НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ

ПИСЬМО LII

Сене­ка при­вет­ст­ву­ет Луци­лия!

(1) Что вле­чет нас, Луци­лий, в одну сто­ро­ну, хотя мы стре­мим­ся в дру­гую, и тол­ка­ет туда, откуда мы жела­ем уйти? Что борет­ся с нашей душой и не дает нам захо­теть чего-нибудь раз и навсе­гда? Мы мечем­ся меж­ду замыс­ла­ми, у нас нет сво­бод­ных, неза­ви­си­мых, стой­ких жела­ний. (2) — Ты гово­ришь: «Это глу­пость: у нее нет ниче­го посто­ян­но­го, ничто не нра­вит­ся ей подол­гу». — Но как или когда мы от нее изба­вим­ся? Нико­му не хва­тит соб­ст­вен­ных сил, чтобы выныр­нуть: нуж­но, чтобы кто-нибудь протя­нул руку и выта­щил нас. (3). Эпи­кур гово­рит, что неко­то­рые — и он в их чис­ле¹ — без вся­кой помо­щи про­би­ва­лись к истине и сами себе про­кла­ды­ва­ли доро­гу; таких он и хва­лит боль­ше всех, пото­му что порыв у них шел из серд­ца и они сами себя про­дви­ну­ли впе­ред. А дру­гие нуж­да­ют­ся в посто­рон­ней помо­щи: если нико­го впе­ре­ди не будет, они шагу не сде­ла­ют, но охот­но идут по пятам; к таким он отно­сит Мет­ро­до­ра. Это спо­соб­ность не самая высо­кая, но тоже заме­ча­тель­ная. Мы к пер­во­му раз­ряду не при­над­ле­жим, хоро­шо, если нас при­мут и во вто­рой. Нель­зя пре­зи­рать чело­ве­ка, кото­рый может спа­сти себя бла­го­да­ря дру­го­му, а само жела­ние спа­стись мно­го зна­чит. (4) Но, кро­ме того, есть еще один род людей, кото­рым так­же нель­зя гну­шать­ся: это те, кого мож­но при­нуж­де­ни­ем толк­нуть на вер­ную доро­гу, кому нужен не вожа­тый, а помощ­ник и, так ска­зать, погон­щик. Такие состав­ля­ют тре­тий раз­ряд. Если тебе нужен при­мер, то Эпи­кур гово­рит, что таков был Гер­марх. Итак, вто­рой раз­ряд есть с чем поздра­вить, но вяще­го ува­же­нья заслу­жи­ва­ет тре­тий. Пото­му что, хоть оба при­хо­дят к одной цели, боль­ше заслу­га тех, кто одо­лел наи­боль­шие труд­но­сти. (5) Пред­ставь себе, что воз­веде­ны два оди­на­ко­вых зда­ния, рав­ные и высотой, и вели­ко­ле­пи­ем. Одна построй­ка слов­но при­ня­лась на сво­ем участ­ке и вырос­ла очень быст­ро². Осно­ва­ние дру­гой было зало­же­но в мяг­кую, зыбу­чую поч­ву, зда­ние ока­за­лось шат­ким, и для упро­че­ния его было потра­че­но мно­го труда. В пер­вом все, что сде­ла­но, бро­са­ет­ся в гла­за, в дру­гом самая боль­шая и труд­ная часть работы не вид­на. (6) Одни люди по при­ро­де подат­ли­вы и послуш­ны, дру­гих надоб­но, что назы­ва­ет­ся, обра­ба­ты­вать вруч­ную и брать­ся за них с само­го осно­ва­ния. Поэто­му я ска­зал бы так: кому не при­шлось над собою трудить­ся, тот счаст­ли­вее, но боль­ше заслу­га перед самим собой у того, кто победил дур­ные свой­ства сво­ей нату­ры и не при­шел, но про­рвал­ся к муд­ро­сти. (7) Пусть мы зна­ем, что наш нрав непо­дат­лив и труден для исправ­ле­ния, но мы идем через пре­гра­ды. Так будем сра­жать­ся и при­зо­вем кого-нибудь на помощь.

