Ещё раз о конфликте между Суллой и Цезарем*

с.98 Ста­тья-инвек­ти­ва О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой, как мож­но убедить­ся, направ­ле­на на почти пол­ное отри­ца­ние моей рекон­струк­ции кон­флик­та меж­ду Сул­лой и Цеза­рем и жест­кую кри­ти­ку «оши­боч­ных мето­дов иссле­до­ва­ния», мною исполь­зо­ван­ных. Рас­смот­рим, насколь­ко убеди­тель­ны их постро­е­ния.

Исхо­дя из хро­но­ло­гии, О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва начи­на­ют с моей трак­тов­ки вопро­са о фла­ми­на­те Цеза­ря. Нель­зя не при­знать, что часть при­ведён­ных мною при­ме­ров посте­пен­но­го ослаб­ле­ния тре­бо­ва­ний к жре­цам вооб­ще и фла­ми­нам в част­но­сти неудо­вле­тво­ри­тель­на, но всё же и сам этот тезис, и то, что фла­ми­нат мог пред­став­лять опре­де­лён­ную цен­ность для Цеза­ря, как мне кажет­ся, не явля­ет­ся столь уж оши­боч­ным.

Для нача­ла рас­смот­рим вопрос о пон­ти­фи­ках. «Нам не уда­лось най­ти в источ­ни­ках сведе­ний о том, что вер­хов­но­му пон­ти­фи­ку не раз­ре­ша­лось покидать Ита­лию», — пишут О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва и ссы­ла­ют­ся на при­мер Метел­ла Пия, кото­рый, будучи вели­ким пон­ти­фи­ком, в 79—71 гг. (здесь и далее — до н. э.) тем не менее отсут­ст­во­вал в Ита­лии из-за вой­ны с Сер­то­ри­ем, не вызы­вая наре­ка­ний. Да, никто не тре­бо­вал от пон­ти­фи­ка не покидать Ита­лию, здесь я при­со­еди­нил­ся к спор­ной точ­ке зре­ния¹. Одна­ко суще­ст­во­ва­ли свя­щен­но­дей­ст­вия, при кото­рых он по обы­чаю дол­жен был с.99 при­сут­ст­во­вать, о чём недву­смыс­лен­но пишет Ливий: «Красс усту­пил Сци­пи­о­ну Сици­лию без жере­бьёв­ки, так как его, глав­но­го пон­ти­фи­ка, удер­жи­ва­ло в Ита­лии попе­че­ние о свя­щен­но­дей­ст­ви­ях (quia cu­ra sac­ro­rum pon­ti­fi­cem ma­xi­mum in Ita­lia re­ti­ne­bat)» (XXVIII. 38. 12. Пер. М. Е. Сер­ге­ен­ко). О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва ука­зы­ва­ют на то, что Фабий Кунк­та­тор уго­ва­ри­вал Крас­са всё же не отка­зы­вать­ся от Сици­лии (Plut. Fab. 25. 4), т. е. не счи­тал необ­хо­ди­мость его при­сут­ст­вия при дан­ных свя­щен­но­дей­ст­ви­ях без­услов­ной. Одна­ко сто­ит напом­нить о непри­ми­ри­мой враж­де Фабия к Сци­пи­о­ну и его идее похо­да в Афри­ку. Ради сры­ва экс­пе­ди­ции он мог пре­не­бречь мно­гим, тем более что пря­мо выра­жен­но­го тре­бо­ва­ния пон­ти­фи­ка при­сут­ст­во­вать при упо­мя­ну­тых свя­щен­но­дей­ст­ви­ях, судя по все­му, не суще­ст­во­ва­ло. Но то, что сте­пень жела­тель­но­сти тако­го при­сут­ст­вия была крайне высо­ка, а укло­не­ние от него явля­лось пра­вом, поль­зо­вать­ся кото­рым ува­жаю­щий себя пон­ти­фик не стал бы, демон­стри­ру­ет отказ Крас­са усту­пить насто­я­ни­ям Фабия.

Дру­гой при­мер: после гибе­ли Тибе­рия Грак­ха «[Сци­пи­он] Нази­ка поки­нул Ита­лию, хотя был глав­ней­шим и пер­вым сре­ди жре­цов, и с оте­че­ст­вом, кро­ме все­го про­че­го, его свя­зы­ва­ло испол­не­ние обрядов вели­чай­шей важ­но­сти (οὕτω μὲν ὑπε­ξῆλ­θε τῆς ᾿Ιτα­λίας ὁ Να­σικᾶς, καίπερ ἐνδε­δεμέ­νος ταῖς με­γίσ­ταις ἱερουρ­γίαις· ἦν γὰρ ὁ μέ­γισ­τος καὶ πρῶ­τος τῶν ἱερέων)» (Plut. Tib. Gr. 21. 6. Пер. С. П. Мар­ки­ша). Речь, разу­ме­ет­ся, идёт о том, что убий­цу Грак­ха удер­жи­ва­ли в Ита­лии обя­зан­но­сти вели­ко­го пон­ти­фи­ка. Союз «хотя» (καίπερ) ука­зы­ва­ет на то, что, стро­го гово­ря, Сци­пи­он как вели­кий пон­ти­фик² не дол­жен был покидать Ита­лию — по край­ней мере надол­го, ибо его удер­жи­ва­ли там важ­ные свя­щен­но­дей­ст­вия (με­γίσ­ταις ἱερουρ­γίαις). (То, что его посоль­ская мис­сия мог­ла быть рас­счи­та­на на не столь уж дли­тель­ный срок и что толь­ко ско­рая смерть пре­рва­ла её, — вопрос дру­гой.)

