История Рима от основания города

Периоха книги 49

Кни­га 49 (150—149 гг.). Третья Пуни­че­ская вой­на начи­на­ет­ся на 602 году от осно­ва­ния Рима и завер­ша­ет­ся за непол­ных пять лет. Спор меж­ду Мар­ком Пор­ци­ем Като­ном и Сци­пи­о­ном Нази­кою, из кото­рых один слыл разум­ней­шим мужем в государ­стве, а дру­гой даже в сена­те при­зна­вал­ся луч­шим из сена­то­ров: Катон наста­и­ва­ет на войне, на раз­ру­ше­нии и конеч­ном уни­что­же­нии Кар­фа­ге­на, Нази­ка ему про­ти­во­дей­ст­ву­ет. Реше­но объ­явить кар­фа­ге­ня­нам вой­ну: за то, что вопре­ки дого­во­ру они заве­ли флот, вышли вой­ска­ми за свои гра­ни­цы, пове­ли вой­ну про­тив Маси­нис­сы, дру­га рим­ско­го наро­да, и не допу­сти­ли в свой город сына его Гулус­су, сопро­вож­дав­ше­го рим­ское посоль­ство. Не успе­ли вой­ска сесть на кораб­ли, как в Рим явля­ют­ся послы из Ути­ки, чтобы пре­дать свой город рим­ля­нам со всем доб­ром; сена­то­рам это посоль­ство было доб­рым зна­ком, кар­фа­ге­ня­нам — недоб­рым. По ука­за­нию Сивил­ли­ных книг в Тарен­те справ­ле­ны игры в честь Дита-отца, учреж­ден­ные за сто лет до это­го, в Первую Пуни­че­скую вой­ну, в 502 г. от осно­ва­ния Рима. Из Кар­фа­ге­на в Рим при­бы­ва­ет посоль­ство из 30 чело­век, чтобы объ­явить о сда­че; но Катон наста­и­ва­ет на преж­нем реше­нии и тре­бу­ет, чтобы кон­су­лы немед­лен­но высту­па­ли на вой­ну. Като­но­во мне­ние пре­воз­мо­га­ет. Кон­су­лы, пере­пра­вив­шись в Афри­ку, тре­бу­ют выда­чи трех­сот залож­ни­ков и все­го ору­жия и воен­ных средств, какие есть в Кар­фа­гене, а от име­ни сена­та повеле­ва­ют пере­се­лить­ся всем горо­дом в дру­гое место, не бли­же 10 миль от моря. Такое непо­мер­ное тре­бо­ва­ние побуж­да­ет кар­фа­ге­нян к войне. Кон­су­лы Луций Мар­ций и Маний Мани­лий начи­на­ют оса­ду и при­ступ. При этом при­сту­пе два вой­ско­вых три­бу­на со сво­и­ми когор­та­ми опро­мет­чи­во вры­ва­ют­ся в город через неохра­ня­е­мую часть сте­ны, едва не пере­би­ты горо­жа­на­ми, но спа­се­ны Сци­пи­о­ном Афри­кан­ским. Он же с немно­ги­ми всад­ни­ка­ми отбил ноч­ное напа­де­ние на рим­ский лагерь, а потом, когда кар­фа­ге­няне вышли из горо­да на бой все­ми сила­ми, спас лагерь и стя­жал этим себе пер­во­му сла­ву. Затем, когда один кон­сул уехал в Рим для про­веде­ния выбо­ров, а дру­гой после неудач­но­го при­сту­па отвел вой­ска от Кар­фа­ге­на навстре­чу Газ­д­ру­ба­лу, засев­ше­му со сво­им отрядом в неудоб­ной для боя тес­нине, Сци­пи­он посо­ве­то­вал кон­су­лу не при­ни­мать боя в этом невы­год­ном месте; но мно­гие, завидуя его рас­суди­тель­но­сти и доб­ле­сти, одер­жа­ли верх в сове­те, и кон­сул с вой­ском всту­пил в тес­ни­ну. Как и пред­ска­зы­вал Сци­пи­он, вой­ско было раз­би­то и обра­ще­но в бег­ство, а две когор­ты попа­ли в окру­же­ние, и тогда он сам с неболь­ши­ми кон­ны­ми отряда­ми вер­нул­ся к уще­лью, осво­бо­дил их и вывел невреди­мы­ми. Доб­лесть его при­знал даже Катон, все­гда