Текст приводится по изданию:
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. СПб., Издательство АО «КОМПЛЕКТ», 1994. Перевод Ф. А. Петровского.
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
1 | |
Это — тебе, на холмах ли теперь ты Палладиной Альбы, Цезарь, где Тривию ты, где и Фетиду ты зришь, Или ответам твоим внимают правдивые сестры, Где в подгородной тиши сонная плещет волна, |
|
5 | Иль полюбилась тебе дочь Солнца, иль мамка Энея, Или целебный родник Анксура светлого вод, Шлю я, о верный оплот государства и счастие наше: В благополучье твоем милость Юпитера к нам. Только прими, и подумаю я, что ты все прочитаешь, |
10 | И, легковерен как галл, буду гордиться тогда. |
2 | |
Вам, матронам, и юношам, и девам, Мы страницы вот эти посвящаем. Ты же, тянет кого к бесстыдным шуткам И кому по душе их непристойность, |
|
5 | Ты игривых прочти четыре книжки. В этой пятой, — забавы для владыки; И Германик ее, не покрасневши, Пред Кекроповой девой прочитает. |
3 | |
Дегис, который живет близ берега, ставшего нашим, От покоренных глубин Истра пришедший к тебе, Цезарь, был поражен лицезреньем хранителя мира И, говорят, обратясь к свите, воскликнул он так: |
|
5 | «Мне благосклонней судьба, чем брату, коль вижу воочью Бога, которого он может лишь издали чтить». |
4 | |
Несет вовсю от Ми́рталы вином вечно, Но листья, нам в обман, жует она лавра, К вину не воду подбавляя, а зелень. И всякий раз, как покрасневшей и вспухшей |
|
5 | Ее ты повстречаешь где-нибудь, Павел, Сказать ты можешь: «Напилась она лавра!» |
5 | |
Красноречивейший Секст, Палатинской блюститель Минервы, Где наслаждаешься ты гением бога вблизи, — Ибо дано тебе знать зарождение мыслей владыки И сопричастником быть дум сокровенных вождя, — |
|
5 | Книжкам и нашим ты дай, пожалуйста, где-нибудь место: Там, где находится Марс, или Педон, иль Катулл. С «Капитолийской войной», поэмой небесною, — рядом Будут Марона стихи — Музы трагической дар. |
6 | |
Коль не тяжко вам, Музы, и не трудно, Так Парфению вашему скажите: «Да продлится твой век и будет счастлив, И при Цезаре жизнь свою ты кончишь, |
|
5 | Всем на зависть всегда живя в довольстве! Пусть твой Бурр возрастет отца достойным! Свитку робкому, краткому позволь ты За порог перейти дворца святого. Светлый час ведь Юпитера ты знаешь, |
10 | Час, когда его лик сияет кротко И когда он ко всем нисходит просьбам. Да и просьб-то чрезмерных ты не бойся: О большом или трудном не попросит Свиток в пурпуре, с черными рожками |
15 | И обмазанный весь кедровым маслом. Не давить ведь его, держать лишь надо, Точно ты ничего не предлагаешь». Коль сестер девяти владыку знаю, Сам он книжку пурпурную попросит. |
7 | |
Как обновляет пожар огнем ассирийские гнезда, Если минуло уже Фениксу десять веков, Так же и Рим молодой сложил свою ветхую старость, И на защитника он стал походить своего. |
|
5 | Я умоляю: забудь, Вулкан, о давнишней обиде! Сжалься: хоть Марс нам отец, но и Венера нам мать. Сжалься, отец: и тебе лемносские цепи супруга Резвая пусть извинит, кротко тебя полюбив! |
8 | |
Господина эдикт и бога Рима, Что опять закрепил ряды скамеек, Где бы всадники лишь одни сидели, Начал было хвалить в театре Фасис, |
|
5 | Фасис в красном пурпурном одеянье И с лицом от надменности надутым: «Наконец-то сидишь теперь с удобством И достоинство всадников вернулось; Нас толпа не теснит и не марает!» |
10 | Но когда, развалившись, так болтал он, Этим пурпурным наглым одеяньям Вдруг Леит приказал убраться с места. |
9 | |
Недомогал я, но тут ко мне, нимало не медля, Ты появился, Симмах, с сотней своих школяров. Начали щупать меня сто рук, ледяных от мороза: Без лихорадки, Симмах, был я, а вот и она. |
|
10 | |