Ины­ми сло­ва­ми, in il­lo tem­po­re вели­кий пон­ти­фик дол­жен был, если не хотел испор­тить себе репу­та­цию, нахо­дить­ся в Ита­лии во вре­мя отправ­ле­ния опре­де­лён­ных обрядов. И то, что ни Метелл Пий, ни позд­нее Цезарь этим уже не оза­бо­чи­ва­лись, пока­зы­ва­ет, что с.100 пре­не­бре­же­ние в I в. одним из обы­ча­ев, кото­рые их пред­ки ста­ра­лись неукос­ни­тель­но соблюдать, вос­при­ни­ма­лось спо­кой­но.

Что же каса­ет­ся малой цен­но­сти фла­ми­на­та для Цеза­ря, то о ней мож­но гово­рить не ранее чем по дости­же­нии им воз­рас­та, год­но­го для избра­ния в кон­су­лы, но уже пре­ту­ру³ мож­но счи­тать серь­ёз­ным успе­хом, и непо­нят­но, поче­му О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва утвер­жда­ют, буд­то «запре­ты, нала­гав­ши­е­ся на фла­ми­на Юпи­те­ра, не поз­во­ли­ли бы Цеза­рю сде­лать поли­ти­че­скую, а тем более воен­ную карье­ру» — в отно­ше­нии поли­ти­че­ской это более чем спор­но. Если же буду­щий дик­та­тор отли­чал­ся в юном воз­расте болез­нен­но­стью, то род­ст­вен­ни­ки мог­ли опа­сать­ся, что он вооб­ще не дожи­вёт до пред­у­смот­рен­ных зако­ном Вил­лия 42 лет. В слу­чае же дости­же­ния оных огра­ни­че­ния, свя­зан­ные с фла­ми­на­том, мог­ли рас­смат­ри­вать­ся род­ст­вен­ни­ка­ми Цеза­ря как тер­пи­мые издерж­ки за пре­иму­ще­ства это­го ста­ту­са в преж­ние годы. Прав­да, «коман­до­ва­ние и намест­ни­че­ство в про­вин­ции было для фла­ми­на Юпи­те­ра недо­ступ­но⁴ — а имен­но они сули­ли сла­ву, три­умф и обо­га­ще­ние», но это был не един­ст­вен­ный спо­соб обре­сти вес в поли­ти­ке⁵. Напом­ним о кон­су­ле 91 г. Л. Мар­ции Филип­пе, сохра­няв­шем вли­я­ние при самых раз­ных режи­мах, но никак не про­сла­вив­шем себя на воен­ном попри­ще⁶. Нако­нец, если бы фла­ми­нат не пред­став­лял цен­но­сти, Сул­ла не закрыл бы моло­до­му чело­ве­ку доступ к нему. Сле­ду­ет уточ­нить, что сам Цезарь мог быть не в вос­тор­ге от пер­спек­ти­вы огра­ни­че­ний, свя­зан­ных с этим ста­ту­сом, но на момент crea­tio реше­ние при­ни­мал в силу воз­рас­та не он.

с.101 Теперь перей­дём к отно­ше­ни­ям Сул­лы и Цеза­ря. По мне­нию О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой, Сул­ле было чем пре­льстить моло­до­го пат­ри­ция. Одна­ко сле­ду­ет учи­ты­вать не толь­ко то, что дик­та­тор мог ему пред­ло­жить, но и мог ли Цезарь пред­ла­гае­мое при­нять. Преж­де все­го это каса­ет­ся денег, осо­бен­но в виде иму­ще­ства про­скрип­тов. Близ­кий род­ст­вен­ник Мария и Цин­ны, Цезарь явно стре­мил­ся дистан­ци­ро­вать­ся от сул­лан­цев, и согла­сие взять день­ги от дик­та­то­ра, не гово­ря уже об иму­ще­стве про­скрип­тов, про­ти­во­ре­чи­ло этой уста­нов­ке, кото­рая мно­го даст ему в буду­щем. Долж­но­сти моне­та­рия, уго­лов­но­го три­ум­ви­ра и др.⁷ были не настоль­ко зна­чи­тель­ны­ми, чтобы для их обре­те­ния Цеза­рю тре­бо­ва­лась под­держ­ка все­силь­но­го дик­та­то­ра, а для заня­тия воен­но­го три­бу­на­та он был ещё слиш­ком молод и не участ­во­вал ни в одной войне⁸. Не более веро­ят­ной пред­став­ля­ет­ся и воз­мож­ность стать в столь юном воз­расте пон­ти­фи­ком⁹ — до 25 лет рим­ля­нин, в сущ­но­сти, не счи­тал­ся совер­шен­но­лет­ним¹⁰. К тому же если в кол­ле­гии с.102 пон­ти­фи­ков и име­лась вакан­сия¹¹, вряд ли Сул­ла отдал бы одну из них «юнцу», а не кому-либо из сво­их вер­ных сорат­ни­ков.

