Риторические наставления.

Книга V.

с.312

[V. prooem. 1] Неко­то­рые из зна­ме­ни­тых даже Рито­ров пола­га­ли един­ст­вен­ною долж­но­стью Ора­то­ра научать, настав­лять. Ибо и воз­буж­де­ние стра­стей отвер­га­ли по двум при­чи­нам: во-пер­вых, что вся­кое воз­му­ще­ние души есть порок; во вто­рых, что совра­щать судью с пути пра­во­судия, воз­буж­дая в нем жалость или него­до­ва­ние и дру­гое подоб­ное чув­ст­вие, есть дело про­ти­во­за­кон­ное; и что ста­рать­ся пре­льстить слу­ша­те­лей крас­но­ре­чи­ем тогда, как пред­мет речи Ора­то­ра дол­жен состо­ять толь­ко в одо­ле­нии сопер­ни­ка, есть для него бес­по­лез­но, с.313 но и едва ли достой­но чест­но­го чело­ве­ка. [2] Дру­гие же (и тако­вых боль­шее чис­ло), без сомне­ния, не желая отнять у Ора­то­ра сих двух при­над­леж­но­стей, почи­та­ли глав­ною и соб­ст­вен­ною его долж­но­стью, свои пред­ло­же­ния под­твер­ждать, а пред­ло­же­ния про­тив­ни­ка опро­вер­гать.

[3] Како­вы бы ни были сии мне­ния, я теперь решить их не наме­рен; ска­жу толь­ко, что кни­га сия к изъ­яс­не­нию оных весь­ма нуж­на; ибо в ней толь­ко и гово­рит­ся о утвер­жде­нии и опро­вер­же­нии: и что́ ска­за­но мною выше о делах суд­ных, сюда же отно­сит­ся. [4] Ибо и при­ступ и повест­во­ва­ние име­ют одну цель, чтобы при­гото­вить судью к выслу­ша­нию дока­за­тельств: излишне было бы знать поло­же­ние дела, и обсто­я­тель­ства, выше исчис­лен­ные, если бы не хоте­ли утвер­ждать сво­его пред­ло­же­ния. [5] Сло­вом, из пяти частей, из кото­рых, как я пока­зал, состо­ит суд­ная речь, нет ни одной, без кото­рой бы ино­гда немож­но было обой­тись: но нет тяж­бы, где бы не нуж­ны были дока­за­тель­ства. Мне кажет­ся, здесь пра­ви­ла будут в луч­шем поряд­ке, если пока­жем спер­ва те, кото­рые вооб­ще ко всем делам отно­сить­ся могут; а потом рас­смот­рим, какие каж­до­му роду дел свой­ст­вен­ны.

с.314

[V. 1. 1] Такое разде­ле­ние пер­вый сде­лал Ари­сто­тель; оно почти все­ми вооб­ще при­ня­то. По их мне­нию, есть два рода дока­за­тельств: одни берет Ора­тор вне пред­ме­та сво­ей речи, дру­гие извле­ка­ет из само­го дела, и как бы рож­да­ет их: и пото­му пер­вые назва­ли они неис­кус­ст­вен­ны­ми, а послед­ние искус­ст­вен­ны­ми. [2] К пер­во­му роду отно­сят­ся при­мер­ные суж­де­ния (praeju­di­cia), слу­хи (ru­mo­res), пыт­ки (tor­men­ta), пись­мен­ные дока­за­тель­ства (ta­bu­lae), при­ся­га (jusju­ran­dum), свиде­те­ли: в чем состо­ит наи­боль­шая часть суд­ных дел. Хотя сии дока­за­тель­ства сами по себе чуж­ды искус­ства, одна­ко над­ле­жит ино­гда или утвер­ждать, или опро­вер­гать их, со всею силою крас­но­ре­чия. Поче­му, кажет­ся мне, весь­ма неспра­вед­ли­во с.315 неко­то­рые пола­га­ют, буд­то бы здесь вовсе не нуж­ны пра­ви­ла. [3] Впро­чем, я не наме­рен изла­гать все­го того, что́ мож­но при­во­дить или в утвер­жде­ние, или в опро­вер­же­ние сих дока­за­тельств; я не хочу мое­го сочи­не­ния уве­ли­чить изло­же­ни­ем общих мест; сие было бы труд бес­ко­неч­ный; но толь­ко пока­жу путь или спо­соб употреб­лять их с поль­зою, дабы каж­дый сам собою ста­рал­ся не толь­ко сле­до­вать моим пра­ви­лам, но и изо­бре­тать подоб­ные, смот­ря по каче­ству суд­ных дел. Ибо нель­зя исчис­лить всех тяжеб­ных слу­ча­ев, даже про­шед­ших, не гово­ря уже о тех, кото­рые могут впредь встре­тить­ся.

с.316

[V. 2. 1] Суж­де­ния по делам при­мер­ным суть тро­я­ко­го рода: они осно­вы­ва­ют­ся или на делах, кото­рые уже были раз­би­рае­мы при подоб­ных слу­ча­ях: что́ мож­но назвать спра­вед­ли­вее при­ме­ра­ми, как то об отцов­ских духов­ных заве­ща­ни­ях, уни­что­жен­ных, или утвер­жден­ных про­тив детей; или на судо­про­из­вод­ствах, кото­рые при­над­ле­жат к насто­я­ще­му делу; откуда и назва­ние свое (praeju­di­cia, пред­суж­де­ния) полу­чи­ли: како­вы были, как ска­зы­ва­ют, в Сена­те про­тив Оппи­а­ни­ка и про­тив Мило­на, или на преж­нем при­го­во­ре по тому же само­му делу; как то быва­ет о пре­ступ­ни­ках, в ссыл­ку осуж­ден­ных, и при вто­рич­ном суж­де­нии, и при суж­де­ни­ях Цен­тум­ви­ров, разде­лен­ных на две сто­ро­ны.

[2] Пред­суж­де­ни­ям при­да­ют наи­боль­шую силу два обсто­я­тель­ства: дове­рен­ность к лицам, при­го­вор про­из­нес­шим, и сход­ство дела с тем, кото­рое раз­би­ра­ет­ся. Они ред­ко опро­вер­га­ют­ся по упрям­ству судей про­тив Ора­то­ра, раз­ве с.317 уже откро­ет­ся явная неспра­вед­ли­вость. Ибо каж­дый судья охот­нее под­твер­жда­ет при­го­вор дру­го­го судьи: и побо­ит­ся собой подать при­мер, могу­щий ино­гда слу­жить ему во вред. [3] Итак в обо­их сих слу­ча­ях над­ле­жит при­бе­гать к раз­ли­че­нию того и дру­го­го дела; ибо едва ли есть хотя одно во всем сход­ное с дру­гим. А еже­ли сде­лать того нель­зя, и дело будет во всех обсто­я­тель­ствах оди­на­ко­во: тогда надоб­но или обви­нять нера­де­ние Ора­то­ра, защи­щав­ше­го преж­нее дело, или жало­вать­ся на сла­бость лиц, про­тив коих при­го­вор про­из­не­сен, или на под­куп свиде­те­лей про­тив­ной сто­ро­ны, или на враж­ду и заблуж­де­ние их: или выво­дить какое-нибудь обсто­я­тель­ство, кото­рое после пере­ме­ни­ло поло­же­ние дела. [4] Когда же и сего посо­бия не будет, тогда мож­но ска­зать, что во вся­кое вре­мя быва­ли суды и при­го­во­ры непра­вед­ные: дока­зы­ва­ют сие и обви­нен­ный Рути­лий¹, и оправ­дан­ный Кло­дий² с.318 с Кати­ли­ною³. Поз­во­ли­тель­но так­же про­сить судей рас­смот­реть дело со вни­ма­ни­ем, и пом­нить свою клят­ву, не пола­га­ясь на чужие уве­ре­ния. [5] Про­тив опре­де­ле­ний же Сена­та и про­тив ука­зов Госуда­ря или выс­ших суди­лищ, нет ино­го посо­бия, как раз­ве пред­ста­вить Ора­тор какую-либо раз­ность в деле, или какое ни есть, после того уже сде­лан­ное тою же или рав­ною ей вла­стью поста­нов­ле­ние, кото­рое преж­не­му было бы про­тив­но: без чего дело уже поте­ря­но.

с.319

[V. 3. 1] Слу­хи и мол­ву почи­та­ют иные за согла­сие цело­го обще­ства и как бы за все­на­род­ное свиде­тель­ство: дру­гие назы­ва­ют речью, неиз­вест­но кем рас­пу­щен­ною, кото­рая роди­лась от зло­ре­чия, а воз­рос­ла от лег­ко­ве­рия. Даже самый невин­ный чело­век может под­пасть пере­судам от хит­ро­сти завист­ни­ков, вся­кую ложь о поведе­нии его раз­гла­шаю­щих. Того и дру­го­го есть мно­го при­ме­ров.

с.320

[V. 4. 1] Рав­но и пыт­ки, кото­рые могут подать Ора­то­ру обиль­ную мате­рию, одна сто­ро­на может назы­вать необ­хо­ди­мым сред­ст­вом для извле­че­ния при­зна­ния у винов­но­го, дру­гая при­чи­ною часто лож­но­го пока­за­ния; поели­ку одним тер­пе­ние дела­ет ложь удоб­ною, а дру­гим сла­бость нуж­ною. Но что о сем рас­про­стра­нять­ся? Речи древ­них и новей­ших Ора­то­ров напол­не­ны общи­ми о том суж­де­ни­я­ми. [2] Одна­ко есть обсто­я­тель­ства, кото­рые не бес­по­лез­но при­но­рав­лять к каж­до­му делу по его каче­ству. Ибо когда надоб­но про­из­ве­сти пыт­ку, то весь­ма нуж­но знать, кто и кого тре­бу­ет или пред­став­ля­ет на пыт­ку, про­тив кого и по какой при­чине: если уже про­из­веде­на она, кто при том был, кто и как истя­зу­ем был: веро­ят­ны ли его пока­за­ния; не про­ти­во­ре­чат ли одно дру­го­му: то же ли самое утвер­ждал, что гово­рил преж­де, или муче­ние заста­ви­ло сде­лать в речах неко­то­рую отме­ну, и в самом ли нача­ле пыт­ки, или в про­дол­же­нии оной. Здесь на обе сто­ро­ны мож­но столь­ко же мно­го ска­зать, сколь вели­ко раз­ли­чие обсто­я­тельств.

с.321

[V. 5. 1] Про­тив пись­мен­ных дока­за­тельств мно­го было гово­ре­но, и мно­го еще гово­рить мож­но: мы зна­ем, что их не толь­ко оспа­ри­ва­ли, но и вовсе, как лож­ные, отвер­га­ли. Одна­ко, еже­ли в них ока­жет­ся или зло­на­ме­ре­ние руко­при­клад­чи­ков, или неведе­ние, то без­опас­нее и удоб­нее пред­по­ла­гать послед­нее, дабы мень­ше людей заме­шать в дело. [2] Но и сие самое долж­но про­ис­хо­дить из суще­ства спор­но­го дела; надоб­но смот­реть, имо­вер­но ли то, что́ содер­жит­ся в пись­мен­ных дока­за­тель­ствах, или, как чаще быва­ет, нель­зя ли опро­верг­нуть того дру­ги­ми таки­ми же дово­да­ми; или ответ­чик, или кто ни есть из руко­при­клад­чи­ков, не нахо­дит­ся ли в отсут­ст­вии, или не умер ли преж­де: сход­ны ли меся­цы и чис­ла: или преды­ду­щие и после­дую­щие обсто­я­тель­ства не про­ти­во­ре­чат ли тем дока­за­тель­ствам. Часто одним взглядом на под­пись откры­ва­ет­ся обман.

с.322

[V. 6. 1] Тяжу­щи­е­ся или пред­ла­га­ют от себя клят­ву, или отвер­га­ют пред­ло­жен­ную от про­тив­ни­ка; или тре­бу­ют ее от про­тив­ни­ка, или отри­ца­ют­ся от нее, когда от них самих ее тре­бу­ют.

Пред­ла­гать клят­ву от себя, не тре­буя оной от про­тив­ной сто­ро­ны, почи­та­ет­ся за дело почти бес­чест­ное. [2] Кто же на сие отва­жит­ся, тот дол­жен огра­дить себя или доб­рым сво­им име­нем, или при­мер­ным бла­го­че­сти­ем, кото­рые уда­ля­ли бы от него вся­кое подо­зре­ние в лож­ной клят­ве: но он заслу­жит веро­я­тие, когда не пока­жет ни излиш­не­го жела­ния, ни укло­не­ния от оной: или когда пред­мет тяж­бы таков, что нель­зя пове­рить, чтобы для мало­важ­но­го при­быт­ка захо­тел под­верг­нуть себя про­кля­тию: или, когда, имея мно­гие дру­гие спо­со­бы выиг­рать иск свой, при­бав­ля­ет и сие сред­ство, во свиде­тель­ство чистой сво­ей сове­сти.

[3] Кто не при­ни­ма­ет от дру­го­го клят­вы, тот может ска­зать, что то дело нече­сти­вое, и что мно­гие не во что́ ста­вят страх с.323 клят­во­на­ру­ше­ния; поели­ку были и Фило­со­фы, кои вер­хов­ный Про­мы­сел о делах чело­ве­че­ских отвер­га­ли; и при­ба­вим, что без нуж­ды и с такою готов­но­стью пред­ла­гать клят­ву, есть быть судьею в соб­ст­вен­ном сво­ем деле, и пока­зы­вать, что пред­ла­гае­мое им дока­за­тель­ство почи­та­ет он лег­ким и удоб­ным.

[4] А тот, кто согла­ша­ет­ся на клят­ву сво­его про­тив­ни­ка, ока­зы­ва­ет свое вели­ко­ду­шие, отда­вая на его про­из­вол реше­ние вза­им­ной меж­ду собою рас­при; а при­том облег­ча­ет и судью, кото­рый луч­ше жела­ет осно­вать­ся на чужой клят­ве, неже­ли на соб­ст­вен­ном суж­де­нии, и таким обра­зом избе­жать ошиб­ки.

[5] Тогда тем труд­нее будет про­тив­ни­ку отка­зать­ся от клят­вы, по край­ней мере, когда не ока­жет­ся веро­ят­ным, что дело ему само­му неиз­вест­но. Если сей отго­вор­ки сде­лать он не может, то ему оста­ет­ся одно посо­бие ска­зать, что про­тив­ная сто­ро­на ста­ра­ет­ся навлечь от судей к нему небла­го­во­ле­ние, и что, не в состо­я­нии будучи выиг­рать тяж­бу, ищет толь­ко при­чи­ны к жало­бам. Итак, он пока­зал бы себя чело­ве­ком бес­чест­ным, если бы при­нял сие усло­вие; но он поже­ла­ет луч­ше дока­зать то, что гово­рить будет, неже­ли подать кому-либо на себя подо­зре­ние в лож­ной клят­ве…

с.324

[V. 7. 1] Все­го более затруд­нять могут Ора­то­ра пока­за­ния свиде­те­лей. Они быва­ют или пись­мен­ные, или изуст­ные.

Отра­жать пись­мен­ные пока­за­ния лег­че. Ибо чело­век может ско­рее отсту­пить от исти­ны при малом чис­ле утвер­ждаю­щих его пока­за­ния⁵, а при­том и самое отсут­ст­вие его не труд­но выста­вить за недо­вер­чи­вость к само­му себе. Еже­ли нель­зя опо­ро­чить лицо свиде­те­ля, тогда мож­но очер­нить тех, кои свиде­тель­ство его утвер­ди­ли сво­ею под­пи­сью. [2] Сверх того, про­тив всех их может слу­жить опро­вер­же­ни­ем и то, что никто не пода­ет пись­мен­ных пока­за­ний, как раз­ве по соб­ст­вен­ной сво­ей воле: чем самым тако­вой при­зна­ет­ся, что он не бла­го­при­ят­ст­ву­ет тому, про­тив кого свиде­тель­ст­ву­ет. Одна­ко про­тив­ник может воз­ра­зить на сие, что и с.325 при­я­тель за при­я­те­ля, и непри­я­тель про­тив непри­я­те­ля, если сове­стен и чисто­сер­де­чен, может сде­лать спра­вед­ли­вое пока­за­ние. Но такие общие места откры­ва­ют про­стран­ное поле гово­рить в поль­зу той и дру­гой сто­ро­ны.

[3] Иметь же дело с при­сут­ст­ву­ю­щи­ми свиде­те­ля­ми гораздо затруд­ни­тель­нее: и для того за них и про­тив них употреб­ля­ет­ся дво­я­кое, так ска­зать, ору­жие: непре­ры­вае­мая речь и вопро­сы. В речи обык­но­вен­но гово­рит­ся спер­ва вооб­ще за свиде­те­лей и про­тив свиде­те­лей; и сие соста­вит общее место; когда одна сто­ро­на утвер­жда­ет, что луч­шее дока­за­тель­ство есть то, кото­рое осно­вы­ва­ет­ся на истин­ном пока­за­нии свиде­те­лей; дру­гая, для опро­вер­же­ния сего, исчис­ля­ет все слу­чаи, по кото­рым свиде­тель­ства быва­ют лож­ны. [5] Потом мож­но обра­щать речь на неко­то­рые слу­чаи част­но, одна­ко все­гда на боль­шее чис­ло оных. Ибо мы зна­ем, что и целых наро­дов свиде­тель­ства и все роды пока­за­ний, осно­ван­ных толь­ко на одних слу­хах, отвер­га­лись Ора­то­ра­ми. И дей­ст­ви­тель­но почи­тать их долж­но не за свиде­те­лей, а за пере­сказ­чи­ков чужих речей: они не обя­за­ны клят­вою; рав­но как, и при доно­сах во взят­ках и хище­нии, тех, кои кля­нут­ся, что они дава­ли день­ги обви­ня­е­мо­му, долж­но почи­тать за ист­цов, а не за свиде­те­лей. с.326 [6] Ино­гда же на каж­до­го осо­бен­но свиде­те­ля речь обра­ща­ет­ся. Тако­во­го пре­сле­до­ва­ния и вме­сте защи­ще­ния при­ме­ры нахо­дим во мно­гих речах, и отдель­но в одной, кото­рую гово­рил Цице­рон про­тив Вати­ния свиде­те­ля.

[7] Итак, раз­бе­рем ста­тью сию в подроб­но­сти, когда уже пред­по­ло­жи­ли начер­тать для Ора­то­ра пол­ное настав­ле­ние. А ина­че доволь­но было бы про­чи­тать две кни­ги, писан­ные о сем Доми­ци­ем Афром, кото­ро­го я, быв еще в моло­дых летах, почи­тал, как достой­но­го ува­же­ния стар­ца: я не толь­ко читал его сочи­не­ния, но мно­гое и из изуст­ных его объ­яс­не­ний заим­ст­во­вал. Он весь­ма осно­ва­тель­но пола­га­ет здесь пер­вою долж­но­стью Ора­то­ра знать подроб­но все обсто­я­тель­ства защи­щае­мо­го им дела: что́, без сомне­ния, потреб­но и во всех слу­ча­ях. [8] Каким же обра­зом достиг­нуть того, изъ­яс­ним в назна­чен­ном (кн. 12. гл. 9) для сего пред­ме­та месте. Пол­ное и зре­лое обо­зре­ние все­го дела подаст мате­рию к вопро­сам, и как бы ору­жие вло­жит в руки про­тив свиде­те­ля, и пока­жет, в какое рас­по­ло­же­ние духа над­ле­жит поста­вить судью нашей речью. Ибо Ора­тор дол­жен или вну­шить дове­рие к свиде­те­лям, или откло­нить оное: поели­ку всяк при­ни­ма­ет пока­за­ние дру­го­го, смот­ря по тому, с.327 как будет напе­ред рас­по­ло­жен, т. е. верить или не верить.