«Как объяснить, почему живым отказано в славе И современников чтит редкий читатель своих?» В зависти кроется тут, без сомнения, Регул, причина: Предпочитает она новому старое все. |
|
5 | Неблагодарных, влечет нас к древней сени Помпея, Хвалят всегда старики плохонький Ка́тула храм. Энния, Рим, ты любил читать при жизни Марона, Над Меонидом самим век издевался его; С рукоплесканьем венок доставался редко Менандру, |
10 | Да и Назон был одной только Коринне знаком. Вам же, о книжки мои, совсем торопиться не надо: Если по смерти придет слава, то я не спешу. |
11 | |
И сардоникс, и смарагд, и алмаз, и топаз украшают Кольца на пальце одном нашего Стеллы, Север. Много камней на перстах у него, а в стихах еще больше Блеска. Вот почему руку украсил он так. |
|
12 | |
То, что Ма́склион гордо шаткий камень Балансирует, шест на лоб поставив, Иль что Нин-великан, напрягши мышцы, Семь или восемь мальчишек поднимает, |
|
5 | Представляется мне не трудным делом, Раз всего на одном каком-то пальце Целых десять девиц мой Стелла носит. |
13 | |
Беден я, Каллистрат, и всегда, признаюсь, был я беден, Но безупречным во всем всадником я остаюсь. Все и повсюду меня читают, и слышится: «Вот он!» То, что немногим дала смерть, подарила мне жизнь. |
|
5 | А у тебя-то на сотню колонн опирается кровля, Доверху полон сундук нажитым в рабстве добром; С нильской Сиены полей ты обширных имеешь доходы, Множество стад для тебя галльская Парма стрижет. Вот каковы мы с тобой, но быть, чем я, ты не можешь, |
10 | Стать же подобным тебе может любой из толпы. |
14 | |
Всегда Нанней привык сидеть в ряду первом, Когда любое место мог занять всякий, Но, два-три раза согнан, перенес лагерь И, примостившись посреди самих кресел, |
|
5 | За Гаем и за Луцием сидит третьим. Оттуда голова под колпаком смотрит И гнусно на спектакль глядит одним глазом. Но снова, жалкий, выгнан, он в проход вышел, И, кое-как присевши на скамью с края, |
10 | Он поместился так, что не поймешь сразу: Коль всадник глянет, — сидя, коль Леит, — стоя. |
15 | |
Пятая книга уже моих шуток, Август, выходит, И не пеняет никто, что он стихами задет. Многие, наоборот, читатели рады, что имя Их я прославил и тем увековечил его. |
|
5 | «Но, хоть и славишь других, тебе-то какая в том польза?» Пользы, пожалуй, и нет, но… мне приятно писать! |
16 | |
Что не серьезное я, — хоть к нему и способен, — а шутки Предпочитаю писать, ты, друг-читатель, виной. Ты ведь читаешь мои и по Риму стихи распеваешь, Но ты не знаешь, чего стоит мне эта любовь. |
|
5 | Коль под защиту бы я Серпоносного храм Громовержца Взял иль с несчастных взимал плату ответчиков я, С множества я моряков получал бы испанское масло, Деньгами разными всю пазуху я б измарал. Ну а теперь мне и гость, и товарищ по выпивке — книжка, |
10 | И лишь задаром для всех эти страницы милы. Но не одной похвалой и древние были довольны, Коль и Алексий певцу даром ничтожнейшим был. «Ты превосходно сказал, — говоришь, — и тебя мы захвалим!» Не понимаешь? Смотри! Стряпчим заделаюсь я! |
17 | |
Дедами, предками ты и громкими их именами Хвалишься все, и совсем всадник не пара тебе, Геллия: все говоришь, что лишь за сенатора замуж Вышла бы. Ну, а глядишь, за коробейником ты. |
|
18 | |
За то, что в декабре, когда летят свечки, Салфетки, ложки, и бумажные книжки, И остродонные горшки с сухой сливой, Послал тебе я лишь своих стихов список, |
|
5 | Сочтешь меня поди невежей иль скрягой. Но мне противны скрытые в дарах козни: Всегда крючок в подарке: всякий ведь знает, Что пойман карп, когда проглотит он муху. А раз бедняк подарка богачу-другу |
10 | Не шлет, о Квинтиан, зови его щедрым. |
19 | |
