История Рима от основания города

Книга IV

т. I, с. 178 1. (1) Затем кон­су­ла­ми ста­ли Марк Гену­ций и Гай Кур­ций. Тот год [445 г.] был недоб­рым как в домаш­них делах, так и в воен­ных. Уже в самом его нача­ле три­бун Гай Кану­лей обна­ро­до­вал пред­ло­же­ние (2) о доз­во­ле­нии закон­ных бра­ков меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми¹, в чем пат­ри­ции усмот­ре­ли угро­зу чисто­те их кро­ви и упо­рядо­чен­но­сти родо­вых прав². Три­бу­ны пона­ча­лу осто­рож­но заго­во­ри­ли о том, чтобы один из кон­су­лов мог быть пле­бе­ем, и дошло нако­нец до того, что девять три­бу­нов пред­ло­жи­ли закон, (3) соглас­но кото­ро­му народ имел бы пра­во изби­рать кон­су­лов по сво­е­му усмот­ре­нию, из пат­ри­ци­ев ли или из пле­бе­ев, — в этом слу­чае, по мне­нию пат­ри­ци­ев, им при­шлось бы не делить­ся вла­стью с пле­бе­я­ми, но попро­сту усту­пить всю ее тол­пе.

(4) Вот поче­му в сена­те с такой радо­стью встре­ти­ли весть о том, что отпа­ли арде­яне (у кото­рых рим­ляне без­за­кон­ным судей­ст­вом отня­ли часть зем­ли), что вей­яне разо­ря­ют погра­нич­ные зем­ли, а воль­ски и эквы роп­щут из-за укреп­ле­ния Верру­ги­ны³: настоль­ко вой­на, даже без­успеш­ная, была для пат­ри­ци­ев пред­по­чти­тель­ней постыд­но­го мира. (5) При­няв и пре­уве­ли­чив эти изве­стия, дабы шумом вой­ны заглу­шить голо­са три­бу­нов, сенат поста­но­вил про­из­ве­сти набор вой­ска и гото­вить­ся к войне с еще боль­шим, если воз­мож­но, рве­ни­ем, чем в кон­суль­ство Тита Квинк­ция. (6) Тогда Гай Кану­лей про­из­нес в сена­те речь: ника­ким запу­ги­ва­ни­ем, ска­зал он, не отвлечь кон­су­лам пле­бе­ев от помыс­лов о новых зако­нах; покуда он жив, не бывать набо­ру, преж­де чем пле­беи не при­мут реше­ние о том, что пред­ло­же­но им и его сото­ва­ри­ща­ми. Тут же он созвал пле­бе­ев на сход­ку.

2. (1) Меж тем кон­су­лы настра­и­ва­ли сенат про­тив три­бу­нов, а три­бу­ны — народ про­тив кон­су­лов. Безум­ство три­бу­нов, гово­ри­ли кон­су­лы, дела­ет­ся нестер­пи­мым: даль­ше некуда — в Горо­де раз­жи­га­ет­ся боль­ше войн, чем в чужих зем­лях. И виной тому — как народ, так и пат­ри­ции, как три­бу­ны, так и кон­су­лы. (2) Что в государ­стве воз­на­граж­да­ет­ся, то все­гда быст­ро и раз­рас­та­ет­ся: так вос­пи­ты­ва­ют­ся доб­рые граж­дане и храб­рые вои­ны. (3) А в Риме ничто не воз­на­граж­да­ет­ся луч­ше, чем мяте­жи: они все­гда при­но­си­ли ува­же­ние и почет всем и каж­до­му. (4) Пусть пораз­мыс­лят сена­то­ры, в чем состо­я­ло вели­чие сосло­вия, уна­сле­до­ван­ное ими от их отцов, таким ли они его пере­да­дут сво­им сыно­вьям; и чем могут похва­лять­ся пле­беи, гово­ря о с.179 сво­ей воз­рос­шей силе и сла­ве. И это­му нет и не будет кон­ца, пока мяте­жи име­ют успех, а зачин­щи­ки мяте­жей в такой чести. (5) К чему кло­нит Кану­лей, и с таким упор­ст­вом? К тому, чтобы роды сме­ша­лись в сброд, чтобы поко­ле­бал­ся чин обще­ст­вен­ных и част­ных пти­це­га­да­ний, чтобы не оста­лось ниче­го не испор­чен­но­го, ниче­го бес­при­мес­но­го, чтобы с утра­тою всех раз­ли­чий никто не знал бы уже ни себя, ни сво­их? (6) Что такое эти сме­шан­ные бра­ки, как не про­стое, слов­но у диких зве­рей, спа­ри­ва­ние меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми? Чтобы появив­ший­ся. на свет не знал, чьей он кро­ви, чьим при­ча­стен свя­ты­ням⁴, — полу­пат­ри­ций, полупле­бей, сам с собой в раз­ла­де! (7) Но недо­ста­точ­ным кажет­ся сме­шать порядок боже­ский и чело­ве­че­ский: под­стре­ка­те­ли чер­ни уже рвут­ся к кон­суль­ству! Спер­ва они. лишь про­из­но­си­ли речи, доби­ва­ясь того, чтобы одним из кон­су­лов был пле­бей⁵, а теперь уже тре­бу­ют и зако­на, соглас­но кото­ро­му народ изби­рал бы кон­су­лов из пат­ри­ци­ев, из пле­бе­ев ли по сво­е­му про­из­во­лу! Ясно, что избра­ны будут из пле­бе­ев мятеж­ней­шие и ста­нут кон­су­ла­ми Кану­леи да Ици­лии. (8) Да не попу­стит Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший, чтобы власть, отме­чен­ная цар­ским вели­чи­ем, пала столь низ­ко! Луч­ше тыся­чу раз уме­реть, чем сно­сить такой позор. (9) Нет сомне­ния, что наши пред­ки, если бы мог­ли пред­видеть, что уступ­ка­ми не смяг­чат народ, а лишь озло­бят в его все более неспра­вед­ли­вых при­тя­за­ни­ях, с само­го нача­ла реши­лись бы на самую отча­ян­ную борь­бу, но не под­чи­ни­ли бы себя при­ня­тым тогда зако­нам. (10) Ведь как тогда усту­пи­ли тол­пе с три­бу­на­том, так при­хо­ди­лось усту­пать и потом. (11) И это­му нет кон­ца: не могут ужить­ся в одном государ­стве народ­ные три­бу­ны и сена­то­ры: либо сосло­вье одних, либо долж­ность дру­гих долж­ны пере­стать суще­ст­во­вать; луч­ше позд­но вос­про­ти­вить­ся наг­ло­сти и без­рас­суд­ству, чем нико­гда. (12) Неужто им дано спер­ва без­на­ка­зан­но сеять чре­ва­тые вой­ною раздо­ры с соседя­ми, а потом мешать сограж­да­нам воору­жать­ся и обо­ро­нять­ся от тех, кого сами же и под­стрек­ну­ли? Толь­ко что не при­гла­сив к нам непри­я­те­ля, они не дают собрать про­тив него опол­че­ние, а Кану­лей даже сме­ет объ­яв­лять в сена­те, что запре­тит набор вой­ска, (13) если сена­то­ры, слов­но побеж­ден­ные, не утвер­дят его зако­ны! Что это, как не угро­за пре­дать оте­че­ство, дождать­ся напа­де­ния и сдать­ся? Кого долж­ны вооду­ше­вить эти при­зы­вы? Нет, не рим­лян, но воль­сков, эквов, вей­ян. (14) Уж не под води­тель­ст­вом ли Кану­лея наде­ют­ся они взой­ти на капи­то­лий­ские твер­ды­ни? Но если три­бу­ны, отняв у пат­ри­ци­ев их пра­ва и вели­чие, не лиши­ли их так­же и муже­ства, то кон­су­лы гото­вы вести их преж­де про­тив пре­ступ­ных сограж­дан, а потом уж про­тив воору­жен­ных вра­гов.

3. (1) Пока в сена­те кипе­ли такие стра­сти, Гай Кану­лей высту­пил в защи­ту сво­их зако­нов и про­тив кон­су­лов с такою про­стран­ною речью: (2) «Я и преж­де, кви­ри­ты, не раз заме­чал, с.180 как гну­ша­ют­ся вами пат­ри­ции, счи­тая вас недо­стой­ны­ми жить с ними в тех же самых сте­нах еди­но­го Горо­да; теперь это мне совер­шен­но ясно — с такой яро­стью опол­чи­лись они на наши пред­ло­же­ния, (3) в кото­рых нет ниче­го ино­го, кро­ме напо­ми­на­ния о том, что мы — их сограж­дане и хоть раз­ный у нас доста­ток, но оте­че­ство — то же самое. Пред­ла­га­ем же мы все­го две вещи. (4) Пер­вое: мы тре­бу­ем пра­во на закон­ный брак, кото­рое обыч­но пре­до­став­ля­ет­ся и соседям, и чуже­зем­цам⁶: ведь даже побеж­ден­ным вра­гам мы дару­ем пра­во граж­дан­ства⁷, кото­рое куда как важ­ней. (5) Вто­рое: мы не тре­бу­ем ниче­го ново­го, а лишь домо­га­ем­ся того, что и так уже при­над­ле­жит наро­ду рим­ско­му, — пра­ва вве­рять власть тому, кому он сам поже­ла­ет. (6) Поче­му же в ответ они под­ня­ли такую бурю, поче­му чуть ли не напа­да­ют на меня в сена­те, поче­му гото­вы дать волю рукам и осквер­нить наси­ли­ем освя­щен­ный непри­кос­но­вен­но­стью сан три­бу­на? (7) Если рим­ско­му наро­ду будет дано пра­во сво­бод­но выби­рать тех, кому хочет он вве­рить кон­суль­ские пол­но­мо­чия, и пле­бей, достой­ный выс­шей, самой высо­кой долж­но­сти, не будет лишен надеж­ды ее полу­чить, то неуже­ли не усто­ит Город? Да раз­ве вопрос, “не быть ли пле­бею кон­су­лом”, рав­но­зна­чен тому, как если бы в кон­су­лы пред­ла­гал­ся раб или отпу­щен­ник?⁸ (8) Чув­ст­ву­е­те ли вы теперь, како­во их к вам пре­зре­ние? Будь это воз­мож­но, они отня­ли бы у вас и вашу долю днев­но­го све­та; их бесит уже то, что вы дыши­те, что пода­е­те голос, что име­е­те чело­ве­че­ский облик, (9) и вот — боги мило­сти­вые — они объ­яв­ля­ют, что нече­сти­во делать пле­бея кон­су­лом. Так вы дума­е­те, мы, не имея досту­па ни к фастам, ни к запи­сям пон­ти­фи­ков⁹, не веда­ем и того, что зна­ет любой чуже­зе­мец? Что когда-то кон­су­лы сме­ни­ли у вла­сти царей, что пра­ва их и власть не боль­ше, чем неко­гда цар­ские? (10) Или вы сомне­ва­е­тесь в том, что когда-то по воле наро­да и утвер­жде­нию сена­та цар­ст­во­вал в Риме Нума Пом­пи­лий, не толь­ко не пат­ри­ций, но даже и не рим­ля­нин, а при­ше­лец из сабин­ской зем­ли? (11) Ну а Луций Тарк­ви­ний, объ­яв­лен­ный царем при живых наслед­ни­ках Анка, — он ведь не толь­ко не рим­ля­нин, и даже не ита­ли­ец, а посе­лив­ший­ся в Тарк­ви­ни­ях сын корин­фя­ни­на Дема­ра­та. (12) И раз­ве Сер­вий Тул­лий, сын плен­ной кор­ни­ку­лан­ки, не при­род­ной доб­ле­стью одер­жал цар­скую власть: его мате­рью ведь была рабы­ня, а отцом, ста­ло быть, никто. А что гово­рить о Тите Тации Сабине, с кото­рым сам Ромул, отец наше­го Горо­да, разде­лил цар­скую власть? (13) Толь­ко так, не оттал­ки­вая спе­си­во нико­го, в ком блес­ну­ла доб­лесть, и смог под­нять­ся в сво­ем вели­чии Рим. Вам теперь стыд­но иметь в кон­су­лах пле­бея, а вот пред­ки наши не гну­ша­лись и при­гла­шен­ны­ми царя­ми, изгна­ние кото­рых отнюдь не закры­ло город для достой­но­го чуже­зем­ца. (14) Сабин­ский род Клав­ди­ев уже после изгна­ния царей был удо­сто­ен не толь­ко граж­дан­ства, но при­нят даже в чис­ло пат­ри­ци­ан­ских. (15) с.181 Зна­чит, чуже­зе­мец мог стать пат­ри­ци­ем, мог стать потом кон­су­лом, а рим­ско­му граж­да­ни­ну, если он пле­бей, не будет надеж­ды на кон­суль­ство? (16) Что ж, нам оста­ет­ся толь­ко не верить, буд­то и сре­ди пле­бе­ев оты­щет­ся муж отваж­ный и често­лю­би­вый, что и на войне хорош и в мир­ной жиз­ни, — сло­вом, похо­жий на Нуму, Тарк­ви­ния, Сер­вия Тул­лия. (17) Но, и объ­явись такой, к кор­ми­лу государ­ства мы его не под­пу­стим — пред­по­чтем иметь кон­су­лов, подоб­ных децем­ви­рам, худ­шим из смерт­ных (хоть все они были пат­ри­ции), а не луч­шим из царей, хоть и новым людям.

4. (1) Но ведь с тех пор, как изгна­ли царей, никто из пле­бе­ев не был кон­су­лом. Что ж из того? Неужто нет боль­ше надоб­но­сти в пере­ме­нах? И если что-то до сих пор не вошло в оби­ход, а в моло­дом государ­стве мно­гое не успе­ва­ет вой­ти в оби­ход, то сле­ду­ет ли отсюда, что новое, пусть даже полез­ное, не может быть при­ня­то? (2) Ни пон­ти­фи­ков, ни авгу­ров при Рому­ле не было — учредил их Нума Пом­пи­лий¹⁰. Не было в государ­стве ни цен­за, рас­пре­де­ле­ния граж­дан по цен­ту­ри­ям и раз­рядам, все это — дело Сер­вия Тул­лия¹¹. (3) Нико­гда преж­де не было кон­су­лов — их учреди­ли лишь по изгна­нии царей. Дик­та­тор­ской вла­сти и зва­ния не было — они появи­лись при наших отцах. Народ­ных три­бу­нов, эди­лов и кве­сто­ров не было — эти долж­но­сти учреж­да­лись по мере надоб­но­сти. Долж­ность децем­ви­ров для запи­си зако­нов и учреж­де­на и отме­не­на в послед­нее деся­ти­ле­тие. (4) Да и неужто в Горо­де, создан­ном на века и рас­ту­щем, не зная пре­де­ла, мож­но обой­тись без учреж­де­ния новых граж­дан­ских и жре­че­ских долж­но­стей, без новых пра­во­вых уста­нов­ле­ний? (5) И не децем­ви­ры ли все­го каких-нибудь три-четы­ре года назад пред­ло­жи­ли это самое запре­ще­ние бра­ков меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми, нане­ся вели­кий вред государ­ству и поправ пра­ва пле­бе­ев?

Воз­мож­но ли боль­шее и столь откро­вен­ное глум­ле­ние над сограж­да­на­ми, кото­рые, точ­но запят­нан­ные¹², сочте­ны недо­стой­ны­ми закон­но­го бра­ка. (6) Что это — зато­че­ние в сте­нах соб­ст­вен­но­го дома или, напро­тив, изгна­ние? Не поз­во­ляя нам всту­пать с ними ни в свой­ство́, ни в род­ство, они охра­ня­ют чистоту кро­ви. (7) Но если такие бра­ки пят­на­ли эту вашу родо­ви­тость, кото­рою, кста­ти, вы отча­сти обя­за­ны аль­бан­цам и саби­ня­нам, попол­нив­шим пат­ри­ци­ан­ские роды не пото­му, что были знат­ны, а по выбо­ру царей или — после их изгна­ния — по воле наро­да, так поче­му же вы не смог­ли сохра­нить в чисто­те свою родо­ви­тость, не женясь на пле­бей­ках и не отда­вая сво­их доче­рей и сестер в жены пле­бе­ям? (8) Никто из пле­бе­ев не при­чи­нит наси­лие девуш­ке пат­ри­ци­ан­ке; до таких забав охо­чи пат­ри­ции. Никто не заста­вит заклю­чать брач­ный дого­вор про­тив воли. (9) Но запрет и отме­на закон­ных бра­ков меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми пре­сле­ду­ют лишь одну цель — уни­зить пле­бе­ев. В самом деле, поче­му вам тогда не запре­тить закон­ные бра­ки меж­ду бога­ты­ми и бед­ны­ми? (10) То, что везде и всюду было част­ным делом с.182 каж­до­го, — кому в какой дом при­во­дить жену, из како­го дома при­хо­дить за женой мужу¹³ — вы заби­ва­е­те в колод­ки над­мен­ней­ше­го зако­на, гро­зя рас­ко­лоть граж­дан и сде­лать из одно­го граж­дан­ства — два. (11) Вам оста­лось толь­ко неру­ши­мо поста­но­вить, чтобы пле­бей не селил­ся рядом с пат­ри­ци­ем, не ходил по одной с ним доро­ге, не участ­во­вал в общем засто­лье, не сто­ял на одном фору­ме. Чем же, ска­жи­те, это отли­ча­ет­ся от женить­бы пат­ри­ция на пле­бей­ке или пле­бея — на пат­ри­ци­ан­ке? Да где же тут изме­не­ние пра­ва? Раз­ве не отцу сле­ду­ют сыно­вья?¹⁴ (12) И нам от пра­ва на закон­ный брак с вами нуж­но толь­ко одно: чтобы вы виде­ли в нас и людей, и сограж­дан. У вас нет ника­ких дово­дов в этом спо­ре, кро­ме раз­ве жела­ния нас уни­зить и обес­че­стить.

5. (1) Так кому же при­над­ле­жит выс­шая власть — вам или рим­ско­му наро­ду? А изгна­ние царей послу­жи­ло не все­об­ще­му рав­но­пра­вию, что оно дало и кому: вла­ды­че­ство вам или рав­ную сво­бо­ду всем? (2) Сле­ду­ет ли доз­во­лить рим­ско­му наро­ду при­ни­мать закон, если он поже­ла­ет, или отныне, в ответ на любое зако­но­пред­ло­же­ние, вы буде­те объ­яв­лять воин­ский набор? И, как толь­ко я, три­бун, созо­ву три­бы для голо­со­ва­ния, ты, кон­сул, тот­час при­ведешь моло­дежь к при­ся­ге, и уведешь в лагерь, и будешь оттуда гро­зить наро­ду, гро­зить три­бу­нам? (3) Не убеж­да­лись ли вы уже два­жды¹⁵, что угро­зы ведут лишь к спло­че­нию пле­бе­ев? Или вы отка­за­лись от схват­ки, заботясь о нашей поль­зе? А может, более силь­ный ока­зал­ся и более сдер­жан­ным? (4) Да и теперь, кви­ри­ты, бит­вы не будет, ведь до сих пор они испы­ты­ва­ли толь­ко ваше муже­ство и не будут испы­ты­вать вашу силу. (5) Прав­ду или нет гово­ри­те вы, кон­су­лы, об угро­жаю­щих нам ото­всюду вой­нах, — пле­беи гото­вы пови­но­вать­ся вам, если вы вос­ста­но­ви­те пра­во закон­но­го бра­ка и сде­ла­е­те это граж­дан­ство еди­ным; если они смо­гут сжить­ся, соеди­нить­ся, сме­шать­ся с вами в част­ной жиз­ни; если надеж­да на долж­но­сти, если доступ к ним будут даны мужам дея­тель­ным и храб­рым; если в согла­сии, в това­ри­ще­стве будет делать­ся общее дело; если, как того тре­бу­ет рав­ная сво­бо­да, каж­до­му еже­год­ная сме­на долж­ност­ных лиц поз­во­лит попе­ре­мен­но то под­чи­нять­ся, то повеле­вать. (6) Но, если кто-нибудь вос­пре­пят­ст­ву­ет это­му, може­те и впредь сеять слу­хи, пре­уве­ли­чи­вая опас­но­сти вой­ны: никто не станет запи­сы­вать­ся в вой­ско, брать­ся за ору­жие, сра­жать­ся за над­мен­ных гос­под, с кото­ры­ми нету общ­но­сти прав: в делах государ­ства на долж­но­сти, в част­ных делах — на закон­ный брак».

6. (1) Когда кон­су­лы яви­лись в собра­ние, а обмен реча­ми обер­нул­ся пере­бран­кой, один из них на вопрос три­бу­на, поче­му не может стать пле­бей кон­су­лом, (2) дал ответ, быть может и вер­ный, но почти бес­по­лез­ный в спо­ре. Он ска­зал, что никто из пле­бе­ев не посвя­щен в пти­це­га­да­ния¹⁶, из-за чего децем­ви­ры и запре­ти­ли им бра­ки с пат­ри­ци­я­ми, чтоб с.183 сомни­тель­ное потом­ство не поко­ле­ба­ло чина обряда. (3) Отказ посвя­ще­ния в тай­ны пти­це­га­да­ний на том осно­ва­нии, что бес­смерт­ные боги яко­бы гну­ша­ют­ся пле­бе­я­ми, осо­бен­но рас­па­лял их гнев. Стра­сти — ведь и три­бун пле­бе­ям попал­ся горя­чий, и сами они упрям­ст­вом мог­ли с ним поспо­рить — улег­лись не преж­де, чем побеж­ден­ные сена­то­ры усту­пи­ли в спо­ре о сме­шан­ных бра­ках, (4) рас­счи­ты­вая преж­де все­го на то, что три­бу­ны либо вовсе отка­жут­ся от тре­бо­ва­ния о кон­суль­стве для пле­бе­ев, либо отсро­чат его до кон­ца вой­ны, меж­ду тем как, удо­вле­тво­рен­ные зако­ном о бра­ках, пле­беи не ста­нут про­ти­вить­ся набо­ру.

(5) Одна­ко победою над сена­том и сво­им вли­я­ни­ем на пле­бе­ев Кану­лей столь воз­вы­сил­ся, что дру­гие три­бу­ны, под­стре­кае­мые к сопер­ни­че­ству с ним, при­ня­лись все­ми сила­ми отста­и­вать свое пред­ло­же­ние и пре­пят­ст­во­вать набо­ру как раз тогда, когда слу­хи о войне ста­ли уси­ли­вать­ся день ото дня. (6) Кон­су­лы сове­ща­лись со знат­ней­ши­ми сена­то­ра­ми с гла­зу на глаз — ибо в откры­тую дей­ст­во­вать через сенат из-за вме­ша­тель­ства три­бу­нов было невоз­мож­но¹⁷. Было ясно, что усту­пить победу при­дет­ся либо вра­гу, либо сограж­да­нам. (7) Из быв­ших кон­су­лов в сове­ща­ни­ях не участ­во­ва­ли толь­ко Вале­рий и Гора­ций. По мне­нию Гая Клав­дия, кон­су­лам сле­до­ва­ло дей­ст­во­вать про­тив три­бу­нов силой. Квинк­ции — Цин­цин­нат и Капи­то­лин — про­ти­ви­лись неми­ну­е­мо­му наси­лию и убий­ству тех, кто по заклю­чен­но­му с пле­бе­я­ми дого­во­ру был при­знан непри­кос­но­вен­ным. (8) После всех сове­ща­ний реши­ли, чтобы сена­то­ры допу­сти­ли избра­ние воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью — и из пат­ри­ци­ев и из пле­бе­ев без раз­ли­чий, в порядок же избра­ния кон­су­лов ника­ких изме­не­ний вне­се­но не было. И этим удо­воль­ст­во­ва­лись и три­бу­ны, и про­стой народ. (9) Назна­ча­ют­ся выбо­ры трех три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью¹⁸. Тот­час по назна­че­нии выбо­ров домо­гать­ся долж­но­сти, шны­ряя по горо­ду и ища у людей под­держ­ки, ста­ли те, кто реча­ми или делом при­чи­ня­ли когда-либо более все­го бес­по­койств, и осо­бен­но быв­шие три­бу­ны. (10) Пат­ри­ции про­ник­лись ужа­сом, спер­ва отча­яв­шись при таком озлоб­ле­нии тол­пы полу­чить долж­ность, а затем воз­не­го­до­вав на то, что с таки­ми людь­ми им пред­сто­ит в этой долж­но­сти пре­бы­вать. В кон­це кон­цов, все-таки убеж­ден­ные пер­вей­ши­ми из них, они предъ­яви­ли свои пра­ва, чтобы не каза­лось, буд­то они усту­пи­ли управ­ле­ние государ­ст­вом. (11) Исход выбо­ров пока­зал, что с одни­ми настро­е­ни­я­ми борют­ся за сво­бо­ду и досто­ин­ство и с дру­ги­ми — выно­сят бес­при­страст­ное реше­ние, когда борь­ба уже окон­че­на. Ведь три­бу­на­ми народ выбрал одних пат­ри­ци­ев, доволь­ст­ву­ясь уже тем, что с инте­ре­са­ми пле­бе­ев посчи­та­лись. (12) Где теперь сыщешь даже в одном чело­ве­ке такие скром­ность, спра­вед­ли­вость и высоту духа, какие в те вре­ме­на были при­су­щи цело­му наро­ду?

7. (1) На три­ста деся­тый от осно­ва­ния Рима год [444 г.] впер­вые всту­пи­ли в долж­ность воен­ные три­бу­ны, заме­стив­шие с.184 кон­су­лов: Авл Сем­п­ро­ний Атра­тин, Луций Ати­лий и Тит Клу­и­лий, чье соглас­ное прав­ле­ние обес­пе­чи­ло и мир с соседя­ми. (2) Неко­то­рые авто­ры пола­га­ют, что, так как вой­на с эква­ми и вольска­ми и отпа­де­ние арде­ян усу­гу­би­лись вой­ною с вей­я­на­ми, два кон­су­ла не спра­ви­лись бы со столь­ки­ми вой­на­ми, пото­му и избра­ны были три воен­ных три­бу­на; при этом они даже не упо­ми­на­ют зако­но­пред­ло­же­ние об избра­нии кон­су­лов из пле­бе­ев с вру­че­ни­ем им кон­суль­ской вла­сти и ее зна­ков¹⁹. (3) Долж­ность воен­ных три­бу­нов так и не полу­чи­ла закон­но­го утвер­жде­ния, ибо спу­стя три меся­ца три­бу­ны сло­жи­ли с себя пол­но­мо­чия как огреш­но избран­ные, пото­му что Гай Кур­ций, кото­рый про­во­дил выбо­ры, не вполне пра­виль­но поста­вил шатер для пти­це­га­да­ний²⁰.

(4) В Рим яви­лись послы из Ардеи, так жалу­ясь на при­тес­не­ния, что было ясно: сто­ит им дать послаб­ле­ние — воз­вра­тить отня­тую зем­лю, и они сохра­нят вер­ность дого­во­ру о друж­бе. (5) От сена­та был им ответ, что отме­нить реше­ние наро­да сенат не может, нет для того ни при­ме­ра, ни пра­ва, а глав­ное, сена­то­ры оза­бо­че­ны тем, чтобы сохра­нить согла­сие сосло­вий. (6) Если арде­яне хотят дожи­дать­ся сво­его часа, то пусть пре­до­ста­вят сена­ту заботу о вос­ста­нов­ле­нии спра­вед­ли­во­сти — впо­след­ст­вии они будут сами рады, что сдер­жа­ли свой гнев, и пусть зна­ют, что сена­то­ры рав­но оза­бо­че­ны как тем, чтобы не было им новых обид, так и тем, чтобы преж­ние не ока­за­лись черес­чур дол­ги­ми. (7) Итак, послов, обе­щав­ших доло­жить сво­им обо всем этом деле, отпу­сти­ли с лас­кой.

