РЕЧИ

Речь за Авла Цецину

Ещё дол­жен я заме­тить, что необ­хо­ди­мость после­до­ва­тель­ной пере­да­чи тер­ми­нов в той части речи, кото­рая посвя­ще­на тол­ко­ва­нию слов (deji­ce­re = «про­го­нять», vis = «само­управ­ство», ho­mi­nes coac­ti — «собран­ные люди») пове­ла места­ми к тяже­лым и несвой­ст­вен­ным рус­ской речи обо­ротам; это было неиз­беж­но, так как при более воль­ной пере­да­че вся­кая связь про­па­ла бы. Там, где после­до­ва­тель­ность ока­за­лась невоз­мож­ной, сде­ла­ны соот­вет­ст­вен­ные ого­вор­ки в при­ме­ча­ни­ях.

Exor­dium. I. 1. Если бы те же успе­хи, кото­рых в дере­вен­ской глу­ши дости­га­ет отва­га людей, мог­ли быть одер­жи­вае­мы и на фору­ме, в при­сут­ст­вии суда, их бес­со­вест­но­стью, — то А. Цецине¹ при­шлось бы так же несо­мнен­но здесь, при раз­би­ра­тель­стве сво­его дела, поко­рить­ся бес­со­вест­но­сти С. Эбу­ция², как он тогда, при его само­управ­стве, поко­рил­ся его отва­ге. Не с эти­ми ожи­да­ни­я­ми явил­ся он сюда: подоб­но тому, как он тогда счи­тал обя­зан­но­стью бла­го­ра­зум­но­го чело­ве­ка не брать­ся за ору­жие при реше­нии тако­го дела, кото­рое пола­га­ет­ся решать судеб­ным след­ст­ви­ем, точ­но так же он ныне счи­та­ет вполне после­до­ва­тель­ным тре­бо­ва­ние, чтобы ему дали воз­мож­ность вос­тор­же­ст­во­вать путём судеб­но­го при­го­во­ра над чело­ве­ком, про­тив кото­ро­го он не желал брать в руку ору­жие. 2. Что же каса­ет­ся С. Эбу­ция, то той бес­при­мер­ной отва­ге, кото­рую он обна­ру­жил при состав­ле­нии и воору­же­нии сво­ей шай­ки, вполне соот­вет­ст­ву­ет бес­со­вест­ность, кото­рую он обна­ру­жи­ва­ет на суде — не толь­ко тем, что он вооб­ще явля­ет­ся к судеб­но­му раз­би­ра­тель­ству (оно, поло­жим, не хоро­шо там, где дело вполне ясно, но все же вслед­ст­вие нашей склон­но­сти к ябеде³ успе­ло вой­ти в обы­чай), но и тем, что он имел сме­лость сознать­ся имен­но в том, что состав­ля­ет самую суть обви­не­ния. По-види­мо­му, он рас­суж­да­ет сле­дую­щим обра­зом: «При­ни­мая во вни­ма­ние, что я, не имев­ший ника­ких шан­сов удер­жать за собой то поме­стье в слу­чае, если бы само­управ­ство состо­я­лось соглас­но обы­ча­ям⁴, навёл страх⁵ на А. Цеци­ну с дру­зья­ми и обра­тил их в бег­ство имен­но тем, что про­из­вёл его вопре­ки пра­ву и обы­ча­ям — я рав­ным обра­зом и здесь, на суде, не могу рас­счи­ты­вать на выиг­рыш дела при закон­ной и соглас­ной с обще­при­ня­ты­ми поряд­ка­ми защи­те, но, укло­нив­шись от обы­чая, могу наде­ять­ся, что мои шан­сы на победу будут уве­ли­чи­вать­ся про­пор­цио­наль­но с моей без­за­стен­чи­во­стью». Рас­чет хоро­ший, но — в том-то и дело, что бес­со­вест­ность не име­ет на суде того же зна­че­ния, какое име­ет само­на­де­ян­ность в руч­ной рас­пра­ве, и что мы для того-то и отсту­пи­ли тогда перед его уда­лью с такой готов­но­стью, чтобы тем лег­че отра­зить теперь его бес­со­вест­ность. — 3. Ввиду все­го это­го, реку­пе­ра­то­ры [р. 11 пр. 10], я в насто­я­щем заседа­нии наме­рен осно­вать своё обви­не­ние на совер­шен­но иных сооб­ра­же­ни­ях, чем в нача­ле про­цес­са. Тогда наши рас­чё­ты на выиг­рыш дела име­ли осно­ва­ни­ем убеди­тель­ность моей речи, ныне — при­зна­ние наших про­тив­ни­ков. Тогда точ­ка­ми опо­ры для нас были пока­за­ния наших свиде­те­лей, ныне тако­вы­ми явля­ют­ся пока­за­ния свиде­те­лей про­тив­ной сто­ро­ны⁶. Тогда я тре­во­жил­ся при мыс­ли, что они, будучи в душе сво­ей бес­чест­ны­ми, могут пока­зать что-либо несо­глас­ное с исти­ной, а поль­зу­ясь, при этом, репу­та­ци­ей людей чест­ных, могут вну­шить дове­рие к сво­им пока­за­ни­ям; теперь же я на этот счёт вполне спо­ко­ен. В самом деле, если они — люди чест­ные, то они слу­жат под­спо­рьем мне, под­твер­ждая под при­ся­гой то, что утвер­ждаю я в каче­стве непри­сяж­но­го обви­ни­те­ля; если же они не из луч­ших, то они вредят не мне, так как ока­зы­вае­мое им дове­рие ока­зы­ва­ет­ся заод­но и тому, что утвер­ждаю я, отказ же им в дове­рии мара­ет лишь их, свиде­те­лей моих про­тив­ни­ков.

II. 4. Но если я с одной сто­ро­ны, глядя на спо­соб веде­ния ими дела, ниче­го в нём не вижу, кро­ме без­мер­ной бес­со­вест­но­сти, то с дру­гой сто­ро­ны, ввиду ваше­го коле­ба­ния про­из­не­сти при­го­вор, я начи­наю боять­ся, как бы то, что мне пред­став­ля­ет­ся бес­со­вест­ным, не ока­за­лось на деле вер­хом хит­ро­сти. В самом деле, если бы они отри­ца­ли совер­ше­ние ими само­управ­ства с помо­щью воору­жён­ных людей, то при оче­вид­но­сти само­го дела и сте­пен­но­сти наших свиде­те­лей нетруд­но было бы ули­чить их; напро­тив, при­зна­ва­ясь в самом поступ­ке и утвер­ждая юриди­че­скую доз­во­лен­ность того, что про­ти­во­ре­чит пра­ву всех вре­мён, они рас­счи­ты­ва­ли — и, как ока­зы­ва­ет­ся, не без осно­ва­ния, — при­ве­сти вас в недо­уме­ние и не дать вам про­из­не­сти при­го­вор без про­во­лоч­ки и без стра­ха. Вме­сте с тем — и это все­го воз­му­ти­тель­нее — они хоте­ли добить­ся того, чтобы пред­ме­том ваше­го суда ока­за­лось не мошен­ни­че­ство С. Эбу­ция, а вопрос граж­дан­ско­го пра­ва⁷; а этим про­цесс несо­мнен­но затруд­ня­ет­ся. 5. Дей­ст­ви­тель­но, имея вести дело одно­го толь­ко А. Цеци­ны, я счи­тал бы себя доста­точ­но ком­пе­тент­ным пове­рен­ным, так как за свою доб­ро­со­вест­ность и тща­тель­ность я могу ручать­ся, а при налич­но­сти в осо­бе пове­рен­но­го этих качеств выдаю­ще­го­ся даро­ва­ния (тем более для тако­го ясно­го и про­сто­го дела) не тре­бу­ет­ся. Но в дан­ном слу­чае, когда пред­ме­том моей речи явля­ет­ся пра­во­вой инсти­тут, оди­на­ко­во отно­ся­щий­ся ко всем, инсти­тут, учреж­дён­ный наши­ми пред­ка­ми и сохра­нён­ный по сие вре­мя, инсти­тут, с упразд­не­ни­ем кото­ро­го не толь­ко упразд­ня­ет­ся доб­рая часть пра­ва, но и уза­ко­ни­ва­ет­ся путём судеб­но­го при­го­во­ра само­управ­ство, т. е. пол­ное отри­ца­ние вся­ко­го пра­ва — в дан­ном слу­чае дело тре­бу­ет дей­ст­ви­тель­но высо­ко­го даро­ва­ния, не столь­ко для дока­за­тель­ства того, что и так ясно для всех, сколь­ко для того, чтобы в слу­чае, если бы вы в столь важ­ном деле дали вовлечь себя в обман, вина по все­об­ще­му при­зна­нию пала на вас, как ослуш­ни­ков сво­ей сове­сти, а не на меня, как неспо­соб­но­го пове­рен­но­го.

6. Но я готов допу­стить, реку­пе­ра­то­ры, что вы не столь­ко вслед­ст­вие юриди­че­ской труд­но­сти и сомни­тель­но­сти вопро­са два­жды уже отло­жи­ли про­из­не­се­ние при­го­во­ра по одно­му и тому же делу, сколь­ко желая, — ввиду важ­но­сти насто­я­ще­го суда для репу­та­ции ответ­чи­ка⁸, дать срок и себе для осуж­де­ния его, и ему для того, чтобы он мог опом­нить­ся. Упре­кать вас за это я не осме­ли­ва­юсь, так как такой образ дей­ст­вий стал у нас обыч­ным, и мно­го подоб­ных вам доб­рых людей сле­до­ва­ло ему при тво­ре­нии суда; но тем более я дол­жен сожа­леть о нем, и вот поче­му. Все суды были учреж­де­ны либо для реше­ния спор­ных вопро­сов, либо для кара­ния про­ступ­ков; из этих двух сооб­ра­же­ний пер­вое менее важ­но, так как спор­ные вопро­сы отли­ча­ют­ся срав­ни­тель­ной без­обид­но­стью и под­да­ют­ся раз­би­ра­тель­ству и част­но­го судьи⁹; напро­тив, вто­рое сооб­ра­же­ние гораздо более вес­ко, ввиду важ­но­сти дел, кото­рых оно каса­ет­ся, дел, непод­суд­ных полю­бов­ной юрис­дик­ции обще­го дру­га и тре­бу­ю­щих всей стро­го­сти и силы насто­я­ще­го судьи. 7. И что же мы видим? Та сто­ро­на судей­ской дея­тель­но­сти, кото­рая важ­нее дру­гой и ради кото­рой суды и были глав­ным обра­зом учреж­де­ны, — вслед­ст­вие дур­ной при­выч­ки людей успе­ла уже прий­ти в запу­ще­ние. Спра­вед­ли­вость тре­бу­ет, чтобы каж­дый про­сту­пок был нака­зан тем стро­же и тем быст­рее, чем он гнус­нее; а меж­ду тем имен­но о тако­го рода про­ступ­ках, ввиду их тес­ной свя­зи с репу­та­ци­ей ответ­чи­ков, тво­рит­ся самый мед­лен­ный суд. III. Но после­до­ва­тель­но ли, чтобы то самое сооб­ра­же­ние, кото­рое было при­чи­ной учреж­де­ния судов, вело к замед­ле­нию судо­про­из­вод­ства? Если кто, про­из­но­ся одно толь­ко сло­во spon­deo, при­ни­ма­ет на себя обя­за­тель­ство и не испол­ня­ет его, то судья осуж­да­ет его быст­рым при­го­во­ром без вся­ко­го зазре­ния сове­сти¹⁰; спра­вед­ли­во ли, чтобы чело­ве­ка, обма­нув­ше­го кого-нибудь на пра­вах опе­ку­на или това­ри­ща или дове­рен­но­го¹¹, пости­га­ло нака­за­ние тем более позд­нее, чем гнус­нее его посту­пок? 8. Конеч­но, осуж­де­ние его име­ет послед­ст­ви­ем позор; но ведь и посту­пок был позо­рен. Если же вслед­ст­вие того, что само дело воз­му­ти­тель­но, осуж­де­ние позо­рит имя ответ­чи­ка, а вслед­ст­вие того, что осуж­де­ние опо­зо­ри­ло бы имя ответ­чи­ка, воз­му­ти­тель­ное дело оста­ёт­ся без­на­ка­зан­ным — то ска­жи­те, где же тут пра­во­судие?

Если же судья или реку­пе­ра­тор ска­жет мне: «Ведь мог же ты избрать для тво­е­го спо­ра с ответ­чи­ком более без­обид­ную фор­му про­цес­са, мог добить­ся тво­е­го пра­ва более лёг­ким и удоб­ным судом¹²; поэто­му или изме­ни фор­му иска, или не тре­буй от меня, чтобы я во что бы то ни ста­ло поста­но­вил при­го­вор», — то я отве­чу ему, что он или более робок, чем поз­во­ли­тель­но энер­гич­но­му, или более при­тя­за­те­лен, чем поз­во­ли­тель­но муд­ро­му судье; слиш­ком при­тя­за­те­лен, если счи­та­ет себя впра­ве ука­зы­вать мне путь, кото­рым я дол­жен отста­и­вать своё пра­во, слиш­ком робок, если сам не осме­ли­ва­ет­ся про­из­не­сти при­го­вор по тому делу, по кото­ро­му он при­зван судить. Ведь если даже пре­тор, назна­чаю­щий суды, нико­гда не даёт ист­цу при­ка­зов отно­си­тель­но фор­мы про­цес­са, кото­рая долж­на быть избра­на, то посуди­те сами, спра­вед­ли­во ли, чтобы теперь, когда делу дан уже ход, судья стал рас­суж­дать о том, какая фор­ма иска мог­ла или всё ещё может быть избра­на, вме­сто того, чтобы сосре­дото­чить свои мыс­ли на той, кото­рая была избра­на в дей­ст­ви­тель­но­сти. 9. Всё же мы сде­ла­ли бы эту уступ­ку ваше­му не в меру доб­ро­му серд­цу, если бы толь­ко у нас была дру­гая воз­мож­ность добить­ся того, что нам сле­ду­ет по пра­ву. Но имен­но её то и нет; никто ведь не потре­бу­ет от нас, чтобы мы оста­ви­ли без послед­ст­вий про­из­ведён­ное с помо­щью воору­жён­ной силы само­управ­ство, и не суме­ет ука­зать нам дру­гую, более без­обид­ную фор­му иска по тако­му делу. Они же кри­чат, что из-за таких про­ступ­ков были учреж­де­ны и суды за оскорб­ле­ние и даже капи­таль­ные суды¹³; как же може­те вы обви­нять нас в чрез­мер­ной суро­во­сти, видя, что мы доволь­ст­ву­ем­ся воз­вра­ще­ни­ем нам с помо­щью интер­дик­та наше­го иму­ще­ства?

IV. Но как бы там ни было — забота ли о репу­та­ции ответ­чи­ка, или юриди­че­ское затруд­не­ние застав­ля­ло вас до сих пор откла­ды­вать про­из­не­се­ние при­го­во­ра, — отныне такая мни­тель­ность уже неумест­на: пер­вое сооб­ра­же­ние вы сами сде­ла­ли недей­ст­ви­тель­ным тем, что уже не раз опре­де­ля­ли воз­об­но­вить пре­ния, что же каса­ет­ся вто­ро­го, то я наме­рен отнять у вас сего­дня вся­кий повод недо­уме­вать о харак­те­ре наше­го спо­ра и смыс­ле поста­нов­ле­ний пра­ва. 10. И если бы вам пока­за­лось, что я, отыс­ки­вая точ­ку исхо­да для изло­же­ния дела, захо­жу далее, чем это­го тре­бу­ет харак­тер пра­во­во­го поста­нов­ле­ния, по кото­ро­му тво­рит­ся суд, и суще­ство насто­я­ще­го про­цес­са¹⁴, то я про­шу вас изви­нить меня: Цеци­на хло­по­чет не толь­ко о под­твер­жде­нии сво­их несо­мнен­ных прав, но так­же о том, чтобы вы при­зна­ли, что он име­ет на сво­ей сто­роне не одно толь­ко фор­маль­ное пра­во¹⁵.

Nar­ra­tio. Был, реку­пе­ра­то­ры, некто М. Фуль­ци­ний, тарк­ви­ний­ский муни­ци­пал¹⁶; он и в сво­ей родине поль­зо­вал­ся отлич­ной сла­вой, и в Риме содер­жал доволь­но извест­ную бан­кир­скую кон­то­ру. Женат был он на сво­ей зем­ляч­ке Цезен­нии, доче­ри очень хоро­ших роди­те­лей и во всех отно­ше­ни­ях достой­ной жен­щине, как вид­но было и при его жиз­ни из его не раз засвиде­тель­ст­во­ван­но­го ува­же­ния к ней, и после его смер­ти из его заве­ща­ния. 11. Этой Цезен­нии он про­дал име­ние в тарк­ви­ний­ской обла­сти в ту эпо­ху повсе­мест­но­го при­оста­нов­ле­ния пла­те­жей¹⁷: желая обес­пе­чить жену, при­да­ное кото­рой, полу­чен­ное им налич­ны­ми день­га­ми, у него было в обо­ро­те, он имен­но в это име­ние вло­жил её при­да­ное¹⁸. Несколь­ко вре­ме­ни спу­стя, после лик­вида­ции сво­ей кон­то­ры, Фуль­ци­ний купил несколь­ко поме­стий, смеж­ных с тем име­ни­ем сво­ей жены. Затем Фуль­ци­ний уми­ра­ет (я про­пус­каю тут мно­го подроб­но­стей этой исто­рии, так как они не име­ют пря­мо­го отно­ше­ния к про­цес­су) и остав­ля­ет наслед­ни­ком сво­его сына от Цезен­нии, а жене заве­ща­ет пра­во пожиз­нен­но поль­зо­вать­ся [usus fruc­tus], сов­мест­но с сыном, дохо­да­ми со все­го сво­его иму­ще­ства. 12. Эта вели­кая честь, ока­зан­ная ей мужем, была бы радо­стью для этой жен­щи­ны, если бы ей было суж­де­но быть про­дол­жи­тель­ной: она поль­зо­ва­лась бы тогда дохо­да­ми с того иму­ще­ства вме­сте с тем, кото­ро­го жела­ла иметь наслед­ни­ком сво­его соб­ст­вен­но­го иму­ще­ства, и кото­рый был сам для неё доро­же всех. Но судь­ба быст­ро отня­ла у неё эту радость: вско­ре за сво­им отцом умер и моло­дой М. Фуль­ци­ний. Наслед­ни­ком он оста­вил П. Цезен­ния, отка­зав жене в виде лега­та круп­ную сум­му денег, а мате­ри — боль­шую часть сво­его осталь­но­го иму­ще­ства; так-то обе жен­щи­ны были при­зва­ны полу­чить свою долю в наслед­стве.

