Риторические наставления.

Предуведомление.

с. I

I. [Proem. 1] После два­дца­ти­лет­них трудов, посвя­щен­ных мною настав­ле­нию юно­ше­ства, едва полу­чил я желае­мое отдох­но­ве­ние, как неко­то­рые из дру­зей моих нача­ли про­сить меня напи­сать что-либо о крас­но­ре­чии, изло­жив пра­ви­ла оно­го в над­ле­жа­щем поряд­ке. Я дол­го отго­ва­ри­вал­ся тем, что на с. II Латин­ском и на Гре­че­ском язы­ках зна­ме­ни­тей­шие Писа­те­ли оста­ви­ли для потом­ства мно­го сочи­не­ний, до сего пред­ме­та отно­ся­щих­ся. [2] Одна­ко ж, самое то, чем думал я сде­лать отго­вор­ку мою изви­ни­тель­нее, еще более воз­буди­ло их к насто­я­нию; они воз­ра­жа­ли, что меж­ду раз­лич­ны­ми, и часто одно дру­го­му про­тив­ны­ми мне­ни­я­ми пред­ше­ст­вен­ни­ков, труд­но най­ти исти­ну. Тогда мне и само­му пока­за­лось, что тре­бо­ва­ние дру­зей было спра­вед­ли­во; над­ле­жа­ло при­нять на себя труд, если не изо­бре­тать новое, то, по край­ней мере, о ста­ром пре­по­дать мое суж­де­ние. [3] Хотя не столь­ко уве­рен­ность, что тре­бу­е­мое испол­нить могу, сколь­ко стыд отка­зать им, убедил меня к пред­при­я­тию: но, как впо­след­ст­вии на́чало откры­вать­ся мне про­стран­ней­шее поле, то я уже из доб­рой воли решил­ся взять на себя еще труд­ней­шую обя­зан­ность, неже­ли какая воз­ла­га­лась дру­зья­ми, чтобы тем и уго­дить вполне им, и не попасть на чужие следы, избрав общую доро­гу. [4] Ибо почти все, писав­шие о нау­ке крас­но­ре­чия, при­ни­ма­лись за то так, как буд­то бы уже, во всех родах позна­ний с. III усо­вер­шен­ст­во­ван­ным лицам пока­зать толь­ко хоте­ли самую выс­шую сте­пень витий­ства: они или пре­зи­ра­ли, как мало­важ­ное, то, чему наи­пер­вее научить­ся над­ле­жа­ло: или почи­та­ли к сво­ей долж­но­сти непри­над­ле­жа­щим, поели­ку всяк изби­рал для себя какую-нибудь отдель­ную часть сей нау­ки: или, что бли­же к истине, не наде­я­лись при­об­ре­сти сла­вы, гово­ря о вещах, хотя и нуж­ных, но небли­ста­тель­ных: воз­вы­шен­ные толь­ко части зда­ний в гла­за бро­са­ют­ся, а осно­ва­ний не вид­но. [5] Я, напро­тив, не счи­таю ниче­го тако­го чуж­дым рито­ри­че­ско­го искус­ства, без чего успеть в оном немож­но; ибо ни в чем достиг­нуть совер­шен­ства нель­зя, не познав пред­ва­ри­тель­но самых начал дела. Посе­му не опу­щу вой­ти и в те мни­мые мало­сти, без кото­рых, если пре­не­бре­жешь их, не полу­чишь успе­ха в позна­ни­ях и боль­шей важ­но­сти: и не ина­че, как буд­то б мне дан был Ора­тор на вос­пи­та­ние, поста­ра­юсь изла­гать мои настав­ле­ния, начав от само­го его дет­ства.

[6] Сочи­не­ние мое посвя­щаю тебе, Мар­целл; не по одной друж­бе, не ради рев­ност­ной тво­ей толь­ко люб­ви к сло­вес­ным нау­кам, с. IV (хотя и сих при­чин было бы доста­точ­но), я почел тебя достой­ней­шим сего зало­га вза­им­ной меж­ду нами при­яз­ни; но и пото­му, что тво­е­му сыну, кото­рый в неж­ном воз­расте пода­ет уже вели­кую надеж­ду о сво­их даро­ва­ни­ях, мое сочи­не­ние будет, кажет­ся, не бес­по­лез­но. Настав­ле­ния мои, от самых пер­вых начал крас­но­ре­чия, и чрез все нау­ки, какие толь­ко могут слу­жить посо­би­ем буду­ще­му Ора­то­ру, поло­жил я дове­сти до совер­шен­но­го окон­ча­ния дела.

