Письма Марка Туллия Цицерона

398. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Кум­ская усадь­ба, 16 мая 49 г.

1. Едва отпра­вил к тебе пись­мо о мно­гом, как ко мне рано утром при­был Дио­ни­сий. Я отнес­ся бы к нему не толь­ко мило­сти­во, но и вполне про­стил бы его, если бы он явил­ся с наме­ре­ни­я­ми, о кото­рых ты мне писал. Ведь в тво­ем пись­ме, кото­рое я полу­чил в Арпине, гово­ри­лось, что он при­е­дет и будет делать то, чего я хочу. А я хотел, вер­нее, очень желал, чтобы он был со мной. Так как он совсем отверг это, когда при­ез­жал в фор­мий­скую усадь­бу, я не раз писал тебе о нем несколь­ко рез­ко. Он же, после немно­гих слов, свел раз­го­вор к сле­дую­ще­му: я дол­жен его про­стить, так как, заня­тый сво­и­ми дела­ми, он не может ехать со мной. Я отве­тил крат­ко, — испы­тал силь­ное огор­че­ние, понял, что он отнес­ся с пре­зре­ни­ем к моей уча­сти. Что еще нуж­но? Быть может, ты уди­вишь­ся — это одно из вели­чай­ших моих огор­че­ний насто­я­ще­го вре­ме­ни. Я хотел бы, чтобы он был тебе дру­гом; желая тебе это­го, я желаю, чтобы ты бла­го­ден­ст­во­вал; ведь он будет дру­гом, пока это будет про­дол­жать­ся.

2. Замы­сел мой, наде­юсь, не будет сопря­жен с опас­но­стью; ведь я и скрыл его и, пола­гаю, не буду под­вер­гать­ся очень уси­лен­ной слеж­ке. Толь­ко бы пла­ва­ние было таким, како­го я желаю; про­чее, что мож­но пред­видеть разу­мом, будет обес­пе­че­но. Пока я здесь, пожа­луй­ста, пиши не толь­ко о том, что ты узна­ешь или услы­шишь, но и о том, что ты будешь пред­видеть.

3. Катон, кото­рый мог без труда удер­жать Сици­лию (и если бы удер­жал, к нему бы собра­лись все чест­ные), выехал из Сира­куз за семь дней до май­ских календ, как мне писал Кури­он. О, если бы Кот­та, как об этом гово­рят, удер­жал Сар­ди­нию!¹ Ведь есть слух. О, позор для Като­на, если это будет так.

4. Чтобы умень­шить подо­зре­ние насчет мое­го отъ­езда или моих замыс­лов, я за три дня до ид выехал в пом­пей­скую усадь­бу, чтобы нахо­дить­ся там, пока будет при­готов­ле­но необ­хо­ди­мое для пла­ва­ния. Когда я при­ехал в усадь­бу, мне сооб­щи­ли, что цен­ту­ри­о­ны трех когорт, нахо­дя­щих­ся в Пом­пе­ях, хотят на дру­гой день со мной встре­тить­ся. Об этом со мной гово­рил наш Нин­ний — они хотят пре­до­ста­вить в мое рас­по­ря­же­ние себя и город. Но я на дру­гой день на рас­све­те уехал из усадь­бы, чтобы они совсем не виде­ли меня. Что поль­зы было в трех когор­тах? Что поль­зы, будь их боль­ше? С каким сна­ря­же­ни­ем? Я поду­мал о таком же замыс­ле Целия², о кото­ром я про­чел в тво­ем пись­ме, полу­чен­ном мной в тот самый день, когда я при­ехал в кум­скую усадь­бу; в то же вре­мя мог­ло слу­чить­ся, что меня испы­ты­ва­ют. Поэто­му я устра­нил вся­кое подо­зре­ние.

5. Но пока я воз­вра­щал­ся, при­ез­жал Гор­тен­сий³ и свер­нул с доро­ги, чтобы при­вет­ст­во­вать Терен­цию. Он гово­рил обо мне с ува­же­ни­ем. Думаю, что ско­ро уви­жу его; он послал раба ска­зать, что он едет ко мне. Это, пра­во, луч­ше, чем дела­ет мой кол­ле­га⁴ Анто­ний, в лек­ти­ке кото­ро­го, сре­ди лик­то­ров, носят актри­су⁵.

6. Так как ты сво­бо­ден от четы­рех­днев­ной⁶ и изба­вил­ся от новой болез­ни, а так­же от про­студы, пред­стань пере­до мной в Гре­ции бод­рым, а пока напи­ши несколь­ко строк.