Публий Овидий Назон. Элегии и малые поэмы. М., «Художественная литература», 1973 (1, 2, 5—7, 9, 10, 13—15).
Перевод с латинского С. В. Шервинского.
I | 10 20 30 |
II | 10 20 30 40 50 |
III | 10 20 |
IV | 10 20 30 40 50 60 70 |
V | 10 20 |
VI | 10 20 30 40 50 60 70 |
VII | 10 20 30 40 50 60 |
VIII | 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 |
IX | 10 20 30 40 |
X | 10 20 30 40 50 60 |
XI | 10 20 |
XII | 10 20 30 |
XIII | 10 20 30 40 |
XIV | 10 20 30 40 50 |
XV | 10 20 30 40 |
I |
||
Важным стихом я хотел войну и горячие битвы Изобразить, применив с темой согласный размер: С первым стихом был равен второй. Купидон рассмеялся И, говорят, у стиха тайно похитил стопу. |
||
5 | «Кто же такие права тебе дал над стихами, злой мальчик? Ты не вожатый певцов, спутники мы Пиэрид. Что, если б меч Венера взяла белокурой Минервы, А белокурая вдруг факел Минерва зажгла? Кто же нагорных лесов назовет госпожою Цереру |
|
10 | Или признает в полях девственной лучницы власть? Кто же метанью копья обучать пышнокудрого стал бы Феба? Не будет бряцать лирой Аонии Марс! Мальчик, и так ты могуч, и так велико твое царство, — Честолюбивый, зачем новых ты ищешь забот? |
Δ |
15 | Или ты всем завладел — Геликоном, Темпейской долиной? Иль не хозяин уж Феб собственной лиры своей? Только лишь с первым стихом возникала новая книга, Как обрывал Купидон тотчас мой лучший порыв. Нет для легких стихов у меня подходящих предметов: |
Δ |
20 | Юноши, девушки нет с пышным убором волос», — Так я пенял, а меж тем открыл он колчан и мгновенно Мне на погибель извлек острые стрелы свои. Взял свой изогнутый лук, тетиву натянул на колене: «Вот, — сказал он, — поэт, тема для песен твоих!» |
Δ |
25 | Горе мне! Были, увы, те стрелы у мальчика метки. Я запылал — и в груди царствует ныне Амур. Пусть шестистопному вслед стиху идет пятистопный. Брани, прощайте! И ты, их воспевающий стих! Взросшим у влаги венчай золотистую голову миртом, |
Δ |
30 | Муза, — в двустишьях твоих будет одиннадцать стоп. | |
II |
||
Я не пойму, отчего и постель мне кажется жесткой И одеяло мое на пол с кровати скользит? И почему во всю долгую ночь я сном не забылся? И отчего изнемог, кости болят почему? |
Δ | |
5 | Не удивлялся бы я, будь нежным взволнован я чувством… Или, подкравшись, любовь тайно мне козни творит? Да, несомненно: впились мне в сердце точеные стрелы И в покоренной груди правит жестокий Амур. Сдаться ему иль борьбой разжигать нежданное пламя?.. |
|
10 | Сдамся: поклажа легка, если не давит плечо. Я замечал, что пламя сильней, коль факел колеблешь, — А перестань колебать — и замирает огонь. Чаще стегают быков молодых, ярму не покорных, Нежели тех, что бразду в поле охотно ведут. |
Δ |
15 | С норовом конь, — так его удилами тугими смиряют; Если же рвется он в бой, строгой не знает узды. Так же Амур: сильней и свирепей он гонит строптивых, Нежели тех, кто всегда служит покорно ему. Я признаюсь, я новой твоей оказался добычей, |
Δ |
20 | Я побежден, я к тебе руки простер, Купидон. Незачем нам враждовать, я мира прошу и прощенья, — Честь ли с оружьем твоим взять безоружного в плен? Миртом чело увенчай, запряги голубей материнских, А колесницу под стать отчим воинственный даст. |
Δ |
25 | На колеснице его — триумфатор — при кликах народа Будешь стоять и легко править упряжкою птиц. Юношей пленных вослед поведут и девушек пленных, Справишь торжественно ты великолепный триумф. Жертва последняя, сам с моей недавнею раной |
Δ Δ |
30 | Новые цепи свои пленной душой понесу. За спину руки загнув, повлекут за тобой Благонравье, Скромность и всех, кто ведет с войском Амура борьбу. Все устрашатся тебя, и, руки к тебе простирая, Громко толпа запоет: «Слава! Ио! Торжествуй!» |
Δ |
35 | Рядом с тобой Соблазны пойдут, Заблуждение, Буйство, — Где бы ты ни был, всегда эта ватага с тобой. Ты и людей и богов покоряешь с таким ополченьем. Ты без содействия их вовсе окажешься гол. Мать с олимпийских высот тебе, триумфатору, будет |
|
40 | Рукоплескать, на тебя розы кидать, веселясь. Будут и крылья твои, и кудри гореть в самоцветах, Сам золотой, полетишь на золоченой оси. Многих еще по дороге спалишь — тебя ли не знаю! Едучи мимо, ты ран много еще нанесешь. |
Δ |
45 | Если бы даже хотел, удержать ты стрелы не в силах: Если не самый огонь, близость его — обожжет. Схож с тобою был Вакх, покорявший земли у Ганга: Голуби возят тебя — тигры возили его. Но коль участвую я в божественном ныне триумфе, |
Δ |
50 | Коль побежден я тобой, будь покровителем мне! Великодушен — смотри! — в боях твой родственник Цезарь, Победоносной рукой он побежденных хранит. |
Δ Δ |
III |
||
Просьба законна моя: пусть та, чьей жертвою стал я, Либо полюбит меня, либо обяжет любить. Многого я захотел!.. О, лишь бы любить дозволяла!.. Пусть Киферея моей внемлет усердной мольбе. |
||
5 | Не отвергай же того, кто умеет любить без измены, Кто с постоянством тебе долгие годы служил. Не говорит за меня старинное громкое имя Прадедов: всадник простой начал незнатный наш род. Тысяч не надо плугов, чтоб мои перепахивать земли: |
|
