Перевод с латинского и комментарии Т. Ю. Бородай.
Перевод выполнен по изданию: Seneca in ten volumes. London. Loeb Classical Library, 1970—1972.
1. Я вполне понимаю, Луцилий, лучший из мужей, сколь велико дело, которому я, старик, пытаюсь сейчас положить основание, решившись обойти весь мир, докопаться до его причин и до его тайн и предоставить их любознательности других. Успею ли я постичь столь многое, собрать столь рассеянное, разглядеть столь сокровенное?
2. Старость должна бы мне воспрепятствовать, представив мне с укоризною в бесплодных занятиях растраченные годы. Тем крепче поднажмем, и пусть труд возместит ущерб, нанесенный дурно истраченной жизнью; прибавим ко дню ночь, отбросим дела, освободимся от забот об имении, лежащем далеко от хозяина; пусть дух2 принадлежит целиком себе; обратимся, хотя бы под самый конец, к самосозерцанию.
3. Так дух и поступит, и будет понукать себя и ежедневно измерять быстротечность времени. Упущенное он возместит бережливым использованием жизни настоящей; переход к достойной жизни от раскаяния — самый надежный. И вот мне хочется воскликнуть стихом славного поэта:
Духом могучим воспрянем и в малое время великий
Труд завершим3.
Я бы так и воскликнул, если бы предпринимал этот труд мальчиком или юношей, ибо для столь великого предприятия никакого времени недостаточно; но сейчас мы приступаем к серьезному, важному, непомерному делу далеко за полдень.
4. Сделаем так, как случается иногда в пути: кто вышел позже, наверстывает упущенное быстротой. Поспешим же, и возьмемся за наш — не знаю, осуществимый ли, но во всяком случае, великий — труд без скидки на возраст. Всякий раз, вспомнив о величии начатого, воспрянет дух, размышляя о том, сколько осталось предпринятого труда, а не о том, сколько осталось ему жить.
5. Некоторые потратили себя на то, чтобы изложить деяния чужеземных царей, поражения и победы, нанесенные друг другу народами. Не лучше ли искоренять свои беды, чем передавать потомству чужие? Не предпочтительнее ли славить деяния богов, нежели разбои Филиппа или Александра4 и прочих, прославившихся истреблением племен? Ведь для смертных они были не меньшей пагубой, чем потоп, заливающий равнины, чем пожар, сжигающий все живое.
6. Пишут о том, как Ганнибал перешел через Альпы; как неожиданно напал он на Италию войной, еще более ожесточенной из-за испанского поражения; как после катастрофы, даже уже после падения Карфагена он, упрямый, обходил царей, прося войско против Рима, предлагая себя в вожди; как, уже стариком, он не переставал искать войны в любом уголке света: обходясь без родины, он не мог обходиться без врага5.
7. Насколько лучше задаваться вопросом, что следует делать, а не что сделано; научить тех, кто вверил дела свои фортуне, что она не дает ничего постоянного, что все ее дары улетучиваются легче ветерка! Фортуна не умеет стоять на месте; ей весело сменять печаль радостью или хотя бы перемешать их. Так пусть же никто не полагается на счастливое стечение обстоятельств, пусть никто не отчаивается при неблагоприятном: они постоянно чередуются.
8. Что ты прыгаешь от радости? То, на чем ты въехал на самый верх6, может сбросить тебя в любой момент, когда — ты не знаешь: у него своя цель, не твоя. Что ты лежишь в отчаянии? Ты достиг самого дна, теперь есть куда подниматься. Неприятности переменяются к лучшему, удачи — к худшему.
9. Поэтому следует твердо помнить о непрочности не только частных домов — эти могут рухнуть от пустяка, — но и общественных: из ничтожества вырастали царства, поднимавшиеся выше своих повелителей; великие империи сами собой рушились в расцвете сил. А сколько их было разрушено другими, невозможно и сосчитать. В тот самый момент, как бог особенно возвышает одни государства, он низлагает другие, но не мягко клонит книзу, а сбрасывает с самой вершины, так что после них не остается ни следа.
10. Подобные вещи мы считаем великими оттого, что мы малы; так, многое обретает величие не от своей природы, а от нашей низости.
Какое из человеческих дел главное? Наполнить моря кораблями, водрузить знамена на берегах Красного моря, блуждать по океанам в поисках неведомых земель, когда ведомых уже не хватает для беззаконий? — Нет, но увидеть все, видимое очам духа, и подчинить себе пороки, ибо нет победы более великой. Нет числа тем, кто владел народами и городами; тех, кто владел собой, можно перечесть по пальцам.
11. Так что же главное? — Вознестись духом над угрозами и обещаниями фортуны; ничего не полагать достойным надежды. Да и что есть у нее такого, чего ты мог бы возжаждать? Ты, который, обращаясь от божественных собеседований к делам человеческим, всякий раз омрачался так, будто с яркого солнца погружался в густую тень?
12. Так что же главное? — Быть в силах весело переносить невзгоды; что бы ни случилось, принимать так, словно ты хотел, чтобы оно случилось. Ведь ты и должен был бы хотеть, зная, что все происходит по божественному определению: плакать, стонать и жаловаться — значит отпасть от бога.
13. Так что же главное? — Дух, мужественно и твердо встречающий несчастья, от излишеств не просто отвращающийся, но им враждебный; опасности не ищущий и не бегущий; умеющий не дожидаться счастья, а делать его, и без трепета и смятения шагать вперед навстречу любой судьбе, не позволяя ослепить себя ни блеску успеха, ни вихрю неудач.
14. Так что же главное? — Не допускать в душу дурных замыслов; воздевать к небу чистые руки; не добиваться такого добра, которое кто-то вынужден утратить, чтобы оно перешло к тебе; стремиться стяжать лишь то, что можно стяжать без соперников — доброе сердце7; на все прочее, что так высоко ценят смертные, пусть даже оно само случайно явится в твой дом, смотреть равнодушно: как пришло, так и уйдет.
15. Так что же главное? — Подняться духом высоко над случайностями; помнить, что ты человек, чтобы, если ты будешь счастлив, знать, что это ненадолго, а если несчастлив — знать, что перестанешь им быть, как только перестанешь считать себя таковым.
16. Так что же главное? — Жить, легко дыша кончиками губ, а не засасывать жизнь с ревом и свистом; благодаря этому становятся свободными — не по праву квиритов8, а по праву природы. Свободен тот, кто избежал рабства у самого себя: это рабство — постоянное и неодолимое, день и ночь равно гнетущее, без передышки, без отпуска.
17. Быть рабом самого себя — тяжелейшее рабство. Его легко, впрочем, стряхнуть, если ты перестанешь многого себе требовать, если перестанешь искать себе выгоды, если будешь держать перед глазами свою природу и помнить, как мало осталось тебе времени, даже если ты еще юн, и будешь говорить сам себе: «Что я беснуюсь? Чего ради пыхчу, потею, верчусь, пыля, по земле и по форуму? Мне ведь надо немного и ненадолго».
18. И здесь нам очень поможет рассмотрение природы вещей. Во-первых, мы отойдем от всего грязного. Во-вторых, мы отдалим от тела нашу душу, которая нам нужна здоровая и сильная. Наконец, изощренность, приобретенная путем упражнения в исследовании запутанных проблем, пригодится и для ясных; а ведь ничего нет яснее благодетельных правил, которые учат нас, как справиться с нашей мерзостью и безумием, которые мы сами осуждаем, а бросить не можем.
1. Итак, займемся вопросом о земных водах и исследуем, каким путем они получаются, будь то ручей, о котором говорит Овидий:
Чистый ручей протекал, серебрящийся светлой струею9,
или [удивительный Тимав, о котором пишет] Вергилий:
…бурливый источник Тимава
Там, где сквозь девять горл из глубин горы выливаясь,
Он попирает поля, многошумному морю подобен10;
или, как я нахожу у тебя, любезнейший Луцилий:
Элий-река вытекает из родников сицилийских.
Откуда берется вода и каким образом столько огромных рек текут день и ночь? Почему одни вспухают во время зимних дождей, а другие поднимаются, когда все прочие потоки мелеют?
