ВЕНЕЦ, ВЕНОК, КОРОНА

CO­RO­NA (στέ­φανος), коро­на; то есть, круг­лое метал­ли­че­ское укра­ше­ние из метал­ла, листьев или цве­тов, кото­рое древ­ние носи­ли на голо­ве или на шее и исполь­зо­ва­ли как на празд­ни­ках, так и на похо­ро­нах, а так­же в каче­стве награ­ды за талант, доб­лесть, про­яв­лен­ную в армии или на фло­те, и граж­дан­ские доб­ро­де­те­ли. Это сло­во име­ет сино­ни­мы, кото­рые часто пол­но­стью заме­ня­ет: στε­φάνη, στέ­φος, στε­φάνω­μα, co­rol­la, ser­tum, гир­лян­да или венок.

В антич­но­сти ноше­ние вен­ков в част­ной или пуб­лич­ной обста­нов­ке было так рас­про­стра­не­но, что по это­му вопро­су суще­ст­во­ва­ла осо­бая лите­ра­ту­ра, следы кото­рой сохра­ни­лись у Тео­ф­ра­с­та (Hist. Pl. VI. 6), Афи­нея (lib. XV), Пли­ния (H. N. XXI. §§ 1—70, 22. §§ 4—13) и Пол­лук­са (VI. 106—107). В Риме Клав­дий Сатур­нин напи­сал кни­гу «О вен­ках» (De Co­ro­nis) (Ter­tull. de Cor. Mil. 7, 10, 12). Сна­ча­ла сле­ду­ет крат­ко опи­сать мате­ри­а­лы, из кото­рых изготав­ли­ва­ли вен­ки, а затем упо­мя­нуть основ­ные обще­ст­вен­ные и част­ные обсто­я­тель­ства, в кото­рых их наде­ва­ли.

I. Мате­ри­а­лы, из кото­рых изготав­ли­ва­ли вен­ки. — Пер­во­на­чаль­но вен­ки состо­я­ли из шер­сти или дре­вес­ной лист­вы, осо­бен­но из мир­то­вых вет­вей или плю­ща; впо­след­ст­вии в них впле­та­ли раз­лич­ные цве­ты. Пле­тель­щи­ки и про­дав­цы таких гир­лянд или вен­ков состав­ля­ли осо­бую про­фес­сию и назы­ва­лись в Гре­ции στε­φανηπ­λό­κοι или στε­φανο­ποιοί (Theophr. Hist. Pl. VI. 1; Plut. Quaest. Conv. III. 1, 2), а в Риме — co­ro­na­rii (Plin. XXI. §§ 54, 177; Fron­to, ad M. Caes. 2, 1).

В антич­ных худо­же­ст­вен­ных про­из­веде­ни­ях часто изо­бра­жа­ет­ся пле­те­ние вен­ков и гир­лянд, — как, напри­мер, на при­веден­ной выше про­ри­сов­ке кар­ти­ны из Пом­пей. Цве­ты, кото­рые исполь­зо­ва­лись для пле­те­ния вен­ков и гир­лянд, назы­ва­лись στε­φανώ­ματα (Theophr. l. c.; Athen. XV. с. 672, a, f; He­sych.) и co­ro­na­men­ta (Cat. R. R. 8; Plin. XXI. § 53, XXII. § 53). Лист­ву и цве­ты ино­гда свя­зы­ва­ли лыком липы, поэто­му рим­ляне назы­ва­ли такие гир­лян­ды свя­зан­ны­ми вен­ка­ми (co­ro­nae su­ti­les, Plin. XVI. § 65, XXI. § 11; Ov. Fast. V. 335, 337; Mart. V. 65, 4, IX. 90, 6; IX. 93, 5). Подоб­ные вен­ки назы­ва­лись так­же ne­xae и ser­tae (Mart. XIII. 51; Lu­can X. 164). В Афи­нах ряды на рын­ке, где про­да­ва­лись вен­ки, назы­ва­лись «мир­ты» (αἱ μυρ­ρί­ναι, Aris­toph. Thesm. 448, ср. 457), так как чаще все­го их дела­ли имен­но из мир­та. В антич­но­сти про­сла­ви­лось мно­го цве­точ­ниц, осо­бен­но Гли­ке­ра из Сики­о­на, любов­ни­ца Пав­сия (Plin. XXI. § 4; XXXV. § 125). В Риме цве­точ­ные гир­лян­ды про­да­ва­лись у хра­ма ларов, в верх­ней части Свя­щен­ной доро­ги, и это место было очень мно­го­люд­ным (Ov. Fast. VI. 783; Becker-Göll, Gal­lus, III. p. 453). У рим­лян вен­ки часто изготав­ли­ва­ли из листьев рас­те­ний, не впле­тая туда цве­ты, осо­бен­но из плю­ща (he­de­ra, Hor. Carm. IV. 11, 4; Plin. XVI. §§ 147, 155; XXI. §§ 52, 55), мир­та (myr­tus, Cat. R. R. 8, 2; Hor. Carm. I. 4, 9; II. 7, 25; Ov. Fast. IV. 869) и сель­де­рея (api­um, Hor. Carm. I. 36, 16; II. 7, 24; IV. 11, 3). Пли­ний пишет (XXI. § 14): «pau­cis­si­ma nostri ge­ne­ra co­ro­na­men­to­rum intra hor­ten­sia no­ve­re, ac pae­ne vio­las ro­sas­que tan­tum»^[1]. Из раз­лич­ных цве­тов, впле­тав­ших­ся в вен­ки, в Афи­нах очень люби­ли фиал­ки, так что город Афи­ны имел эпи­тет ἰοσ­τέ­φανος, «увен­чан­ный фиал­ка­ми» (Pind. Fragm. 46; Aris­toph. Eq. 1323; Ach. 637). В вен­ках исполь­зо­ва­лись так­же гиа­цин­ты и лилии (Theocr. X. 28; Hor. Carm. I. 36, 16; Ov. Am. II. 5, 37). Но самым попу­ляр­ным цвет­ком для вен­ка как в Гре­ции, так и в Риме была роза, кото­рую назы­ва­ли цари­цей цве­тов (Achill. Tat. II. 1) и розой люб­ви (τὸ ῥό­δον τὸ τῶν Ἐρώ­των, Anacr. 5), а у Ари­сто­фа­на Демос (народ) увен­чан роза­ми (Aris­toph. Eq. 966). Осо­бен­но часто их исполь­зо­ва­ли для пир­ше­ст­вен­ных вен­ков (Hor. Carm. I. 36, 15; I. 38, 3; II. 3, 14; II. 11, 14; III. 15, 15; III. 29, 3; Ov. Fast. IV. 870). В Риме гир­лян­ды из роз поль­зо­ва­лись таким спро­сом, что их носи­ли даже зимой (Sen. Ep. 122, 8). Для это­го их выра­щи­ва­ли под стек­лом (Mart. IV. 22, 5; XIII. 127) и достав­ля­ли из Егип­та (Mart. VI. 80). По мере рас­про­стра­не­ния рос­кош­но­го обра­за жиз­ни вен­ки ста­ли делать из листьев нар­да (nar­dus), вво­зи­мо­го из Индии; в них впле­та­ли и розы (Plin. XXI. § 11; Lu­can X. 164; Mart. XIII. 51).

