Перевод и примечания С. П. Кондратьева под редакцией Е. В. Никитюк.
Ответственный редактор проф. Э. Д. Фролов.
Греч. текст: Pausanias. Pausaniae Graeciae Descriptio, 3 vols. Ed. F. Spiro. Leipzig, Teubner. 1903. СКРЫТЬ ГРЕЧЕСКИЙ ТЕКСТ
[1] 1. На одиннадцатом году осады было суждено, чтобы Гира была взята и мессенцы изгнаны из своих домов и таким образом бог исполнил то предсказание, которое он изрек некогда Аристомену и Феоклу. Когда они после поражения у (Большого) Рва пришли в Дельфы и вопросили бога о возможности для них спасения, Пифия дала им такой ответ:
[2] Истоки этой реки Неды находятся на горе Ликее; эта река, пройдя через Аркадию и вновь повернув в Мессению, является границей между приморскими областями мессенской и элидской земель. С этого времени мессенцы были в постоянном страхе, как бы козлы не напились воды из реки Неды. Но на самом деле божество дало следующее предзнаменование. Есть у эллинов дерево дикой смоковницы, которое они называют «олинфом» (зимним), мессеняне же — «трагосом» (козлом). Росшая тогда у Неды дикая смоковница росла не прямо, но сгибалась над водою и краями своих листьев уже касалась воды. [3] Увидав это, прорицатель Феокл понял, что под словом «трагос, пьющий из реки Неды», Пифия подразумевала эту дикую смоковницу и что для мессенцев наступил уже роковой конец; от других он держал это в тайне, но Аристомена он подвел к этой смоковнице и указал ему, что время пощады для них уже истекло, Аристомен согласился с этим; он понял, что пришел их последний час; тем не менее он предусмотрительно предпринял меры, какие позволяли ему данные обстоятельства. [4] 2. У мессенцев был некий талисман; если бы он погиб, то Мессения навеки бы исчезла в бездне небытия, но если он будет сохранен, то предсказания Лика, сына Пандиона, говорили мессенцам, что с течением времени они вновь получат эту страну. Зная эти предсказания, Аристомен с наступлением ночи взял этот талисман и унес. Уйдя в самую уединенную часть бывшей Итомы, он зарыл его на горе Итоме и молил Зевса Итомского и богов, которые до сих пор спасали мессенцев, быть хранителями той тайны, которую он тут скрыл, и не допустить, чтобы единственная надежда мессенцев на возвращение в свою страну оказалась в руках лакедемонян. [5] 3. После этого мессенцев стали постигать несчастия, как некогда троянцев, от прелюбодеяния. Мессенцы владели как горой Гирой, так и