Риторические наставления.

Книга III.

с.174

I. [III. 1. 1] Во вто­рой кни­ге рас­смат­ри­вал я, что есть Рито­ри­ка, и какая цель ее; где так­же, по воз­мож­но­сти, пока­зал и поль­зу и досто­ин­ство сей нау­ки, и озна­чил все пред­ме­ты, о коих гово­рить толь­ко может Ора­тор. А здесь поста­ра­юсь иссле­до­вать, от чего полу­чи­ла она свое нача­ло, из каких частей состо­ит, и каким обра­зом каж­дая из них, по пра­ви­лам ее, изо­бре­та­ет­ся и изла­га­ет­ся: так­же, сколь в тес­ных пре­де­лах заклю­ча­ли ее неко­то­рые писа­те­ли: Апол­ло­дор, напри­мер, даже постав­лял за пред­мет ее одни Суд­ные дела. [2] Небезыз­вест­но мне, сколь труд­ное дело при­ни­маю на себя, в удо­воль­ст­вие люби­те­лей сей нау­ки; мне нуж­но будет вой­ти в рас­смот­ре­ние мно­го­раз­лич­ных мне­ний об одном и том же пред­ме­те; поче­му и не знаю, могу ли удо­вле­тво­рить с.175 ожи­да­нию чита­те­лей, ибо здесь кро­ме сухо­го изло­же­ния одних пра­вил, гово­рить не о чем. [3] На дру­гих местах мое­го сочи­не­ния пола­гал я о сло­ге посиль­ное ста­ра­ние не для того одна­ко ж, чтоб блес­нуть умом (там самое содер­жа­ние пода­ва­ло к сему воз­мож­ность), но чтобы в моло­дых людях посе­лить более охоты к уче­нию; заман­чи­вый слог непри­мет­ным обра­зом вла­га­ет в умы то, от чего голое и сухое пре­по­да­ва­ние пра­вил отвра­ща­ет и вни­ма­ние и слух, а особ­ли­во толь неж­ный. [4] По сей при­чине и Лукре­ций, как сам гово­рит, изло­жил сти­ха­ми свою Фило­со­фию; сле­дую­щее срав­не­ние его всем извест­но:

«Как вра­чи, чтоб заста­вить дитя при­нять горь­кое лекар­ство, нама­зы­ва­ют края сосуда медом, и проч.»

[5] Но я опа­са­юсь, не мало ли в сей кни­ге пока­жет­ся медо­вой сла­до­сти, а напро­тив не мно­го ли полын­ной горе­чи; не оста­нет­ся ли она более полез­ною, неже­ли сколь­ко при­ят­ною уча­щим­ся.

Я еще и сего боюсь, что она им менее полю­бит­ся и пото­му, что в ней най­дут боль­шую часть пра­вил, дру­ги­ми пре­дан­ных, а не мною изо­бре­тен­ных, и увидят, что неко­то­рые писа­те­ли раз­лич­но мыс­лят и про­ти­во­ре­чат друг дру­гу; ибо мно­гие, хотя одну и с.177 ту же цель пред­по­ла­га­ли себе, но раз­ные пути изби­ра­ли для дости­же­ния к оной, и каж­дый имел сво­их после­до­ва­те­лей. [6] Моло­дые люди при­зна­ют обык­но­вен­но избран­ный сами­ми ими путь за луч­ший; изгла­дить впе­чат­лен­ные с мало­лет­ства пред­рас­суд­ки, труд­но; ибо всяк хочет доволь­ст­во­вать­ся луч­ше тем, чему уже научил­ся, неже­ли учить­ся вновь чему-либо ино­му. [7] Впо­след­ст­вии усмот­рит чита­тель, что до бес­ко­неч­но­сти раз­лич­ны были о сей нау­ке мне­ния писа­те­лей: одни спер­ва к гру­бым и еще весь­ма несо­вер­шен­ным нача­лам при­бав­ля­ли нечто из пред­ше­ст­во­вав­ших им писа­те­лей; потом дру­гие, дабы не пока­зать в себе раб­ско­го под­ра­жа­ния, даже и хоро­шее сво­им худым заме­ня­ли.

II. [8] После извест­ных нам по одним толь­ко Сти­хотвор­цам Сло­вес­ни­ков, Эмпе­докл, как пола­га­ют, был пер­вый, кото­рый несколь­ко зани­мал­ся Рито­ри­кою. Из самых же древ­ней­ших писа­ли о сем искус­стве Коракс и Тизи­ас, Сици­лий­цы, за ними сле­до­вал того же ост­ро­ва уро­же­нец Гор­гий Леон­тий­ский, кото­рый, как ска­зы­ва­ют, был уче­ник Эмпе­до­клов. [9] Он жил сто девять лет; поче­му и был совре­мен­ни­ком мно­гих уче­ных мужей; нахо­дясь в сопер­ни­че­стве с ними, оста­вал­ся в сла­ве даже до Сокра­та, и далее. [10] В его вре­мя с.178 извест­ны были Фра­си­мах Хал­кидон­ский, Про­дик Цеос­ский, и Про­та­гор Абде­ри­тя­нин, кото­ро­му Эвафл запла­тил, как гово­рят, десять тысяч (око­ло пяти тысяч руб­лей) дина­рий за уче­ние, и потом настав­ле­ния его издал в свет; Гип­пий Элий­ский и Алкидам Элей­ский, кое­го Пла­тон назы­ва­ет Пала­медом. [11] Анти­фон, пер­вый из всех, напи­сал защи­ти­тель­ную речь, сочи­нил пра­ви­ла Крас­но­ре­чия в сем роде, и про­сла­вил­ся тем, что сам за себя гово­рил в суде с вели­ким успе­хом; Поли­крат, кото­рый так­же напи­сал речь про­тив Сокра­та, как я упо­мя­нул выше; и Фео­дор Визан­тий­ский, один из чис­ла тех, коих Пла­тон назы­ва­ет (Λο­γοδαίδα­λος). [12] Из них Про­та­гор, Гор­гий, Про­дик и Фра­си­мах пер­вые рас­суж­да­ли о местах общих. Цице­рон, в Бру­те сво­ем, утвер­ди­тель­но гово­рит, что преж­де Перик­ла не было напи­са­но ниче­го тако­го, что похо­ди­ло бы на искус­ство Крас­но­ре­чия, хотя неко­то­рые сочи­не­ния и носи­ли имя само­го Перик­ла. Да и под­лин­но нет в них и совсем не вид­но искус­ства достой­но­го сего вели­ко­го Ора­то­ра; и пото­му не удив­ля­юсь мне­нию тех, кои пола­га­ют, что Перикл ниче­го не писал, и что выда­вае­мые под его име­нем тво­ре­ния при­над­ле­жат дру­гим.

с.179 [13] За сими сле­до­ва­ли еще мно­гие Рито­ры: но зна­ме­ни­тей­ший из них был Исо­крат, уче­ник Гор­гия. Прав­да, не все писа­те­ли согла­ша­ют­ся, кто имен­но был его учи­тель: я одна­ко ж луч­ше верю Ари­сто­те­лю. [14] Отсе­ле-то пути, пере­се­ка­ясь, ста­ли укло­нять­ся в раз­ные сто­ро­ны. Ибо у Исо­кра­та были пре­вос­ход­ней­шие уче­ни­ки во всех родах уче­ния. И когда уже он соста­рил­ся (т. е. когда ему мину­ло девя­но­сто восемь лет), то Ари­сто­тель в после­обеден­ное вре­мя пуб­лич­но начал пре­по­да­вать настав­ле­ния в Крас­но­ре­чии; при­чем поча­сту повто­рял, как ска­зы­ва­ют, сле­дую­щий стих из Фил­ок­те­та:

Они оба писа­ли о Рито­ри­ке, но Ари­сто­тель писал про­стран­нее. Их совре­мен­ни­ком был Фео­дект, о сочи­не­ни­ях кое­го выше ска­за­но; [15] Фео­фраст, уче­ник Ари­сто­телев, так­же писал о Крас­но­ре­чии, с доволь­ною подроб­но­стию; и с того вре­ме­ни нача­ли при­ле­жать к сей нау­ке более Фило­со­фы, неже­ли Рито­ры, особ­ли­во отлич­ней­шие из Сто­и­ков и Пери­па­те­ти­ков.

[16] Гер­ма­гор про­ло­жил для себя совсем новую доро­гу, по коей за ним после­до­ва­ли с.180 мно­гие, и осо­бен­но Афе­ней, кото­рый был его под­ра­жа­те­лем, и с ним, кажет­ся, срав­нял­ся. Потом мно­го писа­ли Апол­ло­ний Молон­ский, Арей, Цеци­лий и Дио­ни­сий Гали­кар­насский.

[17] А более всех обра­ти­ли на себя вни­ма­ние Апол­ло­дор Пер­гам­ский, кото­рый в Апол­ло­нии был учи­те­лем Кеса­ря Авгу­ста, и Фео­дор Гадар­ский, кото­рый луч­ше хотел назы­вать­ся Родос­ским; у него, ска­зы­ва­ют, с удо­воль­ст­ви­ем слу­шал настав­ле­ния Тиве­рий Кесарь, когда уда­лял­ся на ост­ров Родос. [18] Рито­ры сии дер­жа­лись раз­лич­ных мне­ний, и после­до­ва­те­ли их, по обы­чаю Фило­соф­ских сект или тол­ков, име­но­ва­лись Апол­ло­дор­ца­ми и Фео­до­рей­ца­ми. Но о настав­ле­ни­ях Апол­ло­до­ра мы зна­ем толь­ко от его уче­ни­ков, из коих рев­ност­ней­шие пере­да­ли их нам, на Латин­ском язы­ке К. Вал­гий, а на Гре­че­ском Аттик. Сам же он сочи­нил одно крат­кое рас­суж­де­ние для Мация; ибо в пись­ме к Доми­цию про­чих сочи­не­ний за свои не при­зна­ет. Фео­дор писал более, и уче­ни­ка его Гер­ма­го­ра мно­гие из нас заста­ли еще в живых.

[19] Из Рим­лян пер­вый, сколь­ко мне извест­но, М. Катон Цен­сор издал несколь­ко пра­вил; потом М. Анто­ний пред­при­нял было тако­вой же труд; но до нас дошло одно толь­ко нача­ло, да и то с недо­стат­ка­ми. За ними с.181 появ­ля­лись не столь зна­ме­ни­тые писа­те­ли, о коих не пре­ми­ну упо­мя­нуть, где потре­бу­ет надоб­ность.

