Постраничная нумерация примечаний заменена на сквозную.
с.131
IV. Палатин.
До сих пор мы вращались в той части древнего города, в которой воспоминания царского периода бледнеют перед республикой, где даже позднейшие колоссальные создания императоров не в состоянии были заставить забыть то время, когда свободный народ собирался на узком и грязном форуме, заставленном лавками и вечно наполненном толпами делового и праздношатающегося люда. Теперь мы перенесемся туда, где предание ищет зародыша развития Рима в связи с именем первого царя. Здесь римлянин представлял себе седалище царей, здесь, с возрождением царской власти, вновь утвердила она свою резиденцию. Как на форуме царство бледнеет перед республикой, так на Палатине воспоминания о первых царях и блеск их преемников, римских императоров, затемняют совершенно то время, в которое Палатин служил аристократическим кварталом республиканского Рима.
Ввиду этого и наш очерк судеб Палатина мы должны разделить на две части: Палатин царский и Палатин императорский. Но, как и в отделе о форуме, считаем нелишним предпослать краткую историю разрушения и открытия занимающей нас части города, тем более, что в области этой истории последнее время дало несколько новых и в высшей степени интересных фактов1. Известно, что постройками Септимия с.132 Севера закончилась строительная эра на Палатине; позднейшие императоры только поддерживают то, что они наследовали от своих предшественников. Наиболее деятельным реставратором опустевшего после перенесения столицы в Византию и погромов Алариха (409) и Гензериха (456) palatium’а был Теодерих, деятельность которого засвидетельствована целым рядом штемпелей на кирпичах его реставрации. Но в это время уже Палатин является только временным местожительством своих хозяев, предпочитающих Риму Равенну, Милан и другие города своих все еще обширных владений. После Теодериха сведения наши о дворцах Палатина становятся совсем скудны и сосредоточиваются на двух окраинах холма: Септизонии и окрестностях, и той части, что находится над атрием Весты. Мы знаем, что эта часть дворца была реставрирована в VII в. Платоном, vir illustris curator Palatii[1] византийских императоров2. Сын его Иоанн, родившийся и выросший на Палатине, сделавшись папой под именем Иоанна VII, захотел основать на Палатине и папскую резиденцию. По свидетельству liber pontificalis[2]3, он выстроил для себя episcopium[3], где и прожил до своей смерти. Этот episcopium находился над церковью S. Maria antiqua (около теперешней S. Maria Liberatrice, в развалинах дворца Августа) вблизи существовавшей уже в то время церкви S. Sebastiano, позднее знаменитого монастыря in Palladio или in Pallara4. Как долго жили папы на Палатине, сказать трудно. Об их временном пребывании там мы имеем ряд свидетельств, но кажется, что эти посещения вызывались только случайными обстоятельствами, с.133 главным образом тем, что Палатин был местом крепким и позднее находился во владениях Франджипани, верных сторонников пап. В виду этого надо думать, что уже в VIII в. папы на Палатине не жили5. Другой, юго-восточный, склон Палатина с Септизонием мы находим в 975 году во владении монастыря св. Григория на clivus Scauri. Этому монастырю сын князя и сенатора Ildebrando дарит принадлежавшую ему восточную часть уже находившегося в состоянии разрушения Септизония, носившую в то время имя septemsolia minor6; но очевидно, что владение это, клином врезывавшееся в укрепления Франджипани, было очень нужно этой фамилии и мало интересно для монахов.
Поэтому уже в 1145 году аббат монастыря уступает право пользования Септизонием какому-то лицу за несколько кусков земли и за известную годовую аренду. С этого времени area императорских дворцов все более и более приходит в запустение; дворцы рушатся, все порастает травой и бурьяном. В конце XV в. холм представлял собою ряд запутанных руин и был совершенно необитаем. Marliani, один из первых римских топографов XVI в., говорит, что в его время на Палатине не было ничего, кроме церкви Себастиана in Pallara, да двух-трех хижин; большая часть холма была покрыта виноградниками, часть служила выгоном для коз и лошадей7, ut vere Balantium possit nominari[4]10, прибавляет автор, намекая на древнюю этимологию Palatium от balare[5].
XVI в. можно назвать временем возрождения и для Палатина: наиболее знатные римские фамилии приобретают себе там участки и выстраивают виллы. При этом надо заметить, что главные руины дали настолько ясное деление Палатина, что ему следуют и отдельные владения. Дом Августа с храмом Аполлона занят был фамилией Mattei duchi di Giove; затем последовательно с.134 принадлежал маркизам Spada, Magnani, последними владетелями были Raucoureuil и, наконец, Mills, имя которого и утвердилось за этим местом (villa Mills).
Раскопки на Палатине (на 1897 г.) Гораздо менее владетелей имела северная часть Палатина с дворцами Тиберия и Домициана. Около 1536 г. эта часть холма перешла в руки Фарнезе и в их руках оставалась до нашего времени. Таковы два наибольших владения на area Палатина; кроме них там же существовал целый ряд более мелких собственников: стадий принадлежал Ronconi или Roncioni8, южная часть была во владении английского collegio, земли к востоку от villa Mills были в конце XIV в. подарены монахам del Ritiro, и на их земле возникла церковь S. Buonaventura, наконец, склоны к Велабру были во владении Butirroni и Nutiner. Ясно a priori, что все эти владетели уже в XVI в. — веке грандиозных построек в Риме — не оставляли в покое Палатина в поисках за материалами для своих и чужих построек. И действительно, мы слышим о целом ряде раскопок на Палатине9. Так, дом Августа в начале XVI в. служил копями материалов для пуццоланы: Fra Giocondo упоминает об этих раскопках по поводу находки зарисованного им карниза здания дорического ордена; в vigna Paolostati, позднее вошедшей в состав villa Mills, около 1545 были найдены остатки круглого здания, зарисованного Лигорием; рисунок Лигория, вероятно, не точен и открытое здание, вероятно, был правый нимфей Домицианова дворца (см. Huelsen Mitth. 1895 г., p. 35 слл. против Lanciani Bull. comm. 1883 г., p. 200 и Mitth. 1894 г., p. 14); в стадии Ronconi копали уже в средине XVI в., доставляя материал для большой виллы Юлия III10; сыну или племяннику первого Ronconi посчастливилось сделать в 1570 г. богатую находку, состоявшую из 18—
Античный и современный Палатин (1897 г.)