местностью от горы до реки Неды и у некоторых из них были дома вне городских стен. Из Лаконии к ним не приходило перебежчиков, за исключением раба, принадлежавшего Эмпераму; этот раб был пастухом, и он пригнал коров своего господина, а Эмперам был из числа знатнейших лиц в Спарте. [6] Этот пастух гонял стадо недалеко от Неды. Он увидал здесь жену одного из мессенцев, живших вне стен, когда она пришла за водою. Влюбившись, он решился с ней заговорить, и сделав ей подарки, он с нею сошелся. С этого времени он стал подстерегать, когда муж этой женщины уходил нести стражу; эту охрану крепости мессенцы несли поочередно, так как они больше всего боялись, как бы этим путем враги не вошли в город. И всякий раз, когда он уходил, пастух приходил к женщине. [7] Так вот как-то ночью мужу этой женщины вместе с другими пришлось идти на стражу; случилось, что в эту ночь бог послал сильный дождь. И мессенцы покинули свои сторожевые посты: дождь лил как из ведра и совершенно их заливал, а ввиду спешности постройки не были выстроены ни прикрытия, ни башни, да и вообще они не думали, чтобы в такую темную, безлунную и ненастную ночь лакедемоняне могли двинуться на них. [8] Что же касается Аристомена, то за несколько дней перед этим он был ранен, так как отбивал одного купца из Кефаллении, своего приятеля, везшего в Гиру все то, в чем они нуждались, от лакедемонян и аптерских стрелков (с Крита), которыми командовал спартанец Эвриал; этого кефалленца и все то, что он вез, он спас, но сам был ранен и не мог пойти и проверить сторожевые посты, как он это делал обыкновенно. Это было главной причиной, почему акрополь был покинут стражей. [9] Каждый из этих сторожей ушел со своего поста домой, равно и муж той, которая имела любовником пастуха. В это время пастух был у нее в доме; заметив возвращающегося мужа, она тотчас же со всею поспешностью спрятала любовника. Вошедшего мужа она встретила с такой приветливостью, как никогда прежде, и спросила, по какой причине он пришел. Он, не зная, что у нее есть любовник и что пастух находится в доме, рассказал ей всю правду, что и он, и все другие, по его словам, покинули свои посты из-за сильного ливня. [10] Его слова слыхал и пастух, и когда он точно узнал обо всем, он вновь перебежал от мессенцев к лакедемонянам. В это время у лакедемонян при войске не было царей, а над осаждавшим Гиру отрядом командовал тогда Эмперам, господин этого самого пастуха. Явившись к нему, он прежде всего испросил прощение за совершенное им преступление, за то, что он бежал от него, а затем указал, что в настоящее время очень легко можно взять Гиру, передав ему все, что он слышал от мессенца. |
