Текст приводится по изданию:
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49 (50)
50 (51)
51 (49)
52
53 (55)
54 (53)
55 (56)
56 (54)
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
ВАЛЕРИЙ МАРЦИАЛ ПРИВЕТСТВУЕТ
Хотя и все мои книги, владыка, которым ты дал славу, то есть жизнь, возносят тебе моления и потому, полагаю, их и читают, эта, однако, означенная в моих произведениях восьмой, еще чаще пользуется случаем выказать тебе мое благоговение. Поэтому в ней мне можно было меньше изощрять свое остроумие, место которого заступило содержание книги; но все-таки мы попытались разнообразить его то там, то тут некоторою примесью шуток, дабы не во всех стихах заключались хвалы твоей божественной скромности, которые скорее могут надоесть тебе, чем нас пресытить. И хотя эпиграммы даже самыми строгими и высокопоставленными людьми пишутся так, что они явно стремятся подражать свободе выражений в мимах, я тем не менее не допускал привычных этим произведениям словесных вольностей. Так как моя книга в ее большей и лучшей части связана с величием твоего священного имени, то она должна помнить, что приближаться ко храму следует не иначе как пройдя обряд очищения. Дабы будущие читатели знали, что я буду это соблюдать, я решил на самом пороге этой книги сделать такое предуведомление в краткой эпиграмме.
| 1 | |
| В лавром увенчанный дом владыки входящая книга, Будь благочестна и свой вольный язык обуздай. Голая ты, Венера, уйди: не твоя это книжка; Ты же, Паллада, ко мне, Цезаря дева, явись. |
|
| 2 | |
| Фастов наших отец и предок, Янус, Покорителя Истра лишь увидел, Счел, что мало ему его двух ликов, И очей захотел иметь он много. |
|
| 5 | И, на всех языках равно вещая, Господину земли и богу мира Четверной посулил он век пилосский. Дай и свой ему век, родитель Янус! |
| 3 | |
| «Книжек довольно пяти, а шесть или семь — это слишком Много; и все же тебе хочется, Муза, шалить? Надо и совесть иметь: ничем одарить меня больше Слава не может: везде книгу читают мою. |
|
| 5 | Даже когда упадут с подножия камни Мессалы И обратится когда мрамор Лицина во прах, Буду я все на устах, и много с собой иноземцев В отчей пределы страны наши стихи унесет». Так говорил я, но тут был прерван девятой сестрою, — |
| 10 | С кудрей ее и плаща благоуханье лилось: «Неблагодарный! И ты забросишь веселые шутки? Чем же ты лучше, скажи, праздный заполнишь досуг? Или сандалий сменить на котурн трагический хочешь, Или войну воспевать тяжкую в строгих стихах, |
| 15 | Чтобы надутый читал тебя голосом хриплым учитель К негодованью девиц и благонравных юнцов? Пусть это будет писать, кто суров чересчур и степенен И освещает кого лампа средь ночи глухой. Ты же игривый свой стих пропитывай римскою солью, |
| 20 | Чтоб, прочитав его, жизнь нравы узнала свои. Кажется пусть, будто ты на тоненькой дудочке свищешь, Коль заглушает твоя дудочка множество труб». |
| 4 | |
| С мира всего к алтарям народ притекает латинским, Чтоб за вождя своего вместе молиться у них. Да и не люди одни на празднестве этом, Германик: Думаю, и божества жертвы приносят теперь. |
|
| 5 | |
| Перстни, Макр, раздавая всем девчонкам, Перстней, Макр, ты наверное лишишься. |
|
| 6 | |
| Нет ничего старины несносней у дряхлого Евкта: Из сагунтийской милей глины посудина мне. Только затянет болтун серебра своего родословье Вздорное — киснуть вино от пустословья начнет. |
|
| 5 | «Эта посуда была на столе у Лаомедонта; Чтоб получить ее, Феб лирою стены возвел. Этой братиной Рет свирепый с лапифами дрался; Вмятину видишь на ней? Это сражения след. Этот двудонный слывет за кубок Нестора-старца; |
| 10 | Пальцем пилосца большим вылощен, голубь блестит. В этой вот чаре велел растворять пощедрей и покрепче Отпрыск Эака друзьям чистого влагу вина. Эту Дидона дала красавица чашу, пригубив, Битию выпить, когда задан фригийцу был пир». |
| 15 | Древней чеканкою гость восхищен бесконечно, а выпить В кубках Приама ему Астианакта дадут. |
| 7 | |
| Вот так ведение дел! Вот поток красноречия, Цинна: За десять, Цинна, часов произнести девять слов! Но попросил ты себе громогласно четыре клепсидры Только что. Долго же ты, Цинна, способен молчать! |
