История

Книга VIII

Урания

1. Эллин­ские мор­ские силы состо­я­ли вот из каких кораб­лей. Афи­няне выста­ви­ли 127 кораб­лей. Вои­на­ми и мат­ро­са­ми на этих кораб­лях вме­сте с афи­ня­на­ми слу­жи­ли неопыт­ные, прав­да, в море­пла­ва­нии, но доб­лест­ные и отваж­ные пла­тей­цы¹. Корин­фяне доста­ви­ли 40 кораб­лей, а мегар­цы 20. Хал­кидяне сна­ряди­ли эки­паж для 20 кораб­лей, пре­до­став­лен­ных афи­ня­на­ми. Эги­на выста­ви­ла 18 кораб­лей, Сики­он 12, лакеде­мо­няне 10, Эпидавр 8, эре­трий­цы 7, Тре­зен 5, сти­рей­цы 2, кеос­цы 2 бое­вых кораб­ля и 2 пен­те­кон­те­ры и, нако­нец, опунт­ские лок­ры при­сла­ли на помощь 7 пен­те­кон­тер.

2. Итак, эти кораб­ли сто­я­ли у Арте­ми­сия. Сколь­ко кораб­лей выста­вил каж­дый город, я уже ска­зал. Общее же чис­ло кораб­лей, собран­ных у Арте­ми­сия (кро­ме пен­те­кон­тер)², было 271. Глав­ным началь­ни­ком флота спар­тан­цы выста­ви­ли Еври­би­а­да, сына Еври­к­лида. Союз­ни­ки отка­за­лись под­чи­нять­ся афи­ня­ни­ну и объ­яви­ли, что если началь­ник лакон­ско­го отряда не будет глав­но­ко­ман­дую­щим, то они не при­мут уча­стия в похо­де.

3. Сна­ча­ла ведь (еще до отправ­ки послов за помо­щью в Сике­лию) шла речь о том, чтобы отдать коман­до­ва­ние фло­том афи­ня­нам. Одна­ко из-за сопро­тив­ле­ния союз­ни­ков афи­ня­нам при­шлось усту­пить. Самой глав­ной заботой афи­нян было спа­се­ние Элла­ды: они пони­ма­ли, что спор из-за глав­но­го коман­до­ва­ния может погу­бить Элла­ду. И афи­няне были пра­вы. Ведь рас­при в сво­ем наро­де настоль­ко же губи­тель­нее вой­ны про­тив внеш­не­го вра­га, насколь­ко вой­на губи­тель­нее мира. Так вот, по этим сооб­ра­же­ни­ям афи­няне реши­ли не про­ти­вить­ся, а усту­пать, одна­ко лишь до тех пор, пока была насто­я­тель­ная нуж­да в помо­щи союз­ни­ков³. Это они ясно дали понять впо­след­ст­вии. Ибо, лишь толь­ко афи­няне изгна­ли вой­ско пер­сид­ско­го царя и обра­ти­лись про­тив его соб­ст­вен­ной дер­жа­вы, они отня­ли у лакеде­мо­нян глав­ное коман­до­ва­ние под пред­ло­гом высо­ко­мер­но­го поведе­ния Пав­са­ния⁴. Впро­чем, это слу­чи­лось позд­нее.

4. Итак, эллин­ские кораб­ли при­бы­ли тогда к Арте­ми­сию. Меж­ду тем, увидев огром­ный флот про­тив­ни­ка на яко­ре у Афет и [заме­тив], что всюду пол­но вра­же­ских кораб­лей (ведь про­тив ожи­да­ния силы вар­ва­ров ока­за­лись гораздо более зна­чи­тель­ны­ми)⁵, элли­ны устра­ши­лись и реши­ли сно­ва бежать во внут­рен­ние воды Элла­ды. Узнав об этом, евбей­цы про­си­ли Еври­би­а­да подо­ждать, по край­ней мере, хоть немно­го, пока они тай­но не отпра­вят детей и челядь в без­опас­ное место. Еври­би­ад, одна­ко, откло­нил их прось­бу, и тогда евбей­цы обра­ти­лись к афин­ско­му вое­на­чаль­ни­ку Феми­сто­клу. Им уда­лось за 30 талан­тов под­ку­пить Феми­сток­ла, и тот скло­нил элли­нов остать­ся и дать мор­скую бит­ву перед Евбе­ей.

5. Феми­стокл же сумел убедить элли­нов подо­ждать вот каким обра­зом: из этих денег он отдал Еври­би­а­ду 5 талан­тов как буд­то бы из сво­его лич­но­го досто­я­ния. Когда Феми­стокл уго­во­рил Еври­би­а­да, то сре­ди про­чих вое­на­чаль­ни­ков оста­вал­ся толь­ко один про­тив­ник — коринф­ский вое­на­чаль­ник Адимант, сын Оки­та. Он заявил, что отплы­вет и не оста­нет­ся у Арте­ми­сия. К нему-то обра­тил­ся Феми­стокл и с клят­вой ска­зал: «Ты не поки­нешь нас на про­из­вол судь­бы, так как я обе­щаю тебе более щед­рые дары, чем даст тебе мидий­ский царь за изме­ну союз­ни­кам». С эти­ми сло­ва­ми он тот­час же послал на корабль Адиман­та 3 талан­та сереб­ра. Так-то Феми­стокл сумел при­влечь на свою сто­ро­ну денеж­ны­ми подар­ка­ми обо­их вое­на­чаль­ни­ков и ока­зать услу­гу евбей­цам. Сам же Феми­стокл тоже не остал­ся вна­кла­де, ута­ив осталь­ные день­ги⁶. А те, кто полу­чил эти денеж­ные подар­ки, пола­га­ли, что день­ги на это посла­ны из Афин.

6. Так-то элли­ны оста­лись у Евбеи и дали там мор­скую бит­ву. Про­изо­шла же она вот как. Когда вар­ва­ры сра­зу же после полу­дня при­бы­ли к Афе­там и сами увиде­ли малень­кий флот элли­нов на яко­ре у Арте­ми­сия, о чем они и рань­ше име­ли сведе­ния, то заго­ре­лись жела­ни­ем напасть на эллин­ские кораб­ли и захва­тить их. Плыть, одна­ко, пря­мо на элли­нов вар­ва­ры счи­та­ли нера­зум­ным, пото­му что элли­ны при виде под­хо­дя­щих вра­гов обра­тят­ся в бег­ство и могут ускольз­нуть под покро­вом ночи. Пер­сы, есте­ствен­но, пола­га­ли, что элли­ны имен­но так и посту­пят, и жела­ли лишь погу­бить всех вра­гов до еди­но­го.

7. Поэто­му-то на поги­бель элли­нам пер­сы при­ду­ма­ли вот что. Из все­го флота они выде­ли­ли 200 кораб­лей и отпра­ви­ли за ост­ров Скиаф, чтобы вра­ги не заме­ти­ли кораб­лей, плы­ву­щих вокруг Евбеи мимо мыса Кафе­рея и Гере­ста в Еврип. [Зада­чей этих кораб­лей было] захва­тить там элли­нов и отре­зать им путь к отступ­ле­нию, в то вре­мя как глав­ные силы долж­ны были напасть на вра­га спе­ре­ди. При­няв такое реше­ние, пер­сы напра­ви­ли [в обход] назна­чен­ные для окру­же­ния вра­га кораб­ли⁷. Глав­ные же силы не име­ли в виду в этот день напа­дать на элли­нов в ожи­да­нии услов­но­го зна­ка о при­бы­тии оги­бав­ших ост­ров кораб­лей. Итак, пер­сы посла­ли эти кораб­ли в пла­ва­ние вокруг Евбеи и в это вре­мя ста­ли про­из­во­дить смотр глав­ных сил, сто­яв­ших у Афет.

8. Меж­ду тем во вре­мя это­го смот­ра кораб­лей в стане пер­сов нахо­дил­ся некто Скил­лий из Сики­о­на, самый луч­ший водо­лаз того вре­ме­ни. После кораб­ле­кру­ше­ния у Пели­о­на он спас пер­сам бо́льшую часть их сокро­вищ, а мно­го при­сво­ил и себе. Этот-то Скил­лий пере­бе­жал к элли­нам (он наме­ре­вал­ся и рань­ше перей­ти к элли­нам, но до тех пор ему не пред­став­ля­лось удоб­но­го слу­чая). Каким имен­но обра­зом он попал потом, нако­нец, к элли­нам, я досто­вер­но ска­зать не могу. Ведь рас­ска­зы об этом пред­став­ля­ют­ся едва ли веро­ят­ны­ми. Так, напри­мер, гово­рят, что он погру­зил­ся в море в Афе­тах и впер­вые выныр­нул на поверх­ность толь­ко у Арте­ми­сия, т. е. про­плыл под водой при­бли­зи­тель­но 80 ста­дий. Пере­да­ют так­же и дру­гие рас­ска­зы об этом чело­ве­ке, очень похо­жие на выдум­ку; неко­то­рые же из них все-таки прав­ди­вы. В дан­ном слу­чае я, впро­чем, дер­жусь того мне­ния, что Скил­лий при­был к Арте­ми­сию на какой-нибудь лод­ке. А лишь толь­ко он явил­ся туда, то немед­лен­но сооб­щил эллин­ским вое­на­чаль­ни­кам о кораб­ле­кру­ше­нии и о кораб­лях, послан­ных вокруг Евбеи.

9. Услы­шав такие вести, элли­ны собра­лись на воен­ный совет. После мно­гих речей верх одер­жа­ло пред­ло­же­ние: этот день еще остать­ся на месте и рас­по­ло­жить­ся ста­ном на бере­гу, а затем после полу­но­чи вый­ти навстре­чу плыв­шим вокруг Евбеи кораб­лям. После это­го воен­но­го сове­та, так как [глав­ные силы пер­сов] не начи­на­ли напа­де­ния, элли­ны, подо­ждав до вече­ра, сами бро­си­лись на вар­ва­ров, чтобы испро­бо­вать свой спо­соб сра­же­ния — про­рыв бое­во­го строя вра­же­ских кораб­лей⁸.

10. Когда эки­паж и вое­на­чаль­ни­ки на кораб­лях Ксерк­са увиде­ли плы­ву­щие на них мало­чис­лен­ные вра­же­ские кораб­ли, они так­же сня­лись с яко­рей и вышли в откры­тое море. Пер­сы счи­та­ли элли­нов совер­шен­но безум­ны­ми и наде­я­лись без труда захва­тить их кораб­ли. И их надеж­ды были вполне обос­но­ва­ны. Ведь пер­сы виде­ли, сколь мало кораб­лей у элли­нов и во сколь­ко раз их соб­ст­вен­ный флот боль­ше и луч­ше на пла­ву. С таким-то чув­ст­вом пре­вос­ход­ства [над про­тив­ни­ком] пер­сы ста­ли окру­жать элли­нов. Неко­то­рые ионяне, пре­дан­ные эллин­ско­му делу и лишь неохот­но высту­пив­шие в поход с пер­са­ми, с вели­кой тре­во­гой взи­ра­ли теперь, как пер­сид­ский флот окру­жа­ет элли­нов. Они дума­ли, что никто из элли­нов уже не вер­нет­ся домой. Столь сла­бой им каза­лась эллин­ская мощь! Дру­гие же, напро­тив, радо­ва­лись судь­бе элли­нов и даже пусти­лись в сорев­но­ва­ние: кто пер­вым захва­тит атти­че­ский корабль, полу­чит за это цар­ский пода­рок. Ведь во всем пер­сид­ском фло­те толь­ко и речи было, что об афи­ня­нах.

11. Меж­ду тем элли­ны по пер­во­му сиг­на­лу тру­бы повер­ну­ли носы кораб­лей на вра­га, а кор­ма­ми сдви­ну­ли их в середи­ну друг про­тив дру­га. По вто­ро­му сиг­на­лу элли­ны нача­ли ата­ку, хотя и были стес­не­ны огра­ни­чен­ным про­стран­ст­вом, так что мог­ли плыть толь­ко пря­мо. При этом они захва­ти­ли трид­цать вар­вар­ских кораб­лей и взя­ли в плен Фила­о­на, сына Хер­сия, бра­та Гор­га, царя Сала­ми­на, чело­ве­ка вли­я­тель­но­го в пер­сид­ском фло­те. Пер­вым из элли­нов овла­дел вра­же­ским кораб­лем афи­ня­нин Лико­мед, сын Эсхрея. Он полу­чил награ­ду за доб­лесть. Насту­пив­шая ночь разъ­еди­ни­ла про­тив­ни­ков, и бит­ва оста­лась нере­шен­ной. Элли­ны отплы­ли назад к Арте­ми­сию, а вар­ва­ры — к Афе­там. Вопре­ки их ожи­да­ни­ям бит­ва окон­чи­лась совер­шен­но ина­че. В этой мор­ской бит­ве толь­ко один эллин из цар­ско­го вой­ска — Анти­дор из Лем­но­са — пере­шел на сто­ро­ну элли­нов. За это афи­няне пода­ри­ли ему уча­сток зем­ли на Сала­мине.

12. С наступ­ле­ни­ем тем­ноты (лето было в раз­га­ре) раз­ра­зил­ся страш­ный ливень на всю ночь и с Пели­о­на гре­ме­ли глу­хие рас­ка­ты гро­ма. Мерт­вые же тела и облом­ки кораб­лей [тече­ни­ем] при­нес­ло к Афе­там и при­би­ло к носам пер­сид­ских кораб­лей, и они запу­та­лись в лопа­стях кора­бель­ных весел⁹. Люди на кораб­лях в Афе­тах, слы­шав­шие шум, при­шли в смя­те­ние, думая, что при всех несча­стьях им теперь уже не мино­вать гибе­ли. Ведь едва они успе­ли прий­ти в себя после кру­ше­ния и бури у Пели­о­на, как сра­зу нача­лась оже­сто­чен­ная бит­ва, а после нее — страш­ный ливень: бур­ные пото­ки воды стрем­глав обру­ши­лись [с вер­ши­ны Пели­о­на] в море и загре­ме­ли глу­хие рас­ка­ты гро­ма. Такую ужас­ную ночь при­шлось пере­жить пер­сам!

13. А для кораб­лей, послан­ных вокруг Евбеи, эта самая ночь ока­за­лась еще ужас­нее, тем более что непо­го­да заста­ла вар­ва­ров в откры­том море и их ожи­дал печаль­ный конец. Буря и ливень настиг­ли вар­ва­ров у евбей­ских уте­сов¹⁰, когда они плы­ли мимо «Лощин»; гони­мые по воле вет­ра неве­до­мо куда, вар­вар­ские кораб­ли выбро­си­ло на при­бреж­ные ска­лы. Все это боже­ство совер­ши­ло, для того чтобы урав­нять пер­сид­скую мощь с эллин­ской и чтобы флот пер­сов не был гораздо силь­нее эллин­ско­го. Так-то эти пер­сид­ские кораб­ли нашли свою гибель у евбей­ских уте­сов.

14. Когда же, нако­нец, вос­си­ял желан­ный день, флот вар­ва­ров в Афе­тах хра­нил пол­ное спо­кой­ст­вие: вар­ва­ры были рады, что в тепе­ре­ш­ней беде их хоть оста­ви­ли в покое. Элли­ны же полу­чи­ли под­креп­ле­ние — при­шло 53 атти­че­ских кораб­ля. При­бы­тие этих кораб­лей, а так­же весть о гибе­ли все­го отряда вар­вар­ских кораб­лей, плыв­ших вокруг Евбеи, под­ня­ли дух элли­нов. Элли­ны дожда­лись того же часа дня, как и в преды­ду­щий день, и затем напа­ли на кили­кий­ские кораб­ли. Уни­что­жив эти кораб­ли, они с наступ­ле­ни­ем тем­ноты воз­вра­ти­лись назад к Арте­ми­сию.

15. Вое­на­чаль­ни­ки вар­ва­ров меж­ду тем силь­но доса­до­ва­ли на то, что такой ничтож­ный отряд кораб­лей нанес им столь силь­ный урон. Они стра­ши­лись так­же гне­ва Ксерк­са и поэто­му на тре­тий день не ста­ли боль­ше ждать напа­де­ния элли­нов. Набрав­шись храб­ро­сти, пер­сы око­ло полу­дня вышли в море. Слу­чай­но эти мор­ские бит­вы про­изо­шли в те же самые дни, что и бит­ва на суше при Фер­мо­пи­лах, при­чем зада­чей эллин­ско­го флота была толь­ко защи­та Еври­па¹¹, так же как отряд Лео­нида дол­жен был при­кры­вать [Фер­мо­пиль­ский] про­ход. Итак, элли­ны стре­ми­лись не допу­стить вар­ва­ров в Элла­ду, а вар­ва­ры — уни­что­жить эллин­ское вой­ско и овла­деть про­хо­дом.

16. Когда кораб­ли Ксерк­са ста­ли под­хо­дить в бое­вом поряд­ке, элли­ны спо­кой­но сто­я­ли перед Арте­ми­си­ем. Затем вар­ва­ры постро­и­ли свои кораб­ли дугой (в виде полу­ме­ся­ца), чтобы окру­жить вра­га. Тогда элли­ны сно­ва вышли навстре­чу вар­ва­рам, и бит­ва нача­лась. Силы про­тив­ни­ков в этой бит­ве были рав­ны, пото­му что флот Ксерк­са из-за боль­шо­го чис­ла кораб­лей и их вели­чи­ны сам себе при­чи­нял урон: кораб­ли нару­ша­ли бое­вой порядок и стал­ки­ва­лись друг с дру­гом. Но все же вар­ва­ры дер­жа­лись стой­ко и не отсту­па­ли: ведь для них было страш­ным позо­ром бежать от немно­го­чис­лен­ных вра­же­ских кораб­лей. Мно­го кораб­лей и людей погиб­ло у элли­нов, но еще гораздо боль­ше вар­ва­ры поте­ря­ли людей и кораб­лей. Так они сра­жа­лись и затем разо­шлись, и каж­дый флот вер­нул­ся назад на свою сто­ян­ку.

17. В этой бит­ве из Ксерк­со­вых вои­нов отлич­но сра­жа­лись егип­тяне. Они совер­ши­ли мно­го подви­гов и, меж­ду про­чим, захва­ти­ли пять эллин­ских кораб­лей со все­ми людь­ми. На сто­роне же элли­нов в этот день осо­бен­но отли­ча­лись афи­няне и сре­ди них Кли­ний, сын Алки­ви­а­да, кото­рый сра­жал­ся с эки­па­жем 200 чело­век на кораб­ле, постро­ен­ном на соб­ст­вен­ные сред­ства¹².

18. Итак, ото­рвав­шись от про­тив­ни­ка, обе сто­ро­ны с радо­стью поспе­ши­ли к сво­им сто­ян­кам. Элли­ны же поки­ну­ли поле бит­вы, хотя и захва­тив с собой [для погре­бе­ния] мерт­вые тела и облом­ки кораб­лей, но все же с тяже­лы­ми поте­ря­ми (осо­бен­но постра­да­ли афи­няне, у кото­рых поло­ви­на кораб­лей была повреж­де­на). Поэто­му-то элли­ны и реши­ли, нако­нец, отсту­пить во внут­рен­ние воды Элла­ды.

19. Меж­ду тем Феми­стокл понял, что если побудить ионян и карий­цев к отпа­де­нию от пер­сов, то осталь­ных вар­ва­ров мож­но лег­ко одо­леть. Увидев, что евбей­цы сго­ня­ют скот к побе­ре­жью [у Арте­ми­сия], Феми­стокл собрал эллин­ских вое­на­чаль­ни­ков и объ­явил им, что у него есть сред­ство, как пере­ма­нить луч­ших союз­ни­ков царя на сто­ро­ну элли­нов. Боль­ше, одна­ко, он ниче­го им не сооб­щил. При насто­я­щем поло­же­нии, доба­вил Феми­стокл, сле­ду­ет делать вот что: сна­ча­ла забить сколь­ко кто хочет голов евбей­ско­го скота; пусть луч­ше соб­ст­вен­ное вой­ско ест мясо, чем вра­ги. Затем каж­дый дол­жен отдать при­каз сво­им людям зажечь лагер­ные огни. О воз­вра­ще­нии же он сам поза­бо­тит­ся и ука­жет под­хо­дя­щее вре­мя, когда они смо­гут без­опас­но вер­нуть­ся в Элла­ду. Вое­на­чаль­ни­ки охот­но согла­си­лись с этим пред­ло­же­ни­ем Феми­сток­ла и тот­час веле­ли зажечь огни и нача­ли резать скот.

20. Евбей­цы ведь пре­не­брег­ли про­ри­ца­ни­ем Бакида как ниче­го не зна­ча­щим. Они даже не вывез­ли ниче­го из иму­ще­ства в без­опас­ное место и не сде­ла­ли ника­ких запа­сов про­до­воль­ст­вия на слу­чай вой­ны и таким обра­зом сами себе угото­ви­ли жал­кий конец. Про­ри­ца­ние же Бакида о войне гла­сит так:

Коль лубя­ное ярмо чуже­зе­мец на море накинет, Вре­мя тогда тебе гнать мно­го­бле­ю­щих коз­лищ с Евбеи.

Так как евбей­цы даже не обра­ти­ли вни­ма­ния на это изре­че­ние, то им при­шлось и теперь, и впо­след­ст­вии пере­жить страш­ные невзго­ды.

21. Так они посту­пи­ли. Меж­ду тем из Тра­хи­на при­был лазут­чик. Ведь в Арте­ми­сии был лазут­чи­ком анти­ки­рец Полий, кото­рый полу­чил при­каз (лод­ка с греб­ца­ми все­гда была нагото­ве) сооб­щить вой­ску в Фер­мо­пи­лах, если флот потер­пит неуда­чу. Точ­но так же в стане Лео­нида все­гда нахо­дил­ся нагото­ве с три­а­кон­те­рой афи­ня­нин Абро­них, сын Лисик­ла, чтобы в слу­чае какой-нибудь беды с сухо­пут­ным вой­ском пере­дать весть бой­цам у Арте­ми­сия. Этот-то Абро­них при­был тогда и рас­ска­зал о печаль­ной уча­сти Лео­нида и его вой­ска. Услы­шав эту весть, элли­ны немед­лен­но нача­ли отступ­ле­ние; отхо­ди­ли же кораб­ли в том поряд­ке, как каж­дый сто­ял: впе­ре­ди [плы­ли] корин­фяне, а послед­ни­ми афи­няне.