Гир­лян­ды изготав­ли­ва­ли так­же из засу­шен­ных цве­тов, осо­бен­но из ама­ран­та, кото­рый после увлаж­не­ния казал­ся све­жим; такие вен­ки назы­ва­ли «зим­ни­ми» (hi­ber­nae co­ro­nae, Plin. XXI. § 47). Так же име­но­ва­лись и вен­ки из искус­ст­вен­ных цве­тов (Plin. XXI. § 5). Ино­гда их дела­ли из тон­ких метал­ли­че­ских пла­стин, покры­тых золо­том или сереб­ром, и рим­ляне назы­ва­ли их «позо­ло­чен­ны­ми или посе­реб­рен­ны­ми веноч­ка­ми» (co­rol­lae, или co­rol­la­ria inau­ra­ta, или inar­gen­ta­ta, Plin. XXI. § 5; ср. Varr. L. L. V. с.546 178; Blüm­ner, Techn. u. Term. d. Gewer­be u. Künste, I. p. 304 seq.). Но вен­ки из чисто­го золота часто слу­жи­ли почет­ны­ми зна­ка­ми отли­чия у гре­ков (см. ниже). Сереб­ря­ные вен­ки были менее рас­про­стра­не­ны, но упо­ми­на­ют­ся у Пли­ния (Plin. XXI. § 6). Золотые вен­ки были най­де­ны в гроб­ни­цах в Этру­рии и в Кры­му, и одним из наи­бо­лее при­ме­ча­тель­ных экзем­пля­ров явля­ет­ся изо­бра­жен­ный ниже венок, най­ден­ный в гроб­ни­це в Армен­то на юге Ита­лии, кото­рый хра­нит­ся сего­дня в Мюн­хен­ском музее. Он состо­ит из дубо­вых вет­вей, пере­ви­тых цве­точ­ны­ми гир­лян­да­ми, при­чем на вер­хуш­ку поме­ще­на ста­туя, а сре­ди лист­вы — кры­ла­тые фигу­ры. Под верх­ней фигу­рой име­ет­ся над­пись (Ger­hard, An­ti­ke Bildwer­ke, I. X). [Cae­la­tu­ra p. 326 a.]

Этрус­ский венок (Co­ro­na Et­rus­ca) изготав­ли­вал­ся из чисто­го золота в фор­ме листьев, ино­гда инкру­сти­ро­вал­ся дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми и закан­чи­вал­ся лен­та­ми (lem­nis­ci) из того же метал­ла. Раб дер­жал этот венок над голо­вой пол­ко­во­д­ца, когда тот всту­пал в Рим в три­ум­фаль­ной про­цес­сии (Plin. XXXIII. § 11; XXI. § 6; Juv. X. 41; Ter­tull. de Cor. Mil. 13). Вен­ки, укра­шен­ные таки­ми сви­саю­щи­ми лен­та­ми, назы­ва­лись co­ro­nae lem­nis­ca­tae (Serv. ad Verg. Aen. V. 269, VI. 772). Лен­ты (lem­nis­ci, λημ­νίσκοι) сна­ча­ла изготав­ли­ва­ли из шер­сти, укра­шен­ной тесь­мой (от λῆ­νος, «шерсть», Fest. p. 155, M.), затем из липо­во­го лыка, а затем из золота. Вен­ки, укра­шен­ные таким обра­зом, были выс­шей награ­дой победи­те­лей (Serv. l. c.; Plin. XVI. § 65), тогда как Цице­рон гово­рит о pal­ma lem­nis­ca­ta, где pal­ma озна­ча­ет либо победу, либо выс­шую награ­ду (Rosc. Am. 35, 100; cf. Aus. Ep. XX. 5). Такие вен­ки дава­ли так­же в знак поче­та гостям на пирах и по дру­гим слу­ча­ям (Plaut. Pseud. V. 1, 23; Liv. XXXIII. 33, 2; Suet. Ner. 25).

Дру­гие эпи­те­ты, употреб­ляв­ши­е­ся по отно­ше­нию к вен­кам, тре­бу­ют неболь­шо­го разъ­яс­не­ния.

Боль­шие вен­ки (co­ro­nae lon­gae, Cic. de Leg. II. 24, 60) напо­ми­на­ли наши гир­лян­ды; ими укра­ша­ли две­ри домов, хра­мов, амфи­те­ат­ров и т. д. (Ov. Fast. IV. 738). Так, у Юве­на­ла (VI. 51) гово­рит­ся: nec­te co­ro­nam pos­ti­bus^[2], у Овидия (Met. IV. 759): ser­ta­que de­pen­dent tec­tis^[3], а у Лука­на (II. 354): fes­ta co­ro­na­to non pen­dent li­mi­ne ser­ta^[4].

Скру­чен­ный венок (co­ro­na pac­ti­lis, Plin. XXI. 11), воз­мож­но, — то же самое, что и co­ro­na plec­ti­lis у Плав­та (Bacch. I. 1, 37), co­ro­na tor­ta (Pro­pert. III. 20, 18; ср. tor­ta quer­cu, «скру­чен­ный дубо­вый венок», Verg. Georg. I. 349), ple­xa (Lucr. V. 1399; Ca­tull. LXIV. 283) и στέ­φανοι πλεκ­τοὶ и κυ­λισ­τὸς στέ­φανος у гре­ков. Его изготав­ли­ва­ли из цве­тов, кустар­ни­ко­вых вет­вей, тра­вы, плю­ща, шер­сти или любо­го гиб­ко­го мате­ри­а­ла, кото­рый скру­чи­вал­ся или пере­пле­тал­ся — в про­ти­во­по­лож­ность опи­сан­ной выше co­ro­nae su­ti­li (см. с.545 b).

Сре­зан­ный венок (co­ro­na ton­sa) изготав­ли­вал­ся толь­ко из сре­зан­ных листьев, напри­мер, оли­вы, на корот­ких черен­ках (Verg. Aen. V. 556; ton­sae oli­vae, Georg. III. 21; Serv. ad loc.).

