе­ния: не желая вос­поль­зо­вать­ся той фор­му­лой, ты пока­зал, что мой кли­ент ничем не нару­шил инте­ре­сов това­ри­ще­ства²².

Но Сату­рий не сда­ет­ся; «Нет, — гово­рит он, — Рос­ций еще тогда, чтобы арбитр не вынес ему обви­ни­тель­но­го при­го­во­ра, вошел с моим кли­ен­том в согла­ше­ние». — Есть на это у тво­е­го кли­ен­та доку­мент? Если нет, то какое же это было согла­ше­ние? Если есть, — поче­му ты его не предъ­яв­ля­ешь? 26. Ты можешь ска­зать теперь, что Рос­ций про­сил тебя выбрать арбит­ра из сво­их доб­рых зна­ко­мых? — Он об этом не про­сил. Ты можешь ска­зать, что он вошел в согла­ше­ние с тем, чтобы быть оправ­дан­ным? — Он это­го не сде­лал. — «Тогда поче­му же, — спро­сишь ты, — был он оправ­дан?» — Пото­му, что он был вполне неви­нен и чист. Как было дело? — Ты явил­ся, по соб­ст­вен­ной охо­те, на дом к Рос­цию, изъ­явил жела­ние удо­вле­тво­рить его, про­сил его изви­нить тебя в тво­ем необ­ду­ман­ном поступ­ке и заявить об этом судье, гово­рил, что ты в суд не явишь­ся, и гром­ко при­зна­вал, что мой кли­ент ниче­го не дол­жен тебе по делам това­ри­ще­ства. Тот заявил об этом судье и был оправ­дан. И ты поз­во­ля­ешь себе гово­рить о каком-то обмане и мошен­ни­че­стве с его сто­ро­ны?

Он про­дол­жа­ет упор­ст­во­вать в сво­ем бес­стыд­стве и гово­рит: «А все же он вошел со мною в согла­ше­ние». — Для того, веро­ят­но, чтобы спа­стись от обви­ни­тель­но­го при­го­во­ра? Какие же были осно­ва­ния боять­ся ему осуж­де­ния? — «Дело было ясно: кра­жа была откры­та».

27. Что же было укра­де­но? Тут он начи­на­ет с боль­шим аплом­бом, подоб­но опыт­но­му акте­ру, свой рас­сказ о това­ри­ще­стве. X. «У Фан­ния, — гово­рит он, — был раб Панург; пра­ва­ми на него он поде­лил­ся с Рос­ци­ем. Здесь Сату­рий начи­на­ет горь­ко жало­вать­ся преж­де все­го на то, что Рос­ций даром экс­плу­а­ти­ро­вал раба, как общую соб­ст­вен­ность, кото­рый, одна­ко, при­над­ле­жал Фан­нию, так как купил его он. Зна­чит, Фан­ний, такой щед­рый, бес­печ­ный чело­век, обра­зец доб­роты, сде­лал Рос­цию пода­рок? Вер­но так. 28. Ввиду того, что наш про­тив­ник несколь­ко оста­но­вил­ся на этом пунк­те, поз­во­ляю себе оста­но­вить­ся немно­го на нем и я. Ты, Сату­рий, гово­ришь, что Панург состав­лял соб­ст­вен­ность Фан­ния; я, напро­тив, утвер­ждаю, что он состав­лял пол­ную соб­ст­вен­ность Рос­ция. Что в нем при­над­ле­жа­ло Фан­нию? — Тело. — Что Рос­цию? — Уме­ние. Тело его не сто­и­ло ниче­го, доро­го было в нем его уме­ние. То, что при­над­ле­жа­ло Фан­нию, не сто­и­ло шести тысяч сестер­ци­ев, что состав­ля­ло соб­ст­вен­ность Рос­ция — сто­и­ло боль­ше полу­то­ра­ста тысяч²³. Никто не смот­рел на раба, как на оде­тые мясом кости, — вся­кий ценил в нем коми­че­ское искус­ство; тело его не мог­ло зара­ботать и две­на­дца­ти ассов, а за свою выуч­ку, кото­рой он был обя­зан Рос­цию, он полу­чал не менее ста тысяч сестер­ци­ев²⁴. 29. Вот дей­ст­ви­тель­но обман­ное, невы­год­ное това­ри­ще­ство, где один вно­сит шесть тысяч сестер­ци­ев, дру­гой — пол­то­рас­та тысяч!²³ Или ты, может быть, горю­ешь пото­му, что вынул свои шесть тысяч из сво­его денеж­но­го лар­ца, меж­ду тем как Рос­ций свои пол­то­рас­та тысяч дал из сокро­вищ­ни­цы сво­его искус­ства и талан­та?