История Рима от основания города

Книга XXII

т. II, с. 60 1. (1) Уже при­бли­жа­лась вес­на, когда Ган­ни­бал снял­ся с зим­не­го лаге­ря¹; не раз уже тщет­но пытал­ся он перей­ти Апен­ни­ны, сто­я­ли невы­но­си­мые моро­зы, одна­ко и мед­лить было очень опас­но и страш­но. (2) Гал­лы, кото­рых рань­ше под­стре­ка­ла надеж­да погра­бить и нажить­ся, увидев, что не они рас­хи­ща­ют чужое, а соб­ст­вен­ная их зем­ля ста­ла местом воен­ных дей­ст­вий и отя­го­ще­на зим­ни­ми лаге­ря­ми обе­их сто­рон, пере­нес­ли свою нена­висть с рим­лян на Ган­ни­ба­ла. (3) Галль­ские вожди часто ста­ра­лись зама­нить его в запад­ню, кото­рую устра­и­ва­ли с таким же лег­ко­мыс­ли­ем, с каким и рас­кры­ва­ли, не дове­ряя друг дру­гу. Ган­ни­бал уце­лел: он оде­вал­ся по-раз­но­му, менял шап­ки, и, таким обра­зом, не попал­ся в ловуш­ку². (4) Снять­ся порань­ше с зим­не­го лаге­ря побудил его все-таки страх.

В это самое вре­мя — в мар­тов­ские иды³ — в Риме всту­пил в свою долж­ность кон­сул Гней Сер­ви­лий. (5) Он доло­жил сена­ту о поло­же­нии государ­ства и тут нена­висть к Фла­ми­нию вспых­ну­ла с новой силой. Двое кон­су­лов были избра­ны, гово­ри­ли сена­то­ры, а име­ет­ся толь­ко один. (6) Раз­ве есть у Фла­ми­ния закон­ная власть? Раз­ве есть у него пра­во ауспи­ций? Власть долж­ност­но­го лица берет нача­ло из дома — от государ­ст­вен­ных и част­ных пена­тов⁴. Кон­сул обле­ка­ет­ся ею и несет ее с собой после того, как он спра­вил Латин­ские празд­не­ства, при­нес жерт­ву на Горе⁵, про­из­нес поло­жен­ные обе­ты на Капи­то­лии. (7) А част­ный чело­век не име­ет пра­ва ауспи­ций и нель­зя, отпра­вив­шись из Рима без них, совер­шить насто­я­щие ауспи­ции на чужой поч­ве⁶.

(8) Ста­но­ви­лось еще страш­нее от пугаю­щих зна­ме­ний, о кото­рых опо­ве­ща­ли со всех сто­рон: в Сици­лии у мно­гих сол­дат заго­ре­лись дро­ти­ки; в Сар­ди­нии у всад­ни­ка, объ­ез­жав­ше­го кара­у­лы на стене, вспых­нул в руке жезл; на побе­ре­жье свер­ка­ло мно­же­ство огней; на двух щитах высту­пил кро­ва­вый пот; (9) каких-то сол­дат уби­ло мол­нией; сол­неч­ный диск на виду у всех сде­лал­ся мень­ше; в Пре­не­сте⁷ с неба пада­ли рас­ка­лен­ные кам­ни; в Арпах⁸ виде­ли на небе щиты и солн­це, сра­жаю­ще­е­ся с луной; (10) в Капене⁹ сре­ди дня взо­шли две луны; в Цере¹⁰ вода была сме­ша­на с кро­вью и даже Гер­ку­ле­сов источ­ник¹¹ был в кро­ва­вых пят­нах; в Антии¹² в кор­зи­ны жне­цов пада­ли окро­вав­лен­ные коло­сья; (11) в Фале­ри­ях¹³ небо слов­но рас­ко­ло­лось и из огром­ной щели сверк­нул нестер­пи­мый свет; дощеч­ки с пред­ска­за­ни­я­ми вдруг ста­ли тонь­ше¹⁴, одна из них выпа­ла сама собой с такой над­пи­сью: «Маворс¹⁵ бря­ца­ет сво­им с.61 ору­жи­ем»; (12) в это же вре­мя в Риме на ста­туе Мар­са на Аппи­е­вой доро­ге¹⁶ и на ста­ту­ях вол­ков высту­пил пот; в Капуе небо, каза­лось, охва­че­но было, огнем, а луна пада­ла с дождем вме­сте. (13) Ввиду это­го пове­ри­ли и дру­гим — не столь досто­па­мят­ным — зна­ме­ни­ям; у неко­то­рых хозя­ев козы оброс­ли длин­ной шер­стью, кури­ца пре­вра­ти­лась в пету­ха, а петух в кури­цу. (14) Сведе­ния эти доло­жи­ли сена­ту и в курию вве­ли самих рас­сказ­чи­ков. Кон­сул посо­ве­то­вал­ся с сена­то­ра­ми, как уми­ло­сти­вить богов. (15) Поста­нов­ле­но было отвра­тить эти зло­ве­щие зна­ме­ния при­не­се­ни­ем в жерт­ву взрос­лых живот­ных и сосун­ков и трех­днев­ным молеб­ст­ви­ем богам во всех хра­мах; (16) а об осталь­ном пусть децем­ви­ры¹⁷ спра­вят­ся в Кни­гах, и пусть будет выпол­не­но все, что угод­но богам. (17) По ука­за­нию децем­ви­ров поста­нов­ле­но было преж­де все­го Юпи­те­ру под­не­сти золотую мол­нию весом в пять­де­сят фун­тов, а Юноне и Минер­ве¹⁸ вещи, сде­лан­ные из сереб­ра; (18) Юноне Цари­це на Авен­тине¹⁹ и Юноне Спа­си­тель­ни­це в Лану­вии²⁰ при­не­сти в жерт­ву взрос­лых живот­ных: мат­ро­нам сло­жить­ся — пусть каж­дая вне­сет сколь­ко может — и под­не­сти дар Юноне Цари­це на Авен­тине и устро­ить лек­ти­стер­ний²¹; отпу­щен­ни­цам собрать денег — с каж­дой по ее сред­ствам — и под­не­сти дар Феро­нии²². (19) Это было испол­не­но, и децем­ви­ры на фору­ме в Ардее²³ при­нес­ли в жерт­ву круп­ных живот­ных. В кон­це декаб­ря в Риме у хра­ма Сатур­на совер­ши­ли жерт­во­при­но­ше­ние и, как веле­но было, устро­и­ли лек­ти­стер­ний (ложе для богов засти­ла­ли сена­то­ры²⁴) и пир­ше­ство для наро­да; (20) день и ночь по горо­ду разда­ва­лись кли­ки в честь Сатур­на­лий, и народ поста­но­вил счи­тать этот день навсе­гда празд­нич­ным²⁵.

2. (1) Пока кон­сул²⁶ в Риме уми­ло­стив­лял богов и занят был набо­ром сол­дат, Ган­ни­бал снял­ся с зим­них лаге­рей, так как до него дошел слух, что кон­сул Фла­ми­ний уже при­был в Арре­тий²⁷. (2) Туда вели две доро­ги: одна даль­няя, но более лег­кая, и дру­гая, бли­жай­шая, через болота, затоп­лен­ные Арно, раз­лив­шим­ся более обыч­но­го. Ган­ни­бал пошел через болота; (3) испан­цев, афри­кан­цев и весь цвет сво­его ста­ро­го вой­ска он отпра­вил впе­ред вме­сте с обо­зом, чтобы, если при­дет­ся где оста­но­вить­ся, у них под рукой было все необ­хо­ди­мое; за ними — в середине отряда — шли гал­лы, а замы­ка­ли его всад­ни­ки. (4) Магон с лег­ко­во­ору­жен­ны­ми нуми­дий­ца­ми²⁸ дол­жен был застав­лять сол­дат дер­жать строй — осо­бен­но гал­лов (этот народ не уме­ет пере­но­сить тягот даль­не­го пути), если они ста­нут раз­бредать­ся или не захотят идти даль­ше. (5) Пере­до­вые отряды шли за про­вод­ни­ка­ми, пре­одоле­вая глу­бо­кие места реки, водо­во­роты, тря­си­ны, сол­дат заса­сы­ва­ло тиной, но они выби­ра­лись и не отста­ва­ли от зна­мен. (6) Гал­лы, неспо­соб­ные ни удер­жать­ся на ногах, поскольз­нув­шись, ни выбрать­ся из водо­во­рота, совсем пали духом: (7) одни едва тащи­лись от уста­ло­сти; дру­гие, отча­яв­шись и обес­силев, с.62 вали­лись с ног и уми­ра­ли сре­ди тру­пов вьюч­ных живот­ных. Силь­нее все­го стра­да­ли они от отсут­ст­вия сна, кото­рое тер­пе­ли четы­ре дня и три ночи. (8) Повсюду вода, нигде не най­дешь сухо­го места, не рас­тя­нешь­ся на зем­ле, чтобы немно­го сос­нуть. Уста­лые люди нена­дол­го ложи­лись на груды покла­жи, тор­чав­шие из воды, (9) или на тру­пы вьюч­ных живот­ных, повсюду валяв­ши­е­ся на пути. (10) У Ган­ни­ба­ла с самой вес­ны с ее непо­сто­ян­ной, то жар­кой, то холод­ной пого­дой, боле­ли гла­за; он ехал на един­ст­вен­ном уцелев­шем слоне²⁹, воз­вы­шав­шем­ся над водой; (11) голо­ва у пол­ко­во­д­ца была тяже­ла от бодр­ст­во­ва­ния, ноч­ной сыро­сти и болот­но­го возду­ха. Лечить­ся не было ни места, ни вре­ме­ни, и он ослеп на один глаз³⁰.

3. (1) Поте­ряв к сво­е­му при­скор­бию столь­ко людей и живот­ных, Ган­ни­бал выбрал­ся, нако­нец, из болот и раз­бил лагерь на пер­вом сухом месте; через зара­нее выслан­ных раз­вед­чи­ков он уже знал, что рим­ское вой­ско сто­ит под сте­на­ми Арре­тия, (2) и начал подроб­но осве­дом­лять­ся о нра­ве и замыс­лах кон­су­ла, о свой­ствах этой мест­но­сти, ее доро­гах, воз­мож­но­стях иметь про­до­воль­ст­вие и вооб­ще обо всем, что сле­до­ва­ло знать. (3) Эта мест­ность была в Ита­лии пло­до­род­ней­шей: этрус­ская рав­ни­на меж­ду Фезу­ла­ми³¹ и Арре­ти­ем изоби­ло­ва­ла хле­бом и все­ми пло­да­ми зем­ны­ми; скота было тоже мно­го. (4) Кон­сул Фла­ми­ний со вре­мен его преды­ду­ще­го кон­суль­ства пре­ис­пол­нен был дер­зо­стью³²: и сенат, и зако­ны, и сами боги были ему нипо­чем. От при­ро­ды он был чело­ве­ком без­рас­суд­ным и судь­ба пита­ла его опро­мет­чи­вость успе­ха­ми на войне и в граж­дан­ской дея­тель­но­сти. (5) Было ясно: он станет дей­ст­во­вать неисто­во и стре­ми­тель­но, не спра­ши­вая сове­та ни у богов, ни у людей. Чтобы еще силь­ней под­чи­нить это­го кон­су­ла вла­сти его поро­ков, Пуни­ец начал драз­нить его и выво­дить из себя: (6) оста­вив непри­я­те­ля сле­ва, он напра­вил­ся к Фезу­лам, идя середи­ной Этру­рии, чтобы погра­бить, и чтобы кон­су­лу изда­ли было вид­но, как враг опу­сто­ша­ет стра­ну, какие пожа­ры устра­и­ва­ет, как изби­ва­ет людей. (7) Фла­ми­ний, кото­рый даже, видя, что враг ведет себя тихо, не усидел бы на месте, теперь, когда у него почти на гла­зах гра­би­ли и разо­ря­ли союз­ни­ков, счел для себя позо­ром, что Пуни­ец раз­гу­ли­ва­ет посреди Ита­лии и, не встре­чая сопро­тив­ле­ния, пой­дет пря­мо на Рим. (8) В сове­те все уго­ва­ри­ва­ли кон­су­ла дей­ст­во­вать ко бла­гу стра­ны и отка­зать­ся от бли­ста­тель­ных пред­при­я­тий: «Подо­ждем сото­ва­ри­ща и, объ­еди­нив вой­ска, будем дей­ст­во­вать соглас­но и по обще­му пла­ну, а пока с помо­щью кон­ни­цы и лег­ко­во­ору­жен­ных союз­ни­ков будем пре­пят­ст­во­вать повсюду раз­бред­шим­ся наг­лым гра­би­те­лям». (9) Фла­ми­ний, в гне­ве кинув­шись прочь из заседа­ния, подал сиг­нал сра­зу и к выступ­ле­нию, и к сра­же­нию. (10) «Да, конеч­но, мы посидим под сте­на­ми Арре­тия: ведь здесь наше оте­че­ство и род­ной дом. Выпу­стим из сво­их рук Ган­ни­ба­ла; и он вко­нец разо­рит Ита­лию, все сожжет с.63 и уни­что­жит, подой­дет к сте­нам Рима, а мы не рань­ше сни­мем­ся с места, чем сена­то­ры позо­вут Фла­ми­ния из-под Арре­тия, как неко­гда Камил­ла из-под Веий»³³. Выкри­ки­вая эти сло­ва, он при­ка­зал поско­рее взять зна­ме­на, а сам вско­чил на лошадь; лошадь вне­зап­но упа­ла, и кон­сул поле­тел через ее голо­ву³⁴. (11) Всех сто­яв­ших вокруг испу­га­ло это зло­ве­щее зна­ме­ние перед нача­лом бит­вы; (12) а тут еще сооб­щи­ли, что зна­ме­но­сец не мог, хотя и ста­рал­ся изо всех сил, вырвать из зем­ли зна­мя. (13) Фла­ми­ний обер­нул­ся к гон­цу: «Ты не от сена­та с пись­мом? Мне запре­ща­ют сра­же­ние? Сту­пай, ска­жи, пусть выко­па­ют зна­мя, если выдер­нуть его не дает страх, ско­вав­ший им руки». (14) Вой­ско высту­пи­ло; коман­ди­ры были угне­те­ны и раз­но­гла­си­ем в сове­те, и дву­мя³⁵ пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми, а тол­па вои­нов радо­ва­лась неисто­во­му вождю и наде­я­лась невесть на что.

4. (1) Ган­ни­бал обру­шил все ужа­сы вой­ны на область меж­ду горо­дом Кор­то­ной³⁶ и Тра­зи­мен­ским озе­ром: пусть Фла­ми­ний заго­рит­ся гне­вом и кинет­ся мстить за обиды союз­ни­ков. (2) Вой­ско уже при­шло к месту, буд­то создан­но­му для заса­ды: озе­ро здесь под­хо­дит к самой подош­ве Кор­тон­ских гор³⁷. Меж­ду ними и озе­ром нет ниче­го, кро­ме очень узкой доро­ги, слов­но имен­но для нее тут нароч­но остав­ле­но место. Даль­ше откры­ва­ет­ся поле поши­ре, а там уже вста­ют и хол­мы. (3) Ган­ни­бал здесь раз­бил лагерь, но остал­ся в нем толь­ко с афри­кан­ца­ми и с испан­ца­ми; бале­ар­цев³⁸ и про­чих лег­ко­во­ору­жен­ных сол­дат он повел в обход за гора­ми; всад­ни­ков поме­стил у само­го вхо­да в уще­лье, скрыв их за хол­ма­ми; вошед­ших рим­лян встре­тит кон­ни­ца; озе­ро и горы загра­дят все.

(4) Фла­ми­ний подо­шел к озе­ру еще нака­нуне, на зака­те солн­ца; на сле­дую­щий день, едва рас­све­ло, без пред­ва­ри­тель­ной раз­вед­ки он про­шел через тес­ни­ну, и лишь когда вой­ско ста­ло раз­во­ра­чи­вать­ся на рав­нине, увидел перед собой вра­га, сто­яв­ше­го напро­тив; заса­ду с тыла и свер­ху он не заме­тил. (5) Пуни­ец добил­ся сво­его, рим­ляне, стес­нен­ные гора­ми и озе­ром, были окру­же­ны вра­же­ским вой­ском. Ган­ни­бал подал сиг­нал: напасть все­му вой­ску. (6) Сол­да­ты сбе­жа­ли вниз, как кому было бли­же; для рим­лян это ока­за­лось неожи­дан­но­стью, тем более, что туман, под­няв­ший­ся с озе­ра, был на рав­нине густ, а на горах редок, и непри­я­тель­ские вои­ны, хоро­шо раз­ли­чая друг дру­га, сбе­жа­ли со всех хол­мов разом. (7) Рим­ляне, еще не видя, что они окру­же­ны, поня­ли это по кри­кам. Бой начал­ся с раз­ных сто­рон рань­ше, чем сол­да­ты успе­ли, как сле­ду­ет, постро­ить­ся, воору­жить­ся и выхва­тить мечи.

5. (1) Кон­сул и сам был потря­сен общим смя­те­ни­ем, но дер­жал­ся бес­страш­но. Он вос­ста­но­вил, насколь­ко это допус­ка­ли вре­мя и место³⁹, рас­стро­ен­ные ряды вои­нов, обо­ра­чи­вав­ших­ся на вся­кий крик, и обра­тил­ся к тем, кто мог подой­ти и его услы­шать, с при­ка­зом стой­ко сра­жать­ся: (2) «Мы спа­сем­ся не с.64 молит­ва­ми и обе­та­ми, а доб­ле­стью и силой. Про­бьем­ся мечом через вра­же­ские ряды: чем мень­ше стра­ха, тем мень­ше опас­но­сти». (3) Но в шуме и тре­во­ге нель­зя было услы­шать ни сове­та, ни при­ка­за­ния. Сол­да­ты не узна­ва­ли даже сво­их зна­мен и леги­о­нов; у них едва хва­та­ло духа взять­ся за ору­жие и при­гото­вить его к бит­ве; оно ста­ло для них ско­рей бре­ме­нем, чем защи­той. К тому же густой туман застав­лял пола­гать­ся боль­ше на слух, чем на зре­ние. (4) Люди обо­ра­чи­ва­лись на сто­ны ране­ных, на кри­ки схва­тив­ших­ся вру­ко­паш­ную, на сме­шан­ный гул голо­сов, гроз­ных и испу­ган­ных. (5) Одни, убе­гая, натал­ки­ва­лись на сра­жаю­щих­ся и при­со­еди­ня­лись к ним; дру­гих, воз­вра­щав­ших­ся на поле боя, увле­ка­ла за собою тол­па бегу­щих. (6) А бежать было некуда: спра­ва и сле­ва горы и озе­ро, спе­ре­ди и сза­ди вра­же­ский строй — вся надеж­да на себя и на свой меч. (7) Каж­дый стал себе вождем и совет­чи­ком; сра­же­ние воз­об­но­ви­лось — не пра­виль­ное, где дей­ст­ву­ют прин­ци­пы, гаста­ты и три­а­рии, где пере­до­вые бьют­ся перед зна­ме­на­ми, а весь строй за зна­ме­на­ми, где каж­дый зна­ет свое место в леги­оне, когор­те и мани­пу­ле⁴⁰; (8) дра­лись, где кто ока­зал­ся по воле слу­чая или по соб­ст­вен­но­му выбо­ру — впе­ре­ди или сза­ди, — и так были захва­че­ны боем, что никто и не почув­ст­во­вал зем­ле­тря­се­ния⁴¹, кото­рое силь­но раз­ру­ши­ло мно­гие ита­лий­ские горо­да, изме­ни­ло тече­ние быст­рых рек, погна­ло в них море, обру­ши­ло и сокру­ши­ло горы.

6. (1) Почти три часа дра­лись — и повсюду жесто­ко, но осо­бен­но вокруг кон­су­ла. (2) С ним были луч­шие вои­ны, и он бес­страш­но устрем­лял­ся туда, где его сол­да­там при­хо­ди­лось туго. (3) Его заме­ча­ли по ору­жию: непри­я­тель ста­рал­ся изо всех сил его захва­тить, а сограж­дане — убе­речь. Его узнал всад­ник-инсубр, по име­ни Дука­рий, знав­ший кон­су­ла в лицо и крик­нув­ший сво­им зем­ля­кам: «Эй, вон тот самый, кто уни­что­жил наши леги­о­ны, кто разо­рил наш город⁴² и наши зем­ли: (4) при­не­су его в жерт­ву Манам⁴³ наших сограж­дан, под­ло им погуб­лен­ных». При­шпо­рив лошадь, он помчал­ся в гущу вра­гов, снес голо­ву ору­же­нос­цу, кинув­ше­му­ся напе­ре­рез, и прон­зил копьем кон­су­ла; три­а­рии⁴⁴ поме­ша­ли ему снять с уби­то­го доспе­хи, при­крыв его сво­и­ми щита­ми. (5) И тут нача­лось почти поваль­ное бег­ство: ни озе­ро, ни горы не были пре­пят­ст­ви­ем для поте­ряв­ших от стра­ха голо­ву; люди, слов­но ослеп­нув, нес­лись по кру­ти­з­нам и обры­вам и стрем­глав ска­ты­ва­лись вниз друг на дру­га вме­сте с ору­жи­ем. (6) Там, где прой­ти было тес­но, шли, где при­шлось, — вброд, через боло­то, пока вода не дохо­ди­ла до плеч и до гор­ла; неко­то­рых без­рас­суд­ный страх толк­нул искать спа­се­ния вплавь; (7) реше­ние без­на­деж­ное: плыть надо было дол­го, люди пада­ли духом, их погло­ща­ла пучи­на, или, зря исто­мив­шись, они с трудом воз­вра­ща­лись на отме­ли, где их изби­ва­ла вра­же­ская кон­ни­ца, вошед­шая в воду. (8) Почти шесть тысяч чело­век из пере­до­во­го отряда рим­лян храб­ро про­рва­лись через вра­же­ский строй, вышли из с.65 уще­лья и, ниче­го не зная о том, что про­ис­хо­дит у них в тылу, задер­жа­лись на хол­ме; они слы­ша­ли толь­ко кри­ки и звон ору­жия, туман мешал им понять или дога­дать­ся, чем кон­чи­лось сра­же­ние. (9) Нако­нец, горя­чее солн­це разо­гна­ло туман, и средь бела дня горы и рав­ни­ны яви­ли взо­ру про­иг­ран­ное сра­же­ние и без­ды­хан­ных вои­нов. (10) Захва­тив зна­ме­на, рим­ляне кину­лись бежать, стре­мясь ускольз­нуть от кон­ни­цы. (11) На сле­дую­щий день, видя, что им гро­зит еще и голод, они сда­лись на чест­ное сло­во Магар­ба­лу, гнав­ше­му­ся за ними ночью со всей кон­ни­цей: он пообе­щал, если они отда­дут ему ору­жие, отпу­стить их, оста­вив каж­до­му что-нибудь одно из одеж­ды. (12) Ган­ни­бал соблюл уго­вор с пуний­ской чест­но­стью⁴⁵: всех бро­сил в око­вы.

7. (1) Тако­ва была зна­ме­ни­тая бит­ва у Тра­зи­мен­ско­го озе­ра⁴⁶ — одно из самых памят­ных бед­ст­вий наро­да рим­ско­го. (2) Пят­на­дцать тысяч рим­лян было уби­то в бою; десять тысяч, рас­се­яв­шись по всей Этру­рии, раз­ны­ми доро­га­ми добра­лись до Рима; (3) две с поло­ви­ной тыся­чи непри­я­те­лей погиб­ли в бою и мно­гие после от ран. Дру­гие писа­те­ли гово­рят, что уби­тых с обе­их сто­рон было гораздо боль­ше⁴⁷; (4) я ниче­го не хочу попу­сту пре­уве­ли­чи­вать — к это­му весь­ма склон­ны писа­те­ли — я при­дер­жи­ва­юсь Фабия, совре­мен­ни­ка этой вой­ны, авто­ра весь­ма осве­дом­лен­но­го⁴⁸. (5) Ган­ни­бал отпу­стил без выку­па рим­ских союз­ни­ков-лати­нов; рим­лян зако­вал, велел разыс­ки­вать в грудах тру­пов тела сво­их сол­дат и хоро­нить их; ста­ра­тель­но разыс­ки­вал он тело Фла­ми­ния, чтобы пре­дать его погре­бе­нию; тела не нашли.

(6) Как толь­ко в Рим при­шла весть об этом пора­же­нии, народ в стра­хе и смя­те­нии сбе­жал­ся на форум. (7) Слу­хи о пора­же­нии рас­пол­за­лись; жен­щи­ны, бро­дя по ули­цам, рас­спра­ши­ва­ли встреч­ных, како­ва судь­ба вой­ска; мно­го­люд­ная тол­па, собрав­ша­я­ся как на сход­ку, при­шла на Коми­ций⁴⁹, к курии и взы­ва­ла к долж­ност­ным лицам; (8) нако­нец перед захо­дом солн­ца пре­тор Марк Пом­по­ний объ­явил: «Мы про­иг­ра­ли боль­шое сра­же­ние». Ниче­го точ­нее от него не услы­ха­ли, но слу­хи шли от одно­го к дру­го­му, и люди пере­ска­зы­ва­ли их дома: (9) кон­сул и зна­чи­тель­ная часть вой­ска погиб­ли; уце­ле­ли немно­гие — одним уда­лось бежать в Этру­рию, дру­гие были пере­хва­че­ны непри­я­те­лем. (10) Сол­да­ты раз­би­то­го Фла­ми­ни­е­ва вой­ска потер­пе­ли не боль­ше горя, чем их род­ст­вен­ни­ки, тер­зае­мые тре­во­гой, не знав­шие о судь­бе близ­ких, недо­уме­вав­шие, на что мож­но наде­ять­ся, чего боять­ся. (11) Назав­тра и еще мно­го дней у город­ских ворот сто­я­ло боль­ше жен­щин, чем муж­чин: жда­ли сво­их или вестей от них; шед­ших в город, осо­бен­но зна­ко­мых, окру­жа­ли, рас­спра­ши­ва­ли и не отпус­ка­ли, не выведав все­го по поряд­ку. (12) После рас­спро­сов выра­же­ние лиц у людей было раз­ным: весе­лое или груст­ное, смот­ря по тому, что кто услы­шал; их про­во­жа­ли домой, уте­шая или поздрав­ляя. У жен­щин радость и печаль про­яви­лись осо­бен­но бур­но; (13) рас­ска­зы­ва­ют, что одна, встре­тив вдруг в с.66 самых воротах сына, здра­во­го и невреди­мо­го, скон­ча­лась в его объ­я­ти­ях; дру­гая полу­чи­ла лож­ное изве­стие о смер­ти сына⁵⁰ и печаль­но сиде­ла дома; увидя его, она от радо­сти испу­сти­ла дух. (14) Пре­то­ры несколь­ко дней от вос­хо­да до зака­та дер­жа­ли сена­то­ров в курии, сове­ща­ясь с ними о том, с каким вой­ском и под коман­дой како­го вождя мож­но сопро­тив­лять­ся победи­те­лям-пуний­цам.