[9] А как быва­ет два рода Свиде­те­лей, т. е. или доб­ро­воль­но пред­стаю­щие, или при­зы­вае­мые в суд по зако­нам: то на пер­вых обе сто­ро­ны ссы­лать­ся могут, а на послед­них толь­ко доно­си­те­ли. Отде­лим долж­ность пред­став­ля­ю­ще­го свиде­те­лей от долж­но­сти опро­вер­гаю­ще­го свиде­те­лей.

[10] Кто пред­став­ля­ет свиде­те­ля доб­ро­воль­но­го, тот может знать, что он гово­рить будет, и сле­до­ва­тель­но делать ему вопро­сы не встре­тит­ся даль­не­го затруд­не­ния. Но и в сем слу­чае потреб­ны осто­рож­ность и бла­го­ра­зу­мие, и надоб­но напе­ред уве­рить­ся в посто­ян­стве, бес­стра­шии и осмот­ри­тель­но­сти свиде­те­ля; [11] защит­ник про­тив­ной сто­ро­ны не опу­стит ста­рать­ся сби­вать его в речах; тогда, как разо­бьет­ся он в пока­за­ни­ях, повредит более, неже­ли свиде­тель сме­лый и твер­дый при­не­сет поль­зы. Итак, над­ле­жит пред­ва­ри­тель­но его испы­ты­вать вся­ки­ми вопро­са­ми, какие толь­ко может пред­ло­жить ему наш про­тив­ник. Таким обра­зом сде­ла­ем его твер­дым в пока­за­ни­ях, или, хотя несколь­ко сме­ша­ет­ся, нетруд­но будет опять напра­вить его на преж­нюю сте­зю.

с.328 [12] Но и в рас­суж­де­нии таких свиде­те­лей, кои твер­до сто­ят в одном и том же пока­за­нии, долж­но осте­ре­гать­ся хит­ро­сти и обма­на: часто быва­ют свиде­те­ли под­лож­ные, и все в поль­зу нашу обе­щаю­щие, но отве­чаю­щие про­тив­ное; и ста­но­вят­ся тогда не как обли­чи­те­ли, но как повин­ные. [13] Итак, надоб­но смот­реть, какие при­чи­ны име­ют они вредить сто­роне про­тив­ной: еще не доволь­но того, что были ей вра­ги; но не пере­ста­ли ли враж­до­вать и не хотят ли при­ми­рить­ся с нею; не под­куп­ле­ны ли, не по рас­ка­я­нию ли пере­ме­ни­ли свое наме­ре­ние. Если нуж­но брать пре­до­сто­рож­ность и про­тив тех, кои обе­ща­ют гово­рить самую исти­ну, то коль­ми паче опас­но дове­рять тем, кои на ложь посту­пить согла­ша­ют­ся. [14] Ибо в послед­нем слу­чае ско­рее рас­ка­ять­ся могут, и обе­ща­ния их подо­зри­тель­нее: а еже­ли и захотят сдер­жать свое сло­во, то лег­че будет про­тив­ни­ку раз­бить их в пока­за­ни­ях.

[15] Из тех же, кои по при­зы­ву явля­ют­ся в суд для свиде­тель­ства, одни хотят вредить обви­ня­е­мо­му, дру­гие не хотят. И обви­ни­тель ино­гда зна­ет их рас­по­ло­же­ние, а ино­гда не зна­ет.

Поло­жим, что он его зна­ет. В том и дру­гом слу­чае потреб­но вели­кое искус­ство. [16] Еже­ли вопро­ша­ешь свиде­те­ля, желаю­ще­го повредить с.329 обви­ня­е­мо­му, тогда осте­ре­гать­ся надоб­но, чтобы такое жела­ние его не слиш­ком обна­ру­жи­ва­лось: не вдруг вопро­шать его о пред­ле­жа­щем деле, а дохо­дить до того неко­то­рою око­ли­цею, дабы каза­лось, что из него вынуж­де­но то, чем наи­бо­лее хотел он уяз­вить под­суди­мо­го: не делать очень насто­я­тель­но и мно­го вопро­сов, дабы свиде­тель, на все ответ­ст­вуя, не умень­шил к себе дове­рия; вопро­шать его толь­ко о том, о чем нам ведать от него одно­го нуж­но.

[17] Когда же надоб­но при­нудить свиде­те­ля ска­зать исти­ну, тогда глав­ная уда­ча вопро­шаю­ще­го будет, если исторгнет у него то, о чем объ­явить он не хотел. Сего достиг­нуть не ина­че мож­но, как мно­го­крат­ным повто­ре­ни­ем вопро­сов. Он будет давать отве­ты, кои, по мне­нию его, сто­роне его вредить не могут; и таким обра­зом доведем его, что ему нель­зя будет отка­зать­ся от того, в чем при­знать­ся не хотел. [18] Ибо как в речи нашей соби­ра­ем мно­гие дово­ды, кои порознь, по-види­мо­му, не опас­ны для обви­ня­е­мо­го, а сово­куп­но­стью их убеж­да­ем: так и вопро­шая свиде­те­ля мно­гое о пред­ше­ст­во­вав­ших, мно­гое о после­дую­щих обсто­я­тель­ствах, о месте, вре­ме­ни, лице, и проч. дово­дим его до тако­го отве­та, после кото­ро­го при­нуж­ден будет или при­знать­ся в с.330 том, чего мы хотим, или про­ти­во­ре­чить само­му себе в преж­де ска­зан­ном. [19] Если же сего сде­лать немож­но, то ясно ока­жет­ся, что он прав­ды гово­рить не хочет: тогда, обра­тя речь даже и на иные пред­ме­ты, к делу не совсем при­над­ле­жа­щие, в чем-либо дру­гом уло­вить его над­ле­жит ста­рать­ся. Надоб­но делать ему, сколь­ко мож­но, более вопро­сов, дабы он, гово­ря все или боль­ше, неже­ли надоб­но, в защи­ту обви­ня­е­мо­го, сде­лал­ся судье подо­зри­тель­ным: сим он столь­ко же повредит под­суди­мо­му, как и пока­зав про­тив него сущую прав­ду.

[20] Если же пред­по­ло­жим, как я ска­зал выше, что Ора­тор не зна­ет пря­мо­го рас­по­ло­же­ния свиде­те­ля, то дол­жен, мало-пома­лу и, так ска­зать, сло­во за сло­вом, вопро­шая, про­ник­нуть в его наме­ре­ние, и посте­пен­но вести к тако­му отве­ту, какой ему надо­бен. [21] Но как неред­ко быва­ют у свиде­те­лей и такие хит­ро­сти, что спер­ва на все отве­ча­ют по ваше­му жела­нию, дабы с боль­шею веро­ят­но­стью пока­зать после совсем тому про­тив­ное: то долг Ора­то­ра сде­лать свиде­те­ля подо­зри­тель­ным, когда сие полез­но для защи­щае­мой сто­ро­ны.

[22] Делать вопро­сы ино­гда удоб­нее, а ино­гда затруд­ни­тель­нее для защи­ти­те­ля. Затруд­ни­тель­нее пото­му, что он ред­ко может преж­де суда знать, что́ ска­зать име­ет свиде­тель; с.331 удоб­нее же, что он уже будет обо всем ведать, когда надоб­но его спра­ши­вать. [23] Итак, в пер­вом слу­чае нуж­но рачи­тель­но пред­у­смат­ри­вать, кто про­тив под­суди­мо­го воору­жа­ет­ся, какую и по каким при­чи­нам име­ет на него враж­ду: все то пред­ва­ри­тель­но в речи сво­ей объ­яс­нить, когда хотим свиде­те­лей сде­лать подо­зри­тель­ны­ми в зло­бе или зави­сти, в потвор­стве или в под­ку­пе. И если с про­тив­ной сто­ро­ны не будет доста­точ­но­го чис­ла свиде­те­лей, то жало­вать­ся на недо­ста­ток их: если слиш­ком мно­го, то на заго­вор: если они будут люди мало­зна­ча­щие, то на под­лость: если знат­ные, то на пред­на­ме­рен­ное наси­лие жало­вать­ся долж­но. [24] Одна­ко луч­ше изла­гать при­чи­ны, по кото­рым они хотят нане­сти вред под­суди­мо­му: при­чи­ны могут быть раз­лич­ны, смот­ря и по суще­ству тяж­бы, и по состо­я­нию тяжу­ще­го­ся. Ибо про­тив выше­ска­зан­но­го мож­но отве­чать рав­но общи­ми места­ми: при немно­гом чис­ле и мало­зна­чи­тель­но­сти свиде­те­лей, донос­чик может хва­лить­ся про­стотою; что он, кро­ме них, не нашел нико­го, кому бы еще извест­но было дело; мно­гих же и при­том зна­ча­щих свиде­те­лей пред­став­лять ино­гда удоб­нее.

[25] Но ино­гда и хва­лить и пори­цать мож­но каж­до­го из свиде­те­лей, при чте­нии пока­за­ний с.332 их, или при их наиме­но­ва­нии. Сие было и удоб­нее и в боль­шем обык­но­ве­нии в преж­ние вре­ме­на, когда свиде­те­лей спра­ши­ва­ли уже по окон­ча­нии речей с обе­их сто­рон. Что же долж­но гово­рить про­тив каж­до­го из них, над­ле­жит заим­ст­во­вать толь­ко от их лич­ных качеств.

[26] Вот еще что́ наблюда­ет­ся при вопро­сах: преж­де все­го надоб­но знать свой­ства свиде­те­ля. Роб­ко­го застра­щать, глу­по­го обма­нуть, гнев­ли­во­го раз­дра­жить, над­мен­но­го воз­гор­дить, тще­слав­но­го обо­льстить хва­лою мож­но: бла­го­ра­зум­но­го и твер­до­го тот­час оста­вить, как упор­но­го вра­га сто­роне нашей: или опро­вер­гать его не вопро­са­ми, а крат­ким раз­го­во­ром; или воз­ра­жать ему каким-нибудь ост­рым сло­вом: или, когда есть что-либо пороч­но­го в его поведе­нии, покрыть его сты­дом. [27] Свиде­те­лей же чест­ных и доб­ро­со­вест­ных оскорб­лять не долж­но: ибо те, кои напад­ка­ми огор­ча­ют­ся, часто усту­па­ют лас­ко­во­сти.

Сущ­ность вопро­сов заим­ст­ву­ет­ся или из само­го дела, или вне оно­го.

Если вопро­сы заим­ст­ву­ют­ся из само­го дела, то защит­ник, рав­но как и обви­ни­тель, по мне­нию наше­му, дол­жен вести их изда­ле­ка, а для избе­жа­ния вся­ко­го подо­зре­ния, повто­рять их и сли­чать пер­вые отве­ты с после­дую­щи­ми: с.333 таким обра­зом часто уда­ет­ся от свиде­те­ля про­тив воли его вынудить для нас нуж­ное. [28] Научить­ся сему в шко­лах немож­но; там нет подоб­ных упраж­не­ний: такой навык при­об­ре­та­ет­ся более при­род­ною ост­ро­тою и опы­том. Еже­ли одна­ко ж нужен при­мер для под­ра­жа­ния, то най­дем его в раз­го­во­рах у Сокра­та и его после­до­ва­те­лей, осо­бен­но же у Пла­то­на. В сих раз­го­во­рах так искус­но рас­по­ло­же­ны вопро­сы, что на иные из них хотя исправ­но ответ­ст­ву­ет­ся, но вопро­шаю­щий все­гда дости­га­ет сво­ей цели. [29] Впро­чем, неред­ко слу­ча­ет­ся, что свиде­тель в сво­их пока­за­ни­ях сам себе про­ти­во­ре­чит, а еще чаще с дру­ги­ми свиде­те­ля­ми раз­би­ва­ет­ся. Но ост­ро­ум­ны­ми вопро­са­ми дости­га­ем того, чем одол­же­ны быва­ем ино­гда одно­му слу­чаю.

[30] Мож­но пред­ла­гать вопро­сы, вне дела, в свою поль­зу. Вопро­ша­ет­ся, напри­мер, о поведе­нии и нра­вах каж­до­го из свиде­те­лей; не пороч­но­го ли они поведе­ния; не слиш­ком ли низ­ко­го состо­я­ния; не дру­зья ли донос­чи­ку, и не вра­ги ли под­суди­мо­му: в отве­тах их искать надоб­но того, что́ нам полез­но, или что́ может обна­ру­жить ложь или зло­бу их. [31] Но вопро­шать долж­но с вели­кою осмот­ри­тель­но­стью; ибо Ора­тор может ино­гда встре­тить от свиде­те­ля ответ ост­ро­ум­ный и забав­ный; с.334 а сие слу­ша­те­лям обык­но­вен­но нра­вит­ся: при сем над­ле­жит употреб­лять сло­ва и выра­же­ния про­стые, вра­зу­ми­тель­ные, дабы вопро­шае­мый, кото­рый боль­шею частью не име­ет даль­них сведе­ний, ясно пони­мал, или бы не мог ска­зать, что не пони­ма­ет: в про­тив­ном слу­чае вопро­шаю­щий нема­ло теря­ет.

[32] Что же каса­ет­ся до тех бес­чест­ных уло­вок, чтоб под­куп­лен­но­го свиде­те­ля под­сы­лать на ска­мьи про­тив­ной сто­ро­ны⁶, дабы, встав оттуда, нанес ей более вреда, или сде­лал извет про­тив под­суди­мо­го, с коим сидел вме­сте; или, ска­зав в ее поль­зу, нароч­но пока­зал бы нескром­ность и неуме­рен­ность, и тем не толь­ко соб­ст­вен­ные свои, но и дру­гих в нашу поль­зу пока­за­ния, сде­лал бы неимо­вер­ны­ми; то я упо­мя­нул об улов­ках сих не для того, чтобы их употреб­лять, а чтобы все­мер­но убе­гать.

Часто быва­ют не соглас­ны свиде­тель­ства пись­мен­ные и свиде­тель­ства, лич­но про­из­не­сен­ные: здесь мож­но рас­суж­дать и с той и дру­гой сто­ро­ны: пока­за­ния свиде­те­лей утвер­жда­ют­ся при­ся­гою, а пись­мен­ные свиде­тель­ства с.335 согла­си­ем под­пи­сав­ших оные. [33] Часто воз­ник­нуть может такое же пре­ние отно­си­тель­но свиде­те­лей и пись­мен­ных дока­за­тельств: в свиде­те­лях выстав­ля­ет­ся оче­вид­ность их пока­за­ний и свя­тость при­ся­ги, а в дока­за­тель­ствах толь­ко ост­ро­умие; с дру­гой сто­ро­ны ответ­ст­во­вать мож­но, что свиде­тель под­вер­жен при­стра­стию: ино­гда увле­ка­ет­ся поблаж­кою, стра­хом, коры­сто­лю­би­ем, гне­вом, нена­ви­стью, друж­бою, често­лю­би­ем; а дока­за­тель­ства извле­ка­ют­ся из само­го суще­ства дела; веря им, судья себе верит, а веря свиде­те­лям, дру­гим верит. [34] Такие суж­де­ния мож­но при­ло­жить ко мно­гим суд­ным делам: к ним часто при­бе­га­ли Ора­то­ры, и все­гда при­бе­гать будут. Ино­гда с обе­их сто­рон пред­став­ля­ют­ся свиде­те­ли, и тогда рас­смат­ри­ва­ет­ся: 1-е, кото­рые из них чест­нее; 2-е, с кото­рой сто­ро­ны пока­за­ния веро­ят­нее; и 3-е, кто из тяжу­щих­ся име­ет более силы и дове­рен­но­сти.

[35] К сим если кто захо­чет при­ба­вить свиде­тель­ства, свя­щен­ны­ми назы­вае­мые, т. е. отве­ты ора­куль­ские, пред­зна­ме­но­ва­ния, и проч., тот дол­жен знать, что сие изла­га­ет­ся дво­я­ким обра­зом: или общим, как то меж­ду Сто­и­ка­ми и Епи­ку­рей­ца­ми про­ис­хо­дит веч­ный спор о том, управ­ля­ет­ся ли мир Про­мыс­лом Боже­ским; или част­ным обра­зом, т. е. с.336 воз­ра­жа­ем про­тив одной, толь­ко к наше­му делу отно­ся­щей­ся, ста­тьи сих свя­щен­ных свиде­тельств. [36] Ибо досто­вер­ность ора­куль­ских отве­тов дока­зы­ва­ет­ся и опро­вер­га­ет­ся ина­че, неже­ли досто­вер­ность Гаруспи­ков, Авгу­ров, тол­ко­ва­те­лей снов и Аст­ро­ло­гов, поели­ку они по суще­ству сво­е­му раз­ли­че­ст­ву­ют меж­ду собою.

Ора­тор и в дока­за­тель­ствах в опро­вер­же­ни­ях может так­же при­бег­нуть к рас­смот­ре­нию чего-либо ска­зан­но­го в пьян­стве, во сне, в сума­сше­ст­вии, или пока­за­ний, сде­лан­ных от детей мало­лет­них, о кото­рых с одной сто­ро­ны мож­но ска­зать, что они не спо­соб­ны выду­мы­вать, а с дру­гой, что не в состо­я­нии здра­во судить.

[37] Впро­чем сей род дока­за­тельств, выво­ди­мых от лица свиде­те­лей, не толь­ко может употреб­ля­ем быть с поль­зою, но и необ­хо­ди­мо нужен. Ты дал день­ги: кто их счи­тал? где? откуда ты взял их? Ты обли­ча­ешь меня в отрав­ле­нии ядом: где я купил его? у кого? за сколь­ко? через кого я дал при­нять его? кто мой сообщ­ник? Цице­рон в речи за Клу­ен­ция, в отрав­ле­нии ядом обви­ня­е­мо­го, почти все сии обсто­я­тель­ства раз­би­ра­ет. Вот что́ мог я изло­жить самым крат­чай­шим обра­зом о дока­за­тель­ствах неис­кус­ст­вен­ных.

с.337

[V. 8. 1] Дру­гую часть дока­за­тельств, кото­рая совер­шен­но осно­вы­ва­ет­ся на искус­стве, и состо­ит в уве­ре­нии и убеж­де­нии слу­ша­те­лей, по боль­шей части или совсем пре­не­бре­га­ют, или слег­ка каса­ют­ся ее те, кои, нахо­дя дово­ды слиш­ком для себя затруд­ни­тель­ны­ми и скуч­ны­ми, избе­га­ют их, и оста­ют­ся при местах при­ят­ней­ших: их мож­но срав­нить с сопут­ни­ка­ми Улис­са, кото­рые, по ска­за­нию Сти­хотвор­цев (Odiss. I. 9), пре­льстясь сла­до­стью с.338 неко­е­го пло­да у Лото­фа­гов⁷ и пени­ем Сирен, пред­по­чли удо­воль­ст­вия соб­ст­вен­но­му сво­е­му спа­се­нию. Такие Ора­то­ры, гоня­ясь за тенью сла­вы, не дости­га­ют той победы, кото­рая долж­на быть целью их сло́ва.

[2] Подоб­ные общие места, кото­рые в речь вхо­дят, слу­жат толь­ко посо­би­ем и укра­ше­ни­ем дово­дов, и как бы телом покры­ва­ют сии жилы, кои­ми суд­ное дело свя­зы­ва­ет­ся. Напри­мер, когда утвер­жда­ем то, что́ про­изо­шло от гне­ва, или стра­ха, или коры­сти, тогда можем несколь­ко рас­про­стра­нить­ся, гово­ря о свой­стве каж­дой из сих стра­стей: рав­но как и тогда, когда хва­лим, пори­ца­ем, уве­ли­чи­ва­ем, умень­ша­ем, опи­сы­ва­ем, устра­ша­ем, жале­ем, уте­ша­ем, уве­ще­ва­ем. [3] Но к сим посо­би­ям при­бе­гать мож­но толь­ко в таком слу­чае, когда гово­рим о вещах уже извест­ных, или как об извест­ных. Я не спо­рю, чтобы не надоб­но было ста­рать­ся угож­дать слу­ша­те­лям; но над­ле­жит более воз­буж­дать стра­сти. Одна­ко в том и дру­гом ско­рее успе­ем, когда совер­шен­но убедим судью в истине: а сего достиг­нуть без дово­дов и дру­гих уве­ри­тель­ных посо­бий немож­но.

