Римские древности

Кн. IV, гл. 77

77. «Сограж­дане, соби­ра­ясь дер­жать пред вами речь о самых неот­лож­ных для обще­ст­вен­но­го бла­га делах, я поз­во­лю себе преж­де немно­го ска­зать и о себе самом; может, на неко­то­рых из вас — но я точ­но знаю, что на мно­гих, — я, навер­ное, про­из­вел такое впе­чат­ле­ние, что разум мой замут­нен, поели­ку чело­век, не в себе от нездо­ро­вья и нуж­даю­щий­ся в опе­ку­нах, при­ни­ма­ет­ся вещать о делах вели­чай­шей важ­но­сти.

(2) Знай­те же, что общее суж­де­ние вас обо мне, как о поло­ум­ном, было лож­ным и созда­но оно было не кем иным, как лич­но мною. А то, что вынуди­ло меня жить не в соот­вет­ст­вии с при­ро­дой, и не так, как подо­ба­ло мне, но как было жела­тель­но Тарк­ви­нию и как каза­лось выгод­ным мне, — был страх за свою жизнь.

(3) Ведь Тарк­ви­ний, едва взой­дя на трон, обрек на смерть мое­го отца, чтобы овла­деть его состо­я­ни­ем, и нема­лым, и стар­ше­го бра­та, кото­рый спо­со­бен был отмстить за смерть отца, если бы не был устра­нен, погу­бил бес­слав­ной смер­тью. Несо­мнен­но, он не поща­дил бы и меня, посколь­ку я лишил­ся самых близ­ких мне людей, если бы мне не при­шло в голо­ву при­ки­нуть­ся недо­ум­ком.

(4) И эта личи­на, в кото­рую тиран пове­рил, защи­ти­ла меня от того, что они пре­тер­пе­ли, и сохра­ни­ла вплоть до сего дня. Теперь же пер­вым делом я сни­маю эту личи­ну, посколь­ку при­шло вре­мя, о кото­ром я молил­ся и меч­тал целых два­дцать пять лет. И это все обо мне».