Утешение философией

Книга V

1. Про­из­не­ся это, она обра­ти­лась к разъ­яс­не­нию иных вопро­сов. Тогда я пере­бил ее: Твое уте­ше­ние испол­не­но исти­ны и достой­но под­креп­ле­но авто­ри­те­том. Я на соб­ст­вен­ном опы­те убедил­ся в спра­вед­ли­во­сти тво­их слов, что вопрос о про­виде­нии свя­зан со мно­же­ст­вом иных. Мне бы хоте­лось знать, при­зна­ешь ли ты суще­ст­во­ва­ние слу­чая, и что он собой пред­став­ля­ет. — Спе­шу испол­нить свое обе­ща­ние, — отве­ти­ла Фило­со­фия, — и открыть путь, кото­рый тебе помо­жет воз­вра­тить­ся в свое оте­че­ство. То, о чем спра­ши­ва­ешь, полез­но знать, но нахо­дит­ся несколь­ко в сто­роне от пред­ло­жен­но­го нами пути. Поэто­му мне сле­ду­ет побес­по­ко­ить­ся, как бы, устав от обсуж­де­ния посто­рон­них вопро­сов, ты не удо­воль­ст­во­вал­ся бы этим и не свер­нул с пра­виль­но­го пути. — Пусть это тебя нисколь­ко не тре­во­жит, — воз­ра­зил я. — Но этот вопрос не дает мне покоя, и я очень хочу слы­шать на него ответ. Посколь­ку же все твои объ­яс­не­ния осно­ва­ны на фак­тах, не под­ле­жа­щих сомне­нию, у меня нет осно­ва­ний усо­мнить­ся в истин­но­сти тво­их после­дую­щих слов. — Тогда она ска­за­ла: Под­чи­ня­юсь тво­ей воле, — и нача­ла рас­суж­де­ние.

Если пред­по­ло­жить, что слу­чай есть собы­тие, свер­шив­ше­е­ся в резуль­та­те лишен­но­го смыс­ла дви­же­ния, а не вызван­ное согла­со­ван­ным рядом при­чин, то я утвер­ждаю — опре­де­ля­е­мый так слу­чай не суще­ст­ву­ет — и под­чер­ки­ваю, что подоб­ное пони­ма­ние бес­смыс­лен­но и пред­став­ля­ет собой лишь пустой звук; кто осме­лит­ся утвер­ждать, что в этом упо­рядо­чен­ном мире оста­ет­ся место для слу­чай­но­сти, если Бог все рас­по­ла­га­ет? Ведь спра­вед­ли­во мне­ние, что ничто не про­ис­хо­дит из ниче­го¹, а оно не оспа­ри­ва­лось никем из древ­них, хотя они ско­рее отно­си­ли его не к тво­ря­ще­му нача­лу, а к мате­ри­аль­ным вещам, как бы пола­гая его осно­ва­ни­ем заведен­но­го в при­ро­де, а если бы что-то совер­ша­лось не вслед­ст­вие каких-либо при­чин, то, сле­до­ва­тель­но, оно про­ис­хо­ди­ло бы из ниче­го. Посколь­ку же тако­го быть не может, то и невоз­мож­но и суще­ст­во­ва­ние слу­чая в том смыс­ле, о кото­рых я гово­ри­ла немно­го рань­ше. — Что же, — спро­сил я, — неуже­ли не суще­ст­ву­ет ниче­го, что по спра­вед­ли­во­сти мож­но назвать слу­ча­ем или слу­чай­но­стью? Или нечто такое име­ет место, хотя об этом не извест­но наро­ду, не знаю­ще­му, что сле­ду­ет пони­мать под этим назва­ни­ем. — На это она отве­ти­ла: Мой Ари­сто­тель в сво­ей «Физи­ке» крат­ко и вер­но дал слу­чаю подо­баю­щее опре­де­ле­ние². — Какое же? — Когда что-нибудь пред­при­ни­ма­ет­ся ради како­го-то резуль­та­та, но по неко­то­рым при­чи­нам полу­ча­ет­ся нечто иное, — это и назы­ва­ет­ся слу­ча­ем; напри­мер, если кто-то, копая зем­лю, чтобы возде­лать ее, наткнет­ся на гру­ду зары­то­го золота, мож­но пред­по­ло­жить, что это про­изо­шло слу­чай­но, но, в дей­ст­ви­тель­но­сти, не из ниче­го. Ведь и это собы­тие име­ет соб­ст­вен­ные при­чи­ны, хотя оно и яви­лось след­ст­ви­ем, как кажет­ся, непред­виден­но­го и слу­чай­но­го сте­че­ния обсто­я­тельств. Если бы зем­леде­лец не возде­лы­вал поле, если бы кто-то, желая сохра­нить золо­то, не зарыл бы его в этом месте, то оно не было бы най­де­но. Тако­вы при­чи­ны слу­чай­ной уда­чи, кото­рая осу­ще­ст­ви­лась вслед­ст­вие сте­че­ния про­ти­во­ре­чи­вых обсто­я­тельств, а не вслед­ст­вие наме­ре­ний людей, совер­шав­ших дей­ст­вия. Ведь ни зако­пав­ший золо­то, ни обра­ба­ты­вав­ший поле не пред­по­ла­га­ли, что сокро­ви­ще оты­щет­ся. Но, как я уже ска­за­ла, место, где один зарыл [золо­то], дру­го­му при­шло в голо­ву возде­лы­вать, и эти два стрем­ле­ния сов­па­ли. Мож­но заклю­чить, что слу­чай есть собы­тие, непред­виден­ное для чело­ве­ка, совер­шаю­ще­го дей­ст­вие, но про­ис­шед­шее в резуль­та­те сте­че­ния при­чин. Сов­па­дать же и соеди­нять­ся при­чи­ны застав­ля­ет порядок, порож­даю­щий свя­зи, кото­рых невоз­мож­но избе­жать; он про­ис­те­кая из источ­ни­ков про­виде­ния, все рас­по­ла­га­ет во вре­ме­ни и про­стран­стве.