с.339 [4] Преж­де, неже­ли искус­ст­вен­ные дока­за­тель­ства разде­лю на виды, почи­таю за нуж­ное пред­ва­рить, что они все име­ют нечто общее меж­ду собою. Ибо нет вопро­са (quaes­tio), кото­рый не отно­сил­ся бы или к вещи, или к лицу. Осно­ва­ние дока­за­тельств нахо­дит­ся так­же в обсто­я­тель­ствах, к вещам или лицам отно­ся­щих­ся. Дово­ды обык­но­вен­но рас­смат­ри­ва­ют­ся или в них самих, или в отно­ше­нии к чему-нибудь дру­го­му. [5] Нет дока­за­тель­ства, кото­рое не выво­ди­лось бы или из преды­ду­щих, или после­дую­щих, или про­тив­ных обсто­я­тельств: и все сие берет­ся, по необ­хо­ди­мо­сти, или от про­шед­ше­го, или от насто­я­ще­го, или от буду­ще­го. Ника­кое дей­ст­вие не может быть дока­за­но ина­че, как посред­ст­вом дру­го­го дей­ст­вия, кото­рое долж­но быть или боль­ше, или рав­но, или мень­ше.

[6] Дока­за­тель­ства же рож­да­ют­ся или из вопро­сов, взя­тых вооб­ще неза­ви­си­мо от вещей и лиц; или из само­го дела, когда оно достав­ля­ет нам какую ни есть част­ную при­чи­ну, при­над­ле­жа­щую одна­ко к тому же пред­ме­ту, о коем пред­ле­жит раз­би­ра­тель­ство.

Сверх того, из всех дока­за­тельств иные суть оче­вид­ны, иные веро­ят­ны, иные не совсем про­тив­ны. [7] При том все они выво­дят­ся чет­ве­ро­я­ким обра­зом; как то: или, из с.340 того, что одно суще­ст­ву­ет, заклю­ча­ем, что дру­гое не суще­ст­ву­ет; напри­мер, теперь день, сле­до­ва­тель­но не ночь: или, из того, что одно суще­ст­ву­ет, заклю­ча­ем, что суще­ст­ву­ет и дру­гое: солн­це све­тит, сле­до­ва­тель­но теперь день: или, из того, чего нет, заклю­ча­ем, что дру­гое есть: теперь не ночь, сле­до­ва­тель­но день: или, из того, чего нет, заклю­ча­ем, что нет и дру­го­го чего-нибудь: если не живот­ное разум­ное, то и не чело­век. Ска­зав о сем вооб­ще, при­сту­паю к подроб­ней­шим изъ­яс­не­ни­ям.

с.341

[V. 9. 1] Итак, вся­кое искус­ст­вен­ное убеж­де­ние состо­ит или из при­зна­ков⁸, или из дово­дов, или из при­ме­ров. Я знаю, что мно­гие почи­та­ют при­зна­ки за часть, состав­ля­ю­щую дово­ды: но отде­ляю их пото­му, во-пер­вых, что они суть почти из чис­ла дока­за­тельств, от искус­ства не зави­ся­щих. Ибо окро­вав­лен­ная одеж­да, и вопль, и сине­ва на теле, суть такие же посо­бия, как и пись­мен­ные дока­за­тель­ства, слу­хи, свиде­те­ли: они не изо­бре­та­ют­ся Ора­то­ром, а при­хо­дят к нему с пору­чае­мым делом. [2] Во-вто­рых, что при­зна­ки быва­ют или несо­мнен­ные, и тогда уже не будут дово­да­ми; ибо где они ясны, там нет и спо­ру; а довод име­ет место в деле толь­ко спор­ном: или сомни­тель­ные, и не могут назвать­ся дово­да­ми, поели­ку сами тре­бу­ют оных.

с.342 [3] Они разде­ля­ют­ся на сии два пер­вые вида: одни суть, как я ска­зал, нуж­ные или несо­мнен­ные: дру­гие ненуж­ные или сомни­тель­ные.

Пер­вые из них едва ли, по мне­нию мое­му, тре­бу­ют пра­вил: поели­ку они ина­ко­вы быть не могут. Ибо где есть вер­ный, види­мый, нелож­ный при­знак, там нет и спо­ра. [4] Сие слу­ча­ет­ся, когда чему-нибудь необ­хо­ди­мо быть и сде­лать­ся долж­но, или напро­тив быть и сде­лать­ся совсем невоз­мож­но: при тако­вом при­зна­ке нет места спо­ру.

[8] Дру­гие при­зна­ки суть толь­ко веро­ят­ные, не необ­хо­ди­мые: их одних к раз­ре­ше­нию сомне­ния хотя недо­ста­точ­но; по если при­со­во­ку­пят­ся к про­чим при­зна­кам, дока­за­тель­ствам, то име­ют вели­кую силу.

[9] Неко­то­рые име­ну­ют при­зна­ки при­ме­та­ми, неко­то­рые следа­ми, чрез кои дру­гая вещь озна­ча­ет­ся, как, напри­мер, через кровь откры­ва­ет­ся смер­то­убий­ство. А как кровь может попасть на одеж­ду и при закла­нии жерт­вы, и от тече­ния ее из носу, то окро­вав­лен­ная одеж­да не все­гда пока­зы­ва­ет смер­то­убий­ство. [10] Но сие, будучи само по себе недо­ста­точ­но, если при­со­еди­нит­ся к про­чим при­зна­кам, слу­жит вме­сто дока­за­тель­ства, когда, напри­мер, дока­за­но, что обви­ня­е­мый был враг уби­то­му, что гро­зил ему преж­де, что нахо­дил­ся с.343 на том же месте. Тогда при­знак сей сде­ла­ет, что то, о чем сомне­ва­лись, пока­жет­ся уже несо­мни­тель­ным, вер­ным. [11] Впро­чем, есть при­зна­ки, кои­ми обе тяжу­щи­е­ся сто­ро­ны вос­поль­зо­вать­ся могут, как то синие пят­на на теле, опу­холь. Ибо могут казать­ся след­ст­ви­ем и яда, и нева­ре­ния в желуд­ке. Рав­но ска­зать мож­но, что рана нане­се­на сво­ею соб­ст­вен­ною и чужою рукою. И пото­му все сие не твер­до без дру­гих дока­за­тельств…

с.344

I. [V. 10. 1] Теперь сле­ду­ют дово­ды: под сим име­нем я разу­мею все то, что Гре­ки назы­ва­ют ἐνθυ­μήμα­τα, ἐπι­χει­ρήμα­τα, ἀπο­δέιξεις, хотя у них в наиме­но­ва­ни­ях сих есть неко­то­рая раз­ность, но они все почти одно и то же озна­ча­ют. [11] Как довод есть спо­соб дока­зы­вать одно чрез дру­гое, и сомни­тель­ное утвер­ждать чрез несо­мни­тель­ное: то и нуж­но, чтобы в каж­дом деле с.345 были такие обсто­я­тель­ства, кото­рые не тре­бо­ва­ли бы под­твер­жде­ния. [12] Ибо нечем было бы дока­зы­вать или под­твер­ждать, если бы Ора­тор не имел ска­зать ниче­го вер­но­го, или тако­вым кажу­ще­го­ся, дабы сомни­тель­ное сде­лать веро­ят­ным.

За извест­ное же и вер­ное при­ни­ма­ем во-пер­вых то, что́ под­ле­жит чув­ствам, т. е. что́ видим, что́ слы­шим: како­вы суть при­зна­ки. Потом что́ общим мне­ни­ем при­ня­то: напри­мер, что есть боги; что долж­но чтить роди­те­лей. [13] Кро­ме того, что́ пред­пи­са­но зако­на­ми, что́ при­ня­то в обык­но­ве­ние хотя не все­ми людь­ми, по край­ней мере жите­ля­ми той стра­ны или государ­ства, где про­ис­хо­дит дей­ст­вие: как то мно­гое в граж­дан­ском пра­ве не на зако­нах, а на обы­ча­ях осно­вы­ва­ет­ся. Нако­нец все то, на что́ обе тяжу­щи­е­ся сто­ро­ны соглас­ны, что́ дока­за­но; сло­вом, чему не про­ти­во­ре­чит сопер­ник. [14] Вот при­мер дово­да: если мир управ­ля­ет­ся Про­мыс­лом, то и Рес­пуб­ли­ка управ­ля­ет­ся оным; таким обра­зом из того, что мир про­мыс­лом управ­ля­ет­ся, выво­дит­ся след­ст­вие, что и Рес­пуб­ли­ка управ­ля­ет­ся оным.

[15] Для пра­виль­но­го дово­да Ора­то­ру потреб­но вни­кать в свой­ство и силу всех вещей, и знать, какое дей­ст­вие чаще про­из­во­дит каж­дая из них. [16] Отсюда рож­да­ют­ся три рода с.346 веро­ят­но­стей. Пер­вый самый бла­го­вид­ный и почти не опро­вер­гае­мый есть, напри­мер: Отец любит сво­их детей. Дру­гой не столь­ко надеж­ный: Кто здо­ров ныне, тот дожи­вет и до зав­тра. Тре­тий еще сла­бей­ший, и толь­ко лишь не неве­ро­я­тен: В доме сде­ла­лась покра­жа от кого-нибудь из домаш­них. [17] Для сего-то Ари­сто­тель, во вто­рой кни­ге сво­ей Рито­ри­ки, с вели­кою подроб­но­стью изла­га­ет, что́ какой вещи и что́ како­му чело­ве­ку может быть свой­ст­вен­но; какие вещи и каких людей с каки­ми веща­ми или людь­ми сбли­жа­ет или про­ти­во­по­ла­га­ет их меж­ду собою при­ро­да: кто более скло­нен к любо­с­тя­жа­нию, любо­че­стию, суе­ве­рию: что́ наи­бо­лее одоб­ря­ют люди доб­рые, чего ищут злые, чего вои­ны, чего посе­ляне: каким обра­зом чего избе­гать или достиг­нуть каж­дый обык­но­вен­но ста­ра­ет­ся.

[18] Я сие остав­ляю без даль­ней­ше­го иссле­до­ва­ния: исчис­лять все слу­чаи не толь­ко было бы дол­го, но, за мно­же­ст­вом их, и невоз­мож­но: сверх того здра­вый рас­судок вся­ко­му пока­зать сие может. Впро­чем, я сослал­ся на сочи­не­ние, где обо всем про­стран­нее видеть может, кто поже­ла­ет. [19] Но все веро­я­тия, из кото­рых состо­ит наи­боль­шая часть дово­дов, про­ис­те­ка­ют из подоб­ных сему источ­ни­ков: веро­ят­но ли, чтоб сын убил отца сво­его; или, с.347 чтоб отец сде­лал кро­во­сме­ше­ние со сво­ею доче­рью: и напро­тив, веро­ят­но ли от маче­хи отрав­ле­ние ядом, пре­лю­бо­де­я­ние от сла­до­страст­но­го. Рав­но и сие: веро­ят­но ли, чтоб такое-то зло­де­я­ние про­из­веде­но пред людь­ми явно, или такой-то свиде­тель, быв под­куп­лен, пока­зал лож­но. Ибо вся­кое, здесь упо­мя­ну­тое, лицо име­ет свои осо­бен­ные наклон­но­сти, по кото­рым, хотя не все­гда, одна­ко по боль­шей части дей­ст­ву­ет: ина­че сие было бы несо­мни­тель­ною исти­ною, а не дово­дом.

II. [20] Рас­смот­рим теперь места, из коих заим­ст­ву­ют­ся дово­ды: хотя неко­то­рым кажет­ся, что и выше­при­веден­ные при­ме­ры оттуда же извле­че­ны; но я здесь назы­ваю места­ми не то, что́ ныне мно­гие разу­ме­ют обык­но­вен­но, т. е. те общие места, о кото­рых я гово­рил, и кото­ры­ми объ­яс­ня­ют­ся, напри­мер, вооб­ще рас­пут­ство, любо­де­я­ние и тому подоб­ное: сие почи­та­ет­ся за осо­бен­ные источ­ни­ки, из коих почер­па­ют­ся дово­ды. [21] Как не вся­кая зем­ля вся­кие пло­ды про­из­во­дит; напрас­но будем искать пти­цы или зве­ря, не ведая, где они пло­дить­ся или при­ста­вать обвык­ли; иные роды рыб любят пол­ные и откры­тые воды, дру­гие луч­ше водят­ся в местах каме­ни­стых и при­бреж­ных; рыба He­lops не ловит­ся в нашем море: таким же обра­зом не вся­кий с.348 довод везде попа­да­ет­ся, и пото­му не долж­но искать его повсюду. [22] Ина­че под­верг­нешь­ся мно­гим ошиб­кам, и после напрас­но­го труда, раз­ве слу­чай­но уже попа­дешь на то, чего ищешь без руко­вод­ства пра­вил. А когда зна­ем источ­ник, откуда что́ про­ис­те­ка­ет, тогда, при­шед к месту, удоб­но усмот­рим, что́ из него почерп­нуть мож­но.

[23] 1-е. Итак, дово­ды над­ле­жит часто заим­ст­во­вать во-пер­вых от лица: ибо мы уже выше ска­за­ли, что все они отно­сят­ся к вещам и лицам; а при­чи­на, вре­мя, место, слу­чай, орудие, спо­соб и все про­чее суть толь­ко при­над­леж­но­сти вещей. Поче­му, в рас­суж­де­нии лиц, я не вой­ду в подроб­ные изыс­ка­ния, по при­ме­ру мно­гих, о сем пред­ме­те писав­ших; а пока­жу толь­ко места, откуда дово­ды брать мож­но.

[24] Места сии суть 1) Поро­да. Обык­но­вен­но пола­га­ет­ся, что дети похо­дят на роди­те­лей и пред­ков сво­их: и неред­ко про­ис­хо­дят в них отсюда при­чи­ны доб­ро­де­те­лей и поро­ков.

2). Народ. Ибо каж­дый народ име­ет свои нра­вы: нель­зя ска­зать того же само­го и о Вар­ва­ре, и о Рим­ля­нине, и о Гре­ке.

[25] 3). Оте­че­ство. Ибо так­же горо­да и государ­ства име­ют свои зако­ны, поста­нов­ле­ния и мне­ния.

4) Пол. Воров­ство и гра­беж лег­че пред­по­ла­гать в муж­чине, а отра­ву в жен­щине.

с.349 5). Воз­раст. Ибо иное при­ли­че­ст­ву­ет более таким летам, а иное дру­гим.

6). Вос­пи­та­ние и обу­че­ние. Ибо весь­ма мно­го зави­сит от того, кем и как кто руко­вод­ст­во­ван.

[26] 7). Вид и сло­же­ние тела. Кра­сота часто при­во­дит­ся в дока­за­тель­ство сла­до­стра­стия, а кре­пость в дока­за­тель­ство наси­лия. Про­тив­ные каче­ства обра­ща­ют­ся в про­тив­ную сто­ро­ну.

8). Иму­ще­ство. Немож­но о чело­ве­ке бога­том, име­ю­щем мно­го род­ст­вен­ни­ков, дру­зей, услуж­ни­ков, заклю­чать того же, что и о чело­ве­ке бед­ном, лишен­ном всех сих посо­бий.

9). Состо­я­ние. Ибо есть вели­кое раз­ли­чие меж­ду чело­ве­ком знат­ным и без­знат­ным, меж­ду долж­ност­ным и част­ным, меж­ду отцом и сыном, меж­ду граж­да­ни­ном и при­шель­цем, меж­ду сво­бод­ным и рабом, меж­ду жена­тым и холо­стым, меж­ду име­ю­щим детей и без­дет­ным.

[27] 10). Свой­ства душев­ные. Ибо ску­пость, гнев, доб­ро­ду­шие, жесто­ко­сер­дие, суро­вость, и дру­гие подоб­ные каче­ства, при­бав­ля­ют или убав­ля­ют веро­я­тие: рав­но как и образ жиз­ни берет­ся в рас­суж­де­ние, смот­ря по тому, пышен ли оный, уме­рен, или дохо­дит до под­ло­сти.

11). Ремес­ло. Ибо житель сель­ский и с.350 город­ской, купец, воин, море­хо­дец, врач, все мыс­лят и дей­ст­ву­ют раз­лич­но.

[28] Надоб­но так­же вни­кать, како­вым каж­дое лицо казать­ся ста­ра­ет­ся, ибо иной хочет про­слыть бога­тым, дру­гой крас­но­ре­чи­вым, иной спра­вед­ли­вым, дру­гой силь­ным. Не мень­ше обра­щать долж­но вни­ма­ние и на преж­ние дела и речи лиц, поели­ку из про­шед­ше­го мож­но заклю­чать и о насто­я­щем.

[30] Неко­то­рые в чис­ле пока­зан­ных источ­ни­ков пола­га­ют и имя лица. Хотя оно с лицом нераздель­но, но ред­ко слу­жит дока­за­тель­ст­вом, раз­ве будет дано или по какой ни есть осо­бен­ной при­чине, как то муд­рый, вели­кий, и проч. или оно пода­ло повод к како­му-нибудь пред­при­я­тию, как, напри­мер, Лен­тул всту­пил в заго­вор с Кати­ли­ною, буд­то бы пото­му, что в Сивил­ли­ных кни­гах и про­ри­ца­ни­я­ми гада­те­лей обе­ща­на вер­хов­ная власть трем Кор­не­ли­ям, и что он почел себя, после Сил­лы и Цин­ны, третьим, поели­ку назы­вал­ся так­же Кор­не­ли­ем. [31] Мы нахо­дим и в Эври­пиде, что имя Поли­ни­ка выстав­ле­но бра­том его Этео­к­лом за дока­за­тель­ство его нра­вов: но одоб­рить сего немож­но. Одна­ко от име­ни часто берет­ся повод к ост­ро­ум­ным шут­кам; видим тому не один при­мер в речах Цице­ро­на про­тив Верре­са.

с.351 Вот какие и им подоб­ные рас­суж­де­ния отно­сят­ся к лицам. Я в даль­ней­шие подроб­но­сти по сему пред­ме­ту не всту­паю: доволь­но, что ищу­щим боль­ших сведе­ний пока­зал к тому доро­гу.

[32] 1-е. Теперь будем гово­рить о вещах; и как дея­ния наи­бо­лее свя­за­ны с лицом, то преж­де все­го нач­нем с них. При вся­ком деле обык­но­вен­но сле­ду­ют вопро­сы: или для чего, или где, или когда, или как, или посред­ст­вом чего, про­из­веде­но оное.

