Текст приводится по изданию:
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
1 | |
Цезаря радостный день, святее зари, что в Диктейском Гроте Юпитер узрел, с ведома Иды родясь, О, повторяйся, молю, ты дольше Пилосского века, Тот же являя всегда или прекраснее лик! |
|
5 | Чествует долго пускай Тритониду в золоте Альбы Наш властелин и дает многим дубовый венок. Чествует пусть и века в обращенье великого лустра, Ромула пусть он обряд, чтимый Тарентом, блюдет. Вышние! Многого мы, но земле ведь потребного, просим: |
10 | Можно ль, за бога прося нашего, скромными быть? |
2 | |
Раз, — из всех только он в одежде черной, — Представленье пришел смотреть Гораций, Хоть народ и все всадники с сенатом, Со святейшим вождем сидели в белом. |
|
5 | Вдруг с небес повалили хлопья снега: Вот теперь и Гораций тоже в белом. |
3 | |
Видишь, как густо волна бесшумного водного тока Льется на Цезаря лик и на колени его? Но на Юпитера он не сердит: не тряся головою, Смотрит, смеясь, на поток скованных холодом вод. |
|
5 | Он ведь привык покорять на Севере звезды Боота И на Гелику смотреть, не вытирая волос. Кто ж изливает, резвясь, с эфира сухие потоки? Подозреваю, послал Цезарев сын этот снег. |
4 | |
То, чем пахнет стоячее болото, Чем от серных несет притоков Тибра И от рыбных морских садков загнивших, От похабных козлов во время случки, |
|
5 | От сапог утомленного солдата Иль от крашенной дважды в пурпур шерсти, От справляющих шабаш иудеек, Изо рта у несчастных подсудимых Иль от лампы коптящей грязной Леды, |
10 | Чем разит от сабинской мази мерзкой, От бегущей лисы, от нор гадючьих — Мне милей того, чем ты пахнешь, Басса! |
5 | |
Честен ведь ты и бедняк, ты правдив на словах и на деле, Так почему ж, Фабиан, тянет в столицу тебя? Ты никогда не сойдешь ни за сводника, ни за гуляку, Робких ответчиков в суд грозно не сможешь ты звать, |
|
5 | Ты не решишься жену соблазнить закадычного друга И не сумеешь прельстить ты одряхлевших старух, Всякий рассказывать вздор и сеять придворные сплетни Или же рукоплескать Гла́фира с Каном игре. Чем тебе, жалкий ты, жить? «Но я друг надежный и верный…» |
10 | Вздор это все! И тебе ввек Филомелом не стать. |
6 | |
Чище девы невинной слыть ты хочешь И застенчивым жаждешь ты казаться, Хоть ты, Масилиан, того развратней, Кто, размеры Тибулла повторяя, |
|
5 | На дому декламирует у Стеллы. |
7 | |
В том, что вчера мне дарил, почему отказал ты сегодня, Мальчик мой Гилл, и суров, кротость отбросив, ты стал? Бороду, волосы ты в оправданье приводишь и годы: О, что за долгая ночь сделала старым тебя? |
|
5 | Что издеваться? Вчера ты был мальчиком, Гилл, а сегодня, Мне объясни, отчего сделался мужем ты вдруг? |
8 | |
Первый час и второй поутру посетителей мучат, Третий — к дневному труду стряпчих охрипших зовет; С трех до пяти занимается Рим различной работой, Отдых усталым шестой вплоть до седьмого дает; |
|
5 | Хватит с семи до восьми упражняться борцам умащенным, Час же девятый велит ложа застольные мять; Ну, а в десятый, Евфем, для моих предназначенный книжек, Ты амбросийных всегда занят подачею яств: Цезаря доброго тут услаждает божественный нектар, |
10 | В час этот мощной рукой скромно он кубки берет. Тут мои шутки давай: ведь стопою к Юпитеру вольной Боязно утром идти Талии было б моей. |
9 | |
Сота-медика дочка ты, Лабулла, Мужа бросив, за Клитом устремилась: Влюблена и даришь рукою щедрой. |
|
10 | |
Новую книжку мою, с еще неотглаженным краем И у которой страниц страшно коснуться сырых, Мальчик, в подарок неси пустяковый любимому другу: Первый по праву мои шутки он должен иметь. |
|
5 | Но снарядившись беги: пусть книгу пунийская губка Сопровождает, — она к дару идет моему. Право, подчистки, Фавстин, все равно не способны исправить Наши остроты: зараз все их исправит она. |
11 | |