10 | Оба — и мать и отец — в денежных тратах скромны. Но за меня Аполлон, хор муз и отец виноделья Слово замолвят; Амур, кем я подарен тебе, Жизни моей чистота, моя безупречная верность, Сердце простое мое, пурпур стыдливый лица. |
|
15 | Сотни подруг не ищу, никогда волокитою не был, Верь, ты навеки одна будешь любовью моей, Сколько бы Парки мне жить ни судили, — о, только бы вместе Быть нам, только мою ты бы оплакала смерть! Стань же теперь для меня счастливою темою песен, — |
|
20 | Знай, что темы своей будут достойны они. Славу стихи принесли рогов испугавшейся Ио; Той, кого бог обольстил, птицей представ водяной; Также и той, что, на мнимом быке плывя через море, В страхе за выгнутый рог юной держалась рукой. |
|
25 | Так же прославят и нас мои песни по целому миру, Соединятся навек имя твое и мое. |
|
IV |
||
С нами сегодня в гостях и муж твой ужинать будет, — Только в последний бы раз он возлежал за столом! Значит, на милую мне предстоит любоваться, и только, Рядом же с нею лежать будет другой, а не я. |
||
5 | Будешь, вплотную прильнув, согревать не меня, а другого? Он, лишь захочет, рукой шею обхватит твою? Ты не дивись, что Атракова дочь белолицая ввергла В брань двоевидных мужей, пьяных на брачном пиру. Я хоть не житель лесов, не кентавр-полуконь, — и, однако, |
|
10 | Руку едва ль удержу, чтоб не коснуться тебя! Слушай, как надо вести себя нынче (ни Эвру, ни Ноту Не позволяй, я прошу, речи мои разнести): Раньше супруга приди — на что я надеюсь, по правде, Сам я не знаю, — но все ж раньше супруга приди. |
|
15 | Только он ляжет за стол, с выражением самым невинным Рядом ложись, но меня трогай тихонько ногой. Глаз с меня не своди, понимай по лицу и движеньям: Молча тебе намекну — молча намеком ответь. Красноречиво с тобой разговаривать буду бровями, |
|
20 | Будут нам речь заменять пальцы и чаши с вином. Если ты нашей любви сладострастные вспомнишь забавы, То к заалевшей щеке пальцем большим прикоснись. Если меня упрекнуть захочешь в чем-либо тайно, К уху притронься рукой, пальцами книзу, слегка. |
|
25 | Если же речи мои или действия ты одобряешь, Мне в поощренье начни перстни на пальцах вертеть. Молча к столу прикоснись, как молящие в храме, лишь только Вздумаешь — и поделом! — мужу всех бед пожелать. Если предложит вина, вели самому ему выпить. |
|
30 | Тихо слуге прикажи то, что по вкусу, подать. Будешь ли чашу, отпив, возвращать, схвачу ее первый, Края губами коснусь там, где касалась и ты. Если, отведав сперва, передаст тебе муж угощенье, Не принимай, откажись, раз уже пробовал он. |
|
35 | Не позволяй обнимать недостойными шею руками, Нежно не думай склонять голову к жесткой груди. К лону, к упругим грудям не давай его пальцам тянуться; Главное дело, смотри: ни поцелуя ему! Если ж начнешь целовать, закричу, что твой я любовник, |
|
40 | Что поцелуи — мои, в ход я пущу кулаки! Это хоть всё на виду… А что под одеждою скрыто? Вот от чего наперед весь я от страха дрожу. Голенью к мужу не льни, не жми ему ляжкою ляжку, Нежной ногою своей грубой не трогай ноги. |
|
45 | Многого, бедный, боюсь: сам дерзкого делал немало, Вот и пугает меня собственный нынче пример. Часто с любимой моей, в торопливой страстности нашей, Делали мы под полой сладкое дело свое!.. С мужем не станешь, — зачем?.. Но чтобы не мог я и думать, |
|
50 | Лучше накидку свою сбрось, соучастницу тайн. Мужа все время проси выпивать, — но проси, не целуя: Пусть себе спит; подливай крепче вина, без воды. А как повалится он хмельной, осовеет, затихнет, Нам наилучший совет время и место дадут. |
|
55 | Лишь соберешься домой и поднимешься, мы — за тобою. Ты оказаться должна в «среднем отряде» гурьбы. В этой гурьбе я тебя отыщу иль меня ты отыщешь, — Тут уже только сумей, трогай как хочешь меня. Горе! Советы мои всего лишь на час или на два: |
|
60 | Скоро мне ночь повелит с милой расстаться моей. Муж ее на ночь запрет, а я со слезами печали Вправе ее проводить лишь до жестоких дверей. Он поцелуи сорвет… и не только одни поцелуи… То, что мне тайно даешь, он по закону возьмет. |
|
65 | Но неохотно давай, без ласковых слов, через силу, — Ты ведь умеешь! Пускай будет скупою любовь. Если не тщетна мольба, — пусть он наслажденья хотя бы Не испытал в эту ночь, а уж тем более ты… Впрочем, как бы она ни прошла, меня ты наутро |
|
70 | Голосом твердым уверь, что не ласкала его… | |
V |
||
Жарко было в тот день, а время уж близилось к полдню. Поразморило меня, и на постель я прилег. Ставня одна лишь закрыта была, другая — открыта, Так что была полутень в комнате, словно в лесу, — |
||
5 | Мягкий, мерцающий свет, как в час перед самым закатом, Иль когда ночь отошла, но не возник еще день. Кстати такой полумрак для девушек скромного нрава, В нем их опасливый стыд нужный находит приют. Тут Коринна вошла в распоясанной легкой рубашке, |
Δ |
10 | По белоснежным плечам пряди спадали волос. В спальню входила такой, по преданию, Семирамида Или Лаида, любовь знавшая многих мужей… Легкую ткань я сорвал, хоть, тонкая, мало мешала, — Скромница из-за нее все же боролась со мной. |
|
15 | Только сражалась, как те, кто своей не желает победы, Вскоре, себе изменив, другу сдалась без труда. И показалась она перед взором моим обнаженной… Мне в безупречной красе тело явилось ее. Что я за плечи ласкал! К каким я рукам прикасался! |