Если по правде сказать, величайший Цезарь, то века Ни одного предпочесть веку нельзя твоему. Видано ль было когда достойнейших столько триумфов? У Палатинских богов было ли столько заслуг? |
|
5 | Марсов был Рим при каком из правителей лучше и больше И при каком из вождей шире свобода была? Есть, однако, порок, пускай и один, но не малый: То, что за дружбу наград не получает бедняк. Кто помогает теперь старинному верному другу |
10 | Или в чьей свите, скажи, собственный всадник идет? В дни Сатурналий послать или ложечку, весом в полфунта, Или же тогу, ценой в десять ничтожных грошей, — Это роскошный уже от царей надменных подарок, А золотыми в мошне вряд ли кто станет звенеть. |
15 | Так что, поскольку друзей у нас нет, то ты, Цезарь, будь другом: Доблесть такая в вожде будет приятней всего. Ты уже, вижу, под нос себе смеешься, Германик, Что я совет подаю к собственной пользе своей. |
20 | |
Если б нам, Марциал мой, можно было Коротать свой досуг вдвоем беспечно, Проводя свое время как угодно, И зажить настоящей жизнью вместе, |
|
5 | То ни атриев, ни домов магнатов, Ни докучливых тяжб, ни скучных сделок Мы не знали б, ни гордых ликов предков. Но прогулки, рассказы, книжки, поле, Портик, Девы родник, аллеи, термы |
10 | Развлекали бы нас и занимали. А теперь нам нет жизни, и мы видим, Как хорошие дни бегут, уходят, И хоть гибнут они, а в счет идут нам. Разве кто-нибудь, жить умея, медлит? |
21 | |
Ритор Аполлодот, называвший Децима Квинтом, Так же как Красса порой именем Макра он звал, Начал их правильно звать. Вот видишь, Регул, как важен Ревностный труд: записав, он заучил имена. |
|
22 | |
Если б я утром тебя не хотел, не заслуживал видеть, То до Эсквилий твоих, Павел, мне б долог был путь. Но с Тибуртинским столбом живу я совсем по соседству, Где на Юпитеров храм старенький Флора глядит: |
|
5 | Надо подъем одолеть от Субуры по узкой дороге И по камням ступеней, грязных и мокрых всегда; Там, где за мулом мул на канатах мрамора глыбы Тащит, с трудом перейдешь улицу, видишь ты сам. Но тяжелее всего, что после мытарств бесконечных |
10 | Скажет привратник, что нет, Павел мой, дома тебя! Вот и впустую весь труд, да и тога-то вся пропотела: Вряд ли тебя посещать стоит такою ценой. Вечно невежи друзья у того, кто будет услужлив: Коль ты уходишь с утра, Павел, какой ты мне царь? |
23 | |
В платье цвета травы ты, Басс, одевался в ту пору, Как о театра местах временно смолкнул закон. После того же, как вновь возродил его благостный цензор И Океан защищать всадников может права, |
|
5 | Ты лишь в червленом плаще иль в одежде, окрашенной в пурпур, Стал красоваться и тем хочешь других обмануть. Басс, не бывает одежд ценою в четыреста тысяч. Иначе первым из всех Корд мой имел бы коня. |
24 | |
Гермес — Марсова племени утеха, Гермес может по-всякому сражаться, Гермес — и гладиатор и учитель, Гермес — собственной школы страх и ужас, |
|
5 | Гермес — тот, кого сам боится Гелий, Гермес и Адволанта презирает, Гермес всех побеждает невредимый, Гермес сам себя в схватках замещает, Гермес — клад для барышников у цирка, |
10 | Гермес — жен гладиаторских забота, Гермес с бранным копьем непобедимый, Гермес грозный своим морским трезубцем, Гермес страшный и в шлеме под забралом, Гермес славен во всех деяньях Марса, |
15 | Гермес вечно един и триединый. |
25 | |
«Четырехсот у тебя, Херестрат, не имеется тысяч: Видишь, подходит Леит, прячься скорей, убегай!» Эй, кто назад позовет, возвратит уходящего кто же? Эй, кто из верных друзей щедро даст денег ему? |
|
5 | Стих мой, скажите, кого в веках и народах прославит? Кто не желает совсем в водах Стигийских пропасть? Это не лучше ль, спрошу, чем красным дождем на подмостки Брызгать, чтоб сцену залил всю благовонный шафран? Чем на дурацких коней потратить четыреста тысяч, |