с.135 Фамилия Фарнезе уже при покупке отдельных участков, составивших их знаменитую виллу, имела в виду производить там раскопки. В актах покупок оговаривается право покупателя на все находки в приобретенном участке. Наконец, можно отметить целый ряд раскопок на склонах Палатина, начавшихся в 1516 году и веденных в разные времена разными лицами до конца столетия12. Все это подтверждает слова Марлиани, что уже в его время Палатин доставлял массы статуй, колонн и т. п.13. Как наиболее выдающееся событие в истории Палатина в XVI в. надо отметить разрушение Сикстом V Септизония в 1589 г., — разрушение, уже в то время встреченное большинством неодобрительно. Не надо однако и слишком винить папу за это дело; несомненно, что в это время Септизоний находился в состоянии крайней ветхости и ежечасно грозил разрушением. Папе предстояло одно из двух: или предпринять огромную работу реставрации Септизония (что он и сделал для других памятников), или, не дожидаясь того времени, когда здание обрушится и при этом разрушении погибнут его драгоценные материалы, разобрать его постепенно и употребить на свои многочисленные постройки. Пеперин, мрамор и травертин разрушенного здания пошли на реставрацию Антониновой колонны, на обелиск piazza del popolo, на постройки в Латеране и Ватикане и т. д. Две колонны еще и теперь стоят перед pol. della Cancelleria14.
В XVII в. продолжались раскопки, начатые уже при Павле III, в области дворца Августа. При этих раскопках раскрыты были пропилеи священного участка Аполлона, части окружавшего храм портика и части дома Августа. Так, напр., в 1664 г., по свидетельству Venuti15, найден был ряд колонн портика из giallo antico, кроме того рельефы с изображениями, с.136 относившимися к первым временам Рима: рождение Ромула, волчица, Луперкаль и под.
Каждый из многочисленных владельцев виллы старался извлечь из нее насколько возможно было больше и, нет сомнения, что каждый из них предпринимал более или менее обширные раскопки. О Spada, напр., передано нам это Guattoni16, но, конечно, дело было начато уже Mattei и их предшественниками (ср. вышеприведенное свидетельство Marliani).
Все эти работы на Палатине много повредили нашему знакомству с топографией этой части Рима, но все-таки они еще ничто в сравнении с тем систематическим расхищением, которому подвергся Палатин в XVIII в.: 1725 и 1775 годы принесли больше вреда ему, чем предшествующие шесть веков. Дело разграбления начато было Франциском, князем Пармы и Плацентии, для пополнения своего пармского музея. Раскопки велись сначала под руководством марк. Ignazio de’ Sonti, затем графа Sazzoni — вельмож Францискова двора. О необычайно богатых результатах этих раскопок, главным образом в области дворца Флавиев, будет сказано ниже; сведения о них собраны в книге ученого археолога и математика монсиньора Bianchini, поплатившегося жизнью за свою любовь к древности17. Вся масса вещей и архитектурных частей здания была увезена в Парму, причем многое, конечно, погибло при перевозке, еще больше при передаче вещей вместе с остальными коллекциями Фарнезе в неаполитанский музей.
Не менее разрушительны были раскопки аббата Raucoureuil в пределах Флавиева дворца, начатые около 1775. Самая вилла была им приобретена специально с целью произвести в ней обширные раскопки и тотчас же по окончании их была продана с.137 им Gell’ю и Mills’у. Все пространство виноградников было им разрыто; при этом он действовал так скрытно и так ревниво оберегал свои раскопки, что Пиранези, интересовавшийся ими, должен был ночью с фонарем проникать туда, прикармливая хлебом собаку, оберегавшую виноградники18. От архитектурных частей и мраморов, найденных при раскопках, конечно, не осталось и следа, но план раскопок имеется; сделан он архитектором раскопок Barberi. Главным результатом работ было раскрытие так наз. дома Августа (три комнаты доступны и теперь еще).
Несмотря на эти обширные работы, раскопки на Палатине не прекратились и в следующем столетии. В 1809—
Статуи из числа полученных Россией в обмен на палатинскую землю Уступка русским правительством папе своих владений на Палатине в обмен на несколько статуй повела к постепенному приобретению государством большей части его: Пию IX принадлежит честь присоединения к помянутым виноградникам владений Ronconi, английского collegio, Benfratelli. Наконец, в с.138 1860 г. Наполеон, приобретший от Фарнезе их виллу на Палатине, предпринимает обширные работы под руководством Pietro Rosa, работы, продолженные итальянским правительством после 1870 г. и давшие Палатину тот вид, какой он имеет теперь21. Главная работа сделана была уже в начале семидесятых годов, и результаты ее изложены в известном Guida di Palatino Lanciani и Visconti; последующие годы повели к некоторым частичным раскопкам, как напр., в casa Geloziana в 1875 г., в стадии и в пределах via Nova22, около церкви S. Teodoro в 1884 г.; отметим еще те открытия, о которых нам придется подробнее говорить ниже, именно у via dei Cerchi на склонах Палатина римский дом с фресками23, затем окончательное очищение стадия и, наконец, раскопки Гюльзена у храма Magnae Matris24.