[33] Итак, берут­ся дово­ды от при­чин дея­ний, совер­шен­ных или совер­шить­ся име­ю­щих: и кото­рых пред­ме­том иные вещь ὕλην, а иные силу δύ­ναμιν назы­ва­ют, и разде­ля­ют на два рода, а каж­дый род на четы­ре вида. Ибо вся цель наших дея­ний есть или полу­че­ние, прираще­ние, сохра­не­ние, употреб­ле­ние како­го-либо добра; или пред­ва­ре­ние, уда­ле­ние облег­че­ние зла, и при­ме­не­ние оно­го на доб­рое: сии побуж­де­ния вхо­дят во все наши рас­суж­де­ния. [34] Но толь­ко дея­ния доб­рые про­ис­хо­дят от сих при­чин; худые же напро­тив рож­да­ют­ся от лож­ных мне­ний. Ибо источ­ник сих послед­них кро­ет­ся в том, что мы ино­гда мни­мое доб­ро или зло почи­та­ем за истин­ные. Отсюда про­ис­хо­дят наши заблуж­де­ния и пагуб­ные стра­сти, как то гнев, нена­висть, зависть, с.352 среб­ро­лю­бие, гор­дость, дер­зость, страх, и проч. К сим при­чи­нам при­бав­ля­ют­ся ино­гда и слу­чай­ные, необ­ду­ман­ные, как то пьян­ство, неведе­ние, кото­рые могут слу­жить и изви­не­ни­ем, и дока­за­тель­ст­вом пре­ступ­ле­ния: напри­мер, утвер­жда­ем, что такой-то убил вра­га сво­его, и что он не мог не сде­лать сего…

[37] Дово­ды берут­ся еще и от места. Чтоб уси­лить дока­за­тель­ство, нуж­но пред­ста­вить поло­же­ние места, где про­ис­хо­ди­ло дей­ст­вие; гори­стое ли оно или ров­ное, при­мор­ское, или уда­лен­ное от моря; засе­ян­ное, или впу­сте лежа­щее; про­хо­жее, или пустое; близ­кое, или уда­лен­ное; бла­го­при­ят­ст­ву­ю­щее наме­ре­нию, или напро­тив. Цице­рон в речи сво­ей за Мило­на весь­ма мно­го опи­ра­ет­ся на сии обсто­я­тель­ства. [38] Они хотя и при­над­ле­жат к рас­суж­де­ни­ям дога­доч­ным, но так­же могут быть при­ло­же­ны к делу, напри­мер, част­ное ли, или обще­на­род­ное место; про­стое, или свя­щен­ное; нам или дру­го­му при­над­ле­жа­щее: так как и в лице раз­би­ра­ет­ся каче­ство Государ­ст­вен­но­го чело­ве­ка, отца, чуже­стран­ца. [39] Ибо отсюда рож­да­ют­ся сле­дую­щие вопро­сы: ты похи­тил день­ги част­но­го чело­ве­ка: но поели­ку похи­тил их из хра­ма, то учи­нил не воров­ство, а свя­тотат­ство… [40] Место часто пока­зы­ва­ет каче­ство дея­ния. Ибо не везде поз­во­ли­тель­но и при­лич­но то же самое с.353 дело. Нуж­но раз­би­рать и то, в каком горо­де или стране что-либо решить­ся долж­но: повсюду есть раз­ни­ца в зако­нах и обык­но­ве­ни­ях. [41] Место может ино­гда воз­будить одоб­ре­ние и него­до­ва­ние. Как то Аякс у Овидия гово­рит: пред кораб­ля­ми начи­на­ем спор, и меня рав­ня­ют с Улис­сом. Рав­но и Милон был меж­ду про­чим уко­ря­ем, что убил Кло­дия при гро­бах пред­ков его.

[42] Столь­ко же достой­но вни­ма­ние и вре­мя… [43] как в роде дока­за­тель­ном, так и рас­суди­тель­ном, осо­бен­но же в роде судеб­ном. [44] Ибо оно пода­ет повод к раз­би­ра­тель­ству по пра­вам, слу­жит к раз­ли­че­нию каче­ства дела, и раз­ре­ша­ет часто слу­чаи дога­доч­ные, так что ино­гда достав­ля­ет неоспо­ри­мые дока­за­тель­ства: напри­мер, когда удо­сто­ве­рим, что тот, за чьею под­пи­сью пред­став­ле­но пись­мен­ное дока­за­тель­ство, умер еще до того вре­ме­ни; или что обви­ня­е­мый в каком-либо деле, или был тогда еще ребен­ком, или вовсе не родил­ся. [45] Кро­ме сего, лег­ко выво­дят­ся дока­за­тель­ства из обсто­я­тельств, и пред­ше­ст­во­вав­ших дей­ст­вию, и сопро­вож­дав­ших оное, и из после­дую­щих. Из пред­ше­ст­во­вав­ших, напри­мер: ты гро­зил­ся убить его, ты вышел ночью преж­де его отъ­езда, чтоб напасть на него на доро­ге. [46] Из сопро­вож­дав­ших: слы­шен был шум; под­нял­ся с.354 крик и вопль. Из после­дую­щих: ты скрыл­ся, ты убе­жал; на теле его пока­за­лись синие пят­на, опу­холь.

[49] Над­ле­жит, осо­бен­но в делах дога­доч­ных, брать в рас­смот­ре­ние и воз­мож­ность или удоб­ность. Ибо веро­ят­нее, что немно­гие уби­ты от мно­гих, сла­бей­шие от силь­ней­ших, сон­ные от бодр­ст­ву­ю­щих, нечаю­щие от воз­на­ме­рив­ших­ся: так и напро­тив, веро­ят­нее сла­бей­ший побеж­да­ет­ся от силь­ней­ше­го и проч. [50] Подоб­ных обсто­я­тельств не долж­но выпус­кать из виду в роде рас­суди­тель­ном; в судеб­ном же заклю­ча­ют­ся они обык­но­вен­но в двух вопро­сах: Хотел ли кто, и мог ли то сде­лать: ибо от надеж­ды успе­ха часто рож­да­ет­ся и хоте­ние. По сему-то и обра­тил Цице­рон сле­дую­щие догад­ки про­тив Кло­дия. Не Милон напад­чик, а Кло­дий; сей сопро­вож­да­ем был силь­ны­ми слу­жи­те­ля­ми, а тот жен­щи­на­ми; сей на коне, а тот в носил­ках; сей изгото­вил­ся к напа­де­нию, а тот сидел, завер­нув­шись в плащ свой. [51] К воз­мож­но­сти мож­но при­со­во­ку­пить и орудие, употреб­лен­ное к про­из­веде­нию дей­ст­вия. Ибо от орудия ино­гда рож­да­ют­ся и при­зна­ки, как, напри­мер, ост­рие копья, най­ден­ное в теле.

[52] Ко всем сим источ­ни­кам дово­дов при­бав­ля­ет­ся еще спо­соб. Здесь изыс­ки­ва­ет­ся, с.355 каким обра­зом про­ис­хо­ди­ло дей­ст­вие. Сие пока­жет и каче­ство и закон­ность оно­го; напри­мер, когда утвер­жда­ем, что пре­лю­бо­дей не ядом отрав­лен; ибо не толь­ко поз­во­ле­но, но и пред­пи­са­но употреб­лять про­тив него желе­зо: рав­но можем раз­ре­шить и дога­доч­ные слу­чаи, когда гово­рим, что такое-то дело с доб­рым наме­ре­ни­ем сде­ла­но, поели­ку сде­ла­но явно; а такое с худым, пото­му что про­из­веде­но украд­кою, ночью, в уеди­нен­ном месте.

[53] Во всех вещах, о свой­стве и силе кото­рых рас­суж­да­ет­ся неза­ви­си­мо от отно­ше­ния их к лицам и дру­гим обсто­я­тель­ствам, состав­ля­ю­щим дело, над­ле­жит иметь в виду три вопро­са: суще­ст­ву­ет ли оно, в чем состо­ит, како­во оно? Но как есть мно­гие источ­ни­ки дока­за­тельств общие и для всех сих рас­суж­де­ний, то разде­лить их на пока­зан­ные три рода немож­но; поче­му я и буду поме­щать их в тех ста­тьях, под кото­рые они под­хо­дят.

[54] Итак берут­ся дово­ды от опре­де­ле­ния: и сие дела­ет­ся дво­я­ким обра­зом: или про­сто вопро­ша­ем, что есть доб­ро­де­тель? или, сде­лав ей опре­де­ле­ние, спра­ши­ва­ем, доб­ро­де­тель ли это? Опре­де­ля­ем же или общи­ми сло­ва­ми, как напри­мер: Рито­ри­ка есть нау­ка хоро­шо гово­рить: или через исчис­ле­ние частей: Рито­ри­ка с.356 есть нау­ка пра­виль­но изо­бре­тать, рас­по­ла­гать и изла­гать мыс­ли, при твер­дой памя­ти и бла­го­при­стой­ном про­из­но­ше­нии. [55] Сверх того опре­де­ля­ем или по суще­ству вещи, как сде­ла­но выше, или по про­из­вод­ству слов, как бога­тым назы­ваем того, кого бог наде­лил; ску­пым, кто скоп­ля­ет, и проч.

К опре­де­ле­нию неотъ­ем­ле­мо при­над­ле­жат род, вид, свой­ство, раз­ли­чие. Из всех сих источ­ни­ков почер­па­ют­ся дока­за­тель­ства.

[56] Род не под­твер­жда­ет вида, а паче слу­жит к опро­вер­же­нию оно­го. Итак, нель­зя ска­зать: поели­ку не есть дере­во, сле­до­ва­тель­но есть явор; а поели­ку не есть дере­во, сле­до­ва­тель­но и не явор. Или: то, что не есть доб­ро­де­тель, не может быть и спра­вед­ли­во­стью. Итак, от рода долж­но нис­хо­дить до послед­не­го вида: напри­мер, чело­век есть живот­ное. Сего недо­воль­но, ибо это есть род: смерт­ное, это хотя и вид, но опре­де­ле­ние будет при­ли­че­ст­во­вать и мно­гим дру­гим живот­ным: а когда ска­жешь, разум­ное, тогда будет доста­точ­но к объ­яс­не­нию тво­ей мыс­ли.

[57] Напро­тив, видом под­твер­жда­ет­ся род, а не опро­вер­га­ет­ся. Ибо то, что есть спра­вед­ли­вость, есть уже и доб­ро­де­тель. Что хотя не есть спра­вед­ли­вость, одна­ко может быть доб­ро­де­тель как то муже­ство, воз­дер­жа­ние, с.357 твер­дость. Таким обра­зом род нико­гда не отъ­ем­лет­ся от вида, как раз­ве уже все виды, при­над­ле­жа­щие к тому роду, будут отверг­ну­ты: напри­мер, что́ ни смерт­но, ни бес­смерт­но, то не есть живот­ное.

[58] К роду и виду при­бав­ля­ют еще каче­ства соб­ст­вен­ные и каче­ства раз­лич­ные: соб­ст­вен­ны­ми под­твер­жда­ет­ся опре­де­ле­ние, а раз­лич­ны­ми уни­что­жа­ет­ся. Соб­ст­вен­ное каче­ство есть то, что́ или чему-нибудь одно­му при­ли­че­ст­ву­ет, как чело­ве­ку сло­во, смех: или хотя и при­ли­че­ст­ву­ет, но не одно­му чему ни есть, как огню согре­вать. И та же самая вещь может иметь мно­гие свой­ства, как огонь име­ет свой­ство све­тить, греть. Поче­му, еже­ли опу­стить одно свой­ство, то не будет пра­виль­но­го опре­де­ле­ния: да и осталь­ные каче­ства не сде­ла­ют его луч­шим. [59] Но весь­ма часто вопро­ша­ет­ся, в чем состо­ит свой­ство каж­дой вещи. [60] Что́ же не есть свой­ство, то назы­ва­ет­ся каче­ст­вом раз­лич­ным, как напри­мер, иное есть слу­жить, иное быть рабом: отсюда рож­да­ет­ся вопрос, мож­но ли назвать рабом долж­ни­ка, кото­рый осуж­да­ет­ся зако­ном слу­жить заи­мо­дав­цу? Нет; ибо раб, полу­чив сво­бо­ду от сво­его гос­по­ди­на, ста­но­вит­ся отпу­щен­ни­ком; но сего о несо­сто­я­тель­ном долж­ни­ке ска­зать нель­зя.

с.358 [66] Мож­но так­же заим­ст­во­вать дово­ды от Разде­ле­ния: разде­ле­ни­ем дока­зы­ва­ет­ся, что или все части пред­ло­же­ния лож­ны, или что одна из них спра­вед­ли­ва. Все части дела­ют­ся лож­ны­ми таким обра­зом: ты гово­ришь, что дал день­ги в заем? Ты их или имел у себя, или от кого-нибудь полу­чил, или нашел, или украл. Еже­ли их ни дома у тебя не было, ни от дру­го­го не полу­чил, и проч. то ты денег в заем не давал. [67] Одно пред­ло­же­ние оста­ет­ся истин­ным, напри­мер: раб, кое­го ты при­сво­я­ешь, или родил­ся у тебя в доме, или куп­лен, или тебе пода­рен, или по заве­ща­нию достал­ся, или взят, как плен­ный, или чужой. Если опро­вергнет все пер­вые пред­ло­же­ния, оста­нет­ся одно послед­нее спра­вед­ли­во, что раб при­над­ле­жит дру­го­му.

Но при таких разде­ле­ни­ях над­ле­жит посту­пать с вели­кою осто­рож­но­стью, тща­тель­но обду­мы­вать род: ибо еже­ли в пред­ло­же­ни­ях хотя один вид опу­стишь, то вся речь сме­хом кон­чит­ся. [68] Все­го без­опас­нее сле­до­вать при­ме­ру Цице­ро­на, кото­рый, гово­ря за Цецин­ну, вопро­ша­ет сво­его сопер­ни­ка: еже­ли не о сем идет здесь речь, так в чем же состо­ит дело? Ибо сим самым, не вхо­дя в подроб­но­сти, отвер­га­ет все виды; или делать два про­тив­ные меж­ду собою пред­ло­же­ния, из с.359 кото­рых одно долж­но быть спра­вед­ли­во, как у Цице­ро­на: нет нико­го столь пред­убеж­ден­но­го про­тив Клу­ен­ция, кто бы не согла­сил­ся со мною, что еже­ли судьи были под­куп­ле­ны, то под­куп­ле­ны или от Ави­та, или от Оппи­а­ни­ка. Если пока­жу, что не от Ави­та, то убе­жу, что от Оппи­а­ни­ка; и когда дока­жу, что от Оппи­а­ни­ка, тогда оправ­даю Ави­та.

[73] Мож­но брать дово­ды от пред­ме­тов сход­ных. Напри­мер: еже­ли воз­дер­жа­ние есть доб­ро­де­тель, то и уме­рен­ность так же. От несход­ных: весе­лие есть доб­ро, но не рос­ко­ше­ство. От про­тив­ных: уме­рен­ность есть доб­ро, ибо рос­кошь есть зло. Еже­ли вой­на при­чи­ня­ет мно­го бед­ст­вий, то мир за сие воз­на­граж­да­ет. Еже­ли тот, кто оскор­бил без наме­ре­ния, заслу­жи­ва­ет изви­не­ние; так, напро­тив, тот, кто ока­зал услу­гу без доб­рой воли, недо­сто­ин награ­ды. [74] От про­ти­во­ре­ча­щих види­мо: кто глуп, тот неумен. От после­дую­щих или при­со­еди­нен­ных: еже­ли пра­во­судие есть доб­ро, то надоб­но судить пра­вед­но. Еже­ли веро­лом­ство есть зло, то обма­ны­вать не долж­но. Пред­ло­же­ния быть могут и пре­вра­щае­мы.

[85] Я почел бы за неле­пое при­чис­лять к сим источ­ни­кам и такие сло­ва, кото­рые, озна­чая то же, раз­нят­ся толь­ко окон­ча­ни­я­ми или какою ни есть пере­ме­ною букв, и назы­ва­ют­ся с.360 накло­не­ни­ем, еже­ли бы при­ме­ров сему не было у Цице­ро­на. Как то: кои посту­па­ют по спра­вед­ли­во­сти, те дела­ют спра­вед­ли­вое дело. Вещь общая долж­на при­над­ле­жать обще­ству. Это так ясно, что не тре­бу­ет ника­ко­го дока­за­тель­ства.

[86] Сно­ше­ни­я­ми или срав­не­ни­я­ми назы­ва­ют­ся такие дово­ды, в кото­рых боль­шее мень­шим, мень­шее бо́льшим, рав­ное рав­ным под­твер­жда­ет­ся.

[87] В слу­ча­ях дога­доч­ных, под­твер­жда­ет­ся мень­шее бо́льшим: напри­мер, чело­век, сде­лав­ший свя­тотат­ство, лег­ко отва­жит­ся на воров­ство. Мень­шим боль­шее: кто явно и сме­ло лжет, тот не посо­ве­стит­ся поклясть­ся лож­но. Рав­ным рав­ное: кто взял день­ги за непра­вый суд, тот возь­мет их и за лож­ное свиде­тель­ство.

[88] Пра­во дока­зы­ва­ет­ся таким обра­зом, от боль­ше­го к мень­ше­му: если поз­во­ле­но убить пре­лю­бо­дея, то коль­ми паче ско­пить. От мень­ше­го к боль­ше­му: если ноч­но­го вора убить доз­во­ля­ет­ся, то коль­ми паче раз­бой­ни­ка. От рав­но­го к рав­но­му: какая казнь поло­же­на зако­ном за убий­ство отца, такая долж­на быть и за убий­ство мате­ри. Все сии дово­ды изла­га­ют­ся сил­ло­гиз­ма­ми.

с.361 [89] Они наи­бо­лее употреб­ля­ют­ся при опре­де­ле­ни­ях и каче­ствах дела: еже­ли сила телес­ная не есть доб­ро, то и здо­ро­вье не доб­ро. Еже­ли воров­ство есть пре­ступ­ле­ние, то коль­ми паче свя­тотат­ство. Еже­ли уме­рен­ность есть доб­ро­де­тель, то и воз­дер­жа­ние. Еже­ли мир управ­ля­ет­ся Про­мыс­лом, то и об управ­ле­нии Рес­пуб­ли­ки печь­ся долж­но. Еже­ли ум потре­бен для стро­е­ния дома, то коль­ми паче для стро­е­ния кораб­ля и воен­ных орудий.

[94] Итак, вкрат­це заклю­чу, что дока­за­тель­ства берут­ся от лиц, при­чин, мест, вре­ме­ни, воз­мож­но­стей (к кото­рым отно­шу и орудие), от спо­со­ба, т. е. что́ как дела­ет­ся, от опре­де­ле­ния, рода, вида, при­лич­но­го, непри­лич­но­го, про­тив­но­го, опро­вер­же­ния частей, от сход­но­го, несход­но­го, види­мо про­ти­во­ре­ча­ще­го, после­дую­ще­го,… от слов, изме­нен­ных окон­ча­ни­ем или бук­ва­ми, от срав­не­ния, кото­рое разде­ля­ет­ся на мно­гие виды.

III. [100] Вот глав­ные места, откуда Ора­тор может заим­ст­во­вать свои дока­за­тель­ства. Нель­зя с точ­но­стью разде­лить их на роды; ибо каж­дое из них достав­ля­ет бес­чис­лен­ное мно­же­ство дово­дов, одна­ко ж и раз­дро­бить их на виды нет воз­мож­но­сти. Те, кои на сие поку­ша­лись, под­вер­га­лись двум погре­ши­тель­ным с.362 край­но­стям: гово­ри­ли слиш­ком мно­го, но не все нуж­ное объ­яс­ни­ли.

[101] Посе­му-то мно­гие из моло­дых людей, заблудясь в таком неис­ход­ном лаби­рин­те, остав­ля­ют руко­вод­ство соб­ст­вен­но­го разу­ма, и будучи как бы неко­то­ры­ми уза­ми свя­за­ны, смот­рят толь­ко на пра­ви­ла, и при­ро­де, как луч­ше­му вождю, не сле­ду­ют. [102] Ибо, как не доволь­но знать вооб­ще, что все дово­ды берут­ся или от лиц или от вещей; поели­ку и сии обе ста­тьи тре­бу­ют мно­гих разде­ле­ний: так мало и того, еже­ли затвер­дим, что дока­за­тель­ства извле­ка­ют­ся от преды­ду­щих, сопро­вож­даю­щих и после­дую­щих обсто­я­тельств, когда не будем уметь раз­би­рать, что́ имен­но и како­му делу при­ли­че­ст­ву­ет: [103] а паче, когда мно­гие дово­ды в самом суще­стве дел нахо­дят­ся, и с дру­ги­ми тяж­ба­ми ниче­го обще­го не име­ют; и сии-то дово­ды суть самые силь­ные; но пока­зать и исчис­лить их почти невоз­мож­но: общие пра­ви­ла пока­жут, где искать и как употреб­лять их. [104] Сей род дока­за­тельств назо­вем родом, из обсто­я­тельств дела извле­чен­ным; ибо Гре­че­ско­го рече­ния ина­че πε­ρίσ­τα­σιν выра­зить немож­но: или родом, на суще­стве каж­до­го дела осно­ван­ным.