… Какие надеж­ды, какой инте­рес, какое сочув­ст­вие и рас­по­ло­же­ние пуб­ли­ки сопро­вож­да­ли пер­вый дебют Панур­га! А поче­му? — Он был уче­ни­ком Рос­ция! Кто любил послед­не­го, был рас­по­ло­жен и к пер­во­му; кто вос­хи­щал­ся одним, тот награж­дал апло­дис­мен­та­ми и дру­го­го; даже те, кто толь­ко слы­шал имя Рос­ция, не сомне­ва­лись в выуч­ке и зна­ни­ях уче­ни­ка. Тако­ва тол­па: в ред­ких слу­ча­ях судит она по дей­ст­ви­тель­но­му поло­же­нию дела; обык­но­вен­но она обра­ща­ет вни­ма­ние на ходя­чее мне­ние. 30. Выуч­ку уче­ни­ка заме­ти­ли весь­ма немно­гие; — все спра­ши­ва­ли, у кого он учил­ся, и были уве­ре­ны, что из рук мое­го кли­ен­та не может вый­ти ниче­го пло­хо­го и негод­но­го. Если б он был уче­ни­ком Ста­ти­лия, никто даже не взгля­нул бы на него, хотя бы он играл луч­ше само­го Рос­ция: как никто не верит, чтобы него­дяй мог быть отцом хоро­ше­го сына, так никто бы не допу­стил, чтобы из шко­лы пло­хо­го акте­ра мог выра­ботать­ся хоро­ший комик; но раз он вышел из шко­лы Рос­ция, он, по мне­нию дру­гих, был обу­чен луч­ше, чем его обу­чи­ли на самом деле. XI. Нечто в этом роде про­изо­шло недав­но с коми­ком Еротом. Когда его выпро­во­ди­ли со сце­ны не толь­ко свист­ка­ми, но и руга­тель­ства­ми, он при­бе­жал в дом мое­го кли­ен­та — слов­но к алта­рю — с прось­бой взять его в уче­ни­ки, под свое покро­ви­тель­ство, при­крыть его сво­им име­нем, и в самое корот­кое вре­мя вполне пло­хой актер сде­лал­ся пер­во­класс­ным коми­ком! 31. Что же выдви­ну­ло его? — Одна реко­мен­да­ция мое­го кли­ен­та. Меж­ду тем, Панур­га Рос­ций взял к себе в дом, чтобы не была толь­ко одна мол­ва, что он его уче­ник, — нет, давая ему уро­ки, ему при­хо­ди­лось весь­ма мно­го работать, бороть­ся с труд­но­стя­ми и раз­дра­жать­ся: чем талант­ли­вее и спо­соб­нее учи­тель, тем он нерв­нее и вспыль­чи­вее; видеть, что то, что само­му ему далось ско­ро, дру­гой пони­ма­ет с трудом, — для него чистое муче­ние. Я поз­во­лил себе быть несколь­ко мно­го­слов­ным, чтобы вы луч­ше виде­ли, что это было за това­ри­ще­ство.

32. Что же после­до­ва­ло даль­ше? — «Это­го нахо­див­ше­го­ся на пра­вах обще­го вла­де­ния раба, Панур­га, убил, — гово­рит он, — какой-то Кв. Фла­вий из Тарк­ви­ни­ев²⁵. Пре­сле­до­вать его судом ты пору­чил мне. Начал­ся про­цесс: был назна­чен суд, как вдруг ты без меня всту­пил с Фла­ви­ем в согла­ше­ние…» От име­ни ли одно­го участ­ни­ка по това­ри­ще­ству, или обо­их, или, гово­ря яснее, лич­но от мое­го име­ни, или от мое­го и тво­е­го? От мое­го. Я могу при­ве­сти мас­су при­ме­ров в дока­за­тель­ство того, что здесь нет ниче­го про­ти­во­за­кон­но­го. Так посту­па­ют мно­гие. Этим я нисколь­ко не обидел тебя, — тре­буй свое, бери и уно­си с собой то, что тебе сле­ду­ет: каж­дый име­ет пра­во вла­деть тем и доби­вать­ся полу­чить то, что закон­но при­над­ле­жит ему. — «Хоро­шо тебе гово­рить, когда ты лов­ко обде­лал свое дело». — Обде­лай и ты свое. — «Ты выгод­но полу­чил свою поло­вин­ную часть». — Никто не запре­ща­ет тебе выгод­но полу­чить свою. — «Тебе доста­лось сто тысяч сестер­ци­ев». — Если это прав­да, возь­ми и ты свои сто тысяч.