Один из самых важных, но, к сожалению, мало дающих надежды на разрешение вопросов римской топографии есть вопрос о границах древнего палатинского города, об его укреплениях и о ходе померия. Два свидетельства — одно монументальное, другое литературное — составляют главные исходные пункты исследования: остатки так наз. Ромуловых стен на Палатине и свидетельство Тацита о ходе Палатинского померия (Annal. XII, 24). Займемся прежде всего свидетельством монументальным. Lanciani в своей статье о ходе Сервиевых стен посвящает особую главу древнейшим укреплениям Палатина25; его слова повторяют все следующие римские топографы26. Действительно то, что мы знаем из свидетельств древних, указывает нам на существование особых укреплений на Палатине, т. е. стены и ворот, и открытие наших стен дало значительную основу этим свидетельствам. Вопрос только в том, к какому же с.139 времени относить наши стены? На этот вопрос сам собою напрашивается ответ: римляне считали строителем стен Ромула, т. е. приписывали их древнейшим временам Рима. Поэтому и мы в наших остатках должны видеть древнейшие укрепления Палатина. Посмотрим, подтверждается ли это, на первый взгляд столь очевидное, предположение техническим анализом постройки стен. Вот что пишет об этом Lanciani, на анализе которого основаны анализы всех остальных, кроме Рихтера: «До сих пор открыто пять кусков палатинских стен; все они выстроены одинаково из туфовых плит, взятых из самого холма27, расположены без всякого признака цемента горизонтальными рядами вышиною от 58 до 62 сант.28; камни, соответственно этрусской манере, в одном ряду положены все в длину, в другом все в ширину (Läufer- und Bindersystem). В первом куске у угла над Велабром, наиболее важном и наилучше сохранившемся, длина отдельных камней колеблется между 1,34 и 1,62 в длину и 0,43 до 0,49 в ширину (Wendt дает 1,50 и 0,70, но он вообще отличается пристрастием к круглым цифрам). Обыкновенная толщина стены есть 1,41; наибольшая вышина в настоящее время 4,20 м»29.
Всякому знакомому хоть немного с наиболее древними руинами Рима покажется, что он читает описание одного из сохранившихся кусков Сервиевой стены. И действительно, выпишем напр. анализ Сервиевых стен Рихтера:
«Die Servianische Befestigung war in regelmässigem Quaderbau errichtet. Verwendet sind Quadern von Tuff, die in der Nähe an с.140 noch nachweisbaren Stellen gebrochen sind und durchgehends die Höhe und Breite von 0,59 = 2 röm. Fuss haben30. Nur an Stücken, die zu späteren Restaurationen gehören, finden sich auch andere Masse… Die Länge der Steine ist wechselnd im Durchschnitt etwa 1,50 m. Die Quadern sind ohne Verwendung von Mörtel übereinander geschichtet, lagenweise der Länge und der Breite nach, so dass die sehr sorgfältig behandelte Aussenseite ein regelmässiges Gewebe von Kopf- und Langseiten zeigt (Läufer- und Bindersystem)»[7]31.
Всякому очевидно, какое огромное сходство существует между Сервиевыми и Палатинскими стенами. Та же система стройки, тот же материал, те же меры с небольшими вариациями, та же манера укреплений (укрепление склонов, если возможно, только обтесыванием их, если нет — стеной, в обоих случаях с бруствером). Сходство однако продолжается и дальше. Как известно, на камнях Сервиевых стен имеются знаки, так наз. Steinmetzzeichen[8], такие же знаки имеются и на камнях Палатинской стены. Вот что говорит об них последний их исследователь и издатель Рихтер: «Знаки на камнях Палатинских стен отличаются от знаков Сервиевой стены только тем, что они в общем больше и занимают в большинстве случаев площадь всего головного конца камня. Встречаются, однако, и меньшие знаки, как наоборот — в Сервиевой стене знаки, не уступающие в величине Палатинским. Кроме того, знаки обеих стен имеют еще и то общее, что встречаются они только в головных концах камней»32.
Такое полное соответствие обоих укреплений заставило уже Рихтера, правда очень осторожно, высказать мнение об одновременности нашей и Сервиевой стены. И действительно, это единственно возможное заключение из вышеприведенных фактов. Совершенно немыслимо, чтобы техника постройки оставалась одна и та же в продолжение столь значительного промежутка времени, который отделяет город Палатинский от города Сервия. Мы имеем с.141 свидетельство, указывающее на то, что даже следующая стадия развития Рима — город семи гор, так наз. Septimontium — еще довольствовался простым валом. Varro L. l. V, 48 ed. Spengel, трактуя об sacra Argeorum, говорит: Eidem regioni adtributa Subura quod sub muro terreo Carinarum… Subura Iunius scribit ab eo, quod fuerat sub antiqua urbe; cui testimonium potest esse, quod subest ei loco (ei locus Scioppius) qui terreus murus vocatur[9]. Из этого свидетельства Рихтер совершенно правильно выводит, что во времена Варрона еще видны были, или скорее известны из рассказов и писателей, следы земляного вала, окружавшего Септимонтий33. Такой вал, вероятно, надо предположить и вокруг древнего Палатинского города и притом не вдоль вершины его, а там, где Тацит отмечает его померий, т. е. ad radices montis Palatini[10]. Таким предположением устраняется противоречие между свидетельством Тацита и словами Варрона, утверждающего, что Roma quadrata — incipit a silva quae est in area Apollinis et ad supercilium scalarum Caci habet terminum, ubi tugurium fuit Faustuli[11]34. Варрон, как видно из приведенных слов, считает за Roma quadrata ту часть Палатина, которая была окружена нашими стенами. Древний вид этих стен, уже почти исчезнувших благодаря значительной строительной деятельности на Палатине во времена Варрона, дал ему повод счесть эти стены за древнейшую границу Рима; самый способ выражения показывает, что он видел не стену на всем ее протяжении, а только отдельные куски. Во времена Тацита от стены уже ровно ничего не оставалось, остатки ее не могли навести его на ложный след, и поэтому мы у него находим совершенно точное определение хода стены на основании, конечно, литературных свидетельств35.
с.142 Если счесть доказанной одновременность постройки Сервиевой и Палатинской стен, то невольно возникает вопрос, какой же смысл имели стены Палатина при существовании общей стены и какова была цель их постройки? И на этот вопрос, кажется нам, возможен удовлетворительный ответ.
Палатинская стена не есть единичное явление в Риме; мы можем указать на следы таковых же и на других холмах Сервиева города: Виминале, Целии, обоих вершинах Капитолия. От отдельных укреплений Капитолия мы имеем следующие остатки: при постройке памятника Виктору Эммануилу найден целый ряд кусков стены, по технике и материалу совершенно сходных с Сервиевой стеной. Многочисленные куски помечены на северном, северо-восточном и северо-западном склонах и, что особенно важно, также на склоне холма к форуму36. Об укреплении Капитолия говорят как многочисленные свидетельства, так и кое-какие остатки (см. Jordan, Top. I, 2, p. 126 и Lanciani Bull. Comm. за 1872 г., p. 126). Технический анализ этих укреплений дает те же результаты, что и анализ Палатинских и Сервиевых стен. По Lanciani (l. c.), правда, одна часть стен тожественна с Палатинскими, другая с Сервиевыми, но все различие, по словам того же автора, заключается в некоторой разнице материала: стены у форума выстроены из туфа conglomerato di pomici neri[12]. Мы видели однако уже, что материал стен зависит от материала, находимого вблизи места стройки стены, и на Палатине по большей части желтый и частью розоватый туф. Ввиду этого мы без всяких колебаний должны признать все укрепления Капитолия одновременными Сервиевой стене.