Рас­смот­рим теперь аргу­мен­ты О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой про­тив моей точ­ки зре­ния об оши­боч­но­сти вер­сии источ­ни­ков, соглас­но кото­рой Сул­ла наме­ре­вал­ся убить Цеза­ря. Они упре­ка­ют меня в том, что я не попы­тал­ся «объ­яс­нить и раз­ре­шить суще­ст­ву­ю­щие меж­ду источ­ни­ка­ми про­ти­во­ре­чия» и исполь­зо­вал суще­ст­ву­ю­щие в них про­ти­во­ре­чия «как дока­за­тель­ство неточ­но­сти и недо­сто­вер­но­сти этих источ­ни­ков». Рас­смот­рим гипо­те­зу К. Пел­лин­га, в рам­ках кото­рой, по их мне­нию, такое раз­ре­ше­ние и объ­яс­не­ние про­ис­хо­дит: Сул­ла потре­бо­вал от Цеза­ря раз­ве­стись с женой — доче­рью Цин­ны, одна­ко моло­дой чело­век отка­зал­ся (за что у него кон­фис­ко­ва­ли при­да­ное супру­ги) и попро­сил вели­ко­го пон­ти­фи­ка Метел­ла Пия инав­гу­ри­ро­вать его в каче­стве фла­ми­на, после чего раз­вод стал бы невоз­мо­жен, да и жре­че­ский сан, добав­ля­ют уже от себя О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва, мог защи­тить «и его само­го, и фла­ми­ни­ку, его супру­гу, от гне­ва Сул­лы». Дик­та­тор, воз­му­щён­ный «дер­зо­стью» Цеза­ря, поже­лав­ше­го закре­пить за собой долж­ность, полу­чен­ную от его смер­тель­ных вра­гов, Мария и Цин­ны, при­ка­зал убить Гая Юлия, но тот, узнав о подоб­ных пла­нах, бежал. «Дан­ная рекон­струк­ция собы­тий поз­во­ля­ет не толь­ко объ­яс­нить сооб­ще­ние Плу­тар­ха, но и отве­тить на вопрос, постав­лен­ный А. В. Коро­лен­ко­вым: поче­му Сул­ла не убил “строп­ти­во­го юнца” немед­лен­но — ведь, соглас­но Плу­тар­ху, Цезарь скрыл­ся не сра­зу, а лишь когда узнал о гро­зя­щей ему опас­но­сти».

Как пред­став­ля­ет­ся, пред­ло­жен­ная рекон­струк­ция не толь­ко не даёт отве­та на этот вопрос (см. ниже), но и порож­да­ет дру­гие. Преж­де все­го доволь­но стран­но выглядит прось­ба об инав­гу­ра­ции, обра­щен­ная к Метел­лу Пию — одно­му из вид­ней­ших сорат­ни­ков дик­та­то­ра и его род­ст­вен­ни­ку. Конеч­но, в 18 лет Цезарь ещё не был тем гени­ем поли­ти­ки, кото­рым станет впо­след­ст­вии, одна­ко вряд ли его умст­вен­ных спо­соб­но­стей не хва­ти­ло бы на то, чтобы понять эле­мен­тар­ную вещь: Метелл не будет инав­гу­ри­ро­вать его вопре­ки с.103 воле Сул­лы, кото­рый (и это куда важ­нее) не может не рас­це­нить такую попыт­ку ина­че как дер­зость. За отказ раз­ве­стись с Кор­не­ли­ей тот уже кон­фис­ко­вал её при­да­ное (или нало­жил на него арест), и нетруд­но дога­дать­ся, что за попыт­ку инав­гу­ра­ции в таких усло­ви­ях мог­ли после­до­вать — и если верить Плу­тар­ху, после­до­ва­ли — новые санк­ции. Полу­ча­ет­ся, что Цезарь решил­ся на столь серь­ёз­ный риск при очень малых шан­сах на выиг­рыш. Конеч­но, аван­тю­ризм был при­сущ ему все­гда, но здесь он уж слиш­ком дале­ко вышел бы за пре­де­лы разум­но­го.

И глав­ное — по-преж­не­му оста­ёт­ся без отве­та важ­ней­ший вопрос: поче­му же Цезарь смог бежать? Всё объ­яс­ня­ет­ся, по мне­нию О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой, тем, что он «узнал о гро­зя­щей ему опас­но­сти» после попыт­ки добить­ся инав­гу­ра­ции. Одна­ко и в этом слу­чае непо­нят­но, как моло­дой чело­век столь опе­ра­тив­но полу­чил сведе­ния о пла­нах дик­та­то­ра, что успел скрыть­ся — Лукре­ций Афел­ла (Офел­ла) был убит немед­лен­но, сто­и­ло Сул­ле при­нять соот­вет­ст­ву­ю­щее реше­ние (App. BC. I. 101. 471—472). Как неиз­вест­ные доб­ро­хоты успе­ли пред­у­предить Цеза­ря, оста­ёт­ся неяс­ным, а уже одно­го это­го доста­точ­но, чтобы серь­ёз­но усо­мнить­ся в досто­вер­но­сти рас­ска­за о наме­ре­нии Сул­лы умерт­вить его. Объ­яс­не­ние, буд­то «это не явля­лось для него (Сул­лы. — А. К.) пер­во­оче­ред­ной зада­чей», зву­чит неубеди­тель­но, ибо Цезарь нахо­дил­ся в Горо­де, и под­чи­нён­ные дик­та­то­ра, полу­чив при­каз, быст­ро и без труда испол­ни­ли бы его неза­ви­си­мо от того, насколь­ко пер­во­оче­ред­ной эта зада­ча явля­лась¹².