22. Феми­стокл же выбрал несколь­ко самых быст­ро­ход­ных афин­ских кораб­лей и поплыл с ними к местам, где была прес­ная вода. Он велел выре­зать на кам­нях над­пись, кото­рую на сле­дую­щий день про­чи­та­ли при­быв­шие к Арте­ми­сию ионяне. Над­пись эта гла­си­ла так: «Ионяне! Вы посту­па­е­те неспра­вед­ли­во, идя вой­ной на сво­их пред­ков и помо­гая [вар­ва­рам] пора­бо­тить Элла­ду. Пере­хо­ди­те ско­рей на нашу сто­ро­ну! Если же это невоз­мож­но, то, по край­ней мере, хоть сами не сра­жай­тесь про­тив нас и упро­си­те карий­цев посту­пить так же. А если не може­те сде­лать ни того, ни дру­го­го, если вы ско­ва­ны слиш­ком тяже­лой цепью при­нуж­де­ния и не може­те ее сбро­сить, то сра­жай­тесь, как тру­сы, когда дело дой­дет до бит­вы. Не забы­вай­те нико­гда, что вы про­изо­шли от нас и что из-за вас пер­во­на­чаль­но пошла у нас враж­да с пер­сид­ским царем». Феми­стокл, как я думаю, напи­сал это с двой­ным умыс­лом: либо ионяне изме­нят пер­сам и перей­дут к элли­нам (если это воз­зва­ние Феми­сток­ла оста­нет­ся неиз­вест­ным царю), либо Ксеркс, полу­чив доне­се­ние об этом, возь­мет ионян под подо­зре­ние и сам не поз­во­лит им участ­во­вать в мор­ских бит­вах¹³.

23. Тот­час после того, как Феми­стокл напи­сал это воз­зва­ние [к ионя­нам], к вар­ва­рам при­был на лод­ке какой-то чело­век из Гисти­еи с вестью об отплы­тии элли­нов из Арте­ми­сия. Вар­ва­ры, не пове­рив сооб­ще­нию, заклю­чи­ли вест­ни­ка под стра­жу, а затем посла­ли быст­ро­ход­ные кораб­ли на раз­вед­ку. Люди [с кораб­лей] под­твер­ди­ли изве­стие, и тогда с пер­вы­ми брыз­га­ми лучей вос­хо­дя­ще­го солн­ца весь пер­сид­ский флот поплыл к Арте­ми­сию. В этом месте вар­ва­ры сто­я­ли на яко­ре до полу­дня, а затем поплы­ли даль­ше в Гисти­ею. По при­бы­тии туда пер­сы захва­ти­ли город гисти­ей­цев в обла­сти Элло­пии и опу­сто­ши­ли все при­бреж­ные селе­ния зем­ли Гистиео­ти­ды.

24. Пока флот сто­ял там, Ксеркс рас­по­рядил­ся убрать мерт­вые тела и послал к вои­нам во фло­те гла­ша­тая. С тела­ми пав­ших царь сде­лал вот что. Из все­го чис­ла пав­ших в его вой­ске под Фер­мо­пи­ла­ми (а их было 20000 чело­век) Ксеркс велел оста­вить око­ло 1000, а для осталь­ных вырыть моги­лы и пре­дать погре­бе­нию. Моги­лы были покры­ты лист­вой и засы­па­ны зем­лей, чтобы люди с кораб­лей их не увиде­ли. Гла­ша­тай же, пере­пра­вив­шись в Гисти­ею, ска­зал все­му собран­но­му там флоту вот что: «Союз­ни­ки! Царь Ксеркс поз­во­ля­ет вся­ко­му, желаю­ще­му поки­нуть свое место, пой­ти посмот­реть, как он сра­жа­ет­ся с эти­ми без­рас­суд­ны­ми людь­ми, кото­рые воз­меч­та­ли одо­леть цар­скую мощь!».

25. После это­го объ­яв­ле­ния гла­ша­тая так мно­го людей захо­те­ло смот­реть тела пав­ших, что не хва­ти­ло даже судов для [пере­воз­ки] всех. Они пере­прав­ля­лись и смот­ре­ли, про­хо­дя по рядам мерт­вых тел. Все вери­ли, что лежав­шие там мерт­ве­цы были толь­ко лакеде­мо­няне и фес­пий­цы (за них же счи­та­ли и ило­тов)¹⁴. Все же ни для кого из при­ехав­ших [смот­реть пав­ших] не остал­ся в тайне посту­пок Ксерк­са со сво­и­ми пав­ши­ми вои­на­ми. И это было дей­ст­ви­тель­но даже смеш­но: из все­го чис­ла пав­ших пер­сов на виду лежа­ла толь­ко 1000 тру­пов, тогда как пав­шие элли­ны — 4000 мерт­вых тел — все вме­сте были сва­ле­ны в одно место¹⁵. Этот день про­шел в осмот­ре мерт­ве­цов, а на сле­дую­щий день люди с кораб­лей отплы­ли в Гисти­ею к сво­им кораб­лям, сухо­пут­ное же вой­ско во гла­ве с Ксерк­сом про­дол­жа­ло свой путь.

26. Здесь к пер­сам при­бы­ло несколь­ко пере­беж­чи­ков из Арка­дии. Не имея средств для жиз­ни, они хоте­ли посту­пить на служ­бу к пер­сам¹⁶. Их при­ве­ли пред очи царя и спро­си­ли, что теперь дела­ют элли­ны. Один из пер­сов от име­ни всех зада­вал вопро­сы. Аркад­цы отве­ча­ли, что элли­ны справ­ля­ют олим­пий­ский празд­ник¹⁷ — смот­рят гим­ни­че­ские и иппи­че­ские состя­за­ния. На вопрос пер­са, какая же награ­да назна­че­на состя­заю­щим­ся за победу, те отве­ча­ли: «Победи­тель обыч­но полу­ча­ет в награ­ду венок из олив­ко­вых вет­вей». Тогда Тиг­ран, сын Арта­ба­на, выска­зал весь­ма бла­го­род­ное мне­ние, кото­рое царь, прав­да, истол­ко­вал как тру­сость. Имен­но, услы­шав, что у элли­нов награ­да за победу в состя­за­нии — венок, а не день­ги, он не мог удер­жать­ся и ска­зал перед всем собра­ни­ем вот что: «Увы, Мар­до­ний! Про­тив кого ты ведешь нас в бой? Ведь эти люди состя­за­ют­ся не ради денег, а ради доб­ле­сти!». Но об этом ска­за­но доволь­но.

27. Меж­ду тем тот­час же после Фер­мо­пиль­ско­го пора­же­ния фес­са­лий­цы отпра­ви­ли гла­ша­тая к фокий­цам (фокий­цев они нена­виде­ли с дав­них пор, а после послед­ней вой­ны — осо­бен­но). Фес­са­лий­цы еще за несколь­ко лет до это­го похо­да пер­сид­ско­го царя [на Элла­ду] со всем сво­им опол­че­ни­ем и союз­ни­ка­ми вторг­лись в Фокиду, но потер­пе­ли тяже­лое пора­же­ние с жесто­ким уро­ном. Они запер­ли фокий­цев на Пар­на­се вме­сте с про­ри­ца­те­лем Тел­ли­ем из Элиды. Этот-то Тел­лий при­ду­мал там вот какую воен­ную хит­рость. Он велел обма­зать мелом 600 самых отваж­ных фокий­ских [вои­нов] (и их самих, и доспе­хи) и послал их ночью про­тив фес­са­лий­цев, при­ка­зав уби­вать вся­ко­го не побе­лен­но­го. При виде их фес­са­лий­ская стра­жа сна­ча­ла в стра­хе обра­ти­лась в бег­ство, думая, что это какие-то при­зра­ки, а затем — и само вой­ско. Фокий­цы пере­би­ли 4000 чело­век и овла­де­ли щита­ми фес­са­лий­цев (поло­ви­ну этих щитов они посвя­ти­ли в Абы, а дру­гую — в Дель­фы). Деся­тую часть захва­чен­ной в этой бит­ве добы­чи состав­ля­ли огром­ные ста­туи¹⁸, сто­я­щие око­ло тре­нож­ни­ка перед хра­мом в Дель­фах. Подоб­ные же ста­туи фокий­цы посвя­ти­ли в Абы.

28. Это пора­же­ние оса­жден­ные фокий­цы нанес­ли пеше­му вой­ску фес­са­лий­цев. Кон­ни­цу же, кото­рая вторг­лась в их зем­лю, они совер­шен­но уни­что­жи­ли. В гор­ном про­хо­де, что у Гиам­по­ли­са, они выко­па­ли широ­кий ров и поме­сти­ли туда порож­ние амфо­ры. Затем сно­ва засы­па­ли ров, сров­ня­ли с зем­лей и ста­ли ждать напа­де­ния фес­са­лий­цев. Кон­ни­ца фес­са­лий­цев стре­ми­тель­но бро­си­лась в ата­ку, чтобы уни­что­жить вра­га, но лоша­ди про­ва­ли­ва­лись в амфо­ры¹⁹ и пере­ло­ма­ли себе ноги.

29. Из-за этих-то двух пора­же­ний фес­са­лий­цы рас­па­ли­лись гне­вом на фокий­цев. Они отпра­ви­ли гла­ша­тая к фокий­цам с таким пред­ло­же­ни­ем: «Фокий­цы! Опом­ни­тесь, нако­нец, и пой­ми­те, что вы не може­те поме­рить­ся с нами. Ведь уже рань­ше, когда мы были на сто­роне элли­нов, у нас все­гда было боль­ше силы и вли­я­ния в Элла­де, чем у вас. А теперь мы в такой силе у пер­сид­ско­го царя, что в нашей вла­сти изгнать вас из вашей зем­ли, да еще и обра­тить в раб­ство. Впро­чем, имея все воз­мож­но­сти к тому, мы не жела­ем мстить вам. Одна­ко за это вы долж­ны дать нам 50 сереб­ря­ных талан­тов, и мы обе­ща­ем отвра­тить гро­зя­щую вашей зем­ле беду».

30. Тако­во было пред­ло­же­ние фес­са­лий­цев. Ведь фокий­цы были един­ст­вен­ной народ­но­стью в этой части [Элла­ды], кото­рая не пере­шла на сто­ро­ну пер­сов и, дума­ет­ся, не по какой иной при­чине, а толь­ко из нена­ви­сти к фес­са­лий­цам. Будь фес­са­лий­цы на сто­роне элли­нов, то фокий­цы, я пола­гаю, под­дер­жи­ва­ли бы пер­сов. Поэто­му в ответ на это пред­ло­же­ние фес­са­лий­цев фокий­цы объ­яви­ли, что не дадут ника­ких денег; если бы они вооб­ще захо­те­ли, то мог­ли бы, подоб­но фес­са­лий­цам, перей­ти к пер­сам, но они нико­гда доб­ро­воль­но не пре­да­дут Элла­ду²⁰.

31. Полу­чив такой ответ, фес­са­лий­цы озло­би­лись на фокий­цев и ука­за­ли пер­сид­ско­му царю путь в Фокиду. Из Тра­хи­нии пер­сы сна­ча­ла вторг­лись в Дориду. Меж­ду Малидой и Фокидой тянет­ся узкая поло­са Дорий­ской зем­ли, ста­дий око­ло 30 в шири­ну, кото­рая в древ­но­сти назы­ва­лась Дрио­пидой. Эта Дорий­ская зем­ля была роди­ной пело­пон­нес­ских дорий­цев. При втор­же­нии вар­ва­ры не разо­ри­ли ее, так как жите­ли дер­жа­ли сто­ро­ну пер­сов, да и фес­са­лий­цы были про­тив опу­сто­ше­ния²¹.

32. Когда пер­сы затем из Дориды про­ник­ли в Фокиду, то не мог­ли захва­тить самих фокий­цев, так как часть их бежа­ла на высоты Пар­на­са. Вер­ши­на Пар­на­са под назва­ни­ем Тифо­ра воз­вы­ша­ет­ся совер­шен­но оди­но­ко у горо­да Нео­на и пред­став­ля­ет удоб­ное при­ста­ни­ще для боль­шо­го отряда вой­ска. Туда-то фокий­цы и бежа­ли со всем сво­им доб­ром. Бо́льшая же часть насе­ле­ния спас­лась бег­ст­вом к озоль­ским локрам в город Амфис­су, кото­рый лежит по ту сто­ро­ну Кри­сей­ской рав­ни­ны. Вар­ва­ры же разо­ри­ли всю Фокиду (фес­са­лий­цы вели их вой­ско): все, что им ни попа­да­лось, уни­что­жа­ли в огне пожа­рищ, пре­да­вая пла­ме­ни горо­да и свя­ти­ли­ща.

33. Дей­ст­ви­тель­но, на сво­ем пути вдоль реки Кефи­са вар­ва­ры все пре­вра­ща­ли в пусты­ню и уни­что­жи­ли огнем сле­дую­щие горо­да: Дри­мос, Харад­ру, Эро­хос, Тефро­ний, Амфи­кею, Неон, Педи­еи, Три­теи, Эла­тею, Гиам­по­лис, Пара­пота­мии и Абы, где был бога­тый храм Апол­ло­на со мно­же­ст­вом сокро­вищ и посвя­ти­тель­ных при­но­ше­ний²². Было там и про­ри­ца­ли­ще, кото­рое суще­ст­ву­ет еще и поныне. И это свя­ти­ли­ще вар­ва­ры раз­гра­би­ли и пре­да­ли огню. Неко­то­рое чис­ло фокий­цев вар­ва­рам все же уда­лось, пре­сле­дуя в горах, захва­тить в плен. Несколь­ко жен­щин так­же погиб­ло от наси­лий мно­же­ства вои­нов.

34. Мино­вав Пара­пота­мии, вар­ва­ры при­бы­ли в Пано­пей²³. Здесь вой­ско разде­ли­лось на две части. Бо́льшая и силь­ней­шая часть во гла­ве с Ксерк­сом, дви­га­ясь на Афи­ны, про­ник­ла в Бео­тию, спер­ва в Орхо­мен­скую область. Вся Бео­тия была на сто­роне пер­сов, и македон­ские отряды, кото­рые послал Алек­сандр и раз­ме­стил по отдель­ным горо­дам, взя­ли на себя охра­ну бео­тий­ских горо­дов²⁴. Они хоте­ли этим пока­зать Ксерк­су, что бео­тий­цы на сто­роне пер­сов.

35. Итак, эта часть вар­вар­ско­го вой­ска напра­ви­лась в Бео­тию. Дру­гая же часть с опыт­ны­ми про­вод­ни­ка­ми дви­ну­лась к дель­фий­ско­му свя­ти­ли­щу, оста­вив Пар­нас на пра­вой сто­роне. Это вой­ско так­же опу­сто­ша­ло все фокий­ские селе­ния на сво­ем пути. Так были пре­да­ны огню горо­да пано­пе­ев, дав­ли­ев и эолидов²⁵. Вой­ско же это сле­до­ва­ло этим путем отдель­но от про­чих сил, чтобы раз­гра­бить дель­фий­ское свя­ти­ли­ще и пере­дать его сокро­ви­ща царю Ксерк­су. Ведь, как мне пере­да­ва­ли, Ксерк­су все зна­ме­ни­тые сокро­ви­ща дель­фий­ско­го свя­ти­ли­ща были извест­ны луч­ше остав­лен­ных им в сво­ем доме: [у пер­сов] толь­ко и было тол­ков, что о сокро­ви­щах в Дель­фах, в осо­бен­но­сти же о посвя­ти­тель­ных дарах Кре­за, сына Али­ат­та²⁶.

36. Дель­фий­цы же, узнав о наме­ре­нии Ксерк­са, при­шли в ужас. В вели­ком стра­хе они вопро­си­ли ора­кул: зако­пать ли им в зем­лю хра­мо­вые сокро­ви­ща или вывез­ти в дру­гую стра­ну. Бог же запре­тил им тро­гать сокро­ви­ща и ска­зал, что сам суме­ет защи­тить свое досто­я­ние. Полу­чив такой ответ ора­ку­ла, дель­фий­цы ста­ли забо­тить­ся о соб­ст­вен­ном спа­се­нии. Жен и детей они ото­сла­ли на дру­гую сто­ро­ну в Ахею, сами боль­шей частью укры­лись на вер­ши­нах Пар­на­са, а свое иму­ще­ство снес­ли в Кори­кий­скую пеще­ру. Неко­то­рые же бежа­ли в Амфис­су, что в зем­ле локров. Коро­че гово­ря, все дель­фий­цы поки­ну­ли свой город, оста­лось лишь 60 чело­век и про­ри­ца­тель.

37. Вар­ва­ры меж­ду тем были уже близ­ко и изда­ли мог­ли видеть свя­ти­ли­ще. Тогда про­ри­ца­тель по име­ни Аке­рат заме­тил, что свя­щен­ное ору­жие²⁷, кото­ро­го никто не дол­жен был касать­ся, выне­се­но из мега­ро­на²⁸ и лежит на зем­ле. Про­ри­ца­тель пошел сооб­щить об этом чуде людям, остав­шим­ся в Дель­фах. А когда пер­сы поспеш­но достиг­ли хра­ма Афи­ны Про­неи, слу­чи­лось еще более вели­кое чудо, чем это. Конеч­но, весь­ма уди­ви­тель­но, что бое­вое ору­жие появи­лось само собой и лежа­ло перед хра­мом. Одна­ко то, что после­до­ва­ло за этим, было самым уди­ви­тель­ным зна­ме­ни­ем из всех. Ибо в то самое мгно­ве­ние, когда вар­ва­ры появи­лись у свя­ти­ли­ща Афи­ны Про­неи, с неба пали перу­ны, а с Пар­на­са со страш­ным гро­хотом низ­верг­лись две ото­рвав­ши­е­ся вер­ши­ны и пора­зи­ли мно­же­ство пер­сов. Из хра­ма же Афи­ны Про­неи разда­ва­лись голо­са и бое­вой клич²⁹.

38. Все эти чудес­ные зна­ме­ния поверг­ли вар­ва­ров в ужас. Дель­фий­цы же, лишь толь­ко заме­ти­ли бег­ство вра­гов, спу­сти­лись с гор и мно­гих пере­би­ли. Остав­ши­е­ся в живых пер­сы бежа­ли пря­мым путем вплоть до Бео­тии. По воз­вра­ще­нии к сво­им, как я узнал, эти вар­ва­ры рас­ска­зы­ва­ли еще и о дру­гих явлен­ных им зна­ме­ни­ях: два вои­на выше чело­ве­че­ско­го роста пре­сле­до­ва­ли их и уби­ва­ли.

39. Это были, по сло­вам дель­фий­цев, два мест­ных героя — Филак и Авто­ной, хра­мы кото­рых нахо­дят­ся побли­зо­сти от свя­ти­ли­ща Апол­ло­на: Фила­ка — на самой ули­це выше свя­ти­ли­ща Про­неи, Авто­ноя же — неда­ле­ко от Касталь­ско­го источ­ни­ка у под­но­жия кру­то­го уте­са Гиам­пии. А низ­верг­нув­ши­е­ся с Пар­на­са облом­ки скал уце­ле­ли еще и до наше­го вре­ме­ни и поныне лежат в свя­щен­ной роще Афи­ны Про­неи, куда они стре­ми­тель­но обру­ши­лись, про­рвав ряды вар­ва­ров³⁰. Так-то про­изо­шло отступ­ле­ние отряда пер­сов от дель­фий­ско­го свя­ти­ли­ща.

40. Меж­ду тем эллин­ский флот по прось­бе афи­нян напра­вил­ся из Арте­ми­сия к бере­гам Сала­ми­на. Оста­но­вить­ся же у Сала­ми­на афи­няне про­си­ли пото­му, что хоте­ли вывез­ти жен и детей из Атти­ки в без­опас­ное место. А затем им нуж­но было дер­жать совет о том, как даль­ше вести вой­ну. Ведь при сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах обма­ну­тые в сво­их рас­че­тах афи­няне долж­ны были при­нять новые реше­ния. Так, они рас­счи­ты­ва­ли най­ти в Бео­тии все пело­пон­нес­ское опол­че­ние в ожи­да­нии вар­ва­ров, но не нашли ниче­го подоб­но­го. Напро­тив, афи­няне узна­ли, что пело­пон­нес­цы укреп­ля­ют Истм, и так как для них важ­нее все­го спа­сти Пело­пон­нес, то толь­ко один Пело­пон­нес они и хотят защи­щать. Все же про­чие зем­ли Элла­ды они остав­ля­ют на про­из­вол судь­бы³¹. При этом изве­стии афи­няне попро­си­ли сде­лать оста­нов­ку у Сала­ми­на.

41. Так вот, осталь­ные [эллин­ские] кораб­ли бро­си­ли якорь у Сала­ми­на, афи­няне же выса­ди­лись на берег. Тот­час же по при­бы­тии афи­няне объ­яви­ли через гла­ша­тая, чтобы каж­дый спа­сал сво­их детей и челядь кто где может. Тогда боль­шин­ство отпра­ви­ло сво­их жен и детей в Тре­зен, дру­гие — на Эги­ну, а иные — на Сала­мин. Афи­няне спе­ши­ли тай­но укрыть род­ных в без­опас­ное место, чтобы испол­нить пове­ле­ние ора­ку­ла, а осо­бен­но вот по какой при­чине. По рас­ска­зам афи­нян, в свя­ти­ли­ще на акро­по­ле живет боль­шая змея — страж акро­по­ля, кото­рой (сооб­ща­ют они далее) при­но­сят, как [чело­ве­че­ско­му] суще­ству, еже­ме­сяч­ную жерт­ву. Эта жерт­ва состо­ит из медо­вой лепеш­ки. Эту-то медо­вую лепеш­ку змея преж­де все­гда поеда­ла, а теперь оста­ви­ла нетро­ну­той. После того как жри­ца объ­яви­ла об этом, афи­няне гораздо ско­рее и охот­нее поки­ну­ли род­ной край, так как дума­ли, что и боги­ня поки­ну­ла свой акро­поль. После того же, как жен­щи­ны и дети со всем иму­ще­ст­вом были отправ­ле­ны в без­опас­ное место, афи­няне при­со­еди­ни­лись к флоту.

