Пестрые рассказы

Книга IV

1. В Лука­нии такой обы­чай: если пут­ни­ку, при­шед­ше­му после захо­да солн­ца и поже­лав­ше­му вой­ти в чей-нибудь дом, хозя­ин отка­жет в при­е­ме, он под­ле­жит нака­за­нию как нару­шив­ший пра­ви­ла госте­при­им­ства не толь­ко в отно­ше­нии чуже­стран­ца, но, дума­ет­ся мне, и Зев­са Ксе­ния¹.

Илли­рий­ских дар­да­не­ев омы­ва­ют, как я слы­шал, лишь три раза за всю жизнь: как толь­ко они роди­лись на свет, когда заклю­чи­ли брак и когда умер­ли.

Жите­ли Индии не дают и не берут взай­мы под про­цен­ты. У них не быва­ет так­же, чтобы один обма­ны­вал дру­го­го или сам был обма­нут. Поэто­му там не зна­ют ни дол­го­вых рас­пи­сок, ни зало­гов.

На ост­ро­ве Сар­ди­нии — так там при­ня­то — сыно­вья дуби­на­ми уби­ва­ют сво­их соста­рив­ших­ся отцов и пре­да­ют их тела зем­ле, пола­гая, что дрях­лым ста­ри­кам постыд­но жить, посколь­ку от воз­рас­та тело их лиши­лось силы. Там же суще­ст­ву­ет закон, караю­щий за празд­ность. Чело­век, про­во­дя­щий дни в без­де­я­тель­но­сти, дол­жен пред­стать перед судом и объ­яс­нить, на что он живет.

Асси­рий­цы соби­ра­ют в одном каком-нибудь горо­де всех достиг­ших брач­но­го воз­рас­та деву­шек и про­да­ют их с тор­гов; купив­ший девуш­ку таким обра­зом полу­ча­ет неве­сту.

Житель Биб­ла не под­ни­мет на доро­ге ника­кой наход­ки, ибо счи­та­ет подоб­ный посту­пок пре­ступ­ле­ни­ем.

Дер­бик­ки уби­ва­ют про­жив­ших более семи­де­ся­ти лет сограж­дан: муж­чин зака­лы­ва­ют, жен­щин веша­ют.

Кол­хи хоро­нят сво­их мерт­ве­цов, зашив в шку­ры и под­ве­сив на дере­вья.

У лидий­цев было при­ня­то, чтобы девуш­ки, до того как вый­ти замуж, вели воль­ный образ жиз­ни, а всту­пив в брак, жили скром­но; нару­шив­шая вер­ность не мог­ла рас­счи­ты­вать на снис­хож­де­ние.

2. Мол­ва пере­да­ет, что в спо­ре о музы­ке с пев­цом Лаодо­ком кифа­рист Нико­ст­рат ска­зал, что тот мал в вели­ком искус­стве, сам же он велик в малом. Из этих спра­вед­ли­вых и ост­ро­ум­ных слов вид­но, что похваль­но не толь­ко обо­га­щать при­над­ле­жа­щий тебе дом, но и свое искус­ство.

3. Полиг­нот с Фасо­са и коло­фо­нец Дио­ни­сий были живо­пис­ца­ми. Полиг­нот рисо­вал бли­ста­тель­но и про­сла­вил­ся изо­бра­же­ни­ем людей и пред­ме­тов в нату­раль­ную вели­чи­ну. Дио­ни­сий сле­до­вал ему во всем, за исклю­че­ни­ем раз­ме­ра кар­тин; у него была та же страсть, тот же дух, такие же фигу­ры, та же лег­кость одежд.

4. Я слы­шал, что в Фивах закон пред­пи­сы­ва­ет масте­рам, живо­пис­цам и вая­те­лям, при­да­вать тому, что они изо­бра­жа­ют, более воз­вы­шен­ные срав­ни­тель­но с дей­ст­ви­тель­но­стью чер­ты. За пре­умень­ше­ние досто­инств того, что слу­жи­ло образ­цом для ста­туи или кар­ти­ны, живо­пис­цам и вая­те­лям гро­зил денеж­ный штраф.