10 | Чтоб позолоченный нос Скорпа повсюду блестел? О бестолковый богач, о предатель друзей лицемерный! Не убежден и теперь? Слава погибла твоя! |
26 | |
За то, что альфой пенул мною ты назван Недавно, Корд, когда я сочинял шутки, Почувствовал, пожалуй, ты прилив желчи? Ну что ж? Зови меня за это тог бетой. |
|
27 | |
И по уму, и по знаньям твоим, и по нравам, и роду Всадник доподлинный ты, но в остальном ты — плебей. Право, не стоят того четырнадцать первых скамеек, Чтобы, бледнея, сидеть там, коли войдет Океан. |
|
28 | |
Чтоб добрым помянул тебя Мамерк словом, Ты не добьешься, Авл, будь ты сама доблесть: Хоть будешь выше Куриев в любви братской, Приветливей Рузонов, кротче ты Нервы, |
|
5 | Честней Мавриков, справедливей, чем Макры, Речист, как Регул, остроумен, как Павел, — Он ржавым все равно сгрызет тебя зубом. Тебе, пожалуй, он покажется злобным, По мне же, тот, кому никто не люб, — жалок. |
29 | |
Если мне зайца даришь, ты, Геллия, все повторяешь: «Семь наступающих дней будешь красивым ты, Марк». Если не шутишь со мной, если правду, мой свет, говоришь ты, Геллия, ты никогда зайца не ела сама. |
|
30 | |
Ты, и Софокла котурн заслуживший по праву и также Лиры калабрской себе славу стяжавший, Варрон, Труд отложи и оставь речистого сцену Катулла, Да и элегию брось с гладкой прической ее, |
|
5 | А прочитай-ка стихи, в декабре не презренные дымном, Что в подходящее я время тебе подношу; Ежели только, Варрон, не считаешь удобней и лучше В дни Сатурналий со мной ты на орехи играть. |
31 | |
Видишь ты, как на быках молодых наездники ловко Прыгают, как без труда с ношей мирятся быки? Этот висит на вершине рогов, тот бежит по лопаткам Взад и вперед: на быке машет оружием он. |
|
5 | Дикий же зверь неподвижно застыл: безопасней арена Быть не могла б, и страшней на поле было б упасть. Страха в движениях нет, и хотя о первенства пальме Мальчик и думать забыл, но беспокоится бык. |
32 | |
Даже квадранта жене, Фавстин, не завещано Криспом. «Ну а кому ж отказал он состоянье?» Себе. |
|
33 | |
Стряпчий какой-то стихи, говорят, мои щиплет. Не знаю. Но коль узнаю, кто ты, стряпчий, то горе тебе! |
|
34 | |
Мать Флакцилла и ты, родитель Фронтон, поручаю Девочку эту я вам — радость, утеху мою, Чтобы ни черных теней не пугалась Эротия-крошка, Ни зловещего пса Тартара с пастью тройной. |
|
5 | Полностью только шесть зим она прожила бы холодных, Если бы столько же дней было дано ей дожить. Пусть же резвится она на руках покровителей старых И по-младенчески вам имя лепечет мое. Нежные кости пусть дерн ей мягкий покроет: не тяжкой |
10 | Будь ей, земля, ведь она не тяготила тебя. |
35 | |
Когда Евклид, одетый в алое платье, Кричал, что двести тысяч со своих вотчин Имеет в Патре, а с коринфских — и больше, И род свой славный он выводит от Леды, |
|
5 | С Леитом споря, что его сгонял с места, Богатый всадник этот знатный и гордый Внезапно ключ огромный выронил тут же… Коварней никогда, Фабулл мой, ключ не был! |
36 | |
Некто, которого я, Фавстин, в моей книжке прославил, Делает вид, что за ним долга нет. Эдакий плут! |
|
37 | |
Дитя, отрадней лебединой мне песни, Овцы Фалантова Галеза мне мягче, Нежнее устриц из лукринских вод тихих, Кому ни перлов Эритрейского моря |
|
5 | Не предпочел бы, ни индийской ты кости, Ни снегу белому, ни лилиям свежим, Чьи кудри и бетийского руна лучше, Блестящей рейнских кос и золотой векши; Она дышала точно Пестума розы, |
10 | И точно первый мед аттических сотов, И как янтарь душистый из руки теплой; И представлялся рядом с ней павлин гадким, И некрасивой белка, феникс же пошлым — Эротия, которой прах еще тепел, |