20. ἑνδεκάτῳ δὲ ἔτει τῆς πολιορκίας τήν τε Εἶραν ἐπέπρωτο ἁλῶναι καὶ ἀναστάτους γενέσθαι Μεσσηνίους, καὶ δή σφισιν ἐπετέλεσεν ὁ θεὸς Ἀριστομένει καὶ Θεόκλῳ χρησθέν τι. τούτοις γὰρ ἐλθοῦσιν ἐς Δελφοὺς μετὰ τὴν ἐπὶ τῇ τάφρῳ πληγὴν καὶ ἐπερομένοις ὑπὲρ σωτηρίας τοσόνδε εἶπεν ἡ Πυθία: «εὖτε τράγος πίνῃσι Νέδης ἑλικόρροον ὕδωρ, οὐκέτι Μεσσήνην ῥύομαι: σχεδόθεν γὰρ ὄλεθρος.» [2] εἰσὶ δὲ αἱ πηγαὶ τῆς Νέδας ἐν ὄρει τῷ Λυκαίῳ: προελθὼν δὲ ὁ ποταμὸς διὰ τῆς Ἀρκάδων καὶ ἐπιστρέψας αὖθις ἐς τὴν Μεσσηνίαν ὁρίζει τὰ ἐπὶ θαλάσσῃ Μεσσηνίοις καὶ Ἠλείοις τὴν γῆν. τότε δὲ οἳ μὲν τοὺς αἶγας τοὺς ἄρρενας ἐδεδοίκεσαν μὴ πίνωσιν ἀπὸ τῆς Νέδας: τοῖς δὲ ἄρα ὁ δαίμων προεσήμαινε τοιόνδε. τὸ δένδρον τὸν ἐρινεόν εἰσιν Ἑλλήνων οἳ καλοῦσιν ὀλύνθην, Μεσσήνιοι δὲ αὐτοὶ τράγον. τότε οὖν πρὸς τῇ Νέδᾳ πεφυκὼς ἐρινεὸς οὐκ ἐς εὐθὺ ηὔξητο, ἀλλὰ ἔς τε τὸ ῥεῦμα ἐπέστρεφε καὶ τοῦ ὕδατος ἄκροις τοῖς φύλλοις ἐπέψαυε. [3] θεασάμενος δὲ ὁ μάντις Θέοκλος συνεβάλετο ὡς τὸν τράγον τὸν πίνοντα ἐκ τῆς Νέδας προεῖπεν ἡ Πυθία τὸν ἐρινεὸν τοῦτον καὶ ὡς ἤδη Μεσσηνίοις ἥκει τὸ χρεών: καὶ ἐς μὲν τοὺς ἄλλους εἶχεν ἐν ἀπορρήτῳ, Ἀριστομένην δὲ πρός τε τὸν ἐρινεὸν ἤγαγε καὶ ἀνεδίδασκεν ὡς τῆς σωτηρίας ἐξήκοι σφίσιν ὁ χρόνος. Ἀριστομένης δὲ ἔχειν οὕτω πείθεται καὶ ἀναβολὴν οὐκέτι εἶναί σφισι, προενοήσατο δὲ καὶ ἐκ τῶν παρόντων. [4] καὶ ἦν γάρ τι ἐν ἀπορρήτῳ τοῖς Μεσσηνίοις, ἔμελλε δὲ ἀφανισθὲν ὑποβρύχιον τὴν Μεσσήνην κρύψειν τὸν πάντα αἰῶνα, φυλαχθὲν δὲ οἱ Λύκου τοῦ Πανδίονος χρησμοὶ Μεσσηνίους ἔλεγον χρόνῳ ποτὲ ἀνασώσεσθαι τὴν χώραν: τοῦτο δὴ ὁ Ἀριστομένης ἅτε ἐπιστάμενος τοὺς χρησμούς, ἐπεὶ νὺξ ἐγίνετο, ἐκόμιζε. παραγενόμενος δὲ ἔνθα τῆς Ἰθώμης ἦν τὸ ἐρημότατον, κατώρυξεν ἐς Ἰθώμην τὸ ὄρος, καὶ Δία Ἰθώμην ἔχοντα καὶ θεοὺς οἳ Μεσσηνίους ἐς ἐκεῖνο ἔσωζον φύλακας μεῖναι τῆς παρακαταθήκης αἰτούμενος, μηδὲ ἐπὶ Λακεδαιμονίοις ποιῆσαι τὴν μόνην καθόδου Μεσσηνίοις ἐλπίδα. [5] μετὰ δὲ τοῦτο τοῖς Μεσσηνίοις ἤρχετο, καθὸ καὶ Τρωσὶν ἔτι πρότερον, γίνεσθαι κακὰ ἀπὸ μοιχείας. ἐπεκράτουν μὲν αὐτοὶ ἐπεὶ ἐκράτουν τοῦ τε ὄρους καὶ τοῦ πρὸς τὴν Εἶραν ἄχρι τῆς Νέδας, ἦσαν δὲ οἰκήσεις καὶ ἔξω πυλῶν ἐνίοις. αὐτόμολος δὲ ἐς αὐτοὺς ἐκ τῆς Λακωνικῆς ἄλλος