5. Пом­нил доб­ро и воздал за него бла­го­дар­но­стью Тесей. Когда он был зако­ван в око­вы царем молос­сов Аидо­не­ем за то, что при­шел с Пири­фо­ем похи­тить его жену² (Тесей забо­тил­ся не о себе, а делал все ради Пири­фоя), Геракл, при­дя в стра­ну молос­сов, осво­бо­дил его; за это Тесей воз­двиг в честь Герак­ла алтарь. Семе­ро вождей, сра­жав­ших­ся про­тив Фив, отбла­го­да­ри­ли Про­нак­та³. Так как Про­накт из-за них погиб, они в его честь учреди­ли состя­за­ния, кото­рые, по мне­нию боль­шин­ства, пер­во­на­чаль­но свя­зы­ва­лись с памя­тью Архе­мо­ра⁴. Геракл доб­ром отпла­тил Несто­ру за доб­ро; когда Нелей не поже­лал очи­стить Герак­ла⁵, все сыно­вья, кро­ме одно­го Несто­ра, были еди­но­душ­ны с ним. Поэто­му, завла­дев Пило­сом, Геракл убил Нелея и его сыно­вей, Несто­ру же не толь­ко сохра­нил жизнь, но даро­вал отцов­ское цар­ство. Афи­няне на деле изъ­яви­ли бла­го­дар­ность потом­кам Герак­ла. Так как их родо­на­чаль­ник при­шел на помощь Тесею, они помог­ли Герак­лидам воз­вра­тить­ся в Пело­пон­нес⁶. Геракл не остал­ся в дол­гу перед тре­мя­ста­ми шестью­де­ся­тью жите­ля­ми Кле­он за то, что они участ­во­ва­ли в похо­де про­тив сыно­вей Моли­о­на и погиб­ли, как подо­ба­ет храб­ре­цам⁷; он усту­пил им поче­сти, кото­рые даро­ва­ли ему жите­ли Немеи, когда герой убил льва, сви­реп­ст­во­вав­ше­го в здеш­них местах. Мене­сфей, сын Петея, не пока­зал себя небла­го­дар­ным по отно­ше­нию к Тин­да­ридам⁸. Те изгна­ли сыно­вей Тесея и пле­ни­ли его мать Этру, а цар­ство отда­ли Мене­сфею; поэто­му Мене­сфей пер­вый стал име­но­вать Касто­ра и Полидев­ка вла­ды­ка­ми и спа­си­те­ля­ми. Точ­но так же Дарий, сын Гис­тас­па, полу­чив от Сило­сон­та гима­тий⁹ в пору, когда был еще част­ным чело­ве­ком, став царем, поста­вил Сило­сон­та вла­ды­кой его роди­ны Само­са¹⁰, воздав, мож­но ска­зать, золо­том за медь.

6. Лакеде­мо­няне, заду­мав раз­ру­шить Афи­ны, испро­си­ли на этот счет у бога¹¹ ора­кул. Он отве­тил: «Нель­зя зане­сти меч на свя­ты­ню Элла­ды».

7. Зло­де­ям даже смерть не при­но­сит бла­га, ибо и тогда они не нахо­дят успо­ко­е­ния; тела их либо остав­ля­ют вовсе непо­гре­бен­ны­ми, либо, если и погре­ба­ют, они лише­ны послед­них поче­стей и при­ста­ни­ща, кото­рое при­ни­ма­ет всех¹². Так, напри­мер, лакеде­мо­няне не толь­ко обрек­ли голод­ной смер­ти Пав­са­ния, сочув­ст­во­вав­ше­го пер­сам¹³, но, как сооб­ща­ет Эпи­ти­мид, само­му тру­пу его не доз­во­ли­ли лежать в род­ной зем­ле.

8. Кто не зна­ет о неслы­хан­но быст­рых пере­ме­нах судь­бы? Лакеде­мо­няне, напри­мер, власт­во­ва­ли над фиван­ца­ми, а потом их могу­ще­ство до такой сте­пе­ни осла­бе­ло, что те вторг­лись в Пело­пон­нес, пере­шли через Еврот и ста­ли опу­сто­шать их зем­лю. Веро­ят­но, фиван­цы захва­ти­ли бы и Спар­ту, если б Эпа­ми­нонд не убо­ял­ся того, что пело­пон­нес­цы объ­еди­нят­ся, защи­щая ее¹⁴.