[7] На сие решил­ся я пото­му более, что уже две книж­ки в сем же роде появи­лись под моим име­нем; но они не мною выда­ны в свет, и назна­че­ны на то не были. Одна состав­ле­на уче­ни­ка­ми из моих двух­днев­ных им пре­по­да­ва­ний о сем пред­ме­те: дру­гая собра­на в раз­ные вре­ме­на из моих же изуст­ных настав­ле­ний, сколь­ко уло­вить и запи­сать было им мож­но; доб­рые, но ко мне слиш­ком усерд­ные юно­ши, необ­ду­ман­но захо­те­ли сде­лать мне честь, обна­ро­до­ва­ни­ем сво­их запи­сок. [8] Поче­му и в насто­я­щем моем сочи­не­нии най­дут­ся инде те же места, мно­гие с пере­ме­на­ми, мно­гие с при­бав­ле­ни­я­ми, а все вооб­ще в с. V луч­шем поряд­ке, и, сколь­ко поз­во­ля­ла мне воз­мож­ность, рачи­тель­нее обра­бота­ны.

II. [9] Совер­шен­ным Ора­то­ром никто, по мне­нию мое­му, быть не может, не будучи доб­рым чело­ве­ком: и пото­му не одной пре­вос­ход­ной спо­соб­но­сти к крас­но­ре­чию, но всех душев­ных доб­ле­стей в нем тре­бую. [10] Никак не могу согла­сить­ся с теми, кои пола­га­ют, что научать, как чест­но и спра­вед­ли­во жить, исклю­чи­тель­но при­над­ле­жит Фило­со­фам: ибо того истин­но­го граж­да­ни­на, спо­соб­но­го управ­лять обще­ст­вен­ны­ми и част­ны­ми дела­ми, уме­ю­ще­го сове­та­ми сво­и­ми содер­жать спо­кой­ст­вие меж­ду сожи­тель­ст­ву­ю­щи­ми, ограж­дать их зако­на­ми, назидать здра­вы­ми суж­де­ни­я­ми, мож­но ли не почесть Ора­то­ром? [11] Итак, хотя я и буду при­бе­гать к пра­ви­лам, в писа­ни­ях Фило­соф­ских содер­жа­щим­ся, одна­ко не пре­ста­ну утвер­ждать, что оные, и к пред­ме­ту мое­му, и соб­ст­вен­но к нау­ке крас­но­ре­чия, при­над­ле­жат по всей спра­вед­ли­во­сти. [12] Неуже­ли все­гда, как надоб­но гово­рить о вели­ко­ду­шии, право­те, воз­дер­жа­нии и про­чих подоб­ных доб­ро­де­те­лях, кото­рые едва ли не во вся­кую речь вхо­дят, и, с. VI к изъ­яс­не­нию сво­е­му, тре­бу­ют рито­ри­че­ско­го изо­бре­те­ния и изло­же­ния, неуже­ли везде, где нуж­на сила разу­ма и оби­лие сло­ва, над­ле­жит отде­лять для Ора­то­ра какие-либо осо­бен­ные части?

