Жизнеописания августов

XVII. Антонин Гелиогабал

I. (1) Я нико­гда не стал бы опи­сы­вать жизнь Гелио­га­ба­ла Анто­ни­на, кото­рый назы­вал­ся так­же Вари­ем¹ (пусть бы никто не знал, что он был рим­ским госуда­рем), если бы рань­ше это же государ­ство не име­ло Кали­гул, Неро­нов и Вител­ли­ев. (2) Но так как одна и та же зем­ля про­из­во­дит ядо­ви­тые тра­вы и хлеб, а так­же дру­гие полез­ные рас­те­ния, одна и та же зем­ля порож­да­ет змей и домаш­них живот­ных, то при­леж­ный чита­тель воз­на­гра­дит себя, когда в про­ти­во­вес этим чудо­вищ­ным тира­нам будет читать об Авгу­сте, Тра­яне, Вес­па­си­ане, Адри­ане, Пии, Тите и Мар­ке. (3) Вме­сте с тем он пой­мет и суж­де­ние о них рим­лян, так как эти послед­ние импе­ра­то­ры пра­ви­ли дол­го и умер­ли есте­ствен­ной смер­тью, а те были уби­ты, тру­пы их волок­ли по ули­цам, к тому же — они были про­зва­ны тира­на­ми, и даже име­на их непри­ят­но про­из­но­сить. (4) Итак, после убий­ства Мак­ри­на и его сына Диа­ду­ме­на, кото­рый, разде­ляя с отцом импе­ра­тор­скую власть, полу­чил, кро­ме того, имя Анто­ни­на², импе­ра­тор­ское досто­ин­ство было пере­не­се­но на Вария Гелио­га­ба­ла бла­го­да­ря тому, что он счи­тал­ся сыном Бас­си­а­на. (5) Был он жре­цом Гелио­га­ба­ла, или Юпи­те­ра, или Солн­ца³ и при­сво­ил себе имя Анто­ни­на либо для того, чтобы дока­зать такое имен­но свое про­ис­хож­де­ние, либо пото­му, что, как он узнал, имя это было в такой сте­пе­ни доро­го людям, что бла­го­да­ря это­му име­ни был любим даже бра­то­убий­ца Бас­си­ан. (6) Преж­де он назы­вал­ся Вари­ем, а затем Гелио­га­ба­лом, пото­му что был жре­цом бога Гелио­га­ба­ла, кото­ро­го он при­вез с собой из Сирии и кото­ро­му он воз­двиг^[1] храм на том месте, где рань­ше был храм Орка⁴. (7) Нако­нец, полу­чив импе­ра­тор­скую власть, он был назван Анто­ни­ном и был послед­ним в Рим­ской импе­рии, носив­шим это имя.

II. (1) Этот Гелио­га­бал был в такой сте­пе­ни послу­шен сво­ей мате­ри Сими­а­ми­ре⁵, что во всех государ­ст­вен­ных делах руко­во­дил­ся ее волей, а она жила во двор­це напо­до­бие блуд­ни­цы и дела­ла все­воз­мож­ные мер­зо­сти; она нахо­ди­лась в позор­ной свя­зи с Анто­ни­ном Кара­кал­лом, и таким обра­зом, как обыч­но счи­та­ли, был зачат этот Варий, или Гелио­га­бал. (2) Неко­то­рые гово­рят, что и самое имя Варий⁶ было дано ему школь­ны­ми това­ри­ща­ми по той при­чине, что, рож­ден­ный от блуд­ни­цы, он, по-види­мо­му, был зачат от семе­ни раз­ных отцов⁷. (3) Когда счи­тав­ший­ся его отцом Анто­нин был убит при­вер­жен­ца­ми Мак­ри­на, сам он, гово­рят, бежал в храм Гелио­га­ба­ла, как в убе­жи­ще, боясь, как бы его не умерт­вил Мак­рин, кото­рый вме­сте со сво­им сыном, рас­пу­щен­ным и жесто­ким, очень суро­во про­яв­лял свою власть⁸. (4) Но доволь­но гово­рить об его име­ни, хотя он так осквер­нил свя­щен­ное имя Анто­ни­нов, кото­рое ты, свя­тей­ший Кон­стан­тин, чтишь так высо­ко, что сде­лал золотые изо­бра­же­ния Мар­ка и Пия и поста­вил их сре­ди Кон­стан­ти­нов и Клав­ди­ев как тво­их пред­ков, при­об­щая себя к доб­ле­стям древ­них, кото­рые нахо­дят­ся в соот­вет­ст­вии с тво­и­ми нра­ва­ми, близ­ки тебе и доро­ги.

III. (1) Но воз­вра­тим­ся к Анто­ни­ну Варию. Достиг­нув импе­ра­тор­ской вла­сти, он отпра­вил вест­ни­ков в Рим⁹. Все сосло­вия, даже весь народ был вооду­шев­лен име­нем Анто­ни­на, кото­рое было у него не толь­ко титу­лом¹⁰, как у Диа­ду­ме­на, но, каза­лось, пере­дан­ным ему в силу кров­но­го род­ства, так как он писал о себе, что он — Анто­нин, сын Бас­си­а­на; у всех яви­лось страст­ное жела­ние поско­рее увидеть его. (2) Шла о нем, кро­ме того, и мол­ва — такая, какая обыч­но сопро­вож­да­ет новых пра­ви­те­лей, кото­рые сме­ни­ли тира­нов; одна­ко она дер­жит­ся недол­го, если они не обла­да­ют вели­чай­ши­ми досто­ин­ства­ми, и мно­гие посред­ст­вен­ные госуда­ри быст­ро ее поте­ря­ли. (3) Нако­нец, когда в сена­те было про­чте­но пись­мо Гелио­га­ба­ла, тот­час же разда­лись воз­гла­сы с поже­ла­ни­ем сча­стья Анто­ни­ну и про­кля­ти­я­ми Мак­ри­ну и его сыну. Анто­нин был про­воз­гла­шен госуда­рем, все жела­ли его и рев­ност­но вери­ли в него, как это все­гда быва­ет с поже­ла­ни­я­ми людей, гото­вых сра­зу пове­рить вслед­ст­вие того, что свои поже­ла­ния они при­ни­ма­ют за дей­ст­ви­тель­ность¹¹. (4) Но как толь­ко Гелио­га­бал всту­пил в Рим (мы оста­вим в сто­роне все то, что дела­лось в про­вин­ци­ях), он освя­тил Гелио­га­ба­ла на Пала­тин­ском хол­ме, воз­ле импе­ра­тор­ско­го двор­ца, и постро­ил ему храм. Он стре­мил­ся пере­не­сти в этот храм и леп­ное изо­бра­же­ние Мате­ри богов, и огонь Весты¹², и Пал­ла­дий¹³, и свя­щен­ные щиты¹⁴, сло­вом — все, что глу­бо­ко чтят рим­ляне. Он доби­вал­ся того, чтобы в Риме почи­тал­ся толь­ко один бог Гелио­га­бал. (5) Кро­ме того, он гово­рил, что сюда надо пере­не­сти рели­ги­оз­ные обряды иуде­ев и сама­ри­тян, а рав­но и хри­сти­ан­ские бого­слу­же­ния для того, чтобы жре­че­ство Гелио­га­ба­ла дер­жа­ло в сво­их руках тай­ны всех куль­тов¹⁵.

IV. (1) Затем на пер­вое же заседа­ние сена­та он велел вызвать свою мать. (2) При­быв туда, она была при­гла­ше­на к сиде­ни­ям кон­су­лов и при­сут­ст­во­ва­ла при редак­ти­ро­ва­нии, т. е. была свиде­тель­ни­цей состав­ле­ния сенат­ско­го поста­нов­ле­ния: Гелио­га­бал был един­ст­вен­ным из импе­ра­то­ров, при кото­ром жен­щи­на всту­пи­ла в сенат со зва­ни­ем свет­лей­шей, слов­но муж­чи­на¹⁶. (3) На Кви­ри­наль­ском хол­ме он создал сена­кул, то есть жен­ский сенат; преж­де там про­ис­хо­ди­ли собра­ния мат­рон, но толь­ко в тор­же­ст­вен­ные дни и в тех слу­ча­ях, когда какая-нибудь мат­ро­на наде­ля­лась зна­ка­ми отли­чия супру­ги кон­су­ла — преж­ние импе­ра­то­ры пре­до­став­ля­ли это пра­во сво­им род­ст­вен­ни­цам, осо­бен­но тем, чьи мужья не зани­ма­ли высо­ких долж­но­стей, — для того, чтобы эти род­ст­вен­ни­цы не оста­ва­лись на поло­же­нии незнат­ных жен­щин. (4) Под пред­седа­тель­ст­вом Сими­а­ми­ры состав­ля­лись сме­хотвор­ные сенат­ские поста­нов­ле­ния, касаю­щи­е­ся зако­нов о мат­ро­нах: в каком оде­я­нии долж­на ходить та или иная, кто кому — усту­пить доро­гу, кто к кому под­хо­дить для поце­луя, какая долж­на ездить в парад­ной повоз­ке, какая — на коне, какая — на вьюч­ной лоша­ди, какая — на осле, какая — в кры­той повоз­ке, запря­жен­ной мула­ми, какая — на волах, какая долж­на пере­дви­гать­ся в сидя­чих носил­ках — и в кожа­ных ли или в костя­ных, выло­жен­ных сло­но­вой костью или сереб­ром, какая име­ет пра­во носить на обу­ви золо­то или дра­го­цен­ные кам­ни.