XII. 33. Мож­но пре­уве­ли­чи­вать на сло­вах, разду­вать во мне­нии дру­гих зна­че­ние сдел­ки Рос­ция; но в дей­ст­ви­тель­но­сти, вы не най­де­те в ней ниче­го осо­бен­но выгод­но­го. Зем­ля доста­лась ему тогда, когда земель­ная соб­ст­вен­ность пала в цене²⁶. На этой зем­ле не было жилых стро­е­ний, к тому же, она не была обра­бота­на. Теперь она сто­ит мно­го боль­ше, чем сто­и­ла тогда. В то тяже­лое для государ­ства вре­мя никто не мог ручать­ся, что у него не отни­мут его соб­ст­вен­но­сти, но теперь, по мило­сти бес­смерт­ных богов, вся­кий может спо­кой­но вла­деть сво­им. Тогда на зем­ле не было жилья, она была не обра­бота­на, теперь — на ней сто­ит пре­крас­ный гос­под­ский дом, и она обра­бота­на самым тща­тель­ным обра­зом. 34. Но, так как ты страш­но зло­бен от при­ро­ды, я не сде­лаю ниче­го, чтобы выле­чить тебя от гло­жу­щей твое серд­це зави­сти. Согла­сен; Рос­ций пре­крас­но обде­лал дело и взял себе зем­лю, при­но­ся­щую огром­ный доход. Что же тебе до это­го? Сго­во­рись с Фла­ви­ем как хочешь о сво­ей поло­вине. — Но тут мой про­тив­ник изме­ня­ет сво­ей так­ти­ке и, не имея воз­мож­но­сти поль­зо­вать­ся дока­за­тель­ства­ми, при­бе­га­ет к фан­та­зи­ям. «Ты, — гово­рит он, — всту­пил с Фла­ви­ем в сдел­ку не о сво­ей поло­вине, а о целой сум­ме»²⁷.

Итак, весь вопрос заклю­ча­ет­ся в том, вошел ли Рос­ций в согла­ше­ние с Фла­ви­ем от сво­его име­ни, или от име­ни все­го това­ри­ще­ства. 35. Если Рос­ций при­сво­ил себе общую соб­ст­вен­ность, я при­знаю суще­ст­во­ва­ние его дол­га това­ри­ще­ству. — «Полу­чив от Фла­вия зем­лю, он отсту­пил­ся, в про­цес­се, от прав това­ри­ще­ства, а не от сво­их соб­ст­вен­ных». — Поче­му же тогда он не дал ответ­чи­ку руча­тель­ства в том, что впредь никто не предъ­явит к нему ника­ких тре­бо­ва­ний? Кто отка­зал­ся от сво­ей части, тот не отни­ма­ет у дру­гих пра­ва взыс­ки­вать судом при­над­ле­жа­щее им; кто вхо­дит в сдел­ку от име­ни това­ри­ще­ства, тот дает руча­тель­ство в том, что никто из его това­ри­щей не име­ет к ответ­чи­ку ника­ких пре­тен­зий. Поче­му Фла­вию не при­шло на ум обез­опа­сить себя с этой сто­ро­ны? Он не знал, веро­ят­но, что у Панур­га двое хозя­ев? — Знал. — Он не знал, что Фан­ний ком­па­ньон Рос­ция? — Отлич­но знал, так как имел с ним про­цесс. 36. Тогда поче­му же он заклю­чил согла­ше­ние, не потре­бо­вав от ист­ца пору­чи­тель­ства в отка­зе от даль­ней­ших пре­тен­зий? Поче­му он отка­зал­ся от зем­ли и не обес­пе­чил себе оправ­да­тель­но­го вер­дик­та? Поче­му он посту­пил так неопыт­но, не взяв с Рос­ция пору­чи­тель­ства и не покон­чив в суде дело с Фан­ни­ем? 37. Вот пер­вое вполне вес­кое и неоспо­ри­мое дока­за­тель­ство правоты мое­го кли­ен­та, дока­за­тель­ство, осно­ван­ное на пра­ве и обы­чае тре­бо­вать пору­чи­тель­ства, дока­за­тель­ство, на кото­ром я оста­но­вил­ся бы доль­ше, если бы у меня, в этом про­цес­се, не было дру­гих еще более вес­ких и ясных.