|
| 8 | |
| Пусть и начало даешь ты, Янус, годам мимолетным И возрождаешь века долгие ликом своим; Первому молятся пусть все тебе, фимиам воскуряя, Консулы в пурпуре пусть, власти пускай тебя чтут, — |
|
| 5 | Больше ты хочешь того, что сбылось в столице латинской В месяц твой, Янус: узреть бога прибытие к нам. |
| 9 | |
| Долга три четверти, Квинт, гнойноглазый тебе собирался Гил уплатить; окривев, он половину дает. Деньги скорее бери; мимолетна ведь выгода эта: Если ослепнет твой Гил, он не отдаст ничего. |
|
| 10 | |
| Плащей на десять тысяч куплено Бассом Окраски тирской, лучшей. Хороша сделка! «Что ж, по дешевке?» Нет, не платит он вовсе. |
|
| 11 | |
| Весть о прибытье твоем в твой город дошла уж до Рейна; Слышит и он ведь, как твой громко ликует народ: И средь сарматских племен, и на Истре, и в области гетов Всех устрашил самый крик радости новой у нас. |
|
| 5 | В цирке священном тебя так восторженно все принимали, Что и забыли совсем о состязанье коней. Рим никого из вождей до тебя не любил так, о Цезарь. Да и не мог бы сильней, хоть желал бы, любить. |
| 12 | |
| Спросите вы, почему мне не надо богатой супруги? Да не хочу я совсем замуж идти за жену. Надобно, Приск, чтоб жена была в подчиненье у мужа, Иначе равенства, верь, между супругами нет. |
|
| 13 | |
| Слыл дурачком он. Вот я и купил его за двадцать тысяч. Деньги мои мне верни, Гаргилиан: он умен. |
|
| 14 | |
| Чтоб киликийский твой сад не увял и зимы не боялся, Чтобы трескучий мороз нежных ветвей не побил, Зимнему Ноту стекло препятствует, внутрь пропуская Чистые солнца лучи и ослепительный свет. |
|
| 5 | Мне же каморка дана с неплотно прилаженной рамой, Где оставаться и сам не захотел бы Борей. Так-то, жестокий, ты жить заставляешь старинного друга? Мне б у деревьев твоих гостем уютнее быть. |
| 15 | |
| В дни, когда список побед в Паннонии снова умножен И алтари все возврат славят Юпитера к нам, Ладан приносит народ, и сенат, и признательный всадник, В третий раз раздают трибам латинским дары: |
|
| 5 | Римом и этот триумф отмененный также прославлен, И не уступит твой лавр мирный былым торжествам, Ибо в священной любви своего ты народа уверен. Знанье своих людей — высшая доблесть вождя. |
| 16 | |
| Ты, Кипер, хлебопеком долго бывши, Стряпчим стал для дохода в двести тысяч. Но ты тратишь и снова занимаешь. Хлебопеком, как был, и мукомолом |
|
| 5 | Неизменно, Кипер, ты остаешься. |
| 17 | |
| Секст, твое дело я вел за две тысячи по уговору, Что ж посылаешь ты мне тысячу только одну? «Ты ничего не сказал, — говоришь, — и проиграно дело». Больше еще ты в долгу, Секст, раз пришлось мне краснеть. |
|
| 18 | |
| Если б, Керриний, свои обнародовал ты эпиграммы, Стали б тебя, как меня иль даже больше, читать. Но таково у тебя уваженье к старинному другу, Что моя честь для тебя чести дороже твоей. |
|
| 5 | Так и Марон не брался за стихи калабрийского Флакка, Хоть на Пиндаровой он лире его б одолел; Варию он уступил котурна римского славу, Хоть и способней его к речи трагической был. Часто друзья нам дарят богатство, золото, земли, |
| 10 | Но уступивших свое творчество редко найдешь. |
| 19 | |
| Не прибедняйся, Цинна, ты и так беден. | |
| 20 | |
| Хоть и по двести стихов ты каждый день сочиняешь, Вар, не читаешь их вслух: ты и глупец и мудрец. |
|
| 21 | |
| День, Светоносец, верни! Не задерживай наши восторги: Цезарь сегодня придет! День, светоносец, верни! Рим умоляет. Иль ты на ленивой повозке Боота Тихого едешь, коль ось движется вяло твоя? |
|
| 5 | Мог ведь у Лединых звезд себе ты Ки́ллара взять бы, Кастор на нынешний день сам одолжил бы коня. Страстного держишь зачем Титана? И Ксанф уж и Этон Рвут и грызут удила, бодрствует Ме́мнона мать. Но не хотят отступать перед светом сияющим звезды, |
| 10 | И авзонийского зреть жаждет владыку луна. Цезарь, хоть ночью приди: пусть созвездия будут недвижны, При появленье твоем день озарит весь народ. |
| 22 | |
| На кабана ты зовешь, а свинью подаешь ты мне, Галлик. Я — поросенок, коль ты, Галлик, меня проведешь! |
|
| 23 | |