Ты, непомерно гордясь своим именем вздорным, надменный, И Сатурнином кому, жалкий ты, совестно быть, Под Паррасийской войну ты Медведицей поднял преступно, Как обнаживший свой меч из-за Фаросской жены. |
|
5 | Иль ты забыл о судьбе носившего это же имя, Что уничтожен он был гневной Актийской волной? Иль тебе Рейн обещал то, чего преступнику не дал Нил, а арктической дан больший волне произвол? Даже Антоний — и тот от нашего пал ополченья, |
10 | Он, кто в сравненье с тобой извергом, Цезарем был. |
12 | |
Всем ты, Таида, даешь, но, коль этого ты не стыдишься, Право, Таида, стыдись все, что угодно, давать. |
|
13 | |
Женится друг наш Пудент на Клавдии, Руф, Перегрине: Благословенны твои факелы, о Гименей! Редкостный так киннамон сочетается с нардом душистым, Массик прекрасную смесь с медом Тезея дает; |
|
5 | Лучше не могут сплестись с лозою нежною вязы, Лотос не ближе к воде льнет или мирт к берегам. Ложе их ты осени, о Согласие ясное, вечно, В равном супружестве пусть будет взаимной Любовь: Мужа до старости лет пусть любит жена, а супругу, |
10 | Даже и старую, муж пусть молодою сочтет. |
14 | |
Силий, слава и честь сестер Кастальских, Нарушение клятв народом диким Мощным гласом громящий и коварство Ганнибала, и пунов вероломных |
|
5 | Покоряющий славным Сципионам, Позабудь ненадолго ты суровость В декабре, что игрой нас тешит праздной, И гремит там и сям рожком обманным, И костями негодными играет. |
10 | Одолжи свой досуг Каменам нашим И прочти благосклонно, лба не хмуря, Книжки, что под хмельком от резвых шуток. Ведь и нежный Катулл теперь посмел бы «Воробья» самому послать Марону. |
15 | |
Цецилиан, когда тысячу дать попросил ты намедни, Дней через шесть или семь долг обещая вернуть, «Нет у меня», — я сказал, но ты, под предлогом приезда Друга, теперь у меня просишь и блюдо и чаш. |
|
5 | Что ж ты — дурак? Иль меня дураком ты, дружок мой, считаешь? Раз я в одной отказал тысяче, — пять одолжу? |
16 | |
Вовсе не пасынком, Галл, своей мачехи, судя по слухам, Был ты, когда за отца вышла она твоего. Все же, пока он был жив, нельзя было это проверить. Умер, Галл, твой отец, — мачеха все же с тобой. |
|
5 | Пусть от подземных теней будет вызван сам Туллий великий, Пусть даже Регул тебя взялся бы сам защищать, Не оправдаться тебе: ведь та, что осталась с тобою После отца, никогда мачехой, Галл, не была. |
17 | |
Ты на Ликиску написать стихи просишь, Чтоб, покраснев от них, она пришла в ярость. Хитер ты: хочешь ей один быть мил, Павел! |
|
18 | |
Где, от Випсаньевых близко колонн, сочатся ворота, Где, отсырев от дождя, скользки каменья всегда, Мальчику в горло, когда подходил он под влажную кровлю, Острой сосулькой впилась, оледеневши, вода. |
|
5 | После ж, свершив приговор жестокой судьбы над несчастным, В ране горячей его хрупкий растаял кинжал. Где же положен предел своеволию лютой Фортуны? Где же от смерти спастись, раз убивает вода? |
19 | |
Эту косматую ткань — питомку секванской ткачихи, Что на спартанский манер мы эндромидой зовем, В дар, хоть и скудный, но все ж в холода декабря не презренный, Я посылаю тебе из чужеземных краев. |
|
5 | Борешься ль ты, умастив себя липкою мазью, иль теплый Ловишь рукою тригон, иль запыленный гарпаст, Или же в мяч, не тугой и легкий как пух, ты играешь, Иль вперегонку бежать с Атою резвой пошел, Сквозь этот плащ не проникнет озноб до потного тела, |
10 | И не проймет тебя вдруг резким Ирида дождем. В этом подарке тебе нипочем будут ветры и ливни, В тирской же ты кисее не упасешься от них. |
20 | |
Старенькой все называет себя Цереллия-крошка, Геллия крошкой себя, хоть и старуха, зовет. Если несносна одна, то несносна, Коллин, и другая: Что смехотворно в одной, то тошнотворно в другой. |
|
21 | |
Что богов нет нигде, что пусто небо, Вечно Сегий твердит. И прав он, ибо, Отрицая все это, стал богатым. |
|
22 | |