8. (1) Ниче­го еще не было реше­но, как при­шло изве­стие о дру­гой беде: четы­ре тыся­чи всад­ни­ков, отправ­лен­ные кон­су­лом Сер­ви­ли­ем сво­е­му сото­ва­ри­щу под коман­дой Гая Цен­те­ния, про­пре­то­ра⁵¹, были окру­же­ны Ган­ни­ба­лом в Умбрии⁵², куда они повер­ну­ли, услы­шав о сра­же­нии при Тра­зи­мен­ском озе­ре. (2) Слух об этом был вос­при­нят людь­ми по-раз­но­му: одни, скор­бев­шие о вели­ком несчастьи, счи­та­ли эту поте­рю срав­ни­тель­но малой; (3) дру­гие же гово­ри­ли, что дело не в этом: ведь, как боль­ной чело­век ничтож­ное заболе­ва­ние пере­но­сит труд­нее, чем здо­ро­вый тяже­лую болезнь, (4) так и боль­ное потря­сен­ное государ­ство не пере­не­сет ника­кой новой беды, и не пото­му, что эта так тяже­ла, а пото­му, что нету сил под­нять еще какое-то бре­мя. (5) Реши­ли при­бег­нуть к сред­ству, кото­рое дав­но уже не при­ме­ня­ли, пото­му что в том не было нуж­ды: назна­чить дик­та­то­ра. Это сде­лать мог толь­ко кон­сул, (6) а послать к нему гон­ца с пись­мом через Ита­лию, заня­тую кар­фа­ген­ски­ми вой­ска­ми, было затруд­ни­тель­но. Поэто­му — слу­чай дото­ле небы­ва­лый — народ избрал в дик­та­то­ры Квин­та Фабия Мак­си­ма, а в началь­ни­ки кон­ни­цы Мар­ка Мину­ция Руфа. (7) Сенат пору­чил им укре­пить город­ские сте­ны и баш­ни; рас­ста­вить, где они сочтут нуж­ным, кара­у­лы и сло­мать мосты, пере­ки­ну­тые через реки⁵³: «Будем сра­жать­ся за Город и род­ные оча­ги, коль ско­ро Ита­лию отсто­ять не смог­ли».

9. (1) Ган­ни­бал дошел пря­мым путем через Умбрию до Спо­ле­тия⁵⁴. (2) Опу­сто­шив окрест­но­сти, он оса­дил этот город, но был отбро­шен с боль­ши­ми поте­ря­ми. При­ки­нув, во что обо­шлась неудач­ная попыт­ка взять неболь­шой горо­док и какая твер­ды­ня Рим, (3) он повер­нул в Пицен­скую область⁵⁵, изоби­ло­вав­шую все­ми пло­да­ми зем­ны­ми, бога­тую раз­ной добы­чей, на кото­рую жад­но кида­лись обни­щав­шие вои­ны. (4) Ган­ни­бал сто­ял там лаге­рем несколь­ко дней, сол­да­ты наби­ра­лись сил после зим­них похо­дов по болотам и после бит­вы, по исхо­ду удач­ной, но труд­ной и уто­ми­тель­ной. (5) Когда сол­да­ты доста­точ­но отдох­ну­ли, раду­ясь, впро­чем, боль­ше добы­че и гра­бе­жу, чем покою и пере­дыш­ке, Ган­ни­бал дви­нул­ся даль­ше. Он опу­сто­шил область пре­ту­ти­ев, Адри­а­ти­че­ское побе­ре­жье, зем­ли мар­сов, марру­ци­нов, пелиг­нов⁵⁶, и бли­жай­ший округ Апу­лии — окрест­но­сти Арп и Луце­рии⁵⁷. (6) Кон­сул Гней Сер­ви­лий после мел­ких сты­чек с гал­ла­ми взял один незна­чи­тель­ный город; услы­шав о гибе­ли сото­ва­ри­ща и вой­ска, боясь уже за сте­ны род­но­го Горо­да, он напра­вил­ся к Риму⁵⁸: в мину­ты край­ней опас­но­сти над­ле­жит ему быть там.

с.67 (7) Квинт Фабий Мак­сим, вто­рич­но став­ший дик­та­то­ром⁵⁹, в день сво­его вступ­ле­ния в долж­ность созвал сенат и начал с рас­суж­де­ния о боже­ст­вен­ном. Кон­сул Фла­ми­ний, ска­зал он сена­то­рам, боль­ше вино­ват в пре­не­бре­же­нии к обрядам и ауспи­ци­ям, чем в дерз­кой неосмот­ри­тель­но­сти; и надо вопро­сить самих раз­гне­ван­ных богов, как их уми­ло­сти­вить. (8) Фабий добил­ся того, что раз­ре­ша­ет­ся толь­ко в слу­чае зло­ве­щих пред­зна­ме­но­ва­ний: децем­ви­рам веле­но было рас­крыть Сивил­ли­ны кни­ги⁶⁰. (9) Децем­ви­ры, спра­вив­шись с кни­га­ми судеб, доло­жи­ли сена­ту, что обе­ты Мар­су, дан­ные по слу­чаю этой вой­ны⁶¹, не испол­не­ны, как поло­же­но; нуж­но все сде­лать зано­во и с боль­шим вели­ко­ле­пи­ем. (10) Нуж­но так­же пообе­щать Юпи­те­ру Вели­кие игры⁶², а Вене­ре Эри­цин­ской и Уму⁶³ — хра­мы. Кро­ме того, нуж­но устро­ить молеб­ст­вие и лек­ти­стер­ний, а так­же пообе­щать «свя­щен­ную вес­ну»⁶⁴ на слу­чай, если вой­на пой­дет удач­но и государ­ство оста­нет­ся таким же, как до вой­ны. (11) Пони­мая, что Фабий будет цели­ком занят вой­ной, сенат рас­по­рядил­ся: пусть пре­тор Марк Эми­лий, с согла­сия кол­ле­гии пон­ти­фи­ков, поско­рее все это осу­ще­ст­вит.

10. (1) Когда эти сенат­ские поста­нов­ле­ния были при­ня­ты, пре­тор обра­тил­ся к кол­ле­гии и Луций Кор­не­лий Лен­тул, вели­кий пон­ти­фик, дал совет: преж­де все­го посо­ве­щать­ся с наро­дом о «свя­щен­ной весне». Без пове­ле­ния наро­да, ска­зал он, обет дан быть не может. (2) Народ был запро­шен в таких сло­вах: «Жела­е­те ли, повеле­ва­е­те ли, чтобы сде­ла­но было так: Если государ­ство рим­ско­го наро­да кви­ри­тов на про­тя­же­нии бли­жай­ших пяти лет будет сохра­не­но невреди­мым в нынеш­них вой­нах, а имен­но в войне наро­да рим­ско­го с кар­фа­ген­ским и в вой­нах наро­да рим­ско­го с гал­ла­ми, оби­таю­щи­ми по сю сто­ро­ну Альп, (3) то пусть тогда рим­ский народ кви­ри­тов отдаст в дар Юпи­те­ру все, что при­не­сет вес­на в ста­дах сви­ней, овец, коз и быков, — с того дня, какой ука­жет сенат, и что, кро­ме того, не обе­ща­но дру­гим богам. (4) Кто будет при­но­сить жерт­ву, пусть при­но­сит, когда захо­чет и по како­му захо­чет обряду; как бы он ее ни при­нес, это будет пра­виль­но. (5) Если живот­ное, кото­рое над­ле­жа­ло при­не­сти в жерт­ву, умрет, пусть счи­та­ет­ся, что оно не было посвя­ще­но — в грех это постав­ле­но не будет. Если кто повредит или убьет живот­ное по неведе­нию, вино­ват не будет. Если кто укра­дет живот­ное, да не будет это постав­ле­но в грех ни наро­ду, ни обо­кра­ден­но­му. (6) Если кто по неведе­нию при­не­сет жерт­ву в несчаст­ный день⁶⁵, счи­тать жерт­ву пра­виль­ной. При­не­се­на ли жерт­ва ночью или днем, рабом или сво­бод­ным, счи­тать, что при­не­се­на она пра­виль­но. Если жерт­ва будет при­не­се­на рань­ше, чем сенат и народ при­ка­зал ее при­не­сти, то да будет народ раз­ре­шен от вины». (7) Ради того же обе­ща­ны были Вели­кие игры и на них опре­де­ле­но три­ста трид­цать три тыся­чи и три­ста трид­цать три с третью асса⁶⁶, и сверх того три­ста быков Юпи­те­ру, а с.68 мно­гим дру­гим богам — белые быки и дру­гие жерт­вен­ные живот­ные. (8) Обе­ты при­нес­ли по обряду, и назна­че­но было молеб­ст­вие: моли­лись не толь­ко все горо­жане с жена­ми и детьми, но и сель­ские жите­ли, кото­рых тоже не остав­ля­ла в сто­роне забота об общем бла­ге. (9) Лек­ти­стер­ний длил­ся три дня, устрой­ст­вом его были оза­бо­че­ны децем­ви­ры: на виду поста­ви­ли шесть лож: Юпи­те­ру и Юноне одно, вто­рое — Неп­ту­ну и Минер­ве, третье — Мар­су и Вене­ре, чет­вер­тое — Апол­ло­ну и Диане, пятое — Вул­ка­ну и Весте, шестое — Мер­ку­рию и Цере­ре⁶⁷. (10) Были даны обе­ты о хра­мах: Вене­ре Эри­цин­ской обе­щал храм дик­та­тор Квинт Фабий, — соглас­но кни­гам судеб, делать это дол­жен был тот, кому при­над­ле­жит выс­шая власть в государ­стве; о хра­ме Уму дал обет пре­тор Тит Ота­ци­лий.

11. (1) Покон­чив с тем, что каса­лось богов, дик­та­тор доло­жил сена­ту о войне и о состо­я­нии государ­ства и спро­сил сена­то­ров, сколь­ко, по их мне­нию, тре­бу­ет­ся леги­о­нов про­тив победо­нос­но­го вра­га. (2) Было поста­нов­ле­но: пере­дать дик­та­то­ру вой­ско от кон­су­ла Гнея Сер­ви­лия — пусть он набе­рет из граж­дан и союз­ни­ков столь­ко людей в пехоту и кон­ни­цу, сколь­ко сочтет нуж­ным, и вооб­ще пусть дей­ст­ву­ет, как счи­та­ет нуж­ным для бла­га государ­ства. (3) Фабий ска­зал, что при­ба­вит к Сер­ви­ли­е­ву вой­ску два леги­о­на. Их он набрал при посред­стве началь­ни­ка кон­ни­цы и назна­чил им день для явки в Тибур⁶⁸. (4) Ука­зом пред­ло­же­но было всем жите­лям неукреп­лен­ных горо­дов и месте­чек, не име­ю­щих стен, пере­се­лить­ся в места без­опас­ные, но преж­де на пути Ган­ни­ба­ла сжечь свои усадь­бы и уни­что­жить весь уро­жай. (5) Сам Фабий пошел по Фла­ми­ни­е­вой доро­ге⁶⁹ навстре­чу кон­су­лу и его вой­ску, и у Тиб­ра око­ло Окри­ку­ла⁷⁰ увидел изда­ли кон­су­ла, направ­ляв­ше­го­ся к нему со сво­ей кон­ни­цей. Фабий послал гон­ца уве­до­мить кон­су­ла, чтобы тот явил­ся к дик­та­то­ру без лик­то­ров⁷¹. (6) Кон­сул пови­но­вал­ся; встре­ча дик­та­то­ра и кон­су­ла пока­за­ла граж­да­нам и союз­ни­кам все вели­чие дик­та­ту­ры, за дав­но­стью почти забы­тое. Из Горо­да при­нес­ли пись­мо: «Гру­зо­вые суда, вез­шие из Остии⁷² в Испа­нию про­до­воль­ст­вие вой­ску, захва­че­ны око­ло Козы⁷³ пуний­ским фло­том». (7) Кон­су­лу было при­ка­за­но немед­лен­но отпра­вить­ся в Остию, поса­дить на суда, сто­яв­шие под Римом или в Остии, вои­нов и моря­ков⁷⁴, пре­сле­до­вать непри­я­тель­ский флот и охра­нять ита­лий­ское побе­ре­жье. (8) В Риме набра­ли вели­кое мно­же­ство людей; при­во­ди­ли к при­ся­ге даже отпу­щен­ни­ков⁷⁵ при­зыв­но­го воз­рас­та, имев­ших детей. (9) Тех, кому было мень­ше трид­ца­ти пяти лет, поса­ди­ли на кораб­ли, осталь­ных оста­ви­ли охра­нять город.

12. (1) Дик­та­тор, при­няв от лега­та Фуль­вия Флак­ка, кон­суль­ское вой­ско, при­шел через Сабин­скую область к Тибу­ру в день, назна­чен­ный для сбо­ра ново­бран­цев, (2) оттуда дви­нул­ся к Пре­не­сте и околь­ны­ми доро­га­ми вышел на Латин­скую⁷⁶, очень вни­ма­тель­но разо­брав­шись во всех пере­пу­тьях, он напра­вил­ся к с.69 непри­я­те­лю, нигде не пола­га­ясь на судь­бу, раз­ве что при край­ней необ­хо­ди­мо­сти. (3) В тот же день, как он близ Арпи­на стал лаге­рем в виду вра­га, Пуни­ец немед­лен­но вывел вой­ско в бое­вом поряд­ке, пред­ла­гая сра­же­ние, (4) но в рим­ском лаге­ре все было спо­кой­но и без­мя­теж­но, и он вер­нул­ся к себе, вор­ча, что про­слав­лен­ный Мар­сов дух у рим­лян угас, что вой­на окон­че­на и что они у всех на виду доб­ле­сти. (5) В глу­бине души, одна­ко, он был встре­во­жен: ему пред­сто­ит иметь дело с пол­ко­вод­цем, кото­рый не чета Фла­ми­нию или Сем­п­ро­нию, а рим­ляне толь­ко теперь, научен­ные беда­ми, нашли вождя, рав­но­го Ган­ни­ба­лу. (6) Ему вдруг ста­ло страш­но от спо­кой­ной осто­рож­но­сти ново­го дик­та­то­ра. Еще не зная, сколь тот упо­рен, Ган­ни­бал попы­тал­ся выве­сти его из себя: часто пере­хо­дил с лаге­рем с места на место, на гла­зах у него опу­сто­шал поля союз­ни­ков; (7) дви­нув быст­рым мар­шем вой­ско, скры­вал­ся и вдруг появ­лял­ся где-нибудь на пово­ро­те доро­ги; пря­тал­ся, рас­счи­ты­вая пере­хва­тить его, когда он спу­стит­ся на рав­ни­ну. (8) Фабий вел вой­ско по высотам, на неболь­шом рас­сто­я­нии от непри­я­те­ля, не выпус­кал его из виду, но и не всту­пал в сра­же­ние. Сол­дат он дер­жал в лаге­ре и выпус­кал толь­ко за фура­жом и за дро­ва­ми, без кото­рых не обой­тись, но за ними выхо­ди­ли не пооди­ноч­ке и не враз­брод; (9) отряд кон­ни­цы и лег­ко­во­ору­жен­ных сто­ял на слу­чай вне­зап­ной тре­во­ги нагото­ве, так что рим­ские сол­да­ты мог­ли чув­ст­во­вать себя в без­опас­но­сти, а непри­я­тель­ским гра­би­те­лям, раз­бред­шим­ся кто куда, при­хо­ди­лось боять­ся все­го. (10) Фабий не хотел под­вер­гать опас­но­сти все вой­ско и реши­тель­но­го сра­же­ния не давал; незна­чи­тель­ные лег­кие стыч­ки вбли­зи лаге­ря, куда мож­но было в любую мину­ту укрыть­ся, при­уча­ли сол­дат, напу­ган­ных преж­ни­ми пора­же­ни­я­ми, не отча­и­вать­ся в сво­ей доб­ле­сти и удач­ли­во­сти. (11) Не Ган­ни­бал, одна­ко, был глав­ным про­тив­ни­ком Фабия в его здра­вых наме­ре­ний, но соб­ст­вен­ный началь­ник кон­ни­цы, кото­рый толь­ко по недо­стат­ку вла­сти не погу­бил немед­лен­но государ­ство. (12) Был он чело­ве­ком неисто­вым, ско­рым на реше­ния, необуздан­ным на язык; сна­ча­ла в неболь­шом кру­гу, а потом откры­то в тол­пе стал бра­нить Фабия, кото­рый буд­то бы не мед­ли­те­лен, а ленив, не осто­ро­жен, а трус; истол­ко­вы­вая доб­ле­сти дик­та­то­ра как поро­ки, он уни­жал выс­ше­го и пре­воз­но­сил себя — гнус­ное искус­ство, доста­вив­шее мно­гим бле­стя­щий успех и пото­му про­цве­таю­щее.

13. (1) Ган­ни­бал из обла­сти гир­пи­нов⁷⁷ пере­шел в Сам­ний, опу­сто­шил окрест­но­сти Бене­вен­та⁷⁸ и взял город Теле­зию⁷⁹; он созна­тель­но драз­нил Фабия, наде­ясь, что может быть, воз­му­щен­но­го бед­ст­ви­я­ми и при­тес­не­ни­ем союз­ни­ков, его удаст­ся выма­нить на рав­ни­ну. (2) Сре­ди мно­го­чис­лен­ных союз­ни­ков-ита­лий­цев, попав­ших у Тра­зи­мен­ско­го озе­ра в плен и отпу­щен­ных Ган­ни­ба­лом, было три кам­пан­ских всад­ни­ка, кото­рые, соблаз­нив­шись подар­ка­ми и обе­ща­ни­я­ми Ган­ни­ба­ла, при­влек­ли на его сто­ро­ну с.70 сво­их зем­ля­ков. (3) Они уве­ря­ли: если он вой­дет с вой­ском в Кам­па­нию, то сра­зу же овла­де­ет Капу­ей⁸⁰. Дело было серь­ез­ное, а люди пустые, и Ган­ни­бал, колеб­лясь, дове­рять ли им, или нет, все-таки напра­вил­ся из Сам­ния в Кам­па­нию, (4) Настой­чи­во потре­бо­вав дела­ми под­твер­дить обе­ща­ния, он при­ка­зал им явить­ся к нему с несколь­ки­ми знат­ны­ми горо­жа­на­ми и отпу­стил их. (5) Про­вод­ни­ку он велел вести себя к Кази­ну⁸¹: люди, знаю­щие эти места, уве­ри­ли его: если он захва­тит там пере­вал, то рим­ляне будут отре­за­ны от союз­ни­ков и помо­гать им не смо­гут. (6) Но пуний­ско­му рту труд­но было сла­дить с латин­ски­ми име­на­ми: про­вод­ни­ку послы­ша­лось не «Казин», а «Кази­лин»⁸², он свер­нул с вер­но­го пути и через Аллиф­скую, Кай­ат­скую и Кален­скую обла­сти спу­стил­ся на Стел­лат­скую рав­ни­ну⁸³. (7) Увидев вокруг себя горы и реки, Ган­ни­бал позвал про­вод­ни­ца и спро­сил: где они нахо­дят­ся? (8) Тот отве­тил, что Ган­ни­бал сего­дня же оста­но­вит­ся в Кази­лине. Тут ошиб­ка выяс­ни­лась — Казин совсем в дру­гой обла­сти — (9) Ган­ни­бал высек про­вод­ни­ка и рас­пял его на страх дру­гим, укре­пил лагерь и отпу­стил Магар­ба­ла гра­бить Фалерн­скую область⁸⁴. (10) Опу­сто­ши­ли все вплоть до Сину­эс­ских вод. Бед­ст­вие было вели­ко, люди бежа­ли, нуми­дий­цы наве­ли страх на всю окру­гу; (11) всюду хозяй­ни­ча­ли огонь и меч, но вер­ность союз­ни­ков не поко­ле­ба­лась: управ­ля­ли ими спра­вед­ли­во, вла­сти не пре­вы­ша­ли, а доб­ро­воль­ное пови­но­ве­ние луч­шим — един­ст­вен­ная пору­ка вер­но­сти.

14. (1) Ган­ни­бал раз­бил лагерь у реки Вул­турн: теперь он выжи­гал этот чуд­ный край; над горев­ши­ми усадь­ба­ми поды­мал­ся дым, Фабий шел по хреб­ту Мас­си­ка⁸⁵, и у него в вой­ске чуть сно­ва не вспых­нул мятеж. (2) Сол­да­ты несколь­ко дней были спо­кой­ны; так как Фабий вел их ско­рее, чем обыч­но, они дума­ли, что спе­шат оста­но­вить опу­сто­ше­ние Кам­па­нии; (3) но вот они дошли до послед­не­го пере­ва­ла⁸⁶; на гла­зах у них непри­я­тель жег фалерн­ские поля, дома жите­лей Сину­эс­сы, а о сра­же­нии не было и поми­ну. (4) И Мину­ций ска­зал: «Уже­ли при­шли мы сюда наслаж­дать­ся при­ят­ней­шим зре­ли­щем — смот­реть, как уби­ва­ют союз­ни­ков и жгут их жили­ща! Если нам нико­го не стыд­но, то посты­дим­ся хотя бы граж­дан, кото­рых отцы наши посе­ли­ли в Сину­эс­се, чтобы все­му это­му краю была защи­та от сам­ни­тов. (5) А сей­час пожа­ры устра­и­ва­ет не сосед-сам­нит, а чуже­зе­мец, пуни­ец, кото­рый по нашей бес­печ­но­сти и мед­ли­тель­но­сти при­шел сюда с края све­та! (6) Мы не сыно­вья наших отцов: мы вырод­ки! Они счи­та­ли для себя позо­ром, если пуний­ский флот про­хо­дил мимо их зем­ли; мы еще увидим, как тут будет пол­ным пол­но нуми­дий­цев и мав­ров. (7) Был оса­жден Сагунт⁸⁷, мы него­до­ва­ли, взы­ва­ли не толь­ко к людям, но к свя­то­сти дого­во­ров, к богам — теперь спо­кой­но смот­рим, как Ган­ни­бал под­ни­ма­ет­ся на сте­ны рим­ской коло­нии⁸⁸. (8) Дым от горя­щих уса­деб и полей ест гла­за, мы глох­нем от кри­ка и пла­ча союз­ни­ков, кото­рые с.71 чаще взы­ва­ют к нашей, чем к божьей помо­щи, а мы ведем вой­ско, как скот, по лет­ним паст­би­щам и непро­хо­ди­мым доро­гам, пря­чась в лесах и за обла­ка­ми. (9) Если бы Марк Фурий⁸⁹ рас­счи­ты­вал взять у гал­лов Рим, раз­гу­ли­вая по горам по долам, как этот наш новый Камилл, несрав­нен­ный дик­та­тор, сыс­кан­ный нами в несчастьи, — соби­ра­ет­ся отво­е­вать Ита­лию у Ган­ни­ба­ла, Рим был бы галль­ским. (10) Боюсь, при такой нашей мед­ли­тель­но­сти не вышло бы, что пред­ки наши столь­ко раз спа­са­ли Рим для Ган­ни­ба­ла и пуний­цев. (11) Фурий, истин­ный муж и рим­ля­нин, в тот самый день, когда в Вейи при­шло изве­стие, что он избран дик­та­то­ром по воле сена­та и при­ка­зу наро­да, спу­стил­ся на рав­ни­ну (хотя Яни­кул доста­точ­но высок, чтобы, сидя, изда­ли увидеть вра­га) и в тот же день в цен­тре горо­да — там, где сей­час “галль­ское пожа­ри­ще”⁹⁰, — а на сле­дую­щий день перед Габи­я­ми уни­что­жил галль­ские леги­о­ны⁹¹. (12) Что ж? А когда спу­стя мно­го лет сам­ни­ты, наши вра­ги, у Кав­дин­ско­го уще­лья заста­ви­ли нас прой­ти под ярмом⁹², — как сумел тогда Луций Папи­рий Кур­сор сбро­сить ярмо с шеи рим­лян и надеть его на гор­де­ца-сам­ни­та?⁹³ Раз­ве бро­дя по сам­ний­ским горам? Или оса­ждая Луце­рию⁹⁴, не давая покоя вра­гу-победи­те­лю? (13) И раз­ве не быст­ро­та обес­пе­чи­ла победу Гаю Лута­цию, когда он, увидев непри­я­тель­ский флот с гру­зом при­па­сов и вся­че­ско­го сна­ря­же­ния, на сле­дую­щий же день пото­пил его?⁹⁵ (14) Глу­по думать, что мож­но победить, сидя сид­нем и воз­но­ся молит­вы; возь­ми ору­жие, сой­ди на ров­ное место и сра­жай­ся с вра­га­ми грудь с гру­дью. Рим­ское государ­ство воз­рос­ло пото­му, что было отваж­но и отвер­га­ло роб­кие реше­ния, кото­рые тру­сы зовут осто­рож­ны­ми».

(15) Сло­ва Мину­ция, ора­тор­ст­во­вав­ше­го, слов­но на сход­ке, рас­хо­ди­лись сре­ди три­бу­нов и всад­ни­ков; дока­ты­ва­лись неисто­вые речи и до сол­дат­ских ушей, и если бы дело зави­се­ло от сол­дат­ско­го голо­со­ва­ния, то, конеч­но, Мину­ция пред­по­чли бы Фабию.