XIII. Чтобы ты не мог ска­зать, что я не сдер­жал сво­его обе­ща­ния, я застав­лю под­нять­ся со сво­его места тебя, да, тебя, Фан­ний, и высту­пить свиде­те­лем про­тив само­го себя. В чем состо­ит твое обви­не­ние? — «В том, что Рос­ций вошел с Фла­ви­ем в сдел­ку от име­ни това­ри­ще­ства». — Когда? — «Назад четы­ре года». — Что я гово­рю в защи­ту сво­его кли­ен­та? — Что Рос­ций всту­пил с Фла­ви­ем в согла­ше­ние отно­си­тель­но сво­ей части. Три года назад ты дал Рос­цию одно обе­ща­ние…²⁸Каким обра­зом? — (Сек­ре­та­рю). Про­чти ясней обя­за­тель­ство. Про­шу тебя, Пизон, слу­шай вни­ма­тель­нее. Я застав­ляю Фан­ния, кото­рый увер­ты­ва­ет­ся из сто­ро­ны в сто­ро­ну, гово­рить вопре­ки сво­е­му жела­нию, про­тив себя само­го. Что ска­за­но в обя­за­тель­стве? что́ я полу­чу от Фла­вия, поло­ви­ну того я обя­зан отдать Рос­цию. Это твои сло­ва, Фан­ний. 38. Что же ты можешь полу­чить от Фла­вия, если Фла­вий ниче­го не дол­жен? Каким обра­зом мог Рос­ций потре­бо­вать новое обя­за­тель­ство, когда он полу­чил то, что был дол­жен полу­чить? Что может дать Фла­вий, когда он отдал Рос­цию все, что ему сле­до­ва­ло? Поче­му выплы­ва­ет нару­жу новое обя­за­тель­ство в ста­ром, уже покон­чен­ном деле, когда това­ри­ще­ство уже рас­па­лось? Кто писал это обя­за­тель­ство, кто был при этом свиде­те­лем, кто арбит­ром? — Ты, Пизон: ты про­сил Кв. Рос­ция дать Фан­нию за его хло­поты, труды по веде­нию дела и явки в раз­би­ра­тель­ству, сто тысяч сестер­ци­ев²⁹, с усло­ви­ем, что, если он взы­щет что-либо с Фла­вия, он даст поло­ви­ну того Рос­цию. Раз­ве для тебя не вполне ясно из это­го усло­вия, что Рос­ций заклю­чил сдел­ку оче­вид­но от сво­его име­ни? — 39. Но, быть может, тебе при­дет в голо­ву мысль, что Фан­ний обе­щал отдать Рос­цию поло­ви­ну того, что он полу­чит с Фла­вия, но он не полу­чил с него ров­но ниче­го. — Так что же? — Ты дол­жен обра­щать вни­ма­ние на самое усло­вие, а не на то, чем кон­чи­лось дело. Если наш про­тив­ник не хотел отста­и­вать сво­их инте­ре­сов судом, этим он нисколь­ко не ума­ля­ет зна­че­ние сво­его при­зна­ния, что Рос­ций вошел в согла­ше­ние от сво­его име­ни, а не от име­ни това­ри­ще­ства…

А что, если я дока­жу, что после преж­ней сдел­ки Рос­ция и после ново­го обя­за­тель­ства, дан­но­го Фан­ни­ем, Фан­ний полу­чил от Кв. Фла­вия за Панур­га сто тысяч сестер­ци­ев, — неуже­ли он не пере­станет оскорб­лять чест­ное имя такой пре­крас­ной лич­но­сти, как Кв. Рос­ций? XIV. 40. Несколь­ко рань­ше я спра­ши­вал, — и мой вопрос был вполне поня­тен, — поче­му Фла­вий, заклю­чая дого­вор, как ты утвер­жда­ешь, с обо­и­ми ком­па­ньо­на­ми, не взял руча­тель­ства от Рос­ция и не добил­ся оправ­да­тель­но­го вер­дик­та в деле с Фан­ни­ем? Теперь я про­шу объ­яс­нить мне стран­ный и неве­ро­ят­ный факт: поче­му Фла­вий запла­тил Фан­нию отдель­но сто тысяч сестер­ци­ев, раз Рос­ций вошел в согла­ше­ние с ним от име­ни това­ри­ще­ства? Здесь мне хоте­лось бы узнать, Сату­рий, что наме­рен ты отве­тить, — то ли, что вооб­ще Фан­ний не полу­чал от Фла­вия ста тысяч сестер­ци­ев, или что он полу­чил их, но за дру­гое, по дру­го­му делу. 41. Если по дру­го­му делу, то какое дело было у тебя с ним? — Ника­ко­го. — Его отда­ли тебе под домаш­ний арест?