Первые ласки снеся, но еще не смиренная мужем, В глубь Клеопатра нырнув, скрылась в прозрачной воде, Чтобы объятий бежать. Но беглянку выдала влага: Видно ее было всю даже в глубокой воде. |
|
5 | Так за прозрачным стеклом перечесть ты лилии можешь, Так не способен хрусталь нежную розу сокрыть. Бросился я в глубину и насильно срывал поцелуи: Струи прозрачные, вы большего не дали мне! |
23 | |
Вот пока ты все медлишь, не решая, Кто второй в эпиграмме и кто первый Из писавших по-гречески поэтов, Пальму первенства, Муза, уже отдал |
|
5 | Каллимах добровольно Бруттиану. Коль, Кекроповым он пресытясь блеском, Солью римской Минервы увлечется, Пусть за ним буду, Талия, вторым я. |
24 | |
Всех до одной, Фабиан, схоронила подруг Ликорида: Вот бы с моею женой ей подружиться теперь! |
|
25 | |
Берег Альтина морской, что поспорит и с дачами в Байях, И Фаэтонову смерть некогда видевший лес, Сола, краса всех Дриад, которую Фавн Антеронов У Евганейских озер выбрал в супруги себе, |
|
5 | Ты, Аквилея моя, орошенная Леды Тимавом, Где в семиустой струе Ки́ллара Кастор поил, — Все вы под старость моим прибежищем будете тихим, Если смогу выбирать место для отдыха я. |
26 | |
Если к тебе не ходил целый год я здороваться утром, Знаешь, убыток какой, Постум, я здесь потерпел? Дважды тридцать, иль нет — трижды двадцать сестерциев, верно. Постум, прости, но дрянной тоги дороже цена. |
|
27 | |
Часто, Август, мои ты хвалишь стихи, но завистник В это не верит. Так что ж? Реже ли хвалишь ты их? Разве ты лишь на словах мне честь оказал, а на деле Не одарил меня так, как не способен никто? |
|
5 | Желчно он снова, смотри, грызет свои черные ногти. Так ты меня одари, Цезарь, чтоб он извелся! |
28 | |
Хлоя, юному ты дала Луперку Тканей тирских, испанских и червленых, Тогу, в теплом омытую Галезе, Сардониксов индийских, скифской яшмы |
|
5 | И чеканки последней сто червонцев. И, чего ни попросит, все ты даришь. О влюбленная в гладеньких бедняжка, Донага тебя твой Луперк разденет! |
29 | |
Слишком много, Пудент, я стихов моих выпускаю: До пресыщения их надоедает читать. Редкое нравится нам: так первый овощ вкуснее, Так же дороже для нас розы бывают зимой; |
|
5 | Так набивает себе любовница хищная цену Спесью: открытая дверь не привлечет молодежь. С книгою Персия мы считаемся чаще одною, Чем с «Амазонидой» всей, Марса бесцветным трудом. Так же и ты, из моих любую книжку читая, |
10 | Думай, что нет остальных: выше оценишь ее. |
30 | |
Байских вод избегай, рыбак, — поверь мне, — Чтоб домой без греха ты мог вернуться. Это озеро — рыб приют священных, Что привыкли к хозяину и лижут |
|
5 | Руку, коей на свете нет сильнее. Каково: имена они все носят И на зов господина приплывают! Нечестивый один ливиец, как-то Зыбкой удочкой там таща добычу, |
10 | Глаз лишился и вдруг, ослепнув сразу, Рыбы пойманной он не мог увидеть И, крючки святотатственные бросив, Подаяньем живет у вод он байских. Уходи от греха, пока не поздно, |
15 | Простодушно подбросив в волны корму, И почтителен будь к священным рыбам. |
31 | |
Зная, что в книжках моих упомянутым быть ты стремишься И полагаешь, что есть в этом немалый почет, Пусть я погибну, коль сам постоянно о том не мечтаю И не хотел бы тебя видеть в своих я стихах. |
|
5 | Имя, однако, твое, что по милости жестокосердой Матери носишь своей, чуждо источнику Муз. Произнести ведь его ни Полимнии, ни Мельпомене, Ни Каллиопе самой с помощью Феба невмочь. Имя поэтому ты себе выбери милое Музам: |
10 | Ведь «Гипподама» всегда слышать не сладко тебе. |
32 | |
Заключена и блестит в слезе сестер Фаэтона Эта пчела и сидит в нектаре будто своем. Ценная ей воздана награда за труд неустанный: Верно, желанна самой смерть ей такая была. |
|
33 | |
Ежели книг у тебя обработанных ящики полны, То почему не издашь, Сосибиан, ничего? «Наши стихи, — говоришь, — наследник издаст». Но когда же? Ведь уж пора бы тебя, Сосибиан, помянуть. |