15 | Которой злополучный срок судьбы горькой Шестой еще зимы не дал прожить полной, Была моя любовь, забава и радость, А Пет, мой друг, мне запрещает быть грустным, Хоть в грудь он бьет, как я, и волосы рвет он: |
20 | «Не стыдно ль, — говорит он, — о рабе плакать? Вот я супругу схоронил, и все жив я: Была и знатной, и богатой, и гордой». Скажи, что друга Пета может быть тверже? Мильонов двадцать получил, и все жив он! |
38 | |
Всадника ценз (кто не знает того?) у Каллиодора, Секст, но ведь Каллиодор брата имеет еще. Кто говорит «раздели четыреста», делится фигой: Разве вдвоем на одном можно коне усидеть? |
|
5 | Что же до брата тебе, на что тебе Поллукс несносный? Ведь и без Поллукса ты Кастором все-таки был. Раз вы — один, почему ж сидеть-то вы будете двое? Встань-ка! Ведь синтаксис твой, Каллиодор, захромал! Или же Леды сынам подражай ты (сидеть вместе с братом |
10 | Недопустимо) и с ним попеременно сиди. |
39 | |
Раз по тридцать в году ты завещанья Составлял, мой Харин, и все лепешки Получал от меня с тимьяном Гиблы. Изнемог я совсем: Харин, помилуй! |
|
5 | Иль брось завещать, иль разом сделай То, о чем постоянно врет твой кашель: Опростал я мошну и все шкатулки! Пусть богаче я был бы даже Креза, Я б, Харин, даже Ира стал беднее, |
10 | Коль мои без конца бобы ты ел бы. |
40 | |
Артемидор, написал ты Венеру, а чтишь ты Минерву. Что ж удивляться, что труд всем отвратителен твой? |
|
41 | |
Хоть ты женоподобней, чем скопец дряблый, Да и слабей еще гораздо, чем Аттис, По ком Кибелы оскопленный галл воет, Ты о законах зрелищ, о рядах судишь, |
|
5 | Трабеях, смотрах в Иды, пряжках и цензах, На бедняков рукой лощеной ты кажешь. А вправе ль ты сидеть со всадником вместе, Не знаю, Дидим, но с мужьями не вправе. |
42 | |
Ловкий грабитель, взломав сундук, украдет твои деньги, До основанья твой дом буйное пламя сожжет, Да и должник не отдаст тебе ни процентов, ни долга, Ты не получишь семян с нивы бесплодной назад; |
|
5 | Лживой подругою твой управляющий будет обобран, Вместе с товаром корабль будет потоплен волной. Не угрожает судьба лишь тому, что друзьям подарил ты: Только одно, что ты дал, будет твоим навсегда. |
43 | |
Зубы Таиды черны, белоснежны Лекании зубы. Что ж? Покупные одни, ну а другие — свои. |
|
44 | |
Что случилось с тобой, что вдруг случилось? Приглашал я тебя, Дентон, обедать, Ты ж четырежды — чудо! — отказался! Без оглядки бежишь и скрыться хочешь |
|
5 | От того, кого ты в театрах, в термах, По столовым по всем искал недавно. Значит, стол соблазнил тебя жирнее И обильная кухня пса сманила. Но чуть-чуть погоди: как надоешь ты, |
10 | Из богатой ты кухни будешь выгнан И к привычным объедкам вновь вернешься! |
45 | |
Басса, ты все говоришь, что ты молода и красива. Басса привыкла давно то, чего нет, говорить. |
|
46 | |
Коль поцелуев лишь тех я желаю, что с боя добыты, И раздраженье твое больше всего я люблю, — Вот потому-то и бью тебя, Диадумен, я часто И добиваюсь: тебе я уж ни страшен, ни мил. |
|
47 | |
Дома, клянется Филон, никогда не обедал он. Значит, Он без обеда сидит, если не позван никем. |
|
48 | |
Иль не всесильна любовь? Остригся Энколп, хоть и против Был господин, но не мог все же ему запретить. Плача, позволил Пудент: о дерзостном так Фаэтоне Плакал отец, но ему все-таки вожжи он дал; |
|
5 | Так был похищен и Гил; так и, матери скорбной на го́ре, С радостью кудри свои узнанный отдал Ахилл. Но не спеши, волосам не верь, умоляю, коротким И подожди вырастать ты на щеках, борода! |
49 | |
Раз, когда ты сидел один, случайно За троих, Лабиен, тебя я принял. Сбил со счета меня твой лысый череп: Ведь с обеих сторон на нем волосья, |
|
5 | И такие, что мальчику под стать бы; Посредине же гол он, и не видно Никаких волосков на плеши длинной. Этот грех в декабре тебе был кстати, При раздаче нам цезарских гостинцев: |
