Естественная история

Кн. II, гл. 7

7. (5) 14Пола­гаю, что отыс­ки­вать, како­вы облик и фор­ма Бога, это про­сто про­яв­ле­ние при­су­щей чело­ве­ку сла­бо­сти. Если Бог есть⁸, то где бы он ни оби­тал, он весь пред­став­ля­ет собой ум, весь — зре­ние, весь — душу, весь — дух, весь — то, что он есть. Еще менее разум­ны, по-види­мо­му, те, кто верят в бес­чис­лен­ное мно­же­ство божеств, в том чис­ле даже оли­це­тво­ря­ю­щих чело­ве­че­ские свой­ства, хоро­шо бы еще лишь доб­ро­де­те­ли, Цело­муд­рие, Согла­сие, Разум, Надеж­ду, Честь, Уме­рен­ность, Веру, а то и поро­ки. Демо­кри­ту забла­го­рас­суди­лось при­знать толь­ко два боже­ства, Кару и Милость⁹.

15Смерт­ная при­ро­да людей, хруп­кая, но и неуго­мон­ная, созна­вая свою немощь, раз­би­ла тол­пу божеств на груп­пы, чтобы каж­дый мог почи­тать имен­но те боже­ства, в покро­ви­тель­стве кото­рых он наи­бо­лее нуж­да­ет­ся. Вот и ока­за­лось, что раз­ные наро­ды покло­ня­ют­ся раз­ным боже­ствам, при­чем у одно­го и того же наро­да быва­ет их мно­гое мно­же­ство. Так­же и духов под­зем­но­го мира под­разде­ли­ли на роды; да и мы при­зна­ем боже­ства болез­ней и мно­гих моро­вых повет­рий, будучи при этом объ­яты стра­хом, как бы их уми­ло­сти­вить.

16Пото­му-то рим­ский народ посвя­тил Лихо­рад­ке храм на Пала­тине, Орбоне¹⁰ — воз­ле свя­ти­ли­ща Лар, а Несча­стью — жерт­вен­ник на Эскви­лине. И таким обра­зом мож­но поду­мать, что пле­мя божеств даже мно­го­чис­лен­нее, чем род чело­ве­че­ский: ведь и отдель­ные люди сами уста­нав­ли­ва­ют себе каж­дый по сво­е­му усмот­ре­нию Юнон и духов-хра­ни­те­лей, столь­ких, сколь­ко есть людей. Сверх того неко­то­рые наро­ды обо­жествля­ют зве­рей, под­час отвра­ти­тель­ных, и мно­гое такое, что еще менее подо­ба­ет упо­ми­нать; суще­ст­ву­ют у них клят­вы протух­шей пищей и тому подоб­ны­ми пред­ме­та­ми.

17На дет­ские бес­смыс­лен­ные рос­сказ­ни похо­жи веро­ва­ния, буд­то боги даже всту­па­ют друг с дру­гом в брак, хотя за столь­кие века никто от этих бра­ков не родил­ся; и буд­то одни боги ста­рые и седые, дру­гие — юно­ши или маль­чи­ки; или что [неко­то­рые боги] чер­но­го цве­та, дру­гие кры­ла­ты или хро­мы, или вылу­пи­лись из яиц; или через день то живут, то уми­ра­ют. А при­пи­сы­вать богу супру­же­ские изме­ны и затем ссо­ры и враж­ду, или верить в боже­ства обма­на и пре­ступ­ле­ний, это вооб­ще верх бес­стыд­ства.

18Бог [в том, чтобы] смерт­ный помо­гал смерт­но­му. Это путь к веч­ной сла­ве. По это­му пути шест­во­ва­ли слав­ней­шие из рим­лян, по нему же ныне сво­ей боже­ст­вен­ной посту­пью идет со сво­и­ми детьми вели­чай­ший пра­ви­тель всех вре­мен Вес­па­си­ан Август, спе­ша помочь нашим тяготам.

19Обы­чай при­чис­лять таких людей к богам — самый древ­ний спо­соб возда­вать им долж­ное за их бла­го­де­я­ния. Име­на же небес­ных богов, рав­но как и звезд, в част­но­сти тех, о кото­рых я уже упо­ми­нал, это дело и заслу­га чело­ве­че­ские. Как не заме­тить неко­е­го истол­ко­ва­ния при­ро­ды уже в том, что мы в раз­го­во­рах меж­ду собой име­ну­ем Юпи­те­ра, Мер­ку­рия и дру­гих и тем созда­ем номен­кла­ту­ру небес­ных тел?

20Отно­си­тель­но же выс­ше­го суще­ства смеш­но думать, что оно име­ет хоть какое-нибудь отно­ше­ние к чело­ве­че­ским делам. Неуже­ли мы пове­рим, что столь же уны­лая, сколь и мно­го­об­раз­ная оза­бо­чен­ность [эти­ми дела­ми] не загряз­ни­ла бы [боже­ст­вен­ную чистоту]? есть ли тут место для сомне­ния? Едва ли сто­ит умст­во­вать на тему, что полез­нее для чело­ве­че­ско­го рода: вовсе не почи­тать богов, как и посту­па­ют неко­то­рые, или почи­тать их непри­стой­ным обра­зом, рабо­леп­ст­вуя перед ино­зем­ны­ми свя­ты­ня­ми и нося сво­их богов [в виде рез­ных изо­бра­же­ний] на паль­цах?