[20] Осо­бен­ным же све­том, как самое Крас­но­ре­чие, так и пра­ви­ла оно­го, оза­рил един­ст­вен­ный меж­ду нами обра­зец Витий­ства и пре­вос­ход­ный настав­ник в сем искус­стве, М. Тул­лий. После его, долж­на бы скром­ность воз­бра­нить всту­пать в то же попри­ще, если бы он сам не объ­явил, что его сочи­не­ние о Рито­ри­ке как бы выскольз­ну­ло у него из рук в его моло­до­сти, и что в пра­ви­лах сво­их не рас­судил он тогда поме­стить неко­то­рых подроб­но­стей, впро­чем нуж­ных. [21] Пред­ме­том сим доволь­но зани­мал­ся Кор­ни­фи­ций; несколь­ко каса­лись его Стер­ти­ний и Гал­ли­он отец: подроб­нее же изло­жи­ли пра­ви­ла нау­ки жив­шие преж­де Гал­ли­о­на, Цельс и Ленас; а в наше вре­мя Вир­ги­ний, Пли­ний, Рути­лий. Есть и ныне отлич­ные в сем роде писа­те­ли, кои бы мало труда мне оста­ви­ли, еже­ли бы в тво­ре­ни­ях сво­их все нуж­ное поме­стить захо­те­ли. Я умал­чи­ваю здесь о име­нах их; они еще в живых нахо­дят­ся; похва­лам их будет свое вре­мя; ибо досто­ин­ство перей­дет в потом­ство, куда зависть не достигнет.

[22] Одна­ко после толи­ко­го чис­ла зна­ме­ни­тых мужей не воз­бра­ня­ет­ся, думаю, и мне изъ­явить с.182 в неко­то­рых слу­ча­ях свое мне­ние. Я не ослеп­лен ника­ким пред­рас­суд­ком, ника­кой сек­те или тол­кам дру­гих не пре­дан; я ста­рал­ся собрать в одно место мно­ги­ми изо­бре­тен­ное; тем и дру­гим вос­поль­зо­вать­ся пре­до­став­ляю чита­те­лю, и буду дово­лен, когда заслу­жу одоб­ре­ние за мою, по край­ней мере, точ­ность там, где ум похва­лить не́ за что.

с.183

[III. 2. 1] Вопрос сей мож­но решить ско­ро. Ибо нет сомне­ния, что людям самая при­ро­да даро­ва­ла спо­соб­ность сло­ва; что потом поль­за заста­ви­ла при­ра­щать и рас­про­стра­нять дар сей, а нако­нец разум и упраж­не­ние усо­вер­ши­ли. [2] Я не вижу, поче­му неко­то­рые дума­ют, буд­то бы пер­вое осно­ва­ние Крас­но­ре­чию поло­жи­ли люди, пред судом обви­ня­е­мые; поели­ку нуж­да защи­щать себя вла­га­ет в уста и речь силь­ней­шую. При­чи­на бла­го­вид­ная, но не совсем осно­ва­тель­ная, ибо обви­не­ние долж­но пред­ше­ст­во­вать оправ­да­нию: это есть то же, как и утвер­ждать, что меч пер­во­на­чаль­но сде­лан тем, кое­му нуж­но было обо­ро­нять­ся, а не тем, кто взду­мал употре­бить такое ору­жие на пора­же­ние дру­го­го.

[3] Итак сло­во даро­ва­но чело­ве­ку при­ро­дою, а искус­ство в сло­ве воз­ник­ло от соб­ст­вен­ных его наблюде­ний. Ибо люди, как в лече­нии, заме­чая, что́ здо­ро­во и что́ нездо­ро­во, с.184 соста­ви­ли из тако­вых заме­ча­ний нау­ку, так и в сло­ве нахо­дя иное полез­ным, иное бес­по­лез­ным, поло­жи­ли одно­го дер­жать­ся, а дру­го­го избе­гать; к чему при­со­во­куп­ля­ли и соб­ст­вен­ные опы­ты, смот­ря по обсто­я­тель­ствам; все сие утвер­ди­лось потом чрез употреб­ле­ние: тогда каж­дый начал пере­да­вать дру­гим, что́ сам знал. [4] Прав­да, Цице­рон при­пи­сы­вал нача­ло сей нау­ки стро­и­те­лям горо­дов и зако­но­да­те­лям, поели­ку им нуж­но силь­ное крас­но­ре­чие: одна­ко и здесь не вижу доста­точ­но­го дока­за­тель­ства; ибо есть еще и ныне наро­ды ски­таю­щи­е­ся, без горо­дов и без зако­нов; но сыс­ки­ва­ют­ся меж­ду ними люди, кои и дела посоль­ские исправ­ля­ют и чужие мне­ния оспа­ри­вать, а свои защи­щать уме­ют, и почи­та­ют­ся одни дру­гих крас­но­ре­чи­вее.

с.185

[III. 3. 1] Вся­кое, по пра­ви­лам Рито­ри­че­ским сочи­ня­е­мое сло­во, долж­но состо­ять, по мне­нию мно­гих искус­ней­ших писа­те­лей, из пяти частей: Изо­бре­те­ния, Рас­по­ло­же­ния, Изло­же­ния, Памя­ти, Про­из­но­ше­ния или Дей­ст­вия, что одно и то же. Для вся­кой же речи, коею выра­жа­ет­ся какое-либо жела­ние, потреб­ны и пред­мет и сло­ва́. [2] Более сего не нуж­но ниче­го, еже­ли речь крат­ка и заклю­ча­ет­ся в одном пред­ло­же­нии: но речь про­стран­ная тре­бу­ет бо́льше­го: тогда надоб­но раз­би­рать не толь­ко о чем и как, но и в каком месте гово­рить долж­ны; и вот уже для сего необ­хо­ди­мо рас­по­ло­же­ние. Но как нель­зя в точ­но­сти выска­зать все­го, чего пред­мет тре­бу­ет, и чтоб все то было ска­за­но на сво­ем месте, если не помо­жет нам память; то она будет чет­вер­тая часть. [3] А поели­ку вся­кая речь теря­ет цену и дела­ет­ся почти неснос­ною от худо­го голо­са или непри­стой­но­го тело­дви­же­ния, то и над­ле­жит дать пятое место про­из­но­ше­нию.

с.186

[III. 4. 1] Здесь вопро­ша­ет­ся, толь­ко ли три рода дел отно­сят­ся к долж­но­сти Ора­то­ра? Извест­но, что почти все зна­ме­ни­тые в древ­но­сти писа­те­ли после­до­ва­ли Ари­сто­те­лю, кото­рый толь­ко род рас­суди­тель­ный назы­ва­ет народ­ным (con­cio­na­lis)¹, и на сие разде­ле­ние были соглас­ны… [12] Вер­нее все­го мне кажет­ся сле­до­вать бо́льше­му чис­лу писа­те­лей; чего тре­бу­ет и самое бла­го­ра­зу­мие. К сему же роду над­ле­жит отне­сти и род хва­ли­тель­ный, хотя име­ет он пред­ме­том похва­лу и вме­сте пори­ца­ние; но полу­чил имя хва­ли­тель­но­го от луч­ше­го пред­ме­та: иные назы­ва­ют его про­сто дока­за­тель­ным… [15] Дру­гой род есть рас­суди­тель­ный, а тре­тий судеб­ный. Про­чие виды сли­ва­ют­ся в сих трех родах; ибо нет из с.187 них ни одно­го, в кото­ром бы не пред­по­ла­га­ли мы себе целью похва­лу либо пори­ца­ние, сове­то­ва­ние либо отсо­ве­то­ва­ние, обви­не­ние либо защи­ще­ние.

[16] Я не могу согла­сить­ся и с теми, кои к роду хва­ли­тель­но­му отно­сят дела чест­ные, к рас­суди­тель­но­му полез­ные, к судеб­но­му спра­вед­ли­вые; такое разде­ле­ние есть бла­го­вид­но боль­ше неже­ли обду­ман­но и спра­вед­ли­во. Ибо все сие состо­ит одно в дру­гом. И в похва­ле гово­рит­ся так­же о спра­вед­ли­во­сти и поль­зе, и в сове­тах о чест­но­сти, и в суд­ном деле ред­ко не най­дешь все­го того, хотя частию.

с.188

I. [III. 5. 1] Вся­кая речь состо­ит или из озна­чае­мо­го, или из озна­чаю­ще­го, то есть, из вещей и слов. Спо­соб­ность гово­рить дает­ся от при­ро­ды, усо­вер­ша­ет­ся нау­кою и упраж­не­ни­ем: к сему при­бав­ля­ют неко­то­рые еще под­ра­жа­ние, кото­рое мы отно­сим к нау­ке. [2] Цель Ора­то­ра трой­ст­вен­ная: поучать, воз­буж­дать, услаж­дать. Но все­го того достиг­нуть не во вся­кой речи мож­но: есть пред­ме­ты, в изло­же­нии коих не нуж­но воз­буж­де­ние стра­стей, кото­рое хотя не везде име­ет место, но где употреб­ле­но по при­ли­чию, там при­да­ет сло­ву весь­ма мно­го силы…

II. [5] Вооб­ще пола­га­ют, что слу­чаи, раз­би­ра­тель­ству под­ле­жа­щие, суть или неопре­де­лен­ные, или опре­де­лен­ные. Слу­чаи неопре­де­лен­ные суть те, о кото­рых мож­но гово­рить и в доб­рую и худую сто­ро­ну, не упо­ми­ная ни о лице, ни о вре­ме­ни, ни о месте и ни о чем сему подоб­ном: Гре­ки назы­ва­ют это Θέ­σιν, а Цице­рон пред­ло­же­ни­ем (pro­po­si­tum)…

с.189 [7] Опре­де­лен­ные же заклю­ча­ют в себе и лица, и вре­ме­на, и про­чие обсто­я­тель­ства. Они у Гре­ков назы­ва­ют­ся ὑπο­θέσεις, а у нас дело­про­из­вод­ст­вом (cau­sae). В них рас­смат­ри­ва­ют­ся обык­но­вен­но вещи и лица.