Осо­бо сле­ду­ет оста­но­вить­ся на вер­сии Вел­лея Патер­ку­ла (самый ран­ний из наших источ­ни­ков по это­му сюже­ту), кото­рая, по мне­нию О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой, вполне согла­со­вы­ва­ет­ся с рас­ска­зом Све­то­ния: «Све­то­ний (Iul. 2—3) и Вел­лей (II. 41. 2) под­твер­жда­ют, что Сул­ла не скры­вал от сво­его окру­же­ния пла­нов в отно­ше­нии Цеза­ря». Меж­ду тем у Вел­лея в ука­зан­ном месте с.104 гово­рит­ся: «Пере­ме­нив одеж­ду и при­няв облик, не соот­вет­ст­ву­ю­щий его поло­же­нию (mu­ta­ta ves­te dis­si­mi­lem­que for­tu­nae suae in­du­tus ha­bi­tum), Цезарь ночью бежал из Горо­да ско­рее от соучаст­ни­ков и при­служ­ни­ков Сул­лы, разыс­ки­вав­ших его, чтобы убить, чем от него само­го (ma­gis mi­nistris Sul­lae adiu­to­ri­bus­que par­tium quam ip­so con­qui­ren­ti­bus eum ad ne­cem)». Т. е. ни о каких пла­нах дик­та­то­ра не ска­за­но, более того, он даёт понять — при­ка­за послед­не­го об убий­стве не было, так что о согла­со­ван­но­сти с вер­си­ей Све­то­ния гово­рить рис­ко­ван­но¹³. Кто же такие mi­nistri Sul­lae adiu­to­res­que, от кото­рых бежал Цезарь? Учи­ты­вая сугу­бую крат­кость сооб­ще­ния Вел­лея, труд­но ожи­дать от него точ­но­сти, но ясно одно — mi­nistri не под­ра­зу­ме­ва­ют сколь-либо высо­ко­по­став­лен­ных людей, речь мог­ла идти о не в меру рети­вых сто­рон­ни­ках дик­та­то­ра из чис­ла про­сто­люди­нов низ­ко­го зва­ния, гото­вых угро­жать само­чин­ной рас­пра­вой (коль ско­ро Сул­ла при­ка­за не отда­вал), как толь­ко ста­ло извест­но о раз­молв­ке Сул­лы и Цеза­ря — какая-либо шум­ная вата­га мог­ла окру­жить его дом после отъ­езда из Рима и кри­чать «Где этот Цезарь? Мы про­ло­мим ему голо­ву!» или что-то в том же роде, и при жела­нии это нетруд­но было изо­бра­зить как поис­ки с целью убий­ства. Ноч­ное бег­ство с пере­оде­ва­ни­ем и вовсе мог­ло стать пло­дом фан­та­зии позд­ней­ших авто­ров¹⁴, на кото­рых опи­рал­ся Вел­лей, писав­ший более чем через сто лет после собы­тий.

При­ме­ром того, как лег­ко про­ис­хо­дит нарас­та­ние «вер­сий» тако­го рода, хоро­шо вид­но на при­ме­ре нача­ла граж­дан­ской вой­ны в 49 г.: Цезарь (BC. I. 2. 8) пишет лишь о пред­ла­гав­ших­ся в сена­те никак не кон­кре­ти­зи­ру­е­мых «суро­вых пред­ло­же­ни­ях» (sen­ten­tiae gra­ves) про­тив дер­жав­ших его сто­ро­ну пле­бей­ских три­бу­нов; у Дио­на Кас­сия (XLI. 3. 2) ситу­а­ция дра­ма­тич­нее: кон­сул Лен­тул Крус с.105 сове­ту­ет три­бу­нам уби­рать­ся, пока такие реше­ния не при­ня­ты, а Аппи­ан (BC. II. 33. 132) пишет о том, буд­то курию уже окру­жа­ет (πε­ριισ­τά­μενος τὸ βου­λευ­τήριον) отряд, послан­ный Пом­пе­ем (о целях это­го умал­чи­ва­ет­ся, но они оче­вид­ны), что и вынуди­ло три­бу­нов бежать¹⁵. Точ­но так же мог­ло эво­лю­ци­о­ни­ро­вать опи­са­ние отно­ше­ний Сул­лы и Цеза­ря, когда недо­воль­ство пер­во­го вто­рым пре­вра­ти­лось в поис­ки для рас­пра­вы — вполне воз­мож­но, уже после смер­ти поко­ри­те­ля Гал­лии.

Боль­шое вни­ма­ние уде­ля­ют О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва вопро­су о досто­вер­но­сти рас­ска­за Плу­тар­ха. Осо­бое недо­воль­ство вызы­ва­ет у них моя оцен­ка это­го рас­ска­за как неле­по­го. Они счи­та­ют, что ошиб­ка Плу­тар­ха при опи­са­нии «выбо­ров» Цеза­ря в жре­цы не столь уж зна­чи­тель­на — «воз­мож­но, в источ­ни­ке Плу­тар­ха было ска­за­но, что Цезарь доби­вал­ся инав­гу­ра­ции в калат­ных коми­ци­ях», кото­рые гре­че­ский писа­тель спу­тал с три­бут­ны­ми, посколь­ку «мог недо­ста­точ­но пред­став­лять себе их функ­ци­о­ни­ро­ва­ние и про­цеду­ру инав­гу­ра­ции фла­ми­на в част­но­сти» и в таком слу­чае «непра­виль­но понял свой источ­ник». Таким обра­зом, заклю­ча­ют О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва, «хотя сооб­ще­ние Плу­тар­ха и оши­боч­но, но вряд ли неле­по». Конеч­но, нет нуж­ды наста­и­вать имен­но на этом сло­ве, но как ещё назвать кар­ти­ну, если бы Цезарь при­шёл в коми­ции и по соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве, вне про­цеду­ры пред­ло­жил утвер­дить его в жре­че­ской долж­но­сти? Ника­кое вме­ша­тель­ство Сул­лы для про­ва­ла этой попыт­ки не тре­бо­ва­лось — пред­седа­тель­ст­ву­ю­щий про­сто уда­лил бы его с три­бу­ны (если вооб­ще допу­стил бы на неё).