более склон­ный пори­цать, чем хва­лить: он ска­зал в сена­те, что осталь­ные пол­ко­вод­цы в Афри­ке вою­ют как тени, и толь­ко Сци­пи­он — как живой и силь­ный чело­век. А рим­ский народ вос­хи­щал­ся им так, что на выбо­рах боль­шин­ст­вом триб он был избран кон­су­лом, хотя не имел еще долж­но­го воз­рас­та. Народ­ный три­бун Луций Скри­бо­ний внес пред­ло­же­ние, чтобы лузи­та­ны, сдав­ши­е­ся рим­ско­му наро­ду, были отведе­ны Сер­ви­ем Галь­бой в Гал­лию и там отпу­ще­ны на сво­бо­ду. Про­тив это­го рез­ко высту­пил Марк Катон^[1], чья речь вклю­че­на в его «Лето­пись». За Галь­бу засту­пил­ся Квинт Фуль­вий Ноби­ли­ор, кото­ро­го Катон тоже не поща­дил в сена­те; а сам Галь­ба, видя себя осуж­ден­ным, вывел с собою двух несо­вер­шен­но­лет­них сыно­вей и сына Суль­пи­ция Гал­ла, кото­ро­му он был опе­ку­ном, и про­из­нес в свою защи­ту такую жалост­ную речь, что пред­ло­же­ние было отверг­ну­то. Сохра­ни­лось три его речи: две про­тив народ­но­го три­бу­на Либо­на с его пред­ло­же­ни­ем о лузи­та­нах, и одна про­тив Луция Кор­не­лия Цете­га, в кото­рой утвер­жда­лось, что лузи­та­ны, сто­яв­шие лаге­рем про­тив него, все пере­би­ты, пото­му что ста­ло извест­но: они по сво­е­му обы­чаю при­нес­ли в жерт­ву богам коня и чело­ве­ка, а зна­чит, про­си­ли мира лишь для вида, сами же замыш­ля­ли напасть на его вой­ско. Некий Анд­риск, чело­век тем­но­го про­ис­хож­де­ния, назы­вав­ший себя Филип­пом и выда­вав­ший себя за сына царя Пер­сея, был за это при­слан в Рим царем Демет­ри­ем Сирий­ским, но тай­но бежал, собрал вокруг себя мно­го наро­да, при­ни­мав­ше­го его выдум­ку за прав­ду, и с этим вой­ском захва­тил почти всю Македо­нию, в иных местах силою, а в иных с согла­сия мест­ных жите­лей. Он рас­ска­зы­вал, буд­то рож­ден Пер­се­ем от налож­ни­цы и был отдан на вос­пи­та­ние како­му-то кри­тя­ни­ну, чтобы в пре­врат­но­стях вой­ны, кото­рую он вел с рим­ля­на­ми, сохра­ни­лось хотя бы семя от цар­ско­го кор­ня; вос­пи­ты­вал­ся он в Адра­мит­тии до две­на­дца­ти лет, не зная сво­его про­ис­хож­де­ния и счи­тая вос­пи­та­те­ля сво­им отцом; и лишь когда тот зане­мог и почув­ст­во­вал, что бли­зок конец, то рас­крыл ему его про­ис­хож­де­ние и дал ему гра­моту с печа­тью царя Пер­сея, остав­лен­ную для мни­мой его мате­ри, с тем чтобы пере­дать сыну, когда тот станет взрос­лым, а до это­го вре­ме­ни во что бы то ни ста­ло сохра­нять дело в глу­бо­кой тайне. Теперь, когда он под­рос, ему пере­да­ва­лась эта гра­мота, в кото­рой отец остав­лял сыну два зары­тых кла­да. Когда он <…> еще не знав­ше­му истин­но­го сво­его про­ис­хож­де­ния, жен­щи­на рас­ска­за­ла ему, из како­го он рода, и умо­ля­ла бежать из этих мест, пока слу­хи не дошли до царя Эвме­на, с.573 кото­рый был Пер­сею вра­гом, и тот не подо­слал бы к нему убийц. Испу­ган­ный этим, он бежал в Сирию, наде­ясь полу­чить помощь от Демет­рия, и там впер­вые решил­ся открыть перед все­ми, кто он такой.