[8] Неопре­де­лен­ные быва­ют все­гда про­стран­нее: опре­де­лен­ные уже толь­ко из них выво­дят­ся. При­мер пока­жет яснее. Вопрос, надоб­но ли женить­ся? будет неопре­де­лен­ный; надоб­но ли Като­ну женить­ся? есть опре­де­лен­ный…

[9] Но вся­кое част­ное пред­ло­же­ние заклю­ча­ет в себе и общее, как источ­ник и нача­ло пер­во­го. [10] И я не знаю, едва ли не все есть общее, где толь­ко рас­смат­ри­ва­ет­ся каче­ство дела. Милон убил Кло­дия: закон­но убил вра­га сво­его. Не в том ли состо­ит вопрос, поз­во­ли­тель­но ли уби­вать сво­его вра­га?..

[13] Даже и в тех пред­ло­же­ни­ях, кото­рые до лиц отно­сят­ся, как недо­воль­но того, чтобы гово­рить о деле вооб­ще, так немож­но дой­ти до вида, не при­няв рода в рас­суж­де­ние, ибо как станет рас­суж­дать Катон, долж­но ли ему женить­ся, если не будет преж­де пока­за­но, что женить­ся есть общий долг? И как раз­би­рать Като­ну, дол­жен ли женить­ся на Мар­ции, если он не убедит­ся, что женить­ся надоб­но?..

с.190

… [III. 6. 9] Поло­же­ние дела есть то, в чем состо­ит глав­ная цель Ора­то­ра и во что́ судья наи­бо­лее вни­кать обя­зан: ибо сие состав­ля­ет сущ­ность дела…

[44] Мно­гие пола­га­ют три глав­ные поло­же­ния дела: дога­доч­ное, опре­де­ли­тель­ное, каче­ст­вен­ное. Сего разде­ле­ния дер­жит­ся Цице­рон (2. de Orat. 104, 114) в сво­ем Ора­то­ре, и дума­ет, что все спор­ные или тяжеб­ные дела заклю­ча­ют­ся в сих трех вопро­сах²: суще­ст­ву­ет ли дело? В чем оно состо­ит? Како­во оно есть?..

с.191 [63] При­зна­юсь откро­вен­но, что я ныне отсту­па­юсь от преж­не­го мое­го о сем мне­ния. Может быть, любо­че­стие тре­бо­ва­ло бы не пере­ме­нять уже того, чего дер­жал­ся сам и чему учил дру­гих дол­гое вре­мя. [64] Но в таком сочи­не­нии, кото­рое пред­при­ня­то для поль­зы юно­ше­ства, почи­таю за непро­сти­тель­ное скрыть мое заблуж­де­ние. Иппо­крат, зна­ме­ни­тей­ший врач сво­его вре­ме­ни, чисто­сер­деч­но при­зна­вал­ся в неко­то­рых ошиб­ках сво­их, дабы дру­гих пре­до­сте­речь от подоб­ных погреш­но­стей. И М. Тул­лий (lib. 1. Orat. cap. 1. p. 175) не усо­мнил­ся, неко­то­рые кни­ги свои, уже в свет издан­ные, после охуж­дать сам, как то Катул­ла и Лукул­ла³, и даже самое сочи­не­ние свое об Ора­то­ре. [65] Ибо напра­сен был бы даль­ней­ший труд в изыс­ка­ни­ях, если бы не поз­во­ля­лось искать ниче­го луч­ше­го пер­вых изо­бре­те­ний. Одна­ко и те пра­ви­ла, кото­рые пре­по­да­вал я преж­де, не совсем бес­по­лез­ны: ибо и нынеш­ние мои настав­ле­ния име­ют с ними нема­лую связь. Итак да не жале­ет никто о том, чему досе­ле учил­ся. Здесь поста­ра­юсь толь­ко то же самое собрать пол­нее и с.192 рас­по­ло­жить яснее преж­не­го. Я хочу пока­зать, что еще есть вре­мя и дру­гих выве­сти из заблуж­де­ния так же, как я сам из оно­го вышел.

[80] Итак поло­жим­ся на мне­ние тех, коим после­до­вал и сам Цице­рон, при­зна­вая, что во вся­ком раз­би­ра­тель­стве допус­ка­ют­ся три вопро­са: суще­ст­ву­ет ли вещь, что́ она за вещь, како­ва она? Самая при­ро­да сему науча­ет нас. Ибо во-пер­вых надоб­но быть пред­ме­ту, о коем сомне­ва­ем­ся: а о его суще­стве и каче­стве судить немож­но преж­де, неже­ли узна­ем, что он суще­ст­ву­ет. И по сему это будет пер­вый вопрос. [81] Но, узнав, что он суще­ст­ву­ет, еще не зна­ем, что́ такое он есть. Узнав сие, оста­ет­ся рас­смот­реть каче­ство пред­ме­та. Тем и все дело кон­чит­ся…

[104] Теперь, разде­лив суд­ные дела на три рода, я буду сле­до­вать поряд­ку, сим разде­ле­ни­ем пока­зан­но­му.

с.193

I. [III. 7. 1] Преж­де все­го нач­нем гово­рить о том, что каса­ет­ся до похва­лы и пори­ца­ния. Ари­сто­тель и, после­дуя ему, Фео­фраст, род сей, кажет­ся, отде­ля­ли от рода дело­про­из­вод­но­го (ne­go­tia­li), и отно­си­ли весь к лицу одних слу­ша­те­лей, как нуж­ный толь­ко для сни­ка­ния их бла­го­склон­но­сти: сие самым назва­ни­ем его пока­зы­ва­ет­ся. [2] Одна­ко у Рим­лян вошло в обы­чай рас­про­стра­нять оный род и на дела обще­ст­вен­ные. Ибо над­гроб­ные речи часто про­из­но­сят­ся по опре­де­ле­ни­ям Сена­та, и суди­ям вме­ня­ют­ся с.194 в неко­то­рую долж­ность. Похва­лять и охуж­дать свиде­те­ля отно­сит­ся так­же ино­гда к судеб­ным раз­би­ра­тель­ствам: поз­во­ля­ет­ся даже самым под­суди­мым иметь хва­ли­те­лей⁴: и хотя речи, гово­рен­ные про­тив Л. Пизо­на, Кло­дия, Кури­о­на и дру­гих напол­не­ны руга­тель­ства­ми, одна­ко при­ни­ма­лись в Сена­те за насто­я­щие при­го­во­ры. [3] Впро­чем, я не спо­рю, что в сем роде неред­ко сочи­ня­ют­ся речи для одной тор­же­ст­вен­но­сти, как то похва­лы богам и вели­ким мужам веков про­тек­ших.

[4]Но как похва­ла, про­из­но­си­мая при слу­ча­ях важ­ных, долж­на быть осно­ва­на на твер­дых дока­за­тель­ствах, так и похва­ла, одну тор­же­ст­вен­ность в себе заклю­чаю­щая, име­ет ино­гда вид неко­то­рых дово­дов. [5] Напри­мер, гово­ря, что Ромул есть сын Мар­са, и вос­пи­тан вол­чи­цею, в уве­ре­ние о небес­ном про­ис­хож­де­нии его мож­но ска­зать, что все его доб­ле­сти при­лич­ны толь­ко сыну бога вой­ны; что по пре­да­нию совре­мен­ни­ков его, еще живым взят на небо. [6] Ора­тор может иные обсто­я­тель­ства обра­тить в неко­то­рый род с.195 защи­ще­ния, когда, напри­мер, хва­ля Гер­ку­ле­са, поста­ра­ет­ся изви­нить обмен его одеж­ды с Лидий­скою Цари­цею и изви­нить необ­хо­ди­мо­стью быв­шие тогда его упраж­не­ния.

Похва­ла осо­бен­но тре­бу­ет рас­про­стра­не­ния и укра­ше­ния пред­ме­тов. Хотя она при­ли­че­ст­ву­ет наи­бо­лее богам и людям, не надоб­но одна­ко исклю­чать из сего ни живот­ных, ни даже вещей неоду­шев­лен­ных.

II. [7] Хва­ля богов, вооб­ще обра­щать над­ле­жит бла­го­го­ве­ние слу­ша­те­лей к их вели­чию, потом пред­став­лять могу­ще­ство каж­до­го из них, рав­но исчис­лять их изо­бре­те­ния, кото­рые при­нес­ли людям какую-либо поль­зу. [8] Могу­ще­ство Юпи­те­ра, напри­мер, ока­зы­ва­ет­ся в управ­ле­нии мира; Мар­са, в сра­же­ни­ях; Неп­ту­на, на морях. Изо­бре­те­ние, как то искусств и худо­жеств, при­пи­сы­ва­ет­ся Минер­ве: сло­вес­ные нау­ки Мер­ку­рию; вра­че­ва­ние Апол­ло­ну; пло­ды зем­ные Цере­ре; вино Баху­су. Упо­ми­на­ют­ся так­же дея­ния их, от пред­ков нам пре­дан­ные. К чести богов слу­жит и про­ис­хож­де­ние, как то быть сыном Юпи­те­ра, и их древ­ность, если роди­лись из Хао­са. Дела­ют им честь и дети, как то Апол­лон и Диа­на Латоне. [9] Неко­то­рых хва­лить долж­но, что рож­де­ны бес­смерт­ны­ми; дру­гих, что бес­смер­тие при­об­ре­ли сво­ею доб­ро­де­те­лью: что́ видим с.196 в осо­бе⁵ госуда­ря наше­го, кое­го бла­го­че­стие слу­жит укра­ше­ни­ем насто­я­ще­го века.

III. [10] Похва­ла людям может быть мно­го­об­раз­нее. Здесь берет­ся в рас­суж­де­ние и то вре­мя, кото­рое им пред­ше­ст­во­ва­ло, и то, в кото­рое они сами жили, и то, кото­рое за ними сле­до­ва­ло. Еще преж­де рож­де­ния чело­ве­ка, гово­рит­ся об оте­че­стве, роди­те­лях и пред­ках его: и сие рас­смат­ри­ва­ет­ся под дво­я­ким видом. Тут выво­дит­ся, что похваль­но соот­вет­ст­во­вать бла­го­род­но­му про­ис­хож­де­нию, и низ­кую поро­ду про­сла­вить дела­ми зна­ме­ни­ты­ми. [11] Сюда же отно­сят­ся и собы­тия, пред рож­де­ни­ем слу­чив­ши­е­ся, кото­рые в виде ора­куль­ских отве­тов или про­зна­ме­но­ва­ний, воз­ве­ща­ли буду­щее вели­чие: как напри­мер, ска­зы­ва­ют, буд­то бы еще во вре­мя бере­мен­но­сти Фети­ды было пред­ре­че­но Ора­ку­ла­ми, что имев­шее родить­ся дитя пре­взой­дет отца сво­его в сла­ве.