Не менее оза­да­чи­ва­ет и кон­цов­ка рас­смат­ри­вае­мо­го сюже­та: «Дав началь­ни­ку отряда Кор­не­лию два талан­та, Цезарь добил­ся того, что был отпу­щен, и тот­час, добрав­шись до моря, отплыл в Вифи­нию, к царю Нико­меду (καὶ κα­ταβὰς εὐθὺς ἐπὶ θά­λατ­ταν ἐξέπ­λευ­σεν εἰς Βι­θυνίαν πρὸς Νι­κομή­δην τὸν βα­σιλέα)» (Plut. Caes. 1. 7. Пер Г. А. Стра­та­нов­ско­го и К. П. Ламп­са­ко­ва).

Т. е. выхо­дит, что Цезарь про­сто бежал к Нико­меду. Меж­ду тем из Све­то­ния (Iul. 1—2), чьи сведе­ния на сей счёт никем не с.106 под­вер­га­ют­ся сомне­нию, мы зна­ем, что он полу­чил про­ще­ние от Сул­лы и отпра­вил­ся слу­жить под нача­ло намест­ни­ка Азии Мину­ция Тер­ма, кото­рый и коман­ди­ро­вал его к Нико­меду¹⁶. К. Пел­линг объ­яс­ня­ет умол­ча­ние Плу­тар­ха о столь важ­ных обсто­я­тель­ствах сокра­ще­ни­ем мате­ри­а­ла в целях не исто­ри­че­ско­го, а био­гра­фи­че­ско­го изло­же­ния¹⁷. Одна­ко не вполне понят­но, поче­му био­гра­фи­че­ско­му нача­лу вреди­ло упо­ми­на­ние о том, что Сул­ла даро­вал строп­тив­цу про­ще­ние и что Цезарь затем слу­жил у Мину­ция Тер­ма, под его нача­лом полу­чил пер­вый бое­вой опыт и заслу­жил co­ro­na ci­vi­ca. Но у Плу­тар­ха нали­цо не про­сто сокра­ще­ние — это серь­ёз­ное смыс­ло­вое иска­же­ние, кото­рое име­ет вполне кон­крет­ную направ­лен­ность: Цезарь выглядит как fu­gax, кото­рый к тому же отправ­ля­ет­ся к чуже­зем­но­му царю — тому само­му, с кото­рым, как уве­ря­ли, он имел позо­ря­щую связь (Suet, Iul. 2; 49; Dio Cass. XLIII. 20. 2 и 4). Не исклю­че­но, что тот, чьим изло­же­ни­ем поль­зо­вал­ся Плу­тарх, пря­мо наме­кал, буд­то Цезарь, бежав­ший от Сул­лы, напра­вил­ся пря­мо в постель к Нико­меду, но expres­sis ver­bis об их свя­зи не упо­мя­нул — воз­мож­но, имен­но этим объ­яс­ня­ет­ся мол­ча­ние о ней гре­че­ско­го писа­те­ля¹⁸. Так или ина­че, мож­но убедить­ся в том, насколь­ко отсту­па­ет от исти­ны рас­смат­ри­вае­мый рас­сказ Плу­тар­ха, досто­вер­ность кото­ро­го мои кри­ти­ки хотят дока­зать во что бы то ни ста­ло.

с.107 Перей­дём теперь к вопро­су о заступ­ни­че­стве за Цеза­ря. О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва недо­уме­ва­ют: «Даже если допу­стить, что Мамерк, Кот­та и вестал­ки при­шли к Сул­ле обсуж­дать брак Цеза­ря, его место­пре­бы­ва­ние и пра­ва на иму­ще­ство, то воз­ни­ка­ет вопрос: поче­му по столь незна­чи­тель­но­му пово­ду к Сул­ле яви­лась такая пред­ста­ви­тель­ная деле­га­ция?» Оста­ёт­ся толь­ко удив­лять­ся, поче­му вопрос о поли­ти­че­ском бытии пред­ста­ви­те­ля знат­но­го рода объ­яв­ля­ет­ся «незна­чи­тель­ным». Ведь ясно, что без иму­ще­ства невоз­мож­но было сде­лать карье­ру, а посто­ян­ное нахож­де­ние вне Рима озна­ча­ло изгна­ние (в заклю­чи­тель­ном абза­це соот­вет­ст­ву­ю­ще­го разде­ла вопрос о нём вдруг исче­за­ет: «Поче­му имен­но вопрос о бра­ке и иму­ще­стве Цеза­ря (но не о место­пре­бы­ва­нии! — А. К.) вызвал такое бес­по­кой­ство у вли­я­тель­ных людей?»). Кро­ме того, слу­чай с Цеза­рем мог иметь в гла­зах его заступ­ни­ков зна­ко­вый харак­тер: понят­но, когда рас­пра­ва пости­га­ет мари­ан­цев, но за что под­вер­гать репрес­си­ям юно­го пат­ри­ция, кото­рый при всей «сомни­тель­но­сти» его бра­ка всё же волен решать, на ком ему женить­ся, тем более что ни он сам, ни его жена ника­ких нело­яль­ных дей­ст­вий по отно­ше­нию к ново­му режи­му не пред­при­ни­ма­ли¹⁹? Т. е. пред­ста­ви­те­ли ноби­ли­те­та в слу­чае с Цеза­рем защи­ща­ли соб­ст­вен­ные пра­ва, ибо ина­че воз­ник бы не обе­щаю­щий ниче­го хоро­ше­го пре­цедент. О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва сами под­чёр­ки­ва­ют, что зна­чи­тель­ной фигу­рой Цезарь в гла­зах Сул­лы тогда ещё не являл­ся, и это помо­га­ет понять, поче­му он не стал длить кон­фликт с ним — хода­таи были доста­точ­но вли­я­тель­ные, при­чём не толь­ко актив­ные сто­рон­ни­ки Сул­лы (вспом­ним о вестал­ках)²⁰, т. е. они явно пред­став­ля­ли опре­де­лён­ную часть ноби­ли­те­та.