2. Нил мы выделим из общей массы: у него природа особенная и единственная в своем роде; к нему мы обратимся в свое время. А сейчас займемся рядовыми водами — холодными и горячими. Относительно горячих надо будет выяснить, рождаются ли они горячими или становятся. Из прочих мы особо рассмотрим те, которые вкус или какая-либо полезность сделали примечательными. Ибо некоторые воды лечат глаза, некоторые — нервы; некоторые исцеляют застарелые болезни, от которых отказались врачи; некоторые заживляют язвы; некоторые, будучи выпиты, согревают нутро и помогают при заболеваниях легких и кишечника; некоторые останавливают кровь. Словом, полезные свойства их не менее разнообразны, чем вкус.
1. Все воды либо стоят, либо текут, либо собираются, либо движутся по различным жилам под землей. Одни из них сладкие, другие — по-разному едкие. Среди последних встречаются соленые, горькие и лечебные — среди них мы различаем серные, железные, квасцовые; вкус указывает на их свойства.
2. Помимо этого, воды различаются во многих других отношениях, прежде всего на ощупь: бывают холодные и горячие; далее по весу: бывают легкие и тяжелые; далее по цвету: бывают чистые, мутные, синие, желтоватые; затем по воздействию на здоровье: бывают полезные, бывают смертоносные, бывают такие, что затвердевают в камень; бывают жидкие и густые; бывают утоляющие жажду и такие, что их можно сколько угодно пить, не напиваясь; бывают и такие, которые способствуют плодородию.
1. Стоит вода или течет — это зависит от расположения местности: по склону — течет, на ровном и низменном месте — держится и застаивается. Иногда ветер гонит ее снизу вверх: но это нельзя назвать течением; это насильственное движение. Собирается вода от дождей. Рождается из своего источника. Впрочем, ничто не мешает воде и рождаться и собираться в одном и том же месте. Это мы видим в Фуцинском озере: с окрестных гор стекает в него дождевая вода, но и в нем самом есть большие скрытые жилы; поэтому даже после того как перестанут течь зимние потоки, оно сохраняет тот же уровень воды.
Прежде всего зададимся вопросом: каким образом земли хватает на то, чтобы поддерживать непрерывное течение рек, откуда берется столько воды? Удивительно и то, что моря будто и не ощущают притока рек; не менее удивительно, что земля не ощущает их оттока. Что наполнило ее так, что из своих скрытых запасов она может предоставлять такое количество воды, или что пополняет ее запасы всякий раз, как они истощаются? Какой бы мы ни дали ответ на этот вопрос относительно рек, он будет верен также и для ручьев и источников.
Некоторые считают, что земля получает назад все воды, какие она выделила, поэтому, дескать, и моря не разливаются: они не усваивают то, что в них втекло, а тотчас возвращают земле. Тайным путем море проникает под землю: в него вода течет открыто, из него возвращается незримо. И на этом обратном пути море процеживается: пробираясь, как сквозь строй, через множество изломов земли, оно теряет горечь и дурной вкус; пробираясь сквозь самые разные почвы, оно лишается всякого вкуса и превращается в чистую пресную воду.
1. Некоторые полагают, что земля выделяет то, что она получила от дождей, и в доказательство указывают, что там, где редко бывает дождь, чрезвычайно мало рек.
2. Именно поэтому, говорят они, так сухи пустыни Эфиопии и так мало источников встречается во внутренней Африке: климат там жаркий и почти всегда лето; вот и расстилаются там безводные пески, без деревца, без пахаря, изредка орошаемые дождем, который тут же впитывается. И наоборот: известно обилие ручьев и рек в Германии, Галлии и ближайшей к ним части Италии, а все потому, что климат там влажный и даже летом бывают дожди.
1. Ты сам видишь, что против этого можно многое возразить. Прежде всего я, как человек, усердно вскапывавший свой виноградник, заявляю тебе, что не бывает такого дождя, который промочил бы землю глубже, чем на десять футов: обычно вся влага впитывается у поверхности и ниже не опускается.
2. Так каким же образом дождь, смачивающий лишь верхний слой почвы, может питать водные потоки? Большая часть его уносится в море по руслам рек; ничтожная часть впитывается землей. Но и эту часть земля не сохраняет. Если она сухая, она поглощает то, что пролилось в нее; если уже насыщена влагой, выталкивает все, что упадет на нее сверх потребности; поэтому после первых дождей потоки не увеличиваются, ибо жаждущая земля втягивает в себя всю воду.
3. А как быть с реками, которые вырываются из гор и скал? Что могут дать им дожди, которые скатываются вниз по голым камням, не находя земли, в которую могли бы впитаться? Прибавь к этому, что в самых сухих местах колодцы, вырытые более чем на двести-триста футов вглубь, натыкаются на богатые артерии вод на такой глубине, куда дождь не проникает; ясно, что там не небесная и не собравшаяся влага, а, как обычно говорят, живая вода.
4. Вот еще аргумент, опровергающий такое мнение: некоторые источники вытекают на поверхность на самой вершине горы; очевидно, что они либо там и берут свое начало, либо поднимаются под давлением снизу, в то время как всякая дождевая вода стекает вниз.
Некоторые думают, что подобно тому, как на внешней поверхности земли лежат обширные болота и большие судоходные озера, как раскинулись здесь по огромным пространствам моря, заливая во все низменные места, так же точно и внутренность земли обильна пресными стоячими водами, которые занимают не менее обширное пространство, чем Океан с его заливами, даже, пожалуй, и более обширное: ведь в глубину земля простирается дальше. Вот из этих-то глубинных запасов и выходят все потоки. А что земля не ощущает их утечки, неудивительно: ведь и моря не чувствуют их притока.
1. Некоторым кажется верным такое объяснение: внутри земли, говорят они, есть глубокие полые расселины и в них много движущегося воздуха. Под давлением тяжкого мрака он не может не замерзать, и тогда, вялый и неподвижный, он перестает быть самим собой и превращается в воду. Точно так же как над нами изменение воздуха дает дождь, так под нами оно дает реки и ручьи.
2. Но над нами тяжелый и медлительный воздух не может застаиваться долго — порой его рассеивает солнце, порой развеивает ветер, — так что между дождями получаются большие перерывы; под землей же — неважно, что именно заставляет там воздух превращаться в воду, — оно остается всегда одним и тем же, будь то постоянный мрак, вечный холод, ничем не тревожимая плотность воздуха; а значит, там всегда будут иметься причины для возникновения источника или реки.
3. Мы полагаем, что земля способна меняться. Всякое ее испарение, которое не попадает в область свободного воздуха, сразу сгущается и превращается во влагу. Вот тебе первая причина рождения подземных вод.
1. Можешь прибавить сюда и то, что все возникает из всего: из воды воздух, из воздуха вода, огонь — из воздуха, из огня — воздух; так почему бы воде не получиться из земли? Если земля способна превращаться в другие элементы, значит, и в воду тоже. Более того: в воду по преимуществу, ибо земля и вода — вещи родственные, обе тяжелые, обе плотные, обе — оттесненные в самый низ мироздания. Из воды земля получается; почему бы не получиться и воде из земли?
2. «Но реки же очень большие». — Если ты заметил их размеры, погляди на размеры того, из чего они получаются. Ты удивляешься, откуда они берут все время новую воду, ведь они текут постоянно, а некоторые и вовсе стремительно мчатся. Тогда удивись заодно и тому, что воздух не иссякает и течение его не прекращается день и ночь, хотя ветры, казалось бы, угоняют весь воздух прочь. Да еще, в отличие от рек, он не стекает по определенному руслу, а бродит, широко разносясь по необозримым просторам неба. Удивись, пожалуй, и тому, что в море осталась хоть одна волна и вот движется к берегу[1], хотя уже столько волн о него разбилось.
3. То, что возвращается к самому себе, не иссякает. Все элементы переходят друг в друга; когда погибает какая-то доля одного, она превращается в другой, и природа, словно водрузив свои части на весы, внимательно следит, как бы не нарушилось их равновесие и мир не перекосился бы на сторону.
4. Все во всем. Воздух не только переходит в огонь; в нем самом всегда есть огонь: отними у него теплоту — застынет, затвердеет, остановится. Воздух может переходить во влагу, но и сам он не без влаги. Земля производит и воздух, и воду; но и сама никогда не бывает без воздуха и воды. Тем легче совершается их взаимный переход, что к каждому из них уже примешано то, во что ему предстоит перейти.