V. 13. Когда, ввиду это­го, был назна­чен аук­ци­он наслед­ства, Эбу­ций, ответ­чик в насто­я­щем про­цес­се — он, кото­рый дав­но уже смот­рел на Цезен­нию в её вдо­вьем оди­но­че­стве как на сред­ство к соб­ст­вен­но­му про­пи­та­нию и сумел при­об­ре­сти её дове­рие как хода­тай по её делам, если тако­вые были, и её пред­ста­ви­тель, за извест­ное воз­на­граж­де­ние, в её тяж­бах — этот Эбу­ций, повто­ряю, дея­тель­но изу­чал усло­вия, на кото­рых дол­жен был состо­ять­ся аук­ци­он и раздел иму­ще­ства, настой­чи­во пред­ла­гал свои услу­ги, тре­бо­вал тай­ных свида­ний и мало-пома­лу сумел вну­шить неопыт­ной жен­щине убеж­де­ние, что без Эбу­ция ей не отсто­ять сво­их выгод. 14. Вам изве­стен, реку­пе­ра­то­ры, уже из обы­ден­ной жиз­ни тип бабье­го угод­ни­ка, хода­тая по делам вдов, неуго­мон­но­го пове­рен­но­го, завсе­гда­тая судеб­ной пала­ты¹⁹, неда­лё­ко­го и неле­по­го сре­ди муж­чин, но опыт­но­го и лов­ко­го юри­ста сре­ди жен­щин — к это­му типу може­те при­чис­лить и Эбу­ция. Этот Эбу­ций был Цезен­нии… вы дума­е­те, род­ст­вен­ни­ком? — Нима­ло. — Дру­гом-заступ­ни­ком по воле отца или мужа? — Ничуть. — Так чем же? — Вот имен­но тем бла­го­де­те­лем, порт­рет кото­ро­го я дал вам толь­ко что, доб­ро­воль­ным дру­гом этой жен­щи­ны не в силу каких-либо близ­ких отно­ше­ний, а бла­го­да­ря сво­ей напуск­ной услуж­ли­во­сти и при­твор­но­му рве­нию; дру­гом, содей­ст­вие кото­ро­го, нико­гда не будучи бес­ко­рыст­ным, ино­гда было ей выгод­но. — 15. Так вот, когда был назна­чен, как я начал рас­ска­зы­вать, в Риме аук­ци­он, дру­зья и род­ст­вен­ни­ки сове­то­ва­ли Цезен­нии, да и ей самой при­хо­ди­ла эта мысль, не упус­кать удоб­но­го слу­чая купить поме­стье Фуль­ци­ния, смеж­ное с её ста­рин­ным име­ни­ем, тем более, что при разде­ле иму­ще­ства извест­ная сум­ма денег при­шлась бы на её долю; нет воз­мож­но­сти, гово­ри­ли они, луч­ше поме­стить эти день­ги. Так она и реша­ет посту­пить: пору­че­ние купить для неё име­ние она даёт… кому? — А кому бы вы дума­ли? — Конеч­но, вы все сра­зу вспом­ни­те, что это — самое под­хо­дя­щее пору­че­ние для того чело­ве­ка, кото­рый с такой готов­но­стью вёл все дела этой жен­щи­ны, без кото­ро­го было невоз­мож­но заклю­чить какую-либо сдел­ку с доста­точ­ной осто­рож­но­стью и доста­точ­ной поль­зой для неё. VI. 16. Да, вы вер­но сооб­ра­зи­ли; это пору­че­ние даёт­ся Эбу­цию. И вот Эбу­ций появ­ля­ет­ся у аук­ци­он­но­го спис­ка, пред­ла­га­ет цену; осталь­ные охот­ни­ки, кото­рых было нема­ло, усту­па­ют ему, одни в уго­ду Цезен­нии, дру­гие вслед­ст­вие пред­ло­жен­ной им высо­кой цены²⁰; име­ние оста­ёт­ся за Эбу­ци­ем; Эбу­ций же обе­ща­ет бан­ки­ру упла­тить ему день­ги. На его-то свиде­тель­ство этот почтен­ный муж и ссы­ла­ет­ся теперь, утвер­ждая, что име­ние купил он, Эбу­ций; но что же оно дока­зы­ва­ет? Ведь мы не оспа­ри­ва­ем того, что име­ние при аук­ци­оне оста­лось за ним, но с дру­гой сто­ро­ны никто тогда не сомне­вал­ся в том, что оно поку­па­лось для Цезен­нии; боль­шин­ство об этом зна­ло, почти все слы­ха­ли, а кто не слы­хал, тот мог дога­дать­ся, при­ни­мая во вни­ма­ние, что Цезен­нии пред­сто­я­ло полу­чить сум­му денег из того наслед­ства, что выгод­нее все­го было поме­стить эту сум­му в име­ние, что то име­ние было как нель­зя более под­хо­дя­щим для неё²¹, что номи­наль­ным поку­па­те­лем был тот, кото­ро­го все есте­ствен­но долж­ны были счи­тать хода­та­ем Цезен­нии и про кото­ро­го никто не мог подо­зре­вать, что он поку­па­ет для само­го себя. 17. Когда куп­ля состо­я­лась, день­ги были упла­че­ны Цезен­ни­ей. Прав­да, он вооб­ра­жа­ет, что это не может быть дока­за­но, бла­го он рас­пис­ку похи­тил, и ссы­ла­ет­ся на кас­со­вые кни­ги бан­ки­ра, в кото­рых засвиде­тель­ст­во­ва­ны и ссуда ему той сум­мы, и полу­че­ние её бан­ки­ром²² — как буд­то дело мог­ло обсто­ять ина­че. — Когда все про­изо­шло так, как я это опи­сы­ваю, Цезен­ния всту­пи­ла во вла­де­ние име­ни­ем и сда­ла его в арен­ду, спу­стя несколь­ко вре­ме­ни, она вышла за А. Цеци­ну. Затем — я сокра­щаю свой рас­сказ — она уми­ра­ет, остав­ляя заве­ща­ние, по кото­ро­му Цеци­на был сде­лан наслед­ни­ком в раз­ме­ре один­на­дца­ти с поло­ви­ной унций, М. Фуль­ци­ний, отпу­щен­ник её пер­во­го мужа, в раз­ме­ре двух шесту­шек, а Эбу­цию была бро­ше­на шестуш­ка²³. Эту шестуш­ку она оста­ви­ла ему в награ­ду за его рве­ние и хло­поты, буде тако­вые были; он же пола­га­ет, что с этой шестуш­кой он полу­чил в руку рычаг для вся­кой ябеды.

VII. 18. В самом нача­ле сво­их про­ис­ков он имел сме­лость ска­зать, что Цеци­на не может быть наслед­ни­ком Цезен­нии пото­му, что он в сво­их пра­вах состо­я­ния — в срав­не­нии с про­чи­ми граж­да­на­ми — стес­нён; осно­ва­ни­ем для тако­го утвер­жде­ния послу­жи­ла ему невзго­да вола­терран­цев и наши несчаст­ные меж­до­усо­би­цы²⁴. Ну, а Цеци­на, разу­ме­ет­ся, как чело­век роб­кий и неопыт­ный, не обла­дав­ший ни доста­точ­ным муже­ст­вом, ни доста­точ­ным умом, решил, что ему не сто­ит из-за наслед­ства под­вер­гать рис­ку своё граж­дан­ство, и пре­до­ста­вил Эбу­цию взять из иму­ще­ства Цезен­нии сколь­ко ему забла­го­рас­судит­ся… Совер­шен­но напро­тив! как и сле­до­ва­ло ожи­дать от энер­гич­но­го и умно­го чело­ве­ка, он дал его неле­по­му крюч­котвор­ству самый реши­тель­ный отпор: 19. нахо­дясь во вла­де­нии иму­ще­ст­вом, он, ввиду того, что тот слиш­ком уже разду­вал свою шестуш­ку, на пра­вах наслед­ни­ка потре­бо­вал арбит­ра для разде­ла наслед­ства [fa­mi­liae her­cis­cun­dae]²⁵.

Немно­го дней спу­стя тот, видя, что ему не удаст­ся сорвать с А. Цеци­ны взят­ку, пугая его про­цес­са­ми, — объ­яв­ля­ет ему в Риме на фору­ме, что то име­ние, о кото­ром речь была выше и кото­рое он, как мы виде­ли, купил по пору­че­нию Цезен­нии, при­над­ле­жит ему, и что он купил его для себя. — «Что такое? Тебе при­над­ле­жит име­ние, кото­рым безо вся­ких про­те­стов с чьей-либо сто­ро­ны вла­де­ла Цезен­ния в про­дол­же­ние четы­рёх лет, т. е. от вре­ме­ни его про­да­жи до самой её смер­ти?» — «Ну да, — отве­ча­ет он, — так как по заве­ща­нию мужа поль­зо­ва­ние дохо­да­ми с него при­над­ле­жа­ло Цезен­нии». 20. Когда он с таким ковар­ст­вом стал угро­жать ему этим новым про­цес­сом, Цеци­на по сове­ту дру­зей решил усло­вить­ся о дне, когда им сле­до­ва­ло обо­им отпра­вить­ся в спор­ное име­ние с тем, чтобы Цеци­на был, соглас­но обы­чаю, с него уведён [р. 11 пр. 28]. Про­ис­хо­дят пере­го­во­ры; изби­ра­ет­ся тот день, кото­рый был удо­бен для обе­их сто­рон. Цеци­на с дру­зья­ми к сро­ку явля­ет­ся в замок Аксию, неда­ле­ко от кото­ро­го нахо­дит­ся име­ние, о кото­ром идёт речь. Тут он слы­шит от мно­гих людей, что Эбу­ций собрал и воору­жил шай­ку, состо­яв­шую из боль­шо­го чис­ла сво­бод­ных и рабов. Одни удив­ля­лись это­му изве­стию, дру­гие не согла­ша­лись верить — вдруг явля­ет­ся в замок сам Эбу­ций и объ­яв­ля­ет Цецине, что в его рас­по­ря­же­нии име­ют­ся воору­жён­ные люди, и что если он, Цеци­на, при­бли­зит­ся к спор­но­му име­нию, то он более оттуда не вер­нёт­ся. Несмот­ря на это, Цеци­на с дру­зья­ми реши­ли сде­лать попыт­ку про­ник­нуть в име­ние, насколь­ко это было воз­мож­но без опас­но­сти для их жиз­ни; так-то они остав­ля­ют замок и отправ­ля­ют­ся в име­ние. 21. Этот посту­пок может пока­зать­ся небла­го­ра­зум­ным; но он оправ­ды­вал­ся, пола­гаю я, сле­дую­щим сооб­ра­же­ни­ем: никто не верил, чтобы Эбу­ций решил­ся осу­ще­ст­вить на деле свою безум­ную угро­зу.

VIII. Тот все вхо­ды, вед­шие не толь­ко в спор­ное име­ние, но и в сосед­нее, о кото­ром ника­ких спо­ров не было, зани­ма­ет воору­жён­ны­ми. И вот когда Цеци­на хотел про­ник­нуть сна­ча­ла в то ста­рин­ное име­ние (так как через него вела крат­чай­шая доро­га), воору­жён­ные в боль­шом чис­ле пре­гра­ди­ли ему путь. 22. Видя, что его здесь не пус­ка­ют, Цеци­на все-таки отпра­вил­ся по дру­гой доро­ге, кото­рая была сво­бод­на, к тому име­нию, где соглас­но усло­вию долж­но было состо­ять­ся «само­управ­ство»; а надоб­но вам знать, что край­ний уча­сток это­го име­ния окайм­ля­ет­ся пря­мым рядом мас­лин. Когда Цеци­на с дру­зья­ми ста­ли при­бли­жать­ся к ним, тот со все­ми сво­и­ми сила­ми высту­пил им навстре­чу, при­звал к себе сво­его раба Антио­ха и гром­ко при­ка­зал ему убить того, кто про­ник бы далее того ряда мас­лин. Тут Цеци­на, будучи вооб­ще, по мое­му убеж­де­нию, чрез­вы­чай­но рас­суди­тель­ным чело­ве­ком, выка­зал, пола­гаю я, более муже­ства, чем бла­го­ра­зу­мия; хотя он видел тол­пу воору­жён­ных и слы­шал при­ведён­ные выше сло­ва Эбу­ция, всё же он подо­шёл ещё бли­же и даже пере­шаг­нул через рубеж того участ­ка, кото­рый окайм­ля­ли мас­ли­ны. Но тут напал на него Антиох с ору­жи­ем в руках, осталь­ные ста­ли кидать в него и даже сами бро­си­лись ему навстре­чу, так что он дол­жен был отсту­пить. В то же вре­мя и дру­зья и адво­ка­ты его, под вли­я­ни­ем стра­ха [пр. 5], обра­ти­лись в бег­ство, как вы слы­ша­ли от их [т. е. про­тив­ной сто­ро­ны] свиде­те­ля.

23. Так про­изо­шло это дело. Ввиду про­ис­шед­ше­го, пре­тор П. Дола­бел­ла издал обыч­ный интер­дикт, о само­управ­стве с помо­щью воору­жён­ных людей, без вся­ких ого­во­рок²⁶, с без­услов­ным тре­бо­ва­ни­ем, чтобы он водво­рил его во вла­де­нии той зем­лёй, из кото­рой он изгнал его. Он отве­тил, что водво­рил²⁷; состо­я­лась спон­сия; эта-то спон­сия и состав­ля­ет пред­мет ваше­го суда.