На Виминале большой кусок стены, по технике совершенно одинаковой с Сервиевой, открыт был недалеко от теперешней via Palermo, против ц. S. Vitale. Описание этой стены дает Lanciani (Annali d. Ist. за 1871 г., p. 47, она же нанесена им на план в Forma Urbis, fasc. I, t. XVII, как разрытая в 1854—
Ход римской истории сделал центральным укреплением Капитолий, религиозный центр Рима. Естественно, что здесь укрепления продолжали существовать дольше, чем на других холмах. Но и здесь, как и на Палатине, стены уже очень рано были частью застроены, частью разобраны и употреблены на другие постройки. Тем более понятно это на менее важных пунктах, где стены должны были подвергнуться частной оккупации уже вскоре после их постройки. Это исчезновение стен объясняет нам отсутствие упоминаний о них у писателей, а также ошибочный взгляд, который они, а за ними и наши современники, усвоили себе на укрепления Палатина.
Переходим теперь к свидетельству литературному; помимо все еще продолжающихся споров о значении слова и понятия померий38, спора, который не входит в нашу компетенцию и с.145 уже переработан с привлечением новых данных в русской литературе, явилась в последнее время попытка более точно локализовать свидетельство Тацита, указать на границы очерчиваемого им templum.
План царского Палатина Попытка эта принадлежит Рихтеру39. Тацит в своем определении границ древнего палатинского города (Ann. XII, 24) указывает на 4 пункта, между которыми прошел плуг ad ima montis Palatini[14]: бронзовый бык на forum boarium за ara Herculis magna, далее ara Consi, curiae veteres, sacellum Larum40. Всякий, определяющий какое-либо пространство отдельными пунктами, скорее всего назовет пункты на четырех углах, если место представляет собою четырехугольник, как это несомненно вытекает в данном случае уже из имени Roma quadrata. Вопрос только в том, действительно ли названные пункты находятся на четырех углах Палатина. Относительно simulacrum tauri и ara Herculis это несомненно. Находится ли ara Herculis непосредственно за церковью S. Maria in Cosmedin, или около нее41, несомненно, что ею точно обозначен западный угол templum. Для нанесения квадрата на карту достаточно знать одну его сторону, и эту сторону Рихтер получает из свидетельства Дионисия (II, 65), что храм Весты лежал τῆς τετραγώνου Ῥώμης ἐκτός[15]. Действительно между храмом Весты и ima montis Palatini[16] пространство очень невелико, и ход линии определяется довольно точно. До этого пункта рассуждения Рихтера совершенно правильны. Тут однако начинаются натяжки. Несомненно, что Рихтер прав, говоря, что храм Ларов и sacellum Тацита не одно и то же и что sacellum надо искать на углу и именно на северном углу Палатина. Но где? Там, где он лежит у Рихтера, его с.146 не было42, а раз не было, значит и длина стороны квадрата продолжает равняться x, а вместе с тем немыслимо точно определить остальные четыре его стороны. Таким образом попытку Рихтера надо считать не удавшейся. Нам думается, что и всякая попытка, где исследователь топографических вопросов оперирует исключительно с циркулем и картой, уже ранее рождения своего обречена на неудачу. Возьмем хотя бы данный случай: дело идет об основании города, о месте для будущего жилья, о ходе будущих укреплений, sulcus primigenius[17] должен пройти ad ima montis Palatini[18]. Главные линии его определены религией, идеальный templum очерчен жезлом авгура; но нет никакого сомнения, что этот templum при практическом исполнении основания города должен остаться идеальным: он мог определить четыре угла templum (как в данном случае, где названные святилища уже указывают на происхождение намеченных пунктов), но ход рва и стен определял не он, а физические условия местности, ход долин, течение ручьев и рек. Достаточно взглянуть на какой угодно план города, хотя бы на план Рима в различных фазах его развития у того же Рихтера, чтобы видеть, как мало общего у действительного города и идеального templum, и как мало похожи Septimontium или город четырех regiones на геометрическую фигуру. Для нас несомненно, что и ход вала Ромулова города в общем представлял волнистую линию и, если уж во что бы то ни стало видеть в нем математическую фигуру, то скорее трапецию с Гюльзеном (l. c.), чем квадрат с Рихтером43. Самое определение стен и померия по-прежнему находится в зависимости от определения углов и, так как благодаря прежним исследователям и Рихтеру, мы имеем приблизительно, но достаточно точно для нашей цели, два пункта, то остается определить еще два: ara Consi и curiae veteres. Более точного определения этих пунктов не дал и Рихтер: как и прежде, мы знаем только, что ara Consi была южным, curiae veteres восточным углом палатинского города.
Другая попытка внести несколько более света в темные с.147 времена начала Рима принадлежит Артуру Шнейдеру44. Статья его представляет три заметки, из которых первая и вторая относятся к Палатинскому городу. Так как храм Весты, говорит Шнейдер, находится вне Палатинского города, то для этого последнего необходимо предположить другое святилище, где поселился культ вечного огня. К сожалению, однако о таком святилище у нас нет ни одного свидетельства, нет даже намека. Такой намек, впрочем, Шнейдер хочет видеть в имени одной из дорог, ведших на Палатин — scalae Caci. Cacus, рассуждает он, есть древнее олицетворение разрушающего огня45; довольно слабое предание приписывает его сестре Caca культ, подобный культу Весты (Servius ad Aeneid. 8, 190); раз на Палатин ведет scalae Caci, следовательно, там находилось святилище божественной пары Cacus-Caca, уступившее затем свое место Весте46. Рассуждение на наш взгляд слабое. Что культ богини Caca был заменен культом Весты, это возможно, но выводить отсюда название scalae Caci — результат локализования легенды Геркулеса и Кака, легенды столь популярной в древности, решительно невозможно. Далее, чтобы делать заключения от scalae Caci к древнему божеству, надо определить древность самого имени, которое, весьма вероятно, одновременно с поздними casa Romuli и tugurium Faustuli, локализовавшимися на Палатине вероятно только в III веке47. Наконец, в высшей степени удивительно, что мы имеем ряд свидетельств о других древних святилищах над scalae Caci (см. Gilbert l. c.), о культе же и святилище богини Caca не имеем никаких сведений48.