15. (1) Фабий, с рав­ным вни­ма­ни­ем следив­ший и за сограж­да­на­ми и за вра­гом, оста­вал­ся непо­ко­ле­бим: он пре­крас­но знал, что его бра­нят не толь­ко в соб­ст­вен­ном лаге­ре, что уже и в Риме его осла­ви­ли за мед­ли­тель­ность, но про­вел оста­ток лета, не отсту­пая от сво­их замыс­лов. (2) Ган­ни­бал, отча­яв­шись в реши­тель­ном сра­же­нии, кото­ро­го желал все­ми сила­ми души, уже выис­ки­вал места для зим­ней сто­ян­ки, ибо область, где он нахо­дил­ся, бога­та была вино­гра­дом и вооб­ще толь­ко тем, чем дарит лето и что лас­ка­ет зре­ние и вкус, но не тем, что под­дер­жи­ва­ет жизнь. (3) Все это Фабию сооб­щи­ли раз­вед­чи­ки. И он, пре­крас­но зная, что Ган­ни­бал пой­дет обрат­но по тем же тес­ни­нам, каки­ми про­шел в Фалерн­ский округ, поста­вил неболь­шие отряды на горе Кал­ли­ку­ле⁹⁶ и в Кази­лине (этот город, кото­рый пере­се­ка­ет река Вул­турн, отде­ля­ет Фалерн­скую зем­лю от Кам­па­нии), (4) а сам с.72 по тем же горам повел вой­ско назад и выслал на раз­вед­ку четы­ре­ста всад­ни­ков — из союз­ни­ков — во гла­ве с Луци­ем Гости­ли­ем Ман­ци­ном. (5) Ман­цин был из юно­шей, часто слу­шав­ших сви­ре­пые раз­гла­голь­ст­во­ва­ния началь­ни­ка кон­ни­цы; сна­ча­ла он про­шел впе­ред как раз­вед­чик, высле­жи­вая вра­га и не под­вер­гая себя опас­но­сти, но, когда увидел нуми­дий­цев, раз­бред­ших­ся по дерев­ням, а несколь­ких под­вер­нув­ших­ся и убил, (6) то увле­чен­ный боем, забыл настав­ле­ния дик­та­то­ра: идти впе­ред, пока все спо­кой­но, и воз­вра­щать­ся, не дожи­да­ясь, пока ока­жешь­ся на виду у непри­я­те­ля. (7) Нуми­дий­цы то выез­жа­ли впе­ред, то ска­ка­ли обрат­но, исто­ми­ли у Ман­ци­на и лоша­дей и людей и завлек­ли его к само­му их лаге­рю. (8) Оттуда Кар­фа­лон, коман­до­вав­ший всей вра­же­ской кон­ни­цей, гоня лоша­дей во всю прыть почти пять миль без­оста­но­воч­но пре­сле­до­вал бегу­щих рим­лян, пока не подо­шел к ним на пере­лет дро­ти­ка. (9) Ман­цин, видя, что враг пре­сле­до­ва­ния не пре­кра­тит и убе­жать от него не удаст­ся, обо­д­рил сол­дат и всту­пил в бой с вра­гом, во всем его пре­вос­хо­див­шим. (10) Сам он и луч­шие его кон­ни­ки были уби­ты; осталь­ные, рас­се­яв­шись, бежа­ли в Калы⁹⁷, а оттуда почти непро­хо­ди­мы­ми тро­па­ми добра­лись до дик­та­то­ра. (11) Как раз в этот день к Фабию при­со­еди­нил­ся Мину­ций. Его Фабий посы­лал занять силь­ным отрядом про­ход через горы к морю, кото­рый выше Тарра­ци­ны сужи­ва­ет­ся в тес­ное уще­лье⁹⁸, и тем не поз­во­лить Пуний­цу прой­ти от Сину­эс­сы Аппи­е­вой доро­гой в рим­скую область. (12) Соеди­нив свои вой­ска, дик­та­тор и началь­ник кон­ни­цы поста­ви­ли лагерь ниже — на доро­ге, кото­рой дол­жен был прой­ти Ган­ни­бал. Вра­ги сто­я­ли в двух милях от них.

16. (1) На сле­дую­щий день пуний­цы всю доро­гу меж­ду обо­и­ми лаге­ря­ми запол­ни­ли вой­ском. (2) Рим­ляне дер­жа­лись под самым валом — место было, конеч­но, гораздо удоб­нее⁹⁹ — но кар­фа­ге­няне не дава­ли им покоя, выпус­кая на них кон­ни­цу и лег­ко воору­жен­ных. Пуний­цы сра­жа­лись то тут, то там — то насту­пая, то отсту­пая, но рим­ское вой­ско твер­до сто­я­ло на сво­ем месте: (3) сра­же­ние не раз­го­ра­лось и шло ско­рее так, как хотел дик­та­тор, а не Ган­ни­бал; у рим­лян погиб­ло две­сти чело­век, у непри­я­те­ля — восемь­сот. (4) Ган­ни­бал, каза­лось, попал в окру­же­ние: доро­га на Кази­лин была закры­та; Капуя, Сам­ний и столь­ко бога­тых союз­ни­ков в тылу у рим­лян будут под­во­зить им про­ви­ант, (5) а пуний­цу при­дет­ся зимо­вать в страш­ных лесах, сре­ди Фор­мий­ских скал¹⁰⁰, литерн­ских пес­ков¹⁰¹ и болот. Ган­ни­бал не обма­ны­вал­ся: его били его же ору­жи­ем. Ускольз­нуть через Кази­лин было невоз­мож­но — оста­ва­лось идти гора­ми и взби­рать­ся на хре­бет Кал­ли­ку­лы. (6) Чтобы рим­ляне не напа­ли на его вой­ско, запер­тое в долине, он при­ду­мал обма­нуть вра­га устра­шаю­щим зре­ли­щем и решил с наступ­ле­ни­ем ночи неза­мет­но подой­ти к горам¹⁰². (7) Для осу­щест­вле­ния хит­ро­го пла­на он запас­ся факе­ла­ми, набран­ны­ми по дерев­ням, сухи­ми пру­тья­ми и соло­мой; с.73 их при­вя­зы­ва­ли к рогам быков, укро­щен­ных и неукро­щен­ных, кото­рых было мно­го (тысяч око­ло двух) сре­ди награб­лен­ной по дерев­ням добы­чи. (8) Газ­д­ру­ба­лу веле­но было ночью зажечь эту сушь на рогах у живот­ных и гнать их к горам, луч­ше все­го к тем, где засел непри­я­тель.

17. (1) Как толь­ко смерк­лось, тихонь­ко сня­лись с лаге­ря; быков гна­ли дале­ко впе­ре­ди зна­мен. (2) Когда подо­шли к горам и доро­га сузи­лась, вне­зап­но был дан сиг­нал гнать быков пря­мо к горам и зажечь им рога. Пере­пу­ган­ные свер­каю­щим на голо­ве огнем, мучи­мые болью (пла­мя их жгло по живо­му), быки слов­но взбе­си­лись. (3) Они понес­лись в раз­ные сто­ро­ны, под­жи­гая вокруг кусты и вет­ки; каза­лось, буд­то горят и леса, и горы; тря­ся голо­ва­ми, быки толь­ко разду­ва­ли огонь; впе­чат­ле­ние было такое, буд­то во все сто­ро­ны раз­бе­га­ют­ся люди. (4) Сол­да­ты, постав­лен­ные у вхо­да в уще­лье, видя над собой и по гор­ным вер­ши­нам какие-то огни, реши­ли, что они окру­же­ны, и ушли со сво­их постов. Идя по гор­но­му хреб­ту, как по самой без­опас­ной доро­ге, там, где мень­ше все­го мель­ка­ло огней, они наткну­лись на несколь­ких быков, отбив­ших­ся от ста­да. (5) Сна­ча­ла они оста­но­ви­лись, потря­сен­ные видом этих дико­вин­ных существ, дыша­щих пле­ме­нем, (6) но затем, поняв хит­рую люд­скую выдум­ку и думая, что тут не без ловуш­ки для них, кину­лись в вели­ком смя­те­нии бежать и нале­те­ли на вра­же­ский лег­ко­во­ору­жен­ный отряд; ночь, срав­няв­шая стра­хи обе­их сто­рон, заста­ви­ла тех и дру­гих сто­ять смир­но до рас­све­та. (7) Тем вре­ме­нем Ган­ни­бал про­вел свое вой­ско через уще­лье, где застиг какую-то часть вра­гов и рас­по­ло­жил­ся лаге­рем в аллиф­ской обла­сти¹⁰³.

18. (1) Ноч­ная тре­во­га была заме­че­на Фаби­ем, но он счел, что тут ловуш­ка и не желая сра­жать­ся ночью, про­дер­жал сво­их сол­дат в укреп­лен­ном месте. (2) На рас­све­те под горой завя­за­лось сра­же­ние; рим­ляне, зна­чи­тель­но пре­вос­хо­див­шие чис­лом кар­фа­ге­нян, лег­ко одо­ле­ли бы этот лег­ко воору­жен­ный, отре­зан­ный от сво­их отряд, не появись на поле боя еще и отряд испан­цев, выслан­ный Ган­ни­ба­лом. (3) При­выч­ные к горам, к беготне средь кам­ней и скал, под­жа­рые, быст­рые, с лег­ким ору­жи­ем, они лег­ко усколь­за­ли от вра­га — тяже­ло­во­ору­жен­но­го, при­вык­ше­го сра­жать­ся на рав­ни­нах, непо­во­рот­ли­во­го пехо­тин­ца. (4) Сра­же­ние было нерав­ным: в лагерь вер­ну­лись невреди­мы­ми почти все испан­цы, а рим­ляне поте­ря­ли несколь­ко чело­век.

(5) Фабий снял­ся с лаге­ря, пере­шел горы и оста­но­вил­ся выше Аллиф на высо­ком и укры­том месте. (6) Ган­ни­бал при­тво­рил­ся, буд­то идет через Сам­ний на Рим, и вер­нул­ся, все по пути опу­сто­шив, в область пелиг­нов¹⁰⁴; Фабий вел вой­ско гора­ми, дви­га­ясь посе­редине меж­ду непри­я­те­лем и Римом, не отсту­пая и не насту­пая. (7) От пелиг­нов Ган­ни­бал повер­нул обрат­но в Апу­лию и при­шел в Герео­ний, город, поки­ну­тый жите­ля­ми из стра­ха, так как его сте­ны частью обру­ши­лись¹⁰⁵. (8) Дик­та­тор с.74 укре­пил свой лагерь в ларин­ских зем­лях¹⁰⁶; он был ото­зван в Рим для жерт­во­при­но­ше­ний; сво­е­му началь­ни­ку кон­ни­цы он не толь­ко при­ка­зы­вал, но и уве­ще­вал его, и почти что упра­ши­вал: (9) пусть пола­га­ет­ся не на сча­стье, а на здра­вый смысл; пусть за обра­зец пол­ко­во­д­ца возь­мет его, Фабия, а не Сем­п­ро­ния и Фла­ми­ния; пусть не счи­та­ет, буд­то почти все лето потра­че­но зря — вра­га моро­чи­ли и води­ли за нос; по мне­нию вра­чей, покой ино­гда гораздо полез­нее дви­же­ния и дея­тель­но­сти; (10) не так уже мало, что непри­я­тель, одер­жав­ший столь­ко побед, пере­стал побеж­дать, и сол­да­ты после непре­рыв­ных пора­же­ний пере­дох­ну­ли. Нисколь­ко не убедив таки­ми реча­ми началь­ни­ка кон­ни­цы, Фабий отбыл в Рим.

19. (1) В нача­ле того же само­го лета в Испа­нии тоже завя­за­лась вой­на на суше и на море. (2) Газ­д­ру­бал к кораб­лям, полу­чен­ным от бра­та осна­щен­ны­ми и гото­вы­ми, доба­вил еще десять (3) и пере­дал Гимиль­ко­ну флот в сорок кораб­лей. Высту­пив из Ново­го Кар­фа­ге­на¹⁰⁷, он повел вой­ско по бере­гу, а кораб­ли шли в виду зем­ли — он был готов сра­зить­ся с вра­гом, откуда бы тот ни появил­ся. (4) Гней Сци­пи­он, услы­шав, что враг снял­ся с зимов­ки, соби­рал­ся сна­ча­ла посту­пать так же, но потом не отва­жил­ся искать встре­чи на суше из-за гром­кой мол­вы о новых вспо­мо­га­тель­ных вой­сках у вра­гов. Он поса­дил на кораб­ли луч­ших сол­дат и повел навстре­чу непри­я­те­лю флот в трид­цать пять судов¹⁰⁸.

(5) Отплыв из Тарра­ко­на¹⁰⁹, он на сле­дую­щий день при­был на сто­ян­ку, нахо­див­шу­ю­ся в деся­ти милях от устья реки Ибер. Выслан­ные оттуда впе­ред на раз­вед­ку два мас­си­лий­ских суд­на донес­ли, что пуний­ский флот сто­ит в устье реки, а лагерь раз­бит на бере­гу. (6) Сци­пи­он снял­ся с яко­ря и дви­нул­ся на бес­печ­но­го, ниче­го не подо­зре­ваю­ще­го вра­га, рас­счи­ты­вая, что тот поте­ря­ет голо­ву со стра­ху. В Испа­нии по высо­ким местам постав­ле­ны баш­ни, с кото­рых и наблюда­ют за раз­бой­ни­ка­ми, и отби­ва­ют­ся от них. (7) Оттуда, едва лишь заме­тив непри­я­тель­ские суда, пода­ли знак Газ­д­ру­ба­лу. Тре­во­га под­ня­лась рань­ше на суше в лаге­ре, чем на море на судах. Еще не слыш­но было ни плес­ка весел, ни окли­ков с кораб­лей, а флота, скры­то­го пред­го­рья­ми, не было вид­но, как вдруг один за дру­гим при­ска­ка­ли всад­ни­ки от Газ­д­ру­ба­ла с при­ка­зом: (8) не раз­гу­ли­вать по бере­гу и не отды­хать в палат­ках, забыв на сего­дня о вра­ге и сра­же­нии, а брать­ся за ору­жие и садить­ся поско­рей на суда — рим­ский флот уже близ­ко от гава­ни. (9) При­каз выкри­ки­ва­ли разо­слан­ные повсюду всад­ни­ки; тут же со всем вой­ском нахо­дил­ся и Газ­д­ру­бал; всюду смя­те­ние, гро­хот и крик; греб­цы и сол­да­ты рину­лись на суда, похо­жие ско­рее на бег­ле­цов, чем на иду­щих в бит­ву. (10) Толь­ко все погру­зи­лись, как одни, отвя­зав­ши канат, закреп­лен­ный на бере­гу, бро­са­ют­ся к яко­рям, дру­гие чтобы не было задерж­ки, пере­ру­ба­ют якор­ный канат¹¹⁰ — все с.75 дела­лось в спеш­ке; сол­да­ты со сво­им ору­жи­ем меша­ли моря­кам с их сна­стя­ми; суе­та моря­ков меша­ла сол­да­там как сле­ду­ет воору­жить­ся. (11) А Сци­пи­он не толь­ко подо­шел бли­же, но и выст­ра­и­вал суда в бое­вом поряд­ке. Тут кар­фа­ге­няне рас­те­ря­лись не столь­ко при виде вра­га, гото­во­го сра­зить­ся, сколь­ко от соб­ст­вен­ной бес­тол­ко­вой суе­ты: они едва лишь всту­пи­ли в бой, как обра­ти­лись всем фло­том в бег­ство. (12) Мно­же­ство судов, шед­ших раз­вер­ну­тым стро­ем, не мог­ли, конеч­но, вой­ти в реку про­тив тече­ния, и кар­фа­ге­няне пове­ли их к мор­ско­му бере­гу: одни кораб­ли застря­ли на отме­лях, дру­гие выта­ще­ны были на берег; сол­да­ты, и воору­жен­ные и без­оруж­ные, тороп­ли­во при­со­еди­ня­лись к сво­е­му вой­ску, выстро­ив­ше­му­ся по бере­гу. Два кар­фа­ген­ских кораб­ля были взя­ты в пер­вой же схват­ке, четы­ре — уни­что­же­ны¹¹¹.

20. (1) Рим­ляне хоть и виде­ли, что суша в руках вра­га и непри­я­тель­ские сол­да­ты выстро­е­ны вдоль все­го бере­га, не мед­ля погна­лись за фло­том оро­бев­ших вра­гов; (2) все суда, кото­рые не раз­би­лись носом о берег и не сели креп­ко на мель, рим­ляне, при­вя­зав за кор­му, уве­ли в откры­тое море; из соро­ка судов взя­то было два­дцать пять. (3) Но про­слав­ле­на эта победа дру­гим: одной незна­чи­тель­ной схват­ки ока­за­лось доволь­но, чтобы сде­лать рим­лян хозя­е­ва­ми все­го это­го побе­ре­жья. (4) Морем отбы­ли они к Ону­се¹¹², где и выса­ди­лись; взяв и раз­гра­бив этот город, они напра­ви­лись далее — к Ново­му Кар­фа­ге­ну¹¹³; (5) там, опу­сто­шив окрест­но­сти, подо­жгли стро­е­ния, при­мы­кав­шие к город­ской стене и воротам. (6) Оттуда флот, тяже­ло нагру­жен­ный добы­чей, при­шел в Лон­гун­ти­ку, где лежа­ло огром­ное коли­че­ство спар­та¹¹⁴, собран­но­го Газ­д­ру­ба­лом на потре­бу судам; взяв себе сколь­ко было нуж­но, осталь­ное сожгли. (7) Прой­дя вдоль мате­ри­ка, рим­ляне напра­ви­лись к ост­ро­ву Эбус¹¹⁵, (8) два дня оса­жда­ли его глав­ный город, но, поняв, что в напрас­ных уси­ли­ях они толь­ко зря тра­тят вре­мя, (9) обра­ти­лись к опу­сто­ше­нию окрест­но­стей, сожгли и раз­гра­би­ли несколь­ко дере­вень, добы­чи набра­ли боль­ше, чем на мате­ри­ке, и уже сади­лись на кораб­ли, когда с Бале­ар­ских ост­ро­вов при­шли к Сци­пи­о­ну послы, про­ся заклю­чить мир. (10) Оттуда Сци­пи­он повер­нул с фло­том обрат­но и вер­нул­ся в ближ­нюю часть про­вин­ции¹¹⁶, куда при­шли послы от всех наро­дов, живу­щих по Ибе­ру, и от мно­гих, насе­ля­ю­щих самые даль­ние обла­сти Испа­нии: (11) боль­ше ста два­дца­ти наро­дов при­зна­ли власть Рима и дали залож­ни­ков. (12) Сци­пи­он, уве­рен­ный в сво­их сол­да­тах, дошел до самых Касту­лон­ских гор¹¹⁷; Газ­д­ру­бал напра­вил­ся в Лузи­та­нию, побли­же к бере­гам Оке­а­на.

21. (1) Каза­лось, оста­ток лета будет спо­кой­ным, и кар­фа­ге­няне это­го спо­кой­ст­вия не нару­ша­ли, (2) но испан­цы и сами — народ бес­по­кой­ный и жад­ный до пере­мен, а тут еще Ман­до­ний и Инди­би­лис, (3) кото­рый был рань­ше царь­ком илер­ге­тов, после с.76 ухо­да рим­лян из-под Касту­ло­на под­ня­ли сво­их зем­ля­ков и ста­ли гра­бить усадь­бы мир­ных союз­ни­ков Рима. (4) Сци­пи­он выслал про­тив них лег­ко­во­ору­жен­ный отряд под коман­дой воен­но­го три­бу­на: бес­по­рядоч­ную шай­ку после лег­кой схват­ки разо­гна­ли, несколь­ко чело­век уби­ли и взя­ли в плен, у боль­шин­ства ото­бра­ли ору­жие, (5) но Газ­д­ру­ба­ла, направ­ляв­ше­го­ся к Оке­а­ну, эта сумя­ти­ца повлек­ла к Ибе­ру на защи­ту союз­ни­ков. (6) Лагерь кар­фа­ге­нян был на зем­ле илер­га­во­нов¹¹⁸, а рим­ский — у Ново­го Клас­си­са¹¹⁹, когда неожи­дан­ное изве­стие дало войне дру­гой пово­рот. (7) Кельт­ибе­ры, кото­рые и рань­ше посы­ла­ли к рим­ля­нам сво­их ста­рей­шин и дали залож­ни­ков, побуж­ден­ные пись­мом Сци­пи­о­на, вторг­лись в кар­фа­ген­скую про­вин­цию с мощ­ным вой­ском. (8) Три горо­да они взя­ли при­сту­пом; в двух сра­же­ни­ях с Газ­д­ру­ба­лом пре­крас­но бились: око­ло пят­на­дца­ти тысяч непри­я­те­лей они пере­би­ли, захва­ти­ли четы­ре тыся­чи плен­ных и мно­го зна­мен.

22. (1) Тако­во было поло­же­ние дел в Испа­нии, когда Пуб­лий Сци­пи­он при­был в про­вин­цию¹²⁰; сенат по исте­че­нии его кон­суль­ства про­длил ему власть и отпра­вил к нему трид­цать¹²¹ воен­ных кораб­лей, восемь тысяч сол­дат и мно­го при­па­сов. (2) Этот флот с огром­ным чис­лом гру­зо­вых судов с вели­кой радо­стью увиде­ли изда­ли граж­дане и союз­ни­ки — суда бро­си­ли якорь в Тарра­кон­ской гава­ни. (3) Выса­див сол­дат, Сци­пи­он отпра­вил­ся к бра­ту; отныне они вели вой­ну, согла­суя свои реше­ния и план дей­ст­вий. (4) Пока кар­фа­ге­няне заня­ты были вой­ной с кельт­ибе­ра­ми, бра­тья не мед­ля пере­шли Ибер и, нигде не увидев вра­га, напра­ви­лись к Сагун­ту¹²²: гово­ри­ли, буд­то там нахо­дят­ся залож­ни­ки, взя­тые Ган­ни­ба­лом со всей Испа­нии, а гар­ни­зон, охра­ня­ю­щий их в город­ской кре­по­сти, неве­лик. (5) Толь­ко этот залог и удер­жи­вал все наро­ды Испа­нии от сою­за с рим­ля­на­ми, к кото­ро­му они скло­ня­лись, но не хоте­ли опла­чи­вать свое отпа­де­ние кро­вью сво­их детей.

(6) Эти цепи лов­ко, хоть и веро­лом­но, снял с Испа­нии один чело­век. Это был Абе­лукс, знат­ный испа­нец, про­жи­вав­ший в Сагун­те; рань­ше он был на сто­роне кар­фа­ге­нян, но, когда сча­стье изме­ни­ло Кар­фа­ге­ну, изме­нил ему и он, как это обыч­но для вар­ва­ров. (7) Счи­тая пере­беж­чи­ка, не име­ю­ще­го, что выдать вра­гу, суще­ст­вом жал­ким и пре­зрен­ным, он ломал голо­ву, как поболь­ше уго­дить новым союз­ни­кам. (8) Пере­би­рая все, что было в его силах, он утвер­дил­ся в мыс­ли, что толь­ко одно сде­ла­ет испан­ских вождей дру­зья­ми рим­лян: пере­да­ча залож­ни­ков. (9) Пре­крас­но зная, что их сто­ро­жа ниче­го не сде­ла­ют без при­ка­за сво­его началь­ни­ка Боста­ра, он изыс­ки­ва­ет хит­рый под­ход к само­му Боста­ру, (10) чей лагерь нахо­дил­ся на самом бере­гу, за горо­дом, пре­граж­дая доро­гу рим­ля­нам. Абе­лукс отвел Боста­ра в сто­ро­ну и стал, слов­но незнаю­ще­му, рас­ска­зы­вать о поло­же­нии дел: (11) до сего дня, гово­рил он, страх сдер­жи­вал испан­цев; рим­ляне были дале­ко; теперь рим­ский лагерь уже за Ибе­ром — с.77 креп­кое и надеж­ное убе­жи­ще для желаю­щих пере­во­рота; тех, кого не сдер­жи­ва­ет страх, надо свя­зать бла­го­де­я­ни­ем и мило­стью. (12) Бостар уди­вил­ся и стал рас­спра­ши­вать, каким дол­жен быть этот дар в обсто­я­тель­ствах, столь неожи­дан­ных. (13) «Ото­шли залож­ни­ков к их сограж­да­нам. Это обра­ду­ет и роди­те­лей их, людей знат­ней­ших в сво­ем оте­че­стве, да и всех их сограж­дан. (14) Каж­дый хочет, чтобы ему вери­ли; дове­рие обя­зы­ва­ет к дове­рию. Я сам возь­му на себя труд раз­вез­ти залож­ни­ков по домам и делом помо­гу осу­щест­вле­нию сво­его замыс­ла; это дело, при­ят­ное само по себе, я поста­ра­юсь сде­лать еще при­ят­нее». (15) Он уго­во­рил Боста­ра, чело­ве­ка не столь про­ни­ца­тель­но­го, как дру­гие пуний­цы, а ночью тай­ком про­брал­ся к непри­я­тель­ской сто­ян­ке, где встре­тил­ся с несколь­ки­ми испан­ца­ми из вспо­мо­га­тель­ных отрядов и был про­веден к Сци­пи­о­ну; (16) он изло­жил, зачем при­шел; назна­чи­ли вре­мя и место для пере­да­чи залож­ни­ков, и Абе­лукс после обме­на руча­тель­ства­ми вер­нул­ся в Сагунт. Сле­дую­щий день он потра­тил, выпол­няя пору­че­ния Боста­ра по это­му делу. (17) Бостар отпу­стил его, рас­счи­ты­вая вме­сте вый­ти ночью, чтобы не попасть­ся в руки непри­я­тель­ско­го кара­у­ла, но Абе­лукс, раз­будив охра­ну залож­ни­ков в услов­лен­ный час, завел их, слов­но ниче­го не подо­зре­вая, в заса­ду, ковар­но им же устро­ен­ную. (18) Их про­ве­ли в рим­ский лагерь, все про­чее при воз­вра­ще­нии залож­ни­ков сде­ла­ли имен­но так, как было услов­ле­но с Боста­ром и тем же поряд­ком, как это дела­лось бы от име­ни Кар­фа­ге­на. (19) Но бла­го­дар­ность, какой удо­сто­и­лись рим­ляне, была боль­шей, чем доста­лась бы за то же самое кар­фа­ге­ня­нам, чья гру­бость и занос­чи­вость в счастьи были извест­ны. Их мяг­кость выгляде­ла бы след­ст­ви­ем неудач и стра­ха. (20) Рим­ляне дото­ле испан­цам неве­до­мые, при пер­вом зна­ком­стве пока­за­ли себя мило­сти­вы­ми и бла­го­род­ны­ми. Абе­лукс, чело­век здра­во­мыс­ля­щий, не зря пере­шел к ним. (21) Все испан­цы еди­но­душ­но скло­ня­лись к отпа­де­нию от Кар­фа­ге­на и взя­лись было за ору­жие, но насту­пив­шая зима загна­ла в дома и рим­лян и кар­фа­ге­нян.

