Описание Эллады

Книга VIII, гл. 11

[1] 1. За хра­мом Посей­до­на начи­на­ет­ся мест­ность, вся зарос­шая дуба­ми, так назы­вае­мая Пела­гос; и доро­га из Ман­ти­неи в Тегею ведет через эту дубо­вую рощу. Гра­ни­цей для ман­ти­ней­цев с теге­а­та­ми слу­жит круг­лый жерт­вен­ник на боль­шой доро­ге. 2. Если от хра­ма Посей­до­на захо­чешь повер­нуть нале­во, то, прой­дя при­бли­зи­тель­но ста­ди­ев пять, ты при­дешь к моги­лам доче­рей Пелия. Ман­ти­ней­цы гово­рят, что они пере­се­ли­лись сюда, убе­гая от упре­ков и оскорб­ле­ний по отно­ше­нию к себе за смерть сво­его отца. [2] Когда Медея при­бы­ла в Иолк, она тот­час ста­ла зло­умыш­лять про­тив Пелия, фак­ти­че­ски дей­ст­вуя в инте­ре­сах Ясо­на, на сло­вах — нена­видя его. Она заяви­ла доче­рям Пелия, что, если они жела­ют, она может сде­лать для них их отца сно­ва моло­дым вме­сто глу­бо­ко­го ста­ри­ка. Заре­зав каким-то осо­бым обра­зом ста­ро­го бара­на, она сва­ри­ла в кот­ле его мясо вме­сте с <кол­дов­ски­ми> зелья­ми, бла­го­да­ря чему она сва­рен­но­го бара­на выну­ла из кот­ла моло­дым ягнен­ком. [3] Она побуди­ла их убить Пелия и взя­лась сва­рить его, но назад его доче­ри полу­чи­ли сво­его отца таким, что нече­го было класть даже в моги­лу. Это заста­ви­ло жен­щин пере­се­лить­ся в Арка­дию, и, когда они умер­ли, им насы­па­ли здесь могиль­ные хол­мы. Имен их не оста­вил ни один поэт, насколь­ко мне при­шлось читать, но худож­ник Микон на кар­тине с их изо­бра­же­ни­я­ми⁽¹⁾ напи­сал, что их име­на Асте­ро­пея и Анти­ноя.

[4] 3. Ста­ди­ев на 20 в сто­ро­ну от этих могил нахо­дит­ся место, назы­вае­мое Фой­зон; …Фой­зон — это моги­ла, окру­жен­ная камен­ной огра­дой и под­ни­маю­ща­я­ся немно­го над зем­лею. Отсюда доро­га ста­но­вит­ся очень узкой, а об этой моги­ле гово­рят, что она — моги­ла Аре­и­фоя^[1], про­зван­но­го Кори­не­том (Чело­век с була­вой) из-за ору­жия, кото­рое он носил.