Δ |
20 | Как были груди полны — только б их страстно сжимать! Как был гладок живот под ее совершенною грудью! Стан так пышен и прям, юное крепко бедро! Стоит ли перечислять?.. Всё было восторга достойно. Тело нагое ее я к своему прижимал… |
|
25 | Прочее знает любой… Уснули усталые вместе… О, проходили бы так чаще полудни мои! |
|
VI |
||
Слушай, привратник, — увы! — позорной прикованный цепью! Выдвинь засов, отвори эту упрямую дверь! Многого я не прошу: проход лишь узенький сделай, Чтобы я боком пролезть в полуоткрытую мог. |
||
5 | Я ведь от долгой любви исхудал, и это мне кстати, — Вовсе я тоненьким стал, в щелку легко проскользну… Учит любовь обходить дозор сторожей потихоньку И без препятствий ведет легкие ноги мои. Раньше боялся и я темноты, пустых привидений, |
|
10 | Я удивлялся, что в ночь храбро идет человек. Мне усмехнулись в лицо Купидон и матерь Венера, Молвили полушутя: «Станешь отважен и ты!» Я полюбил — и уже ни призраков, реющих ночью, Не опасаюсь, ни рук, жизни грозящих моей. |
Δ |
15 | Нет, я боюсь лишь тебя и льщу лишь тебе, лежебока! Молнию держишь в руках, можешь меня поразить. Выгляни, дверь отомкни, — тогда ты увидишь, жестокий: Стала уж мокрою дверь, столько я выплакал слез. Вспомни: когда ты дрожал, без рубахи, бича ожидая, |
|
20 | Я ведь тебя защищал перед твоей госпожой. Милость в тот памятный день заслужили тебе мои просьбы, — Что же — о низость! — ко мне нынче не милостив ты? Долг благодарности мне возврати! Ты и хочешь и можешь, — Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов! |
Δ |
25 | Выдвинь!.. Желаю тебе когда-нибудь сбросить оковы И перестать наконец хлеб свой невольничий есть. Нет, ты не слушаешь просьб… Ты сам из железа, привратник!.. Дверь на дубовых столбах окоченелой висит. С крепким запором врата городам осажденным полезны, — |
|
30 | Но опасаться врагов надо ли в мирные дни? Как ты поступишь с врагом, коль так влюбленного гонишь? Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов! Я подошел без солдат, без оружья… один… но не вовсе: Знай, что гневливый Амур рядом со мною стоит. |
Δ |
35 | Если б я даже хотел, его отстранить я не в силах, — Легче было бы мне с телом расстаться своим. Стало быть, здесь один лишь Амур со мною, да легкий Хмель в голове, да венок, сбившийся с мокрых кудрей. Страшно ль оружье мое? Кто на битву со мною не выйдет? |
Δ Δ |
40 | Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов! Или ты дремлешь, и сон, помеха влюбленным, кидает На ветер речи мои, слух миновавшие твой? Помню, в глубокую ночь, когда я, бывало, старался Скрыться от взоров твоих, ты никогда не дремал… |
|
45 | Может быть, нынче с тобой и твоя почивает подруга? Ах! Насколько ж твой рок рока милей моего! Мне бы удачу твою, — и готов я надеть твои цепи… Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов! Или мне чудится?.. Дверь на своих вереях повернулась… |
Δ Δ |
50 | Дрогнули створы, и мне скрип их пророчит успех?.. Нет… Я ошибся… На дверь налетело дыхание ветра… Горе мне! Как далеко ветер надежды унес! Если еще ты, Борей, похищенье Орифии помнишь, — О, появись и подуй, двери глухие взломай! |
|
55 | В Риме кругом тишина… Сверкая хрустальной росою, Время ночное бежит, — выдвинь у двери засов! Или с мечом и огнем, которым пылает мой факел, Переступлю, не спросясь, этот надменный порог! Ночь, любовь и вино терпенью не очень-то учат: |
|
60 | Ночи стыдливость чужда, Вакху с Амуром — боязнь. Средства я все истощил, но тебя ни мольбы, ни угрозы Все же не тронули… Сам глуше ты двери глухой! Нет, порог охранять подобает тебе не прекрасной Женщины, — быть бы тебе сторожем мрачной тюрьмы!.. |
|
65 | Вот уж денница встает и воздух смягчает морозный, Бедных к обычным трудам вновь призывает петух. Что ж, мой несчастный венок! С кудрей безрадостных сорван, У неприютных дверей здесь до рассвета лежи! Тут на пороге тебя госпожа поутру заметит, — |
Δ |
70 | Будешь свидетелем ты, как я провел эту ночь… Ладно, привратник, прощай!.. Тебе бы терпеть мои муки! Соня, любовника в дом не пропустивший, — прощай! Будьте здоровы и вы, порог, столбы и затворы Крепкие, — сами рабы хуже цепного раба! |
Δ |
VII |
||
Если ты вправду мой друг, в кандалы заключи по заслугам Руки мои — пока буйный порыв мой остыл. В буйном порыве своем на любимую руку я поднял, Милая плачет, моей жертва безумной руки. |
Δ Δ |
|
5 | Мог я в тот миг оскорбить и родителей нежно любимых, Мог я удар нанести даже кумирам богов. Что же? Разве Аянт, владевший щитом семислойным, Не уложил, изловив, скот на просторном лугу? Разве злосчастный Орест, за родителя матери мстивший, |
|
10 | Меч не решился поднять на сокровенных богинь? Я же посмел растрепать дерзновенно прическу любимой, — Но, и прически лишась, хуже не стала она. Столь же прелестна!.. Такой, по преданью, по склонам Менала Дева, Схенеева дочь, с луком за дичью гналась; |
|
15 | Или критянка, когда паруса и обеты Тесея Нот уносил, распустив волосы, слезы лила; Или Кассандра (у той хоть и были священные ленты) Наземь простерлась такой в храме, Минерва, твоем. Кто мне не скажет теперь: «Сумасшедший!», не скажет мне: «Варвар!»? |