V. (1) Когда он про­во­дил зиму в Нико­медии, зани­ма­ясь вся­ким гряз­ным раз­вра­том, отда­ва­ясь муж­чи­нам и ведя себя по-свин­ски, вои­ны сра­зу рас­ка­я­лись в том, что они сде­ла­ли, — имен­но в том, что они соста­ви­ли заго­вор про­тив Мак­ри­на с целью поста­вить госуда­рем это­го Гелио­га­ба­ла. Они ста­ли скло­нять­ся на сто­ро­ну двою­род­но­го бра­та Гелио­га­ба­ла — Алек­сандра¹⁷, кото­ро­го после убий­ства Мак­ри­на сенат про­воз­гла­сил Цеза­рем. (2) В самом деле, кто спо­со­бен тер­петь госуда­ря, у кото­ро­го все поло­сти тела слу­жат для похо­ти, если даже зве­ря тако­го никто не потер­пит? (3) Нако­нец, и в Риме у него было толь­ко одно заня­тие: он имел при себе рас­сыль­ных, кото­рые разыс­ки­ва­ли для него людей с боль­ши­ми поло­вы­ми орга­на­ми и при­во­ди­ли их к нему во дво­рец для того, чтобы он мог насла­дить­ся свя­зью с ними¹⁸. (4) Кро­ме того, у себя во двор­це он разыг­ры­вал пье­су о Пари­се, сам испол­няя роль Вене­ры, при­чем одеж­ды его вне­зап­но пада­ли к его ногам, а сам он, обна­жен­ный, дер­жа одну руку у сос­ков груди, дру­гой при­кры­вая срам­ные части тела, опус­кал­ся на коле­ни, выстав­ляя свой зад, выдви­гая его и под­став­ляя сво­е­му любов­ни­ку. (5) Кро­ме того, он рас­кра­ши­вал себе лицо так, как рису­ют Вене­ру; все тело у него было выло­ще­но. Он видел глав­ный смысл жиз­ни в том, чтобы быть достой­ным и спо­соб­ным удо­вле­тво­рять похоть воз­мож­но боль­ше­го чис­ла людей.

VI. (1) Он про­да­вал почет­ные долж­но­сти, зва­ния и пол­но­мо­чия как само­лич­но, так и через сво­их рабов и слу­жи­те­лей сво­его раз­вра­та. (2) Он наби­рал людей в сенат, не счи­та­ясь с их воз­рас­том, цен­зом, про­ис­хож­де­ни­ем, а лишь за полу­чен­ные от них день­ги. Он про­да­вал так­же воен­ные команд­ные посты — места три­бу­нов, лега­тов, воен­ных началь­ни­ков, так­же — про­ку­ра­тор­ства и места в двор­цо­вых ведом­ствах¹⁹. (3) Воз­ни­цы Прото­ген и Кор­дий сна­ча­ла были его това­ри­ща­ми в состя­за­нии на колес­ни­цах, а затем — спут­ни­ка­ми всей его жиз­ни и участ­ни­ка­ми его дей­ст­вий. (4) Мно­гих, чьи тела ему понра­ви­лись, он пере­во­дил со сце­ны, из цир­ка и с аре­ны во дво­рец. (5) Гиерок­ла он так любил, что цело­вал его в пах (даже гово­рить об этом стыд­но), уве­ряя, что этим он совер­ша­ет свя­щен­но­дей­ст­вия в честь Фло­ры²⁰. Он поз­во­лил себе обес­че­стить деву-вестал­ку²¹. (6) Уне­ся внут­рен­нее хра­ни­ли­ще, он над­ру­гал­ся над свя­ты­ня­ми рим­ско­го наро­да. (7) Он хотел пога­сить веч­ный огонь. Он хотел уни­что­жить не толь­ко рим­скую рели­гию, но и дру­гие рели­гии на всем зем­ном кру­ге; он стре­мил­ся к еди­ной цели — чтобы повсюду покло­ня­лись богу Гелио­га­ба­лу²². Осквер­нен­ный вся­кой нрав­ст­вен­ной гря­зью, он вме­сте с теми, кто его осквер­нял, ворвал­ся в свя­тая свя­тых Весты, куда име­ют доступ толь­ко девы-вестал­ки и пон­ти­фи­ки²³. (8) Он попы­тал­ся уне­сти свя­щен­ное внут­рен­нее хра­ни­ли­ще²⁴; схва­тив гли­ня­ный сосуд, кото­рый он счи­тал под­лин­ным (стар­шая дева-вестал­ка умыш­лен­но ука­за­ла ему на него, как на под­лин­ный), и, не най­дя в нем ниче­го, он бро­сил его на зем­лю и раз­бил на кус­ки. Этим, одна­ко, он не нанес ника­ко­го вреда рели­гии, так как, гово­рят, было сде­ла­но мно­го похо­жих один на дру­гой сосудов для того, чтобы никто не мог когда-либо уне­сти насто­я­щий. (9) Все же он унес какую-то ста­тую, кото­рую он при­нял за Пал­ла­дий, и, свя­зав ее золоты­ми цепя­ми, поста­вил ее в хра­ме сво­его бога²⁵.

VII. (1) Он при­нял затем посвя­ще­ние в таин­ства Мате­ри богов и совер­шил тав­ро­бо­лии²⁶, чтобы отнять ее леп­ное изо­бра­же­ние и дру­гие свя­ты­ни, кото­рые хра­нят­ся внут­ри свя­ти­ли­ща. (2) Он тряс голо­вой сре­ди каст­ри­ро­ван­ных изу­ве­ров, под­вя­зы­вал свои поло­вые орга­ны и делал все, что обыч­но дела­ют гал­лы. Похи­щен­ную свя­ты­ню боги­ни он пере­нес во внут­рен­нее хра­ни­ли­ще сво­его бога. (3) Жалоб­ны­ми кри­ка­ми и воем сирий­ско­го куль­та он изо­бра­жал из себя Салам­бо²⁷, тем самым давая себе зна­ме­ние гро­зив­шей ему гибе­ли. (4) Всех богов он назы­вал слу­жи­те­ля­ми сво­его бога: одних он назы­вал его спаль­ни­ка­ми, дру­гих — раба­ми, третьих — обслу­жи­ваю­щи­ми те или иные его нуж­ды. (5) Он хотел доста­вить кам­ни, назы­вае­мые боже­ст­вен­ны­ми, из их соб­ст­вен­но­го хра­ма, а изо­бра­же­ние Диа­ны Лаоди­кей­ской из ее свя­то­го свя­тых, куда поста­вил его Орест²⁸. (6) Гово­рят, что Орест поста­вил не одно изо­бра­же­ние Диа­ны и не в одном толь­ко месте, но мно­го и во мно­гих местах. (7) Очи­стив­шись, на осно­ва­нии отве­та ора­ку­ла, у Трех рек близ Геб­ра, он осно­вал так­же город Оре­сту, кото­рый непре­мен­но дол­жен часто окроп­лять­ся чело­ве­че­ской кро­вью. (8) Горо­ду Оре­сте Адри­ан — в то вре­мя когда он начал стра­дать безу­ми­ем, — при­ка­зал дать свое имя: ему было ска­за­но, чтобы он при­сво­ил себе дом или имя како­го-нибудь безум­ца. (9) И с того вре­ме­ни его безу­мие, гово­рят, ста­ло осла­бе­вать, а до это­го он в состо­я­нии безу­мия велел убить мно­гих сена­то­ров. (10) Анто­нин, спас­ши их, заслу­жил имя Пия, так как он впо­след­ст­вии при­вел в сенат тех, кого все счи­та­ли уби­ты­ми по при­ка­зу госуда­ря²⁹.

VIII. (1) Гелио­га­бал при­но­сил и чело­ве­че­ские жерт­вы³⁰, выби­рая для это­го по всей Ита­лии знат­ных и кра­си­вых маль­чи­ков, у кото­рых были живы отец и мать³¹, — думаю для того, чтобы уси­лить скорбь обо­их роди­те­лей. (2) При нем нахо­ди­лись и еже­днев­но дей­ст­во­ва­ли вся­ко­го рода маги, а он под­бо­д­рял их и бла­го­да­рил богов, кото­рые, по его пред­став­ле­ни­ям, были их дру­зья­ми, и в то же вре­мя он рас­смат­ри­вал внут­рен­но­сти детей и мучил жерт­вен­ных живот­ных соглас­но обрядам сво­его пле­ме­ни. (3) Всту­пив в долж­ность кон­су­ла, он бро­сил наро­ду на рас­хи­ще­ние не день­ги, не сереб­ря­ные и золотые моне­ты, не лаком­ства, не мел­ких живот­ных, а откорм­лен­ных быков, вер­блюдов, ослов, оле­ней, повто­ряя, что это — по-импе­ра­тор­ски. (4) Он жесто­ко пре­сле­до­вал память Мак­ри­на, но гораздо более — Диа­ду­ме­на за то, что тот полу­чил имя Анто­ни­на³², назы­вая его Лже­ан­то­ни­ном, подоб­но тому как был Лже­фи­липп, а так­же за то, что тот, как гово­ри­ли, был сна­ча­ла крайне рас­пу­щен­ным, а потом стал чело­ве­ком очень храб­рым, пре­вос­ход­ным, очень серь­ез­ным и очень стро­гим. (5) Гелио­га­бал заста­вил неко­то­рых писа­те­лей рас­ска­зы­вать ужас­ные, вер­нее — бес­чест­ные подроб­но­сти об обра­зе жиз­ни и рас­пу­щен­но­сти Диа­ду­ме­на, напри­мер в опи­са­нии его жиз­ни… (6) Он устро­ил обще­ст­вен­ные бани в зда­нии двор­ца и открыл для наро­да бани Плав­ци­а­на³³, чтобы бла­го­да­ря это­му иметь воз­мож­ность наби­рать для сво­их утех людей с боль­ши­ми поло­вы­ми орга­на­ми. (7) С той же целью он тща­тель­но забо­тил­ся о том, чтобы по все­му горо­ду и сре­ди всех мат­ро­сов^[2] разыс­ки­ва­ли оно­бе­лов: так назы­ва­ли тех, кто казал­ся более муже­ст­вен­ным.

IX. (1) Когда он хотел начать вой­ну про­тив мар­ко­ман­нов, ввиду того что Анто­нин бли­ста­тель­но сокру­шил их, кто-то ска­зал, буд­то Анто­нин Марк³⁴ при содей­ст­вии хал­де­ев³⁵ и магов достиг того, что мар­ко­ман­ны навсе­гда ста­ли пре­дан­ны­ми дру­зья­ми рим­ско­го наро­да и что это было сде­ла­но при помо­щи закли­на­ний и посвя­ще­ния. Когда он стал доис­ки­вать­ся, что это за посвя­ще­ние и где оно, от него это скры­ли. (2) Было совер­шен­но ясно, что он доис­ки­ва­ет­ся, где это посвя­ще­ние, с целью уни­что­жить его в надеж­де вызвать вой­ну. Он желал это­го тем более, что он слы­шал, буд­то был дан ответ ора­ку­ла: вой­на с мар­ко­ман­на­ми долж­на быть окон­че­на Анто­ни­ном, — хотя в дей­ст­ви­тель­но­сти он назы­вал­ся Вари­ем, и Гелио­га­ба­лом, и общим посме­ши­щем, имя же Анто­ни­на, кото­рое он захва­тил себе, он толь­ко позо­рил. (3) Его недоб­ро­же­ла­те­ля­ми были глав­ным обра­зом те, кото­рые скор­бе­ли о том, что он пред­по­чи­та­ет им — для вся­ко­го рода раз­врат­ных дей­ст­вий — людей с боль­ши­ми поло­вы­ми орга­на­ми и с боль­ши­ми воз­мож­но­стя­ми. Отсюда и заро­ди­лась мысль убить его. Так было во двор­це.