[12] Лич­ная похва­ла людям заим­ст­ву­ет­ся от даро­ва­ний душев­ных, от качеств телес­ных и внеш­них обсто­я­тельств. Как пре­иму­ще­ства тела и выго­ды, слу­ча­ем достав­лен­ные, с.197 суть ниже внут­рен­них досто­инств, то и речь не оди­на­ко­вым обра­зом рас­по­ла­га­ет­ся. Ино­гда возда­ем честь кра­со­те и силе, как дела­ет Гомер, гово­ря об Ага­мем­ноне и Ахил­ле­се; а ино­гда и пока­за­ни­ем самых недо­стат­ков воз­буж­да­ет­ся удив­ле­ние, как тот же Сти­хотво­рец изо­бра­жа­ет Тидея чело­ве­ком мало­рос­лым и вме­сте муже­ст­вен­ным вои­ном. [13] И дары сча­стья, с одной сто­ро­ны при­да­ют бо́льший блеск досто­ин­ствам, как то царям и вель­мо­жам (ибо име­ют они более слу­ча­ев явить свою доб­ро­де­тель); с дру­гой сто­ро­ны, чем огра­ни­чен­нее сии спо­со­бы, тем слав­нее бла­готво­ри­тель­ность. Но все внеш­ние бла­га, слу­чай­но достаю­щи­е­ся чело­ве­ку, похва­ля­ют­ся не пото­му, что их кто-нибудь име­ет, а для того, что он дела­ет из них хоро­шее употреб­ле­ние. [14] Ибо власть, богат­ство и знат­ность, достав­ля­ю­щие рав­ную удоб­ность делать доб­ро и зло, могут назвать­ся истин­ным иску­ше­ни­ем нра­вов: они дела­ют­ся от них или луч­ши­ми, или худ­ши­ми.

[15] Самая истин­ная похва­ла осно­вы­ва­ет­ся на каче­ствах душев­ных. Но и здесь не одною доро­гою идти долж­но. Ино­гда луч­ше сле­до­вать по сте­пе­ням воз­рас­та и дер­жать­ся поряд­ка дея­ний: как напри­мер, в юных летах похва­ля­ют­ся при­род­ные каче­ства, потом с.198 вос­пи­та­ние, после дела́ и сло­ва́, внут­рен­нюю кра­соту чув­ст­во­ва­ний изъ­яв­ля­ю­щие. А ино­гда мож­но рас­по­ла­гать похва­лу по видам доб­ро­де­те­лей, како­вы суть муже­ство, спра­вед­ли­вость, воз­дер­жа­ние, и проч. и к каж­дой из них отно­сить то, что по вну­ше­нию ее сде­ла­но. [16] А кото­рый из сих двух спо­со­бов есть луч­ший, дол­жен то пока­зать пред­мет, нами избран­ный. Надоб­но при сем знать, что гораздо более воз­буж­да­ет­ся в слу­ша­те­лях вни­ма­ние, если пред­ста­вим, что хва­ли­мый нами чело­век чем ни есть отли­чил­ся, или толь­ко один, или еще пер­вый, или по край­ней мере, с немно­ги­ми; что он сде­лал то сверх надеж­ды или ожи­да­ния, и осо­бен­но, что побуди­ла его к сему не соб­ст­вен­ная корысть, а поль­за дру­гих.

[17] О вре­ме­ни, кото­рое сле­ду­ет по смер­ти чело­ве­ка, гово­рить не все­гда слу­ча­ет­ся: не толь­ко пото­му, что мы хва­лим людей, в живых еще ино­гда нахо­дя­щих­ся, но и для того, что ред­ко возда­ют­ся боже­ские поче­сти и воз­дви­га­ют­ся ста­туи по опре­де­ле­ни­ям вер­хов­ной вла­сти. [18] В таком слу­чае, вме­сто сих тор­же­ст­вен­ных памят­ни­ков, я исчис­лил бы про­из­веде­ния ума, века­ми уже одоб­рен­ные. Ибо о неко­то­рых, как то о Менан­дре, спра­вед­ли­вее суди­ли потом­ки, неже­ли совре­мен­ни­ки.

с.199 При­но­сят честь и сла­ву дети роди­те­лям, горо­да сво­им осно­ва­те­лям, зако­ны изда­те­лям, худо­же­ства изо­бре­та­те­лям, и учреж­де­ния сво­им поста­но­ви­те­лям; как Нуме, введе­ние бого­по­чте­ния и Пуб­ли­ко­ле, под­чи­не­ние граж­дан­ских вла­стей Рим­ско­му наро­ду.

[19] Сей же самый порядок и в пори­ца­нии наблюдать надоб­но, но толь­ко пре­вра­щен­но. Ибо и низ­кое про­ис­хож­де­ние еще к бо́льше­му посрам­ле­нию слу­жи­ло для мно­гих, и самая зна­ме­ни­тость рода более обна­ру­жи­ва­ла поро­ки и бо́льшую воз­буж­да­ла к ним нена­висть. Неко­то­рым, как Пари­су, пред­ска­за­на гибель­ная участь; в дру­гих недо­стат­ки телес­ные в поно­ше­ние обра­ти­лись, как Фер­си­ту, а дру­гих, по ска­за­нию Сти­хотвор­цев, и наруж­ная кра­сота сде­ла­ла пре­зри­тель­ны­ми, как роб­ко­го Нирея и бес­стыд­но­го Пли­сфе­на. [20] Душев­ных недо­стат­ков столь­ко же, сколь­ко и совер­шенств: здесь пори­ца­ние так­же дво­я­ким обра­зом рас­по­ла­га­ет­ся. Неко­то­рые, и по смер­ти, под­вер­га­лись бес­сла­вию, как Мелий, кое­го дом был срыт до осно­ва­ния, и Марк Ман­лий, кое­го про­зва­ние потом­ка­ми из рода исклю­че­но было. [21] И злых детей роди­те­ли под­вер­га­лись нена­ви­сти. И на стро­и­те­лей горо­дов пада­ет стыд и бес­сла­вие, когда они сово­куп­ля­ют какой ни есть народ на поги­бель дру­гих наро­дов; и зако­ны с.200 Грак­хов сде­ла­ли нена­вист­ны­ми сво­их изда­те­лей. [22] Но в отно­ше­нии к живым, народ­ное мне­ние слу­жит дока­за­тель­ст­вом нра­вов их, и доб­рая или худая сла­ва пока­зы­ва­ет спра­вед­ли­вость похва­лы и пори­ца­ния, на них обра­щае­мых.

[23] По мне­нию Ари­сто­те­ля, над­ле­жит вни­ма­тель­но раз­би­рать, где и перед кем гово­рим. Ибо весь­ма нуж­но знать нра­вы слу­ша­те­лей, и обще­при­ня­тое мне­ние: нуж­но пред­у­смат­ри­вать, что́ им более может нра­вить­ся в том, кого хва­лить пред­при­ни­ма­ем, и что́ напро­тив может оскорб­лять в том, кого охуж­дать хотим. При наблюде­нии тако­вой пред­ва­ри­тель­ной осто­рож­но­сти, успех речи будет несо­мни­те­лен. [24] К сему при­ме­ши­ва­ет­ся и похва­ла самим слу­ша­те­лям: ибо чрез то снис­ки­ва­ет­ся их бла­го­склон­ность; но ста­рать­ся надоб­но, чтоб похва­ла сия не повреди­ла пред­ме­ту, Ора­то­ром изъ­яс­ня­е­мо­му. Нау­ка менее ува­жит­ся в Лакеде­моне, неже­ли в Афи­нах: там тер­пе­ние и храб­рость более одоб­рят­ся. У иных наро­дов жить хище­ни­ем неза­зор­но, а у дру­гих посту­пать по зако­нам почтен­но. Уме­рен­ность была бы про­тив­на Сиба­ри­там, а у древ­них Рим­лян рос­кошь бы вме­ни­лась в вели­чай­шее пре­ступ­ле­ние. [25] Такая же и во всем раз­ность. Слу­ша­тель быва­ет тем бла­го­склон­нее, с.201 чем более кажет­ся ему, что и Ора­тор оди­на­ко­вых с ним мыс­лей.

Ари­сто­тель при­со­во­куп­ля­ет к сему еще пра­ви­ло, кото­рое Кор­не­лий Цельс про­стер уже слиш­ком дале­ко: поели­ку видит­ся некая сбли­жен­ность доб­ро­де­те­лей с поро­ка­ми, то и почи­тал он за поз­во­ли­тель­ное употреб­лять выра­же­ния, одно к дру­го­му несколь­ко под­хо­дя­щие, как то, назы­вать дерз­ко­го неустра­ши­мым, рас­то­чи­тель­но­го щед­рым, ску­по­го береж­ли­вым, и напро­тив. Но Ора­тор, т. е. чело­век чест­ный, нико­гда сего не сде­ла­ет, как раз­ве для общей поль­зы.