| Я представляюсь тебе непомерно жестоким обжорой, Ежели повара я, Рустик, секу за обед. Повод такой для плетей тебе кажется слишком ничтожным, Ну а за что же еще битыми быть поварам? |
|
| 24 | |
| Если чего попрошу я в робкой и тоненькой книжке, То, коль не слишком дерзка просьба, исполни ее. Если же, Цезарь, не дашь, то позволь обращаться с прошеньем: И фимиам и мольбы может Юпитер стерпеть. |
|
| 5 | Кто золотые ваял иль из мрамора лики святые, Тот божества не творит: кто умоляет — творит. |
| 25 | |
| Лишь когда заболел я, ты явился: Не к добру, Оппиан, тебя мне видеть! |
|
| 26 | |
| Стольких тигриц на полях восточных у Ганга охотник Не устрашался, скача прочь на гирканском коне, Скольких, Германик, теперь в твоем их видели Риме И перечесть не могли всех развлечений твоих. |
|
| 5 | Цезарь, арена твоя эритрейских выше триумфов: Бога победную мощь роскошь ее превзошла. Ибо, когда под ярмом он вел побежденных индийцев, Вакху довольно лишь двух было в упряжке тигриц. |
| 27 | |
| Тот, кто тебя, богача престарелого, Гавр, одаряет, Вот что тебе (ты пойми!) он говорит: «Умирай!» |
|
| 28 | |
| Друга речистого дар, приятный мне, тога, скажи-ка, Честью и славой каких быть пожелала ты стад? Цвел ли в Апулии луг для тебя у спартанца Фаланта, Где орошает Галез нивы калабрской водой? |
|
| 5 | Или гиберских отар кормилец, Бетис Тартесский, Пряжу твою омывал на гесперийской овце? Или сочла твоя шерсть многоустого русла Тимава, Где обращенный в звезду Ки́ллар божественный пил? Не подобало тебе багроветь от окраски в Амиклах, |
| 10 | И недостоин руна был и Милет твоего. Лилии ты и жасмин побеждаешь, еще не опавший, Кости слоновой белей ты на Тибурской горе. Лебедь спартанский тебе и Пафии голубь уступит, Жемчуг, который со дна Красного моря добыт. |
| 15 | Но хоть подарок такой и с первым снегом поспорит, Чище Парфения он не в состоянии стать. Не предпочту я ему Вавилона надменного ткани, Шитые в пестрый узор Семирамиды иглой. И в Атамантовом я не кичился бы золоте больше, |
| 20 | Если бы ты подарил, Фрикс, мне Эола стада. Воображаю, какой поднимется смех, коль увидят На палатинской твоей тоге мой собственный плащ! |
| 29 | |
| Хочется краткостью взять тому, кто двустишия пишет, Но для чего же она целому свитку нужна? |
|
| 30 | |
| То представленье, что мы на цезарской видим арене, В Брутов считалося век подвигом высшим из всех. Видишь, как пламя берет, наслаждаясь своим наказаньем, И покоренным огнем храбрая правит рука? |
|
| 5 | Зритель ее перед ней, и сам он любуется славной Смертью десницы: она вся на священном огне. Если б насильно предел не положен был каре, готова Левая тверже рука в пламень усталый идти. После отваги такой мне нет дела, в чем он провинился: |
| 10 | Было довольно с меня доблесть руки созерцать. |
| 31 | |
| Что-то неладно, Дентон, с тобой, как ты сам признаешься, Если, женившись, отца ты добиваешься прав. Брось наконец докучать владыке подачей прошений И, хоть и поздно, вернись ты из столицы домой. |
|
| 5 | Ибо, пока, далеко оставив жену, ты так долго Просишь о трех сыновьях, дома найдешь четырех. |
| 32 | |
| Тихо по воздуху вниз к Аратулле печальной скользнула И опустилась, порхнув, нежно голубка на грудь. Было бы случая это игрой, когда б не осталась Тут без присмотра она, не захотев улететь. |
|
| 5 | Если сестре не грешно в своем сердце лелеять надежду, Если способны мольбы мира владыку склонить, Может быть, то с берегов сардинских от ссыльного брата О возвращенье его вестницей птица пришла. |
| 33 | |
| Павел, в подарок ты мне листок из венка посылаешь Претора и называть это фиалом велишь. Фольгой такою покрыт был недавно помост театральный, Где ее красный шафран смыл бледноватой струей. |
|
| 5 | Или, пожалуй, скорей это бляшка, которую ловкий Ногтем слуга соскоблил с ножки кровати твоей? Этот фиал и полет комара может издали чуять И унестись, коль его сдунет крылом мотылек. Держится он на весу и реет от жара светильни |
| 10 | И разобьется, коль влить внутрь осторожно вина. Муслят сусалью такой в Календы январские финик, Что преподносит с грошом жалким бедняга клиент. Даже волокна не так колокасии гибкой прозрачны, Да и мясистей летят с лилий в жару лепестки. |