[109] Здесь не мень­ше над­ле­жит печь­ся о том, о чем пред­ла­га­ем, сколь­ко о том, как с.363 дока­зать пред­ло­жен­ное. Здесь сила изо­бре­те­ния, если не боль­шее, то конеч­но глав­ное име­ет место. Ибо к чему послу­жат стре­лы, когда не веда­ем, во что́ целить? Так бес­по­лез­ны и дока­за­тель­ства, если не пред­у­смот­рим, где употре­бить их долж­но. До сего немож­но достиг­нуть нау­кою. На это нет пра­вил. [110] От сего про­ис­хо­дит, что из чис­ла мно­гих Ора­то­ров, одни­ми и теми же пра­ви­ла­ми руко­вод­ст­ву­ю­щих­ся и подоб­ные же роды дово­дов употреб­ля­ю­щих, одни най­дут для себя боль­ше посо­бий, неже­ли дру­гие.

Возь­мем в при­мер тяж­бу, кото­рая заклю­ча­ет в себе вопро­сы, совсем осо­бен­ные и наи­ме­нее обык­но­вен­ные. [111] Алек­сандр, по разо­ре­нии горо­да Фив, нашел пись­мен­ное обя­за­тель­ство, из кое­го вид­но было, что Фес­са­лий­цы заня­ли у Фивян сто талан­тов, и не запла­ти­ли. А поели­ку Фес­са­лий­цы помо­га­ли Алек­сан­дру вести вой­ну сию, то он и отдал им, как бы в награ­ду, помя­ну­тое обя­за­тель­ство. Спу­стя несколь­ко вре­ме­ни, Кас­сандр вос­ста­но­вил Фивы, и Фивяне тре­бу­ют сво­его дол­гу с Фес­са­лий­цев. Дело посту­па­ет на суд Амфи­к­ти­о­нов⁹. Ока­зы­ва­ет­ся, что сто талан­тов с.364 одни­ми даны, а дру­ги­ми не воз­вра­ще­ны. [112] Вся тяж­ба состо­ит в том, что яко­бы Алек­сандр пода­рил Фес­са­лий­цам сию сум­му. Ока­зы­ва­ет­ся так­же, что Алек­сандр не давал им денег. Итак, спра­ши­ва­ет­ся, дан­ное Алек­сан­дром мож­но ли почи­тать за одно, как буд­то бы даны от него день­ги. [113] К чему мне послу­жат места или источ­ни­ки дока­за­тельств, еже­ли не уви­жу преж­де, что его пода­ре­ние не дей­ст­ви­тель­но, что он не мог пода­рить, и не пода­рил?

Каза­лось бы, нель­зя оспо­рить, что Фивяне спра­вед­ли­во тре­бу­ют сво­его добра, силою у них отня­то­го: но отсюда рож­да­ет­ся важ­ный и труд­ный вопрос о пра­вах: Фес­са­лий­цы гово­рят, что на сем пра­ве цар­ства и наро­ды, пре­де­лы горо­дов и целых пле­мен утвер­жда­ют­ся. [114] Здесь надоб­но про­ти­во­по­ло­жить при­чи­ны, по кото­рым дело Фивян не может зави­сеть от вла­сти заво­е­ва­те­ля: и затруд­не­ние состо­ит не столь­ко в дока­за­тель­стве, сколь­ко в пред­ло­же­нии. Во-пер­вых, ска­жем, что в таком деле, кото­рое может под­ле­жать закон­но­му суду, не име­ет места пра­во вой­ны: что отня­то ору­жи­ем, то ору­жи­ем толь­ко и удер­жи­ва­ет­ся. Итак, где ору­жие и сила оста­ют­ся при сво­их пра­вах, там не нужен судья: а где судья потре­бен, там сила лиша­ет­ся пра­ва с.365 сво­его. [115] Вот что́ утвер­дить надоб­но преж­де, а потом искать дока­за­тель­ства, как напри­мер: воен­но­плен­ные, воз­вра­тив­ши­е­ся каким ни есть слу­ча­ем в свое оте­че­ство, ста­но­вят­ся опять сво­бод­ны­ми: ибо при­об­ре­тен­ное ору­жи­ем, тою же силою толь­ко и сохра­ня­ет­ся. Еще слу­жит к под­креп­ле­нию иска Финян и то, что судят об нем Амфи­к­ти­о­ны: поели­ку раз­би­ра­ют те же дела ина­че Цен­тум­ви­ры¹⁰, ина­че судья низ­ший или част­ный.

[116] По вто­рой ста­тье ска­жем, что победи­тель не мог нико­му пере­дать пра­ва побеж­ден­ных, поели­ку оно неотъ­ем­ле­мо при­над­ле­жит тому, кто им вла­дел: оно не есть что-либо веще­ст­вен­ное, и след­ст­вен­но рука­ми взя­то быть не может. Такое пред­ло­же­ние труд­нее изо­бре­сти, неже­ли под­твер­дить дока­за­тель­ства­ми, како­во сие: поло­же­ние наслед­ни­ка раз­лич­но от поло­же­ния победи­те­ля: ибо к тому и вещь и пра­во пере­хо­дят, а к сему толь­ко вещь. [117] Мож­но еще ска­зать, что по само­му суще­ству дела, пра­во обще­ст­вен­но­го дове­рия не мог­ло перей­ти к победи­те­лю, поели­ку что́ давал целый народ, то все­му же наро­ду и воз­вра­ще­но быть с.366 долж­но: и что хотя бы один из граж­дан в живых остал­ся, то и он был бы пря­мым заи­мо­дав­цем, а не дру­гой кто: извест­но же, что не Фивяне попа­лись в руки Алек­сандра. [118] Сие не тре­бу­ет дока­за­тельств: дело само по себе ясно.

В третьей ста­тье мож­но ска­зать, что пра­во Фивян не дер­жит­ся в пись­мен­ном обя­за­тель­стве, кото­рое Алек­сандр воз­вра­тил Фес­са­лий­цам; и это дока­зать не труд­но. Мож­но даже наве­сти сомне­ние, осво­бо­дить ли от дол­га хотел Алек­сандр Фес­са­лий­цев, или толь­ко обма­нуть. Нако­нец осо­бен­но при­над­ле­жит к делу, и как бы новый спор состав­ля­ет то, что, если и мог­ли Фивяне поте­рять пра­во свое, то опять, кажет­ся, воз­вра­ти­ли оное, по сво­ем вос­ста­нов­ле­нии. Здесь рас­смат­ри­ва­ет­ся и наме­ре­ние Кас­сандра. Но спра­вед­ли­во­го реше­ния сему делу над­ле­жит ожи­дать от вер­хов­но­го суда Амфи­к­ти­о­нов.

IV. [119] Впро­чем, я гово­рю сие не пото­му, чтобы зна­ние источ­ни­ков, откуда почер­па­ют­ся дока­за­тель­ства, почи­тал бес­по­лез­ным: но для того, чтобы при­об­рет­шие оное не воз­не­ра­де­ли о всем про­чем, почи­тая себя уже совер­шен­ны­ми; и зна­ли бы, что они полу­чи­ли сведе­ние весь­ма недо­ста­точ­ное, еже­ли не будут при­ле­жать и к про­чим частям. [120] Не долж­но с.367 вооб­ра­жать, буд­то бы нача­ли мы изо­бре­тать дока­за­тель­ства не преж­де, как по появ­ле­нии пра­вил: напро­тив, употреб­ля­лись все роды дово­дов, когда еще не было пра­вил; потом мно­гие писа­те­ли дела­ли свои наблюде­ния, а все вме­сте в свет изда­ли. Сие дока­зы­ва­ет­ся тем, что при­во­ди­мые ими при­ме­ры взя­ты из древ­них Ора­то­ров: сами они не изо­бре­ли ниче­го ново­го. [121] Итак, винов­ни­ки искус­ства Витии: но над­ле­жит бла­го­да­рить и тем, кои труд наш облег­чи­ли. Ибо что́ пер­вые изо­бре­ли силою сво­его разу­ма, того уже нам искать не надоб­но: для нас уже все гото­во. Но сего еще не доволь­но, как не доволь­но для бой­ца научить­ся нуж­ным для него при­е­мам, если он не поста­ра­ет­ся укреп­лять тела сво­его упраж­не­ни­ем, воз­дер­жа­ни­ем и хоро­шей пищей: так и сведе­ния, без настав­ле­ний, как употреб­лять их, при­не­сут не мно­го поль­зы.

[122] Уча­щи­е­ся Крас­но­ре­чию при том еще знать долж­ны, что пока­зан­ных мною пра­вил нель­зя дер­жать­ся при вся­ком слу­чае, и что, сочи­няя речь, не над­ле­жит пере­би­рать всех сих источ­ни­ков, и тол­кать­ся, так ска­зать, у каж­дых ворот, дабы най­ти какое-либо дока­за­тель­ство к наше­му пред­ло­же­нию. Сие быть может поз­во­ле­но толь­ко начи­наю­щим учить­ся и еще не име­ю­щим опы­та. [123] Ибо край­нее замед­ле­ние с.368 про­изо­шло бы от того, когда бы надоб­но было с таким трудом искать дово­дов. При том же не знаю, не послу­жит ли мно­го­чис­лен­ность пра­вил еще пре­пят­ст­ви­ем в успе­хах Крас­но­ре­чия, еже­ли и при­род­ный рас­судок, и уче­ни­ем при­об­ре­тен­ная спо­соб­ность, не дове­дут нас пря­мо к тому, что́ при­год­но и при­лич­но наше­му пред­ме­ту. [124] Как пение гораздо при­ят­нее быва­ет, когда соеди­ня­ет­ся с соглас­ны­ми зву­ка­ми струн; но еже­ли неопыт­ная рука будет оста­нав­ли­вать­ся при каж­дом изме­не­нии голо­са, дабы к нему при­ме­нять­ся, тогда луч­ше доволь­ст­во­вать­ся одним про­стым пени­ем: так и пра­ви­ла, напо­до­бие слад­ко­звуч­но­го орудия, долж­ны быть при­спо­соб­ле­ны ко всем родам Крас­но­ре­чия. [125] Но дости­га­ем сего не ина­че, как дол­говре­мен­ным упраж­не­ни­ем: у искус­ных музы­кан­тов, без даль­не­го со сто­ро­ны их вни­ма­ния, рука сама попа­да­ет, по при­выч­ке, на все низ­кие, высо­кие и сред­ние зву­ки. Мно­же­ство и раз­но­об­ра­зие дово­дов нима­ло не оста­нав­ли­ва­ют и не раз­вле­ка­ют Ора­то­ра, но уму его пред­став­ля­ют­ся сами собою; и как бук­вы и сло­ги от пишу­ще­го не тре­бу­ют раз­мыш­ле­ния, так и при­чи­ны одна за дру­гою непри­нуж­ден­но сле­ду­ют.

с.369

[V. 11. 1] Тре­тий род дока­за­тельств, кои заим­ст­ву­ют­ся вне дела к утвер­жде­нию оно­го, и назы­ва­ют­ся При­ме­ром… [6] При­мер есть ска­за­ние о собы­тии под­лин­ном, или за тако­вое при­знан­ном, при­веден­ный для под­твер­жде­ния наше­го пред­ло­же­ния. Итак, надоб­но смот­реть, совер­шен­но ли сход­но, или толь­ко отча­сти сход­но оное, дабы из него взять все обсто­я­тель­ства, или толь­ко те, кои нам нуж­ны. Оно совер­шен­но сход­но: Сатур­нин убит спра­вед­ли­во, как и Грак­хи. [7] Несход­но: Брут убил детей сво­их, изме­ну умыш­ляв­ших; Ман­лий смер­тью нака­зал сына за победу. Про­тив­ное: Мар­целл воз­вра­тил раз­ные ред­ко­сти Сира­ку­зя­нам, когда они были наши­ми непри­я­те­ля­ми; Веррес отнял у них, когда сде­ла­лись они наши­ми союз­ни­ка­ми. И в роде дока­за­тель­ном, где похва­ля­ет­ся или охуж­да­ет­ся дей­ст­вие, берут­ся из при­ме­ров дово­ды таким же обра­зом; [8] и в роде рас­суди­тель­ном, когда речь идет о чем ни есть буду­щем, с.370 при­вод подоб­ных при­ме­ров мно­го спо­соб­ст­ву­ет к убеж­де­нию: дабы дока­зать, что Дио­ни­сий тре­бу­ет себе тело­хра­ни­те­лей не для сво­ей без­опас­но­сти, но чтобы при помо­щи их под­верг­нуть народ раб­ству, мож­но при­ве­сти в при­мер, что таким же спо­со­бом Пизи­страт похи­тил вер­хов­ную власть.

[9] Но как есть при­ме­ры, во всех обсто­я­тель­ствах сход­ные, каков выше при­веден­ный, так мож­но пред­ста­вить и такие, в кото­рых дела­ет­ся заклю­че­ние от боль­ше­го к мень­ше­му, и от мень­ше­го к боль­ше­му: еже­ли нару­ше­ние супру­же­ской вер­но­сти целые горо­да нис­про­вер­га­ло, то како­му нака­за­нию под­ле­жит пре­лю­бо­дей? Еже­ли музы­кан­ты, сго­во­рив­ши­е­ся оста­вить Рим, с честью опять при­зва­ны Сенат­ским опре­де­ле­ни­ем, то коль­ми паче долж­но воз­вра­тить мужей зна­ме­ни­тых и заслу­жен­ных, кои уда­ли­лись из оте­че­ства, быв гони­мы зави­стью. [10] При­ме­ры, не во всем рав­ные, име­ют осо­бен­ное дей­ст­вие при уве­ща­нии. Муже­ство уди­ви­тель­нее в жен­щине, неже­ли в муж­чине. Итак, еже­ли побуж­да­ем кого к како­му ни есть отваж­но­му делу, то при­ме­ры Гора­ция и Торк­ва­та не столь­ко тро­нут его, сколь­ко при­мер той жен­щи­ны, кото­рая соб­ст­вен­ною рукою пора­зи­ла Пир­ра: и пре­зи­рать смерть не столь­ко науча­ют Катон и Сци­пи­он, с.371 сколь­ко Лукре­ция. Здесь след­ст­вие выво­дит­ся от мень­ше­го к боль­ше­му.

[11] Образ­цы сих родов зай­мем у Цице­ро­на; да и где луч­ше най­ти их? При­мер подоб­ный нахо­дит­ся в речи за Муре­ну (VIII. 17): ибо то же со мной самим слу­чи­лось, когда я в иска­нии места был сопер­ни­ком двум Пат­ри­ци­ям, из кото­рых один был самый бес­чест­ный и дерз­кий, дру­гой самый чест­ный и скром­ный; одна­ко я пре­воз­мог Кати­ли­ну досто­ин­ст­вом, а Галь­бу при­об­ре­тен­ною дове­рен­но­стью. [12] В речи за Мило­на при­мер заклю­че­ния от боль­ше­го к мень­ше­му: Вра­ги наши утвер­жда­ют, что чело­век, при­знаю­щий­ся в смер­то­убий­стве, не досто­ин днев­но­го све­та. В каком горо­де так рас­суж­да­ют сии невеж­ды? В Риме, где пер­вый уго­лов­ный суд про­из­веден был над М. Гора­ци­ем, мужем доб­лест­ным, кото­рый соб­ст­вен­ною рукою убил сест­ру свою, и в собра­нии народ­ном был осво­бож­ден от вся­ко­го истя­за­ния, когда еще Рес­пуб­ли­ка не наслаж­да­лась такою сво­бо­дою, как ныне. От мень­ше­го к боль­ше­му: я убил, убил не Спу­рия Мелия, кото­рый рас­то­че­ни­ем сво­его име­ния в угод­ность наро­да сде­лал­ся подо­зри­тель­ным в иска­нии вер­хов­ной вла­сти, и проч. Потом: но того (ибо мог при­знать­ся, что сим изба­вил оте­че­ство от угро­жав­шей опас­но­сти) нече­стив­ца, кото­рый с.372 свя­щен­ные обряды наши хотел осквер­нить любо­де­я­ни­ем. Сей довод употреб­лен в речи про­тив Кло­дия.

[13] При­ме­ры же несход­ные, раз­ным обра­зом при­во­дят­ся. Здесь берут­ся в рас­суж­де­ние род, спо­соб, вре­мя, место и про­чие обсто­я­тель­ства, из кото­рых почти все употреб­ле­ны Цице­ро­ном, для опро­вер­же­ния преж­них при­го­во­ров про­тив Клу­ен­ция (Pro Cluent. n. 134). А при­ме­ром про­тив­ным охуж­да­ет поведе­ние Цен­зо­ров, похва­ляя Цен­зо­ра Афри­ка­на, кото­рый при смот­ре Рим­ских всад­ни­ков обли­чил К. Лици­ния в учи­не­нии лож­ной клят­вы, ска­зав гро­мо­глас­но пред всем собра­ни­ем, что он совер­шен­но зна­ет и может пред­ста­вить дока­за­тель­ство, еже­ли кто воз­ра­зит на сие. Когда же ника­ко­го воз­ра­же­ния не после­до­ва­ло, при­ка­зал у винов­но­го отнять лошадь. При­мер про­тив­но­го изла­гать соб­ст­вен­ны­ми сло­ва­ми Цице­ро­на было бы мно­го: [14] у Вир­ги­лия (2. Aen. 540.) нахо­дим оный в крат­чай­ших выра­же­ни­ях:

|At non il­le, sa­tum quo te men­ti­ris, Ac­hilles, Ta­lis in hos­te fuit Pria­mo. т. е. Но тот Ахил­лес, от кое­го ты неспра­вед­ли­во про­из­во­дишь род свой, не был таков к При­аму, вра­гу сво­е­му.

с.373 [15] О неко­то­рых же дея­ни­ях мож­но повест­во­вать со всею подроб­но­стью. При­мер сему у Цице­ро­на в речи за Мило­на (N. 9): когда Воен­ный Три­бун хотел обес­че­стить вои­на в стане К. Мария, то оскорб­лен­ный убил сего род­ст­вен­ни­ка Пол­ко­во­д­ца сво­его. Ибо бла­го­нрав­ный юно­ша хотел луч­ше под­верг­нуть­ся опас­но­сти, неже­ли сне­сти бес­че­стие. Зна­ме­ни­тый Марий про­стил юно­шу, кото­рый, для избе­жа­ния пре­ступ­ле­ния, смерть пре­зрел. [16] Ино­гда доволь­но намек­нуть толь­ко о дея­нии, как дела­ет так же Цице­рон, гово­ря за того же: итак, долж­но бы опо­ро­чить и Галу Сер­ви­лия, и П. Нази­ку, и Л. Опи­мия, и самый Сенат, в мое Кон­суль­ство, если бы истреб­лять зло­де­ев не было поз­во­ли­тель­но. В сих слу­ча­ях более или менее рас­про­стра­ня­ем­ся, смот­ря по тому, более или менее они извест­ны, или как потре­бу­ет наша поль­за, или при­ли­чие.

[17] Таким же обра­зом при­во­дят­ся при­ме­ры и из пии­ти­че­ских вымыс­лов, кото­рые одна­ко ж заслу­жи­ва­ют мень­шую сте­пень веро­я­тия. Как их употреб­лять, пока­зы­ва­ет так­же Цице­рон, вели­кий Ора­тор и учи­тель Крас­но­ре­чия.

[18] Чита­ем в той же речи его: и сие, судьи, не без при­чи­ны пре­да­ли нам уче­ней­шие мужи в бас­но­слов­ных вымыс­лах, что неко­гда Орест, убив­ший мать свою, в отмще­ние за смерть с.374 сво­его отца, после раз­лич­ных мне­ний судей был оправ­дан не толь­ко при­го­во­ром чело­ве­че­ским, но и муд­рей­шей Боги­ни соиз­во­ле­ни­ем.