X. (1) Со сво­ей сто­ро­ны, вои­ны не мог­ли боль­ше пере­но­сить, что такая язва при­кры­ва­ет­ся име­нем импе­ра­то­ра: они ста­ли вести об этом речи сна­ча­ла наедине меж­ду собой, а затем и в круж­ках, все более скло­ня­ясь на сто­ро­ну Алек­сандра, кото­ро­го сенат к тому вре­ме­ни уже про­воз­гла­сил Цеза­рем и кото­рый был двою­род­ным бра­том³⁶ Анто­ни­на по мате­ри: Вария³⁷ была их общей баб­кой, поче­му Гелио­га­бал и назы­вал­ся Вари­ем. (2) Зотик имел при нем такое зна­че­ние, что все началь­ни­ки двор­цо­вых ведомств³⁸ смот­ре­ли на него как на мужа их гос­по­ди­на. (3) Это был, вдо­ба­вок, тот самый Зотик, кото­рый, зло­употреб­ляя тако­го рода бли­зо­стью, тор­го­вал сло­ва­ми³⁹ и реше­ни­я­ми Гелио­га­ба­ла, накап­ли­вая огром­ные богат­ства пре­иму­ще­ст­вен­но тем, что моро­чил людей: одним он угро­жал, дру­гим давал обе­ща­ния, всех обма­ны­вал. Выхо­дя от Гелио­га­ба­ла, он под­хо­дил к отдель­ным лицам со сло­ва­ми: «О тебе я гово­рил то-то, о тебе я слы­шал то-то, с тобой будет то-то». (4) Он был из тех людей, кото­рые, всту­пив в чрез­мер­но близ­кие отно­ше­ния с госуда­ря­ми, тор­гу­ют репу­та­ци­ей не толь­ко дур­ных, но и хоро­ших госуда­рей и, поль­зу­ясь глу­по­стью или про­сто­ду­ши­ем импе­ра­то­ров, не заме­чаю­щих это­го, кор­мят­ся рас­про­стра­не­ни­ем позо­ря­щих слу­хов. (5) Гелио­га­бал спра­вил свой брак с Зоти­ком и сово­ку­пил­ся с ним, при­чем была у него и поса­же­ная мать, и он кри­чал: «Раз­ре­зай, Магир»⁴⁰, — и все это в то вре­мя, когда Зотик был болен. (6) Затем он самым бес­стыд­ным обра­зом спра­ши­вал фило­со­фов и очень почтен­ных людей, испы­ты­ва­ли ли они в юно­сти то, что испы­ты­ва­ет сей­час он; (7) он не толь­ко нико­гда не избе­гал непри­стой­ных выра­же­ний, но и изо­бра­жал паль­ца­ми бес­стыд­ное дей­ст­вие^[3] и не про­яв­лял ника­ко­го сты­да в обще­стве, даже когда его слы­шал народ.

XI. (1) Он делал воль­ноот­пу­щен­ни­ков намест­ни­ка­ми, лега­та­ми, кон­су­ла­ми, воен­ны­ми началь­ни­ка­ми и опо­зо­рил все вели­кие зва­ния, давая их под­лым и раз­вра­щен­ным людям⁴¹. (2) При­гла­сив на празд­ник сбо­ра вино­гра­да знат­ных дру­зей⁴², он, сидя у кор­зин с вино­гра­дом, стал спра­ши­вать наи­бо­лее почтен­ных людей, охот­ни­ки ли они до утех Вене­ры, и когда ста­ри­ки крас­не­ли, он вос­кли­цал: «Крас­не­ют: все в поряд­ке!»⁴³ — мол­ча­ние и крас­ку сты­да он при­ни­мал за утвер­ди­тель­ный ответ. (3) Затем он стал рас­ска­зы­вать о том, что он сам про­де­лы­вал, без вся­ких покро­вов стыд­ли­во­сти. (4) Видя, что ста­ри­ки крас­не­ют и мол­чат, так как им — ввиду их воз­рас­та или высо­ко­го поло­же­ния — пре­ти­ли подоб­ные раз­го­во­ры, он обра­тил­ся к моло­дым людям и стал рас­спра­ши­вать их обо всем. (5) Слы­ша от них отве­ты, соот­вет­ст­во­вав­шие их воз­рас­ту, он начал радо­вать­ся и гово­рить, что это и есть под­лин­но сво­бод­ный празд­ник вино­гра­да, кото­рый он таким обра­зом справ­ля­ет. (6) Мно­гие рас­ска­зы­ва­ют, что он пер­вый ввел обы­чай, чтобы на празд­ни­ке сбо­ра вино­гра­да рабы в при­сут­ст­вии гос­под про­из­но­си­ли мно­же­ство шуток о сво­их гос­по­дах; сам он сочи­нял эти шут­ки, по боль­шей части по-гре­че­ски. Мно­гие из них при­во­дит Марий Мак­сим в жиз­не­опи­са­нии Гелио­га­ба­ла. (7) Были у него непотреб­ные дру­зья — в чис­ле их и ста­ри­ки, и с виду фило­со­фы; нося на голо­вах сет­ки, они при­зна­ва­лись, что пре­да­ют­ся непотреб­ствам и име­ют мужей. По сло­вам неко­то­рых, они это выду­мы­ва­ли, чтобы — бла­го­да­ря под­ра­жа­нию поро­кам — стать милее ему.

XII. (1) Пре­фек­том пре­то­рия⁴⁴ он назна­чил пля­су­на⁴⁵, кото­рый высту­пал в каче­стве акте­ра в Риме; пре­фек­том охра­ны⁴⁶ он сде­лал воз­ни­цу Кор­дия⁴⁷; пре­фек­том про­до­воль­ст­вен­но­го снаб­же­ния⁴⁸ он поста­вил цирюль­ни­ка⁴⁹ Клав­дия. (2) На про­чие почет­ные долж­но­сти он выдви­гал тех, кто заслу­жил его бла­го­склон­ность бла­го­да­ря огром­ным раз­ме­рам сво­их срам­ных орга­нов: ведать сбо­ром два­дца­той части наследств⁵⁰ он велел погон­щи­ку мулов, велел и ско­ро­хо­ду, велел и пова­ру, и сле­са­рю. (3) Посе­щая лагерь или курию, он при­во­зил с собой свою баб­ку по име­ни Вария, о кото­рой ска­за­но выше, — чтобы бла­го­да­ря ее авто­ри­те­ту стать в гла­зах людей достой­ным ува­же­ния чело­ве­ком, так как сам по себе он быть им не мог. До него, о чем мы уже гово­ри­ли, ни одна жен­щи­на не вхо­ди­ла в сенат, не при­гла­ша­лась при­сут­ст­во­вать при редак­ти­ро­ва­нии поста­нов­ле­ний и не выска­зы­ва­ла сво­его мне­ния⁵¹. (4) На пирах он поме­щал рядом с собой чаще все­го про­даж­ных муж­чин, нахо­дя осо­бен­ное удо­воль­ст­вие в том, чтобы при­ка­сать­ся и при­жи­мать­ся к ним; из их рук он глав­ным обра­зом и при­ни­мал кубок, когда пил.

XIII. (1) Сре­ди этих непотребств сво­ей бес­стыд­ной жиз­ни он при­ка­зал уда­лить от себя Алек­сандра, кото­ро­го он усы­но­вил, гово­ря, что рас­ка­и­ва­ет­ся в этом усы­нов­ле­нии, и пору­чил пере­дать сена­ту, чтобы у Алек­сандра было отня­то имя Цеза­ря⁵². (2) Одна­ко, когда в сена­те было сооб­ще­но об этом, воца­ри­лось глу­бо­кое мол­ча­ние. Дей­ст­ви­тель­но, Алек­сандр был очень хоро­шим юно­шей, что впо­след­ст­вии было дока­за­но его прав­ле­ни­ем; сво­е­му при­ем­но­му отцу он не нра­вил­ся тем, что не был бес­стыд­ни­ком. (3) По сло­вам неко­то­рых, он был двою­род­ным бра­том Гелио­га­ба­ла; он был любим вои­на­ми, мил сена­ту и сосло­вию всад­ни­ков⁵³. (4) Одна­ко Гелио­га­бал в сво­ей яро­сти не оста­но­вил­ся перед попыт­кой осу­ще­ст­вить свое под­лое жела­ние: он даже подо­слал к нему убий­цу. Про­изо­шло это сле­дую­щим обра­зом. (5) Сам Гелио­га­бал уда­лил­ся в сады древ­ней Надеж­ды⁵⁴ и буд­то бы про­из­но­сил там обе­ты, направ­лен­ные про­тив невин­но­го юно­ши, оста­вив в Пала­тин­ском двор­це мать, баб­ку и сво­его двою­род­но­го бра­та; меж­ду тем он при­ка­зал убить это­го пре­вос­ход­но­го, столь необ­хо­ди­мо­го для государ­ства юно­шу. (6) И вои­нам он отпра­вил пись­мо, в кото­ром тре­бо­вал, чтобы они отня­ли у Алек­сандра имя Цеза­ря. (7) Он послал так­же в лагерь людей, чтобы они зама­за­ли гли­ной над­пи­си на ста­ту­ях⁵⁵ Алек­сандра, как это обык­но­вен­но дела­ет­ся по отно­ше­нию к тира­нам. (8) Он послал людей и к дядь­кам Алек­сандра и при­ка­зал послед­ним, обе­щая им награ­ды и поче­сти, умерт­вить его каким угод­но обра­зом — в бане, ядом или мечом.