42. В то вре­мя как при­шед­шие из Арте­ми­сия кораб­ли сто­я­ли на яко­ре у Сала­ми­на, осталь­ной эллин­ский флот, узнав об этом, так­же при­был туда из Тре­зе­на. Флот еще рань­ше полу­чил при­каз собрать­ся в тре­зен­ской гава­ни Погоне. Туда при­шло гораздо боль­ше кораб­лей, чем сра­жа­лось при Арте­ми­сии, и от боль­шо­го чис­ла горо­дов. Во гла­ве это­го флота оста­вал­ся, как и при Арте­ми­сии, тот же Еври­би­ад, сын Еври­к­лида, спар­та­нец, при­том чело­век не цар­ско­го рода. Одна­ко гораздо боль­ше кораб­лей, и к тому же самых быст­ро­ход­ных, выста­ви­ли афи­няне.

43. Сра­жа­лись же вот какие кораб­ли. Из Пело­пон­не­са лакеде­мо­няне выста­ви­ли 16 кораб­лей. Корин­фяне же — такое же чис­ло кораб­лей, как и при Арте­ми­сии. Сики­он­цы доста­ви­ли 15 кораб­лей, эпидаврий­цы 10, тре­зен­цы 5, гер­ми­о­няне 3. Все эти горо­да, кро­ме Гер­ми­о­ны, при­над­ле­жат к дорий­ско­му и македон­ско­му пле­ме­ни, и [жите­ли их] пере­се­ли­лись в Пело­пон­нес из Эри­нея и из Пин­да и, нако­нец, из Дрио­пиды. Гер­ми­о­няне же — дрио­пы, изгнан­ные Герак­лом и малий­ца­ми из так назы­вае­мой ныне Дорий­ской зем­ли.

44. Это были пело­пон­нес­ские горо­да. Из горо­дов же на мате­ри­ке толь­ко одни афи­няне выста­ви­ли почти столь­ко же кораб­лей, как все осталь­ные вме­сте, имен­но 180. Ведь при Сала­мине пла­тей­цы не сра­жа­лись на афин­ских кораб­лях вот поче­му. Когда элли­ны воз­вра­ти­лись от Арте­ми­сия и при­бы­ли в Хал­киду, пла­тей­цы выса­ди­лись на про­ти­во­по­лож­ный берег Бео­тии, чтобы пере­вез­ти свои семьи и челядь в без­опас­ное место. И вот пла­тей­цы, спа­сая сво­их близ­ких, не мог­ли своевре­мен­но при­быть [на помощь]. Что до афи­нян, то они в то вре­мя, когда пеласги вла­де­ли так назы­вае­мой ныне Элла­дой, были пелас­га­ми и назы­ва­лись кра­на­я­ми. А при царе Кек­ро­пе их назы­ва­ли кек­ро­пида­ми. Когда же затем царем стал Эрех­фей, они полу­чи­ли имя афи­нян и, нако­нец, по име­ни их пред­во­ди­те­ля Иона, сына Ксуфа, — ионян³².

45. Мегар­цы выста­ви­ли столь­ко же кораб­лей, как и при Арте­ми­сии; ампра­киоты при­бы­ли с семью кораб­ля­ми, лев­кад­цы — с тре­мя (насе­ле­ние этих горо­дов при­над­ле­жа­ло к дорий­ско­му пле­ме­ни из Корин­фа).

46. Из ост­ро­ви­тян эгин­цы доста­ви­ли трид­цать кораб­лей. У эгин­цев, прав­да, были сна­ря­же­ны и дру­гие кораб­ли, но они пред­на­зна­ча­лись для защи­ты род­ной зем­ли. А сра­жа­лись они при Сала­мине на трид­ца­ти самых луч­ших кораб­лях. Эгин­цы — это дорий­цы и про­ис­хо­дят из Эпидав­ра. Ост­ров же их преж­де назы­вал­ся Эно­ной. После эгин­цев при­бы­ли хал­кидяне с два­дца­тью кораб­ля­ми, [как и] при Арте­ми­сии, и эре­трий­цы с семью кораб­ля­ми. Они — ионяне. Затем при­бы­ли кеос­цы с теми же самы­ми кораб­ля­ми; они ионий­ско­го про­ис­хож­де­ния из Афин. Нак­сос­цы выста­ви­ли четы­ре кораб­ля. Эти кораб­ли были, соб­ст­вен­но, посла­ны граж­да­на­ми к пер­сам, так же как и кораб­ли про­чих ост­ро­вов. Одна­ко вопре­ки при­ка­зу они при­бы­ли к элли­нам по насто­я­нию Демо­кри­та, чело­ве­ка, весь­ма ува­жае­мо­го сре­ди нак­сос­цев, кото­рый был тогда три­е­рар­хом. Нак­сос­цы же — ионяне и про­ис­хо­дят от афи­нян. Сти­рей­цы сна­ряди­ли столь­ко же кораб­лей, как и при Арте­ми­сии. Киф­нии — одну три­е­ру и одно 50-весель­ное суд­но. И те и дру­гие — дрио­пы. Так же сна­ряди­ли кораб­ли сери­фии и мелос­цы. Это были един­ст­вен­ные ост­ро­ва, кото­рые не дали зем­ли и воды пер­сид­ско­му царю.

47. Все эти горо­да и пле­ме­на, участ­во­вав­шие в войне, живут по сю сто­ро­ну зем­ли фес­протов и реки Ахе­рон­та. Фес­проты ведь гра­ни­чат с ампра­киота­ми и лев­ка­д­ца­ми, кото­рые высту­пи­ли в поход из самых даль­них пре­де­лов [Элла­ды]. Из элли­нов, живу­щих на той сто­роне [Ионий­ско­го моря], толь­ко одни кротон­цы при­шли с одним кораб­лем на помощь Элла­де в опас­но­сти³³. Началь­ни­ком это­го кораб­ля был Фаилл, три­жды победи­тель на пифий­ских состя­за­ни­ях. Кротон­цы по про­ис­хож­де­нию ахей­цы.

48. В то вре­мя как осталь­ные горо­да высту­пи­ли в поход с три­е­ра­ми, мелос­цы же, сиф­ний­цы и сери­фии сна­ряди­ли 50-весель­ные кораб­ли. Мелос­цы (по про­ис­хож­де­нию из Лакеде­мо­на) доста­ви­ли два кораб­ля. Сиф­нии же и сери­фяне (они ионяне из Афин) — по одно­му. Общее же чис­ло кораб­лей, кро­ме 50-весель­ных, состав­ля­ло 378.

49. Собрав свои кораб­ли у Сала­ми­на, вое­на­чаль­ни­ки всех упо­мя­ну­тых горо­дов ста­ли дер­жать совет. Еври­би­ад пред­ло­жил каж­до­му желаю­ще­му выска­зать свое мне­ние: в каком месте из тех, что еще были под вла­стью элли­нов, удоб­нее все­го дать мор­скую бит­ву. Ведь Атти­ка была уже остав­ле­на на про­из­вол судь­бы, и теперь дело шло толь­ко об осталь­ной Элла­де. Боль­шин­ство высту­пав­ших еди­но­душ­но выска­за­лось за то, чтобы отплыть к Ист­му и дать там мор­скую бит­ву в защи­ту Пело­пон­не­са. В поль­зу это­го мне­ния они при­во­ди­ли вот какой довод: если они, остав­шись у Сала­ми­на, про­иг­ра­ют бит­ву, то будут запер­ты на ост­ро­ве без вся­кой надеж­ды на спа­се­ние; с Ист­ма же они могут спа­стись, [воз­вра­тив­шись] в свои горо­да.

50. В то вре­мя как пело­пон­нес­ские вое­на­чаль­ни­ки выска­зы­ва­ли такие сооб­ра­же­ния, при­был какой-то афи­ня­нин с изве­сти­ем, что пер­сид­ский царь нахо­дит­ся уже в Атти­ке и опу­сто­ша­ет всю зем­лю огнем и мечом. Ксеркс с вой­ском про­шел Бео­тию, пре­дав огню город Фес­пии (фес­пий­цы поки­ну­ли свой город и бежа­ли в Пело­пон­нес). Так же посту­пил он и с Пла­те­я­ми, а затем про­ник в Атти­ку и разо­ря­ет там все. Фес­пии и Пла­теи царь пре­дал огню, узнав от фиван­цев, что эти горо­да не на сто­роне пер­сов.

51. После пере­пра­вы через Гел­лес­понт, где вар­ва­ры нача­ли поход и оста­ва­лись один месяц, счи­тая вре­мя пере­пра­вы в Евро­пу, в тече­ние сле­дую­щих трех меся­цев пер­сы достиг­ли Атти­ки. Архон­том тогда у афи­нян был Кал­ли­ад. Пер­сы заня­ли пустой город, и толь­ко в свя­ти­ли­ще [Афи­ны Пал­ла­ды] они нашли неболь­шое чис­ло афи­нян — хра­ни­те­лей хра­мо­вой утва­ри и бед­ня­ков. Эти люди запер­ли ворота акро­по­ля и зава­ли­ли их брев­на­ми, чтобы пре­гра­дить вход в храм. Они не пере­еха­ли на Сала­мин отча­сти по бед­но­сти и к тому же, как им каза­лось, толь­ко они раз­га­да­ли смысл изре­че­ния Пифии о том, что дере­вян­ная сте­на неодо­ли­ма: акро­поль, дума­ли они, будет им убе­жи­щем, кото­рое под­ра­зу­ме­вал ора­кул, а не кораб­ли.

52. Пер­сы же заня­ли холм про­тив акро­по­ля, кото­рый афи­няне назы­ва­ют аре­о­па­гом, и затем ста­ли оса­ждать акро­поль вот как: они зажгли обмотан­ные паклей стре­лы и ста­ли метать их в засе­ку. Оса­жден­ные афи­няне все-таки про­дол­жа­ли защи­щать­ся, хотя дошли уже до край­но­сти, так как засе­ка уже их не защи­ща­ла. Тем не менее, они не согла­си­лись на пред­ло­жен­ные Писи­стра­ти­да­ми усло­вия сда­чи, но при­ду­мы­ва­ли раз­ные новые сред­ства защи­ты. Так, они ска­ты­ва­ли огром­ные кам­ни на вар­ва­ров, напи­рав­ших на ворота, и Ксеркс дол­гое вре­мя был в затруд­не­нии, как ему взять акро­поль.

53. Нако­нец вар­ва­ры нашли выход из затруд­ни­тель­но­го поло­же­ния. Соглас­но изре­че­нию ора­ку­ла, ведь вся мате­ри­ко­вая Атти­ка долж­на была перей­ти под власть пер­сов. С пере­д­ней [север­ной] сто­ро­ны акро­по­ля, про­ти­во­по­лож­ной воротам и доро­ге, веду­щей наверх, несколь­ко пер­сов под­ня­лось на ска­лу. В этом месте не было ника­кой стра­жи, так как счи­та­лось, что здесь-то уже никто не смо­жет взо­брать­ся наверх. Это было под­ле свя­ти­ли­ща Аглав­ры, доче­ри Кек­ро­па, где ска­лы дей­ст­ви­тель­но очень кру­тые. Когда афи­няне увиде­ли вра­гов навер­ху, на акро­по­ле, то одни из них рину­лись вниз со сте­ны и погиб­ли, дру­гие же нашли убе­жи­ще внут­ри свя­ти­ли­ща. Пер­сы же, под­няв­шись наверх, преж­де все­го, напра­ви­лись к воротам свя­ти­ли­ща и откры­ли их; затем они умерт­ви­ли защит­ни­ков, молив­ших о спа­се­нии. Когда со все­ми защит­ни­ка­ми акро­по­ля было покон­че­но, пер­сы раз­гра­би­ли свя­ти­ли­ще и пре­да­ли огню весь акро­поль³⁴.

54. Захва­тив пол­но­стью Афи­ны [и акро­поль], Ксеркс отпра­вил кон­но­го гон­ца в Сусы к Арта­ба­ну с сооб­ще­ни­ем о достиг­ну­том успе­хе. На вто­рой день после отправ­ле­ния гон­ца царь собрал афин­ских изгнан­ни­ков, сле­до­вав­ших за ним в похо­де, и пове­лел под­нять­ся на акро­поль и при­не­сти жерт­ву по сво­е­му обряду. Пото­му ли он при­ка­зал это, что видел какое-либо сно­виде­ние, или же рас­ка­и­вал­ся в том, что велел пре­дать огню свя­ти­ли­ще. Афин­ские же изгнан­ни­ки испол­ни­ли цар­ское пове­ле­ние³⁵.

55. Поче­му я об этом упо­мя­нул, я сей­час рас­ска­жу. Есть на акро­по­ле свя­ти­ли­ще Эрех­фея, как гово­рят, рож­ден­но­го Зем­лей, и в нем мас­ли­на и источ­ник соле­ной воды. У афи­нян суще­ст­ву­ет ска­за­ние, что Посей­дон и Афи­на, поспо­рив из-за этой стра­ны, пере­нес­ли туда мас­ли­ну и источ­ник как [види­мые] зна­ки сво­его вла­ды­че­ства над стра­ной. Эту-то мас­ли­ну вар­ва­ры как раз и пре­да­ли огню вме­сте со свя­ти­ли­щем. На сле­дую­щий день после пожа­ра афин­ские [изгнан­ни­ки] по при­ка­за­нию царя при­шли в свя­ти­ли­ще и увиде­ли, что от пня пошел отро­сток почти в локоть дли­ной. Об этом они сооб­щи­ли царю.

56. Меж­ду тем весть об уча­сти афин­ско­го акро­по­ля при­ве­ла элли­нов у Сала­ми­на в столь вели­кое смя­те­ние, что неко­то­рые вое­на­чаль­ни­ки даже не ста­ли дожи­дать­ся, пока будет реше­но, [где дать мор­скую бит­ву]. Они бро­си­лись к сво­им кораб­лям и под­ня­ли пару­са, чтобы тот­час же отплыть. Остав­ши­е­ся вое­на­чаль­ни­ки реши­ли дать мор­ское сра­же­ние перед Ист­мом. С наступ­ле­ни­ем ночи собра­ние разо­шлось, и вое­на­чаль­ни­ки взо­шли на борт сво­их кораб­лей.

57. Когда Феми­стокл при­шел на свой корабль, афи­ня­нин Мне­си­фил спро­сил его, какое реше­ние при­ня­то [на сове­те]. Узнав о реше­нии отве­сти кораб­ли к Ист­му и сра­жать­ся перед Пело­пон­не­сом, Мне­си­фил ска­зал: «Если флот покинет Сала­мин, то тебе боль­ше не при­дет­ся сра­жать­ся за роди­ну. Ведь каж­дый вер­нет­ся в свой город, и тогда ни Еври­би­ад и никто на све­те не смо­жет уже поме­шать флоту рас­се­ять­ся. Элла­да погибнет от соб­ст­вен­ной глу­по­сти. Поэто­му если есть какая-нибудь воз­мож­ность [спа­се­ния], то иди и попы­тай­ся отме­нить реше­ние или, по край­ней мере, убедить Еври­би­а­да остать­ся здесь».

58. Этот совет при­шел­ся Феми­сто­клу весь­ма по душе. Ниче­го не отве­тив, он напра­вил­ся к кораб­лю Еври­би­а­да. При­дя к Еври­би­а­ду, Феми­стокл ска­зал, что жела­ет обсудить с ним одно общее дело. Еври­би­ад при­гла­сил его на свой корабль, пред­ло­жив ска­зать, что ему нуж­но. Тогда Феми­стокл сел рядом со спар­тан­цем и повто­рил все сло­ва Мне­си­фи­ла (но как свое соб­ст­вен­ное мне­ние) и, кро­ме того, при­ба­вил еще мно­го дру­гих дово­дов, пока, нако­нец, не убедил его прось­ба­ми сой­ти с кораб­ля и созвать совет вое­на­чаль­ни­ков.

59. Когда вое­на­чаль­ни­ки собра­лись (еще до того как Еври­би­ад объ­яс­нил при­чи­ну созы­ва сове­ща­ния), Феми­стокл про­из­нес длин­ную речь, так как дело для них было слиш­ком важ­ным. Коринф­ский вое­на­чаль­ник Адимант, сын Оки­та, одна­ко, пре­рвал его сло­ва­ми: «Феми­стокл! На состя­за­ни­ях бьют пал­ка­ми тех, кто выбе­га­ет рань­ше подан­но­го зна­ка». В свое оправ­да­ние Феми­стокл отве­тил: «А тот, кто оста­ет­ся поза­ди, не полу­ча­ет в награ­ду вен­ка!».

60. Так он дру­же­ски отве­тил корин­фя­ни­ну. Одна­ко, обра­ща­ясь к Еври­би­а­ду, Феми­стокл теперь не повто­рил того, что ска­зал ему рань­ше, имен­но что флот рас­се­ет­ся, если они поки­нут Сала­мин. Ведь с его сто­ро­ны было бы неумест­но в при­сут­ст­вии союз­ни­ков кого-нибудь обви­нять. Поэто­му Феми­стокл выдви­нул дру­гие дово­ды и ска­зал вот что: «В тво­их руках ныне спа­се­ние Элла­ды! Послу­шай­ся мое­го сове­та и дай здесь мор­скую бит­ву, а не сле­дуй за теми, кто пред­ла­га­ет отплыть отсюда к Ист­му. Срав­ни оба пред­ло­же­ния: у Ист­ма при­дет­ся сра­жать­ся с пер­са­ми в откры­том море, а это нам весь­ма невы­год­но, так как наши кораб­ли более тяже­лые и чис­лом усту­па­ют вра­гу. С дру­гой сто­ро­ны, ты поте­ря­ешь Сала­мин, Мега­ры и Эги­ну, даже если в осталь­ном нам улыб­нет­ся сча­стье. Ведь за фло­том после­ду­ет и сухо­пут­ное вой­ско, и таким обра­зом ты сам при­ведешь вра­гов в Пело­пон­нес и вверг­нешь в опас­ность всю Элла­ду. Если же ты послу­ша­ешь­ся меня, то полу­чишь вот какие выго­ды. Во-пер­вых, если мы будем сра­жать­ся с неболь­шим чис­лом кораб­лей в тес­нине про­тив боль­шо­го флота, то, по всей веро­ят­но­сти, одер­жим реши­тель­ную победу. Ведь сра­жать­ся в тес­нине выгод­нее нам, а в откры­том море — про­тив­ни­ку. К тому же Сала­мин, куда мы пере­вез­ли жен и детей, так­же оста­ет­ся в наших руках. И этим ты так­же достиг­нешь того, к чему вы боль­ше все­го стре­ми­тесь. Если ты оста­нешь­ся здесь, то будешь так же хоро­шо защи­щать Пело­пон­нес, как и на Ист­ме, и бла­го­ра­зум­но не при­вле­чешь туда вра­гов. Если дело пой­дет так, как я ожи­даю, и мы победим на море, то вар­ва­ры нико­гда не при­дут к вам на Истм. Они не про­ник­нут и даль­ше в Атти­ку, но обра­тят­ся в бес­по­рядоч­ное бег­ство. И этим мы спа­сем Мега­ры, Эги­ну и Сала­мин. При Сала­мине и ора­кул обе­щал нам так­же “вра­гов одо­ле­нье”. Когда люди при­ни­ма­ют разум­ные реше­ния, то обыч­но все им уда­ет­ся. Если же их реше­ния без­рас­суд­ны, то и боже­ство обык­но­вен­но не помо­га­ет чело­ве­че­ским начи­на­ни­ям».

61. Когда Феми­стокл гово­рил это, корин­фя­нин Адимант сно­ва вос­стал про­тив него и ска­зал: «Тому, кто не име­ет роди­ны, сле­до­ва­ло бы мол­чать. Еври­би­ад не дол­жен пре­до­став­лять пра­ва голо­са чело­ве­ку, лишен­но­му оте­че­ства. Ведь, преж­де чем вно­сить пред­ло­же­ния, Феми­стокл дол­жен пока­зать, какой город он пред­став­ля­ет». Так упре­кал Адимант Феми­сток­ла, пото­му что Афи­ны были взя­ты и нахо­ди­лись во вла­сти вра­га. Тогда-то Феми­стокл наго­во­рил ему и корин­фя­нам мно­го рез­ких слов. Он дока­зы­вал, что город Афи­ны и Атти­че­ская зем­ля боль­ше Корин­фа и что Афи­ны сна­ряди­ли 200 кораб­лей. И ни один эллин­ский город не в состо­я­нии отра­зить напа­де­ние афи­нян.

62. После этих слов Феми­стокл вновь обра­тил­ся к Еври­би­а­ду и заго­во­рил более реши­тель­но, чем преж­де: «Если ты оста­нешь­ся здесь и выка­жешь себя доб­лест­ным мужем — пре­крас­но! Если — нет, погу­бишь Элла­ду. Ведь в этой войне глав­ная наша опо­ра — флот. Поэто­му послу­шай­ся меня! Если же ты это­го не сде­ла­ешь, то мы немед­лен­но с жена­ми, детьми и челя­дью отпра­вим­ся в ита­лий­ский Сирис. Город этот уже с дав­них вре­мен наш, и по изре­че­ни­ям ора­ку­ла мы долж­ны там посе­лить­ся. А вы, лишив­шись таких союз­ни­ков, как мы, еще вспом­ни­те мои сло­ва!».