23. (1) Вот что было совер­ше­но в Испа­нии во вто­рое лето вой­ны с кар­фа­ге­ня­на­ми, когда в Ита­лии разум­ная мед­ли­тель­ность Фабия при­нес­ла рим­ля­нам пере­дыш­ку от бед. (2) Но насколь­ко встре­во­жен ею был Ган­ни­бал, — (ведь рим­ляне, нако­нец, выбра­ли себе пол­ко­во­д­ца, кото­рый вою­ет, думая и рас­счи­ты­вая, а не пола­га­ясь на сча­стье), (3) настоль­ко же пре­зи­ра­ли ее сограж­дане Фабия, что в Горо­де, что в вой­ске, — и осо­бен­но, после того как в его отсут­ст­вие началь­ник кон­ни­цы, бла­го­да­ря сво­ей лихо­сти, выиг­рал сра­же­ние¹²³, — собы­тие радост­ное, но, прав­ду ска­зать, зна­че­ния не имев­шее. (4) Два обсто­я­тель­ства еще уве­ли­чи­ли нелю­бовь к дик­та­то­ру: о пер­вом поста­рал­ся ковар­ный Пуни­ец: когда пере­беж­чи­ки пока­за­ли ему усадь­бу¹²⁴ дик­та­то­ра, он все вокруг выжег дотла, а усадь­бу Фабия при­ка­зал не с.78 тро­гать, чтобы это наво­ди­ло на мысль о каком-то тай­ном сго­во­ре; (5) вто­рым таким обсто­я­тель­ст­вом стал посту­пок само­го Фабия, на пер­вый взгляд сомни­тель­ный, так как Фабий не подо­ждал сенат­ско­го одоб­ре­ния, но впо­след­ст­вии обра­тив­ший­ся к вящей его сла­ве. (6) При обмене плен­ных вожди рим­ский и кар­фа­ген­ский согла­си­лись, чтобы как было заведе­но в Первую Пуни­че­скую вой­ну, та сто­ро­на, кото­рая полу­чит боль­ше людей, чем вернет, запла­ти­ла бы за эту раз­ни­цу — по два с поло­ви­ной фун­та сереб­ра за чело­ве­ка. (7) Рим­ляне полу­чи­ли на две­сти сорок семь чело­век боль­ше, чем кар­фа­ге­няне, а с сереб­ром, кото­рое сле­до­ва­ло за них упла­тить, полу­ча­лась задерж­ка — сена­то­ры, с кото­ры­ми Фабий не посо­ве­то­вал­ся, затя­ги­ва­ли обсуж­де­ние это­го дела; (8) тогда он, послав в Рим сво­его сына Квин­та, про­дал через него свое нетро­ну­тое вра­гом име­ние и пога­сил государ­ст­вен­ную задол­жен­ность из част­ных средств¹²⁵.

(9) Ган­ни­бал сто­ял лаге­рем под сте­на­ми Герео­ния¹²⁶; город этот он взял и спа­лил, оста­вив лишь несколь­ко постро­ек под амба­ры. (10) Две тре­ти вой­ска он отпра­вил за про­ви­ан­том, а с третьей — ее он дер­жал нагото­ве — остал­ся на сто­ян­ке, чтобы и охра­нять лагерь, и наблюдать, не напа­дут ли на фура­жи­ров.

24. (1) Рим­ское вой­ско сто­я­ло тогда в ларин­ской обла­сти, коман­до­вал им Мину­ций, началь­ник кон­ни­цы, а дик­та­тор, как уже было ска­за­но, отбыл в Рим. (2) Лагерь, раз­би­тый на горе¹²⁷, в месте высо­ком и без­опас­ном, пере­нес­ли вниз на рав­ни­ну; на сове­те ста­ли обсуж­дать замыс­лы, сооб­раз­ные запаль­чи­во­сти началь­ни­ка: то ли напасть на вра­же­ских сол­дат, раз­бред­ших­ся по полям в поис­ках про­до­воль­ст­вия, то ли напасть на их лагерь, остав­лен­ный под сла­бой охра­ной. (3) Ган­ни­бал сра­зу увидел, что с пере­ме­ной началь­ства вой­на пой­дет по-дру­го­му и что про­тив­ник поведет дело дерз­ко, а отнюдь не обду­ман­но. (4) Меж­ду тем Пуни­ец — чему труд­но даже пове­рить, ведь враг был рядом — ото­слал треть сол­дат за про­до­воль­ст­ви­ем, оста­вив две тре­ти в лаге­ре, (5) а затем пере­дви­нул лагерь побли­же к вра­гу, мили на две от Герео­ния, и раз­бил его на хол­ме, кото­рый виден был непри­я­те­лю: пусть зна­ет: если на фура­жи­ров напа­дут, он готов идти на помощь. (6) Еще бли­же, воз­вы­ша­ясь над рим­ским лаге­рем, рас­по­ла­гал­ся дру­гой холм; его ночью бес­шум­но заня­ли нуми­дий­цы: взять его днем было невоз­мож­но — непри­я­тель поспел бы туда же рань­ше, так как ему путь был коро­че. (7) Нуми­дий­цы, хотя было их мало, удер­жи­ва­ли это место, но рим­ляне на сле­дую­щий день сбро­си­ли их вниз и сами раз­би­ли лагерь на этом хол­ме. (8) Вал одно­го лаге­ря был близ­ко от вала дру­го­го, и почти все про­стран­ство меж­ду ними запол­ни­ло рим­ское вой­ско. Из лаге­ря со сто­ро­ны, про­ти­во­по­лож­ной Ган­ни­ба­лу, высла­ли кон­ни­цу и лег­ко воору­жен­ных сол­дат на фура­жи­ров, раз­бред­ших­ся по широ­ко­му полю, их обра­ти­ли в бег­ство и пере­би­ли. (9) Ган­ни­бал не осме­лил­ся дать сра­же­ние: так мало с с.79 ним было сол­дат и он вряд ли отбил­ся бы от вра­га, напа­ди тот на лагерь. (10) Теперь уже он повел вой­ну, поль­зу­ясь уро­ка­ми Фабия: оста­вать­ся на месте и не торо­пить­ся; он вер­нул сол­дат в ста­рый лагерь под Герео­ни­ем. (11) Неко­то­рые писа­те­ли сооб­ща­ют, что было дано насто­я­щее сра­же­ние: пуний­цев при пер­вой схват­ке про­гна­ли к само­му лаге­рю, но они вне­зап­но сде­ла­ли вылаз­ку, и теперь страх обу­ял рим­лян. Но тут вме­шал­ся сам­нит Деци­мий Нуме­рий, и сра­же­ние воз­об­но­ви­лось. (12) Деци­мий по родо­ви­то­сти и богат­ству был пер­вым чело­ве­ком не толь­ко в Бови­ане¹²⁸, откуда он был родом, но и во всем Сам­нии: по при­ка­зу дик­та­то­ра он при­вел восемь тысяч пехоты и пять­сот всад­ни­ков. Когда он появил­ся в тылу у Ган­ни­ба­ла, обе­им сто­ро­нам пока­за­лось, что это Квинт Фабий ведет под­креп­ле­ние из Рима. (13) Ган­ни­бал, опа­са­ясь еще какой-нибудь ловуш­ки, увел сво­их сол­дат; рим­ляне вме­сте с Сам­ни­том в тот день отби­ли две неболь­ших кре­по­сти: (14) вра­гов погиб­ло шесть тысяч, а рим­лян пять тысяч; поте­ри были почти оди­на­ко­вы, но в Рим при­шел пустой слух о боль­шой победе и пись­мо с еще более пустой похваль­бой началь­ни­ка кон­ни­цы.

25. (1) Об этих собы­ти­ях очень часто тол­ко­ва­ли и в сена­те, и на народ­ных сход­ках. (2) Граж­дане радо­ва­лись, и толь­ко один дик­та­тор, не дове­ряя ни слу­хам, ни пись­мам, гово­рил, что побед он боит­ся боль­ше, чем пора­же­ний, (3) Тогда высту­пил народ­ный три­бун Марк Мети­лий: «Это невы­но­си­мо: дик­та­тор меша­ет удач­но­му веде­нию вой­ны не толь­ко в сво­ем при­сут­ст­вии, (4) но и отсут­ст­вуя. Воюя, он ста­ра­тель­но тянет вре­мя, чтобы подоль­ше сохра­нять свою долж­ность и толь­ко само­му рас­по­ря­жать­ся и в Риме и в вой­ске. (5) Ведь один кон­сул убит в бою, дру­гой ото­слан дале­ко от Ита­лии буд­то бы пото­му, что пре­сле­ду­ет кар­фа­ген­ский флот¹²⁹; (6) два пре­то­ра¹³⁰ заня­ты Сици­ли­ей и Сар­ди­ни­ей, хотя сей­час их там и не нуж­но; Марк Мину­ций, началь­ник кон­ни­цы, содер­жит­ся чуть ли не под стра­жей: толь­ко бы он в гла­за не видел вра­гов, толь­ко бы не участ­во­вал в войне. (7) Да, поис­ти­не, не толь­ко Сам­ний уступ­лен кар­фа­ге­ня­нам, слов­но он за Ибе­ром — опу­сто­ше­ны и кам­пан­ская, и кален­ская, и фалерн­ская обла­сти, а дик­та­тор сидит в Кази­лине и охра­ня­ет леги­о­на­ми рим­ско­го наро­да свое име­ние. (8) Вой­ско жела­ет сра­жать­ся, но и его, и началь­ни­ка кон­ни­цы дер­жат в лаге­ре, как в заклю­че­нии, ору­жие у них ото­бра­ли, как у плен­ных вра­гов! (9) Как толь­ко ушел, нако­нец, оттуда дик­та­тор, они вышли из лаге­ря и, слов­но вырвав­шись на сво­бо­ду, в пух и прах раз­би­ли вра­га. (10) Если бы в рим­ском наро­де жил дух отцов, то он, Мети­лий, сме­ло пред­ло­жил бы лишить Квин­та Фабия вла­сти; теперь же он вне­сет пред­ло­же­ние стран­ное: урав­нять в пра­вах началь­ни­ка кон­ни­цы и дик­та­то­ра¹³¹, (11) но отпра­вить Квин­та Фабия к вой­ску не рань­ше, чем он назна­чит кон­су­ла на место Гая Фла­ми­ния». (12) Дик­та­тор не высту­пал в народ­ных с.80 собра­ни­ях: народ его не любил. Да и в сена­те слу­ша­ли не весь­ма бла­го­склон­но, когда он пре­воз­но­сил вра­га, объ­яс­няя пора­же­ния, поне­сен­ные за два года, глу­пым удаль­ст­вом началь­ни­ков, (13) и тре­бо­вал от началь­ни­ка кон­ни­цы отче­та, поче­му он, вопре­ки при­ка­зу дик­та­то­ра, начал сра­же­ние. (14) Если у него, дик­та­то­ра, оста­нет­ся вся власть, то он ско­ро пока­жет всем, что хоро­ший вое­на­чаль­ник ни во что ста­вит сча­стье и цели­ком пола­га­ет­ся на здра­вый смысл и рас­чет, (15) что порой боль­ше чести, не опо­зо­рив себя¹³², сохра­нить свое вой­ско, чем пере­бить тыся­чи вра­гов. (16) Тщет­ны были эти сло­ва; про­ведя выбо­ры ново­го кон­су­ла — избран был Марк Ати­лий Регул¹³³, — дик­та­тор, не желая участ­во­вать в спо­рах о вла­сти, нака­нуне обсуж­де­ния и голо­со­ва­ния отбыл ночью к вой­ску. (17) На рас­све­те созва­но было народ­ное собра­ние. Люди тер­петь не мог­ли дик­та­то­ра и были рас­по­ло­же­ны к началь­ни­ку кон­ни­цы, но не осме­ли­ва­лись пред­ло­жить то, что было угод­но тол­пе, недо­ста­ва­ло вли­я­тель­но­го чело­ве­ка, кото­рый взял бы это на себя. (18) Нашел­ся толь­ко один ора­тор, выска­зав­ший­ся за пред­ло­же­ние об урав­не­нии вла­сти — это был Гай Терен­ций Варрон, пре­тор про­шло­го года. Был он про­ис­хож­де­ния не то что скром­но­го, но про­сто под­ло­го: (19) отец его был, как рас­ска­зы­ва­ют, мяс­ни­ком, он сам раз­но­сил свой товар, и сын при­слу­жи­вал ему в этом раб­ском заня­тии.

26. (1) Юно­ша, полу­чив от отца нажи­тые этой тор­гов­лей день­ги, возы­мел сме­лую надеж­ду на более бла­го­род­ную участь — его при­вле­ка­ли государ­ст­вен­ные дела; (2) он стал рат­ным защит­ни­ком под­ло­го люда и чер­нил доб­рое имя порядоч­ных: полу­чив извест­ность сна­ча­ла в наро­де, он затем достиг и почет­ных долж­но­стей: (3) был кве­сто­ром, эди­лом пле­бей­ским и куруль­ным, даже пре­то­ром, в сво­их меч­та­ни­ях он поды­мал­ся уже до кон­суль­ства; (4) он хит­ро рас­счи­ты­вал, разду­вая нена­висть наро­да к дик­та­то­ру, на бла­го­во­ле­ние лег­ко­мыс­лен­ной тол­пы; ему одно­му доста­лась вся бла­го­дар­ность за при­ня­тое собра­ни­ем поста­нов­ле­ние¹³⁴. (5) Все и в вой­ске, и в Риме — и сто­рон­ни­ки дик­та­то­ра, и его про­тив­ни­ки — сочли это поста­нов­ле­ние созна­тель­ным оскорб­ле­ни­ем дик­та­то­ру — все кро­ме само­го Фабия. (6) К вра­гам, обви­няв­шим его перед тол­пой, он отнес­ся с тем же вели­ча­вым спо­кой­ст­ви­ем, с каким пере­жил и обиду от рас­сви­ре­пев­ше­го наро­да. (7) Уже в доро­ге он полу­чил пись­мо от сена­та об урав­не­нии вла­сти и, пре­крас­но зная, что обла­да­ние вла­стью и искус­ство власт­во­вать очень меж­ду собой раз­нят­ся, вер­нул­ся к вой­ску — не побеж­ден­ный ни сограж­да­на­ми, ни вра­га­ми.

27. (1) Мину­ция сча­стье и народ­ное бла­го­во­ле­ние дав­но уже сде­ла­ли невы­но­си­мым, но теперь (2) он не знал меры сво­е­му наг­ло­му хва­стов­ству и вели­чал­ся сво­ей победой не столь­ко над Ган­ни­ба­лом, сколь­ко над Квин­том Фаби­ем: (3) Тако­го, гово­рил он, обре­тен­но­го в бед­ст­ви­ях, един­ст­вен­но­го вождя, рав­но­го Ган­ни­ба­лу, по при­ка­зу наро­да урав­ня­ли — стар­ше­го с млад­шим, с.81 дик­та­то­ра с началь­ни­ком кон­ни­цы; нигде в лето­пи­сях подоб­ное не упо­мя­ну­то — и это в том государ­стве, где началь­ни­ки кон­ни­цы при­вык­ли дро­жать перед роз­га­ми и топо­ра­ми дик­та­то­ра¹³⁵. Вот сколь­ко блес­ка в его, Мину­ция, судь­бе и доб­ле­сти! (4) Он пови­ну­ет­ся сво­ей судь­бе, коль ско­ро дик­та­тор кос­не­ет в лени­вой мед­ли­тель­но­сти, осуж­ден­ной бога­ми и людь­ми. (5) При пер­вой же встре­че с Фаби­ем Мину­ций заявил, что надо преж­де все­го уста­но­вить, как им дво­им поль­зо­вать­ся рав­ной вла­стью, (6) и пред­ло­жил чере­до­вать власть по дням или, если угод­но, по боль­шим про­ме­жут­кам вре­ме­ни¹³⁶; (7) в слу­чае бит­вы, гово­рил он, надо ока­зать­ся рав­ным вра­гу сила­ми, а не толь­ко замыс­ла­ми. (8) Фабий реши­тель­но не согла­сил­ся: у его сото­ва­ри­ща¹³⁷ все будет делать­ся науда­чу, у него, Фабия, власть не отня­та, она толь­ко разде­ле­на с дру­гим; (9) он нико­гда не отка­жет­ся доб­ро­воль­но от коман­до­ва­ния сво­ей частью вой­ска, не будет чере­до­вать­ся по дням и по вре­ме­ни с ним, а разде­лит вой­ско и сохра­нит, пусть не все, но что смо­жет. (10) Так Фабий добил­ся, чтобы леги­о­ны были поде­ле­ны меж­ду ним и Мину­ци­ем так же, как делят их меж­ду кон­су­ла­ми: пер­вым и чет­вер­тым коман­до­вал Мину­ций, вто­рым и третьим — Фабий. (11) Поров­ну поде­ли­ли и кон­ни­цу, и вспо­мо­га­тель­ные отряды союз­ни­ков и лати­нов. И лагерь началь­ник кон­ни­цы поже­лал иметь отдель­ный.

28. (1) Ган­ни­бал радо­вал­ся вдвойне — ведь ничто про­ис­хо­дя­щее у про­тив­ни­ка от него не укры­ва­лось: мно­гое рас­ска­зы­ва­ли пере­беж­чи­ки и свои раз­вед­чи­ки; (2) он наме­ре­вал­ся по-сво­е­му исполь­зо­вать ничем не сдер­жи­вае­мое удаль­ство Мину­ция, а тут еще от Фабия ото­бра­на поло­ви­на вой­ска.

(3) Меж­ду лаге­рем Мину­ция и лаге­рем кар­фа­ге­нян был холм: заняв­ший его оста­вит, конеч­но, про­тив­ни­ка на худ­шей пози­ции. (4) Ган­ни­бал не так хотел взять этот холм без боя — хотя дело того бы сто­и­ло, — как полу­чить воз­мож­ность сра­зить­ся с Мину­ци­ем, кото­рый — Ган­ни­бал это пре­крас­но знал — поспе­шит ему поме­шать. (5) Поле меж­ду лаге­ря­ми на пер­вый взгляд не годи­лось для засад — здесь не рос­ло ни дере­ва, ни даже кусти­ка; (6) но в дей­ст­ви­тель­но­сти оно было слов­но пред­на­зна­че­но укры­вать заса­ды, тем более, что в такой голой долине нече­го было боять­ся лову­шек, а в ее изги­бах были глу­бо­кие рас­се­ли­ны, в любой из кото­рых мог­ло поме­стить­ся две­сти сол­дат. (7) В этих укром­ных местах Ган­ни­бал спря­тал — сколь­ко где мог­ло раз­ме­стить­ся — пять тысяч пехо­тин­цев и кон­ни­ков. (8) Боясь, как бы заса­ду на таком ров­ном месте не обна­ру­жи­ло появ­ле­ние неосто­рож­но­го вои­на или блеск ору­жия, он отвлек вни­ма­ние непри­я­те­ля, послав на рас­све­те немно­гих вои­нов брать тот самый холм, о кото­ром уже гово­ри­лось.

(9) За эту мало­чис­лен­ность рим­ляне сра­зу же отнес­лись к ним с пре­зре­ни­ем; все ста­ли тре­бо­вать, чтобы их посла­ли согнать вра­га и занять холм; пол­ко­во­дец — храб­рый и глу­пый с.82 пред­во­ди­тель таких же храб­рых и глу­пых сол­дат — дви­нул их в бой и осы­пал вра­га пусты­ми угро­за­ми. (10) Впе­ред он выслал лег­ко­во­ору­жен­ных, за ними сомкну­тым стро­ем — кон­ни­ков и, нако­нец, увидев, что к вра­гу под­хо­дит помощь, высту­пил с гото­вы­ми к бою леги­о­на­ми. (11) Ган­ни­бал, заме­тив, что его вои­нам то тут, то там при­хо­дит­ся туго и что бой раз­го­ра­ет­ся, тоже послал им на под­мо­гу отряды пехо­тин­цев и кон­ни­ков: силы обе­их сто­рон урав­ня­лись. (12) Пер­вы­ми Ган­ни­бал сбро­сил с хол­ма лег­ко­во­ору­жен­ных сол­дат, взби­рав­ших­ся на уже захва­чен­ный им холм; они зара­зи­ли стра­хом сле­до­вав­ших за ними кон­ни­ков и добе­жа­ли до зна­мен леги­о­нов. (13) Сре­ди обще­го смя­те­ния толь­ко строй пехо­тин­цев оста­вал­ся тверд и неустра­шим — каза­лось, нач­нись теперь пра­виль­ное сра­же­ние, оно не будет нерав­ным (столь­ко духа при­да­ло им сра­же­ние, за несколь­ко дней до это­го выиг­ран­ное), (14) но вдруг из заса­ды появи­лись пуний­цы: напав с тыла и с обе­их сто­рон, они при­ве­ли рим­лян в такое заме­ша­тель­ство и такой страх, что ни у кого не оста­ва­лось ни муже­ства сра­жать­ся, ни надеж­ды спа­стись бег­ст­вом.

29. (1) Фабий услы­шал кри­ки пере­пу­ган­ных сол­дат и уже изда­ли увидел в вой­ске смя­те­ние. Он ска­зал: «Так и есть: судь­ба ухва­ти­ла удаль­ца даже быст­рее, чем я боял­ся¹³⁸. (2) Его урав­ня­ли с Фаби­ем по вла­сти; что Ган­ни­бал и доб­лест­нее его и удач­ли­вее, это он сам видит. Для пере­ру­ги­ва­ния; впро­чем, еще будет вре­мя; сей­час выхо­ди­те из лаге­ря со зна­ме­на­ми: заста­вим вра­га при­знать­ся, что он раз­бит, а граж­дан сознать­ся в сво­ей ошиб­ке». (3) Зна­чи­тель­ная часть сол­дат была уби­та; живые, огляды­ва­лись, куда бежать; Фаби­е­во вой­ско яви­лось на помощь, слов­но с неба. (4) Преж­де, чем вой­ска ока­за­лись на рас­сто­я­нии, какое про­ле­та­ет дро­тик, или на таком, когда мож­но уже схва­тить­ся вру­ко­паш­ную, Фабий удер­жал и сво­их от бег­ства врас­сып­ную и вра­гов от ярост­но­го боя. (5) Сол­да­ты, кото­рые, сло­мав строй, рас­сы­па­лись кто куда, ото­всюду сбе­га­лись в строй­ные ряды Фаби­е­ва вой­ска; тол­пы пока­зав­ших тыл повер­ну­лись к вра­гу, постро­и­лись кру­гом и посте­пен­но воз­вра­ща­лись обрат­но или, сбив­шись в кучу, непо­движ­но сто­я­ли. Раз­би­тое и све­жее вой­ско соеди­ни­лись и повер­ну­ли на вра­га, (6) но Ган­ни­бал дал сиг­нал отсту­пать: откры­то при­знал, что, победив Мину­ция, он побеж­ден Фаби­ем.

(7) День с его сме­на­ми успе­хов и неудач скло­нял­ся к вече­ру; вой­ска воз­вра­ти­лись в лагерь; Мину­ций созвал сол­дат и ска­зал: (8) «Я часто слы­шал, вои­ны, что на пер­вом месте сто­ит чело­век, кото­рый сам может подать дель­ный совет; на вто­ром — тот, кто это­го сове­та послу­ша­ет­ся; а тот, кто сам сове­та не даст и не под­чи­нит­ся дру­го­му, тот — послед­ний дурак¹³⁹. (9) Судь­ба отка­за­ла нам в пер­вом даре, будем же хра­нить вто­рой и, учась при­ка­зы­вать, ста­нем пови­но­вать­ся разум­но­му. (10) Соеди­ним же свой лагерь с Фаби­е­вым, поста­вим зна­ме­на перед его палат­кой, с.83 и я назо­ву его отцом: он досто­ин это­го име­ни: наш бла­го­де­тель — чело­век высо­кой души; (11) вы же, вои­ны, при­вет­ст­вуй­те как патро­нов¹⁴⁰ тех, чья рука и чье ору­жие выз­во­ли­ли вас. Этот день оста­вит нам, по край­ней мере, честь людей, уме­ю­щих быть бла­го­дар­ны­ми».

30. (1) Тут сол­да­ты по коман­де собра­ли свое сна­ря­же­ние и стро­ем вошли в лагерь дик­та­то­ра, поверг­нув в изум­ле­ние и его и всех окру­жаю­щих. (2) Перед три­бу­на­лом¹⁴¹ сол­да­ты оста­но­ви­лись, началь­ник кон­ни­цы высту­пил впе­ред, назвал Фабия отцом¹⁴², весь строй при­вет­ст­во­вал Фаби­е­вых сол­дат, сто­яв­ших вокруг, как сво­их патро­нов. (3) Мину­ций ска­зал: «К роди­те­лям моим толь­ко что при­рав­нял я тебя, дик­та­тор — почет­нее име­ни в язы­ке нет, — но им я обя­зан лишь соб­ст­вен­ной жиз­нью, тебе же спа­се­ни­ем не толь­ко моим, но и всех этих сол­дат. (4) Я пер­вый отвер­гаю реше­ние наро­да¹⁴³, кото­рое мне в тягость, не в честь, и — да будет это к сча­стью тебе и мне и этим тво­им вой­скам, сохра­нен­но­му и сохра­нив­ше­му — воз­вра­ща­юсь под твою власть и воз­вра­щаю тебе эти леги­о­ны. (5) Про­шу тебя, будь мило­стив, оставь мне долж­ность началь­ни­ка кон­ни­цы и каж­до­му — его место и зва­ние». (6) Фабий и Мину­ций пожа­ли друг дру­гу руки и рас­пу­сти­ли сход­ку; сол­да­ты Фабия дру­же­ски и госте­при­им­но при­гла­ша­ли к себе Мину­ци­е­вых, зна­ко­мых и незна­ко­мых, и радост­ным стал день, толь­ко что казав­ший­ся таким скорб­ным и про­кля­тым.

(7) Когда в Рим дошли слу­хи об этих собы­ти­ях, под­твер­жден­ные не столь­ко даже пись­ма­ми самих пол­ко­вод­цев, сколь­ко пись­ма­ми про­стых сол­дат из обо­их войск, все ста­ли, кто как умел, пре­воз­но­сить Мак­си­ма до небес. (8) Тако­ва же была его сла­ва и у вра­гов — у Ган­ни­ба­ла и у пуний­цев; они, нако­нец, почув­ст­во­ва­ли, что вою­ют в Ита­лии и с рим­ля­на­ми; (9) два года¹⁴⁴ с пре­зре­ни­ем отно­си­лись они к рим­ля­нам, вои­нам и пол­ко­во­д­цам: не мог­ли пове­рить, что вою­ют с тем же наро­дом, о кото­ром столь­ко страш­но­го наслы­ша­лись от сво­их отцов. (10) Гово­рят, Ган­ни­бал, воз­вра­ща­ясь из сра­же­ния, ска­зал, что туча, дол­го лежав­шая на горах, раз­ра­зи­лась, нако­нец, бурей и лив­нем¹⁴⁵.