³⁰ — Нет. — Я напрас­но тра­чу вре­мя. Его пове­рен­ный гово­рит: «Ника­ких ста тысяч сестер­ци­ев от Фла­вия он не полу­чал ни за Панур­га, ни за что-либо дру­гое». Но если я дока­жу, что ты, вско­ре после заклю­чен­но­го тобою с Рос­ци­ем обя­за­тель­ства, взыс­кал с Фла­вия сто тысяч сестер­ци­ев, ты, наде­юсь, не име­ешь ниче­го про­тив того, чтобы самым позор­ным обра­зом про­иг­рать про­цесс. 42. Кого могу я выста­вить свиде­те­лем в дока­за­тель­ство спра­вед­ли­во­сти сво­их слов? Если не оши­ба­юсь, дело раз­би­ра­лось в суде? — «Да». — Кто был ист­цом? — «Фан­ний». — Ответ­чи­ком? — «Фла­вий». — Судьей? — «Клу­вий». Одно­го из них я дол­жен выста­вить свиде­те­лем, чтобы он заявил, что день­ги были упла­че­ны. Кто из них может дать самые серь­ез­ные пока­за­ния? — Конеч­но, тот, кто поль­зу­ет­ся ува­же­ни­ем всех. Кого из трех выбрать мне, по тво­е­му мне­нию, в свиде­те­ли? — Ист­ца? — Но ведь им был Фан­ний; раз­ве он станет пока­зы­вать про­тив себя! — Ответ­чи­ка? — Им был Фла­вий; он дав­но уже умер. Если б он был жив, он дал бы пока­за­ния. — Судью? — Им был Клу­вий; что же он гово­рит? Что Фла­вий упла­тил Фан­нию за Панур­га сто тысяч сестер­ци­ев! Если ты хочешь спра­вить­ся о зва­нии судьи, то знай, — он рим­ский всад­ник³¹, если о жиз­ни — он поль­зу­ет­ся без­уко­риз­нен­ной репу­та­ци­ей; если о чест­но­сти — ты выбрал его в судьи: если о прав­ди­во­сти — он ска­зал то, что мог, и что был дол­жен. 43. Посмей же ска­зать теперь, что не сле­ду­ет верить рим­ско­му всад­ни­ку, чест­но­му чело­ве­ку, тво­е­му судье! Наш про­тив­ник огляды­ва­ет­ся по сто­ро­нам, вол­ну­ет­ся, — он дума­ет, что мы не про­чтем пока­за­ния Клу­вия. Мы про­чтем его — ты оши­ба­ешь­ся, уте­ша­ешь себя напрас­ною, несбы­точ­ною надеж­дою. (Сек­ре­та­рю). Про­чти пока­за­ние Т. Мани­лия и Г. Лус­ция Окреи, двух сена­то­ров, высо­ко­ува­жае­мых лич­но­стей о том, что они слы­ша­ли от Клу­вия. (Чита­ет­ся пока­за­ние Т. Мани­лия и Г. Лус­ция Окреи). Кому же, по тво­е­му мне­нию, не сле­ду­ет верить — Лус­цию и Мани­лию или Клу­вию? XV. Ска­жу яснее и опре­де­лен­нее, — мож­но ли допу­стить, что или Лус­ций и Мани­лий ниче­го не слы­ша­ли от Клу­вия о ста тыся­чах сестер­ци­ев, или Клу­вий солгал Лус­цию и Мани­лию? Отно­си­тель­но это­го я спо­ко­ен, ниче­го не боюсь, — для меня совер­шен­но без­раз­лич­но, что ты отве­тишь: дело Рос­ция осно­ва­но на вполне заслу­жи­ваю­щих дове­рия, вполне спра­вед­ли­вых пока­за­ни­ях людей, поль­зу­ю­щих­ся глу­бо­ким ува­же­ни­ем. 44. Если ты решил уже, чьи дан­ные под при­ся­гой пока­за­ния ты запо­до­зре­ва­ешь, ска­жи пря­мо. Ты запо­до­зре­ва­ешь чест­ность Мани­лия и Лус­ция? Ну же, гово­ри, не стес­ня­ясь. Твое упрям­ство, бес­стыд­ство, как и вся жизнь, поз­во­ля­ют думать, что ты ска­жешь это. Ты ожи­да­ешь, что я сей­час же нач­ну ука­зы­вать на то, что Лус­ций и Мани­лий — сена­то­ры, что они люди ста­рые, ничем не запят­нан­ные и чест­ные; что они — лица, име­ю­щие боль­шую соб­ст­вен­ность, бога­тые? Я это­го не сде­лаю: я не желаю навле­кать на себя пори­ца­ние, возда­вая заслу­жен­ную похва­лу их стро­го нрав­ст­вен­ной жиз­ни, — ско­рей моя моло­дость³² нуж­да­ет­ся в их доб­ром сло­ве, неже­ли их высо­ко чест­ная ста­рость — в похва­лах с моей сто­ро­ны. 45. А тебе, Пизон, нуж­но — не прав­да ли? — дол­го и зре­ло поду­мать, чтобы решить, кому верить — Херее ли, гово­ря­ще­му без при­ся­ги и в сво­ем соб­ст­вен­ном деле, или покляв­шим­ся в чужом для них деле — Мани­лию и Лус­цию.