Когда государ­ство оста­лось без выс­ших долж­ност­ных лиц, пат­ри­ции собра­лись и назна­чи­ли интеррек­са. Спо­ра­ми о том, кого избрать — кон­су­лов или воен­ных три­бу­нов, было заня­то затя­нув­ше­е­ся меж­ду­вла­стие. (8) Интеррекс и сенат наста­и­ва­ли на избра­нии кон­су­лов, а народ­ные три­бу­ны и пле­беи — на том, чтобы избра­ны были воен­ные три­бу­ны. Верх взя­ли пат­ри­ции, ибо пле­беи, наме­ре­ва­ясь воз­ло­жить на пат­ри­ци­ев отправ­ле­ние как той, так и дру­гой долж­но­сти, оста­ви­ли напрас­ный спор, (9) и вожди пле­бе­ев пред­по­чи­та­ли выбо­ры, в кото­рых им не при­шлось бы участ­во­вать, тем, в кото­рых они вынуж­де­ны были бы усту­пить как недо­стой­ным избра­ния. И народ­ные три­бу­ны тоже оста­ви­ли бес­по­лез­ную борь­бу в уго­ду вождям пат­ри­ци­ев. (10) Интеррекс Тит Квинк­ций Бар­бат назна­чил кон­су­ла­ми Луция Папи­рия Муги­ла­на и Луция Сем­п­ро­ния Атра­ти­на. В их кон­суль­ство был воз­об­нов­лен дого­вор с арде­я­на­ми²¹; и это дока­зы­ва­ет, что они были кон­су­ла­ми того года [444 г.], хотя ни в ста­рых лето­пи­сях, ни в спис­ках долж­ност­ных лиц²² они не упо­мя­ну­ты. (11) Я пола­гаю, что прав­ле­ние воен­ных три­бу­нов при­шлось на нача­ло года, из-за чего име­на избран­ных вме­сто них кон­су­лов были про­пу­ще­ны, как если бы три­бу­ны оста­ва­лись у вла­сти весь год. (12) Лици­ний Макр²³ пишет, что их име­на зна­чат­ся в дого­во­ре с арде­я­на­ми и в полот­ня­ных кни­гах²⁴ хра­ма Моне­ты²⁵.

с.185 И за рубе­жа­ми — хоть часто гро­зи­ли вой­ной соседи — и в Горо­де было спо­кой­но.

8. (1) За этим годом — был ли он отме­чен одни­ми три­бу­на­ми или так­же избран­ны­ми им на сме­ну кон­су­ла­ми — сле­ду­ет дру­гой, когда несо­мнен­но были кон­су­ла­ми Марк Гега­ний Маце­рин во вто­рой и Тит Квинк­ций Капи­то­лин в пятый раз [443 г.]. (2) Этот же год дал нача­ло долж­но­сти цен­зо­ров²⁶, сна­ча­ла мало­зна­чи­тель­ной, а потом так воз­вы­сив­шей­ся, что цен­зо­рам под­чи­ня­лись рим­ские нра­вы и образ жиз­ни, что в сена­те и во всад­ни­че­ских цен­ту­ри­ях им сде­ла­лось под­власт­но выне­се­ние при­го­во­ров о достой­ном и недо­стой­ном, что им под­чи­не­ны были обще­ст­вен­ные и част­ные построй­ки, что сбор пода­тей с наро­да рим­ско­го был отдан на пол­ное их усмот­ре­ние. (3) Уста­нов­ле­ние это ведет нача­ло свое от того, что кон­су­лам нель­зя было более отсро­чи­вать вот уже мно­го лет не про­во­див­шу­ю­ся пере­пись граж­дан, одна­ко угро­за вой­ны со столь­ки­ми наро­да­ми меша­ла им взять­ся за дело. (4) В сена­те было выска­за­но мне­ние, что эту хло­пот­ную и мало­по­до­баю­щую кон­су­лам обя­зан­ность сле­ду­ет воз­ло­жить на осо­бых долж­ност­ных лиц, под нача­лом кото­рых труди­лись бы пис­цы и хра­ни­те­ли дел и кото­рым вве­ря­лось бы про­веде­ние пере­пи­си. (5) Итак, сена­то­ры с радо­стью, ибо в государ­стве ста­ло боль­ше — пусть и незна­чи­тель­ных — долж­но­стей для пат­ри­ци­ев, ее учреди­ли, наде­ясь, я пола­гаю, и на то, что уже само богат­ство тех, кому она будет вве­ре­на, при­даст этой почет­ной обя­зан­но­сти закон­ную вну­ши­тель­ность. (6) Три­бу­ны же, думая, что речь идет о служ­бе необ­хо­ди­мой, а не показ­ной (как оно и было тогда), не воз­ра­жа­ли, дабы не пре­пи­рать­ся по мело­чам. (7) Посколь­ку знат­ней­шие сена­то­ры этой долж­но­стью пре­не­брег­ли, народ вве­рил пере­пись граж­дан Папи­рию и Сем­п­ро­нию, кон­суль­ство кото­рых вызы­ва­ет сомне­ния, чтобы отправ­ле­ни­ем этой долж­но­сти они вос­пол­ни­ли ущерб­ность сво­его кон­суль­ства²⁷. По роду дея­тель­но­сти (cen­sus) им дано было имя цен­зо­ров.

9. (1) Пока так обсто­ят дела в Риме, из Ардеи явля­ют­ся послы и во имя ста­рин­ных союз­ни­че­ских отно­ше­ний и толь­ко что воз­об­нов­лен­но­го дого­во­ра умо­ля­ют о помо­щи их почти погиб­ше­му горо­ду. (2) Насла­дить­ся миром, достиг­ну­тым выгод­ней­шим согла­ше­ни­ем с рим­ля­на­ми, им не уда­лось из-за меж­до­усо­биц. Их при­чи­на и источ­ник, как извест­но, коре­нят­ся в сопер­ни­че­стве сто­рон, (3) что для мно­гих наро­дов было и будет худ­шей опас­но­стью, чем вой­на, чем голод и мор, и что, как самый страш­ный из поро­ков обще­ства, вызы­ва­ет гнев богов. (4) К девуш­ке из пле­бей­ско­го сосло­вия, кото­рая была очень хоро­ша собой, сва­та­лись двое юно­шей; один — рав­ный ей по про­ис­хож­де­нию — дей­ст­во­вал через ее опе­ку­нов²⁸, так­же при­над­ле­жав­ших к одно­му с ним сосло­вию, а дру­гой, про­ис­хож­де­ния знат­но­го, пле­нен был толь­ко ее кра­сотою. (5) Ему обес­пе­че­на была под­держ­ка зна­ти, из-за с.186 чего сопер­ни­че­ство сосло­вий нашло место и в доме девуш­ки. Мать рас­суди­ла в поль­зу знат­но­го, пото­му что жела­ла для доче­ри само­го бле­стя­ще­го заму­же­ства. Опе­ку­ны же, пре­сле­дуя и в этом деле выго­ду сво­их сто­рон, сто­я­ли на сво­ем. (6) Это дело не смог­ли раз­ре­шить по-домаш­не­му, пере­да­ли его в суд. Выслу­шав тре­бо­ва­ния мате­ри и опе­ку­нов, при­го­вор о бра­ке выно­сят в соот­вет­ст­вии с волей мате­ри. (7) Но дело все же реши­лось силою: опе­ку­ны, окру­жен­ные на фору­ме сто­рон­ни­ка­ми, во все­услы­ша­нье объ­яв­ля­ют это реше­ние неза­кон­ным²⁹ и силой уво­дят девуш­ку из дома мате­ри; (8) в гне­ве опол­чив­ша­я­ся на них знать под­дер­жи­ва­ет оскорб­лен­но­го юно­шу. Завя­зы­ва­ет­ся жесто­кая рас­пря. Раз­би­тые пле­беи, ничем не похо­жие на пле­бе­ев Рима, с ору­жи­ем ушли из горо­да и, заняв какой-то холм, ста­ли делать вылаз­ки, пре­да­вая зем­ли зна­ти мечу и пожа­рам. (9) При­влек­ши надеж­да­ми на добы­чу целую тол­пу ремес­лен­ни­ков, преж­де к спо­ру не при­част­ных, они при­гото­ви­лись оса­дить и город. (10) И бед­ст­вий вой­ны им хва­ти­ло спол­на, слов­но государ­ство зара­зи­лось бешен­ст­вом от двух этих юно­шей, иду­щих к скорб­ной свадь­бе через гибель оте­че­ства. (11) Обе­им сто­ро­нам каза­лось, что им мало соб­ст­вен­ных сил и ору­жия; знат­ные при­зва­ли на помощь оса­жден­но­му горо­ду рим­лян, пле­беи³⁰ — воль­сков, чтоб вме­сте заста­вить Ардею сдать­ся. (12) Пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мые эквом Клу­и­ли­ем воль­ски пер­вы­ми подо­шли к Ардее и обло­жи­ли вра­же­ские сте­ны валом. (13) Об этом изве­сти­ли Рим, и тот­час при­бы­ва­ет с вой­ском Марк Гега­ний и в трех милях от вра­га начи­на­ет раз­би­вать лагерь; а уже в середине дня он велит вои­нам под­кре­пить силы отды­хом. Нако­нец в чет­вер­тую стра­жу³¹ он выво­дит вои­нов из лаге­ря. Взяв­шись за дело, они спра­ви­лись с ним столь быст­ро, что к вос­хо­ду солн­ца воль­ски обна­ру­жи­ли, что окру­же­ны рим­ским валом, более проч­ным, чем их соб­ст­вен­ный, воз­двиг­ну­тый вокруг горо­да; (14) а с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны³² кон­сул под­вел вал к стене Ардея, чтобы свои в горо­де мог­ли сооб­щать­ся с ним.

10. (1) Пред­во­ди­тель воль­сков, кото­рый не загото­вил для сво­их вои­нов про­ви­ан­та, а пре­до­ста­вил им самим добы­вать его каж­до­днев­ным гра­бе­жом у мест­ных жите­лей, увидев, что вал разом лишил его вся­кой воз­мож­но­сти пред­при­нять что-либо, при­звал кон­су­ла и ска­зал, что если рим­ляне при­шли для сня­тия оса­ды, то он уведет отсюда воль­сков. (2) Кон­сул отве­тил, что побеж­ден­ным подо­ба­ет при­ни­мать усло­вия, а не выдви­гать их и что, раз воль­ски так лег­ко реши­лись напасть на союз­ни­ков рим­ско­го наро­да, уйти им отсюда так же про­сто не удаст­ся. (3) Он велит выдать пол­ко­во­д­ца, сло­жить ору­жие и, при­знав пора­же­ние, пови­но­вать­ся победи­те­лю; а ина­че — оста­нут­ся они или отсту­пят — он, как непри­ми­ри­мый их враг, пред­по­чтет изве­стить Рим о раз­гро­ме воль­сков, чем о непроч­ном мире с ними. (4) Воль­ски пита­ли, прав­да, сла­бую надеж­ду на силу ору­жия, ведь ниче­го с.187 дру­го­го им не оста­ва­лось, но, к про­чим напа­стям, для сра­же­ния они выбра­ли неудач­ное место, осо­бо неудоб­ное для бег­ства. (5) Когда же повсюду нача­лась рез­ня, воль­ски от борь­бы пере­шли к моль­бам, чтобы им, выдав пол­ко­во­д­ца и сло­жа ору­жие, сняв доспе­хи, прой­ти под ярмом и убрать­ся восво­я­си, неся бре­мя позор­но­го пора­же­ния. Но во вре­мя при­ва­ла воз­ле горо­да Туску­ла им, без­оруж­ным, при­шлось испы­тать ста­рин­ную нена­висть туску­лан­цев и поне­сти нака­за­ние, от кото­ро­го едва спас­лись те, кто потом смог сооб­щить о раз­гро­ме.

(6) Рим­ский же пол­ко­во­дец в Ардее, отру­бив голо­вы под­стре­ка­те­лям сму­ты и ото­брав их иму­ще­ство в каз­ну арде­ян, при­вел в порядок дела, рас­стро­ен­ные мяте­жом; арде­яне счи­та­ли, что этим бла­го­де­я­ни­ем рим­ский народ загла­дил вину за неспра­вед­ли­вый при­го­вор³³; а рим­ско­му сена­ту каза­лось, что нуж­но еще что-то для того, чтобы изгла­дить вос­по­ми­на­ния об алч­но­сти рим­лян. (7) Кон­сул вер­нул­ся в Город с три­ум­фом, ведя перед колес­ни­цей вождя воль­сков Клу­и­лия и выста­вив захва­чен­ные в бою доспе­хи, рас­став­шись с кото­ры­ми вра­же­ское вой­ско про­шло под ярмом.

(8) Кон­сул Квинк­ций на граж­дан­ском попри­ще срав­нял­ся сла­вою, что быва­ет нелег­ко, с сво­им кол­ле­гой, кото­рый вел вой­ну. В забо­те о мире и спо­кой­ст­вии в государ­стве он так урав­но­ве­сил пра­ва низ­ших и выс­ших, что пат­ри­ции сочли его стро­гим, а пле­беи доста­точ­но крот­ким кон­су­лом. (9) И три­бу­нам он про­ти­во­сто­ял боль­ше вли­я­ни­ем, чем всту­пая с ними в столк­но­ве­ния. Пять кон­суль­ских сро­ков, про­ник­ну­тые одною заботой, да и вся жизнь, про­жи­тая как подо­ба­ет кон­су­лу, вну­ша­ли глу­бо­кое почте­ние ско­рее к нему само­му, чем к его долж­но­сти. Вот поче­му при этих кон­су­лах о воен­ных три­бу­нах вовсе и не вспо­ми­на­ли.

11. (1) После Гега­ния Маце­ри­на и Квинк­ция Капи­то­ли­на кон­су­ла­ми ста­ли Марк Фабий Вибу­лан и Постум Эбу­ций Кор­ни­цин [442 г.]. (2) Фабий и Эбу­ций пони­ма­ли, что они при­шли на сме­ну кон­су­лам, про­слав­лен­ным подви­га­ми и дома и на войне, и что соседям — вра­гам и союз­ни­кам — про­шед­ший год осо­бен­но памя­тен тем, как нахо­дя­щим­ся в смер­тель­ной опас­но­сти арде­я­нам была ока­за­на столь реши­тель­ная помощь, осо­бен­но дей­ст­вен­ная из-за стрем­ле­ния навсе­гда сте­реть из памя­ти людей позор­ный суд. (3) Вот поче­му кон­су­лы про­ве­ли сенат­ское поста­нов­ле­ние, соглас­но кото­ро­му в Ардею, где из-за меж­до­усо­би­цы оста­лось совсем мало граж­дан, для их защи­ты от воль­сков вер­бо­ва­лись посе­лен­цы. (4) Выстав­лен­ное на дос­ках поста­нов­ле­ние состав­ле­но было так, чтобы пле­беи и три­бу­ны не заме­ти­ли в нем наме­ре­ния отме­нить преж­ний при­го­вор; реше­но же было в посе­лен­цы вер­бо­вать по боль­шей части руту­лов, а не рим­лян, зем­лю наре­за́ть имен­но ту, что была захва­че­на постыд­ным судом, и не давать ни клоч­ка зем­ли нико­му из рим­лян преж­де, чем ею будут наде­ле­ны все руту­лы. (5) Так зем­ля была воз­вра­ще­на арде­я­нам.

с.188 Три­ум­ви­ра­ми для выво­ди­мо­го в Ардею посе­ле­ния были избра­ны Агрип­па Мене­ний, Тит Клу­и­лий Сикул и Марк Эбу­ций Гель­ва. (6) Испол­нив служ­бу дале­ко не так, как хотел народ, — ведь зем­лю, кото­рую рим­ский народ счи­тал сво­ею, они назна­чи­ли в соб­ст­вен­ность союз­ни­кам, — три­ум­ви­ры вызва­ли воз­му­ще­ние пле­бе­ев, да и пер­вей­шим из сена­то­ров не черес­чур уго­ди­ли, посколь­ку ничем их не ува­жи­ли. (7) Спас­лись они от нака­за­ния лишь тем, что, уже вызван­ные в суд, запи­са­лись посе­лен­ца­ми и оста­лись в Ардее, кото­рой выка­за­ли свою спра­вед­ли­вость и чест­ность.

12. (1) И в этом году, и в сле­дую­щем [442—441 гг.], при кон­су­лах Гае Фурии Паку­ле и Мар­ке Папи­рии Крас­се, мир был и дома и с соседя­ми. (2) В этом году состо­я­лись игры, обе­щан­ные децем­ви­ра­ми соглас­но сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, во вре­мя отпа­де­ния пле­бе­ев от пат­ри­ци­ев³⁴. (3) Тщет­но искал пово­да к мяте­жу Пете­лий, кото­рый за свои мятеж­ные речи и был избран сно­ва в три­бу­ны. (4) Он так и не добил­ся, чтобы кон­су­лы доло­жи­ли сена­ту о том, как рас­пре­де­ля­ют­ся зем­ли меж­ду пле­бе­я­ми, а когда отча­ян­ной борь­бой он заста­вил сена­то­ров дер­жать совет о том, кого луч­ше избрать — кон­су­лов или воен­ных три­бу­нов, при­ка­за­но было выби­рать кон­су­лов. (5) Когда же он при­гро­зил, что вос­пре­пят­ст­ву­ет набо­ру, над ним посме­я­лись, пото­му что с соседя­ми был мир и ни в воен­ных дей­ст­ви­ях, ни в при­готов­ле­ни­ях к войне не было нуж­ды.

(6) За этим годом покоя после­до­ва­ло кон­суль­ство Про­ку­ла Гега­ния Маце­ри­на и Луция Мене­ния Лана­та [440 г.], памят­ное мно­ги­ми напа­стя­ми, опас­но­стя­ми и голо­дом. Погряз­шие в раздо­рах, рим­ляне чуть было не попа­ли под ярмо цар­ской вла­сти; недо­ста­ва­ло лишь вой­ны, и если бы поло­же­ние усу­гу­би­лось ею, то и (7) с помо­щью всех богов едва ли уда­лось бы одо­леть невзго­ды. Нача­лись они с голо­да; год ли был неуро­жай­ный, или, соблаз­нив­шись город­ской жиз­нью и сход­ка­ми, зем­ледель­цы оста­ви­ли невозде­лан­ной паш­ню — точ­но неиз­вест­но. Пат­ри­ции вини­ли пле­бе­ев в празд­но­сти, а народ­ные три­бу­ны — то пат­ри­ци­ев в ковар­стве, то кон­су­лов в нера­ди­во­сти. (8) Нако­нец, пле­беи без помех со сто­ро­ны сена­та доби­лись того, что рас­по­ряди­те­лем про­до­воль­ст­вен­но­го снаб­же­ния³⁵ избра­ли Луция Мину­ция, кото­рый, зани­мая эту долж­ность, боль­ше пре­успел в защи­те сво­бо­ды, чем в выпол­не­нии сво­их пря­мых обя­зан­но­стей, хотя, в кон­це кон­цов нала­див под­воз хле­ба, он по заслу­гам снис­кал и бла­го­дар­ность, и сла­ву. (9) Он разо­слал сушей и морем посоль­ства к сосед­ним наро­дам, но тщет­но — (10) лишь из Этру­рии под­вез­ли немно­го хле­ба, — и занял­ся рас­пре­де­ле­ни­ем остат­ков, при­нуж­дая всех объ­яв­лять об име­ю­щих­ся запа­сах и про­да­вать излиш­ки сверх поло­жен­но­го на месяц, уре­зая днев­ной паек рабов, обви­няя и тем обре­кая народ­но­му гне­ву хле­бо­тор­гов­цев. (11) Стро­ги­ми мера­ми он ско­рее обна­жил, чем осла­бил, нуж­ду, и мно­гие поте­ряв­шие с.189 надеж­ду, чтоб не испус­кать дух в муче­ни­ях, заку­тав голо­ву, бро­са­лись в Тибр³⁶.

13. (1) Тогда Спу­рий Мелий из сосло­вия всад­ни­ков — по тем вре­ме­нам богач — пока­зал худ­ший при­мер того, как с дур­ны­ми наме­ре­ни­я­ми брать­ся за доб­рое дело³⁷. (2) На свои день­ги ску­пив через госте­при­им­цев³⁸ и кли­ен­тов хлеб из Этру­рии — что уже само по себе было поме­хой обще­ст­вен­но­му снаб­же­нию, — он устро­ил разда­чи, чтобы дара­ми при­влечь к себе пле­бе­ев. (3) Всюду, где он ни появ­лял­ся, он с гор­дым видом, непри­лич­ным част­но­му чело­ве­ку, ходил в окру­же­нии бла­го­дар­ной и испол­нен­ной надежд тол­пы пле­бе­ев, обе­щав­шей ему вер­ное кон­суль­ство. (4) Но так как дух чело­ве­че­ский не доволь­ст­ву­ет­ся тем, что дару­ет ему судь­ба, то и Мелий воз­нес­ся в меч­тах слиш­ком высо­ко. Коль ско­ро ему и кон­суль­ство при­шлось бы захва­ты­вать вопре­ки воле отцов, он замах­нул­ся на цар­скую власть — един­ст­вен­ное, что сто­и­ло таких затрат и воз­на­граж­да­ло за борь­бу в буду­щем. (5) При­бли­жа­лись выбо­ры кон­су­лов, и, посколь­ку план дей­ст­вий еще не соста­вил­ся и не вполне созрел, это обсто­я­тель­ство и погу­би­ло дело.

(6) Кон­су­лом в шестой раз ста­но­вит­ся Тит Квинк­ций Капи­то­лин — чело­век наи­ме­нее удоб­ный для того, кто замыс­лил пере­во­рот, с ним был избран Агрип­па Мене­ний по про­зви­щу Ланат [439 г.]. (7) А Луций Мину­ций был то ли вновь избран, то ли уже рань­ше постав­лен рас­по­ряди­те­лем про­до­воль­ст­вен­но­го снаб­же­ния на неопре­де­лен­ный срок, пока того тре­бу­ет дело; ниче­го не извест­но, раз­ве то, что в полот­ня­ных кни­гах упо­ми­на­ет­ся сре­ди долж­ност­ных лиц обо­их годов и имя рас­по­ряди­те­ля. (8) Этот Мину­ций, от государ­ства при­няв­ший на себя ту же заботу, за кото­рую част­ным обра­зом взял­ся Мелий, пред­ста­вил в сенат досто­вер­ные (ведь у обо­их до́ма толк­лись одни и те же люди) сведе­ния о том, что в доме Мелия име­ет­ся склад ору­жия и быва­ют сход­ки и сам он навер­ня­ка замыс­лил стать царем. (9) Вре­мя совер­шить заду­ман­ное еще не наста­ло, но все уже ула­же­но: три­бу­ны под­куп­ле­ны и гото­вы пре­дать сво­бо­ду, а сре­ди вождей тол­пы уже рас­пре­де­ле­ны обя­зан­но­сти. С доно­сом он чуть было не опоздал, посколь­ку хотел удо­сто­ве­рить­ся вполне, что рас­крыл дей­ст­ви­тель­но важ­ное дело.

(10) Когда все это было выслу­ша­но, знат­ней­шие сена­то­ры в один голос раз­бра­ни­ли и про­шло­год­них кон­су­лов — за то, что при их попу­сти­тель­стве состо­я­лись разда­чи и сход­ки, и кон­су­лов новых — за то, что те дожи­да­лись, пока рас­по­ряди­тель про­до­воль­ст­вия доне­сет сена­ту о деле, кото­рое имен­но от кон­су­ла тре­бо­ва­ло не толь­ко рас­сле­до­ва­ния, но и кары за него. (11) Тит Квинк­ций же воз­ра­зил, что кон­су­лов бра­нят пона­прас­ну, ведь они свя­за­ны зако­ном об обжа­ло­ва­нии, вне­сен­ным для ослаб­ле­ния их вла­сти, и если им хва­та­ет духу свер­шить воз­мездие, соот­вет­ст­ву­ю­щее тяже­сти пре­ступ­ле­ния, то пол­но­мо­чий на это они с.190 не име­ют; тут нужен не про­сто храб­рый чело­век, но сво­бод­ный, не свя­зан­ный пута­ми зако­на. (12) А пото­му он наме­рен назна­чить дик­та­то­ром Луция Квинк­ция: вот чело­век, достой­ный это­го зва­ния.

Все­ми одоб­рен­ный, Луций Квинк­ций пона­ча­лу отка­зы­вал­ся и все спра­ши­вал, как это понять, что имен­но ему, уже ста­ри­ку, дове­ре­но столь опас­ное дело. (13) Затем, когда ото­всюду разда­лись голо­са о том, что в этой стар­че­ской душе не толь­ко разу­ма, но и доб­ле­сти хва­тит на всех осталь­ных, когда засы­па­ли его вполне заслу­жен­ны­ми сла­во­сло­ви­я­ми, а кон­сул не отсту­пал, (14) тогда и обра­тил­ся Цин­цин­нат к бес­смерт­ным богам с моль­ба­ми о том, чтобы в столь тре­вож­ные вре­ме­на ста­рость его не при­нес­ла государ­ству позо­ра или уро­на; тогда кон­сул объ­яв­ля­ет Луция Квинк­ция дик­та­то­ром³⁹. Нако­нец, дик­та­тор назна­ча­ет Сер­ви­лия Ага­лу^[6] началь­ни­ком кон­ни­цы.

14. (1) Когда назав­тра дик­та­тор, рас­ста­вив стра­жу, при­шел на форум, к нему повер­ну­лись пле­беи, рас­те­ряв­ши­е­ся от неожи­дан­ной пере­ме­ны. (2) Люди Мелия, да и он сам, еще не поня­ли, что мощь этой вла­сти направ­ле­на про­тив них, и, пока непо­свя­щен­ные в сго­вор о цар­ской вла­сти толь­ко спра­ши­ва­ли, из-за каких таких напа­стей, из-за какой вне­зап­ной вой­ны у государ­ства воз­ник­ла нуж­да в дик­та­ту­ре или в Квинк­ции, кото­ро­му пере­ва­ли­ло за восемь­де­сят, (3) Сер­ви­лий, началь­ник кон­ни­цы, послан­ный дик­та­то­ром к Мелию, ска­зал ему: «Тебя вызы­ва­ет дик­та­тор». Поблед­нев, тот спро­сил зачем, и, когда Сер­ви­лий заявил, что надоб­но ему дер­жать ответ, чтобы снять обви­не­ние, вне­сен­ное в сенат Мину­ци­ем, Мелий попя­тил­ся к сво­им и пона­ча­лу, выжидая, не давал­ся. (4) Когда же слу­жи­тель по при­ка­зу началь­ни­ка кон­ни­цы повел его, Мелий с помо­щью спут­ни­ков вырвал­ся и побе­жал, слез­но умо­ляя рим­ских пле­бе­ев пове­рить ему, гово­ря, что пат­ри­ции реши­лись погу­бить его за ока­зан­ные им пле­бе­ям бла­го­де­я­ния; (5) он молил, чтобы они помог­ли ему в этот решаю­щий час и не допу­сти­ли, чтобы его уби­ва­ли пря­мо у них на гла­зах. (6) Ага­ла Сер­ви­лий дого­ня­ет кри­ча­ще­го, зака­лы­ва­ет его и, забрыз­ган­ный кро­вью, воз­вы­ша­ясь над стол­пив­ши­ми­ся вокруг моло­ды­ми пат­ри­ци­я­ми, объ­яв­ля­ет дик­та­то­ру, что вызван­ный к нему Мелий ока­зал сопро­тив­ле­ние и под­стре­кал тол­пу, за что и попла­тил­ся по заслу­гам.

(7) «Честь и хва­ла тебе, Гай Сер­ви­лий, за спа­се­ние государ­ства!» — отве­тил дик­та­тор.

15. (1) Тол­пу, рас­те­рян­ную и взбудо­ра­жен­ную слу­чив­шим­ся, дик­та­тор велел созвать на сход­ку, где объ­явил, что казнь Мелия закон­на, даже если тот и непо­ви­нен в стрем­ле­нии к цар­ской вла­сти, ибо он не явил­ся к дик­та­то­ру по вызо­ву началь­ни­ка кон­ни­цы. (2) Он доба­вил, что соби­рал­ся разо­брать дело в суде, и по раз­бо­ре Мелия жда­ла бы подо­баю­щая его вине участь: силой вос­про­ти­вив­шись пра­во­судию, он и укро­щен был силой. (3) Да и с.191 мож­но ли было обра­щать­ся с ним как с граж­да­ни­ном, если, появив­шись на свет в сво­бод­ном обще­стве, ува­жаю­щем зако­ны и пра­во, в Горо­де, из кото­ро­го — и он знал об этом — были изгна­ны цари и где в том же году сыно­вья цар­ской сест­ры⁴⁰ и спас­ше­го оте­че­ство кон­су­ла были обез­глав­ле­ны род­ным отцом, когда рас­крыл­ся заго­вор, имев­ший целью вос­ста­нов­ле­ние цар­ской вла­сти; (4) в Горо­де, где кон­су­лу Кол­ла­ти­ну Тарк­ви­нию при­ка­за­но было из-за нена­вист­но­го име­ни сло­жить с себя пол­но­мо­чия и уйти в изгна­ние; в Горо­де, где спу­стя несколь­ко лет воз­на­ме­рил­ся было цар­ст­во­вать Спу­рий Кас­сий⁴¹, за что был каз­нен; где-недав­но децем­ви­ры за цар­скую гор­ды­ню попла­ти­лись иму­ще­ст­вом, роди­ной, голо­вой — в этом Горо­де он взле­ле­ял меч­ты о цар­стве? (5) Но кто он такой, Спу­рий Мелий?