В антич­ной живо­пи­си жен­щин часто изо­бра­жа­ли в цве­точ­ных вен­ках.

II. Вен­ки как награ­ды. — Судя по мол­ча­нию Гоме­ра, в геро­и­че­скую эпо­ху гре­ки, види­мо, не исполь­зо­ва­ли вен­ки как награ­ды за доб­лесть или празд­нич­ные укра­ше­ния, ибо они не упо­ми­на­ют­ся в чис­ле пред­ме­тов рос­ко­ши ни у изне­жен­ных феа­кий­цев, ни у жени­хов. Но о вен­ках гово­рит­ся в «Гоме­ро­вых гим­нах» (VI. 42, XXXII. 6) и у Геси­о­да (Hes. Theog. 576, хотя мно­гие кри­ти­ки счи­та­ют этот пас­саж под­лож­ным). Тра­ги­че­ские поэты пере­но­сят обы­чаи сво­их дней в геро­и­че­скую эпо­ху и часто изо­бра­жа­ют геро­ев в вен­ках. Неиз­вест­но, когда воз­ник обы­чай носить вен­ки. Неко­то­рые авто­ры счи­та­ют, что их ста­ли давать в награ­ду победи­те­лям атле­ти­че­ских состя­за­ний, но этой точ­ке зре­ния пря­мо про­ти­во­ре­чит свиде­тель­ство Пав­са­ния (X. 7, § 3) о том, что на вто­рых Пифий­ских играх амфи­к­ти­о­ны поста­но­ви­ли, что награ­дой на состя­за­ни­ях будет про­сто венок, вме­сто выда­вав­ших­ся ранее мате­ри­аль­ных при­зов. Более веро­ят­но, что вен­ки име­ют рели­ги­оз­ное про­ис­хож­де­ние (см. ниже), и поэто­му их дава­ли победи­те­лям на обще­ст­вен­ных играх как наи­выс­ший знак отли­чия. На Олим­пий­ских играх награ­дой был венок из дикой оли­вы (κό­τινος, Paus. V. 7, § 4), на Пифий­ских — лав­ро­вый венок (δάφ­νη, Paus. X. 7, § 4), на Немей­ских — венок из сель­де­рея (σέ­λινον, ср. Pind. Nem. VI. 71), а на Ист­мий­ских — сос­но­вый венок (πί­τυς), хотя в раз­ные пери­о­ды на Ист­мий­ских играх дава­ли и коро­ны из дру­гих мате­ри­а­лов (Plut. Symp. V. 3). с.547 Подроб­но­сти см. в ста­тьях об этих играх и Her­mann, Pri­va­tal­terth. § 50. И у гре­ков, и у рим­лян вен­ки так­же носи­ли поэты, кото­рые в изо­бра­зи­тель­ном искус­стве пред­ста­ют увен­чан­ны­ми.

Вен­ки как награ­да за заслу­ги перед государ­ст­вом впер­вые упо­ми­на­ют­ся во вре­ме­на Пер­сид­ских войн. Лакеде­мо­няне награ­ди­ли вен­ком из оли­вы Еври­би­а­да — за доб­лесть, а Феми­сток­ла — за муд­рость и про­ни­ца­тель­ность, когда тот не полу­чил награ­ды в Афи­нах (He­rod. VIII. 124). Афи­няне так­же отка­за­ли в вен­ке Миль­ти­а­ду и Ари­сти­ду (Plut. Cim. 8; Ae­schin. c. Cte­siph. § 45). Впер­вые они даро­ва­ли венок Пери­к­лу (Val. Max. II. 6, § 5); а затем Фра­си­бу­лу и изгнан­ни­кам, захва­тив­шим Филы, по воз­вра­ще­нии в Афи­ны (Ae­schin. c. Cte­siph. § 50; Corn. Nep. Thra­syb. 4). Жите­ли Ски­о­ны увен­ча­ли золо­той коро­ной Бра­сида как осво­бо­ди­те­ля Элла­ды (Thuc. IV. 120). Вско­ре после Пело­пон­нес­ской вой­ны афи­няне заме­ни­ли венок из оли­вы золотым вен­ком и даро­ва­ли его за самые незна­чи­тель­ные дости­же­ния в граж­дан­ских делах, мор­ских или сухо­пут­ных вой­нах. Но хотя такие вен­ки разда­ва­ли почти без раз­бо­ра кому угод­но, одна­ко все же суще­ст­во­ва­ли опре­де­лен­ные зако­но­да­тель­ные огра­ни­че­ния отно­си­тель­но вре­ме­ни, места и поряд­ка их пре­до­став­ле­ния. Вен­ки мог­ли пре­под­но­сить­ся толь­ко на народ­ных собра­ни­ях, с согла­сия наро­да (выра­жен­но­го в голо­со­ва­нии), или чле­на­ми сове­та — на заседа­ни­ях, или фила­ми — сво­им чле­нам, или демота­ми — чле­нам сво­его дема. Соглас­но Эсхи­ну, закон поз­во­лял наро­ду даро­вать вен­ки толь­ко на народ­ных собра­ни­ях, чле­нам сове­та — толь­ко в зда­нии сове­та; по сло­вам это­го авто­ра, пре­до­став­лять вен­ки нель­зя было ни в теат­ре (что, впро­чем, отри­ца­ет Демо­сфен), ни на государ­ст­вен­ных играх, а тот, кто стал бы к это­му при­зы­вать, под­ле­жал лише­нию граж­дан­ских прав (ἀτι­μία). Чело­век, зани­маю­щий долж­ность, не имел пра­ва полу­чить венок, пока оста­вал­ся ὑπεύθυ­νος, то есть, пока не сдал отчет. Но ино­зем­ные горо­да ино­гда пре­до­став­ля­ли вен­ки отдель­ным граж­да­нам, кото­рые назы­ва­лись «увен­чан­ные госте­при­им­цы» (στέ­φανοι ξε­νικοί, co­ro­nae hos­pi­ta­les). Одна­ко сде­лать это мож­но было лишь после того, как послы этих горо­дов полу­ча­ли согла­сие наро­да, а лич­ность того, кому пред­на­зна­ча­лась почесть, под­вер­га­лась обще­ст­вен­но­му раз­би­ра­тель­ству, в ходе кото­ро­го подроб­но рас­смат­ри­ва­лась вся его жизнь. Одно государ­ство мог­ло так­же даро­вать венок дру­го­му. Демо­сфен сооб­ща­ет, что жите­ли Визан­тия пре­до­ста­ви­ли венок афин­ско­му наро­ду в знак бла­го­дар­но­сти, а хер­со­не­си­ты по той же самой при­чине даро­ва­ли сове­ту и наро­ду Афин золо­той венок весом в шесть­де­сят талан­тов (см. Ae­schin. c. Cte­siph. и Dem. de Co­ron. pas­sim).