5. Итак, земля содержит влагу и выделяет ее. Содержит она и воздух; холодный зимний мрак сгущает его, и получается влага. Кроме того, сама земля тоже может превращаться во влагу и пользуется этой своей способностью.
1. «Ну, хорошо, — скажут нам, — но если причины возникновения рек и источников постоянны, почему же они иногда пересыхают, а иногда выходят на поверхность в таких местах, где их раньше не было?» — Землетрясения часто разрушают их пути, и обвал преграждает воде дорогу; задержанная, она ищет новых выходов и вырывается куда-нибудь, или же само смещение земли переводит ее русло в другую сторону.
2. У нас на поверхности земли случается обыкновенно так, что реки, потеряв русло, сначала разливаются, а затем прокладывают себе новую дорогу, поскольку утратили старую.
Теофраст сообщает о таком случае на горе Корике, где после землетрясения выбилось из-под земли множество новых источников.
3. Кроме этой, он приводит и другие причины, заставляющие воды, по его мнению, изменить течение, свернуть в сторону или выйти наверх. Некогда Гем11 был беден водой, но когда племя галлов, преследуемое Кассандром12, переселилось туда, обнаружилось огромное изобилие вод, которые прежде, по-видимому, выпивали окрестные леса. Леса были срублены, и влага, не потребляемая более деревьями, разлилась по поверхности.
4. То же самое, по его словам, произошло и в окрестностях Магнезии. Но, не в обиду Теофрасту будь сказано, это малоправдоподобно, ибо наиболее тенистые места всегда бывают богаче водой. Если бы деревья осушали воду, этого не могло бы быть; но деревья пьют из ближайшего слоя почвы, реки же вытекают из глубины и зарождаются гораздо дальше, чем могут достать корни. Кроме того, порубленные деревья потребят больше влаги: ведь им будет нужно не только за счет чего жить, но и за счет чего расти.
5. Тот же Теофраст рассказывает, что возле города Аркадии на острове Крите пересохли источники и ручьи, когда город был разрушен и земля перестала возделываться; когда же впоследствии вернулись земледельцы, вернулась и вода. Объясняет это Теофраст тем, что слишком уплотнившаяся земля затвердела; никто не рыхлил ее, и она не могла больше пропускать дождевую воду. Но как же тогда в самых наипустыннейших местах мы обнаруживаем множество источников?
6. Наконец, гораздо больше можно найти местностей, которые начали возделываться из-за воды, чем таких, в которых появилась вода из-за того, что их начали возделывать. Не дождевая вода течет в обширных реках, которые от самого своего истока пригодны для больших судов; это ты можешь понять и из того, что ток воды в самом их начале одинаков зимой и летом. Дождь может создать бурный поток, но не реку, равномерно и всегда одинаково бегущую в своих берегах; ее дожди не создают, а только пополняют.
1. Повторим, если ты не против, в нескольких словах сказанное выше, и ты увидишь, что вопросов у тебя не останется, что ты уже добрался до истинного происхождения рек. Река, по всей видимости, есть постоянное и обильное течение воды. Итак, ты спрашиваешь у меня, откуда берется эта вода; а я, в свою очередь, спрошу тебя, откуда берутся воздух или земля.
2. Ведь если в природе вещей имеются четыре элемента, что толку спрашивать, откуда вода: она есть четвертая часть природы. Что удивительного, если такая большая часть природы всегда в состоянии излить из себя что-нибудь?
3. Как воздух — тоже четвертая часть мира — испускает бури и ветры, так вода — реки и ручьи; если ветер — это текучий воздух, то река — текучая вода. Сказав, что она — элемент, я дал ей тем самым достаточно много сил. Ведь ты же понимаешь: что вытекает из элемента, не может иссякнуть.
1. Добавлю, говоря словами Фалеса: «Могущественнейший элемент». Фалес считает, что он был первым, что из него все возникло13. А мы14 либо совершенно соглашаемся с ним, либо придерживаемся очень близкого мнения. Ибо мы говорим, что огонь заполняет мир и обращает все в себя; постепенно он слабеет, затухает и сходит на нет, и, когда огонь угас, в природе вещей не остается ничего, кроме влаги; в ней таится надежда будущего мира.
2. Таким образом, огонь — конец мира, вода — начало. И ты еще удивляешься, что может постоянно питать потоки то, что было раньше всего и из чего все произошло? При обособлении вещей эта влага свелась к одной четверти всего сущего и была расположена так, чтобы ее хватало для создания рек, ручьев и источников.
1. То, что Фалес предлагает дальше, нелепо. А именно он говорит, что круг земель поддерживается водою и плывет по ней наподобие корабля, и когда говорят, что земля трясется, это она колеблется подвижной водою; так что не приходится удивляться обилию в нем влаги, необходимой для течения рек, — он весь лежит во влаге15.
2. Это устарелое и невежественное мнение ты отвергни. У тебя нет оснований верить, будто вода просачивается в наш шар сквозь трещины и стоит, как вода в трюме корабля.
Египтяне выделяли четыре элемента, а затем делили каждый из них надвое. Воздух они относят к мужскому роду постольку, поскольку он — ветер, и к женскому — поскольку он туманен и неподвижен; так же и воду: море зовут мужским именем, а всю прочую — женским; огонь зовут мужчиной, когда он пылает жарким пламенем, женщиной — когда светит и не жжется; земля более твердая — скалы и утесы — зовется у них мужским, поддающаяся обработке и возделанная — женским именем.
3. Море едино и было таким, по-видимому, изначально; у него есть свои подземные жилы, которые пополняют его и вызывают его приливы и отливы. Как и у моря, так и у более мягкой воды есть обширные скрытые запасы, которые не может исчерпать течение самой большой реки. Количество этих запасов нам неизвестно; из них выпускается ровно столько воды, сколько может течь.
1. Кое с чем из этого мы вполне можем согласиться. Однако я вот еще что думаю. Мне кажется, что землей управляет природа и что она устроила ее16 по образцу наших тел, в которых есть вены и артерии, одни из которых содержат кровь, другие — воздух (spiritus). Так же и в земле есть одни пути, по которым бежит вода, другие — по которым движется воздух; и природа до такой степени создала их похожими на человеческое тело, что уже и предки наши назвали их водными жилами.
2. Но подобно тому как в нас есть не только кровь, но множество видов жидкости: одни — необходимые, другие — испорченные или более вязкие, чем надо, в голове — мозг, в костях — костный мозг, всевозможная слизь, слюни, слезы и жидкость, добавленная в суставы, чтобы они скользили и быстрее сгибались, — точно так же и в земле огромное множество разных жидкостей: одни в свое время затвердевают — отсюда все залежи металлов, из которых наша алчность извлекает золото и серебро; другие превращаются из жидкости в камень; иногда земля и влага, загнивая, образуют такие вещества, как асфальт и другие ему подобные. Такова причина рождения вод по закону и по воле природы.
4. Кроме того, как и в наших телах, так и в земле жидкости часто портятся: какой-нибудь удар, или сотрясение, или истощение почвы, или холод, или зной могут повредить их природу; в жидкость может проникнуть сера и сгустить ее, порой надолго, порой на короткое время.
5. И так же, как в наших телах при повреждении вены сочится кровь, до тех пор пока вся не вытечет, или пока не затянется разрыв вены, преградив ей дорогу, или какая-нибудь иная причина не остановит кровь, так и в земле: когда рвутся и открываются ее жилы, вытекает ручей или река.
6. Важно, насколько большая жила открылась. Кроме того, некоторые иссякают, когда вода из них вытечет; иногда они запруживаются каким-либо препятствием; иногда сходятся и как бы стягиваются шрамом, преграждающим воде путь; иногда же земля, способная, как мы сказали, изменяться, не может больше превращаться в вещества, питающие влагу.
