История Рима от основания города

Книга IV, гл. 41

41. (1) Гово­рят, ответ­ная речь Тем­па­ния была безыс­кус­на и по-сол­дат­ски стро­га, в ней не было ни тще­сла­вия, ни зло­рад­ства из-за чужих пре­ступ­ле­ний. (2) Не ему, вои­ну, ска­зал он, судить о том, насколь­ко све­дущ в воен­ном деле Гай Сем­п­ро­ний, его пол­ко­во­дец: это реша­ли рим­ляне, когда изби­ра­ли его кон­су­лом. (3) Пусть поэто­му его не спра­ши­ва­ют ни о пол­ко­вод­че­ском опы­те, ни о досто­ин­ствах кон­су­ла, пусть раз­мыш­ля­ют об этом дру­гие вели­кие умы и такие же даро­ва­ния. (4) Но о том, что сам видел, он ска­зать может. А видел он, пока отряд еще не был отре­зан, что кон­сул сра­жа­ет­ся в пер­вых рядах, обо­д­ряя сво­их, что он сну­ет сре­ди рим­ских зна­мен и вра­же­ских стрел. (5) А потом они поте­ря­ли друг дру­га из виду, но по уда­рам и кри­кам он заклю­чил, что бой затя­нул­ся до самой ночи, и вполне уве­рен, что к удер­жи­вае­мо­му им хол­му кон­сул не смог про­рвать­ся из-за мно­го­чис­лен­но­сти непри­я­те­ля. (6) Где нахо­дит­ся вой­ско, он не зна­ет, но пола­га­ет, что, как и сам он, когда поло­же­ние сде­ла­лось угро­жаю­щим, спря­тал­ся с отрядом в хоро­шо защи­щен­ном месте, так и кон­сул, чтобы сохра­нить вой­ско, стал лаге­рем в более без­опас­ном месте. (7) Он не верит, чтобы у воль­сков дела обсто­я­ли луч­ше, чем у рим­лян. Та роко­вая ночь вызва­ла все­об­щую сумя­ти­цу у тех и дру­гих. Он про­сил, чтобы его, изну­рен­но­го рат­ным трудом и рана­ми, не задер­жи­ва­ли, и был отпу­щен с боль­ши­ми поче­стя­ми, возда­вае­мы­ми ему за скром­ность не в мень­шей мере, чем за отва­гу. (8) Тем вре­ме­нем кон­сул под­хо­дил уже по Лаби­кан­ской доро­ге к хра­му Спо­кой­ст­вия⁹¹. Из горо­да туда высла­ли вьюч­ных живот­ных с повоз­ка­ми, чтобы забрать вой­ско, силы кото­ро­го после сра­же­ния и ноч­но­го пере­хо­да были на исхо­де. (9) Вско­ре после это­го в Рим вошел кон­сул, кото­рый столь же рья­но отво­дил от себя вину, сколь возда­вал заслу­жен­ную хва­лу Тем­па­нию. (10) Огор­чен­ные сквер­ным веде­ни­ем вой­ны и раз­гне­ван­ные на пол­ко­вод­цев, граж­дане суди­ли Мар­ка Посту­мия, кото­рый в войне с Вей­я­ми был воен­ным три­бу­ном с кон­суль­ской вла­стью, и оштра­фо­ва­ли его на десять тысяч тяже­лых ассов⁹². Его сото­ва­ри­ща Тита Квинк­ция, сва­ли­вав­ше­го на него, уже осуж­ден­но­го, всю вину за слу­чив­ше­е­ся, три­бы оправ­да­ли, памя­туя об его уда­чах в быт­ность кон­су­лом в войне про­тив воль­сков под пред­во­ди­тель­ст­вом дик­та­то­ра Посту­мия Тубер­та и лега­том под Фиде­на­ми при дру­гом дик­та­то­ре, Мамер­ке Эми­лии. Гово­рят, его выру­чи­ла память об его отце, Цин­цин­на­те, чело­ве­ке, чти­мом все­ми, и Капи­то­лин Квинк­ций⁹³ на зака­те дней слез­но молил судей о том, чтобы ему не при­шлось достав­лять Цин­цин­на­ту столь печаль­ное изве­стие⁹⁴.