История Рима от основания города

Книга XXII, гл. 60

60. (1) Он кон­чил, и в тол­пе, сто­яв­шей в Коми­ции, сей­час же под­ня­лись жалоб­ные вопли; к сена­то­рам про­сти­ра­ли руки, моли­ли вер­нуть сыно­вей, бра­тьев, род­ст­вен­ни­ков. (2) Жен­щи­ны, побуж­дае­мые стра­хом и край­но­стью, сме­ша­лись с тол­пою муж­чин на фору­ме²³⁹. Сенат, уда­лив посто­рон­них, занял­ся обсуж­де­ни­ем дела. (3) Мне­ния были выска­за­ны раз­ные: одни счи­та­ли, что плен­ных сле­ду­ет выку­пить за государ­ст­вен­ный счет; дру­гие, что каз­ну тро­гать не нуж­но, но не надо пре­пят­ст­во­вать и выку­пу на част­ные сред­ства, (4) а если кому не хва­та­ет налич­но­сти, пусть возь­мет в долг из каз­ны, поста­вив пору­чи­те­лей и дав­ши в залог име­ние. (5) Тогда спро­шен был Тит Ман­лий Торк­ват, чело­век, чья ста­рин­ная суро­вость дохо­ди­ла, по мне­нию боль­шин­ства, до жесто­ко­сти. (6) Он ска­зал: «Если бы послы толь­ко про­си­ли о выку­пе тех, кто нахо­дит­ся во вла­сти вра­гов, я, нико­го с.105 не пори­цая, выска­зал­ся бы крат­ко; (7) ведь от меня тре­бо­ва­лось толь­ко одно: напом­нить вам, чтобы вы, дер­жась обы­ча­ев, заве­щан­ных пред­ка­ми, дали при­мер суро­во­сти, без кото­рой, ведя вой­ну, не обой­тись. Сей­час, одна­ко, эти люди почти хва­лят­ся тем, что сда­лись непри­я­те­лю — они сочли спра­вед­ли­вым, чтобы их ста­ви­ли выше не толь­ко тех, кто взят в плен был на поле боя, но и тех, кто добрал­ся до Вену­зии и Кан­у­зия, и даже выше само­го кон­су­ла Гая Терен­ция. (8) Я, отцы-сена­то­ры, не допу­щу, чтобы вам оста­лось неиз­вест­ным хоть что-нибудь из про­ис­шед­ше­го там. О если бы то, что ска­жу сей­час вам, я гово­рил в Кан­у­зии в при­сут­ст­вии все­го вой­ска, луч­ше­го свиде­те­ля и доб­ле­сти, и тру­со­сти любо­го каж­до­го из сол­дат! Если бы хоть один толь­ко Пуб­лий Сем­п­ро­ний сей­час при­сут­ст­во­вал здесь. Ведь, после­дуй эти люди за ним, они сей­час были бы сол­да­та­ми в рим­ском лаге­ре, а не плен­ни­ка­ми во вла­сти вра­гов. (9) Но нет, — когда вра­ги утом­лен­ные бит­вой и обра­до­ван­ные победой, сами почти что все вер­ну­лись в свой лагерь, оста­вив им сво­бод­ную ночь для попыт­ки про­рвать­ся, и семь тысяч воору­жен­ных вои­нов смог­ли бы про­бить­ся даже через сомкну­тый строй вра­гов, тогда эти люди и сами не попы­та­лись сде­лать такую попыт­ку, и не поже­ла­ли сле­до­вать за дру­гим. (10) Почти целую ночь Пуб­лий Сем­п­ро­ний Туди­тан не пере­ста­вал убеж­дать и уго­ва­ри­вать их: “пока вра­гов вокруг лаге­ря мало, пока всюду тиши­на и покой, сле­дуй­те под покро­вом ночи за мною: еще до рас­све­та мы при­дем туда, где опас­но­сти нет — в горо­да союз­ни­ков”. (11) Если бы он гово­рил так, как на памя­ти наших дедов²⁴⁰ воен­ный три­бун Пуб­лий Деций в Сам­нии²⁴¹, или так, как в Первую Пуни­че­скую вой­ну, во вре­ме­на нашей юно­сти, Марк Каль­пур­ний Флам­ма, кото­рый ведя три­ста доб­ро­воль­цев на при­ступ заня­то­го вра­га­ми хол­ма, обра­тил­ся к сво­им со сло­ва­ми: “Умрем и смер­тью сво­ей выру­чим леги­о­ны, попав­шие в окру­же­ние”²⁴², — (12) если бы Пуб­лий Сем­п­ро­ний ска­зал то же самое, и если бы не нашлось нико­го желаю­ще­го участ­во­вать в таком доб­лест­ном деле, я пере­стал бы счи­тать вас рим­ля­на­ми и муж­чи­на­ми. (13) Но ведь он вам ука­зы­вал путь не столь­ко к сла­ве, сколь­ко к спа­се­нию — к воз­вра­ще­нию на роди­ну, к роди­те­лям, женам и детям. (14) Себя сбе­речь у вас не хва­ти­ло храб­ро­сти, — что вы буде­те делать, если при­дет­ся уми­рать за оте­че­ство? Вокруг вас