IV. [26] Похва­ля­ют­ся и горо­да таким же обра­зом, как и люди. Ибо осно­ва­тель пола­га­ет­ся вме­сто роди­те­ля: им мно­го сла­вы при­да­ет древ­ность; поче­му и вели­ча­ют­ся неко­то­рые, буд­то бы они самой зем­ле совре­мен­ны: им при­пи­сы­ва­ют­ся и дея­ния, кои хва­лы и пори­ца­ния достой­ны: каж­дый город сла­вит­ся осо­бен­но, или сво­им место­по­ло­же­ни­ем, или укреп­ле­ни­я­ми. Граж­дане при­но­сят им честь, как отцам дети. [27] Хва­лят­ся и обще­на­род­ные зда­ния, в кото­рых бла­го­ле­пие, поль­за, кра­сота, и досто­ин­ства зда­те­лей обык­но­вен­но при­ем­лют­ся в рас­суж­де­ние: бла­го­ле­пие в хра­мах, поль­за в ограж­де­ни­ях, а кра­сота или сам зда­тель в обо­их слу­ча­ях. Хва­лят­ся неко­то­рые места с.202 и стра­ны, как у Цице­ро­на, Сици­лия; здесь рав­но рас­смат­ри­ва­ет­ся кра­сота и поль­за: кра­сота пола­га­ет­ся в видах при­мор­ских, в доли­нах, весе­лых уро­чи­щах: поль­за, в бла­го­рас­т­во­ре­нии возду­ха, в пло­до­но­сии зем­ли. Мож­но вооб­ще хва­лить досто­па­мят­ные изре­че­ния и дела зна­ме­ни­тые. Сло­вом, хва­лить все мож­но. [28] Вра­чи хва­ли­ли неко­то­рые яст­ва; писа­ны были похва­лы даже сну и смер­ти. Итак я, не огра­ни­чи­вая хва­ли­тель­но­го рода толь­ко пред­ме­та­ми чест­ны­ми, пола­гаю, что оный заклю­ча­ет­ся наи­бо­лее в каче­стве пред­ме­та: хотя все три слу­чая, упо­мя­ну­тые мною выше, встре­тить­ся здесь могут, и все их вме­сте употре­бил Цезарь, гово­ря про­тив Като­на, как то Цице­рон (In Top. 94) заме­тил. Нако­нец, род сей вооб­ще име­ет неко­то­рое сход­ство с родом сове­то­ва­тель­ным, кото­рый при­над­ле­жит к рас­суди­тель­но­му (di­li­be­ra­ti­vum), ибо, что́ там сове­ту­ем, то же самое здесь похва­ля­ем.

с.203

I. [III. 8. 1] Я удив­ля­юсь так­же, что неко­то­рые писа­те­ли един­ст­вен­ным пред­ме­том рода рас­суди­тель­но­го постав­ля­ют поль­зу. Если бы и под­лин­но сим толь­ко огра­ни­чить себя над­ле­жа­ло в роде рас­суди­тель­ном, то я охот­нее с.204 после­до­вал бы мне­нию Цице­ро­на (de Orat. 333—340), кото­рый отно­сит к нему все ува­же­ния достой­ное. Я уве­рен, что и те писа­те­ли, кои дер­жат­ся выше­изъ­яс­нен­но­го мне­ния, конеч­но сле­дуя пре­крас­но­му пра­ви­лу, почи­та­ли за полез­ное толь­ко то, что чест­но. [2] И оно было бы самое спра­вед­ли­вое, еже­ли бы мы все­гда име­ли дело с людь­ми доб­ры­ми и бла­го­ра­зум­ны­ми. Но для несве­ду­щих, к коим часто обра­щать речь нашу долж­ны, особ­ли­во для наро­да, кото­рый состо­ит из боль­шо­го чис­ла неуче­ных, нуж­но чест­ное отли­чить от полез­но­го, сле­до­ва­тель­но и гово­рить, сооб­ра­зу­ясь обще­му разу­ме­нию. [3] Ибо есть мно­гие, кои и то, что нахо­дят чест­ным, не при­зна­ют за доволь­но полез­ное; а дру­го­го хотя не могут не при­знать за бес­чест­ное, но, увле­ка­ясь мни­мою поль­зою, одоб­ря­ют: дока­за­тель­ст­вом слу­жат Нуман­тий­ский мир и дого­вор Кав­дий­ский⁶…

II. [6] Часть рода раз­би­ра­тель­но­го (кото­рая назы­ва­ет­ся и сове­то­ва­тель­ною) име­ет два пред­ме­та: сове­то­вать и отсо­ве­то­вать. Здесь, не так как в речах судеб­ных, не все­гда нуж­но вступ­ле­ние или нача­ло; ибо бла­го­склон­ность с.205 к сове­ту­ю­ще­му уже пред­по­ла­га­ет­ся в про­ся­щем сове­та. Но все дол­жен быть какой ни есть при­ступ, дабы не начать сло­ва вдруг, или чем взду­ма­ет­ся; поели­ку во вся­кой речи есть нечто, с чего есте­ствен­но начи­нать над­ле­жит.

[7] В Сена­те и народ­ных собра­ни­ях употреб­ля­ет­ся тот же спо­соб, как и пред суди­я­ми, дабы снис­кать бла­го­склон­ность от слу­шаю­щих. Итак не уди­ви­тель­но, когда и похваль­ные сло­ва, кото­рые име­ют целью не поль­зу какую-нибудь, а одну похва­лу, начи­на­ют­ся испро­ше­ни­ем бла­го­склон­но­сти слу­ша­те­лей. [8] Ари­сто­тель спра­вед­ли­во пола­га­ет, что в роде сове­то­ва­тель­ном, в под­ра­жа­ние судеб­но­му, нача­ло речи берет ино­гда Ора­тор от сво­его лица и от лица несо­гла­су­ю­ще­го­ся с ним: а ино­гда от мало­сти или важ­но­сти пред­ме­та. В дока­за­тель­ном же при­сту­пы, по мне­нию его, более про­из­воль­ны. [9] Ибо они могут взя­ты быть и изда­ле­ка, как сде­лал Исо­крат, гово­ря в похва­лу Елене; или заим­ст­во­ва­ны от обсто­я­тель­ства, близ­ко­го к само­му делу, как он же пока­зал при­мер в похваль­ном сло­ве, когда жало­вал­ся, что кра­сота телес­ная ува­жа­ет­ся более, неже­ли кра­сота душев­ная: и Гор­гий, про­слав­ляя в сло­ве игры Олим­пий­ские, похва­ля­ет пер­вых учреди­те­лей тако­вых собра­ний. с.206 Сим писа­те­лям конеч­но после­до­вал и Кри­сп Сал­лу­стий, когда, при­сту­пая опи­сы­вать вой­ну с Югур­фою и заго­вор Кати­ли­ны, начал исто­рию свою пред­и­сло­ви­ем, ника­кой свя­зи не име­ю­щим. [10] Но воз­вра­тим­ся к роду сове­то­ва­тель­но­му. В нем хотя и мож­но употре­бить вступ­ле­ние, толь­ко чтоб было оно крат­ко, и содер­жа­ло бы одну сущ­ность того, о чем гово­рить наме­ре­ва­ем­ся.

Но при рас­суж­де­нии о делах част­ных, совсем не нуж­но повест­во­ва­ние, по край­ней мере о том деле, о коем пред­ле­жит суж­де­ние: ибо всяк зна­ет сам, о чем тре­бу­ет сове­та. [11] Мож­но здесь при­во­дить и посто­рон­ние, но толь­ко к делу пря­мо при­над­ле­жа­щие обсто­я­тель­ства. Если же надоб­но гово­рить пред наро­дом, тогда повест­во­ва­ние, пока­зу­ю­щее ход все­го дела, будет уже необ­хо­ди­мо; [12] тут потреб­ны все спо­со­бы для воз­буж­де­ния стра­стей. Часто быва­ет нуж­но воз­буж­дать и ути­шать гнев, посе­лять в умах страх, бла­го­при­ят­ство, нена­висть, миро­лю­бие. Ино­гда вну­шать долж­но состра­да­ние, когда, напри­мер, сове­ту­ем о пода­нии оса­жден­ным помо­щи, или опла­ки­ва­ем разо­ре­ние союз­но­го нам горо­да.

[13] При сове­то­ва­нии силь­но дей­ст­ву­ет доб­рое мне­ние об Ора­то­ре. Кто хочет, чтоб сове­ты его, на полез­ное и чест­ное пода­вае­мые, были с.207 от всех при­ем­ле­мы с дове­рен­но­стью, тот дол­жен и быть дей­ст­ви­тель­но и слыть самым бла­го­ра­зум­ным и доб­ро­де­тель­ным чело­ве­ком. В судеб­ных речах почи­та­ет­ся поз­во­ли­тель­ным сле­до­вать и сво­им соб­ст­вен­ным чув­ст­во­ва­ни­ям: в пода­нии же сове­тов не иным чем руко­вод­ст­во­вать­ся над­ле­жит, как толь­ко правотою и сове­стью.

[14] Мно­гие из Гре­че­ских Рито­ров (Arist. 1. c. 8) все сие отно­си­ли к народ­ным сове­ща­ни­ям толь­ко по управ­ле­нию дел Рес­пуб­ли­ки. Да и Цице­рон (2. de Orat. 337) почти того же мне­ния. И пото­му хотел он, чтоб Ора­тор, пред­при­ни­маю­щий гово­рить о мире, войне, чис­ле войск, посо­би­ях, пода­тях и дру­гих для сего мерах, имел точ­ное сведе­ние о двух вещах: о силе государ­ства и о нра­вах граж­дан, дабы мог из суще­ства самых вещей и из рас­по­ло­же­ния слу­ша­те­лей извле­кать дово­ды к убеж­де­нию. [15] Но я нахо­жу здесь более раз­но­об­ра­зия: ибо и сове­щаю­щи­е­ся и сове­ща­ния суть мно­го­раз­лич­ны.

III. Поче­му в сове­то­ва­нии и отсо­ве­то­ва­нии над­ле­жит иметь преж­де все­го в виду 1-е дело, о коем рас­суж­да­ет­ся; 2-е лица, кои рас­суж­да­ют; 3-е лицо, кото­рое сове­ту­ет.

[16] 1-е). Дело, о коем рас­суж­да­ет­ся, есть или види­мо сбы­точ­ное, или сомни­тель­ное. Еже­ли с.208 оно сомни­тель­но, то в сем толь­ко состо­ит весь, или по край­ней мере, глав­ный вопрос. Ибо часто слу­ча­ет­ся, что спер­ва дока­зы­ваем, что того-то делать не долж­но, хотя бы сде­лать было мож­но; потом, что то сде­ла­но быть не может. И в сем послед­нем слу­чае будет зна­чить одно наше гада­ние, как напри­мер, мож­но ли про­рыть пере­ше­ек Коринф­ский, иссу­шить боло­то Пон­тий­ское, сде­лать при­стань Остий­скую, или нашел ли бы Алек­сандр новые зем­ли за Оке­а­ном? [17] Но ино­гда и там, где пред­видит­ся совер­шен­ная воз­мож­ность, быва­ет толь­ко гада­ние, как то при сих вопро­сах: при­дет ли вре­мя, что Кар­фа­ген поко­рят Рим­ляне; вый­дет ли Анни­бал из Ита­лии, еже­ли Сци­пи­он пере­не­сет вой­ну в Афри­ку: оста­нут­ся ли вер­ны­ми Сам­ни­тяне, если Рим­ляне пре­кра­тят вой­ну? Иное и сбы­точ­но и веро­ят­но что сбудет­ся: но или в дру­гое вре­мя, или на дру­гом месте, или дру­гим обра­зом.