[19] Даже и те бас­ни, кото­рые хотя не Езо­пом выду­ма­ны (ибо нача­ло свое име­ют, кажет­ся, от Гези­о­да), но извест­ны более под име­нем Езопа, слу­жить могут к убеж­де­нию, особ­ли­во людей гру­бых и неуче­ных, кои про­стые рас­ска­зы охот­нее слу­ша­ют, и тому, что их забав­ля­ет, ско­рее верят. Ска­зы­ва­ют, что Мене­ний Агрип­па при­ми­рил народ с Сена­том извест­ною бас­ней о воз­му­тив­ших­ся про­тив брю­ха чле­нах тела чело­ве­че­ско­го. [20] Да и Гора­ций (Epist. I. 1. 73) не почел за низ­кое при­бег­нуть к сему роду в сво­их сти­хотво­ре­ни­ях:

|Olim quod vul­pes aeg­ro­to cau­ta leo­ni, etc. Неко­гда хит­рая лиси­ца боль­но­му льву, и пр.

[22] Такую же почти силу, как и при­мер, име­ет подо­бие, и осо­бен­но, когда выво­дит­ся оно, без вся­ких ино­ска­за­ний, от обсто­я­тельств почти рав­ных. Напри­мер (Pro Cluent. 75): Как при выбо­рах те, кои при­вык­ли про­да­вать свои голо­са, не любят не хотя­щих поку­пать их: так и коры­сто­лю­би­вые судьи при­шли с непри­яз­нен­ным духом про­тив суди­мо­го. [23] Ибо прит­ча, кото­рую Цице­рон назы­ва­ет срав­не­ни­ем, ино­гда берет­ся изда­ле­ка при с.375 срав­не­нии вещей, и не огра­ни­чи­ва­ет­ся одни­ми дея­ни­я­ми чело­ве­че­ски­ми, меж­ду собою неко­то­рое соот­но­ше­ние име­ю­щи­ми; как, напри­мер, у Цице­ро­на за Муре­ну: Еже­ли выхо­дя­щих из при­ста­ни, при­быв­шие из даль­не­го пла­ва­ния обык­но­вен­но пред­уве­дом­ля­ют со вся­ким доб­ро­ду­ши­ем, где над­ле­жит осте­ре­гать­ся и непо­год и мор­ских раз­бой­ни­ков, и опас­ных мест; ибо мы есте­ствен­но жела­ем добра тем, кои рав­ным с нами под­вер­га­ют­ся бед­ст­ви­ям, кото­рые мы сами испы­та­ли: то мне, после столь мно­гих обу­ре­ва­ний, нако­нец усмат­ри­ваю­ще­му берег, в каком долж­но быть рас­по­ло­же­нии духа к тому чело­ве­ку, для кое­го пре­д­ви­жу вели­чай­шие опас­но­сти? Но срав­не­ние берет­ся и от бес­сло­вес­ных, и даже неоду­шев­лен­ных существ… [24] Напри­мер, в дока­за­тель­ство, что надоб­но разум укра­шать нау­ка­ми, мож­но упо­до­бить его зем­ле, кото­рая, быв запу­ще­на, про­из­во­дит тер­ние и вол­чец, а возде­лан­ная плод про­из­ра­ща­ет: или уве­ще­вая кого к поне­се­нию обще­ст­вен­ных трудов, пред­ста­вишь пчел и мура­вьев, живот­ных не толь­ко бес­сло­вес­ных, но и малых, сово­куп­ны­ми сила­ми для себя трудя­щих­ся. [25] К сему роду отно­сит­ся изре­че­ние Цице­ро­на в речи за Клу­ен­ция (N. 146): Как тело наше без души, так государ­ство без зако­на сво­и­ми частя­ми, как нер­ва­ми, кро­вью и с.376 чле­на­ми, дей­ст­во­вать не может. Здесь заим­ст­ву­ет­ся срав­не­ние от тела чело­ве­че­ско­го, а в речи за Кор­не­лия от коней: за Архию (n. 19), даже от кам­ней. [26] А сии срав­не­ния еще бли­же: Как греб­цы без корм­че­го, так и вои­ны без пред­во­ди­те­ля успе­ха не дости­га­ют.

Одна­ко иные подо­бия быва­ют обман­чи­вы, и пото­му потре­бен в них раз­бор. Ибо из того, что новый корабль луч­ше ста­ро­го, нель­зя заклю­чать, что новая друж­ба твер­же дав­ней: или, что похваль­на в жен­щине щед­рость денеж­ная, не сле­ду­ет из того, чтобы мож­но похва­лить ее и за щед­рость телес­ных ее пре­ле­стей. Здесь сло­ва щед­рость, ста­рость, дав­ность те же: но зна­ме­но­ва­ние весь­ма раз­лич­но меж­ду день­га­ми и цело­муд­ри­ем. [27] Итак, в сем роде надоб­но вни­ма­тель­но смот­реть, точ­но ли подоб­но заклю­чае­мое тому, из чего заклю­ча­ет­ся. Надоб­но так­же с вели­кою осто­рож­но­стью отве­чать на вопро­сы, по при­ме­ру Сокра­та пред­ла­гае­мые: Жена Ксе­но­фон­то­ва худо отве­ча­ла Аспа­сии, по ска­за­нию Есхи­на, кото­рый в их раз­го­во­ре под­ра­жал Сокра­ту: [28] ска­жи мне пожа­луй, супру­га Ксе­но­фон­то­ва, еже­ли бы сосед­ка твоя име­ла луч­шее золо­то, неже­ли какое у тебя, то кото­рое жела­ла бы иметь? отве­ча­ет: золо­то сосед­ки. А еже­ли бы пла­тье и дру­гие жен­ские наряды у нее были луч­ше тво­их, то кото­рые с.377 из них хоте­ла бы ты иметь? сосед­ки­ны, опять отве­ча­ет. А что еже­ли бы муж ее был луч­ше тво­е­го супру­га, то кото­ро­го из них ты поже­ла­ла? [29] Тут жена Ксе­но­фон­то­ва покрас­не­ла, и не без при­чи­ны; ибо худо отве­ча­ла, что жела­ет луч­ше иметь чужое золо­то, неже­ли свое, поели­ку это бес­чест­но. А если бы отве­ча­ла, что жела­ет, дабы золо­то ее было тако­во же, как у сосед­ки, то мог­ла бы отве­чать, без нару­ше­ния скром­но­сти, что она мужа сво­его почи­та­ет таким доб­рым, како­го луч­ше быть не может…

[36] Ко внеш­ним дока­за­тель­ствам дела при­бав­ля­ют неко­то­рые и дове­рие, и назы­ва­ют сие судом или суж­де­ни­ем, но не судом о каком ни есть подоб­ном деле; ибо тогда мож­но бы было назвать при­ме­ром; а я разу­мею под сим обы­чай, мне­ние или суж­де­ние цело­го наро­да, пле­ме­ни, муд­рых мужей, зна­ме­ни­тых граж­дан, слав­ных сти­хотвор­цев, и проч.

[37] Не без употреб­ле­ния могут быть и те свиде­тель­ства, кото­рые осно­ва­ны на про­сто­на­род­ных изре­че­ни­ях, утвер­жден­ных общим дове­ри­ем. Они неко­то­рым обра­зом еще силь­нее пото­му, что не к насто­я­ще­му делу при­ло­же­ны, а взя­лись от людей, при­стра­сти­ем и нена­ви­стью непредубеж­ден­ных, по при­чине с.378 заклю­чаю­щей­ся в них нрав­ст­вен­но­сти или исти­ны.

[38] Когда я гово­рю о бед­ст­ви­ях жиз­ни чело­ве­че­ской, не сде­лаю ли впе­чат­ле­ния в умах слу­ша­те­лей, если пред­став­лю им обык­но­ве­ние наро­дов, кои ново­рож­ден­ных встре­ча­ют со сле­за­ми, а умер­ших про­во­жа­ют с весе­льем? Или, когда судью хочу подвиг­нуть на мило­сер­дие, неуже­ли ска­жу некста­ти, что Афи­ны, муд­рей­шая в све­те Рес­пуб­ли­ка, почи­та­ли мило­сер­дие не за чув­ст­вие чело­ве­ко­лю­бия, но за бла­го­угож­де­ние Боже­ству?

[39] И пра­ви­ла семи муд­ре­цов не при­зна­ют­ся ли за неко­то­рые зако­но­по­ло­же­ния наше­го поведе­ния? Еже­ли пре­лю­бо­де­и­ца обви­ня­ет­ся еще в отрав­ле­нии кого-нибудь ядом, то не осуж­де­на ли уже Като­ном, кото­рый гово­рит, что обли­чен­ная в любо­де­я­нии обли­ча­ет­ся вме­сте и в отрав­ле­нии ядом?

Мне­ния так­же Сти­хотвор­цев не толь­ко Ора­то­ры в речах, но и Фило­со­фы в кни­гах сво­их поме­ща­ют: они хотя все про­чее почи­та­ют ниже сво­его уче­ния и пра­вил, одна­ко не пре­не­бре­га­ют ино­гда утвер­ждать досто­вер­ность сво­их поло­же­ний при­во­ди­мы­ми для сего сти­ха­ми. [40] Небезыз­ве­стен при­мер, что Афи­няне над Мега­ря­на­ми, когда спо­ри­ли меж­ду собою об ост­ро­ве Сала­мине, одер­жа­ли верх с.379 сти­хом Гоме­ро­вым¹¹, в кото­ром зна­чит­ся, что Аякс при­со­во­ку­пил кораб­ли свои к кораб­лям Афин­ским: но стих сей не во всех изда­ни­ях нахо­дит­ся.

[41] Есть так­же крат­кие изре­че­ния или посло­ви­цы, кото­рые все­ми при­ня­ты, и употреб­ля­ют­ся тем паче, что неиз­вест­но, из чьих уст пер­во­на­чаль­но они вышли: напри­мер, где друж­ба, там и богат­ство. И, совесть сто́ит тыся­чи свиде­те­лей. И у Цице­ро­на: рав­ные, по ста­рин­ной посло­ви­це, с рав­ны­ми ско­ро дру­жат­ся. И дей­ст­ви­тель­но, такие изре­че­ния не пере­хо­ди­ли бы из века в век, еже­ли бы всем людям не каза­лись истин­ны­ми.

с.380

[V. 12. 1] Вот почти все пра­ви­ла, отно­ся­щи­е­ся к дока­за­тель­ствам, кото­рые или изло­же­ны мои­ми пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми, или ныне употреб­ле­ни­ем утвер­жде­ны; и я не смею уве­рять, чтобы иных уже для сего источ­ни­ков не было; напро­тив, сове­тую искать их, и при­зна­юсь, что они могут най­тись; одна­ко ж если и най­дут­ся, то с пока­зан­ны­ми здесь не мно­го с.381 раз­нить­ся будут. Теперь вкрат­це пред­ло­жу, каким обра­зом дово­ды употреб­лять долж­но.

[2] Пола­га­ет­ся за пра­ви­ло, чтобы довод был досто­ве­рен. Ибо сомни­тель­но­го дока­зы­вать сомни­тель­ным немож­но. Одна­ко к под­твер­жде­нию дела при­во­дим ино­гда при­чи­ны, кото­рые сами тре­бу­ют дока­за­тель­ства. Напри­мер: Ты уби­ла сво­его мужа, пото­му что ты пре­лю­бо­де­и­ца. Здесь надоб­но преж­де дока­зать пре­лю­бо­дей­ство, дабы чрез извест­ное под­твер­дить неиз­вест­ное. Ост­рие копья тво­е­го най­де­но в теле уби­то­го: копье, ска­жут, не мое. Итак, над­ле­жит еще дока­зать. [3] Здесь заме­тить нуж­но, что из всех дово­дов самые твер­дые суть те, кои из сомни­тель­ных дела­ют­ся после вер­ны­ми. Ты убил чело­ве­ка, пото­му что пла­тье твое было окро­вав­ле­но. Если при­зна­ет­ся, что пла­тье его точ­но было окро­вав­ле­но, то при­зна­ние сие не доста­вит вам тако­го дока­за­тель­ства, какое доста­ви­ла бы совер­шен­ная ули­ка; ибо пла­тье по мно­гим слу­ча­ям быть может обаг­ре­но кро­вью. Но если он отри­ца­ет, то на сие отри­ца­ние глав­ней­ше воору­жать­ся долж­но: и когда в этом ули­чен будет, то и во всем про­чем запе­реть­ся не может. Поели­ку мож­но поду­мать, что он запи­ра­ет­ся и лжет толь­ко для того, что при­знав­шись, наде­ет­ся защи­тить себя.

с.382 [4] Дово­ды силь­ней­шие мож­но изла­гать порознь, а сла­бей­шие сово­куп­но: ибо пер­вые сами по себе убеди­тель­ны; их не долж­но затме­вать, при­ме­ши­вая дру­гие обсто­я­тель­ства, дабы не отнять у них соб­ст­вен­ной силы: послед­ние же тре­бу­ют вза­им­ной под­по­ры: [5] и чего не могут про­из­ве­сти мало­важ­но­стью, про­из­ве­дут то чис­лом, будучи направ­ле­ны к одной цели. Напри­мер, обви­няя кого-либо в убий­стве для полу­че­ния наслед­ства, можем ска­зать: Ты наде­ял­ся полу­чить наслед­ство, и наслед­ство боль­шое; ты был беден: тебя крайне бес­по­ко­и­ли заи­мо­дав­цы: ты оскор­бил заве­ща­те­ля, и знал, что он хотел пере­ме­нить свое заве­ща­ние. Сии дово­ды, взя­тые порознь, сла­бы и слиш­ком обык­но­вен­ны: а в сово­куп­но­сти пора­жа­ют, прав­да, не так, как гро­мом, по край­ней мере, как гра­дом.

[6] Есть дово­ды, коих одно про­стое изло­же­ние быва­ет недо­ста­точ­но: еще надоб­но под­креп­лять их: еже­ли, напри­мер, побуж­де­ни­ем к зло­де­я­нию было коры­сто­лю­бие, пока­жем, сколь силь­но оно и нена­сы­ти­мо: еже­ли гнев, изъ­яс­ним, сколь необуздан­на страсть сия в душах чело­ве­че­ских. Таким обра­зом дово­ды наши будут и твер­же и кра­си­вее; а в про­тив­ном слу­чае похо­ди­ли бы на голые и тела лишен­ные чле­ны. [7] Мно­го так­же при­да­ет дово­ду силы, с.383 когда осну­ем его на иссле­до­ва­нии, не ста­рин­ная ли, или новая враж­да была при­чи­ною зло­дей­ско­го поку­ше­ния; не от зави­сти ли, не от обиды ли, не от често­лю­бия ли роди­лась она: про­тив низ­ше­го, рав­но­го, или выс­ше­го, про­тив чужо­го или род­ст­вен­ни­ка. Все сии обсто­я­тель­ства раз­лич­ным обра­зом изла­га­ют­ся, и долж­ны все­гда отно­сить­ся к выго­де защи­щае­мо­го нами дела.

[8] Одна­ко ж не над­ле­жит обре­ме­нять судью все­ми дово­да­ми, какие толь­ко при­ду­мать мож­но. Для него было бы сие уто­ми­тель­но, и на пра­вость нашу наве­ло бы ему подо­зре­ние. Ибо он заклю­чит из того, что мы на дока­за­тель­ства свои не слиш­ком пола­га­ем­ся, когда все­ми сила­ми ста­ра­ем­ся умно­жить чис­ло оных. В делах же ясных рас­про­стра­нять­ся в дово­дах было бы столь же глу­по, как зажи­гать све­чу при сия­нии солн­ца.

[9] Неко­то­рые из Рито­ров при­со­во­куп­ля­ют к сим и дово­ды, от свойств душев­ных заим­ст­ву­е­мые. И самое силь­ней­шее, по мне­нию Ари­сто­те­ля, убеж­де­ние зави­сит от извест­ной чест­но­сти Ора­то­ра. Хоро­шо в самом деле быть чест­ным чело­ве­ком, и даже казать­ся тако­вым не бес­по­лез­но. [10] Посе­му-то Скавр, с бла­го­род­ным на свою невин­ность наде­я­ни­ем, обви­ни­те­лю сво­е­му отве­чал: Квинт Варий с.384 обви­ня­ет Эми­лия Скав­ра в измене Рим­ско­му наро­ду; Эми­лий Скавр отри­ца­ет. Подоб­но сему, ска­зы­ва­ют, посту­пил Ифи­крат, кото­рый, когда Ари­сто­фон взво­дил на него такое же пре­ступ­ле­ние, вме­сто вся­ко­го отве­та, вопро­сил его: изме­нил ли бы он сам Рес­пуб­ли­ке за день­ги? Нет, ответ­ст­во­вал сей: Так поче­му же я сде­лал, под­хва­тил Ифи­крат, когда ты бы сего не сде­лал?…

[14] Спра­ши­ва­ет­ся еще, силь­ней­шие дово­ды в нача­ле ли пола­гать над­ле­жит, дабы вдруг пред­убедить умы, или на кон­це, дабы они от того были рази­тель­нее, или выстав­лять их по при­ме­ру Гоме­ро­ва Несто­ра, кото­рый пред сра­же­ни­ем трус­ли­вых вои­нов поме­щал меж­ду храб­рей­ши­ми: или, начав сла­бей­ши­ми, посте­пен­но про­сти­рать­ся к силь­ней­шим? Сие зави­сит, по мне­нию мое­му, от свой­ства и надоб­но­сти каж­до­го пред­ме­та, лишь толь­ко бы речь, в нача­ле силь­ная, при кон­це не осла­бе­ва­ла.

[17] При­зна­юсь, что пока­зал я не все источ­ни­ки дово­дов, по край­ней мере, нуж­ней­шие; и ста­рал­ся объ­яс­нить их тем с бо́льшим раче­ни­ем, что декла­ма­ции, кото­ры­ми мы к судеб­но­му роду речей обык­но­вен­но при­готов­ля­лись, ныне от истин­но­го обра­за витий­ства в сем роде совер­шен­но укло­ни­лись: в них ищут с.385 понра­вить­ся толь­ко слу­ша­те­лям, я пото­му они ни силы, ни кре­по­сти не име­ют…

[20] Итак, пусть вос­хи­ща­ют­ся раз­вра­щен­ные слу­ша­те­ли сим изне­жен­ным крас­но­ре­чи­ем; я откро­вен­но ска­жу, что там нет пря­мо­го крас­но­ре­чия, где не вид­но ни малей­ше­го при­зна­ка, по кое­му бы мож­но узнать чело­ве­ка муже­ст­вен­но­го и стро­го­го, не гово­рю уже, чело­ве­ка важ­но­го и доб­ро­де­тель­но­го. [21] Зна­ме­ни­тые вая­те­ли и живо­пис­цы, желая изо­бра­зить пре­крас­ное чело­ве­че­ское тело, нико­гда в такое заблуж­де­ние не впа­да­ли, чтоб взять себе за обра­зец како­го-нибудь Багоя или Мега­би­за¹²; но все­гда изби­ра­ли како­го ни есть совер­шен­но­го во всех частях юно­шу, спо­соб­но­го к войне, или силь­но­го Атле­та, в телах кото­рых нахо­ди­ли они истин­ные кра­соты: так я ли, ста­ра­ясь обра­зо­вать Ора­то­ра, дам крас­но­ре­чию вме­сто ору­жия гре­муш­ки?

[22] Итак, юно­ши, для кото­рых пишу сии настав­ле­ния, да при­вы­ка­ют все­ми сила­ми под­ра­жать при­ро­де и истине; быв назна­че­ны к частым судеб­ным пре­ни­ям, да стре­мят­ся и в учи­ли­ще все­гда к победам, и да науча­ют­ся и нано­сить и отвра­щать уда­ры. Осо­бен­но тре­бо­вать сего от них долж­ны настав­ни­ки, и с.386 успе­хи их под­креп­лять при­лич­ным одоб­ре­ни­ем. Ибо юно­ши и в недо­стат­ках сво­их ищут похва­лы, то коль­ми паче жела­ют оной, когда ее заслу­жат. [23] Ныне, по несча­стью, все почти нуж­ное пре­хо­дят мол­ча­ни­ем, и полез­ное в речи не почи­та­ет­ся досто­ин­ст­вом. О тако­вом зло­употреб­ле­нии гово­рил я в осо­бом сочи­не­нии, и здесь часто гово­рить буду. Но воз­вра­тим­ся к пред­по­ло­жен­но­му поряд­ку.