Par­ti­tio. IX. Жела­тель­нее все­го было бы для Цеци­ны, реку­пе­ра­то­ры, не иметь ника­ких иму­ще­ст­вен­ных спо­ров; затем — иметь их с чело­ве­ком менее бес­со­вест­ным; затем — иметь их с чело­ве­ком не менее нера­зум­ным. Дей­ст­ви­тель­но, насколь­ко нам вредит его бес­со­вест­ность, настоль­ко нас выру­ча­ет его нера­зу­мие. Он был бес­со­ве­стен тем, что набрал шай­ку, дал ей ору­жие, вос­поль­зо­вал­ся собран­ны­ми и воору­жён­ны­ми людь­ми для само­управ­ства; этим он нанёс ущерб Цецине, но заод­но и при­шёл ему на помощь: он зару­чил­ся свиде­те­ля­ми для сво­их бес­со­вест­ных дей­ст­вий и здесь, перед судом, поль­зу­ет­ся их пока­за­ни­я­ми²⁸. 24. Поэто­му я решил, судьи, преж­де чем перей­ти к моим дока­за­тель­ствам и моим свиде­те­лям, вос­поль­зо­вать­ся его при­зна­ни­ем и пока­за­ни­я­ми его свиде­те­лей. Он при­зна­ёт­ся, ведь, и при­зна­ёт­ся так охот­но, как буд­то дело шло не о при­зна­нии, а о доб­ро­воль­ном заяв­ле­нии, «да, я созвал этих людей, собрал их, дал им ору­жие, под стра­хом⁵ смер­ти запре­тил тебе при­бли­зить­ся, с ору­жи­ем в руках — да, с ору­жи­ем (так гово­рит он перед судом) отбро­сил тебя и заста­вил тебя бежать». А что гово­рят его свиде­те­ли? П. Вети­лий, род­ст­вен­ник Эбу­ция, гово­рит, что он явил­ся к Эбу­цию в каче­стве адво­ка­та [р. 2 пр. 1] вме­сте с воору­жён­ны­ми раба­ми. А затем что? Что воору­жён­ных было нема­ло. А что ещё? Что Эбу­ций угро­жал Цецине. Что мне ска­зать об этом свиде­те­ле? Оста­ёт­ся толь­ко попро­сить вас, реку­пе­ра­то­ры, чтобы вы не отка­зы­ва­ли ему в дове­рии на том осно­ва­нии, что он вооб­ще счи­та­ет­ся не очень поло­жи­тель­ным чело­ве­ком, а напро­тив, пове­ри­ли ему, имея в виду, что он, будучи свиде­те­лем про­тив­ной сто­ро­ны, дока­зы­ва­ет то, что все­го менее для неё выгод­но. 25. А. Терен­ций, дру­гой свиде­тель, обви­ня­ет в очень сквер­ном поступ­ке не толь­ко Эбу­ция, но и себя само­го: Эбу­ция он сра­мит пока­за­ни­ем, что у него была воору­жён­ная шай­ка, про себя же он с гор­до­стью заяв­ля­ет, что он дал Антио­ху, рабу Эбу­ция, при­ка­за­ние, чтобы он с ору­жи­ем в руках бро­сил­ся на Цеци­ну при его при­бли­же­нии. Что мне более о нём гово­рить? Рань­ше я, несмот­ря на все прось­бы Цеци­ны, не хотел рас­ска­зы­вать это­го его подви­га, чтобы не пока­за­лось, что я обви­няю его в уго­лов­ном деле; теперь же, когда он сам под при­ся­гой заяв­ля­ет о нём, я сам не знаю, как мне о нём гово­рить, но и не вижу воз­мож­но­сти умол­чать. 26. Затем Л. Целий пока­зы­ва­ет как о том, что у Эбу­ция было изряд­ное чис­ло воору­жён­ных, так и о том, что Цеци­на при­вёл с собой лишь немно­гих адво­ка­тов. X. Мне ли воз­ра­жать это­му свиде­те­лю? Напро­тив, я про­шу вас верить ему так же, как и моим соб­ст­вен­ным свиде­те­лям. За ним идёт П. Мем­мий; он упо­мя­нул о зна­чи­тель­ной услу­ге, кото­рую он ока­зал дру­зьям Цеци­ны тем, что поз­во­лил им спа­стись через име­ние сво­его бра­та, когда они все бежа­ли, пора­жён­ные стра­хом⁵. Это­му свиде­те­лю я вдвойне бла­го­да­рен, и за его доб­рое серд­це во вре­мя самой рас­пра­вы, и за его чест­ность здесь на суде. 27. Затем, А. Ати­лий и его сын Л. Ати­лий под­твер­жда­ют сво­и­ми пока­за­ни­я­ми при­сут­ст­вие там воору­жён­ных рабов и при­со­во­куп­ля­ют, что они при­ве­ли сво­их; мало того: из их пока­за­ний вид­но, что, когда Эбу­ций угро­жал Цецине смер­тью, Цеци­на наста­и­вал на тре­бо­ва­нии, чтобы состо­я­лось «уведе­ние соглас­но обы­ча­ям» [§ 20]. То же самое пока­зы­ва­ет и П. Рути­лий, раду­ясь тому, что нако­нец нашёл­ся слу­чай, когда суд даст веру его пока­за­нию²⁹. Сле­дую­щие два свиде­те­ля ниче­го не пока­за­ли о само­управ­стве; их пока­за­ния каса­лись само­го пред­ме­та само­управ­ства, имен­но куп­ли того име­ния: как П. Цезен­ний³⁰, про­да­вец (auc­tor) того име­ния, свиде­тель вес­кий, но более сво­им телом, чем сво­им авто­ри­те­том, так и бан­кир С. Кло­дий, по про­зви­щу Фор­ми­он³¹, лукав­ст­вом и само­уве­рен­но­стью не усту­паю­щий сво­е­му тёз­ке в комедии Терен­ция — оба они умол­ча­ли о само­управ­стве и вооб­ще о том, что состав­ля­ет пред­мет ваше­го суда³². 28. Что же каса­ет­ся деся­то­го³³, то им высту­пил все­ми ожи­дае­мый и при­бе­ре­жён­ный напо­сле­док сена­тор рим­ско­го наро­да, кра­са все­го сосло­вия, гор­дость и укра­ше­ние судов, обра­зец ста­рин­ной чест­но­сти, Фиди­ку­ла­ний Фаль­ку­ла. Он явил­ся сюда в очень сер­ди­том и пыл­ком настро­е­нии и не толь­ко вредил Цецине сво­ей лжи­вой при­ся­гой, но и на меня, каза­лось, был зол; я же сде­лал его столь крот­ким и сми­рен­ным, что он, как пом­нит­ся, не посмел повто­рить сво­его отве­та на мой вопрос, сколь­ко «тысяч шагов» от горо­да до его име­ния. Он отве­тил было: «Без мало­го пять­де­сят тысяч», как вдруг народ с друж­ным сме­хом закри­чал: «Нет, пол­но­стью!» — все пом­ни­ли, сколь­ко он полу­чил в деле Аль­бия. 29. Что мне ска­зать о нем? Сам он не отри­ца­ет, что он явил­ся судить в уго­лов­ную комис­сию, не будучи её чле­ном, и что он в этой комис­сии, не успев озна­ко­мить­ся с делом и имея воз­мож­ность потре­бо­вать отсроч­ки (amplia­tio), объ­явил, что все для него ясно; что он, решив­шись про­из­не­сти при­го­вор по неиз­вест­но­му ему делу, пред­по­чёл осудить обви­ня­е­мо­го, чем оправ­дать его, что он, ста­ло быть, пред­ло­жил свои услу­ги не для того, чтобы озна­ко­мить­ся с делом, а для того, чтобы вос­пол­нить чис­ло обви­ня­ю­щих голо­сов, так как под­суди­мый не был бы осуж­дён, если бы их было хотя бы одним менее. Мож­но ли про­из­не­сти про­тив кого-либо более силь­ное обви­не­ние, чем утвер­ждая, что он за день­ги согла­сил­ся осудить чело­ве­ка, кото­ро­го он не знал ни в лицо, ни пона­слыш­ке? Может ли, с дру­гой сто­ро­ны, обви­не­ние быть силь­нее дока­за­но, чем невоз­мож­но­стью для обви­ня­е­мо­го оспа­ри­вать его даже про­стым дви­же­ни­ем голо­вы? — 30. Но что же пока­зал этот свиде­тель? В то вре­мя, как все свиде­те­ли до него пока­зы­ва­ли, что воору­жён­ных было у Эбу­ция нема­ло, он один пока­зал, что их не было вовсе — ясно давая вам понять, что его душа не при­сут­ст­во­ва­ла на пре­ни­ях и след­ст­вии, а вита­ла тем вре­ме­нем у како­го-нибудь под­суди­мо­го³⁴. В пер­вое вре­мя я поду­мал: «Каков, одна­ко, хит­рец! Он пре­крас­но созна­ёт, в чем состо­ит гни­лое место их дела; его про­мах заклю­ча­ет­ся лишь в том, что он про­ти­во­ре­чит всем свиде­те­лям, пока­зы­вав­шим до него». Но вот он, вер­ный сво­е­му нра­ву, пока­зы­ва­ет, что толь­ко его соб­ст­вен­ные рабы были воору­же­ны. XI. Что делать с таким чело­ве­ком? Ино­гда мож­но допу­стить, чтобы гнев, вызван­ный неве­ро­ят­ной бес­со­вест­но­стью чело­ве­ка, смяг­чал­ся ввиду его неве­ро­ят­ной глу­по­сти.

31. Этим ли свиде­те­лям, реку­пе­ра­то­ры, отка­зы­ва­ли вы в дове­рии, когда объ­яв­ля­ли дело недо­ста­точ­но выяс­нен­ным? Но ведь прав­ди­вость их пока­за­ний никем не оспа­ри­ва­лась. — Или же вы недо­уме­ва­ли, мож­но ли в набран­ной шай­ке, в ору­жии, в угро­зах немед­лен­ной смер­тью, в несо­мнен­но пред­сто­яв­шей резне усмот­реть налич­ность само­управ­ства? Но в чём же заклю­ча­ет­ся само­управ­ство, если не в этом? — Или, может быть, вы пре­кло­ни­лись перед защи­той: «Я не про­гнал, а толь­ко не допу­стил: я не доз­во­лил тебе вой­ти в име­ние, заняв его воору­жён­ны­ми людь­ми и давая тебе понять, что тебе при­дёт­ся погиб­нуть, лишь толь­ко твоя нога кос­нёт­ся его»? В самом деле? Тот, кто был отбро­шен с помо­щью ору­жия, был обра­щён в бег­ство, был при­нуж­дён отсту­пить, тот, по-ваше­му, не про­гнан? 32. Но о сло­вах поспо­рим потом, теперь же рас­смот­рим самое дело, собы­тия кото­ро­го они не отри­ца­ют, и поста­ра­ем­ся опре­де­лить его юриди­че­ский харак­тер и фор­му иска, кото­рая ему соот­вет­ст­ву­ет.

Pro­ba­tio ex cau­sa, часть I. Фак­ти­че­ская под­клад­ка дела, о кото­рой у нас спо­ра с про­тив­ной сто­ро­ной нет, состо­ит в том, что Цеци­на, явив­шись в услов­лен­ный день и час для того, чтобы мог­ло про­изой­ти закон­ное «само­управ­ство и уведе­ние», был отбро­шен и недо­пу­щен путём само­управ­ства с помо­щью собран­ных и воору­жён­ных людей. Раз удо­сто­ве­рив это, я — допу­стим, что я чело­век несве­ду­щий в граж­дан­ском пра­ве, пол­ный невеж­да по части тяжб и судов, — вооб­ра­жаю, что фор­мой мое­го иска долж­на быть та, чтобы я на осно­ва­нии интер­дик­та отста­и­вал своё пра­во и тре­бо­вал удо­вле­тво­ре­ния за при­чи­нён­ную мне тобою обиду. Но пусть я оши­ба­юсь, пусть я никак не могу, на осно­ва­нии это­го интер­дик­та, добить­ся того, что я хочу; будь же ты в этом деле моим учи­те­лем. Я спра­ши­ваю тебя, есть ли тому иск, или нет. 33. Ведь не сле­ду­ет созы­вать людей в спо­рах об иму­ще­стве, не доз­во­ля­ет­ся воору­жать шай­ку для того, чтобы отста­и­вать свои пра­ва: само­управ­ство — пря­мая про­ти­во­по­лож­ность пра­ву, шай­ка воору­жён­ных людей — пря­мое отри­ца­ние закон­но­сти. XII. При таком поло­же­нии дела, при­ни­мая во вни­ма­ние, что оно, в силу сво­его харак­те­ра, долж­но быть на пер­вом плане пред­у­смот­ре­но маги­ст­ра­том, я вто­рич­но тебя спра­ши­ваю, есть ли по это­му делу иск или нет. Ты ска­жешь, нет? Это инте­рес­но: чело­век в спо­кой­ное и мир­ное вре­мя наби­ра­ет шай­ку, зару­ча­ет­ся помо­щью мно­го­чис­лен­ной дру­жи­ны, созы­ва­ет мас­су людей, воору­жа­ет их, снаб­жа­ет их всем необ­хо­ди­мым, обра­ща­ет­ся про­тив без­оруж­ных людей, при­шед­ших на осно­ва­нии пред­ва­ри­тель­но­го согла­ше­ния для совер­ше­ния закон­но­го акта, с помо­щью ору­жия, людей, угроз и опас­но­сти для их жиз­ни застав­ля­ет их отсту­пить, бежать, уда­лить­ся — и затем гово­рит вот что: 34. «Да, я сде­лал всё то, о чем ты гово­ришь; да, это посту­пок мятеж­ный, дерз­кий, опас­ный для обще­го бла­га; но ты вол­ну­ешь­ся пона­прас­ну: он сой­дёт для меня без­на­ка­зан­но, на осно­ва­нии граж­дан­ско­го и пре­тор­ско­го пра­ва³⁵ ты не можешь при­влечь меня к ответ­ст­вен­но­сти». В самом деле? Реку­пе­ра­то­ры! Неуже­ли вы буде­те тер­пе­ли­во слу­шать такую защи­ту, неуже­ли вы доз­во­ли­те, чтобы такие вещи по несколь­ку раз гово­ри­лись перед вашим суди­ли­щем? Воз­мож­но ли допу­стить, чтобы наши пред­ки — эти столь муд­рые и столь тща­тель­ные люди, пред­у­смот­рев­шие в сво­их поста­нов­ле­ни­ях мель­чай­шие пра­во­вые отно­ше­ния (не гово­ря уже о таких круп­ных) со все­ми их оттен­ка­ми и назна­чив­шие каж­до­му соот­вет­ст­вен­ную фор­му иска — чтобы они оста­ви­ли без вни­ма­ния такое вопи­ю­щее бес­чин­ство и, давая мне иск к чело­ве­ку, кото­рый с ору­жи­ем в руках заста­вил бы меня вый­ти из мое­го дома, не дали бы мне иска к чело­ве­ку, кото­рый не впу­стил бы меня в мой дом? 35. Не гово­рю пока о деле Цеци­ны, остав­ляю в сто­роне наши пра­ва на вла­де­ние³⁶; весь вопрос, Г. Пизон³⁷, в тво­ей защи­те.

Ты заяв­ля­ешь и реша­ешь, что если бы Цеци­на, нахо­дясь в име­нии, был про­гнан из него, то его сле­до­ва­ло бы водво­рить обрат­но в силу это­го интер­дик­та; но что теперь он никак не может счи­тать­ся про­гнан­ным из того места, где он не нахо­дил­ся, и что мы, поэто­му, этим интер­дик­том ниче­го не достиг­ли. Ска­жи же мне, если сего­дня же, когда ты отпра­вишь­ся обрат­но домой, шай­ка воору­жён­ных людей не даст тебе не толь­ко пере­сту­пить порог тво­е­го дома и вой­ти в него, но даже подой­ти к пло­щад­ке, что перед глав­ным вхо­дом — какую фор­му иска избе­рёшь ты. Мой друг Л. Каль­пур­ний сове­ту­ет тебе избрать ту самую фор­му, кото­рую он сам пред­ло­жил рань­ше³⁸: фор­му иска об оскорб­ле­нии (inju­ria­rum). Но какое же отно­ше­ние име­ет он к вопро­су о вла­де­нии, какое отно­ше­ние к водво­ре­нию чело­ве­ка, име­ю­ще­го пра­во на это водво­ре­ние, какое отно­ше­ние, нако­нец, к граж­дан­ско­му пра­ву вооб­ще? — «Всё же в видах остраст­ки и кары для винов­ни­ка ты можешь вчи­нить иск об оскорб­ле­нии»³⁹. — Я согла­сен сде­лать тебе ещё бо́льшую уступ­ку: допу­стим, что ты не толь­ко вчи­нил иск, но и выиг­рал его: что же даль­ше? раз­ве ты достиг­нешь этим воз­вра­ще­ния тебе тво­е­го добра? Ведь иск об оскорб­ле­нии не име­ет пред­ме­том вопро­са о вла­де­нии, он даёт тебе лишь воз­мож­ность най­ти в осуж­де­нии и нака­за­нии обид­чи­ка удо­вле­тво­ре­ние за обиду, кото­рая была нане­се­на тебе стес­не­ни­ем тво­ей сво­бо­ды. — XIII. 36. А что же делать пре­то­ру, Пизон? Дол­жен ли он мол­чать в таком важ­ном деле? Дол­жен ли он быть лишён средств водво­рить тебя во вла­де­нии тво­им домом? Он, кото­рый в про­дол­же­ние целых дней или запре­ща­ет само­управ­ство, или при­ка­зы­ва­ет вос­ста­но­вить нару­шен­ный само­управ­ст­вом порядок вещей, кото­рый изда­ёт интер­дик­ты о кана­вах, о кло­аках, о малей­ших недо­ра­зу­ме­ни­ях, воз­ни­каю­щих по пово­ду поль­зо­ва­ния водо­про­во­да­ми и доро­га­ми⁴⁰, — он вне­зап­но дол­жен замол­чать, дол­жен быть постав­лен в без­вы­ход­ное поло­же­ние при столь воз­му­ти­тель­ном деле? В то вре­мя, как Г. Пизо­ну пре­граж­дён доступ к его дому, и пре­граж­дён шай­кой воору­жён­ных людей, пре­тор дол­жен быть лишён воз­мож­но­сти помочь ему, оста­ва­ясь в ука­зан­ных обы­ча­ем и при­ме­ра­ми про­шло­го пре­де­лах?⁴¹ — В самом деле, что может он ска­зать, чего можешь потре­бо­вать от него ты, сде­лав­шись жерт­вой столь жесто­кой обиды? Интер­дик­та куда путём само­управ­ства не был впу­щен…? Никто нико­гда таких интер­дик­тов не изда­вал; это было бы нечто новое, не толь­ко неупотре­би­тель­ное, но и пря­мо неслы­хан­ное. Ста­ло быть, интер­дик­та откуда был про­гнан…? Но какая же тебе поль­за от него, если твои про­тив­ни­ки отве­тят тебе то самое, что ты теперь отве­ча­ешь мне, что они с ору­жи­ем в руках пре­гра­ди­ли тебе доступ к дому, про­гнан­ным же из дома не может счи­тать­ся тот, кто вовсе не вхо­дил в дом. — 37. «Нет, — отве­тишь ты, — если кто про­го­ня­ет из мое­го дома кого бы то ни было из моих, то он этим самым про­го­ня­ет и меня»⁴². — Спа­си­бо и за это: ты, таким обра­зом отсту­па­ешь от бук­вы зако­на и допус­ка­ешь его сооб­раз­ное с вида­ми пра­во­судия тол­ко­ва­ние. Дей­ст­ви­тель­но, если сле­до­вать бук­ве, то мож­но ли счи­тать про­гнан­ным тебя, когда про­го­ня­ет­ся твой раб? Но ты прав: я дол­жен счи­тать тебя про­гнан­ным, даже если тебя вовсе не кос­ну­лись. Так ведь? Ска­жи же теперь: если из тво­их людей тоже ни один не был про­гнан, если все они были забот­ли­во задер­жа­ны внут­ри дома, если тебе одно­му был пре­граж­дён доступ к тво­е­му дому, тебя одно­го они путём само­управ­ства и с ору­жи­ем в руках про­гна­ли, — какой фор­мой иска мож­но будет тебе вос­поль­зо­вать­ся? Той ли, кото­рой вос­поль­зо­ва­лись и мы, или дру­гой, или ника­кой? Что нет ника­кой фор­мы иска про­тив столь явной и столь круп­ной обиды — это­го ты, как чело­век умный и почтен­ный, не ска­жешь; если есть какая-нибудь дру­гая, ускольз­нув­шая от нас, то ска­жи, в чём она заклю­ча­ет­ся, я рад учить­ся; 38. если нет дру­гой, кро­ме той, кото­рой вос­поль­зо­ва­лись и мы, то это зна­чит, что ты сам при­суж­да­ешь нам победу. Не можешь же ты ска­зать, что при тех же обсто­я­тель­ствах, в силу того же интер­дик­та, ты дол­жен быть водво­рён, а Цеци­на — нет; для всех ясно, что никто не может спо­кой­но обла­дать сво­им доб­ром, если бы смысл наше­го интер­дик­та, хотя бы в малей­шей сво­ей части­це, пре­тер­пел огра­ни­че­ние или был при­знан сомни­тель­ным, если бы столь авто­ри­тет­ные люди сво­им при­го­во­ром при­зна­ли закон­ным совер­шён­ное с помо­щью воору­жён­ной шай­ки само­управ­ство, не пото­му, чтобы факт воору­жён­ной рас­пра­вы был оспа­ри­ва­ем, а пото­му, что сло­ва интер­дик­та пода­ли повод к сомне­нию. Неуже­ли вы реши­те дело в поль­зу того, кто так защи­ща­ет­ся перед вами: «Я ото­гнал тебя с помо­щью воору­жён­ной шай­ки, но не про­гнал», — допус­кая, чтобы винов­ник тако­го зло­де­я­ния искал спа­се­ния для себя не в убеди­тель­но­сти сво­ей защи­ты, а в трёх бук­вах фор­му­лы? 39. Неуже­ли вы реши­те, что нет суда, нет закон­ной жало­бы на чело­ве­ка, кото­рый не даёт дру­го­му про­пус­ка с помо­щью воору­жён­ных людей, кото­рый, набрав шай­ку, пре­граж­да­ет дру­го­му не толь­ко вход, но и доступ к его зем­ле? — XIV. Пред­ло­жу вам дру­гой вопрос: ска­жи­те, в чём заклю­ча­ет­ся тут суще­ст­вен­ная раз­ни­ца, буду ли я про­гнан уже после того, как я всту­пил в своё име­ние и оста­вил там отпе­ча­ток сво­их ног, или же мне путём того же само­управ­ства и с тем же ору­жи­ем в руках вый­дут навстре­чу зара­нее, не давая мне не толь­ко всту­пить в своё име­ние, но даже видеть его и дышать его возду­хом? В чём тут раз­ни­ца, если вы тому, кото­рый про­гнал вошед­ше­го уже, при­ка­зы­ва­е­те водво­рить его обрат­но, а тому, кото­рый ото­гнал наме­ре­ваю­ще­го­ся вой­ти, не при­ка­зы­ва­е­те? 40. Поду­май­те же, ради бес­смерт­ных богов, какое пра­во созда­ё­те вы для нас, в какое поло­же­ние ста­ви­те себя самих, какой закон вы изда­ё­те для все­го государ­ства! Для всех про­ступ­ков в ука­зан­ном роде есть толь­ко одна фор­ма иска — та, кото­рой вос­поль­зо­ва­лись мы; если она недей­ст­ви­тель­на или непри­год­на к наше­му делу, то мож­но ли пред­ста­вить себе людей более бес­печ­ных или более бли­зо­ру­ких, чем наши пред­ки, коль ско­ро они или вовсе не пред­у­смот­ре­ли ника­кой фор­мы для столь тяж­ко­го про­ступ­ка, или же опре­де­ли­ли такую, кото­рая в силу слов фор­му­лы не доста­точ­но широ­ка, чтобы быть при­ме­ни­ма к наше­му делу и его юриди­че­ско­му харак­те­ру? Опас­но уни­что­жать наш интер­дикт; соблаз­ни­тель­но делать воз­мож­ным такой акт, кото­рый, раз будучи совер­шён с помо­щью ору­жия, уже не может быть объ­яв­лен недей­ст­ви­тель­ным путём суда; но все­го воз­му­ти­тель­нее при­пи­сы­вать муд­рей­шим в мире мужам такую бли­зо­ру­кость, объ­яв­лять путём судеб­но­го при­го­во­ра, что наши пред­ки не пред­у­смот­ре­ли пра­во­во­го харак­те­ра наше­го дела и не нашли для него под­хо­дя­щей фор­мы иска⁴³.