У рим­лян же почет­ные вен­ки раз­ных видов вхо­ди­ли в чис­ло воен­ных наград (do­na mi­li­ta­ria), кото­рые пол­ко­вод­цы вру­ча­ли сол­да­там, а сол­да­ты при­суж­да­ли пол­ко­во­д­цам. Подроб­ный рас­сказ об этом содер­жит­ся у Авла Гел­лия (V. 6), кото­рый, как и Фест, чер­пал сведе­ния у Варро­на (ср. Mar­quardt, Röm. Staatsverw. II. p. 556).

1. Осад­ный венок, или тра­вя­ной венок (co­ro­na ob­si­dio­na­lis, или co­ro­na gra­mi­nea). Из всех вен­ков, даро­вав­ших­ся у рим­лян за воен­ные свер­ше­ния, труд­нее все­го было полу­чить осад­ный венок (co­ro­na ob­si­dio­na­lis) и он же поль­зо­вал­ся наи­выс­шим поче­том: оса­жден­ная армия после осво­бож­де­ния под­но­си­ла его пол­ко­вод­цу, про­рвав­ше­му оса­ду. Этот венок спле­та­ли из тра­вы, сор­ня­ков и поле­вых цве­тов (Plin. XXII. § 14), собран­ных в том месте, где была оса­жде­на осво­бож­ден­ная армия, поэто­му он назы­вал­ся тра­вя­ным вен­ком (co­ro­na gra­mi­nea, Plin. XXII. § 7) и тра­вя­ным осад­ным вен­ком (gra­mi­nea ob­si­dio­na­lis, Liv. VII. 37) (Plin. l. c.; Gell. V. 6, II. 11; Fest. pp. 97, 190, M.); это был намек на древ­ний обы­чай, соглас­но кото­ро­му про­иг­рав­ший состя­за­ние в силе или быст­ро­те сры­вал горсть тра­вы на лугу, где про­ис­хо­ди­ла борь­ба, и вру­чал ее про­тив­ни­ку как сим­вол победы (Gell. l. c.; Plin. XXII. § 8; Fest. l. c.; Serv. ad Verg. Aen. VIII. 128). Пли­ний при­во­дит неболь­шой спи­сок рим­лян, полу­чив­ших эту награ­ду (XXII. §§ 9—13) и сооб­ща­ет, что соглас­но обы­чаю ее пре­до­став­ля­ла армия, но Квинт Фабий Мак­сим полу­чил ее от сена­та и наро­да, а Август — от сена­та.

2. Граж­дан­ский венок (co­ro­na ci­vi­ca), вто­рой по почет­но­сти и зна­чи­мо­сти (Plin. XVI. §§ 7—14), даро­вал­ся сол­да­ту, кото­рый спас жизнь с.548 рим­ско­го граж­да­ни­на в сра­же­нии (Gel. V. 6; Fest. p. 42, M.), поэто­му он сопро­вож­дал­ся над­пи­сью «За спа­сен­но­го граж­да­ни­на» (Ob ci­vem ser­va­tum, Sen. Clem. I. 26, 5). Его дела­ли из листьев спер­ва ile­cis, затем — aes­cu­li и, нако­нец, quer­cus (Plin. l. c.), то есть трех раз­ных сор­тов дуба; при­чи­ну тако­го выбо­ра объ­яс­ня­ет Плу­тарх (Quaest. Rom. 92). Посколь­ку обла­да­ние таким вен­ком было очень высо­кой честью, его при­суж­де­ние регу­ли­ро­ва­лось весь­ма стро­ги­ми пра­ви­ла­ми (Plin. l. c.), так что для полу­че­ния это­го вен­ка необ­хо­ди­мо было соблюде­ние сле­дую­щих усло­вий: спа­сти жизнь рим­ско­го граж­да­ни­на в сра­же­нии, убить его про­тив­ни­ка и удер­жать за собой место, где это про­изо­шло. Свиде­тель­ство третье­го лица не при­ни­ма­лось; спа­сен­ный сам дол­жен был заявить об этом, что еще силь­нее затруд­ня­ло полу­че­ние вен­ка, так как рим­ские сол­да­ты обыч­но не жела­ли при­зна­вать, что обя­за­ны доб­ле­сти това­ри­ща, и ока­зы­вать ему то почте­ние, кото­рое пола­га­лось про­яв­лять по отно­ше­нию к спа­си­те­лю в слу­чае, если заяв­ле­ние при­ни­ма­лось (Cic. pro Planc. 30, 72). Таким обра­зом, пер­во­на­чаль­но граж­дан­ский венок под­но­сил спа­сен­ный сол­дат (Gell. l. c.; Po­lyb. VI. 39), после того, как три­бун тща­тель­но рас­сле­до­вал заяв­ле­ние и вынуж­дал неже­лаю­ще­го вый­ти впе­ред и дать пока­за­ния (Po­lyb. l. c.); но в эпо­ху Импе­рии, когда прин­цепс стал источ­ни­ком всех поче­стей, граж­дан­ский венок полу­ча­ли уже не из рук спа­сен­но­го, но от само­го прин­цеп­са или его пред­ста­ви­те­ля (Tac. Ann. III. 21, XII. 31, XV. 12).

Спа­се­ние жиз­ни союз­ни­ка, даже царя, не мог­ло послу­жить осно­ва­ни­ем для полу­че­ния граж­дан­ско­го вен­ка. Полу­чен­ный венок мож­но было носить все­гда. На всех обще­ст­вен­ных зре­ли­щах обла­да­тель вен­ка имел пра­во зани­мать место рядом с сена­то­ра­ми, и они, как и все осталь­ные, вста­ва­ли, когда он вхо­дил. Он осво­бож­дал­ся от всех государ­ст­вен­ных повин­но­стей, так же, как его отец и дед по отцов­ской линии, а чело­век, обя­зан­ный ему жиз­нью, дол­жен был все­гда почи­тать сво­его спа­си­те­ля как отца и ока­зы­вать ему все услу­ги, какие сыно­вья ока­зы­ва­ли отцам (Po­lyb., Cic., Plin., Aul. Gell. ll. cc.).