Не менее сомнительно второе утверждение Шнейдера, что Nova via была соединением между Sacra via (мне не совсем ясно, что понимает Шнейдер под именем S. via Палатинского города) и pons sublicius. Вопрос о начале Nova via и ее конце еще с.148 далеко не разрешен49, и прежде, чем выставлять гипотезы, следовало хотя бы отметить, как понимаются многочисленные свидетельства древних о ходе этой улицы. О части статьи, трактующей о стене Септимонтия и Яне, см. выше отдел о форуме.
Перейдем однако к более светлым временам жизни Палатина, тем, которым обязаны своим происхождением большинство импозантных руин, украшающих вершину и склоны холма. Не все памятники, конечно, здесь относятся к одному и тому же времени, но все они носят печать императорского периода, все они стоят в большей или меньшей связи с императорским дворцом, росшим в ширину и длину, но всегда остававшимся единым. Это единственно правильный взгляд на комплекс дворцов т. наз. domus Tiberiana, Augustana, Domitiana, Severiana. Зерно дворца составил дом Августа, который его преемники распространили пристройками до колоссальных размеров. Где находится это зерно дворца, тот дом Августа, жилище бога, который описывает изгнанник-поэт из своего печального далека, до сих пор еще остается невыясненным. Центральная часть Палатия рядом с стадием вся Флавиевского происхождения, а свидетельства древних как будто скорей указывают на т. наз. дворец Флавиев50.
Из работ, посвященных всему Палатину, надо отметить в занимающем нас периоде работу Deglane’а, Les palais des Césars au mont Palatin51. Работа эта чрезвычайно важна, так как в ней мы получаем первый вполне точный и подробный план Палация, как в его теперешнем состоянии, так и в реконструкции. Там, где автору приходилось опираться на незначительные остатки и гипотезы, он исполнил свою задачу особенно блестяще. В высшей степени убедительно и правдоподобно помещает он библиотеку при храме Аполлона на восток от виллы Mills, в саду с.149 монастыря Bonaventura, у задней стены стадия. Незначительные остатки здания можно найти на планах Нолли и Панвиния, но правильная реконструкция его принадлежит всецело Деглану52. К вопросу обо всем комплексе с храмом Аполлона и прилегающими зданиями мы еще вернемся. Текст работы Деглана менее важен, чем его планы: он всецело заимствован у Lanciani, частью из его Палатинского гида, частью из статьи о храме Аполлона53.
Из работ, относящихся к отдельным зданиям, наиболее важны: статья Гюльзена — Untersuchungen zur Topographie des Palatins (Mitth. за 1895 г., p. 3—
Рельеф из гробницы Гатериев Поднял вопрос о положении храма Рихтер, выводя из свидетельств древних и главным образом латеранского рельефа с надгробного памятника Гатериев, что храм Magnae Matris находился под разрушенной turris Chartularia, на северном склоне Палатина, где при его раскопках действительно найдены были фундаменты храма55. На невозможность Рихтеровского понимания рельефа и авторов тотчас же было указано Гильбертом56; оба названные исследователя пришли в конце концов к соглашению видеть храм Magnae Matris в руинах перед фронтом т. наз. Домицианова дворца, обыкновенно называемых храмом Iovis Statoris. Против мнения обоих с.150 выступил теперь (Mitth. за 95 г., p. 3—
Esquiliis domus est, domus est tibi colle Dianae Et tua patricius culmina vicus habet: Hinc viduae Cybeles, illinc sacraria Vestae, Inde novum, veterem prospicis inde Iovem[19]. |
Это свидетельство несомненно указывает на три дома: один на Эсквилине, с которого только и можно было видеть храм Весты, другой в vicus Patricius, с которого только и были видны оба храма Юпитера, ergo необходимо, чтобы с Авентина виден был храм Magnae Matris57. Свидетельство Диона (XLVI, 33) и другую эпиграмму Марциала (I, 70) Гюльзен совершенно убедительно относит не к большому храму Кибелы, а к ее tholus (как он назван у Марциала), к часовне с ее статуей, которая изображена и на Гатериевом рельефе. Кроме такого толкования свидетельств, положение храма Magnae Matris в той части Палатина подтверждается и эпиграфическими находками в этой местности: посвятительная надпись (M. D. M. I.) на базе статуи, обломки которой также найдены при раскопках и показывают удивительную аналогию с изображением Матери богов на Соррентинской базе58, и надпись на посвящении дендрофорами статуи какому-то члену императорской фамилии. Остатки изображений, относящихся к культу Magnae Matris, не исчерпываются данными находками: несомненное указание на существовавшую здесь группу Матери богов с двумя львами дают найденные здесь остатки последних. Все это не оставляет сомнения в правильности мнения Гюльзена. Предпринятые им раскопки позволили ему с точностью установить план храма и дать вероятную его реконструкцию. Храм имеет очень древний вид; его субструкции не были выложены камнем, а только оштукатурены, так же как и внутренность целлы; колонны (коринфские) и гебелк сделаны с.151 из пеперина — все это показывает, что храм со времени его посвящения (205 г. до Р. Х.) подвергался только незначительным переделкам и что в нем мы имеем древнейший из сохранившихся до нас храмов Рима. Храм был шестиколонный простиль, колонны отстояли друг от друга в среднем интерколюмнии на 3,28, в боковых на 3,20. Стены целлы были, вероятно, разделены на части пилястрами, в глубине целлы база с камнем Матери богов59.