41. «Жалуй­тесь сколь­ко угод­но, — гово­рит он, — а всё же этот интер­дикт к Эбу­цию непри­ме­ним». — Поче­му так? — «Пото­му, что Цеци­на не сде­лал­ся жерт­вой само­управ­ства»⁴⁴. — Раз­ве мож­но утвер­ждать, что в насто­я­щем деле при налич­но­сти ору­жия, собран­ной шай­ки, воору­жён­ных людей, рас­став­лен­ных с опре­де­лён­ным пла­ном в опре­де­лён­ных местах, угроз, опас­но­сти для жиз­ни, стра­ща­ния смер­тью — нет соста­ва само­управ­ства? — «Да, — гово­ришь ты, — никто не был ни убит, ни ранен». — Что это такое? Ведь речь идёт об иму­ще­ст­вен­ном спо­ре, об акте пра­во­судия меж­ду част­ны­ми людь­ми — а ты отри­ца­ешь факт само­управ­ства на том осно­ва­нии, что не было убий­ства и рез­ни? Я же ска­жу тебе, что не раз даже гро­мад­ные вой­ска были обра­щае­мы в бег­ство вслед­ст­вие одно­го ужа­са, кото­рый наво­дил на них натиск вра­га, при­чём ни один сол­дат не был ни убит, ни ранен. XV. 42. Дей­ст­ви­тель­но, судьи, не там лишь сле­ду­ет усмат­ри­вать само­управ­ство, где постра­да­ло наше тело, наша жизнь, но в боль­шей ещё мере там, где мы, под вли­я­ни­ем чисто душев­но­го стра­ха, вызван­но­го угро­за­ми пре­дать нас смер­ти, при­нуж­де­ны поки­нуть зани­мае­мое нами место и поло­же­ние. Так неод­но­крат­но ране­ные, чув­ст­вуя поте­рю сил, всё же не усту­па­ют духом и не остав­ля­ют места, кото­рое они реши­ли отста­и­вать; зато, с дру­гой сто­ро­ны, люди здра­вые и невреди­мые дают обра­тить себя в бег­ство; отсюда вид­но, что те, дух кото­рых был напу­ган, испы­та­ли сугу­бое наси­лие в срав­не­нии с теми, плоть кото­рых была ране­на. 43. А если мож­но назы­вать «насиль­ст­вен­но про­гнан­ны­ми» вой­ска, кото­рые бежа­ли под вли­я­ни­ем стра­ха и — часто неосно­ва­тель­но­го — пред­по­ло­же­ния о бли­зо­сти опас­но­сти; если мы и виде­ли, и слы­ша­ли, что боль­шие армии были обра­ще­ны в бег­ство не толь­ко во вре­мя схват­ки, столк­нув­шись щита­ми, всту­пив в руко­паш­ную, под гра­дом уда­ров и стрел, но неред­ко так­же при бое­вом кри­ке непри­я­тель­ских сол­дат, при виде их рядов и зна­мён; — то мож­но ли то, что назы­ва­ет­ся наси­ли­ем на войне, не назы­вать наси­ли­ем в мире? мож­но ли то побуж­де­ние, кото­рое при­зна­ет­ся вес­ким в воен­ном деле, объ­явить мало­важ­ным для граж­дан­ско­го пра­ва? мож­но ли ту силу, перед кото­рой усту­па­ют вой­ска, счи­тать недо­ста­точ­ной для несколь­ких обле­чён­ных в тогу адво­ка­тов? осно­ва­тель­но ли видеть при­знак этой силы в одной лишь телес­ной ране, а не в душев­ном стра­хе? 44. осно­ва­тель­но ли тре­бо­вать налич­но­сти ран, когда удо­сто­ве­ре­но бег­ство? А удо­сто­ве­ре­но оно тво­им соб­ст­вен­ным свиде­те­лем, кото­рый пока­зал, что он помог най­ти нашим адво­ка­там, «бежав­шим под вли­я­ни­ем стра­ха», доро­гу, по кото­рой они мог­ли спа­стись. [§ 26]. Итак, они не толь­ко про­си­ли, чтобы им дали бежать, но так­же, чтобы им ука­за­ли доро­гу, по кото­рой они мог­ли бы бежать без­опас­но; как же после это­го мож­но ска­зать, что они не сде­ла­лись жерт­ва­ми наси­лия? Зачем же бежа­ли они? Под вли­я­ни­ем стра­ха. А чего боя­лись они? Конеч­но, наси­лия. Мож­но ли, при­зна­вая послед­ние зве­нья этой цепи, отвер­гать пер­вые? Вы созна­ё­тесь, что они в испу­ге бежа­ли; при­чи­ной бег­ства и вы, согла­ша­ясь с нашим еди­но­душ­ным пред­по­ло­же­ни­ем, счи­та­е­те ору­жие, шай­ку, напа­де­ние воору­жён­ных людей; мож­но ли, при­зна­вая собы­тие все­го это­го, отри­цать состав само­управ­ства?

XVI. 45. Мало того. Есть у нас ста­рин­ный обы­чай, кото­ро­му наши пред­ки сле­до­ва­ли во мно­гих делах: если обе спо­ря­щие сто­ро­ны схо­дят­ся для совер­ше­ния [закон­но­го] само­управ­ства, и одна из них, хотя бы изда­ли, заме­тит воору­жён­ных людей — она тот­час состав­ля­ет прото­кол и ухо­дит, счи­тая себя в пол­ном пра­ве заклю­чить спон­сию по фор­му­ле если ока­жет­ся, что не было совер­ше­но само­управ­ства вопре­ки эдик­ту пре­то­ра⁴⁵. Види­те? Доста­точ­но убедить­ся в при­сут­ст­вии воору­жён­ных, чтобы дока­зать состав само­управ­ства; а попасть­ся им в руки, по ваше­му, недо­ста­точ­но? Один вид воору­жён­ных оправ­ды­ва­ет обви­не­ние в само­управ­стве; а их напа­де­ние и натиск, по-ваше­му, его не оправ­ды­ва­ет? Лег­че будет дока­зать факт само­управ­ства, жерт­вой кото­ро­го он сде­лал­ся, тому, кто пре­спо­кой­но ушёл от него, неже­ли тому, кто при­нуж­дён был бежать? 46. Я же утвер­ждаю вот что: если бы в ту самую мину­ту, когда Эбу­ций в том зам­ке [§ 20] ска­зал Цецине, что он набрал шай­ку и воору­жил её, и что он, Цеци­на, более не вер­нёт­ся, если взду­ма­ет отпра­вить­ся туда — если бы, повто­ряю, Цеци­на в ту самую мину­ту ушёл, то и тогда вы не мог­ли бы сомне­вать­ся в том, что Цеци­на стал жерт­вой само­управ­ства⁴⁶; ещё менее мог­ли бы вы сомне­вать­ся в этом, если бы он ушёл после того, как изда­ли завидел воору­жён­ных. Под само­управ­ст­вом я разу­мею всё то, что под стра­хом опас­но­сти или застав­ля­ет нас уйти откуда бы то ни было, или меша­ет нам куда бы то ни было подой­ти. Если вы с этим не соглас­ны, то вам при­дёт­ся поста­но­вить, что не был жерт­вой само­управ­ства тот, кто сохра­нил свою жизнь; вам при­дёт­ся объ­явить пра­ви­лом для всех иму­ще­ст­вен­ных спо­ров, чтобы сто­ро­ны всту­па­ли в бой с ору­жи­ем в руках, имея в виду, что, как на войне тру­сов ожи­да­ет нака­за­ние по при­ка­зу пол­ко­во­д­ца, так и перед судом бежав­шие постав­ле­ны в худ­шие усло­вия, чем те, кото­рые сра­жа­лись до послед­ней воз­мож­но­сти. 47. Нет! когда мы в раз­го­во­ре о пра­во­вых отно­ше­ни­ях, о закон­ных иму­ще­ст­вен­ных спо­рах употреб­ля­ем сло­во «наси­лие», то тако­вым дол­жен счи­тать­ся даже малей­ший при­знак неза­кон­но­го при­нуж­де­ния. Если я видел хотя бы неболь­шое чис­ло воору­жён­ных, то я этим удо­сто­ве­рил гру­бое наси­лие; если я отсту­пил в стра­хе перед ору­жи­ем хотя бы одно­го чело­ве­ка, то это зна­чит, что меня насиль­ст­вен­но «про­гна­ли» и вытес­ни­ли⁴⁷. Если вы ста­не­те на эту точ­ку зре­ния, то впредь не най­дёт­ся охот­ни­ков не толь­ко захва­ты­вать чужое вла­де­ние с ору­жи­ем в руках, но даже ока­зы­вать воору­жён­ное сопро­тив­ле­ние дру­гим. Если же вы отка­же­тесь усмат­ри­вать наси­лие и само­управ­ство там, где дело обо­шлось без убий­ства, ран и кро­во­про­ли­тия, то вы этим реши­те, что люди долж­ны жерт­во­вать жиз­нью из-за прав вла­де­ния.

XVII. 48. Но по вопро­су о наси­лии ты сам, Эбу­ций, будешь нашим судьёй. Будь столь любе­зен, отве­чай: как ты дума­ешь, не хотел тогда Цеци­на вой­ти в име­ние, или не мог? При­зна­ва­ясь, что ты «не впу­стил» и ото­гнал его, ты заод­но при­зна­ёшь, по край­ней мере, налич­ность жела­ния с его сто­ро­ны. Но если так, то можешь ли ты ска­зать, что не наси­лие послу­жи­ло ему пре­пят­ст­ви­ем, коль ско­ро ему, желав­ше­му вой­ти и при­шед­ше­му имен­но с этой целью, шай­ка людей пре­гра­ди­ла доступ? Ведь если он никак не мог испол­нить того, чего он очень силь­но желал, то уж, конеч­но, надоб­но допу­стить, что пре­пят­ст­ви­ем ока­за­лась какая-нибудь сила а то как же ты объ­яс­нишь, что он при всём сво­ём жела­нии вой­ти не вошёл?⁴⁸

Pro­ba­tio ex cau­sa, часть II. 49. Итак, налич­но­сти само­управ­ства ты отри­цать не можешь: спра­ши­ва­ет­ся теперь, мож­но ли при­ме­нить гла­гол deji­ce­re⁴⁹ к чело­ве­ку, кото­ро­му был пре­граж­дён доступ. «Тот, — гово­ришь ты, — к кото­ро­му мы при­ме­ня­ем этот гла­гол, дол­жен быть вытес­нен, выгнан с того места, о кото­ром идёт речь; а это никак не может слу­чить­ся с чело­ве­ком, кото­рый вооб­ще нико­гда не был на том месте, с кото­ро­го он, по его сло­вам, dejec­tus est». Пре­крас­но. Допу­стим теперь, что он был там и бежал оттуда под вли­я­ни­ем стра­ха⁵, завидев воору­жён­ных людей; мог бы ты про него ска­зать, что он dejec­tus? — «Да». — Вот как! Ты, столь щепе­тиль­но и лука­во решаю­щий спо­ры на осно­ва­нии тре­бо­ва­ний… не спра­вед­ли­во­сти, а грам­ма­ти­ки, ты, стро­я­щий своё тол­ко­ва­ние пра­во­вых поста­нов­ле­ний не на потреб­но­стях обще­ст­вен­но­го бла­га, а на бук­вах, ты осме­ли­ва­ешь­ся ска­зать, что dejec­tus тот, к кото­ро­му даже не при­кос­ну­лись? — Но, быть может, ты ска­жешь, что он det­ru­sus? Дей­ст­ви­тель­но, пре­то­ры рань­ше поль­зо­ва­лись этим сло­вом в нашем интер­дик­те⁵⁰. Но так ли это? Мож­но ли при­ме­нять гла­гол det­ru­de­re к тому, кото­ро­го даже не каса­ют­ся? Если уже судить по зна­че­нию сло­ва, то необ­хо­ди­мо разу­меть под det­ru­sus того, на кого были нало­же­ны руки, — да, да: если стро­го при­уро­чи­вать поня­тие к сло­ву, то нель­зя под det­ru­sus пони­мать кого-либо кро­ме того, кого схва­ти­ли рукой, насиль­ст­вен­но сдви­ну­ли с того места, где он сто­ял, дав ему такой тол­чок, что он стрем­глав поле­тел. 50. А уже dejec­tus подав­но может быть назван лишь тот, кого с более высо­ко­го места сбро­си­ли вниз; в про­тив­ном слу­чае он будет «выгнан» (pul­sus), «обра­щён в бег­ство» (fu­ga­tus), пожа­луй даже «изгнан» (ejec­tus); но назвать dejec­tus чело­ве­ка, не толь­ко если он не был тро­нут, но даже если он под­верг­ся наси­лию на ров­ном и глад­ком месте, нико­им обра­зом невоз­мож­но. Как же по-тво­е­му? Сле­ду­ет ли допу­стить, что пре­то­ры изда­ли этот интер­дикт в поль­зу тех, кото­рые могут пока­зать, что они с воз­вы­шен­но­стей были сбро­ше­ны вниз (так как толь­ко к ним при­ме­ним, стро­го гово­ря, гла­гол deji­ce­re), XVIII. или же мы долж­ны, осно­вы­ва­ясь на духе интер­дик­та, счи­тать либо чрез­мер­но бес­со­вест­ны­ми, либо заме­ча­тель­но глу­пы­ми людей, кото­рые ста­ра­ют­ся извлечь для себя поль­зу из неточ­но­сти употреб­лён­ных зако­но­да­те­лем выра­же­ний и не толь­ко пре­не­бре­га­ют, но пря­мо-таки жерт­ву­ют сущ­но­стью и смыс­лом дела и тре­бо­ва­ни­я­ми обще­ст­вен­ной поль­зы?

51. Кому же, в самом деле, неяс­но, что нет столь гро­мад­но­го запа­са слов не толь­ко в нашем язы­ке, кото­рый поче­му-то счи­та­ет­ся бед­ным⁵¹, но и в каком бы то ни было, чтобы каж­до­му поня­тию соот­вет­ст­во­ва­ло своё опре­де­лён­ное и отдель­ное сло­во, но что и нуж­ды нет в сло­вах, где то поня­тие, из-за кото­ро­го сло­ва были при­ду­ма­ны, не под­ле­жит сомне­нию? Есть ли закон, сенат­ское поста­нов­ле­ние, маги­ст­рат­ский эдикт, союз­ный или какой-либо дру­гой дого­вор, есть ли — чтобы вер­нуть­ся к част­ным отно­ше­ни­ям — заве­ща­ние, судеб­ная фор­му­ла, или обя­за­тель­ство, или усло­вие, или согла­ше­ние, кото­ро­го нель­зя бы было при­знать сомни­тель­ным или недей­ст­ви­тель­ным, если судить о деле исклю­чи­тель­но на осно­ва­нии слов, остав­ляя без вни­ма­ния цель авто­ров, их мысль, их волю? 52. Да и обы­ден­ная, домаш­няя речь поте­ря­ет вся­кую связ­ность, если мы будем в раз­го­во­ре друг с дру­гом при­ди­рать­ся к сло­вам; мы пере­ста­нем даже быть хозя­е­ва­ми в соб­ст­вен­ном доме, если дадим нашей при­слу­ге пра­во испол­нять наши при­ка­за­ния соглас­но смыс­лу отдель­ных слов, а не соглас­но мыс­ли, кото­рую мы хоте­ли выра­зить эти­ми сло­ва­ми.