Хотя ни знат­ность, ни почет­ные долж­но­сти, ни заслу­ги нико­му не откры­ва­ют пути к вла­сти, все-таки Клав­дии и Кас­сии⁴² дерз­ну­ли на захват ее, как кон­су­лы или децем­ви­ры, памя­туя о сво­ем бле­стя­щем про­ис­хож­де­нии, о соб­ст­вен­ных и пред­ков сво­их отли­чи­ях. (6) А Спу­рий Мелий, кото­рый мог толь­ко меч­тать — но никак не наде­ять­ся — стать народ­ным три­бу­ном, пове­рил в то, что он, бога­тый хле­бо­тор­го­вец, за два фун­та пол­бы купил у сограж­дан сво­бо­ду, вооб­ра­зил, что сво­и­ми подач­ка­ми суме­ет зама­нить в раб­ство народ, вос­тор­же­ст­во­вав­ший над все­ми соседя­ми, а государ­ство, едва тер­пев­шее его в каче­стве сена­то­ра, стер­пит, (7) чтобы отли­чия и власть родо­на­чаль­ни­ка Рому­ла, бога­ми рож­ден­но­го и воз­вра­щен­но­го к богам, доста­нут­ся ему как царю. (8) Тут кро­ет­ся нечто не про­сто пре­ступ­ное, но чудо­вищ­ное⁴³, что не вполне искуп­ле­но его кро­вью, пока сто­ят сте­ны и дер­жит­ся кры­ша, под кото­рой созрел столь безум­ный замы­сел, а доб­ро, запят­нан­ное сдел­ка­ми для при­об­ре­те­ния цар­ской вла­сти, не ото­шло государ­ству. И пото­му дик­та­тор при­ка­зал кве­сто­рам рас­про­дать это доб­ро, а доход поме­стить в каз­ну⁴⁴.

16. (1) Нако­нец, он тот­час же отдал при­каз срыть дом, чтобы место это ста­ло памят­ни­ком кру­ше­нию пре­ступ­ных надежд. Оно. полу­чи­ло назва­ние Экви­ме­лий⁴⁵. (2) Луций Мину­ций за Трой­ны­ми ворота­ми⁴⁶ полу­чил в награ­ду — и при­том с одоб­ре­ния пле­бе­ев, за то, что разде­лил меж­ду ними хлеб Спу­рия Мелия, назна­чив в упла­ту по ассу за модий⁴⁷, — золо­че­но­го быка⁴⁸. (3) У неко­то­рых писа­те­лей я наткнул­ся и на сооб­ще­ние о том, что этот Мину­ций пере­шел из пат­ри­ци­ев в пле­беи⁴⁹ и, выбран­ный один­на­дца­тым в чис­ло три­бу­нов, усми­рил вол­не­ние, вызван­ное убий­ст­вом Мелия; (4) труд­но, одна­ко, пове­рить в то, что пат­ри­ции допу­сти­ли уве­ли­че­ние чис­ла три­бу­нов, что чело­ве­ком, пока­зав­шим при­мер это­го, ока­зал­ся пат­ри­ций, и, нако­нец, в то, что пле­беи не сохра­ни­ли за собой одна­жды поз­во­лен­но­го, да и не поку­ша­лись на это. Но в первую оче­редь лжи­вость того, что напи­са­но на его ста­туе, обли­ча­ет­ся зако­ном, при­ня­тым несколь­ки­ми года­ми ранее, кото­рый запре­ща­ет три­бу­нам самим выби­рать себе с.192 сото­ва­ри­ща⁵⁰. (5) Из три­бу­нов толь­ко Квинт Цеци­лий, Квинт Юний и Секст Тити­ний не вно­си­ли пред­ло­же­ния о чест­во­ва­нии Мину­ция и, не пере­ста­вая, чер­ни­ли перед пле­бе­я­ми то Мину­ция, то Сер­ви­лия, опла­ки­вая постыд­ное убий­ство Мелия.

(6) Добив­шись в кон­це кон­цов созы­ва собра­ния для выбо­ров воен­ных три­бу­нов вме­сто кон­су­лов, они и не сомне­ва­лись, что из шести мест — имен­но столь­ко уже раз­ре­ша­лось выбрать — на какие-то попа­дут и пле­беи, сто­ит им толь­ко объ­явить, что те будут мстить за убий­ство Мелия.

(7) А про­стой народ, хоть и был под­вер­жен в тот год [438 г.] мно­гим и пере­мен­чи­вым стра­стям, избрал все­го трех три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, и сре­ди них Луция Квинк­ция, сына Цин­цин­на­та, дик­та­то­ра, нена­висть к кото­ро­му чуть не ста­ла при­чи­ной мяте­жа. Квинк­ция обо­шел по чис­лу голо­сов Мамерк Эми­лий, достой­ней­ший чело­век. Третьим выбра­ли Луция Юлия.

17. (1) Во вре­мя их прав­ле­ния к Лар­су Толум­нию⁵¹ и вей­я­нам отпа­ла рим­ская коло­ния Фиде­ны. (2) Отпа­де­ние усу­гу­би­лось еще бо́льшим пре­ступ­ле­ни­ем: по при­ка­зу Толум­ния были уби­ты Квинт Фуль­ци­ний^[1], Кле­лий Тулл, Спу­рий Антий и Луций Рос­ций, рим­ские послы, выяс­няв­шие при­чи­ны неожи­дан­но­го сго­во­ра. (3) Неко­то­рые оправ­ды­ва­ют посту­пок царя тем, что, дескать, какое-то его дву­смыс­лен­ное вос­кли­ца­ние при удач­ном брос­ке во вре­мя игры в кости пока­за­лось фиде­ня­нам при­ка­за­ни­ем совер­шить убий­ство и послу­жи­ло при­чи­ной смер­ти послов. (4) Невоз­мож­но пове­рить, что фиде­няне, ново­ис­пе­чен­ные союз­ни­ки, явив­ши­е­ся за сове­том об убий­стве, гро­зя­щем нару­шить пра­во, при­ня­тое меж­ду наро­да­ми, не суме­ли отвлечь его от игры и не выда­вать потом пре­ступ­ле­ние за недо­ра­зу­ме­ние. (5) Более прав­до­по­доб­но то, что Толум­ний хотел свя­зать фиден­ский народ созна­ни­ем совер­шен­но­го пре­ступ­ле­ния, не остав­ля­ю­ще­го ника­кой надеж­ды на мило­сер­дие рим­лян. (6) Ста­туи каз­нен­ных фиде­ня­на­ми послов были уста­нов­ле­ны на Рострах для все­об­ще­го обо­зре­ния⁵². Пред­сто­я­ла жесто­кая борь­ба с вей­я­на­ми и фиде­ня­на­ми — бли­жай­ши­ми соседя­ми, раз­вя­зав­ши­ми вой­ну столь гнус­ным спо­со­бом.

(7) Так, при без­мол­вии про­сто­го наро­да даже у три­бу­нов не воз­ник­ло ника­ких воз­ра­же­ний про­тив того, чтобы забота о выс­шем бла­ге государ­ства была вве­ре­на кон­су­лам Мар­ку Гега­нию Маце­ри­ну в тре­тий раз и Луцию Сер­гию Фиде­на­ту [437 г.], полу­чив­ше­му это про­зви­ще, я пола­гаю, уже после вой­ны, в кото­рой он при­нял уча­стие. (8) Ведь он пер­вый выиг­рал сра­же­ние у царя вей­ян еще по нашу сто­ро­ну Ание­на, но победу добыл не бес­кров­ную. Вот поче­му гибель сограж­дан при­нес­ла боль­ше горя, чем пора­же­ние вра­гов — радо­сти, а сенат — как быва­ет при чрез­вы­чай­ных обсто­я­тель­ствах — поста­но­вил назна­чить дик­та­то­ра, како­вым стал Мамерк Эми­лий. (9) Тот выбрал в началь­ни­ки кон­ни­цы Луция Квинк­ция Цин­цин­на­та, сво­его сото­ва­ри­ща по с.193 про­шло­му году, когда оба они были воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью, юно­шу, достой­но­го отцов­ской сла­вы. (10) Набран­но­му кон­су­ла­ми вой­ску были при­да­ны име­ю­щие бое­вой опыт, испы­тан­ные коман­ди­ры цен­ту­рий, а поте­ри послед­не­го сра­же­ния вос­пол­не­ны. Дик­та­тор при­ка­зал Титу Квинк­цию Капи­то­ли­ну и Мар­ку Фабию Вибу­ла­ну сле­до­вать за ним в долж­но­сти лега­тов. (11) И само высо­кое зва­ние, и достой­ный его чело­век изгна­ли вра­гов из рим­ских вла­де­ний за Аниен; те же, отсту­пив к хол­мам меж Ание­ном и Фиде­на­ми, раз­би­ли лагерь и воз­дер­жи­ва­лись от выла­зок до тех пор, пока не подо­шли на помощь отряды фалис­ков⁵³. (12) Толь­ко тогда этрус­ки ста­ли лаге­рем под сте­на­ми Фиден. Невда­ле­ке, бли­же к сли­я­нию Ание­на с Тиб­ром, оста­но­вил­ся и рим­ский дик­та­тор, соеди­нив­ший, где это было воз­мож­но, укреп­ле­ни­я­ми бере­га обе­их рек. На сле­дую­щий день он высту­пил на поле бит­вы.

18. (1) У непри­я­те­ля мне­ния разде­ли­лись. Фалис­ки, тяготясь воин­ской служ­бой вда­ли от дома и вполне уве­рен­ные в себе, тре­бо­ва­ли сра­же­ния; вей­яне и фиде­няне боль­ше надежд воз­ла­га­ли на затя­ги­ва­ние вой­ны. (2) Толум­ний, хоть ему были боль­ше по душе дово­ды сво­их, опа­сал­ся, как бы фалис­кам не надо­ел затя­нув­ший­ся поход, и объ­явил, что наме­рен сра­жать­ся зав­тра. (3) То, что враг укло­нял­ся от сра­же­ния, под­бад­ри­ва­ло дик­та­то­ра и рим­лян, и уже на сле­дую­щий день, когда вои­ны зашу­ме­ли, гро­зя пой­ти на при­ступ лаге­ря и горо­да, если им не поз­во­лят сра­зить­ся, вой­ска обе­их сто­рон выхо­дят в поле меж­ду лаге­ря­ми. (4) Вей­яне были чрез­вы­чай­но мно­го­чис­лен­ны, и они нашли, кого послать в обход через хол­мы для втор­же­ния в рим­ский лагерь в раз­гар сра­же­ния.

Вой­ска трех наро­дов были рас­став­ле­ны так, что пра­вое кры­ло зани­ма­ли вей­яне, левое — фалис­ки, а середи­ну — фиде­няне. (5) Фалис­ков спра­ва ата­ко­вал дик­та­тор, вей­ян сле­ва — Квинк­ций Капи­то­лин, а про­тив фиде­нян высту­пил началь­ник кон­ни­цы. (6) На мгно­ве­ние воца­ри­лась пол­ная тиши­на, ведь ни этрус­ки не соби­ра­лись всту­пать в бой, пока их не при­нудят, ни дик­та­тор, огляды­вав­ший­ся на рим­ские укреп­ле­ния, где авгу­ры, буде пти­це­га­да­ние ока­жет­ся бла­го­при­ят­ным, по уго­во­ру долж­ны были подать знак. (7) Чуть толь­ко он его заме­тил, как пер­вы­ми выслал на непри­я­те­ля всад­ни­ков, понес­ших­ся с кри­ком на вра­га; затем всею силою уда­ри­ла сле­до­вав­шая за ними пехота. (8) Нигде не сдер­жа­ли этрус­ские леги­о­ны натис­ка рим­лян. Упор­ное сопро­тив­ле­ние ока­зы­ва­ла кон­ни­ца — это сам царь, храб­рей­ший из всад­ни­ков, появ­ля­ясь то тут, то там перед рим­ля­на­ми, рас­се­яв­ши­ми­ся в пре­сле­до­ва­нии, оття­ги­вал исход боя.

19. (1) Сре­ди рим­ских всад­ни­ков был там воен­ный три­бун Авл Кор­не­лий Косс, собою на ред­кость кра­си­вый, отва­гой и силой под стать знат­но­сти рода, кото­рый он оста­вил потом­ству про­слав­лен­ным и при­умно­жен­ным. (2) И вот когда он увидал, что с.194 под натис­ком Толум­ния, где тот ни появись, рим­ская кон­ни­ца отсту­па­ет, и когда по богат­ству одеж­ды и по тому, с каким видом носил­ся тот по все­му полю, он при­знал в нем царя, Косс спро­сил: (3) «Тот ли это, кто нару­шил дого­вор меж людь­ми, кто попрал пра­во наро­дов? Так это его, если боги хотят, чтобы на зем­ле оста­лось хоть что-то свя­тое, я зако­лю, при­не­ся жерт­ву манам⁵⁴ послов». (4) При­шпо­рив коня, он наце­ли­ва­ет неот­вра­ти­мое ост­рие на сво­его един­ст­вен­но­го про­тив­ни­ка, сши­ба­ет его с лоша­ди и, опи­ра­ясь на копье, спе­ши­ва­ет­ся сам. (5) Уда­ром щита он опро­киды­ва­ет при­под­няв­ше­го­ся было царя на спи­ну и, уда­ряя его раз за разом, при­гвож­да­ет его к зем­ле. И вот победи­тель со сня­ты­ми с без­ды­хан­но­го доспе­ха­ми и поса­жен­ной на копье отре­зан­ной голо­вой царя ужа­са­ет вра­гов этим зре­ли­щем. Так была рас­се­я­на так­же и кон­ни­ца — из-за нее одной неясен был исход сра­же­ния. (6) Пре­сле­дуя раз­би­тые леги­о­ны, дик­та­тор при­жи­ма­ет их к лаге­рю и истреб­ля­ет. Мно­же­ство фиде­нян, зна­ко­мых с мест­но­стью, раз­бе­жа­лись по горам. Косс, пере­пра­вив­шись с кон­ни­цей через Тибр, при­вез в Город бога­тую добы­чу с полей вей­ян.

(7) В раз­гар сра­же­ния и воз­ле рим­ско­го лаге­ря завя­зал­ся бой с отрядом, кото­рый, как уже ска­за­но было, заслал в лагерь Толум­ний. (8) Пона­ча­лу Фабий Вибу­лан вел обо­ро­ну в оса­де, но, когда непри­я­тель взо­брал­ся на укреп­ле­ния, он сде­лал вылаз­ку за пра­вые глав­ные⁵⁵ ворота и вне­зап­но уда­рил со стар­ши­ми вои­на­ми⁵⁶. Вра­ги, хоть и очень напу­ган­ные, не понес­ли боль­шо­го уро­на, ибо их и самих было мень­ше, и бег­ство было столь же поспеш­но, что и на поле глав­но­го сра­же­ния.

20. (1) Повсюду добив­шись успе­ха, дик­та­тор по поста­нов­ле­нию сена­та и веле­нию наро­да воз­вра­тил­ся в город с три­ум­фом. (2) Самое рос­кош­ное зре­ли­ще являл в три­ум­фаль­ном шест­вии Косс, нес­ший туч­ные доспе­хи уби­то­го царя⁵⁷. Вои­ны рас­пе­ва­ли о нем нестрой­ные песен­ки, в кото­рых упо­доб­ля­ли его Рому­лу. (3) Доспе­хи, снаб­див их обыч­ной посвя­ти­тель­ной над­пи­сью, он пре­под­нес хра­му Юпи­те­ра Фере­трия, где укре­пил их воз­ле тех, что посвя­тил Ромул, — в те вре­ме­на толь­ко они одни и назы­ва­лись «туч­ны­ми»; он отвлек на себя вни­ма­ние сограж­дан от колес­ни­цы дик­та­то­ра и, в сущ­но­сти, один пожал тогда сла­ву. (4) Дик­та­тор по веле­нию наро­да на обще­ст­вен­ный счет при­нес в дар Юпи­те­ру на Капи­то­лии золо­той венок весом в фунт⁵⁸.

(5) Сле­дуя всем пред­ше­ст­ву­ю­щим мне писа­те­лям, я напи­сал было, что Авл Кор­не­лий Косс при­нес вто­рые пол­ко­вод­че­ские доспе­хи в храм Юпи­те­ра Пода­те­ля, будучи воен­ным три­бу­ном⁵⁹. (6) Одна­ко, не гово­ря о том, что под «туч­ны­ми» мы разу­ме­ем доспе­хи, сня­тые с вождя вождем, а вождя мы зна­ем толь­ко того, под чьим нача­лом ведет­ся вой­на, глав­ное, ведь и над­пись, сде­лан­ная на доспе­хах, пока­зы­ва­ет в опро­вер­же­ние наших слов, что Косс добыл их, будучи кон­су­лом. (7) Когда я услы­шал от Авгу­ста Цеза­ря⁶⁰, осно­ва­те­ля или вос­ста­но­ви­те­ля всех хра­мов, с.195 что, он, вой­дя в храм Юпи­те­ра Фере­трия, кото­рый раз­ва­ли­вал­ся от вет­хо­сти и был потом им вос­ста­нов­лен, сам про­чи­тал это на льня­ном нагруд­ни­ке, то я почел почти что за свя­тотат­ство скры­вать, что Цезарь, тот, кому обя­за­ны мы самим хра­мом, освиде­тель­ст­во­вал эти доспе­хи Кос­са. (8) В чем тут ошиб­ка и поче­му в столь древ­них лето­пи­сях и в спис­ке долж­ност­ных лиц, хра­ня­щем­ся в хра­ме Моне­ты в виде полот­ня­ных книг, свиде­тель­ства откуда бес­пре­стан­но при­во­дит Макр Лици­ний, Авл Кор­не­лий Косс чис­лит­ся кон­су­лом деся­тью года­ми позд­нее, вме­сте с Титом Квинк­ци­ем Пуний­цем⁶¹, — это общий пред­мет раз­мыш­ле­нья для всех. (9) Доба­вим толь­ко, что и столь слав­ная бит­ва не может быть отне­се­на к тому году, ибо око­ло трех лет до и после кон­сульств Авла Кор­не­лия Кос­са про­шли без вой­ны, но зато была чума и такой голод, что неко­то­рые лето­пи­си, слов­но скорб­ные спис­ки, содер­жат лишь име­на кон­су­лов. (10) Тре­тий год, про­шед­ший от кон­суль­ства Кос­са, заста­ет его три­бу­ном с кон­суль­ской вла­стью, тот же год — началь­ни­ком кон­ни­цы, в долж­но­сти кото­ро­го про­вел он дру­гое заме­ча­тель­ное кон­ное сра­же­ние. (11) Тут мож­но стро­ить догад­ки, но, я думаю, пона­прас­ну: ведь отка­жешь­ся от любых пред­по­ло­же­ний, если чело­век, решив­ший судь­бу сра­же­ния, воз­ла­гая толь­ко что сня­тые доспе­хи к свя­щен­но­му пре­сто­лу и обра­ща­ясь чуть не пря­мо к Юпи­те­ру, кому они и были обе­ща­ны, и к Рому­лу (свиде­те­лям, от кото­рых не скрыть при­сво­ен­но­го обма­ном), под­пи­сал­ся кон­су­лом Авлом Кор­не­ли­ем Кос­сом.

21. (1) В кон­суль­ство Мар­ка Кор­не­лия Малу­гин­ско­го и Луция Папи­рия Крас­са [436 г.] в зем­ли вей­ян и фалис­ков вторг­лось вой­ско, захва­тив­шее людей и скот. (2) Непри­я­те­ля нигде не заста­ли, и сра­зить­ся не при­шлось. Горо­да́ же пото­му не были взя­ты при­сту­пом, что на вой­ско напал мор. И в Риме народ­ный три­бун Спу­рий Мелий зате­ял было, да не смог воз­будить сму­ту. (3) Он решил, что из-за бла­го­склон­но­сти наро­да к его име­ни суме­ет чего-нибудь добить­ся; он вызвал в суд Мину­ция, внес пред­ло­же­ние об изъ­я­тии в поль­зу государ­ства иму­ще­ства Сер­ви­лия Ага­лы, дока­зы­вая, (4) что Мелий был окле­ве­тан Мину­ци­ем, при­пи­сав­шим ему мни­мые пре­ступ­ле­ния, и обви­няя Сер­ви­лия в каз­ни граж­да­ни­на без суда⁶². Обви­не­ния эти вол­но­ва­ли народ еще мень­ше, чем тот, кто их выдви­гал. (5) Боль­ше все­го тре­во­жи­ли наби­рав­шая силу чума и устра­шаю­щие зна­ме­ния, осо­бен­но вести о том, что от непре­рыв­ных зем­ле­тря­се­ний рушат­ся сель­ские стро­е­ния. И тогда, ведо­мые дуум­ви­ра­ми, совер­ши­ли все­на­род­ное молеб­ст­вие⁶³.

(6) В сле­дую­щем году [435 г.], при кон­су­лах Гае Юлии (во вто­рой раз) и Луции Вер­ги­нии, чума была еще страш­ней и так опу­сто­ши­ла Город и окрест­но­сти, что не толь­ко рим­ляне не совер­ши­ли ни одной вылаз­ки за добы­чей и ни пле­беи, ни пат­ри­ции не вспо­ми­на­ли о выступ­ле­нии в поход, (7) но и фиде­няне, с.196 дер­жав­ши­е­ся пона­ча­лу сво­их хол­мов и кре­по­стей, спу­сти­лись в рим­ские зем­ли для раз­боя. (8) Нако­нец, когда при­зва­но было и вой­ско вей­ян (ибо фалис­ков к воз­об­нов­ле­нию вой­ны не смог­ли побудить ни бед­ст­вия рим­лян, ни уго­во­ры союз­ни­ков), оба вой­ска пере­шли Аниен и ста­ли лаге­рем у самых Кви­ри­наль­ских ворот.

(9) Тре­во­га в Горо­де была не мень­шей, чем за его сте­на­ми. Кон­сул Юлий рас­по­ло­жил сво­их вои­нов на валу и сте­нах, Вер­ги­ний сове­щал­ся с сена­то­ра­ми в хра­ме Кви­ри­на⁶⁴. Сошлись на том, чтоб про­воз­гла­сить дик­та­то­ром Авла Сер­ви­лия по про­зва­нию Приск, как гово­рят одни, или Структ, как пере­да­ют дру­гие. (10) Вер­ги­ний, посо­ве­щав­шись с Юли­ем, дождал­ся его согла­сия и ночью про­воз­гла­сил дик­та­то­ра. Тот объ­явил началь­ни­ком кон­ни­цы Посту­ма Эбу­ция Гель­ву.

22. (1) При пер­вых лучах солн­ца дик­та­тор пове­лел всем быть за Кви­ри­наль­ски­ми ворота­ми. У кого были силы носить ору­жие, яви­лись в пол­ной готов­но­сти. (2) Лежав­шие нагото­ве зна­ме­на при­но­сят из каз­на­чей­ства к дик­та­то­ру. Во вре­мя этих при­готов­ле­ний непри­я­тель отсту­пил на воз­вы­шен­ность. Дик­та­тор подо­шел туда со сво­им вой­ском, в сра­же­нии близ Номен­та рас­се­ял вой­ско этрус­ков и, ото­гнав их за сте­ны Фиден, обло­жил город валом. (3) Но высо­ко рас­по­ло­жен­ный и хоро­шо укреп­лен­ный город нель­зя было взять при­сту­пом, да и в оса­де не было ника­ко­го смыс­ла, пото­му что про­до­воль­ст­вия не толь­ко хва­та­ло, но бла­го­да­ря обиль­но­му под­во­зу было даже с избыт­ком. (4) Тогда, поте­ряв надеж­ду как на захват, так и на доб­ро­воль­ную сда­чу горо­да, дик­та­тор, кото­ро­му вслед­ст­вие близ­ко­го сосед­ства зна­ко­ма была мест­ность, при­ка­зал сде­лать под­коп под кре­пость с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны горо­да, кото­рую оста­ви­ли без вся­ко­го вни­ма­ния, пото­му что она была, каза­лось, вполне защи­ще­на самой при­ро­дой. (5) На под­сту­пах к дру­гим участ­кам сте­ны дик­та­тор ввел в бой вой­ско, разде­лен­ное — для сме­ны — на четы­ре отряда, и днем и ночью отвле­кал вра­га, (6) пока сквозь про­ры­тую от лаге­ря гору не открыл­ся путь к кре­по­сти, а непри­я­тель­ский клич над голо­ва­ми не открыл этрус­кам, отвле­чен­ным мни­мы­ми угро­за­ми от под­лин­ной опас­но­сти, что город взят.

(7) В тот год цен­зо­ры Гай Фурий Пацил и Марк Гега­ний Маце­рин осмот­ре­ли и одоб­ри­ли обще­ст­вен­ное зда­ние на Мар­со­вом поле⁶⁵, в кото­ром впер­вые была про­веде­на пере­пись насе­ле­ния.

23. (1) Эти же кон­су­лы, по сведе­ни­ям Мак­ра Лици­ния, были избра­ны и на сле­дую­щий год [434 г.]: Юлий — в тре­тий раз, Вер­ги­ний же — во вто­рой. (2) А Вале­рий Анти­ат и Тубе­рон назы­ва­ют кон­су­ла­ми того года Мар­ка Ман­лия и Квин­та Суль­пи­ция. Одна­ко, несмот­ря на раз­но­ре­чи­вость сведе­ний, и Тубе­рон, и Макр объ­яв­ля­ют сво­им источ­ни­ком полот­ня­ные кни­ги и ни тот ни дру­гой не замал­чи­ва­ют сооб­ще­ний древ­них авто­ров о том, что в том году изби­ра­лись воен­ные три­бу­ны. (3) Лици­ний с.197 пред­по­чи­та­ет уве­рен­но сле­до­вать полот­ня­ным кни­гам, Тубе­рон сомне­ва­ет­ся в их досто­вер­но­сти. Пусть же с тем, что оста­лось скры­то покро­вом ста­ри­ны, уйдет в неиз­вест­ность и это.

(4) После взя­тия Фиден тре­пет объ­ял всю Этру­рию — не толь­ко вей­ян, устра­шен­ных угро­зой тако­го же разо­ре­ния, но даже фалис­ков, не забыв­ших о нача­той в сою­зе с ними войне, хоть они и не помог­ли вей­я­нам, когда те ее воз­об­но­ви­ли. (5) Когда же два эти горо­да, разо­слав послов к две­на­дца­ти горо­дам, доби­лись созы­ва сове­та всей Этру­рии воз­ле свя­ти­ли­ща Вол­тум­ны⁶⁶, сенат, как если бы оттуда исхо­ди­ла угро­за боль­шой вой­ны, при­ка­зал сно­ва назна­чить дик­та­то­ром Мамер­ка Эми­лия. (6) Тот объ­явил Авла Посту­мия Тубер­та началь­ни­ком кон­ни­цы, а под­готов­ка к войне была тем реши­тель­ней, чем более опас­но­сти исхо­ди­ло на этот раз от всей Этру­рии, а не от двух лишь ее пле­мен.