Кроме храма Матери богов, на Палатине, как известно, был еще целый ряд храмов: храм Юпитера Статора, который несомненно надо искать на склоне Палатина к summa Sacra via[20] приблизительно там, где указал ему место Рихтер; храм Юпитера Виктора, позднее Элагабаловского Солнца, который все исследователи согласно видят в колоссальных руинах между domus Flavia и храмом Magnae Matris, наконец храм Виктории. Рихтер принял за этот храм руины, определенные Гюльзеном как храм Кибелы60; Lanciani61, привлекая к разрешению вопроса эпиграфический материал и фрагменты капитолийского плана, совершенно правильно указал на ход clivus Victoriae вдоль северо-западного склона Палатина; вопрос только в том, где на этом clivus указать место храму. Разрешение вопроса зависит от локализования местонахождения надписей с именем Victoria, надписей, изданных Bianchini62 без точного указания места находки. Ввиду этого Lanciani поместил храм на summus clivus, что однако не подтверждается указанной Гюльзеном припиской Bianchini к его VIII табл., где место находки надписей указано между склоном холма и церкви св. Феодора там, где современная дорога начинает подыматься вверх63.
Непристроенными остаются руины, обыкновенно считаемые за остатки храма Iovis Statoris[21]. Может быть, здесь мы можем с.152 поместить храм Iovis Propugnatoris[22], упоминаемый в надписях64, но никаких доказательств в защиту этой локализации мы привести не в состоянии, так как нет ни малейшего указания на положение храма среди остальных построек на Палатине65.
Самым известным, богатым и изящным из всех храмов на Палатине был, несомненно, Августовский храм Аполлона, непосредственно связанный с его дворцом. В разрытых частях Палатина мы этого храма не имеем; нет сомнения, значит, что искать его надо в еще неразрытых частях холма. Естественнее всего была мысль, что храм должен находиться непосредственно около т. наз. domus Augustana, т. е. в теперешней villa Mills. Так разрешали этот вопрос уже издавна, к этому же выводу пришел и Lanciani в цит. ст. о храме Аполлона; за ним и все позднейшие топографы помещали храм Аполлона и Весты на пространстве виллы Mills66. Реконструкцию храма на основании исследований Lanciani дал нам Deglane в помянутых статьях (Gaz. arch. за 1888 г., t. XXX). В последнее время однако против общепринятого мнения выступил Гюльзен в реферате, читанном в Германском археологическом обществе в Риме67. Доводы его таковы: одним из данных, определяющих положение храма Аполлона, может служить положение mundus, находившегося перед ним (Festus, p. 258 Mueller). Mundus по Овидию (Trist. III, 1) и Иосифу Флавию (Ant. Jud. XIX, 3, 2) находился по первому — около porta Palati, т. е. porta Mugonia и храма Юпитера Статора, по второму — в таком месте, мимо которого проходили шедшие из Палация к Sacra via по εὐρυχωρία[23], т. е. по еще не заполненной Флавиевыми постройками долине между двумя вершинами Палатина. Все эти свидетельства указывают на место около porta Mugonia, где и с.153 был найден ряд архаических надписей68. Если же mundus находился там, то храм Аполлона отнюдь не в villa Mills, а в области монастыря S. Silvestro. В подтверждение своего мнения Гюльзен приводит известное свидетельство Вокки (mem. 77 в Fea, Miscellanea) о находке торсов, украшавших портики храма Данаид в винограднике Ronconi. Виноградник этот, по правильному мнению Гюльзена, находился там, где теперь стоит монастырь S. Bonaventura, т. е. у задней стены стадия. Наконец, последнее доказательство Гюльзена надо причислить к отрицательным. По его мнению, пространство виллы Mills слишком незначительно для храма и портика Аполлона; реконструкция Деглана его совершенно не удовлетворяет.
Решить вопроса мы, конечно, не беремся, но можем, думается нам, высказать несколько замечаний, которые до известной степени противоречат мнению Гюльзена.
1) Местоположение mundus уже самим древним, особенно в Августовское время, было неясно. Все их свидетельства показывают, что они сами себе хорошенько не представляли, что такое эта Roma quadrata или mundus (см. Lanciani op. c., p. 186). Кажется, что mundus отождествлялся у них с храмом Аполлона. Приведенные Гюльзеном свидетельства без особой натяжки можно отнести и к villa Mills, предполагая, что между ней и porta Mugonia не было никаких зданий, что очень вероятно.
2) Статуи, найденные в vigna Ronconi, не говорят против локализации общепринятой: как известно, монастырь Бонавентура занимает место библиотеки храма Аполлона, куда весьма легко могла быть снесена часть статуй после пожара.
3) Остатки древних стен в области церкви св. Сильвестра имеют совершенно другую ось, другое направление, чем дворец Августа и что главное — библиотека69. Между тем нам из всех писателей известно, что храм Аполлона, Весты, библиотека и дворец Августа составляли одно целое. Из этого также ясно, что относить храм Аполлона так далеко от известного нам Палация немыслимо.
4) Свидетельства Bartoli и Bianchini, приведенные у Lanciani с.154 l. c., p. 197 показывают, что area Аполлонова храма (т. е. villa Mills) не раз подвергалась грабежу раскапывателей, и они всегда находили в ней богатую наживу. Особенно важны слова Bartoli (mem. 7 у Fea, Miscellanea etc.), где говорится о находке колонн из giallo antico в villa Mattei, т. е. Mills; между тем Проперций (II, 31) прямо говорит, что колонны портика были Poenae. Правда, не упоминается о находках стен и архитектурных частей, но это могло быть следствием полного разрушения храма.
5) То место, куда помещает Гюльзен свой храм Аполлона, в предыдущих реставрациях по почину Nibby (Roma antica, II, 450) занято было т. наз. Adonaea, садами, основанными Домицианом, план которых имеется на фрагменте Forma Urbis (изд. Иордана, tab. X фр. 44). Об этих садах Филострат (τὰ ἐς τὸν Τυανέα Ἀπολλώνιον[24]) говорит следующее. Когда Аполлоний должен был быть представлен Домициану, тот встретил его в Adonaea: θαλλόν δὲ στέφανον ἔχων ὁ βασιλεὺς ἄρτι μὲν τῇ Ἀθηνᾷ τεθυκὼς ἐτύγχανεν ἐν αὐλῇ Ἀδώνιδος, ἡ δὲ αὐλὴ ἀνθέων ἐτεθήλει κήποις, οὓς Ἀδώνιδι Ἀσσύριοι ποιοῦνται ὑπὲρ ὀργίων ὁμωροφορίους αὐτοὺς φυτεύοντες[25] (VII, 32 ed. Kayser). Может быть, эти Adonaea заняли место silva in area Apollinis[26] Варрона (у Солина I, 18), но во всяком случае их некуда поместить, кроме area церкви св. Себастиана.