XIV. (1) Ниче­го не могут сде­лать бес­чест­ные про­тив невин­ных. Ника­кой силой нель­зя было побудить кого-либо совер­шить такое пре­ступ­ле­ние: то ору­жие, кото­рое он гото­вил для дру­гих, обра­ти­лось ско­рее про­тив него, и он был убит теми самы­ми людь­ми, кото­рых он натрав­ли­вал на дру­гих. (2) Как толь­ко были зама­за­ны гли­ной над­пи­си, все вои­ны вос­пы­ла­ли гне­вом; часть их устрем­ля­ет­ся в Пала­тин­ский дво­рец, часть в сады, где нахо­дил­ся Варий⁵⁶, чтобы ото­мстить за Алек­сандра, а это­го гряз­но­го чело­ве­ка, чело­ве­ка с душой бра­то­убий­цы, убрать, нако­нец, из государ­ства. (3) При­дя в Пала­тин­ский дво­рец, они затем уве­ли с собой в лагерь Алек­сандра с мате­рью и баб­кой, чтобы тща­тель­ным обра­зом охра­нять их⁵⁷. (4) За ними после­до­ва­ла пеш­ком и Сими­а­ми­ра, мать Гелио­га­ба­ла, бес­по­ко­ясь за сво­его сына. (5) Оттуда пошли в сады; там они заста­ют Вария за при­готов­ле­ни­я­ми к состя­за­нию воз­ниц, — и вме­сте с тем он с нетер­пе­ни­ем ждал, когда же, нако­нец, к нему при­дет изве­стие об убий­стве его двою­род­но­го бра­та. (6) Испу­ган­ный вне­зап­ным шумом, кото­рый про­из­во­ди­ли вои­ны, он спря­тал­ся в углу и укрыл­ся за спаль­ным зана­ве­сом, висев­шим при вхо­де в спаль­ню. (7) Одно­го из сво­их пре­фек­тов он послал в лагерь успо­ко­ить вои­нов, дру­го­го — уми­ло­сти­вить тех, кото­рые уже при­шли в сады. (8) Итак, один из пре­фек­тов — Антио­хи­ан, напом­нив о при­ся­ге, умо­лил вои­нов не уби­вать Гелио­га­ба­ла — при­шло их немно­го, боль­шин­ство же оста­лось при зна­ме­ни, кото­рое охра­нял три­бун Ари­сто­мах. Вот что про­ис­хо­ди­ло в садах.

XV. (1) В лаге­ре же вои­ны в ответ на моль­бы пре­фек­та ска­за­ли, что они поща­дят Гелио­га­ба­ла, если он уда­лит от себя гряз­ных людей, воз­ниц и акте­ров и испра­вит­ся; осо­бен­но же, если он про­го­нит тех, кто, ко все­об­щей скор­би, ока­зы­вал на него наи­боль­шее вли­я­ние и тор­го­вал все­ми его реше­ни­я­ми, с помо­щью ли пустых обе­ща­ний или без обма­на. (2) Сло­вом, от него были уда­ле­ны Гиерокл⁵⁸, Кор­дий, Мири­см и двое негод­ных близ­ких к нему людей, кото­рые дела­ли это­го глу­по­го чело­ве­ка еще более глу­пым. (3) Кро­ме того, вои­ны дали пору­че­ние пре­фек­там не поз­во­лять Гелио­га­ба­лу жить даль­ше так, как он жил, так­же — охра­нять Алек­сандра и обе­ре­гать его от вся­ко­го наси­лия, а вме­сте с тем — забо­тить­ся о том, чтобы Цезарь не видел­ся ни с кем из дру­зей Авгу­ста и не мог в чем-либо под­ра­жать их позор­но­му поведе­нию. (4) Но Гелио­га­бал неот­ступ­но про­сил вер­нуть ему Гиерок­ла, это­го бес­стыд­ней­ше­го чело­ве­ка, и каж­дый день стро­ил коз­ни про­тив Цеза­ря. (5) Несмот­ря на то что оба они были тогда наме­че­ны в кон­су­лы, он не поже­лал в январ­ские кален­ды⁵⁹ появить­ся вме­сте со сво­им двою­род­ным бра­том. (6) Нако­нец, когда баб­ка и мать ска­за­ли ему, что вои­ны гро­зят­ся погу­бить его, если не увидят согла­сия меж­ду двою­род­ны­ми бра­тья­ми, он, надев пре­тек­сту, в шестом часу дня явил­ся в сенат, при­чем при­гла­сил туда свою баб­ку и про­во­дил ее до крес­ла. (7) Затем он не поже­лал отпра­вить­ся на Капи­то­лий для про­из­не­се­ния обе­тов и выпол­не­ния тор­же­ст­вен­ных обрядов⁶⁰; все это было совер­ше­но город­ским пре­то­ром, как буд­то в горо­де не было кон­су­лов.

XVI. (1) Он не откла­ды­вал убий­ства сво­его двою­род­но­го бра­та. Боясь, как бы сенат — в слу­чае убий­ства им сво­его двою­род­но­го бра­та — не скло­нил­ся на сто­ро­ну кого-либо дру­го­го⁶¹, Гелио­га­бал вне­зап­но при­ка­зал сена­ту уда­лить­ся из Рима. Даже те, у кого не было повоз­ки или рабов, полу­чи­ли при­каз выехать немед­лен­но, так что одних нес­ли носиль­щи­ки, а дру­гих вез­ли пер­вые попав­ши­е­ся наня­тые живот­ные. (2) Позвав цен­ту­ри­о­на, Гелио­га­бал, поль­зу­ясь при этом мяг­ки­ми выра­же­ни­я­ми, при­ка­зал ему убить кон­су­ля­ра Саби­на, кото­ро­му посвя­тил свои кни­ги Уль­пи­ан⁶², — за то, что он остал­ся в горо­де. (3) Одна­ко цен­ту­ри­он, немно­го тугой на ухо, решил, что ему при­ка­зы­ва­ют выгнать его из Рима. Так он и сде­лал: недо­ста­ток цен­ту­ри­о­на послу­жил спа­се­ни­ем для Саби­на. (4) Гелио­га­бал уда­лил и зна­то­ка пра­ва Уль­пи­а­на, как хоро­ше­го чело­ве­ка, и рито­ра Силь­ви­на, кото­ро­го он назна­чил учи­те­лем Цеза­ря. Силь­вин был убит, Уль­пи­ан же спас­ся. (5) Но вои­ны, и глав­ным обра­зом пре­то­ри­ан­цы — пото­му ли, что они зна­ли, какую беду гото­вит Алек­сан­дру Гелио­га­бал, или пото­му, что они пони­ма­ли, как он их воз­не­на­видел за любовь к Алек­сан­дру, — сго­во­ри­лись меж­ду собой и соста­ви­ли заго­вор с целью осво­бо­дить государ­ство. Преж­де все­го были умерщ­вле­ны раз­лич­ны­ми спо­со­ба­ми соучаст­ни­ки его раз­вра­та⁶³: одних уби­ли, отру­бив им необ­хо­ди­мые для жиз­ни орга­ны, дру­гим прон­зи­ли ниж­нюю часть тела, чтобы их смерть соот­вет­ст­во­ва­ла обра­зу их жиз­ни.

XVII. (1) После это­го бро­си­лись на Гелио­га­ба­ла и уби­ли его в отхо­жем месте⁶⁴, куда он бежал. Затем на виду у всех тащи­ли его труп. Вои­ны — в виде послед­не­го над­ру­га­тель­ства — хоте­ли бро­сить его труп в кло­аку. (2) Но так как ока­за­лось, что эта кло­ака не мог­ла вме­стить его, они сбро­си­ли его с Эми­ли­е­ва моста в Тибр, при­вя­зав к нему груз, чтобы он не всплыл на поверх­ность и нико­гда не мог быть похо­ро­нен. (3) Но преж­де чем сбро­сить труп в Тибр, его про­та­щи­ли по все­му про­стран­ству цир­ка. (4) Его имя, то есть имя Анто­ни­на, за кото­рое он так упор­но дер­жал­ся, желая счи­тать­ся сыном Анто­ни­на, было по при­ка­зу сена­та ото­всюду соскоб­ле­но и оста­лось имя Вария⁶⁵ Гелио­га­ба­ла. (5) После смер­ти его назы­ва­ли Тибе­ри­ном⁶⁶, Про­та­щен­ным, Гряз­ным и мно­ги­ми дру­ги­ми име­на­ми — в зави­си­мо­сти от того, какое слу­чив­ше­е­ся при нем собы­тие хоте­ли отме­тить. (6) Он — един­ст­вен­ный из госуда­рей, чей труп тащи­ли по ули­цам, кину­ли в кло­аку и сбро­си­ли в Тибр⁶⁷. (7) Этот позор выпал на его долю вслед­ст­вие общей нена­ви­сти, кото­рой осо­бен­но долж­ны осте­ре­гать­ся импе­ра­то­ры, так как те, кто не заслу­жи­ва­ет люб­ви сена­та, наро­да и вои­нов, не заслу­жи­ва­ют даже погре­бе­ния. (8) Не име­ет­ся ника­ких обще­ст­вен­ных соору­же­ний, кото­рые были бы созда­ны им, кро­ме хра­ма бога Гелио­га­ба­ла⁶⁸, кото­ро­го одни назы­ва­ют Солн­цем, а дру­гие — Юпи­те­ром⁶⁹; был вос­ста­нов­лен после пожа­ра амфи­те­атр⁷⁰ и достро­е­на баш­ня^[4] на Суль­пи­ци­е­вой ули­це, кото­рую начал стро­ить Анто­нин, сын Севе­ра. (9) Баню открыл Анто­нин Кара­калл, он и мыл­ся в ней, и пус­кал туда народ, но не было еще пор­ти­ков, кото­рые были впо­след­ст­вии постро­е­ны этим под­лож­ным Анто­ни­ном и закон­че­ны Алек­сан­дром⁷¹.