63. Эти сло­ва Феми­сток­ла заста­ви­ли Еври­би­а­да пере­ме­нить мне­ние. Он поз­во­лил убедить себя, как я думаю, глав­ным обра­зом из стра­ха, что афи­няне поки­нут его, уведи он свой флот к Ист­му. Ведь без афи­нян осталь­ные элли­ны не мог­ли уже осме­лить­ся на бой с вра­га­ми. Итак, Еври­би­ад при­нял совет Феми­сток­ла оста­вать­ся и дать там бит­ву.

64. Так, после жар­ко­го спо­ра элли­ны у Сала­ми­на по при­ка­зу Еври­би­а­да ста­ли гото­вить­ся к сра­же­нию. Когда насту­пил день, с вос­хо­дом солн­ца раз­ра­зи­лось зем­ле­тря­се­ние: зем­ля и море сотря­са­лись. Элли­ны же реши­ли воз­не­сти молит­вы богам и при­звать на помощь Эакидов³⁶. Так они и сде­ла­ли: совер­шив молеб­ст­вие всем богам, они при­зва­ли из Сала­ми­на на помощь Эан­та и Тела­мо­на, а за самим Эаком и про­чи­ми Эакида­ми отпра­ви­ли корабль на Эги­ну.

65. Дикей³⁷, сын Фео­кида, афин­ский изгнан­ник, быв­ший тогда в поче­те у пер­сов, рас­ска­зы­вал: когда вой­ско Ксерк­са опу­сто­ша­ло опу­стев­шую Атти­ку, ему как раз при­шлось быть вме­сте с лакеде­мо­ня­ни­ном Дема­ра­том на Фри­а­сий­ской рав­нине. И вот он увидел под­ни­маю­ще­е­ся от Элев­си­на обла­ко пыли, как бы от трех мири­ад чело­век³⁸. Оба они при­шли в изум­ле­ние: какие это люди мог­ли под­нять такое обла­ко пыли? И вдруг послы­ша­лись зву­ки голо­сов, кото­рые пока­за­лись им лику­ю­щей пес­ней хора мистов. Дема­рат, кото­рый не был посвя­щен в Элев­син­ские мисте­рии, спро­сил Дикея, что это за зву­ки. А тот отве­чал: «Дема­рат! Ужас­ная беда гро­зит цар­ско­му вой­ску. Атти­ка ведь поки­ну­та жите­ля­ми, и совер­шен­но оче­вид­но, что это голос боже­ства, кото­рое идет из Элев­си­на на помощь афи­ня­нам и их союз­ни­кам. И если [это обла­ко пыли] обру­шит­ся на Пело­пон­нес, то это гро­зит опас­но­стью само­му царю и его вой­ску на мате­ри­ке; если же оно обра­тит­ся на кораб­ли у Сала­ми­на, тогда под угро­зой цар­ский флот. А празд­не­ство это афи­няне справ­ля­ют каж­дый год в честь Мате­ри и Коры³⁹, и вся­кий афи­ня­нин или дру­гой эллин, если поже­ла­ет, при­ни­ма­ет посвя­ще­ние в таин­ства. Зву­ки же, кото­рые ты слы­шишь, — это лику­ю­щие пес­ни [хора] на празд­ни­ке». На это Дема­рат отве­тил: «Хра­ни мол­ча­ние и нико­му не гово­ри об этом! Ведь, если эти твои сло­ва дой­дут до царя, тебе не сне­сти голо­вы и тогда ни я и никто на све­те не смо­жет тебя спа­сти. Но будь спо­ко­ен и пре­до­ставь богам заботу о вой­ске пер­сов». Такой совет Дикею дал Дема­рат. А пыль и зву­ки голо­сов пре­вра­ти­лись в обла­ко, кото­рое, под­няв­шись вверх, поле­те­ло на Сала­мин к эллин­ско­му флоту. Тогда Дема­рат и Дикей поня­ли, что флоту Ксерк­са пред­сто­ит гибель. Это рас­ска­зы­вал Дикей, сын Фео­кида, ссы­ла­ясь на Дема­ра­та и дру­гих свиде­те­лей.

66. После осмот­ра пав­ших лакеде­мо­нян люди с кораб­лей Ксерк­са пере­пра­ви­лись из Тра­хи­на в Гисти­ею. Там флот оста­вал­ся три дня и затем поплыл через Еврип, а еще через три дня при­был в Фалер. Бое­вые силы пер­сов, всту­пив­шие в Атти­ку по суше и по морю, как я думаю, по чис­лен­но­сти были не мень­ше тех, что сто­я­ли у Сепи­а­ды и под Фер­мо­пи­ла­ми. Ведь поте­ри, поне­сен­ные пер­са­ми от непо­го­ды и в мор­ских бит­вах при Фер­мо­пи­лах и Арте­ми­сии, урав­но­ве­ши­ва­лись под­креп­ле­ни­я­ми, при­быв­ши­ми к царю позд­нее. Малий­цы, дорий­цы, лок­ры и все бео­тий­ское опол­че­ние, кро­ме фес­пий­цев и пла­тей­цев, а так­же кари­стий­цы, анд­рос­цы, тенос­цы и все осталь­ные, за исклю­че­ни­ем пяти горо­дов, име­на кото­рых я упо­мя­нул выше, при­со­еди­ни­лись к цар­ско­му вой­ску. Ведь, чем даль­ше царь про­ни­кал в глубь Элла­ды, тем боль­ше народ­но­стей шло за ним.

67. Весь пер­сид­ский флот, кро­ме парос­ских кораб­лей, при­был к Афи­нам, парос­цы же оста­лись на Кифне в ожи­да­нии исхо­да боя. Когда все осталь­ные кораб­ли бро­си­ли якорь в Фале­ре, сам Ксеркс спу­стил­ся на побе­ре­жье к кораб­лям для встре­чи и сове­ща­ния с началь­ни­ка­ми кораб­лей. По при­бы­тии царь вос­сел на почет­ном пред­седа­тель­ском месте. Затем яви­лись вызван­ные на совет вла­сти­те­ли пле­мен и началь­ни­ки кораб­лей и заня­ли места, ука­зан­ные царем по чину. Во гла­ве сидел царь Сидо­на, затем тир­ский царь и потом уже осталь­ные. Когда они усе­лись в ряд по чинам и зва­ни­ям, Ксеркс послал Мар­до­ния и велел спра­ши­вать каж­до­го по оче­реди, сле­ду­ет ли дать мор­скую бит­ву или нет⁴⁰.

68. Мар­до­ний обхо­дил ряды и спра­ши­вал, начи­ная с царя Сидо­на. Все еди­но­душ­но выска­за­лись за то, чтобы дать сра­же­ние, и толь­ко Арте­ми­сия ска­за­ла вот что: «Мар­до­ний! Пере­дай царю, что я гово­рю так: “Вла­ды­ка! Так как в бит­вах при Евбее я, конеч­но, не ока­за­лась тру­сом и совер­ши­ла не самые ничтож­ные дея­ния, то я долж­на откро­вен­но заявить тебе то, что я счи­таю самым полез­ным для тебя. Поэто­му я гово­рю тебе: щади свои кораб­ли и не всту­пай в бит­ву. Здесь эти люди так же пре­вос­хо­дят на море тво­их людей, как муж­чи­на — жен­щи­ну. Зачем тебе вооб­ще начи­нать опас­ную бит­ву? Раз­ве не в тво­ей вла­сти Афи­ны, из-за чего ты и высту­пил в поход? Раз­ве ты не вла­ды­ка и осталь­ной Элла­ды? Никто не сто­ит на тво­ем пути. Те, кто вос­стал про­тив тебя, полу­чи­ли по заслу­гам. Я хочу рас­ска­зать тебе, чем, по мое­му мне­нию, кон­чит­ся дело с наши­ми вра­га­ми. Если ты не нач­нешь поспеш­но мор­ской бит­вы, а будешь сто­ять здесь с кораб­ля­ми на яко­ре, оста­ва­ясь в Атти­ке, или даже про­дви­нешь­ся в Пело­пон­нес, то твои замыс­лы, вла­ды­ка, ради кото­рых ты при­был в Элла­ду, без труда увен­ча­ют­ся успе­хом. Здесь элли­ны не в состо­я­нии очень дол­го сопро­тив­лять­ся. Ты рас­се­ешь их силы, и они раз­бе­гут­ся по сво­им горо­дам. Ведь у них на этом ост­ро­ве, как я слы­ша­ла, нет про­до­воль­ст­вия. И если ты дви­нешь­ся с вой­ском на Пело­пон­нес, то сле­ду­ет ожи­дать, что люди из Пело­пон­не­са не оста­нут­ся здесь с фло­том; они даже не поду­ма­ют сра­жать­ся на море за Афин­скую зем­лю. Напро­тив, если ты сей­час поспе­шишь дать бой, то я опа­са­юсь, что пора­же­ние тво­е­го флота повле­чет за собой и гибель сухо­пут­но­го вой­ска. Кро­ме того, запом­ни, царь, еще вот что: у хоро­ших гос­под обыч­но быва­ют пло­хие слу­ги. Ты — самый бла­го­род­ный вла­сте­лин на све­те, а слу­ги у тебя пло­хие (они, прав­да, счи­та­ют­ся тво­и­ми союз­ни­ка­ми — эти егип­тяне, киприоты, кили­кий­цы и пам­фи­лы) и поль­зы от них ника­кой”».

69. Так Арте­ми­сия гово­ри­ла Мар­до­нию. А все, кто отно­сил­ся к ней доб­ро­же­ла­тель­но, огор­чи­лись: они дума­ли, что Арте­ми­сию постигнет цар­ская опа­ла за то, что она отсо­ве­то­ва­ла царю дать мор­скую бит­ву. Напро­тив, недоб­ро­же­ла­те­ли и завист­ни­ки (царь ведь ока­зы­вал ей наи­боль­ший почет сре­ди всех союз­ни­ков) радо­ва­лись воз­ра­же­нию, кото­рое, как они дума­ли, ее погу­бит. Когда же мне­ния вое­на­чаль­ни­ков сооб­щи­ли Ксерк­су, царь весь­ма обра­до­вал­ся сове­ту Арте­ми­сии. Он и рань­ше счи­тал Арте­ми­сию умной жен­щи­ной, а теперь рас­то­чал ей еще боль­ше похвал. Тем не менее, царь велел сле­до­вать сове­ту боль­шин­ства вое­на­чаль­ни­ков. Ксеркс пола­гал, что пер­сы при Евбее сра­жа­лись пло­хо толь­ко пото­му, что он сам не при­сут­ст­во­вал. Зато теперь царь при­нял меры, чтобы само­му наблюдать мор­скую бит­ву.

70. Был отдан при­каз к отплы­тию, пер­сид­ские кораб­ли взя­ли курс на Сала­мин и там спо­кой­но выстро­и­лись в бое­вом поряд­ке. Одна­ко днем они не мог­ли уже всту­пить в бой: надви­га­лась ночь. Поэто­му пер­сы ста­ли гото­вить­ся к бою на сле­дую­щий день. Элли­нов же охва­тил страх и тре­во­га. Осо­бен­но тре­во­жи­лись пело­пон­нес­цы: они долж­ны были сидеть здесь, на Сала­мине, и сра­жать­ся за зем­лю афи­нян. Ведь, про­иг­рав бит­ву, они будут отре­за­ны и оса­жде­ны на ост­ро­ве, а роди­на оста­нет­ся без­за­щит­ной.

71. Меж­ду тем сухо­пут­ное вой­ско вар­ва­ров дви­ну­лось на Пело­пон­нес. Конеч­но, там были при­ня­ты все какие толь­ко воз­мож­но меры, чтобы не допу­стить втор­же­ния вар­ва­ров по суше. Ведь, лишь толь­ко весть о гибе­ли вой­ска Лео­нида в Фер­мо­пи­лах достиг­ла Пело­пон­не­са, из всех горо­дов поспеш­но собра­лись вои­ны и заня­ли Истм. Пред­во­ди­те­лем их был Клеом­брот, сын Ана­к­сан­дрида, брат Лео­нида. Они раз­би­ли свой стан на Ист­ме, зава­ли­ли Ски­ро­но­ву доро­гу, сде­лав ее непро­ез­жей, а затем реши­ли на воен­ном сове­те постро­ить сте­ну попе­рек Ист­ма. А так как вой­ско состо­я­ло из мно­гих десят­ков тысяч вои­нов, и каж­дый усерд­но работал, то дело быст­ро подви­га­лось впе­ред. И дей­ст­ви­тель­но, ото­всюду нес­ли кам­ни, кир­пи­чи, брев­на, кор­зи­ны, пол­ные пес­ку, и работа непре­стан­но про­дол­жа­лась днем и ночью без отды­ха.

72. Из эллин­ских горо­дов и пле­мен при­бы­ли на помощь к Ист­му вот какие: лакеде­мо­няне, все пле­ме­на аркад­цев, элей­цы, корин­фяне, сики­он­цы, эпидаврий­цы, фли­унт­цы, тре­зен­цы и гер­ми­о­няне. Это были горо­да, поспе­шив­шие на помощь, тре­во­жась за Элла­ду в гроз­ный час опас­но­сти. Осталь­ных же пело­пон­нес­цев вой­на ничуть не забо­ти­ла, хотя олим­пий­ский и кар­ней­ский празд­ни­ки уж про­шли.

73. А живет в Пело­пон­не­се семь раз­ных пле­мен. Из них аркад­цы и кину­рии — корен­ные жите­ли стра­ны и поныне еще оби­та­ют в тех же местах, где жили в древ­но­сти⁴¹. Одно пле­мя — ахей­ское, прав­да, не высе­ля­лось из Пело­пон­не­са, но [вынуж­де­но было поки­нуть] свою роди­ну и ныне живет в чужой зем­ле. Осталь­ные же четы­ре пле­ме­ни из семи — при­шель­цы. Это — дорий­цы, это­лий­цы, дрио­пы и лем­нос­цы. У дорий­цев есть мно­го зна­ме­ни­тых горо­дов, а у это­лий­цев — толь­ко один-един­ст­вен­ный город — Элида. Дрио­пам при­над­ле­жат Гер­ми­о­на и Аси­на, что нахо­дит­ся близ лакон­ско­го горо­да Кар­да­ми­лы. Паро­ре­а­ты же — все лем­нос­цы. Кину­рии при­над­ле­жат к корен­ным жите­лям. Это, по-види­мо­му, един­ст­вен­ное ионий­ское пле­мя в Пело­пон­не­се. Со вре­ме­нем, будучи под вла­стью аргос­цев, они обра­ти­лись в дорий­цев. Это — орне­а­ты и их соседи. Из этих семи пле­мен осталь­ные горо­да, кро­ме толь­ко что упо­мя­ну­тых, оста­ва­лись ней­траль­ны­ми. А если ска­зать откро­вен­но, то дру­гие горо­да толь­ко пото­му дер­жа­лись в сто­роне от обще­го дела, что сочув­ст­во­ва­ли пер­сам⁴².

74. Вои­ны на Ист­ме труди­лись меж­ду тем с таким рве­ни­ем, как буд­то спа­се­ние Элла­ды зави­се­ло толь­ко от них. Ведь одер­жать победу на море они вовсе не наде­я­лись. Пело­пон­нес­ца­ми же у Сала­ми­на, несмот­ря на изве­стие об этих работах, овла­дел страх. Они опа­са­лись не так за самих себя, как за Пело­пон­нес. Сна­ча­ла люди тай­но пере­го­ва­ри­ва­лись друг с дру­гом, дивясь без­рас­суд­ству Еври­би­а­да. Нако­нец недо­воль­ство про­рва­лось откры­то. Созва­ли сход­ку и опять мно­го тол­ко­ва­ли о том же: одни гово­ри­ли, что нуж­но плыть к Пело­пон­не­су и там дать реши­тель­ный бой за него, а не сра­жать­ся здесь за зем­лю, уже захва­чен­ную вра­гом. Напро­тив, афи­няне, эгин­цы и мегар­цы сове­то­ва­ли остать­ся у Сала­ми­на и дать отпор вра­гу.

75. Когда Феми­стокл увидел, что мне­ние пело­пон­нес­цев ста­ло одер­жи­вать верх, он неза­мет­но поки­нул собра­ние. Вый­дя из сове­та, он отпра­вил на лод­ке одно­го чело­ве­ка с пору­че­ни­ем в мидий­ский стан. Зва­ли это­го чело­ве­ка Сикинн, и был он слу­гой и учи­те­лем детей Феми­сток­ла. Его-то Феми­стокл после вой­ны сде­лал фес­пий­ским граж­да­ни­ном (когда фес­пий­цы при­ни­ма­ли новых граж­дан) и бога­чом⁴³. При­быв на лод­ке к вое­на­чаль­ни­кам вар­ва­ров, Сикинн ска­зал вот что: «Послал меня вое­на­чаль­ник афи­нян тай­но от про­чих элли­нов (он на сто­роне царя и жела­ет победы ско­рее вам, чем элли­нам) ска­зать вам, что элли­ны объ­яты стра­хом и дума­ют бежать. Ныне у вас пре­крас­ная воз­мож­ность совер­шить вели­чай­ший подвиг, если вы не допу­сти­те их бег­ства. Ведь у элли­нов нет един­ства, и они не ока­жут сопро­тив­ле­ния: вы увиди­те, как ваши дру­зья и вра­ги [в их стане] ста­нут сра­жать­ся друг с дру­гом». После это­го Сикинн тот­час же воз­вра­тил­ся назад.

76. Вар­ва­ры пове­ри­ли это­му сооб­ще­нию. Преж­де все­го, они выса­ди­ли на ост­ро­вок Псит­та­лию, что лежит меж­ду Сала­ми­ном и мате­ри­ком, боль­шой пер­сид­ский отряд. Потом, с наступ­ле­ни­ем пол­но­чи, кораб­ли запад­но­го кры­ла отплы­ли к Сала­ми­ну, чтобы окру­жить элли­нов. Кораб­ли же, сто­яв­шие у Кео­са и Кино­су­ры⁴⁴, так­же вышли в море, так что весь про­лив до Муни­хия⁴⁵ был занят вра­же­ски­ми кораб­ля­ми. Вар­ва­ры плы­ли туда для того, чтобы не дать элли­нам бежать, отре­зать их на Сала­мине и ото­мстить за бит­ву при Арте­ми­сии. А на ост­ро­ве под назва­ни­ем Псит­та­лия выса­дил­ся пер­сид­ский отряд, чтобы спа­сать или уни­что­жать зане­сен­ных туда вол­на­ми людей и облом­ки кораб­лей (ведь ост­ров лежал на пути пред­сто­я­ще­го сра­же­ния). При­готов­ле­ния эти пер­сы про­из­во­ди­ли в пол­ной тишине, чтобы вра­ги ниче­го не заме­ти­ли. Так пер­сы гото­ви­лись к бою, про­ведя целую ночь без сна.

77. Я не могу оспа­ри­вать прав­ди­вость изре­че­ний ора­ку­лов. Если пред­ска­за­ния недву­смыс­лен­ны, я не хочу под­вер­гать их сомне­нию. Вот, напри­мер, такое изре­че­ние:

Но когда берег свя­той со зла­тым мечом Арте­ми­ды До Кино­су­ры мор­ской съе­ди­нят кора­бель­ной запрудой, В спе­си безум­ной раз­ру­шив пре­крас­ный город Афи­ны, Слав­ная Дика тогда сми­рит сына Дер­зо­сти Кора, Буй­но­го (мнит­ся ему, что все поко­рил он под ноги), Медь будет с медью схо­дить­ся. Арес же пучи­ну Кро­вью окра­сит мор­скую. Тогда день сво­бо­ды Элла­де Даль­но­гре­мя­щий Кро­нид при­не­сет и вла­ды­чи­ца Ника.

Если Бакид изре­ка­ет такое про­ро­че­ство в столь ясных выра­же­ни­ях, то я и сам не смею выска­зы­вать недо­ве­рие к его про­ри­ца­ни­ям и не желаю слу­шать воз­ра­же­ний от дру­гих.

78. Меж­ду тем вое­на­чаль­ни­ки [элли­нов] под Сала­ми­ном про­дол­жа­ли жар­кий спор, не зная еще, что вар­вар­ские кораб­ли уже окру­жи­ли их. Они дума­ли, что вра­ги сто­ят еще на преж­нем месте, где они виде­ли их днем.

79. Во вре­мя это­го спо­ра с Эги­ны при­был Ари­стид, сын Лиси­ма­ха, афи­ня­нин, кото­ро­го народ изгнал ост­ра­киз­мом⁴⁶. Это­го Ари­сти­да я счи­таю, судя по тому, что узнал о его харак­те­ре, самым бла­го­род­ным и спра­вед­ли­вым чело­ве­ком в Афи­нах. Он пред­стал перед сове­том и велел вызвать Феми­сток­ла (Феми­стокл вовсе не был его дру­гом, а, напро­тив, злей­шим вра­гом). Теперь перед лицом страш­ной опас­но­сти Ари­стид пре­дал забве­нию про­шлое и вызвал Феми­сток­ла для пере­го­во­ров. Он узнал, что пело­пон­нес­цы хотят отплыть к Ист­му. Когда Феми­стокл вышел к нему, Ари­стид ска­зал: «Мы долж­ны все­гда, и осо­бен­но в насто­я­щее вре­мя, состя­зать­ся, кто из нас сде­ла­ет боль­ше добра родине. Я хочу толь­ко ска­зать тебе, что пело­пон­нес­цы могут теперь рас­суж­дать сколь­ко угод­но об отплы­тии отсюда, это совер­шен­но бес­по­лез­но. Я видел соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми и утвер­ждаю, что корин­фяне и сам Еври­би­ад не смо­гут теперь отплыть отсюда, даже если бы и захо­те­ли: ведь мы окру­же­ны вра­га­ми. Вый­ди и сооб­щи об этом».