| 15 | И не бегут пауки по тонкой такой паутине, И шелковичных червей легче висячая нить. Много плотнее и мел на лице у старухи Фабуллы, Много плотнее пузырь, вздувшийся в мутной воде. Толще бывает плева, что держит в порядке прическу, |
| 20 | Мыла батавского слой — краска для римских волос. Пленкой такою птенцы обернуты в Лединых яйцах, Мушки такие на лбу как полумесяц сидят. Что посылал ты фиал, когда мог бы чумичку послать мне, Или когда бы ты мог ложку-улитку послать? |
| 25 | Нет, ведь и то чересчур: когда мог бы ракушку послать мне, Словом, когда б ничего, Павел, ты мог не послать. |
| 34 | |
| Хвалишься, что у тебя серебро есть древнее Мия. Все, что подделал не ты, думаешь, древняя вещь? |
|
| 35 | |
| Раз вы оба одних и тех же нравов, Муж негодный, негодная супруга, Мне чудно, что друг другу вы несносны. |
|
| 36 | |
| Царственным ты пирамид строениям, Цезарь, посмейся: Уж на Востоке молчит варваров гордость — Мемфис. Мареотийский дворец ничтожней палат Паррасийских: Великолепней не зрел день ничего на земле. |
|
| 5 | Семь здесь как будто бы гор взгромоздились одна на другую, И фессалийский не так Осса взнесла Пелион. Так они всходят в эфир, что, теряясь в звездах блестящих, Светлой вершиною гром слышат из тучи внизу. И озаряет дворец божество еще скрытого Феба |
| 10 | Ранее Кирки, отца видящей утренний лик. Но хоть, касаяся звезд, вершиною дом этот, Август, С небом равняется, он для повелителя мал. |
| 37 | |
| Что Кайетану вернул, Полихарм, ты заемные письма, Сотнею тысяч его, думаешь, этим ссудил? «Столько был должен он мне», — говоришь? Сохрани себе письма, А Кайетану ссуди тысячи две, Полихарм. |
|
| 38 | |
| Кто дарит с уваженьем неослабным Тем, кто щедростью может быть подкуплен, Поджидает наследства иль подарков. Тот же, кто уважает память друга, |
|
| 5 | После смерти его и погребенья — Тот себе облегченья в горе ищет: Не казаться, а быть он хочет добрым. Ты таков, Мелиор, все это знают. Ты усопшего чтишь, блюдя обряды, |
| 10 | Ты хранишь от забвенья имя Блеса И, рукою широкой тратя деньги, Чтоб отпраздновать день его рожденья, Всех писцов, что его и чтут и помнят, Одаряешь, свершая дело Блеса. |
| 15 | Этим всю свою жизнь ты будешь славен, Этим славиться будешь и по смерти. |
| 39 | |
| Чтобы гостям подавать за столом палатинские яства, Для амбросийных пиров не было места досель. Здесь подобает вкушать, Германик, божественный нектар И Ганимеда рукой влитое в кубки вино. |
|
| 5 | Не торопись, я молю, сотрапезником стать громовержца, Если ж, Юпитер, спешишь, сам ты к нему низойди. |
| 40 | |
| Не садов, не угодий виноградных — Рощи жиденькой ты, Приап, хранитель, Где родился и можешь вновь родиться. Отгоняй вороватые ты руки. |
|
| 5 | И хозяйский очаг снабжай дровами. Коль не хватит, так что ж? Ты сам — полено. |
| 41 | |
| Горестный Афинагор не прислал мне подарков, какие Обыкновенно дарил в месяц срединный зимы. В горе ли Афинагор, будет видно, Фавстин, но я знаю, В тяжкое горе меня вверг уже Афинагор. |
|
| 42 | |
| Коль не льстишься ты большею подачкой От богатых, как все, то на мою ты В бане можешь, Матон, сто раз помыться. |
|
| 43 | |
| Фабий хоронит супруг, погребает Хрестилла супругов, И с погребальным они факелом празднуют брак. Вместе, Венера, сведи победителей: пусть Либитина Разом подаст им конец тот, что обоих их ждет. |
|
| 44 | |
| Титулл, живи! Поверь мне: жить всегда поздно; Пусть и при дядьке начал ты, и то поздно. А ты под старость даже не живешь, жалкий, И обиваешь все пороги ты утром. |
|
| 5 | Вспотев, от поцелуев Рима весь мокрый, По форумам ты трем, у конных всех статуй, У Августа колосса, Марсова храма От трех и до пяти часов снуешь грязный. Хватай, копи, воруй, владей — и все даром: |
| 10 | Пусть светлым золотом набит сундук гордый, Пусть в счетной книге сто страниц должник занял, Наследник поклянется в том, что нет денег. Когда ж на смертный одр ты ляжешь иль камень И твой костер папирусом набит будет, |
| 15 | Скопцов в слезах он нагло целовать станет; И огорченный сын твой, хочешь ты, нет ли, — Не медля, в ту же ночь заснет с твоим милым. |