Δ |
20 | Но промолчала она: ужас уста ей сковал. Лишь побледневшим лицом безмолвно меня упрекала, Был я слезами ее и без речей обвинен. Я поначалу хотел, чтоб руки от плеч отвалились: «Лучше, — я думал, — лишусь части себя самого!» |
|
25 | Да, себе лишь в ущерб я к силе прибег безрассудной, Я, не сдержав свой порыв, только себя наказал. Вы мне нужны ли теперь, служанки злодейств и убийства? Руки, в оковы скорей! Вы заслужили оков. Если б последнего я из плебеев ударил, понес бы |
|
30 | Кару, — иль более прав над госпожой у меня? Памятен стал Диомед преступленьем тягчайшим: богине Первым удар он нанес, стал я сегодня — вторым. Все ж он не столь виноват: я свою дорогую ударил, Хоть говорил, что люблю, — тот же взбешен был врагом. |
|
35 | Что ж, победитель, теперь готовься ты к пышным триумфам! Лавром чело увенчай, жертвой Юпитера чти!.. Пусть восклицает толпа, провожая твою колесницу: «Славься, доблестный муж: женщину ты одолел!» Пусть, распустив волоса, впереди твоя жертва влачится, |
Δ |
40 | Скорбная, с бледным лицом, если б не кровь на щеках… Лучше бы губкам ее посинеть под моими губами, Лучше б на шее носить зуба игривого знак! И, наконец, если я бушевал, как поток разъяренный, И оказался в тот миг гнева слепого рабом, — |
|
45 | Разве прикрикнуть не мог — ведь она уж и так оробела, — Без оскорбительных слов, без громогласных угроз? Разве не мог разорвать ей платье — хоть это и стыдно — До середины? А там пояс сдержал бы мой пыл. Я же дошел до того, что схватил надо лбом ее пряди |
Δ |
50 | И на прелестных щеках метки оставил ногтей! Остолбенела она, в изумленном лице ни кровинки, Белого стала белей камня с Паросской гряды. Я увидал, как она обессилела, как трепетала, — Так волоса тополей в ветреных струях дрожат, |
|
55 | Или же тонкий тростник, колеблемый легким Зефиром, Или же рябь на воде, если проносится Нот. Дольше терпеть не могла, и ручьем полились ее слезы — Так из-под снега течет струйка весенней воды. В эту минуту себя и почувствовал я виноватым, |
|
60 | Горькие слезы ее — это была моя кровь. Трижды к ногам ее пасть я хотел, молить о прощенье, — Трижды руки мои прочь оттолкнула она. Не сомневайся, поверь: отмстив, облегчишь свою муку; Мне, не колеблясь, в лицо впейся ногтями, молю! |
|
65 | Глаз моих не щади и волос не щади, заклинаю, — Женским слабым рукам гнев свою помощь подаст. Или, чтоб знаки стереть злодеяний моих, поскорее В прежний порядок, молю, волосы вновь уложи! |
|
VIII |
||
Есть такая одна… Узнать кто хочет про сводню, — Слушай: Дипсадой ее, старую сводню, зовут. Имя под стать: никогда еще трезвой ей не случалось Встретить Мемнонову мать на розоцветных конях. |
||
5 | Магию знает она, заклинанья восточные знает, Может к истоку погнать быстрых течение рек. Ведает свойства и трав и льна на стволе веретенном, Действие ведомо ей слизи влюбленных кобыл. Вмиг по желанью ее покрывается тучами небо, |
|
10 | Вмиг по желанью ее день лучезарен опять. Видел я, верьте иль нет, как звезды кровь источали, Видел я, как у луны кровью алело лицо. Подозреваю, во тьме по ночам она реет живая, В перьях тогда, как у птиц, старое тело карги. |
|
15 | Подозреваю еще — да и ходит молва, — что двоятся Оба зрачка у нее и выпускают огонь. Дедов из древних могил и прадедов вызвать умеет, Твердую почву и ту долгим заклятьем дробит… Цель у развратной карги — порочить законные браки, — |
|
20 | Подлинно, красноречив этот зловредный язык! Стал я коварных речей случайным свидетелем. Вот как Увещевала она (был я за дверью двойной): «Знаешь, мой свет, ты вечор молодого прельстила счастливца, Он от лица твоего взоров не мог оторвать! |
|
25 | Да и кого не прельстишь? Красотой никому не уступишь. Только беда: красоте нужен достойный убор. Сколь ты прекрасна собой, будь столь же удачлива в жизни: Станешь богата — и мне бедной тогда не бывать. Раньше вредила тебе звезда враждебная Марса: |
|
30 | Марс отошел, — на тебя стала Венера глядеть. Счастье богиня сулит: смотри-ка, богатый любовник Жаждет тебя и узнать хочет все нужды твои. Да и лицом он таков, что с тобою, пожалуй, сравнится, И не торгуй он тебя, надо б его торговать…» |
|
35 | Та покраснела. «Идет к белизне твоей стыд. Но на пользу Стыд лишь притворный, поверь; а настоящий — во вред. Если ты книзу глядишь, потупив невинные глазки, Думать при этом должна, сколько предложат тебе. Может быть, в Татиев век грязнухи — сабинские бабы |
|
40 | Не захотели б себя многим мужьям отдавать… Марс, однако, теперь вдохновляет иные народы, — Только Венера одна в Граде Энея царит. Смело, красотки! Чиста лишь та, которой не ищут; Кто попроворней умом, ищет добычи сама. |
|
45 | Ну-ка, морщинки сгони, расправь нахмуренный лобик, — Ах, на морщины не раз нам приходилось пенять… Юных своих женихов стрельбой Пенелопа пытала: Мощь их доказывал лук, — был он из рога, смекни!.. Прочь незаметно бежит, ускользает летучее время, — |
|
50 | Так убегает река, быстрые воды неся… Медь лишь в работе блестит, и платье хорошее — носят, Скоро заброшенный дом станет от плесени сер. Полно скупиться, поверь: красота без друга хиреет… Только один-то не впрок… да маловато и двух… |