«Но кого мне при­звать? Того или это­го?» — Обра­тись хотя бы к пред­кам: у них доволь­но досу­га, а помочь нам могут не толь­ко живу­щие, но и жив­шие преж­де. (8) А из ныне живу­щих сле­ду­ет выби­рать не таких, кто без­оста­но­воч­но сып­лет сло­ва­ми, повто­ряя общие места, и соби­ра­ет слу­ша­те­лей по част­ным домам, но таких, кто учит жить³, кто, гово­ря, что́ нуж­но делать, дока­зы­ва­ет это делом, кто, поучая, чего сле­ду­ет чуж­дать­ся, сам ни разу не был пой­ман на том, от чего велит бежать. Выби­рай себе в помощ­ни­ки того, кому боль­ше уди­вишь­ся, увидев, чем услы­шав. (9) Я не запре­щаю тебе слу­шать и тех, кто при­вык рас­суж­дать перед пуб­ли­кой, если толь­ко они вышли к тол­пе затем, чтобы сде­лать ее луч­ше и стать луч­ше самим, а не тще­сла­вия ради. Что может быть постыд­нее, чем фило­со­фия, ищу­щая руко­плес­ка­ний? Раз­ве боль­ной хва­лит вра­ча с ножом? (10) Мол­чи­те, бла­го­го­вей­те и дай­те себя лечить! А если вы и под­ни­ме­те голос, то пусть я услы­шу лишь стон, вырван­ный при­кос­но­ве­ни­ем к ваше­му поро­ку. Вы хоти­те пока­зать, как вы вни­ма­тель­ны, до чего вас взвол­но­ва­ло вели­чие пред­ме­та? Пожа­луй­те! С чего мне запре­щать вам судить самим и подать голос за луч­шее? У Пифа­го­ра уче­ни­ки долж­ны были мол­чать пять лет; так неуже­ли, по-тво­е­му, им раз­ре­ша­лось сра­зу и заго­во­рить, и начать хва­лить? (11) Но как вели­ко безу­мие того, кто покида­ет круг слу­ша­те­лей, раду­ясь вос­тор­жен­ным кри­кам невежд? Что ты весе­лишь­ся, если тебя хва­лят люди, кото­рых сам ты не можешь похва­лить? Фаби­ан гово­рил перед пуб­ли­кой, но слу­ша­ли его скром­но, толь­ко ино­гда выры­вал­ся гром­кий крик одоб­ре­нья, вызван­ный, одна­ко, вели­чи­ем пред­ме­та, а не зву­ча­ни­ем без­обид­ной и плав­но лью­щей­ся речи. (12) Пусть все же будет раз­ни­ца меж­ду кри­ка­ми в теат­ре и в шко­ле! Ведь и хва­лить мож­но раз­нуздан­но.

Если при­смот­реть­ся, каж­дая вещь есть при­знак дру­гой вещи, и мож­но понять нрав чело­ве­ка по мель­чай­шим ули­кам. Бес­стыд­но­го выда­ют и поход­ка, и дви­же­ния руки, и один какой-нибудь ответ, и мане­ра под­но­сить палец к голо­ве или косить гла­за­ми, бес­чест­но­го — какой-нибудь сме­шок, безум­но­го — выра­же­ние лица и осан­ка. Все это обна­ру­жи­ва­ет себя через при­ме­ты. И ты о каж­дом узна­ешь, каков он, если поглядишь, как он хва­лит и как его хва­лят. (13) Слу­ша­те­ли со всех сто­рон тянут к фило­со­фу руки, вос­хи­щен­ная тол­па тес­нит­ся над самой его голо­вой. Это, понят­ное дело, уже не похва­лы, а про­сто вопли. Пусть луч­ше такие голо­са оста­нут­ся на долю искусств, наме­рен­но угож­даю­щих наро­ду; а фило­со­фии подо­ба­ет бла­го­го­ве­ние. (14) Юно­шам пусть будет ино­гда поз­во­ле­но под­дать­ся душев­но­му поры­ву, — но толь­ко тогда, когда есть этот порыв, когда они не могут при­нудить себя к мол­ча­нию. Такая похва­ла уси­ли­ва­ет рве­ние самих слу­ша­те­лей и под­сте­ги­ва­ет души моло­де­жи. Но рве­ние это долж­но быть направ­ле­но на дело, а не на склад­ные сло­ва, не то крас­но­ре­чие вредит, вызы­вая жела­ние не дей­ст­во­вать, а про­из­но­сить речи.

(15) Но покуда я отло­жу эти вопро­сы, кото­рые тре­бу­ют осо­бо­го и дол­го­го рас­смот­ре­ния: как гово­рить перед слу­ша­те­ля­ми, что мож­но поз­во­лить себе в их при­сут­ст­вии и что — слу­ша­те­лям в сво­ем при­сут­ст­вии. Ведь фило­со­фия, выстав­ля­ясь, слов­но про­даж­ная жен­щи­на, без сомне­ния тер­пит ущерб; но в соб­ст­вен­ном свя­ти­ли­ще она может явить­ся гла­зам людей, если най­дет не тор­гов­ца, а жре­ца. Будь здо­ров.