лежа­ли пять­де­сят тысяч граж­дан и союз­ни­ков, погиб­ших в тот самый день. Если столь­ко при­ме­ров доб­ле­сти не взвол­но­ва­ли вас, — вас ничто не взвол­ну­ет. Если даже вид тако­го побо­и­ща не побудил вас не щадить вашей жиз­ни, — вас ничто не побудит. (15) Сво­бод­ные, пол­но­прав­ные, тос­куй­те по оте­че­ству, тос­куй­те же, пока оте­че­ство у вас есть, пока вы — его граж­дане. А вам тос­ко­вать позд­но — вы поте­ря­ли свои пра­ва, вы боль­ше не граж­дане — теперь вы — рабы кар­фа­ге­нян. (16) За день­ги вы соби­ра­е­тесь вер­нуть­ся туда, откуда ушли негод­ны­ми тру­са­ми? Пуб­лия Сем­п­ро­ния, с.106 ваше­го сограж­да­ни­на, велев­ше­го вам сле­до­вать за ним с ору­жи­ем в руках, вы не послу­ша­лись, а Ган­ни­ба­ла, велев­ше­го выдать ору­жие и сдать лагерь, послу­ша­лись. (17) Но поче­му же я обви­няю их в тру­со­сти, когда мог бы обви­нить в пре­ступ­ле­нии? Ведь не толь­ко сами они не послу­ша­лись доб­ро­го сове­та; они еще попы­та­лись удер­жать ухо­див­ших — толь­ко обна­жен­ные мечи храб­ре­цов ото­гна­ли роб­ких. Пуб­лию Сем­п­ро­нию при­шлось про­би­вать­ся через ряды сограж­дан, а не вра­гов. (18) Таких ли граж­дан жела­ет оте­че­ство? Будь и все осталь­ные на них похо­жи, сего­дня не оста­ва­лось бы ни одно­го граж­да­ни­на, сра­жав­ше­го­ся под Кан­на­ми. (19) Из семи тысяч воору­жен­ных нашлось шесть­сот храб­ре­цов, кото­рые отва­жи­лись про­рвать­ся, кото­рые вер­ну­лись в оте­че­ство сво­бод­ны­ми и воору­жен­ны­ми. И этим шести­стам вра­ги не загра­ди­ли доро­гу. (20) Насколь­ко же без­опа­сен был, по ваше­му мне­нию, путь для двух почти леги­о­нов? Сего­дня, отцы-сена­то­ры, вы рас­по­ла­га­ли бы два­дца­тью тыся­ча­ми воору­жен­ных в Кан­у­зии, храб­рых и вер­ных сол­дат. А эти люди, как они теперь могут быть доб­ры­ми и вер­ны­ми граж­да­на­ми (храб­ры­ми они и сами себя не назы­ва­ют)? (21) Раз­ве толь­ко если кто-то пове­рит, что, попы­тав­шись поме­шать, они помог­ли тем, кто шел на про­рыв, что они не завиду­ют бла­го­по­луч­но­му воз­вра­ще­нию доб­лест­ных вои­нов и не созна­ют, что позор­ным раб­ст­вом сво­им обя­за­ны соб­ст­вен­ной тру­со­сти и ник­чем­но­сти. (22) Эти люди пред­по­чли, забив­шись в палат­ки, ждать и рас­све­та, и непри­я­те­ля, хотя в ноч­ной тишине мож­но было вырвать­ся из окру­же­ния. Чтобы уйти из лаге­ря, духу им не хва­ти­ло, — чтобы храб­ро его защи­щать, хва­ти­ло. (23) Ден­но и нощ­но они, оса­жден­ные, защи­ща­ли ору­жи­ем вал, себя валом; нако­нец, отваж­но все испы­тав, дой­дя до послед­ней край­но­сти, когда уже нечем было жить, когда истом­лен­ные голо­дом руки не дер­жа­ли ору­жия, усту­пи­ли ско­рей сво­ей чело­ве­че­ской немо­щи, чем вра­же­ско­му ору­жию. (24) На рас­све­те непри­я­тель подо­шел к валу, и рань­ше вто­ро­го часа²⁴³, не попро­бо­вав испы­тать свое сча­стье в сра­же­нии, сда­ли ору­жие и сда­лись сами. (25) Вот вам эти два дня их воен­ной служ­бы: когда долг тре­бо­вал твер­до сто­ять в бое­вом строю, они убе­жа­ли в лагерь; когда сле­до­ва­ло дать бой перед валом, они лагерь сда­ли — ни в строю, ни в лаге­ре они ни на что не год­ны. (26) И вас выку­пать? Когда надо вырвать­ся из лаге­ря, вы мед­ли­те и оста­е­тесь, когда необ­хо­ди­мо оста­вать­ся и охра­нять ору­жи­ем лагерь, вы и лагерь и ору­жие, и себя отда­е­те вра­гу. (27) По-мое­му, отцы-сена­то­ры, их так же не сле­ду­ет выку­пать, как не сле­ду­ет выда­вать Ган­ни­ба­лу тех храб­ре­цов, кото­рые вырва­лись из лаге­ря, и, прой­дя через гущу вра­гов, доб­ле­стью вер­ну­ли себя оте­че­ству».