|
34 | |
Аттал, хотя и грязна твоя тога, но сущую правду Высказал тот, кто назвал тогой ее снеговой. |
|
35 | |
Сшиблись, лбы наклонив, друг с другом робкие лани (Видели мы), и сразил рок одинаковый их. Замерли гончие псы пред добычей, и гордый охотник, Остолбенев, опустил своей бесполезный кинжал. |
|
5 | Нежные души такой отчего разгорелися страстью? Так налетают быки, так погибали мужи. |
36 | |
Черноволос ты, не седобород: окрасить не мог ты Бороду (в этом вся суть), Ол, ну а голову мог. |
|
37 | |
«Коран мне сотню тысяч, да Манцин двести, Да триста тысяч Титий, да Альбин вдвое, Мильон Сабин мне должен и Серран столько ж; С поместий и квартир мильона три чистых, |
|
5 | Да с пармских стад дохода мне шестьсот тысяч». Ты, Афр, мне каждый божий день твердишь это. Я все запомнил лучше, чем свое имя. Чтоб мог терпеть я, отсчитай-ка мне денег, А то, по правде, и стошнить меня может: |
10 | Ведь больше, Афр, не в силах слушать я даром. |
38 | |
Галла, ты мне откажи: пресыщает любовь без мучений, Но без конца берегись, Галла, отказывать мне. |
|
39 | |
Серебра всевозможного добыл ты: У тебя одного Мирон старинный, У тебя одного Скопас, Пракситель, Для тебя одного чеканил Фидий, |
|
5 | Да и Ментора вещи у тебя лишь. Гратий подлинный тоже есть в избытке, С позолотою блюда каллаикской И настольный резной прибор от предков. Но среди серебра всего, как странно, |
10 | Нет, Харин, никакой посуды чистой. |
40 | |
В дни, когда процветал Писонов род величавый, Да и ученого дом Сенеки чтим был втройне, Царствам столь славным тебя одного предпочел я, мой Постум: Всадник ты был и бедняк, мне же ты консулом был. |
|
5 | Тридцать зим отсчитал я, Постум, вместе с тобою, И на постели одной мы засыпали вдвоем. Нынче дарить, расточать ты можешь, сделавшись знатен И состоятелен: жду, Постум, что сделаешь ты. Нет ничего от тебя, а к другим царям опоздал я. |
10 | Что же, Фортуна, сказать можешь ты? «Постум надул!» |
41 | |
Вслух собираясь читать, ты что ж себе кутаешь горло? Вата годится твоя больше для наших ушей! |
|
42 | |
Если бы мальчика кто когда-нибудь мог мне доставить, Слушай, какого бы я, Флакк, попросил бы тогда: Должен, во-первых, он быть с побережья нильского родом, — Бо́льших проказ ни одна не порождает страна; |
|
5 | Снега белее он будет пускай: в Мареотиде смуглой Редок оттенок такой, а потому и красив; Ярче, чем звезды, глаза должны быть, а волосы мягко Падать к плечам: завитых, Флакк, не люблю я волос; Низким должен быть лоб, а нос — с небольшою горбинкой, |
10 | Пестумской розы алей быть его губы должны. Пусть принуждает, когда не хочу, а хочу — не захочет, Пусть постоянно вольней будет, чем сам господин. Мальчиков пусть он бежит и девочек прочь отгоняет: Взрослым пусть будет для всех, мальчиком — мне одному. |
15 | «Я понимаю, меня не надуть; и, по-моему, прав ты: В точности, — скажешь ты мне, — наш Амазоник таков». |
43 | |
Не назвал, Коракин, тебя я бабой: Не настолько я смел и опрометчив, Да и нет у меня охоты к сплетням. Коль назвал, Коракин, тебя я бабой, |
|
5 | Из бутыли пусть Понтии я выпью, Пусть Метилия кубок осушу я: Я клянусь желваком тебе сирийским, Берекинтским безумием клянусь я! А сказал я ведь то, что всем известно, |
10 | Что и сам отрицать ведь ты не станешь: И назвал, Коракин, тебя я гнусным. |
44 | |
Здесь, в зеленой тени винограда недавно был Весбий, Сок благородной лозы полнил здесь пьяную кадь: Эти нагория Вакх любил больше Нисы холмистой, Здесь на горе хоровод резво сатиры вели. |
|
5 | Лакедемона милей места эти были Венере, И Геркулесовым здесь славен был именем дол. Все уничтожил огонь и засыпал пепел унылый. Даже и боги такой мощи не рады своей. |
45 | |