|
55 | Если их много, доход верней… Да и зависти меньше: Волк добычи искать любит в обширных стадах. Вот, например, твой поэт: что дарит тебе, кроме новых Песен? Его капитал можешь ты только… прочесть! Бог поэтов и тот знаменит золотым одеяньем, |
|
60 | И золотая звенит лира в бессмертной руке. Знай: тороватый дружок великого больше Гомера! В этом уж ты мне поверь: славное дело — дарить. Не презирай и того, кто выкупил волю за деньги: Знак меловой на ногах — это еще не позор. |
|
65 | Не обольщайся, мой свет, и пышностью древнего рода: Если ты беден, с собой предков своих уноси! Что ж? Коль мужчина красив, так потребует ночи бесплатной? Пусть у дружка своего выпросит денег сперва! Платы проси небольшой, пока расставляешь ты сети, — |
|
70 | Чтоб не удрал. А поймав, смело себе подчиняй. Можешь разыгрывать страсть: обманешь его — и отлично. Но одного берегись: даром не дать бы любви! В но́чи отказывай им почаще: на боль головную Иль на иное на что, хоть на Изиду, сошлись. |
|
75 | Изредка все ж допускай, — не вошло бы терпенье в привычку: Частый отказ от любви может ослабить ее. Будь твоя дверь к просящим глуха, но открыта — дающим. Пусть несчастливца слова слышит допущенный друг. А разобидев, сама рассердись на того, кто обижен, |
|
80 | Чтобы обида его вмиг растворилась в твоей. Но никогда на него сама ты не гневайся долго: Слишком затянутый гнев может вражду породить. Плакать по мере нужды научись, да как следует плакать, Так, чтобы щеки твои мокрыми стали от слез. |
|
85 | Если ты вводишь в обман, не бойся не сдерживать клятвы: Волей Венеры Олимп к бедным обманутым глух. Кстати, раба приспособь, заведи половчее служанку, Пусть подскажут ему, что покупать для тебя. Перепадет тут и им. У многих просить понемножку — |
|
90 | Значит по колосу скирд мало-помалу собрать. Сестры, кормилица, мать — пускай влюбленного чистят: Быстро добыча растет, если рука не одна. А коли поводов нет потребовать прямо подарка, Так на рожденье свое хоть пирогом намекни. |
|
95 | Да чтоб покоя не знал, чтоб были соперники, помни! Если не будет борьбы, плохо пойдет и любовь. Пусть по спальне твоей другого он чует мужчину И — сладострастия знак — видит на шейке подтек. А особливо пускай примечает подарки другого… |
|
100 | Коль не принес ничего, лавки напомни Святой… Вытянув много, скажи, чтоб он не вконец разорялся. В долг попроси, но лишь с тем, чтоб никогда не отдать. Лживою речью скрывай свои мысли, губи его лаской: Самый зловредный яд можно в меду затаить. |
|
105 | Если ты выполнишь все, что по долгому опыту знаю, И коли ветер моих не поразвеет речей, Будешь мне счастья желать, а умру — так будешь молиться, Чтоб не давила земля старые кости мои». Речь продолжалась, но вдруг я собственной тенью был выдан. |
|
110 | В эту минуту едва руки я мог удержать, Чтобы не вырвать волос седых и этих от пьянства Вечно слезящихся глаз, не расцарапать ей щек! Боги тебе да пошлют бездомную жалкую старость, Ряд продолжительных зим, жажду везде и всегда! |
|
IX |
||
Всякий влюбленный — солдат, и есть у Амура свой лагерь. В этом мне, Аттик, поверь: каждый влюбленный — солдат. Возраст, способный к войне, подходящ и для дела Венеры. Жалок дряхлый боец, жалок влюбленный старик. |
||
5 | Тех же требует лет полководец в воине сильном И молодая краса в друге на ложе любви. Оба и стражу несут, и спят на земле по-солдатски: Этот у милых дверей, тот у палатки вождя. Воин в дороге весь век, — а стоит любимой уехать, |
Δ |
10 | Вслед до пределов земли смелый любовник пойдет. Встречные горы, вдвойне от дождей полноводные реки Он перейдет, по пути сколько истопчет снегов! Морем придется ли плыть, — не станет ссылаться на бури И не подумает он лучшей погоды желать. |
Δ |
15 | Кто же стал бы терпеть, коль он не солдат, не любовник, Стужу ночную и снег вместе с дождем проливным? Этому надо идти во вражеский стан на разведку; Тот не спускает с врага, то есть с соперника, глаз. Тот города осаждать, а этот — порог у жестокой |
Δ |
20 | Должен, — кто ломится в дверь, кто в крепостные врата. Часто на спящих врагов напасть врасплох удавалось, Вооруженной рукой рать безоружных сразить, — Пало свирепое так ополченье Реса-фракийца, Бросить хозяина вам, пленные кони, пришлось! |
|
25 | Так и дремота мужей помогает любовникам ловким: Враг засыпает — они смело кидаются в бой. Всех сторожей миновать, избегнуть дозорных отрядов — Это забота бойцов, бедных любовников труд. Марс и Венера равно ненадежны: встает побежденный, |
Δ |
30 | Падает тот, про кого ты и подумать не мог. Пусть же никто не твердит, что любовь — одно лишь безделье: Изобретательный ум нужен для дела любви. Страстью великий Ахилл к уведенной горит Брисеиде, — Пользуйтесь, Трои сыны! Рушьте аргивскую мощь! |
|
35 | Гектор в бой уходил из объятий своей Андромахи, И покрывала ему голову шлемом жена. Перед Кассандрой, с ее волосами безумной менады, Остолбенел, говорят, вождь величайший Атрид. Также изведал и Марс искусно сплетенные сети, — |
|