[13] Части сии, как дока­зал Цице­рон весь­ма ясно, есте­ствен­но состав­ля­ли преж­де нечто целое, нераздель­ное; да и нуж­да тре­бо­ва­ла, чтобы муж муд­рый был вме­сте и Ора­тор искус­ный. Потом направ­ле­ние умов разде­ли­лось, и от бес­печ­но­сти нашей вышли мно­гие, и по-види­мо­му, раз­ные нау­ки. Ибо, коль ско­ро ста­ла сло­вес­ность делать­ся ремеслом, и дары витий­ства нача­ли употреб­лять­ся во зло, то почи­тав­ши­е­ся крас­но­ре­чи­вей­ши­ми, попе­че­ние о нра­вах вовсе пре­не­брег­ли, [14] пре­до­ста­вив оное, в удел умам сла­бей­шим. А неко­то­рые, пре­зрев искус­ство сло­ва, и заняв­шись толь­ко нра­во­уче­ни­ем, хотя важ­ней­шую из крас­но­ре­чия часть (если мож­но делить оное на части) при себе удер­жа­ли, но при­ня­ли самое высо­ко­мер­ное назва­ние Фило­со­фов, как буд­то един­ст­вен­ные люби­те­ли муд­ро­сти: назва­ние, кое­го ни вели­кие пол­ко­вод­цы, ни зна­ме­ни­тые Государ­ст­вен­ные осо­бы, с. VII при­сво­ять себе нико­гда не дер­за­ли, луч­ше желая делать, неже­ли обе­щать доб­рое. [15] Я не отри­цаю, чтобы мно­гие из древ­них Любо­муд­ров не пре­по­да­ли хоро­ших пра­вил, и на самом деле не испол­ня­ли их¹; но в наше вре­мя под сим назва­ни­ем мно­гие скры­ва­ли в себе вели­чай­шие поро­ки. Ибо не по доб­ро­де­те­ли и зна­ни­ям ста­ра­лись казать­ся Фило­со­фа­ми; но лицом угрю­мым, стран­ною одеж­дою и отмен­ным от дру­гих поведе­ни­ем толь­ко при­кры­ва­ли самые раз­вра­щен­ные нра­вы.

[16] Ныне мы все гово­рим о пред­ме­тах, даже соб­ст­вен­но к Фило­со­фии отно­ся­щих­ся. Кто даже меж­ду пороч­ней­ши­ми, не рас­суж­да­ет о чест­но­сти, спра­вед­ли­во­сти, о всех доб­ро­де­те­лях? Кто из край­них даже невежд не дела­ет ино­гда вопро­сов о при­чи­нах явле­ний есте­ствен­ных? Ибо свой­ство и раз­ли­чие слов пони­ма­ет почти вся­кий, кто хотя несколь­ко учил­ся язы­ку сво­е­му. [17] Но Ора­тор все то и знать осно­ва­тель­нее и объ­яс­нять луч­ше дол­жен: и с. VIII если бы был когда-нибудь совер­шен­ный вития, мы не заим­ст­во­ва­ли бы пра­вил доб­ро­нра­вия от школ Фило­со­фов. Ныне ино­гда нуж­да застав­ля­ет при­бе­гать к тем писа­те­лям, кои захва­ти­ли остав­лен­ную (как я ска­зал) и еще самую луч­шую часть Ора­тор­ско­го искус­ства; теперь есть долг наш же востре­бо­вать от них, как нашу соб­ст­вен­ность, не для того, чтоб вос­поль­зо­вать­ся их изо­бре­те­ни­я­ми, но дабы пока­зать, что они чужое себе при­сво­и­ли.

[18] Итак, да будет Ора­тор таков, чтоб его по спра­вед­ли­во­сти мож­но было назвать и муд­ре­цом; не толь­ко совер­шен во нра­вах (ибо сего, по мне­нию мое­му, хотя дру­гие ина­че дума­ют, еще не доволь­но), но совер­шен и во всех зна­ни­ях, во всех каче­ствах, потреб­ных для крас­но­ре­чия. Может быть, тако­во­го еще не быва­ло. [19] Не смот­ря на то, над­ле­жит не менее стре­мить­ся к совер­шен­ству; мы долж­ны под­ра­жать мно­гим из древ­них писа­те­лей, кои хотя не чая­ли най­ти ни одно­го муд­ре­ца совер­шен­но­го, но пре­по­да­ли нам пра­ви­ла муд­ро­сти. [20] Ибо есть непре­мен­но совер­шен­ное крас­но­ре­чие, и достиг­нуть оно­го, свой­ство с. IX ума чело­ве­че­ско­го не вос­пре­ща­ет: а еже­ли в том и не удаст­ся, по край­ней мере, кто ста­ра­ет­ся взби­рать­ся вверх, будет выше того, кто, отча­ясь в успе­хе, на низу оста­ет­ся.