6) Наконец, против Гюльзена говорят и последние находки в Палатинском стадии. Так напр., там найден фриз круглого храмика несомненно из храма Аполлона (см. ниже); храму же Аполлона принадлежат, вероятно, и чудная голова V века, найденная «вблизи абсиды, которою оканчивается западный портик стадия, против отверстия, соединявшего стадий, с постройками в вилле Mills» (см. Gatti, Nuovi scavi dello stadio Palatino в Mon. ant. d. R. Ac. d. Lincei, t. V, p. 79). К храму же Аполлона вероятно относится нижняя часть головы юноши с частью шеи, прекрасной работы манеры Лисиппа, и фрагмента головы т. наз. Аспазии (ср. Clarac, Mus. de Sculpt. t. 1082 (луврский экземпляр) и Bernulli в Archaeol. Zeitung за 1877 г. tab. 8 (берлинский экз.)). Очень возможно, что помянутый фриз с лавром и маскою в связи с открытыми в 1552 г. фундаментами эллиптической постройки IV в. по Р. Х. в южном конце стадия дал повод Лигорию в изданном Гюльзеном (Mitth. 1895 tav. VIII, IX) плане стадия набросать план с.155 круглого здания и назвать его храмом Аполлона (приписка к соответственному месту рисунка гласит tempio di [Augusto] e di Apolline colonne di marmo Augustale[27]). Ясно, что Лигорий зарисовал план здания на основании фундаментов эллиптической постройки и дал ему имя храма Августа; затем ему пришел на мысль виденный им кусок фриза с лавром и он изменил имя в tempio di Apolline. Иначе трудно себе представить, почему Лигорий окончательно решил приписать храм Аполлону.
Мы не думаем, что этими возражениями вопрос разрешается в ту или другую сторону: ответ могут дать только раскопки или находки более подробных свидетельств о прежних раскопках в спорных пределах. Во всяком случае теперешнее решение, данное Дегланом, неудовлетворительно, так как, действительно, противоречит описанию Овидия. Ложность реконструкции однако не препятствует правильности локализации.
С вопросом о храме Аполлона тесно связан вопрос о храме Весты. Храм этот Lanciani, соответственно своей локализации храма Аполлона, помещает непосредственно около дворца Августа, опираясь, кроме интерпретации свидетельств древних авторов, на рисунки XVI века, представляющие части карниза двух круглых зданий, найденные в Palazzo Maggiore; там же найден был зарисованный Dosio фриз с изображениями лиры и лавра70. Lanciani на основании этих остатков пришел в заключению, что меньший архитрав принадлежит круглому портику около храмика Весты. Гюльзен в цит. статье (Mitth. 1895, p. 28—
Храм Аполлона тесно связан был с тем основанием, которое дал Палацию Август. Основание это однако подверглось, особенно во времена Флавиев, Адриана и Севера, таким изменениям, что от основного Августовского здания до нас в разрытых частях не осталось никакого следа72. То, что мы имеем, распадается на две части: дворец Домициановского времени (т. е. domus Flavia Augustana и стадий) и постройки Севера (полная переделка стадия и дворец около него). Начнем в топографическом порядке с domus Flavia.
Уже выше упомянуто было, что здание это было разрыто еще при раскопках Фарнезе, о которых трактует в своей книге Bianchini. После этих раскопок дворец, как это водилось, был вновь засыпан, и Розе пришлось раскопать его во второй раз. О первых раскопках дворца любопытные подробности, доселе мало известные, сообщает Lanciani в своей статье «Il palazzo maggiore nei sec. XVI—
Печальной участи подверглась вся эта роскошь. Фарнезе по своему обыкновению оголили все помещение, лучшие вещи увезли в Парму, худшие были вероятно проданы или употреблены на разные поделки. Вся живопись впоследствии вместе с остальными Фарнезскими сокровищами перевезена была в Неаполь; 24 года пролежали куски стуки с живописью в ящиках, и вся живопись, конечно, погибла75.
Другая часть Флавиева дворца — т. наз. domus Augustana и теперь еще находится под землею. В 1843 г. начаты были раскопки (в связи с раскопками в стадии), но не были доведены даже до половины. Раскопки выяснили однако, что план занимающих нас помещений, сделанный архитектором Barberi во время раскопок Raucoureuil’я, не так точен, как думали раньше76.
Наиболее значительные работы на Палатине в последнее десятилетие произведены были на месте так наз. Палатинского с.158 стадия. Значительная часть стадия разрыта была уже Розой, но вся северная сторона и часть западного портика оставлены были им под грудами земли. В 1893 году в связи с посещением Рима германским императором предпринято было окончательное очищение стадия и в 1894 г. работы были приведены к концу77. Уже прежние работы в стадии вызвали ряд исследований, касавшихся его истории, назначения и архитектуры, а новый материал позволяет составить себе еще более полное понятие о здании78. Наиболее важен материал, данный новыми раскопками для правильной реконструкции здания. Выяснилось, что стадий в том виде, какой он принял после обширной перестройки его Септимием Севером, имел не два, как предполагал Деглан, а три этажа. Это с очевидностью вытекает как из сохранившихся остатков всех трех этажей портика, так и из размеров составных частей этих трех этажей по сравнению с высотой центральной экседры, сохранившейся до начала покрывавшего ее полукупола. В общем стадий имел в реконструкции Cozza и Mariani следующий вид. Арену окружал со всех сторон трехэтажный портик; первый этаж его состоял из могучих пилястров с полуколоннами во фронте, выстроенных из кирпича, но выложенных розовым мрамором. Базы полуколонн аттические, капители дорические. Эти пилястры соединены были между собою арками и несли обыкновенный цилиндрический свод; образуемый ими портик от арены отделен был металлической решеткой, часть портика перед экседрой была совершенно отделена, как от портика, так и от арены балюстрадой. с.159 Этот могучий нижний портик нес второй этаж, состоявший из колонн зеленоватого мрамора (cipollino) смешанного ордера; в отличие от остальной части второго этажа колонны, декорировавшие второй этаж экседры, были сделаны из порфира; пилоны экседры были украшены двухэтажными нишами, фланкированными группами из колонн и пилястров и заканчивавшимися фронтоном. В этих нишах, конечно, стояли статуи. Колонны второго этажа соединены были между собою балюстрадою. Так же трактован был и третий этаж; колонны его были коринфского стиля; крыша состояла из мраморных кирпичей и была, конечно, наклонена к арене; экседра заканчивалась могучим полукуполом, на котором укреплена была обыкновенная двускатная крыша.