[18] Где же нель­зя уга­ды­вать, там совсем иное наблюдать над­ле­жит. И во-пер­вых, сове­ту­ем­ся о самом деле, о коем тре­бу­ет­ся мне­ние, или о дру­гих, отвне про­ис­хо­дя­щих обсто­я­тель­ствах. О самом деле, напри­мер, рас­суж­да­ет Сенат, поло­жить ли вой­ску от каз­ны жало­ва­нье? [19] Здесь будет вопрос про­стой. с.209 Когда же при­со­во­куп­ля­ют­ся при­чи­ны что-нибудь делать, как рас­суж­да­ет Сенат (Liv. 1. 3. N. 59. 1. 5. n. 36) выдать ли Фаби­ев Гал­лам, кои в про­тив­ном слу­чае угро­жа­ют вой­ною, или при­чи­ны не делать чего, как рас­суж­да­ет Цезарь (1. bel­li Gall.), про­дол­жать ли поход в Гер­ма­нию с вои­на­ми, кои из отча­я­ния поде­ла­ли уже духов­ные заве­ща­ния: [20] тогда пред­мет сове­ща­ния будет двой­ст­вен. Ибо и в пер­вом слу­чае при­во­дит­ся при­чи­на, что Гал­лы угро­жа­ют вой­ною; но быть может еще вопрос, не над­ле­жит ли, и без того, выдать Гал­лам Фаби­ев, кои, быв отправ­ле­ны толь­ко в зва­нии послов, про­ти­во­за­кон­но всту­пи­ли в сра­же­ние, и царя, к кое­му име­ли от Рес­пуб­ли­ки пре­по­ру­че­ния, уби­ли. [21] И в дру­гом, Цезарь не тре­бо­вал бы сове­та, если бы не боял­ся воз­му­ще­ния от вои­нов; одна­ко мож­но сде­лать вопрос, надоб­но ли было без сего обсто­я­тель­ства, всту­пить в Гер­ма­нию. Но все­гда долж­но начи­нать с глав­но­го вопро­са, если мож­но рас­суж­дать о сем, не каса­ясь после­дую­щих обсто­я­тельств.

[22] Неко­то­рые пола­га­ют, что при сове­то­ва­нии долж­ны заим­ст­во­вать­ся побуди­тель­ные при­чи­ны от чест­но­го, полез­но­го, нуж­но­го. Третье­го источ­ни­ка я не допус­каю; ибо какая бы сила ни устрем­ля­лась на нас, она заста­вит нас, может быть, нечто потер­петь, а с.210 не сде­лать: сове­ща­ем­ся же толь­ко о том, что делать долж­но. [23] Итак, когда нуж­дою назы­ва­ют люди то, к чему при­во­дит их опа­се­ние бо́льше­го зла, тогда не иное что под сим разу­меть надоб­но, как поль­зу. Еже­ли бы, напри­мер, в оса­жден­ном от непри­я­те­ля горо­де жите­ли, быв не рав­ны с ним сила­ми, не имея ни воды, ни хле­ба, сове­то­ва­лись о сда­че, гово­ря, что это нуж­но: а ина­че, над­ле­жит погиб­нуть: для сего-то само­го и нет нуж­ды сдать­ся; ибо луч­ше в таком слу­чае погиб­нуть. Не сда­лись ни Сагун­тяне, ни Опи­тер­ги­няне⁷, окру­жен­ные непри­я­тель­ски­ми кораб­ля­ми. [24] Итак в подоб­ных слу­ча­ях будет пред­ме­том одна поль­за, или нечто сред­нее меж­ду полез­ным и чест­ным. Но ска­же­те вы, кто хочет иметь детей, тому нуж­но женить­ся. Конеч­но так; ибо кто хочет сде­лать­ся отцом, тому совер­шен­но извест­но, что для сего нуж­но женить­ся. [25] Итак уже нет места сове­ту, где есть необ­хо­ди­мая нуж­да, так как и там, где чего ина­че сде­лать невоз­мож­но. Ибо сове­ту­ем­ся обык­но­вен­но о чем-нибудь сомни­тель­ном. Итак с.211 я согла­ша­юсь луч­ше с теми, кои вме­сто нуж­но­го пола­га­ют воз­мож­ное.

[26] Без даль­ней­ших объ­яс­не­ний понять мож­но, что не все сии побуди­тель­ные при­чи­ны во вся­кую сове­то­ва­тель­ную речь вхо­дят. Одна­ко мно­гие Рито­ры чис­ло оных умно­жа­ют, выда­вая виды за самые части. Ибо при­стой­ное, спра­вед­ли­вое, бла­го­чест­ное, пра­виль­ное, даже крот­кое (τὸ ἥμε­ρον) и проч. долж­но отне­сти к чест­но­сти, как виды к сво­е­му роду. [27] А удоб­но ли, важ­но ли, при­ят­но ли, надеж­но ли, все сие при­над­ле­жит к поль­зе: суж­де­ния о том берут­ся от про­ти­во­по­лож­но­сти. Ибо иное хотя полез­но, но труд­но, мало­важ­но, непри­ят­но, опас­но.

[28] Неко­то­рые одна­ко пола­га­ют, что сове­то­ва­ние долж­но быть ино­гда об одном при­ят­ном, как то о стро­е­нии теат­ров, о учреж­де­нии народ­ных игр. Но не думаю, чтоб нашел­ся до такой сте­пе­ни пре­дан­ный рос­ко­ши Ора­тор, чтобы он в речи сво­ей гово­рил об одном толь­ко удо­воль­ст­вии. [29] Он, без сомне­ния, начнет с чего-нибудь нуж­ней­ше­го, как-то, гово­ря об играх, ска­жет, что они отно­сят­ся к чест­во­ва­нию богов; о теат­ре, что он слу­жит полез­ным от трудов отдох­но­ве­ни­ем; что без тако­го зда­ния были бы неиз­беж­ны смя­те­ние и бес­по­рядок при сте­че­нии наро­да; и что самое бла­го­че­стие тем с.212 назида­ет­ся; поели­ку театр сей будет хра­мом, как бы для отправ­ле­ния свя­щен­ных празд­неств опре­де­лен­ным.

[30] Часто сове­ту­ем и чест­ное пред­по­чи­тать полез­но­му: как если бы, напри­мер, дава­ли Опи­тер­ги­ня­нам совет не сда­вать­ся непри­я­те­лю, хотя бы то сто­и­ло им жиз­ни. И полез­ное пред­по­чи­та­ем чест­но­му, сове­туя, напри­мер, воору­жить рабов наших во вре­мя вой­ны с Кар­фа­ге­ном. [31] Одна­ко и здесь не долж­но выстав­лять сего за нечто пря­мо бес­чест­ное. Ибо мож­но ска­зать, что все сво­бод­ны от при­ро­ды, сотво­ре­ны из того же веще­ства, и может быть, про­ис­хож­де­ние их было неко­гда бла­го­род­но. Итак, где насто­ит види­мая опас­ность, там про­ти­во­по­ла­гать надоб­но беды еще гор­шие, как то, утвер­ждая, что Опи­тер­ги­няне пре­тер­пе­ли бы мучи­тель­ней­шую смерть, если бы сда­ли­ся, или что непри­я­тель не сдер­жал бы сво­его сло­ва, или бы победил Цезарь; что все­го веро­ят­нее.

[32] Но такие про­ти­во­по­лож­ные побуж­де­ния по бо́льшей части ины­ми назва­ни­я­ми сбли­жа­ют­ся. Ибо и самая поль­за за ничто почи­та­ет­ся теми, кои чест­ное не толь­ко постав­ля­ют выше полез­но­го, но даже и не счи­та­ют за полез­ное, что не есть чест­ное: и напро­тив, что у нас чест­но, то дру­гие назы­ва­ют сует­ным, с.213 тще­слав­ным, глу­пым: это на прав­ду похо­же более на сло­вах, неже­ли на самом деле. [33] Ино­гда не толь­ко с бес­по­лез­ным срав­ни­ва­ет­ся полез­ное, но и полез­ное с полез­ным и бес­по­лез­ное с бес­по­лез­ным же, дабы избрать в одном бо́льшее, а в дру­гом мень­шее. Здесь затруд­не­ние еще уве­ли­чи­ва­ет­ся. Ибо выхо­дит здесь тро­я­кое сове­ща­ние: как напри­мер, рас­суж­дал Пом­пей, к Пар­фя­нам, в Афри­ку или в Еги­пет надоб­но уда­лить­ся. Итак рас­смат­ри­ва­ет­ся, не толь­ко что есть полез­но, но и что самое полез­ней­шее. Так­же и напро­тив.

[34] И дей­ст­ви­тель­но, там не может быть ника­ко­го сомне­ния, где все кло­нит­ся к нашей выго­де. Ибо где нет места про­ти­во­по­ло­же­нию, там поч­то коле­бать­ся? Итак почти вся­кое сове­то­ва­ние не иное что есть, как срав­не­ние. Смот­реть толь­ко надоб­но на цель, какую себе пред­по­ла­га­ем, и каки­ми сред­ства­ми достиг­нуть оной хотим, дабы мож­но было судить, боль­ше ли поль­зы в том, к чему стре­мим­ся, или боль­ше вреда в сред­ствах, чрез кото­рые дой­ти до нее ста­ра­ем­ся. [35] Поль­за рас­смат­ри­ва­ет­ся еще и отно­си­тель­но ко вре­ме­ни: как напри­мер, мож­но то-то сде­лать, но не теперь; и отно­си­тель­но к месту: но не здесь; и отно­си­тель­но к лицу: мож­но сде­лать, но не для нас, не про­тив таких-то; и отно­си­тель­но с.214 к роду речи: не таким обра­зом; и отно­си­тель­но к спо­со­бу: не до такой сте­пе­ни.