Нуж­но ли мне все это дока­зы­вать при­ме­ра­ми? Каж­дый из вас, пола­гаю я, вспом­нит по пово­ду каж­до­го из затро­ну­тых пунк­тов тот или дру­гой слу­чай, дока­зы­ваю­щий, что не на сло­вах поко­ит­ся пра­во, а, напро­тив, сло­ва под­чи­ня­ют­ся дознан­ной мыс­ли и воле сво­их авто­ров. 53. Луч­ший из всех ора­то­ров, Л. Красс, неза­дол­го до нача­ла моей судеб­ной дея­тель­но­сти в бле­стя­щей и бога­той речи про­во­дил перед судом цен­тум­ви­ров мысль — в кото­рой и убедил всех без осо­бен­но­го труда, несмот­ря на то, что его про­тив­ни­ком был учё­ней­ший юрист Кв. Муций — что Ман. Курий дол­жен счи­тать­ся закон­ным наслед­ни­ком, хотя он был остав­лен наслед­ни­ком по заве­ща­нию в слу­чае смер­ти сына, рож­де­ние кото­ро­го ожи­да­ет­ся, и этот сын не толь­ко не умер, но и не родил­ся вовсе⁵². Но поче­му же так? Раз­ве эта воз­мож­ность была над­ле­жа­щим обра­зом ого­во­ре­на в заве­ща­нии? — Нисколь­ко. — Какое же сооб­ра­же­ние повли­я­ло тогда на судей? — Воля заве­ща­те­ля; если бы тако­вая мог­ла быть пони­мае­ма без помо­щи слов, то в сло­вах не было бы и надоб­но­сти; но так как это невоз­мож­но, то были при­ду­ма­ны сло­ва — не для того, чтобы они были поме­хой испол­не­нию воли, а чтобы с их помо­щью сде­лать волю понят­ной. XIX. 54. Вот вам ещё при­ме­ры. По зако­ну срок дав­но­сти⁵³ для вла­де­ния име­ни­ем пола­га­ет­ся двух­лет­ний; это поста­нов­ле­ние мы при­ме­ня­ем и к домам, хотя о них в нем ниче­го не ска­за­но. Если доро­га непро­езд­на, закон раз­ре­ша­ет гнать лошадь куда угод­но; если дер­жать­ся слов, то из это­го зако­на мож­но выве­сти заклю­че­ние, что я имею пра­во, — ввиду того, что в Брут­тии есть непро­езд­ная доро­га — гнать лошадь через туску­лан­ский парк М. Скав­ра⁵⁴. Иск к при­сут­ст­ву­ю­ще­му пору­чи­те­лю ответ­чи­ка вчи­ня­ет­ся со сло­ва­ми поне­же я вижу тебя перед судом…⁵⁵ Этой фор­мой иска прис­но­па­мят­ный Аппий Сле­пой не мог бы вос­поль­зо­вать­ся, если бы люди до того пре­кло­ня­лись перед сло­ва­ми, что забы­ва­ли бы о деле, ради кото­ро­го и суще­ст­ву­ют сло­ва. Если бы в заве­ща­нии был поиме­но­ван как наслед­ник несо­вер­шен­но­лет­ний Кор­не­лий, а это­му Кор­не­лию ока­за­лись бы уже испол­нив­ши­ми­ся два­дцать лет, то вы сво­им тол­ко­ва­ни­ем лиши­ли бы его наслед­ства.

55. Мно­же­ство при­ме­ров при­хо­дит мне на ум, вам — я в этом уве­рен — ещё боль­ше; но, чтобы несколь­ко огра­ни­чить область сво­его рас­суж­де­ния и не слиш­ком уда­лять­ся от пред­ме­та речи, обра­тим­ся к тому само­му интер­дик­ту, о кото­ром мы тол­ку­ем. Вы убеди­тесь, на этом самом при­ме­ре, что, если мы поже­ла­ем осно­вы­вать пра­во на сло­вах, мы сво­им хит­ро­уми­ем и лукав­ст­вом добьём­ся того, что этот интер­дикт поте­ря­ет всю свою при­ме­ни­мость. Там ска­за­но: откуда ты или твоя челядь или твой дове­рен­ный… Допу­стим, что меня про­гнал твой дво­рец­кий; в этом слу­чае ведь не челядь твоя меня про­гна­ла, а толь­ко один из её чле­нов. Что же, раз­ве ты име­ешь тогда пра­во отве­тить пре­то­ру: «Я водво­рил»?²⁷ Ещё бы! не труд­но дока­зать всем, кто толь­ко зна­ет по-латы­ни, что к одно­му рабу тер­мин «челядь» непри­ме­ним. А если бы, сверх того, у тебя и не было дру­гих рабов, кро­ме того, кото­рый меня про­гнал, — тогда ты и подав­но мог бы кри­чать: «Если у меня есть челядь, то я созна­юсь, что моя челядь тебя про­гна­ла». Ведь не под­ле­жит сомне­нию, что если мы поста­нов­ля­ем при­го­вор сооб­раз­но со сло­ва­ми, а не сооб­раз­но с делом, то мы под челя­дью разу­ме­ем сово­куп­ность несколь­ких рабов, а один чело­век не пред­став­ля­ет собой челяди — это тол­ко­ва­ние не толь­ко реко­мен­ду­ет­ся, но и пря­мо тре­бу­ет­ся употреб­лён­ным в эдик­те сло­вом. 56. А все же дух пра­ва, смысл интер­дик­та, воля пре­то­ров, авто­ри­тет­ные ука­за­ния учё­ных юри­стов отвер­га­ют этот спо­соб защи­ты и при­зна­ют его недей­ст­ви­тель­ным. XX. Что же это зна­чит? что все эти люди не уме­ют гово­рить по-латы­ни? Конеч­но нет. Но они тра­тят не более слов, чем сколь­ко нуж­но для пони­ма­ния их мыс­ли: поэто­му-то они, желая выра­зить мысль «Ты ли меня про­гнал, или кто-либо из тво­их, будь то раб или друг», опре­де­лил, чтобы рабы, без раз­ли­чия чис­ла, разу­ме­лись под сло­вом челядь⁵⁶, 57. а все сво­бод­ные, кто бы они ни были — под сло­вом дове­рен­ный — не пото­му, чтобы все те, кто дела­ет что-либо за нас, были наши­ми дове­рен­ны­ми или назы­ва­лись так: нет, они про­сто не хоте­ли, чтобы в этом деле, при ясно­сти мыс­ли интер­дик­та, каж­дое его сло­во было тща­тель­но взве­ши­вае­мо. Ясность же мыс­ли не под­ле­жит сомне­нию, так как тре­бо­ва­ния пра­во­судия оди­на­ко­вы по отно­ше­нию к одно­му и к несколь­ким рабам, и юриди­че­ский харак­тер спе­ци­аль­но это­го дела не изме­ня­ет­ся от того, что не твой дове­рен­ный меня про­гнал — имен­но дове­рен­ный в офи­ци­аль­ном зна­че­нии сло­ва, ква­зи­хо­зя­ин иму­ще­ства чело­ве­ка, оста­вив­ше­го Ита­лию по сво­им делам или по делам государ­ства, дру­ги­ми сло­ва­ми, пред­ста­ви­тель чужих прав — а твой арен­да­тор, или сосед, или кли­ент, или отпу­щен­ник, или какое-нибудь дру­гое лицо, совер­шив­шее путём само­управ­ства этот акт про­гна­ния по тво­ей прось­бе или от тво­е­го име­ни⁵⁷. 58. А коль ско­ро во всех этих слу­ча­ях тре­бо­ва­ния спра­вед­ли­во­сти оди­на­ко­вым обра­зом сво­дят­ся к тому, чтобы про­гнан­ный путём само­управ­ства был водво­рён обрат­но, то, раз мы это поня­ли, мы можем оста­вить в сто­роне, как не отно­ся­ще­е­ся к делу, зна­че­ние отдель­ных слов и тер­ми­нов. Ты точ­но так же дол­жен водво­рить меня обрат­но, если меня про­гнал твой отпу­щен­ник, кото­ро­му ты не пору­чал веде­ния тво­их дел, как и если меня про­гнал твой дове­рен­ный; не пото­му, повто­ряю, чтобы все, кто толь­ко дела­ет что-либо за нас, были наши­ми дове­рен­ны­ми, а пото­му, что это в дан­ном деле празд­ный вопрос. Ты точ­но так же дол­жен водво­рить меня обрат­но, если меня про­гнал один твой раб, как и если винов­ной была вся челядь; не пото­му, чтобы один раб мог назы­вать­ся челя­дью, а пото­му, что вопрос не в употреб­лён­ных сло­вах, а в разу­ме­е­мом деле. Мы можем даже ещё более уда­лять­ся от слов, не уда­ля­ясь, в то же вре­мя, ни на шаг от тре­бо­ва­ний спра­вед­ли­во­сти: если бы даже у тебя не было совсем сво­их рабов, если бы все [заме­шан­ные в деле] были чужи­ми или наём­ны­ми — и они будут разу­меть­ся под поня­ти­ем и тер­ми­ном твоя челядь⁵⁸.

XXI. 59. Про­дол­жа­ем раз­би­рать тот же интер­дикт. Здесь ска­за­но: с помо­щью собран­ных людей. Допу­стим, что ты их не «соби­рал», что они доб­ро­воль­но сошлись: ведь «соби­ра­ет» людей тот, кто застав­ля­ет их собрать­ся, кто созы­ва­ет их; «собра­ны» те, кото­рые кем-либо застав­ле­ны сой­тись в одно место. Мало того: допу­стим, что они не толь­ко не созва­ны, но даже и не схо­ди­лись, что они те же, кото­рые нахо­ди­лись в име­нии и рань­ше, не для совер­ше­ния само­управ­ства, а для обра­бот­ки зем­ли или ухо­да за скотом. Ты мог бы сме­ло утвер­ждать в этом слу­чае, что эти люди не были «собра­ны», и насколь­ко вопрос касал­ся бы слов, ты одер­жал бы победу, даже если бы судьёй был я; но если вопрос будет касать­ся дела — ты с подоб­ной защи­той опо­зо­ришь­ся сра­зу, кто бы ни был судьёй. Пре­тор тре­бу­ет, чтобы были уни­что­же­ны послед­ст­вия про­из­ведён­но­го вооб­ще «мно­же­ст­вом людей» само­управ­ства, а не толь­ко тако­го, кото­рое совер­ши­ло мно­же­ство собран­ных людей; сло­во же собран­ных сто­ит в интер­дик­те пото­му, что в боль­шин­стве слу­ча­ев тот, кто нуж­да­ет­ся во «мно­же­стве людей», соби­ра­ет их. Поэто­му, хотя в сло­вах и будет раз­ни­ца меж­ду нашим слу­ча­ем и теми, кото­рые имел в виду пре­тор, на деле всё это — одно и то же, и пре­тор­ский интер­дикт оди­на­ко­во при­ме­ним ко всем слу­ча­ям, юриди­че­ский харак­тер кото­рых ока­зы­ва­ет­ся оди­на­ко­вым⁵⁹.

60. Идём далее: или воору­жён­ных. Как тебе кажет­ся? Каких людей можем мы поис­ти­не назвать воору­жён­ны­ми, если мы жела­ем гово­рить по-латы­ни? Тех, пола­гаю я, кото­рые снаб­же­ны щита­ми и ост­рым ору­жи­ем. Ска­жи же мне: если твои люди про­го­нят кого-нибудь с име­ния, кидая в него комья­ми зем­ли или кам­ня­ми, или же бро­са­ясь на него с дуби­на­ми в руках; если затем пре­тор при­ка­жет тебе водво­рить обрат­но того, кто ты про­гнал с помо­щью воору­жён­ных людей: име­ешь ли ты пра­во отве­чать, что водво­рил?²⁷ Если вся сила в сло­вах, если при­во­ди­мые обе­и­ми сто­ро­на­ми сооб­ра­же­ния взве­ши­ва­ют­ся по сво­е­му бук­валь­но­му, а не реаль­но­му смыс­лу, то я сам сове­тую тебе дать такой ответ: ты неоспо­ри­мо дока­жешь, что люди, кото­рые бро­са­ли кам­ни, под­ни­мая их с зем­ли, не могут назы­вать­ся воору­жён­ны­ми, что кус­ки дёр­на и комья зем­ли не могут назы­вать­ся ору­жи­ем, что сло­во воору­жён­ные непри­ме­ни­мо к тем, кото­рые мимо­хо­дом нала­мы­ва­ли себе дре­вес­ных сучьев; ты неоспо­ри­мо дока­жешь, что ору­жие рас­па­да­ет­ся на обо­ро­ни­тель­ное и насту­па­тель­ное, при­чём в состав каж­дой кате­го­рии вхо­дят такие-то роды ору­жие, нося­щие осо­бые име­на, и что люди, не снаб­жён­ные одним из назван­ных родов ору­жия, долж­ны счи­тать­ся без­оруж­ны­ми. 61. Но всё это ты можешь ска­зать тогда, когда будет тво­рить­ся суд об ору­жии⁶⁰; перед судом же, име­ю­щим осно­ва­ни­ем пра­во и спра­вед­ли­вость, не сове­тую тебе искать убе­жи­ща в столь ребя­че­ской и неле­пой ябеде. Ты не най­дёшь тако­го судью или реку­пе­ра­то­ра, кото­рый стал бы решать вопрос, воору­жён ли чело­век или нет, на тех же осно­ва­ни­ях, как если бы он про­из­во­дил смотр ору­жию сол­дат; раз будет удо­сто­ве­ре­но, что они были снаб­же­ны тем, что нуж­но для наси­лия над жиз­нью и здо­ро­вьем чело­ве­ка — и это обсто­я­тель­ство будет так же вес­ко, как если бы они были воору­же­ны с голо­вы до ног⁶¹.

XXII. 62. Чтобы ещё более дать тебе ура­зу­меть всю мало­важ­ность слов, задаю тебе ещё один вопрос: ска­жи мне, если бы ты один, или кто-либо дру­гой один, но со щитом и мечом напал на меня и этим бы меня про­гнал; имел бы ты сме­лость ска­зать, что в интер­дик­те гово­рит­ся о воору­жён­ных людях, здесь же дей­ст­во­вал толь­ко один воору­жён­ный чело­век?⁶² Не думаю, чтобы ты был так бес­со­ве­стен. Посмот­ри одна­ко, не мно­гим ли бес­со­вест­нее ока­зы­ва­ешь­ся ты теперь. Там, по край­ней мере, ты мог бы взмо­лить­ся ко всем смерт­ным, кри­чать, что люди в тво­ём деле разу­чи­лись пони­мать по-латы­ни, что, — в то вре­мя как интер­дикт име­ет в виду мно­гих, а в тво­ём деле заме­шан был один — они при­зна­ют одно­го чело­ве­ка за мно­гих людей. 63. Прав­да, что⁶³ в тако­го рода делах суд тво­рит­ся не о сло­вах, а о том деле, из-за кото­ро­го те сло­ва были впи­са­ны в интер­дикт. Пре­тор тре­бу­ет, чтобы послед­ст­вия само­управ­ства, гро­зив­ше­го жиз­ни и здо­ро­вью людей, были без­услов­но отме­не­ны, это само­управ­ство совер­ша­ет­ся боль­шею частью с помо­щью собран­ных и воору­жён­ных людей, но если бы оно было совер­ше­но и дру­ги­ми сред­ства­ми, они счи­та­ли его пра­во­вой харак­тер оди­на­ко­вым, коль ско­ро опас­ность для потер­пев­ше­го была оди­на­ко­ва. Без­за­ко­ние ведь не уве­ли­чи­ва­ет­ся от того, что его совер­ша­ет твоя челядь, а не твой дво­рец­кий; твои соб­ст­вен­ные рабы, а не чужие или наём­ные; твой дове­рен­ный, а не твой сосед или отпу­щен­ник; с помо­щью собран­ных людей, а не доб­ро­воль­но сошед­ших­ся, или даже там же осёд­лых и пре­бы­ваю­щих; с помо­щью воору­жён­ных, а не без­оруж­ных, но при­спо­соб­лен­ных не хуже воору­жён­ных к при­чи­не­нию наси­лия; с помо­щью несколь­ких воору­жён­ных, а не одно­го. Интер­дикт назы­ва­ет обыч­ные орга­ны подоб­но­го само­управ­ства, обни­мая в то же вре­мя, хотя и без поимён­но­го их обо­зна­че­ния, сво­ей юриди­че­ской силой и сво­им авто­ри­те­том и все дру­гие орга­ны, могу­щие в оди­на­ко­вой мере ему спо­соб­ст­во­вать. — XXIII. 64. Но что же ска­зать о тепе­ре­ш­ней тво­ей защи­те: я не про­гнал, я лишь не допу­стил? Ты сам, пола­гаю я, заме­ча­ешь, Пизон, насколь­ко она уже и небла­го­вид­нее, чем если бы ты избрал ту дру­гую: «они не были воору­же­ны, у них были кам­ни и дуби­ны». Я вооб­ще ора­тор не осо­бен­но наход­чи­вый, но уве­ряю тебя, если бы мне пред­ло­жи­ли выбрать для сво­ей защи­ты одно из обо­их сооб­ра­же­ний — либо «что чело­век, кото­ро­му пре­гра­ди­ли доступ воору­жён­ной силой, не может счи­тать­ся изгнав­шим», либо «что люди, не имев­шие при себе щитов и желе­за, не могут счи­тать­ся воору­жён­ны­ми», — я, при­зна­вая бы оба слиш­ком сла­бы­ми и пусты­ми для того, чтобы кого-либо серь­ёз­но убедить в их осно­ва­тель­но­сти, всё же нашёл бы несколь­ко дово­дов в поль­зу это­го послед­не­го поло­же­ния, «что те, у кого не было ни желе­за, ни щитов, не могут быть назва­ны воору­жён­ны­ми» — но если бы мне при­шлось отста­и­вать поло­же­ние, «что тот, кто был ото­гнан и обра­щён в бег­ство, не может счи­тать­ся про­гнан­ным», я не знал бы, что мне ска­зать.