24. (1) Дело обо­шлось гораздо про­ще, чем все ожи­да­ли. (2) А имен­но когда от куп­цов ста­ло извест­но, что вей­я­нам отка­за­но в помо­щи и пред­ло­же­но сво­и­ми сила­ми про­дол­жать вой­ну, нача­тую по их соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию, и не искать себе това­ри­щей по несча­стью сре­ди тех, с кем они отка­за­лись разде­лить мир­ные чая­ния, (3) дик­та­тор, чтобы не носить свое зва­ние пона­прас­ну (ведь у него была отня­та воз­мож­ность стя­жать воен­ную сла­ву), поже­лал и в усло­ви­ях мира совер­шить нечто такое, что ста­ло бы памят­ни­ком его дик­та­тор­ства, и решил­ся огра­ни­чить пол­но­мо­чия цен­зо­ров пото­му ли, что счел их чрез­мер­ны­ми, пото­му ли, что был недо­во­лен не столь­ко зна­чи­мо­стью этой долж­но­сти, сколь­ко про­дол­жи­тель­но­стью пре­бы­ва­ния в ней.

(4) На созван­ной им сход­ке он ска­зал, что заботу о внеш­них обсто­я­тель­ствах и пол­ной без­опас­но­сти государ­ства взя­ли на себя бес­смерт­ные боги, ему же пред­сто­ит при­нять меры к тому, чтобы защи­тить сво­бо­ду наро­да рим­ско­го в сте­нах Горо­да. А луч­ший спо­соб для это­го в том, чтобы боль­шая власть не была про­дол­жи­тель­ной и огра­ни­че­ние сро­ка воз­ме­ща­ло бы неогра­ни­чен­ность пол­но­мо­чий. Про­чие долж­но­сти огра­ни­че­ны годом, цен­зор­ство — пятью. (5) Тяж­ко, ска­зал он, столь­ко лет, зна­чи­тель­ную часть жиз­ни, жить под вла­стью одних и тех же, и я пред­ла­гаю закон о том, чтоб срок цен­зор­ства не пре­вы­шал полу­то­ра лет⁶⁷. (6) На сле­дую­щий день он про­вел закон при пол­ном согла­сии наро­да; «а чтобы вы, — ска­зал он, — убеди­лись на деле, как пре­тит мне слиш­ком дол­гое пре­бы­ва­ние у вла­сти, я сла­гаю с себя зва­ние дик­та­то­ра!» (7) Сло­жив свои пол­но­мо­чия и нало­жив огра­ни­че­ния на чужие, с поче­стя­ми и бла­го­да­ре­ни­я­ми, воз­но­си­мы­ми наро­дом, он воз­вра­тил­ся к домаш­не­му оча­гу. (8) Озло­бив­ши­е­ся на Мамер­ка за огра­ни­че­ние пол­но­мо­чий долж­ност­ных лиц рим­ско­го наро­да, цен­зо­ры исклю­чи­ли его из три­бы и, обло­жив вось­ми­крат­ной пода­тью, пере­ве­ли в эра­рии⁶⁸. Мамерк, насколь­ко извест­но, стой­ко пере­нес слу­чив­ше­е­ся, боль­ше думая о при­чине с.198 сво­его позо­ра, чем о самом позо­ре, а знат­ней­шие пат­ри­ции, хоть и не жела­ли ослаб­ле­ния цен­зор­ства, были воз­му­ще­ны при­ме­ром жесто­ко­сти цен­зо­ров, да и каж­дый из них хоро­шо пони­мал, что под­чи­нять­ся цен­зор­ской вла­сти им пред­сто­ит и доль­ше и чаще, чем самим рас­по­ла­гать ею; (9) ну а народ, гово­рят, раз­гне­вал­ся настоль­ко, что отве­сти от цен­зо­ров угро­зу наси­лия не в состо­я­нии был никто, кро­ме само­го Мамер­ка.

25. (1) Неот­ступ­но про­ти­во­дей­ст­вуя созы­ву собра­ния для избра­ния кон­су­лов, народ­ные три­бу­ны все же суме­ли, когда дело едва не дошло до меж­ду­цар­ст­вия, добить­ся того, что избра­ны были воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью. (2) Но желан­ной награ­ды за победу — избра­ния чело­ве­ка из пле­бей­ско­го сосло­вия — они не полу­чи­ли: избра­ли пат­ри­ци­ев — Мар­ка Фабия Вибу­ла­на, Мар­ка Фолия, Луция Сер­гия Фиде­на­та. (3) Чума в тот год [433 г.] отвлек­ла от дру­гих забот. Апол­ло­ну обе­ща­ли посвя­тить храм⁶⁹. Из-за чумы дуум­ви­ры кор­пе­ли над тол­ко­ва­ни­ем Сивил­ли­ных книг, дабы унять гнев богов и отве­сти его от людей; но (4) вели­кий урон нане­сен был и селе­ньям, и Горо­ду, где поги­ба­ли без раз­бо­ру — и ско­ти­на, и люди. Из стра­ха перед голо­дом — чума охва­ти­ла и селе­ния — в Этру­рию, и в помп­тин­ские села, и в Кумы, и, нако­нец, на Сици­лию посла­но было за хле­бом. Ни о каком избра­нии кон­су­лов даже не вспо­ми­на­ли, а (5) воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью были избра­ны толь­ко пат­ри­ции — Луций Пина­рий Мамерк, Луций Фурий Медул­лин и Спу­рий Посту­мий Альб.

(6) В тот год [432 г.] болезнь пошла на убыль и неуро­жай бла­го­да­ря сде­лан­ным запа­сам был не опа­сен. (7) На собра­ни­ях воль­сков и эквов и у этрус­ков, у алта­ря Вол­тум­ны, шли спо­ры об откры­тии воен­ных дей­ст­вий. (8) Реше­ние было отло­же­но на год, и еще поста­но­ви­ли до исте­че­ния это­го сро­ка собра­ний не созы­вать — напрас­ны ока­за­лись сте­на­ния вей­ян о том, что Вей­ям угро­жа­ет участь Фиден.

(9) Меж­ду тем в Риме, пока сохра­нял­ся мир с соседя­ми, вожди пле­бе­ев, уже дав­но питав­шие тщет­ные надеж­ды на выс­шие долж­но­сти, назна­ча­ли сход­ки в домах народ­ных три­бу­нов: (10) тут обсуж­да­лись тай­ные замыс­лы, разда­ва­лись жало­бы на пре­зре­ние про­сто­го наро­да к вождям: ведь хотя уже столь­ко лет изби­ра­ют­ся воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью, ни один пле­бей еще не был допу­щен к этой долж­но­сти. (11) Гово­ри­ли о боль­шой про­зор­ли­во­сти пред­ков, бди­тель­но следив­ших за тем, чтобы нико­му из пат­ри­ци­ев не мог­ла быть откры­та пле­бей­ская долж­ность: ина­че уже и народ­ны­ми три­бу­на­ми были бы пат­ри­ции; вожди пле­бе­ев гово­ри­ли, что даже сво­им они так опро­ти­ве­ли, что пле­беи пре­зи­ра­ют их так же, как и пат­ри­ции. (12) Иные оправ­ды­ва­ли пле­бе­ев и воз­ла­га­ли вину на пат­ри­ци­ев: их, мол, иска­тель­ст­вом и улов­ка­ми пле­бе­ям отре­зан путь к выс­шим долж­но­стям. Пусть толь­ко пле­беи полу­чат воз­мож­ность пере­ве­сти дух с.199 от пат­ри­ци­ан­ских просьб, сме­шан­ных с угро­за­ми, они при голо­со­ва­нии не забу­дут о сво­их людях, а, пре­до­став­ляя под­держ­ку, будут и при­тя­зать на власть. (13) Чтобы покон­чить с иска­тель­ст­вом, было реше­но, что три­бу­ны вне­сут на рас­смот­ре­ние закон, запре­щаю­щий ото­ра­чи­вать белым одеж­ду, выка­зы­вая этим свои домо­га­тель­ства. Ныне это пока­за­лось бы пустя­ком и едва ли было бы при­ня­то всерь­ез, а тогда вызва­ло жар­кие спо­ры меж­ду пле­бе­я­ми и пат­ри­ци­я­ми. (14) Три­бу­ны, одна­ко же, одер­жа­ли верх, и закон был при­нят⁷⁰. Раз­дра­жен­ные пле­беи явно соби­ра­лись ока­зать под­держ­ку сво­им. Чтоб не давать им волю, было при­ня­то сенат­ское поста­нов­ле­ние о назна­че­нии кон­суль­ских выбо­ров.

26. (1) Пово­дом к назна­че­нию кон­суль­ских выбо­ров послу­жи­ло гото­вя­ще­е­ся напа­де­ние эквов и воль­сков, о кото­ром сооб­щи­ли лати­ны и гер­ни­ки. (2) Кон­су­ла­ми ста­ли Тит Квинк­ций Цин­цин­нат, сын Луция, по про­зви­щу Пуни­ец, и Гней Юлий Мен­тон [431 г.]. Угро­за вой­ны на этот раз не рас­се­я­лась. (3) Набрав вои­нов на осно­ва­нии свя­щен­но­го зако­на⁷¹, кото­рый имел чрез­вы­чай­ную силу при набо­ре на воен­ную служ­бу, два силь­ных вой­ска с двух сто­рон сошлись у Аль­гида и там ста­ли лаге­рем, эквы — сво­им, воль­ски — сво­им. (4) К укреп­ле­нию лаге­ря, как и к закал­ке вои­нов, нико­гда еще не при­ла­га­ли столь­ко ста­ра­ний пред­во­ди­те­ли эквов и воль­сков. (5) Изве­стия об этом толь­ко уси­ли­ва­ли тре­во­гу в Риме. Сенат решил назна­чить дик­та­то­ра, ибо эти наро­ды, хоть и часто быва­ли раз­би­ты, нико­гда еще не при­сту­па­ли к войне с такой реши­мо­стью, тогда как в Риме столь­ких муж­чин истре­би­ла чума. (6) Но глав­ное — всех пуга­ло кри­во­ду­шие кон­су­лов, их раздо­ры и стыч­ки при сове­ща­ни­ях. Неко­то­рые лето­пис­цы гово­рят о неудач­ном сра­же­нии, дан­ном эти­ми кон­су­ла­ми на Аль­гиде, како­вое и послу­жи­ло при­чи­ной избра­ния дик­та­то­ра. Извест­но толь­ко, что, несо­глас­ные в про­чем, они лишь сошлись, про­ти­во­дей­ст­вуя воле сена­то­ров и пре­пят­ст­вуя избра­нию дик­та­то­ра до тех пор. Но вот ста­ли посту­пать вести, одна страш­ней дру­гой. (7) А посколь­ку кон­су­лы сена­ту не под­чи­ни­лись, Квинт Сер­ви­лий Приск, выка­зав­ший свои досто­ин­ства на выс­ших долж­но­стях, обра­тил­ся к народ­ным три­бу­нам: (8) «К вам, раз уж дело дошло до край­но­сти, взы­ва­ет сенат, чтобы в столь решаю­щий миг вы сво­ею вла­стью понуди­ли кон­су­лов избрать дик­та­то­ра». (9) Три­бу­ны, вняв это­му обра­ще­нию и най­дя в нем воз­мож­ность для рас­ши­ре­ния сво­его вли­я­ния, уда­ля­ют­ся, а затем от име­ни всей кол­ле­гии объ­яв­ля­ют о том, что кон­су­лам над­ле­жит пови­но­вать­ся реше­ни­ям сена­та, а если они и далее будут про­ти­вить­ся еди­но­душ­но­му мне­нию выс­ше­го сосло­вия, три­бу­ны отда­дут при­каз о зато­че­нии их в тем­ни­цу. (10) Кон­су­лы пред­по­чли поко­рить­ся три­бу­нам, а не сена­ту, обви­няя сена­то­ров в том, что те пожерт­во­ва­ли пол­но­мо­чи­я­ми вер­хов­ной вла­сти и отда­ли кон­суль­ство во власть три­бу­нов, коль ско­ро те в состо­я­нии при­нудить к чему-либо кон­су­лов и даже — что может быть страш­нее для с.200 част­но­го лица? — заклю­чить их в око­вы! (11) Назна­чить дик­та­то­ра по жре­бию — ибо даже и в этом кон­су­лы не смог­ли прий­ти к согла­сию — дол­жен был Тит Квинк­ций. Он объ­явил дик­та­то­ром Авла Посту­мия Тубер­та, сво­его зятя, пра­ви­те­ля очень стро­го­го; тот назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Луция Юлия. (12) Тут же объ­яв­ля­ет­ся набор, пре­кра­ще­ние судо­про­из­вод­ства и запрет зани­мать­ся в горо­де чем бы то ни было, кро­ме под­готов­ки к войне. Раз­бор дел об укло­не­нии от воен­ной служ­бы откла­ды­ва­ет­ся до окон­ча­ния вой­ны. Теперь и те, кто, быть может, не под­ле­жал при­зы­ву, пред­по­чли запи­сать­ся. От гер­ни­ков и лати­нов тоже затре­бо­ва­ны были опол­чен­цы; и те и дру­гие рев­ност­но испол­ни­ли при­каз дик­та­то­ра.

27. (1) Все это про­изо­шло очень быст­ро. Оста­вив для обо­ро­ны Горо­да кон­су­ла Гнея Юлия, а началь­ни­ка кон­ни­цы Луция Юлия — для снаб­же­ния вой­ска в неожи­дан­ных обсто­я­тель­ствах, чтобы все, что потре­бу­ет­ся, достав­ля­лось в лагерь без про­мед­ле­ния, (2) дик­та­тор по пред­пи­са­нию вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка Авла Кор­не­лия дал ввиду тре­вож­но­го поло­же­ния обет устро­ить Вели­кие игры⁷² и, поде­лив вой­ско с кон­су­лом Квинк­ци­ем, высту­пил из Горо­да на вра­га. (3) Увидав два непри­я­тель­ских лаге­ря, разде­лен­ные неболь­шим про­ме­жут­ком, они и сами при­мер­но в тыся­че шагов от вра­га ста­ли дву­мя лаге­ря­ми — дик­та­тор бли­же к Туску­лу, кон­сул — к Лану­вию⁷³. (4) Таким обра­зом четы­ре вой­ска в четы­рех кре­по­стях окру­жи­ли рав­ни­ну, доста­точ­но про­стор­ную не толь­ко для неболь­ших выла­зок и сты­чек, но и для раз­вер­ты­ва­ния всех сил обо­их непри­я­те­лей. (5) С того дня, как про­тив двух лаге­рей ста­ли два дру­гих, лег­кие стыч­ки про­ис­хо­ди­ли непре­рыв­но, при­чем дик­та­тор допус­кал это и даже велел сво­им вои­нам нара­щи­вать силы в надеж­де на конеч­ную победу, мало-пома­лу нащу­пы­вая уда­чу в сра­же­ни­ях.

(6) Тогда непри­я­тель, поте­ряв­ший надеж­ду на победу в чест­ном бою, ночью напал на лагерь кон­су­ла, рас­счи­ты­вая на слу­чай­ный успех. Вне­зап­но под­няв­ший­ся шум раз­будил не толь­ко стра­жу кон­су­ла, а потом и все вой­ско, но и дик­та­то­ра. (7) Там, где дело тре­бо­ва­ло немед­лен­ных дей­ст­вий, кон­су­лу хва­та­ло и духу, и рас­суди­тель­но­сти: частью вои­нов были уси­ле­ны посты у ворот, часть вои­нов он поста­вил цепью вдоль вала. (8) Насколь­ко спо­кой­нее было в дру­гом лаге­ре, у дик­та­то­ра, настоль­ко же там лег­че было следить за тем, чтобы все дела­лось как сле­ду­ет. К лаге­рю кон­су­ла было тот­час высла­но под­креп­ле­ние во гла­ве с лега­том Спу­ри­ем Посту­ми­ем Аль­бой; сам дик­та­тор с отрядом, сде­лав неболь­шой крюк, вышел к отда­лен­но­му от схват­ки месту, чтобы оттуда неожи­дан­но уда­рить на вра­га. (9) В лаге­ре он оста­вил лега­та Квин­та Суль­пи­ция, а лега­ту Мар­ку Фабию пору­чил кон­ни­цу, кото­рую не велел вво­дить в бой до рас­све­та, ибо ею труд­но управ­лять в ноч­ном сра­же­нии. (10) Все, что пред­при­нял и довер­шил бы при таких обсто­я­тель­ствах вся­кий усерд­ный и с.201 осмот­ри­тель­ный вое­на­чаль­ник, по поряд­ку пред­при­нял и довер­шил дик­та­тор. Но вот при­мер исклю­чи­тель­ной про­ни­ца­тель­но­сти и при­сут­ст­вия духа, снис­кав­ших ему необы­чай­ную сла­ву: узнав о том, что бо́льшая часть непри­я­тель­ско­го вой­ска высту­пи­ла из лаге­ря, он послал Мар­ка Гега­ния брать при­сту­пом лагерь с отбор­ны­ми когор­та­ми. (11) Тот подо­шел, когда вни­ма­ние остав­ших­ся в лаге­ре погло­ще­но было опас­но­стя­ми, угро­жав­ши­ми их това­ри­щам, так, что они не поза­бо­ти­лись о стра­же и кара­у­лах, и овла­дел лаге­рем едва ли не преж­де, чем непри­я­тель дога­дал­ся о напа­де­нии. (12) Как толь­ко дик­та­тор заме­тил подан­ный оттуда дымом услов­лен­ный знак, он гром­ко вос­клик­нул, что вра­же­ский лагерь взят, и велел всех о том опо­ве­стить.

28. (1) Уже ста­но­ви­лось свет­ло, и все откры­лось взо­рам. Фабий напал со сво­ей кон­ни­цей, и кон­сул вышел из лаге­ря на уже напу­ган­но­го непри­я­те­ля; (2) дик­та­тор же, напав с тыла на части под­креп­ле­ния и вто­рую линию, со всех сто­рон бро­сал на вра­гов, захва­чен­ных врас­плох и пово­ра­чи­вав­ших­ся на шум, победо­нос­ную пехоту и кон­ни­цу. (3) Пол­но­стью окру­жен­ные, вра­ги все до одно­го попла­ти­лись бы теперь за раз­вя­зан­ную вой­ну, если бы не вольск Вет­тий Мес­сий, более слав­ный подви­га­ми, чем про­ис­хож­де­ни­ем, кото­рый с бра­нью набро­сил­ся на сво­их, уже сбив­ших­ся в кучу, и гром­ко ска­зал: (4) «Вы хоти­те быть пере­би­ты­ми тут, не сопро­тив­ля­ясь, не мстя?! Тру­сы на войне, храб­ре­цы дома, зачем вам ору­жие, зачем вы нача­ли вой­ну? На что вы наде­е­тесь, оста­ва­ясь здесь? Не дума­е­те ли вы, что боги вас защи­тят и вырвут отсюда? Надо мечом про­ло­жить себе доро­гу! (5) Иди­те туда, куда я, иди­те со мной, если хоти­те увидеть дом, роди­те­лей, жен и детей! Ведь не сте­на и не вал, а вои­ны про­ти­во­сто­ят вои­нам. Доб­ле­стью рав­ные им, вы пре­вос­хо­ди­те их край­ним и луч­шим сред­ст­вом — безыс­ход­но­стью поло­же­ния». (6) За ним, делом под­твер­див­шим свои сло­ва, воль­ски пере­шли в наступ­ле­ние на окру­жав­шие их когор­ты Посту­мия Аль­ба и поко­ле­ба­ли победи­те­ля, пока к уже отсту­паю­щим рим­ля­нам не подо­спел дик­та­тор и не изме­нил этим все­го хода сра­же­ния. Уда­ча непри­я­те­ля дер­жа­лась на одном толь­ко Мес­сии. (7) Мно­го ране­ных было с обе­их сто­рон и повсюду мно­го уби­тых. Даже рим­ские пол­ко­вод­цы сра­жа­лись ранен­ны­ми. (8) Толь­ко Посту­мий, кото­ро­му про­ло­ми­ли голо­ву кам­нем, поки­нул строй, но ни дик­та­то­ра рана в пле­чо, ни Фабия его при­гвож­ден­ное к коню бед­ро, ни кон­су­ла обруб­лен­ная рука не заста­ви­ли вый­ти из боя, исход кото­ро­го еще не был ясен.

29. (1) Через тру­пы его вра­гов ата­ка вынес­ла Мес­сия с куч­кой храб­рей­ших сорат­ни­ков к лаге­рю воль­сков, кото­рый еще не был взят. Туда же подо­шло и все вой­ско. (2) Кон­сул, пре­сле­до­вав­ший бегу­щих до само­го вала, пошел на при­ступ лаге­ря, с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны туда дви­нул вой­ско дик­та­тор. (3) Взя­тие лаге­ря было столь же стре­ми­тель­но, что и бит­ва. Кон­сул даже пере­бро­сил через вал зна­мя, чтоб вои­ны устре­ми­лись туда с с.202 боль­шим рве­ни­ем, и пер­вый при­ступ был, гово­рят, пред­при­нят с целью вер­нуть зна­мя; дик­та­тор сквозь про­би­тый вал пере­нес сра­же­ние в лагерь. (4) Тут непри­я­те­ли ста­ли бро­сать ору­жие и сда­вать­ся; по взя­тии и это­го лаге­ря вра­же­ские вои­ны — все, кро­ме сена­то­ров, — были про­да­ны в раб­ство. Лати­нам и гер­ни­кам воз­вра­ти­ли ту часть добы­чи, в кото­рой они узна­ли свое иму­ще­ство, про­чее про­дал с тор­гов дик­та­тор; оста­вив лагерь под нача­лом кон­су­ла, он вошел в Рим с три­ум­фом и сло­жил с себя пол­но­мо­чия. (5) Память о слав­ной дик­та­ту­ре омра­че­на рас­ска­за­ми тех, кто сооб­ща­ет об Авле Посту­мии, кото­рый соб­ст­вен­но­го сына-победи­те­ля обез­гла­вил за то, что тот без при­ка­за оста­вил свое место, увле­чен­ный слу­ча­ем отли­чить­ся в сра­же­нии. (6) Это­му верить и не хочет­ся, и не сле­ду­ет, ибо есть и дру­гие мне­ния, опро­вер­же­ни­ем же слу­жит то, что мы назы­ваем такую суро­вость Ман­ли­е­вой⁷⁴, а не Посту­ми­е­вой; и отме­чен про­зви­щем, про­слав­ля­ю­щим его жесто­кость, мог быть лишь тот, кто дал пер­вый образ­чик такой суро­во­сти. Про­зви­ще у Ман­лия было Гроз­ный, а на име­ни Посту­мия нет ника­ко­го зло­ве­ще­го зна­ка.

(7) В отсут­ст­вие дру­го­го кон­су­ла Гней Юлий сам, а не по жре­бию посвя­тил храм Апол­ло­ну. Вер­нув­шись в город после роспус­ка вой­ска Квинк­ций вос­при­нял это болез­нен­но, но жало­ба­ми в сена­те ниче­го не добил­ся.

(8) Тот год [431 г.], озна­ме­но­ван­ный вели­ки­ми собы­ти­я­ми, отме­чен еще одним, кото­рое тогда каза­лось не име­ю­щим отно­ше­ния к рим­ским делам: во вре­мя сици­лий­ских меж­до­усо­биц кар­фа­ге­няне, став­шие потом столь гроз­ны­ми вра­га­ми рим­лян, впер­вые — для под­креп­ле­ния одной из про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щих сто­рон — пере­пра­ви­ли вой­ско на Сици­лию⁷⁵.

30. (1) В Горо­де народ­ные три­бу­ны побуж­да­ли избрать воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, но не име­ли успе­ха. Кон­су­ла­ми ста­ли Луций Папи­рий Красс и Луций Юлий [430 г.]. Послы эквов, обра­тив­ши­е­ся к сена­ту с прось­бой о дого­во­ре, в ответ услы­ша­ли тре­бо­ва­ние сдать­ся, но доби­лись пере­ми­рия на восемь лет; (2) а у воль­сков, потер­пев­ших пора­же­ние на Аль­гиде, дело дошло до заго­во­ров и оже­сто­чен­ной борь­бы меж­ду теми, кто сто­ял за вой­ну, и теми, кто за мир, так что рим­лян все оста­ви­ли в покое. (3) Бла­го­да­ря пре­да­тель­ству одно­го из народ­ных три­бу­нов кон­су­лам ста­ло извест­но, что те гото­вят любез­ный наро­ду закон о пре­дель­ном раз­ме­ре пени; кон­су­лы успе­ли пред­ло­жить такой закон рань­ше от сво­его име­ни⁷⁶.

(4) Кон­су­ла­ми сле­дую­ще­го года ста­ли Луций Сер­гий Фиде­нат во вто­рой раз и Гости­лий^[3] Лукре­ций Три­ци­пи­тин [429 г.]. В их кон­суль­ство не слу­чи­лось ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния. Вслед за ними кон­су­ла­ми были Авл Кор­не­лий Косс и Тит Квинк­ций Пуни­ец во вто­рой раз [428 г.]. На вла­де­ния рим­лян совер­ша­ли набе­ги вей­яне. (5) Про­шел слух, что в этих гра­бе­жах при­нял уча­стие и кое-кто из фиде­нян, и Луцию Сер­гию, Квин­ту с.203 Сер­ви­лию, а так­же Мамер­ку Эми­лию было пору­че­но рас­сле­до­ва­ние дела. (6) Тех, о ком не было точ­но извест­но, поче­му в ука­зан­ные дни они отсут­ст­во­ва­ли в Фиде­нах, высла­ли в Остию. Было уве­ли­че­но чис­ло посе­лен­цев, и им была пере­да­на зем­ля погиб­ших на войне⁷⁷. (7) В тот год слу­чи­лась силь­ная засу­ха, воды недо­ста­ло не толь­ко с неба, но и зем­ля, оскудев­шая при­род­ною вла­гой, едва пита­ла боль­шие реки. (8) Отсут­ст­вие воды в дру­гих местах при­ве­ло к паде­жу домаш­них живот­ных, поды­хав­ших от жаж­ды воз­ле пере­сох­ших род­ни­ков и ручьев; часть скота пала от чесот­ки, и зара­за рас­про­стра­ни­лась на людей. Пона­ча­лу она буше­ва­ла в селах и сре­ди рабов, а затем пере­ки­ну­лась в город. (9) Не толь­ко тела под­вер­же­ны были зара­зе, но и души были охва­че­ны раз­но­об­раз­ны­ми и по боль­шей части чуже­зем­ны­ми суе­ве­ри­я­ми. Ста­ра­нья­ми тех, кто нажи­вал­ся на люд­ском лег­ко­ве­рии, в домах уста­нав­ли­вал­ся новый порядок жерт­во­при­но­ше­ний, (10) до тех пор пока знат­ней­шие граж­дане не осо­зна­ли, сколь позор­но для все­го обще­ства, что на каж­дом углу и в каж­дом свя­ти­ли­ще милость богов выма­ли­ва­ют при­не­се­ни­ем жертв по непри­выч­но­му и чуж­до­му обы­чаю: (11) эди­лам было пору­че­но про­следить за тем, чтоб ника­ки­ми ины­ми спо­со­ба­ми, кро­ме при­ня­тых в оте­че­стве, и ника­ким иным богам, кро­ме рим­ских, не покло­ня­лись.

(12) Месть вей­я­нам была отло­же­на до сле­дую­ще­го года [427 г.], когда кон­су­ла­ми ста­ли Гай Сер­ви­лий Ага­ла и Луций Папи­рий Муги­лан. (13) Но и тогда страх богов еще не поз­во­лил тот­час объ­явить вой­ну и выслать вой­ско и было реше­но преж­де послать феци­а­лов для предъ­яв­ле­ния тре­бо­ва­ний⁷⁸. (14) Хотя неза­дол­го перед тем вей­яне раз­гром­ле­ны были в сра­же­нии меж­ду Номен­том и Фиде­на­ми и мир заклю­чен не был, а толь­ко объ­яв­ле­но пере­ми­рие, срок кото­ро­го истек и кото­рое еще рань­ше было нару­ше­но новым вос­ста­ни­ем, мяте­жом, феци­а­лы все-таки были посла­ны. Но и их речи, хоть тре­бо­ва­ния они выдви­га­ли, при­но­ся при­ся­гу по обы­чаю пред­ков, услы­ша­ны не были. (15) Поэто­му воз­ник спор, объ­яв­лять ли вой­ну от име­ни наро­да, или доста­точ­но будет сенат­ско­го поста­нов­ле­ния. Верх взя­ли три­бу­ны, угро­жав­шие вос­про­ти­вить­ся набо­ру, и кон­сул внес пред­ло­же­ние о войне в народ­ное собра­ние. Все цен­ту­рии выска­за­лись за вой­ну. (16) И тут пле­беи вновь доби­лись успе­ха, насто­яв на том, чтоб на бли­жай­ший год не выби­ра­ли кон­су­лов.