2-е). Что каса­ет­ся до лиц, бла­го­при­стой­ность тре­бу­ет обра­щать вни­ма­ние на то, что делать мы сове­ту­ем, и кому сове­ту­ем. [36] Итак, хотя при­ме­ры здесь весь­ма мно­го дей­ст­ву­ют; ибо люди наи­бо­лее при­ме­ра­ми дру­гих на что-либо пре­кло­ня­ют­ся: одна­ко раз­би­рать долж­но, какие и кому пред­став­ля­ешь оные. Не всех умы рас­по­ло­же­ны оди­на­ко­во; да и слу­чай быва­ет дво­я­кий: [37] пода­ем совет или мно­гим, или одно­му чело­ве­ку; и здесь есть еще раз­ни­ца; еже­ли мно­гим, то Сена­ту ли, или наро­ду, Рим­ля­нам или Фиде­на­там, Гре­кам или вар­ва­рам: если одно­му, то нуж­но не выпус­кать из виду, Като­ну ли сове­ту­ем искать честей, или Марию; со Сци­пи­о­ном или Фаби­ем рас­суж­да­ет­ся, как вести вой­ну над­ле­жит. [38] Здесь надоб­но смот­реть на пол, досто­ин­ство и лета лиц; а еще более на раз­ли­чие нра­вов.

Чест­ных людей весь­ма удоб­но скло­нить на дело чест­ное: если же раз­врат­ных на что-нибудь убедить хотим, то надоб­но осте­ре­гать­ся, чтобы не пока­зать, что пори­ца­ем их поведе­ние. [39] Тогда не кра­сотою доб­ро­де­те­ли, кото­рой они не ува­жа­ют, но похва­лою и народ­ным мне­ни­ем под­стре­кать их долж­но: а еже­ли и сия сует­ность не помо­жет, то пред­ста­вить с.215 им послед­ст­вия, от бла­го­по­веде­ния про­ис­хо­дя­щие: а иных небес­по­лез­но будет постра­щать худым окон­ча­ни­ем дела, еже­ли вопре­ки посту­пят. [40] Ибо кро­ме того, что на таких людей наве­сти страх все­го лег­че, едва ли не опа­се­ние зла боль­ше, неже­ли чая­ние добра, их есте­ствен­но пора­жа­ет: злые пой­мут ско­рее след­ст­вие от поро­ка, неже­ли от доб­ро­де­те­ли.

[41] Ино­гда и чест­ным людям пода­ют­ся сове­ты, не совсем бла­го­вид­ные, пода­ют­ся и мало­со­вест­ным такие, в кото­рых толь­ко выго­да сове­ту­ю­щих­ся наблюда­ет­ся. Я знаю, что может поду­мать обо мне чита­тель. Так ты это­му учишь, ска­жет он? И ты почи­та­ешь то поз­во­лен­ным? [42] Мог бы в сем оправ­дать меня Цице­рон, кото­рый, изъ­яс­нив, что мож­но бы мно­го хоро­ше­го при­со­ве­то­вать Цеза­рю, пишет к Бру­ту так: Был ли бы я изви­ни­те­лен, если бы все то сде­лать ему совет дал? Нет. Ибо цель сове­то­да­те­ля есть выго­да того, кому сове­ту­ет. Но ты сове­то­вал бы на доб­рое. Прав­да. Но в сове­тах не все­гда толь­ко доб­ру место. Поели­ку ста­тья сия тре­бу­ет подроб­ней­ше­го рас­смот­ре­ния, и не при­над­ле­жит к роду сове­то­ва­тель­но­му, то я и опре­де­лил для нее место в две­на­дца­той, т. е. послед­ней кни­ге мое­го сочи­не­ния. [43] Я отнюдь не хочу, чтобы что ни есть постыд­ное про­из­во­ди­лось в с.216 дей­ство; а толь­ко пола­гаю, что то может при­над­ле­жать един­ст­вен­но к учи­лищ­ным упраж­не­ни­ям; ибо нуж­но знать и хит­ро­сти нече­сти­вых, дабы луч­ше защи­тить прав­ду.

[44] Меж­ду тем, кто взду­мал бы сове­то­вать чест­но­му что-либо нечест­ное, не дол­жен выстав­лять оно­го, как пря­мо нечест­ное, по при­ме­ру неко­то­рых Декла­ма­то­ров, кои ста­ли бы Секс­та Пом­пея воз­буж­дать к раз­бой­ни­че­ству для того само­го, что ремес­ло сие позор­но и бес­че­ло­веч­но. Надоб­но пороч­ное при­кры­вать бла­го­вид­но­стью, хотя бы мы име­ли дело с людь­ми раз­вра­щен­ны­ми. Ибо кому хочет­ся казать­ся злым, сколь­ко бы зол он ни был? [45] По сему-то у Сал­лю­стия изъ­яс­ня­ет­ся Кати­ли­на так, как буд­то бы на без­за­кон­ное дело побуж­ден был не зло­стью, а него­до­ва­ни­ем. Подоб­ным же обра­зом гово­рит Атрей у Вария: уже замыш­ляю зло­де­я­ние, уже совер­шить понуж­да­юсь.

Тем более нуж­ны такие искус­ные ого­вор­ки, когда гово­рим к лицам, доб­рое имя сохра­нить желаю­щим. [46] Так напри­мер, мож­но бы сове­то­вать Цице­ро­ну, чтоб при­бег к мило­сер­дию Анто­ния, или бы сожег Филип­пи­ки свои, для полу­че­ния про­ще­ния, кото­рое ему на сем усло­вии обе­ща­но; не кста­ти было бы убеж­дать его врож­ден­ною при­вя­зан­но­стью к жиз­ни (ибо мысль сия, если силь­на в нем, то и без с.217 напо­ми­на­ния наше­го подей­ст­во­ва­ла бы на него); [47] но при­лич­нее над­ле­жа­ло бы вну­шать ему, что дни его дра­го­цен­ны для Рес­пуб­ли­ки. Тако­вой пред­лог здесь нужен ему для того, чтобы прось­бы его пред­ста­вить не столь уни­чи­жи­тель­ны­ми. И Цеза­рю сове­туя при­нять вер­хов­ную власть, надоб­но было бы утвер­ждать, что Рес­пуб­ли­ка не ина­че сто­ять может, как под управ­ле­ни­ем еди­но­го вла­сти­те­ля. Ибо кто замыш­ля­ет совер­шить дело без­за­кон­ное, ста­ра­ет­ся толь­ко о том, как бы про­из­ве­сти оное с мень­шим позо­ром.

[48] 3-е). Здесь при­ни­ма­ет­ся в ува­же­ние так­же и лицо сове­ту­ю­ще­го; ибо от чело­ве­ка, про­сла­вив­ше­го­ся дея­ни­я­ми, про­ис­шед­ше­го от зна­ме­ни­то­го рода, от чело­ве­ка масти­тых лет и общее дове­рие заслу­жив­ше­го, все­гда ожи­да­ем чего-нибудь бо́льше­го. Надоб­но, чтоб сло­ва не раз­но­гла­си­ли с поведе­ни­ем гово­ря­ще­го. В про­тив­ном слу­чае, потре­бен самый сми­рен­ный образ речи. Ибо что в одном воль­но­стью, то в дру­гом дер­зо­стью назы­ва­ет­ся. Для иных доволь­но одних лич­ных качеств, а неко­то­рым и самые убеди­тель­ные дово­ды с трудом достав­ля­ют имо­ве­рие.

IV. [49] По сему-то мне кажут­ся весь­ма затруд­ни­тель­ны­ми те Про­со­по­пеи⁸, в кото­рых с.218 к про­чим стро­гим пра­ви­лам сове­то­ва­тель­но­го рода, при­со­во­куп­ля­ет­ся еще несоот­вет­ст­вен­ность лица в Ора­то­ре. Ибо ина­че Цезарь, ина­че Цице­рон, ина­че Катон дол­жен сове­то­вать. Впро­чем, упраж­не­ние сие весь­ма полез­но, пото­му что оно в одно вре­мя двум вещам науча­ет, и что буду­щим Сти­хотвор­цам и Исто­ри­кам пода­ет вели­кую помощь: а для Ора­то­ров оно еще нуж­нее. [50] Ибо есть и на Гре­че­ском и Латин­ском язы­ках такие речи, кото­рые гово­рить мог­ли и дру­гие; они при­спо­соб­ле­ны к их нра­вам и поведе­нию.

И Цице­рон⁹ точ­но так­же думал, или при­ни­мал на себя чужое лицо, когда писал для Пом­пея, для Аппия и про­чих: пред­ста­вив в уме сво­ем и состо­я­ние и досто­ин­ство, и дея­ние каж­до­го из них, не изо­бра­зил ли тех, коих ссу­жал сво­им крас­но­ре­чи­ем? Он, конеч­но, вла­гал в уста их более искус­ства в сло­ве, неже­ли мог­ли они иметь его сами, с.219 одна­ко каза­лось, как буд­то бы все то было гово­ре­но от них самих. [51] Ибо речь быть может не мень­ше погре­ши­тель­на, когда столь­ко не при­лич­на лицу, сколь­ко и содер­жа­нию, к кое­му при­но­ров­ле­на быть долж­на. И так Лисий вели­ко­го удив­ле­ния досто­ин пото­му, что в тех речах, кото­рые писал для про­стых и неуче­ных людей, умел сохра­нять стро­гое при­ли­чие.

И осо­бен­но Декла­ма­то­рам над­ле­жит наблюдать такое при­ли­чие: они ред­ко гово­рят, как стряп­чие¹⁰; а по бо́льшей части пред­став­ля­ют детей, отцов, ста­ри­ков, свар­ли­вых, крот­ких, ску­пых, нако­нец суе­вер­ных, забав­ных, тру­сов, насмеш­ни­ков: так что едва ли комеди­ан­ту слу­ча­ет­ся при­ни­мать на себя столь­ко раз­ных лиц на теат­ре, сколь­ко им в декла­ма­ци­ях. [52] И сие изо­бра­же­ние харак­те­ров не иное что есть, кажет­ся, как Про­со­по­пеи, кото­рые здесь при­со­еди­нил я к речам сове­то­ва­тель­ным; ибо от них ничем иным не раз­нят­ся, как толь­ко лица­ми…

с.220 V. [58] Но не одну ошиб­ку дела­ли Декла­ма­то­ры в сво­их сове­то­ва­тель­ных речах: они почи­та­ли их за осо­бен­ный род и совсем про­тив­ный роду судеб­но­му. Посе­му у них и при­сту­пы отры­ви­сты и вся речь стре­ми­тель­на, и выра­же­ния с вели­ким, как они сами гово­рят, тща­ни­ем при­бра­ны; сочи­не­ния их гораздо коро­че в роде сове­то­ва­тель­ном, неже­ли в судеб­ном.