10 | Целых три ты унес с собой корзинки. Но, раз схож ты, как вижу, с Герионом, Берегись ты ходить в Филиппов портик: Геркулесу ты можешь там попасться! |
50 | |
Если, тебя не позвав, Харопин, я обедаю дома, Тотчас же я для тебя злейшим врагом становлюсь: Рад бы насквозь ты меня пронзить мечом обнаженным, Если узнаешь, что мой топят очаг без тебя. |
|
5 | Что же, ни разу нельзя тайком от тебя отобедать? Право же, глотки наглей я, Харопин, не видал! Брось-ка, пожалуйста, ты наблюденье за кухней моею: Повару дай моему за нос тебя поводить! |
51 | |
Вот этот, у кого в руке бумаг столько, Кто безбородых кучею писцов сдавлен, Кто на записки, что к нему везде тянут, И на прошенья с важным видом все смотрит, |
|
5 | Как будто он Катон, иль Брут, иль сам Туллий, Не скажет, Руф, — пускай грозят ему пытки, — Ни по-латыни, ни по-гречески «здравствуй». Не веришь? Ну так поздоровайся сам с ним. |
52 | |
То, чем ты мне услужил, я помню и век буду помнить. Так почему ж я молчу, Постум? Да ты говоришь! Стоит мне только начать о подарках твоих, как сейчас же Перебивают меня: «Сам он мне все рассказал!» |
|
5 | Кое-что делать вдвоем не след: одного тут довольно. Хочешь, чтоб я говорил? Ну так ты сам помолчи. Постум, поверь мне: хотя твои подарки богаты, Но дешевеют они из-за твоей болтовни. |
53 | |
Что о колхийке, мой друг, что пишешь ты все о Тиесте? Что в Андромахе нашел или в Ниобе ты, Басс? Лучше всего для твоих писаний, по мне, подошел бы Девкалионов потоп иль Фаэтонов пожар. |
|
54 | |
Без подготовки говорить стал мой ритор: Не записав, сказал: «Кальпурний мой, здравствуй!» |
|
55 | |
«Птиц повелитель, скажи, кого ты несешь?» — «Громовержца». — «Что же в руке у него нету перунов?» — «Влюблен». — «Чьим же зажжен он огнем?» — «Ребенка». — «Что кротко на бога, Клюв приоткрыв, ты глядишь?» — «О Ганимеде шепчу». |
|
56 | |
Пристаешь ты давно ко мне с вопросом, Луп, кому обученье сына вверить. Всех и риторов ты и грамотеев, Мой совет, избегай: не надо сыну |
|
5 | Знаться ни с Цицероном, ни с Мароном. Пусть Тутилий своей гордится славой! Если ж сын — стихоплет, лиши наследства. Хочет прибыльным он заняться делом? Кифаредом пусть будет иль флейтистом. |
10 | Коль окажется мальчик тупоумен, Пусть глашатаем будет или зодчим. |
57 | |
Не обольщайся, коль я господином зову тебя, Цинна: Часто приветствую так я и раба твоего. |
|
58 | |
Завтра, как говоришь, поживешь ты, Постум, все завтра. Завтра-то это когда ж, Постум, наступит, скажи? Как далеко это завтра? Откуда нам взять его надо? Может быть, скрыто оно в землях парфян и армян? |
|
5 | Завтра ведь это — уже Приама иль Нестора сверстник. Сколько же стоит, скажи, завтра-то это твое? Завтра ты поживешь? И сегодня-то поздно жить, Постум: Истинно мудр только тот, Постум, кто пожил вчера. |
59 | |
Ни серебра я тебе, ни золота не посылаю, Стелла речистый, и все ради тебя самого. Всякий, кто ценное шлет, отдаренным быть ценным желает: Из затрудненья тебя выведет глина моя. |
|
60 | |
Лай, пожалуй, на нас везде и всюду И дразни, сколько хочешь, гнусной бранью: Наотрез отказал тебе я в славе, Как хотел ты, желая в наших книжках |
|
5 | Стать каким ни на есть известным свету. Есть ли дело кому, ты жил иль не жил? Пропадай же ты пропадом, несчастный! Но пусть даже найдутся в нашем Риме Иль один, или два, иль три-четыре, |
10 | Что не прочь бы скоблить собачью шкуру, Но у нас-то ведь нет такого зуда! |
61 | |
Кто такой этот кудряш, что вечно с твоею женою? Кто он, скажи, Мариан? Кто такой этот кудряш? Он, кто неведомо что лепечет ей в нежное ухо, Облокотившись рукой правой о стул госпожи? |
|