40 | У олимпийцев то был самый любимый рассказ… Отроду был я ленив, к досугу беспечному склонен, Душу расслабили мне дрема и отдых в тени. Но полюбил я, и вот — встряхнулся, и сердца тревога Мне приказала служить в воинском стане любви. |
|
45 | Бодр, как видишь, я стал, веду ночные сраженья. Если не хочешь ты стать праздным ленивцем, — люби! |
|
X |
||
Той, увезенною вдаль от Эврота на судне фригийском, Ставшей причиной войны двух ее славных мужей; Ледой, с которой любовь, белоснежным скрыт опереньем, Хитрый любовник познал, в птичьем обличье слетев; |
||
5 | И Амимоной, в сухих бродившей полях Арголиды, С урной, на темени ей пук придавившей волос, — Вот кем считал я тебя; и орла и быка опасался — Всех, в кого обратить смог Громовержца Амур… Страх мой теперь миновал, душа исцелилась всецело, |
|
10 | Это лицо красотой мне уже глаз не пленит. Спросишь, с чего изменился я так? Ты — требуешь платы! Вот и причина: с тех пор ты разонравилась мне. Искренней зная тебя, я любил твою душу и тело, — Ныне лукавый обман прелесть испортил твою. |
|
15 | И малолетен и наг Купидон: невинен младенец, Нет одеяний на нем, — весь перед всеми открыт. Платой прикажете вы оскорблять Венерина сына? Нет и полы у него, чтобы деньгу завязать. Ведь ни Венера сама, ни Эрот воевать не способны, — |
Δ |
20 | Им ли плату взимать, миролюбивым богам? Шлюха готова с любым спознаться за сходные деньги, Тело неволит она ради злосчастных богатств. Все ж ненавистна и ей хозяина жадного воля — Что вы творите добром, по принужденью творит. |
Δ |
25 | Лучше в пример для себя неразумных возьмите животных. Стыдно, что нравы у них выше, чем нравы людей. Платы не ждет ни корова с быка, ни с коня кобылица, И не за плату берет ярку влюбленный баран. Рада лишь женщина взять боевую с мужчины добычу, |
Δ |
30 | За ночь платят лишь ей, можно ее лишь купить. Торг ведет достояньем двоих, для обоих желанным, — Вознагражденье ж она все забирает себе. Значит, любовь, что обоим мила, от обоих исходит, Может один продавать, должен другой покупать? |
Δ |
35 | И почему же восторг, мужчине и женщине общий, Стал бы в убыток ему, в обогащение ей? Плох свидетель, коль он, подкупленный, клятву нарушит; Плохо, когда у судьи ларчик бывает открыт; Стыдно в суде защищать бедняка оплаченной речью; |
|
40 | Гнусно, когда трибунал свой набивает кошель. Гнусно наследство отца умножать доходом постельным, Торг своей красотой ради корысти вести. То, что без платы дано, благодарность по праву заслужит; Если ж продажна постель, не́ за что благодарить. |
|
45 | Тот, кто купил, не связан ничем; закончена сделка — И удаляется гость, он у тебя не в долгу. Плату за ночь назначать берегитесь, прелестные жены! Нечистоплотный доход впрок никому не пойдет. Много ли жрице святой помогли запястья сабинян, |
Δ |
50 | Если тяжелым щитом голову сплющили ей? Острою сталью пронзил его породившее лоно Сын — ожерелье виной было злодейства его. Впрочем, не стыдно ничуть подарков просить у богатых: Средства найдутся у них просьбу исполнить твою. |
|
55 | Что ж не срывать виноград, висящий на лозах обильных? Можно плоды собирать с тучной феаков земли. Если же беден твой друг, оцени его верность, заботы, — Он госпоже отдает все достоянье свое. А славословить в стихах похвалы достойных красавиц — |
|
60 | Дело мое: захочу — славу доставлю любой. Ткани истлеют одежд, самоцветы и золото сгинут, — Но до скончанья веков славу даруют стихи. Сам я не скуп, не терплю, ненавижу, коль требуют платы; Просишь — тебе откажу, брось домогаться — и дам. |
|
XI |
||
Ты, что ловка собирать и укладывать стройно в прическу Волосы; ты, что простых выше служанок, Напе́; Ты, что устройством ночных потаенных известна свиданий; Ты, что всегда передать весточку можешь любви; |
||
5 | Ты, что Коринну не раз убеждала оставить сомненья И побывать у меня, верный помощник в беде! Вот… Передай госпоже две исписанных мелко таблички… Утром, сейчас же! Смотри, не помешало бы что. Ты не из камня, в груди у тебя не кремень! Простодушья, |
|
10 | Знаю, не больше в тебе, чем полагается вам. Верно, и ты испытала сама тетиву Купидона: Мне помогая, блюди знамя полка своего! Спросит она про меня, — скажи, что живу ожиданьем Ночи… О всем остальном сам ей поведает воск… |
|
15 | Время, однако, бежит… Подходящую выбрав минуту, Ты ей таблички вручи, чтобы сейчас же прочла. Станет читать, — наблюдай за лицом, наблюдай за глазами: Может заране лицо многое выдать без слов… Ну же, скорее! Проси на письмо подробней ответить, — |
|
20 | Воска лощеная гладь мне ненавистна пустой! Пишет пускай потесней и поля заполняет до края, Чтобы глазами блуждать дольше я мог по строкам… Впрочем, не надо: держать утомительно в пальцах тростинку. Пусть на табличке стоит слово одно: «Приходи!» |
|
25 | И увенчаю тотчас я таблички победные лавром, В храм Венеры снесу и возложу, написав: «Верных пособниц своих Назон посвящает Венере» — Были же вы до сих пор кленом, и самым дрянным. |
|
XII |
||
Горе! Вернулись назад с невеселым ответом таблички. Кратко в злосчастном письме сказано: «Нынче нельзя». Вот и приметы! Напе, выходя сегодня из дома, Припоминаю, порог резвой задела ногой. |
||