31. (1) Пока все это про­ис­хо­ди­ло в Ита­лии, кон­сул Гней Сер­ви­лий с фло­том в сто два­дцать кораб­лей обо­гнул Сар­ди­нию с Кор­си­кой; и тут, и там взял залож­ни­ков и пере­пра­вил­ся в Афри­ку, (2) но преж­де чем выса­дить­ся на мате­ри­ке, опу­сто­шил ост­ров Мени­гу¹⁴⁶, полу­чил от жите­лей Цер­ци­ны¹⁴⁷ десять талан­тов сереб­ра, толь­ко бы он не жег их горо­да и не разо­рял их земель, и, при­став к бере­гам Афри­ки, выса­дил свое вой­ско¹⁴⁸. (3) Вои­ны и моря­ки, опу­сто­шая окрест­но­сти, раз­бре­лись в погоне за добы­чей в раз­ные сто­ро­ны, слов­но были на без­люд­ном ост­ро­ве; (4) бес­печ­ные, незна­ко­мые с мест­но­стью, они попа­ли в заса­ду, были окру­же­ны; мно­гих рим­лян пере­би­ли; а позор­но бежав­ших ото­гна­ли к кораб­лям. (5) Рим­ляне поте­ря­ли око­ло тыся­чи чело­век, с.84 сре­ди пав­ших был и кве­стор Тибе­рий Сем­п­ро­ний Блез; Сер­ви­лий с фло­том в стра­хе отча­лил от бере­га, где так мно­го вра­гов, и напра­вил­ся в Сици­лию, (6) в Лили­бее он пере­дал флот пре­то­ру Титу Ота­ци­лию, чей легат Луций Цин­ций^[5] дол­жен был отве­сти его в Рим: (7) сам Сер­ви­лий посу­ху про­шел через Сици­лию и пере­пра­вил­ся в Ита­лию, куда его и его сото­ва­ри­ща Мар­ка Ати­лия при­зы­ва­ли пись­ма Квин­та Фабия: исте­кал шести­ме­сяч­ный срок его дик­та­ту­ры, и они долж­ны были при­нять от него вой­ско.

(8) Почти все лето­пи­си сооб­ща­ют, что Фабий дик­та­то­ром вел вой­ну с Ган­ни­ба­лом, а Целий даже пишет, что это был пер­вый дик­та­тор, избран­ный на свою долж­ность наро­дом; (9) Целий и про­чие упу­сти­ли из виду, что пра­вом назна­чить дик­та­то­ра обла­дал толь­ко кон­сул, кон­су­лом же тогда был Гней Сер­ви­лий, нахо­див­ший­ся дале­ко в про­вин­ции Гал­лии¹⁴⁹. (10) Государ­ство, напу­ган­ное уже третьим про­иг­ран­ным сра­же­ни­ем, не в силах было ждать — пото­му и при­бег­ли к тако­му сред­ству: народ избрал долж­ност­ное лицо с дик­та­тор­ской вла­стью. (11) Но подви­ги и сла­ва Фабия были вели­ки, и потом­ки, воз­ве­ли­чи­вая пред­ка, начер­та­ли под его изо­бра­же­ни­ем не «с дик­та­тор­ской вла­стью», а про­сто «дик­та­тор», чему лег­ко пове­ри­ли¹⁵⁰.

32. (1) Кон­сул Ати­лий при­нял вой­ско от Фабия, а Гемин Сер­ви­лий — от Мину­ция. Забла­говре­мен­но укре­пив зим­ние лаге­ря, они про­ве­ли оста­ток лета, воюя по спо­со­бу Фабия и неиз­мен­но согла­со­вы­вая свои дей­ст­вия. (2) Когда Ган­ни­бал выхо­дил за про­до­воль­ст­ви­ем, они появ­ля­лись то здесь, то там: отряд потреп­лют, оди­но­чек пере­хва­тят; на реши­тель­ное сра­же­ние, кото­ро­го вся­ки­ми хит­ро­стя­ми доби­вал­ся непри­я­тель, они не шли. (3) Ган­ни­ба­ла голо­дом дове­ли до того, что он вер­нул­ся бы в Гал­лию, не пока­жись это бег­ст­вом: если кон­су­лы, их пре­ем­ни­ки, будут вести вой­ну тем же спо­со­бом, то нече­го и наде­ять­ся про­кор­мить вой­ско в этих местах. (4) Воен­ные дей­ст­вия под Герео­ни­ем зимой пре­кра­ти­лись, и в Рим при­бы­ли послы от Неа­по­ля. Они внес­ли в курию сорок тяже­ло­вес­ных золотых чаш, и ска­за­ны были ими такие сло­ва: (5) они зна­ют, что каз­ну рим­ско­го наро­да вычер­па­ла вой­на, кото­рая ведет­ся в той же мере, за горо­да и зем­ли союз­ни­ков, что и за глав­ную твер­ды­ню Ита­лии, город Рим и его власть; и поэто­му неа­по­ли­тан­цы реши­ли: (6) золо­то, остав­лен­ное им пред­ка­ми на укра­ше­ние хра­мов и помощь бед­ст­ву­ю­щим, по спра­вед­ли­во­сти сле­ду­ет вру­чить рим­ско­му наро­ду. (7) Если рим­ляне счи­та­ют, что неа­по­ли­тан­цы могут им еще чем-то помочь, то они ока­жут любую помощь с таким же усер­ди­ем. (8) Рим­ские сена­то­ры и народ пора­ду­ют их, если все, что есть у неа­по­ли­тан­цев, будут счи­тать сво­им, и при­не­сен­ный дар оце­нят не про­сто по его сто­и­мо­сти, а по дру­же­ским чув­ствам и доб­рой воле тех, кто его при­нес. (9) Послов побла­го­да­ри­ли за щед­рость и вни­ма­ние, а чашу при­ня­ли толь­ко ту, что была всех лег­че.

с.85 33. (1) В эти же дни был схва­чен кар­фа­ген­ский лазут­чик, кото­рый два года таил­ся в Риме; его отпу­сти­ли, отру­бив ему руки; (2) рас­пя­ли два­дцать пять рабов, соста­вив­ших заго­вор на Мар­со­вом поле; донос­чи­ку дали сво­бо­ду и два­дцать тысяч мед­ных ассов. (3) К Филип­пу, царю македон­ско­му¹⁵¹, отправ­ле­ны были послы тре­бо­вать выда­чи Демет­рия Фарий­ско­го¹⁵², кото­рый, про­иг­рав вой­ну, бежал к нему; (4) отпра­ви­ли послов и к лигу­рий­цам: как сме­ли они помо­гать Ган­ни­ба­лу и сред­ства­ми и людь­ми; заод­но пусть послы посмот­рят на месте, что дела­ет­ся у бой­ев и инсуб­ров¹⁵³. (5) Отправ­ле­ны были послы к Пинею, царю Илли­рии¹⁵⁴, тре­бо­вать дани, — срок упла­ты уже истек, а если захо­чет он этот срок отло­жить, то взять у него залож­ни­ков. (6) Хотя рим­ляне нес­ли на сво­их пле­чах бре­мя тяж­кой вой­ны, они всюду, хоть на краю зем­ли, забо­ти­лись о сво­их делах. (7) Людей рели­ги­оз­ных бого­бо­яз­нен­ных тре­во­жи­ло, что до сих пор нет под­ряда на построй­ку хра­ма Согла­сия, а ведь обет воз­двиг­нуть его дан пре­то­ром Луци­ем Ман­ли­ем еще два года назад в Гал­лии¹⁵⁵, когда там взбун­то­ва­лись сол­да­ты. (8) Занять­ся этим делом назна­че­ны были Мар­ком Эми­ли­ем, город­ским пре­то­ром¹⁵⁶, дуум­ви­ры¹⁵⁷ Гай Пупий и Кезон Квинк­ций Фла­ми­нин: они и сда­ли с под­ряда построй­ку, а стро­ил­ся храм в Кре­по­сти¹⁵⁸.

(9) Тот же пре­тор по реше­нию сена­та напи­сал кон­су­лам: неугод­но ли им, чтобы один из них при­был в Рим для про­веде­ния кон­суль­ских выбо­ров: он назна­чит день выбо­ров, какой они ука­жут; (10) кон­су­лы на это отве­ти­ли: им страш­но остав­лять вой­ско — как бы не слу­чи­лось беды. Чем отзы­вать одно­го из кон­су­лов, пусть луч­ше выбо­ры про­ведет интеррекс¹⁵⁹. (11) Сена­то­ры, одна­ко, реши­ли: луч­ше пусть кон­сул назна­чит дик­та­то­ра для про­веде­ния выбо­ров. Назван был Луций Вету­рий Филон, а он назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Мар­ка Пом­по­ния Мато­на; (12) назна­че­ны они были огреш­но¹⁶⁰, и уже через четыр­на­дцать дней им было веле­но отка­зать­ся от долж­но­стей. Дела пере­шли к интеррек­су.

34. (1) Кон­су­лам власть была про­дле­на на год: интеррек­сом сена­то­ры объ­яви­ли Гая Клав­дия Цен­то­на, сына Аппия, а за ним — Пуб­лия Кор­не­лия Ази­ну. При нем на выбо­рах про­изо­шло боль­шое столк­но­ве­ние меж­ду сена­то­ра­ми и наро­дом¹⁶¹. (2) Гай Терен­ций Варрон был чело­век без роду и пле­ме­ни; он под­ла­дил­ся к пле­бе­ям напад­ка­ми на знать и про­сто­на­род­ны­ми ухват­ка­ми, а осо­бен­но рас­по­ло­жил их к себе трав­лей Фабия и ста­ра­ни­ем огра­ни­чить его дик­та­тор­скую власть. Чернь ста­ра­лась выта­щить его в кон­су­лы, а сена­то­ры вся­че­ски это­му про­ти­ви­лись, чтобы люди, желаю­щие срав­нять­ся со зна­тью, не при­вы­ка­ли ее пре­сле­до­вать. (3) Квинт Бебий Герен­ний, народ­ный три­бун, род­ст­вен­ник Гая Терен­ция, высту­пил с обви­не­ни­ем не толь­ко про­тив сена­та, но и про­тив авгу­ров: кото­рые, утвер­ждал он, поме­ша­ли дик­та­то­ру про­ве­сти выбо­ры. Воз­буж­дая нена­висть к ним, он ста­рал­ся с.86 рас­по­ло­жить граж­дан к сво­е­му кан­дида­ту. (4) Он гово­рил, что знать мно­го лет иска­ла вой­ны, что она при­ве­ла в Ита­лию Ган­ни­ба­ла и ковар­но затя­ги­ва­ет вой­ну, хотя закон­чить ее воз­мож­но¹⁶². (5) Четы­рех леги­о­нов хва­тит для успе­ха в реши­тель­ной бит­ве — это выяс­ни­лось после успеш­ной бит­вы, дан­ной Мар­ком Мину­ци­ем в отсут­ст­вие Фабия; (6) и тем не менее два леги­о­на посла­ны на убой, а потом выхва­че­ны из самой бой­ни, чтобы мог быть назван отцом и патро­ном тот, кто спер­ва не давал рим­ля­нам побеж­дать и толь­ко потом не дал им потер­петь пора­же­ние. (7) И после Фабия кон­су­лы затя­ги­ва­ли вой­ну, поль­зу­ясь его спо­со­бом. Это — сго­вор всей зна­ти; войне не будет кон­ца, пока граж­дане не про­ве­дут в кон­су­лы истин­но­го пле­бея, то есть ново­го чело­ве­ка¹⁶³; (8) ведь знат­ные пле­беи уже при­об­ще­ны к тем же свя­щен­но­дей­ст­ви­ям, что вся знать, а народ они пре­зи­ра­ют с тех пор, как их пере­ста­ли пре­зи­рать сена­то­ры¹⁶⁴. (9) Кому же не ясно, что все это про­де­ла­но, лишь бы про­длить меж­ду­цар­ст­вие и пере­дать выбо­ры в руки сена­то­ров? (10) Это­го и хоте­ли кон­су­лы, задер­жи­ва­ясь при вой­ске, а так как дик­та­тор был назна­чен про­тив их воли, то авгу­ры и объ­яви­ли его выбо­ры недей­ст­ви­тель­ны­ми. (11) Меж­ду­цар­ст­вие в их вла­сти¹⁶⁵, но уж одно-то из кон­суль­ских мест при­над­ле­жит пле­бе­ям, и народ волен отдать эту долж­ность тому, кто пред­по­чтет поско­рей победить, а не поль­зо­вать­ся подоль­ше вла­стью.

35. (1) Народ был подо­грет эти­ми реча­ми, и хотя иска­ли кон­суль­ства три пат­ри­ция, Пуб­лий Кор­не­лий Мерен­да, Луций Ман­лий Воль­сон, Марк Эми­лий Лепид, (2) и двое пле­бе­ев из знат­ных семейств, Гай Атти­лий Серан и Марк Элий Пет^[1], из кото­рых один был пон­ти­фи­ком, а дру­гой — авгу­ром, тем не менее избран был един­ст­вен­ный кон­сул Гай Терен­ций. Теперь от него зави­се­ли и выбо­ры сото­ва­ри­ща¹⁶⁶. (3) Тогда знать, убедив­ша­я­ся, что сопер­ни­ки Терен­ция ока­за­лись недо­ста­точ­но силь­ны­ми, уго­во­ри­ла Луция Эми­лия Пав­ла, кото­рый в свое вре­мя был кон­су­лом вме­сте с Мар­ком Ливи­ем и к чер­ни отно­сил­ся враж­деб­но, — когда кол­ле­га был осуж­ден, он и сам едва уце­лел¹⁶⁷, — выста­вить свою кан­дида­ту­ру; отка­зы­вал­ся он дол­го и упор­но. (4) На бли­жай­шем народ­ном собра­нии все преж­ние Варро­но­вы сопер­ни­ки отсту­пи­лись, и не столь­ко в това­ри­щи, сколь­ко в про­тив­ни­ки ему выбран был Луций Эми­лий Павел. (5) Затем состо­я­лись выбо­ры пре­то­ров — избра­ны были Марк Пом­по­ний Матон и Пуб­лий Фурий Фил: Фил дол­жен был раз­би­рать тяж­бы меж­ду граж­да­на­ми, Пом­по­ний — меж­ду граж­да­на­ми и чуже­зем­ца­ми; (6) допол­ни­тель­но были выбра­ны еще два пре­то­ра: Марк Клав­дий Мар­целл¹⁶⁸ для Сици­лии, Луций Посту­мий Аль­бин — для Гал­лии. (7) Все полу­чи­ли назна­че­ния в свое отсут­ст­вие; нико­му, кро­ме кон­су­ла Терен­ция, его маги­ст­ра­ту­ра не была вно­ве; мно­гих отваж­ных и дея­тель­ных мужей обо­шли, счи­тая, что в такое вре­мя сле­ду­ет пору­чать вся­кое дело толь­ко чело­ве­ку, с ним зна­ко­мо­му.

с.87 36. (1) Уве­ли­че­но было вой­ско, но сколь­ко при­ба­ви­ли пехоты и кон­ни­цы и сколь­ко како­го рода ору­жия, об этом писа­те­ли гово­рят по-раз­но­му, и я не осме­лил­ся бы на чем-то наста­и­вать. (2) Одни гово­рят, что вой­ско попол­ни­ли деся­тью тыся­ча­ми ново­бран­цев; дру­гие, что было набра­но четы­ре новых леги­о­на, чтобы, воюя, рас­по­ла­гать восе­мью леги­о­на­ми; (3) в леги­оне уве­ли­че­но было чис­ло пехо­тин­цев и всад­ни­ков; к каж­до­му доба­ви­ли по тыся­че пехо­тин­цев и по сотне всад­ни­ков — все­го в леги­оне теперь было пять тысяч пехоты и три сот­ни всад­ни­ков; союз­ни­ки выстав­ля­ли вдвое боль­ше всад­ни­ков, а пехоты — столь­ко же. (4) Ко вре­ме­ни бит­вы при Кан­нах вой­ско состо­я­ло, как пишут неко­то­рые, из вось­ми­де­ся­ти семи тысяч двух­сот чело­век. (5) И, в чем все писа­те­ли схо­дят­ся, общий порыв и усер­дие, с каким велось дело, были бес­при­мер­ны, так как дик­та­тор уже обна­де­жил сограж­дан, пока­зав им, что враг может быть побеж­ден.

(6) Преж­де чем новые леги­о­ны дви­ну­лись из горо­да, децем­ви­рам было веле­но спра­вить­ся в Кни­гах¹⁶⁹ об устра­шив­ших народ новых зна­ме­ни­ях: (7) и в Риме на Авен­тине, и в Ари­ции¹⁷⁰ в одно и то же, как выяс­ни­лось, вре­мя шел камен­ный дождь, в Сабин­ской обла­сти на ста­ту­ях высту­пи­ла кровь, (8) в Цере кровь появи­лась в водах горя­че­го источ­ни­ка — это осо­бен­но устра­ша­ло, пото­му что не раз повто­ря­лось¹⁷¹; в Кры­том про­ул­ке¹⁷², веду­щем к Мар­со­ву полю, мол­нией уби­ло несколь­ко чело­век. (9) По пово­ду этих зна­ме­ний совер­ше­ны были уми­ло­сти­ви­тель­ные жерт­во­при­но­ше­ния соглас­но ука­за­нию Книг. Послы из Песту­ма¹⁷³ при­шли в Рим с золоты­ми чаша­ми: их, как и неа­по­ли­тов, побла­го­да­ри­ли, но чаш не при­ня­ли.

37. (1) В эти же дни в Остию при­был от Гиеро­на флот с боль­шим запа­сом про­до­воль­ст­вия. (2) Послов пред­ста­ви­ли сена­ту: по их сло­вам, соб­ст­вен­ное горе и бед­ст­вия государ­ства не огор­чи­ли бы царя Гиеро­на боль­ше, чем гибель кон­су­ла Гая Фла­ми­ния и его вой­ска¹⁷⁴; (3) он пре­крас­но зна­ет, что вели­чие рим­ско­го наро­да в бед­ст­вии еще уди­ви­тель­нее, чем в сча­стии, (4) но тем не менее послал все, чем доб­рые и вер­ные союз­ни­ки помо­га­ют в воен­ное вре­мя; он умо­ля­ет сена­то­ров не отка­зы­вать­ся. (5) Преж­де все­го он под­но­сит как доб­рое пред­зна­ме­но­ва­ние золотую ста­тую Победы, весом в две­сти два­дцать фун­тов: пусть они ее при­мут, пусть дер­жат ее у себя и пусть они веч­но счи­та­ют ее сво­ей соб­ст­вен­ной. (6) Сей­час при­ве­зе­но трид­цать тысяч моди­ев¹⁷⁵ пше­ни­цы и две­сти тысяч моди­ев ячме­ня, чтобы не было нуж­ды в про­до­воль­ст­вии; под­ве­зе­но будет еще, сколь­ко потре­бу­ет­ся: пусть толь­ко рим­ляне рас­по­рядят­ся. (7) Царь зна­ет, что в пехо­те и кон­ни­це слу­жат толь­ко рим­ляне и лати­ны, но в лег­ко воору­жен­ных вспо­мо­га­тель­ных отрядах он видел и чуже­зем­цев. (8) Поэто­му он отпра­вил к ним тыся­чу луч­ни­ков и пращ­ни­ков, они пре­вос­ход­но сра­жа­ют­ся с бале­ар­ца­ми и мав­ра­ми, вооб­ще со все­ми, кто вла­де­ет мета­тель­ным ору­жи­ем. (9) Гиерон к с.88 сво­им дарам при­ба­вил еще совет: пусть пре­тор, ведаю­щий Сици­ли­ей, пере­пра­вит­ся с фло­том в Афри­ку: кар­фа­ге­няне на себе почув­ст­ву­ют, что такое вой­на, да и посы­лать помощь Ган­ни­ба­лу будет им затруд­ни­тель­нее.

(10) Сенат отве­тил царю так: «Гиерон явил себя бла­го­род­ным чело­ве­ком и пре­вос­ход­ным союз­ни­ком с того само­го дня, как вошел в друж­бу с рим­ским наро­дом, вер­ность кото­ро­му соблюдал, все­гда и всюду помо­гая рим­ско­му государ­ству. (11) Золо­то, при­не­сен­ное несколь­ки­ми дру­ги­ми горо­да­ми, рим­ский народ, побла­го­да­рив, не при­нял; (12) но Победу и доб­рое пред­зна­ме­но­ва­ние он при­ни­ма­ет, опре­де­ля­ет и назна­ча­ет богине место на Капи­то­лии в хра­ме Юпи­те­ра Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го. Освя­щен­ная в этой твер­дыне горо­да Рима да пре­будет она неиз­мен­но бла­го­склон­ной к наро­ду рим­ско­му».

(13) Пращ­ни­ков, луч­ни­ков и при­па­сы пере­да­ли кон­су­лам. К флоту¹⁷⁶, нахо­див­ше­му­ся в Сици­лии под коман­дой про­пре­то­ра Тита Ота­ци­лия, при­ба­ви­ли два­дцать пять квин­кве­рем; пре­то­ру доз­во­ли­ли пере­пра­вить­ся в Афри­ку, если это, по его мне­нию, ко бла­гу государ­ства.

38. (1) Кон­су­лы, закон­чив набор, подо­жда­ли несколь­ко дней, пока при­шли сол­да­ты от союз­ни­ков и лати­нов. (2) Тогда воен­ные три­бу­ны при­ве­ли вои­нов к при­ся­ге, (3) чего рань­ше нико­гда не быва­ло. Ведь до того вре­ме­ни сол­да­ты дава­ли лишь клят­ву, что по при­ка­зу кон­су­ла собе­рут­ся и без при­ка­за не разой­дут­ся, а потом в собрав­шем­ся уже вой­ске они — всад­ни­ки по деку­ри­ям, (4) пехо­тин­цы по цен­ту­ри­ям — доб­ро­воль­но кля­лись друг перед дру­гом¹⁷⁷ в том, что страх не заста­вит их ни уйти, ни бежать, что они не поки­нут строй, раз­ве толь­ко чтобы взять или поис­кать ору­жие, чтобы пора­зить вра­га или спа­сти сограж­да­ни­на. (5) Этот дого­вор, кото­рым они сами себя доб­ро­воль­но свя­зы­ва­ли, и пре­вра­тил­ся в уза­ко­нен­ную при­ся­гу, кото­рую дава­ли перед три­бу­на­ми.

(6) Пока вой­ско еще не ушло из горо­да, кон­сул Варрон часто созы­вал народ на сход­ки и про­из­но­сил перед ним ярост­ные речи: обви­нял знать в том, что она при­гла­си­ла непри­я­те­ля в Ита­лию, (7) гово­рил, что государ­ству не стрях­нуть вой­ну со сво­ей шеи, если пол­ко­во­д­ца­ми будут Фабии, а он, Варрон, как увидит вра­га, так закон­чит вой­ну. (8) Его сото­ва­рищ Павел созвал народ толь­ко раз, нака­нуне выступ­ле­ния из Горо­да, и обра­тил­ся к нему с речью прав­ди­вой, а не уго­д­ли­вой; о Варроне ниче­го гру­бо­го не ска­зал; (9) лишь уди­вил­ся, как это пол­ко­во­дец, еще не зна­ко­мый ни со сво­им, ни с непри­я­тель­ским вой­ском, ни с мест­но­стью, ни с при­род­ны­ми усло­ви­я­ми, уже сей­час, сидя в Горо­де, зна­ет, (10) как будет сра­жать­ся, и даже может пред­ска­зать день бит­вы; (11) а он, Павел, пони­мая, что люди не рас­по­ря­жа­ют­ся собы­ти­я­ми, но собы­тия часто под­ска­зы­ва­ют реше­ния, не отдаст несвоевре­мен­ных при­ка­зов. Он жела­ет, чтобы дей­ст­вия были осто­рож­ны­ми и разум­ны­ми и при­ве­ли к успе­ху; (12) удаль­ство и с.89 само по себе глу­по, а сей­час толь­ко навле­чет беду. (13) Все пока­зы­ва­ло, что Павел поспеш­ным реше­ни­ям пред­по­чи­та­ет про­ду­ман­ные, суля­щие без­опас­ность. Когда он отправ­лял­ся из горо­да, Фабий, чтобы утвер­дить его в этих мыс­лях, обра­тил­ся к нему, как рас­ска­зы­ва­ют, с такой речью.

39. (1) «Луций Эми­лий, если бы твой сото­ва­рищ был похож на тебя (чего я так хотел бы), или, если бы ты был похож на сво­его сото­ва­ри­ща, то мне не сто­и­ло бы сей­час с тобой гово­рить: (2) будь вы оба хоро­ши­ми кон­су­ла­ми, вы и без моих ука­за­ний ста­ли бы чест­но дей­ст­во­вать на бла­го государ­ства; будь вы оба пло­хи, вы ни слов моих не услы­ша­ли бы, ни сове­тов моих не вос­при­ня­ли бы. (3) А сей­час я могу раз­глядеть, кто таков твой това­рищ и кто таков ты — пото­му и вся речь моя толь­ко к тебе: я вижу, что ты будешь хорош и как чело­век и как граж­да­нин, но это ниче­му не помо­жет, коль ско­ро государ­ство хро­ма­ет на дру­гую ногу, и у дур­но­го совет­ни­ка те же пра­ва, та же власть, что у доб­ро­го. (4) Ты заблуж­да­ешь­ся, Павел, если дума­ешь, что тебе при­дет­ся мень­ше бороть­ся с Терен­ци­ем, чем с Ган­ни­ба­лом; и я не знаю, кото­рый из двух страш­нее: (5) со вто­рым ты будешь бороть­ся толь­ко на поле бит­вы, а с пер­вым — все­гда и всюду; с Ган­ни­ба­лом будешь сра­жать­ся, выведя свою кон­ни­цу и пехоту, Варрон-пол­ко­во­дец обра­тит про­тив тебя тво­их же сол­дат. (6) Прочь злое пред­зна­ме­но­ва­ние, не хоте­лось бы поми­нать здесь Гая Фла­ми­ния, но ведь, все-таки он поте­рял голо­ву, когда был уже кон­су­лом, нахо­дясь в про­вин­ции и при вой­ске, а этот и преж­де, чем стал доби­вать­ся кон­суль­ства, и потом, покуда его доби­вал­ся и теперь уже, став­ши кон­су­лом, но не повидав еще ни вой­ны, ни вра­га, все безум­ст­во­вал и безум­ст­ву­ет. (7) Какую бурю под­нял он в Горо­де сре­ди граж­дан, хваст­ли­во гро­зясь буду­щи­ми сра­же­ни­я­ми. Как ты дума­ешь, что сде­ла­ет он, коман­дуя воору­жен­ны­ми вои­на­ми, там, где дело немед­лен­но сле­ду­ет за сло­вом? (8) И если он сей­час же, как объ­яв­лял, даст сра­же­ние, то или я ниче­го не пони­маю в воен­ном деле, в при­ро­де этой вой­ны, в пра­ве это­го вра­га, или какое-то новое место про­сла­вит­ся нашим пора­же­ни­ем боль­ше, чем Тра­зи­мен­ское озе­ро.