21Покло­ня­ясь чудо­ви­щам, их же кля­нут, но и лома­ют себе голо­ву, чем бы их накор­мить; под­чи­ня­ют­ся жесто­кой тира­нии, так что и во сне не могут успо­ко­ить­ся; не реша­ют­ся ни на брак, ни на обза­веде­ние детьми, ни вооб­ще ни на что бы то ни было без при­ка­за из свя­ти­ли­ща; есть и такие люди, кото­рые хит­рят [перед бога­ми] на самом Капи­то­лии и лож­но кля­нут­ся Юпи­те­ром-гро­мо­верж­цем. Эти хотя бы извле­ка­ют выго­ду из сво­ей гнус­но­сти, а те про­сто пре­вра­ща­ют свои свя­ты­ни в нака­за­ние для себя самих.

22Одна­ко изо­брел род чело­ве­че­ский еще и третье [поми­мо неве­рия и суе­ве­рия] мне­ние о боже­ст­вен­ном, про­ме­жу­точ­ную меж­ду эти­ми дву­мя, но еще менее внят­ную догад­ку: а имен­но во всем мире, повсе­мест­но, во вся­кий час и на всех язы­ках при­зы­ва­ют и име­ну­ют еди­ную Судь­бу. Ее одну обви­ня­ют, ей одной вме­ня­ют [все что про­ис­хо­дит], о ней одной толь­ко и дума­ют, ее же одну вос­хва­ля­ют и осы­па­ют упре­ка­ми¹¹. Упре­ка­ют ее за неустой­чи­вость, мно­гие даже за сле­поту и изме­ны, за непо­сто­ян­ство, за бла­го­склон­ность к злым. Она одна запол­ня­ет оба столб­ца — рас­хо­дов и дохо­дов — во всей ведо­мо­сти чело­ве­че­ской жиз­ни. До такой сте­пе­ни мы под­чи­ня­ем­ся року, что и Бог по срав­не­нию с ним не столь уж важен. Рок [у нас] на Божьем месте.

23Есть и такие, кто отстра­ня­ет судь­бу и объ­яс­ня­ет ход чело­ве­че­ской жиз­ни соот­вет­ст­вен­но момен­ту рож­де­ния, с помо­щью зна­ме­ний и звезд. Бог, одна­жды рас­по­рядив­шись о буду­щем всех, в осталь­ном более ни во что не вме­ши­ва­ет­ся. Это мне­ние начи­на­ет уко­ре­нять­ся, захва­ты­вая оди­на­ко­во как обра­зо­ван­ных, так и необ­ра­зо­ван­ную мас­су.

24[Исполь­зу­ют] такие зна­ме­ния, как уда­ры мол­нии, пред­ска­за­ния ора­ку­лов и гаруспи­ков, слу­чай­ные рече­ния авгу­ров; [даже если] кто-нибудь чихнет или спо­ткнет­ся. Боже­ст­вен­ный Август рас­ска­зы­вал, как одна­жды ошиб­кой надел левый баш­мак на пра­вую ногу — и вот его в тот же день воен­ный мятеж чуть не сверг.

25К это­му же ряду слу­ча­ев отно­сят­ся вне­зап­ные смер­ти, одна­ко в таких делах ничто не ясно, кро­ме раз­ве одно­го: из всех живых существ нет нико­го несчаст­нее чело­ве­ка — и нико­го более гор­до­го. Ведь про­чие живот­ные заботят­ся лишь о про­пи­та­нии, а для это­го им доста­точ­но посы­лае­мо­го бла­гой при­ро­дой. Эту [обес­пе­чен­ность при­ро­дой] одну сто­ит пред­по­честь всем осталь­ным бла­гам, ибо живот­ные вовсе не дума­ют о [том, о чем бес­по­ко­ит­ся чело­век]: о сла­ве, день­гах, често­лю­бии и, самое глав­ное, о смер­ти.

26Поис­ти­не полез­но для нашей жиз­ни верить, что в тако­го рода дела вме­ши­ва­ют­ся боги и что они нака­зы­ва­ют зло­де­ев, хотя иной раз и с опозда­ни­ем, и что вооб­ще боже­ство зани­ма­ет­ся мно­же­ст­вом дел, при­том нико­гда не попу­сту; и еще что чело­век — суще­ство самое близ­кое к боже­ству — не рож­ден дегра­ди­ро­вать до зве­ря.

27Что же до несо­вер­шенств чело­ве­че­ской при­ро­ды, в них есть чем уте­шить­ся и даже очень. Ибо и Бог ведь не все может: не может, напри­мер, совер­шить само­убий­ство, если бы и захо­тел — а чело­ве­ку он даро­вал этот луч­ший дар сре­ди столь­ких жиз­нен­ных бед. Не может Бог ни наде­лить смерт­ных бес­смер­ти­ем, ни воз­звать к жиз­ни усоп­ших, ни сде­лать так, чтобы про­жив­ший свою жизнь ока­зал­ся нико­гда не жив­шим или тот, кого когда-то почи­та­ли, ока­зал­ся нико­гда не почи­тав­шим­ся. Нет у Бога ника­кой вла­сти над про­шед­шим, раз­ве что пове­леть его забыть. Вот еще хотя и забав­ный довод в поль­зу нашей общ­но­сти с Богом: [ни для него, ни для нас] невоз­мож­но сде­лать два­жды десять нерав­ным два­дца­ти или мно­гое это­му подоб­ное. Во всем этом, конеч­но, про­яв­ля­ют­ся свой­ства при­ро­ды: ее-то, таким обра­зом, мы и назы­ваем сло­вом Бог. Мы не напрас­но отвлек­лись к этим вопро­сам, пото­му что они сей­час зву­чат повсе­мест­но (vol­ga­ta): [вни­ма­ние всех] при­сталь­но обра­ще­но на вопрос о Боге.