5 | Если пошлю тебя вновь, осторожнее будь на пороге, Не позабудь, выходя, ногу повыше поднять! Вы же, нелегкие, прочь! Зловещие, сгиньте, дощечки! Прочь с моих глаз! Да и ты, воск, передавший отказ! Собран, наверно, ты был с цветов долговязой цикуты |
|
10 | И корсиканской пчелой с медом дурным принесен. Цветом ты красен, впитал как будто бы яркую краску, — Нет, ты не краску впитал, — кровью окрашен ты был. На перепутье бы вам, деревяшкам негодным, валяться, Чтоб проезжающий воз вдребезги вас раздробил! |
|
15 | Тот же, кто доску стругал, кто вас обработал в таблички, — Не сомневаюсь ничуть, — на руку был он нечист. Это же дерево шло на столбы, чтобы вешать несчастных, Для палача из него изготовлялись кресты. Мерзостной тенью оно укрывало филинов хриплых, |
|
20 | Коршунов злобных, в ветвях яйца таило совы. Я же дощечкам таким признанья, безумный, доверил! Им поручил отнести нежные к милой слова! Лучше б на них записать пустословье судебного дела, С тем, чтобы стряпчий его голосом жестким читал. |
|
25 | Надо бы им меж табличек лежать, на каких ежедневно, Плача о деньгах, скупец запись расходов ведет. Значит, недаром же вас называют, я вижу, двойными: Два — от такого числа можно ль добра ожидать! В гневе о чем же молить? Да разве, чтоб ржавая старость |
|
30 | Съела вас вовсе, чтоб воск заплесневел добела! | |
XIII |
||
Из океана встает, престарелого мужа покинув, Светловолосая; мчит день на росистой оси. Что ты, Аврора, спешишь? Постой! О, пусть ежегодно Птицы вступают в бои, славя Мемнонову тень! |
||
5 | Мне хорошо в этот час лежать в объятиях милой, Если всем телом она крепко прижмется ко мне. Сладостен сон и глубок, прохладен воздух и влажен, Горлышком гибким звеня, птица приветствует свет. Ты нежеланна мужам, нежеланна и девам… Помедли! |
|
10 | Росные вожжи свои алой рукой натяни! До появленья зари следить за созвездьями легче Кормчему, и наугад он не блуждает в волнах. Только взойдешь — и путник встает, отдохнуть не успевший, Воин привычной рукой тотчас берется за меч. |
Δ |
15 | Первой ты видишь в полях земледельца с двузубой мотыгой, Первой зовешь под ярмо неторопливых быков. Мальчикам спать не даешь, к наставникам их отправляешь, Чтобы жестоко они били детей по рукам. В зданье суда ты ведешь того, кто порукою связан, — |
|
20 | Много там можно беды словом единым нажить. Ты неугодна судье, неугодна и стряпчему тоже, — Встать им с постели велишь, вновь разбираться в делах. Ты же, когда отдохнуть хозяйки могли б от работы, Руку-искусницу вновь к прерванной пряже зовешь. |
|
25 | Не перечислить всего… Но чтоб девушки рано вставали, Стерпит лишь тот, у кого, видимо, девушки нет. О, как я часто желал, чтоб ночь тебе не сдавалась, Чтоб не бежали, смутясь, звезды пред ликом твоим! О, как я часто желал, чтоб ось тебе ветром сломало |
|
30 | Или свалился бы конь, в тучу густую попав. Что ты спешишь? Не ревнуй! Коль сын твой рожден чернокожим, Это твоя лишь вина: сердце черно у тебя. Или оно никогда не пылало любовью к Кефалу? Думаешь, мир не узнал про похожденья твои? |
|
35 | Я бы хотел, чтоб Тифон про тебя рассказал без утайки, — На небесах ни одной не было басни срамней! Ты от супруга бежишь, — охладел он за долгие годы. Как колесницу твою возненавидел старик! Если б какого-нибудь ты сейчас обнимала Кефала, |
|
40 | Крикнула б ночи коням: «Стойте, сдержите свой бег!» Мне же за то ли страдать, что муж твой увял долголетний? Разве советовал я мужем назвать старика? Вспомни, как юноши сон лелеяла долго Селена, А ведь она красотой не уступала тебе. |
|
45 | Сам родитель богов, чтоб видеть пореже Аврору, Слил две ночи в одну, тем угождая себе… Но перестал я ворчать: она услыхала как будто, — Вдруг покраснела… Но день все-таки позже не встал… |
|
XIV |
||
Сколько я раз говорил: «Перестань ты волосы красить!» Вот и не стало волос, нечего красить теперь. А захоти — ничего не нашлось бы на свете прелестней! До низу бедер твоих пышно спускались они. |
Δ |
|
5 | Право, так были тонки, что причесывать их ты боялась, — Только китайцы одни ткани подобные ткут. Тонкою лапкой паук где-нибудь под ветхою балкой Нитку такую ведет, занят проворным трудом. Не был волос твоих цвет золотым, но не был и черным, — |
|
10 | Был он меж тем и другим, тем и другим отливал: Точно такой по долинам сырым в нагориях Иды Цвет у кедровых стволов, если кору ободрать. Были послушны, — прибавь, — на сотни извивов способны, Боли тебе никогда не причиняли они. |
|
15 | Не обрывались они от шпилек и зубьев гребенки, Девушка их убирать, не опасаясь, могла… Часто служанка при мне наряжала ее, и ни разу, Выхватив шпильку, она рук не колола рабе. Утром, бывало, лежит на своей пурпурной постели |
|
20 | Навзничь, — а волосы ей не убирали еще. Как же была хороша, — с фракийской вакханкою схожа, Что отдохнуть прилегла на луговой мураве… Были так мягки они и легкому пуху подобны, — Сколько, однако, пришлось разных им вытерпеть мук! |
Δ |
25 | Как поддавались они терпеливо огню и железу, Чтобы округлым затем лучше свиваться жгутом! Громко вопил я: «Клянусь, эти волосы жечь — преступленье! Сами ложатся они, сжалься над их красотой! Что за насилье! Сгорать таким волосам не пристало: |