65. Ука­жу, кста­ти, на тот пункт тво­ей защи­ты, кото­рый пока­зал­ся мне стран­нее всех: ты утвер­ждал, что не сле­ду­ет под­чи­нять­ся авто­ри­те­ту юрис­кон­суль­тов⁶⁴. Прав­да, я слы­шу эту фра­зу не впер­вые, я слы­шал её уже в дру­гих про­цес­сах; но я удив­лял­ся тому, что имен­но ты её про­из­но­сишь, Дру­гие поль­зу­ют­ся этим сооб­ра­же­ни­ем в тех слу­ча­ях, когда они сами, по их мне­нию, отста­и­ва­ют тре­бо­ва­ния реаль­ной спра­вед­ли­во­сти [aequi et bo­ni]; если их про­тив­ни­ки наста­и­ва­ют на сло­вах и бук­вах и на так назы­вае­мом «стро­гом соблюде­нии зако­на» [sum­mum jus], то они охот­но выстав­ля­ют про­тив этих непра­вых тре­бо­ва­ний имя и оба­я­ние реаль­ной спра­вед­ли­во­сти. Тогда-то слы­шат­ся насмеш­ки над пре­сло­ву­ты­ми еже­ли да неже­ли, тогда воз­буж­да­ет­ся гнев слу­ша­те­лей про­тив ковар­но­го при­ди­ра­тель­ства к сло­вам и бук­вам, тогда ора­то­ры вопи­ют о том, что до́лжно решать про­цесс сооб­раз­но с тре­бо­ва­ни­я­ми реаль­ной спра­вед­ли­во­сти, а не лука­вых зако­рю­чек писан­но­го пра­ва, что одни толь­ко ябед­ни­ки цеп­ля­ют­ся за бук­вы гра­моты, хоро­ший же судья дол­жен засту­пать­ся за волю и мне­ние её авто­ра. 66. Но ведь в нашем деле ты стро­ишь свою защи­ту на сло­вах и бук­вах, в тво­ей роли сто­ит тира­да: откуда про­гнан (dejec­tus) ты? Оттуда, ведь, куда тебя не впу­сти­ли? Но если так, то ты ото­гнан (rejec­tus), а не про­гнан; тебе при­над­ле­жит эта речь: Я созна­юсь, что собрал людей, созна­юсь, что воору­жил их, созна­юсь, что угро­жал тебе смер­тью, созна­юсь, что с точ­ки зре­ния воли зако­но­да­те­ля и реаль­ной спра­вед­ли­во­сти пре­тор­ский интер­дикт кара­ет за всё это; но я нахо­жу в интер­дик­те одно сло­во, кото­рое может слу­жить мне лазей­кой: я не про­гнал тебя из того места, к кото­ро­му не дал тебе подой­ти; а при такой поста­нов­ке тво­е­го дела ты напа­да­ешь на юрис­кон­суль­тов за то, что они — как по тво­е­му выхо­дит — при­да­ют более зна­че­ния реаль­ной спра­вед­ли­во­сти, чем сло­вам? XXIV. 67. Тут ты заме­тил, меж­ду про­чим, что Сце­во­ла про­иг­рал дело перед цен­тум­ви­ра­ми; но ведь на это сослал­ся я сам выше [§ 53], гово­ря, что он, при­ме­няя тот самый спо­соб защи­ты, кото­рый при­ме­ня­ешь ныне ты (хотя у него было на это неко­то­рое осно­ва­ние, у тебя же ника­ко­го осно­ва­ния нет) нико­го не убедил в право­те сво­его дела — не убедил пото­му, что явно рато­вал про­тив инте­ре­сов реаль­ной спра­вед­ли­во­сти, опи­ра­ясь на сло­ва.

Но неза­ви­си­мо от стран­но­сти, заклю­чаю­щей­ся в том, что ты в нашем про­цес­се высту­пил с этим утвер­жде­ни­ем совер­шен­но нев­по­пад и вопре­ки инте­ре­сам тво­е­го дела, — я удив­ля­юсь вооб­ще тому, как это могут столь мно­гие и неред­ко столь умные люди защи­щать перед судом поло­же­ние, что не сле­ду­ет слу­шать­ся юрис­кон­суль­тов, не до́лжно вся­кий раз при­да­вать решаю­щее зна­че­ние граж­дан­ско­му пра­ву. 68. Если побор­ни­ки это­го поло­же­ния хотят этим ска­зать, что юрис­кон­суль­ты ино­гда дают непра­виль­ные резо­лю­ции, то они долж­ны ина­че выра­зить­ся: не юри­сты, а нера­зум­ные люди не заслу­жи­ва­ют того, чтобы их слу­ша­лись. Если же они соглас­ны с пра­виль­но­стью их резо­лю­ций и всё-таки тре­бу­ют, чтобы суд решал дело ина­че, то они тре­бу­ют, чтобы суд решал дело непра­виль­но; нель­зя же, в самом деле, ста­вить для при­го­во­ров иные нор­мы, чем для резо­лю­ций, нель­зя назы­вать опыт­ным юри­стом чело­ве­ка, назы­ваю­ще­го пра­вом то, с чем судье нель­зя согла­сить­ся при поста­нов­ле­нии при­го­во­ра. — 69. «Но, — отве­ча­ешь ты, — ино­гда суд поста­но­вил при­го­вор вопре­ки резо­лю­ции юрис­кон­суль­тов». — Тут преж­де все­го спра­ши­ва­ет­ся, был ли этот при­го­вор спра­вед­лив, или нет. Если он был спра­вед­лив, то граж­дан­ское пра­во было на сто­роне судей, если нет, то нече­го и спра­ши­вать, кто заслу­жи­ва­ет пори­ца­ния — судьи ли, или юрис­кон­суль­ты. Если же само пра­во, на кото­ром был осно­ван при­го­вор, было спор­ным, то при­го­вор был в оди­на­ко­вой мере враж­де­бен юрис­кон­суль­там тем, что состо­ял­ся вопре­ки резо­лю­ции Муция, как и бла­го­при­я­тен для них тем, что сов­па­дал с резо­лю­ци­ей Мани­лия⁶⁵. Сам Красс в сво­ей защи­те перед цен­тум­ви­ра­ми не напа­дал на юрис­кон­суль­тов вооб­ще, а дока­зы­вал, что отста­и­вае­мое Сце­во­лой мне­ние не соот­вет­ст­ву­ет пра­ву, и при­во­дил в поль­зу это­го поло­же­ния не толь­ко свои соб­ст­вен­ные дово­ды, но так­же и резо­лю­ции сво­его тестя Кв. Муция [Сце­во­лы-авгу­ра] и мно­гих учё­ней­ших юри­стов. XXV. 70. Кто с пре­зре­ни­ем отно­сит­ся к граж­дан­ско­му пра­ву, тот раз­ру­ша­ет осно­вы не толь­ко судов, но и обще­ст­вен­но­го бла­га и государ­ст­вен­ной жиз­ни; если же кто пори­ца­ет тол­ко­ва­те­лей пра­ва, то спра­ши­ва­ет­ся, счи­та­ет ли он их недо­ста­точ­но опыт­ны­ми юри­ста­ми, или же, при­зна­вая их опыт­ны­ми, не нахо­дит нуж­ным пови­но­вать­ся им; в пер­вом слу­чае он оскорб­ля­ет лишь отдель­ные лич­но­сти, а не граж­дан­ское пра­во, во вто­ром же он, не тро­гая лич­но­стей, обра­ща­ет свои уда­ры про­тив зако­нов и пра­ва. А меж­ду тем, судьи, вы не може­те не при­знать, что изо всех основ наше­го государ­ства ни одна не заслу­жи­ва­ет столь забот­ли­во­го охра­не­ния, как граж­дан­ское пра­во. Уни­чтожь­те его — и вы уни­что­жи­те вме­сте с ним вся­кую воз­мож­ность для нас досто­вер­но узнать, что́ при­над­ле­жит нам и что́ нет, вы уни­что­жи­те то всюду посто­ян­ное нача­ло, перед кото­рым мы все рав­ны меж­ду собой. 71. Дей­ст­ви­тель­но, в про­чих вне­судеб­ных и судеб­ных делах, когда речь идёт о собы­тии утвер­ждае­мо­го про­ис­ше­ст­вия, или о досто­вер­но­сти пред­став­ля­е­мых дово­дов, слу­ча­ет­ся, что вво­дят лжи­во­го свиде­те­ля и предъ­яв­ля­ют под­лож­ные гра­моты, неред­ко ссыл­кой на бла­го­род­ное с виду и соблаз­ни­тель­ное сооб­ра­же­ние вво­дят в заблуж­де­ние доб­ро­го судью, а дур­но­му дают воз­мож­ность, при заве­до­мо непра­виль­ном поста­нов­ле­нии при­го­во­ра, пока­зы­вать вид, что он дал веру свиде­те­лю или гра­мо­те; в вопро­сах о пра­ве нет ниче­го подоб­но­го, реку­пе­ра­то­ры, ни под­лож­ных гра­мот, ни бес­со­вест­но­го свиде­те­ля; даже то чрез­мер­ное могу­ще­ство отдель­ных лиц, кото­рое так даёт себя чув­ст­во­вать в государ­стве, в это­го рода вопро­сах, — и толь­ко в них — теря­ет всё своё зна­че­ние, не зна­ет, что ему делать, с какой сто­ро­ны под­сту­пить­ся к судье; оно лише­но, одним сло­вом, вся­кой сво­бо­ды дви­же­ния. 72. В тех вопро­сах чело­век, в созна­нии сво­его вли­я­ния забыв­ший о чести, может ска­зать судье: «Реши, что это слу­чи­лось, или не слу­чи­лось; дай веру это­му свиде­те­лю, при­знай досто­вер­ной эту гра­моту»; в это­го рода делах он не ска­жет: «Реши, что заве­ща­ние, состав­лен­ное до рож­де­ния заве­ща­те­лю сына, дей­ст­ви­тель­но; при­знай обя­за­тель­ным обе­ща­ние, дан­ное жен­щи­ной без согла­сия её опе­ку­на». Всё это недо­ступ­но могу­ще­ству и вли­я­нию людей, кто бы они ни были. Мало того: лёг­шее в осно­ву все­му это­му нача­ло столь вели­ко и свя­то, что даже под­куп судей в тако­го рода делах невоз­мо­жен. 73. Даже вот этот ваш свиде­тель [§ 28, 29], кото­рый осме­лил­ся про­из­не­сти вер­дикт да, вино­вен чело­ве­ку, о кото­ром он даже не мог знать, в чем его обви­ня­ли — даже он нико­гда не решил­ся бы при­знать под­ле­жа­щим упла­те мужу при­да­ное, кото­рое жена обе­ща­ла ему без чье­го-либо на это согла­сия.

XXVI. Да, это нечто вели­кое, реку­пе­ра­то­ры, и достой­ное самой тща­тель­ной забот­ли­во­сти с вашей сто­ро­ны. В самом деле, что такое граж­дан­ское пра­во? Это — ска­ла, кото­рой не повернёт сила вли­я­ния, кото­рой не сокру­шит сила вла­сти, под кото­рую не под­ко­па­ет­ся сила денег; это — нача­ло, кото­рое вы не може­те не толь­ко упразд­нить, но даже вре­мен­но пре­дать забве­нию, вре­мен­но оста­вить без забот­ли­вой охра­ны, если не хоти­те, чтобы все поте­ря­ли уве­рен­ность в проч­но­сти прав, закон­но при­об­ре­тён­ных, уна­сле­до­ван­ных от отца и заве­щан­ных детям. 74. Какая тебе поль­за от дома или име­ния, остав­лен­но­го тебе отцом или дру­гим каким-либо обра­зом бла­го­при­об­ре­тён­но­го, если неиз­вест­но, можешь ли ты удер­жать за собой то, чем ты вла­де­ешь jure man­ci­pii⁶⁶, если граж­дан­ское пра­во недо­ста­точ­но ограж­де­но, если государ­ст­вен­ные зако­ны не слу­жат ему опло­том про­тив вли­я­ния силь­ных? Какая тебе поль­за, повто­ряю, от тво­е­го име­ния, если столь тща­тель­но состав­лен­ные наши­ми пред­ка­ми поста­нов­ле­ния о рубе­жах, о вла­де­ни­ях, о водо­про­во­дах, о доро­гах, каким бы то ни было обра­зом могут быть про­из­воль­но пере­ме­ша­ны и при­веде­ны в бес­по­рядок? Верь­те мне: когда кто-нибудь из нас полу­ча­ет в наслед­ство какое-нибудь доб­ро, он боль­шею долей это­го наслед­ства обя­зан пра­ву и зако­нам, чем заве­ща­те­лю. Заве­ща­тель может достиг­нуть лишь того, чтоб его доб­ро пере­шло в мои руки; удер­жать за собою то, что ста­ло моим, я без помо­щи граж­дан­ско­го пра­ва не могу. Име­ние может быть остав­ле­но мне отцом; но срок дав­но­сти [usu­ca­pio] для вла­де­ния этим име­ни­ем, а с ним и конец тре­во­гам и стра­ху перед про­цес­са­ми, назна­ча­ет­ся не отцом, а зако­на­ми. Серви­ту­ты⁶⁷ водо­про­во­дов, чер­па­ния воды, про­хо­дов, про­ездов остав­ля­ют­ся отцом; но закон­ность поль­зо­ва­ния ими опре­де­ля­ет­ся граж­дан­ским пра­вом. 75. Вот поче­му вы долж­ны обе­ре­гать это все­об­щее наследие пра­ва, заве­щан­ное вам пред­ка­ми, не менее забот­ли­во, чем вы обе­ре­га­е­те ваши част­ные наслед­ства, не толь­ко пото­му, что и этим послед­ним слу­жит опло­том граж­дан­ское пра­во, но так­же и пото­му, что поте­ря наслед­ства при­но­сит убы­ток лишь одно­му лицу, пра­во же не может быть поте­ря­но без вели­ко­го ущер­ба для государ­ства.

XXVII. Если бы мы в этом самом деле, реку­пе­ра­то­ры, не убеди­ли вас в том, что до́лжно счи­тать про­гнан­ным путём само­управ­ства с помо­щью воору­жён­ных людей того, кто соглас­но при­зна­нию защи­ты был ото­гнан и обра­щён в бег­ство путём само­управ­ства с помо­щью воору­жён­ных людей — Цеци­на не поте­ря­ет сво­ей соб­ст­вен­но­сти (кото­рой он без­ро­пот­но бы пожерт­во­вал, если бы обсто­я­тель­ства это­го тре­бо­ва­ли): он толь­ко не сра­зу будет вос­ста­нов­лен в сво­их пра­вах, вот и все⁶⁸). 76. Но зато общее дело рим­ско­го наро­да, пра­во наше­го государ­ства, иму­ще­ства и вла­де­ния всех граж­дан поте­ря­ют поч­ву под собой; будет дано людям, под­креп­лён­ное всем весом ваше­го авто­ри­те­та, сле­дую­щее настав­ле­ние на буду­щее вре­мя: «Если ты чело­ве­ка, с кото­рым ты ведёшь спор из-за вла­де­ния зем­лёй; про­го­нишь тот­час после того, как он вошёл в спор­ное име­ние — ты дол­жен водво­рить его обрат­но; но если ты, когда он будет при­бли­жать­ся, вый­дешь ему навстре­чу с воору­жён­ной шай­кой и таким обра­зом его отго­нишь, обра­тишь в бег­ство, заста­вишь уда­лить­ся — ты обрат­но водво­рять его не обя­зан». Пра­во гово­рит вам, что наси­лие обу­слов­ли­ва­ет­ся не толь­ко про­из­ведён­ной рез­ней, но и наме­ре­ни­ем (ani­mus) про­из­ве­сти тако­вую; про­из­вол — что нет наси­лия, где нет кро­ви. Пра­во гово­рит, что про­гнан тот, кто не был впу­щен; про­из­вол — что про­гнан­ным ты можешь быть толь­ко с того места, где ты оста­вил отпе­ча­ток тво­их ног. 77. Пра­во гово­рит, что суть дела, мне­ние зако­но­да­те­ля и реаль­ная спра­вед­ли­вость заслу­жи­ва­ют глав­но­го вни­ма­ния: про­из­вол — что с помо­щью слов и букв поз­во­ли­тель­но извра­щать вся­кое пра­во. За вами, реку­пе­ра­то­ры, решить, чьи сове­ты бла­го­род­нее и полез­нее.

Ввиду того, что мне пред­сто­ит ска­зать вам, я очень рад отсут­ст­вию того мужа, кото­рый недав­но ещё был здесь и неред­ко помо­гал мне в этом деле сво­и­ми сове­та­ми — достой­но­го Г. Акви­лия [р. 1 введ.]: в его при­сут­ст­вии я не без неко­то­рой робо­сти гово­рил бы об его чест­но­сти и учё­но­сти, так как и ему было бы нелов­ко слу­шать возда­вае­мую ему хва­лу, и мне такое же чув­ство нелов­ко­сти не дало бы сво­бод­но хва­лить при­сут­ст­ву­ю­ще­го. Это — имен­но тот чело­век, авто­ри­те­ту кото­ро­го, по мне­нию защи­ты, не сле­ду­ет под­чи­нять­ся. Что каса­ет­ся меня, то я могу гово­рить о нем ничуть не опа­са­ясь, что моя речь пока­жет­ся вам пре­уве­ли­чен­ной или неже­ла­тель­ной; 78. поэто­му я заяв­ляю, что нет доста­точ­но высо­кой цены авто­ри­те­ту чело­ве­ка, кото­рый дока­зал свою учё­ность рим­ско­му наро­ду тем, что ограж­дал пра­ва част­ных лиц, а не тем, что измыш­лял про­тив них хит­ро­сти; чело­ве­ка, кото­рый нико­гда не допус­кал про­ти­во­ре­чия меж­ду тре­бо­ва­ни­я­ми граж­дан­ско­го пра­ва и тре­бо­ва­ни­я­ми спра­вед­ли­во­сти, кото­рый в тече­ние столь­ких лет с вели­чай­шей готов­но­стью слу­жил рим­ско­му наро­ду сво­им талан­том, сво­им трудо­лю­би­ем, сво­ей чест­но­стью; чело­ве­ка столь спра­вед­ли­во­го и доб­ро­го, что, кажет­ся, сама при­ро­да, а не нау­ка, сде­ла­ла его зако­но­ве­дом; столь учё­но­го и умно­го, что, послед­ст­ви­ем изу­че­ния граж­дан­ско­го пра­ва яви­лось у него не толь­ко зна­ние, но и сер­деч­ная доб­рота; чело­ве­ка, соеди­ня­ю­ще­го с необык­но­вен­ны­ми спо­соб­но­стя­ми такую непо­роч­ную чест­ность, что, чер­пая из это­го источ­ни­ка, мы чув­ст­ву­ем, что чер­па­ем одну толь­ко чистую и свет­лую вла­гу. 79. Поэто­му вы заслу­жи­ва­е­те нашей глу­бо­кой бла­го­дар­но­сти, назы­вая его опо­рой наше­го дела.