7. А бывает и так, что исчерпавшиеся жилы вновь наполняются, иногда сами, вновь собравшись с силами, иногда позаимствовав их из другого места. Часто пустые, расположенные рядом с полными, втягивают в себя влагу; часто сама земля, там, где она легко разлагается, тает и превращается в жидкость; часто под землей происходит то же, что и в облаках: воздух сгущается и, становясь слишком тяжел, чтобы сохранять свою собственную природу, рождает жидкость; часто собирается тонкая и рассеянная влага наподобие росы, которая из многих мест стекается в одно: аквилеги — водоискатели — называют это явление «потом», потому что отдельные капли выступают то ли под давлением почвы, то ли под влиянием жары17. [8.] Этой тоненькой струйки едва хватает для источника. А из больших полостей и больших скоплений воды выходят потоки, иногда спокойные, если вода стекает только под действием собственной тяжести, иногда бурные и громогласные, если воду выбрасывает вверх смешавшийся с ней воздух (spiritus).
1. Но отчего некоторые источники бывают по шесть часов кряду полные и по шесть — сухие? Излишне называть по отдельности реки, в известные месяцы полноводные, а в другие — мелкие, и искать отдельной причины для каждой, когда я могу дать для всех одно объяснение. Как перемежающаяся лихорадка возвращается в один и тот же час, как подагра дает себя чувствовать в определенное время, как очищение, если ничто ему не мешает, происходит всегда в установленный день, как новорожденный появляется в свой месяц, так и у вод есть свои промежутки, в которые они уходят и возвращаются. Эти промежутки могут быть меньше и потому заметнее, могут быть больше, но оттого не менее определенные.
3. Стоит ли удивляться, что все в природе вещей происходит по установленному порядку? Зима никогда не пропускает своей очереди, летняя жара наступает в свое время, осень и весна сменяют их, как обычно; солнцестояние и равноденствие повторяются в один и тот же день.
4. Есть и под землей законы природы, менее известные нам, но не менее определенные. Поверь мне, внизу есть все, что ты видишь наверху. Есть и там просторные гроты и огромные впадины, обширные пространства между нависающими с обеих сторон горами; есть обрывающиеся в бездну пропасти, которые не раз поглощали провалившиеся города и схоронили в своих глубинах громадные обвалы, — [5.] все это заполнено воздухом (spiritus), ибо нигде нет ничего пустого, — есть покрытые тьмой болота и большие озера. Там тоже зарождаются животные, но неповоротливые и безобразные, ибо зачаты они в слепом и густом от сырости воздухе, в застывших стоячих водах. Большая часть из них слепы, как кроты и живущие под землей крысы — зрения у них нет, потому что оно им не нужно. Отсюда, как утверждает Теофраст, и те рыбы, которых откапывают в некоторых местах из-под земли18.
1. Тут тебе на ум приходят разные остроты и, словно выслушав неправдоподобную байку, ты скажешь: «Что же, ходить на рыбалку не с сетями и не с крючками, а с мотыгой? После этого, я думаю, пойдут в море на охоту с рогатиной». Но почему бы рыбам не выходить на сушу, если мы выходим в море? Меняемся местожительством.
2. Ты удивляешься, что такое случается; но насколько более невероятные дела творит роскошь, всякий раз либо обманывая, либо побеждая природу! Рыбы плавают по комнате, и их ловят прямо под столом, чтобы сразу отправить на стол. Краснобородка кажется недостаточно свежей, если не умрет в руке у пирующего. Рыб приносят в закупоренных стеклянных горшках и, пока они умирают, наблюдают многообразные превращения цветов, которые меняет смерть в борьбе с дыханием жизни (spiritus). Других маринуют живыми, и они погибают прямо в соусе.
3. И эти люди считают сказкой, что рыбы могут жить под землей и что их можно не ловить, а откапывать. А разве не мог бы показаться столь же неправдоподобным рассказ о том, как рыба плавает в соусе и ее убивают не в кухне, а за обеденным столом, после того как она вполне усладит глаза и насытит их прежде желудка.
1. Позволь мне отступить от нашего вопроса ради обличения роскоши19. — Ты говоришь, что нет ничего прекраснее умирающей краснобородки; испуская дух, в самой уже агонии она окрашивается сначала в красный цвет, а потом бледнеет, чешуйки переливаются, и оттенки цветов меняются между жизнью и смертью неуловимыми переходами. Как долго предавалась наша роскошь ленивой дремоте, как поздно хватилась, что прозевала такое благо, что ее провели и надули! Таким дивным зрелищем наслаждались до сих пор одни рыбаки!
2. «Зачем мне вареная рыба? Зачем мертвая? Пусть она испустит последний вздох прямо на моем блюде». Раньше мы удивлялись брезгливости тех, кто не желал дотронуться до рыбы, если она поймана не в тот же день — так, чтобы в ней, по их словам, чувствовался вкус моря; из-за этого доставляли ее бегом, из-за этого народ на улице расступался перед запыхавшимися, кричащими разносчиками рыбы.
3. Но до чего дошла привередливость! Тухлой считается уже и убитая рыба. «Ее поймали сегодня». — «В таком важном деле я не могу положиться на твои слова. Пусть принесут ее сюда и пусть испустит дух при мне». Брюхо наших лакомок до того заважничало, что они и отведать уже не могут того, что не плавало и не трепыхалось перед ними во время самого пиршества. Такой вот утонченности достигла надменная роскошь, столько изящных ухищрений изобретает ежедневно это безумие, презирающее все привычное!
4. Раньше приходилось слышать: «Ничего нет лучше краснобородки, которая водится среди прибрежных скал!» А сегодня слышим: «Ничего нет прекраснее умирающей краснобородки. Дай-ка мне в руки склянку, посмотреть, как она забьется в конвульсиях». И когда все вдоволь ее нахвалят, она извлекается из своего прозрачного садка.
5. Тут все знатоки наперебой начинают показывать: «Посмотри, какой вспыхивает багрянец, алее любого пурпура! Гляди, какие прожилки бегут по бокам! А живот — можно подумать, что он залит кровью! А вот сейчас, в этот самый момент, как ослепительно сверкнуло что-то блестящее и синее! А теперь, смотри-ка, вытягивается и бледнеет и становится одноцветная».
6. Никто из них не станет сидеть у постели умирающего друга. Никто не выдержит зрелища смерти собственного отца, которой сам же желал. Сколько из них проводили до погребального костра умершего родственника? Братьев, близких в последний час покидают; на смерть краснобородки сбегаются толпой. «Ведь нет ничего прекраснее». — [7.] Право, тут не удержишься от резкого слова, поневоле перейдешь границы умеренности. Для чревоугодия им мало зубов, живота, рта: они прожорливы даже глазами.
1. Однако вернемся к нашему предмету. Вот доказательство того, что под землей скрыто много вод, богатых рыбой, безобразной от жизни в затхлой неподвижности: когда вода вырывается на поверхность земли, она выносит с собой массу живых существ, мерзких и отталкивающих на вид, вредоносных на вкус.
2. Достоверно известно, что в Карии, возле города Идима, где вырвалась из-под земли подобная вода, вынеся на поверхность в новом потоке неведомых дотоле дневному свету рыб, погибли все, кто этих рыб поел. И неудивительно. Тела их были раздуты и жирны, как от длительного покоя; они не знали движения, откармливались во тьме, не видав света — главного источника здоровья. 3. А что рыбы могут зарождаться во глубине земли — тому свидетельство угри, которые рождаются в скрытых гротах или ямах; они, кстати, тоже тяжелая пища из-за ленивого и малоподвижного образа жизни, особенно если были целиком скрыты в глубине под илом.
4. Итак, в земле есть не только водяные жилы, из стечения которых могут образоваться реки, но и большие, широкие потоки, одни из которых текут все время под землей, до тех пор, пока их не поглотит какая-нибудь пропасть, другие выходят на поверхность под каким-нибудь озером. Кто же не знает, что бывают озера и болота бездонные? К чему я все это говорю? — Чтобы стало ясно, что эти воды вечно поставляют вещество для больших потоков, и точно выяснить их пределы так же невозможно, как найти истоки иных рек.
1. А почему на вкус вода бывает разная? — На это есть четыре причины. Во-первых, вкус воды зависит от почвы, по которой она течет; во-вторых, от почвы, из которой вода рождается путем превращения; в-третьих, от воздуха, который преобразовался в воду; в-четвертых, воду может испортить вторжение чего-либо вредоносного извне.