О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва воз­ра­жа­ют про­тив того, что кар­ти­на про­ти­во­сто­я­ния Сул­лы и Цеза­ря, кото­рую мы видим в источ­ни­ках, во мно­гом явля­ет­ся пло­дом про­па­ган­ды со сто­ро­ны послед­не­го в 60-х гг. Со ссыл­кой на К. Бар­тон они ука­зы­ва­ют, что пози­ция жерт­вы в Риме вос­при­ни­ма­лась отри­ца­тель­но. Одна­ко у с.108 меня нигде и не гово­рит­ся, буд­то Цезарь изо­бра­жал себя жерт­вой. Глав­ным было то, что он не побо­ял­ся отка­зать все­силь­но­му и жесто­ко­му дик­та­то­ру и в кон­це кон­цов добил­ся сво­его, пусть и при под­держ­ке дру­гих. Это вполне соот­вет­ст­ву­ет пози­ции К. Бар­тон, кото­рая свя­зы­ва­ет пози­цию жерт­вы с при­зна­ни­ем пора­же­ния, что свиде­тель­ст­во­ва­ло о слом­лен­ном духе и отка­зе от вся­ких пре­тен­зий на честь²¹. Одна­ко Цезарь тре­бо­ва­ния Сул­лы о раз­во­де как раз не выпол­нил и тем самым сво­его пора­же­ния не при­знал.

Сто­ит заме­тить, что если не само­го себя, то сво­их сто­рон­ни­ков для обли­че­ния про­из­во­ла пом­пе­ян­цев Цезарь (BC. I. 5. 5) не постес­нял­ся изо­бра­зить как раз в том каче­стве, в каком мы видим его во вре­мя ски­та­ний по Ита­лии, сооб­щая о бег­стве вер­ных ему пле­бей­ских три­бу­нов (pro­fu­giunt sta­tim ex ur­be tri­bu­ni ple­bis), посколь­ку про­тив них, как уже гово­ри­лось, пред­ла­га­лись sen­ten­tiae gra­ves. Вполне воз­мож­но, что я невер­но отнёс к про­па­ган­де Цеза­ря неко­то­рые подроб­но­сти (преж­де все­го то, что каса­лось его ски­та­ний), посколь­ку в дей­ст­ви­тель­но­сти они мог­ли вос­хо­дить к про­па­ган­де его вра­гов, при­чём отнюдь не при­жиз­нен­ной, ибо спо­ры вокруг лич­но­сти Гая Юлия не ути­ха­ли и после его смер­ти, а пери­пе­тии жиз­ни Цеза­ря обрас­та­ли подроб­но­стя­ми, о кото­рых сам он, воз­мож­но, и не подо­зре­вал, при­чём не толь­ко с точ­ки зре­ния pro et contra, но и зани­ма­тель­но­сти и фило­со­фич­но­сти²².

В заклю­че­ние оста­но­вим­ся на тео­ре­ти­че­ской сто­роне вопро­са. О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва не соглас­ны с трак­тов­кой — это пра­во любо­го иссле­до­ва­те­ля, — одна­ко их кри­ти­ка выхо­дит за пре­де­лы обсуж­де­ния кон­крет­но­го вопро­са — они пола­га­ют, буд­то «столь уди­ви­тель­ное пре­об­ра­зо­ва­ние» антич­ной тра­ди­ции о кон­флик­те Сул­лы и Цеза­ря в моей ста­тье «явля­ет­ся неиз­беж­ным порож­де­ни­ем оши­боч­ных мето­дов иссле­до­ва­ния». Осно­вы­ва­ет­ся этот тезис на том, что я недо­ста­точ­но вни­ма­ния уде­ляю рели­ги­оз­но-пра­во­вым вопро­сам (но что явля­ет­ся кри­те­ри­ем доста­точ­но­сти?), зло­употреб­ляю аргу­мен­том e si­len­tio, а глав­ное — «не пыта­ясь с.109 объ­яс­нить и раз­ре­шить суще­ст­ву­ю­щие меж­ду источ­ни­ка­ми про­ти­во­ре­чия», исполь­зую эти про­ти­во­ре­чия «как дока­за­тель­ство неточ­но­сти и недо­сто­вер­но­сти этих источ­ни­ков».