XVIII. (1) Гелио­га­бал был послед­ним из Анто­ни­нов, хотя мно­гие пола­га­ют, что это про­зва­ние носи­ли после него Гор­диа­ны. Они, одна­ко, назы­ва­лись Анто­ни­я­ми, а не Анто­ни­на­ми⁷². Его образ жиз­ни, нра­вы и пороч­ность навлек­ли на него такую нена­висть, что сенат уни­что­жил даже его имя⁷³. (2) Я и сам не стал бы назы­вать его Анто­ни­ном, если бы не тре­бо­ва­ния иссле­до­ва­ния, часто застав­ля­ю­щие при­во­дить даже те име­на, кото­рые были отме­не­ны. Уби­та была с ним и его мать Сими­а­ми­ра⁷⁴, пороч­ней­шая жен­щи­на, вполне достой­ная сво­его сына. (3) После Анто­ни­на Гелио­га­ба­ла, преж­де все­го, были при­ня­ты меры, чтобы нико­гда боль­ше жен­щи­на не всту­па­ла в сенат, при­чем голо­ва того, по чьей вине это слу­чи­лось бы, была посвя­ще­на и обре­че­на под­зем­ным богам⁷⁵. (4) В опи­са­ни­ях его жиз­ни сооб­ща­ет­ся мно­го непри­стой­но­го. Ввиду того что все это недо­стой­но упо­ми­на­ния, я решил сооб­щить толь­ко о том, что каса­ет­ся его люб­ви к рос­ко­ши; кое-что отно­сит­ся к тому вре­ме­ни, когда он был част­ным чело­ве­ком, кое-что дру­гое он, как пере­да­ют, делал уже в быт­ность свою импе­ра­то­ром. Сам он, будучи част­ным чело­ве­ком, гово­рил, что под­ра­жа­ет Апи­цию, а будучи импе­ра­то­ром — Неро­ну, Ото­ну и Вител­лию.

XIX. (1) Он — пер­вый из част­ных людей — стал покры­вать ложа золоты­ми покры­ва­ла­ми, так как тогда это было уже поз­во­ли­тель­но на осно­ва­нии авто­ри­тет­но­го раз­ре­ше­ния Анто­ни­на Мар­ка, кото­рый про­дал с аук­ци­о­на всю пыш­ную импе­ра­тор­скую обста­нов­ку⁷⁶. (2) Затем, он устра­и­вал пиры с сер­ви­ров­кой раз­лич­ных цве­тов, — сего­дня, напри­мер, зеле­но­го, на дру­гой день — блед­но-зеле­но­го, на тре­тий — голу­бо­го и так далее, в тече­ние лета каж­дый день меняя цвет. (3) Он пер­вый завел сереб­ря­ные само­ва­ря­щие сосуды⁷⁷, пер­вый — и сереб­ря­ные кот­лы. Были у него и сосуды по сто фун­тов весом, сереб­ря­ные, с рез­ны­ми укра­ше­ни­я­ми; неко­то­рые из них были обез­обра­же­ны имев­ши­ми­ся на них сла­до­страст­ны­ми изо­бра­же­ни­я­ми. (4) Он пер­вый при­ду­мал при­прав­лять вино души­стой смо­лой⁷⁸ или поле­ем⁷⁹ и все то, что до сих пор сохра­ня­ет­ся в быту рос­кош­но живу­щих людей. (5) Вино, при­прав­лен­ное роза­ми⁸⁰, кото­рое было извест­но и рань­ше, он сде­лал еще более бла­го­вон­ным, добав­ляя к нему рас­тер­тые сос­но­вые шиш­ки⁸¹. В сущ­но­сти, о тако­го рода напит­ках до Гелио­га­ба­ла мы нигде не чита­ли. (6) Смысл жиз­ни состо­ял для него в при­ду­мы­ва­нии каких-нибудь новых наслаж­де­ний. Он пер­вый стал делать студень из рыб, уст­риц обык­но­вен­ных и с глад­ки­ми рако­ви­на­ми, а так­же из дру­гих тако­го рода рако­вин, из лан­густ, кра­бов и скилл. (7) Он усти­лал роза­ми сто­ло­вые, и ложа, и пор­ти­ки и гулял по ним; так­же — вся­ко­го рода цве­та­ми: лили­я­ми, фиал­ка­ми, гиа­цин­та­ми, нар­цис­са­ми. (8) Он купал­ся в водо­е­мах толь­ко в том слу­чае, если туда были вли­ты цен­ные души­стые мази или эссен­ция шафра­на. (9) Он не согла­шал­ся воз­лечь на ложе, если оно не было покры­то заячьим мехом или пухом куро­па­ток, кото­рый нахо­дит­ся у них под кры­лья­ми; подуш­ки он часто менял.

XX. (1) По отно­ше­нию к сена­то­рам он про­яв­лял ино­гда такое пре­зре­ние, что назы­вал их оде­ты­ми в тогу раба­ми; рим­ский народ он назы­вал год­ным толь­ко для обра­бот­ки зем­ли, а всад­ни­че­ское сосло­вие ни во что не ста­вил. (2) Город­ско­го пре­фек­та он часто после обеда звал на попой­ку, при­гла­шая на нее и пре­фек­тов пре­то­рия. Если они отка­зы­ва­лись пить, то началь­ни­ки двор­цо­вых ведомств⁸² при­нуж­да­ли их. (3) Он хотел поста­вить в отдель­ных рай­о­нах горо­да Рима отдель­ных город­ских пре­фек­тов, так, чтобы их было в Риме четыр­на­дцать⁸³; и он сде­лал бы это, про­жи­ви он доль­ше, при­чем он наме­ре­вал­ся выдви­нуть людей самых пороч­ных и самых низ­ких заня­тий. (4) У него были — как для сто­ло­вых, так и для спа­лен — ложа, сде­лан­ные из мас­сив­но­го сереб­ра. (5) В под­ра­жа­ние Апи­цию он часто ел пят­ки вер­блюдов, греб­ни, сре­зан­ные у живых пету­хов, язы­ки пав­ли­нов и соло­вьев, так как счи­та­лось, что тот, кто их ест, не под­да­ет­ся моро­вой язве. (6) Его двор­цо­вой охране пода­ва­ли огром­ные мис­ки, напол­нен­ные внут­рен­но­стя­ми крас­но­бо­ро­док, моз­га­ми фла­мин­го, яйца­ми куро­па­ток, моз­га­ми дроздов и голо­ва­ми попу­га­ев, фаза­нов и пав­ли­нов. (7) И что осо­бен­но уди­ви­тель­но, он велел пода­вать пол­ны­ми блюда­ми и тарел­ка­ми столь­ко бород крас­но­бо­ро­док, что они заме­ня­ли кресс, мелис­су, мари­но­ван­ные бобы и пажит­ник.

XXI. (1) Собак он кор­мил гуси­ны­ми печен­ка­ми. Были у него люби­мые при­ру­чен­ные львы и лео­пар­ды. Их, обу­чен­ных укро­ти­те­ля­ми, он неожи­дан­но при­ка­зы­вал уло­жить за вто­рой и тре­тий стол, чтобы поза­ба­вить­ся стра­хом гостей, так как никто не знал, что зве­ри — руч­ные⁸⁴. (2) Он сыпал в ясли сво­им коням грозди анамей­ско­го вино­гра­да; попу­га­я­ми и фаза­на­ми он кор­мил львов и дру­гих живот­ных. (3) У него в про­дол­же­ние деся­ти дней пода­ва­ли вымя дикой сви­ньи с ее мат­кой — по трид­цать штук еже­днев­но, горох с золоты­ми шари­ка­ми, чече­ви­цу с коша­чьи­ми гла­за­ми⁸⁵, бобы с янта­рем, рис с белым жем­чу­гом. (4) Кро­ме того, жем­чу­гом, вме­сто пер­ца, он посы­пал рыб и трю­фе­ля. (5) В сво­их сто­ло­вых с раз­движ­ны­ми потол­ка­ми он засы­пал сво­их при­хле­ба­те­лей таким коли­че­ст­вом фиа­лок и цве­тов, что неко­то­рые, не будучи в силах выбрать­ся наверх, задох­нув­шись, испус­ка­ли дух⁸⁶. (6) Он под­ме­ши­вал в водо­е­мы и ван­ны вино, при­прав­лен­ное роза­ми и полы­нью, и при­гла­шал пить про­стой народ; и сам он вме­сте с наро­дом пил столь­ко, что, видя, сколь­ко он один выпил, мож­но было понять, что он пил из бас­сей­на. (7) В каче­стве застоль­ных подар­ков он давал гостям евну­хов, давал чет­вер­ки коней, лоша­дей с попо­на­ми, мулов, закры­тые носил­ки, дорож­ные повоз­ки; давал он и по тыся­че золотых, и по сотне фун­тов сереб­ра.

XXII. (1) Жре­бии на пирах были у него напи­са­ны на лож­ках таким обра­зом, что одно­му выпа­ло^[5] десять вер­блюдов, а дру­го­му — десять мух; одно­му — десять фун­тов золота, а дру­го­му — десять фун­тов свин­ца; одно­му — десять стра­у­сов, а дру­го­му — десять кури­ных яиц. Он делал это так, что, дей­ст­ви­тель­но, полу­ча­лись жре­бии, кото­ры­ми испы­ты­ва­лась судь­ба. (2) Он про­де­лы­вал это и на сво­их играх, так что в жре­би­ях были и десять мед­ведей, и десять сонь, и десять стеб­лей лату­ка, и десять фун­тов золота. (3) Он пер­вый ввел обы­чай тако­го рода жре­би­ев, какие мы видим и теперь. Участ­во­вать в таких жере­бьев­ках он, дей­ст­ви­тель­но, при­гла­шал и акте­ров, при­чем в чис­ле выиг­ры­шей были и дох­лые соба­ки, и фунт говяди­ны, и тут же сто золотых, и тыся­ча сереб­ря­ных, и сто мед­ных фол­ли­сов⁸⁷ и тому подоб­ное. (4) Все это народ при­ни­мал с такой охотой, что потом поздрав­ля­ли друг дру­га с таким импе­ра­то­ром.