Оста­ет­ся еще, чтобы он ска­зал, что Клу­вий солгал Лус­цию и Мани­лию. Если он сде­ла­ет это, по сво­е­му нахаль­ству, — как же может он не дове­рять свиде­те­лю, на чест­ность кото­ро­го он поло­жил­ся, когда тот был судьей? Неуже­ли он ска­жет, что не сле­ду­ет верить чело­ве­ку, кото­ро­му он сам пове­рил? Неуже­ли он ска­жет судье, что не дове­ря­ет пока­за­ни­ям свиде­те­ля, кото­ро­му он предъ­яв­лял сво­их свиде­те­лей, как чест­но­му, бес­при­страст­но­му судье? Если б я избрал его судьей, он не имел бы пра­ва не при­знать его тако­вым; неуже­ли же он посме­ет запо­до­зрить его в каче­стве свиде­те­ля? XVI. 46. Он гово­рит: «Клу­вий гово­рил это Лус­цию и Мани­лию не под при­ся­гой». Ну, а если бы он дал клят­ву, пове­рил бы ты ему? Раз­ве клят­во­пре­ступ­ник и лжец не одно и то же? Кто при­вык лгать, тому ниче­го не сто­ит солгать под при­ся­гой. Кого мож­но уго­во­рить солгать, того не труд­но упро­сить при­не­сти лож­ную при­ся­гу. Кто хоть раз сошел с пути прав­ды, тот оди­на­ко­во не посо­ве­стит­ся как дать лож­ную клят­ву, так и солгать. Побо­ит­ся ли он мще­ния бес­смерт­ных богов, если он глух к голо­су сове­сти? Пото­му-то бес­смерт­ные боги и кара­ют оди­на­ко­во, как клят­во­пре­ступ­ни­ка, так и лже­ца: боги бес­смерт­ные него­ду­ют и гне­ва­ют­ся на людей не за то, что они не испол­ня­ют фор­му­лы при­ся­ги, а за их веро­лом­ство и нрав­ст­вен­ную испор­чен­ность, вслед­ст­вие кото­рых они ста­ра­ют­ся рыть яму один дру­го­му. 47. Я ско­рее ска­зал бы наобо­рот: пока­за­ние Клу­вия име­ло бы мень­шую цену, если бы он дал его под при­ся­гою, неже­ли теперь, когда он дает его не под клят­вою: тогда дур­ные люди мог­ли бы запо­до­зрить его в при­стра­стии, раз он высту­пил бы свиде­те­лем в том деле, где был судьею, меж­ду тем теперь всем граж­да­нам нель­зя не сознать­ся в том, что он посту­па­ет вполне чест­но и бес­при­страст­но, гово­ря людям, имев­шим с ним дело, то, что зна­ет.