Тиран Дио­ни­сий, оса­жден­ный кар­фа­ге­ня­на­ми¹⁵ и лишен­ный вся­кой надеж­ды на бла­го­по­луч­ный исход вой­ны, впал в отча­я­ние и уже помыш­лял о бег­стве. Один из его дру­зей, Элло­пид, при­бли­зил­ся к нему со сло­ва­ми: «Дио­ни­сий, твоя власть будет тебе пре­крас­ным погре­баль­ным покро­вом». Усты­жен­ный этим Дио­ни­сий вос­пря­нул духом и во гла­ве мало­чис­лен­но­го вой­ска не толь­ко обра­тил в бег­ство несмет­ное мно­же­ство вра­гов, но даже рас­ши­рил пре­де­лы сво­его цар­ства.

Точ­но так же и царь Амин­та, когда сосед­ние вар­ва­ры раз­би­ли его наго­ло­ву, отка­зал­ся от цар­ства и решил даже совсем поки­нуть эту стра­ну¹⁶. Ему было доволь­но спа­сти хотя бы свою жизнь. В эту труд­ную мину­ту кто-то повто­рил Амин­те сло­ва Элло­пида. Царь тогда укре­пил­ся на малень­ком клоч­ке зем­ли и с немно­го­чис­лен­ны­ми вои­на­ми отво­е­вал назад поте­рян­ное цар­ство.

Егип­тяне назы­ва­ли Оха на сво­ем язы­ке ослом, срав­ни­вая его туго­ду­мие с несмыш­ле­но­стью это­го живот­но­го¹⁷. В отмест­ку он заклал Апи­са в жерт­ву ослу¹⁸.

Дион, сын Гип­па­ри­на, был изгнан Дио­ни­си­ем из оте­че­ства, но с вой­ском все­го в две тыся­чи чело­век победил его и сде­лал тем, чем был ран­нее сам, т. е. изгнан­ни­ком¹⁹.

Сира­ку­зяне выста­ви­ли девять три­ер про­тив ста пяти­де­ся­ти кар­фа­ген­ских и раз­би­ли их наго­ло­ву.

9. Пла­тон, сын Ари­сто­на, жил в Олим­пии под одним кро­вом с людь­ми, кото­рых он не знал и кото­рым был тоже незна­ком. За вре­мя сов­мест­ной жиз­ни он столь рас­по­ло­жил к себе и оча­ро­вал их сво­им обхож­де­ни­ем, что они не мог­ли нара­до­вать­ся этой встре­че. Фило­соф не упо­ми­нал в раз­го­во­рах ни Ака­де­мии, ни Сокра­та, ска­зал толь­ко, что его зовут Пла­то­ном. Когда эти люди попа­ли в Афи­ны, Пла­тон при­нял их чрез­вы­чай­но госте­при­им­но, и они попро­си­ли его: «Пока­жи-ка нам сво­его тез­ку, уче­ни­ка Сокра­та, сведи нас в Ака­де­мию и позна­комь с ним, чтобы нам его послу­шать». На это Пла­тон по сво­ей при­выч­ке слег­ка улыб­нул­ся и ска­зал: «Это же я». Гости Пла­то­на были пора­же­ны, что, обща­ясь с таким мужем, не поня­ли кто он. Пла­тон ведь был прост и безыс­кус­ст­вен и дока­зал этим, что может при­вя­зы­вать к себе людей не толь­ко фило­соф­ски­ми беседа­ми. Пла­тон назы­вал Ари­сто­те­ля Полом²⁰. Поче­му он избрал это имя? Извест­но, что жере­бе­нок, досы­та насо­сав­ший­ся моло­ка, ляга­ет свою мат­ку. Так вот Пла­тон наме­кал на небла­го­дар­ность Ари­сто­те­ля. Ведь, полу­чив у Пла­то­на важ­ней­шие осно­вы зна­ний, он, обла­дая эти­ми сокро­ви­ща­ми, сбро­сил с себя узду, открыл напро­тив Пла­то­но­вой свою шко­лу, рас­ха­жи­вал там с уче­ни­ка­ми и дру­зья­ми и стал завзя­тым про­тив­ни­ком сво­его учи­те­ля.