Эти за сына дары, фимиам воскуряя обильно, Феб, Палатинский тебе счастлив Парфений воздать. Пусть, пятилетье свое теперь начиная второе, Бурр завершит и живет множество олимпиад. |
|
5 | Внемли молитвам отца! Да любит тебя твое древо, Да веселится твоя истинным девством сестра! Неувядаемо пусть цветет твоя вечная юность, Феб! Да не будут твоих Бромия кудри длинней! |
46 | |
В Сатурналии стал Сабелл богатым, И по праву теперь Сабелл надменен: Он считает и громко заявляет, Что всех стряпчих теперь он превосходит. |
|
5 | Самомненье такое у Сабелла От дробленных бобов и мерки полбы, Трех полфунтиков ладана и перца, От луканских колбас с кишкой фалисской, От бутыли сирийской с гретым суслом, |
10 | От мороженых фиг в горшке ливийском, От улиток, и луковиц, и сыра. Взял еще от клиента из Пицена Горсть оливок он в ящичке не емком, И, резцом гончара точенных грубо, |
15 | Семь сосудов столовых из Сагунта, Изваяния из испанской глины, Да с широкой каймой цветной салфетку. Сатурналий Сабелл обильней этих За последние десять лет не видел. |
47 | |
Выжжен красками здесь Фаэтон у тебя на картине. Дважды зачем захотел ты Фаэтона спалить? |
|
48 | |
Любишь пронзенным ты быть, но, пронзенный, Папил, ты ноешь. Что же, коль это сбылось, Папил, тебе горевать? Зуда тебе непристойного жаль? Иль, скорее, ты плачешь Горько о том, что хотел, Папил, пронзенным ты быть? |
|
49 | |
Тот, поверь мне, мой Флакк, ничего в эпиграммах не смыслит, Кто их забавой пустой или потехой зовет. Больше забавы у тех, кто пишет про завтрак Терея Лютого, иль про обед твой, кровожадный Тиест, |
|
5 | Или как сыну Дедал прилаживал плавкие крылья, Иль как циклоп Полифем пас сицилийских овец. Нет! Нашим книжкам чужда пустая напыщенность вовсе, Сирмой безумной совсем Муза не грезит моя. «Но ведь поэтов таких превозносят, восторженно хвалят». |
10 | Хвалят их, я признаю, ну а читают меня. |
50 | |
Все меня стариком зовешь, Таида? Ртом, Таида, старик не хуже юных. |
|
51 | |
Хоть и шести у себя никогда ты не видывал тысяч, Цецилиан, но шесть слуг всюду носили тебя. Ну, а когда получил от богини слепой два мильона И распирают мошну деньги, ты ходишь пешком. |
|
5 | Что по заслугам твоим и во славу тебе пожелать бы? Цецилиан, да вернут боги носилки тебе! |
52 | |
Если на парочке коз, Гедил, ты будешь кататься, То из козленка, Гедил, ты превратишься в козла. |
|
53 | |
Он, кто стоит пред тобой в святилище нашей Паллады Или же, Косм, у дверей нового храма торчит; С посохом старец, с сумой, у которого комом седые Волосы, кто до груди грязной оброс бородой; |
|
5 | Он, чей засаленный плащ свалялся на голой кровати; Он, кому пищу за лай, встретясь, толпа подает, — Киник, ты думаешь, он? Обманчива лживая внешность: Он ведь не киник совсем, Косм. «Ну, а кто ж?» Сукин сын. |
54 | |
Ты, кому было дано коснуться Тарпейского дуба И по заслугам листвой первой увенчанным быть, Полностью всеми, Коллин, коль умен ты, пользуйся днями: Может быть, нынешний день — это последний твой день. |
|
5 | Трех Прядильщиц вовек никому умолить не случалось: Точно блюдут они все ими назначенный день. Будь ты богаче, чем Крисп, будь ты доблестней даже Трасеи И Мелиора пышней великолепного будь, — Кончит Лахеса урок, смотает сестер веретена, |
10 | И перережется нить Пряхой одною из трех. |
55 | |
Луций, сверстников наших честь и слава, Ты, кто древнему Каю с отчим Тагом Не даешь уступать речистым Арпам, — Пусть рожденный среди твердынь Аргивских |
|
5 | Воспевает в стихах Микены, Фивы Или славный Родос, а то и Спарты Сладострастной палестры в память Леды, Нам же, родом из кельтов и гиберов, Грубоватые родины названья |
10 | В благодарных стихах позволь напомнить: Город Би́льбилу, сталью знаменитый, Что и нориков выше и халибов, И железом гремящую Платею На Салоне, хоть мелком, но бурливом, |
15 | И с водой, закаляющей доспехи; И Риксам хороводы, и Тутелу, И попойки у кардуев веселых, И с гирляндами алых роз Петеру, Риги — наших отцов театр старинный, |