(9) Мне сей­час ни к чему выхва­лять­ся перед един­ст­вен­ным слу­ша­те­лем, да и я ско­рей черес­чур, пре­зи­рал сла­ву, чем сверх мер и стре­мил­ся к ней, но дело обсто­ит так: един­ст­вен­ный спо­соб вое­вать с Ган­ни­ба­лом — тот, каким вое­вал я: (10) тому учит не толь­ко исход собы­тий (этот учи­тель глуп­цов), но про­стой рас­чет, кото­рый оста­нет­ся пока не изме­нят­ся обсто­я­тель­ства. (11) Мы вою­ем в Ита­лии, в род­ных местах на нашей зем­ле; вокруг нас сограж­дане и союз­ни­ки, кото­рые помо­га­ют и будут помо­гать нам ору­жи­ем, людь­ми, коня­ми, про­до­воль­ст­ви­ем; (12) они дока­за­ли свою вер­ность, когда нам при­шлось пло­хо — вре­мя нас учит, и с каж­дым днем мы ста­но­вим­ся луч­ше, бла­го­ра­зум­нее, твер­же, (13) Ган­ни­бал, напро­тив — в чужой, во враж­деб­ной ему зем­ле; с.90 ему все враж­деб­но и непри­яз­нен­но; он дале­ко от дома, от оте­че­ства, ни на зем­ле, ни на море нет ему мира; ни один город не при­нял его в свои сте­ны, нигде не видит он ниче­го, что мог бы назвать сво­им, он живет со дня на день награб­лен­ным; (14) от вой­ска, кото­рое пере­шло Ибер, оста­лась едва ли треть; боль­шин­ство погиб­ло от голо­да, а не от меча; уцелев­шим едва хва­та­ет еды. (15) И ты сомне­ва­ешь­ся, что мы одо­ле­ем его, даже сидя спо­кой­но на месте? Он ведь с каж­дым днем сла­бе­ет: у него нет ни про­до­воль­ст­вия, ни попол­не­ния вой­ску, ни денег. (16) Сколь­ко вре­ме­ни сидит он под Герео­ни­ем, жал­кой апу­лий­ской кре­по­стью, слов­но под кар­фа­ген­ски­ми сте­на­ми. (17) Но я не ста­ну хва­лить­ся даже перед тобой сво­и­ми заслу­га­ми — посмот­ри, как моро­чи­ли его Гней Сер­ви­лий и Ати­лий, кон­су­лы про­шло­го года.

Есть один вер­ный путь к спа­се­нию, Луций Павел, и тяж­ким, опас­ным сде­ла­ют его для тебя не вра­ги, а сограж­дане. (18) Твои и непри­я­тель­ские сол­да­ты будут хотеть одно­го и того же; Варрон, рим­ский кон­сул, и Ган­ни­бал, вождь кар­фа­ге­нян, воз­же­ла­ют того же само­го. Тебе при­дет­ся про­ти­во­сто­ять двум вождям, и ты усто­ишь, если будешь рав­но­ду­шен к люд­ским тол­кам, если тебя не взвол­ну­ют ни пустая сла­ва сото­ва­ри­ща, ни твой мни­мый позор. (19) Прав­ду, гово­рят, очень часто гонят, но убить ее невоз­мож­но: кто пре­не­бре­жет лож­ной сла­вой, обре­тет истин­ную. (20) Пусть тебя, осто­рож­но­го, назы­ва­ют роб­ким; осмот­ри­тель­но­го — непо­во­рот­ли­вым, све­ду­ще­го в воен­ном деле — тру­сом; пусть луч­ше боит­ся тебя умный враг, чем хва­лят глуп­цы-сограж­дане. Ган­ни­бал с пре­зре­ни­ем отне­сет­ся к тому, кто отва­жит­ся на все, и побо­ит­ся про­тив­ни­ка, кото­рый ниче­го не дела­ет очер­тя голо­ву. (21) Я не гово­рю тебе: “ниче­го не делай” — дей­ст­вуй, но пусть тобой руко­во­дит разум, а не уда­ча; все­гда вла­дей собой и всем, что у тебя есть; будь все­гда нагото­ве, не упус­кай счаст­ли­во­го слу­чая и не пре­до­став­ляй такой слу­чай вра­гу. (22) Тому, кто не торо­пит­ся, все ясно и все понят­но, поспеш­ность неосмот­ри­тель­на и сле­па».

40. (1) Ответ­ная речь кон­су­ла отнюдь не была бод­рой: он пони­мал, что сло­ва Фабия спра­вед­ли­вы, но лег­че было ска­зать их, чем при­ме­нить на деле. (2) Дик­та­тор едва мог выне­сти началь­ни­ка кон­ни­цы¹⁷⁸, а хва­тит ли у меня, кон­су­ла, сил и вли­я­ния для борь­бы с бес­по­кой­ным, взбал­мош­ным сото­ва­ри­щем? (3) В пер­вое свое кон­суль­ство он раз­жег в наро­де такой пожар, что сам выско­чил из него полу­об­го­ре­лым. Да будет все бла­го­по­луч­но; если же слу­чит­ся какая беда, то я пред­по­чту погиб­нуть от вра­же­ских дро­ти­ков, а не от яро­сти голо­су­ю­щих граж­дан.

(4) После этих слов Павел, как рас­ска­зы­ва­ют, отбыл в сопро­вож­де­нии вид­ней­ших сена­то­ров; кон­су­ла-пле­бея про­во­жа­ли его пле­беи — тол­па была боль­шей, но досто­ин­ства ей не хва­та­ло. (5) По с.91 при­бы­тии в лагерь сме­ша­ли ста­рое и новое вой­ско, сол­дат раз­ме­сти­ли в двух лаге­рях: новый, мень­ший, был бли­же к Ган­ни­ба­лу; а в ста­ром была боль­шая часть вой­ска и весь его цвет; (6) Мар­ка Ати­лия, кон­су­ла про­шло­го года, изви­няв­ше­го себя ста­ро­стью, отпра­ви­ли в Рим — Геми­на Сер­ви­лия поста­ви­ли началь­ни­ком в мень­шем лаге­ре; под его коман­дой нахо­ди­лись рим­ский леги­он и две тыся­чи союз­ной пехоты и кон­ни­цы.

(7) Ган­ни­бал неве­ро­ят­но обра­до­вал­ся при­бы­тию обо­их кон­су­лов, хотя и видел, что вра­же­ское вой­ско уве­ли­чи­лось в пол­то­ра раза. (8) Награб­лен­но­го про­до­воль­ст­вия оста­ва­лось толь­ко на день, а гра­бить боль­ше было негде: все хозя­е­ва свез­ли хлеб из сво­их откры­тых уса­деб в укреп­лен­ные горо­да; (9) хле­ба оста­ва­лось — об этом узна­ли поз­же — едва на десять дней; голод­ные испан­цы пере­шли бы к рим­ля­нам, если бы те ста­ли ждать, как пой­дет дело.

41. (1) Но тут сама судь­ба под­толк­ну­ла стре­ми­тель­но­го и бес­тол­ко­во­го кон­су­ла¹⁷⁹: сол­да­ты, стре­мясь захва­тить фура­жи­ров, без при­ка­за, без под­готов­ки, нача­ли бес­по­рядоч­ное сра­же­ние, окон­чив­ше­е­ся для рим­лян и пуний­цев по-раз­но­му: (2) у вра­гов уби­то было око­ло тыся­чи семи­сот чело­век, у рим­лян и союз­ни­ков — не боль­ше ста. Победи­те­ли опро­ме­тью кину­лись было в пого­ню, но Павел, (3) у кото­ро­го в этот день была власть (кон­су­лы коман­до­ва­ли пооче­ред­но) оста­но­вил их, боясь заса­ды, а Варрон вопил и него­до­вал: «Вра­га выпу­сти­ли из рук; если бы не пре­кра­ти­ли сра­же­ния, вой­на была бы кон­че­на». (4) Ган­ни­ба­ла поте­ри не очень огор­чи­ли: он счи­тал, что пыл­кий и бес­тол­ко­вый кон­сул, а еще боль­ше ново­бран­цы, толь­ко раз­ла­ко­ми­лись. (5) Все про­ис­хо­див­шее у непри­я­те­ля было ему так же извест­но, как все в сво­ем лаге­ре: он знал, что рим­ские коман­дую­щие — люди раз­ные, что меж­ду ними согла­сия нет и что почти две тре­ти вой­ска — ново­бран­цы. (6) Вре­мя и место он счел под­хо­дя­щи­ми для заса­ды, и в сле­дую­щую же ночь, при­ка­зав вои­нам взять с собой толь­ко ору­жие и оста­вив лагерь, пол­ный иму­ще­ства, и обще­ст­вен­но­го, и част­но­го, (7) пере­шел с вой­ском через бли­жай­шие горы, там он спря­тал с левой сто­ро­ны пехо­тин­цев, с пра­вой кон­ни­ков, а обоз пере­вел через нахо­див­шу­ю­ся посредине доли­ну: (8) пусть рим­ляне дума­ют, буд­то хозя­е­ва лаге­ря бежа­ли, зай­мут­ся гра­бе­жом, тут-то он их и застигнет. (9) В лаге­ре оста­ви­ли мно­го огней, чтобы рим­ляне поду­ма­ли, что Ган­ни­бал, пус­ка­ясь в дале­кий путь, хотел огня­ми обма­нуть кон­су­лов и удер­жать их на месте, как он это сде­лал с Фаби­ем в про­шлом году¹⁸⁰.

42. (1) Когда рас­све­ло, рим­лян уди­ви­ло отсут­ст­вие кара­уль­ных и необыч­ная тиши­на. (2) Удо­сто­ве­рив­шись, что в лаге­ре нико­го нет, сол­да­ты кину­лись к палат­кам кон­су­лов и донес­ли: враг бежал в таком стра­хе, что не убрал даже пала­ток и не поту­шил огней. (3) Под­нял­ся крик; «Пусть при­ка­жут высту­пить, пре­сле­до­вать вра­га и сра­зу затем — гра­бить лагерь». (4) Один с.92 кон­сул вел себя совсем, как про­стой сол­дат; Павел твер­дил, что надо быть осто­рож­ным и пред­у­смот­ри­тель­ным, но, нако­нец, видя, что ина­че ему не сдер­жать ни взба­ла­му­чен­ных сол­дат, ни их пред­во­ди­те­ля, отпра­вил пре­фек­та Мария Ста­ти­лия с эскад­ро­ном лукан­цев¹⁸¹ осмот­реть лагерь. (5) Подъ­е­хав к воротам, Марий велел оста­но­вить­ся, а сам с дву­мя всад­ни­ка­ми въе­хал в лагерь, вни­ма­тель­но все осмот­рел и заявил, что тут несо­мнен­но какая-то запад­ня: (6) кост­ры в лаге­ре не зага­ше­ны с той сто­ро­ны, кото­рая обра­ще­на к непри­я­те­лю, палат­ки откры­ты, и все цен­ное на виду, кое-где валя­ет­ся сереб­ро, нароч­но бро­шен­ное на ходу как при­ман­ка.

(7) Сло­ва эти, ска­зан­ные, чтобы отпуг­нуть алч­ных сол­дат, их, напро­тив того рас­па­ли­ли. Сол­да­ты кри­ча­ли, что, если не пове­дут их на вра­га пол­ко­вод­цы, они пой­дут и без них. Пол­ко­во­дец, одна­ко, был тут как тут: Варрон немед­лен­но дал сиг­нал высту­пать. (8) Павел мед­лил и сам, а тут еще пти­чьи зна­ме­нья ока­за­лись небла­го­при­ят­ны¹⁸², и он велел ска­зать о том сото­ва­ри­щу, уже выхо­див­ше­му из лаге­ря. (9) Варрон был очень раздо­са­до­ван, но вспом­нил недав­нее пора­же­ние Фла­ми­ния¹⁸³, вспом­нил и про­иг­ран­ное в первую Пуни­че­скую вой­ну при кон­су­ле Клав­дии мор­ское сра­же­ние¹⁸⁴, и его охва­тил страх. (10) В этот день боги, мож­но ска­зать, отло­жи­ли беду, навис­шую над рим­ля­на­ми, хоть и не оста­но­ви­ли ее; когда сол­да­ты отка­за­лись было пови­но­вать­ся при­ка­зу кон­су­лов о воз­вра­ще­нии в лагерь, (11) но слу­чи­лось так, что в тот самый день два раба, при­над­ле­жав­шие — один фор­мий­ско­му всад­ни­ку, а дру­гой сиди­цин­ско­му¹⁸⁵, захва­чен­ные нуми­дий­ца­ми сре­ди фура­жи­ров при кон­су­лах Сер­ви­лии и Ати­лии¹⁸⁶, убе­жа­ли к сво­им гос­по­дам. Их при­ве­ли к кон­су­лам, и они сооб­щи­ли, что все вой­ско Ган­ни­ба­ла сидит в заса­де за ближ­ни­ми гора­ми. (12) При­шли эти двое рабов вовре­мя — кон­су­лы вновь обре­ли власть, кото­рую было рас­те­ря­ли, когда один из них, заис­ки­вая перед сол­да­та­ми и злост­но попу­сти­тель­ст­вуя им, уни­зил высо­кое досто­ин­ство сво­его сана.

43. (1) Ган­ни­бал видел, что рим­ляне под­да­лись без­рас­суд­ству, но до край­но­сти не дошли. Хит­ро­сти его были рас­кры­ты, и он вер­нул­ся в лагерь ни с чем. (2) Дол­го там оста­вать­ся было ему нель­зя: не хва­ти­ло бы хле­ба; не толь­ко про­стые вои­ны — раз­но­пле­мен­ной сброд, но и сам вождь мета­лись от замыс­ла к замыс­лу. (3) Ведь начал­ся ропот, а после и во весь голос ста­ли сол­да­ты тре­бо­вать свое жало­ва­нье, жало­вать­ся спер­ва на доро­го­виз­ну, а потом и на голод; пошли слу­хи, что наем­ни­ки, пре­иму­ще­ст­вен­но испан­цы, заду­ма­ли перей­ти к рим­ля­нам. (4) Даже сам Ган­ни­бал, гово­рят, ино­гда поду­мы­вал бро­сить всю пехоту, про­рвать­ся с кон­ни­цей и бежать в Гал­лию. (5) Такие замыс­лы обсуж­да­лись, и такое настро­е­ние цари­ло в лаге­ре, — поэто­му Ган­ни­бал решил идти в Апу­лию¹⁸⁷: кли­мат там жар­че и хле­ба жнут рань­ше, к тому же, чем даль­ше он отой­дет от вра­га, тем с.93 труд­нее будет лег­ко­мыс­лен­ным вои­нам пере­бе­гать к рим­ля­нам. (6) Высту­пил Ган­ни­бал ночью, раз­вел, как рань­ше, кост­ры и оста­вил несколь­ко пала­ток: пусть и на этот раз рим­ляне, боясь запад­ни, не дви­нут­ся с места¹⁸⁸. (7) Тот же лука­нец Ста­ти­лий¹⁸⁹, обсле­до­вав все за лаге­рем и по ту сто­ро­ну гор, доло­жил, что непри­я­тель дале­ко; нача­ли стро­ить пла­ны пре­сле­до­ва­ния.

(8) Кон­су­лы, ни тот, ни дру­гой, не изме­ни­ли сво­им преж­ним мне­ни­ям, но с Варро­ном согла­ша­лись почти все, а с Пав­лом — один Сер­ви­лий, кон­сул про­шло­го года. (9) Сле­дуя мне­нию боль­шин­ства и покор­ст­вуя судь­бе, они высту­пи­ли, чтобы про­сла­вить Кан­ны пора­же­ни­ем рим­лян. (10) Око­ло этой дерев­ни Ган­ни­бал раз­бил свой лагерь, поста­вив его тылом к вет­ру вол­тур­ну¹⁹⁰, кото­рый несет тучи пыли с полей, иссу­шен­ных засу­хой. (11) Такое рас­по­ло­же­ние, вооб­ще очень хоро­шее, ока­жет­ся осо­бен­но выгод­ным, когда вой­ска ста­нут стро­ить­ся для сра­же­ния: кар­фа­ге­ня­нам ветер будет дуть в спи­ну, а рим­ля­нам забьет гла­за пылью.

44. (1) Кон­су­лы, раз­ведав пути, пре­сле­до­ва­ли кар­фа­ге­нян. При­дя к Кан­нам¹⁹¹ и ока­зав­шись вбли­зи непри­я­те­ля, они укре­пи­ли два лаге­ря, оста­вив меж­ду ними при­мер­но такое же рас­сто­я­ние, как под Герео­ни­ем¹⁹², и разде­лив, как и рань­ше, вой­ско. (2) Река Авфид омы­ва­ла оба лаге­ря¹⁹³, и водо­но­сы ходи­ли за водой, где кому было удоб­но, но без столк­но­ве­ний не обхо­ди­лось; (3) одна­ко, из мень­ше­го лаге­ря, кото­рый был постав­лен за Авфидом, рим­ля­нам брать воду было сво­бод­нее, пото­му что там на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу не было непри­я­тель­ско­го поста. (4) Ган­ни­бал наде­ял­ся, что кон­су­лы дадут ему воз­мож­ность завя­зать сра­же­ние в месте, при­ро­дой создан­ном для кон­ных битв, в кото­рых он был непо­бедим. Выстро­ив вой­ско, он послал впе­ред нуми­дий­цев, чтобы они раз­драз­ни­ли вра­га. (5) И опять в рим­ском лаге­ре нача­лось вол­не­ние: сол­да­ты гото­вы были воз­му­тить­ся, а кон­су­лы не соглас­ны меж­ду собой; Павел напо­ми­нал Варро­ну о глу­пом удаль­стве Сем­п­ро­ния и Фла­ми­ния, а Варрон попре­кал Пав­ла Фаби­ем как образ­цом всех роб­ких и лени­вых пол­ко­вод­цев. (6) Варрон, при­зы­вая в свиде­те­ли богов и людей, объ­яв­лял: не его вина, если Ган­ни­бал дав­но­стью вла­де­ния уже как бы при­об­рел для себя Ита­лию¹⁹⁴, — ведь он, Варрон, свя­зан сото­ва­ри­щем по руках и ногам: у раз­гне­ван­ных рву­щих­ся в бой сол­дат отни­ма­ют ору­жие. (7) Павел отве­чал: «Если с вой­ском, без­рас­суд­но бро­шен­ным в это сра­же­ние и обре­чен­ным, слу­чит­ся беда, то моей вины в этом нет, а общую участь я разде­лю со все­ми. А Варрон пусть следит, чтобы те, кто смел и скор на язык, суме­ли вое­вать и рука­ми».

45. (1) Вре­мя шло боль­ше в таких пре­пи­ра­тель­ствах, чем в сове­ща­ни­ях; Ган­ни­бал, про­дер­жав боль­шую часть дня вой­ско в строю, вер­нул­ся в лагерь, (2) но послал нуми­дий­цев через реку с.94 напасть на водо­но­сов из мень­ше­го рим­ско­го лаге­ря. (3) Едва вый­дя на берег, они с кри­ком напа­ли на эту нестрой­ную тол­пу, погна­ли ее и в общей сумя­ти­це доска­ка­ли до пере­до­вых постов и почти что до самых ворот лаге­ря. (4) Рим­лян воз­му­ти­ло, что какой-то вспо­мо­га­тель­ный отряд уже пыта­ет­ся наве­сти страх на рим­ский лагерь, и если они тут же не пере­шли реку и не всту­пи­ли в бой то, пото­му лишь, что коман­до­ва­ние в тот день при­над­ле­жа­ло Пав­лу. (5) И вот, на сле­дую­щий день Варрон, коман­до­вав­ший в свою оче­редь, подал, не посо­ве­щав­шись с това­ри­щем, сиг­нал к выступ­ле­нию, выстро­ил вой­ско и пере­вел его через реку. Павел шел с ним: он мог не одоб­рить его реше­ние, но не мог отка­зать ему в помо­щи. (6) Перей­дя реку, они при­со­еди­ни­ли к себе тех, кто сто­ял в мень­шем лаге­ре, и выстро­и­ли все рим­ское вой­ско в таком поряд­ке: на пра­вом флан­ге (он был бли­же к реке) рим­ская кон­ни­ца, а за ней пехота; (7) край­ние на левом флан­ге — кон­ни­ца союз­ни­ков, а за ней их пехота, в середине строя при­мы­кав­шая к леги­о­нам; на пере­д­ней линии сто­я­ли копей­щи­ки и дру­гие лег­ко­во­ору­жен­ные из вспо­мо­га­тель­ных войск. (8) Кон­су­лы нахо­ди­лись на флан­гах: Терен­ций на левом, Эми­лий на пра­вом, середи­ной строя коман­до­вал Гемин Сер­ви­лий.

46. (1) Ган­ни­бал на рас­све­те, выслав впе­ред бале­ар­цев и дру­гих лег­ко­во­ору­жен­ных, пере­шел реку; пере­во­дя каж­дую часть, он тут же ука­зы­вал ей место в строю: (2) кон­ных испан­цев и гал­лов поста­вил он бли­же к реке на левом флан­ге про­тив рим­ской кон­ни­цы; (3) нуми­дий­ских кон­ни­ков — на пра­вом; в середине строя сто­я­ла пехота; по кра­ям афри­кан­цы, а меж­ду ними испан­цы и гал­лы. (4) Афри­кан­цев на вид мож­но было бы при­нять за рим­лян, пото­му что ору­жие у них было рим­ское, подо­бран­ное у Тре­бии и еще боль­ше — у Тра­зи­мен­ско­го озе­ра, (5) У гал­лов и у испан­цев щиты были вида почти оди­на­ко­во­го, а мечи раз­лич­ные: у гал­лов очень длин­ные с закруг­лен­ным клин­ком; у испан­цев, кото­рые в бою боль­ше колют, чем рубят, — корот­кие и ост­рые¹⁹⁵. Пле­ме­на эти вну­ша­ли осо­бен­ный ужас и огром­ным ростом вои­нов, и всем их обли­чьем: (6) гал­лы, обна­жен­ные до пупа, испан­цы в туни­ках осле­пи­тель­ной белиз­ны, окайм­лен­ных пур­пу­ром. Пехоты в строю было сорок тысяч, кон­ни­цы — десять. (7) Левым кры­лом коман­до­вал Газ­д­ру­бал, пра­вым — Магар­бал, цен­тром — сам Ган­ни­бал с бра­том Маго­ном. (8) Слу­чай­но или созна­тель­но, но оба вой­ска были постав­ле­ны боком к солн­цу, что было очень удоб­но для тех и дру­гих — пуний­цы сто­я­ли лицом к севе­ру, рим­ляне — к югу; (9) но ветер — мест­ные жите­ли назы­ва­ют его вол­тур­ном — дул рим­ля­нам пря­мо в лицо, неся тучи пыли, он засы­пал ею гла­за, мешая зре­нию¹⁹⁶.

47. (1) Под­нял­ся крик, завя­за­лось сра­же­ние меж­ду лег­ко­во­ору­жен­ны­ми из вспо­мо­га­тель­ных войск, выбе­жав­ши­ми впе­ред, затем испан­ские и галль­ские кон­ни­ки, сто­яв­шие на левом флан­ге, сшиб­лись с кон­ни­ка­ми рим­ско­го пра­во­го флан­га, но сра­жа­лись с.95 совсем не по пра­ви­лам кон­но­го боя: (2) бились лицом к лицу — обой­ти непри­я­те­ля было невоз­мож­но: с одной сто­ро­ны река, с дру­гой — выстро­ив­ши­е­ся пехо­тин­цы. (3) Про­тив­ни­ки, дви­га­ясь толь­ко впе­ред, упер­лись друг в дру­га. Лоша­ди сби­лись в тес­ную кучу, вои­ны стас­ки­ва­ли друг дру­га с коней. Сра­же­ние уже ста­ло пре­вра­щать­ся в пешее. Бились оже­сто­чен­но, но недол­го — рим­ских кон­ни­ков оттес­ни­ли, и они обра­ти­лись в бег­ство. (4) К кон­цу кон­но­го боя в сра­же­ние всту­пи­ла пехота, вна­ча­ле, пока ряды испан­цев и гал­лов не были рас­стро­е­ны, про­тив­ни­ки и сила­ми, и духом были друг дру­гу рав­ны, (5) нако­нец рим­ляне после мно­го­крат­ных уси­лий потес­ни­ли вра­гов, насту­пая ров­ным плот­ным¹⁹⁷ стро­ем на выдви­ну­тую впе­ред середи­ну их строя, сво­его рода клин¹⁹⁸, кото­рый был недо­ста­точ­но кре­пок, так как строй здесь был неглу­бок. (6) Затем, тес­ня и пре­сле­дуя побе­жав­ших в стра­хе вра­гов, рим­ляне разо­рва­ли середи­ну строя¹⁹⁹ и ворва­лись в рас­по­ло­же­ние непри­я­те­ля и, нако­нец, не встре­чая сопро­тив­ле­ния, дошли до афри­кан­цев, (7) кото­рые были постав­ле­ны на отведен­ных назад флан­гах того само­го высту­па в середине строя, где были испан­цы и гал­лы. (8) Когда их потес­ни­ли, вра­же­ская линия сна­ча­ла выров­ня­лась, а затем, про­ги­ба­ясь, обра­зо­ва­ла посе­редине мешок, по кра­ям кото­ро­го и ока­за­лись афри­кан­цы. Когда рим­ляне неосто­рож­но туда бро­си­лись, афри­кан­цы дви­ну­лись с обе­их сто­рон, окру­жая рим­лян, и запер­ли их с тыла²⁰⁰. (9) Теперь рим­ляне, выиг­рав­шие без вся­кой поль­зы для себя пер­вый бой, бро­сив испан­цев и гал­лов, кото­рых силь­но поби­ли с тыла, нача­ли новое сра­же­ние с афри­кан­ца­ми. (10) Оно было нерав­ным не толь­ко пото­му, что окру­жен­ные сра­жа­лись с окру­жив­ши­ми, но и пото­му, что уста­лые бились со све­жим и бод­рым вра­гом.

48. (1) Уже и на левом флан­ге рим­лян, где про­тив нуми­дий­цев сто­я­ла союз­ни­че­ская кон­ни­ца, завя­за­лось сра­же­ние. Сна­ча­ла оно шло вяло, и вра­ги при­ме­ни­ли пуний­скую хит­рость. (2) Око­ло пяти­сот нуми­дий­цев в сво­ем обыч­ном воин­ском сна­ря­же­нии, но еще и с меча­ми, спря­тан­ны­ми под пан­ци­рем, при­ска­ка­ли как пере­беж­чи­ки со щита­ми за спи­ной к рим­ля­нам; (3) они вдруг соско­чи­ли с коней, бро­си­ли под ноги непри­я­те­ля щиты и дро­ти­ки и были при­ня­ты в середи­ну строя, затем их отве­ли в самый тыл и веле­ли там оста­вать­ся. Они и не тро­га­лись с места, пока сра­же­ние не раз­го­ре­лось и не захва­ти­ло все вни­ма­ние сра­жав­ших­ся; (4) тогда-то, подо­брав щиты, валяв­ши­е­ся сре­ди груд уби­тых, они напа­ли на рим­ский строй с тыла, разя вои­нов в спи­ну и под­се­кая под­жил­ки. Поте­ри были вели­ки, но еще боль­ше — страх и сумя­ти­ца. (5) Кое-где рим­ляне, пере­пу­гав­шись, бежа­ли, а кое-где бились упря­мо, ни на что не наде­ясь²⁰¹. Кар­фа­ген­ским вой­ском в той части поля, где рим­ляне побе­жа­ли, коман­до­вал Газ­д­ру­бал; он вывел из строя нуми­дий­цев, кото­рые сра­жа­лись вяло, и послал их в пого­ню за бег­ле­ца­ми, (6) а испан­ских и галль­ских с.96 кон­ни­ков при­со­еди­нил к афри­кан­цам, кото­рые, уби­вая вра­гов, уже уто­ми­лись боль­ше, чем от сра­же­ния²⁰².

