НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО XLIII

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Ты спра­ши­ва­ешь, как это дошло до меня, кто рас­ска­зал мне о тво­их думах, о кото­рых ты не рас­ска­зы­вал нико­му. — Та, кто зна­ет боль­ше всех: люд­ская мол­ва. — «Как так? — спро­сишь ты. — Неуже­ли я такой важ­ный, чтобы дать пищу тол­кам?» — Когда меришь себя, нель­зя огляды­вать­ся на здеш­ние места: смот­ри на те, где живешь. (2) Что высит­ся над всею окру­гой, то и счи­та­ет­ся боль­шим. Вели­чи­на еди­ной мерой не мерит­ся, она ста­но­вит­ся либо боль­ше, либо мень­ше от срав­не­ния. Суд­но, круп­ное на реке, будет кро­хот­ным в море, руль, кото­рый для одно­го кораб­ля велик, будет мал для дру­го­го. (3) Теперь в про­вин­ции ты — важ­ное лицо, хотя бы сам себя и не ценил. Все спра­ши­ва­ют и раз­уз­на­ют, что ты дела­ешь, что ешь, на чем спишь. Тем более осмот­ри­тель­но дол­жен ты жить. Счи­тай себя счаст­ли­вым тогда, когда смо­жешь жить у всех на виду, когда сте­ны будут защи­щать тебя, а не пря­тать, хоть обыч­но мы и дума­ем, буд­то они вокруг нас не затем, чтобы нам жить в без­опас­но­сти, а затем, чтобы неза­мет­нее гре­шить. (4) Я ска­жу одну вещь, по кото­рой ты оце­нишь наши нра­вы: едва ли най­дешь тако­го, кто мог бы жить при откры­тых две­рях. Сто­ро­жей к нам при­ста­ви­ла не наша гор­дость, а наша стыд­ли­вость. Мы живем так, что вне­зап­но увидеть нас — зна­чит, пой­мать с полич­ным. Но что поль­зы пря­тать­ся, избе­гая люд­ских глаз и ушей? (5) Чистая совесть может созвать целую тол­пу, нечи­стая и в оди­но­че­стве не избав­ле­на от тре­во­ги и бес­по­кой­ства. Если твои поступ­ки чест­ны, пусть все о них зна­ют, если они постыд­ны, что тол­ку таить их от всех, когда ты сам о них зна­ешь? И несчаст­ный ты чело­век, если не счи­та­ешь­ся с этим свиде­те­лем! Будь здо­ров.