31. (1) Избра­ли четы­рех воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью — Тита Квинк­ция Пуний­ца, быв­ше­го кон­су­ла, Гая Фурия, Мар­ка Посту­мия и Авла Кор­не­лия Кос­са [426 г.]. (2) В Риме остал­ся Косс, трое дру­гих, сна­рядив вой­ско, дви­ну­лись на Вейи и пока­за­ли, сколь вред­но на войне мно­го­вла­стье. Отста­и­вая каж­дый соб­ст­вен­ное реше­ние (ведь вся­кий пред­по­чи­та­ет свое), они пре­до­ста­ви­ли хоро­шие воз­мож­но­сти про­тив­ни­ку: (3) пока вой­ско, с одной сто­ро­ны слы­ша при­каз о наступ­ле­нии, с.204 а с дру­гой — об отхо­де, пре­бы­ва­ло в недо­уме­нии, вей­яне улу­чи­ли миг для напа­де­ния. Рим­ляне в заме­ша­тель­стве побе­жа­ли и укры­лись в лаге­ре, до кото­ро­го было неда­ле­ко. Позо­ра было боль­ше, чем потерь. (4) Уны­ние охва­ти­ло непри­выч­ный к пора­же­ни­ям Город; в доса­де на три­бу­нов ста­ли тре­бо­вать дик­та­то­ра, воз­ла­гая на него все надеж­ды. Но так как и здесь бого­бо­яз­нен­ность не поз­во­ля­ла назна­чить дик­та­то­ра без уча­стия кон­су­ла⁷⁹, обра­ти­лись к авгу­рам, и те нашли, что бла­го­че­стие от это­го не постра­да­ет. (5) Авл Кор­не­лий объ­явил дик­та­то­ром Мамер­ка Эми­лия, а тот его само­го назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы. Так, когда поло­же­ние государ­ства потре­бо­ва­ло чело­ве­ка, воис­ти­ну доб­лест­но­го, то и цен­зор­ское взыс­ка­ние нисколь­ко не поме­ша­ло обре­сти гла­ву государ­ства в доме, неза­слу­жен­но заклей­мен­ном⁸⁰.

(6) Окры­лен­ные успе­хом, вей­яне разо­сла­ли по всей Этру­рии послов, хва­ста­ясь победой в одном сра­же­нии над тре­мя рим­ски­ми пол­ко­во­д­ца­ми, и, хотя им не уда­лось добить­ся пря­мой под­держ­ки сою­за, все-таки ото­всюду при­влек­ли польстив­ших­ся на добы­чу доб­ро­воль­цев. (7) Толь­ко фиден­ский народ поста­но­вил воз­об­но­вить вой­ну, и, как буд­то бы нече­сти­во не осквер­нить нача­ло вой­ны пре­ступ­ле­ни­ем, фиде­няне обаг­ри­ли свое ору­жие кро­вью новых посе­лен­цев (как преж­де — послов) и при­со­еди­ни­лись к вей­я­нам. (8) Затем вожди обо­их наро­дов ста­ли сове­щать­ся, вести ли вой­ну из Вей или из Фиден. Реши­ли, что из Фиден. И тогда, пере­пра­вив­шись через Тибр, вей­яне пере­нес­ли воен­ные при­готов­ле­ния в Фиде­ны. (9) Римом овла­дел страх. Ото­звав от Вей вой­ско, при­веден­ное в заме­ша­тель­ство неуда­чей, лагерь раз­ме­сти­ли у Кол­лин­ских ворот, по сте­нам рас­ста­ви­ли воору­жен­ных вои­нов, в Горо­де пре­кра­ти­ли судо­про­из­вод­ство, закры­ли лав­ки, и Рим стал боль­ше похо­дить на воен­ный лагерь, чем на город.

32. (1) Разо­слав гла­ша­та­ев по все­му горо­ду, дик­та­тор созвал встре­во­жен­ных граж­дан на собра­ние и раз­бра­нил их за то, (2) что малей­шая неуда­ча дела­ет их мало­душ­ны­ми, и за то, что они, хотя поне­сен­ное ими мел­кое пора­же­ние было след­ст­ви­ем не храб­ро­сти вей­ян или тру­со­сти рим­лян, но лишь раздо­ров меж­ду тре­мя пол­ко­во­д­ца­ми, испу­га­лись вей­ян, про­тив­ни­ка, уже шесть раз побеж­ден­но­го, и Фиден — горо­да, кото­рый сда­ва­ли едва ли не чаще, чем оса­жда­ли. (3) И рим­ляне, и непри­я­те­ли, гово­рит он, оста­лись теми же, что были все­гда: столь­ко же у них муже­ства, столь­ко же сил и ору­жие то же, что преж­де; и сам он — тот же дик­та­тор Мамерк Эми­лий, что у Номен­та рас­се­ял вей­ян и фиде­нян вку­пе с фалис­ка­ми⁸¹; (4) и началь­ни­ком кон­ни­цы в бой идет тот же Авл Кор­не­лий, что в минув­шую вой­ну, будучи воен­ным три­бу­ном, на виду у обо­их воинств убил царя вей­ян Лар­та Толум­ния и при­нес туч­ные доспе­хи⁸² в дар хра­му Юпи­те­ра Фере­трия. (5) Пусть же рим­ляне берут­ся за ору­жие, памя­туя о том, что это у них три­ум­фы, у них сня­тые с вра­га доспе­хи, у них победа, а их враг убий­ст­вом послов попрал уста­нов­ле­ния с.205 наро­дов, в мир­ное вре­мя пере­бил посе­лен­цев в Фиде­нах, нару­шил пере­ми­рие и в седь­мой раз на свое несча­стье разо­рвал с Римом. (6) Он, дик­та­тор, вполне уве­рен, что сто­ит толь­ко двум лаге­рям стать друг про­тив дру­га, и осквер­нен­но­му зло­дей­ства­ми непри­я­те­лю уже не при­дет­ся радо­вать­ся позо­ру рим­ско­го вой­ска, а народ рим­ский ура­зу­ме­ет, (7) что государ­ство куда боль­шим обя­за­но тем, кто в тре­тий раз объ­явил его дик­та­то­ром, неже­ли тем, кто за ото­бран­ную им у цен­зо­ров цар­скую власть нало­жил клей­мо на вто­рую его про­шло­год­нюю дик­та­ту­ру. (8) Про­из­не­ся вслед за тем обе­ты, дик­та­тор высту­пил и, при­кры­тый спра­ва гора­ми, а сле­ва Тиб­ром, поста­вил лагерь, не дохо­дя полу­то­ра миль до Фиде­на. (9) Лега­ту Титу Квинк­цию Пуний­цу он при­ка­зал занять в горах и тот скры­тый из виду пере­вал, что в тылу у вра­га.

(10) На сле­дую­щий день, когда этрус­ки, вдох­нов­лен­ные ско­рее удач­ным, чем выиг­ран­ным нака­нуне, сра­же­ни­ем, всту­пи­ли в бой, дик­та­тор чуть-чуть помед­лил, пока раз­вед­чи­ки не донес­ли ему о том, что Квинк­ций вышел к пере­ва­лу неда­ле­ко от фиден­ской кре­по­сти⁸³, и тогда, под­няв зна­ме­на, дви­нул на вра­га стре­ми­тель­ную пехоту, (11) а началь­ни­ку кон­ни­цы не велел всту­пать в бой без при­ка­за: если пона­до­бит­ся помощь кон­ни­цы, он, мол, сам подаст знак. Вот тогда, в деле, пусть не забы­ва­ет про поеди­нок с царем, про туч­ный свой дар Рому­лу и Юпи­те­ру Фере­трию. (12) Полон яро­сти напор леги­о­нов. Пыла­ет нена­ви­стью рим­ля­нин, обзы­ва­ет нече­стив­цем фиде­ня­ни­на, пре­да­те­лем вей­я­ни­на, а их обо­их нару­ши­те­ля­ми пере­ми­рия, зло­дей­ски про­лив­ши­ми кровь послов и запят­нав­ши­ми себя кро­вью посе­лен­цев в сво­ем горо­де, невер­ны­ми союз­ни­ка­ми и тру­са­ми: и делом и сло­вом уто­ля­ет он свою нена­висть.

33. (1) При пер­вом же столк­но­ве­нии рим­ляне поко­ле­ба­ли непри­я­те­ля, как вдруг из рас­пах­нув­ших­ся ворот Фиден вырва­лось новое воин­ство, досе­ле неслы­хан­ное и невидан­ное: (2) боль­шая тол­па, воору­жен­ная огнем, вся оза­рен­ная пылаю­щи­ми факе­ла­ми, в каком-то исступ­ле­нии хлы­ну­ла на вра­га и сво­им необыч­ным ору­жи­ем пона­ча­лу сму­ти­ла рим­лян. (3) Тогда дик­та­тор, бро­сив в бой кон­ни­цу под пред­во­ди­тель­ст­вом Авла Кор­не­лия и ото­звав с гор отряд Квинк­ция, сам поспе­шил на левое кры­ло, отсту­пав­шее в сра­же­нии, похо­жем ско­рей на пожар, и про­кри­чал: (4) «Уж не дым ли одо­лел вас, что вы, как пче­ли­ный рой, изгнан­ный из улья, усту­пи­те без­оруж­но­му про­тив­ни­ку? Или вам не сбить пла­ме­ни меча­ми? И поче­му, если надо сра­жать­ся уже не мечом, а огнем, вы и сами не пусти­те в ход факе­лы, ото­брав­ши их у вра­га? (5) Ну же, во имя Рима и в память об отчей и соб­ст­вен­ной вашей доб­ле­сти, обра­ти­те это пла­мя на вра­же­ский город, уни­чтожь­те Фиде­ны их же огнем, коли вы не смог­ли зами­рить их бла­го­де­я­ни­я­ми. Это­го тре­бу­ют от вас разо­рен­ные зем­ли, кровь ваших послов и посе­лен­цев». (6) При­каз дик­та­то­ра вооду­ше­вил все вой­ско. Одни под­хва­ты­ва­ли бро­шен­ные факе­лы, дру­гие с.206 выхва­ты­ва­ли их из вра­же­ских рук силой, и оба вой­ска воору­жи­лись огнем. (7) Началь­ник кон­ни­цы тоже при­ду­мал, как всад­ни­кам сра­жать­ся по-ново­му: при­ка­зав раз­нуздать коней, он пер­вым при­шпо­рил сво­его и ринул­ся в самую гущу огней, и все осталь­ные кони, раз­го­ря­чен­ные, в сво­бод­ном беге понес­ли всад­ни­ков на вра­га. (8) Клу­бы пыли сме­ша­лись с дымом и засло­ни­ли свет людям и коням. Но зре­ли­ще, испу­гав­шее вой­ско, не вызва­ло ника­ко­го испу­га у лоша­дей. И, где бы ни про­мча­лась кон­ни­ца, она, обру­ши­ва­ясь, сокру­ша­ла все. (9) И тут сно­ва раздал­ся голос, заста­вив­ший оба вой­ска в удив­ле­нии обер­нуть­ся: это дик­та­тор крик­нул, что с тыла пошел на вра­га отряд лега­та Квинк­ция; про­кри­чав в дру­гой раз, он сам еще ярост­ней повел вои­нов в напа­де­ние. (10) Когда два вой­ска, уда­рив в лоб и с тыла, зажа­ли этрус­ков в коль­цо, не пус­кая их ни назад в лагерь, ни в горы, откуда неожи­дан­но для них появил­ся непри­я­тель, а осво­бож­ден­ные от узды кони рим­лян носи­лись повсюду со сво­и­ми всад­ни­ка­ми, боль­шин­ство вей­ян в бес­по­ряд­ке кину­лись к Тиб­ру, а уцелев­шие фиде­няне рва­ну­лись к Фиде­нам. (11) С пере­пу­гу они попа­ли в самое пек­ло и были изруб­ле­ны на бере­гу, а тех, кого столк­ну­ли в воду, погло­ти­ла пучи­на: даже опыт­ные плов­цы шли на дно от изне­мо­же­ния, стра­ха и ран — лишь немно­гие пере­плы­ли реку. Дру­гая часть непри­я­тель­ско­го вой­ска кину­лась через лагерь в город. (12) Туда же увлек­ла ата­ка пре­сле­дую­щих их рим­лян, осо­бен­но Квинк­ция и его людей, толь­ко что спу­стив­ших­ся с гор и еще све­жих для рат­но­го труда — ведь они подо­спе­ли к кон­цу сра­же­ния.

34. (1) Сме­шав­шись с вра­га­ми, они вошли в ворота, взо­бра­лись на сте­ны и оттуда дали знать сво­им, что город взят. (2) Как толь­ко дик­та­тор, сам про­ник­ший в остав­лен­ный непри­я­те­лем лагерь, заме­тил подан­ный знак, он, пре­льстив сво­их вои­нов, уже жаж­дав­ших начать раз­граб­ле­ние лаге­ря, еще боль­шей добы­чей в горо­де, повел их к воротам и, очу­тив­шись в город­ских сте­нах, дви­нул­ся пря­мо к кре­по­сти, куда, как он видел, устре­ми­лась тол­па бег­ле­цов. (3) В горо­де рез­ня была не мень­ше, чем на поле бит­вы, покуда про­тив­ник не побро­сал ору­жия и не сдал­ся, моля дик­та­то­ра о поща­де. И город, и лагерь были раз­граб­ле­ны. (4) На сле­дую­щий день каж­дый всад­ник-цен­ту­ри­он полу­чил по жре­бию плен­ни­ка, а те, кто выка­зал осо­бую доб­лесть, — дво­их; остав­ших­ся плен­ных про­да­ли в раб­ство. И дик­та­тор, вер­нув­ший­ся с три­ум­фом в Рим во гла­ве победо­нос­но­го и нагру­жен­но­го бога­той добы­чей вой­ска, (5) при­ка­зал началь­ни­ку кон­ни­цы сло­жить пол­но­мо­чия, а затем и сам, с при­хо­дом мира, отка­зал­ся от вла­сти, кото­рую шест­на­дца­тью дня­ми рань­ше при­нял перед лицом гро­зив­шей воен­ной опас­но­сти.

(6) Неко­то­рые авто­ры лето­пи­сей сооб­ща­ют, что в бит­ве с вей­я­на­ми у Фиден при­ни­мал уча­стие и флот — труд­ное дело, в кото­рое невоз­мож­но пове­рить, ведь и теперь эта река с.207 недо­ста­точ­но широ­ка, а тогда, (7) насколь­ко мы зна­ем от древ­них, она была еще у́же, раз­ве что эти писа­те­ли, как водит­ся, в уго­ду тще­сла­вию объ­яви­ли победой флота дей­ст­вия несколь­ких суде­ны­шек, вос­пре­пят­ст­во­вав­ших непри­я­тель­ской пере­пра­ве.

35. (1) В сле­дую­щем году [425 г.] воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью были Авл Сем­п­ро­ний Атра­тин, Луций Квинк­ций Цин­цин­нат, Луций Фурий Медул­лин и Луций Гора­ций Бар­бат. (2) С вей­я­на­ми было заклю­че­но пере­ми­рие на два­дцать лет, а с эква­ми — на три года, хотя они про­си­ли боль­ше­го сро­ка. Спо­кой­но было и в Горо­де. (3) Сле­дую­щий год [424 г.] не был при­ме­ча­те­лен ни вой­ною за рубе­жа­ми, ни внут­рен­ни­ми раздо­ра­ми; сла­ву ему доста­ви­ли игры, обе­щан­ные во вре­мя вой­ны, вели­ко­леп­ные ста­ра­ни­я­ми воен­ных три­бу­нов и собрав­шие мно­гих соседей. (4) А три­бу­на­ми с кон­суль­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми были Аппий Клав­дий Красс, Спу­рий Нав­тий Рутил, Луций Сер­гий Фиде­нат и Секст Юлий Юл. Бла­го­да­ря раду­шию госте­при­им­цев, ока­зан­но­му с все­об­ще­го одоб­ре­ния, зре­ли­ще доста­ви­ло гостям еще боль­шее удо­воль­ст­вие. (5) После игр народ­ные три­бу­ны на сход­ках в мятеж­ных речах бра­ни­ли тол­пу за ее пре­кло­не­ние перед теми, кого она нена­видит, за то, что сле­по отда­ет­ся в веч­ное раб­ство (6) и не толь­ко не осме­ли­ва­ет­ся тре­бо­вать уча­стия в соис­ка­нии кон­суль­ства, но и не забо­тит­ся ни о себе, ни о сво­их даже в общих пат­ри­ци­ям и пле­бе­ям собра­ни­ях, где изби­ра­ют воен­ных три­бу­нов. (7) Так что нече­го и удив­лять­ся, поче­му это никто ниче­го не дела­ет для бла­га про­сто­го наро­да. На тяж­кий труд, на опас­ность идут лишь там, где есть надеж­да на воз­на­граж­де­ние и успех. Нету тако­го, за что не взял­ся бы чело­век, лишь бы толь­ко боль­шие уси­лия обе­ща­ли боль­шие награ­ды. (8) Нече­го тре­бо­вать, нече­го ждать, чтобы какой-нибудь народ­ный три­бун ринул­ся сле­по туда, где опас­но­сти вели­ки, а возда­я­ния нет, где, сра­жа­ясь про­тив пат­ри­ци­ев, он навер­ня­ка пре­вра­тит их в сво­их непри­ми­ри­мых вра­гов, а от пле­бе­ев, за кото­рых он будет бороть­ся, не дождет­ся хоть ува­же­ния. (9) Вели­кие души рож­да­ют­ся для вели­ких поче­стей. И ни один пле­бей не станет себя пре­зи­рать, когда пле­беи не будут боль­ше пре­зрен­ны­ми. Надо, нако­нец, на том или ином чело­ве­ке про­ве­рить, мож­но ли кому-нибудь из пле­бей­ско­го сосло­вия пре­до­ста­вить отправ­ле­ние выс­ших долж­но­стей — неуже­ли невоз­мож­но, чтобы нашел­ся дель­ный и храб­рый чело­век незнат­но­го рода. (10) С вели­чай­ши­ми уси­ли­я­ми уда­лось отво­е­вать для пле­бе­ев пра­во быть избран­ны­ми в воен­ные три­бу­ны. Люди, отли­чив­ши­е­ся на воен­ном и граж­дан­ском попри­ще, предъ­яви­ли свои пра­ва. В пер­вые годы их оскорб­ля­ли, отстра­ня­ли и под­ни­ма­ли на смех пат­ри­ции и, нако­нец, те пере­ста­ли выстав­лять себя на поно­ше­нье. (11) Нам не ясно, гово­ри­ли на сход­ках, отче­го не отме­нят закон, доз­во­ля­ю­щий то, чему нико­гда не бывать: ведь уза­ко­нен­ное нера­вен­ство не столь оскорб­ля­ет, как пре­зре­ние к буд­то бы не достой­ным избра­ния.

с.208 36. (1) Тако­го рода речи выслу­ши­ва­ли с сочув­ст­ви­ем, и они побуж­да­ли неко­то­рых стре­мить­ся к долж­но­сти воен­но­го три­бу­на, и каж­дый сулил по избра­нии сде­лать что-нибудь на поль­зу про­сто­му наро­ду. (2) Обе­ща­ли и разде­лить обще­ст­вен­ное поле⁸⁴, и выве­сти новые посе­ле­ния, и обло­жить нало­гом вла­дель­цев земель⁸⁵ ради выпла­ты жало­ва­нья вои­нам. (3) Тогда воен­ные три­бу­ны, удач­но выбрав вре­мя, когда мно­гие разъ­е­ха­лись из Горо­да, тай­но созва­ли к опре­де­лен­но­му дню сена­то­ров; (4) в отсут­ст­вие народ­ных три­бу­нов было при­ня­то сенат­ское поста­нов­ле­ние об избра­нии кон­су­лов и об отправ­ке воен­ных три­бу­нов для про­вер­ки досто­вер­но­сти слу­хов о гра­би­тель­ском набе­ге воль­сков на вла­де­ния гер­ни­ков. (5) Выехав из Рима, они оста­ви­ли началь­ни­ком в Горо­де сына децем­ви­ра Аппия Клав­дия, юно­шу дея­тель­но­го и с колы­бе­ли впи­тав­ше­го нена­висть к народ­ным три­бу­нам и про­сто­му люду. Народ­ным три­бу­нам не о чем ста­ло спо­рить ни с отсут­ст­во­вав­ши­ми винов­ни­ка­ми сенат­ско­го поста­нов­ле­ния, ни с Аппи­ем — дело ведь уже было сде­ла­но.

37. (1) Кон­су­ла­ми избра­ны были Гай Сем­п­ро­ний Атра­тин и Квинт Фабий Вибу­лан [423 г.].

В тот год, по пре­да­нию, про­изо­шло собы­тие хоть и в чужих кра­ях, но все же достой­ное упо­ми­на­ния: сам­ни­ты⁸⁶ захва­ти­ли этрус­ский город Вуль­турн, нынеш­нюю Капую⁸⁷, и назва­ли его Капу­ей — по име­ни сво­его пред­во­ди­те­ля Капия или, что веро­ят­нее, пото­му, что город рас­по­ло­жен был на рав­нине. (2) Пона­ча­лу они при­ня­ли город и окрест­но­сти в совла­де­ние от изну­рен­ных вой­ною этрус­ков, но потом как-то в празд­ник ново­яв­лен­ные посе­лен­цы напа­ли ночью на ста­рых жите­лей, кото­рых смо­ри­ло сном после пир­шеств, и пере­би­ли их.

(3) После этих-то собы­тий выше­на­зван­ные кон­су­лы и всту­пи­ли в долж­ность в декабрь­ские иды. (4) О том, что воль­ски гро­зят вой­ной, доно­си­ли не толь­ко те, кто был отправ­лен раз­ведать об этом, но уже и послан­ни­ки лати­нов и гер­ни­ков сооб­ща­ли, что нико­гда преж­де воль­ски не отби­ра­ли пред­во­ди­те­лей и не наби­ра­ли вой­ска столь тща­тель­но: (5) у них-де повсюду твер­дят о том, что надо либо наве­ки сло­жить ору­жие и не помыш­лять о войне, либо уж не усту­пать тем, чье гос­под­ство оспа­ри­ва­ешь, — ни в храб­ро­сти, ни в стой­ко­сти, ни в воин­ской выуч­ке. (6) То были не пустые сло­ва, но они не слиш­ком взвол­но­ва­ли сена­то­ров, и Сем­п­ро­ний, кото­ро­му по жре­бию доста­лось отпра­вить­ся в те края, поло­жил­ся на сча­стье как на что-то совсем неиз­мен­ное (а ведь преж­де он пред­во­ди­тель­ст­во­вал победи­те­ля­ми в борь­бе с уже побеж­ден­ным наро­дом) и стал дей­ст­во­вать науда­чу, и при­том так небреж­но, что у воль­сков рим­ско­го поряд­ка было боль­ше, неже­ли в вой­ске самих рим­лян. (7) Пото­му-то и сча­стье, как вооб­ще быва­ет, пере­шло на сто­ро­ну доб­ле­сти. (8) В пер­вом же сра­же­нии, опро­мет­чи­во и неосто­рож­но завя­зан­ном Сем­п­ро­ни­ем, пере­до­вые части не были обес­пе­че­ны под­креп­ле­ни­ем, а кон­ни­ца с.209 была пло­хо раз­ме­ще­на. (9) Гром­кий и частый крик непри­я­тель­ско­го вой­ска был пер­вым при­зна­ком того, куда кло­ни­лось дело; рим­ляне отве­ча­ли нестрой­но и вяло, при каж­дом повто­ре­нии их голос выда­вал страх. (10) Тем ярост­ней бро­сал­ся враг, тес­ня их щита­ми и сле­пя блес­ком мечей. А с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны шеве­ли­лись лишь шле­мы ози­раю­щих­ся вои­нов, в неуве­рен­но­сти и стра­хе тес­ней сби­ва­лась тол­па. (11) Зна­ме­на то оста­ва­лись поки­ну­ты пере­до­вы­ми, то ото­дви­га­лись в свои мани­пу­лы. Пока еще не было ни побеж­ден­ных, ни победи­те­лей: рим­ляне ско­рей при­кры­ва­лись, чем сра­жа­лись, а воль­ски шли в бой всем вой­ском, видя, что враг несет поте­ри, но не бежит.

38. (1) Но тщет­ны при­зы­вы кон­су­ла Сем­п­ро­ния: вот уже повсюду нача­лось отступ­ле­ние, и теперь ниче­го не сто­ит ни его при­каз, ни кон­суль­ское зва­ние; (2) непри­я­те­лю вот-вот уже пока­за­ли бы спи­ну, не подо­спей тут деку­ри­он⁸⁸ Секст Тем­па­ний, кото­рый, хоть и видел, что дело гиб­лое, сохра­нил при­сут­ст­вие духа. (3) Сто­и­ло ему вос­клик­нуть, чтобы всад­ни­ки, если толь­ко они хотят спа­се­ния государ­ства, спе­ши­лись, как вся кон­ни­ца, слов­но по кон­суль­ско­му при­ка­зу, встре­пе­ну­лась. «Государ­ству конец, — ска­зал он, — если этот отряд со сво­и­ми лег­ки­ми щита­ми⁸⁹ не сдер­жит натис­ка вра­га. Пусть вашим зна­ме­нем⁹⁰ будет нако­неч­ник мое­го копья; пока­жи­те и рим­ля­нам и вольскам, что, как ничья кон­ни­ца не срав­нит­ся с ваши­ми всад­ни­ка­ми, так ничьи пехо­тин­цы — с такою пехотой». (4) В ответ на шум­ное одоб­ре­ние он шаг­нул впе­ред, высо­ко взды­мая копье. Везде, где бы они ни про­хо­ди­ли, доро­гу про­кла­ды­ва­ли силой; при­кры­ва­ясь щита­ми нес­лись они туда, где рим­ля­нам при­хо­ди­лось все­го тяже­лей. (5) Повсюду, куда они поспе­ва­ли, ход боя вырав­ни­вал­ся, и, если бы их было поболь­ше, непри­я­тель, без сомне­нья, бежал бы.

39. (1) Никто не в силах был ока­зать им сопро­тив­ле­ние, и тогда пред­во­ди­тель воль­сков дал знак про­пус­кать новый непри­я­тель­ский отряд, при­мет­ный лег­ки­ми круг­лы­ми щита­ми, до тех пор, пока он в пылу схват­ки не ото­рвет­ся от сво­их. (2) Когда это слу­чи­лось, окру­жен­ные всад­ни­ки не смог­ли про­рвать­ся назад, той же доро­гой, что при­шли, ибо там уже повсюду на их пути были вра­ги; (3) кон­сул и рим­ские леги­о­ны, нигде не видя тех, кто толь­ко что обо­ро­нял целое вой­ско, гото­вы были пой­ти на все, чтоб не поз­во­лить вра­гу сокру­шить самых сме­лых вои­нов. (4) Воль­ски разде­ли­лись, чтобы, на одном направ­ле­нии сдер­жи­вая натиск кон­су­ла и леги­о­нов, на дру­гом пода­вить Тем­па­ния и его всад­ни­ков, кото­рые после мно­гих без­успеш­ных попы­ток про­рвать­ся к сво­им заня­ли на одном из хол­мов кру­го­вую обо­ро­ну и, защи­ща­ясь, нано­си­ли замет­ный урон вра­гу. Сра­же­ние не пре­кра­ща­лось до самой ночи. (5) И кон­сул, не ослаб­ляя нака­ла бит­вы, пока было еще свет­ло, сдер­жи­вал непри­я­те­ля. Ночь раз­ве­ла их, не решив исхо­да боя. (6) Эта неиз­вест­ность сде­ла­лась при­чи­ной тако­го ужа­са в обо­их лаге­рях, что, бро­сив ране­ных и боль­шую с.210 часть обо­за, и то и дру­гое вой­ско, сочтя себя побеж­ден­ны­ми, отсту­пи­ли в горы. (7) Холм, одна­ко же, оса­жда­ли почти всю ночь, но когда оса­ждав­шие узна­ли о том, что их лагерь бро­шен, они реши­ли, что вой­ско раз­би­то, и в стра­хе раз­бе­жа­лись кто куда. Тем­па­ний, опа­са­ясь заса­ды, про­дер­жал сво­их до рас­све­та. (8) Затем, с несколь­ки­ми вои­на­ми спу­стив­шись с хол­ма на раз­вед­ку, он выведал у ране­ных вра­гов, что лагерь воль­сков пуст, и, созвав сво­их, радост­но напра­вил­ся к лаге­рю рим­лян. (9) Но когда и там он нашел все бро­шен­ным в таком бес­по­ряд­ке, как у вра­га, то, не зная, куда дви­нул­ся кон­сул, он собрал, сколь­ко смог, ране­ных и с ними, пока воль­ски, поняв ошиб­ку, не воро­ти­лись, крат­чай­шей доро­гой поспе­шил в Рим.