20 | И силаев, копьем разящих метко, И озера Турасии с Тургонтом, И прозрачные струи Тветониссы, И священный дубняк под Бурадоном, Где пройтись и ленивому приятно, |
25 | И поля Вативески на откосе, Где на крепких волах наш Манлий пашет. Ты, читатель изысканный, смеешься Этим сельским названьям? Смейся вволю! Эти села милей мне, чем Бутунты. |
56 | |
Ради тех щедрых даров, что ты шлешь старикам и вдовицам, Хочешь, чтоб щедрым тебя, Гаргилиан, я назвал? Мерзостней нет ничего, и нигде никого не найдется Гаже тебя, кто свои сети дарами зовет. |
|
5 | Так обольщает крючок коварный жадную рыбу, Так соблазняет хитро глупых приманка зверей. Великодушным как быть и щедрым, если не знаешь, Я научу: одаряй, Гаргилиан, ты меня. |
57 | |
Держат пленным меня Лукрина беспутного воды В пемзовых гротах, где бьют теплой струею ключи. Ты же, Фавстин мой, избрал поселенца аргивского царство, То, куда двадцать столбов римской дороги ведут. |
|
5 | Но нестерпимо палит немейского чудища сердце И разжигает огонь байских горячих ключей. Ну так прощайте, ключи священные с берегом милым, Вы, обиталище нимф, влажных приют Нереид! Вы Геркулеса холмы побеждайте в морозную зиму, |
10 | Но уступите теперь Ти́бура вы холодку. |
58 | |
Галла, в потемках одна ты горюешь о смерти супруга. Совестно, видно, тебе плакать о муже при всех. |
|
59 | |
К змейке, пока по ветвям Гелиад она кралась плакучих, Капля стекла янтаря и преградила ей путь; Все удивлялась она, что держится липкой росою, Как замерла она вдруг, в слезке сгущенной застыв. |
|
5 | Царственной ты не кичись своей, Клеопатра, гробницей, Если могила змеи так превосходит твою. |
60 | |
Летней порой под Кастр и в Ардею можно поехать Или туда, где палит землю созвездье Клеон, Раз Куриаций клянет прохладный Ти́бура воздух, Посланный смертью на Стикс прямо с прославленных вод. |
|
5 | Нам никуда не уйти от судьбы: с приближением смерти Даже и Тибур тебе может Сардинией стать. |
61 | |
Что получил от друга тысяч ты двести, На этих днях, Манцин, довольный ты хвастал; А у поэтов ты, — четвертый день нынче, — Когда болтали мы, сказал нам, что платье, |
|
5 | Подарок от Пампуллы, стоит все десять; А настоящий сардоникс, да в три слоя, И камней пара, цветом как волна моря, Даны тебе, ты клялся, Целией с Бассой. Вчера, во время Поллионова пенья, |
10 | Ты из театра вдруг пустился вон с криком, Что получил в наследство тысяч ты триста, А рано утром — сто, да и в обед сотню. Чем провинились мы, друзья твои, тяжко? Жестокий! Пожалей ты нас! Скорей смолкни! |
15 | А если уж не может твой язык стихнуть, То ври такое, что приятно нам слушать. |
62 | |
В Тибур Гераклов уйти Ликорида-смуглянка решила, Веря, что темное все белым становится там. |
|
63 | |
В Байи Цереллия-мать из Бавлов отправилась морем, Но погубила ее злобная ярость волны. Славу свою вы теперь утратили, воды, преступно Даже Нерону служить не пожелавшие встарь! |
|
64 | |
Малый Юлия садик Марциала, Что садов Гесперидских благодатней, На Яникуле длинном расположен. Смотрят вниз уголки его на холмы, |
|
5 | И вершину его с отлогим склоном Осеняет покровом ясным небо. А когда затуманятся долины, Лишь она освещенной выдается. Мягко к чистым возносится созвездьям |
10 | Стройной дачи изысканная кровля. Здесь все семеро гор державных видно, И весь Рим осмотреть отсюда можно, И нагорья все Тускула и Альбы, Уголки все прохладные под Римом, |
15 | Рубры малые, древние Фидены И счастливую девичьею кровью Анны рощицу щедрую Перенны. Там, — хоть шума не слышно, — видишь, едут Соляной иль Фламиньевой дорогой: |
20 | Сладких снов колесо не потревожит, И не в силах ни окрик корабельный, Ни бурлацкая ругань их нарушить, Хоть и Мульвиев рядом мост и быстро Вниз по Тибру суда скользят святому. |