Несколь­ко зна­ме­ни­тых рим­лян, полу­чив­ших эту награ­ду, пере­чис­ле­но в сле­дую­щих пас­са­жах: Plin. VII. §§ 101—106, XVI. §§ 11—14; Liv. VI. 20, X. 46. Луций Гел­лий Пуб­ли­ко­ла пред­ло­жил пре­до­ста­вить ее Цице­ро­ну за раз­об­ла­че­ние и подав­ле­ние заго­во­ра Кати­ли­ны (Gel. V. 6); а в чис­ле про­чих поче­стей, при­суж­ден­ных Авгу­сту сена­том, было реше­но, что на вер­хуш­ке его дома дол­жен быть под­ве­шен граж­дан­ский венок (Dio Cass. LIII. 16; Mon. An­cyr. 6, 14; Val. Max. II. 8 fin.; Ovid. Fast. I. 614, IV. 953, Trist. III. 1, 36; cf. Sen. Clem. I. 26, 5; Suet. Ca­lig. 19, Claud. 17, Tib. 26); поэто­му венок из дубо­вых листьев с дву­мя лав­ро­вы­ми вет­вя­ми по обе­им сто­ро­нам и над­пи­сью ob ci­vis ser­va­tos часто встре­ча­ет­ся на ревер­се меда­лей Авгу­ста, а так­же Галь­бы, Вител­лия, Вес­па­си­а­на, Тра­я­на и т. д., и это свиде­тель­ст­ву­ет о том, что они тоже, веро­ят­но, полу­чи­ли такую же почесть.

3. Кора­бель­ный, или рост­раль­ный венок (co­ro­na na­va­lis, или rostra­ta), кото­рый Вел­лей (II. 81) назы­ва­ет так­же флот­ским (clas­si­ca), — золо­той венок, пре­до­став­ляв­ший­ся моря­ку, кото­рый пер­вым под­нял­ся на борт вра­же­ско­го суд­на (Fest. p. 163, M.; Gell. l. c.). Вер­ги­лий (Aen. VIII. 684) объ­еди­ня­ет два этих назва­ния в одной стро­ке: «tem­po­ra na­va­li ful­gent rostra­ta co­ro­na»^[5]. Соглас­но дру­гим источ­ни­кам, он пре­до­став­лял­ся очень ред­ко и лишь фло­то­вод­цу, уни­что­жив­ше­му непри­я­тель­ский флот или одер­жав­ше­му очень важ­ную победу на море. Так, Пом­пей даро­вал его Варро­ну во вре­мя вой­ны с пира­та­ми, а Август — Агрип­пе за победу над Секс­том Пом­пе­ем в 36 г. до н. э. (Vell. Pat. l. c.; Liv. Epit. 129; Dio Cass. XLIX. 14; Ov. A. A. III. 392; Sen. de Ben. III. 32; Plin. VII. § 115, XVI. § 7; Suet. Claud. 17; Orel­li, Inscr. 3454). Он встре­ча­ет­ся на моне­тах Агрип­пы — венок, укра­шен­ный кора­бель­ны­ми носа­ми, подоб­но рост­рам на фору­ме (Plin. XVI. § 7; Eck­hel, VI. p. 164).

Рост­раль­ный венок на моне­те Агрип­пы (Бри­тан­ский музей).

Ком­би­ни­ро­ван­ный стен­ной и рост­раль­ный венок на моне­те Агрип­пы (Бри­тан­ский музей).

Лав­ро­вый венок на моне­те Авгу­ста (Бри­тан­ский музей).

Афи­няне тоже пре­до­став­ля­ли золотые вен­ки за служ­бу на море: три­е­рар­ху, пер­вым сна­рядив­ше­му свою три­ре­му, или капи­та­ну, содер­жав­ше­му свое суд­но в наи­луч­шем поряд­ке (Dem. de Cor. Trie­rarch. p. 1228. § 1, ed. Schae­fer).

4. Стен­ной венок (co­ro­na mu­ra­lis). Сол­да­ту, кото­рый пер­вым под­нял­ся на сте­ну оса­жден­но­го горо­да, пол­ко­во­дец вру­чал золо­той стен­ной венок, укра­шен­ный баш­ня­ми (qua­si mu­ri pin­nis de­co­ra­ta^[6], Gell. l. c.); это была одна из выс­ших воен­ных наград, кото­рая пре­до­став­ля­лась лишь после стро­го­го рас­сле­до­ва­ния (Po­lyb. VI. 39; Liv. XXVI. 48; Sil. It. XV. 257; Suet. Aug. 25; Orel­li, Inscr. 3569, и т. д.).

В таком вен­ке все­гда изо­бра­жа­ли Кибе­лу (Lucr. II. 607—610; Ov. Fast. IV. 219), как мож­но видеть на гра­вю­ре на с.553; Агрип­па изо­бра­жен на моне­те в ком­би­ни­ро­ван­ном мор­ском и стен­ном вен­ке.

5. Лагер­ный или вало­вый венок (co­ro­na castren­sis или val­la­ris). Сол­дат, кото­рый пер­вым под­нял­ся на вал и про­бил­ся во вра­же­ский лагерь, тоже полу­чал золо­той венок, назы­вав­ший­ся лагер­ным или вало­вым вен­ком (co­ro­na castren­sis или val­la­ris, Gell. l. c.; Fest. p. 57, M.; Val. Max. I. 8, § 6; Liv. X. 46; Suet. Aug. 25; Plin. XXXIII. § 38; Co­ro­na castren­sis, Orel­li, 3048; val­la­ris, Orel­li, 749, 3509) и укра­шен­ный часто­ко­лом (val­li), кото­рый исполь­зо­вал­ся в укреп­ле­ни­ях.

6. Три­ум­фаль­ный венок (co­ro­na tri­um­pha­lis) носил на голо­ве пол­ко­во­дец во вре­мя три­ум­фа. с.549 Пер­во­на­чаль­но он был сде­лан из листьев лав­ра, затем из золота. (Gell. l. c.; Fest. p. 367, M.; Liv. X. 7; Cic. in Pis. 24, 58; Dio­nys. II. 34; Zo­nar. VII. 21; Ov. Pont. II. 2, 92; Plin. XV. § 127 seq.; Juv. X. 41; Suet. Tib. 17, Ner. 13).

Лица, полу­чив­шие лав­ро­вый венок, име­ли пра­во носить его на обще­ст­вен­ных играх (Dio Cass. XLVI. 40, XLVIII. 16). Этот венок был пре­до­став­лен Юлию Цеза­рю и Авгу­сту и встре­ча­ет­ся на моне­тах после­дую­щих импе­ра­то­ров как знак вер­хов­ной вла­сти, так что его не носил никто, кро­ме пра­вя­ще­го импе­ра­то­ра (Eck­hel, VI. p. 361). Три­ум­фаль­ный этрус­ский венок, сде­лан­ный из золота и часто укра­шен­ный дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми, государ­ст­вен­ный слу­жа­щий дер­жал над голо­вой пол­ко­во­д­ца во вре­мя три­ум­фа (см. выше, с.546 a). Этот венок, как и преды­ду­щий, даро­ва­ла победо­нос­но­му пол­ко­вод­цу армия [Tri­um­phus].