Таков, несомненно, был вид восточной части стадия; несколько иначе, вероятно, трактована была западная его сторона. В центре ее также находилась императорская ложа и притом ее колонны имеют более древний вид, чем остальные колонны стадия, и принадлежат, вероятно, еще Адриановскому зданию, т. е. тому времени, когда большой экседры еще не существовало; как трактованы были портики по обоим бокам этой ложи, мы не знаем. Очень возможно, что не колонны, как на восточной стороне, поддерживали их крышу, а пилястры, выложенные мрамором. На это как будто указывает то обстоятельство, что из найденных остатков колонн только колонны ложи принадлежат западным портикам. Вопрос о западном портике должен быть во всяком случае переисследован с привлечением к делу и старого материала (Cozza и Mariani ограничиваются материалом, доставленным новыми раскопками).
Совершенно иначе трактованы были короткие стороны стадия, причем мы опять-таки достаточно сведений имеем только о северной стороне. Как и обыкновенно, нижние пилястры здесь значительно сильнее и соответственно этому расстояния между ними больше, чем на длинных сторонах; шире всех центральный интерколюмний. Это явление повторяется и в верхних этажах и, вероятно, показывает, что здесь мы имеем главный вход в здание. Сообразно этому назначению, и стены портика были богато украшены орнаментальными колонками, несшими гебелк со статуями на нем.
с.160 Для истории и определения назначения здания новые раскопки дали немного нового. Они подтвердили, что стадий выстроен был в Домициановское время (этому времени принадлежит только нижняя часть окружающей стадий стены), перестроен в Адриановское, когда возникли могучие пилястры с полуколоннами и, наконец, после большого пожара, бывшего при Коммоде, возобновлен в значительно измененном виде Севером. Здесь не место подробнее разбирать историю здания; укажем только, что, на наш взгляд, Адриановское здание было двухэтажным и стояло главным образом в соединении с так наз. domus Augustana. Север соответственно своим постройкам на восток от стадия перенес центр тяжести на восточную сторону, выстроив там экседру, прибавив вокруг всего здания третий этаж и особенно роскошно отделав оба верхних этажа восточного портика.
Не место здесь также говорить о назначении здания. В последнее время Marx (в указ. статье) попытался отнять у нашего здания имя стадия и определить его как обычную составную часть римских вилл gestatio in modum circi[28]. Мнение это, на наш взгляд, неосновательно; нам кажется, что Домициановское здание действительно вряд ли было стадием, таковым, однако, было и Адриановское и Северовское здания. Обосновать это наше мнение мы постараемся в особой статье.
Самой знаменитой, но вместе с тем и загадочной постройкой Септимия Севера был Септизоний. Точная реконструкция этого здания, разрушенного в 1589 г., сделана Гюльзеном на основании ряда рисунков мастеров, еще видевших Септизоний в его, правда, незначительных остатках79. В этой вполне точной реконструкции представлено трехэтажное здание (важная аналогия для реконструкции стадия), из которого название Септизония, т. е. здания с семью полосами, до сих пор не может быть выведено. О старых попытках см. Huelsen op. cit., p. 32—
Остается еще сказать несколько слов о раскопках, произведенных на юго-западном склоне Палатина у долины, где некогда находился Circus maximus и где теперь стоит заражающая воздух всей окрестности газовая фабрика. Раскопки сделаны были в 1888 г., но отчет об них появился лишь в 189280. В с.162 теперешней via dei Cerchi, во дворе дома № 45, были открыты значительные части частного барского дома, граничившие с известным Paedagogium императорских пажей или так наз. casa Geloziana. Открытые части дома состоят из перистиля (или коринфского атрия), таблина и двух комнат по сторонам его. Одна из этих комнат (к югу) была расписана фресками, имеющими большой интерес. Общий характер росписи только в самых общих чертах подходит ко второму и отчасти четвертому стилю помпеянской живописи. Удержано деление на цоколь и среднюю часть (верхняя не сохранилась), но цоколь, вероятно, был выложен мрамором; средняя часть представляет сплошной сюжет и более всего подходит к верхним частям некоторых помпеянских декоровок четвертого стиля. Эта средняя часть представляет собою большую комнату, стены которой украшены нишами, охваченными группами декоративных колонок и декоративной колоннадой вдоль стены. Колонны стоят на высоких постаментах, выступающих из стены. В этой комнате стоят, ожидая входа гостей из атрия в триклиний ряд рабов, нарисованных в натуральную величину. Один, вероятно, триклиниарх, с жезлом в руке, идет к атрию, приглашая жестом гостей войти. Для входящих все готово: один раб держит салфетку (mappa), другой венок цветов, третий ящичек, вероятно, с ароматами и притираниями для дам, далее еще один с каким-го круглым предметом в руках и другой с салфеткой же; наконец, последний раб около атрия, очевидно, снимает с входящих обувь и предлагает им soleae (пара их лежит рядом с ним; от самого раба сохранилась только часть ноги). Рабы все одинаково одеты в белые, короткие подпоясанные туники; все они представлены стоящими на высоком подии.
Ввиду того интереса, который имеют для нас эти рисунки — единственный образчик Адриановской живописи — остается только пожалеть, что они так безобразно изданы и так кратко разобраны; так напр., относительно красок, употребленных в дело, мы имеем очень немного в отчете Гюльзена и ничего в официальном отчете Маркетти.
Рим. Сентябрь 1895 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
И на Эсквилиях дом у тебя, и на холме Дианы, И у Патрициев твой тоже возвысился дом; Здесь ты Кибелы-вдовы, там видишь святилище Весты, Новый Юпитера храм виден и древний тебе. (Перевод Ф. А. Петровского) |