| 45 | |
| Флакк! Возвратился ко мне Теренций Приск с побережья Этны: жемчужиной я белой отмечу сей день. Пусть же столетняя муть из амфоры усохшей струится И потихоньку сквозь холст светлым стекает вином. |
|
| 5 | Скоро ль для трапезы мне столь радостной выдастся вечер? Скоро ль мне будет дано так же пылать от вина? Флакк мой, когда тебя Кипр Кифе́рин снова вернет мне, Столь же прекрасный предлог будет для пиршества нам. |
| 46 | |
| Скромность твоя такова, каков и младенческий облик, Ты Ипполита-юнца чище, о юноша Цест. Даже Диана тебя поучила б охотно поплавать, Вместо фригийца к себе целым Кибела взяла б. |
|
| 5 | Мог бы ты заступить Ганимедово место на ложе, Но, к господину жесток, лишь целовал бы его. Счастлива та, у кого научишься ласкам супруга, Дева, которой тебя в мужа дано превратить. |
| 47 | |
| Выбрита часть твоих щек, часть острижена, частью же волос Выщипан. Кто же сочтет одноголовым тебя? |
|
| 48 | |
| Вспомнить не может Криспин, кому тирскую отдал накидку, Платье когда он менял, тогу желая надеть. Кто бы ты ни был, верни обратно чужую одежду: Это совсем не Криспин просит, — накидка сама. |
|
| 5 | Ведь подходяща не всем одежда пурпурного цвета: Щеголям только одним краска такая к лицу. Если ж тебя к воровству и ко гнусной прибыли тянет, Чтоб не попасться тебе, лучше уж тогу возьми. |
| 49 (50) | |
| Сколь достопамятен пир по сверженье победном Гигантов, Сколь достопамятна ночь эта для сонма богов, — Праздник, когда возлежал Юпитер с толпою всевышних И разрешалось просить фавнам вина у него, |
|
| 5 | Столь же и пиршество в честь твоих ларов торжественно, Цезарь: Наши восторги самих даже богов веселят. Все за столом у тебя: и народ, и сенатор, и всадник, И амбросийные Рим яства вкушает с вождем. Ты нам щедроты сулил, а насколько ты больше их дал нам! |
| 10 | Спортулу нам обещал, задал же целый обед. |
| 50 (51) | |
| Чей на фиале чекан? Искусного Мия? Мирона? Ментора ль это рука, или твоя, Поликлет? Нет в этом сплаве совсем оттенка багрового цвета И не боится ничуть он испытанья огнем. |
|
| 5 | Меньше сверкает янтарь, чем желтого отблеск металла, Кости слоновой белей чистого цвет серебра. Да и работа под стать веществу: таким совершенным Кругом, блистая с небес, полная светит луна. Виден на чаше козел, в руно облеченный Эола: |
| 10 | Фрикса-фиванца сестра плыть предпочла бы на нем; Не безобразил его и кинифский стригач, и ему ты Лозы охотно свои дал бы, Лиэй, ощипать. Едет верхом на козле Амур золотой двоекрылый, Лотос Палладин звучит в нежных устах у него. |
| 15 | Некогда так же дельфин, метимнскому рад Ариону, По усмиренным волнам с ношей немолчною плыл. Дар превосходнейший мне достойным нектаром полни Собственноручно ты, Цест, а не любой из рабов! Цест, украшенье стола, наливай сетинское: видишь, |
| 20 | Жаждет и мальчик вина, жаждет вина и козел. Кубков укажут число нам буквы Инстанция Руфа: Это ведь он мне вручил этот бесценнейший дар. Коль Телетуса придет и утехой обещанной будет, Ради нее удержусь: «Руфа» я выпью тогда; |
| 25 | Коль ненадежна она, я «Инстанция» пью; коль обманет, Буду, чтоб горе залить, оба я имени пить. |
| 51 (49) | |
| Любит, сомнения нет, красавицу Аспер, но слеп он. Асперу, видно, любви больше, чем зренья, дано. |
|
| 52 | |
| Брадобрея-мальчишку, да такого, — Что искусней Неронова Талама, Кому бороды брить случалось Друзов, Как-то, Цедициан, по просьбе Руфу |
|
| 5 | Одолжил я, чтоб чисто выбрить щеки. Но, пока по приказу брил он снова, Перед зеркалом руку направляя, Кожу чистя и долго после стрижки Подстригая опять его прическу, |
| 10 | Борода отросла у брадобрея. |
| 53 (55) | |
| Тот же неистовый рык, что слышен в дебрях массильских, Ежели множество львов в чаще ярится лесной И загоняет пастух побледневший к пунийским лачугам Ошеломленных быков и обезумевший скот, |
|
| 5 | На авзонийской гремел с потрясающий силой арене. Кто б не подумал, что здесь стадо? А лев был один! Но перед ним бы и львы дрожали, ему подчиняясь, Был бы в Нумидии он, мрамором славной, царем. О, что за шея была, какой величавый оттенок, |