10. Заис­ки­вал ли перед наро­дом Перикл, сын Ксан­тип­па? Мне кажет­ся, что заис­ки­вал. Ведь вся­кий раз, отправ­ля­ясь в народ­ное собра­ние, он думал о том, чтобы с его уст не сле­те­ло сло­во, кото­рое мог­ло бы раздо­са­до­вать афи­нян, пока­зав­шись непри­ят­ным или необ­ду­ман­ным.

11. Дио­ген утвер­ждал, что даже Сократ не был чужд рос­ко­ши, ибо в про­тив­ном слу­чае обхо­дил­ся бы без сво­его дома, без посте­ли, пусть скром­ной, без сан­да­лий, кото­рые он ино­гда наде­вал на ноги.

12. Герак­леот Зевк­сис, нари­со­вав Еле­ну, раз­бо­га­тел бла­го­да­ря этой кар­тине, ибо не раз­ре­шал любо­вать­ся ею бес­плат­но, когда и сколь­ко угод­но: сна­ча­ла тре­бо­ва­лось вне­сти опре­де­лен­ную пла­ту и толь­ко потом смот­реть. Так как худож­ник брал день­ги, пока­зы­вая свою кар­ти­ну, элли­ны, совре­мен­ни­ки живо­пис­ца, про­зва­ли его Еле­ну гете­рой.

13. Эпи­кур из Гар­гет­та утвер­ждал: «Кому не доволь­но мало­го, тому все­го мало» — и был готов, по его сло­вам, пита­ясь одним хле­бом и водой, поспо­рить с Зев­сом, кто из них счаст­ли­вее. Как при этом мож­но про­слав­лять наслаж­де­ние, мы сооб­щим в дру­гом месте.

14. Весь­ма часто с трудом по обо­лу²¹ скоп­лен­ные день­ги пере­ко­че­вы­ва­ют, как гово­рит Архи­лох, в брю­хо рас­пут­ной дев­ки²². День­ги ведь что еж, кото­ро­го лег­ко сло­вить, но непро­сто удер­жать. И Ана­к­са­гор в сво­ей кни­ге о цар­стве заме­ча­ет, что день­ги труд­но нажить, но еще труд­нее сбе­речь.

15. Пере­да­ют, что сици­лий­ский тиран Гиерон, будучи еще част­ным чело­ве­ком, отли­чал­ся необ­ра­зо­ван­но­стью и неве­же­ст­вом не в мень­шей сте­пе­ни, чем его брат Гелон. Будучи болен, он при­стра­стил­ся к нау­кам и употре­бил пре­до­став­лен­ный болез­нью досуг на то, чтобы слу­шать уче­ные беседы. По выздо­ров­ле­нии Гиерон общал­ся с Симо­нидом Кеос­ским, фиван­цем Пин­да­ром, Вак­хи­лидом из Юлиды, а Гелон так и остал­ся чужд наук.

Извест­но, что Пто­ле­мея II обра­зо­ван­ней­шим чело­ве­ком сде­ла­ла опять-таки болезнь. Пла­тон утвер­жда­ет, что и Феаг стал фило­со­фом не по чему дру­го­му, как из-за вызван­ных нездо­ро­вьем огра­ни­че­ний; ведь лишив Феа­га воз­мож­но­сти зани­мать­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, болезнь все­ли­ла в него любовь к муд­ро­сти. Какой бла­го­ра­зум­ный чело­век не поже­лал бы болез­ни Алки­ви­а­ду, Кри­тию, лакеде­мо­ня­ни­ну Пав­са­нию и дру­гим?! Алки­ви­а­ду и Кри­тию, чтобы они не рас­ста­лись с Сокра­том²³, а Пав­са­нию, чтобы, обу­ян­ный гор­ды­ней, он не дей­ст­во­вал то в поль­зу лакеде­мо­нян, то в поль­зу бео­тий­цев или граж­дан Фес­са­лии, а у Фар­на­ба­за не вос­хи­щал­ся пер­са­ми и мидя­на­ми²⁴. Кри­тий пре­вра­тил­ся в тира­на и убий­цу, при­чи­нил мно­го зла сво­е­му род­но­му горо­ду и умер все­ми нена­види­мый.