с.387

[V. 13. 1] Опро­вер­же­ние берет­ся в дво­я­ком смыс­ле. Ибо долж­ность защи­щаю­ще­го вся состо­ит в опро­вер­же­нии и ответ­ст­во­ва­нии на воз­ра­же­ния с.388 той и дру­гой сто­ро­ны; для опро­вер­же­ния назна­ча­ет­ся в судеб­ной речи чет­вер­тое место: оно изла­га­ет­ся в обо­их слу­ча­ях оди­на­ким обра­зом. Из тех же мест, как и в под­твер­жде­нии, извле­ка­ют­ся дово­ды: мыс­ли, слог, фигу­ры те же употреб­ля­ют­ся; [2] раз­ность состо­ит толь­ко в том, что здесь ста­ра­ем­ся с мень­шею силою воз­буж­дать стра­сти.

I. Одна­ко ж не без при­чи­ны пола­га­ют, что труд­нее защи­щать, неже­ли обви­нять: в чем и сам Цице­рон при­зна­ет­ся. И дей­ст­ви­тель­но, обви­не­ние не тре­бу­ет вели­ких уси­лий; ибо изла­га­ет­ся оди­на­ким обра­зом; для обви­ни­те­ля доволь­но одной спра­вед­ли­во­сти его пред­ло­же­ния, а защит­ни­ку надоб­но или отри­цать дей­ст­вие, или под­твер­ждать его закон­ность, при­кры­вать неко­то­рые обсто­я­тель­ства бла­го­вид­но­стью, изви­нять их, умень­шать, смяг­чать, или гро­зить сопер­ни­ку, раз­вле­кать его, или делать вид, что донос пре­зи­ра­ешь, и над ним насме­ха­ешь­ся. Поче­му речь его, не имея извест­но­го направ­ле­ния и будучи под­вер­же­на раз­ным пре­пи­на­ни­ям, тре­бу­ет тыся­чи изво­ротов и уло­вок. [3] Обви­ни­тель при­хо­дит в суд, по боль­шей части, с обду­ман­ным и на досу­ге при­готов­лен­ным доно­сом; а защит­ник встре­ча­ет часто непред­виден­ные вопро­сы. Обви­ни­тель пред­став­ля­ет свиде­те­лей: защит­ник дол­жен с.389 тогда же опро­вер­гать их, почер­пая опро­вер­же­ние из суще­ства дела. Обви­ни­те­лю самая гнус­ность даже лож­но взво­ди­мо­го зло­де­я­ния, како­во есть отце­убий­ство, свя­тотат­ство, оскорб­ле­ние вели­че­ства, пода­ет сред­ство рас­про­стра­нить­ся в сво­ем сло­ве, на что́ отве­чать одним отри­ца­ни­ем оста­ет­ся защит­ни­ку. Для того-то и посред­ст­вен­ных Ора­то­ров обви­не­ния быва­ли ино­гда дей­ст­ви­тель­ны: но никто не мог защи­щать с успе­хом, не быв пре­вос­ход­ным Вити­ей. Я в крат­ких сло­вах объ­яс­ню мое мне­ние: удоб­нее обви­нять, неже­ли защи­щать, так как лег­че нано­сить раны, неже­ли исце­лять их.

II. [4] Но весь­ма нуж­но обра­щать вни­ма­ние на речи и выра­же­ния сопер­ни­ка. Итак, преж­де все­го смот­реть, суще­ст­вен­но ли при­над­ле­жит к делу, или не при­над­ле­жит к нему то, на что нам отве­чать долж­но; еже­ли оно суще­ст­вен­но свя­за­но с делом, то надоб­но или отри­цать, или защи­щать, или дока­зы­вать неза­кон­ность доно­са: кро­ме сих трех спо­со­бов, иных нет при тяжеб­ных делах. [5] Умо­ле­ние, без вся­ко­го вида защи­ще­ния, ред­ко может иметь место, и раз­ве пред таки­ми толь­ко судья­ми, кои ника­ким извест­ным поряд­ком про­из­но­сить при­го­вор не обя­за­ны. Хотя в раз­ных тяж­бах, пред К. Цеза­рем и с.390 Три­ум­ви­ра­ми раз­би­рае­мых, прось­бы и употреб­ля­ют­ся, одна­ко не без при­веде­ния при­чин в защи­ту под­суди­мо­го. Не есть ли защи­щать силь­но, когда Цице­рон гово­рит за Лига­рия: при­зна­ем­ся, Тубе­рон, что́ иное мы дела­ли, как не ста­ра­лась достиг­нуть воз­мож­но­сти делать то же, что́ делать Цезарь ныне может? [6] Если слу­ча­ет­ся гово­рить пред Госуда­рем и таким судьею, кото­рый нака­зать и поми­ло­вать волен, то мож­но ска­зать, что винов­ный хотя досто­ин смер­ти, но заслу­жи­ва­ет и мило­сер­дие: тогда мы будем дело иметь не с сопер­ни­ком, а с судьею; и наша речь при­мет образ рода сове­ща­тель­но­го паче, неже­ли судеб­но­го. Ибо тогда будем убеж­дать, чтоб он искал сла­вы быть чело­ве­ко­лю­би­вым, а не стро­гим истя­за­те­лем за пре­ступ­ле­ние. [7] Пред судья­ми же, обя­зан­ны­ми про­из­но­сить при­го­вор по зако­нам, как защи­щать при­знав­ше­го­ся пре­ступ­ни­ка, было бы смеш­но пред­пи­сы­вать пра­ви­ла. Сле­до­ва­тель­но, в таких слу­ча­ях, когда ни отри­цать доно­са, ни оспа­ри­вать закон­но­сти его немож­но, оста­ет­ся защи­щать свое дело, како­во оно есть: или поте­рять тяж­бу.

Мы пока­за­ли, что отри­цать мож­но дво­я­ким обра­зом: или вовсе отвер­гать дея­ние, или выво­дить, что оно про­ис­хо­ди­ло ина­че. Но если ни защи­тить дела, ни оспо­рить закон­но­сти с.391 доно­са нель­зя, то отри­цать пре­ступ­ле­ние над­ле­жит: сего пра­ви­ла дер­жать­ся надоб­но не толь­ко тогда, когда объ­яс­не­ние дела может пред­ста­вить оное для нас не столь­ко затруд­ни­тель­ным, но и в таком слу­чае, когда нам, кро­ме поло­жи­тель­но­го отри­ца­ния, ника­ких посо­бий не оста­нет­ся. [8] А еже­ли пред­ста­вят­ся свиде­те­ли? Про­тив свиде­те­лей най­ти мож­но мно­го воз­ра­же­ний. Еже­ли пись­мен­ные дока­за­тель­ства? Сход­ство почер­ков в пись­ме послу­жит пово­дом к раз­лич­ным суж­де­ни­ям. Сло­вом, нет ниче­го хуже при­зна­ния.

Послед­нее при­бе­жи­ще в тяжеб­ном деле, кое­го ни отри­цать, ни защи­щать нель­зя, есть неза­кон­ность доно­са…

[10] А еже­ли про­тив­ник при­ведет какое-либо обсто­я­тель­ство не пря­мо из дела, одна­ко ж к нему отно­ся­ще­е­ся, то мож­но ино­гда отри­нуть оное, яко к насто­я­ще­му делу не при­над­ле­жа­щее; дол­го оста­нав­ли­вать­ся на том и на все воз­ра­же­ния сопер­ни­ка ответ­ст­во­вать не нуж­но; ибо такое при­твор­ное, как бы по сла­бо­сти памя­ти, опу­ще­ние про­сти­тель­но; доб­рый стряп­чий не дол­жен боять­ся хулы за подоб­ное нера­де­ние, когда ста­ра­ет­ся об успе­хе пору­чен­но­го ему дела.

III. [11] Так­же надоб­но смот­реть, все ли дово­ды про­тив­ной сто­ро­ны вдруг опро­вер­гать, или с.392 раз­дроб­лять их один после дру­го­го. На все вдруг воору­жа­ем­ся, когда они или так сла­бы, что одним уси­ли­ем опро­верг­нуть их мож­но, или так затруд­ни­тель­ны, что на каж­дый порознь напа­дать опас­но. Ибо тогда нуж­но напря­гать все силы, и, так ска­зать, сра­жать­ся грудь с гру­дью. [12] А еже­ли дока­за­тель­ства про­тив­ной сто­ро­ны опро­верг­нуть най­дем затруд­не­ние, то наши дово­ды, по край­ней мере, срав­ним с дово­да­ми сопер­ни­ка, если толь­ко наде­ем­ся из сего срав­не­ния извлечь для себя поль­зу.

Дово­ды же силь­ные по одно­му сво­е­му мно­же­ству, как в выше­при­веден­ном при­ме­ре: Ты назна­чен был наслед­ни­ком; ты нуж­дал­ся в день­гах; тебя крайне бес­по­ко­и­ли заи­мо­дав­цы, ты оскорб­лял ста­ри­ка, и знал, что он наме­ре­вал­ся пере­ме­нить свое заве­ща­ние. [13] Все сие в сово­куп­но­сти убеди­тель­но. Разде­лим же это порознь; тогда уже та стре­ми­тель­ность и сила, кои­ми все то вза­им­но под­дер­жи­ва­лось, исчез­нут: так как боль­шие и глу­бо­кие реки, коль ско­ро разде­лят­ся на мно­гие рука­ва или прото­ки, дела­ют­ся мел­ки­ми и к пере­пра­ве удоб­ны­ми.

Итак, смот­реть над­ле­жит, как выгод­нее для нас рас­по­ла­гать речь, т. е. на каж­дый ли довод ответ­ст­во­вать, или все вдруг отра­жать удоб­нее. [14] Ибо ино­гда мож­но заклю­чить в одно пред­ло­же­ние все то, что ни при­во­дит с.393 сопер­ник в подроб­но­сти. Напри­мер, еже­ли ска­жет он, что под­суди­мый имел мно­гие при­чи­ны отва­жить­ся на пре­ступ­ле­ние; мы, не раз­би­рая их порознь, ска­жем вооб­ще толь­ко, что хотя бы чело­век имел при­чи­ны поку­сить­ся на зло­де­я­ние, но из того не сле­ду­ет, что уже и совер­шил оное. [15] Одна­ко обви­ни­те­лю лег­че наби­рать дока­за­тель­ства, неже­ли ответ­чи­ку отра­жать их пооди­ноч­ке.

Рав­но долж­но знать, как луч­ше опро­вер­гать пока­зы­вае­мое от про­тив­ни­ка. Еже­ли довод его види­мо ложен, то доволь­но одно­го отри­ца­ния: как, напри­мер, в речи за Клу­ен­ция, обви­ни­тель утвер­ждал, что чело­век, коль ско­ро выпил яд, тот же час и умер; Цице­рон отри­ца­ет сие пока­за­ние, гово­ря, что он в тот день еще жив был. [16] Опро­вер­гать же явные про­ти­во­ре­чия, неумест­ные и неле­пые при­во­ды, не тре­бу­ет даль­не­го искус­ства. Поче­му не нуж­ны для сего ни пра­ви­ла, ни при­ме­ры. Так­же дока­за­тель­ства, тем­ны­ми назы­вае­мые, т. е. когда дей­ст­вие про­из­веде­но тай­но, без свиде­те­лей, без вся­ко­го следа при­зна­ков, сами по себе недо­ста­точ­ны. Ибо доволь­но уже и того, что про­тив­ник под­кре­пить сего ничем не может. Тако­го же рода суть все обсто­я­тель­ства, к делу не при­над­ле­жа­щие.

с.394 [17] От искус­ства Ора­то­ра тре­бу­ет­ся одна­ко ж пока­зать в ули­ках обви­ни­те­ля что-нибудь или про­ти­во­ре­ча­щее, или к делу не при­над­ле­жа­щее, или неве­ро­ят­ное, или излиш­нее, или наше­му наме­ре­нию даже бла­го­при­ят­ст­ву­ю­щее. Уко­ря­ет­ся Оппий, что удер­жи­вал у вои­нов съест­ные при­па­сы, и обра­щал в свою поль­зу; пре­ступ­ле­ние нена­вист­ное: но Цице­рон выво­дит здесь явное про­ти­во­ре­чие, поели­ку те же самые донос­чи­ки обви­ня­ли Оппия, буд­то бы хотел под­ку­пить вой­ско подар­ка­ми. [18] Обви­ни­тель Кор­не­лия обе­ща­ет пред­ста­вить свиде­те­лей, кои обли­чат его в доно­си­мом деле: Цице­рон (Verr. 59. 65) дела­ет сие излиш­ним, гово­ря, что Кор­не­лий и сам в том при­зна­ет­ся. Квинт Цеци­лий тре­бо­вал суда над Верре­сом, так как он был при нем Кве­сто­ром: по сему пово­ду, того же само­го тре­бо­вал, как буд­то от себя, и Цице­рон.

IV. [19] Про­чие воз­ра­же­ния зави­сят от общих мест: от дога­док, когда раз­би­ра­ем, спра­вед­ли­вы ли они; от опре­де­ле­ния, идут ли к делу; от каче­ства, не про­тив ли бла­го­при­стой­но­сти, доб­ро­ду­шия, крото­сти, чело­ве­че­ства и проч.

[22] Отвер­га­ют­ся с пре­зре­ни­ем ино­гда пока­за­ния, или как мало­важ­ные, или как к делу совсем не при­над­ле­жа­щие. При­ме­ры сему нахо­дим во мно­гих местах у Цице­ро­на. И такое с.395 при­твор­ное небре­же­ние ино­гда мож­но про­сти­рать и на такие дово­ды, коих опро­верг­нуть не можем.

[23] Но как боль­шая часть сих дово­дов берет­ся от сход­ных меж­ду собою обсто­я­тельств, то весь­ма нуж­но наблюдать, нет ли в них како­го-нибудь раз­ли­чия; заме­тить это не труд­но. Ибо есть зако­ны на все воз­мож­ные слу­чаи; и тем удоб­нее и яснее может открыть­ся раз­ность в обсто­я­тель­ствах. От срав­не­ний же, взя­тых от бес­сло­вес­ных живот­ных или вещей неоду­шев­лен­ных, лег­ко увер­нуть­ся. [24] И на при­ме­ры, про­тив нас при­во­ди­мые, раз­ным обра­зом отве­чать мож­но. Еже­ли они сомни­тель­ны по отда­лен­но­сти вре­ме­ни, назо­вем бас­но­слов­ны­ми, если же неоспо­ри­мы, при­бег­нем к несход­ству; ибо труд­но най­ти два дей­ст­вия, одно с дру­гим во всем схо­жие. Если бы кто хотел защи­щать Нази­ку, кото­рый убил Грак­ха, при­ме­ром Галы, от кое­го умерщ­влен Мелий; мы тот­час ска­жем, что Мелий искал вер­хов­ной вла­сти, а Гракх толь­ко издал зако­ны, все в поль­зу наро­да кло­нив­ши­е­ся: что Гала был началь­ник всад­ни­ков, а Нази­ка чело­век част­ный. Еже­ли не достанет нам всех сих посо­бий, то надоб­но ста­рать­ся дока­зать, что при­во­ди­мое в при­мер дея­ние есть про­ти­во­за­кон­но. Что здесь с.396 ска­за­но о при­ме­рах, то же долж­но разу­меть и о подоб­ных делах, преж­де решен­ных и в обра­зец постав­ля­е­мых.

V. [25] Сюда же при­над­ле­жит и преж­нее мое пра­ви­ло, чтоб сло­ва и выра­же­ния сопер­ни­ка не остав­лять без вни­ма­ния. Если он выра­жа­ет­ся сла­бо, то повто­рим самые сло­ва его: когда же изъ­яс­ня­ет­ся силь­но и убеди­тель­но, изло­жим то сво­и­ми сло­ва­ми, сколь­ко мож­но мяг­че: как дела­ет Цице­рон, защи­щая Кор­не­лия. [26] А ино­гда ска­жем с неко­то­рым изви­не­ни­ем: гово­ря, напри­мер, за рас­пут­но­го, пори­ца­ют его за то, что он любит пове­се­лить­ся. Таким обра­зом и ску­по­го береж­ли­вым, и зло­языч­но­го откро­вен­ным назвать доз­во­ля­ет­ся. [27] Но все­го боль­ше осте­ре­гать­ся долж­но, чтоб не при­во­дить мне­ний сво­его сопер­ни­ка вме­сте с его дока­за­тель­ства­ми, или не опи­рать­ся на какое-нибудь его выра­же­ние, раз­ве уже неле­пость при­во­ди­мо­го обна­ру­жить надоб­но. Ты, гово­рит (Pro Mur. 23) сопер­ник твой, был столь­ко лет при вой­ске, в Рим не являл­ся, и по дол­говре­мен­ном отсут­ст­вии, при­шел состя­зать­ся о досто­ин­стве и поче­стях с теми, кои безот­луч­но зани­ма­лись в горо­де дела­ми.

[28] Когда же пре­ступ­ле­ние изла­га­ет­ся с неко­то­ры­ми про­ти­во­ре­чи­я­ми, тогда сме­ло мож­но повто­рять сло­ва про­тив­ни­ка без вся­кой с.397 пере­ме­ны; как дела­ет Цице­рон, защи­щая Скав­ра; он речь свою как буд­то сооб­ра­жа­ет с наме­ре­ни­ем доно­си­те­ля. Ино­гда при­бав­ля­ют­ся к про­ти­во­ре­чи­ям и мно­гие дру­гие пред­ло­же­ния донос­чи­ка, как в речи за Варе­на: Ска­за­ли, что он, идучи чрез поля и пустые места с Попу­ле­ном, взят слу­жи­те­ля­ми Анха­рия: потом, что Попу­лен убит: после, что Варе­на свя­зан­но­го дер­жа­ли, когда сей мог бы пока­зать, куда девал­ся Попу­лен.

К сему спо­со­бу осо­бен­но над­ле­жит при­бе­гать, когда порядок про­ис­ше­ст­вия будет неве­ро­я­тен, и самым изло­же­ни­ем отни­мет­ся прав­до­по­до­бие: или каж­дую часть пока­за­ний опро­вер­га­ем, еже­ли одна дру­гую под­креп­ля­ет: и это почти все­гда надеж­нее и вер­нее. Быва­ет, что и одно пред­ло­же­ние заклю­ча­ет в себе про­ти­во­ре­чие. К сему при­ме­ры не нуж­ны.

VI. [29] Общих дово­дов рачи­тель­но избе­гать долж­но не толь­ко пото­му, что обе сто­ро­ны употре­бить их могут, но что они гораздо полез­нее наше­му про­тив­ни­ку. Я гово­рил и буду часто повто­рять, что кто пер­вый при­бег к обще­му дово­ду, тот дела­ет его себе про­тив­ным. [30] Ибо про­тив­ный довод есть тот, кото­рый может с выго­дою быть обра­щен про­тив нас нашим сопер­ни­ком (Pro Op­pio). Нет, неве­ро­ят­но, чтоб Марк Кот­та с.398 пред­при­нял столь ужас­ное зло­де­я­ние. Как? судьи, неуже­ли веро­ят­нее то, что Оппий замыш­лял столь ужас­ное зло­де­я­ние?

Нахо­дить же, как суще­ст­вен­ные, так и кажу­щи­е­ся тако­вы­ми, про­ти­во­ре­чия в про­тив­ни­ке, зави­сит от искус­ства Ора­то­ра. Ино­гда обна­ру­жи­ва­ют­ся они сами­ми дея­ни­я­ми, как напри­мер, в поступ­ке Кло­дии (Pro Cael. 31): она гово­рит, что Целия ссу­жа­ла день­га­ми; сие есть знак тес­ной друж­бы меж­ду ними: и вме­сте взво­дит на него, буд­то хотел он отра­вить ее; а сие дока­зы­ва­ет вели­чай­шую враж­ду. [31] Тубе­рон (Pro Lig. n. 9) обви­ня­ет Лига­рия в том, что он был в Афри­ке: и жалу­ет­ся, что Лига­рий само­го его не допу­стил в Афри­ку.