40. (1) Сюда уже дошел слух о том, что бит­ва про­иг­ра­на и лагерь остав­лен, осо­бен­но же опла­ки­ва­ли всад­ни­ков, и весь Город — не толь­ко их род­ст­вен­ни­ки — был охва­чен скор­бью и стра­хом, (2) понудив­шим кон­су­ла Фабия поста­вить перед ворота­ми кара­уль­ных, кото­рые не без тре­пе­та увиде­ли вда­ле­ке всад­ни­ков, недо­уме­вая, кто это такие, до тех пор, пока не узна­ли сво­их. Тут испуг сме­нил­ся радо­стью и по все­му Горо­ду ста­ли разда­вать­ся поздрав­ле­ния кон­ни­це, вер­нув­шей­ся домой с победой и без потерь. Из домов, еще вче­ра пре­да­вав­ших­ся скор­би и опла­ки­вав­ших сво­их, (3) выбе­га­ли, дро­жа, мате­ри и жены, на радо­стях поза­быв о при­ли­чи­ях, они устрем­ля­лись навстре­чу отряду и, едва вла­дея от радо­сти душою и телом, кида­лись каж­дая в объ­я­тия сво­е­му. (4) Народ­ные три­бу­ны, кото­рые уже при­зва­ли к суду Мар­ка Посту­мия и Тита Квинк­ция за то, что это их попу­сти­тель­ст­вом было отда­но сра­же­ние у Вей, не пре­ми­ну­ли вос­поль­зо­вать­ся слу­ча­ем, чтобы ожи­вить еще не забы­тую нена­висть к кон­су­лу Сем­п­ро­нию и напра­вить ее про­тив этих дво­их.

(5) Итак, созва­на была сход­ка, где было мно­го кри­ков о том, что под Вей­я­ми пол­ко­вод­цы пре­да­ли государ­ство, а потом, так как это оста­лось без нака­за­ния, и кон­сул в войне с вольска­ми пре­дал вой­ско, бро­сил на поги­бель храб­рей­ших всад­ни­ков и позор­но оста­вил лагерь. (6) Потом Гай Юний, один из народ­ных три­бу­нов, велел позвать к себе всад­ни­ка Тем­па­ния и, обра­тив­шись к нему, спро­сил: «Ответь мне, Секст Тем­па­ний, как ты дума­ешь, вовре­мя ли кон­сул Гай Сем­п­ро­ний начал сра­же­ние, было ли вой­ско обес­пе­че­но под­креп­ле­ни­ем, было ли вооб­ще что-нибудь поз­во­ля­ю­щее судить о нем как о хоро­шо спра­вив­шем­ся с долж­но­стью и не сам ли ты после раз­гро­ма рим­ских леги­о­нов при­ка­зал всад­ни­кам спе­шить­ся и тем выпра­вил ход боя? (7) А когда ваш отряд ока­зал­ся отре­зан­ным от осталь­но­го вой­ска, подо­шел ли к вам кон­сул, или он выслал тебе и тво­им всад­ни­кам под­креп­ле­ние? (8) И нако­нец, полу­чил ли ты под­креп­ле­ние на сле­дую­щий день, или же вы с отрядом про­рва­лись к лаге­рю бла­го­да­ря соб­ст­вен­но­му муже­ству? Нашел ли ты в лаге­ре кон­су­ла и вой­ско, или лагерь был остав­лен, а ране­ные вои­ны бро­ше­ны? с.211 (9) Теперь, во имя тво­е­го муже­ства и вер­но­сти, а толь­ко они и спас­ли государ­ство в этой войне, отве­чай! Ска­жи, нако­нец, и о том, где теперь Гай Сем­п­ро­ний, где леги­о­ны? Ты оста­вил кон­су­ла и вой­ско или это они бро­си­ли тебя? Побеж­де­ны мы в кон­це кон­цов или победи­ли?»

41. (1) Гово­рят, ответ­ная речь Тем­па­ния была безыс­кус­на и по-сол­дат­ски стро­га, в ней не было ни тще­сла­вия, ни зло­рад­ства из-за чужих пре­ступ­ле­ний. (2) Не ему, вои­ну, ска­зал он, судить о том, насколь­ко све­дущ в воен­ном деле Гай Сем­п­ро­ний, его пол­ко­во­дец: это реша­ли рим­ляне, когда изби­ра­ли его кон­су­лом. (3) Пусть поэто­му его не спра­ши­ва­ют ни о пол­ко­вод­че­ском опы­те, ни о досто­ин­ствах кон­су­ла, пусть раз­мыш­ля­ют об этом дру­гие вели­кие умы и такие же даро­ва­ния. (4) Но о том, что сам видел, он ска­зать может. А видел он, пока отряд еще не был отре­зан, что кон­сул сра­жа­ет­ся в пер­вых рядах, обо­д­ряя сво­их, что он сну­ет сре­ди рим­ских зна­мен и вра­же­ских стрел. (5) А потом они поте­ря­ли друг дру­га из виду, но по уда­рам и кри­кам он заклю­чил, что бой затя­нул­ся до самой ночи, и вполне уве­рен, что к удер­жи­вае­мо­му им хол­му кон­сул не смог про­рвать­ся из-за мно­го­чис­лен­но­сти непри­я­те­ля. (6) Где нахо­дит­ся вой­ско, он не зна­ет, но пола­га­ет, что, как и сам он, когда поло­же­ние сде­ла­лось угро­жаю­щим, спря­тал­ся с отрядом в хоро­шо защи­щен­ном месте, так и кон­сул, чтобы сохра­нить вой­ско, стал лаге­рем в более без­опас­ном месте. (7) Он не верит, чтобы у воль­сков дела обсто­я­ли луч­ше, чем у рим­лян. Та роко­вая ночь вызва­ла все­об­щую сумя­ти­цу у тех и дру­гих. Он про­сил, чтобы его, изну­рен­но­го рат­ным трудом и рана­ми, не задер­жи­ва­ли, и был отпу­щен с боль­ши­ми поче­стя­ми, возда­вае­мы­ми ему за скром­ность не в мень­шей мере, чем за отва­гу. (8) Тем вре­ме­нем кон­сул под­хо­дил уже по Лаби­кан­ской доро­ге к хра­му Спо­кой­ст­вия⁹¹. Из горо­да туда высла­ли вьюч­ных живот­ных с повоз­ка­ми, чтобы забрать вой­ско, силы кото­ро­го после сра­же­ния и ноч­но­го пере­хо­да были на исхо­де. (9) Вско­ре после это­го в Рим вошел кон­сул, кото­рый столь же рья­но отво­дил от себя вину, сколь возда­вал заслу­жен­ную хва­лу Тем­па­нию. (10) Огор­чен­ные сквер­ным веде­ни­ем вой­ны и раз­гне­ван­ные на пол­ко­вод­цев, граж­дане суди­ли Мар­ка Посту­мия, кото­рый в войне с Вей­я­ми был воен­ным три­бу­ном с кон­суль­ской вла­стью, и оштра­фо­ва­ли его на десять тысяч тяже­лых ассов⁹². Его сото­ва­ри­ща Тита Квинк­ция, сва­ли­вав­ше­го на него, уже осуж­ден­но­го, всю вину за слу­чив­ше­е­ся, три­бы оправ­да­ли, памя­туя об его уда­чах в быт­ность кон­су­лом в войне про­тив воль­сков под пред­во­ди­тель­ст­вом дик­та­то­ра Посту­мия Тубер­та и лега­том под Фиде­на­ми при дру­гом дик­та­то­ре, Мамер­ке Эми­лии. Гово­рят, его выру­чи­ла память об его отце, Цин­цин­на­те, чело­ве­ке, чти­мом все­ми, и Капи­то­лин Квинк­ций⁹³ на зака­те дней слез­но молил судей о том, чтобы ему не при­шлось достав­лять Цин­цин­на­ту столь печаль­ное изве­стие⁹⁴.

с.212 42. (1) Пле­беи заоч­но избра­ли народ­ны­ми три­бу­на­ми Секс­та Тем­па­ния, Мар­ка Азел­лия, Тита Анти­стия и Тита Спу­ри­лия^[10], кото­рых всад­ни­ки по сове­ту Тем­па­ния сде­ла­ли сво­и­ми цен­ту­ри­о­на­ми⁹⁵. (2) А сенат, так как из-за нена­ви­сти к Сем­п­ро­нию нена­вист­но было и кон­суль­ское зва­ние, при­ка­зал избрать воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью. Ими ста­ли Луций Ман­лий Капи­то­лин, Квинт Анто­ний Мерен­да и Луций Папи­рий Мугил­лан [422 г.]. (3) В самом нача­ле года народ­ный три­бун Луций Гор­тен­зий при­звал про­шло­год­не­го кон­су­ла Гая Сем­п­ро­ния на суд. Когда же чет­ве­ро дру­гих три­бу­нов на гла­зах у рим­ско­го наро­да ста­ли про­сить Гор­тен­зия не пре­сле­до­вать их ни в чем не повин­но­го пол­ко­во­д­ца, кото­ро­го мож­но упрек­нуть лишь в неуда­че, он рас­сер­дил­ся, (4) пото­му что увидел в этом попыт­ку испы­тать его твер­дость, а так­же рас­чет не на моль­бы три­бу­нов, кото­рые каза­лись ему показ­ны­ми, а на их дей­ст­вен­ное вме­ша­тель­ство. (5) Тогда он для нача­ла обра­тил­ся к Сем­п­ро­нию, вопро­шая, где же его пат­ри­ци­ан­ская гор­дость, где твер­дость духа, где уве­рен­ность в неви­нов­но­сти, как же это кон­сул пря­чет­ся под сенью три­бун­ской вла­сти. (6) А потом, повер­нув­шись к три­бу­нам, спро­сил: «А что буде­те делать вы, если я под­ве­ду его под при­го­вор? Лиши­те народ его прав и упразд­ни­те три­бун­скую власть?» (7) Когда же три­бу­ны заяви­ли, что и Сем­п­ро­ний и все осталь­ные под­чи­не­ны выс­шей вла­сти рим­ско­го наро­да, что они не хотят и не могут упразд­нить при­над­ле­жа­щую наро­ду судеб­ную власть, но, что если моль­бы их за пол­ко­во­д­ца, кото­ро­го почи­та­ли они как отца, не подей­ст­ву­ют, они, как и он, сме­нят одеж­ду⁹⁶, тогда Гор­тен­зий отве­тил: (8) «Рим­ский народ не увидит сво­их три­бу­нов опо­зо­рен­ны­ми. И если Гай Сем­п­ро­ний за вре­мя сво­ей служ­бы сде­лал­ся так дорог вои­нам, я не задер­жи­ваю его более». (9) И пле­бе­ям и пат­ри­ци­ям при­шлась по душе не столь­ко пре­дан­ность четы­рех три­бу­нов, сколь­ко доступ­ность Гор­тен­зия спра­вед­ли­вым моль­бам.

Уда­ча не бла­го­во­ли­ла более эквам, при­сво­ив­шим сомни­тель­ный успех воль­сков.

43. (1) В сле­дую­щем году [421 г.], в кон­суль­ство Нуме­рия Фабия Вибу­ла­на и Тита Квинк­ция Капи­то­ли­на, сына Капи­то­ли­на, когда вой­ском по жре­бию коман­до­вал Фабий, не слу­чи­лось ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния. (2) Эквы, выста­вив­шие было свое роб­кое воин­ство, постыд­но бежа­ли, и боль­шой чести кон­су­лу в том не было. В три­ум­фе ему отка­за­ли, но все же, за то что он загла­дил позор Сем­п­ро­ни­е­ва пора­же­ния, поз­во­ли­ли всту­пить в город с ова­ци­ей⁹⁷.

(3) Но, чем мень­ших, про­тив опа­се­ния, уси­лий потре­бо­ва­ла вой­на, тем неожи­дан­ней ока­за­лась сре­ди этой без­мя­теж­но­сти рас­пря меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми, воз­ник­шая из-за удво­е­ния чис­ла кве­сто­ров⁹⁸. (4) Когда это пред­ло­же­ние — изби­рать, кро­ме двух город­ских кве­сто­ров, еще дво­их в помощь кон­су­лам для с.213 веде­ния вой­ны — было вне­се­но кон­су­ла­ми в сенат, где полу­чи­ло пол­ное одоб­ре­ние, народ­ные три­бу­ны ста­ли бороть­ся за то, чтобы часть кве­сто­ров — а в те вре­ме­на в кве­сто­ры изби­ра­лись толь­ко пат­ри­ции — была из пле­бе­ев. (5) Пона­ча­лу и кон­су­лы и сена­то­ры вся­че­ски про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли этим ста­ра­ни­ям, а потом усту­пи­ли, согла­сив­шись на то, чтобы кве­сто­ров, как и воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, народ выби­рал сво­бод­но из пат­ри­ци­ев и пле­бе­ев, но эта уступ­ка ниче­го не дала, и тогда они вовсе отка­за­лись от замыс­ла уве­ли­чить чис­ло кве­сто­ров. (6) Но от него не отка­за­лись народ­ные три­бу­ны, и вот уже ста­ли разда­вать­ся новые пред­ло­же­ния, сулив­шие сму­ту; сре­ди них — закон о разде­ле зем­ли. (7) Из-за этих вол­не­ний сенат пред­по­чел избрать кон­су­лов, а не воен­ных три­бу­нов, но так как три­бу­ны воз­ра­жа­ли — они даже не дава­ли сена­то­рам собрать­ся, — сенат­ское поста­нов­ле­ние при­ня­то не было и в государ­стве — не без упор­ной борь­бы — воз­ник­ло меж­ду­цар­ст­вие.

(8) Так как бо́льшая часть сле­дую­ще­го года [420 г.] была потра­че­на на борь­бу новых народ­ных три­бу­нов со сме­ня­ю­щи­ми друг дру­га интеррек­са­ми, в ходе кото­рой три­бу­ны либо меша­ли сена­то­рам собрать­ся для пере­да­чи вла­сти оче­ред­но­му интеррек­су, либо чини­ли поме­хи послед­не­му, чтобы он не вно­сил сенат­ско­го поста­нов­ле­ния об избра­нии кон­су­лов, (9) то в кон­це кон­цов Луций Папи­рий Мугил­лан, в свою оче­редь став­ший интеррек­сом, в укор и сена­то­рам, и народ­ным три­бу­нам напом­нил, что забро­шен­ное людь­ми государ­ство еще не пало лишь бла­го­да­ря про­мыс­лу и попе­че­нью богов, да еще пото­му, что с вей­я­на­ми пере­ми­рие, а эквы мед­лят. (10) Может, они хотят, чтобы государ­ство, не обес­пе­чен­ное вла­стью пат­ри­ци­ев, чуть грянет пер­вая гро­за, было уни­что­же­но? Может, не надо наби­рать вой­ско, а набран­но­му вой­ску не нужен пол­ко­во­дец? Или внут­рен­ней вой­ною они соби­ра­ют­ся пред­от­вра­тить вой­ну с непри­я­те­лем? (11) Если так пой­дет дело, то и боги будут не в силах спа­сти государ­ство рим­лян. Отче­го бы, отбро­сив край­но­сти, не добить­ся вза­им­но­го согла­сия, ува­жаю­ще­го пра­ва обе­их сто­рон: (12) пусть пат­ри­ции не воз­ра­жа­ют про­тив воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, а народ­ные три­бу­ны не вме­ши­ва­ют­ся в назна­че­ние четы­рех кве­сто­ров на осно­ва­нии сво­бод­но­го народ­но­го голо­со­ва­ния, без раз­ли­чий сосло­вий.

44. (1) Сна­ча­ла состо­я­лись выбо­ры воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью. Ими ста­ли одни пат­ри­ции: Луций Квинк­ций Цин­цин­нат в тре­тий раз, Луций Фурий Медул­лин во вто­рой, Марк Ман­лий и Авл Сем­п­ро­ний Атра­тин. (2) Выбо­ра­ми кве­сто­ров ведал этот послед­ний, а сре­ди несколь­ких пле­бе­ев, домо­гав­ших­ся этой долж­но­сти, был сын народ­но­го три­бу­на Анти­стия и брат дру­го­го народ­но­го три­бу­на, Секс­та Пом­пи­лия, кото­рым, одна­ко, не помог­ли ни могу­ще­ство, ни под­держ­ка при голо­со­ва­нии: им пред­по­чли знат­ных, тех, чьих отцов и дедов виде­ли с.214 кон­су­ла­ми. (3) Все народ­ные три­бу­ны при­шли в ярость, а более всех — Пом­пи­лий с Анти­сти­ем, заде­тые тем, что отверг­ли их роди­чей. (4) Да что же это такое? Раз­ве они не ока­зы­ва­ли бла­го­де­я­ний, раз­ве не тер­пе­ли неспра­вед­ли­во­сти от пат­ри­ци­ев, раз­ве теперь нако­нец не дано им поль­зо­вать­ся пра­ва­ми, кото­рые были отня­ты. Так поче­му же не толь­ко в воен­ные три­бу­ны, но и в кве­сто­ры не был избран никто из пле­бе­ев? (5) Зна­чит, ниче­го не сто­ят моль­бы отца за сына, бра­та за бра­та — народ­ных три­бу­нов, чья власть свя­щен­на и учреж­де­на для защи­ты сво­бо­ды? В этих выбо­рах, гово­ри­ли они, был какой-то обман, а Сем­п­ро­ний выка­зал боль­ше лов­ко­сти, чем чест­но­сти. Имен­но его неспра­вед­ли­вость, жало­ва­лись они, и при­ве­ла к тому, что их люди не про­шли на долж­но­сти. (6) А так как напасть на него само­го, защи­щен­но­го как неви­нов­но­стью, так и зани­мае­мой долж­но­стью, они не мог­ли, то и напра­ви­ли гнев свой на Гая Сем­п­ро­ния, двою­род­но­го бра­та Атра­ти­на, и с помо­щью три­бу­на Мар­ка Кану­лея вызва­ли его на суд за пора­же­ние в войне с вольска­ми. (7) Одно­вре­мен­но теми же три­бу­на­ми в сена­те был под­нят вопрос о разде­ле зем­ли, чему все­гда реши­тель­но про­ти­вил­ся Гай Сем­п­ро­ний — обсто­я­тель­ство, кото­рое и было взя­то в рас­чет, — ибо, сни­ми он свои воз­ра­же­ния, и у пат­ри­ци­ев про­па­ло бы к нему вся­кое дове­рие, а если бы он стал упор­ст­во­вать в пред­две­рии суда, то вос­ста­но­вил бы про­тив себя пле­бе­ев. (8) Сем­п­ро­ний пред­по­чел обречь себя нена­ви­сти про­тив­ни­ков, постра­дать само­му, но не нане­сти ущерб государ­ству. (9) Он твер­до сто­ял на том, чтобы ни в чем не попу­сти­тель­ст­во­вать трем три­бу­нам: ими дви­жет не столь­ко жела­ние добить­ся зем­ли для пле­бе­ев, сколь­ко нена­висть к нему, Сем­п­ро­нию, а у него достанет муже­ства пре­одо­леть эти напа­сти, лишь бы толь­ко сена­ту не при­хо­ди­лось, щадя его одно­го, нано­сить ущерб все­му обще­ству. (10) Ни разу не поте­ряв при­сут­ст­вия духа, он сам, когда настал день суда, про­вел свою защи­ту, но все ста­ра­ния пат­ри­ци­ев не смог­ли ути­хо­ми­рить народ, и Сем­п­ро­ния при­суди­ли к пене в пят­на­дцать тысяч ассов.

(11) В том же году от обви­не­ния в нару­ше­нии цело­муд­рия защи­ща­лась непо­вин­ная в этом пре­ступ­ле­нии вестал­ка Посту­мия, силь­ное подо­зре­ние про­тив кото­рой вну­ши­ли изыс­кан­ность нарядов и слиш­ком неза­ви­си­мый для девуш­ки нрав. (12) Оправ­дан­ная после отсроч­ки в рас­смот­ре­нии дела⁹⁹, она полу­чи­ла от вели­ко­го пон­ти­фи­ка пред­пи­са­ние воз­дер­жи­вать­ся от раз­вле­че­ний, выглядеть не мило­вид­ной, но бла­го­че­сти­вой. В том же году кам­пан­цы захва­ти­ли Кумы, город, до тех пор при­над­ле­жав­ший гре­кам¹⁰⁰.

(13) На сле­дую­щий год воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью ста­ли Агрип­па Мене­ний Ланат, Пуб­лий Лукре­ций Три­ци­пи­тин и Спу­рий Нав­тий Рутил [419 г.].

45. (1) Этот год бла­го­да­ря сча­стью наро­да рим­ско­го ока­зал­ся отме­чен лишь гроз­ной опас­но­стью, а не бед­ст­ви­ем. Рабы с.215 сго­во­ри­лись под­жечь Город в раз­ных местах, чтобы, пока повсюду народ будет занят спа­се­ни­ем сво­их жилищ, захва­тить силой ору­жия Кре­пость и Капи­то­лий. (2) Осу­щест­вле­ние пре­ступ­но­го замыс­ла пред­от­вра­тил Юпи­тер: схва­чен­ные по доно­су дво­их рабов, пре­ступ­ни­ки были каз­не­ны. А донос­чи­кам отсчи­та­ли в каз­на­чей­стве по десять тяже­лых ассов — целое состо­я­ние по тем вре­ме­нам! — и дали в награ­ду сво­бо­ду.

(3) Затем эквы сно­ва при­ня­лись гото­вить­ся к войне, при­чем из самых досто­вер­ных источ­ни­ков в Риме ста­ло извест­но о том, что в сою­зе со ста­рым вра­гом высту­пит новый — Лаби­ки¹⁰¹. (4) В Риме уже при­вык­ли к тому, что с эква­ми при­хо­дит­ся вое­вать чуть ли не каж­дый год, когда же отпра­ви­ли послов в Лаби­ки, то полу­чи­ли дву­смыс­лен­ный ответ, из кото­ро­го явст­во­ва­ло, что они пока к войне не гото­вят­ся, но мир не будет дол­гим. Поэто­му туску­лан­цам было пору­че­но следить за тем, как бы в Лаби­ках не созре­ла угро­за новой вой­ны. (5) На сле­дую­щий год [418 г.] к воен­ным три­бу­нам с кон­суль­ской вла­стью — Луцию Сер­гию Фиде­на­ту, Мар­ку Папи­рию Мугил­ла­ну и Гаю Сер­ви­лию, сыну При­с­ка, в чье дик­та­тор­ство были взя­ты Фиде­ны, — яви­лись послы из Туску­ла. (6) Они сооб­щи­ли, что жите­ли Лабик взя­лись за ору­жие и, опу­сто­шив сов­мест­но с вой­ском эквов туску­лан­ские зем­ли, ста­ли лаге­рем на Аль­гиде. (7) Тот­час Лаби­кам объ­яв­ле­на была вой­на, но, когда сенат поста­но­вил, что вое­вать отпра­вят­ся двое три­бу­нов, а один возь­мет на себя попе­че­ние о внут­рен­них делах Рима, меж­ду три­бу­на­ми вдруг вспых­ну­ла ссо­ра: каж­дый счи­тал себя пре­вос­ход­ным пол­ко­вод­цем, а заботу о Горо­де — небла­го­дар­ным, не при­но­ся­щим сла­вы пору­че­ни­ем. (8) Пока сена­то­ры с изум­ле­ни­ем гляде­ли на эту непри­стой­ную ссо­ру, Квинт Сер­ви­лий заявил, что если им не стыд­но ни перед сена­том, ни перед государ­ст­вом, то он пре­кра­тит этот спор оте­че­ской вла­стью: «Мой сын, без жре­бия, оста­нет­ся началь­ст­во­вать Горо­дом. Пусть толь­ко те, кто про­сит­ся на вой­ну, ведут ее осмот­ри­тель­нее и соглас­нее, чем ее домо­га­ют­ся».

46. (1) Было реше­но наби­рать вой­ско не из все­го наро­да, а из деся­ти триб¹⁰², на кото­рые выпал жре­бий. Набран­ных вои­нов двое воен­ных три­бу­нов пове­ли на вра­га. (2) Сопер­ни­че­ство меж­ду три­бу­на­ми, воз­ник­шее еще в Риме и подо­гре­вае­мое оди­на­ко­вым стрем­ле­ни­ем к пол­но­вла­стью, раз­го­ре­лось в лаге­ре с новой силой: еди­но­ду­шия не было у них ни в чем, каж­дый сто­ял на сво­ем мне­нии, каж­дый при­ни­мал во вни­ма­ние толь­ко свои реше­ния и при­ка­за­ния, (3) отве­чал дру­го­му пре­зре­ни­ем на пре­зре­ние, покуда нако­нец упре­ки лега­тов не заста­ви­ли их дого­во­рить­ся о том, что каж­дый будет обла­дать всей пол­нотой вла­сти через день на сле­дую­щий. (4) Когда это ста­ло извест­но в Риме, то, как рас­ска­зы­ва­ют, умуд­рен­ный года­ми и опы­том Квинт Сер­ви­лий взмо­лил­ся бес­смерт­ным богам, чтобы раздор меж­ду три­бу­на­ми не при­нес еще боль­ших бед государ­ству, чем это было под с.216 Вей­я­ми, и вну­шил сыну, чтобы тот набрал и сна­рядил вой­ско, как если бы уже теперь неми­ну­е­мо гро­зи­ла беда. Его про­ро­че­ство сбы­лось. (5) Пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мые Луци­ем Сер­ги­ем, под чьим нача­лом было в тот день вой­ско, рим­ляне, сле­дуя за непри­я­те­лем, кото­рый в при­твор­ном стра­хе отхо­дил к валу, очу­ти­лись в неудоб­ном месте под самым вра­же­ским лаге­рем, куда увлек­ла их напрас­ная надеж­да взять его при­сту­пом и откуда неожи­дан­ной вылаз­кой непри­я­те­ля они были сбро­ше­ны вниз по скло­ну и даже не в бег­стве, а в бес­по­рядоч­ной свал­ке затоп­та­ны и заруб­ле­ны. (6) Рим­ский лагерь, едва удер­жан­ный в тот день, назав­тра был почти со всех сто­рон окру­жен непри­я­те­лем и позор­но поки­нут вой­ском, бежав­шим через зад­ние ворота. Пол­ко­вод­цы, лега­ты и луч­шие вои­ны, охра­няв­шие зна­ме­на, устре­ми­лись к Туску­лу; (7) осталь­ные, рас­се­ян­ные в долине, по раз­ным доро­гам потя­ну­лись в Рим, в сво­их рас­ска­зах пре­уве­ли­чи­вая тяжесть поне­сен­но­го пора­же­ния. (8) В Горо­де были не так напу­га­ны, пото­му что слу­чив­ше­е­ся отве­ча­ло опа­се­ни­ям и пото­му что воен­ный три­бун дер­жал гото­вое под­креп­ле­ние на слу­чай опас­но­сти. (9) По его при­ка­зу, после того как млад­шие долж­ност­ные лица¹⁰³ успо­ко­и­ли вол­не­ние в горо­де, спеш­но послан­ные раз­вед­чи­ки сооб­щи­ли, что пол­ко­вод­цы и вой­ско в Туску­ле, а непри­я­тель­ский лагерь на преж­нем месте. (10) Всех вооду­ше­вив­шим поста­нов­ле­ни­ем сена­та был назна­чен дик­та­тор: им стал Квинт Сер­ви­лий Приск, чело­век, чья про­зор­ли­вость в делах государ­ст­вен­ных мно­го раз была испы­та­на рим­ля­на­ми и преж­де, но осо­бен­но в том, что каса­лось исхо­да этой вой­ны, ведь он один еще до пора­же­ния пред­у­га­дал, к чему при­ве­дут раздо­ры воен­ных три­бу­нов. (11) Началь­ни­ком кон­ни­цы он назна­чил того, кто его само­го про­воз­гла­сил дик­та­то­ром, — соб­ст­вен­но­го сына (так рас­ска­зы­ва­ют неко­то­рые, а дру­гие пишут, что началь­ни­ком кон­ни­цы в тот год был Ага­ла Сер­ви­лий); (12) с новым вой­ском дик­та­тор отпра­вил­ся на вой­ну и, соеди­нив­шись с теми, кто оста­вал­ся в Туску­ле, поста­вил лагерь в двух милях от непри­я­те­ля.