XXIII. (1) Пере­да­ют, что он дал в цир­ке зре­ли­ще мор­ско­го сра­же­ния в кана­лах, напол­нен­ных вином; что он окроп­лял пла­щи зри­те­лей эссен­ци­ей дико­го вино­гра­да; что он гнал на Вати­кане четы­ре чет­вер­ки сло­нов, раз­ру­шив сто­яв­шие на пути гроб­ни­цы; что он запря­гал по четы­ре вер­блюда в колес­ни­цу, когда устра­и­вал в цир­ке зре­ли­ще не для всех. (2) Гово­рят, он — с помо­щью жре­цов пле­ме­ни мар­сов — собрал змей⁸⁸ и еще до рас­све­та, когда народ обыч­но соби­ра­ет­ся на мно­го­чис­лен­ные игры, он вне­зап­но выпу­стил их, так что мно­го наро­ду постра­да­ло от уку­сов и во вре­мя бег­ства. (3) Он носил туни­ку — всю в золо­те, носил и пур­пур­ную, носил и пер­сид­скую — всю в дра­го­цен­ных кам­нях, при­чем гово­рил, что он отяг­чен бре­ме­нем наслаж­де­ния⁸⁹. (4) Он носил на обу­ви дра­го­цен­ные кам­ни, при­том раз­ные^[6]. Это вызы­ва­ло общий смех: раз­ве мож­но было видеть резь­бу зна­ме­ни­тых масте­ров на дра­го­цен­ных кам­нях, при­де­лан­ных к обу­ви? (5) Он любил наде­вать и диа­де­му, укра­шен­ную дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми, для того, чтобы от это­го ста­но­вить­ся кра­си­вее и боль­ше похо­дить на жен­щи­ну; носил он ее и дома. (6) Гово­рят, он обе­щал сво­им гостям феник­са⁹⁰ или, вме­сто него, тыся­чу фун­тов золота, чтобы отпу­стить их по-импе­ра­тор­ски. (7) Он устра­и­вал бас­сей­ны для пла­ва­ния с мор­ской водой, при­том дале­ко от моря, опо­рож­нял их в то вре­мя, когда неко­то­рые его дру­зья пла­ва­ли в них, и сно­ва напол­нял водой с рыба­ми. (8) В сво­ем двор­це, в саду он устро­ил летом снеж­ную гору, при­ве­зя снег изда­ле­ка. У моря он нико­гда не ел рыбы, а в мест­но­стях, очень уда­лен­ных от моря, у него все­гда пода­ва­лись все­воз­мож­ные про­из­веде­ния моря; про­стых кре­стьян в таких мест­но­стях, дале­ких от моря, он уго­щал моло­ка­ми мурен и мор­ских оку­ней.

XXIV. (1) Рыб он все­гда ел сва­рен­ных с при­пра­вой под­хо­дя­ще­го для них голу­бо­го цве­та, слов­но в мор­ской воде. В одно мгно­ве­ние он напол­нял водо­е­мы вином, при­прав­лен­ны­ми^[7] роза­ми и цве­та­ми роз, и мыл­ся со сво­и­ми^[8] при­бли­жен­ны­ми, устра­и­вая в то же вре­мя горя­чие ван­ны из нар­да. В све­тиль­ни­ки у него нали­ва­ли баль­зам. (2) Он нико­гда не схо­дил­ся с жен­щи­на­ми по два раза, за исклю­че­ни­ем сво­ей жены. В сво­ем доме он устро­ил лупа­на­ры для сво­их дру­зей, кли­ен­тов и рабов. (3) Его обеды нико­гда не сто­и­ли мень­ше ста тысяч сестер­ци­ев, то есть трид­ца­ти фун­тов сереб­ра; ино­гда сто­и­мость обеда, если под­счи­тать все, что было израс­хо­до­ва­но, дохо­ди­ла до трех мил­ли­о­нов сестер­ци­ев. (4) Сво­и­ми обеда­ми он пре­взо­шел обеды Вител­лия и Апи­ция⁹¹. Рыбу из его сад­ков вытас­ки­ва­ли с помо­щью быков. Про­хо­дя по съест­но­му рын­ку, он пла­кал о нище­те наро­да. (5) Сво­их при­хле­ба­те­лей он при­вя­зы­вал к водя­но­му коле­су и путем вра­ще­ния то погру­жал их в воду, то вновь под­ни­мал, назы­вая их сво­и­ми икси­о­но­по­доб­ны­ми дру­зья­ми. (6) Он вымо­стил лакеде­мон­ским⁹² и пор­фи­ро­вым кам­ня­ми дво­ры в Пала­тин­ском двор­це⁹³ и назвал их анто­ни­нов­ски­ми. Эти кам­ни оста­ва­лись до наше­го вре­ме­ни, но недав­но их выры­ли и рас­ко­ло­ли. (7) Он решил поста­вить огром­ную колон­ну, внут­ри кото­рой мож­но было бы под­ни­мать­ся по лест­ни­це, и на вер­шине ее поста­вить бога Гелио­га­ба­ла, но не мог най­ти тако­го огром­но­го кам­ня во всей Фива­иде, откуда он думал вывез­ти его.

XXV. (1) Часто он запи­рал сво­их пья­ных дру­зей и ночью вне­зап­но впус­кал к ним при­ру­чен­ных львов, лео­пар­дов, мед­ведей, так что, про­будив­шись на рас­све­те или, что было еще страш­нее, ночью, они нахо­ди­ли в той же ком­на­те львов, мед­ведей, лео­пар­дов; мно­гие от это­го испус­ка­ли дух⁹⁴. (2) Мно­гим дру­зьям попро­ще он пости­лал вме­сто полу­круг­лых лож наду­тые мехи и во вре­мя зав­тра­ка выпус­кал из них воздух, так что не раз зав­тра­кав­шие вдруг ока­зы­ва­лись под сто­ла­ми. (3) Нако­нец, он пер­вый при­ду­мал пости­лать сиг­мы не на ска­мей­ках, а на зем­ле — для того, чтобы рабы мог­ли потом раз­вя­зы­вать мехи у ног пиру­ю­щих и выпус­кать воздух. (4) В мимах он при­ка­зы­вал по-насто­я­ще­му испол­нять раз­врат­ные дей­ст­вия, на кото­рые обыч­но дела­ют­ся толь­ко наме­ки. (5) Он часто выку­пал блуд­ниц у вся­ких свод­ни­ков и отпус­кал их на сво­бо­ду. (6) Когда в част­ной беседе зашла речь о том, сколь­ко может быть в Риме людей, стра­даю­щих гры­жей, он велел всех их пере­пи­сать и при­ве­сти к себе в бани и мыл­ся с ними, — а сре­ди них были и люди ува­жае­мые. (7) Перед пиром он часто застав­лял гла­ди­а­то­ров и кулач­ных бой­цов сра­жать­ся на его гла­зах⁹⁵. (8) Он устра­и­вал свою сто­ло­вую на самом высо­ком месте амфи­те­ат­ра и, когда он зав­тра­кал, для него выпус­ка­ли на аре­ну пре­ступ­ни­ков, кото­рые охо­ти­лись на диких зве­рей. (9) Перед сво­и­ми при­хле­ба­те­ля­ми, нахо­див­ши­ми­ся за вто­рым сто­лом, он при­ка­зы­вал ста­вить подо­бия куша­ний, сде­лан­ные — то из вос­ка, то из сло­но­вой кости, ино­гда — гли­ня­ные, кое-когда — из мра­мо­ра или булыж­ни­ка, так что им дава­лась воз­мож­ность видеть вос­про­из­веден­ные с помо­щью раз­но­го мате­ри­а­ла такие блюда, из каких состо­ял его обед; при пере­мене блюд они толь­ко пили и мыли руки, слов­но они в самом деле поели⁹⁶.

XXVI. (1) Гово­рят, он пер­вый из рим­лян стал носить одеж­ду из чисто­го шел­ка — в то вре­мя уже употреб­ля­лись полу­шел­ко­вые⁹⁷. Он нико­гда не носил сти­ран­ное белье и назы­вал тех нищи­ми, кто поль­зо­вал­ся сти­ран­ны­ми полот­на­ми. (2) После обеда он часто появ­лял­ся перед все­ми в дал­ма­ти­ке⁹⁸, назы­вая себя Гур­ги­том⁹⁹, Фаби­ем и Сци­пи­о­ном, так как в таком оде­я­нии были выведе­ны к наро­ду роди­те­ля­ми Фабий и Кор­не­лий в дни сво­ей юно­сти для исправ­ле­ния их нра­вов¹⁰⁰. (3) Из цир­ка, из теат­ра, из ста­ди­о­на, из бань он собрал в обще­ст­вен­ное зда­ние всех блуд­ниц и, слов­но на сол­дат­ской сход­ке, про­из­нес перед ними речь, назы­вая их сорат­ни­ка­ми; он рас­суж­дал о раз­но­го рода поло­же­ни­ях тела и наслаж­де­ни­ях. (4) Потом он созвал на такую же сход­ку собран­ных ото­всюду свод­ни­ков, про­даж­ных муж­чин и самых раз­вра­щен­ных маль­чи­ков и моло­дых людей. (5) К блуд­ни­цам он вышел в жен­ском убо­ре, обна­жив одну грудь, а к про­даж­ным муж­чи­нам — в одеж­де маль­чи­ков, зани­маю­щих­ся про­сти­ту­ци­ей; после речи он объ­явил им, слов­но это были вои­ны, о денеж­ном подар­ке по три золотых и про­сил их молить богов о том, чтобы у него были и дру­гие вои­ны, достой­ные их похва­лы. (6) Одна из его шуток с раба­ми состо­я­ла в том, что он, обе­щая награ­ду, при­ка­зы­вал при­не­сти себе по тыся­че фун­тов пау­ти­ны и, гово­рят, собрал десять тысяч фун­тов; при этом он гово­рил, что уже по это­му одно­му мож­но заклю­чить, как велик Рим. (7) Он посы­лал сво­им при­хле­ба­те­лям в каче­стве содер­жа­ния, вме­сто про­до­воль­ст­вен­ных запа­сов, сосуды, напол­нен­ные лягуш­ка­ми, скор­пи­о­на­ми, зме­я­ми и тому подоб­ны­ми гада­ми. (8) В раз­но­об­раз­ные сосуды он поме­щал и бес­чис­лен­ное коли­че­ство мух, назы­вая их при­ру­чен­ны­ми пче­ла­ми¹⁰¹.