Про­вин­ции посы­ла­ли пол­ко­вод­цу вен­ки, тоже золотые и очень доро­гие, после того, как ему был пре­до­став­лен три­умф; и эти вен­ки нес­ли перед ним в три­ум­фаль­ной про­цес­сии (Fest. p. 367, M.; Plut. Aemil. Paul. 34; Liv. XXXVII. 58). В эпо­ху ран­ней Рес­пуб­ли­ки это были доб­ро­воль­ные подар­ки, но впо­след­ст­вии их ста­ли взи­мать как подать под назва­ни­ем «золо­то для вен­ков» (aurum co­ro­na­rium), на что име­ли пра­во лишь те, кто полу­чил раз­ре­ше­ние на три­умф [Aurum co­ro­na­rium]. Обы­чай, соглас­но кото­ро­му про­вин­ции дари­ли золотые вен­ки победо­нос­ным пол­ко­во­д­цам, суще­ст­во­вал и у гре­ков, кото­рые щед­ро наде­ли­ли ими Алек­сандра после победы над Дари­ем (Athen. XII. 539 a); и рим­ляне, веро­ят­но, заим­ст­во­ва­ли эту тра­ди­цию у гре­ков.

7. Ова­ци­он­ный венок (co­ro­na ova­lis) — еще один венок, менее почет­ный, кото­рый пред­на­зна­чал­ся исклю­чи­тель­но для пол­ко­вод­цев, заслу­жив­ших лишь ова­цию [Ova­tio], в свя­зи с чем его дела­ли из мир­та, кустар­ни­ка, посвя­щен­но­го Вене­ре «Quod non Mar­tius, sed qua­si Ve­ne­ris qui­dam tri­um­phus fo­ret»^[7]. (Gell. l. c.; Fest. p. 195, M.; Plut. Mar­cell. 22; cf. Plin. XV. §§ 125—126; Dio­nys. V. 47).

8. Мас­лич­ный венок (co­ro­na olea­gi­na) — так­же почет­ный венок из листьев оли­вы, пре­до­став­ляв­ший­ся как сол­да­там, так и их коман­ди­рам. Соглас­но Гел­лию (l. c.), его даро­ва­ли любо­му лицу или лицам, с помо­щью кото­рых был достиг­нут три­умф, но кото­рые лич­но не при­сут­ст­во­ва­ли в сра­же­нии. Август и сенат несколь­ко раз пре­до­став­ля­ли его сол­да­там. (Dio Cass. XLVI. 40).

III. Рели­ги­оз­ные вен­ки. — Вен­ки как тако­вые, веро­ят­но, ведут про­ис­хож­де­ние от рели­ги­оз­ных риту­а­лов. С древ­ней­ших вре­мен неко­то­рые дере­вья счи­та­лись свя­щен­ны­ми, и, воз­мож­но, люди, совер­шав­шие под­но­ше­ния богам, дер­жа­ли в руках вет­ви таких дере­вьев, кото­рые со вре­ме­нем ста­ли спле­тать в вен­ки и носить на голо­ве. Как бы то ни было, исполь­зо­ва­ние вен­ков во вре­мя жерт­во­при­но­ше­ний засвиде­тель­ст­во­ва­но если не во вре­ме­на Гоме­ра, то уже в эпо­ху Сап­фо, кото­рая гово­рит: «От тех же они [боги], кто без вен­ка, прочь отвра­ща­ют взо­ры» (Athen. 15. с. 674 e, пере­вод В. В. Вере­са­е­ва). Неко­то­рые дере­вья были посвя­ще­ны опре­де­лен­ным боже­ствам, напри­мер, плющ — Дио­ни­су или Вак­ху, кото­рый посто­ян­но изо­бра­жа­ет­ся в вен­ке из вино­град­ных листьев (co­ro­na pam­pi­nea, Hor. Carm. III. 25, 20; IV. 8, 33), дуб — Зев­су, лавр — Апол­ло­ну, мирт — Афро­ди­те, или Вене­ре, оли­ва — Афине, или Минер­ве и т. д. Гир­лян­ды из листьев и цве­тов носи­ли моля­щи­е­ся, жре­цы и жри­цы и жерт­вы, пред­на­зна­чен­ные для закла­ния. Лица, отправ­ля­ю­щи­е­ся к ора­ку­лу за пред­ска­за­ни­ем, тоже наде­ва­ли вен­ки, а по воз­вра­ще­нии сни­ма­ли их. Вен­ки при­да­ва­ли людям свя­тость и обес­пе­чи­ва­ли им непри­кос­но­вен­ность. Поэто­му их носи­ли архон­ты в Афи­нах (Dem. Mid. § 33), долж­ность кото­рых назы­ва­лась «нося­щий венок» (στε­φανη­φόρος, Ae­schin. Tim. § 19), и ора­то­ры, высту­пав­шие перед собра­ни­ем (Aris­toph. Thesm. 380). Подроб­но­сти см.: Her­mann, Griech. An­tiq. vol. I. §§ 124, 129; vol. II. §§ 24, 35.

В Риме во вре­мя жерт­во­при­но­ше­ний вен­ки на голо­ве тоже име­ли жре­цы и жерт­ва, а так­же при­сут­ст­ву­ю­щие. Види­мо, для этих вен­ков не суще­ст­во­ва­ло како­го-то опре­де­лен­но­го мате­ри­а­ла, но ино­гда их дела­ли из листьев оли­вы (Stat. Theb. III. 466), ино­гда из золота (Pru­dent. Pe­ris­teph. X. 1011; Ter­tull. de Idol. 18), а ино­гда из коло­сьев пше­ни­цы — и тогда этот венок назы­вал­ся co­ro­na spi­cea; эта раз­но­вид­ность была у рим­лян самой древ­ней (Plin. XVIII. § 6; Tac. Ann. XI. 4), вен­ки из коло­сьев были посвя­ще­ны Цере­ре (Hor. Carm. Sec. 30; Ti­bull. II. 1, 4, I. 1, 15) и обыч­но выве­ши­ва­лись перед ее хра­ма­ми (Ti­bull. I. 1, 16). В част­но­сти, инсиг­ни­ей арваль­ских бра­тьев был венок из коло­сьев и in­fu­lae al­bae, то есть, белые шер­стя­ные лен­ты (Gell. VII. (VI.) 7, § 8; Plin. l. c.; Mar­quardt, Röm. Staatsverw. III. p. 429) [In­fu­la]. Венок из коло­сьев счи­тал­ся так­же сим­во­лом мира (Ti­bull. I. 10, 67), и в каче­стве тако­во­го изо­бра­жен на при­веден­ной ниже моне­те, про­слав­ля­ю­щей завер­ше­ние граж­дан­ской вой­ны меж­ду Анто­ни­ем и Деци­мом Аль­би­ном Бру­том.