III. [21] Поче­му, наде­юсь, про­стят мне, еже­ли не опу­щу ниче­го и мало­важ­но­го, но, по мне­нию мое­му, нуж­но­го к пред­при­ня­то­му мною делу. Итак, пер­вая кни­га будет содер­жать в себе то, что пред­ше­ст­ву­ет долж­но­сти рито­ра. Во вто­рой изло­жат­ся пер­вые нача­ла для рито­ра, и рас­суж­де­ния о сущ­но­сти самой Рито­ри­ки. [22] В пяти сле­дую­щих кни­гах изъ­яс­нят­ся пра­ви­ла, изо­бре­тать, а потом, как рас­по­ла­гать мыс­ли. Четы­ре кни­ги опре­де­ля­ют­ся для изло­же­ния, в часть кое­го вхо­дят память и про­из­но­ше­ние. Одна еще при­ба­вит­ся отно­си­тель­но к лицу само­го Ора­то­ра; в ней пока­жу, сколь­ко сла­бые силы мне поз­во­лят, каких нра­вов быть он дол­жен, чего ему дер­жать­ся в тяжеб­ном деле, кото­рое на себя при­ни­ма­ет, рас­смат­ри­ва­ет и в суде защи­ща­ет; какой род крас­но­ре­чия тогда употреб­лять, в какое вре­мя остав­лять с. X свое попри­ще дол­жен, а после того какие упраж­не­ния при­ли­че­ст­во­вать ему могут.

IV. [23] Сверх же все­го, я поста­ра­юсь по при­ли­чию пред­ме­тов, слог мой так рас­по­ло­жить, чтоб уча­щи­е­ся не толь­ко позна­ни­ем тех частей, кои одни, по мне­нию неко­то­рых, заслу­жи­ва­ют назва­ние нау­ки, обо­га­ща­лись, и, так ска­зать, самые суще­ст­вен­ные пра­ви­ла Рито­ри­ки ясно пони­ма­ли, но при­об­ре­та­ли бы оби­лие и вме­сте кре­пость в крас­но­ре­чии. [24] Ибо пра­ви­ла, из пока­за­ния неумест­ной крат­ко­сти, совсем, как гово­рит­ся, голые, ослаб­ля­ют и истреб­ля­ют все, что ни есть бла­го­род­ней­ше­го в сло­ве, весь сок ума в себя вса­сы­ва­ют, и как бы обна­жа­ют кости, кото­рые и свя­зы­вать­ся жила­ми и при­кры­вать­ся телом долж­ны. [25] Посе­му я не ту часть, где голые толь­ко пра­ви­ла содер­жат­ся, по при­ме­ру мно­гих, но все, что почел за нуж­ное и полез­ное к настав­ле­нию Ора­то­ра, в сих две­на­дца­ти кни­гах поме­стил, с крат­ким все­го объ­яс­не­ни­ем. Гово­рить же о каж­дом пред­ме­те подроб­но, было бы ниче­го не кон­чить.

с. XI [26] Но я дол­жен пред­ва­ри­тель­но объ­явить, что все пра­ви­ла, все нау­ки, не при­не­сут, без помо­щи при­ро­ды, ни малей­шей поль­зы. По сей при­чине, для того, кто не ода­рен спо­соб­но­стя­ми ума, настав­ле­ния мои будут то же, что и настав­ле­ния о возде­лы­ва­нии полей вовсе бес­плод­ных. [27] Есть и дру­гие при­род­ные посо­бия, как то: голос, кре­пость тела, здо­ро­вье, бла­го­вид­ная наруж­ность, кото­рые, хотя бы в нача­ле были и посред­ст­вен­ны, могут попе­че­ни­я­ми усо­вер­шить­ся; но есть люди, кои лише­ны сих посо­бий до такой сте­пе­ни, что даро­ва­ния разу­ма, и при­род­ные, и при­об­ре­тен­ные, в них помра­ча­ют­ся: рав­но как и самые даро­ва­ния сии, без искус­но­го настав­ни­ка, без при­ле­жа­ния к уче­нию, без непре­рыв­но­го упраж­не­ния в чте­нии, писа­нии и изуст­ном объ­яс­не­нии мыс­лей, сами по себе при­но­сят мало поль­зы.