25 | Эту, можно сказать, усадьбу в Риме Украшает хозяин. Ты как дома: Так он искренен, так он хлебосолен, Так радушно гостей он принимает, Точно сам Алкиной благочестивый |
30 | Иль Молорх, что недавно стал богатым. Ну, а вы, для которых все ничтожно, Ройте сотней мотыг прохладный Тибур Иль Пренесту, и Сетию крутую Одному нанимателю отдайте. |
35 | А по-моему, всех угодий лучше Малый Юлия садик Марциала. |
65 | |
Всегда Филена слезы льет одним глазом. Ты спросишь, как же это так? Другой вытек. |
|
66 | |
Жизни твоей обиход всегда был, Лин, захолустным, И невозможно никак было б дешевле прожить. Чистилась тога твоя лишь в Иды и редко в Календы, А для обеда одежд десять ты лет не сменял. |
|
5 | Зайца — поля, кабана тебе рощи давали бесплатно, Жирных дроздов посылал свой же обрысканный лес; Рыбы улов для тебя из речных омутов добывался, Красный кувшин тебе лил непокупное вино; Слуг из Аргосской земли ты себе не выписывал юных, |
10 | Но окружала простой сельская челядь очаг; Ключницу ты обнимал или грубого мызника бабу, Ежели похоть твою воспламеняло вино. Дома пожар не палил твоего, а Сириус — поля, В море не гибли суда, да ведь и не было их. |
15 | Ты никогда не играл ни в какие азартные игры, А на орехи одни бережно кости метал. Где же, скажи мне, мильон наследства от матери-скряги? Нет его! Право же, Лин, ловко ты всех обыграл! |
67 | |
Гавр умолял ему дать сотню тысяч сестерциев, бедный, Претора, бывшего с ним в дружбе, как он полагал. «Сотню мне надо одну, — говорил он, — добавить к трем сотням, Чтобы как всадник я мог Цезарю рукоплескать». |
|
5 | Претор сказал: «Одарить мне ведь надо и Скорпа и Талла, И хорошо, если я сотней одной обойдусь». О негодяй! Постыдись сундука ты с ненужным богатством: Всаднику ты отказал, а не откажешь коню? |
68 | |
Ешь хорошо, а меня угощаешь ты на сто квадрантов. Ты на обед меня, Секст, или на зависть зовешь? |
|
69 | |
Правда, сетином всегда или массиком ты угощаешь, Папил, но вина твои не одобряет молва: Из-за него, говорят, четырех уж супруг потерял ты. Знать я не знаю о том, Папил, но пить не хочу. |
|
70 | |
Веревки Аммиану ссохшийся кончик В своей последней отказал отец воле. Подумать кто ж, ответь мне, Маруллин, может, Что будто Аммиан желал отцу смерти? |
|
71 | |
Долго я девы ищу, Сафроний Руф, по столице, Чтоб отказала она: нету отказа у них. Будто бы грех отказать, будто в этом зазорное что-то, Будто на это запрет: нету отказа у них. |
|
5 | Девственниц, значит, и нет? Их тысячи! В чем же тут дело? Дать не откажут они, но никогда не дают. |
72 | |
Требуешь все от меня в подарок ты, Квинт, моих книжек, Нет у меня: их продаст книгопродавец Трифо́н. «Деньги платить за пустяк, за стихи? Да с ума не сошел я! Я не дурак!» — говоришь. Но ведь и я не дурак. |
|
73 | |
В тяжкой болезни Вестин, когда час приближался последний И предстояло ему Стикс роковой переплыть, Начал сестер умолять, кончавших урочную пряжу, Хоть ненадолго его черную нить протянуть. |
|
5 | Будучи мертв для себя, для друзей он живым оставался. Эти святые мольбы тронули мрачных богинь. Тут, разделивши свои богатства, и очи смежил он, Веря, что смертный конец старость ему принесла. |
74 | |
Видишь, как смело на бой устремляются кроткие лани? Видишь ли ты, какова ярость у робких зверей? Насмерть жаждут они сшибиться слабыми лбами. Ланей ты хочешь сберечь, Цезарь? Собак натрави. |
|
75 | |
Счастлива ты и душой, Нигрина, и счастлива мужем, И среди Лация жен первое имя — твое. С радостью ты отдала родовые богатства супругу, Чтобы в сообществе с ним ими совместно владеть. |
|
5 | Пусть в погребальном костре Капанея сгорает Эвадна, Слава не меньшая пусть взносит Алкесту до звезд. Ты совершенней: живя, ты верность свою доказала, И не пришлось тебе смерть делать залогом любви. |
76 | |
Шесть ты мне тысяч послал, когда я просил их двенадцать. Чтобы двенадцать ты дал, двадцать четыре спрошу. |