80. Феми­стокл же отве­тил ему так: «Твой совет пре­вос­хо­ден, и ты при­нес доб­рую весть. Ведь ты под­твер­дил мне как оче­видец, что все про­изо­шло, как я желал. Знай же, что мидяне посту­пи­ли так по мое­му вну­ше­нию. Ведь элли­ны не жела­ли доб­ро­воль­но сра­жать­ся, поэто­му я дол­жен был заста­вить их сде­лать это про­тив воли. Но так как ты при­шел с доб­рой вестью, то сам и пере­дай ее. Ведь, если я сам ска­жу им об этом, они сочтут мои сло­ва пустой бол­тов­ней и не пове­рят, так как, по их мне­нию, вар­ва­ры нико­гда не сде­ла­ют это­го. Поэто­му вый­ди и сам сооб­щи им, как обсто­ит дело! Если они пове­рят тво­е­му сооб­ще­нию, то все хоро­шо. А если и не пове­рят, то нам это без­раз­лич­но: бежать они, конеч­но, уже боль­ше не смо­гут, так как ведь, по тво­им сло­вам, мы окру­же­ны со всех сто­рон».

81. После это­го Ари­стид пред­стал перед сове­том и объ­явил, что при­был с Эги­ны, лишь с трудом избе­жав пре­сле­до­ва­ния сто­ро­же­вых кораб­лей вар­ва­ров. Весь эллин­ский флот окру­жен кораб­ля­ми Ксерк­са, и он сове­ту­ет при­гото­вить­ся, чтобы дать отпор вра­гу. Затем Ари­стид поки­нул собра­ние. А в сове­те опять нача­лись спо­ры пото­му, что боль­шин­ство вое­на­чаль­ни­ков не вери­ли сооб­ще­нию Ари­сти­да.

82. В то вре­мя как они еще сомне­ва­лись, при­бы­ла тенос­ская три­е­ра под началь­ст­вом Пан­тия, сына Соси­ме­на, кото­рый пере­шел на сто­ро­ну элли­нов. Этот-то корабль при­нес самые досто­вер­ные сведе­ния. За это дея­ние [имя] тенос­цев выре­за­но на дель­фий­ском тре­нож­ни­ке в чис­ле победи­те­лей пер­сид­ско­го царя. Итак, вме­сте с этим кораб­лем, пере­шед­шим к элли­нам у Сала­ми­на, и с ранее при­со­еди­нив­шим­ся у Арте­ми­сия лем­нос­ским эллин­ский флот насчи­ты­вал теперь 380 кораб­лей. Преж­де ведь недо­ста­ва­ло двух кораб­лей до это­го чис­ла.

83. Элли­ны же пове­ри­ли изве­стию тенос­цев и ста­ли гото­вить­ся к бою. Когда заня­лась заря, вое­на­чаль­ни­ки созва­ли сход­ку кора­бель­ных вои­нов и Феми­стокл перед все­ми дер­жал пре­крас­ную речь. В этой речи он сопо­став­лял все бла­го­род­ные и постыд­ные побуж­де­ния, кото­рые про­яв­ля­ют­ся в душе чело­ве­че­ской. Феми­стокл при­зы­вал вои­нов сле­до­вать бла­го­род­ным поры­вам и закон­чил речь при­ка­за­ни­ем всту­пить на борт кораб­лей. Вои­ны уже под­ни­ма­лись на свои кораб­ли, как вдруг с Эги­ны воз­вра­ти­лась три­е­ра, послан­ная к Эакидам. Тогда весь эллин­ский флот вышел в море, и тот­час же вар­ва­ры напа­ли на него.

84. Про­чие элли­ны хоте­ли было уже гре­сти назад и при­ча­лить к бере­гу, а Ами­ний из Пал­ле­ны, афи­ня­нин, вый­дя из строя, напал на вра­же­ский корабль. Кораб­ли сце­пи­лись и не мог­ли разой­тись. Поэто­му дру­гие кораб­ли подо­шли на помощь Ами­нию и всту­пи­ли в бой. Так, по афин­ско­му пре­да­нию, нача­лась бит­ва; а эгин­цы утвер­жда­ют, что бой завя­зал пер­вым корабль, послан­ный на Эги­ну к Эакидам. Рас­ска­зы­ва­ют так­же, что элли­нам явил­ся при­зрак неко­ей жен­щи­ны. Гром­ким голо­сом, так что весь флот слы­шал, при­зрак обо­д­рил элли­нов, обра­тив­шись к ним сна­ча­ла с язви­тель­ны­ми сло­ва­ми: «Тру­сы! Доко­ле буде­те вы еще гре­сти назад?».

85. Про­тив афи­нян сто­я­ли фини­ки­яне (они обра­зо­ва­ли запад­ное кры­ло у Элев­си­на), а про­тив лакеде­мо­нян — ионяне, кото­рые нахо­ди­лись на восточ­ном кры­ле про­тив Пирея. Одна­ко толь­ко немно­гие ионяне по при­зы­ву Феми­сток­ла бились без вооду­шев­ле­ния, боль­шин­ство же сра­жа­лось муже­ст­вен­но. Я мог бы пере­чис­лить име­на мно­гих началь­ни­ков ионий­ских три­ер, кото­рые захва­ти­ли эллин­ские кораб­ли, но не желаю их упо­ми­нать, кро­ме Фео­ме­сто­ра, сына Анд­ро­да­ман­та, и Фила­ка, сына Гисти­ея (оба они из Само­са). А толь­ко этих одних я упо­ми­наю ради того, что Фео­ме­сто­ра за этот подвиг пер­сы сде­ла­ли тира­ном Само­са. Фила­ка же они запи­са­ли в спи­сок «бла­го­де­те­лей» царя и пожа­ло­ва­ли обшир­ны­ми зем­ля­ми. Этих цар­ских «бла­го­де­те­лей» зовут по-пер­сид­ски «оро­сан­га­ми»⁴⁷. Так обсто­я­ло дело с эти­ми началь­ни­ка­ми три­ер.

86. Боль­шин­ство вра­же­ских кораб­лей у Сала­ми­на погиб­ло: одни были уни­что­же­ны афи­ня­на­ми, а дру­гие эгин­ца­ми. Элли­ны сра­жа­лись с боль­шим уме­ни­ем и в образ­цо­вом поряд­ке. Вар­ва­ры же, напро­тив, дей­ст­во­ва­ли бес­по­рядоч­но и необ­ду­ман­но. Поэто­му-то исход бит­вы, конеч­но, не мог быть иным. Меж­ду тем вар­ва­ры на этот раз бились гораздо отваж­нее, чем при Евбее. Из стра­ха перед Ксерк­сом каж­дый ста­рал­ся изо всех сил, думая, что царь смот­рит имен­но на него.

87. Об осталь­ных — как элли­нах, так и вар­ва­рах — я не могу точ­но ска­зать, как каж­дый из них сра­жал­ся. Что же до Арте­ми­сии, то с ней при­клю­чи­лось вот какое собы­тие, отче­го она еще более воз­вы­си­лась в гла­зах царя. Имен­но, когда цар­ский флот уже при­шел в вели­кое рас­строй­ство, в это самое вре­мя атти­че­ский корабль пустил­ся в пого­ню за кораб­лем Арте­ми­сии. Сама она не мог­ла бежать, так как впе­ре­ди шли дру­гие союз­ные кораб­ли, а ее соб­ст­вен­ный корабль как раз нахо­дил­ся в непо­сред­ст­вен­ной бли­зо­сти от непри­я­те­ля. Тогда Арте­ми­сия реши­лась вот на какое дело, что ей и уда­лось. Пре­сле­ду­е­мая атти­че­ским кораб­лем, она стре­ми­тель­но бро­си­лась на союз­ный корабль калин­дян, на кото­ром плыл сам царь калин­дян Дама­си­фим. Даже если у Арте­ми­сии еще рань­ше на Гел­лес­пон­те была с ним дей­ст­ви­тель­но какая-нибудь ссо­ра, то я все же не мог бы решить, умыш­лен­но ли она совер­ши­ла этот посту­пок или же калин­дий­ский корабль толь­ко слу­чай­но столк­нул­ся с ее кораб­лем. Когда же Арте­ми­сия стре­ми­тель­но бро­си­лась на калин­дий­ский корабль и пото­пи­ла его, то этот счаст­ли­вый слу­чай при­нес ей двой­ную поль­зу. Так, началь­ник атти­че­ско­го кораб­ля, увидев, что она напа­ла на вар­вар­ский корабль, либо при­нял корабль Арте­ми­сии за эллин­ский, либо решил, что ее корабль поки­нул вар­ва­ров и пере­шел к элли­нам. Поэто­му он отвер­нул от кораб­ля Арте­ми­сии и обра­тил­ся про­тив дру­гих кораб­лей.

88. Так-то Арте­ми­сия, во-пер­вых, спас­лась бег­ст­вом, а затем ей, несмот­ря на при­чи­нен­ный вред, как раз бла­го­да­ря это­му уда­лось снис­кать вели­чай­шее бла­го­во­ле­ние Ксерк­са. Как пере­да­ют, наблюдая за ходом бит­вы, царь заме­тил напа­даю­щий корабль Арте­ми­сии, и кто-то из его сви­ты ска­зал: «Вла­ды­ка! Видишь, как храб­ро сра­жа­ет­ся Арте­ми­сия и даже пото­пи­ла вра­же­ский корабль». Ксеркс спро­сил, прав­да ли, что это Арте­ми­сия, и при­бли­жен­ные под­твер­ди­ли, что им хоро­шо изве­стен опо­зна­ва­тель­ный знак кораб­ля цари­цы. Погиб­ший же корабль они счи­та­ли вра­же­ским. А Арте­ми­сии, как было ска­за­но, сопут­ст­во­ва­ла уда­ча и во всем про­чем; осо­бен­но же ей посчаст­ли­ви­лось в том, что с калин­дий­ско­го кораб­ля никто не спас­ся, чтобы стать ее обви­ни­те­лем. Пере­да­ют, что Ксеркс ска­зал затем [в ответ] на заме­ча­ние спут­ни­ков: «Муж­чи­ны у меня пре­вра­ти­лись в жен­щин, а жен­щи­ны ста­ли муж­чи­на­ми». Это были, как гово­рят, сло­ва Ксерк­са.

89. В этом бою [у пер­сов] пал вое­на­чаль­ник Ари­а­бигн, сын Дария и брат Ксерк­са, и с ним мно­го дру­гих знат­ных пер­сов, мидян и их союз­ни­ков. У элли­нов же было немно­го потерь: они уме­ли пла­вать, и поэто­му люди с раз­би­тых кораб­лей, уцелев­шие в руко­паш­ной схват­ке, смог­ли пере­плыть на Сала­мин. Напро­тив, боль­шин­ство вар­ва­ров из-за неуме­ния пла­вать нашло свою гибель в мор­ской пучине. Лишь толь­ко пере­д­ние кораб­ли обра­ти­лись в бег­ство, бо́льшая часть их ста­ла гиб­нуть. Ведь зад­ние ряды кораб­лей, желая про­бить­ся впе­ред, чтобы совер­шить какой-нибудь подвиг перед царем, стал­ки­ва­лись со сво­и­ми же кораб­ля­ми.

90. В сума­то­хе бит­вы про­изо­шло еще вот что. Несколь­ко фини­ки­ян, кораб­ли кото­рых зато­ну­ли, яви­лись к царю с обви­не­ни­ем ионян в измене, буд­то бы их кораб­ли погиб­ли по вине ионян. Одна­ко вое­на­чаль­ни­ки ионян не постра­да­ли, а кле­вет­ни­ки-фини­ки­яне, напро­тив, понес­ли заслу­жен­ную кару. Про­изо­шло же это вот как. Пока фини­ки­яне еще вну­ша­ли царю это, само­фра­кий­ский корабль напал на атти­че­ский. Атти­че­ский корабль стал тонуть, а стре­ми­тель­но подо­спев­ший эллин­ский корабль пото­пил само­фра­кий­ский. Само­фра­кий­цы были, одна­ко, искус­ны­ми мета­те­ля­ми дро­ти­ков: они ста­ли метать дро­ти­ки и сбро­си­ли в море вои­нов с кораб­ля, пото­пив­ше­го их корабль, и затем захва­ти­ли его. Этот-то слу­чай и спас ионян. Когда Ксеркс увидел, что они совер­ши­ли столь вели­кий подвиг, то обра­тил свой страш­ный гнев на фини­ки­ян⁴⁸. Он воз­ло­жил всю вину на фини­ки­ян и пове­лел отру­бить им голо­вы, чтобы эти тру­сы не сме­ли кле­ве­тать на храб­ре­цов. Ксеркс вос­седал у подош­вы горы под назва­ни­ем Эга­ле­ос⁴⁹ про­тив Сала­ми­на и вся­кий раз, видя, что кто-нибудь из его людей отли­чил­ся в сра­же­нии, спра­ши­вал его имя, и пис­цы запи­сы­ва­ли имя началь­ни­ка кораб­ля с при­бав­ле­ни­ем отче­ства и его род­ной город. Винов­ни­ком этой беды фини­ки­ян был, кро­ме того, перс Ари­а­рамн, друг ионян. Так фини­ки­яне были пре­да­ны пала­чам.

91. Когда вар­ва­ры, пыта­ясь вый­ти к Фале­ру, бежа­ли, эгин­цы, устро­ив­шие заса­ду в про­ли­ве, совер­ши­ли заме­ча­тель­ные подви­ги. В то вре­мя как афи­няне в сума­то­хе бит­вы топи­ли вра­же­ские кораб­ли, если те сопро­тив­ля­лись и бежа­ли, эгин­цы пере­хва­ты­ва­ли бегу­щих. Если како­му-нибудь кораб­лю и уда­ва­лось избе­жать афи­нян, он попа­дал в руки эгин­цев.

92. В это вре­мя корабль Феми­сток­ла, пре­сле­до­вав­ший вра­же­ский корабль, встре­тил­ся с кораб­лем эгин­ца Поли­кри­та, сына Крио­са. Поли­крит напал на сидон­ский корабль, кото­рый захва­тил сто­ро­же­вой эгин­ский корабль у [ост­ро­ва] Скиа­фа. На этом кораб­ле нахо­дил­ся Пифей, сын Исхе­ноя (пер­сы, вос­хи­щен­ные его доб­ле­стью, сохра­ни­ли жизнь тяже­ло­ра­не­но­му Пифею и дер­жа­ли его на сво­ем кораб­ле)⁵⁰. Этот-то сидон­ский корабль, вез­ший Пифея, был теперь захва­чен вме­сте с пер­сид­ски­ми вои­на­ми, так что Пифей мог бла­го­по­луч­но вер­нуть­ся на Эги­ну. Увидев атти­че­ский корабль, Поли­крит тот­час же по опо­зна­ва­тель­но­му зна­ку при­знал его за корабль вое­на­чаль­ни­ка. Затем Поли­крит гром­ким голо­сом вызвал Феми­сток­ла и с издев­кой напом­нил ему о «рас­по­ло­же­нии эгин­цев к пер­сам». Такие упре­ки Поли­крит бро­сил Феми­сто­клу как раз, когда напал на вра­же­ский корабль. Вар­ва­ры же с уцелев­ши­ми кораб­ля­ми бежа­ли в Фалер под защи­ту сухо­пут­но­го вой­ска.

93. Вели­чай­шую сла­ву сре­ди элли­нов стя­жа­ли себе в этой бит­ве эгин­цы, а затем — афи­няне. Сре­ди отдель­ных вои­нов осо­бен­но отли­чи­лись эги­нец Поли­крит и афи­няне — Евмен из дема Ана­ги­рун­та и Ами­ний из Пал­ле­ны (тот, кото­рый пре­сле­до­вал Арте­ми­сию). Знай Ами­ний, что Арте­ми­сия нахо­ди­лась на этом кораб­ле, он, конеч­но, не пре­кра­тил бы пре­сле­до­ва­ния, пока не захва­тил бы корабль или сам не был бы захва­чен. Дей­ст­ви­тель­но, началь­ни­ки афин­ских кораб­лей полу­чи­ли при­ка­за­ние захва­тить в плен Арте­ми­сию, а, кро­ме того, за поим­ку цари­цы живой была еще назна­че­на награ­да в 1000 драхм. Ведь афи­няне были страш­но озлоб­ле­ны тем, что жен­щи­на вою­ет про­тив них. А ей, как я уже рас­ска­зал, уда­лось бежать, а так­же и осталь­ным вар­ва­рам с уцелев­ши­ми кораб­ля­ми в Фалер.

94. Что каса­ет­ся Адиман­та, коринф­ско­го вое­на­чаль­ни­ка, то он, по рас­ска­зам афи­нян, с само­го нача­ла бит­вы в смер­тель­ном стра­хе велел под­нять пару­са и бежал. Корин­фяне же, видя бег­ство кораб­ля вое­на­чаль­ни­ка, так­же бежа­ли. Когда бег­ле­цы были уже вбли­зи свя­ти­ли­ща Афи­ны Ски­ра­ды на Сала­мине⁵¹, навстре­чу им вышло какое-то парус­ное суд­но, нис­по­слан­ное боже­ст­вом, кото­рое, как ока­за­лось, никто [из людей] не посы­лал. Суд­но подо­шло к корин­фя­нам, когда те ниче­го еще не зна­ли об уча­сти флота. Афи­няне усмот­ре­ли в этом вме­ша­тель­ство боже­ства вот поче­му. Когда суд­но при­бли­зи­лось к коринф­ским кораб­лям, то люди, быв­шие на нем, ска­за­ли: «Адимант! Ты обра­тил­ся в бег­ство с тво­и­ми кораб­ля­ми, пре­да­тель­ски поки­нув элли­нов. А элли­ны все-таки одер­жи­ва­ют столь пол­ную победу над вра­гом, о какой они мог­ли толь­ко меч­тать!». Адимант не пове­рил их сло­вам, и тогда они сно­ва ска­за­ли, что гото­вы отдать­ся корин­фя­нам в залож­ни­ки и при­нять смерть, если элли­ны не одер­жат бле­стя­щей победы. Тогда Адимант и дру­гие корин­фяне повер­ну­ли свои кораб­ли и воз­вра­ти­лись назад к флоту, когда бит­ва уже кон­чи­лась. Так гла­сит афин­ское пре­да­ние. Корин­фяне же, конеч­но, воз­ра­жа­ют про­тив это­го, утвер­ждая, что доб­лест­но сра­жа­лись в бит­ве в чис­ле пер­вых. Все про­чие элли­ны под­твер­жда­ют это⁵².

95. Афи­ня­нин же Ари­стид, сын Лиси­ма­ха, о кото­ром я недав­но упо­ми­нал как о чело­ве­ке бла­го­род­ней­шем, во вре­мя Сала­мин­ской бит­вы сде­лал вот что. С боль­шим отрядом гопли­тов (это были афи­няне, сто­яв­шие на побе­ре­жье Сала­ми­на) он пере­пра­вил­ся на ост­ров Псит­та­лию и пере­бил всех пер­сов, нахо­див­ших­ся на этом ост­ро­ве.

96. После окон­ча­ния бит­вы элли­ны снес­ли на берег Сала­ми­на все най­ден­ные облом­ки кораб­лей и ста­ли гото­вить­ся к ново­му бою: они ожи­да­ли, что царь с остав­ши­ми­ся кораб­ля­ми еще раз отва­жит­ся совер­шить напа­де­ние. Меж­ду тем мно­же­ство кора­бель­ных облом­ков, под­хва­чен­ных запад­ным вет­ром, при­нес­ло к бере­гам Атти­ки, к так назы­вае­мо­му [мысу] Коли­а­да. Так-то испол­ни­лись не толь­ко все про­ри­ца­ния Бакида и Мусея о мор­ской бит­ве, но и про­ро­че­ство о при­не­сен­ных вол­на­ми сюда кора­бель­ных облом­ках (за мно­го лет до это­го изрек его афин­ский про­ри­ца­тель Лиси­страт, смысл его остал­ся непо­нят­ным всем элли­нам):

Коли­ад­ские жены [ячмень] будут жарить на вес­лах.

Это про­ро­че­ство долж­но было теперь испол­нить­ся после отступ­ле­ния царя.

97. Когда Ксеркс понял, что бит­ва про­иг­ра­на, то устра­шил­ся, как бы элли­ны (по сове­ту ионян или по соб­ст­вен­но­му почи­ну) не отплы­ли к Гел­лес­пон­ту, чтобы раз­ру­шить мосты. Тогда ему гро­зи­ла опас­ность быть отре­зан­ным в Евро­пе и погиб­нуть. Поэто­му царь решил отсту­пить. Желая, одна­ко, скрыть свое наме­ре­ние от элли­нов и от соб­ст­вен­но­го вой­ска, Ксеркс велел стро­ить пло­ти­ну [меж­ду бере­гом и Сала­ми­ном]⁵³. Преж­де все­го, он при­ка­зал свя­зать фини­кий­ские гру­зо­вые суда, кото­рые долж­ны были слу­жить пон­тон­ным мостом и сте­ной, и затем стал гото­вить­ся к новой мор­ской бит­ве. Все, видев­шие эти сбо­ры, дума­ли, конеч­но, что царь совер­шен­но серь­ез­но решил оста­вать­ся и гото­вит­ся про­дол­жать вой­ну. Толь­ко Мар­до­ний не дал себя обма­нуть этим, так как ему были пре­крас­но извест­ны замыс­лы царя.

98. Тем вре­ме­нем Ксеркс отпра­вил в Пер­сию гон­ца с вестью о пора­же­нии. Нет на све­те ниче­го быст­рее этих гон­цов: так умно у пер­сов устро­е­на поч­то­вая служ­ба! Рас­ска­зы­ва­ют, что на про­тя­же­нии все­го пути у них рас­став­ле­ны лоша­ди и люди, так что на каж­дый день пути при­хо­дит­ся осо­бая лошадь и чело­век. Ни снег, ни ливень, ни зной, ни даже ноч­ная пора не могут поме­шать каж­до­му всад­ни­ку про­ска­кать во весь опор назна­чен­ный отре­зок пути. Пер­вый гонец пере­да­ет изве­стие вто­ро­му, а тот третье­му. И так весть пере­хо­дит из рук в руки, пока не достигнет цели, подоб­но факе­лам на празд­ни­ке у элли­нов в честь Гефе­ста. Эту кон­ную почту пер­сы назы­ва­ют «анга­рей­он»⁵⁴.