[5] Если прой­ти при­бли­зи­тель­но ста­ди­ев 30 по доро­ге, веду­щей из Ман­ти­неи в Пал­лан­тий, то при­хо­дишь в то место, где боль­шая доро­га про­хо­дит по опуш­ке так назы­вае­мой дубо­вой рощи Пела­госа; тут про­изо­шло кон­ное сра­же­ние, где кон­ни­ца афи­нян и ман­ти­ней­цев всту­пи­ла в бой с бео­тий­ски­ми всад­ни­ка­ми. 4. Ман­ти­ней­цы гово­рят, что Эпа­ми­нонд был убит ман­ти­ней­цем Махе­ри­о­ном^[2]. В свою оче­редь лакеде­мо­няне утвер­жда­ют, что Эпа­ми­нон­да убил спар­та­нец, назы­вая тоже это­го чело­ве­ка Махе­ри­о­ном. [6] У афи­нян же есть пре­да­ние, а с ними соглас­ны и фиван­цы, что смер­тель­ную рану Эпа­ми­нон­ду нанес Грил, и в таком виде нари­со­ва­на эта сце­на у них на кар­тине⁽²⁾, изо­бра­жаю­щей бит­ву под Ман­ти­не­ей. Но поми­мо все­го про­че­го извест­но, что ман­ти­ней­цы похо­ро­ни­ли Гри­ла на обще­ст­вен­ный счет и там, где он пал, поста­ви­ли сте­лу с его изо­бра­же­ни­ем, как луч­ше­му мужу-бой­цу из чис­ла союз­ни­ков. О Махе­ри­оне же и ман­ти­ней­цы и лакеде­мо­няне гово­рят толь­ко на сло­вах, на деле же в Спар­те нет ника­ко­го Махе­ри­о­на, а тем более нет и у ман­ти­ней­цев, кото­ро­му бы как совер­шив­ше­му столь слав­ный подвиг были возда­ны соот­вет­ст­ву­ю­щие поче­сти. [7] Когда Эпа­ми­нонд был ранен, его еще живым вынес­ли из строя. Пока шло сра­же­ние, он хотя и очень стра­дал, дер­жал руку на ране и наблюдал за ходом боя, и то место, откуда он наблюдал, впо­след­ст­вии было назва­но Ско­па (Наблюде­ние); когда же исход сра­же­ния ока­зал­ся нере­ши­тель­ным <и каж­дая сто­ро­на при­пи­сы­ва­ла победу себе>, он отнял от раны руку и испу­стил дух. Его похо­ро­ни­ли там, где он пал на поле бит­вы. [8] 5. На его моги­ле сто­ит колон­на, а на ней — щит с рельеф­ным изо­бра­же­ни­ем дра­ко­на. Этот дра­кон дол­жен обо­зна­чать, что Эпа­ми­нонд был из рода так назы­вае­мых Спар­тов^[3]. На моги­ле — две сте­лы: одна древ­няя, с над­пи­сью на бео­тий­ском наре­чии, дру­гую же посвя­тил импе­ра­тор Адри­ан и тоже сде­лал на ней над­пись. [9] Из всех пол­ко­вод­цев, про­сла­вив­ших­ся сре­ди элли­нов за свое воен­ное искус­ство, боль­ше всех заслу­жи­ва­ет хва­лы Эпа­ми­нонд, во вся­ком слу­чае, он не усту­пал нико­му. В то вре­мя как для пол­ко­вод­цев лакеде­мон­ских и афин­ских под­держ­кой слу­жи­ла древ­няя сла­ва их государств и соот­вет­ст­вен­ная уве­рен­ность в себе вои­нов, фиван­цев, <не обла­дав­ших ничем из это­го>, кото­рые до того вре­ме­ни были лише­ны вся­кой бод­ро­сти и при­вык­ли пови­но­вать­ся дру­гим, Эпа­ми­нонд в корот­кое вре­мя сде­лал пер­вен­ст­ву­ю­щим государ­ст­вом.

[10] 6. Еще рань­ше Эпа­ми­нон­ду было про­ри­ца­ние из Дельф, чтобы он опа­сал­ся моря («пела­гос»). Поэто­му он осте­ре­гал­ся вхо­дить на воен­ный корабль и боял­ся пла­вать на купе­че­ских судах. Но ока­за­лось, что бог имел в виду рощу, нося­щую имя Пела­гос, а не насто­я­щее море. Тож­де­ст­вом назва­ний раз­лич­ных мест­но­стей был впо­след­ст­вии введен в заблуж­де­ние Ган­ни­бал, вождь кар­фа­ге­нян, подоб­но тому как еще рань­ше были обма­ну­ты и афи­няне. [11] Ган­ни­ба­лу от <Зев­са> Аммо­на при­шло пред­ска­за­ние, что, когда он умрет, он будет покрыт ливий­ской зем­лею. Поэто­му у него появи­лась надеж­да, что он раз­ру­шит власть рим­лян и, вер­нув­шись домой в Ливию, окон­чит жизнь в пре­клон­ных годах. Но когда отправ­лен­ный рим­ля­на­ми Фла­ми­ний при­ла­гал ста­ра­ние захва­тить его живым, Ган­ни­бал при­был к Пру­сию^[4] в каче­стве моля­ще­го о защи­те, но, им отверг­ну­тый, он вско­чил на коня и в это вре­мя пора­нил себе палец обна­жен­ным мечом. Он не про­ехал и несколь­ких ста­ди­ев, как от раны у него нача­лась лихо­рад­ка, и на тре­тий день он скон­чал­ся; то место, где он умер, жите­ли Нико­медии назы­ва­ют Ливи­ей (или Либис­сой). [12] А афи­ня­нам при­шло веща­ние из Додо­ны — засе­лить Сици­лию; а Сици­ли­ей назы­ва­ет­ся неболь­шой холм неда­ле­ко от Афин. Они же, не вду­мав­шись в смысл это­го ука­за­ния, втя­ну­лись в ино­зем­ные похо­ды и в вой­ну с сира­ку­зя­на­ми. Мож­но было бы най­ти при­ме­ров подоб­но­го рода еще боль­ше, чем мною ука­за­но.