47. (1) Удач­ли­вость эквов все­ли­ла в них ту же само­на­де­ян­ную небреж­ность, что была до того у рим­ских пол­ко­вод­цев. (2) А дик­та­тор в пер­вый же бой ввел кон­ни­цу и, рас­се­яв пере­до­вой отряд вра­га, при­ка­зал леги­о­нам немед­лен­но напа­дать под зна­ме­на­ми, зару­бив за про­мед­ле­ние одно­го из зна­ме­нос­цев¹⁰⁴. (3) Вои­ны так рва­лись в бой, что эквы не сдер­жа­ли натис­ка и, побеж­ден­ные, в бес­по­рядоч­ном бег­стве, устре­ми­лись к лаге­рю с поля. При­ступ лаге­ря потре­бо­вал еще мень­ше вре­ме­ни и сил, чем сра­же­ние. (4) На сле­дую­щий день после того, как лагерь был взят и отдан дик­та­то­ром на раз­граб­ле­ние вои­нам, а всад­ни­ки, пре­сле­до­вав­шие бежав­ших из лаге­ря вра­гов, сооб­щи­ли, что все лаби­кан­цы и боль­шая часть эквов запер­лись в Лаби­ках, (5) вой­ско было при­веде­но к это­му горо­ду, он окру­жен, взят при­сту­пом и раз­граб­лен. (6) Дик­та­тор, с победой вер­нув­шись в Рим, на с.217 вось­мой день после вступ­ле­ния в долж­ность сло­жил с себя пол­но­мо­чия; а сенат весь­ма кста­ти — пока народ­ные три­бу­ны не успе­ли вызвать бес­по­ряд­ки, высту­пив с пред­ло­же­ни­я­ми о разде­ле лаби­кан­ских земель, — в пол­ном соста­ве про­го­ло­со­вал за вывод в Лаби­ки посе­ле­ния. (7) Пол­то­ры тыся­чи рим­ских посе­лен­цев полу­чи­ли по два юге­ра зем­ли¹⁰⁵.

После взя­тия Лабик и избра­ния в воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью Агрип­пы Мене­ния Лана­та, Гая Сер­ви­лия Струк­та, Пуб­лия Кор­не­лия Три­ци­пи­ти­на^[4] (всех во вто­рой раз) (8) и Спу­рия Рути­лия Крас­са, а — на сле­дую­щий год — Авла Сем­п­ро­ния Атра­ти­на в тре­тий, Мар­ка Папи­рия Мугил­ла­на и Спу­рия Нав­тия Рути­ла во вто­рой раз. Два года под­ряд за рубе­жа­ми был мир, а дома — раздо­ры из-за земель­ных зако­нов.

48. (1) Тол­пу под­стре­ка­ли народ­ные три­бу­ны — заоч­но избран­ные Спу­рий Меци­лий в чет­вер­тый раз и Марк Мети­лий в тре­тий. (2) Когда они внес­ли тре­бо­ва­ние о разде­ле захва­чен­ной у непри­я­те­ля зем­ли меж­ду все­ми пле­бе­я­ми поимен­но — а это озна­ча­ло, что пле­бей­ским поста­нов­ле­ни­ем¹⁰⁶ иму­ще­ство боль­шин­ства знат­ных людей дела­лось обще­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­стью¹⁰⁷, (3) ведь в горо­де, рас­по­ло­жен­ном в чужой обла­сти, нету участ­ка, кото­рый не был бы добыт силой ору­жия, и нету такой зем­ли, какая была бы про­да­на¹⁰⁸ или дана в надел кому-нибудь, кро­ме пле­бе­ев, (4) ста­ло ясно, что пред­сто­ит жесто­кое про­ти­во­бор­ство меж­ду пле­бе­я­ми и пат­ри­ци­я­ми. Воен­ные три­бу­ны ни в сена­те, ни в част­ных обсуж­де­ни­ях в кру­гу пер­вых граж­дан государ­ства не нахо­ди­ли выхо­да из поло­же­ния, (5) когда Аппий Клав­дий, внук того, кто был в чис­ле децем­ви­ров для запи­си зако­нов, самый млад­ший сре­ди сена­то­ров, (6) как рас­ска­зы­ва­ют, объ­явил, что он при­нес из дома ста­рин­ный семей­ный завет: ведь еще пра­дед¹⁰⁹ его, Аппий Клав­дий, пока­зал сена­то­рам, что един­ст­вен­ный путь к ослаб­ле­нию три­бун­ской вла­сти — через вме­ша­тель­ство дру­го­го три­бу­на. (7) Знат­но­му мужу нетруд­но под­чи­нить себе волю выскоч­ки¹¹⁰, надоб­но толь­ко в обра­ще­нии с ним боль­ше думать об обсто­я­тель­ствах, чем о сво­ем досто­ин­стве. (8) У таких людей толь­ко успех на уме: сто­ит им увидеть, что дру­гие три­бу­ны обо­шли их в каком-то деле, снис­ка­ли рас­по­ло­же­ние про­сто­го наро­да, а для них самих там теперь места не оста­лось, (9) они без коле­ба­ний пере­хо­дят на сто­ро­ну сена­та, чтобы таким обра­зом сбли­зить­ся со всем сосло­ви­ем и с пер­вы­ми людь­ми в нем. (10) Все рас­хва­ли­ва­ли юно­шу, осо­бен­но же Квинт Сер­ви­лий Приск, за то, что тот не изме­нил роду Клав­дия, а вслед за эти­ми вос­хва­ле­ни­я­ми каж­до­му было дано пору­че­ние по мере сил скло­нять три­бу­нов к вме­ша­тель­ству. Сенат был рас­пу­щен, и пат­ри­ции взя­лись за дело. (11) Настав­ле­ни­я­ми, уве­ще­ва­нья­ми и обе­ща­нья­ми быть отныне — и всем в отдель­но­сти и сена­ту в целом — долж­ни­ка­ми три­бу­нов им уда­лось уго­во­рить шесте­рых ока­зы­вать про­ти­во­дей­ст­вие осталь­ным три­бу­нам. (12) И вот на с.218 сле­дую­щий день, когда в сена­те, по уго­во­ру, сооб­щи­ли о заго­во­ре, состав­лен­ном Меци­ли­ем и Мети­ли­ем в рас­че­те на люд­скую алч­ность, знат­ней­шие сена­то­ры заве­ли речь о том, (13) что сами они не видят ника­ко­го выхо­да и не зна­ют дру­го­го реше­ния, кро­ме как при­звать на помощь народ­ных три­бу­нов. Как част­ное лицо, лишен­ное средств к суще­ст­во­ва­нию, так и обма­ну­тое государ­ство упо­ва­ют на их могу­ще­ство. (14) Они ведь сла­вят­ся тем, что власть их рас­про­стра­ня­ет­ся не толь­ко на то, чтоб вызы­вать рас­при меж­ду сосло­ви­я­ми и дер­жать в напря­же­нии сенат, но и на то, чтоб сила­ми само­го три­бу­на­та дать отпор сво­им неуем­ным това­ри­щам. (15) Тут по залу про­ка­тил­ся ропот: со всех сто­рон сена­то­ры взы­ва­ли к три­бу­нам. Вслед за этим в насту­пив­шей тишине под­готов­лен­ные сена­то­ра­ми три­бу­ны заяви­ли, что раз пред­ло­же­ние, вне­сен­ное их това­ри­ща­ми, по мне­нию сена­та, при­ведет к рас­па­ду государ­ства, то и они выска­зы­ва­ют­ся про­тив него. Сенат выра­зил три­бу­нам бла­го­дар­ность за вме­ша­тель­ство. (16) А те, кто внес пред­ло­же­ние о разде­ле зем­ли, созвав собра­ние, объ­яви­ли шесте­рых три­бу­нов пре­да­те­ля­ми дела пле­бе­ев и раба­ми кон­су­лов, обру­шив на них и дру­гие гру­бые оскорб­ле­ния, но наме­ре­ния свои отло­жи­ли.

49. (1) Две вой­ны чуть было не при­шлись на сле­дую­щий год [415 г.], когда воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью ста­ли Пуб­лий Кор­не­лий Косс, Гай Вале­рий Потит, Квинт Квинк­ций Цин­цин­нат и Нуме­рий Фабий Вибу­лан. (2) Одна­ко вой­на с вей­я­на­ми, чьи поля были опу­сто­ше­ны, а усадь­бы раз­ру­ше­ны Тиб­ром¹¹¹, вышед­шим из бере­гов, ока­за­лась отсро­чен­ной из-за бого­бо­яз­нен­но­сти пра­ви­те­лей Вей. (3) Так­же и эквы, понес­шие три года назад пора­же­ние, не смог­ли ока­зать помощь род­ст­вен­ным им жите­лям Бол¹¹². (4) Те совер­ша­ли набе­ги на вла­де­ния соседей-лаби­кан­цев и, таким обра­зом, нача­ли вой­ну с рим­ски­ми посе­лен­ца­ми. (5) Граж­дане Бол наде­я­лись, что они будут спа­се­ны эква­ми от воз­мездия, но, остав­лен­ные на про­из­вол судь­бы в ходе вой­ны, даже не заслу­жи­ваю­щей упо­ми­на­ния, были оса­жде­ны и после корот­ко­го боя лиши­лись горо­да и земель. (6) Народ­ный три­бун Луций Деций попы­тал­ся было вне­сти пред­ло­же­ние о том, чтоб и в Болы, как в Лаби­ки, были выведе­ны посе­лен­цы, но оно было откло­не­но его сото­ва­ри­ща­ми, заявив­ши­ми, что они не допу­стят при­ня­тия поста­нов­ле­ния пле­бе­ев без сенат­ско­го раз­ре­ше­ния.

(7) В сле­дую­щем году [414 г.] эквы ото­бра­ли Болы, выве­ли туда свое посе­ле­ние и укре­пи­ли новы­ми сила­ми этот город. В Риме воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью ста­ли Гней Кор­не­лий Косс, Луций Вале­рий Потит, Квинт Фабий Вибу­лан во вто­рой раз и Марк Посту­мий Регилль­ский. (8) Послед­не­му и пору­чи­ли вой­ну с эква­ми, победа в кото­рой еще явст­вен­ней, чем сама вой­на, обна­ру­жи­ла злоб­ное без­рас­суд­ство это­го чело­ве­ка. (9) Быст­ро набрав и под­ведя к Болам вой­ско, он в неболь­ших стыч­ках сло­мил бое­вой дух эквов и нако­нец ворвал­ся в с.219 город. После это­го он борол­ся уже не про­тив вра­га, а про­тив сограж­дан: в раз­гар при­сту­па три­бун обе­щал сво­им вои­нам добы­чу, а когда город был взят, не сдер­жал сло­ва. (10) Имен­но это послу­жи­ло, мне кажет­ся, пово­дом к озлоб­ле­нию вой­ска, а вовсе не то, что в недав­но уже раз­граб­лен­ном горо­де и в толь­ко что выведен­ном посе­ле­нии добы­чи ока­за­лось мень­ше, чем обе­щал воен­ный три­бун. (11) Его воз­не­на­виде­ли еще силь­нее, после того как, вызван­ный сото­ва­ри­ща­ми из-за город­ских рас­прей, он вер­нул­ся в Рим и на сход­ке, где народ­ный три­бун Марк Секс­тий пред­ло­жил земель­ный закон, пред­у­смат­ри­вав­ший выведе­ние посе­лен­цев в Болы, отве­чая на вопрос Секс­тия, не тем ли, кто захва­тил Болы с ору­жи­ем в руках, долж­ны при­над­ле­жать и город этот, и зем­ли, в серд­цах про­из­нес сло­ва глу­пые, почти что безум­ные: «Горе моим вои­нам, если они не ути­хо­ми­рят­ся!» Услы­шан­ное потряс­ло рав­но и сход­ку, и сена­то­ров. (12) А народ­ный три­бун, чело­век речи­стый и ост­ро­ум­ный, вос­поль­зо­вав­шись тем, что сре­ди его про­тив­ни­ков ока­зал­ся несдер­жан­ный на язык гор­дец, нико­го из воен­ных три­бу­нов не вызы­вал на сло­во­пре­ния чаще, чем Посту­мия, драз­ня и пону­кая его гово­рить такое, что воз­буж­да­ло все­об­щую нена­висть не толь­ко к нему само­му, но и ко все­му его сосло­вию. (13) А тогда, вслед за столь гру­бым и злоб­ным выска­зы­ва­ни­ем воен­но­го три­бу­на, Секс­тий вос­клик­нул: (14) «Вы слы­ши­те, рим­ляне, он гро­зит нака­за­ни­ем вои­нам, как рабам! И это­го извер­га вы сочте­те более достой­ным его высо­ко­го зва­ния, неже­ли тех, кто дару­ет вам город и зем­лю для новых посе­ле­ний, кто забо­тит­ся о вашем при­ста­ни­ще в ста­ро­сти, кто ради ваше­го бла­га бьет­ся с над­мен­ным и жесто­ким про­тив­ни­ком? (15) Вот и удив­ляй­тесь тому, что ныне столь немно­гие отста­и­ва­ют ваше дело. Чего ж от вас им ждать? Долж­но­стей, кото­рые вы охот­нее отда­е­те вашим вра­гам, чем защит­ни­кам рим­ско­го наро­да? (16) Вы засто­на­ли, услы­шав то, что ска­зал Посту­мий. Но что из это­го? Ведь если даже немед­лен­но состо­ит­ся голо­со­ва­ние, того, кто вам угро­жа­ет, вы пред­по­чте­те тем, кто хочет наде­лить вас зем­лею, кро­вом, богат­ст­вом».

50. (1) Сло­ва Посту­мия дошли и до вой­ска, в лаге­ре они вызва­ли еще боль­шее озлоб­ле­ние: этот обман­щик и похи­ти­тель добы­чи им же и угро­жа­ет?! (2) И вот когда ропот зазву­чал откры­то, кве­стор Пуб­лий Сестий, пола­гая, что он суме­ет пода­вить вол­не­ния тем же наси­ли­ем, угро­за кото­ро­го была их при­чи­ной, послал к одно­му из самых шум­ли­вых вои­нов лик­то­ра, но (3) вслед за раздав­ши­ми­ся оттуда бран­ны­ми кри­ка­ми в Сестия поле­тел камень, и ему при­шлось выби­рать­ся из тол­пы под зло­рад­ные вопли ранив­ше­го его сол­да­та: кве­стор, мол, полу­чил то, чем гро­зил сво­им вои­нам пол­ко­во­дец. (4) Вызван­ный для подав­ле­ния мяте­жа Посту­мий еще более оже­сто­чил всех без­жа­лост­ны­ми пыт­ка­ми и жесто­ки­ми нака­за­ни­я­ми. В кон­це кон­цов зло­ба его пре­взо­шла вся­кую меру, и, когда на вопли тех, кого при­ка­за­но было с.220 каз­нить «под кор­зи­ной»¹¹³, сбе­жа­лась тол­па, он, без­рас­суд­но оста­вив свое суди­ли­ще, ринул­ся на тех, кто мешал испол­не­нию при­го­во­ра. (5) Но, когда лик­то­ры и цен­ту­ри­о­ны ста­ли раз­го­нять тол­пу, взрыв воз­му­ще­ния был такой, что воен­но­го три­бу­на поби­ли кам­ня­ми его соб­ст­вен­ные вои­ны. (6) Когда весть об этом ужас­ном пре­ступ­ле­нии при­шла в Рим, воен­ные три­бу­ны через сенат потре­бо­ва­ли рас­сле­до­ва­ния смер­ти их това­ри­ща, чему вос­про­ти­ви­лись три­бу­ны народ­ные. (7) Этот спор, одна­ко, воз­ник из про­ти­во­бор­ства по совсем дру­го­му пово­ду, а имен­но из-за того, что сена­то­ры опа­са­лись, как бы народ, напу­ган­ный и озлоб­лен­ный след­ст­ви­ем, не избрал в воен­ные три­бу­ны пле­бе­ев, и пото­му все­ми сила­ми наста­и­ва­ли на избра­нии кон­су­лов. (8) Но, так как народ­ные три­бу­ны пре­пят­ст­во­ва­ли изда­нию сенат­ско­го поста­нов­ле­ния и не допу­сти­ли выбо­ров, дело дошло до меж­ду­цар­ст­вия, после чего победу одер­жа­ли сена­то­ры.

51. (1) Интеррекс Квинт Фабий Вибу­лан про­вел выбо­ры кон­су­лов — ими ста­ли Авл Кор­не­лий Косс и Луций Фурий Медул­лин. (2) В самом нача­ле года их кон­суль­ства [413 г.] было при­ня­то сенат­ское поста­нов­ле­ние, пред­пи­сы­вав­шее народ­ным три­бу­нам вне­сти в собра­ние пред­ло­же­ние о рас­сле­до­ва­нии убий­ства Посту­мия, а пле­бе­ям — назна­чить сле­до­ва­те­ля по их усмот­ре­нию. Пле­беи еди­но­душ­но пре­до­ста­ви­ли эту заботу кон­су­лам. (3) Доведя дело до кон­ца со всей воз­мож­ной сдер­жан­но­стью и мяг­ко­стью (ибо при­го­во­ре­ны к каз­ни были немно­гие и те, насколь­ко извест­но, сами покон­чи­ли с собой), кон­су­лы, одна­ко, не смог­ли заста­вить пле­бе­ев спо­кой­но пере­не­сти слу­чив­ше­е­ся: (4) дескать, когда закон тре­бу­ет их кро­ви, он обре­та­ет такую силу, что казнь совер­ша­ет­ся безот­ла­га­тель­но, а вот пред­ло­же­ния, вно­си­мые в поль­зу пле­бе­ев, ни к чему не при­во­дят. (5) Теперь для успо­ко­е­ния умов после того, как устра­ни­ли угро­зу бун­та, самое вре­мя было заго­во­рить о разде­ле болан­ских земель, чтобы таким обра­зом пред­у­предить тре­бо­ва­ние земель­но­го зако­на, отни­маю­ще­го у пат­ри­ци­ев неспра­вед­ли­во при­сво­ен­ные ими обще­ст­вен­ные зем­ли. (6) Всех угне­та­ло имен­но это бес­со­вест­ное неже­ла­ние усту­пить пле­бе­ям не толь­ко те зем­ли, что уже нахо­ди­лись в цеп­ких руках зна­ти, государ­ст­вен­ную зем­лю, но и пусту­ю­щие поля, недав­но захва­чен­ные у вра­га и пред­на­зна­чен­ные для того, чтобы ско­ро тоже стать добы­чей немно­гих.

(7) В том же году кон­сул Фурий повел леги­о­ны на воль­сков, кото­рые разо­ря­ли вла­де­ния гер­ни­ков, но, не встре­тив вра­га, взял Ферен­тин¹¹⁴, куда сошлось мно­же­ство воль­сков. (8) Добы­чи там ока­за­лось мень­ше, чем рас­счи­ты­ва­ли, ибо воль­ски, не наде­ясь себя защи­тить, ночью со всем сво­им доб­ром бежа­ли из горо­да, кото­рый был назав­тра взят почти совсем обез­людев­шим. И сам город, и его зем­ли пожа­ло­ва­ны были гер­ни­кам.

52. (1) По про­ше­ст­вии это­го, спо­кой­но­го бла­го­да­ря сдер­жан­но­сти три­бу­нов, года — в кон­суль­ство Квин­та Фабия Амбу­ста и Гая с.221 Фурия Паци­ла [412 г.] — народ­ным три­бу­ном стал Луций Ици­лий. (2) Слов­но оправ­ды­вая свое родо­вое имя¹¹⁵, Ици­лий тот­час по вступ­ле­нии в долж­ность начал сеять сму­ту, ратуя за при­ня­тие зако­на о разде­ле зем­ли. (3) Но тут раз­ра­зи­лась чума; она, прав­да, боль­ше нагна­ла стра­ху, чем унес­ла жертв, но при­нуди­ла людей, забро­сив спо­ры о государ­ст­вен­ных делах, печь­ся о здра­вии и про­пи­та­нии близ­ких: по обще­му мне­нию, мор был не так пагу­бен, как угро­жав­шая Горо­ду сму­та. (4) Кон­су­ла­ми ста­ли Марк Папи­рий Атра­тин и Гай Нав­тий Рутил [411 г.], когда в Рим, отде­лав­ший­ся от болез­ни, кото­рая пора­зи­ла очень мно­гих, но немно­гих унес­ла в моги­лу, на сме­ну чум­но­му году, как все­гда оста­вив­ше­му невозде­лан­ны­ми поля, при­шел голод­ный. (5) Голод делал­ся уже страш­ней чумы, когда ко всем наро­дам, насе­ля­ю­щие бере­га Тиб­ра и Этрус­ско­го¹¹⁶ моря, были отправ­ле­ны послы, чтобы закуп­ка­ми попол­нить запа­сы зер­на. (6) Сам­ни­ты, вла­дев­шие Капу­ей и Кума­ми, высо­ко­мер­но отка­за­ли послам, но у сици­лий­ских тира­нов те нашли раду­шие и помощь¹¹⁷, а осо­бы­ми ста­ра­ни­я­ми этрус­ков боль­шую часть про­до­воль­ст­вия доста­ви­ли Тиб­ром¹¹⁸. (7) Кон­су­лам при­шлось иметь дело с Горо­дом, настоль­ко обез­людев­шим из-за болез­ни, что, едва набрав по одно­му сена­то­ру на посоль­ство, они при­да­ва­ли каж­до­му еще по два всад­ни­ка. (8) Не счи­тая болез­ни и голо­да, два года кряду ника­кие дру­гие напа­сти не бес­по­ко­и­ли Город ни внут­ри, ни за его пре­де­ла­ми. Сто­и­ло, одна­ко, спра­вить­ся и с эти­ми беда­ми, как воз­вра­ти­лось все, что обыч­но тре­во­жи­ло государ­ство, — рас­при сре­ди сво­их, вой­на с чужи­ми.

53. (1) В кон­суль­ство Мар­ка Эми­лия и Гая Вале­рия Поти­та [410 г.] ста­ли гото­вить­ся к войне эквы, кото­рым воль­ски, хотя их народ­ное собра­ние не торо­пи­лось объ­яв­лять вой­ну, пре­до­ста­ви­ли в наем­ни­ки доб­ро­воль­цев. (2) Народ­ный три­бун Марк Мене­ний, пред­ло­жив­ший закон о разде­ле зем­ли, мешал кон­су­лу Вале­рию про­из­ве­сти набор вой­ска, вызван­ный тем, что, по слу­хам, про­тив­ник уже всту­пил в зем­ли лати­нов и гер­ни­ков; никто не хотел идти к при­ся­ге, (3) как вдруг при­шла весть о взя­тии непри­я­те­лем Карвент­ской кре­по­сти¹¹⁹. (4) За этот позор сена­то­ры воз­не­на­виде­ли Мене­ния, а осталь­ные три­бу­ны — ведь про­тив­ни­ки земель­ных зако­нов были под­готов­ле­ны зара­нее — усмот­ре­ли в этом пора­же­нии повод для сопро­тив­ле­ния. (5) При­ня­тие реше­ния оття­ги­ва­лось раз­го­рев­ши­ми­ся спо­ра­ми, во вре­мя кото­рых кон­су­лы, при­зы­вая в свиде­те­ли богов и людей, вини­ли в уже поне­сен­ных и во всех гряду­щих постыд­ных пора­же­ни­ях Мене­ния, (6) кото­рый мешал набрать вой­ско, а тот гром­ко воз­ра­жал: пусть-де неза­кон­ные хозя­е­ва обще­ст­вен­ных земель усту­пят, и он не будет пре­пят­ст­во­вать набо­ру. (7) Нако­нец девять три­бу­нов поста­но­ви­ли пре­кра­тить спо­ры и объ­яви­ли общее реше­ние ока­зы­вать под­держ­ку кон­су­лу Гаю Вале­рию в при­ня­тии мер — нало­же­нии штра­фа или ино­го нака­за­ния — про­тив их с.222 сото­ва­ри­ща, чиня­ще­го поме­хи набо­ру, и про­тив укло­ня­ю­щих­ся от воин­ской служ­бы. (8) После того как воору­жен­ный этим реше­ни­ем кон­сул при­ка­зал схва­тить и немно­гих взы­вав­ших к три­бу­ну, страх заста­вил осталь­ных при­не­сти при­ся­гу. (9) Хотя вой­ско, послан­ное к Карвен­ту, нена­виде­ло и боя­лось кон­су­ла, оно тот­час ярост­но бро­си­лось на при­ступ и, отбро­сив защит­ни­ков кре­по­сти, овла­де­ло ею: удоб­ный слу­чай для напа­де­ния пре­до­ста­ви­ли те, что вышли из кре­по­сти на добы­чу и по небреж­но­сти раз­бре­лись. (10) Награб­лен­но­го вра­га­ми в непре­рыв­ных набе­гах ока­за­лось не так уж мало: они все скла­ды­ва­ли в без­опас­ном месте. Кон­сул велел кве­сто­рам про­дать все это с тор­гов, а доход — в каз­ну и ска­зал, что вой­ско толь­ко тогда будет участ­во­вать в деле­же добы­чи, когда вои­ны пере­ста­нут укло­нять­ся от несе­ния служ­бы. (11) Нена­висть к нему про­сто­го наро­да и вои­нов толь­ко уси­ли­лась. И вот, когда он, по сенат­ско­му поста­нов­ле­нию — с ова­ци­ей, всту­пил в Рим, вои­ны в безыс­кус­ных и по-сол­дат­ски дерз­ких сти­хах попе­ре­мен­но то бра­ни­ли кон­су­ла, то воз­но­си­ли хва­лу Мене­нию. (12) Сто­и­ло кому-нибудь из тол­пя­ще­го­ся кру­гом наро­да упо­мя­нуть имя три­бу­на, как вой­ско напе­ре­рыв с тол­пой начи­на­ло руко­плес­кать и выкри­ки­вать при­вет­ст­вия. (13) Послед­нее обсто­я­тель­ство обес­по­ко­и­ло сена­то­ров куда боль­ше, чем вошед­шее в обы­чай поно­ше­ние кон­су­ла¹²⁰; каза­лось, Мене­ний, если захо­чет, навер­ня­ка будет избран в воен­ные три­бу­ны, во избе­жа­ние чего и были назна­че­ны выбо­ры кон­су­лов.