49. (1) В дру­гой части бран­но­го поля²⁰³ Павел, хотя и тяже­ло ранен­ный в самом нача­ле сра­же­ния кам­нем из пра­щи, (2) с плот­ным стро­ем сол­дат не раз напа­дал на Ган­ни­ба­ла: охра­ня­е­мый рим­ски­ми кон­ни­ка­ми, он в несколь­ких местах заста­вил сол­дат вновь идти в бой; под конец кон­ни­ки спе­ши­лись, видя, что у кон­су­ла уже нет сил справ­лять­ся с конем. (3) Рас­ска­зы­ва­ют, что Ган­ни­бал, узнав о при­ка­зе кон­су­ла всад­ни­кам спе­шить­ся, вос­клик­нул: «Луч­ше б, свя­зав их, при­вел ко мне!»²⁰⁴

(4) Всад­ни­ки сра­жа­лись пеши­ми; победа непри­я­те­ля была несо­мнен­ной, одна­ко побеж­ден­ные пред­по­чи­та­ли уми­рать, не схо­дя с места, но не бежать. Победи­те­ли, доса­дуя на тех, кто мешал пол­ной победе, ста­ли изби­вать тех, кого ото­гнать не смог­ли. (5) Немно­гих уцелев­ших, уста­лых от боя и ран, все-таки ото­гна­ли: нача­лось бес­по­рядоч­ное бег­ство; кто мог, вска­ки­вал на сво­его коня и нес­ся прочь. (6) Гней Лен­тул, воен­ный три­бун, про­ез­жав­ший мимо вер­хом, увидел кон­су­ла: он, весь в кро­ви, сидел на камне, (7) «Луций Эми­лий, — обра­тил­ся к нему Лен­тул, — ты один непо­ви­нен в сего­дняш­нем пора­же­нии, и боги долж­ны бы тебя пожа­леть; пока у тебя есть еще силы, я под­са­жу тебя на коня и пой­ду, при­кры­вая, рядом. (8) Не омра­чай этот день еще смер­тью кон­су­ла; и так хва­тит слез и горя». (9) «Хва­ла тво­ей доб­ле­сти, Гней Кор­не­лий, — отве­тил кон­сул, — не теряй вре­ме­ни, попу­сту сокру­ша­ясь; его и так мало — спе­ши, спа­сай­ся из вра­же­ских рук. (10) Ухо­ди, объ­яви все­на­род­но сена­то­рам; пусть, пока еще не подо­шел враг-победи­тель, укре­пят Рим и уси­лят охра­ну; Квин­ту Фабию ска­жи, Луций Эми­лий пом­нил его сове­ты, пока жил, пом­нит и теперь, уми­рая. (11) Меня оставь уми­рать сре­ди моих пав­ших сол­дат: я не хочу вто­рой раз из кон­су­ла стать обви­ня­е­мым²⁰⁵ и не хочу стать обви­ни­те­лем сво­его кол­ле­ги, чтобы чужою виной защи­щать свою неви­нов­ность». (12) За этим раз­го­во­ром их застиг­ла сна­ча­ла тол­па бегу­щих сограж­дан, а потом и вра­гов: не зная, что перед ними кон­сул, они закида­ли его дро­ти­ка­ми; Лен­ту­ла из пере­дел­ки вынес конь. Тут повсюду нача­лось общее бес­по­рядоч­ное бег­ство.

(13) Семь тысяч рим­лян укры­лись в мень­шем лаге­ре, десять — в боль­шем, тысяч око­ло двух — в самой деревне, в Кан­нах; здесь они сра­зу же были окру­же­ны Кар­фа­ло­ном и его кон­ни­ка­ми, так как дерев­ня не была укреп­ле­на. (14) Вто­рой кон­сул не при­со­еди­нив­шись — то ли слу­чай­но, то ли наме­рен­но, — ни к како­му отряду бег­ле­цов: с пятью­де­ся­тью при­мер­но всад­ни­ка­ми добрал­ся до Вену­зии^205a. (15) Уби­то было, гово­рят, сорок пять тысяч пять­сот пехо­тин­цев и две тыся­чи семь­сот кон­ни­ков — граж­дан и союз­ни­ков почти поров­ну²⁰⁶. (16) В чис­ле уби­тых были два кон­суль­ских кве­сто­ра²⁰⁷, Луций Ати­лий и Луций Фурий Биба­кул, два­дцать девять воен­ных три­бу­нов²⁰⁸, несколь­ко быв­ших кон­су­лов, с.97 быв­ших пре­то­ров и эди­лов (сре­ди них Гней Сер­ви­лий Гемин и Марк Мину­ций, быв­ший в преды­ду­щем году [221 г.]^[4] началь­ни­ком кон­ни­цы, а несколь­ко лет назад²⁰⁹ — кон­су­лом); (17) уби­то было восемь­де­сят сена­то­ров и быв­ших долж­ност­ных лиц, кото­рые долж­ны были быть вклю­че­ны в сенат²¹⁰: люди эти доб­ро­воль­но пошли вои­на­ми в леги­о­ны. (18) Взя­то в плен в этом сра­же­нии было, гово­рят, три тыся­чи пехо­тин­цев и тыся­ча пять­сот всад­ни­ков.

50. (1) Тако­ва была бит­ва при Кан­нах, столь же зна­ме­ни­тая печаль­ным исхо­дом, как и сра­же­ние при Аллии²¹¹, впро­чем, по послед­ст­ви­ям беда ока­за­лась менее тяж­кой из-за того, что враг замеш­кал­ся, (2) но по люд­ским поте­рям — и тяже­лей и позор­нее. (3) Бег­ство при Аллии пре­да­ло город, но сохра­ни­ло вой­ско; под Кан­на­ми за бежав­шим кон­су­лом сле­до­ва­ло едва ли и пять­де­сят всад­ни­ков; вой­ско погиб­ше­го кон­су­ла почти все было истреб­ле­но.

(4) В двух лаге­рях ока­за­лось мно­же­ство полу­во­ору­жен­ных сол­дат без вое­на­чаль­ни­ков, и из боль­ше­го лаге­ря в мень­шей отпра­ви­ли после с пред­ло­же­ни­ем пере­брать­ся к ним, пока вра­ги, утом­лен­ные и сра­же­ни­ем, и весе­лым пиром, спят тяж­ким сном; тогда все рим­ляне еди­ным отрядом уйдут в Кан­у­зий²¹². (5) Это пред­ло­же­ние одни отвер­га­ли совсем: «Поче­му при­гла­шаю­щие не идут к нам, ведь и так мож­но при­со­еди­нить­ся? пото­му, конеч­но, что своя жизнь им доро­же чужой, а опас­ность вели­ка: вокруг повсюду вра­ги». (6) Дру­гие и согла­си­лись бы с пред­ло­же­ни­ем, но им не хва­та­ло муже­ства. Пуб­лий Сем­п­ро­ний Туди­тан, воен­ный три­бун, обра­тил­ся к сол­да­там: «Вы пред­по­чи­та­е­те, чтобы вас взял в плен жад­ный в жесто­кий враг, чтобы голо­вы ваши оце­ни­ва­ли, чтобы оцен­щи­ки спра­ши­ва­ли у каж­до­го: “Рим­ский ты граж­да­нин или союз­ник латин?” и тво­им уни­же­ни­ем, тво­им позо­ром воз­вы­ша­ли дру­го­го?²¹³ (7) Конеч­но, нет, если в самом деле вы сограж­дане кон­су­ла Луция Эми­лия, кото­рый пред­по­чел слав­ную смерть позор­ной жиз­ни, и тех храб­рей­ших мужей, кото­рые груда­ми полег­ли вме­сте с ним. (8) Пока не застиг нас рас­свет, пока еще боль­шие отряды вра­гов не пре­гра­ди­ли нам путь, про­бьем­ся через эту бес­по­рядоч­ную тол­чею у ворот. (9) Меч и муже­ство про­ла­га­ют пути через сомкну­тые ряды непри­я­те­ля²¹⁴. А этот сла­бый нестрой­ный отряд мы рас­кида­ем, выстро­ив­шись кли­ном — он нам не пре­гра­да. За мной, кто хочет спа­стись сам и спа­сти оте­че­ство».

(10) После этих слов он обна­жил меч, постро­ил сол­дат кли­ном и повел через самую гущу вра­гов; (11) нуми­дий­цы бро­са­ли в них дро­ти­ки — в пра­вый, ничем не при­кры­тый бок. Сол­да­ты пере­ло­жи­ли щиты в пра­вую руку; око­ло шести­сот чело­век²¹⁵ добра­лись до боль­шо­го лаге­ря и, оттуда, соеди­нив­шись с дру­гим боль­шим отрядом, напра­ви­лись в Кан­у­зий, куда и при­шли невреди­мы­ми. (12) Побеж­ден­ные дей­ст­во­ва­ли так, ско­рее по с.98 како­му-то душев­но­му поры­ву, или пови­ну­ясь слу­чай­но­сти, чем по обду­ман­но­му пла­ну или чье­му-либо при­ка­за­нию.

51. (1) Все, окру­жав­шие победи­те­ля-Ган­ни­ба­ла, поздрав­ля­ли его и сове­то­ва­ли после тако­го сра­же­ния уде­лить оста­ток дня и сле­дую­щую ночь отды­ху для себя само­го и уста­лых сол­дат; (2) один толь­ко Магар­бал, началь­ник кон­ни­цы, счи­тал, что так нель­зя меш­кать. «Пой­ми, — ска­зал он, — что это сра­же­ние зна­чит: через пять дней ты будешь пиро­вать на Капи­то­лии. Сле­дуй даль­ше, я с кон­ни­цей поска­чу впе­ред, пусть рим­ляне узна­ют, что ты при­шел, рань­ше, чем услы­шат, что ты идешь». (3) Ган­ни­ба­лу эта мысль пока­за­лась излишне заман­чи­вой, но и черес­чур вели­кой, чтобы он сра­зу смог ее охва­тить умом. Он отве­тил, что хва­лит рве­ние Магар­ба­ла, но чтобы взве­сить все, нуж­но вре­мя. (4) «Да, конеч­но, — ска­зал Магар­бал, — не все дают боги одно­му чело­ве­ку: побеж­дать, Ган­ни­бал, ты уме­ешь, а вос­поль­зо­вать­ся победой не уме­ешь»²¹⁶. Все уве­ре­ны в том, что одно­днев­ное про­мед­ле­ние спас­ло и город, и всю дер­жа­ву.

(5) На сле­дую­щий день, чуть рас­све­ло, кар­фа­ге­няне вышли на поле боя собрать добы­чу; даже вра­гу жут­ко было смот­реть на груды тру­пов; (6) по все­му полю лежа­ли рим­ляне — тыся­чи пехо­тин­цев и кон­ни­ков, — как кого с кем соеди­нил слу­чай, или бой, или бег­ство. Из груды тел порой под­ни­ма­лись окро­вав­лен­ные сол­да­ты, очнув­ши­е­ся от боли, в ранах, стя­ну­тых утрен­ним холо­дом, — таких пуний­цы при­кан­чи­ва­ли. (7) У неко­то­рых, еще живых, были под­руб­ле­ны бед­ра или под­жил­ки²¹⁷, — обна­жив шею, они про­си­ли выпу­стить из них оста­ток кро­ви; (8) неко­то­рые лежа­ли, засу­нув голо­ву в раз­ры­тую зем­лю: они, види­мо, сами дела­ли ямы и, засы­пав лицо выры­той при этом зем­лей, зады­ха­лись. (9) Взгляды всех при­влек один нуми­ди­ец, выта­щен­ный еще живым из-под мерт­во­го рим­ля­ни­на; нос и уши у него были истер­за­ны, руки не мог­ли вла­деть ору­жи­ем, обе­зу­мев от яро­сти, он рвал зуба­ми тело вра­га — так и скон­чал­ся.

52. (1) Добы­чу соби­ра­ли почти до вече­ра; затем Ган­ни­бал пошел брать мень­ший лагерь и преж­де все­го отре­зал его от воды, соорудив вал; оса­жден­ные, заму­чен­ные трудом, отсут­ст­ви­ем сна, рана­ми, сда­лись даже ско­рее, чем он наде­ял­ся, (2) на таких усло­ви­ях: они выда­дут ору­жие и коней, выкуп рим­ля­ни­на будет сто­ить три­ста сереб­ря­ных дена­ри­ев²¹⁸, союз­ни­ка — две­сти, раба — сто; (3) по упла­те они уйдут в одной одеж­де. Они впу­сти­ли вра­гов в лагерь и были отда­ны под стра­жу, рим­ляне отдель­но, союз­ни­ки отдель­но.

(4) Пока пуний­цы там тра­ти­ли вре­мя, из боль­ше­го лаге­ря око­ло четы­рех тысяч пехо­тин­цев и двух­сот всад­ни­ков — все, у кого хва­ти­ло сил и муже­ства — одни стро­ем, дру­гие враз­брод поля­ми — без­опас­но про­шли в Кан­у­зий; самый же лагерь был сдан вра­гу ране­ны­ми и тру­са­ми на тех же усло­ви­ях, что и мень­ший²¹⁹. (5) Добы­ча была огром­ной: все, кро­ме коней, с.99 людей и неко­то­ро­го коли­че­ства сереб­ра (глав­ным обра­зом блях с кон­ской сбруи — сереб­ря­ной посуды в те вре­ме­на было мало, во вся­ком слу­чае в вой­ске), Ган­ни­бал отдал на раз­граб­ле­ние. (6) Он велел собрать и похо­ро­нить тела сво­их сол­дат. Их было, как рас­ска­зы­ва­ют, око­ло вось­ми тысяч — все храб­рей­шие вои­ны. Тело рим­ско­го кон­су­ла, как сооб­ща­ют неко­то­рые писа­те­ли, тоже нашли и похо­ро­ни­ли. (7) Бежав­ших в Кан­у­зий жите­ли толь­ко при­ня­ли в город и к себе в дома, но одна жен­щи­на, уро­жен­ка Апу­лии, по име­ни Буса, извест­ная родом сво­им и богат­ст­вом снаб­ди­ла в доро­гу хле­бом, одеж­дой и день­га­ми²²⁰. По окон­ча­нии вой­ны сенат за эти щед­роты воздал ей долж­ные поче­сти.

53. (1) Сре­ди бежав­ших в Кан­у­зий было четы­ре воен­ных три­бу­на: (2) из пер­во­го леги­о­на — Фабий Мак­сим, чей отец в про­шлом году был дик­та­то­ром; из вто­ро­го — Луций Пуб­ли­ций Бибул и Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он, из третье­го — Аппий Клав­дий Пуль­хр, быв­ший недав­но эди­лом; (3) с обще­го согла­сия глав­ное коман­до­ва­ние было вру­че­но ему и Пуб­лию Сци­пи­о­ну, хотя он и был совсем юным²²¹.

(4) Они в узком кру­гу сове­ща­лись о поло­же­нии дел, и там Пуб­лий Фурий Фил, сын быв­ше­го кон­су­ла, заявил: напрас­но они еще на что-то наде­ют­ся: (5) поло­же­ние государ­ства отча­ян­ное, пла­чев­ное; неко­то­рые знат­ные юно­ши — глав­ный у них Марк Цеци­лий Метелл, погляды­ва­ют на море, на кораб­ли, наме­ре­ва­ясь поки­нуть Ита­лию и убе­жать к како­му-нибудь царю. (6) Этот новый — сверх столь­ких бед — жесто­кий удар, сво­ей чудо­вищ­но­стью потряс при­сут­ст­во­вав­ших. Все оце­пе­не­ли, потом ста­ли гово­рить, что нуж­но по это­му пово­ду созвать совет, но юно­ша Сци­пи­он — судь­бой назна­чен­ный быть вождем в этой войне — заявил, (7) что в такой беде надо дей­ст­во­вать, а не сове­щать­ся; пусть сей­час же воору­жат­ся и идут с ним те, кто хочет спа­сти государ­ство, (8) ведь поис­ти­не вра­же­ский лагерь там, где вына­ши­ва­ют такие замыс­лы. (9) В сопро­вож­де­нии несколь­ких чело­век он отпра­вил­ся к Метел­лу и застал у него собра­ние юно­шей, о кото­рых и было доне­се­но. Выхва­тив меч и раз­ма­хи­вая им над голо­ва­ми сове­щав­ших­ся, Сци­пи­он вос­клик­нул: (10) «По веле­нию души моей я кля­нусь, что не бро­шу в беде государ­ство наро­да рим­ско­го и не потерп­лю, чтобы бро­сил его дру­гой рим­ский граж­да­нин. (11) Если я умыш­лен­но лгу, пусть Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший погу­бит злой гибе­лью меня, мой дом, мое семей­ство, мое состо­я­ние. (12) Я тре­бую, Марк Цеци­лий, чтобы ты и все, кто при­сут­ст­ву­ет здесь, покля­лись этой же клят­вой; на того, кто не покля­нет­ся, подъ­ят мой меч». (13) Все, пере­пу­ган­ные не мень­ше, чем если бы виде­ли перед собой победо­нос­но­го Ган­ни­ба­ла, покля­лись и сами себя отда­ли под стра­жу Сци­пи­о­ну.

54. (1) Тем вре­ме­нем, как это про­ис­хо­ди­ло в Кан­у­зии, к кон­су­лу в Вену­зию яви­лось око­ло четы­рех с поло­ви­ной тысяч пехо­тин­цев и всад­ни­ков, кото­рые в бег­стве рас­се­я­лись по полям. с.100 (2) Вену­зий­цы госте­при­им­но при­ня­ли всех бежав­ших, забот­ли­во раз­ме­сти­ли их по домам, каж­до­му всад­ни­ку пода­ри­ли по тоге²²², туни­ке и по два­дцать пять сереб­ря­ных дена­ри­ев, а каж­до­му пехо­тин­цу — по десять дена­ри­ев; тех, у кого ору­жия не было, воору­жи­ли. (3) И в осталь­ном город­ские вла­сти и част­ные лица вели себя так же радуш­но, ста­ра­ясь не допу­стить, чтобы жен­щи­на из Кан­у­зия не пре­взо­шла вену­зий­цев сво­и­ми бла­го­де­я­ни­я­ми. (4) Но Бусе ста­но­ви­лось уже тяже­ло сна­ря­жать столь­ко людей — их было око­ло деся­ти тысяч. (5) Аппий и Сци­пи­он, узнав, что вто­рой кон­сул цел и невредим, немед­лен­но посла­ли к нему сооб­щить, сколь­ко с ними пехоты и кон­ни­цы, и спро­сить, при­ве­сти ли сол­дат в Вену­зию или оста­вать­ся в Кан­у­зии. (6) Варрон сам при­вел вой­ско в Кан­у­зий, оно уже име­ло некое подо­бие кон­суль­ско­го и, если не в откры­том поле, то в город­ских сте­нах мог­ло обо­ро­нять­ся.

(7) А по дошед­шим до Рима вестям выхо­ди­ло, что и это­го не оста­лось, что вой­ско — и рим­ляне, и союз­ни­ки — с обо­и­ми кон­су­ла­ми пол­но­стью истреб­ле­но, и все силы государ­ства исчер­па­ны. (8) Нико­гда в невреди­мом Горо­де, в рим­ских сте­нах, не было столь­ко смя­те­ния и стра­ха. Подроб­но рас­ска­зы­вать об этом я не возь­мусь — мне недо­станет сил, и мое изло­же­ние будет блед­нее дей­ст­ви­тель­но­сти. (9) И в преды­ду­щем году у Тра­зи­мен­ско­го озе­ра погиб­ли кон­сул и вой­ско, но тепе­ре­ш­нее бед­ст­вие было не про­сто оче­ред­ным пора­же­ни­ем — оно пре­вос­хо­ди­ло все. Ведь сооб­ща­ли, что оба кон­су­ла и оба кон­суль­ских вой­ска погиб­ли, и уже нету у Рима ни лаге­ря, ни пол­ко­во­д­ца, ни сол­да­та; (10) что Ган­ни­бал завла­дел Апу­ли­ей, Сам­ни­ем, да уже почти всей Ита­ли­ей. Нету, конеч­но, дру­го­го тако­го наро­да, кото­рый усто­ял бы под тяже­стью подоб­но­го пора­же­ния. (11) Срав­нишь ли с ним то пора­же­ние, кото­рое потер­пе­ли в мор­ской бит­ве у Эгат­ских ост­ро­вов кар­фа­ге­няне? А ведь, слом­лен­ные им, они вынуж­де­ны были усту­пить Сар­ди­нию и Сици­лию, сде­лать­ся нало­го­пла­тель­щи­ка­ми и дан­ни­ка­ми. Или то пора­же­ние, кото­рое впо­след­ст­вии потер­пел в Афри­ке и кото­рым слом­лен был сам Ган­ни­бал?²²³ Ни в чем эти пора­же­ния не срав­ни­мы с канн­ским, раз­ве толь­ко в одном — их пере­нес­ли с мень­шим муже­ст­вом.

55. (1) Пре­то­ры Пуб­лий Фурий Фил и Марк Пом­по­ний созва­ли сенат в Гости­ли­е­ву курию²²⁴ и ста­ли сове­щать­ся, как защи­тить город: (2) никто не сомне­вал­ся, что Ган­ни­бал, уни­что­жив вой­ско, оса­дит Рим и взя­ти­ем Горо­да закон­чит вой­ну — толь­ко это ему и оста­ва­лось сде­лать. (3) В бед­ст­ви­ях вели­ких, но еще не до кон­ца извест­ных, труд­но было при­нять реше­ние, жен­ский вопль заглу­шал голо­са сена­то­ров: почти во всех домах опла­ки­ва­ли род­ных, не зная даже, кто жив, кто мертв. (4) Квинт Фабий Мак­сим посо­ве­то­вал послать по Аппи­е­вой и Латин­ской доро­гам лег­ко­во­ору­жен­ных всад­ни­ков; пусть рас­спра­ши­ва­ют встреч­ных (мно­го будет, конеч­но, спа­саю­щих­ся в оди­ноч­ку с.101 бег­ст­вом) о судь­бе войск и кон­су­лов; (5) и если бес­смерт­ные боги сжа­ли­лись над государ­ст­вом и от наро­да рим­лян еще что-то оста­лось, — о том, где нахо­дят­ся вой­ска, куда после сра­же­ния пошел Ган­ни­бал, что он гото­вит, что дела­ет и соби­ра­ет­ся делать. (6) Это сле­ду­ет раз­уз­на­вать через дея­тель­ных юно­шей, а самим сена­то­рам (долж­ност­ных лиц не хва­тит) надо успо­ко­ить взвол­но­ван­ный и пере­пу­ган­ный город, надо заста­вить жен­щин сидеть дома и не пока­зы­вать­ся на людях; (7) надо пре­кра­тить плач в домах, надо водво­рить в горо­де тиши­ну; надо следить за тем, чтобы всех при­хо­дя­щих с любы­ми вестя­ми отво­ди­ли к пре­то­рам, и чтобы все по сво­им домам ожи­да­ли изве­стий о судь­бе близ­ких; (8) чтобы у ворот поста­ви­ли кара­уль­ных, кото­рые нико­го бы не выпус­ка­ли из Горо­да и всем вну­ша­ли бы, что спа­стись негде, кро­ме как в Горо­де, пока сте­ны целы. Когда Город успо­ко­ит­ся, сена­то­ры долж­ны воз­вра­тить­ся в курию и обсудить, как защи­щать город.

56. (1) Все согла­си­лись с этим пред­ло­же­ни­ем; маги­ст­ра­ты про­гна­ли народ с фору­ма, сена­то­ры разо­шлись в раз­ные сто­ро­ны успо­ка­и­вать народ, и тут при­нес­ли пись­мо от кон­су­ла Гая Терен­ция: (2) кон­сул Луций Эми­лий и его вой­ско погиб­ли; он, Гай Терен­ций, нахо­дит­ся в Кан­у­зии и соби­ра­ет остат­ки раз­би­то­го вой­ска, слов­но облом­ки от страш­но­го кораб­ле­кру­ше­ния — с ним уже око­ло деся­ти тысяч вои­нов, но поряд­ка и строя еще нет; (3) Ган­ни­бал сидит под Кан­на­ми, оце­ни­вая плен­ных и про­чую добы­чу — он ведет себя как тор­гаш, а не как вождь-победи­тель. (4) И каж­дая семья узна­ла о сво­ем несча­стье; и весь город испол­нил­ся скор­би, — не спра­ви­ли даже еже­год­но­го празд­ни­ка в честь Цере­ры²²⁵: скор­бя­щим не доз­во­ле­но справ­лять его, а в то вре­мя не было жен­щи­ны, кото­рая нико­го не опла­ки­ва­ла бы. (5) Чтобы и дру­гие празд­не­ства, обще­ст­вен­ные и част­ные, не были забро­ше­ны, срок опла­ки­ва­ния был по сенат­ско­му поста­нов­ле­нию огра­ни­чен трид­ца­тью дня­ми.

(6) Успо­ко­ив взвол­но­ван­ный город, сена­то­ры вер­ну­лись в курию, и тут из Сици­лии полу­че­но было пись­мо от про­пре­то­ра Тита Ота­ци­лия: пуний­ский флот опу­сто­ша­ет вла­де­ния царя Гиеро­на, кото­рый умо­ля­ет о помо­щи. (7) Тит Ота­ци­лий и соби­рал­ся ее ока­зать, но ему донес­ли, что у Эгат­ских ост­ро­вов сто­ит в пол­ной бое­вой готов­но­сти еще один флот кар­фа­ге­нян, (8) и пуний­цы, как толь­ко узна­ют, что он, Ота­ци­лий, пошел защи­щать побе­ре­жье у Сира­куз, немед­лен­но напа­дут на Лили­бей и на всю рим­скую про­вин­цию; так что, если сенат хочет защи­щать царя-союз­ни­ка и Сици­лию, то для это­го нужен флот²²⁶.