2. Все это сообщает воде разный вкус, целебные свойства; отсюда — ее тяжелые испарения, смертоносный запах; тяжесть, теплота, или, наоборот, чрезмерный холод. Если вода протекает по местности, богатой серой, или щелочью, или асфальтом, это существенно влияет на ее свойства: она портится и пить ее нельзя без опасности для жизни.
3. Отсюда — и то, о чем говорит Овидий:
Есть у киконов река, — коль испить из нее, каменеют
Сразу кишки; от нее покрываются мрамором вещи20.
Эта вода содержит лекарственные вещества и такого рода примеси, которые прилепляются к попавшим в эту воду телам и делают их твердыми. Как путеоланская пыль, коснувшись воды, становится камнем21, так эта вода, коснувшись твердого тела, застывает и сковывает его.
4. Поэтому вещи, брошенные в такое озеро и тотчас же вынутые, оказываются каменными. Такое случается и в Италии в некоторых местах: опустишь в воду прутик или веточку с листьями, а через несколько дней вынимаешь их окаменелыми; находящаяся в воде примесь собирается вокруг тела и постепенно к нему приклеивается. Это покажется тебе менее странным, если обратишь внимание на то, что Альбула, да и почти все насыщенные серой воды образуют твердую корку вдоль своего русла и берегов.
5. Одна из перечисленных причин действует и в тех озерах, из которых «хотя бы глоток кто ни выпьет», по словам того же поэта, «тот в неслыханно тяжкий сон иль в безумье впадает»22. Их вода действует как неразбавленное вино, только сильнее. Ибо подобно тому как опьянение, пока не выветрится, есть не что иное, как безумие и переходит в необычайно тяжелый сон, так и эта серная вода, позаимствовав из тлетворного воздуха некую едкую отраву, отнимает разум или погружает в забытье.
6. |
Свойство иное совсем у воды из Линкестия. Если |
1. Бывают пропасти, в которые кто ни наклонится заглянуть, умирает; зараза так стремительна, что даже пролетающих мимо птиц заставляет падать замертво. Вот из таких-то мест, из такого воздуха и сочится по капле смертоносная вода. Если же зараза, разлитая в воздухе и по местности, слабее, то и вода менее вредоносна: самое большее, она вызовет нервное потрясение или сделает мертвецки пьяным.
2. Ничего удивительного нет в том, что местность и воздух заражают воду, уподобляя ее тем областям, по которым она течет или из которых вытекает24: так в молоке чувствуется вкус пастбища, и в уксусе — сорт вина. Нет такой вещи, которая не сохраняла бы примет того, из чего родилась.
Есть еще другой род вод, возникший, по нашему мнению, вместе с миром. Если мир вечен, то и эта вода была всегда; если он имеет какое-то начало, то она появилась вместе с остальной вселенной. Ты спросишь, что это за вода? Океан и все омывающие землю моря, которые из него вытекают. Некоторые относят к началу мира и рождение некоторых рек, ибо его не объяснишь иначе: таких как Истр, как Нил — огромные потоки, настолько выделяющиеся среди других, что невозможно приписать им то же происхождение, что и всем прочим.
Итак, деление вод напрашивается, по-видимому, следующее: из тех, что возникли позднее Океана, одни — небесные, выделяемые облаками, другие — земные; из этих последних одни текут по самой поверхности — назовем их верхоплавами25; другие скрыты под землей, и о них я тоже рассказал.
1. Отчего некоторые воды бывают горячие, а некоторые даже кипящие, так что ими нельзя пользоваться, не остудив на открытом воздухе или не смешав с холодной водой, — на этот счет приводят очень много объяснений. Эмпедокл считает, что вода нагревается от огней, скрытых во многих местах под землей, если они находятся под тем местом, по которому протекает вода.
2. Ведь мы сами делаем сосуды со змеевиками, милиарии для нагревания воды в банях и множество других вещей; мы встраиваем в них тоненькие медные трубочки, опускающиеся по спирали, чтобы вода текла вокруг одного и того же огня достаточно длинным путем, чтобы нагреться; входит она в трубочку холодной, вытекает горячей.
3. Эмпедокл предполагал, что то же самое происходит и под землей; что он не ошибается — в том порукой жители Баий, у которых бани отапливаются без огня. В них вливается через отдушину раскаленный воздух (spiritus); струясь по трубам, он нагревает стены и сосуды в бане не хуже, чем огонь; наконец, и вся холодная вода по пути в баню превращается в горячую, не получая никакого привкуса от испарений горячего воздуха, так как течет она по закрытым трубам.
4. Некоторые полагают, что воды, которые протекают по местам, богатым серой или щелочью, получают тепло от того вещества, по которому текут. Об этом свидетельствует запах и вкус самой воды, ибо она воспроизводит свойства вещества, которое ее согрело. А чтобы ты не удивлялся этому, налей воды в негашеную известь — закипит.
1. Бывают воды смертоносные, и при этом не имеющие ни запаха особенного, ни вкуса. В Аркадии возле города Нонакрис есть речка, которую местные жители зовут Стикс, обманывающая пришельцев, ибо ни вид ее, ни запах не вызывают подозрений, точно как яды, изготовленные подлинными мастерами: единственный признак, по которому их можно узнать, — смерть. Та же вода, о которой я недавно рассказывал, убивает в считаные мгновения, и нет от нее противоядия, ибо, выпитая, она тотчас же затвердевает, застывает, как намоченный гипс, и связывает внутренности.
2. Не менее вредоносная вода есть в Фессалии; ее избегают и дикие звери, и скот. Сила в ней такая, что она проедает даже очень твердые предметы; через железо и медь она проходит насквозь; деревья не могут ее пить, и травы она убивает.
3. Некоторые реки обладают удивительными свойствами; есть такие, которые окрашивают стада овец: через определенное время после того как овцы попьют воды, бывшие черные оказываются белошерстными, а те, что пришли на водопой белыми, уходят черными. Таким действием обладают два потока в Беотии, из которых один по своему действию назван Черным; оба вытекают из одного озера, а действуют по-разному.
4. Также и в Македонии, по словам Теофраста, желающие получить белых овец, ведут их к реке Галиакмон; когда овцы попьют из нее достаточно долго, они изменяются, будто их перекрасили. А если нужна темная шерсть, то и тут готов даровой краситель: то же самое стадо гонят к Пенею. Есть у меня свидетельства заслуживающих доверия людей, что в Галатии течет река, оказывающая то же действие на всех животных, а в Каппадокии — такая, которая меняет цвет лошадям, окрашивая их шкуру в белый цвет, а больше — ни одному животному.
5. Известно, что есть озера, которые держат на поверхности не умеющих плавать. Раньше такое озеро было в Сицилии, а в Сирии до сих пор есть озеро, в котором плавают кирпичи и не может утонуть никакой брошенный в воду предмет, даже тяжелый. Причина этого явления очевидна. Взвесь любой предмет и сравни его вес с весом воды; важно только, чтобы объемы были одинаковые; если вода тяжелее, она держит более легкий предмет и выталкивает его над собой настолько, насколько он ее легче; более тяжелые предметы опускаются. Если же вес воды и предмета, который ты с ней сравниваешь, окажется одинаковый, то он ни ко дну не пойдет, ни наверх не вытолкнется, а поплывет вровень с водой — почти утонув и не выступая ни одной своей частью над поверхностью.
6. Вот почему некоторые бревна почти целиком возвышаются над водой, другие погружены до середины, третьи опускаются вровень с водой. Если вес воды и дерева одинаков, то никто из них не уступает другому; более тяжелое — тонет; более легкое — носится на поверхности. При этом тяжелое или легкое разумеется не по нашей оценке, а по сравнению с тем веществом, которое должно его нести.
7. Таким образом, там, где вода тяжелее человеческого тела или камня, она не позволит утонуть тому, что уступает ей в тяжести; бывает и такое — в некоторых водоемах даже камни не идут ко дну. Я имею в виду твердые, плотные камни, потому что бывает много пористых, легких камней типа пемзы, из которых состоят плавучие острова в Лидии; об этом свидетельствует Теофраст.