54. (1) Кон­су­ла­ми ста­ли Гней Кор­не­лий Косс и Луций Фурий Медул­лин во вто­рой раз [409 г.]. (2) Нико­гда преж­де пле­беи не пере­но­си­ли столь болез­нен­но лише­ние их воз­мож­но­сти участ­во­вать в выбо­рах воен­ных три­бу­нов. Свое него­до­ва­ние они тот­час выка­за­ли на квес­тор­ских выбо­рах, ото­мстив тем, (3) что впер­вые избра­ли кве­сто­ров из чис­ла пле­бе­ев, усту­пив лишь одно место пат­ри­цию Квин­ту Фабию Вибу­ла­ну^[7] и отдав трем пле­бе­ям — Квин­ту Силию, Пуб­лию Элию и Мар­ку Пупию^[8] — пред­по­чте­ние перед чле­на­ми знат­ней­ших семейств. (4) Насколь­ко я знаю, на столь свое­воль­ное реше­ние подвиг­ли народ трое из весь­ма опас­но­го для пат­ри­ци­ев семей­ства Ици­ли­ев, избран­ные на тот год в народ­ные три­бу­ны, так как они посу­ли­ли мно­же­ство вели­ких свер­ше­ний, кото­рых жаж­дал народ, но при­том и пред­у­преди­ли, что не сдви­нут­ся с места, (5) если на квес­тор­ских выбо­рах, кото­рые сенат оста­вил рав­но доступ­ны­ми для пле­бе­ев и пат­ри­ци­ев, у наро­да недо­станет духу добить­ся того, чего он дав­но хочет и что раз­ре­ше­но зако­ном. (6) Пле­беи сочли, что ими одер­жа­на боль­шая победа, но не пото­му, что пола­га­ли долж­ность кве­сто­ра для себя пре­де­лом, а пото­му, что им пока­за­лось, что кон­суль­ское досто­ин­ство и три­ум­фы откры­ты для новых людей¹²¹. (7) Пат­ри­ции же воз­роп­та­ли на то, что при­шлось им не про­сто разде­лить, но усту­пить эту долж­ность, а если это так, то они-де отка­зы­ва­ют­ся рас­тить сво­их детей для того, чтоб те, с.223 утра­тив поло­же­ние, при­над­ле­жав­шее их пред­кам, увида­ли, что их зва­ни­я­ми обле­че­ны чужие, а им оста­лось в каче­стве сали­ев и фла­ми­нов¹²² сде­лать­ся жре­ца­ми тол­пы, лишен­ны­ми не толь­ко воен­ной, но и граж­дан­ской вла­сти. (8) Посколь­ку в обо­их ста­нах цари­ло воз­буж­де­ние, а пле­беи воз­гор­ди­лись тем, что дело наро­да отста­и­ва­ют теперь три вождя, нося­щие столь гром­кое имя, сена­то­рам ста­ло ясно, что с любы­ми долж­но­стя­ми, к кото­рым допу­ще­ны пле­беи, про­изой­дет то же самое, что и с квес­тор­ски­ми, и они наста­и­ва­ли на выбо­рах кон­су­лов, пока еще не доступ­ных для обо­их сосло­вий. (9) Ици­лии же высту­па­ли за назна­че­ние воен­ных три­бу­нов, чтобы пле­беи в кон­це кон­цов были допу­ще­ны и к выс­шим долж­но­стям.

55. (1) Не было, одна­ко, ни одно­го кон­суль­ско­го рас­по­ря­же­ния, при­драв­шись к кото­ро­му народ­ные три­бу­ны смог­ли бы выжать то, к чему стре­ми­лись, как вдруг неждан­ную уда­чу при­нес­ло им изве­стие о гра­би­тель­ских втор­же­ни­ях воль­сков и эквов во вла­де­ния лати­нов и гер­ни­ков. (2) Как толь­ко кон­су­лы, соглас­но сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, при­сту­пи­ли к набо­ру вой­ска, три­бу­ны реши­тель­но вос­про­ти­ви­лись это­му, сла­вя как выпав­шую на долю пле­бе­ев, так и соб­ст­вен­ную свою уда­чу. (3) Их было трое три­бу­нов — мужей неукро­ти­мых и самых родо­ви­тых сре­ди пле­бе­ев. Двое взя­ли на себя труд неот­ступ­но следить за каж­дым шагом обо­их кон­су­лов, а третье­му пору­чи­ли то под­стре­кать, то оса­жи­вать тол­пу реча­ми. (4) Кон­су­лы не мог­ли добить­ся набо­ра, три­бу­ны — желан­ных выбо­ров. Но уда­ча уже скло­ня­лась на сто­ро­ну пле­бе­ев, когда при­шла весть о том, что эквы напа­ли на Карвент­скую кре­пость и, пока ее защит­ни­ки гра­би­ли окру­гу, захва­ти­ли Карвент, уни­что­жив мало­чис­лен­ную стра­жу, а затем пере­бив как тех, кто вер­нул­ся в кре­пость, так и тех, кто бро­дил по окрест­но­стям. (5) Эта неуда­ча рим­лян при­да­ла три­бу­нам новые силы. После тщет­ных попы­ток заста­вить три­бу­нов не мешать веде­нию вой­ны (их не оста­но­ви­ли ни бед­ст­вия государ­ства, ни нена­висть к ним самим) они взя­ли верх, добив­шись сенат­ско­го поста­нов­ле­ния об избра­нии воен­ных три­бу­нов, (6) при­ня­то­го, прав­да, с тем усло­ви­ем, что народ­ные три­бу­ны, избран­ные на этот год и пере­из­бран­ные на сле­дую­щий, в рас­чет при­ни­мать­ся не будут: сена­то­ры, конеч­но же, (7) име­ли в виду Ици­ли­ев, подо­зре­вае­мых в том, что в награ­ду за мятеж­ный свой три­бу­нат они потре­бу­ют кон­суль­ско­го досто­ин­ства¹²³. (8) Но вот с согла­сия обо­их сосло­вий начал­ся набор вой­ска и под­готов­ка к войне. Раз­ные лето­пис­цы гово­рят раз­ное о том, оба ли кон­су­ла отпра­ви­лись к Карвент­ской кре­по­сти, или один остал­ся для про­веде­ния выбо­ров; все схо­дят­ся лишь в одном: после дол­гой бес­плод­ной оса­ды рим­ляне отсту­пи­ли от Карвен­та, сила­ми того же вой­ска отня­ли у воль­сков Верру­ги­ну¹²⁴ и, опу­сто­шив их вла­де­ния, а так­же раз­гра­бив зем­ли эквов, вер­ну­лись с бога­той добы­чей.

56. (1) Тем вре­ме­нем в Риме, где победой пле­бе­ев ста­ло с.224 назна­че­ние угод­ных им выбо­ров, сам исход голо­со­ва­ния озна­чал, что победи­ли пат­ри­ции: (2) про­тив обще­го ожи­да­ния в воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью про­шли три пат­ри­ция — Гай Юлий Юл, Пуб­лий Косс и Гай Сер­ви­лий Ага­ла [408 г.]. (3) Пере­да­ют, что пат­ри­ции при­ме­ни­ли тут хит­рость, в чем их тогда же и обви­ни­ли Ици­лии: сме­шав людей, достой­ных избра­ния, с мно­же­ст­вом каких-то про­хо­дим­цев и вызвав все­об­щее отвра­ще­ние к ним, они заста­ви­ли народ отшат­нуть­ся от пле­бе­ев.

(4) Потом про­шел слух, что воль­ски и эквы, то ли вдох­нов­лен­ные тем, что удер­жа­ли Карвент, то ли озлоб­лен­ные тем, что поте­ря­ли Верру­ги­ну, все силы бро­си­ли на вой­ну; (5) во гла­ве пред­при­я­тия сто­я­ли антий­цы: это их послы посе­ти­ли оба наро­да и упре­ка­ли их в мало­ду­шии за то, что, укрыв­шись за кре­пост­ны­ми сте­на­ми, они стер­пе­ли и про­шло­год­ние гра­бе­жи рим­лян, хозяй­ни­чав­ших в их вла­де­ни­ях, и уни­что­же­ние вой­ска, обо­ро­няв­ше­го­ся в Верру­гине. (6) В их зем­ли посы­ла­ют уже не толь­ко вой­ска, но и посе­лен­цев, рим­ляне не толь­ко сами делят меж­ду собой их соб­ст­вен­ность, но даже пода­ри­ли гер­ни­кам захва­чен­ный у воль­сков Ферен­тин. (7) От этих слов раз­го­ра­лись стра­сти, и, где бы ни появ­ля­лись послы, уда­ва­лось набрать нема­ло вои­нов. Таким обра­зом, моло­дежь ото­всюду собра­лась в Антии, где в ожи­да­нии непри­я­те­ля устро­ен был лагерь¹²⁵. (8) Как толь­ко изве­стия об этом, силь­но пре­уве­ли­чи­вав­шие опас­ность, достиг­ли Рима, сенат тот­час же при­нял отве­чаю­щее бед­ст­вен­но­му поло­же­нию реше­ние про­воз­гла­сить дик­та­то­ра. (9) Извест­но, что Юлий и Кор­не­лий были очень уязв­ле­ны этим реше­ни­ем, вокруг кото­ро­го буше­ва­ли стра­сти, (10) и когда после тщет­ных попы­ток знат­ней­ших сена­то­ров под­чи­нить воен­ных три­бу­нов сенат­ско­му поста­нов­ле­нию сенат нако­нец воз­звал к помо­щи три­бу­нов народ­ных (сослав­шись на то, что в чрез­вы­чай­ных обсто­я­тель­ствах их вла­сти под­чи­ня­лись даже и кон­су­лы), (11) то народ­ные три­бу­ны, кото­рым в радость были раздо­ры пат­ри­ци­ев, объ­яви­ли, что от тех, в ком не видят ни сограж­дан, ни про­сто людей, пат­ри­ци­ям помо­щи не будет: (12) вот, когда их урав­ня­ют в пра­вах и государ­ство станет общим для всех, тогда они поза­ботят­ся и о том, чтобы воз­гор­див­ши­е­ся долж­ност­ные лица не мог­ли отме­нять сенат­ские поста­нов­ле­ния; (13) а пока пат­ри­ции живут, не ува­жая ни зако­нов, ни долж­ност­ных лиц, три­бу­ны тоже будут дей­ст­во­вать по-сво­е­му.

57. (1) Эта рас­пря, столь несвоевре­мен­но вспых­нув­шая перед лицом воен­ной опас­но­сти, зани­ма­ла людей до тех пор, (2) покуда после дол­гих воз­ра­же­ний Юлия и Кор­не­лия про­тив неспра­вед­ли­во­го лише­ния их пол­но­мо­чий, хотя они вполне под­хо­ди­ли для этой вой­ны как пол­ко­вод­цы, (3) воен­ный три­бун Ага­ла Сер­ви­лий не ска­зал, что не пото­му он так дол­го мол­чал, что коле­бал­ся в выбо­ре — хоро­ший граж­да­нин не отде­ля­ет сво­их забот от государ­ст­вен­ных, — а пото­му, что наде­ял­ся на с.225 доб­ро­воль­ное под­чи­не­ние сво­их сото­ва­ри­щей вла­сти сена­та, не дожи­да­ясь, пока тот обра­тит­ся за помо­щью в борь­бе про­тив них к народ­ным три­бу­нам. (4) Даже и теперь если бы он знал, что дело тер­пит, то охот­но дал бы сото­ва­ри­щам вре­мя пре­воз­мочь их чрез­мер­ное упрям­ство, но вой­на не ждет от него лич­ных мне­ний, а пото­му согла­сию сото­ва­ри­щей он пред­по­чтет обще­ст­вен­ную поль­зу и если сенат дер­жит­ся того же мне­ния, (5) то бли­жай­шей ночью про­воз­гла­сит дик­та­то­ра и по пер­во­му при­ка­зу высту­пит про­тив вся­ко­го, кто вос­про­ти­вит­ся сенат­ско­му поста­нов­ле­нию. (6) Этим он снис­кал себе заслу­жен­ную похва­лу и все­об­щую бла­го­дар­ность, а про­воз­гла­сив дик­та­то­ром Пуб­лия Кор­не­лия, сам был назна­чен им началь­ни­ком кон­ни­цы, пока­зав сво­им изум­лен­ным това­ри­щам, что поче­сти и сла­ва бла­го­во­лят лишь тем, кто сам к ним не стре­мит­ся. (7) А вой­на была не при­ме­ча­тель­ная ничем. Непри­я­те­ля раз­гро­ми­ли у Антия в пер­вом же (при­том лег­ком) бою, после чего победи­те­ли опу­сто­ши­ли зем­ли воль­сков, а у Фуцин­ско­го озе­ра¹²⁶ взя­ли при­сту­пом неболь­шую кре­пость, пле­нив три тыся­чи чело­век, тогда как про­чие воль­ски запер­лись в горо­де и стра­ну свою не защи­ща­ли. (8) Дик­та­тор выиг­рал вой­ну, каза­лось с избыт­ком взыс­кан­ный уда­чей, вер­нул­ся в город, снис­кав успех, но не сла­ву, и сло­жил с себя пол­но­мо­чия. (9) Воен­ные три­бу­ны, даже не вспом­нив о кон­суль­ских выбо­рах — такую зло­бу вызва­ло у них про­воз­гла­ше­ние дик­та­то­ра, — сно­ва объ­яви­ли о выбо­рах три­бу­нов. (10) Тут пат­ри­ции не на шут­ку встре­во­жи­лись, увидев, как свои же пре­да­ют их дело. (11) И подоб­но тому, как в про­шлом году, из-за того, что сре­ди пред­ло­жен­ных пле­бе­я­ми были люди недо­стой­ней­шие, народ отвер­нул­ся даже и от достой­ных, так и теперь, чтобы закрыть доступ пле­бе­ям, пат­ри­ции выста­ви­ли для избра­ния самых зна­чи­тель­ных в сво­ем сосло­вии людей, места для кото­рых были обес­пе­че­ны все­об­щим поче­том и ува­же­ни­ем. (12) Воен­ны­ми три­бу­на­ми ста­ли чет­ве­ро, каж­до­му из кото­рых уже пре­до­став­ля­лась такая честь — Луций Фурий Медул­лин, Гай Вале­рий Потит, Нуме­рий Фабий Вибу­лан и Гай Сер­ви­лий Ага­ла, обя­зан­ный неза­мед­ли­тель­ным повтор­ным избра­ни­ем как дру­гим сво­им доб­ро­де­те­лям, так и про­яв­лен­но­му толь­ко что ред­кост­но­му и всех к нему рас­по­ло­жив­ше­му само­об­ла­да­нию.

58. (1) В этом же году [407 г.], по исте­че­нии сро­ка пере­ми­рия, заклю­чен­но­го с вей­я­на­ми¹²⁷, через послов и жре­цов-феци­а­лов¹²⁸ нача­лись пере­го­во­ры о воз­ме­ще­нии убыт­ков. Когда послы подо­шли к гра­ни­це, им навстре­чу вышло посоль­ство вей­ян. (2) Те про­си­ли их не появ­лять­ся в Вей­ях до тех пор, пока сами они не обра­тят­ся с прось­бой к рим­ско­му сена­ту. Изму­чен­ным меж­до­усо­би­ца­ми вей­я­нам уда­лось уго­во­рить сенат отсро­чить взыс­ка­ние: не води­лось тогда, чтобы поль­зу для себя извле­ка­ли из чужих бед­ст­вий. (3) А вот во вла­де­ни­ях воль­сков рим­ляне понес­ли урон, ибо истреб­ле­ны были защит­ни­ки Верру­ги­ны: там все с.226 реша­ло вре­мя, и про­сив­шие о помо­щи вои­ны, кото­рых оса­жда­ли воль­ски, мог­ли бы быть спа­се­ны, если б она подо­спе­ла вовре­мя, но послан­ное к ним под­креп­ле­ние при­шло уже толь­ко затем, чтобы пере­бить непри­я­те­лей, кото­рые, пере­ре­зав рим­лян, рас­се­я­лись для гра­бе­жа. (4) В про­мед­ле­нии этом не мень­ше сена­то­ров вино­ва­ты были три­бу­ны: полу­чая вести о том, что вои­ны отда­ют все силы сопро­тив­ле­нию, они не учли того, что ника­кая доб­лесть не пре­взой­дет пре­де­ла чело­ве­че­ских сил. (5) И все же, живые или мерт­вые, эти храб­рые вои­ны не оста­лись неот­мщен­ны­ми.

(6) В сле­дую­щем году [406 г.], когда воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью были Пуб­лий и Гней Кор­не­лии Кос­сы, Нуме­рий Фабий Амбуст и Луций Вале­рий Потит, вой­на с вей­я­на­ми нача­лась из-за высо­ко­ме­рия тамош­не­го сена­та, кото­рый в ответ на тре­бо­ва­ния послов воз­ме­стить убыт­ки велел пере­дать, чтоб они уби­ра­лись вон из их горо­да и вла­де­ний, ина­че они полу­чат то, (7) что когда-то послы полу­чи­ли от Лар­са Толум­ния¹²⁹. (8) Уязв­лен­ные сена­то­ры поста­но­ви­ли, чтобы воен­ные три­бу­ны в тот же день внес­ли в народ­ном собра­нии пред­ло­же­ние о войне с вей­я­на­ми. (9) Не успе­ли те сде­лать это, как нача­ла роп­тать моло­дежь: еще не отво­е­ва­лись с вольска­ми, толь­ко что истреб­ле­ны были все до еди­но­го защит­ни­ки двух кре­по­стей, удер­жа­ние кото­рых чре­ва­то той же опас­но­стью; (10) ни года не про­хо­дит без сра­же­ний, и сно­ва, слов­но тоскуя по напа­стям, зате­ва­ют вой­ну с сосед­ним и весь­ма могу­ще­ст­вен­ным наро­дом, кото­рый может еще втя­нуть в нее всю Этру­рию. (11) Вол­не­ния вспых­ну­ли сами собой, а народ­ные три­бу­ны раз­жи­га­ли их все силь­ней. (12) Самая страш­ная вой­на, не уста­ва­ли повто­рять они, это вой­на пат­ри­ци­ев с пле­бе­я­ми, нароч­но обре­чен­ны­ми тяготам воин­ской служ­бы, обре­чен­ны­ми гиб­нуть от вра­же­ско­го ору­жия; их усы­ла­ют подаль­ше от Горо­да, чтобы в мир­ное вре­мя, у себя дома, они не вспо­ми­на­ли ни о сво­бо­де, ни о посе­ле­ни­ях, чтобы не рас­суж­да­ли о разде­ле обще­ст­вен­ных земель или о сво­бод­ных выбо­рах. (13) Ста­рым вои­нам три­бу­ны напо­ми­на­ли об их похо­дах, пере­счи­ты­вая их руб­цы и уве­чья, вопро­шая, есть ли у них на теле живое место, чтоб при­нять новые раны, хва­тит ли кро­ви, чтоб про­лить ее за государ­ство. (14) Бес­пре­стан­но высту­пая в таком духе на сход­ках, они убеди­ли пле­бе­ев не начи­нать вой­ны, и вне­се­ние зако­на о ней было отсро­че­но, ибо ста­ло ясно, что, рас­смот­рен­ный в обста­нов­ке все­об­ще­го озлоб­ле­ния, он будет отверг­нут.

59. (1) Тем вре­ме­нем воен­ным три­бу­нам пору­чи­ли воз­гла­вить напа­де­ние на зем­ли воль­сков, оста­вив в Риме одно­го Гая Кор­не­лия^[9]. (2) Трое дру­гих, узнав о том, что воль­ски нигде не ста­ви­ли лаге­ря и что, сле­до­ва­тель­но, им не при­дет­ся при­ни­мать сра­же­ния, поде­ли­ли вой­ско на три части и при­ня­лись опу­сто­шать стра­ну. (3) Вале­рий выбрал целью Антий, Кор­не­лий — Эце­т­ру, по с.227 пути кру­ша дома и разо­ряя поля, чтобы при­ве­сти в заме­ша­тель­ство воль­сков; Фабий же, не отвле­ка­ясь на разо­ре­ние полей, оса­дил Анк­сур¹³⁰, кото­рый был их глав­ной целью. (4) Город Анк­сур, нынеш­ние Тарра­ци­ны, сто­ит на склоне, спус­каю­щем­ся к болоту, со сто­ро­ны кото­ро­го (5) Фабий выка­зал наме­ре­ние начать при­ступ. Но послан­ные в обход во гла­ве с Гаем Сер­ви­ли­ем Ага­лой четы­ре когор­ты, овла­дев­ши хол­мом, что навис над горо­дом, с гроз­ным кри­ком рину­лись вниз и пре­одо­ле­ли не охра­ня­е­мые в этом месте сте­ны. (6) Оглу­шен­ный напа­де­ни­ем, непри­я­тель был так увле­чен защи­той от Фабия в ниж­нем горо­де, что поз­во­лил рим­ля­нам при­ста­вить к стене лест­ни­цы, и вот уже город полон вра­гов — они без­жа­лост­но разят бегу­щих и сопро­тив­ля­ю­щих­ся, воору­жен­ных и без­оруж­ных. (7) Побеж­ден­ные про­дол­жа­ли сра­жать­ся, ведь тем, кто пре­кра­щал борь­бу, наде­ять­ся было не на что, как вдруг про­зву­чал при­каз щадить без­оруж­ных, и все защит­ни­ки горо­да тот­час побро­са­ли ору­жие: (8) было взя­то око­ло двух с поло­ви­ной тысяч плен­ных. Фабий удер­жал сво­их вои­нов от даль­ней­ше­го раз­граб­ле­ния горо­да до тех пор, (9) пока не подо­шли его сото­ва­ри­щи, ибо он пола­гал, что и они участ­во­ва­ли во взя­тии Анк­су­ра, отвле­кая осталь­ных воль­сков от ока­за­ния помо­щи это­му горо­ду. (10) Когда же они подо­шли, все три вой­ска раз­гра­би­ли этот напол­нен­ный дол­го­лет­ни­ми богат­ства­ми город. Такая щед­рость пол­ко­вод­цев пона­ча­лу содей­ст­во­ва­ла при­ми­ре­нию пле­бе­ев и пат­ри­ци­ев. (11) А потом к ней при­ба­вил­ся еще один, очень свое­об­раз­ный дар от пер­вей­ших людей про­сто­му люду: сенат — о чем перед тем не было и поми­ну ни от пле­бе­ев, ни от три­бу­нов — поста­но­вил, чтобы вои­ны полу­ча­ли жало­ва­нье от каз­ны, а ведь до того каж­дый нес служ­бу за соб­ст­вен­ный счет¹³¹.

60. (1) Нико­гда еще, гово­рят, народ не при­ни­мал ниче­го с такой радо­стью. Пле­беи сбе­жа­лись к месту заседа­ния сена­та, хва­та­ли за руки выхо­див­ших сена­то­ров и назы­ва­ли их истин­ны­ми отца­ми, заве­ряя, что отныне за столь щед­рое к ним оте­че­ство никто из них, сколь достанет сил, не поща­дит ни кро­ви, ни живота. (2) Ведь к воз­мож­но­сти обес­пе­чить бла­го­по­лу­чие семьи на то вре­мя, что сами они будут про­во­дить в трудах и заботах для бла­га государ­ства, при­бав­ля­лось еще и созна­ние того, что бла­го­де­я­ние это ока­за­но им по доб­рой воле, без малей­ше­го нажи­ма со сто­ро­ны народ­ных три­бу­нов, без вся­ких просьб, отче­го пле­беи все боль­ше радо­ва­лись и все силь­нее бла­го­да­ри­ли. (3) Лишь народ­ные три­бу­ны не разде­ля­ли общей радо­сти и согла­сия сосло­вий, они гово­ри­ли, что и сена­то­ры, и все осталь­ные напрас­но так уж рас­счи­ты­ва­ют на успех и бла­го­ден­ст­вие. Это реше­ние, по их сло­вам, луч­ше на вид, чем на деле. (4) Ведь где же взять для это­го денег, как не обло­жив нало­гом народ? Зна­чит, и щед­рость их — за чужой счет. Да если даже все осталь­ные одоб­рят выпла­ту жало­ва­нья, то те, кто уже отслу­жил свой срок, не стер­пят, чтоб с.228 дру­гие нес­ли воин­скую служ­бу в луч­ших усло­ви­ях, чем когда-то они сами, теперь при­нуж­ден­ные к тому же выпла­чи­вать жало­ва­нье дру­гим после того, как сами пла­ти­ли за все. Неко­то­рые пле­беи при­слу­ша­лись к этим дово­дам. (5) А когда нако­нец воен­ный налог был назна­чен, народ­ные три­бу­ны даже пред­ло­жи­ли тем, кто укло­нит­ся от его упла­ты, свою под­держ­ку. (6) Отцы очень ста­ра­лись для успе­ха сво­его пред­при­я­тия и сами сде­ла­ли пер­вые взно­сы, све­зя в каз­ну — ведь сереб­ря­ных денег тогда еще не чека­ни­ли¹³² — мед­ные слит­ки в повоз­ках; это при­да­ва­ло осо­бую тор­же­ст­вен­ность зре­ли­щу. (7) После того как сена­то­ры чест­но упла­ти­ли все, что при­хо­ди­лось на их долю, то и самые вид­ные из пле­бе­ев, дру­зья зна­ти, нача­ли вно­сить налог, как то было уста­нов­ле­но. (8) Когда пле­беи увида­ли, что пат­ри­ции их пре­воз­но­сят, а те, кому по воз­рас­ту пола­га­лось уже нести воин­скую повин­ность, видят в них хоро­ших сограж­дан, они отка­за­лись от помо­щи три­бу­нов и напе­ре­рыв ста­ли вно­сить поло­жен­ные взно­сы. (9) Нако­нец, после утвер­жде­ния зако­на об объ­яв­ле­нии вой­ны вей­я­нам новые воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью пове­ли на Вейи вой­ско, набран­ное по боль­шей части из доб­ро­воль­цев.

61. (1) Три­бу­на­ми ста­ли Тит Квинк­ций Капи­то­лин, Квинт Квинк­ций Цин­цин­нат, Гай Юлий Юл во вто­рой раз, Авл Ман­лий, Луций Фурий Медул­лин в тре­тий раз и Марк^[5] Эми­лий Мамерк [405 г.]. Пер­вым делом они оса­ди­ли Вейи. (2) Хотя, как толь­ко нача­лась оса­да, этрус­ки тол­пою сошлись к свя­ти­ли­щу Вол­тум­ны и сове­ща­лись, но реше­ния о том, чтобы общи­ми уси­ли­я­ми все­го наро­да ока­зать воен­ную помощь вей­я­нам, при­ня­то не было. (3) В сле­дую­щем году оса­да пошла вяло, пото­му что часть три­бу­нов была ото­зва­на для вой­ны с вольска­ми.

(4) На сле­дую­щий год воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью были избра­ны Гай Вале­рий Потит в тре­тий, а Ман­лий Сер­гий Фиде­нат, Пуб­лий Кор­не­лий Малу­гин­ский, Гней Кор­не­лий Косс, Квинт Фабий Амбуст и Спу­рий Нав­тий Рутил повтор­но [404 г.]. (5) Сра­же­ние с вольска­ми про­изо­шло меж­ду Ферен­ти­ном и Эце­т­ра­ми, и здесь уда­ча сопут­ст­во­ва­ла рим­ля­нам. (6) Затем три­бу­ны пред­при­ня­ли оса­ду воль­ско­го горо­да Арте­ны¹³³. Здесь рим­ля­нам уда­лось пре­сечь непри­я­тель­скую вылаз­ку и самим ворвать­ся в город, захва­тив его весь, кро­ме кре­по­сти, кото­рая была защи­ще­на самой при­ро­дой и вме­ща­ла целое вой­ско. (7) Мно­го наро­ду было пере­би­то и взя­то в плен вокруг кре­по­сти, когда нако­нец оса­ди­ли и ее самое: но взять ее при­сту­пом не мог­ли, пото­му что для тако­го неболь­шо­го про­стран­ства защит­ни­ков хва­та­ло, а наде­ять­ся на сда­чу не при­хо­ди­лось, пото­му что еще до взя­тия горо­да в кре­пость свез­ли все обще­ст­вен­ные запа­сы про­до­воль­ст­вия, (8) и рим­ля­нам при­шлось бы уйти ни с чем, если бы не пре­да­тель­ство раба. Тот про­вел вои­нов над обры­вом, и они захва­ти­ли кре­пость: после того, как была пере­би­та стра­жа, охва­чен­ная ужа­сом тол­па вра­гов немед­лен­но сда­лась. (9) И с.229 город Арте­на, и кре­пость были сры­ты, леги­о­ны оста­ви­ли вла­де­ния воль­сков, и все рим­ское вой­ско сосре­дото­чи­лось на Вей­ях. (10) Пре­да­тель полу­чил в награ­ду, поми­мо сво­бо­ды, иму­ще­ство двух семейств и был про­зван Сер­ви­ем Рим­ским¹³⁴. Неко­то­рые пола­га­ют, что Арте­на при­над­ле­жа­ла не вольскам, а вей­я­нам. (11) Ошиб­ка эта про­ис­хо­дит отто­го, что меж­ду Цере и Вей­я­ми был город с таким же назва­ни­ем, но тот был раз­ру­шен рим­ски­ми царя­ми, да и при­над­ле­жал он церя­нам, а не вей­я­нам. Дру­гая Арте­на была во вла­де­ни­ях воль­сков — об ее раз­ру­ше­нии здесь и ска­за­но.