99. Пер­вое изве­стие о взя­тии Афин Ксерк­сом, достав­лен­ное в Сусы, так обра­до­ва­ло остав­ших­ся дома пер­сов, что они осы­па­ли мир­то­вы­ми вет­вя­ми все ули­цы горо­да, вос­ку­ря­ли фими­ам, при­но­си­ли жерт­вы и зада­ва­ли пиры. А вто­рая весть [о пора­же­нии] настоль­ко потряс­ла пер­сов, что все они разди­ра­ли свои одеж­ды и с кри­ка­ми и бес­ко­неч­ны­ми воп­ля­ми обви­ня­ли Мар­до­ния. Так вели себя пер­сы, сокру­ша­ясь, впро­чем, не столь­ко о гибе­ли флота, сколь­ко тре­во­жась за само­го Ксерк­са.

100. И эти огор­че­ния и тре­во­ги про­дол­жа­ли тяго­тить пер­сов все вре­мя, пока сам Ксеркс по воз­вра­ще­нии не успо­ко­ил их. Мар­до­ний же видел, как глу­бо­ко Ксеркс опе­ча­лен пора­же­ни­ем, и подо­зре­вал, что царь замыс­лил отступ­ле­ние из Афин. Сооб­ра­зив, что ему, кото­рый убедил царя идти в поход на Элла­ду, при­дет­ся нести ответ­ст­вен­ность, Мар­до­ний решил, что луч­ше еще раз попы­тать сча­стья в бит­ве, поко­рить Элла­ду или с честью пасть в борь­бе за вели­кое дело. Впро­чем, он боль­ше наде­ял­ся на поко­ре­ние Элла­ды. Итак, обду­мав все это, Мар­до­ний обра­тил­ся к царю с таки­ми сло­ва­ми: «Вла­ды­ка! Не печаль­ся и не при­ни­май близ­ко к серд­цу эту беду! Ведь реши­тель­ный бой пред­сто­ит нам не на море с кораб­ля­ми, а на суше с пехотой и кон­ни­цей. Никто из этих людей, счи­таю­щих себя победи­те­ля­ми, не осме­лит­ся сой­ти с кораб­лей и высту­пить про­тив тебя, а так­же никто из живу­щих здесь на мате­ри­ке. И те, кто вос­стал про­тив нас, понес­ли достой­ную кару. Если тебе угод­но, мы тот­час же напа­дем на Пело­пон­нес. Жела­ешь ли ты подо­ждать — это так­же зави­сит от тебя. Толь­ко не падай духом! Ведь элли­нам нет ника­ко­го спа­се­ния: их постигнет кара за нынеш­ние и преж­ние дея­ния, и они ста­нут тво­и­ми раба­ми. Луч­ше все­го тебе посту­пить так. А если ты решил сам уйти с вой­ском, то на этот слу­чай у меня есть дру­гой совет. Не делай, царь, пер­сов посме­ши­щем для элли­нов. Ведь пер­сы еще вовсе не потер­пе­ли пора­же­ния, и ты не можешь ска­зать, что мы где-либо ока­за­лись тру­са­ми. А если фини­ки­яне, егип­тяне, киприоты и кили­кий­цы про­яви­ли тру­сость, то в этом пора­же­нии пер­сы вовсе непо­вин­ны. А так как ты не можешь ни в чем упрек­нуть пер­сов, то послу­шай­ся меня. Если ты дей­ст­ви­тель­но не жела­ешь здесь оста­вать­ся, то воз­вра­щай­ся на роди­ну с боль­шей частью вой­ска, а мне оставь 300000 отбор­ных вои­нов, чтобы я мог сде­лать Элла­ду тво­ей рабы­ней».

101. Услы­шав эти сло­ва, Ксеркс весь­ма обра­до­вал­ся, думая, что уже избе­жал гибе­ли. Мар­до­нию же ска­зал, что сна­ча­ла будет дер­жать совет, а затем сооб­щит, какое реше­ние при­нял. Затем Ксеркс стал сове­щать­ся со сво­и­ми пер­сид­ски­ми совет­ни­ка­ми и решил при­звать на совет так­же и Арте­ми­сию, так как и рань­ше она, каза­лось, пони­ма­ла, что сле­до­ва­ло делать. Когда Арте­ми­сия яви­лась, Ксеркс велел всем осталь­ным — пер­сид­ским совет­ни­кам и копье­нос­цам — уда­лить­ся и ска­зал ей вот что: «Мар­до­ний сове­ту­ет мне остать­ся здесь и напасть на Пело­пон­нес. Он гово­рит, что пер­сы и сухо­пут­ное вой­ско вовсе непо­вин­ны в пора­же­нии и меч­та­ют на деле дока­зать свою неви­нов­ность. Поэто­му он пред­ла­га­ет либо мне само­му сде­лать это, либо он с 300000 отбор­но­го вой­ска поко­рит мне Элла­ду, в то вре­мя как мне с осталь­ным вой­ском сове­ту­ет воз­вра­тить­ся на роди­ну. Ты дала мне перед бит­вой пре­крас­ный совет, имен­но отго­ва­ри­ва­ла меня всту­пить в бой. Так посо­ве­туй же мне и теперь, что сле­ду­ет делать, чтобы добить­ся успе­ха».

102. Так он спра­ши­вал, Арте­ми­сия отве­ча­ла вот что: «Царь! Труд­но совет­ни­ку най­ти наи­луч­ший [совет], но в насто­я­щем поло­же­нии тебе сле­ду­ет, думаю я, вер­нуть­ся домой. Мар­до­ний же, если жела­ет и вызвал­ся на это дело, пусть оста­ет­ся с вой­ском по его жела­нию. Если Мар­до­ний дей­ст­ви­тель­но поко­рит ту зем­лю, кото­рую обе­ща­ет поко­рить, и выпол­нит свой замы­сел, то это, вла­ды­ка, будет и тво­им подви­гом, пото­му что совер­ши­ли его твои слу­ги. Если же дело пой­дет ина­че, чем дума­ет Мар­до­ний, то беда тво­е­му дому вовсе неве­ли­ка, так как сам ты и твоя дер­жа­ва в Азии оста­нут­ся в цело­сти. И пока ты и твой дом невреди­мы, элли­ны будут посто­ян­но бороть­ся за свою сво­бо­ду. Слу­чись с Мар­до­ни­ем какая-нибудь беда, — это неваж­но, и даже если элли­ны одо­ле­ют его, то и это не будет победой, так как они одо­ле­ют толь­ко тво­е­го слу­гу. А ты, пре­дав пла­ме­ни Афи­ны (ради чего ты и пошел в поход), воз­вра­щай­ся домой».

103. Ксеркс обра­до­вал­ся это­му сове­ту, ведь цари­ца сове­то­ва­ла как раз то, о чем он и сам думал. Если бы теперь даже все муж­чи­ны и жен­щи­ны сове­то­ва­ли ему остать­ся, он, как мне дума­ет­ся, не остал­ся бы: такой страх напал на царя. Итак, похва­лив Арте­ми­сию, Ксеркс ото­слал сво­их сыно­вей с ней в Эфес⁵⁵. Ведь несколь­ко его вне­брач­ных сыно­вей было с ним в похо­де.

104. Вме­сте с эти­ми сыно­вья­ми царь отпра­вил и их вос­пи­та­те­ля Гер­мо­ти­ма родом из Педас, само­го глав­но­го из цар­ских евну­хов. Педа­сий­цы же живут север­нее Гали­кар­насса. У этих педа­сий­цев, по рас­ска­зам, слу­ча­ет­ся ино­гда нечто дико­вин­ное: вся­кий раз как жите­лям горо­да или их соседям угро­жа­ет в ско­ром вре­ме­ни какая-нибудь беда, то у тамош­ней жри­цы Афи­ны вырас­та­ет длин­ная боро­да. И это слу­ча­лось у них уже два­жды.

105. От этих-то педа­сий­цев и про­ис­хо­дил Гер­мо­тим. Он ото­мстил за нане­сен­ную ему обиду самой страш­ной местью, кото­рую толь­ко я знаю. Гер­мо­тим был взят в плен вра­га­ми и выстав­лен на про­да­жу в раб­ство. Купил его хио­сец Пани­о­ний, кото­рый зара­ба­ты­вал себе на жизнь постыд­ней­шим ремеслом: он поку­пал кра­си­вых маль­чи­ков, оскоп­лял их, при­во­дил в Сар­ды или в Эфес на рынок и там пере­про­да­вал за боль­шие день­ги. У вар­ва­ров же евну­хи ценят­ся доро­же, чем неоскоп­лен­ные люди, из-за их пол­ной надеж­но­сти во всех делах. Пани­о­ний оско­пил уже мно­го дру­гих маль­чи­ков, так как этим ремеслом он жил, и, меж­ду про­чим, и это­го Гер­мо­ти­ма. Впро­чем, Гер­мо­тим не во всем был несчаст­лив: из Сард вме­сте с про­чи­ми дара­ми он при­был к царю и спу­стя неко­то­рое вре­мя достиг у Ксерк­са наи­выс­ше­го поче­та сре­ди всех евну­хов.

106. Когда царь с пер­сид­ским вой­ском высту­пил в поход на Афи­ны и нахо­дил­ся в Сар­дах, Гер­мо­тим по како­му-то делу отпра­вил­ся на побе­ре­жье в Мисию, в мест­ность под назва­ни­ем Атар­ней, где живут хиос­цы⁵⁶. Там он встре­тил Пани­о­ния. Гер­мо­тим узнал Пани­о­ния и дол­го лас­ко­во бесе­до­вал с ним, пере­чис­лив сна­ча­ла все бла­га, кото­ры­ми ему обя­зан. Затем он обе­щал Пани­о­нию сде­лать в бла­го­дар­ность мно­го добра, если тот пере­се­лит­ся с семьей в Атар­ней. Пани­о­ний с радо­стью согла­сил­ся на пред­ло­же­ние Гер­мо­ти­ма и при­вез жену и детей к нему. Когда же Гер­мо­тим захва­тил в свои руки Пани­о­ния со всей семьей, то ска­зал ему вот что: «О ты, добы­ваю­щий себе про­пи­та­ние самым позор­ным ремеслом на све­те! Какое зло я или кто-нибудь из моих пред­ков при­чи­ни­ли тебе и тво­им? За что ты пре­вра­тил меня из муж­чи­ны в ничто­же­ство? Ты дума­ешь, конеч­но, что твое пре­ступ­ле­ние оста­лось тогда сокры­тым от богов? Но боги по зако­ну спра­вед­ли­во­сти пре­да­ли тебя за твои нече­сти­вые дея­ния в мои руки. Поэто­му не упре­кай меня за кару, кото­рую я тебе уготов­лю». После этой злоб­ной речи Гер­мо­тим велел при­ве­сти чет­ве­рых сыно­вей Пани­о­ния и заста­вил его отре­зать у них дето­род­ные чле­ны. Пани­о­ний был вынуж­ден это испол­нить. А после это­го Гер­мо­тим при­нудил сыно­вей оско­пить сво­его отца. Так постиг­ло Пани­о­ния мще­ние Гер­мо­ти­ма.

107. Пору­чив Арте­ми­сии отвез­ти в Эфес его сыно­вей, Ксеркс при­звал Мар­до­ния и пове­лел ему выбрать каких угод­но людей из сво­его вой­ска и, если воз­мож­но, осу­ще­ст­вить свои замыс­лы. Так про­шел этот день, а ночью вое­на­чаль­ни­ки по цар­ско­му пове­ле­нию нача­ли отступ­ле­ние с кораб­ля­ми из Фале­ра к Гел­лес­пон­ту. Каж­дый спе­шил как мог на защи­ту моста для про­хо­да царя. Когда во вре­мя пла­ва­ния вар­ва­ры были вбли­зи мыса Зосте­ра, они при­ня­ли неболь­шие уте­сы на мате­ри­ке, высту­паю­щие из воды, за непри­я­тель­ские кораб­ли и бежа­ли от них в раз­ные сто­ро­ны на дале­кое рас­сто­я­ние. Через неко­то­рое вре­мя они заме­ти­ли, одна­ко, что это не кораб­ли, а уте­сы, и тогда сно­ва собра­лись и про­дол­жа­ли путь.

108. С наступ­ле­ни­ем дня элли­ны, видя, что сухо­пут­ное вой­ско пер­сов на том же месте, поду­ма­ли, что и флот так­же нахо­дит­ся у Фале­ра. Они ожи­да­ли вто­рой мор­ской бит­вы и гото­ви­лись к отпо­ру. Но лишь толь­ко элли­ны узна­ли об ухо­де вра­же­ских кораб­лей, они тот­час же реши­ли пустить­ся в пого­ню за ними. Одна­ко они поте­ря­ли из виду флот Ксерк­са, пре­сле­дуя его до Анд­ро­са. Там, на Анд­ро­се, элли­ны дер­жа­ли воен­ный совет. Феми­стокл был за то, чтобы пре­сле­до­вать непри­я­те­ля и плыть меж­ду ост­ро­ва­ми [Эгей­ско­го моря] пря­мо к Гел­лес­пон­ту, чтобы раз­ру­шить мост. Еври­би­ад же дер­жал­ся дру­го­го мне­ния, гово­ря, что раз­ру­ше­ние моста было бы вели­чай­шей бедой для Элла­ды. Ведь если пер­сид­ский царь будет отре­зан и вынуж­ден оста­вать­ся в Евро­пе, то он, конеч­но, не станет без­дей­ст­во­вать. Сохра­няя мир, он не добьет­ся успе­ха, и воз­вра­ще­ние домой будет ему невоз­мож­но, так как вой­ско его в кон­це кон­цов погибнет от голо­да. Перей­ди царь сно­ва к напа­де­нию, может слу­чить­ся, что он поко­рит целую Элла­ду город за горо­дом и народ за наро­дом либо силой, либо путем доб­ро­воль­ной сда­чи. А еже­год­ный уро­жай хле­ба в Элла­де все­гда про­пи­та­ет цар­ское вой­ско. Впро­чем, Еври­би­ад дума­ет, что пер­сид­ский царь после пора­же­ния не наме­рен оста­вать­ся в Евро­пе. Поэто­му сле­ду­ет дать ему воз­мож­ность бежать, пока он не вер­нет­ся в свою зем­лю. А затем, по его мне­нию, нуж­но напасть на царя уже в его соб­ст­вен­ной зем­ле. Тако­го же мне­ния дер­жа­лись и осталь­ные пело­пон­нес­ские вое­на­чаль­ни­ки.

109. Когда Феми­стокл понял, что ему не удаст­ся убедить, по край­ней мере, боль­шин­ство вое­на­чаль­ни­ков плыть к Гел­лес­пон­ту, он обра­тил­ся к афи­ня­нам с таки­ми сло­ва­ми (афи­няне ведь осо­бен­но силь­но доса­до­ва­ли на бег­ство вра­гов и были гото­вы плыть к Гел­лес­пон­ту даже одни, если осталь­ные отка­жут­ся): «Мне само­му при­шлось быть свиде­те­лем подоб­ных слу­ча­ев и слы­шать еще гораздо боль­ше рас­ска­зов об этом: когда побеж­ден­ных дово­дят до край­но­сти, они сно­ва бро­са­ют­ся в бой и загла­жи­ва­ют преж­нее пора­же­ние. Поэто­му не ста­нем пре­сле­до­вать бегу­ще­го вра­га. Нам ведь неожи­дан­но посчаст­ли­ви­лось спа­сти самих себя и Элла­ду, отра­зив столь страш­ные тучи вра­гов. Ведь этот подвиг совер­ши­ли не мы, а боги и герои, кото­рые вос­про­ти­ви­лись тому, чтобы один чело­век стал вла­сти­те­лем Азии и Евро­пы, так как он нече­сти­вец и без­за­кон­ник. Он ведь оди­на­ко­во не щадил ни свя­ти­лищ богов, ни чело­ве­че­ских жилищ, пре­да­вая огню и низ­вер­гая ста­туи богов. И даже море пове­лел он биче­вать и нало­жить на него око­вы. Мы же теперь доби­лись успе­ха, и поэто­му нам луч­ше оста­вать­ся в Элла­де и поду­мать о себе и сво­их домо­чад­цах. Пусть каж­дый вос­ста­но­вит свой дом и ста­ра­тель­но возде­лы­ва­ет свое поле, после того как мы окон­ча­тель­но изго­ним вра­га из нашей зем­ли. А вес­ной мы отплы­вем к Гел­лес­пон­ту и в Ионию». Так гово­рил Феми­стокл, чтобы обес­пе­чить себе убе­жи­ще у пер­сид­ско­го царя на слу­чай, если его постигнет какая-нибудь беда в Афи­нах, что впо­след­ст­вии и слу­чи­лось⁵⁷.

110. Феми­стокл же этой речью хотел обма­нуть афи­нян, и они послу­ша­лись его. Ведь и преж­де Феми­сток­ла они счи­та­ли чело­ве­ком муд­рым, а теперь он дей­ст­ви­тель­но ока­зал­ся умным и про­ни­ца­тель­ным совет­ни­ком, и афи­няне с готов­но­стью бес­пре­ко­слов­но после­до­ва­ли его сове­ту. После того как афи­няне под­да­лись убеж­де­нию Феми­сток­ла, тот немед­лен­но отпра­вил к царю корабль с дове­рен­ны­ми людь­ми (он был уве­рен, что они даже под пыт­кой не выда­дут того, что́ он пору­чил пере­дать царю). Сре­ди этих людей был опять его слу­га Сикинн. Когда послан­ные при­бы­ли к бере­гам Атти­ки, то все про­чие оста­лись на кораб­ле и толь­ко Сикинн отпра­вил­ся в глубь стра­ны к Ксерк­су и ска­зал ему вот что: «Послал меня Феми­стокл, сын Нео­к­ла, вое­на­чаль­ник афи­нян — самый доб­лест­ный и муд­рый чело­век сре­ди союз­ни­ков — сооб­щить тебе, что афи­ня­нин Феми­стокл, желая ока­зать тебе услу­гу, отго­во­рил элли­нов пре­сле­до­вать твои кораб­ли и раз­ру­шить мост на Гел­лес­пон­те. Отныне ты можешь совер­шен­но спо­кой­но воз­вра­тить­ся домой». Пере­дав это сооб­ще­ние, послан­цы вер­ну­лись назад.

111. Меж­ду тем элли­ны, отка­зав­шись от даль­ней­ше­го пре­сле­до­ва­ния флота вар­ва­ров, реши­ли не плыть к Гел­лес­пон­ту для раз­ру­ше­ния мостов. Они оса­ди­ли Анд­рос, желая захва­тить ост­ров. Анд­рос был пер­вым ост­ро­вом, от кото­ро­го Феми­стокл потре­бо­вал денег⁵⁸. Анд­рос­цы, одна­ко, отка­за­лись выдать день­ги. Феми­стокл велел тогда объ­явить анд­рос­цам, что афи­няне при­бы­ли с дву­мя вели­ки­ми боже­ства­ми — Убеж­де­ни­ем и При­нуж­де­ни­ем, так что анд­рос­цам, без­услов­но, при­дет­ся запла­тить день­ги. Анд­рос­цы отве­ча­ли на это: «Дей­ст­ви­тель­но, Афи­ны, долж­но быть, вели­ки и бога­ты, если с таки­ми бла­го­склон­ны­ми бога­ми пре­успе­ва­ют в жиз­ни. Что же до них, анд­рос­цев, то они, напро­тив, до край­но­сти бед­ны зем­лей и к тому же два ни на что не год­ных боже­ства не покида­ют их ост­ро­ва, кото­рый стал даже их излюб­лен­ным место­пре­бы­ва­ни­ем. Это имен­но — Бед­ность и Бес­по­мощ­ность. С эти­ми-то боже­ства­ми анд­рос­цы не могут упла­тить день­ги: ведь могу­ще­ство Афин нико­гда не пре­взой­дет их немо­щи». Так они отве­ча­ли и, не запла­тив денег, под­верг­лись оса­де.

112. А Феми­стокл в сво­ей нена­сыт­ной алч­но­сти посы­лал и на дру­гие ост­ро­ва тех же самых вест­ни­ков, кото­рых рань­ше отправ­лял к царю. Вест­ни­ки тре­бо­ва­ли денег, угро­жая в слу­чае отка­за, что Феми­стокл явит­ся с эллин­ским фло­том и оса­дой возь­мет их город. Таки­ми угро­за­ми Феми­стокл заста­вил кари­стян и парос­цев выпла­тить огром­ные сум­мы денег. Жите­ли этих ост­ро­вов, услы­шав, что Анд­рос оса­жден за при­вер­жен­ность к пер­сам и что Феми­стокл име­ет решаю­щее сло­во сре­ди эллин­ских вое­на­чаль­ни­ков, устра­ши­лись и посла­ли день­ги. Запла­ти­ли ли день­ги и дру­гие ост­ро­ва, я не могу ска­зать, но думаю, впро­чем, что Карист и Парос не были един­ст­вен­ны­ми. Все же кари­стий­цы этим вовсе не избе­жа­ли беды, тогда как парос­цам, под­ку­пив Феми­сток­ла, уда­лось спа­стись от напа­де­ния. Так Феми­стокл, стоя на яко­ре у Анд­ро­са, соби­рал день­ги с ост­ро­вов тай­но от про­чих вое­на­чаль­ни­ков⁵⁹.