Зато вот что стран­но: уж если вы берё­те на себя труд за меня назы­вать мою опо­ру, то поче­му же вы, ссы­ла­ясь на чью-либо небла­го­при­ят­ную для меня резо­лю­цию, не назы­ва­е­те так­же и сво­ей опо­ры?… А впро­чем, посмот­рим, что она гово­рит, эта ваша опо­ра: дер­жать­ся точ­но­го тек­ста иско­вой фор­му­лы. XXVIII. При­хо­ди­лось и мне гово­рить с неко­то­ры­ми из таких юрис­кон­суль­тов — в том чис­ле, если не оши­ба­юсь, и с тем, на авто­ри­те­те кото­ро­го вы и постро­и­ли, как вы гово­ри­те, всю вашу защи­ту. Отста­и­вая про­тив меня мне­ние, что я могу быть назван про­гнан­ным толь­ко из того места, где я нахо­дил­ся ранее, он, согла­ша­ясь со мною в том, что смысл интер­дик­та мне бла­го­при­я­тен, утвер­ждал, что его текст исклю­ча­ет моё тол­ко­ва­ние, уда­лять­ся же от тек­ста он не счи­тал воз­мож­ным. 80. Когда же я стал при­во­дить ему мно­го при­ме­ров изо всех эпох нашей ста­рин­ной исто­рии, чтобы убедить его, что в тех мно­го­чис­лен­ных слу­ча­ях, когда писа­ный текст про­ти­во­ре­чил пра­ву и тре­бо­ва­ни­ям реаль­ной спра­вед­ли­во­сти, все­гда верх одер­жи­ва­ла та сто­ро­на, кото­рая ссы­ла­лась на своё внут­рен­нее досто­ин­ство и на дух пра­ва, — он вне­зап­но начал меня уте­шать, гово­ря, что в этом самом деле мне нече­го хло­потать, так как самый текст спон­сии мне бла­го­при­я­тен, если толь­ко вни­ма­тель­но его разо­брать. — «Каким обра­зом?» — спро­сил я. — «А вот каким обра­зом. Не под­ле­жит сомне­нию, что Цеци­на был про­гнан путём само­управ­ства с помо­щью воору­жён­ных людей откуда-нибудь — если не из того места, куда он хотел про­ник­нуть, то во вся­ком слу­чае из того, откуда он бежал». — «Что же из это­го?» — «Пре­тор, — отве­тил он, — издал интер­дикт, чтобы он был водво­рён обрат­но там, откуда он был про­гнан — не выска­зы­ва­ясь опре­де­лён­нее о месте, из кото­ро­го он был про­гнан. Эбу­ций созна­ёт­ся, что он про­гнал Цеци­ну из како­го-нибудь места; он же заяв­ля­ет, что он водво­рил его обрат­но — сле­до­ва­тель­но, он про­иг­рал спон­сию»⁶⁹.

81. Как же быть, Пизон? Угод­но тебе, чтобы мы вели спор о сло­вах? Чтобы мы о пра­ве и спра­вед­ли­во­сти, о вла­де­ни­ях и наших, и всех дру­гих суди­ли на осно­ва­нии слов? Я уже выска­зал­ся о том, что счи­таю пра­виль­ным я, что было в обы­чае у наших пред­ков, чего тре­бу­ет высо­кий авто­ри­те­те наших судей: что в видах прав­ды, спра­вед­ли­во­сти и обще­ст­вен­ной поль­зы до́лжно руко­во­дить­ся духом и смыс­лом, а не бук­валь­ным тек­стом фор­мул. Ты тре­бу­ешь, чтобы я обра­тил­ся к сло­вам. Я, преж­де чем пови­но­вать­ся тебе, про­те­стую. Я отри­цаю целе­со­об­раз­ность, отри­цаю испол­ни­мость тво­е­го тре­бо­ва­ния; я утвер­ждаю, что нет воз­мож­но­сти с доста­точ­ной опре­де­лён­но­стью офор­мить, обу­сло­вить или ого­во­рить какое бы то ни было пра­во­вое отно­ше­ние, если за про­пус­ком или дву­смыс­лен­но­стью одно­го како­го-нибудь сло­ва, при несо­мнен­но­сти самой мыс­ли, будет иметь силу не смысл, а бук­валь­ный текст гра­моты. XXIX. 82. Но, доста­точ­но обос­но­вав свой про­тест, я пови­ну­юсь тво­е­му тре­бо­ва­нию. Я спра­ши­ваю: прав­да ли, что я был про­гнан — я не гово­рю «из Фуль­ци­ни­е­ва име­ния»: ведь и пре­тор не велел меня водво­рять обрат­но в том слу­чае, если бы я был про­гнан из это­го име­ния, а вооб­ще там, откуда я был про­гнан. А был я про­гнан из име­ния соседа, через кото­рое я шёл к тому име­нию, был про­гнан с доро­ги, был про­гнан вооб­ще откуда-нибудь, все рав­но, с государ­ст­вен­но­го или с част­но­го вла­де­ния; там, я по при­ка­зу пре­то­ра дол­жен быть водво­рён. Ты ска­зал, что ты водво­рил меня²⁷; я же отри­цаю, что был водво­рён соглас­но при­ка­зу пре­то­ра. Что ты тут ска­жешь? Тво­ей защи­те неми­ну­е­мо при­дёт­ся погиб­нуть — или от тво­е­го меча, как гла­сит пого­вор­ка, или от мое­го. 83. Если ты ста­нешь напи­рать на смысл интер­дик­та, ска­жешь, что вопрос в том, какое име­ние име­лось в виду, когда Эбу­цию при­ка­зы­ва­ли водво­рить меня обрат­но, что не сле­ду­ет спра­вед­ли­вость дела опу­ты­вать тене­та­ми слов — то ведь ты этим пере­хо­дишь в мой лагерь, в мою армию: мне, мне при­над­ле­жит этот довод, я на нем наста­и­ваю, я всех богов и людей при­зы­ваю в свиде­те­ли мое­го заяв­ле­ния, что, ввиду наме­ре­ния наших пред­ков лишить совер­шён­ное воору­жён­ной силой само­управ­ство всех средств закон­ной защи­ты, сле­ду­ет пред­став­лять суду не следы ног про­гнан­но­го, а посту­пок того, кто его про­гнал; что про­гнан тот, кто обра­щён в бег­ство, что наси­лию под­верг­ся тот, кому угро­жа­ли смер­тью. 84. Если же ты избе­га­ешь и боишь­ся это­го дово­да, если ты меня из это­го, так ска­зать, чисто­го поля спра­вед­ли­во­сти ста­ра­ешь­ся залу­чить в эти твои тес­ни­ны слов и зако­ул­ки букв, то ты сам попа­дёшь в ту же заса­ду, кото­рую ты гото­вишь мне. Я не про­гнал, я ото­гнал — это кажет­ся тебе вер­хом ост­ро­умия, это самый меч, так ска­зать, тво­ей защи­ты. И вот этот меч обра­ща­ет­ся про­тив тво­е­го же дела: я отве­чаю тебе сле­дую­щее: «Если я не был про­гнан из того места, куда меня не впу­сти­ли, то я был про­гнан, по край­ней мере, из того, где я cтоял, откуда бежал; если пре­тор при­ка­зал меня водво­рить обрат­но, не опре­де­ляя точ­нее меcта, где меня долж­ны водво­рить, то я могу ска­зать, что не был водво­рён соглас­но его при­ка­зу».

85. Если вам, реку­пе­ра­то­ры, все это сооб­ра­же­ние пока­жет­ся несо­глас­ным с мои­ми обыч­ны­ми пра­ви­ла­ми, как пове­рен­но­го, и сма­хи­ваю­щим на ябеду, то про­шу вас при­нять во вни­ма­ние сле­дую­щее: во-пер­вых, оно при­ду­ма­но дру­гим, а не мною, и во-вто­рых, я не толь­ко не изо­брёл, но и не одоб­ряю это­го сооб­ра­же­ния и при­нял его не как осно­ва­ние мое­го рас­суж­де­ния, а чтобы воз­ра­зить на рас­суж­де­ния про­тив­ни­ков. Я, и толь­ко я, имею пра­во ска­зать, что по толь­ко что раз­ви­то­му вопро­су сле­ду­ет не наста­и­вать на сло­вах интер­дик­та, а спро­сить себя, какое име­ние имел в виду пре­тор, когда он изда­вал интер­дикт — точ­но так же, как и по вопро­су о само­управ­стве с помо­щью воору­жён­ных сле­ду­ет обра­щать вни­ма­ние не на место, где оно про­изо­шло, а на самый факт само­управ­ства; ты же нико­им обра­зом не можешь тре­бо­вать, чтобы сло­ва при­ни­ма­лись в сооб­ра­же­ние там, где это тебе угод­но, и не при­ни­ма­лись в сооб­ра­же­ние там, где это тебе не угод­но.

XXX. 86. Но что же отве­ти­те вы на сде­лан­ное мною уже раз заяв­ле­ние, что интер­дикт не толь­ко по сво­е­му суще­ству и смыс­лу, но и по употреб­лён­ным в нём сло­вам состав­лен так, что не нуж­да­ет­ся ни в каких изме­не­ни­ях? Про­шу вас, реку­пе­ра­то­ры, отне­стись вни­ма­тель­но к моей речи: будет достой­ной ваше­го ума зада­чей убедить­ся в муд­ро­сти — не моей, а наших пред­ков. Дей­ст­ви­тель­но, то, что я имею ска­зать вам, не мною най­де­но, а ими пред­у­смот­ре­но. Они пони­ма­ли, что интер­дикт о само­управ­стве может быть при­ме­ним при двух раз­лич­ных усло­ви­ях: во-пер­вых, если бы кто утвер­ждал, что он был про­гнан из того места, где он нахо­дил­ся, во-вто­рых, если он был про­гнан от того места, куда он шёл; эти два слу­чая воз­мож­ны, реку­пе­ра­то­ры, третьей же воз­мож­но­сти нет. 87. Напри­мер: если кто про­го­ня­ет меня или мою челядь из мое­го име­ния⁷⁰, он про­го­ня­ет меня из это­го места; если же он встре­ча­ет меня с воору­жён­ны­ми людь­ми вне мое­го име­ния и не впус­ка­ет меня, то он про­го­ня­ет меня не из, а от это­го места. Имея в виду оба эти усло­вия, они нашли одно сло­во, доста­точ­но выра­жаю­щее и то и дру­гое, чтобы один и тот же интер­дикт дал мне воз­мож­ность в обо­их слу­ча­ях быть водво­рён­ным обрат­но, все рав­но, был ли я про­гнан из име­ния, или от име­ния — имен­но сло­во откуда. Это сло­во откуда озна­ча­ет и то и дру­гое, и «из како­го места», и «от како­го места». Откуда про­гна­ли Цин­ну? Из горо­да. — А Теле­зи­на? — От горо­да. — Откуда про­гна­ли гал­лов? — От Капи­то­лия. — А грак­хан­цев? — Из Капи­то­лия⁷¹. 88. Вы види­те, таким обра­зом, что это одно сло­во откуда обо­зна­ча­ет два отно­ше­ния, выра­жае­мые сло­ва­ми из и от. Точ­но так же долж­но быть пони­мае­мо и при­ка­за­ние: там водво­ри его обрат­но; так если бы гал­лы потре­бо­ва­ли от наших пред­ков, чтобы их «водво­ри­ли обрат­но там, откуда их про­гна­ли» и каким-либо обра­зом мог­ли это­го добить­ся, их при­шлось бы водво­рить обрат­но, пола­гаю я, не в той про­мо­ине, по кото­рой они нача­ли было взби­рать­ся, а в самом Капи­то­лии. Таков ведь смысл это­го пред­ло­же­ния: откуда ты про­гнал, т. е. либо из како­го места, либо от како­го места, там водво­ри. Послед­нее допус­ка­ет толь­ко одно тол­ко­ва­ние: водво­ри в том месте, т. е. если ты про­гнал его из это­го места, водво­ри в этом месте, если же от это­го места, водво­ри в том месте, не из кото­ро­го, а от кото­ро­го ты его про­гнал. Так если бы пло­вец, при­бли­жа­ясь уже к родине, был вне­зап­но отбро­шен бурей и стал бы желать, чтобы он, про­гнан­ный от род­ных бере­гов, был водво­рён обрат­но — он желал бы, пола­гаю я, чтобы судь­ба водво­ри­ла его обрат­но там, откуда его унес­ло, не на рей­де, а в самом горо­де, к кото­ро­му он стре­мил­ся; точ­но так же — так как в опре­де­ле­нии зна­че­ния слов мы поне­во­ле руко­во­дим­ся ана­ло­ги­ей — кто тре­бу­ет, чтобы его водво­ри­ли обрат­но там, откуда, т. е. от како­го места, он был про­гнан, тот тре­бу­ет, что бы его водво­ри­ли в том самом месте.

XXXI. 89. Но не одни толь­ко сло­ва при­во­дят к это­му резуль­та­ту; и сущ­ность дела застав­ля­ет нас быть тако­го же мне­ния. В самом деле, Пизон — чтобы вер­нуть­ся к нача­лу мое­го рас­суж­де­ния [§ 35] — если бы кто путём само­управ­ства с помо­щью воору­жён­ных людей про­гнал тебя из тво­е­го дома, что стал бы ты делать? Ты пре­сле­до­вал бы обид­чи­ков, пола­гаю я, по тому же интер­дик­ту, кото­рым вос­поль­зо­ва­лись и мы. А если бы ещё в то вре­мя, когда ты воз­вра­щал­ся бы с фору­ма, кто-нибудь с помо­щью воору­жён­ных людей не дал тебе вой­ти в твой дом, что стал бы ты делать? Ты вос­поль­зо­вал­ся бы тем самым интер­дик­том. И когда пре­тор издал бы интер­дикт, чтобы тебя водво­ри­ли там, откуда ты был про­гнан, ты дал бы ему то тол­ко­ва­ние, кото­рое даю ему я и пра­виль­ность кото­ро­го оче­вид­на, т. е. потре­бо­вал бы, чтобы ввиду двой­но­го зна­че­ния сло­ва откуда и при­ка­за пре­то­ра водво­рить тебя там, тебя водво­ри­ли в тво­ём доме, все рав­но, был ли ты про­гнан с пло­щад­ки, что перед глав­ным вхо­дом, или с внут­рен­ней части дома⁷².

Pro­ba­tio extra cau­sam. 90. А чтобы вы, реку­пе­ра­то­ры, с ещё боль­шей уве­рен­но­стью мог­ли — на осно­ва­нии ли сути дела, или слов — решить про­цесс в нашу поль­зу, ими выстав­ля­ет­ся после окон­ча­тель­но­го кру­ше­ния все­го их дела новое сооб­ра­же­ние, гла­ся­щее так: «Про­гнан­ным может назы­вать­ся лишь тот, кто в ту пору был вла­дель­цем, не вла­де­лец же нико­им обра­зом⁷³; так, если я был про­гнан от тво­е­го дома, меня не до́лжно водво­рять обрат­но, если же ты сам будешь про­гнан — до́лжно». Сосчи­тай, Пизон, сколь­ко сла­бых пунк­тов в этой защи­те, — обра­тив пред­ва­ри­тель­но вни­ма­ние на то, что ты уже отре­ка­ешь­ся от тво­е­го преж­не­го утвер­жде­ния, что нель­зя про­гнать чело­ве­ка оттуда, где он не нахо­дил­ся: теперь ты согла­ша­ешь­ся с тем, что мож­но, гово­ря, что толь­ко невла­дель­ца нель­зя назы­вать про­гнан­ным. 91. Поче­му, в самом деле, в том обы­ден­ном интер­дик­те, откуда тот меня про­гнал путём само­управ­ства при­бав­ля­ет­ся ого­вор­ка в то вре­мя как я был вла­дель­цем, если вооб­ще невла­де­лец не может быть про­гнан? И поче­му эта ого­вор­ка про­пус­ка­ет­ся в интер­дик­те о воору­жён­ных людях, если тем не менее вопрос о пра­вах вла­де­ния дол­жен быть постав­лен?⁷⁴ Ты гово­ришь, что не может быть назван про­гнан­ным тот, кто не был вла­дель­цем; я же дока­зы­ваю тебе, что если кто был про­гнан без уча­стия воору­жён­ных или собран­ных людей, ответ­чик, при­зна­ва­ясь в том, что про­гнал его, выиг­ры­ва­ет спон­сию, если может дока­зать, что истец не был вла­дель­цем. Ты гово­ришь, что не может быть назван про­гнан­ным тот, кто не был вла­дель­цем; я же дока­зы­ваю тебе, на осно­ва­нии наше­го интер­дик­та о воору­жён­ных людях, что тот, кто может дока­зать отсут­ст­вие прав на вла­де­ние у того, кого он про­гнал, всё-таки дол­жен про­иг­рать спон­сию, если толь­ко он при­зна­ет­ся в том, что про­гнал его с помо­щью воору­жён­ных людей. XXXII. 92. Про­гнать чело­ве­ка мож­но дво­я­ко: или без уча­стия собран­ных и воору­жён­ных людей, или же имен­но путём это­го послед­не­го рода само­управ­ства; к этим двум раз­лич­ным усло­ви­ям при­уро­че­ны два раз­лич­ных интер­дик­та. По тому обы­ден­но­му само­управ­ству ист­цу недо­ста­точ­но дока­зать, что его про­гна­ли — он дол­жен ещё дока­зать, что его про­гна­ли в то вре­мя, как он был вла­дель­цем. И это­го мало: он дол­жен дока­зать, что он вла­дел не на осно­ва­нии само­управ­ства, не на осно­ва­нии тай­но­го захва­та, не на осно­ва­нии полю­бов­но­го согла­ше­ния с ответ­чи­ком, дей­ст­ви­тель­но­го впредь до отка­за со сто­ро­ны это­го послед­не­го⁷⁵. Поэто­му-то ответ­чик, заяв­ляя, что он водво­рил²⁷, неред­ко гром­ким голо­сом при­зна­ёт­ся в том, что он про­гнал ист­ца, но при этом при­бав­ля­ет: «Он не был вла­дель­цем», или, согла­сив­шись даже с этим, выиг­ры­ва­ет спон­сию, дока­зы­вая, что истец вла­дел на осно­ва­нии само­управ­ства, или тай­но­го захва­та, или полю­бов­но­го согла­ше­ния с ним, дей­ст­ви­тель­но­го впредь до отка­за с его, ответ­чи­ка, сто­ро­ны. 93. Види­те, сколь­ко спо­со­бов защи­ты пре­до­ста­ви­ли наши пред­ки в рас­по­ря­же­ние того, кто учи­нил само­управ­ство без ору­жия и шай­ки людей? Но того дру­го­го, кото­рый вопре­ки пра­ву, чув­ству дол­га, доб­рым нра­вам⁷⁶ обра­тил­ся к желе­зу, к ору­жию, к резне, его вы види­те нагим на суде: кто с ору­жи­ем в руках спо­рил о сво­ём вла­де­нии, тот безо вся­ко­го ору­жия дол­жен вести спор о спон­сии. Как же ты дума­ешь, Пизон, есть раз­ни­ца меж­ду эти­ми дву­мя интер­дик­та­ми? есть раз­ни­ца в том, при­бав­ле­на ли в нашем ого­вор­ка в то вре­мя как А. Цеци­на был вла­дель­цем, или нет? мож­но ли тре­бо­вать от тебя неко­то­ро­го ува­же­ния к юриди­че­ской логи­ке, к раз­ли­чию интер­дик­тов, к воле наших пред­ков? Если бы та ого­вор­ка была при­бав­ле­на, о ней бы шёл спор; на деле она не при­бав­ле­на — и всё-таки, по-тво­е­му, спор дол­жен касать­ся и её?