μὲν ἀφίκετο οὐδείς, οἰκέτης δὲ Ἐμπεράμου βουκόλος ἐλαύνων τοῦ δεσπότου τὰς βοῦς: ὁ δὲ Ἐμπέραμος ἦν ἀνὴρ ἐν Σπάρτῃ δόκιμος. [6] οὗτος ὁ βουκόλος ἔνεμεν οὐ πόρρω τῆς Νέδας. ἀνδρὸς οὖν τῶν Μεσσηνίων τῶν οὐκ ἐντὸς τείχους ἐχόντων οἴκησιν γυναῖκα εἶδεν ἐφ᾽ ὕδωρ ἐλθοῦσαν: ἐρασθεὶς δὲ διαλεχθῆναί τε ἐτόλμησε καὶ δοὺς δῶρα συγγίνεται. καὶ ἀπὸ τούτου τὸν ἄνδρα παρεφύλασσεν αὐτῆς, ὁπότε ἀποχωρήσειεν ἐς τὴν φρουράν. ἀνὰ μέρος δὲ τοῖς Μεσσηνίοις τῆς ἀκροπόλεως ἐπήγετο ἡ φυλακή: ταύτῃ γὰρ τοὺς πολεμίους μάλιστα ἐδεδοίκεσαν μὴ ὑπερβῶσιν αὐτοῖς ἐς τὴν πόλιν. ὁπότε οὖν οὗτος ἀποχωρήσειε, τηνικαῦτα ὁ βουκόλος ἐφοίτα παρὰ τὴν γυναῖκα. [7] καί ποτε ἔτυχε σὺν ἄλλοις ἐς ἐκεῖνον περιήκουσα ἐν τῇ νυκτὶ ἡ φυλακή, ἔτυχε δὲ καὶ ὕειν πολλῷ τὸν θεόν, καὶ ἐκλείπουσιν οἱ Μεσσήνιοι τὴν φρουράν: τὸ γὰρ ὕδωρ ἐβιάζετο σφᾶς ἀθρόον ἐκ τοῦ οὐρανοῦ καταχεόμενον, οὔτε ἐπάλξεων ἐνῳκοδομημένων οὔτε πύργων ὑπὸ σπουδῆς τοῦ τειχισμοῦ, καὶ ἅμα οὐδὲ κινήσεσθαι τοὺς Λακεδαιμονίους ἤλπιζον ἐν ἀσελήνῳ νυκτὶ καὶ οὕτω χειμερίῳ. [8] Ἀριστομένης δὲ οὐ πολλαῖς πρότερον ἡμέραις Κεφαλλῆνα ἔμπορον, ἑαυτῷ ξένον καὶ ἐσάγοντα ἐς τὴν Εἶραν ὁπόσων ἐδέοντο, ἑαλωκότα ὑπὸ Λακεδαιμονίων καὶ τοξοτῶν Ἀπτεραίων ὧν ἦρχεν Εὐρύαλος Σπαρτιάτης, τοῦτον τὸν Κεφαλλῆνα ἀφαιρούμενος ἐκεῖνον μὲν καὶ τὰ χρήματα ὁπόσα ἦγεν ἀπέσωσεν, αὐτὸς δὲ ἐτέτρωτο καὶ οὐκ ἐδύνατο ἐπιφοιτᾶν τοῖς φυλάσσουσι καθάπερ εἰώθει. τοῦτο μάλιστα αἴτιον ἐγένετο ἐκλειφθῆναι τὴν ἀκρόπολιν: [9] τῶν τε δὴ ἄλλων ἕκαστος ἀνεχώρησεν ἀπὸ τῆς φρουρᾶς καὶ τῆς ὑπὸ τοῦ βουκόλου μοιχευομένης ὁ ἀνήρ. ἡ δὲ τηνικαῦτα ἔνδον εἶχε τὸν βουκόλον, αἰσθάνεταί τε τοῦ ἀνδρὸς ἐπιόντος καὶ αὐτίκα ὡς τάχους εἶχεν ἀποκρύπτει τὸν ἄνθρωπον. ἐσελθόντα δὲ τὸν ἄνδρα ἐφιλοφρονεῖτο ὡς οὔπω πρότερον καὶ ἠρώτα καθ᾽ ἥν τινα αἰτίαν ἥκοι. ὁ δὲ οὔτε μεμοιχευμένην εἰδὼς οὔτε ἔνδον ὄντα τὸν βουκόλον ἐχρῆτο τῷ ἀληθεῖ λόγῳ, καὶ αὐτός τε διὰ τοῦ ὄμβρου τὸ βίαιον καὶ τῶν ἄλλων ἕκαστον ἔφασκεν ἀπολελοιπέναι τὴν φρουράν. [10] ἐπηκροᾶτο δὲ λέγοντος ὁ βουκόλος, καὶ ὡς ἀκριβῶς ἐπύθετο ἕκαστα, αὖθις ἐκ τῶν Μεσσηνίων ἐς τοὺς Λακεδαιμονίους ἀφίκετο αὐτόμολος. Λακεδαιμονίοις δὲ οἱ μὲν βασιλεῖς ἀπὸ στρατοπέδου τηνικαῦτα ἀπῆσαν, πολεμαρχῶν δὲ τότε Ἐμπέραμος ὁ τοῦ βουκόλου δεσπότης προσεκάθητο τῇ Εἴρᾳ. ἀφικόμενος οὖν ἐς τοῦτον πρῶτα μὲν τὸ ἐπὶ τῷ δρασμῷ παρῃτεῖτο ἁμάρτημα, δεύτερα δὲ ἀνεδίδασκεν ὡς τὴν Εἶραν ἐν τῷ παρόντι μάλιστα αἱρήσουσιν, αὐτὰ ἕκαστα ὁπόσα ᾔσθετο τοῦ Μεσσηνίου διηγούμενος. |