113. Ксеркс же подо­ждал в Атти­ке еще несколь­ко дней после мор­ской бит­вы и затем высту­пил с вой­ском преж­ним путем в Бео­тию. Мар­до­ний решил сопро­вож­дать царя, и вре­мя года, кро­ме того, каза­лось не под­хо­дя­щим для воен­ных дей­ст­вий. Он счи­тал, что бла­го­ра­зум­нее зимо­вать в Фес­са­лии и потом вес­ной напасть на Пело­пон­нес. По при­бы­тии в Фес­са­лию Мар­до­ний ото­брал преж­де все­го для себя пер­сид­ских вои­нов, так назы­вае­мых бес­смерт­ных (одна­ко без их пред­во­ди­те­ля Гидар­на, кото­рый не поже­лал оста­вить царя). Затем [он выбрал] из про­чих пер­сов лат­ни­ков и тыся­чу кон­ни­ков, далее — еще мидян, саков, бак­трий­цев и индий­цев, пехо­тин­цев и кон­ни­ков⁶⁰. [Вои­нов] этих народ­но­стей он взял цели­ком, из чис­ла же про­чих союз­ни­ков он выбрал лишь немно­гих, стат­ность кото­рых ему нра­ви­лась, или же извест­ных сво­ей храб­ро­стью. Самой мно­го­чис­лен­ной народ­но­стью в его вой­ске были пер­сы, носив­шие оже­ре­лья и запя­стья. Затем шли мидяне, усту­пав­шие пер­сам не чис­лен­но­стью, а телес­ной силой. Таким обра­зом, всех вои­нов вме­сте с кон­ни­ка­ми было у Мар­до­ния 300000 чело­век.

114. В то вре­мя когда Мар­до­ний отби­рал свое вой­ско и Ксеркс нахо­дил­ся в Фес­са­лии, из Дельф при­шло лакеде­мо­ня­нам изре­че­ние ора­ку­ла, [гла­сив­шее]: они долж­ны тре­бо­вать от Ксерк­са удо­вле­тво­ре­ние за убий­ство Лео­нида и удо­воль­ст­во­вать­ся тем, что царь пред­ло­жит. Спар­тан­цы немед­лен­но отпра­ви­ли [к Ксерк­су] гла­ша­тая, кото­рый застал еще все вой­ско в Фес­са­лии. Пред­став пред очи Ксерк­са, гла­ша­тай ска­зал: «Царь мидян. Лакеде­мо­няне и Герак­лиды спар­тан­ские тре­бу­ют от тебя удо­вле­тво­ре­ния за убий­ство, так как ты умерт­вил их царя, кото­рый хотел защи­тить Элла­ду». Ксеркс засме­ял­ся [в ответ] и дол­го хра­нил мол­ча­ние. Затем ука­зал на Мар­до­ния, кото­рый как раз сто­ял непо­да­ле­ку, и ска­зал: «Пусть вот этот Мар­до­ний даст им удо­вле­тво­ре­ние, како­го они заслу­жи­ва­ют». Гла­ша­тай же, полу­чив такой ответ, воз­вра­тил­ся назад.

115. А Ксеркс, оста­вив Мар­до­ния в Фес­са­лии, поспеш­но дви­нул­ся к Гел­лес­пон­ту и при­был к месту пере­пра­вы за 45 дней. Царь при­вел с собой, мож­но ска­зать, почти что жал­кие остат­ки вой­ска. Куда бы толь­ко и к како­му наро­ду пер­сы ни при­хо­ди­ли, всюду они добы­ва­ли себе хлеб гра­бе­жом. Если же не нахо­ди­ли хле­ба, то поеда­ли тра­ву на зем­ле, обди­ра­ли кору дере­вьев и обры­ва­ли в пищу дре­вес­ную лист­ву как садо­вых, так и дико­рас­ту­щих дере­вьев, не остав­ляя ниче­го. К это­му их побуж­дал голод. Кро­ме того, в пути вой­ско пора­зи­ли чума и кро­ва­вый понос, кото­рые губи­ли вои­нов. Боль­ных при­хо­ди­лось остав­лять, пору­чив пита­ние и уход за ними горо­дам, через кото­рые царь про­хо­дил. Одних при­шлось оста­вить в Фес­са­лии, дру­гих в Сири­се, что в Пео­нии, и в Македо­нии. Там Ксеркс оста­вил и свя­щен­ную колес­ни­цу Зев­са, когда шел в поход на Элла­ду. При воз­вра­ще­нии он не взял колес­ни­цу с собой, пото­му что пео­ны отда­ли ее фра­кий­цам. Когда Ксеркс потре­бо­вал воз­вра­ще­ния колес­ни­цы, пео­ны отве­ти­ли, что фра­кий­цы, живу­щие навер­ху у исто­ков Стри­мо­на, похи­ти­ли пасу­щих­ся на лугу кобы­лиц [и колес­ни­цу]⁶¹.

116. Там царь бисаль­тов из Кре­сто­ний­ской зем­ли, фра­ки­ец, совер­шил чудо­вищ­ный посту­пок. Он объ­явил, что и сам не станет доб­ро­воль­но рабом Ксерк­са (и бежал на вер­ши­ну горы Родопы), и сыно­вьям запре­тил идти в поход на Элла­ду. А те пре­не­брег­ли отцов­ским запре­том (или же ими овла­де­ло страст­ное жела­ние увидеть вой­ну) и высту­пи­ли в поход вме­сте с царем. Когда же все они (а их было шесте­ро) вер­ну­лись невреди­мы­ми, то отец в нака­за­ние велел выко­лоть им гла­за.

117. Такое воз­мездие они полу­чи­ли. А пер­сы, поки­нув Фра­кию, при­бы­ли к про­ли­ву и посте­пен­но пере­пра­ви­лись на кораб­лях в Абидос. Одна­ко наведен­ных мостов пер­сы уже не нашли, так как они были раз­ру­ше­ны бурей. Там пер­сы задер­жа­лись, и так как пищи теперь было боль­ше, чем в пути, то, не соблюдая меры, набра­сы­ва­лись на еду и от того, а так­же от пере­ме­ны воды мно­гие вои­ны из уцелев­ше­го вой­ска поги­ба­ли. Остат­ки же вой­ска во гла­ве с Ксерк­сом бла­го­по­луч­но при­бы­ли в Сар­ды.

118. Впро­чем, суще­ст­ву­ет еще дру­гой вот какой рас­сказ об отступ­ле­нии Ксерк­са из Афин. Когда царь при­был в Эион на Стри­моне, то, как гово­рят, отсюда осталь­ную часть пути про­де­лал уже не по суше. Он пору­чил Гидар­ну отве­сти вой­ско к Гел­лес­пон­ту, а сам на фини­кий­ском кораб­ле отплыл в Азию. Во вре­мя пла­ва­ния на цар­ский корабль обру­шил­ся бур­ный стри­мон­ский ветер, [высо­ко] взды­маю­щий вол­ны. По рас­ска­зам, когда буря ста­ла все уси­ли­вать­ся, царя объ­ял страх (корабль был пере­пол­нен, так как на палу­бе нахо­ди­лось мно­го пер­сов из Ксерк­со­вой сви­ты). Ксеркс закри­чал корм­че­му, спра­ши­вая, есть ли надеж­да на спа­се­ние. Корм­чий отве­чал: «Вла­ды­ка! Нет спа­се­ния, если мы не изба­вим­ся от боль­шин­ства людей на кораб­ле». Услы­шав эти сло­ва, Ксеркс, как гово­рят, ска­зал: «Пер­сы! Теперь вы може­те пока­зать свою любовь к царю! От вас зави­сит мое спа­се­ние!». Так он ска­зал, а пер­сы пали к его ногам и затем ста­ли бро­сать­ся в море. Тогда облег­чен­ный корабль бла­го­по­луч­но при­был в Азию. А Ксеркс, лишь толь­ко сошел на берег, гово­рят, сде­лал вот что. Он пожа­ло­вал корм­че­му золо­той венец за спа­се­ние цар­ской жиз­ни и велел отру­бить голо­ву за то, что тот погу­бил столь мно­го пер­сов.

119. Впро­чем, этот вто­рой рас­сказ о воз­вра­ще­нии Ксерк­са, мне дума­ет­ся, вооб­ще не заслу­жи­ва­ет дове­рия, в осо­бен­но­сти в той его части, где речь идет о гибе­ли пер­сов. Ведь если корм­чий дей­ст­ви­тель­но обра­тил­ся к Ксерк­су с таки­ми сло­ва­ми, то не най­дет­ся из тысяч людей ни одно­го, кто стал бы про­ти­во­ре­чить мое­му утвер­жде­нию, что царь не мог бы посту­пить так. Ско­рее он послал бы людей с палу­бы в трюм [на ска­мьи греб­цов] (тем более что это были знат­ней­шие пер­сы), а из греб­цов-фини­ки­ян, веро­ят­но, еще боль­ше, чем пер­сов, велел бы выки­нуть за борт. Нет, царь воз­вра­тил­ся в Азию, как ска­за­но выше, сухим путем вме­сте с осталь­ным вой­ском.

120. В дока­за­тель­ство мож­но при­ве­сти вот какое важ­ное свиде­тель­ство. Ведь, несо­мнен­но, на обрат­ном пути Ксеркс посе­тил Абде­ры, заклю­чил с абде­ри­та­ми согла­ше­ние о друж­бе и пожа­ло­вал им золотую «аки­на­ку» и шитую золо­том тиа­ру. И сами абде­ри­ты пере­да­ют (чему я не верю), что Ксеркс со вре­ме­ни бег­ства из Афин здесь впер­вые раз­вя­зал свой пояс, чув­ст­вуя себя в без­опас­но­сти. Абде­ры же лежат бли­же к Гел­лес­пон­ту, чем Стри­мон и Эион, где Ксеркс, как гово­рят, сел на корабль.

121. Меж­ду тем элли­ны, не будучи в состо­я­нии взять Анд­рос, обра­ти­лись про­тив Кари­ста. Они опу­сто­ши­ли зем­лю кари­стян и затем воз­вра­ти­лись на Сала­мин. Преж­де все­го, они посвя­ти­ли богам «почат­ки» добы­чи, в том чис­ле три фини­кий­ские три­е­ры. Одну посла­ли на Истм, где ее мож­но видеть и поныне, вто­рую — на Суний, а третью оста­ви­ли на Сала­мине и посвя­ти­ли Эан­ту⁶². Затем разде­ли­ли добы­чу меж­ду собою и отбор­ную часть ото­сла­ли в Дель­фы. Из этой части [добы­чи] была сде­ла­на ста­туя чело­ве­ка, высотой в 12 лок­тей, с кора­бель­ным носом в руке (она сто­ит там же, где и золотая ста­туя Алек­сандра из Македо­нии)⁶³.

122. При отсыл­ке даров в Дель­фы элли­ны сооб­ща вопро­си­ли бога: доста­точ­но ли он полу­чил даров и дово­лен ли ими. А бог отве­чал, что от дру­гих элли­нов он полу­чил доволь­но, но не от эгин­цев. Он тре­бу­ет от эгин­цев часть награ­ды за доб­лесть в бит­ве при Сала­мине. Узнав об этом, эгин­цы посвя­ти­ли богу три золотые звезды, кото­рые водру­же­ны на мед­ной мачте и сто­ят в углу свя­ти­ли­ща рядом с сосудом для сме­ше­ния вина — даром Кре­за⁶⁴.

123. После разде­ла добы­чи элли­ны отплы­ли на Истм, чтобы вру­чить там награ­ду за доб­лесть тому элли­ну, кото­рый в эту вой­ну совер­шил самый выдаю­щий­ся подвиг. При­быв на Истм, вое­на­чаль­ни­ки полу­чи­ли у алта­ря Посей­до­на вотив­ные камеш­ки, чтобы избрать того, кто полу­чит первую и вто­рую награ­ду. Тогда каж­дый из них поло­жил камеш­ки себе, счи­тая себя самым доб­лест­ным. Вто­рую же награ­ду боль­шин­ство при­суди­ло Феми­сто­клу. Итак, каж­дый вое­на­чаль­ник полу­чил по одно­му голо­су, Феми­стокл же дале­ко пре­взо­шел всех по чис­лу голо­сов, подан­ных за вто­рую награ­ду.

124. Из зави­сти элли­ны не поже­ла­ли при­судить [Феми­сто­клу первую награ­ду] и, не при­няв ника­ко­го реше­ния, воз­вра­ти­лись каж­дый к себе домой. Впро­чем, сла­ва Феми­сток­ла как мужа, без­услов­но, умней­ше­го из элли­нов, про­гре­ме­ла по всей Элла­де. Но так как сра­жав­ши­е­ся вме­сте с ним при Сала­мине не при­зна­ли Феми­сток­ла победи­те­лем и не почти­ли его, то он вско­ре после это­го отпра­вил­ся в Лакеде­мон, чтобы полу­чить там поче­сти. Лакеде­мо­няне при­ня­ли его достой­но и с вели­ки­ми поче­стя­ми. Прав­да, награ­ду за доб­лесть (венок из олив­ко­вых вет­вей) они дали Еври­би­а­ду, а само­му Феми­сто­клу — награ­ду за муд­рость и про­ни­ца­тель­ность — так­же олив­ко­вый венок. Они пода­ри­ли ему так­же колес­ни­цу, самую пре­крас­ную в Спар­те. Осы­пав Феми­сток­ла похва­ла­ми, они при отъ­езде дали ему сви­ту из 300 отбор­ных спар­тан­цев, назы­вае­мых «всад­ни­ка­ми»⁶⁵, кото­рые про­во­жа­ли гостя до тегей­ской гра­ни­цы. Феми­стокл был, насколь­ко мы зна­ем, един­ст­вен­ным чело­ве­ком, кото­ро­му спар­тан­цы дали такую сви­ту.

125. По воз­вра­ще­нии же Феми­сток­ла из Лакеде­мо­на в Афи­ны там некто Тимо­дем из Афидн, враг Феми­сток­ла (впро­чем, не из чис­ла людей выдаю­щих­ся), совер­шен­но вне себя от зави­сти поно­сил Феми­сток­ла. Тимо­дем ста­вил в упрек Феми­сто­клу поезд­ку в Лакеде­мон, гово­ря, что дара­ми лакеде­мо­нян тот обя­зан толь­ко Афи­нам, но не себе. Когда Тимо­дем про­дол­жал без кон­ца повто­рять свои упре­ки и брань, Феми­стокл ска­зал: «Будь я бель­би­ни­том, спар­тан­цы не ока­за­ли бы мне столь высо­ких поче­стей, но тебя, чело­ве­че, они не почти­ли бы, хотя бы ты и был афи­ня­ни­ном». Тако­вы были собы­тия в Элла­де.

126. Арта­баз же, сын Фар­на­ка, вли­я­тель­ный у пер­сов и рань­ше чело­век (после Пла­тей­ской бит­вы вли­я­ние его еще более воз­рос­ло), про­во­жал царя с 6000 (из вой­ска, кото­рое ото­брал себе Мар­до­ний) до про­ли­ва. Когда царь пере­пра­вил­ся в Азию, Арта­баз воз­вра­тил­ся назад. При­быв в Пал­ле­ну, он, так как Мар­до­ний зимо­вал в Фес­са­лии и Македо­нии и вовсе не побуж­дал его при­со­еди­нить­ся к осталь­но­му вой­ску, не желал упу­стить слу­чая про­дать в раб­ство отпав­ших от царя поти­дей­цев. Дей­ст­ви­тель­но, поти­дей­цы, когда царь с вой­ском про­шел мимо них, а пер­сид­ский флот бежал из Сала­ми­на, откры­то отпа­ли от вар­ва­ров. Так же посту­пи­ли и дру­гие горо­да Пал­ле­ны.

127. Тогда Арта­баз начал оса­ду Поти­деи. Подо­зре­вая так­же, что и олин­фяне вос­ста­ли про­тив царя, он оса­дил и олин­фян. Олин­фом же вла­де­ли бот­ти­еи, изгнан­ные с побе­ре­жья Фер­мей­ско­го зали­ва македо­ня­на­ми. Когда Арта­баз завла­дел, нако­нец, горо­дом, он велел выве­сти жите­лей к озе­ру и умерт­вить, а город пере­дал под над­зор торо­ней­ца Кри­то­бу­ла и хал­кидий­цев. Так Олинф попал в руки хал­кидий­цев.

128. Захва­тив Олинф, Арта­баз обра­тил­ся со все­ми сила­ми про­тив Поти­деи. Во вре­мя рев­ност­ной оса­ды горо­да вое­на­чаль­ник ски­о­нян Тимок­сейн дого­во­рил­ся с ним пре­дать [город]. Каким обра­зом нача­лись пере­го­во­ры об измене, я не могу ска­зать (об этом у меня нет сведе­ний). Конец же был вот какой. Вся­кий раз когда Тимок­сейн писал запис­ку, желая ото­слать Арта­ба­зу, или Арта­баз Тимок­сей­ну, то пись­мо при­креп­ля­лось к заруб­кам на ниж­нем кон­це стре­лы (так, чтобы она была покры­та перья­ми), и затем стре­лу пус­ка­ли в услов­лен­ное место. Одна­ко замы­сел Тимок­сей­на пре­дать Поти­дею открыл­ся. Имен­но Арта­баз, выпу­стив стре­лу в услов­лен­ное место, про­мах­нул­ся и пора­зил в пле­чо како­го-то поти­дей­ца. Око­ло ране­но­го собра­лась тол­па наро­да, как это часто быва­ет на войне. Люди тот­час выну­ли из раны стре­лу и, заме­тив запис­ку, отнес­ли ее вое­на­чаль­ни­кам (в горо­де нахо­ди­лись вое­на­чаль­ни­ки вспо­мо­га­тель­ных отрядов союз­ных горо­дов Пал­ле­ны). Те про­чи­та­ли запис­ку и откры­ли измен­ни­ка. Одна­ко было реше­но не клей­мить Тимок­сей­на как измен­ни­ка ради горо­да ски­о­нян, чтобы в буду­щем ски­о­нян веч­но не зва­ли пре­да­те­ля­ми. Так-то было откры­то пре­да­тель­ство.

129. Арта­баз уже три меся­ца оса­ждал город, когда на море насту­пил силь­ный и про­дол­жи­тель­ный отлив. Вар­ва­ры увиде­ли, что море пре­вра­ти­лось [в этом месте] в боло­то и дви­ну­лись вдоль бере­га в Пал­ле­ну. Они про­шли уже ²∕₅ рас­сто­я­ния по болоту (а оста­лось им прой­ти еще ³∕₅ до Пал­ле­ны), как вне­зап­но начал­ся столь силь­ный при­лив на море, како­го еще, по сло­вам мест­ных жите­лей, нико­гда не быва­ло, хотя высо­кая вода сто­ит неред­ко. Те из пер­сов, кто не умел пла­вать, погиб­ли, а умев­ших пла­вать пере­би­ли поти­дей­цы, под­плы­вая к ним на лод­ках. При­чи­ной это­го при­ли­ва, навод­не­ния и беды, постиг­шей пер­сов, поти­дей­цы счи­та­ют вот что: имен­но пер­сы, кото­рых постиг­ла гибель в море, и осквер­ни­ли свя­ти­ли­ще и ста­тую Посей­до­на в пред­ме­стье горо­да. В этом, мне дума­ет­ся, они пра­вы. Уцелев­ших вои­нов Арта­баз отвел в Фес­са­лию и Македо­нию. Вот что слу­чи­лось с теми, кто сопро­вож­дал царя.

130. Уцелев­шие кораб­ли Ксерк­са меж­ду тем после бег­ства из Сала­ми­на при­бы­ли в Азию и пере­пра­ви­ли царя и вой­ско из Хер­со­не­са в Абидос. Затем флот оста­но­вил­ся на зимов­ку в Киме. Когда же заси­я­ла вес­на, кораб­ли тот­час поплы­ли на Самос, где часть кораб­лей уже про­ве­ла зиму. Боль­шин­ство вои­нов на кораб­лях состо­я­ло теперь из пер­сов и мидян. Вое­на­чаль­ни­ки их были Мар­донт, сын Багея, и Арта­инт, сын Арта­хея. Вме­сте с ними началь­ни­ком был так­же Ифа­мит­ра, пле­мян­ник Арта­ин­та, кото­ро­го тот сам выбрал себе помощ­ни­ком. После тяж­ко­го пора­же­ния вар­ва­ры уже не осме­ли­ва­лись идти даль­ше на запад, к чему, впро­чем, никто их и не при­нуж­дал. Они сто­я­ли у Само­са на стра­же на слу­чай вос­ста­ния в Ионии. Вме­сте с ионий­ски­ми кораб­ля­ми флот вар­ва­ров насчи­ты­вал 300 кораб­лей. Впро­чем, они вовсе не ожи­да­ли, что элли­ны при­дут в Ионию, но, как они пола­га­ли, удо­вле­тво­рят­ся защи­той сво­ей зем­ли. Так вар­ва­ры реши­ли пото­му, что элли­ны не пре­сле­до­ва­ли бегу­щих из Сала­ми­на кораб­лей, но сами были рады воз­вра­тить­ся домой. На море они в душе счи­та­ли себя, прав­да, побеж­ден­ны­ми, но ожи­да­ли, что уж на суше Мар­до­ний одер­жит реши­тель­ную победу. Стоя у Само­са, пер­сы дер­жа­ли совет, могут ли они нане­сти вра­гу вред, и вме­сте с тем с нетер­пе­ни­ем ожи­да­ли, какой обо­рот при­мут дела у Мар­до­ния.