Δ |
30 | Сами научат, куда следует шпильки вставлять!..» Нет уже дивных волос, ты их погубила, а, право, Им позавидовать мог сам Аполлон или Вакх. С ними сравнил бы я те, что у моря нагая Диона Мокрою держит рукой, — так ее любят писать. |
|
35 | Что ж о былых волосах теперь ты, глупая, плачешь? Зеркало в скорби зачем ты отодвинуть спешишь? Да, неохотно в него ты глядишься теперь по привычке, — Чтоб любоваться собой, надо о прошлом забыть! Не навредила ведь им наговорным соперница зельем, |
Δ Δ |
40 | Их в гемонийской струе злая не мыла карга; Горя причиной была не болезнь (пронеси ее мимо!), Не поубавил волос зависти злой язычок; Видишь теперь и сама, что убытку себе натворила, Голову ты облила смесью из ядов сама! |
Δ |
45 | Волосы пленных тебе прислать из Германии могут, Будет тебя украшать дар покоренных племен. Если прической твоей залюбуется кто, покраснеешь, Скажешь: «Любуются мной из-за красы покупной! Хвалят какую-нибудь во мне германку-сигамбру, — |
|
50 | А ведь, бывало, себе слышала я похвалы!..» Горе мне! Плачет она, удержаться не может; рукою, Вижу, прикрыла лицо, щеки пылают огнем. Прежних остатки волос у нее на коленях, ей тяжко, — Горе мое! Не колен были достойны они… |
|
55 | Но ободрись, улыбнись: злополучье твое поправимо, Скоро себе возвратишь прелесть природных волос! |
|
XV |
||
Зависть! Зачем упрекаешь меня, что молодость трачу, Что, сочиняя стихи, праздности я предаюсь? Я, мол, не то что отцы, не хочу в свои лучшие годы В войске служить, не ищу пыльных наград боевых. |
Δ | |
5 | Мне ли законов твердить многословье, на неблагодарном Форуме, стыд позабыв, речи свои продавать? Эти не вечны дела, а я себе славы желаю Непреходящей, чтоб мир песни мои повторял. Жив меонийский певец, пока возвышается Ида, |
|
10 | Быстрый покуда волну к морю стремит Симоент. Жив и аскреец, пока виноград наливается соком, И подрезают кривым колос Церерин серпом. Будет весь мир прославлять постоянно Баттова сына, — Не дарованьем своим, так мастерством он велик. |
Δ |
15 | Так же не будет вовек износа котурну Софокла. На небе солнце с луной? Значит, не умер Арат. Раб покуда лукав, бессердечен отец, непотребна Сводня, а дева любви ласкова, — жив и Менандр. Акций, чей мужествен стих, и Энний, еще неискусный, |
Δ |
20 | Славны, и их имена время не сможет стереть. Могут ли люди забыть Варрона и первое судно Или как вождь Эсонид плыл за руном золотым? Также людьми позабыт возвышенный будет Лукреций, Только когда и сама сгинет однажды Земля. |
Δ |
25 | Титир, земные плоды и Энеевы брани, — читатель Будет их помнить, доколь в мире главенствует Рим. Факел покуда и лук Купидоновым будут оружьем, Будут, ученый Тибулл, строки твердиться твои. Будет известен и Галл в восточных и западных странах, — |
|
30 | Вместе же с Галлом своим и Ликорида его. Так: меж тем, как скала или зуб терпеливого плуга Гибнут с течением лет, — смерти не знают стихи. Пусть же уступят стихам и цари, и все их триумфы, Пусть уступит им Таг в золотоносных брегах! |
Δ |
35 | Манит пусть низкое чернь! А мне Аполлон белокурый Пусть наливает полней чашу кастальской струей! Голову лишь бы венчать боящимся холода миртом, Лишь бы почаще меня пылкий любовник читал! Зависть жадна до живых. Умрем — и она присмиреет. |
|
40 | Каждый в меру заслуг будет по смерти почтен. Так, и сгорев на костре погребальном, навек я останусь Жить — сохранна моя будет немалая часть. |
ПРИМЕЧАНИЯ
[Важным стихом — то есть гекзаметром, состоящим из шести стоп. Этот размер считался обязательным для героического эпоса. Элегии писались элегическим дистихом, в котором каждая первая строка — гекзаметр, а вторая — пентаметр, усеченный по сравнению с гекзаметром на одну стопу. Таким образом, похитив стопу, Купидон превратил стихи Овидия в элегии, сделав из гекзаметра пентаметр. (Овидий 1963).]
[…голубей материнских. — Колесница Венеры запряжена была белыми голубями. (Овидий 1963).]
[Отчим. — Речь идет, по-видимому, о Марсе, возлюбленном Венеры, супругом которой мифы называли чаще всего Вулкана. (Овидий 1963).]
[…твой родственник Цезарь… — это может быть и знаменитый Гай Юлий Цезарь и Октавиан Август. Римские цезари гордились своим божественным происхождением от Венеры, матери и Амура и Энея, основоположника рода Юлиев. (Овидий 1963).]
[…изведал и Марс… сети — намек на миф о том, как Вулкан опутал тонкими сетями любовников — Марса и Венеру, сделав их посмешищем всего Олимпа. (Овидий 1963).]
меонийский певец — Гомер (Меония здесь — Малоазиатская Греция);
аскреец — Гесиод, уроженец беотийского города Аскра;
Баттов сын — Каллимах;
Арат (III в. до н. э.) — греческий поэт и ученый, автор астрономической поэмы «Небесные явления»;
Акций (II—
Энний (III—
Варрон (I в. до н. э.) — римский поэт, перевел «Аргонавтику» Аполлония Родосского — поэму о походе Ясона (Эсонида — сына Эсона) на первом в мире корабле Арго за золотым руном;
Титир, земные плоды и Энеевы брани — намек на три произведения Вергилия: «Буколики», герой первой из которых — Титир, «Георгики» — поэму о земледелии, и «Энеиду»;
Тибулл (Альбий) — римский элегический поэт (ок. 54—
Корнелий Галл (69—