94. Но не на этих сооб­ра­же­ни­ях поко­ит­ся дело Цеци­ны: Цеци­на был вла­дель­цем⁷⁷, реку­пе­ра­то­ры. И, хотя этот вопрос лежит вне пре­де­лов наше­го про­цес­са, всё же я разо­вью вам его вкрат­це, чтоб ваши сим­па­тии были на сто­роне Цеци­ны не толь­ко во имя пра­ва, но и во имя нрав­ст­вен­но­сти. Что Цезен­ния, как узуф­рук­ту­а­рия, была вла­де­ли­цей — это­го ты не отри­ца­ешь; тот арен­да­тор, кото­рый снял поме­стье у Цезен­нии, остал­ся в поме­стье на осно­ва­нии того же кон­трак­та; мож­но ли, после это­го, сомне­вать­ся, что если Цезен­ния была вла­де­ли­цей в то вре­мя, когда её арен­да­тор нахо­дил­ся в поме­стье, то после её смер­ти и её наслед­ник был вла­дель­цем на том же осно­ва­нии?⁷⁸ 95. Далее: обхо­дя свои име­ния, Цеци­на при­шёл и в наше поме­стье⁷⁹, при­нял сче­та от арен­да­то­ра⁸⁰. Кро­ме того: зачем, Эбу­ций, пред­ло­жил ты Цецине решить вопрос о пра­вах имен­но на то поме­стье, а не какое тебе угод­но дру­гое, если Цеци­на не был его вла­дель­цем?⁸¹ Зачем сам Цеци­на был готов дать себя уве­сти соглас­но обы­чаю и сде­лал тебе соот­вет­ст­вен­ное пред­ло­же­ние с одоб­ре­ния сво­их дру­зей?⁸² И спра­вед­ли­во…⁸³

«Но Сул­ла издал закон²⁴». Не буду рас­про­стра­нять­ся о том вре­ме­ни, о несча­сти­ях государ­ства; ука­жу тебе в ответ лишь на то, что тот же Сул­ла в том же законе при­пи­сал: «если что в насто­я­щем зако­но­пред­ло­же­нии про­ти­во­ре­чит суще­ст­ву­ю­ще­му пра­ву, то это сле­ду­ет счи­тать непред­ло­жен­ным». — «Итак! Есть ли что-либо вне пре­де­лов суще­ст­ву­ю­ще­го пра­ва, чего народ не мог бы сде­лать пред­ме­том пове­ле­ния или запре­та»? — Из этой самой ого­вор­ки — чтобы не гово­рить о дру­гом — вид­но, что да; в про­тив­ном слу­чае она не при­пи­сы­ва­лась бы ко всем зако­нам. XXXIII. 96. Но я спра­ши­ваю тебя: если бы народ при­ка­зал, чтобы я был тво­им рабом или ты моим — дума­ешь ли ты, что этот при­каз бы имел закон­ную силу? Ты видишь и созна­ёшь­ся, что это невоз­мож­но; но в этом созна­нии заклю­ча­ет­ся, во-пер­вых, уступ­ка, что не вся­кое при­ка­за­ние наро­да име­ет закон­ную силу; а во-вто­рых, ты ничем не дока­жешь, что, при без­услов­ной неотъ­ем­ле­мо­сти сво­бо­ды, граж­дан­ство может быть отня­то: в наших зако­нах и обы­ча­ях сво­бо­да и граж­дан­ство — поня­тия рав­но­сте­пен­ные, и кто раз допус­ка­ет отъ­ем­ле­мость граж­дан­ства, тот уже никак не спа­сёт неотъ­ем­ле­мо­сти сво­бо­ды. И в самом деле, может ли быть «сво­бод­ным по кви­рит­ско­му пра­ву» чело­век, не нахо­дя­щий­ся в чис­ле кви­ри­тов? 97. Это поло­же­ние я, ещё будучи очень моло­дым чело­ве­ком отсто­ял перед судом, имея сво­им про­тив­ни­ком одно­го из самых крас­но­ре­чи­вых людей наше­го государ­ства, Г. Кот­ту. Я защи­щал сво­бо­ду одной арре­тин­ки⁸⁴; Кот­та воз­будил в децем­ви­рах сомне­ния в право­те наше­го сакра­мен­та⁸⁵, ука­зы­вая на то, что у арре­тин­цев отня­ты граж­дан­ские пра­ва; я же горя­чо дока­зы­вал, что граж­дан­ские пра­ва не мог­ли быть отня­ты. Децем­ви­ры в первую сес­сию не про­из­нес­ли при­го­во­ра; но затем, вто­рич­но иссле­до­вав и взве­сив дело, объ­яви­ли наш сакра­мент пра­вым. И этот при­го­вор состо­ял­ся и вопре­ки дока­за­тель­ствам Кот­ты, и при жиз­ни Сул­лы. А затем — сто­ить ли упо­ми­нать об осталь­ном? что все люди, очу­тив­ши­е­ся в оди­на­ко­вом с Цеци­ной поло­же­нии, вчи­ня­ют иски, отста­и­ва­ют свои пра­ва, поль­зу­ют­ся теми же поста­нов­ле­ни­я­ми граж­дан­ско­го пра­ва, не встре­чая ника­ких затруд­не­ний, ни со сто­ро­ны маги­ст­ра­тов, ни со сто­ро­ны судей, ни со сто­ро­ны юрис­кон­суль­тов! 98. Ведь я знаю, что вам всем это отлич­но извест­но. Прав­да, я знаю и то — уж поз­воль мне под­ска­зать тебе то, чего тебе и в голо­ву не при­хо­ди­ло⁸⁷ — что неред­ко воз­буж­да­ет­ся вопрос, каким обра­зом, при неотъ­ем­ле­мо­сти граж­дан­ства, наши сограж­дане так часто мог­ли отправ­лять­ся в латин­ские коло­нии. Отве­чу: они отпра­ви­лись или доб­ро­воль­но, или во избе­жа­ние закон­но­го штра­фа; если бы они поже­ла­ли под­верг­нуть­ся это­му штра­фу, они мог­ли бы сохра­нить свои граж­дан­ские пра­ва. Далее: по како­му пра­ву теря­ет граж­дан­ство тот, кого выдал голо­вою pa­ter pat­ra­tus, или кого про­дал его соб­ст­вен­ный отец или народ? Отве­чу: рим­ский граж­да­нин выда­ёт­ся голо­вою во искуп­ле­ние тяго­те­ю­щей над государ­ст­вом божьей кары, при­чём он, будучи при­нят, дела­ет­ся соб­ст­вен­но­стью тех, кому он выдан, а в слу­чае непри­ня­тия (как это слу­чи­лось с Ман­ци­ном у нуман­тин­цев) удер­жи­ва­ет вме­сте с про­чи­ми пра­ва­ми состо­я­ния и граж­дан­ство; если отец его про­дал, то это зна­чит, что он отпус­ка­ет из-под сво­ей вла­сти того, кого он рань­ше при­нял под свою власть; XXXIV. 99. когда народ про­да­ёт укло­ня­ю­ще­го­ся от воен­ной служ­бы, то он не лиша­ет его сво­бо­ды, а лишь объ­яв­ля­ет отка­зав­шим­ся от сво­бо­ды того, кто ради сво­бо­ды не поже­лал под­вер­гать себя опас­но­сти; когда же тот же народ про­да­ёт укло­ня­ю­ще­го­ся от цен­за, то он этим хочет ска­зать, что, как насто­я­щие рабы путём цен­за полу­ча­ют сво­бо­ду, так и тот, кто, будучи сво­бод­ным, не поже­лал участ­во­вать в цен­зе, этим самым доб­ро­воль­но исклю­чил себя из чис­ла сво­бод­ных. Но допу­стим даже, что все­ми эти­ми путя­ми мож­но отнять у чело­ве­ка сво­бо­ду и граж­дан­ство; неуже­ли те, кото­рые ссы­ла­ют­ся на них, не пони­ма­ют, что если наши пред­ки допу­сти­ли поте­рю того и дру­го­го эти­ми путя­ми, то этим самым они не допу­сти­ли её дру­ги­ми путя­ми? 100. Дей­ст­ви­тель­но, пусть они при­ве­дут напо­до­бие пере­чис­лен­ных выше пра­во­вых поста­нов­ле­ний и такое: «… у кого сво­бо­да или граж­дан­ство были отня­ты путём зако­на или зако­но­пред­ло­же­ния!» — «A изгна­ние?» — ска­жут. Нет, его смысл ясен: изгна­ние — не нака­за­ние, а убе­жи­ще и гавань для нака­зу­е­мых; из жела­ния избег­нуть како­го-нибудь нака­за­ния или несча­стья люди «меня­ют поч­ву»⁸⁸, т. е. изби­ра­ют дру­гую роди­ну, дру­гое место житель­ства. Вот поче­му вы ни в одном нашем законе не най­дё­те, чтобы какие бы то ни было пре­ступ­ле­ния, как в осталь­ных государ­ствах, нака­зы­ва­лись изгна­ни­ем. Нет: желая избег­нуть заклю­че­ния, каз­ни, позо­ра, опре­де­лён­ных зако­ном, люди при­бе­га­ют к изгна­нию, точ­но к алта­рю спа­се­ния. Если бы они жела­ли, оста­ва­ясь граж­да­на­ми, под­верг­нуть­ся стро­го­сти зако­нов, они поте­ря­ли бы граж­дан­ство толь­ко вме­сте с жиз­нью; а раз они это­го не жела­ют, то ясно, что граж­дан­ство не отни­ма­ет­ся у них, а ими же сла­га­ет­ся и остав­ля­ет­ся. Дело в том, что по наше­му пра­ву никто не может быть одно­вре­мен­но граж­да­ни­ном двух общин; итак, лишь толь­ко эми­грант при­нят в «изгна­ние», т. е. в состав дру­гой общи­ны, — он этим самым теря­ет наше граж­дан­ство.

XXXV. 101. Я сознаю, реку­пе­ра­то­ры, что при всей недо­ста­точ­но­сти мое­го рас­суж­де­ния об этой сто­роне наше­го пра­ва, я всё-таки пре­сту­пил пре­де­лы того, что под­суд­но ваше­му при­го­во­ру; я посту­пил так не пото­му, чтобы счи­тал имен­но этот спо­соб защи­ты нуж­ным для вас, а для того, чтобы все зна­ли, что граж­дан­ство ни у кого не отня­то и не может быть отня­то. Это я хотел дове­сти до сведе­ния как непо­сред­ст­вен­ных жертв Сул­ли­ной обиды, так и всех осталь­ных и ста­рых и новых граж­дан⁸⁹; ведь если какой бы то ни было новый граж­да­нин может быть лишён граж­дан­ства, то нет ника­ко­го осно­ва­ния, поче­му то же самое не мог­ло бы про­изой­ти и со все­ми пат­ри­ци­я­ми, со все­ми древ­ней­ши­ми граж­да­на­ми. 102. А что этот вопрос не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к наше­му делу — это вид­но, во-пер­вых, из того, что он вам не под­суден, а затем и из того, что сам Сул­ла свой закон о граж­дан­стве вола­терран­цев фор­му­ли­ро­вал так, что их дол­го­вые и наслед­ст­вен­ные отно­ше­ния тро­ну­ты им не были. Он рас­про­стра­нил на них быв­шее ари­мин­ское пра­во⁹⁰: а про Ари­мин вся­кий зна­ет, что он при­над­ле­жал к «две­на­дца­ти коло­ни­ям», и что его граж­дане мог­ли быть наслед­ни­ка­ми рим­ских граж­дан.

Conclu­sio. Если бы граж­дан­ство мог­ло быть отня­то у А. Цеци­ны на закон­ном осно­ва­нии — всё же мы, все порядоч­ные люди, ста­ли бы ско­рее отыс­ки­вать воз­мож­ность удер­жать в среде граж­дан, сняв с него обиду, столь испы­тан­но­го, столь доб­ро­со­вест­но­го чело­ве­ка, ода­рён­но­го таким умом, такой энер­ги­ей, таким оба­я­ни­ем сре­ди сво­их зем­ля­ков; и нуж­но быть рав­ным тебе, Секст, по нера­зу­мию и бес­со­вест­но­сти, чтобы теперь, когда он не мог поте­рять ни ато­ма из сво­их граж­дан­ских прав, утвер­ждать, что граж­дан­ство у него отня­то. 103. И вот он, реку­пе­ра­то­ры, не посту­пил­ся сво­им пра­вом, ни в чём не усту­пил дер­зо­сти и жад­но­сти это­го чело­ве­ка; что же каса­ет­ся осталь­но­го, то он пору­ча­ет вашей чест­но­сти, ваше­му чув­ству дол­га наше общее дело, пра­во все­го наше­го наро­да. Каков он как чело­век, как он все­гда доро­жил мне­ни­ем вашим и подоб­ных вам людей, это вы види­те из это­го само­го дела: в нём он не менее забо­тит­ся о том, чтоб не пока­зать­ся неспра­вед­ли­вым в пре­сле­до­ва­нии сво­их инте­ре­сов, чем о том, чтобы не про­слыть вялым, остав­ляя их без вни­ма­ния; не менее боит­ся быть высо­ко­мер­ным по отно­ше­нию к Эбу­цию, чем стать жерт­вой его высо­ко­ме­рия. XXXVI. 104. Итак, если доз­во­ли­тель­но возда­вать долж­ное чело­ве­ку, как тако­во­му, и вне рамок само­го про­цес­са — то вы име­е­те перед собой чело­ве­ка заме­ча­тель­но чест­но­го, заве­до­мо доб­ро­со­вест­но­го, извест­но­го во всей Этру­рии, дав­ше­го как в сча­стье, так и в несча­стье мно­го дока­за­тельств сво­ей доб­ро­де­тель­но­сти и гуман­но­сти; если, с дру­гой сто­ро­ны, доз­во­ли­тель­но вне тех же рамок и чув­ст­во­вать отвра­ще­ние к чело­ве­ку как тако­во­му, то вот вам наш про­тив­ник — чело­век… ну, одним сло­вом, чело­век, сознаю­щий­ся в том, что он набрал шай­ку. Если же вы, остав­ляя в сто­роне людей, огра­ни­чи­ва­е­те свой инте­рес одним делом, то, при­ни­мая во вни­ма­ние, 1) что пред­ме­том ваше­го суда явля­ет­ся само­управ­ство, при­чём ответ­чик созна­ёт­ся, что он совер­шил само­управ­ство с помо­щью воору­жён­ных людей, выстав­ляя в свою защи­ту не тре­бо­ва­ние спра­вед­ли­во­сти, а одно толь­ко сло­во, кото­рое, одна­ко, как вы виде­ли, тоже у него вырва­но; 2) что авто­ри­тет луч­ших юри­стов на нашей сто­роне; 3) что вопрос о том, был ли А. Цеци­на вла­дель­цем, не име­ет отно­ше­ния к делу, но что вам тем не менее дока­за­но, что он вла­дель­цем был; 4) что ещё менее отно­сит­ся к делу вопрос, было ли поме­стье соб­ст­вен­но­стью А. Цеци­ны, но что я дока­зал вам и это; — при­ни­мая во вни­ма­ние всё это, вы уже сами реши­те, како­го при­го­во­ра тре­бу­ет от вас кри­ти­че­ское поло­же­ние государ­ства — по вопро­су о воору­жён­ных людях, при­зна­ние ответ­чи­ка — по вопро­су о само­управ­стве, наше согла­ше­ние — по вопро­су о нрав­ст­вен­ной спра­вед­ли­во­сти, смысл интер­дик­тов — по вопро­су о фор­маль­ном пра­ве.