131. Наступ­ле­ние вес­ны⁶⁶ и пре­бы­ва­ние Мар­до­ния в Фес­са­лии побуди­ло элли­нов к дей­ст­вию. Сухо­пут­ное вой­ско их еще не успе­ло собрать­ся, а флот в чис­ле 110 кораб­лей при­был на Эги­ну. Вое­на­чаль­ни­ком и навар­хом был Лев­ти­хид, сын Мена­ра, внук Геге­си­лая, пра­внук Гип­по­кра­ти­да, пото­мок Лев­ти­хида, Ана­к­си­лая, Архида­ма, Ана­к­сан­дрида, Фео­пом­па, Никанд­ра, Хари­лая, Евно­ма, Полидек­та, При­та­ния, Еври­фон­та, Прок­ла, Ари­сто­де­ма, Ари­сто­ма­ха, Кле­одея, Гил­ла и Герак­ла. Он при­над­ле­жал, таким обра­зом, к дру­гой вет­ви цар­ско­го дома. Все назван­ные пред­ки Лев­ти­хида, кро­ме послед­них семи, были царя­ми Спар­ты. Во гла­ве афи­нян же сто­ял Ксан­типп, сын Ари­фро­на.

132. Когда все кораб­ли при­шли на Эги­ну, в стан элли­нов яви­лись вест­ни­ки ионян, кото­рые успе­ли уже побы­вать в Спар­те, и про­си­ли лакеде­мо­нян осво­бо­дить Ионию. В чис­ле этих вест­ни­ков был и Геро­дот, сын Баси­лида. Они всту­пи­ли в заго­вор (сна­ча­ла их было семе­ро) и замыс­ли­ли умерт­вить Страт­ти­са, хиос­ско­го тира­на⁶⁷. Одна­ко замы­сел их был рас­крыт, так как их выдал один из соучаст­ни­ков. Осталь­ные же шесте­ро тай­но бежа­ли из Хиоса и при­бы­ли сна­ча­ла в Спар­ту, а потом на Эги­ну, чтобы про­сить элли­нов плыть в Ионию. Им уда­лось (и то с трудом) уго­во­рить элли­нов отве­сти их толь­ко до Дело­са. Ведь даль­ней­шее пла­ва­ние каза­лось элли­нам слиш­ком опас­ным: они не зна­ли тех стран и всюду подо­зре­ва­ли при­сут­ст­вие вра­гов. А до Само­са, по их пред­став­ле­ни­ям, было так же дале­ко, как до Герак­ло­вых Стол­пов. Вышло так, что ни вар­ва­ры из стра­ха не осме­ли­ва­лись плыть за Самос на запад, ни элли­ны, несмот­ря на прось­бы хиос­цев, — за Делос на восток. Таким обра­зом, вза­им­ный страх охра­нял обла­сти, лежав­шие меж­ду вра­га­ми.

133. Итак, элли­ны отплы­ли на Делос. Мар­до­ний же в это вре­мя еще зимо­вал в Фес­са­лии. Оттуда Мар­до­ний отпра­вил к мест­ным про­ри­ца­ли­щам неко­е­го чело­ве­ка родом из Евро­па, по име­ни Мис, и при­ка­зал ему всюду, где толь­ко был доступ вар­ва­рам, обра­щать­ся с вопро­са­ми к ора­ку­лам. Какие имен­но вопро­сы Мар­до­ний поже­лал задать ора­ку­лам, я не могу ска­зать, так как об этом мне ниче­го не рас­ска­зы­ва­ли. Впро­чем, я пола­гаю, что эти вопро­сы отно­си­лись к совре­мен­но­му поло­же­нию дел и ни к чему дру­го­му.

134. Этот Мис, по-види­мо­му, при­был в Леба­дию и, под­ку­пив там одно­го из мест­ных жите­лей, про­ник в пеще­ру Тро­фо­ния. Затем он посе­тил ора­кул в Абах, что в Фокиде, и при­шел так­же в Фивы. Сна­ча­ла он вопро­сил Апол­ло­на Исме­ния (там, как и в Олим­пии, полу­ча­ют про­ри­ца­ния, [сжи­гая] внут­рен­но­сти жертв), а потом с помо­щью како­го-то чуже­зем­ца (не фиван­ца), соблаз­нен­но­го день­га­ми, лег спать в свя­ти­ли­ще Амфи­а­рая. Ведь ни одно­му фиван­цу вооб­ще не доз­во­ля­ет­ся там вопро­шать ора­кул, и вот по какой при­чине. Амфи­а­рай пове­лел им неко­гда в изре­че­нии ора­ку­ла выби­рать одно из двух: хотят ли они иметь его про­ри­ца­те­лем или же союз­ни­ком. Фиван­цы же выбра­ли Амфи­а­рая союз­ни­ком. Поэто­му-то ни одно­му фиван­цу не доз­во­ля­ет­ся там ложить­ся спать.

135. Самым уди­ви­тель­ным же пред­став­ля­ет­ся мне вот какой рас­сказ фиван­цев. Имен­но, Мис из Евро­па, обой­дя все про­ри­ца­ли­ща, при­был в свя­ти­ли­ще Апол­ло­на Птой­ско­го. Храм этот назы­ва­ет­ся Птой­ским, а при­над­ле­жит фиван­цам и рас­по­ло­жен за Копа­ид­ским озе­ром у подош­вы горы в непо­сред­ст­вен­ной бли­зо­сти от горо­да Акре­фии. Когда этот чело­век по име­ни Мис при­шел в храм в сопро­вож­де­нии трех выбран­ных общи­ной людей для запи­си про­ри­ца­ний, как вдруг глав­ный жрец изрек ора­кул, но на каком-то вар­вар­ском язы­ке. Фиван­ские про­во­жа­тые при­шли в изум­ле­ние, услы­шав вар­вар­скую речь вме­сто эллин­ской, и не зна­ли, как им посту­пить. А Мис из Евро­па выхва­тил у них при­не­сен­ную дощеч­ку для запи­си и стал запи­сы­вать на ней сло­ва про­ри­ца­те­ля. Он ска­зал, что про­ри­ца­тель гово­рил на карий­ском язы­ке. Запи­сав изре­че­ние, Мис воз­вра­тил­ся в Фес­са­лию.

136. Про­чи­тав изре­че­ние ора­ку­лов, Мар­до­ний отпра­вил послом в Афи­ны Алек­сандра из Македо­нии, сына Амин­ты. Алек­сандра он выбрал, во-пер­вых, пото­му, что тот был в род­стве с пер­са­ми: сест­ра Алек­сандра Гигея, дочь Амин­ты, была супру­гой пер­са Буба­ра; их сын Амин­та, носив­ший имя деда, жил в Азии. Царь поста­вил его намест­ни­ком боль­шо­го фри­гий­ско­го горо­да Ала­бан­ды. Затем Мар­до­ний знал о том, что Алек­сандр был госте­при­им­цем афи­нян и имел [почет­ное зва­ние] бла­го­де­те­ля горо­да. Так он рас­счи­ты­вал, ско­рее все­го, при­влечь на свою сто­ро­ну афи­нян, кото­рые, как он слы­шал, были мно­го­чис­лен­ным и храб­рым наро­дом и к тому же явля­лись глав­ны­ми винов­ни­ка­ми мор­ско­го пора­же­ния пер­сов. Если бы афи­няне всту­пи­ли с ним в союз, то он смог бы лег­ко, как твер­до наде­ял­ся, достичь гос­под­ства на море, что, конеч­но, и слу­чи­лось бы. А так как на суше Мар­до­ний чув­ст­во­вал себя гораздо силь­нее элли­нов, то рас­счи­ты­вал на пол­ную победу над элли­на­ми. Быть может, к тако­му шагу его побуди­ли так­же изре­че­ния ора­ку­лов, кото­рые дава­ли совет заклю­чить союз «с афи­ня­ни­ном», так что по их ука­за­нию он отпра­вил [послан­ца к афи­ня­нам].

137. Пред­ком это­го Алек­сандра в седь­мом колене был Пер­дик­ка, кото­рый вот каким обра­зом завла­дел пре­сто­лом в Македо­нии. Из Аргоса бежа­ли в Илли­рий­скую зем­лю трое бра­тьев — потом­ки Теме­на: Гаван, Аероп и Пер­дик­ка. Из Илли­рии, пере­ва­лив через горы, бра­тья при­бы­ли в Верх­нюю Македо­нию, в город Лебею. Там они посту­пи­ли за пла­ту на служ­бу к царю. Стар­ший сто­ро­жил коней, вто­рой пас коров, а млад­ший Пер­дик­ка уха­жи­вал за мел­ким скотом. А супру­га царя сама вари­ла им пищу (ведь в ста­ро­дав­ние вре­ме­на даже цари­цы, не толь­ко про­стой народ, жили бед­но). Вся­кий раз как цари­ца выпе­ка­ла хлеб для маль­чи­ка (поден­щи­ка Пер­дик­ки), то из теста выхо­ди­ло в два раза боль­ше хле­ба, чем обыч­но. Так как это стран­ное явле­ние посто­ян­но повто­ря­лось, то цари­ца рас­ска­за­ла, нако­нец, сво­е­му мужу. А тот, услы­шав сло­ва цари­цы, сра­зу же поду­мал, что это — боже­ст­вен­ное зна­ме­ние и пред­ве­ща­ет нечто вели­кое. Затем царь при­звал к себе поден­щи­ков и при­ка­зал им поки­нуть стра­ну. А те отве­ча­ли, что сна­ча­ла полу­чат зара­ботан­ную ими пла­ту, а потом уйдут. Услы­шав о пла­те, царь в сво­ем ослеп­ле­нии боже­ст­вом вос­клик­нул: «Вот вам заслу­жен­ная пла­та!». При этом он ука­зал на солн­це, лучи кото­ро­го про­ни­ка­ли в дом через дымо­вое отвер­стие в кры­ше. Гаван и Аероп — стар­шие бра­тья — сто­я­ли пора­жен­ные, услы­шав эти цар­ские сло­ва. А маль­чик ска­зал: «Мы при­ни­ма­ем, царь, твое дая­ние», и очер­тил ножом, кото­рый носил с собой, на полу дома сол­неч­ное пят­но. Затем он три­жды зачерп­нул себе за пазу­ху сол­неч­но­го све­та из очер­чен­но­го кру­га и уда­лил­ся вме­сте с бра­тья­ми.

138. Так поден­щи­ки ушли, а один из совет­ни­ков рас­тол­ко­вал царю, что озна­ча­ет посту­пок маль­чи­ка и что он, самый млад­ший, думал, при­ни­мая дар. Тогда царь рас­па­лил­ся гне­вом и послал в пого­ню всад­ни­ков, чтобы умерт­вить бра­тьев. Есть в той стране река, кото­рой потом­ки этих бра­тьев из Аргоса еще и поныне при­но­сят жерт­ву, как их спа­си­тель­ни­це. Река эта, после того как ее пере­шли Теме­ниды, так силь­но раз­ли­лась, что всад­ни­ки не смог­ли ее перей­ти. Бра­тья же при­бы­ли в дру­гую часть Македо­нии и посе­ли­лись побли­зо­сти от так назы­вае­мых Садов Мида­са, сына Гор­дия⁶⁸. В этих садах рас­тут дикие розы с 60 лепест­ка­ми. Запах их гораздо силь­нее запа­ха про­чих роз. По македон­ско­му ска­за­нию, в этих-то садах был пой­ман Силен. За ними высит­ся гора под назва­ни­ем Бер­мий, вер­ши­на кото­рой недо­ступ­на из-за сне­га и холо­да. Бра­тья завла­де­ли этой мест­но­стью и отсюда поко­ри­ли осталь­ную Македо­нию.

139. От это­го-то Пер­дик­ки и про­ис­хо­дил Алек­сандр. Вот его пред­ки: Алек­сандр был сыном Амин­ты, Амин­та — сыном Алке­та; отец Алке­та был Аероп, сын Филип­па. Филип­пов же отец был Аргей, внук Пер­дик­ки, кото­рый завла­дел македон­ским пре­сто­лом. Тако­ва родо­слов­ная Алек­сандра, сына Амин­ты⁶⁹.

140. При­быв в Афи­ны послан­цем Мар­до­ния, Алек­сандр ска­зал так: «Афи­няне! Мар­до­ний велел ска­зать вам: “При­шла ко мне весть от царя, гла­ся­щая: я дарую про­ще­ние афи­ня­нам за все при­чи­нен­ные мне обиды. Теперь, Мар­до­ний, посту­пай так: отдай им не толь­ко их соб­ст­вен­ную зем­лю, но пусть они, кро­ме того, возь­мут еще сколь­ко захотят зем­ли и оста­нут­ся сво­бод­ны­ми и неза­ви­си­мы­ми. Все свя­ти­ли­ща их, кото­рые я пре­дал огню (если они захотят поми­рить­ся со мной), вос­ста­но­ви. Это­му цар­ско­му пове­ле­нию я, Мар­до­ний, дол­жен пови­но­вать­ся, если толь­ко вы не ста­не­те пре­пят­ст­во­вать. И я спра­ши­ваю вас: поче­му вы с такой неисто­вой яро­стью нача­ли вой­ну с царем? Ведь вам нико­гда царя не одо­леть и вы не буде­те в состо­я­нии веч­но ему про­ти­вить­ся. Вам, конеч­но, извест­но, сколь вели­ко вой­ско Ксерк­са и какие подви­ги оно совер­ши­ло. Вы слы­ша­ли так­же, какая воен­ная сила теперь у меня. Поэто­му даже если бы вы меня и одо­ле­ли (на что вы вовсе, как люди разум­ные, не може­те рас­счи­ты­вать), то явит­ся вме­сто мое­го вой­ска дру­гое, гораздо более мно­го­чис­лен­ное. К чему вам рав­нять­ся с царем и терять свою зем­лю, к чему посто­ян­но под­вер­гать опас­но­сти свое суще­ст­во­ва­ние? При­ми­ри­тесь с ним! Ведь теперь у вас есть пре­крас­ная воз­мож­ность при­ми­ре­ния, так как царь жела­ет мира. Заклю­чи­те с ним союз без ковар­ства и обма­на и будь­те сво­бод­ны!”. Это пере­дать вам, афи­няне, пору­чил мне Мар­до­ний. Что до меня, то я не буду гово­рить о моем к вам рас­по­ло­же­нии, так как впер­вые вы об этом узна­ли не сего­дня, но про­шу вас — послу­шай­тесь Мар­до­ния! Я пред­став­ляю себе ясно, что вы не смо­же­те веч­но вое­вать с Ксерк­сом. Ведь если бы я видел, что вы в состо­я­нии вести бес­ко­неч­ную вой­ну, то, конеч­но, я нико­гда бы не явил­ся к вам с таким пред­ло­же­ни­ем. Ведь мощь у царя пре­вы­ша­ет чело­ве­че­скую, и рука у него загре­бу­щая. Итак, если теперь вы не соглас­ны на пред­ло­же­ние, суля­щее столь вели­кую выго­ду, то я стра­шусь за вас. Вы бли­же всех ваших союз­ни­ков живе­те к воен­ной доро­ге и долж­ны все­гда одни рас­пла­чи­вать­ся за всех, так как ваша стра­на лежит в середине, как поле бит­вы меж­ду дву­мя про­тив­ни­ка­ми. Поэто­му послу­шай­тесь меня! Ведь вы долж­ны высо­ко ценить, что вели­кий царь толь­ко вас одних сре­ди элли­нов жела­ет иметь дру­зья­ми, про­стив все при­чи­нен­ные вами обиды»⁷⁰.

141. Так ска­зал Алек­сандр. А лакеде­мо­няне про­веда­ли о при­бы­тии в Афи­ны Алек­сандра, чтобы скло­нить афи­нян к согла­ше­нию с пер­сид­ским царем. Они вспом­ни­ли пред­ска­за­ние ора­ку­ла о том, что их вме­сте с осталь­ны­ми дорий­ца­ми изго­нят из Пело­пон­не­са мидяне и афи­няне⁷¹. Поэто­му лакеде­мо­няне, силь­но опа­са­ясь, как бы афи­няне дей­ст­ви­тель­но не сго­во­ри­лись с пер­са­ми, реши­ли тот­час же отпра­вить послов [в Афи­ны]. Вышло так, что лакеде­мо­няне попа­ли на при­ем послов [в афин­ском народ­ном собра­нии]. Ведь афи­няне выжида­ли, затя­ги­вая пере­го­во­ры, так как пре­крас­но зна­ли, что в Лакеде­моне про­слы­шат о при­бы­тии посла от пер­сид­ско­го царя для пере­го­во­ров о мире и затем немед­лен­но отпра­вят сво­их послов в Афи­ны. А пото­му афи­няне нароч­но ожи­да­ли, желая пока­зать лакеде­мо­ня­нам свое истин­ное настро­е­ние.

142. Когда кон­чил свою речь Алек­сандр, взя­ли сло­во спар­тан­ские послы: «Посла­ли нас лакеде­мо­няне про­сить вас не изме­нять делу элли­нов и не при­ни­мать пред­ло­же­ния царя. Ведь это было бы недоб­ро­со­вест­но и не к чести ника­ко­му эллин­ско­му наро­ду, а вам — менее все­го — и по мно­гим при­чи­нам. Ведь вы как раз про­тив нашей воли разду­ли пла­мя этой вой­ны, и сна­ча­ла борь­ба шла толь­ко за вашу зем­лю, а ныне вой­на рас­про­стра­ни­лась на всю Элла­ду. Впро­чем, если бы вы, афи­няне, — винов­ни­ки тепе­ре­ш­ней беды — взду­ма­ли еще помо­гать пер­сам обра­тить в раб­ство элли­нов, вы, кото­рые уже с древ­ней­ших вре­мен все­гда были осво­бо­ди­те­ля­ми мно­гих людей, — это было бы совер­шен­но неслы­хан­ным делом! Мы, конеч­но, глу­бо­ко сочув­ст­ву­ем ваше­му тяже­ло­му поло­же­нию: ведь вы уже два­жды лише­ны пло­дов уро­жая и дол­гое вре­мя живе­те, не имея ни кола, ни дво­ра. За это лакеде­мо­няне и их союз­ни­ки пред­ла­га­ют вам содер­жать ваших жен и всю челядь, бес­по­лез­ную для вой­ны, пока не кон­чит­ся эта вой­на. И пусть вас не соблаз­ня­ет македо­ня­нин Алек­сандр, искус­но смяг­чая гру­бые сло­ва Мар­до­ния. Ведь ему при­хо­дит­ся так посту­пать: он — тиран и помо­га­ет дру­го­му тира­ну. А вот вам не сле­ду­ет, если толь­ко вы в здра­вом уме, делать это­го. Вы зна­е­те ведь, что вар­ва­ры нечест­ны и неис­крен­ни!». Так гово­ри­ли послы.

143. А афи­няне сна­ча­ла отве­ти­ли Алек­сан­дру вот как: «Нам и самим, прав­да, извест­но, что бое­вая сила царя во мно­го раз пре­вос­хо­дит нашу. Поэто­му нас вовсе не при­хо­дит­ся упре­кать в неведе­нии. Тем не менее, стре­мясь к сво­бо­де, мы будем ее защи­щать, пока это в наших силах. Не пытай­ся при­ми­рить нас с царем, так как мы не под­да­дим­ся тво­им убеж­де­ни­ям. А теперь сооб­щи Мар­до­нию ответ афи­нян: пока солн­це будет ходить сво­им преж­ним путем, нико­гда мы не при­ми­рим­ся с Ксерк­сом. Мы высту­пи­ли про­тив него, пола­га­ясь на помощь богов и геро­ев, свя­ти­ли­ща и куми­ры кото­рых царь пре­ступ­но пре­дал пла­ме­ни. Ты же впредь нико­гда не при­хо­ди к афи­ня­нам с таки­ми пред­ло­же­ни­я­ми и не соблаз­няй нас к нече­сти­вым поступ­кам под видом того, что раде­ешь о нашей поль­зе. Ты — наш госте­при­и­мец и друг и пото­му нам не угод­но, чтобы ты как-нибудь постра­дал от нас, афи­нян».

144. Так афи­няне отве­ча­ли Алек­сан­дру, а спар­тан­ским послам ска­за­ли вот что: «Опа­се­ния лакеде­мо­нян, как бы мы не при­ми­ри­лись с пер­сид­ским царем, совер­шен­но есте­ствен­ны для людей [в их поло­же­нии]. Нет на све­те столь­ко золота, нет зем­ли, столь пре­крас­ной и пло­до­нос­ной, чтобы мы ради этих благ захо­те­ли перей­ти на сто­ро­ну пер­сов и пре­дать Элла­ду в раб­ство. Мно­го при­чин, и при­том весь­ма важ­ных, не поз­во­ля­ет нам так посту­пить, если бы мы даже поже­ла­ли это­го. Во-пер­вых, самое важ­ное пре­пят­ст­вие к при­ми­ре­нию — это сожжен­ные и раз­ру­шен­ные куми­ры и свя­ти­ли­ща богов. За это нам нуж­но кро­вью ото­мстить, преж­де чем при­ми­рить­ся с чело­ве­ком, соде­яв­шим это. Затем — наше кров­ное и язы­ко­вое род­ство с дру­ги­ми элли­на­ми, общие свя­ти­ли­ща богов, жерт­во­при­но­ше­ния на празд­не­ствах и оди­на­ко­вый образ жиз­ни. Пре­дать все это — позор для афи­нян. Поэто­му знай­те, если до сих пор вы не узна­ли это­го: пока жив еще хоть один афи­ня­нин, не будет у нас мира с Ксерк­сом! Что же до вашей заботы о нас, то мы ценим и память о нашем разо­ре­нии, и ваше жела­ние содер­жать наших род­ных. Вы в пол­ной мере выка­за­ли свое бла­го­же­ла­тель­ное отно­ше­ние к нам. А мы будем, конеч­но, тер­пе­ли­во выдер­жи­вать наше тяже­лое поло­же­ние и поста­ра­ем­ся не быть вам в тягость. Теперь же при таком нашем поло­же­нии ско­рей посы­лай­те на помощь вой­ско. Ско­ро, как мы дума­ем, враг напа­дет на нашу зем­лю, лишь толь­ко узна­ет, что мы отвер­га­ем все его тре­бо­ва­ния. Итак, до при­хо­да пер­сов в Атти­ку [вам] и нам нуж­но вовре­мя поспеть на помощь в Бео­тию». Выслу­шав ответ афи­нян, спар­тан­ские послы воз­вра­ти­лись в Спар­ту.