Стра­то­ну, сыну Корра­га, болезнь тоже, види­мо, пошла на поль­зу. При­над­ле­жа к знат­но­му и бога­то­му роду, он, одна­ко, совер­шен­но пре­не­бре­гал телес­ны­ми упраж­не­ни­я­ми. Но когда стал стра­дать болез­нью селе­зен­ки и вра­чи пред­пи­са­ли ему упраж­нять­ся в гим­на­сии²⁵, Стра­тон сна­ча­ла пре­да­вал­ся это­му настоль­ко, насколь­ко было необ­хо­ди­мо для здо­ро­вья. Посте­пен­но делая успе­хи в этих заня­ти­ях и отдав­шись им без­раздель­но, Стра­тон во вре­мя Олим­пий­ских состя­за­ний ока­зал­ся в один день победи­те­лем в борь­бе и пан­кра­тии²⁶; он и вто­рич­но заво­е­вал победу в Олим­пии, а так­же отли­чил­ся на Немей­ских, Пифий­ских и Ист­мий­ских играх.

У атле­та Демо­кра­та были боль­ные ноги. Поэто­му, при­дя на состя­за­ние, он обвел место, где сто­ял, чер­той и пред­ло­жил про­тив­ни­кам выта­щить его за пре­де­лы нари­со­ван­но­го кру­га. Они ока­за­лись не в состо­я­нии это сде­лать и были побеж­де­ны, а Демо­крат удо­сто­ил­ся побед­но­го вен­ка.

16. Если чело­век будет сле­до­вать за Кал­ли­ем, Кал­лий сде­ла­ет из него браж­ни­ка, если за Исме­ни­ем, тот пре­вра­тит его во флей­ти­ста. Под­ра­жаю­щий Алки­ви­а­ду станет хва­сту­ном, а Кро­би­лу — пова­ром. Демо­сфен сде­ла­ет его ора­то­ром, Эпа­ми­нонд — вои­ном, Аге­си­лай — испол­нен­ным вели­ко­ду­шия, Фоки­он — порядоч­но­сти, Ари­стид сде­ла­ет спра­вед­ли­вым, а Сократ — муд­рым.

17. Пифа­гор объ­яс­нял людям, что он про­ис­хо­дит от семе­ни луч­ше­го, срав­ни­тель­но с чело­ве­че­ским: в один и тот же день и час его виде­ли в Мета­пон­тии и Кротоне; в Олим­пии Пифа­гор пока­зы­вал свое золо­тое бед­ро²⁷, кротон­цу Мил­лию напо­ми­нал, что он не кто иной, как фри­ги­ец Мидас, сын Гор­дия²⁸; белый орел поз­во­лял ему себя гла­дить, а река Кос, когда фило­соф соби­рал­ся пере­пра­вить­ся на дру­гой берег, чело­ве­че­ским голо­сом ска­за­ла: «При­вет тебе, Пифа­гор!». Он учил, что самым свя­щен­ным явля­ет­ся лист маль­вы, самым муд­рым — чис­ло, а вслед за ним тот, кто дал вещам име­на. Зем­ле­тря­се­ние Пифа­гор счи­тал след­ст­ви­ем того, что покой­ни­ки сошлись вме­сте, раду­гу — отсве­том солн­ца, а зву­ча­щие ино­гда в наших ушах голо­са — голо­са­ми выс­ших существ. Ни в чем уче­ни­кам Пифа­го­ра не пола­га­лось выска­зы­вать сомне­ние или зада­вать в разъ­яс­не­ние ска­зан­но­го вопро­сы: слу­ша­те­ли отно­си­лись к сло­вам учи­те­ля, как к веща­ни­ям ора­ку­ла. Когда он посе­щал чужие горо­да, гово­ри­ли: Пифа­гор при­шел не учить, а исце­лять. Он пред­пи­сы­вал не употреб­лять в пищу серд­ца живот­ных, не есть белых пету­хов, ни в коем слу­чае не дотра­ги­вать­ся до мяса пав­ше­го скота, не посе­щать бань и не ходить по боль­шим доро­гам, ибо неиз­вест­но, чисты ли они.