А ино­гда откры­ва­ют­ся про­ти­во­ре­чия по неосмот­ри­тель­но­сти защит­ни­ка про­тив­ной сто­ро­ны: сие слу­ча­ет­ся осо­бен­но с Ора­то­ра­ми, гоня­ю­щи­ми­ся за ост­ры­ми и замыс­ло­ва­ты­ми изре­че­ни­я­ми: они увле­ка­ют­ся жела­ни­ем пока­зать разум свой, и зани­ма­ют­ся толь­ко тем местом в речи, где блес­нуть хотят, а цель все­го дела из виду опус­ка­ют. [32] Что мог­ло быть, кажет­ся, убеди­тель­нее про­тив Клу­ен­ция, как пят­но бес­сла­вия, нало­жен­ное Цен­зо­ра­ми? Что более обви­ня­ло так­же Клу­ен­ция, как не то, что отец сына сво­его лишил наслед­ства, поели­ку сей, сго­во­рив­шись с Клу­ен­ци­ем, с.399 под­ку­пил судей, дабы обви­нить Оппи­а­ни­ка? [33] Но Цице­рон пока­зал, что здесь одно дру­го­му про­ти­во­ре­чит. Ты, Акций, думаю, при­леж­но рас­смот­ришь, Цен­зор­ский ли суд важ­нее, или суд Егна­ция; если суд Егна­ция, то недей­ст­ви­тель­но опре­де­ле­ние Цен­зо­ров. Ибо само­го Егна­ция, кото­ро­го ты за чело­ве­ка достой­но­го почи­та­ешь, из чис­ла Сена­то­ров исклю­чи­ли. Если же Цен­зор­ский суд важ­нее, то сего само­го Егна­ция, кое­го по Цен­зор­ско­му одоб­ре­нию лишил отец наслед­ства, Цен­зо­ры удер­жа­ли в Сена­те, а отца исклю­чи­ли из оно­го.

[34] Сле­дую­щие дово­ды, по при­чине види­мых недо­стат­ков, не тре­бу­ют даль­ней ост­ро­ты к сво­е­му опро­вер­же­нию: при­во­дить сомни­тель­ное вме­сто извест­но­го; под­ле­жа­щее рас­смот­ре­нию вме­сто дознан­но­го; общее вме­сто соб­ст­вен­но­го или част­но­го; слиш­ком обык­но­вен­ное, пустое, подо­зри­тель­ное вме­сто веро­ят­но­го или все­ми при­ня­то­го. Ибо слу­ча­ет­ся и то с неосто­рож­ны­ми Ора­то­ра­ми, что толь­ко уве­ли­чи­ва­ют пре­ступ­ле­ние, когда нуж­но дока­зать его: спо­рят о дей­ст­вии, когда речь идет о его винов­ни­ке: берут­ся утвер­ждать невоз­мож­ное: дума­ют, что уже достиг­ли сво­ей цели, когда едва ее усмот­ре­ли: рас­про­стра­ня­ют­ся в речи более о лице, неже­ли о пред­ле­жа­щем деле: [35] вме­ня­ют вещам лич­ные люд­ские недо­стат­ки, с.400 так, как бы кто пори­цал сосло­вие Децем­ви­ров за то, что Аппий употре­бил во зло власть свою: отвер­га­ют оче­вид­ные дока­за­тель­ства: изъ­яс­ня­ют­ся обо­юд­ны­ми выра­же­ни­я­ми: теря­ют из виду глав­ное содер­жа­ние в деле: дела­ют отве­ты, с вопро­са­ми несо­об­раз­ные. Сие послед­нее может быть изви­ни­тель­но толь­ко тогда, когда непра­вое дело тре­бу­ет и посто­рон­ней под­по­ры. Напри­мер, гово­рит­ся о Верре­се (7. Verr. 1. 4), обли­чен­ном во взят­ках и хище­нии, что он муже­ст­вен­но и неусып­но защи­щал Сици­лию от мор­ских раз­бой­ни­ков.

VII. [36] То же самое наблюдать долж­но и при воз­ра­же­ни­ях, какие нам про­ти­во­по­ла­га­ют­ся. Я поста­ра­юсь пред­ло­жить о сем несколь­ко про­стран­нее, пото­му что мно­гие впа­да­ют здесь в две непро­сти­тель­ные и меж­ду собою про­тив­ные погреш­но­сти. Одни, даже в суде, почи­тая такие воз­ра­же­ния непри­ят­ны­ми и скуч­ны­ми, пре­хо­дят их мол­ча­ни­ем, и доволь­ст­ву­ясь при­готов­лен­ною дома речью, гово­рят так, как бы не име­ли пред собою сопер­ни­ка…

[37] Дру­гие, при­ле­пясь к излиш­ней точ­но­сти, почи­та­ют за нуж­ное, на вся­кую мысль, на вся­кое даже сло­во ответ­ст­во­вать; это есть дело бес­ко­неч­ное и напрас­ное. Сие зна­чит воору­жать­ся про­тив пред­ла­гае­мо­го дела, а не про­тив Ора­то­ра: я желал бы, чтоб он был столь­ко с.401 крас­но­ре­чив, чтобы все ска­зан­ное в поль­зу обви­ня­е­мо­го отно­си­лось к его искус­ству, а не к содер­жа­нию сущ­но­сти дела: все же ска­зан­ное во вред обви­ни­те­ля пада­ло бы на самое дело, а не на ум Ора­то­ра. [38] Итак, когда Цице­рон (2. Agr. 13) уко­рял Рул­ла тем­нотою в выра­же­ни­ях, Пизо­на неис­кус­ст­вом в сло­ве, Анто­ния (3. Phi­lip. 22) гру­бо­стью в поступ­ках, при­но­ров­лял­ся к спра­вед­ли­во­му сво­е­му него­до­ва­нию; и тако­вые уко­риз­ны могут навлечь нена­висть на тех, кого нена­вист­ным сде­лать хочешь.

[39] Но Ора­тор, защи­щаю­щий какое-нибудь дело, дол­жен отве­чать ина­ким обра­зом: ино­гда может охуж­дать не толь­ко речь сво­его сопер­ни­ка, но даже нра­вы, взгляд, поход­ку, образ одеж­ды: как, напри­мер, Цице­рон, гово­ря про­тив Квин­тия (Pro Cluent. 11), охуж­да­ет еще и одеж­ду его, до пят спу­щен­ную. Цице­рон был крайне раз­дра­жен Квин­ти­ем, кото­рый воз­му­тил народ про­тив Клу­ен­ция. [40] Быва­ют слу­чаи, что гру­бые сло­ва про­тив­ни­ка опро­вер­га­ют­ся насмеш­кою: Три­а­рий пори­цал Скав­ра за то, что он, с вели­ки­ми издерж­ка­ми достав мра­мор­ные стол­пы, велел вез­ти, как бы напо­каз, чрез весь город на колес­ни­цах. Ты спра­вед­ли­во пори­ца­ешь его, отве­чал Цице­рон; ибо я свои стол­пы с Албан­ской горы велел пере­та­щить на кат­ках воло­ком. с.402 Употреб­лять такие насмеш­ки про­тив обви­ни­те­лей тем про­сти­тель­нее, что того поль­за защи­щае­мо­го лица необ­хо­ди­мо тре­бу­ет. [41] Но почи­та­ет­ся спра­вед­ли­вою и осно­ва­тель­ною уко­риз­ною то, если кото­рый-нибудь из состя­заю­щих­ся Ора­то­ров с худым наме­ре­ни­ем что-либо ута­ит, сокра­тит, затмит, или ска­жет поз­же, неже­ли долж­но…

[42] Декла­ма­то­рам же сове­то­вал бы я во-пер­вых не зада­вать себе таких пред­ло­же­ний или вопро­сов, на кото­рые отве­чать нет ни малей­шей труд­но­сти, и не вооб­ра­жать, что пред насто­я­щим судом мож­но най­ти глу­по­го сопро­тив­ни­ка. Сия погреш­ность про­ис­хо­дит от того, что обо­льстясь оби­ли­ем источ­ни­ков, из коих мож­но почер­пать вся­кую вся­чи­ну, рас­по­ла­га­ют они речь свою по про­из­во­лу, и тем оправ­ды­ва­ют посло­ви­цу: Каков вопрос, таков и ответ. [43] Если чрез такие упраж­не­ния уко­ре­нит­ся в нас при­выч­ка, то весь­ма мно­го оши­бать­ся будем пред судом, где сопер­ни­ку, а не себе самим отве­чать долж­но. Ска­зы­ва­ют, что Сти­хотво­рец Акций, на вопрос, для чего он не гово­рит защи­ти­тель­ных речей в судах, будучи силен и крас­но­ре­чив в тра­геди­ях, отве­чал: для того, что в тра­гедии застав­ляю гово­рить лица то, что́ мне угод­но, а в суде гово­рят с.403 про­тив­ни­ки, что́ им, я не мне угод­но. [44] Итак, достой­но посме­я­ния, что в упраж­не­ни­ях, кои­ми при­уготов­ля­ем­ся к речам судеб­ным, выду­мы­ва­ют­ся отве­ты преж­де, неже­ли зна­ем, что́ может ска­зать сопер­ник. И доб­рый настав­ник дол­жен хва­лить уче­ни­ка за ост­ро­ум­ные дово­ды, как в поль­зу про­тив­ной, так и в поль­зу сво­ей сто­ро­ны сде­лан­ные…

VIII. [51] При опро­вер­же­нии почи­та­ет­ся за порок рав­но и то, если на каж­дом шагу будем оста­нав­ли­вать­ся и пока­зы­вать недо­уме­ние. Ибо сие пра­вость нашу дела­ет судье подо­зри­тель­ною; и часто при­чи­ны, сме­ло, без запи­на­ния изло­жен­ные, отни­ма­ют вся­кое сомне­ние, а про­из­но­си­мые с при­готов­ле­ни­ем, осто­рож­но­стью, теря­ют дове­рие: ибо может все сие при­ня­то быть за знак при­зна­вае­мой нами сами­ми сла­бо­сти наших дово­дов. Итак, Ора­тор дол­жен ока­зы­вать со сво­ей сто­ро­ны вся­кую бла­го­на­деж­ность и гово­рить с чув­ст­во­ва­ни­ем спра­вед­ли­во­сти сво­его дела. Никто в этом (как и во всем про­чем) не пред­став­ля­ет тако­го искус­ства, как Цице­рон. [52] У него такое само­на­де­я­ние и такая пора­зи­тель­ная сме­лость, что мож­но их при­нять за несо­мнен­ные дока­за­тель­ства.

Впро­чем, кто вникнет в обсто­я­тель­ства дела, и узна­ет, в чем состо­ит наи­боль­шая важ­ность и сила, тот удоб­но с.404 рас­судит, на какие места опи­рать­ся, и какие оспа­ри­вать долж­но. [53] Здесь соблю­сти порядок не труд­но. Ибо когда мы быва­ем ист­ца­ми, то преж­де изла­га­ем свои дока­за­тель­ства: потом опро­вер­га­ем воз­ра­же­ния, про­тив нас сде­лан­ные. Если же мы ответ­чи­ки, то начи­на­ем с опро­вер­же­ния… [55] Но обе­им сто­ро­нам над­ле­жит вни­кать, в чем состо­ит суще­ст­вен­ная цель тяж­бы. Ибо часто вво­дят­ся в нее мно­гие обсто­я­тель­ства; при­го­вор же дела­ет­ся по немно­гим.

[56] Вот спо­соб дока­зы­вать и опро­вер­гать: но Ора­тор дол­жен его под­креп­лять и укра­шать. Сколь­ко бы ни хоро­ши были наши дово­ды, одна­ко будут еще сла­бы, когда не под­кре­пят­ся искус­ст­вом Ора­то­ра…

с.405

I. [V. 14. 5] Эпи­хи­ре­ма име­ет три части: первую посыл­ку, вто­рую посыл­ку и заклю­че­ние. [7] Возь­мем при­мер из Цице­ро­на: Дела, управ­ля­е­мые с муд­ро­стью, луч­ше про­из­во­дят­ся, неже­ли те, в кото­рых муд­рость не участ­ву­ет. [9] А как мир наи­луч­шим обра­зом управ­ля­ет­ся: сле­до­ва­тель­но мир управ­ля­ет­ся муд­ро­стью. [10] Но сии три части не все­гда име­ют оди­на­ко­вый вид. [14] Впро­чем, Эпи­хи­ре­ма раз­нит­ся от Сил­ло­гиз­мов толь­ко тем, что Сил­ло­гиз­мы разде­ля­ют­ся на мно­гие виды, и заклю­ча­ют в себе все­гда исти­ну: а Эпи­хи­ре­ма име­ет пред­ме­том, по боль­шей части, веро­ят­ное.

[24] Энти­ме­му иные назы­ва­ют Рито­ри­че­ским Сил­ло­гиз­мом, а дру­гие частью Сил­ло­гиз­ма, пото­му, что Сил­ло­гизм име­ет все части, слу­жа­щие к дока­за­тель­ству пред­ло­же­ния: в Энти­ме­ме же пер­вая посыл­ка толь­ко под­ра­зу­ме­ва­ет­ся. с.406 [25] Вот при­мер Сил­ло­гиз­ма: Доб­ро­де­тель одна есть истин­ное доб­ро: ибо одно то есть истин­ное доб­ро, кое­го никто во зло употре­бить не может: а доб­ро­де­те­ли употре­бить во зло никто не может: сле­до­ва­тель­но доб­ро­де­тель есть истин­ное доб­ро. Вот Энти­ме­ма, выведен­ная из послед­ст­вий: Одно истин­ное доб­ро есть доб­ро­де­тель, кото­рой употре­бить во зло никто не может. Сил­ло­гизм от про­тив­но­го: День­ги не есть доб­ро: ибо то не есть доб­ро, что всяк может употре­бить во зло: день­ги же употре­бить во зло всяк может: сле­до­ва­тель­но день­ги не суть доб­ро. И чрез Энти­ме­му от про­тив­но­го мож­но ска­зать: Долж­но ли за доб­ро почи­тать день­ги, кото­рые употре­бить во зло вся­кий может?

II. [27] Мне кажет­ся, я открыл уже все тай­но­сти Рито­ров: оста­ет­ся толь­ко делать из того бла­го­ра­зум­ное употреб­ле­ние. Ибо как не думаю, чтобы употреб­лять в речи Сил­ло­гиз­мы было непри­лич­но, так не хочу и того, чтобы вся речь напол­не­на была Эпи­хи­ре­ма­ми и Энти­ме­ма­ми. Ибо тогда будет похо­дить на раз­го­вор и состя­за­ние Диа­лек­ти­ков более, неже­ли на речь Ора­то­ра: в этом есть вели­кая раз­ность. [28] В раз­го­во­рах и состя­за­ни­ях сии уче­ные, в кру­гу уче­ных же, ища исти­ну, все раз­би­ра­ют с боль­шею и стро­жай­шею точ­но­стью, с.407 и таким обра­зом до оче­вид­ной ясно­сти дово­дят. Посе­му и при­сво­я­ют себе искус­ство или нау­ку нахо­дить и рас­смат­ри­вать исти­ну. Нау­ку сию разде­ля­ют на две части, из кото­рых одну назы­ва­ют Топи­кою, а дру­гую Кри­ти­кою. [29] Но Ора­тор дол­жен в речи сво­ей сооб­ра­зо­вать­ся с поня­ти­я­ми и вку­сом слу­ша­те­лей ино­го рода; часто над­ле­жит ему гово­рить пред людь­ми самы­ми про­сты­ми, малосмыс­лен­ны­ми, или, по край­ней мере, неуче­ны­ми, коих уве­рить даже в самой истине и спра­вед­ли­во­сти ина­че немож­но, как достав­ляя им удо­воль­ст­вие, увле­кая их силою, а ино­гда воз­буж­дая в них раз­лич­ные стра­сти.

[30] Крас­но­ре­чие тре­бу­ет богат­ства и пыш­но­сти. Но оно не будет ни пыш­но, ни бога­то, еже­ли заклю­чим его толь­ко в точ­ных, частых и почти еди­но­об­раз­ных выво­дах: оно про­стотою сво­ею при­вле­чет на себя пре­зре­ние, при­нуж­ден­но­стью неудо­воль­ст­вие, избыт­ком отвра­ще­ние, рас­про­стра­не­ни­ем ску­ку. [31] Итак, да шест­ву­ет оно не как по узким тро­пин­кам, но как по полям про­стран­ным: да не будет оно огра­ни­че­но, напо­до­бие малых источ­ни­ков, в один тес­ный проток соби­рае­мых; но да про­ли­ва­ет­ся, как обшир­ная река, по всем откры­тым доли­нам, и да про­ла­га­ет себе путь чрез все встре­чаю­щи­е­ся пре­по­ны.

с.408 Ибо нет ниче­го жал­чее, смот­реть на тех, кои раб­ски при­леп­ля­ют­ся к пра­ви­лам, напо­до­бие детей, не сме­ю­щих пере­ме­нить ни одной чер­ты из про­пи­си, дан­ной от учи­те­ля, и, как Гре­ки гово­рят, свя­то бере­гут пер­во­на­де­тую от мате­ри одеж­ду. Пред­ло­же­ние и заклю­че­ние, из послед­ст­вий и про­ти­во­ре­чий извле­чен­ные, раз­ве не могут ожив­лять­ся, рас­про­стра­нять­ся, [32] укра­шать­ся раз­ны­ми обо­рота­ми и фигу­ра­ми, так чтоб они рож­да­лись сами собою, каза­лись есте­ствен­ны­ми и сво­бод­ны­ми, а не на обра­зец, от учи­те­лей дан­ный, состав­лен­ны­ми в воз­мож­ной точ­но­сти?

Какой Ора­тор когда-либо так гова­ри­вал? Если нахо­дим при­ме­ры сему и в самом Демо­сфене, то по край­ней мере, весь­ма ред­ко. Ныне, и особ­ли­во Гре­че­ские Ора­то­ры (ибо в сем толь­ко слу­чае они посту­па­ют хуже, неже­ли мы), свя­зы­ва­ют речь свою напо­до­бие цепи и неизъ­яс­ни­мым поряд­ком соеди­ня­ют меж­ду собою; наби­ра­ют вещи несо­мни­тель­ные, дока­зы­ва­ют извест­ные, и гово­рят, что они под­ра­жа­ют в том Древним. Но еже­ли спро­сишь у них, кому имен­но под­ра­жа­ют, пока­зать они не в состо­я­нии. Но о фигу­рах я буду гово­рить в дру­гом месте.

III. [33] Здесь при­бав­лю толь­ко, что я не согла­сен даже с мне­ни­ем и тех, кои пола­га­ют, с.409 что дово­ды над­ле­жит все­гда изла­гать в выра­же­ни­ях чистых, ясных и опре­де­ли­тель­ных, но в крат­ких и неви­ти­е­ва­тых. Я и сам нахо­жу, что в них нуж­на ясность и опре­де­ли­тель­ность: и что в пред­ме­тах малых слог и рече­ния долж­но употреб­лять самые при­лич­ные и наи­бо­лее обык­но­вен­ные. [34] Но когда гово­рим о пред­ме­тах важ­ных, тогда не почи­таю излиш­ним и укра­ше­ние, лишь толь­ко бы не вреди­ло оно ясно­сти… [35] Чем мень­ше при­ят­но­сти име­ют какие-либо в речи места сами по себе, тем боль­ше укра­шать их ста­рать­ся над­ле­жит, и, чтоб дово­ды наши не каза­лись подо­зри­тель­ны­ми, надоб­но при­бе­гать к искус­ству: судья, слу­шаю­щий нас с удо­воль­ст­ви­ем, почти уже нам верит. Цице­рон (Pro Mil. 10) меж­ду сво­и­ми дово­да­ми не непри­лич­но ска­зал: Зако­ны мол­чат при зву­ке ору­жия, а те же зако­ны вла­га­ют меч нам в руки. Одна­ко употреб­лять такие фигу­ры над­ле­жит с бла­го­ра­зу­ми­ем, дабы они речь укра­ша­ли, ее не затме­вая.