| 10 | Гривы его золотой с выгибом, как у луны! О, как могуче копье, пронзившее гордого зверя, И с ликованьем каким принял он славную смерть! Ливия, где ты взяла в лесах своих чудо такое? Может быть, лев к нам пришел из-под Кибелы ярма? |
| 15 | Иль из созвездья скорей Геркулесова послан, Германик, Зверь этот был для тебя братом твоим иль отцом? |
| 54 (53) | |
| Ты красивее всех, что есть и были, Но негоднее всех, что есть и были. О, как я бы хотел, чтоб ты, Катулла, Некрасивей была, но постыдливей! |
|
| 55 (56) | |
| Ежели дедовский век современности так уступает И при владыке своем так разрастается Рим, Ты удивлен, что ни в ком нет искры священной Марона И не способен никто мощно о войнах трубить. |
|
| 5 | Будь Меценаты у нас, появились бы, Флакк, и Мароны: Ты б и на поле своем встретить Вергилия мог. Землю свою потеряв по соседству с несчастной Кремоной, Плакал и тяжко скорбел Титир по овцам своим; Но рассмеялся тогда этрусский всадник и, бедность |
| 10 | Злую прогнав, обратил в быстрое бегство ее. «Обогащу я тебя, и да будешь главою поэтов, И полюбить, — он сказал, — можешь Алексия ты». Этот красавец служил за столом своему господину, Темный вливая фалерн мраморно-белой рукой. |
| 15 | Кубки отведывал он губами, что розы, какими Даже Юпитера мог он привести бы в восторг. Ошеломленный, забыл о толстой поэт Галатее И загорелой в полях о Фестилиде своей. Тотчас «Италию» стал воспевать он и «Брани и мужа», |
| 20 | Он, кто оплакать едва мог до тех пор «Комара». Что же о Вариях мне говорить, и о Марсах, и прочих Обогащенных певцах, трудно которых и счесть? Значит, Вергилием я, если дашь мне дары Мецената, Стану? Вергилием — нет: Марсом я стану тогда. |
| 56 (54) | |
| Хоть ты и щедро даришь и еще щедрее ты будешь, О победитель вождей, сам победивший себя, Вовсе не ради даров обожаем народом ты, Цезарь: Ради тебя самого любы народу дары. |
|
| 57 | |
| Было три зуба всего у Пицента, и как-то случилось, Что, у гробницы своей сидя, он выплюнул их. Он подобрал и сложил за пазуху эти останки Челюсти слабой и все предал потом их земле. |
|
| 5 | Кости его собирать после смерти не должен наследник: Долг свой последний себе сам уже отдал Пицент. |
| 58 | |
| Право же, Артемидор, настолько плащи твои грубы, Что безусловно тебя можно Сагаром назвать. |
|
| 59 | |
| Вот он: довольно ему его одинокого глаза, Вместо другого на лбу нагло зияет гнойник. Не презирай молодца: никого вороватее нету; У Автолика и то так не зудела рука. |
|
| 5 | Если он в гости придет, то помни: будь осторожен; Удержу нет, и хотя крив он, но в оба глядит. Тут из-под носа у слуг пропадают и кубки и ложки, Да и салфеток убрал много за пазуху он. Он не упустит плаща, соскользнувшего с локтя соседа, |
| 10 | И постоянно домой в двух он накидках идет. И у домашних рабов задремавших даже лампаду Не постесняется он с пламенем прямо украсть, Коль ничего не стащил, своего же раба обойдет он Ловко, и сам у него тащит он туфли свои. |
| 60 | |
| Клавдия, ростом могла б с палатинского быть ты колосса, Если бы на полтора фута пониже была. |
|
| 61 | |
| Позеленел Харин, вопит он, рвет, мечет И сук высокий, чтоб повеситься, ищет. Не потому, что славен я во всем свете, Что свиток мой красив и кедрецом смазан, |
|
| 5 | Что все меня читают в областях Рима, Но что под Римом у меня своя дача, Куда не на наемных мулах я езжу. Чего, Север, завиде пожелать злому? А вот: пусть заведет себе мулов с дачей! |
| 62 | |
| На обороте листов строчит Пицент эпиграммы И огорчен, что к нему Феб обернулся спиной. |
|
| 63 | |
| В Тестила Авл наш влюблен и к Алексию страстью пылает, Верно, теперь увлечен и Гиацинтом моим. Вот усомнись-ка поди, что самих поэтов он любит, Если в любимцев певцов он постоянно влюблен. |
|
| 64 | |
| Чтоб просить и выклянчивать подарки, Раз по восемь ты, Клит, в году родишься, Всего-навсего три-четыре раза Не справляя в Календы день рожденья. |
|
| 5 | Пусть лицо у тебя поглаже стертых Морем камушков на сухом прибрежье, Цвет волос потемней тутовки спелой, Пусть нежнее ты зыблемого пуха И недавно створоженного сыра, |