18. Рас­ска­зы­ва­ют, что, когда, после неод­но­крат­ных при­гла­ше­ний Дио­ни­сия²⁹, Пла­тон при­был в Сици­лию, тиран, взой­дя на колес­ни­цу, сам стал пра­вить, а сыну Ари­сто­на³⁰ отвел место рядом с собою, какой-то сира­ку­зя­нин, чело­век наход­чи­вый и знаю­щий Гоме­ра, в вос­хи­ще­нии про­из­нес извест­ный стих из Или­а­ды, чуть-чуть изме­нив его:

Хотя Дио­ни­сий был крайне подо­зри­те­лен, он так бла­го­го­вел перед фило­со­фом, что его одно­го допус­кал в свои покои, пред­ва­ри­тель­но не при­ка­зав обыс­кать, хотя знал о его тес­ной друж­бе с Дио­ном.

19. Филипп Македон­ский, как извест­но, был не толь­ко све­дущ в воен­ном деле и не толь­ко обла­дал даром крас­но­ре­чия, но так­же умел высо­ко ценить обра­зо­ван­ность. Так, Ари­сто­те­лю он пре­до­ста­вил боль­шие сред­ства, и бла­го­да­ря Филип­пу тот мог при­об­ре­сти широ­кие позна­ния в раз­лич­ных обла­стях, осо­бен­но в нау­ке о живот­ных: сво­им иссле­до­ва­ни­ем о живот­ных сын Нико­ма­ха³² обя­зан щед­ро­сти Филип­па. Царь чтил так­же Пла­то­на и Тео­ф­ра­с­та.

20. Соглас­но сохра­нив­шим­ся сведе­ни­ям, Демо­крит из Абде­ры был насто­я­щим муд­ре­цом и стре­мил­ся про­жить неза­мет­но, подаль­ше от люд­ских глаз. Поэто­му он мно­го стран­ст­во­вал, побы­вал в Вави­лоне у хал­де­ев, у магов³³ и у индий­ских муд­ре­цов. Когда после смер­ти отца Дама­сип­па его наслед­ство было разде­ле­но на три части по чис­лу сыно­вей, Демо­крит из сво­ей доли взял толь­ко день­ги, необ­хо­ди­мые на доро­гу, а все осталь­ное отдал бра­тьям. Тео­фраст про­слав­ля­ет его за то, что во вре­мя ски­та­ний он при­об­рел сокро­ви­ща более цен­ные, чем Мене­лай и Одис­сей; ведь те вели себя ничуть не луч­ше фини­кий­ских куп­цов — тоже копи­ли богат­ства и толь­ко пото­му стран­ст­во­ва­ли по морям и зем­лям³⁴. Сограж­дане сна­ча­ла назва­ли Демо­кри­та Фило­со­фи­ей, а Про­та­го­ра Муд­рым сло­вом, но так как Демо­крит высме­и­вал их, утвер­ждая, что они безум­ны, ему дали про­зви­ще Насмеш­ник. Абде­ри­ты рас­ска­зы­ва­ют, что на пер­вых порах Гип­по­крат при­нял Демо­кри­та за безум­ца, но при более близ­ком зна­ком­стве был оча­ро­ван его умом; гово­рят даже, что, хотя по про­ис­хож­де­нию и дори­ец³⁵, Гип­по­крат в уго­ду Демо­кри­ту напи­сал свои сочи­не­ния на ионий­ском наре­чии.

21. Алки­ви­ад был любим­цем Сокра­та, Дион — Пла­то­на. Дион, одна­ко, сумел извлечь извест­ную поль­зу от обще­ния с любя­щим.

22. Афи­няне в древ­но­сти ходи­ли в пур­пур­ных гима­ти­ях³⁶ и пест­ро­тка­ных хито­нах, носи­ли высо­кие при­чес­ки, скреп­ля­ли их золоты­ми шпиль­ка­ми и уве­ши­ва­лись золоты­ми укра­ше­ни­я­ми. Рабы нес­ли за ними склад­ные сту­лья, чтобы им не сидеть где попа­ло. Тако­вы были мара­фон­ские победи­те­ли.