Судя по все­му, О. В. Люби­мо­ва же и С. Э. Таривер­ди­е­ва счи­та­ют, что кон­струк­ция, в рам­ках кото­рой хоть как-то уда­ёт­ся согла­со­вать (разу­ме­ет­ся, пред­по­ло­жи­тель­но) меж­ду собой ошиб­ки и про­ти­во­ре­чия источ­ни­ков заве­до­мо луч­ше вер­сии, где по каким-либо при­чи­нам отвер­га­ют­ся те или иные их сооб­ще­ния. Одна­ко уни­вер­саль­но­го рецеп­та здесь нет, всё реша­ет­ся в каж­дом слу­чае отдель­но и зави­сит от убеди­тель­но­сти аргу­мен­та­ции. Меж­ду тем, как я поста­рал­ся пока­зать, постро­е­ния самих О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой вызы­ва­ют мно­го серь­ёз­ных вопро­сов и воз­ра­же­ний, при­чём по наи­бо­лее важ­ным пунк­там (о реше­нии Сул­лы убить Цеза­ря, о заступ­ни­че­стве за него пред­ста­ви­те­лей ноби­ли­те­та, о досто­вер­но­сти тра­ди­ции etc.), а их наи­бо­лее удач­ные заме­ча­ния (пре­иму­ще­ст­вен­но по рели­ги­оз­но-пра­во­вым вопро­сам) не име­ют отно­ше­ния к основ­ной теме ста­тьи. Кро­ме того, в их рас­суж­де­ни­ях посто­ян­но при­сут­ст­ву­ет сосла­га­тель­ное накло­не­ние: в одном толь­ко клю­че­вом пас­са­же, свя­зан­ном с обос­но­ва­ни­ем досто­вер­но­сти рас­ска­за Плу­тар­ха, три­жды встре­ча­ют­ся сло­ва «види­мо» или «по-види­мо­му». Ины­ми сло­ва­ми, вза­мен одной гипо­те­зы пред­ла­га­ет­ся дру­гая, ничуть не более дока­за­тель­ная, а та, с кото­рой О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва не соглас­ны, объ­яв­ля­ет­ся ими не про­сто оши­боч­ной, но ещё и осно­ван­ной на оши­боч­ных мето­дах, что не одно и то же. Но даже если у них самих тако­вые вер­ны (что отнюдь не оче­вид­но), при­ме­нять­ся они долж­ны лишь к напи­сан­но­му, а не к сво­е­му субъ­ек­тив­но­му пред­став­ле­нию о нём. Соблюде­но ли это пра­ви­ло в дан­ном слу­чае?

Нач­нём с визит­ной кар­точ­ки работы — её назва­ния: «Кон­фликт Цеза­ря с Сул­лой: при­клю­чен­че­ский роман, про­па­ган­да или дей­ст­ви­тель­ность?» Ина­че гово­ря, с пер­вых же слов дело пре­под­но­сит­ся таким обра­зом, буд­то сам кон­фликт меж­ду дик­та­то­ра­ми дей­ст­ву­ю­щим и буду­щим объ­яв­лен у меня при­клю­чен­че­ским рома­ном. Меж­ду тем с тако­вым срав­ни­ва­ют­ся лишь важ­ные дета­ли рас­ска­за Плу­тар­ха, но ни в коем слу­чае не само про­ти­во­сто­я­ние Сул­лы и Цеза­ря. После это­го сло­ва Т. Холм­са об il­le­gi­ti­ma­te fic­tion²³, выне­сен­ные с.110 в эпи­граф, зву­чат доволь­но дву­смыс­лен­но, обре­тая свой­ства обо­юдо­ост­ро­го ору­жия. Тем не менее общая тональ­ность зада­на.

Обсуж­дая вопрос о crea­tio Цеза­ря во фла­ми­ны, я пред­по­ло­жил, что Марий ука­зан как один из «винов­ни­ков» этой акции Вел­ле­ем Патер­ку­лом «по небреж­но­сти или по догад­ке»²⁴. О. В. Люби­мо­ва же и С. Э. Таривер­ди­е­ва счи­та­ют, что «в целом “небреж­ность” Вел­лея дале­ко не столь вели­ка, как счи­та­ет А. В. Коро­лен­ков». Одна­ко у меня в тек­сте она никак не харак­те­ри­зу­ет­ся, а пото­му непо­нят­но, на чём осно­вы­ва­ет­ся вывод о том, что в моих гла­зах небреж­ность Вел­лея (к тому же лишь пред­по­ла­гае­мая) «вели­ка».

А вот как выглядят в трак­тов­ке О. В. Люби­мо­вой и С. Э. Таривер­ди­е­вой мои сло­ва «пред­ло­же­ние [Сул­лой Цеза­рю] более “под­хо­дя­ще­го” бра­ка, как в слу­чае с Пом­пе­ем, мало­ве­ро­ят­но»: «А. В. Коро­лен­ков […], как нам кажет­ся, зло­употреб­ля­ет аргу­мен­том от умол­ча­ния, уве­рен­но утвер­ждая, что Сул­ла не мог пред­ла­гать Цеза­рю выгод­ный брак». Но «мало­ве­ро­ят­но» и «уве­рен­но утвер­ждая» отнюдь не одно и то же.

Ещё один при­мер тако­го рода: «Коман­дир отряда сол­дат, разыс­ки­вав­ший бег­ле­цов и полу­чив­ший от Цеза­ря взят­ку, пре­вра­ща­ет­ся у А. В. Коро­лен­ко­ва в воль­ноот­пу­щен­ни­ка Сул­лы». Меж­ду тем вме­сто более или менее одно­знач­но­го «пре­вра­ща­ет­ся» в моём тек­сте ска­за­но, что его тако­вым мож­но счи­тать «с боль­шой долей веро­ят­но­сти» (с.129 — эти сло­ва мои кри­ти­ки, кста­ти, цити­ру­ют выше, но здесь не учи­ты­ва­ют).