| 10 | Пусть твои так полны и круглы груди, Как у девушки, мужу их хранящей, — Все ж ты кажешься, Клит, мне очень старым: Кто поверит, что столько дней рожденья Мог бы справить Приам иль Нестор-старец? |
| 15 | Словом, брось-ка бессовестный грабеж ты! Если ж ты продолжаешь издеваться И тебе раз в году родиться мало, Я сочту тебя вовсе не рожденным. |
| 65 | |
| Здесь, где блистает теперь издалёка Фортуны Возвратной Храм, находился досель только священный пустырь. Здесь величаво стоял в пыли от арктической брани Цезарь, которого лик пурпурный свет изливал. |
|
| 5 | Здесь в лавровом венке и в праздничной белой одежде Рукоплескал и кричал Рим, принимая вождя. Места высокий почет и другими дарами отмечен: Арка священная тут о побежденных гласит; Много слонов впряжено здесь в парные две колесницы, |
| 10 | И золотая вождя статуя высится здесь. Эти ворота твоих достойны, Германик, триумфов; Городу Марса такой вход подобает иметь. |
| 66 | |
| В жертву Августу ладан воскурите Ради Силия нашего, Камены. Ибо, сына кастальского пророка Сделав консулом, в дом двенадцать фасций |
|
| 5 | Возвращает с почетным стуком трости Наш единый оплот, глава наш — Цезарь. Счастлив Силий: одно его желанье — Третий консул в пурпурном облаченье. Пусть Помпею сенат и зятю Цезарь |
| 10 | Даровали такой почет священный, Что к себе имена их миротворец Янус трижды занес, предпочитает Силий консулом третьим видеть сына. |
| 67 | |
| Не возвещал еще раб тебе и пятого часа, А уже в гости ко мне, Цецилиан, ты пришел! Нет четырех! И хрипят еще вызовы в суд на сегодня, И на арене зверей все еще Флора томит! |
|
| 5 | Живо, Каллист! Позови из бани рабов недомытых: Надо на стол накрывать! Цецилиан, ты присядь. Просишь горячей воды? Еще и холодной-то нету, И на остылом огонь не разведен очаге. Ты приходи на заре: чего ждать тебе пятого часа? |
| 10 | Что же до завтрака, — ты, Цецилиан, опоздал. |
| 68 | |
| Тот, кому видеть сады привелось у владыки Коркиры, Все же, Энтелл, предпочтет дом и усадьбу твою. Чтоб не побила зима винограда пурпуровых гроздьев, Чтобы жестокий мороз Вакха даров не сгубил, |
|
| 5 | Твой виноградник живет, за стеклом укрываясь прозрачным, И, хотя кисти его спрятаны, видны они. Светятся так сквозь шелка очертания женского тела, Камушки так перечесть можешь ты в чистой воде. Что при желанье открыть дарованью способна природа! |
| 10 | Даже бесплодной зимой можно плоды собирать. |
| 69 | |
| Удивляешься старым лишь поэтам Ты, Вакерра, и хвалишь только мертвых. Но прости: чтоб тебе угодным стать мне, Умирать, право, смысла нет, Вакерра. |
|
| 70 | |
| Кротость души какова, таково красноречие Нервы, Мощный, однако, талант скромностью связан его. Мог бы он полным глотком осушать Пермесские воды, Но предпочел утолять сдержанно жажду свою, |
|
| 5 | На пиэрийском челе довольствуясь легким веночком И не давая поднять славе своей паруса. Но тем не менее он, как Тибулл современный, известен Всем, кому по стихам ведом ученый Нерон. |
| 71 | |
| Десять минуло лет с тех пор, как четыре ты фунта, Постумиан, серебра мне в декабре подарил. Большего ждал я потом (должны оставаться такими ж Иль разрастаться дары) — мне же два фунта пришлось; |
|
| 5 | Третий год мне принес и четвертый еще того меньше; В пятый же год это был только Септициев фунт; До восьмиунцевой мы на шестой спустились тарелки; После дана мне была чарка в полфунта всего; Год же восьмой подарил мне чумичку меньше двух унций; |
| 10 | Дал мне девятый едва ложечку легче иглы. Не остается для нас ничего у десятого года: К фунтам опять четырем, Постумиан, возвратись! |
| 72 | |
| Хоть еще не наряжена ты в пурпур И не сглажена зубом жесткой пемзы, За Арканом спешишь уехать, книжка. Он в прекрасный Нарбон вернуться должен, |
|
| 5 | К Вотиену ученому в Патерну И к законам и фасциям годичным. Ты должна одинаково стремиться И добраться туда, и встретить друга. Как желал бы я быть тобою, книжка! |
| 73 | |
| Самый мой искренний друг, Инстанций, которому равных По благородству души и по сердечности нет, Если ты Музе моей хочешь дать вдохновенье и силы Для вековечных стихов, — пищу любви моей дай. |
|