8. Я сам видел плавучий остров близ Кутилий; еще один плавает в Вадимонском озере в окрестностях Статонии. На Кутилийском острове растут деревья и травы, и все же он удерживается на воде, и не только сильный ветер, но и легкое дуновение гонит его то в одну, то в другую сторону, так что ни днем, ни ночью он не стоит на одном месте: до того легкий ветерок может сдвинуть его.
9. Происходит это по двум причинам. Первая — грузность воды, насыщенной минеральными веществами и потому тяжеловесной; вторая — подвижность вещества, составляющего остров: это не плотное тело, хотя и питает деревья. Возможно также, что густая вода объединила и связала между собой древесные стволы и ветви, попадавшие в разное время в озеро.
10. Если на этом острове и есть скалы, ты увидишь, что они изъеденные и трубчатые — такие камни получаются из отвердевшей влаги и встречаются обычно по берегам минеральных источников, где примеси, выделенные водой, срослись и пена окаменела. А все, что возникло из сращения сквозных пустот, непременно будет легким.
11. Свойства некоторых вод не поддаются объяснению: почему нильская вода способствует чадородию женщин? Она открывала для зачатия даже то чрево, которое закупорилось от долгого бесплодия. Почему некоторые источники в Ликии, наоборот, предохраняют женщин от зачатия? К ним обычно отправляются те, чья матка не держит плода. Впрочем, что до меня, то я считаю все это необоснованными слухами. Есть поверье, что некоторые воды — неважно, выпьет их кто-нибудь или ими обольется — покрывают тело коростой, а другие — вызывают проказу или отвратительные белые пятна по телу; говорят, что таким же зловредным действием обладает вода, собранная из росы.
12. Естественно предположить, что воды, из которых образуется хрусталь, — самые тяжелые. Но на деле это происходит, наоборот, с самыми легкими и тонкими: из-за их тонкости они легче всего замерзают на холоде. А о происхождении такого камня свидетельствует само имя, данное ему греками: «кристаллом» они зовут равно и этот прозрачный камень и лед, из которого, по их мнению, этот камень получается. Так вот, небесная вода, содержащая менее всего земных примесей, замерзает; и если после этого она подвергается долгому и упорному воздействию холода, сгущается все больше и больше, пока не вытеснится из нее весь воздух и она не сожмется, превратившись из жидкости в камень.
1. Некоторые реки разливаются летом, как, например, Нил, о котором будет рассказано в другом месте. По свидетельству Теофраста, в Понте тоже есть несколько потоков, которые становятся полноводными в летнее время. Объясняют эти разливы четырьмя причинами: либо они случаются летом оттого, что в это время земля легче всего превращается в жидкость; либо оттого, что в отдаленных областях идут очень большие дожди, и вода их, поступая по скрытым подземным каналам, незаметно вливается в реки.
2. В-третьих, если частые и сильные порывы ветра обрушиваются на устье потока и морские волны, устремившись ему навстречу, заставляют его остановиться: мы думаем, что он становится полноводнее, а он просто не выливается; в-четвертых, из-за светил: в известные месяцы их действие усиливается и они опустошают реки. Когда же они удаляются от земли, то потребляют и утягивают из рек меньше воды, и ее становится настолько же больше, насколько бывало меньше в предшествовавший период.
3. Некоторые реки на виду падают в какую-нибудь пещеру и таким образом исчезают из глаз. Другие постепенно иссякают и прерываются; однако через какой-то промежуток они появляются вновь, сохраняя свое прежнее имя, и текут в прежнем направлении. Причина совершенно ясна: под землей есть пустое место; а всякая жидкость по природе стремится вниз и в пустоту. Заполнив его, река некоторое время продолжает течь под землей, но как только на ее пути возникнет какое-нибудь твердое препятствие, она пробивает себе выход там, где встречает меньшее сопротивление, и возобновляет свое течение по поверхности.
4. На Востоке то же самое делает Тигр: он уходит под землю и пропадает там долго, появляясь, наконец, на поверхности очень далеко от того места, но, впрочем, и не оставляя сомнений в своем тождестве.
5. Некоторые источники в определенное время выбрасывают нечистоты: например, Аретуза в Сицилии каждое пятое лето, во время Олимпийских игр. Поэтому считают, что Ахейский Алфей достигает этих мест: он течет под морем и выходит на поверхность только на Сиракузанском побережье; оттого-то в дни Олимпийских игр помет жертвенных животных, попавший в Алфей, всплывает в Аретузе26. [6.] Ты и сам думаешь так, дражайший Луцилий, как я уже говорил в первой части; так думает и Вергилий, который обращается к Аретузе с такими словами:
Пусть же, когда ты скользить под течением будешь сиканским,
Горькой Дорида струи с твоей не смешает струею27.
В Херсонесе Родосском есть источник, который через большие промежутки времени взбаламучивается и извергает из самой своей глубины всякую гадость, до тех пор пока не освободится от нее и не очистится. [7.] Это же делают источники и в некоторых других местах, причем выбрасывают они не только грязь, но и листья, черепки и все, что гнило, лежа на дне. Море же делает это повсюду, ибо такова его природа: выбрасывать на берег все нечистое и вонючее. В некоторых частях моря это происходит в определенные периоды времени, так, например, в бурный период равноденствия море в окрестностях Мессены выбрасывает на берег что-то вроде навоза, и взбаламучивается, и бурлит, окрашиваясь грязью, отчего и пошла сказка, будто в том месте — стойло быков Солнца.
8. Некоторые случаи трудно бывает объяснить, особенно если нельзя установить или не наблюдалось с достаточной точностью время, когда они происходили, так что невозможно найти непосредственную и ближайшую их причину. Впрочем, есть одно общезначимое объяснение: все стоячие и замкнутые водоемы очищаются естественным путем. А в проточных водах примеси не могут отстояться и осесть, ибо течение постоянно их сносит; поэтому воды, которые не выбрасывают примешавшуюся к ним грязь, всегда более или менее взбаламучены. Море же всегда выносит из своей глубины трупы, мусор, обломки кораблекрушений и тому подобное; оно очищается не только в бурю и во время прилива, но и при полном спокойствии и безветрии28.
1. Однако пора мне уже, я чувствую, перейти к вопросу о потопе: каким образом, когда настанет этот роковой день, когда будет земля поглощена волнами? Будет ли это делом Океана, и на нас восстанет пучина с края света? Пойдут ли беспрерывные проливные дожди, и жестокая зима вытеснит лето, обрушив на землю непомерное количество воды из разверзшихся туч? Разольет ли земля шире реки и откроет новые источники? Или же не одна будет причина у столь ужасного бедствия, а все вместе они объединятся, и одновременно хлынут дожди, выйдут из берегов реки, покинет свое привычное место разбушевавшееся море, и все они в едином строю двинутся на уничтожение рода человеческого?
2. Именно так. Нет ничего трудного для природы, особенно когда она спешит навстречу своему концу. При начале всякой вещи она бережет силы, расходует всего в обрез, так что рост бывает незаметен; зато к разрушению она устремляется внезапно, вкладывая все силы в один порыв. Как много времени нужно, чтобы зародыш окреп в новорожденного младенца; сколько мучений стоит этого слабого младенца воспитать; какого тщательного ухода требует беззащитное, едва появившееся на свет тело прежде, чем вырастет! Но как ничтожно мало надо, чтобы его разрушить! Столетиями создавались города — рушились в какой-нибудь час; мгновенно получается пепел, а лес растет долго. Любая вещь, чтобы существовать и достичь полноты своих сил, требует много заботы и бережности; разрушить ее можно быстро и без труда.
3. Природе достаточно изменить любую малость в существующем порядке вещей, чтобы погубить смертных. Так что когда придет время и это станет необходимо, рок приведет в действие сразу много причин. Ибо подобная перемена не обойдется без сотрясения всего мира, как полагают некоторые, в частности, Фабиан29.
4. Вначале льются непомерные дожди, и печальное небо без единого проблеска солнца покрыто облаками, и беспросветный туман, и тьма, сгустившаяся из влаги, которую никогда не высушивают ветры. Этого достаточно, чтобы испортить посевы, чтобы гнилые колосья поднимались из земли без зерна. Затем на месте всего, что было посажено человеческой рукой и сгнило, по всем полям всходит болотная трава.