57. (1) Про­чтя пись­ма кон­су­ла и про­пре­то­ра, сена­то­ры поста­но­ви­ли: отпра­вить пре­то­ра Мар­ка²²⁷ Клав­дия, коман­до­вав­ше­го фло­том в Остии, к вой­ску в Кан­у­зий, а кон­су­лу напи­сать: пусть пере­даст вой­ско пре­то­ру, а сам поско­рее, как толь­ко поз­во­лят инте­ре­сы государ­ства, при­будет в Рим. (2) Люди напу­га­ны с.102 вели­ки­ми беда­ми, а тут еще и страш­ные зна­ме­ния: в этом году две вестал­ки, Оти­лия^[2] и Фло­ро­ния, были ули­че­ны в блуде: одну, по обы­чаю, умо­ри­ли под зем­лею у Кол­лин­ских ворот²²⁸, дру­гая сама покон­чи­ла с собой. (3) Луция Кан­ти­лия, пис­ца при пон­ти­фи­ках (сей­час таких пис­цов назы­ва­ют млад­ши­ми пон­ти­фи­ка­ми²²⁹), кото­рый блудил с Фло­ро­ни­ей, по при­ка­зу вели­ко­го пон­ти­фи­ка засек­ли до смер­ти роз­га­ми в Коми­ции. (4) Кощун­ст­вен­ное блудо­де­я­ние сочли, как водит­ся, недоб­рым пред­зна­ме­но­ва­ни­ем, децем­ви­рам было при­ка­за­но спра­вить­ся в Кни­гах. (5) А Квин­та Фабия Пик­то­ра²³⁰ посла­ли в Дель­фы спро­сить ора­ку­ла, каки­ми молит­ва­ми и жерт­ва­ми уми­ло­сти­вить богов и когда при­дет конец таким бед­ст­ви­ям; (6) пока что, пови­ну­ясь ука­за­ни­ям Книг, при­нес­ли необыч­ные жерт­вы; меж­ду про­чи­ми гал­ла и его сопле­мен­ни­цу, гре­ка и гре­чан­ку зако­па­ли живы­ми на Бычьем Рын­ке, в месте, ого­ро­жен­ном кам­ня­ми; здесь и преж­де уже свер­ша­лись чело­ве­че­ские жерт­во­при­но­ше­ния²³¹, совер­шен­но чуж­дые рим­ским свя­щен­но­дей­ст­ви­ям.

(7) Реши­ли, что боги уми­ло­стив­ле­ны; Марк Клав­дий Мар­целл при­слал из Остии в Рим для охра­ны Горо­да пол­то­ры тыся­чи вои­нов, набран­ных во флот; (8) сам он, отпра­вив впе­ред с воен­ны­ми три­бу­на­ми Тре­тий Мор­ской леги­он в Теан Сиди­цин­ский и пере­дав флот сво­е­му сото­ва­ри­щу Пуб­лию Фурию Филу; через несколь­ко дней поспе­шил в Кан­у­зий.

(9) По рас­по­ря­же­нию сена­та был назна­чен дик­та­тор — Марк Юний²³²; началь­ни­ком кон­ни­цы стал Тибе­рий Сем­п­ро­ний. Был объ­яв­лен набор: в сол­да­ты бра­ли юно­шей, начи­ная от сем­на­дца­ти лет, а неко­то­рых и моло­же. Состав­ле­но было четы­ре леги­о­на и отряд всад­ни­ков в тыся­чу чело­век. (10) От союз­ни­ков и лати­нов потре­бо­ва­ли вои­нов в соот­вет­ст­вии с дого­во­ром. Веле­ли загото­вить раз­ное ору­жие; забра­ли из хра­мов и пор­ти­ков выстав­лен­ные там доспе­хи, сня­тые когда-то с вра­гов. (11) Граж­дан не хва­та­ло, и необ­хо­ди­мость заста­ви­ла при­бег­нуть к неслы­хан­но­му виду набо­ра: восемь тысяч моло­дых силь­ных рабов рас­спро­ше­ны были пооди­ноч­ке, хотят ли они быть сол­да­та­ми — их выку­пи­ли и воору­жи­ли на государ­ст­вен­ный счет. (12) Таких сол­дат пред­по­чли, хотя мож­но было выку­пить плен­ных, и это обо­шлось бы дешев­ле.

58. (1) Ган­ни­бал после бле­стя­щей победы под Кан­на­ми погру­зил­ся в заботы, при­лич­ные ско­рее победи­те­лю в войне, чем тому, кто еще вою­ет. (2) К нему при­ве­ли плен­ных — он отде­лил союз­ни­ков и отпу­стил их, напут­ст­вуя лас­ко­вы­ми сло­ва­ми и без выку­па, как делал и рань­ше — при Тре­бии и Тра­зи­мен­ском озе­ре. Позвал он и рим­лян, чего преж­де нико­гда не быва­ло, и по-доб­ро­му заго­во­рил с ними: (3) его вой­на с рим­ля­на­ми — не вой­на на уни­что­же­ние: это спор о досто­ин­стве и о вла­сти. Пред­ше­ст­вен­ни­ки его усту­пи­ли рим­ской доб­ле­сти, а он ста­ра­ет­ся пре­взой­ти рим­лян и удач­ли­во­стью и доб­ле­стью. (4) Итак, он дает плен­ным с.103 воз­мож­ность выку­пить­ся — кон­ни­ку за пять­сот сереб­ря­ных дена­ри­ев, пехо­тин­цу — за три­ста, рабу — за сто. (5) Хотя за кон­ни­ка он запро­сил боль­ше, чем услов­ле­но было при сда­че, но они радост­но пошли на любые усло­вия (6) и отпра­ви­ли в Рим к сена­ту деся­те­рых выбран­ных ими послан­цев²³³; (7) от них Ган­ни­бал потре­бо­вал толь­ко клят­вен­но­го обе­ща­ния вер­нуть­ся. С ними он отпра­вил Кар­фа­ло­на, знат­но­го кар­фа­ге­ни­на: если рим­ляне склон­ны к миру, он им изло­жит усло­вия. (8) Когда они вышли из лаге­ря, один из послан­цев — чело­век совсем не рим­ско­го скла­да, — при­тво­рив­шись, буд­то он что-то забыл, вер­нул­ся в лагерь, чтобы тем раз­ре­шить себя от клят­вы²³⁴, и еще до ночи догнал това­ри­щей. (9) Когда доне­се­но было, что плен­ные при­бу­дут в Рим, навстре­чу Кар­фа­ло­ну был послан лик­тор ска­зать от име­ни дик­та­то­ра: пусть еще до ночи уйдет с рим­ской зем­ли.

59. (1) Дик­та­тор пред­ста­вил сена­ту послов от плен­ных; их гла­ва начал так: «Марк Юний и вы, отцы-сена­то­ры, мы пре­крас­но зна­ем, что нико­гда ни одно государ­ство не цени­ло ниже, чем наше, попав­ших в плен. (2) Но, если мы не слиш­ком при­страст­ны к себе, то нико­гда не попа­да­ли в руки вра­гов люди, кото­рые мень­ше бы заслу­жи­ва­ли бы ваше­го пре­не­бре­же­ния. (3) Ведь мы не на поле боя, стру­сив, сда­ли ору­жие. Нет, мы и стоя на грудах тру­пов, про­дол­жа­ли сра­жать­ся и протя­ну­ли бит­ву почти что до самой ночи — толь­ко тогда мы вер­ну­лись в лагерь; (4) оста­ток дня и сле­дую­щую ночь уста­лые, изра­нен­ные, мы защи­ща­ли вал; (5) но на дру­гой день, оса­жден­ные победо­нос­ным вой­ском, отре­зан­ные от воды, не имея ника­кой надеж­ды про­рвать­ся через плот­ные ряды непри­я­те­ля, мы после гибе­ли пяти­де­ся­ти тысяч сол­дат из наше­го вой­ска не сочли гре­хом сохра­нить в живых хоть сколь­ко-нибудь рим­ских вои­нов из сра­жав­ших­ся при Кан­нах, (6) тогда толь­ко мы дого­во­ри­лись о выкуп­ной цене и сда­ли вра­гу ору­жие, в кото­ром все рав­но уже не было тол­ку. (7) Мы зна­ем, и пред­ки отку­пи­лись от гал­лов золо­том²³⁵, а ваши отцы, весь­ма несго­вор­чи­вые в том, что каса­лось усло­вий мира, отпра­ви­ли в Тарент послов выку­пить плен­ных²³⁶. (8) А ведь бит­ва при Аллии с гал­ла­ми и бит­ва при Герак­лее с Пирром²³⁷ печаль­но про­слав­ле­ны не столь­ко поте­ря­ми, сколь­ко трус­ли­вым бег­ст­вом сол­дат. Канн­ские поля зава­ле­ны тела­ми рим­лян; мы оста­лись живы толь­ко пото­му, что у вра­га не хва­ти­ло уже ни сил, ни ору­жия. (9) Сре­ди нас даже есть такие, кто не бежал с поля боя, а остав­лен был охра­нять лагерь и вме­сте со сдан­ным лаге­рем попал во власть непри­я­те­ля. (10) Я не завидую нико­му из сограж­дан, нико­му из сорат­ни­ков, ничьей уда­че, ничьей уча­сти; я не хочу воз­но­сить себя, при­ни­жая дру­гих, но и те, кто бро­сил ору­жие, бежал с поля боя и оста­но­вил­ся толь­ко в Вену­зии или Кан­у­зии, не сме­ют ста­вить себя выше нас и хва­лить­ся, что они-то и есть оплот оте­че­ства — если, конеч­но, за быст­рые ноги и ско­рость бега не поло­же­на какая-нибудь награ­да²³⁸. с.104 (11) Исполь­зуй­те их, но и в них вы най­де­те хоро­ших муже­ст­вен­ных сол­дат, и в нас — ведь наша готов­ность вое­вать за оте­че­ство еще воз­рас­тет, когда вашим бла­го­де­я­ни­ем мы будем выкуп­ле­ны и воз­вра­ще­ны на роди­ну. (12) Вы бере­те в сол­да­ты людей вся­ко­го воз­рас­та и состо­я­ния; я слы­шу, что вы дае­те ору­жие вось­ми тыся­чам рабов: нас не мень­ше, и выку­пить нас обой­дет­ся не доро­же, чем купить столь­ко же рабов. А срав­ни­вать нас с ними не буду — я этим обидел бы всех рим­лян. (13) И еще одно: если, отцы-сена­то­ры, вы, обсуж­дая такое дело, ока­же­тесь к нам слиш­ком жесто­ки, чего мы никак не заслу­жи­ли, то поду­май­те, како­му вра­гу вы нас оста­ви­те. (14) Пир­ру, кото­рый счи­тал плен­ных сво­и­ми гостя­ми? Или вар­ва­ру-пуний­цу, о кото­ром труд­но решить, чего в нем боль­ше — жесто­ко­сти или жад­но­сти? (15) Если бы вы увиде­ли сво­их сограж­дан — в цепях, в гря­зи, во всем без­обра­зии, — вы, конеч­но были бы не мень­ше потря­се­ны, чем если бы вам дове­лось увидеть поля под Кан­на­ми, где полег­ли ваши леги­о­ны. (16) И вы може­те видеть наших род­ст­вен­ни­ков: взвол­но­ван­ные, в сле­зах сто­ят они в пред­две­рии курии и ждут ваше­го отве­та. Если они в такой тре­во­ге и бес­по­кой­стве за нас и за тех, кого тут нет, то что же, по-ваше­му, чув­ст­ву­ют те, чья жизнь и сво­бо­да зави­сят от сего­дняш­не­го реше­ния? (17) Кля­нусь бога­ми! если бы сам Ган­ни­бал, вопре­ки сво­е­му обык­но­ве­нию, захо­тел обой­тись с нами крот­ко, а вы бы сочли, что мы недо­стой­ны быть выкуп­лен­ны­ми, то жизнь для нас поте­ря­ла бы вся­кую цену. (18) Воз­вра­ти­лись когда-то в Рим плен­ные, отпу­щен­ные Пирром без выку­па, но они воз­вра­ти­лись вме­сте с посла­ми, пер­вей­ши­ми людь­ми государ­ства, кото­рые были отря­же­ны выку­пить их. Вер­нусь ли я на роди­ну, я, граж­да­нин, оце­нен­ный мень­ше, чем в три­ста монет. (19) Каж­дый настро­ен по-сво­е­му, отцы-сена­то­ры, знаю, что жизнь моя под угро­зой; но я боль­ше боюсь за свое доб­рое имя: как бы не уйти нам отсюда осуж­ден­ны­ми и отверг­ну­ты­ми: ведь люди не пове­рят, что вам ста­ло жал­ко денег».

60. (1) Он кон­чил, и в тол­пе, сто­яв­шей в Коми­ции, сей­час же под­ня­лись жалоб­ные вопли; к сена­то­рам про­сти­ра­ли руки, моли­ли вер­нуть сыно­вей, бра­тьев, род­ст­вен­ни­ков. (2) Жен­щи­ны, побуж­дае­мые стра­хом и край­но­стью, сме­ша­лись с тол­пою муж­чин на фору­ме²³⁹. Сенат, уда­лив посто­рон­них, занял­ся обсуж­де­ни­ем дела. (3) Мне­ния были выска­за­ны раз­ные: одни счи­та­ли, что плен­ных сле­ду­ет выку­пить за государ­ст­вен­ный счет; дру­гие, что каз­ну тро­гать не нуж­но, но не надо пре­пят­ст­во­вать и выку­пу на част­ные сред­ства, (4) а если кому не хва­та­ет налич­но­сти, пусть возь­мет в долг из каз­ны, поста­вив пору­чи­те­лей и дав­ши в залог име­ние. (5) Тогда спро­шен был Тит Ман­лий Торк­ват, чело­век, чья ста­рин­ная суро­вость дохо­ди­ла, по мне­нию боль­шин­ства, до жесто­ко­сти. (6) Он ска­зал: «Если бы послы толь­ко про­си­ли о выку­пе тех, кто нахо­дит­ся во вла­сти вра­гов, я, нико­го с.105 не пори­цая, выска­зал­ся бы крат­ко; (7) ведь от меня тре­бо­ва­лось толь­ко одно: напом­нить вам, чтобы вы, дер­жась обы­ча­ев, заве­щан­ных пред­ка­ми, дали при­мер суро­во­сти, без кото­рой, ведя вой­ну, не обой­тись. Сей­час, одна­ко, эти люди почти хва­лят­ся тем, что сда­лись непри­я­те­лю — они сочли спра­вед­ли­вым, чтобы их ста­ви­ли выше не толь­ко тех, кто взят в плен был на поле боя, но и тех, кто добрал­ся до Вену­зии и Кан­у­зия, и даже выше само­го кон­су­ла Гая Терен­ция. (8) Я, отцы-сена­то­ры, не допу­щу, чтобы вам оста­лось неиз­вест­ным хоть что-нибудь из про­ис­шед­ше­го там. О если бы то, что ска­жу сей­час вам, я гово­рил в Кан­у­зии в при­сут­ст­вии все­го вой­ска, луч­ше­го свиде­те­ля и доб­ле­сти, и тру­со­сти любо­го каж­до­го из сол­дат! Если бы хоть один толь­ко Пуб­лий Сем­п­ро­ний сей­час при­сут­ст­во­вал здесь. Ведь, после­дуй эти люди за ним, они сей­час были бы сол­да­та­ми в рим­ском лаге­ре, а не плен­ни­ка­ми во вла­сти вра­гов. (9) Но нет, — когда вра­ги утом­лен­ные бит­вой и обра­до­ван­ные победой, сами почти что все вер­ну­лись в свой лагерь, оста­вив им сво­бод­ную ночь для попыт­ки про­рвать­ся, и семь тысяч воору­жен­ных вои­нов смог­ли бы про­бить­ся даже через сомкну­тый строй вра­гов, тогда эти люди и сами не попы­та­лись сде­лать такую попыт­ку, и не поже­ла­ли сле­до­вать за дру­гим. (10) Почти целую ночь Пуб­лий Сем­п­ро­ний Туди­тан не пере­ста­вал убеж­дать и уго­ва­ри­вать их: “пока вра­гов вокруг лаге­ря мало, пока всюду тиши­на и покой, сле­дуй­те под покро­вом ночи за мною: еще до рас­све­та мы при­дем туда, где опас­но­сти нет — в горо­да союз­ни­ков”. (11) Если бы он гово­рил так, как на памя­ти наших дедов²⁴⁰ воен­ный три­бун Пуб­лий Деций в Сам­нии²⁴¹, или так, как в Первую Пуни­че­скую вой­ну, во вре­ме­на нашей юно­сти, Марк Каль­пур­ний Флам­ма, кото­рый ведя три­ста доб­ро­воль­цев на при­ступ заня­то­го вра­га­ми хол­ма, обра­тил­ся к сво­им со сло­ва­ми: “Умрем и смер­тью сво­ей выру­чим леги­о­ны, попав­шие в окру­же­ние”²⁴², — (12) если бы Пуб­лий Сем­п­ро­ний ска­зал то же самое, и если бы не нашлось нико­го желаю­ще­го участ­во­вать в таком доб­лест­ном деле, я пере­стал бы счи­тать вас рим­ля­на­ми и муж­чи­на­ми. (13) Но ведь он вам ука­зы­вал путь не столь­ко к сла­ве, сколь­ко к спа­се­нию — к воз­вра­ще­нию на роди­ну, к роди­те­лям, женам и детям. (14) Себя сбе­речь у вас не хва­ти­ло храб­ро­сти, — что вы буде­те делать, если при­дет­ся уми­рать за оте­че­ство? Вокруг вас лежа­ли пять­де­сят тысяч граж­дан и союз­ни­ков, погиб­ших в тот самый день. Если столь­ко при­ме­ров доб­ле­сти не взвол­но­ва­ли вас, — вас ничто не взвол­ну­ет. Если даже вид тако­го побо­и­ща не побудил вас не щадить вашей жиз­ни, — вас ничто не побудит. (15) Сво­бод­ные, пол­но­прав­ные, тос­куй­те по оте­че­ству, тос­куй­те же, пока оте­че­ство у вас есть, пока вы — его граж­дане. А вам тос­ко­вать позд­но — вы поте­ря­ли свои пра­ва, вы боль­ше не граж­дане — теперь вы — рабы кар­фа­ге­нян. (16) За день­ги вы соби­ра­е­тесь вер­нуть­ся туда, откуда ушли негод­ны­ми тру­са­ми? Пуб­лия Сем­п­ро­ния, с.106 ваше­го сограж­да­ни­на, велев­ше­го вам сле­до­вать за ним с ору­жи­ем в руках, вы не послу­ша­лись, а Ган­ни­ба­ла, велев­ше­го выдать ору­жие и сдать лагерь, послу­ша­лись. (17) Но поче­му же я обви­няю их в тру­со­сти, когда мог бы обви­нить в пре­ступ­ле­нии? Ведь не толь­ко сами они не послу­ша­лись доб­ро­го сове­та; они еще попы­та­лись удер­жать ухо­див­ших — толь­ко обна­жен­ные мечи храб­ре­цов ото­гна­ли роб­ких. Пуб­лию Сем­п­ро­нию при­шлось про­би­вать­ся через ряды сограж­дан, а не вра­гов. (18) Таких ли граж­дан жела­ет оте­че­ство? Будь и все осталь­ные на них похо­жи, сего­дня не оста­ва­лось бы ни одно­го граж­да­ни­на, сра­жав­ше­го­ся под Кан­на­ми. (19) Из семи тысяч воору­жен­ных нашлось шесть­сот храб­ре­цов, кото­рые отва­жи­лись про­рвать­ся, кото­рые вер­ну­лись в оте­че­ство сво­бод­ны­ми и воору­жен­ны­ми. И этим шести­стам вра­ги не загра­ди­ли доро­гу. (20) Насколь­ко же без­опа­сен был, по ваше­му мне­нию, путь для двух почти леги­о­нов? Сего­дня, отцы-сена­то­ры, вы рас­по­ла­га­ли бы два­дца­тью тыся­ча­ми воору­жен­ных в Кан­у­зии, храб­рых и вер­ных сол­дат. А эти люди, как они теперь могут быть доб­ры­ми и вер­ны­ми граж­да­на­ми (храб­ры­ми они и сами себя не назы­ва­ют)? (21) Раз­ве толь­ко если кто-то пове­рит, что, попы­тав­шись поме­шать, они помог­ли тем, кто шел на про­рыв, что они не завиду­ют бла­го­по­луч­но­му воз­вра­ще­нию доб­лест­ных вои­нов и не созна­ют, что позор­ным раб­ст­вом сво­им обя­за­ны соб­ст­вен­ной тру­со­сти и ник­чем­но­сти. (22) Эти люди пред­по­чли, забив­шись в палат­ки, ждать и рас­све­та, и непри­я­те­ля, хотя в ноч­ной тишине мож­но было вырвать­ся из окру­же­ния. Чтобы уйти из лаге­ря, духу им не хва­ти­ло, — чтобы храб­ро его защи­щать, хва­ти­ло. (23) Ден­но и нощ­но они, оса­жден­ные, защи­ща­ли ору­жи­ем вал, себя валом; нако­нец, отваж­но все испы­тав, дой­дя до послед­ней край­но­сти, когда уже нечем было жить, когда истом­лен­ные голо­дом руки не дер­жа­ли ору­жия, усту­пи­ли ско­рей сво­ей чело­ве­че­ской немо­щи, чем вра­же­ско­му ору­жию. (24) На рас­све­те непри­я­тель подо­шел к валу, и рань­ше вто­ро­го часа²⁴³, не попро­бо­вав испы­тать свое сча­стье в сра­же­нии, сда­ли ору­жие и сда­лись сами. (25) Вот вам эти два дня их воен­ной служ­бы: когда долг тре­бо­вал твер­до сто­ять в бое­вом строю, они убе­жа­ли в лагерь; когда сле­до­ва­ло дать бой перед валом, они лагерь сда­ли — ни в строю, ни в лаге­ре они ни на что не год­ны. (26) И вас выку­пать? Когда надо вырвать­ся из лаге­ря, вы мед­ли­те и оста­е­тесь, когда необ­хо­ди­мо оста­вать­ся и охра­нять ору­жи­ем лагерь, вы и лагерь и ору­жие, и себя отда­е­те вра­гу. (27) По-мое­му, отцы-сена­то­ры, их так же не сле­ду­ет выку­пать, как не сле­ду­ет выда­вать Ган­ни­ба­лу тех храб­ре­цов, кото­рые вырва­лись из лаге­ря, и, прой­дя через гущу вра­гов, доб­ле­стью вер­ну­ли себя оте­че­ству».

61. (1) Ман­лий дого­во­рил. Боль­шин­ство сена­то­ров име­ло род­ст­вен­ни­ков сре­ди плен­ных, но исста­ри в Риме косо гляде­ли на попав­ших в плен. (2) Испу­га­лись и выкуп­ной сум­мы: нель­зя с.107 было оста­вить каз­ну пустой: мно­го денег ушло на покуп­ку и воору­же­ние рабов, взя­тых в сол­да­ты, — не хоте­ли и обо­га­щать Ган­ни­ба­ла, по слу­хам, в день­гах весь­ма нуж­дав­ше­го­ся²⁴⁴. (3) Мрач­ный ответ «не выку­пать плен­ных» доба­вил к ста­рой скор­би новую — утра­че­но столь­ко граж­дан! — с рыда­ни­я­ми и жало­ба­ми про­во­жа­ли послан­цев до город­ских ворот. (4) Один из них ушел домой, счи­тая себя сво­бод­ным от клят­вы, пото­му что под каким-то пред­ло­гом он воз­вра­щал­ся в лагерь. Когда об этом донес­ли сена­ту, все реши­ли схва­тить его и под стра­жей пре­про­во­дить к Ган­ни­ба­лу.

(5) Рас­ска­зы­ва­ют о плен­ных и по-дру­го­му²⁴⁵: сна­ча­ла при­шли десять послан­цев; в сена­те сомне­ва­лись, впус­кать ли их в город; нако­нец реши­ли впу­стить, но сена­ту не пред­став­лять. (6) Послы задер­жа­лись доль­ше ожи­дае­мо­го и при­шло еще трое: Луций Скри­бо­ний, Гай Каль­пур­ний и Луций Ман­лий; (7) толь­ко тогда народ­ный три­бун, род­ст­вен­ник Скри­бо­ния²⁴⁶, доло­жил сена­ту о воз­мож­но­сти выку­пить плен­ных, и сенат решил их не выку­пать. (8) Три послед­них посла вер­ну­лись к Ган­ни­ба­лу, десять при­шед­ших рань­ше оста­лись, пото­му что, вер­нув­шись буд­то за тем, чтобы уточ­нить име­на плен­ных, они счи­та­ли себя сво­бод­ны­ми от клят­вы; в сена­те мно­го спо­ри­ли, выда­вать ли их; сто­рон­ни­ки выда­чи оста­лись в мень­шин­стве, (9) но избран­ные вско­ре цен­зо­ры²⁴⁷ так опо­зо­ри­ли остав­ших­ся все­ми вида­ми пори­ца­ний и ума­ле­ния прав, что неко­то­рые сами покон­чи­ли с собой, а дру­гие не толь­ко всю жизнь не пока­зы­ва­лись на фору­ме, но пря­та­лись от обще­ства и днев­но­го све­та. (10) Вся­кий ско­рей пора­зит­ся тому, как рас­хо­дят­ся меж­ду собой рас­ска­зы писа­те­лей, чем суме­ет разо­брать­ся, где прав­да.

Насколь­ко канн­ское пора­же­ние было тяже­лей преды­ду­щих, вид­но хотя бы из того, что союз­ни­ки, до тех пор незыб­ле­мо вер­ные, нача­ли коле­бать­ся — утра­ти­ли веру в мощь Рима. (11) Отпа­ли к кар­фа­ге­ня­нам ател­лан­цы, кала­тий­цы, гир­пи­ны, часть апу­лий­цев, сам­ни­ты, кро­ме пен­тров; все брут­тий­цы, лукан­цы; (12) кро­ме них, узен­ти­ны и почти все гре­че­ское насе­ле­ние побе­ре­жья, Тарент, Мета­понт, Кротон, Лок­ры и почти все пре­даль­пий­ские гал­лы. (13) Но ни преж­ние беды, ни отпа­де­ние союз­ни­ков не побуди­ли рим­лян заго­во­рить о мире — ни до при­бы­тия кон­су­ла в Рим, ни после того как его воз­вра­ще­ние еще раз напом­ни­ло о поне­сен­ном пора­же­нии; (14) так высок в это самое вре­мя был дух наро­да, что все сосло­вия вышли навстре­чу кон­су­лу, глав­но­му винов­ни­ку страш­но­го пора­же­ния, и бла­го­да­ри­ли его за то, что он не отча­ял­ся в государ­стве; (15) будь он вождем кар­фа­ге­нян, не избе­жать бы ему страш­ной каз­ни²⁴⁸.