Венок из коло­сьев на моне­те Деци­ма Аль­би­на Бру­та.	Венок из коло­сьев на голо­ве Анто­нии (Бри­тан­ский музей).

Венок из коло­сьев встре­ча­ет­ся так­же в монет­ной чекан­ке на голо­вах жен­щин из импе­ра­тор­ской семьи, напри­мер, Ливии, Анто­нии и Агрип­пи­ны (Eck­hel, VI. p. 257).

В чис­ле рели­ги­оз­ных вен­ков мож­но упо­мя­нуть луче­вой венок (co­ro­na ra­dia­ta), кото­рый слу­жил зна­ком боже­ст­вен­но­сти. Пер­во­на­чаль­но он пред­на­зна­чал­ся толь­ко богам и обо­жест­влен­ным геро­ям, — так, Вер­ги­лий (Aen. XII. 162) изо­бра­жа­ет героя Лати­на:

Cui tem­po­ra cir­cum Aura­ti bis sex ra­dii ful­gen­tia cin­gunt, So­lis avi spe­ci­men[8].

Впер­вые его при­ня­ли неко­то­рые из пре­ем­ни­ков Алек­сандра, при­тя­зав­шие на боже­ст­вен­ные с.550 поче­сти. Так, он встре­ча­ет­ся на моне­тах Пто­ле­ме­ев, еги­пет­ских царей.

У рим­лян боже­ст­вен­ные поче­сти были пре­до­став­ле­ны Юлию Цеза­рю и Авгу­сту, при­тя­зав­ше­му на боже­ст­вен­ное про­ис­хож­де­ние (co­ro­na ra­dia­ta, Suet. Aug. 94); но пер­вым импе­ра­то­ром, при­няв­шим луче­вой венок при жиз­ни, был Нерон, на моне­тах кото­ро­го он изо­бра­жен.

Луче­вой венок на моне­те Пто­ле­мея V, царя Егип­та (Бри­тан­ский музей).	Луче­вой венок на голо­ве Авгу­ста (Моне­та Кали­гу­лы в Бри­тан­ском музее).	Луче­вой венок на моне­те импе­ра­то­ра Деция (Бри­тан­ский музей).

Одна­ко встре­ча­ют­ся и подоб­ные порт­ре­ты Авгу­ста — на моне­тах, отче­ка­нен­ных после его смер­ти, как, напри­мер, на при­веден­ной ниже моне­те Кали­гу­лы. При­ме­ру Неро­на не после­до­вал никто из импе­ра­то­ров до Кара­кал­лы, кото­рый изо­бра­жен на моне­тах в луче­вом вен­ке, а на чекан­ке после­дую­щих импе­ра­то­ров он уже часто встре­ча­ет­ся (Eck­hel, VI. p. 269 ff.).

IV. Погре­баль­ные вен­ки. — Обы­чай увен­чи­вать мерт­вых листья­ми и цве­та­ми, несо­мнен­но, име­ет рели­ги­оз­ное про­ис­хож­де­ние. Кле­мент Алек­сан­дрий­ский (Pae­dag. II. p. 181) объ­яс­ня­ет его тем, что венок был сим­во­лом сво­бо­ды и избав­ле­ния от всех непри­ят­но­стей. В любом слу­чае, это счи­та­лось почет­ным зна­ком (Eurip. Troad. 1143; Aris­toph. Eccl. 538; Ly­sistr. 602—604; Cic. pro Flacc. 31, 75; Al­ciphr. I. 36; Tert. de Cor. 10). Так, у Еври­пида (Phoen. 1632) Кре­онт под стра­хом смер­ти запре­ща­ет увен­чи­вать тело Поли­ни­ка. Для этих целей исполь­зо­ва­лись любые цве­ты и листья (στε­φανώ­σαν­τες τοῖς ὡραίοις ἄνθε­σι^[9], Lu­cian. de Luct. 11), но у гре­ков чаще все­го исполь­зо­вал­ся сель­де­рей (σέ­λινον, Plut. Ti­mol. 26; Suid. s. v.). Хотя, веро­ят­но, тело обыч­но увен­чи­ва­ли лишь одной гир­лян­дой, род­ст­вен­ни­ки и дру­зья, как и в наше вре­мя, отправ­ля­ли на похо­ро­ны мно­же­ство вен­ков, кото­рые воз­ла­га­ли на носил­ки и на моги­лу. На похо­ро­ны посы­ла­ли так­же лен­ты, тесь­му и повяз­ки (tae­niae, ται­νίαι) из листьев и цве­тов, кото­рые не обя­за­тель­но воз­ла­га­лись на голо­ву покой­но­го (τὰς ται­νίας, ἃς τοῖς νεκ­ροῖς ἔπεμ­πον οἱ φί­λοι^[10], Schol. ad Aris­toph. Ly­sistr. 603). Цеци­лий (ap. Fest. s. v.) гово­рит о «гроб­ни­це, пол­ной лент (tae­niae), как обыч­но», а над­гроб­ные сте­лы, изо­бра­жен­ные на антич­ных вазах, часто уве­ша­ны вен­ка­ми и обвя­за­ны лен­та­ми (Den­nis, Et­rur. I. p. 395; Ste­pha­ni, Compte Ren­du за 1874, с. 114). Такие вен­ки или лен­ты часто воз­ла­га­ли на моги­лы, не толь­ко во вре­мя похо­рон, но и позд­нее. Гре­ки опле­та­ли гир­лян­да­ми урны с пра­хом сво­их дру­зей (Plut. De­metr. 53); урну Фило­пе­ме­на покры­ва­ло столь­ко вен­ков, что ее почти не было вид­но (Plut. Phi­lop. 21), а Ган­ни­бал увен­чал урну Мар­цел­ла (Plut. Mar­cell. 30).

У рим­лян увен­ча­ние мерт­вых было не так рас­про­стра­не­но, как у гре­ков. Но закон Две­на­дца­ти таб­лиц уста­нав­ли­вал, что если некто заслу­жил почет­ный венок при жиз­ни, то ему мож­но было воз­ло­жить на голо­ву этот венок в погре­баль­ной про­цес­сии (Cic. de Leg. II. 24, 60; Plin. XXI. § 7). На носил­ки и погре­баль­ный костер тоже воз­ла­га­ли гир­лян­ды цве­тов (Plin. XXI. § 10; Dio­nys. XI. 39). Пли­ний (ib. § 11) сооб­ща­ет, что вен­ки слу­жи­ли фор­мой почи­та­ния могил и богов манов. (Ср. Ov. Trist. III. 3, 82; Ti­bull. II. 4, 48).