5. Вскоре доходит очередь до растений покрепче: деревья падают с подмытыми корнями, мягкая, растекающаяся почва не удерживает больше ни лозу, ни кустарник. Не держатся даже травы в лугах, так любившие влагу. Наступает мучительный голод, и руки протягиваются за старинным пропитанием: обтрясают желуди с дубов, отыскивают каждое дерево, случайно оставшееся стоять, застрянув в ущелье меж двух плотно сдвинутых скал.
6. Покосились и текут крыши домов, вода льет внутрь, оползают фундаменты, вода повсюду стоит выше уровня почвы. Напрасно пытаются укреплять шатающиеся строения: всякая опора втыкается в склизкую землю, похожую больше на ил; в ней ничего не держится.
7. Все больше туч скапливается и прорывается дождем, тают снега, столетиями собиравшиеся в горах, и вот наконец с самых высоких вершин скатывается бешеный поток, срывая едва держащиеся на корню леса, раскатывая в мелкую гальку скалы с ослабевшими скрепами, смывая деревни и унося пастухов, смешавшихся со стадами; разбив в щепки небольшие дома, захваченные мимоходом, он слепо обрушивается на большие города, увлекая за собой стены, падающие и давящие людей — а те не знают, что и вопить: «Обвал!» или «Наводнение!» — до того одновременно явилась опасность быть раздавленными и утонуть. Двигаясь дальше и по пути вбирая в себя другие потоки, он опустошает тут и там все равнинные области; в конце концов, запруженный трупами — ибо человеческие племена поставляют для этого обильный материал, — он разливается во все стороны.
8. А реки — и по природе-то своей неукротимые, а теперь еще подгоняемые бурями, они покинули свои русла. Как ты думаешь, на что будут похожи Родан, Рейн, Данубий, у которых и в обычное время течение бурное, когда, разлившись, они выйдут из берегов и, раздирая почву, одновременно станут прокладывать себе новое русло?
9. С какой головокружительной силой катятся вперед эти реки! Рейн течет по полям и лугам, но даже простор не может его утихомирить: широчайшие воды свои он гонит, как в тесном ущелье. Дунай подмывает не только подножия и склоны гор, он добирается до вершин горных хребтов, смывая и унося с собой горные отроги, рухнувшие скалы, даже целые области предгорий, расшатав их основание и оторвав от материка; после этого он не может найти выхода, ибо сам преградил себе все пути, и течет по кругу, замыкая в свое кольцо огромные просторы со многими странами и городами!
10. Тем временем дожди все идут, небо все тяжелее, и из одной беды мало-помалу рождается другая. То, что раньше было туманом, теперь ночь, кромешная и страшная от вспышек жуткого света. Ибо молнии сверкают одна за другой, грозы сотрясают море, начинающее расти от притока новых рек и уже самому себе тесное. Вот оно уже переходит границу и все дальше отодвигает свои берега; однако потоки мешают ему выходить из берегов и гонят прибой назад. Впрочем, большая их часть, задержанная узким устьем, разливается стоячими водами, превращая поля в одно сплошное озеро.
11. Уже все, насколько хватает глаз, покрыто водой; все холмы скрылись в пучине, и глубина повсюду бездонная. Вброд можно идти только на вершинах самых высоких горных хребтов; к этим возвышенностям бежали с детьми и женами люди, гоня перед собою стада. Прервано сообщение между несчастными, невозможен переход друг к другу, ибо все, что чуть пониже — залито волнами.
12. За самые высокие вершины цеплялись остатки человеческого рода; у доведенных до крайности людей было лишь одно утешение: испуг перешел в отупение. Потрясение не оставило места страху, и даже боль их покинула: ибо она теряет свою силу в том, кто настолько несчастен, что уже не чувствует горя.
13. И вот, наподобие островов торчат из воды
Бывшие горы, число Киклад разбросанных множа30,
как превосходно выразился одареннейший из поэтов. Он же сказал, сообразно величию события:
Все было море одно, и не было брега у моря31.
Если бы еще он не испортил такой полет вдохновения и грандиозность материала неуместными ребячествами:
Волк плывет меж овец, волна льва рыжего тащит32.
14. Едва ли достойно трезвого человека изощряться в остроумии по поводу поглощенного водой земного шара. Он поведал о неимоверном и точно отобразил размеры смятения в следующих словах:
Вот по широким полям, разливаясь, несутся потоки…
И уже скрыты от глаз погруженные доверху башни33.
Это великолепно; если бы только он оставил в покое волков и барашков! Да и можно ли плавать в потопе, в этом всепоглощающем водовороте? Разве не тонул весь скот в той же волне, которая смывала его с берега?
15. Теперь ты можешь вообразить себе надлежащие размеры происходящего: вся земля погребена под водой и само небо обрушивается на землю. Удержи перед глазами эту картину. Подумай: земной шар плывет, — и ты будешь знать то, что нужно знать о потопе.
1. Однако вернемся к нашему предмету. Некоторые полагают, что бесконечные ливни могут причинить земле много вреда, однако не могут совершенно затопить ее: чтобы сокрушить великое, нужен великий удар. Дождь испортит посевы, град побьет плоды, реки вспухнут и поднимутся, но останутся в своих берегах.
2. Есть и такая точка зрения: на землю двинется море — это и послужит причиной столь великого бедствия. Ни потоки, ни ливни, ни реки не могут причинить достаточно зла, чтобы вызвать такое грандиозное крушение. Когда настанет день погибели и суждена будет перемена человеческому роду, тогда, я согласен, зарядят беспрерывные дожди и ливни без передышки; прегражден будет выход аквилону и австру с его сухим дыханием, и тучи и потоки будут течь обильно и беспрепятственно. Это уже великое бедствие:
В поле хлеба полегли; погибшими видя надежды,
Плачет селянин: пропал труд целого года напрасный34.
3. Но это не предел: нужно, чтобы земля не попорчена была, а сгинула вовсе. Так что все это — только прелюдия; вслед за нею начнут расти моря, но не так, как обычно: прибой перейдет черту, дальше которой не достигали волны в самый сильный шторм. Затем они покатят к берегу неимоверной величины волну; в спину ее будут подгонять ветры, поднимая еще выше; и разобьется она о сушу в таком месте, откуда давным-давно не видать прежней полосы прибоя. Так дважды и трижды будет переноситься берег в глубь суши, морская пучина вторгнется в чужую область, как бы отодвинув границы ей дозволенного, и, словно наконец ничто ему не препятствует, на землю двинется вал, вышедший из самых сокровенных морских недр.
4. Ибо как воздух, как эфир, так и эта стихия обильна веществом и таит в своих недрах запасы преогромные. Приведенное в движение — не бурей, а роком, ибо буря всего лишь орудие рока — море поднимает и гонит перед собой могучую приливную волну. Постепенно она вырастает на такую дивную высоту, что возвышается надо всеми до сих пор надежными человеческими убежищами в горах. Для волны это нетрудно: ведь воды и так достигают такой же высоты, что и земля.
5. Если кто проведет линию, уравнивающую возвышенные [пункты на суше], то моря окажутся вровень с ними. Ибо земля везде равна по высоте — только пропасти и долины немного ниже, но благодаря им земной шар и закругляется; а моря ведь тоже часть земли, и поверхность их вместе со всеми прочими частями сливается в один шар. Однако подобно тому, как глядя на поля невозможно заметить уклона равнины, так мы не замечаем и искривления моря, и нам все представляется ровным. Поскольку поверхность моря вровень с землей, то, чтобы разлиться, ему не нужно подниматься намного: чтобы стать выше равного, достаточно подняться самую малость. А кроме того, оно потечет на землю не от берега, где оно ниже, а с середины, где вздымается его вершина.
6. Как из всех приливов, какие случаются во время равноденствия, самый большой — тот, что приходится на совпадение солнца и луны, так и прилив, посланный морем на покорение земель, будет гораздо мощнее самых сильных из случавшихся раньше приливов, он повлечет за собой воды и обрушится на землю не прежде, чем вырастет выше самых высоких горных вершин. В некоторых местах прилив заливает сотни миль, но он безвреден и блюдет установленный порядок: вода прибывает и убывает всегда на одну и ту же меру.