5 | Он, у кого на перстах крутятся легкие кольца И у кого на ногах ни одного волоска? Не отвечаешь ты мне? Дела супруги ведет он, — Как говоришь ты, — твоей. Да, тот и честен и тверд, Облик которого весь обличает, что он управитель: |
10 | Хийский Авфидий и тот ревностней быть бы не мог. О Мариан, заслужил ты вполне оплеухи Латина, Я убежден, что еще сменишь Панникула ты! Дело супруги ведет? Кудряш этот занят делами? Нет, не делами жены, делом он занят твоим. |
62 | |
Будь как дома, мой гость, пожалуйста, в нашей усадьбе, Если способен лежать прямо на голой земле, Иль уж с собой принеси ты собственной утвари вдоволь: Ведь уж давно у гостей просит пощады моя. |
|
5 | Нет у меня тюфяка, не набитого даже, на ложе, И, оборвавшись и сгнив, все перетяжки висят. Все-таки дом этот наш на двоих пусть будет: я больше Сделал, усадьбу купив; меньшее сделай: обставь. |
63 | |
«Мненья какого ты, Марк, о наших книжках, ответь мне!» — Часто в волненье меня просишь ты, Понтик, сказать. Я восхищен, поражен: ничего не может быть лучше! Перед талантом твоим даже сам Регул — ничто. |
|
5 | «Вот как? Так пусть вознесет тебя Цезарь, пусть и Юпитер Капитолийский!» — Да нет, право, пусть лучше тебя. |
64 | |
Вдвое больше, Каллист, налей ты в чашу фалерна, Ты же, Алким, положи летнего снега туда. Пусть благовонный амом мне на волосы льется обильно, Пусть осеняют виски наши гирлянды из роз. |
|
5 | Повелевают нам жить соседние мавзолеи, Провозвещая, что смерть может грозить и богам. |
65 | |
Небо Алкиду в удел, невзирая на мачехи козни, Дали Немеи гроза и аркадийский кабан, И укрощенный борец из Ливии, к бою готовый, И в сицилийскую пыль сваленный Эрик-гигант, |
|
5 | Страшное чудище Как, в лесной обитавший пещере И заставлявший коров задом идти наперед. Зрелищ арены твоей это часть ничтожная, Цезарь! Каждое утро мы здесь видим страшнее бои. Сколько тут валится туш, тяжелее немейского дива, |
10 | Скольких сражает твое вепрей менальских копье! Коль повторился бы бой тройной с пастухом иберийским, Есть у тебя, кто бы мог и Гериона убить. Пусть же ведется подсчет головам у чудовища Лерны: Страшная гидра — ничто противу нильских зверей! |
15 | Небо Алкиду за все великие подвиги боги Дать поспешили, но ты поздно получишь его. |
66 | |
Ждешь ты привета всегда, никого не приветствуешь первый. Так ведь ты, Эмилиан, станешь «последним прости». |
|
67 | |
Тою порою, когда на зимовку свою отлетали Ласточки снова, в гнезде птичка осталась одна. Вновь возвратившись весной, они беззаконье открыли И разорвали за то птицы беглянку в клочки. |
|
5 | Поздняя кара: должна преступная мать растерзанью Быть предана, но когда был ею Итис убит. |
68 | |
Локон тебе я прислал, моя Лесбия, северной девы: Знай, что ты всех превзошла блеском волос золотых. |
|
69 | |
Нечем, Антоний, тебе попрекнуть фаросца Потина, А Цицеронова смерть хуже проскрипций твоих. Меч обнажаешь зачем против римских уст ты, безумец? Сам Катилина ведь так не запятнал бы себя. |
|
5 | Был преступный солдат подкуплен золотом гнусным, И непомерной ценой рот ты заткнул лишь один. Выгодно ль столько платить за молчание уст благодатных? За Цицерона теперь каждый начнет говорить. |
70 | |
Целых десять мильонов от патрона Получить не успел Сириск, как сразу Их, по всем четырем шатаясь баням И харчевням, где сидя пьют, растратил. |
|
5 | Вот так глотка: проесть все десять, Максим, Да еще не возлечь за стол при этом! |
71 | |
Здесь, где под Требулой дол простерся прохладный и влажный, Где даже Рак не гнетет зелени свежей лугов, Хутор здесь, никогда не палимый Львом Клеонейским, И Эолийским всегда Нотом ласкаемый дом |
|
5 | Ждут тебя, милый Фавстин; проводи на холмах этих лето, И отогреешься ты в Тибуре даже зимой. |
72 | |