XXVII. (1) Он все­гда дер­жал нагото­ве в сто­ло­вых и пор­ти­ках во вре­мя зав­тра­ка и обеда четы­реху­пряж­ные цир­ко­вые колес­ни­цы и застав­лял управ­лять ими сво­их гостей-ста­ри­ков, сре­ди кото­рых были и люди, зани­маю­щие высо­кие долж­но­сти. (2) Уже будучи импе­ра­то­ром, он при­ка­зы­вал доста­вить себе десять тысяч мышей, тыся­чу хорь­ков, тыся­чу крыс. (3) У него были такие масте­ра слад­ких и молоч­ных изде­лий, кото­рые уме­ли с помо­щью сла­до­стей или молоч­ных про­дук­тов вос­про­из­во­дить все то, что пова­ра, рас­по­ряди­те­ли и люди, гото­вив­шие блюда из ово­щей, дела­ли из раз­но­об­раз­ных видов съест­но­го. (4) Сво­их при­хле­ба­те­лей он уго­щал обеда­ми из стек­ла, а ино­гда посы­лал им на стол столь­ко укра­шен­ных вышив­ка­ми ска­тер­тей с изо­бра­же­ни­я­ми всех пода­вав­ших­ся на стол видов съест­но­го, сколь­ко бы у него ни было пере­мен блюд, при­чем все это было либо выши­то иглой, либо вытка­но в виде рисун­ков. (5) Ино­гда перед ними ста­ви­лись кар­ти­ны, так что им как буд­то пода­ва­лось все, а на самом деле они испы­ты­ва­ли муки голо­да¹⁰². (6) Он соеди­нял с фрук­та­ми и цве­та­ми дра­го­цен­ные кам­ни. Он выбра­сы­вал в окно столь­ко же блюд, сколь­ко их пода­ва­лось его дру­зьям. (7) Бла­го­да­ря пред­у­смот­ри­тель­но­сти Севе­ра и Бас­си­а­на в Риме имел­ся запас хле­ба на семь лет; Гелио­га­бал при­ка­зал раздать годич­ный запас хле­ба, при­над­ле­жа­щий рим­ско­му наро­ду, блуд­ни­цам, свод­ни­кам и про­даж­ным муж­чи­нам, жив­шим в сте­нах горо­да, пообе­щав дру­гую такую же выда­чу тем, кото­рые жили за горо­дом¹⁰³.

XXVIII. (1) Он запря­гал в колес­ни­цу четы­рех огром­ных собак и так разъ­ез­жал по двор­цу; то же он про­де­лы­вал в сво­их име­ни­ях, когда был част­ным чело­ве­ком. (2) На виду у всех он выез­жал так­же на четы­рех запря­жен­ных огром­ных оле­нях¹⁰⁴. Запря­гал он в свою колес­ни­цу и львов, назы­вая себя Вели­кой Мате­рью; запря­гал и тиг­ров, при­ни­мая имя Либе­ра¹⁰⁵, — в этих слу­ча­ях он наде­вал такую одеж­ду, в кото­рой изо­бра­жа­ют­ся боги, кото­рым он под­ра­жал. (3) Он имел в Риме малень­ких еги­пет­ских змей, кото­рых егип­тяне назы­ва­ют ага­то­де­мо­на­ми¹⁰⁶. Были у него так­же гип­по­пота­мы, кро­ко­дил, носо­рог и все дру­гие еги­пет­ские живот­ные, при­ро­да кото­рых поз­во­ля­ет дер­жать их. (4) Не раз у него за обедом пода­ва­лись стра­у­сы; он гово­рил, что закон пред­пи­сы­ва­ет иуде­ям есть их¹⁰⁷. (5) Кажет­ся уди­ви­тель­ным то, что о нем рас­ска­зы­ва­ют, буд­то он усти­лал сиг­му шафра­ном, когда при­гла­шал к себе на зав­трак самых высо­ко­по­став­лен­ных лиц, гово­ря, что он употреб­ля­ет такое сено, какое соот­вет­ст­ву­ет их досто­ин­ству¹⁰⁸. (6) Обыч­ны­ми днев­ны­ми дела­ми он зани­мал­ся по ночам, а ноч­ны­ми — днем, счи­тая и это усло­ви­ем рос­кош­ной жиз­ни¹⁰⁹; таким обра­зом, он про­сы­пал­ся и начи­нал при­ни­мать при­вет­ст­вия позд­но вече­ром, а ложил­ся спать утром. Сво­им дру­зьям он каж­дый день что-нибудь дарил и ред­ко остав­лял кого-либо без подар­ка; исклю­че­ние состав­ля­ли чест­ные люди, кото­рых он счи­тал про­па­щи­ми.

XXIX. (1) У него были укра­шен­ные дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми и выло­жен­ные золо­том повоз­ки; выло­жен­ные же сереб­ром, сло­но­вой костью и медью он пре­зи­рал¹¹⁰. (2) Он запря­гал в повоз­ку самых кра­си­вых жен­щин — по четы­ре, по две, по три и более — и разъ­ез­жал таким обра­зом; обыч­но он и сам бывал обна­жен и вез­ли его обна­жен­ные жен­щи­ны¹¹¹. (3) Было у него и такое обык­но­ве­ние: при­гла­шать к себе на обед восемь лысых, восемь одно­гла­зых, восемь подаг­ри­ков, восемь глу­хих, восемь чер­ных, восемь длин­ных, так­же восемь тол­стя­ков, кото­рые не мог­ли уме­стить­ся на одной сиг­ме, — чтобы вызвать смех у всех при­сут­ст­ву­ю­щих. (4) Он дарил сво­им сотра­пез­ни­кам все сереб­ро, быв­шее на пиру, и весь набор бока­лов, и делал это очень часто. (5) Пер­вый из рим­ских пра­ви­те­лей он стал уго­щать на парад­ных обедах жид­ким рыб­ным соусом¹¹²; преж­де это было уго­ще­ние для воен­ных, кото­рое впо­след­ст­вии Алек­сандр немед­лен­но вос­ста­но­вил. (6) Сво­им сотра­пез­ни­кам Гелио­га­бал зада­вал — в виде тем для раз­ра­бот­ки — при­ду­мы­вать новые при­пра­вы к куша­ньям; чье изо­бре­те­ние нра­ви­лось ему, тому он давал наи­боль­шую награ­ду: он дарил шел­ко­вую одеж­ду, кото­рая была тогда ред­ко­стью и пото­му высо­ко цени­лась¹¹³, (7) а тому, чье изо­бре­те­ние было ему не по вку­су, он при­ка­зы­вал все вре­мя есть это куша­нье само­му, пока он не при­ду­ма­ет чего-либо луч­ше­го. (8) Он все­гда сидел либо сре­ди цве­тов, либо сре­ди доро­гих бла­го­во­ний. (9) Он любил, когда перед ним пре­уве­ли­чи­ва­ли цену того, что гото­ви­лось для сто­ла, и уве­рял, что это уси­ли­ва­ет аппе­тит во вре­мя пира.

XXX. (1) Он при­ка­зы­вал рисо­вать себя то в виде тор­гов­ца дели­ка­те­са­ми, то в виде про­дав­ца бла­го­во­ний, то — трак­тир­щи­ка, то — лавоч­ни­ка, то — садов­ни­ка, и у себя во двор­це все­гда выпол­нял такие обя­зан­но­сти. (2) Одна­жды у него за обедом было пода­но — на мно­гих сто­лах — шесть­сот голов стра­у­сов, чтобы съесть из них моз­ги. (3) Он устро­ил и такое пир­ше­ство, во вре­мя кото­ро­го было пода­но два­дцать два блюда, каж­дое в огром­ном коли­че­стве, при­чем после каж­до­го блюда мылись и поль­зо­ва­лись жен­щи­на­ми — как сам он, так и его дру­зья, давая клят­ву в том, что испы­ты­ва­ют наслаж­де­ние. (4) Спра­вил он и такое пир­ше­ство, для кото­ро­го каж­дая пере­ме­на куша­ний была при­готов­ле­на отдель­но у раз­ных его дру­зей, и так как один жил на Капи­то­лии, дру­гой — на Пала­тине, тре­тий — над валом¹¹⁴, чет­вер­тый — на Целии, пятый — за Тиб­ром, то, где бы вся­кий из них ни жил, — отдель­ные блюда съе­да­лись по поряд­ку в доме каж­до­го из них, и пиру­ю­щие ходи­ли из дома в дом. (5) Таким обра­зом, одно пир­ше­ство с трудом уме­ща­лось в пре­де­лах одно­го дня: ведь после каж­до­го блюда они мылись и поль­зо­ва­лись жен­щи­на­ми. (6) Он все­гда зака­зы­вал сиба­рит­ское блюдо из мас­ла и рыб­но­го соуса; в тот год, когда сиба­ри­ты при­ду­ма­ли это куша­нье, они погиб­ли. (7) Гово­рят, что он выстро­ил бани во мно­гих местах; помыв­шись в них один раз, он тот­час же при­ка­зал^[9] раз­ру­шить их, чтобы не иметь бань, быв­ших уже в употреб­ле­нии. То же, гово­рят, он делал и с дома­ми, заго­род­ны­ми двор­ца­ми, бесед­ка­ми. (8) Но я думаю, что и это, и кое-что дру­гое, выхо­дя­щее за пре­де­лы веро­ят­но­го, при­ду­ма­но теми, кто хотел извра­тить поступ­ки Гелио­га­ба­ла в уго­ду Алек­сан­дру.

XXXI. (1) Гово­рят, он выку­пил поль­зо­вав­шу­ю­ся боль­шой извест­но­стью кра­са­ви­цу-блуд­ни­цу за сто тысяч сестер­ци­ев и обе­ре­гал ее как дев­ст­вен­ни­цу, не поз­во­ляя при­ка­сать­ся к ней. (2) Когда он был еще част­ным чело­ве­ком, кто-то спро­сил его: «Не боишь­ся ли ты обед­неть?» Он, гово­рят, отве­тил: «Что может быть луч­ше, чем быть наслед­ни­ком само­му себе и сво­ей жене?» (3) Он имел боль­шие сред­ства, кото­рые мно­гие остав­ля­ли ему по заве­ща­нию в память его отца. Он гово­рил, что не хочет иметь детей, так как сре­ди них кто-нибудь может ока­зать­ся чест­ным чело­ве­ком. (4) Он при­ка­зы­вал жечь для согре­ва­ния сво­их апар­та­мен­тов индий­ские бла­го­во­ния без уго­льев. В быт­ность свою еще част­ным чело­ве­ком он все­гда брал с собой во вре­мя путе­ше­ст­вий не мень­ше шести­де­ся­ти пово­зок, при­чем баб­ка его Вария кри­ча­ла, что он рас­те­ря­ет все свое состо­я­ние. (5) Став импе­ра­то­ром, он, гово­рят, возил за собой даже шесть­сот пово­зок, утвер­ждая, что пер­сид­ский царь совер­ша­ет путе­ше­ст­вие с деся­тью тыся­ча­ми вер­блюдов, а Нерон отправ­лял­ся в путь, имея с собой пять­сот парад­ных колес­ниц¹¹⁵. (6) При­чи­ной тако­го мно­же­ства пово­зок было огром­ное коли­че­ство свод­ни­ков, свод­ниц, блуд­ниц, про­даж­ных муж­чин, а так­же его любов­ни­ков с боль­ши­ми поло­вы­ми орга­на­ми. (7) В банях он был все­гда с жен­щи­на­ми, при­чем сам нати­рал их мазью для уда­ле­ния волос и сам же нама­зы­вал себе такой мазью боро­ду, при этом — стыд­но даже гово­рить — той же самой, кото­рой нати­ра­лись жен­щи­ны, и одно­вре­мен­но с ними¹¹⁶. Он соб­ст­вен­но­руч­но брил лоб­ки сво­им любов­ни­кам и той же брит­вой поль­зо­вал­ся потом для сво­ей боро­ды¹¹⁷. (8) Он посы­пал золотым и сереб­ря­ным порош­ком пор­тик, жалея, что не может употре­бить таким же обра­зом и янтарь. И это он делал часто, когда при­хо­дил пеш­ком к сво­е­му коню или кры­той повоз­ке, как это дела­ет­ся теперь с золотым пес­ком¹¹⁸.