48. Назы­вай теперь Клу­вия лже­цом, если можешь, если на то есть осно­ва­ние, если это доз­во­ля­ет дело! Клу­вий солгал! Здесь сама прав­да удер­жи­ва­ет меня, застав­ля­ет оста­но­вить­ся, помед­лить немно­го. Отче­го мог­ло явить­ся, мог­ло быть дано лож­ное пока­за­ние? Рос­ций, как вид­но, хит­рец каких мало, про­ны­ра… Он с пер­вых же шагов начал рас­суж­дать так: «Так как Фан­ний тре­бу­ет с меня пять­де­сят тысяч сестер­ци­ев, то попро­шу-ка я Г. Клу­вия, рим­ско­го всад­ни­ка, пре­крас­но­го во всех отно­ше­ни­ях чело­ве­ка, — пусть он соврет в мою поль­зу, пусть ска­жет, что была заклю­че­на сдел­ка, кото­рой на деле не было, что Фла­вий дал Фан­нию сто тысяч сестер­ци­ев, кото­рых тот и не думал давать в дей­ст­ви­тель­но­сти». Это само по себе свиде­тель­ст­ву­ет не толь­ко о дур­ном харак­те­ре, но и о недо­стат­ке ума и сооб­ра­зи­тель­но­сти. 49. Что ж было даль­ше? — Обду­мав все, как сле­ду­ет, он явил­ся к Клу­вию. Что это за чело­век? Лег­ко­мыс­лен­ный? — Нет, очень сте­пен­ный. — Вет­ре­ный? — Напро­тив, весь­ма посто­ян­ный. — Его друг? — Нет, вовсе ему незна­ко­мый. Поздо­ро­вав­шись, он стал — ну, разу­ме­ет­ся, лас­ко­вым, вкрад­чи­вым голо­сом — про­сить его: «Соври в мою поль­зу, — ска­жи в при­сут­ст­вии высо­ко­ува­жае­мых лич­но­стей, тво­их дру­зей, что Фла­вий покон­чил с Фан­ни­ем отно­си­тель­но Панур­га, хотя ника­кой сдел­ки у них не было; что он запла­тил ему сто тысяч сестер­ци­ев, хотя не дал, в дей­ст­ви­тель­но­сти, ни одно­го асса». Что же тот отве­тил? «Я с удо­воль­ст­ви­ем, очень рад соврать в тво­их инте­ре­сах, и сто­ит тебе захо­теть, — будь уве­рен, я при­му лож­ную при­ся­гу, если это хоть сколь­ко-нибудь будет выгод­но для тебя. Не сто­и­ло тебе лич­но бес­по­ко­ить­ся и при­хо­дить ко мне, — для таких пустя­ков мож­но было бы отпра­вить посыль­но­го»…

XVII. 50. Боги бес­смерт­ные! Да раз­ве Рос­ций потре­бо­вал бы от Клу­вия это­го, если б даже в суде долж­но было раз­би­рать­ся дело о ста мил­ли­о­нах сестер­ци­ев, и Клу­вий согла­сил­ся бы на такую прось­бу Рос­ция, если б ему дали долю при деле­же всей добы­чи? Руча­юсь, Фан­ний, ты не посмел бы сде­лать подоб­но­го рода пред­ло­же­ния и не мог бы добить­ся, чего хотел, даже от Бал­ли­о­на¹⁷ или кого-либо дру­го­го, вро­де его. Все это не толь­ко фак­ти­че­ски невер­но, но даже неве­ро­ят­но как пред­по­ло­же­ние. Забудем, что Рос­ций и Клу­вий — люди выдаю­щи­е­ся, и ради дела пред­ста­вим их себе веро­лом­ны­ми. 51. Рос­ций выста­вил Клу­вия как лож­но­го свиде­те­ля! Поче­му же так позд­но? Поче­му тогда, когда долж­на была быть про­из­веде­на вто­рая упла­та, а не тогда, когда пер­вая?³³ — Он выпла­тил уже пять­де­сят тысяч сестер­ци­ев. Затем, если уж пред­по­ло­жить, что Клу­вия уго­во­ри­ли солгать, поче­му же он не ска­зал луч­ше, что Фла­вий запла­тил Фан­нию не сто тысяч, а три­ста тысяч сестер­ци­ев, бла­го, по усло­вию, поло­ви­на из них при­над­ле­жа­ла Рос­цию?

Теперь, Г. Пизон, для тебя ясно, что Рос­ций полу­чил свою соб­ст­вен­ную часть, а не при­над­ле­жав­шую това­ри­ще­ству. Сам Сату­рий созна­ет­ся, что в этом не может быть ника­ких сомне­ний, не реша­ет­ся воз­ра­жать и не согла­шать­ся с дей­ст­ви­тель­но­стью, но тот­час же нахо­дит новое укром­ное местеч­ко для сво­их плут­ней и засад. 