[59] Но я думаю, что в сове­то­ва­тель­ном роде, как при­ступ не нужен по выше­ска­зан­ным мною при­чи­нам, так и начи­нать его выра­же­ни­я­ми досад­ны­ми не нахо­жу надоб­но­сти: напро­тив, чело­век здра­во­мыс­ля­щий, от кое­го тре­бу­ет­ся мне­ние, не дол­жен в шум­ных вос­кли­ца­ни­ях обра­щать­ся к слу­ша­те­лям, но ста­рать­ся, сколь­ко мож­но, веж­ли­вым и скром­ным вступ­ле­ни­ем снис­ки­вать их одоб­ре­ние.

[60] Для чего же гово­рить с жаром и стре­ми­тель­но­стью там, где потреб­на вся­кая уме­рен­ность и бла­го­ра­зу­мие? Я не отри­цаю, что и в речах судеб­ных часто кро­ет­ся уси­ле­ние сло­ва в при­сту­пе, в повест­во­ва­нии, в дово­дах: отни­ми это напря­же­ние; тогда оста­нет­ся толь­ко то, из чего состо­ят речи судеб­ные. Но в сем слу­чае над­ле­жит наблюдать более уме­рен­но­сти, и удер­жи­вать­ся от шум­ных и непри­стой­ных поры­вов.

с.221 [61] Не долж­ны так­же Декла­ма­то­ры гонять­ся за пыш­ны­ми выра­же­ни­я­ми, хотя к сему часто встре­ча­ют­ся слу­чаи. Ибо в вымыш­лен­ных речах почти все­гда нра­вят­ся более лица вели­кие, как то Госуда­ри, народ Рим­ский, Сенат и дея­ния слав­ные. Таким обра­зом выра­же­ния, вещам соот­вет­ст­ву­ю­щие, при­да­ют речи мно­го блес­ку. [62] Но при пода­нии истин­ных, пря­мых сове­тов, ина­че посту­па­ем. Поче­му Фео­фраст сове­ту­ет избе­гать излиш­не­го тща­ния о выбо­ре слов в роде рас­суди­тель­ном: он после­ду­ет в том сво­е­му учи­те­лю, хотя часто и во мно­гом с ним не согла­ша­ет­ся. [63] Ари­сто­тель и дей­ст­ви­тель­но дума­ет, что выбор выра­же­ний потре­бен в роде дока­за­тель­ном и несколь­ко в судеб­ном; поели­ку, как изъ­яс­ня­ет­ся он, пер­во­го цель есть дока­за­тель­ство, а вто­рой тре­бу­ет искус­ства, дабы неко­то­рым обра­зом обма­нуть слу­ша­те­лей, если бы того потре­бо­ва­ла поль­за: сове­ты же долж­ны быть осно­ва­ны на право­те и бла­го­ра­зу­мии. [64] В рас­суж­де­нии рода дока­за­тель­но­го я согла­сен с Ари­сто­те­лем; ибо и все дру­гие писа­те­ли так мыс­ли­ли. Но в судах и сове­тах над­ле­жит, по мое­му мне­нию, луч­ше сооб­ра­жать­ся в выра­же­ни­ях с пред­ме­том, о коем гово­рить хотим. [65] Ибо нахо­жу в речах Демо­сфе­на про­тив Филип­па такие же с.222 кра­соты, как и в речах судеб­ных¹¹. Муд­рые изре­че­ния и сло­ва Цице­ро­на не менее вити­е­ва­ты, когда он защи­щал или обви­нял кого. Одна­ко сам же он о роде сове­то­ва­тель­ном гово­рит так: вся речь долж­на быть про­ста и важ­на, и боль­ше укра­ше­на муд­ры­ми изре­че­ни­я­ми, неже­ли про­сты­ми сло­ва­ми. [66] Употреб­ле­ние при­ме­ров в сем роде почти все одоб­ря­ют; ибо по бо́льшей части буду­щее соот­вет­ст­ву­ет про­шед­ше­му, и опыт луч­ше все­го под­креп­ля­ет дово­ды.

[67] Так­же крат­кость или оби­лие зави­сит не от рода речи, но от каче­ства пред­ме­та. Ибо как в сове­тах пред­ме­ты быва­ют бо́льшею частью про­стее, так в делах и суд­ных встре­ча­ют­ся ино­гда мень­шей важ­но­сти.

Все, ска­зан­ное мною досе­ле, при­зна­ет­ся за спра­вед­ли­вое, если кто, вме­сто того, чтобы соста­рить­ся над раз­ны­ми кни­га­ми Рито­ри­че­ски­ми, захо­чет луч­ше про­чи­тать не толь­ко речи Ора­тор­ские, но и Исто­рии; ибо в сих послед­них встре­ча­ет­ся мно­го речей сове­то­ва­тель­ных и отсо­ве­то­ва­тель­ных. [68] Он и в роде рас­суди­тель­ном най­дет при­сту­пы с.223 при­лич­ные, и в роде судеб­ном некую стре­ми­тель­ность; заме­тит выра­же­ния, соот­вет­ст­ву­ю­щие пред­ме­там того и дру­го­го рода; и увидит ино­гда в речах судеб­ных более крат­ко­сти, неже­ли в сове­ща­тель­ных.

[69] Он не най­дет в них и поро­ков, коим под­вер­же­ны неко­то­рые из Декла­ма­то­ров, как то, ругать про­ти­во­мыс­ля­щих, по бо́льшей части гово­рить так, как буд­то бы с теми, кои про­сят сове­та, ни в чем не согла­су­ют­ся, и пред­став­лять из себя хули­те­лей паче, неже­ли сове­то­да­те­лей. [70] Я пишу сие в настав­ле­ние моло­дым людям; чтоб они и упраж­не­ния свои рас­по­ла­га­ли так, как гово­рить неко­гда будет им надоб­но, и дабы, научив­шись худо­му, после не были при­нуж­де­ны пере­учать­ся. Впро­чем, быв когда-либо при­зва­ны на совет дру­зей, для пода­ния голо­са в Сена­те, или, по воле Госуда­ря, для объ­яв­ле­ния сво­его о чем ни есть мне­ния, все сие на опы­те узна­ют, когда теперь пра­ви­лам не пове­рят.

с.224

I. [III. 9. 1] Теперь ска­жем нечто о роде судеб­ном, кото­рый всех родов раз­но­об­раз­нее, но име­ет толь­ко два глав­ных пред­ме­та: обви­не­ние и защи­ще­ние. Сей род име­ет, по мне­нию мно­гих, пять частей: Вступ­ле­ние, Повест­во­ва­ние, Дока­за­тель­ства, Опро­вер­же­ние, Заклю­че­ние. К сим частям при­бав­ля­ют неко­то­рые еще Разде­ле­ние, Пред­ло­же­ние, Отступ­ле­ние: из них пер­вые две отно­сят­ся к дока­за­тель­ствам… [4] А отступ­ле­ние быва­ет или вне дела, и пото­му не может состав­лять части оно­го: или при­над­ле­жит к делу, и тогда слу­жит толь­ко с.225 под­по­рою или укра­ше­ни­ем тех частей, от кото­рых отсту­па­ет. Ибо, еже­ли все то, что вхо­дит в судеб­ную речь, мож­но назвать частью речи, то поче­му же не назы­ва­ют­ся частя­ми оной ни дока­за­тель­ства, ни подо­бия, ни места общие, ни воз­буж­де­ние стра­стей, ни при­ме­ры? [5] Одна­ко я не согла­сен и с теми, кои, сле­дуя Ари­сто­те­лю, отме­щут Опро­вер­же­ние, как отно­ся­ще­е­ся к Дока­за­тель­ствам. Ибо одно поста­нов­ля­ет, а дру­гое раз­ру­ша­ет. Ари­сто­тель раз­нит­ся от нас и тем, что после вступ­ле­ния пола­га­ет не повест­во­ва­ние, а пред­ло­же­ние…

II. [6] Но Ора­тор не дол­жен думать, чтобы каж­дую из пока­зан­ных мною частей над­ле­жа­ло изла­гать в том же поряд­ке: а преж­де все­го надоб­но ему раз­мыс­лить, к како­му роду отно­сит­ся дело, в чем оно содер­жит­ся имен­но, что́ может спо­спе­ше­ст­во­вать ему, и что́ повредить: потом, что́ утвер­ждать и что́ отвер­гать долж­но; после, каким обра­зом повест­во­вать при­лич­нее [7] (ибо повест­во­ва­ние есть при­уготов­ле­ние к дока­за­тель­ствам, и не может быть полез­но, еже­ли пред­ва­ри­тель­но не узна­ет Ора­тор, какие точ­но дово­ды выста­вить ему нуж­но); нако­нец поду­мать о снис­ка­нии бла­го­склон­но­сти от судей. Ибо, не обо­зрев всех частей, сущ­но­сти все­го дела, нель­зя нам знать, в какое рас­по­ло­же­ние духа при­ве­сти их с.226 для нашей поль­зы, т. е. чтобы были они стро­ги или крот­ки, пыл­ки или хлад­но­кров­ны, неумо­ли­мы или удо­бо­пре­клон­ны.

[8] Одна­ко я отнюдь не одоб­ряю и тех, кои дума­ют, что вступ­ле­ние после все­го сочи­нять долж­но. Ибо как над­ле­жит собрать все мате­ри­а­лы и знать, чему на каком месте быть надоб­но, преж­де неже­ли гово­рить или писать ста­нем, то и нуж­но начи­нать с того, чему при­лич­нее можем дать пер­вое место. [9] Ни живо­пи­сец, ни вая­тель, с ног не начи­на­ет: ника­кое худо­же­ство не окан­чи­ва­ет сво­его дела тем, с чего есте­ствен­но начи­нать его долж­но. А ина­че, что́ про­изо­шло бы, еже­ли бы в сочи­не­нии речи не было соблюде­но при­лич­но­го рас­по­ло­же­ния? Не обма­ну­ло ли бы и нас такое, здра­во­му рас­суд­ку про­тив­ное обык­но­ве­ние? Итак надоб­но рас­по­ла­гать и начи­нать сло­во в пред­ла­гае­мом нами поряд­ке: надоб­но сочи­нять его в том же поряд­ке, в каком и гово­рить долж­ны.