|
77 | |
Никогда у богов богатств не клянчил, А доволен я был и счастлив малым. Но теперь уходи, прошу я, бедность! В чем причина такой мольбы внезапной? |
|
5 | Да Зоила хочу я видеть в петле. |
78 | |
Шестидесятый уже урожай при тебе обмолочен, И в голове у тебя много белеет волос, Ты же повсюду снуешь в столице, и нету такого Кресла, чтоб ты не бежал утром с приветом к нему; |
|
5 | И без тебя ни один не посмеет трибун появиться, Консулы оба всегда в свите увидят тебя; Склоном священным идешь ты по десять раз в день к Палатину, И о Парфениях лишь да о Сигерах трубишь. Пусть, так и быть, молодым это можно, но нет безобразней, |
10 | Афр, мне поверь, ничего, чем надоеда старик. |
79 | |
Ты завсегдатаем был у меня, Матон, в Тибуртине. Что ж покупаешь его, дурень, ты сам у себя? |
|
80 | |
Ты в лихорадке, Марон, декламируешь: если не знаешь, Что это бред, не в уме, право, ты, друг мой, Марон. Ты декламируешь даже больной и даже в ознобе: Если иначе вспотеть ты не способен, — пускай. |
|
5 | «Это же важная вещь!» Ошибаешься: если проникнул Внутрь лихорадки огонь, важная вещь — замолчать. |
81 | |
Фабулла, эпиграмму прочитав нашу На то, что не откажет ни одна дева, Уже один, другой и третий раз просьбой Пренебрегла. О, будь с влюбленным ты мягче: |
|
5 | Отказ, по мне, хорош, но не отказ вечный! |
82 | |
Также и эти, мой Руф, поднеси Венулею ты книжки И попроси уделить мне его малый досуг, Чтобы, забыв о делах и заботах своих ненадолго, Он не с угрюмым лицом слушал безделки мои. |
|
5 | Но не за первым он пусть иль последним их кубком читает, А в промежутке, когда Вакху любезен задор. Если же обе читать покажется долго, один ты Свиток сверни: разделив, ты сократишь этот труд. |
83 | |
Коль ты спокоен, то нет никого тебя, Невол, противней; Коль удручен, никого, Невол, нет лучше тебя. Если спокоен, — на нас не глядишь ты и всех презираешь: Нет ни свободных тебе, ни благородных людей. |
|
5 | Коль удручен ты, — даришь, называешь царем, государем, Невол, и в гости зовешь. Будь удрученным всегда! |
84 | |
В целом городе ни один не скажет, Будто он поработал на Таиде. Почему ж от мужчин ей нет отбою, А она все чиста? Сосать умеет. |
|
85 | |
Все мы пьем из стекла, ты же, Понтик, — из мурры. Зачем же? Чтобы прозрачный бокал разницы вин не открыл. |
|
86 | |
Коль аттическим быть ушам угодной Хочешь, книжка, то надо непременно, Чтоб одобрил тебя Аполлинарий. Щепетильней он всех и всех ученей, |
|
5 | Но и всех беспристрастней и радушней. Если он наизусть тебя запомнит, Ни завистников фырканья не бойся, Ни злосчастной оберткой стать макрели. Коль осудит, сейчас же на прилавки |
10 | Ты ступай к продавцам соленой рыбы, Раз годна лишь мальчишкам для каракуль. |
87 | |
Рядом с собою всегда ребенка, Фабулл, твоя Басса Держит, игрушкой его и утешеньем зовя. Но удивительней то, что детей она вовсе не любит. Так для чего это ей? Ветры пускает она. |
|
88 | |
Не отдарил ты меня ничем за мой скромный подарок, А уж сегодня все пять дней Сатурналий прошли. Ну, хоть бы скрупулов шесть серебра мне Септиция дал ты, Хоть бы платок, что тебе плакса клиент преподнес, |
|
5 | Хоть бы сосуд, что от крови тунцов из Антиполя красен, Или же дал бы мне смокв мелких сирийских горшок, Хоть бы пиценских маслин прислал ты мне в плоской плетенке, Чтобы потом говорить, будто меня не забыл. Можешь других обмануть ты словами и милой улыбкой, |
10 | А для меня навсегда будешь притворщиком ты. |
89 | |
Ну довольно тебе, довольно, книжка: Докатились уж мы до самой скалки, Ты ж все дальше вперед идти стремишься, И последний листок тебя не сдержит, |
|
5 | Так, как будто не кончено с тобою, Хоть покончено прямо с первых строчек. И читатель уже ворчит усталый, И писец даже мой и тот уж просит: «Ну, довольно тебе, довольно, книжка!» |
ПРИМЕЧАНИЯ