Мы виде­ли, что погре­баль­ные вен­ки обыч­но дела­ли из листьев и цве­тов, но в гроб­ни­цах нахо­дят и золотые вен­ки в фор­ме листьев и цве­тов (см. выше, с.546 a) (Becker-Göll, Cha­rik­les, I. p. 260, III. pp. 122, 159; Gal­lus, III. p. 491).

V. Вен­ки как сим­во­лы радо­сти. — 1. Застоль­ные вен­ки (Co­ro­nae con­vi­via­les). Застоль­ные вен­ки ста­ли назы­вать­ся сло­вом co­ro­nae лишь в позд­ний пери­од, так как пер­во­на­чаль­но это сло­во при­ме­ня­лось толь­ко к рели­ги­оз­ным и почет­ным вен­кам (Plin. XXI. § 3). У гре­ков и рим­лян гости во вре­мя засто­лья носи­ли вен­ки, но их наде­ва­ли лишь после пер­вой пере­ме­ны блюд, когда начи­на­лась пируш­ка (sym­po­sium, co­mis­sa­tio: Athen. XV. с. 685, 669; Plut; Symp. III. 1, 1; Val. Max. II. 6, 1). В пир­ше­ст­вен­ных сце­нах на антич­ных вазах часто изо­бра­же­ны гости, увен­чан­ные цве­та­ми. Рим­ляне заим­ст­во­ва­ли этот обы­чай у гре­ков, и он рас­про­стра­нил­ся уже ко вре­ме­нам Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны, но счи­тал­ся при­зна­ком при­стра­стия к рос­ко­ши; а если кто-то пока­зы­вал­ся в вен­ке из цве­тов в обще­ст­вен­ном месте — даже слу­чай­но — то его суро­во нака­зы­ва­ли (Plin. XXI. § 8). Вна­ча­ле исполь­зо­ва­лись толь­ко шер­стя­ные лен­ты, кото­ры­ми обви­ва­ли голо­ву, пред­о­хра­ня­ясь от опья­не­ния, но затем ста­ли наде­вать вен­ки из цве­тов и листьев, осо­бен­но из мир­та и роз (Plin. ib. § 3). Гре­ки тоже вери­ли, что цве­точ­ный венок защи­ща­ет от воздей­ст­вия вина. (Athen. XV. с. 674, 675; Plut. Symp. III. 1). О раз­лич­ных цве­тах, осо­бен­но розах, из кото­рых дела­ли застоль­ные вен­ки, и сопут­ст­во­вав­шей им рос­ко­ши см. выше, с.545. Сло­во «роза» употреб­ля­лось как сино­ним пируш­ки или намек на нее. Так, Цице­рон гово­рит «пьян­ст­во­вать в розах» (in ro­sa po­ta­re, de Fin. II. 20, 65); а Мар­ци­ал — (X. 19, 20), cum reg­nat ro­sa, cum с.551 ma­dent ca­pil­li^[11], а так­же (III. 68, 5) de­po­si­to post vi­na ro­sas­que pu­do­re^[12]. Цве­ты ума­ща­ли мазя­ми или бла­го­во­ни­я­ми (Sen. de Ir. II. 33, 4; Athen. XV. с. 669; Mart. X. 19, 20), а ино­гда, в каче­стве осо­бой поче­сти, посвя­ща­лись вен­ки с лем­нис­ка­ми, то есть сви­саю­щи­ми лен­та­ми, напо­до­бие упо­мя­ну­тых выше три­ум­фаль­ных вен­ков (с.546) (Plaut. Pseud. V. 1, 21; Ca­pi­tol. Ver. 5). В древ­ние вре­ме­на каж­дый гость при­но­сил венок с собой (Ov. Fast. I. 403), но позд­нее вен­ки пре­до­став­лял хозя­ин. Гости носи­ли не толь­ко вен­ки на голо­ве, но и гир­лян­ды на шее, под назва­ни­ем ὑπο­θυμί­δες (Athen. XV. с. 674), чтобы наслаж­дать­ся аро­ма­том. Так, сооб­ща­ет­ся, что у Верре­са была одна гир­лян­да на голо­ве, а вто­рая — на шее (Cic. Verr. V. 11, 27). Гир­лян­ды на шее, как и на голо­ве, упо­ми­на­ют­ся и в дру­гих пас­са­жах (Hor. Sat. II. 3, 256; Ca­tull. VII. 51; Ov. Fast. II. 739). Одним из про­яв­ле­ний рас­то­чи­тель­но­сти Три­маль­хи­о­на слу­жит то, что ноги, ступ­ни и лодыж­ки его гостей были уви­ты цве­та­ми (Pet­ron. 70). (О пир­ше­ст­вен­ных вен­ках см.: Becker-Göll, Gal­lus, III. p. 493 seq.).

2. Брач­ный венок (Co­ro­na nup­tia­lis). И жених, и неве­ста у гре­ков и рим­лян наде­ва­ли вен­ки (Schol. ad Aris­toph. Pac. 869; ср. Aves, 159), и часто изо­бра­жа­ют­ся в них на антич­ных вазах. Гости на свадь­бе тоже носи­ли вен­ки, а две­ри дома жени­ха и брач­ное ложе были укра­ше­ны гир­лян­да­ми (στέ­φος γα­μήλιον, Bion, Id. I. 88; Lu­cian. Dial. Me­retr. II. 3; Plut. Amat. 10, Pomp. 55; Ca­tull. LXIV. 294; Juv. VI. 51, 227; Lu­can. II. 358; Stat. Silv. I. 2, 231; Apul. Met. IV. 26). В Риме вер­бе­ну и дру­гие рас­те­ния, из кото­рых пле­ли брач­ный венок, соби­ра­ла сама неве­ста (Fest. p. 63, M.; cf. Ca­tull. LXI. 7).

3. Венок в честь рож­де­ния (Co­ro­na na­ta­li­cia) — венок, кото­рый веша­ли над две­рью вести­бу­ла дома, в кото­ром родил­ся ребе­нок (Juv. IX. 85). В Афи­нах, если мла­де­нец был маль­чи­ком, венок дела­ли из оли­вы, а если девоч­кой — из шер­сти (He­sych. s. v. στέ­φανος). (Pa­scha­lius, de Co­ro­nis, Pa­ris, 1610; Gar­cke, de Ho­ra­tii Co­rol­lis, Al­ten­burg, 1860; работы Бек­ке­ра и Гёл­ля, Гер­ма­на, Блюм­не­ра, Марк­вард­та, ука­зан­ные выше; Дарам­бер и Сальо, s. v.).