XXXII. (1) Он нико­гда не наде­вал два раза одну и ту же обувь; гово­рят, он не наде­вал по два раза даже коль­ца; дра­го­цен­ные одеж­ды он часто рвал. Он пой­мал кита, взве­сил его и подал дру­зьям столь­ко рыбы, сколь­ко весил кит. (2) Гру­же­ные суда он топил в гава­ни, назы­вая это про­яв­ле­ни­ем вели­чия духа¹¹⁹. Он испраж­нял­ся в золотые сосуды, а мочил­ся в мурри­но­вые и оник­со­вые. (3) Он же, как пере­да­ют, ска­зал: «Если у меня будет наслед­ник, то я дам ему опе­ку­на, кото­рый заста­вит его делать то, что делал и буду делать я». (4) Имел он так­же обык­но­ве­ние устра­и­вать себе такие обеды: один день он ел куша­нья толь­ко из фаза­нов и все блюда при­ка­зы­вал делать толь­ко из фаза­нье­го мяса¹²⁰, точ­но так же в дру­гой день — из цып­лят, в тре­тий — то из одной рыбы, то из дру­гой, в чет­вер­тый — из поро­сят, в пятый — из стра­у­сов, в шестой — из ово­щей, в седь­мой — из фрук­тов, в вось­мой — из сла­до­стей, в девя­тый — из молоч­ных про­дук­тов. (5) Часто он запи­рал сво­их дру­зей в спаль­ных поко­ях вме­сте с эфи­оп­ски­ми ста­ру­ха­ми и дер­жал их там до рас­све­та, гово­ря, что им пре­до­став­ле­ны писа­ные кра­са­ви­цы. (6) То же он про­де­лы­вал с маль­чи­ка­ми: тогда, имен­но — до Филип­па, это счи­та­лось поз­во­ли­тель­ным¹²¹. (7) Ино­гда он сме­ял­ся так, что в теат­ре сре­ди пуб­ли­ки было слыш­но его одно­го. (8) Сам он пел, тан­це­вал, читал под зву­ки флей­ты, играл на тру­бе, упраж­нял­ся на пан­ду­ре¹²², умел играть на органе. (9) Одна­жды он, гово­рят, набро­сив на себя, чтобы не быть узнан­ным, накид­ку с капю­шо­ном, какую носят погон­щи­ки мулов, обо­шел всех блуд­ниц цир­ка, теат­ра, амфи­те­ат­ра и всех дру­гих мест Рима; не тро­нув их, он ода­рил их всех золоты­ми моне­та­ми, добав­ляя: «Пусть никто не зна­ет, это дает вам Анто­нин».

XXXIII. (1) Он при­ду­мал неко­то­рые новые виды раз­вра­та, так что пре­взо­шел любим­цев¹²³ преж­них импе­ра­то­ров и хоро­шо знал ухищ­ре­ния Тибе­рия, Кали­гу­лы и Неро­на¹²⁴. (2) Сирий­ские жре­цы пред­ска­за­ли ему, что он умрет насиль­ст­вен­ной смер­тью. (3) Поэто­му он зара­нее при­гото­вил верев­ки, сви­тые из шел­ка и баг­ря­но­го и ало­го мате­ри­а­ла, чтобы — в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти — окон­чить жизнь, уда­вив­шись в пет­ле. (4) Загото­вил он и золотые мечи, чтобы ими зако­лоть себя, если какая-либо сила при­нудит его к это­му. (5) В коша­чьих гла­зах¹²⁵, гиа­цин­тах и изу­мрудах он загото­вил себе яды, чтобы отра­вить­ся, если ему будет угро­жать какая-нибудь серь­ез­ная опас­ность. (6) Выстро­ил он и очень высо­кую баш­ню и поме­стил вни­зу, перед собой, золотые, укра­шен­ные дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми пли­ты, чтобы бро­сить­ся вниз; он гово­рил, что и смерть его долж­на быть дра­го­цен­ной и рос­кош­но обстав­лен­ной: пусть гово­рят, что никто не погиб так, как он. Но все это ока­за­лось ни к чему: (7) как мы ска­за­ли, он был убит щито­нос­ца­ми, и труп его позор­ным обра­зом волок­ли по ули­цам, тащи­ли по кло­акам и спу­сти­ли в Тибр¹²⁶. (8) Таков был конец име­ни Анто­ни­нов в государ­стве, при­чем все зна­ли, что это был лож­ный Анто­нин как по сво­ей жиз­ни, так и по име­ни.

XXXIV. (1) Может быть, высо­ко­чти­мый Кон­стан­тин, кому-нибудь пока­жет­ся уди­ви­тель­ным, что такой него­дяй, жизнь кото­ро­го я опи­сал, зани­мал место госуда­ря, и при­том в тече­ние трех лет, и не нашлось нико­го, кто убрал бы его от кор­ми­ла вели­ко­го Рим­ско­го государ­ства, тогда как для Неро­на, Вител­лия, Кали­гу­лы и дру­гих подоб­но­го рода пра­ви­те­лей все­гда нахо­дил­ся тира­но­убий­ца¹²⁷. (2) Но преж­де все­го я сам про­шу изви­не­ния за то, что я пере­дал сооб­ще­ния, най­ден­ные мною у раз­лич­ных писа­те­лей, хотя о мно­гих позор­ных подроб­но­стях, о кото­рых нель­зя даже гово­рить без вели­чай­ше­го сты­да, я умол­чал; (3) но и то, что я сохра­нил, я при­крыл, насколь­ко это было для меня воз­мож­ным, покро­вом при­стой­ных выра­же­ний. (4) А потом я пове­рил тому, что име­ет обык­но­ве­ние гово­рить твоя милость: все­гда сле­ду­ет пом­нить, что быть импе­ра­то­ром — это зави­сит от судь­бы¹²⁸. (5) Ведь были и менее хоро­шие импе­ра­то­ры, были и совсем дур­ные. Сле­ду­ет думать о том, о чем име­ет обык­но­ве­ние гово­рить твое бла­го­че­стие, — чтобы те, кого сила^[10] неиз­беж­ным обра­зом при­зва­ла к управ­ле­нию, были достой­ны импе­ра­тор­ской вла­сти. (6) Ввиду того что он был послед­ним из Анто­ни­нов и впо­след­ст­вии это имя не встре­ча­лось в государ­стве у импе­ра­то­ров, — для избе­жа­ния какой-нибудь ошиб­ки, когда я нач­ну рас­ска­зы­вать о двух Гор­ди­а­нах, отце и сыне, кото­рые хоте­ли назы­вать­ся чле­на­ми рода Анто­ни­нов, надо доба­вить сле­дую­щее: у них это было пер­вым, а не глав­ным име­нем, (7) затем, как я нахо­жу в боль­шей части книг, они назы­ва­лись Анто­ни­я­ми, а не Анто­ни­на­ми¹²⁹.

XXXV. (1) Вот сведе­ния о Гелио­га­ба­ле, жиз­не­опи­са­ние кото­ро­го я соста­вил по гре­че­ским и латин­ским источ­ни­кам неохот­но и с чув­ст­вом отвра­ще­ния; ты поже­лал, чтобы оно было напи­са­но и под­не­се­но тебе, так как уже до это­го мы при­нес­ли жиз­не­опи­са­ния дру­гих импе­ра­то­ров. (2) Теперь я нач­ну писать о тех, кото­рые пой­дут за ним. Из них луч­шим сле­ду­ет назвать, и при­том под­чер­ки­вая это, Алек­сандра, кото­рый был госуда­рем три­на­дцать лет. Дру­гие были госуда­ря­ми по пол­го­да, по одно­му или по два года. Выдаю­щим­ся пра­ви­те­лем был Авре­ли­ан, а кра­сой всех — тот, от кото­ро­го идет твой род, — Клав­дий¹³⁰. (3) О послед­нем я боюсь рас­ска­зы­вать тво­ей мило­сти исти­ну — как бы зло­же­ла­те­лям не пока­за­лось, что я льстец; но я выпол­ню свою зада­чу, несмот­ря на зависть бес­чест­ных людей: они увидят, что и дру­гие писа­те­ли про­слав­ля­ют его. (4) К этим импе­ра­то­рам сле­ду­ет при­со­еди­нить Дио­кле­ти­а­на, отца золо­то­го века, Мак­си­ми­а­на, отца — как его обыч­но назы­ва­ют — желез­но­го века, и дру­гих — вплоть до тво­е­го бла­го­че­стия. (5) О тебе же, высо­ко­чти­мый Август, будут гово­рить на мно­гих стра­ни­цах и при­том более крас­но­ре­чи­во — те, кому поз­во­лят это их более счаст­ли­вые при­род­ные даро­ва­ния. (6) Далее, к ним сле­ду­ет доба­вить Лици­ния¹³¹, Севе­ра¹³², Алек­сандра¹³³ и Мак­сен­ция¹³⁴; пра­ва всех их на власть пере­шли к тебе, но доб­лесть их вслед­ст­вие это­го отнюдь не ума­ли­лась. (7) Я не буду посту­пать так, как дела­ет боль­шин­ство писа­те­лей, не буду уни­жать побеж­ден­ных, так как пони­маю, что твоя сла­ва воз­рас­тет от того, что я прав­ди­во рас­ска­жу об их досто­ин­ствах¹³⁵.