Руф, кто способен назвать Громовержца матерью Вакха, Тот и Семелу отцом Вакховым может назвать. |
|
73 | |
Что тебе не дарю своих я книжек, Хоть и просишь о том ты неотступно, Изумлен ты, Феодор? Да мне важно, Чтоб и ты не дарил своих мне книжек. |
|
74 | |
Юных Помпеев земля Европы и Азии скрыла, Сам он в Ливийской земле, если он только в земле. Не удивляйся, что прах их по целому миру рассеян: Праха такого вместить место одно не смогло б. |
|
75 | |
Лелию, что за тебя вышла замуж, бояся закона, Вправе законною, Квинт, именовать ты женой. |
|
76 | |
Частым отравы питьем принес Митридат себе пользу, Ибо вредить не могли лютые яды ему. Так же себя оберег ты дрянными обедами, Цинна, И потому никогда с голоду ты не помрешь. |
|
77 | |
Ходит везде про тебя, Марулл, неплохая острота: Будто бы кто-то сказал: «Маслице в ухо он льет». |
|
78 | |
Если скучно тебе обедать дома, У меня голодать, Тораний, можешь. Если пьешь пред едой, закусок вдоволь: И дешевый латук, и лук пахучий, |
|
5 | И соленый тунец в крошеных яйцах. Предложу я потом (сожжешь ты пальцы) И капусты зеленой в черной плошке, Что я только что снял со свежей грядки, И колбасок, лежащих в белой каше, |
10 | И бобов желтоватых с ветчиною. На десерт подадут, коль хочешь знать ты, Виноград тебе вяленый и груши, Что известны под именем сирийских, И Неаполя мудрого каштаны, |
15 | Что на угольях медленно пекутся; А вино станет славным, как ты выпьешь. Если ж после всего, как то бывает, Снова Вакх на еду тебя потянет, То помогут отборные маслины, |
20 | Свежесобранные с пиценских веток, И горячий горох с лупином теплым. Не богат наш обед (кто станет спорить?), Но ни льстить самому, ни слушать лести Здесь не надо: лежи себе с улыбкой. |
25 | Здесь не будет хозяев с толстым свитком, Ни гадесских девчонок непристойных, Что, похабными бедрами виляя, Похотливо трясут их ловкой дрожью. Но, — что ни надоедно, ни противно, — |
30 | Кондил-крошка на флейте нам сыграет. Вот обед наш. За Клавдией ты сядешь: Ведь желанней ее у нас не встретишь! |
79 | |
Ты на обеде одиннадцать раз, Зоил, поднимался, В платье застольном всегда новом являясь опять, Чтобы в одежде сырой не мог твой пот застояться, Чтобы не мог простудить кожи горячей сквозняк. |
|
5 | Что ж это я-то, Зоил, за обедом твоим не потею? Видно, одежда одна сильно меня холодит. |
80 | |
Если есть у тебя хоть меньше часа, Одолжи мне его, Север, прошу я, Для оценки и чтенья наших шуток. «Да ведь праздника жалко мне!» Пожертвуй |
|
5 | Ты, пожалуйста, им и не досадуй. Коль с речистым Секундом прочитаешь (Или слишком нахальна наша просьба?) Эту книжку, то ей придется больше Быть в долгу у тебя, чем у владельца, |
10 | Ибо будет спокойна, что Сизифа Не увидит мучений с шатким камнем, Коль ученый Секунд с моим Севером Сгладят всю ее цензорским подпилком. |
81 | |
Эмилиан, ты всегда останешься бедным, коль беден: Деньги даются теперь только одним богачам. |
|
82 | |
Двести тысяч ты, Гавр, обещался мне дать, но зачем же, Раз не способен ты был и десяти-то мне дать? Или ты можешь их дать, да не хочешь? Но это же гнусно! Да пропади ты совсем, Гавр, малодушный подлец! |
|
83 | |
Гонишься ты, я бегу; ты бежишь, я гонюсь за тобою, Диндим; не хочешь, хочу; хочешь ты, я не хочу. |
|
84 | |
Уже мальчик орехи бросил с грустью: Вновь учиться зовет крикун наставник; И, в обманные кости проигравшись, Извлеченный из тайного притона, |
|
5 | Охмелевший игрок эдила молит. Сатурналий окончился весь праздник, А подарков ничтожных, даже меньших, Чем обычно, мне, Галла, не дала ты. Что же? Пусть мой декабрь пройдет впустую, |
10 | Но ты знаешь, что скоро ведь и ваших Сатурналий канун — Календы марта: Отдарю я тебя тогда на славу. |
ПРИМЕЧАНИЯ
1