52. Он гово­рит: «Я не отри­цаю того, что Рос­ций полу­чил от Фла­вия свою часть; я согла­ша­юсь с тем, что он оста­вил целой, нетро­ну­той — долю Фан­ния, но утвер­ждаю, что то, что́ он полу­чил, — соб­ст­вен­ность това­ри­ще­ства»³⁴. Нет слов более ковар­ных и неспра­вед­ли­вых. Ска­жи­те мне, мог ли тре­бо­вать Рос­ций от това­ри­ще­ства свою часть или нет? Если не мог, поче­му же он полу­чил ее? Если мог, — как же он взял ее не для себя? — Ведь то, что тре­бу­ют для себя, взыс­ки­ва­ют, я думаю, не для дру­го­го. 53. Не так ли? Если бы мое­му кли­ен­ту уда­лось полу­чить то, что состав­ля­ло соб­ст­вен­ность все­го това­ри­ще­ства, — полу­чен­ное им было бы разде­ле­но поров­ну меж­ду все­ми; теперь — он взял то, что при­над­ле­жит лич­но ему; раз­ве полу­чен­ное им не состав­ля­ет соб­ст­вен­но­сти его одно­го? XVIII. А то какая же раз­ни­ца меж­ду тем, кто ведет про­цесс лич­но за себя, и тем, кто ведет его в каче­стве дове­рен­но­го от име­ни това­ри­ще­ства? — Если он ведет свою тяж­бу за себя, он тре­бу­ет толь­ко для одно­го себя, — защи­щать чужие инте­ре­сы он может толь­ко в роли дове­рен­но­го. Как же по-тво­е­му? Если бы мой кли­ент был тво­им дове­рен­ным, ты имел бы пра­во взять, как свою соб­ст­вен­ность, то, что ему при­судил бы суд. Ныне же, когда он взыс­ки­вал от сво­его име­ни, ты хочешь, чтобы он то, что полу­чил, отдал тебе, а не взял себе? 54. Если мож­но, не будучи дове­рен­ным, быть пред­ста­ви­те­лем инте­ре­сов дру­го­го, то я спра­ши­ваю тебя, поче­му, когда Панург был убит, и ты при­влек Фла­вия к суду для воз­ме­ще­ния при­чи­нен­ных неправ­дою убыт­ков, ты был в этом про­цес­се дове­рен­ным Рос­ция, меж­ду тем как по тво­им соб­ст­вен­ным сло­вам и без того все то, что ты тре­бо­вал для себя, ты тре­бо­вал так­же для него, и все то, чего ты добил­ся бы для себя, долж­но бы было при­над­ле­жать това­ри­ще­ству. А если из того, что ты полу­чил бы от Фла­вия, ниче­го не при­над­ле­жа­ло бы Рос­цию, раз он не пору­чил тебе вести про­цесс и за себя, — в свою оче­редь, ниче­го не долж­но при­над­ле­жать тебе из того, что полу­чил на свою долю Рос­ций, так как он не был тво­им дове­рен­ным.

55. Что́ можешь отве­тить ты на это, Фан­ний? Когда Рос­ций вошел в сдел­ку с Фла­ви­ем отно­си­тель­но сво­ей части, — отнял он у тебя пра­во взыс­ки­вать твою судом? — Если отнял, каким обра­зом мог ты полу­чить сто тысяч сестер­ци­ев? Если он пре­до­ста­вил его тебе, на каком осно­ва­нии ты тре­бу­ешь от мое­го кли­ен­та то, что дол­жен был бы тре­бо­вать сам для себя, опи­ра­ясь на свое пра­во? Дела по това­ри­ще­ству и дела по наслед­ствам очень похо­жи одно на дру­гое, род­ные бра­тья: как ком­па­ньон име­ет свою долю в това­ри­ще­стве, так име­ет свою часть в наслед­стве и наслед­ник; как наслед­ник тре­бу­ет свою часть наслед­ства лич­но для себя, а не для дру­гих наслед­ни­ков, так и това­рищ по пред­при­я­тию тре­бу­ет свою для себя толь­ко, не для дру­гих чле­нов това­ри­ще­ства. И как они тре­бу­ют каж­дый свою толь­ко часть, точ­но так­же они и издерж­ки несут каж­дый из той части, кото­рая при­хо­дит­ся на него, — наслед­ник из той части, кото­рую он име­ет в наслед­стве, това­рищ по пред­при­я­тию — из той части, какая есть у него в това­ри­ще­стве. 56. Как Рос­ций мог отдать Фла­вию свою часть, при­чем ты бы не поте­рял сво­ей³⁵: так не дол­жен был он и делить­ся с тобою, когда взыс­кал свою часть и оста­вил твою в тво­ем пол­ном рас­по­ря­же­нии, — если толь­ко ты, вопре­ки вся­ко­му пра­ву, не отнял бы у него то, что при­над­ле­жит ему и чего ты не мог бы отнять у дру­го­го³⁶.

Сату­рий про­дол­жа­ет наста­и­вать на том, что то, что полу­чил това­рищ по пред­при­я­тию, состав­ля­ет соб­ст­вен­ность това­ри­ще­ства. Если это так, ска­жи пожа­луй­ста, какой глу­пец был Рос­ций, что, по сове­ту и ука­за­нию юри­стов, поза­бо­тил­ся взять от Фан­ния руча­тель­ство в том, что послед­ний отдаст ему поло­ви­ну того, что взы­щет с Фла­вия, как буд­то и без это­го руча­тель­ства и обя­за­тель­ства Фан­ний не оста­вал­ся бы долж­ным това­ри­ще­ству, дру­ги­ми сло­ва­ми, — Рос­цию!…³⁷