«Упо­ми­на­ние Све­то­ни­ем несколь­ких сыщи­ков, хотя в более кон­крет­ном рас­ска­зе Плу­тар­ха речь идёт толь­ко о Фаги­те, пред­став­ля­ет­ся авто­ру поэ­ти­че­ским пре­уве­ли­че­ни­ем». Если бы я дей­ст­ви­тель­но напи­сал так, то заслу­жи­вал бы пори­ца­ния за столь неумест­ное выска­зы­ва­ние, ибо ниче­го «поэ­ти­че­ско­го» в рас­ска­зе о задер­жа­нии Цеза­ря нет, но и ниче­го подоб­но­го в моей ста­тье — так­же. Кро­ме того, я отнюдь не утвер­ждал, буд­то у Плу­тар­ха гово­рит­ся толь­ко о Фаги­те (кста­ти, его ког­но­мен у гре­че­ско­го авто­ра не назван) — напро­тив, я цити­рую и далее обсуж­даю текст (Plut. Caes. 1. 6—7), где гово­рит­ся и о вои­нах Сул­лы (στρα­τιώταις τοῦ Σύλ­λα) (с.128).

с.111 В моих сло­вах о том, что в ита­лий­ской глу­бин­ке Цеза­рю мог­ли угро­жать рас­пра­вой мест­ные шан­та­жи­сты из чис­ла под­лин­ных или мни­мых сул­лан­цев, по мне­нию кри­ти­ков, «содер­жит­ся при­зна­ние того, что жизнь Цеза­ря нахо­ди­лась в опас­но­сти, — а это про­ти­во­ре­чит ито­го­вым выво­дам ста­тьи». Как же зву­чат эти выво­ды? «Исто­рия о том, как Цезарь едва не погиб от рук сул­лан­ских пала­чей, по-види­мо­му, не соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти» (с.134). Во-пер­вых, пред­по­ло­же­ние вновь пода­ёт­ся как утвер­жде­ние, а во-вто­рых, при­рав­ни­вать мест­ных «энту­зи­а­стов» к пала­чам, т. е. тем, кто дол­жен был убить Цеза­ря по пря­мо­му при­ка­зу, озна­ча­ет совер­шать под­ме­ну поня­тий.

Уже в заклю­че­нии чита­ем: «Даже если Цеза­рю в 60-х гг. выгод­но было выглядеть жерт­вой Сул­лы, это совсем не озна­ча­ет, что в 80-х гг. он не под­верг­ся репрес­си­ям». Одна­ко я нигде не пишу, буд­то Цезарь не под­вер­гал­ся репрес­си­ям, дру­гое дело, что дик­та­тор, как я пола­гаю, не при­ка­зы­вал его уби­вать, а это опять-таки раз­ные вещи.

И ещё из заклю­че­ния: «А. В. Коро­лен­ков стре­мит­ся дока­зать, что в 60-х гг. Цезарь желал пред­ста­вить себя жерт­вой Сул­лы и наши сведе­ния об этом кон­флик­те вос­хо­дят к тогдаш­ней про­па­ган­де Цеза­ря — а сле­до­ва­тель­но, недо­сто­вер­ны». Я уже упо­ми­нал, что о пози­ции жерт­вы речи нет, но нали­цо и вовсе откро­вен­ная пере­держ­ка: в отсут­ст­вие уточ­не­ний полу­ча­ет­ся, что все сведе­ния о кон­флик­те вос­хо­дят к про­па­ган­де Цеза­ря, чего я, одна­ко, не утвер­ждал, посколь­ку сам факт кон­флик­та и репрес­сий про­тив послед­не­го явно был изве­стен и без его уси­лий. Ука­зы­вал я и на воз­мож­ную роль в фор­ми­ро­ва­нии тра­ди­ции об этом инци­ден­те и анти­це­за­ри­ан­ской про­па­ган­ды, с точ­ки зре­ния кото­рой наме­ре­ние Сул­лы убить Цеза­ря выгляде­ло ско­рее как бла­го (с. 125—126, 133 + прим. 102).

При­ме­ры тако­го рода мож­но про­дол­жить, но ска­зан­но­го, дума­ет­ся, вполне доста­точ­но, чтобы кон­ста­ти­ро­вать систе­ма­ти­че­ское иска­же­ние кри­ти­ка­ми рас­смат­ри­вае­мо­го ими тек­ста, кото­рое явля­ет­ся одной из несу­щих кон­струк­ций их поле­ми­че­ских постро­е­ний.

Несо­мнен­но, О. В. Люби­мо­ва и С. Э. Таривер­ди­е­ва про­де­мон­стри­ро­ва­ли огром­ную эруди­цию, ука­за­ли на мно­гие оши­боч­ные и спор­ные тези­сы в моей ста­тье, что побуди­ло меня уси­лить и скоррек­ти­ро­вать преж­нюю аргу­мен­та­цию и неко­то­рые кон­крет­ные поло­же­ния. А вот вер­ны ли сде­лан­ные ими сами­ми выво­ды, в осо­бен­но­сти рас­суж­де­ния о мето­дах иссле­до­ва­ния, не гово­ря уже об их соб­ст­вен­ных, — вопрос куда более спор­ный.