7. Но в тот день развяжутся путы законов и вода понесется, не зная удержу. Ты спрашиваешь, на каком основании? — На том же, на каком вспыхнет мировой пожар. И то и другое случается, когда богу захочется покончить со старым и начать лучшее. Вода и огонь властвуют на земле; из них начало, из них и конец. Итак, когда решено будет обновить мир, море обрушится на нас, и так же обрушится бушующий огонь, если будет избран другой род гибели.
1. Бероз, толкователь Бела35, говорит, что эти [катастрофы] связаны с движением светил. Он настолько убежден в этом, что указывает даже срок мирового пожара и потопа. Все, что есть на земле, сгорит, по его уверению, тогда, когда все движущиеся сейчас различными путями планеты соберутся в созвездии Рака и выстроятся под ним так, чтобы через их центры можно было провести прямую линию. Потоп будет, когда те же самые светила соберутся в Козероге. В первом из этих созвездий происходит летнее солнцестояние, во втором — зимнее; оба — знаки чрезвычайно могущественные, ибо от них зависит поворот года.
Некоторые полагают, что потоп будет сопровождаться также и землетрясением, и расступившаяся почва обнажит истоки новых рек, более полноводных, чем обычные, ибо потекут они из непочатых запасов.
2. Что до меня, то я принимаю и эту причину: ведь столь огромное бедствие едва ли будет вызвано чем-то одним; думаю, что здесь следует также поместить и ту, которую считают причиной гибели мира наши стоики — всемирный пожар. Чем бы ни был мир — животное ли он, или управляемое природой тело наподобие деревьев и трав — внутри него уже заключено все, что ему надлежит совершить и претерпеть от самого его начала до конца.
3. Как в семени содержится законченный образ всякого будущего человека, как у неродившегося младенца уже есть в принципе и борода и седина — ибо в малом скрыты черты всего тела и последовательность его изменений — так и начало мира уже содержало в себе не только солнце, луну, смену светил и рождение живых существ, но и смену всего земного. Там заключен и потоп, который наступает по закону мира точно так же, как зима и лето.
4. Так что произойдет он не из-за дождя, но помимо прочего и из-за дождя тоже; не из-за наступления моря, но в том числе и из-за него; не из-за землетрясения, но и из-за землетрясения тоже. Все придет на помощь природе, дабы могли свершиться ее предначертания. Однако главная причина затопления земли будет в самой земле, которая, как мы сказали, способна распускаться, превращаясь в жидкость.
5. Итак, когда подойдет предел делам человеческим, либо какие-то части земли должны будут погибнуть, либо всем суждено быть истребленными до основания, чтобы возродиться совершенно заново, невинными и непорочными, чтобы не осталось ничего, что могло бы склонить их к дурному, — тогда влаги будет образовываться больше, чем когда бы то ни было. Ибо сейчас элементы пребывают в должном равновесии; чтобы равновесие нарушилось, нужно, чтобы одного из них стало больше. Больше станет жидкости. В самом деле, сейчас ее хватает на то, чтобы омывать земли, а не затоплять; прибавь к ней немного, и ей непременно придется занять чужое место.
6. Так что ты сам видишь: земле нужно будет умалиться, и тогда она, слабая, уступит более сильному. Итак, она начнет потихоньку рыхлеть, загнивать, а затем и распускаться, растекаться жидкой грязью. Тогда из-под гор начнут вырываться реки, сотрясая их своим напором, и потекут дальше, захватывая себе новые берега.
7. Почва вся будет сочиться водой; вершины гор превратятся в фонтаны. Подобно тому как нарыв распространяет болезнь на соседние здоровые участки тела, так и все, что находилось рядом с растекающимися участками земли, само начнет размываться, сочиться и, наконец, расползаться, пока прилив не хлынет в зияющие разломы скал и не соединит между собой моря. Не будет больше Адриатики, не будет ни Сицилийского пролива, ни Харибды, ни Сциллы; все предания смоет новое небывалое море, и океан, опоясывающий земли, покинет край света и явится в его середине.
8. Что еще? Зима по-прежнему будет распоряжаться чужими месяцами, не давая дороги лету, и созвездия, иссушающие землю зноем, замрут в бездействии, сдерживая свой пыл. Сколько имен канет в забвение: Каспий и Красное море, Амбракийский и Критский заливы, Пропонтида и Понт; сотрется всякое различие; сольется все, что природа развела по своим местам. Не уцелеют ни стены, ни башни. Умоляющим об убежище не помогут ни храмы, ни городские твердыни — волна обгонит беглецов и смоет их с крепостных высот.
9. Разом хлынет и с запада и с востока. В один день исчезнет род людской с лица земли; все, что так долго взлелеивала благосклонная судьба, все, что она вознесла над прочим, все знаменитое и прекрасное, царства великих народов, — все уничтожит вода.
1. Как я уже говорил, для природы нет ничего трудного, в особенности в таком деле, которое она постановила совершить изначально, к которому приступает не внезапно, а провозгласив его заранее. С первого дня мира, когда он еще только разворачивался из бесформенного единства в свое нынешнее состояние, было предрешено, когда ему утонуть; и дабы предприятие это, будучи внезапным, не оказалось непомерно трудным, когда придет время его осуществления, моря испокон веков упражняются в этом.
2. Или ты не видишь, как волны набегают на берег, как бы стремясь выйти за его пределы? Не видишь, как прибой то и дело переходит свои границы, увлекая за собой море в наступление на землю? Не видишь, как оно вечно сражается со всем, что его сдерживает? Чего же тебе еще? Недаром море и бурные реки, порождающие столь великое смятение, вызывают в нас страх.
3. Есть ли такое место, где природа не поместила бы влагу, чтобы повести на нас наступление со всех сторон, когда ей это заблагорассудится? Пусть меня назовут лжецом, если вода не встречается на пути всех, кто копает землю — алчность ли заставляет нас в нее зарываться, или какая другая причина гонит все глубже — рано или поздно вода преграждает путь. Добавь к этому, что в бездне скрыты огромные озера и большая часть моря, множество рек, никогда не вытекающих на поверхность.
4. Так что потоп сможет хлынуть откуда угодно: ведь воды текут и под землей и вокруг земли; долго сдерживаемые, они вырвутся, сливая потоки с потоками, озера с болотами. В отверстия, из которых бьют источники, вольется море, разверзая их все шире. Подобно тому, как извержения желудка истощают наше тело, как вместе с потом уходят наши силы, так и земля будет разжижаться и даже без всяких внешних воздействий сама себе доставит, в чем потонуть. Впрочем, я склонен думать, что сойдутся вместе все причины.
5. Ждать гибели осталось недолго. Гармония трещит под ударами и раздирается на части. Стоит миру хоть на миг ослабить свое обычное неусыпное попечение о ходе вещей — тотчас со всех сторон, сверху и снизу, видимые и невидимые прежде, вырвутся воды.
6. Нет ничего более буйного, непостоянного, своевольного, чем могучая волна, которой ненавистно все, что пытается ее сдерживать; тут уж она разгуляется на свободе и, следуя велению своей природы, заполнит все, что прежде омывала и через что протекала. Как языки пламени торопятся навстречу друг другу и огонь, начавшись в разных местах, быстро вспыхивает единым пожаром, так во мгновение ока сольются моря, в разных местах вышедшие из берегов.
7. Впрочем, такую свободу волны получат не навсегда: когда покончено будет с родом человеческим и истреблены будут дикие звери, у которых люди переняли повадки, тогда земля снова впитает воду, преградит путь пучине и заставит ее бушевать в своих границах; океан, отброшенный от наших жилищ, будет загнан назад в свои невидимые бездны, и восстановится исконный порядок.
8. Всякое живое существо народится заново, и появится на земле человек, не ведающий греха и рожденный под более благосклонными созвездиями.
Но и он сохранит невинность лишь на первое время. Быстро, как змея, заползет в него подлость. Добродетель найти трудно, требуется и наставник и руководитель; а порокам живо выучиваются без всякого учителя.
ПРИМЕЧАНИЯ
| Если земля — это зверь, который живет и имеет Легкие… |
По Платону, само мироздание, космос — животное, и все светила — живые существа. О подземных реках как о венах и артериях земного тела пишет Плиний (11, 219).