| 5 | Ты ради Кинфии стал певцом, игривый Проперций, В Галле талант пробужден был Ликориды красой, Звучному славу дала Немесиды прелесть Тибуллу, Ты же, ученый Катулл, Лесбией был вдохновлен: И ни Пелигнами я, ни Мантуей не был бы презрен, |
| 10 | Если б Коринну имел или Алексия я. |
| 74 | |
| Ты гладиатором стал, а раньше ты был окулистом. Как гладиатор теперь делаешь то же, что врач. |
|
| 75 | |
| Некий лингонец, пройдя на дорогу Фламиния с Текты Поздней ночью, когда шел на квартиру свою, Палец большой подвернул на ноге и вывихнул пятку, И во весь рост на земле он, растянувшись, лежал. |
|
| 5 | Что было делать ему? Каким образом двинуться галлу? С рослым хозяином был только мальчишка-слуга, Да и тщедушный такой, что с трудом тащил и фонарик! Только нечаянный тут случай бедняге помог: Нищего тело несли вчетвером клейменные мимо |
| 10 | (Тысячу трупов таких к жалкой могиле несут). С просьбой униженной к ним обращается немощный спутник, Труп бездыханный скорей, где им угодно, свалить. Ношу сменяют рабы и, в носилки тесные тяжкий Груз запихавши, несут, кверху высоко подняв. |
| 15 | Этого галла, Лукан, одного, пожалуй, из многих Можно по праву назвать было б «дохлятина галл». |
| 76 | |
| «Ты, пожалуйста, Марк, скажи мне правду, Ведь охотней всего я правду слышу». Так, и вслух мне свои читая книжки Всякий раз, и дела ведя клиентов, |
|
| 5 | Просишь, Галлик, меня и умоляешь. Тяжело отказать мне в том, что просишь! Ну так слушай же, что правдивей правды: Неохотно ты, Галлик, слышишь правду. |
| 77 | |
| Либер, сладчайший предмет заботы друзей твоих верных, Либер, чья жизнь протекать в розах достойна всегда, Если ты мудр, то пускай ассирийским амомом блистают Кудри твои и венок вечно цветет на челе. |
|
| 5 | Пусть твой прозрачный хрусталь темнеет старым фалерном, Мягкое ложе пускай лаской любовной горит. Тот, кто так жил и окончил свой век хотя б в середине, Дольше прожил, чем ему было судьбою дано. |
| 78 | |
| Игры, какими не грех Флегрейскую славить победу, И торжество бы, Лиэй, в Индии справить твое, Гиперборейский триумф украсили, но устроитель, Стелла (о, скромность!), считать склонен ничтожными их. |
|
| 5 | Мало пучины ему засоренного золотом Герма С Тагом, что шумно течет по Гесперийской стране. Новые каждый день дары: непрерывно богатый Тянется шнур, и в толпу сыплются кучи добра. Иль появляется вдруг целый дождь игривых медалей, |
| 10 | Или зверей цирковых жребии щедро дают; Или, довольная тем, что ее не терзали на играх, Птица живая теперь пазухи полнит у всех. Что колесницы считать и тридцать наград на ристаньях, Хоть не всегда раздают консулы столько вдвоем? |
| 15 | Но превосходней всего здесь то, что на зрелища эти В честь торжества твоего, Цезарь, взираешь ты сам. |
| 79 | |
| Все подружки твои — или старухи, Или гнусны и всех старух противней. Их с собою ты водишь, их таскаешь По пирушкам, по портикам, в театры. |
|
| 5 | Да! Средь них ты, Фабулла, впрямь прелестна. |
| 80 | |
| Восстановляешь ты нам чудеса наших предков почтенных И умереть не даешь, Цезарь, седым ты векам. Ты обновляешь обряд стародавний латинской арены, И безоружною здесь бьются рукой храбрецы. |
|
| 5 | Так, под главенством твоим, почитаются древние храмы: Славен Юпитер, но с ним славен и в хижине бог. Так, строя новое, ты воскрешаешь и прежнее, Август: Нынешний век и былой — оба твои должники! |
| 81 | |
| Не священным обрядом Диндимены, Не супругом-быком телицы нильской И отнюдь не богинями с богами — Жемчугами лишь Геллия клянется. |
|
| 5 | Их лелеет она, целует нежно И сестрицами, братцами зовет их, Любит больше своих обеих дочек. Если их, говорят, она лишится, Не прожить от печали ей и часу. |
| 10 | Вот уж, Папириан, где очень кстати Руки Аннея были бы Серена! |
| 82 | |
| Август, когда подает толпа тебе слезные просьбы, Тут же и мы подаем жалкие наши стихи, Зная, что бог свой досуг и делам уделяет и Музам, Зная, что наши венки также угодны тебе. |
|
| 5 | Август, к поэтам своим снизойди: мы — отрадная слава, Мы — и забота твоя первая, радость твоя. Не подобают тебе только дуб или Фебовы лавры: Пусть и венок из плюща также венчает тебя. |
ПРИМЕЧАНИЯ
1