23. Мотов­ство и рас­пут­ство сгу­би­ли Перик­ла, Кал­лия, сына Гип­по­ни­ка, и Никия из Пер­га­сы; когда вышли все день­ги, они нали­ли друг дру­гу в послед­ний раз чаши с ядом и ушли из жиз­ни, как с пира.

24. Одна­жды, когда Леопреп Кеос­ский, отец Симо­нида, сидел в пале­ст­ре³⁷, несколь­ко юно­шей, быв­ших меж­ду собой в друж­бе, обра­ти­лись к нему с вопро­сом, как им впредь сохра­нить доб­рые отно­ше­ния. Он отве­тил: «Усту­пай­те друг дру­гу в гне­ве, не под­да­вай­тесь раз­дра­же­нию и не рас­па­ляй­те один дру­го­го».

25. Некий Трос­сил из дема³⁸ Экс­оне забо­лел уди­ви­тель­ной и стран­ной душев­ной болез­нью. Он пере­се­лил­ся из горо­да в Пирей, отме­чал там при­бы­тие кораб­лей, сно­ва посы­лал их в пла­ва­ние и радо­вал­ся бла­го­по­луч­но­му воз­вра­ще­нию в гавань, счи­тая, что все они при­над­ле­жат ему. Тро­силл болел дол­гое вре­мя, пока воз­вра­тив­ший­ся из Сици­лии брат не пору­чил его заботам вра­ча и тот не выле­чил его. Впо­след­ст­вии он часто вспо­ми­нал о сво­ем тогдаш­нем вре­мя­пре­про­вож­де­нии и гово­рил, что ничто не при­но­си­ло ему столь­ко сча­стья, как бла­го­по­луч­ное воз­вра­ще­ние чужих кораб­лей в гавань.

26. Лири­че­ский поэт Ксанф (он жил до Сте­си­хо­ра из Гиме­ры) гово­рит, что Элек­тра, дочь Ага­мем­но­на, име­ла пер­во­на­чаль­но дру­гое имя и зва­лась Лаоди­ка³⁹. Но когда Ага­мем­нон был убит, а Эгисф, женив­шись на Кли­тем­не­стре, стал царем⁴⁰, аргос­цы про­зва­ли деву, не разде­лив­шую ложа с мужем, Электрой, так как она не име­ла супру­га и не зна­ла брач­ных уз⁴¹.

27. Пам­фай из При­е­ны пода­рил лидий­цу Кре­зу еще при жиз­ни его отца трид­цать мин. Когда Крез всту­пил на цар­ство, он послал Пам­фаю ответ­ный дар — целую повоз­ку сереб­ра. Дио­ген, полу­чив в пода­рок от Дио­ти­ма из Кари­ста неболь­шую сум­му денег, ска­зал:

Вку­сы Дио­ти­ма были извест­ны.

28. Фере­кид Сирос­ский в ужас­ных муках кон­чил свои дни: его заели вши. Так как на него было страш­но взгля­нуть, Фере­киду при­шлось отка­зать­ся от обще­ния с дру­зья­ми; если же кто-нибудь под­хо­дил к его дому и спра­ши­вал, как дела, Фере­кид про­со­вы­вал в двер­ную щель до кости изъ­еден­ный палец и гово­рил, что все его тело в таком же виде. Делос­цы рас­ска­зы­ва­ют, буд­то их бог⁴³ в гне­ве на Фере­кида наслал на него эту напасть. Ведь живя с уче­ни­ка­ми на Дело­се, он кичил­ся сво­ей муд­ро­стью, а осо­бен­но тем, что, нико­гда не при­но­ся жертв, живет тем не менее счаст­ли­во и бес­пе­чаль­но, не хуже людей, жерт­ву­ю­щих целые гека­том­бы⁴⁴. За эти дерз­кие речи бог тяж­ко пока­рал его.

29. Я не могу не сме­ять­ся над Алек­сан­дром, сыном Филип­па; узнав, что в сво­их сочи­не­ни­ях Демо­крит гово­рит о суще­ст­во­ва­нии бес­чис­лен­но­го мно­же­ства миров, он почув­ст­во­вал себя оскорб­лен­ным от того, что не повеле­ва­ет даже одним извест­ным. Сто­ит ли гово­рить о том, как высме­ял бы его вели­кий насмеш­ник Демо­крит.