2. Отме­чу, что твои дока­за­тель­ства не лише­ны строй­но­сти. Но если допу­стить, что суще­ст­ву­ет некая цепь при­чин, нераз­рыв­но свя­зан­ных меж­ду собой, то оста­нет­ся ли место для какой-либо сво­бо­ды нашей воли, или сами побуж­де­ния чело­ве­че­ских душ свя­за­ны цепью судь­бы? — Да, — ска­за­ла она, — сво­бо­да воли суще­ст­ву­ет, и нет тако­го разум­но­го суще­ства, у кото­ро­го бы отсут­ст­во­ва­ла сво­бо­да воли. Ведь все, что наде­ле­но от при­ро­ды разу­мом, обла­да­ет спо­соб­но­стью рас­суж­дать и отли­чать одно от дру­го­го. Вслед­ст­вие это­го оно зна­ет, чего избе­гать и чего желать. Каж­дое разум­ное суще­ство стре­мит­ся к тому, что, по его мне­нию, долж­но желать, и отвра­ща­ет­ся от того, чего счи­та­ет нуж­ным избе­гать. Поэто­му каж­дый, кто наде­лен разу­мом, обла­да­ет сво­бо­дой желать и не желать, одна­ко не в рав­ной сте­пе­ни. Ибо выс­шим боже­ст­вен­ным суб­стан­ци­ям при­су­ще и про­ни­ца­тель­ное суж­де­ние, и непо­гре­ши­мая воля, и под­лин­ное могу­ще­ство для осу­щест­вле­ния жела­ний. Чело­ве­че­ские же души более сво­бод­ны, когда они пре­бы­ва­ют в созер­ца­нии боже­ст­вен­но­го разу­ма, менее, — когда они соеди­ня­ют­ся с телом, и еще мень­ше, когда они ока­зы­ва­ют­ся свя­зан­ны­ми зем­ны­ми чле­на­ми. Самый худ­ший вид раб­ства тот, когда, пре­дав­шись поро­кам, они теря­ют власть над соб­ст­вен­ным рас­суд­ком. Ведь как толь­ко гла­за людей обра­ща­ют­ся от све­та выс­шей исти­ны к мрач­но­му доль­не­му миру, тот­час их оку­ты­ва­ет обла­ко незна­ния, и начи­на­ют тер­зать гибель­ные стра­сти, под­чи­ня­ю­щие их настоль­ко, что люди как бы попа­да­ют в раб­ство, и про­ис­хо­дит это, неко­то­рым обра­зом, по их соб­ст­вен­ной воле. Одна­ко пред­веч­ный и все­знаю­щий пости­га­ет все оком про­виде­ния, рас­по­ла­га­ет пред­устав­лен­ные награ­ды соглас­но заслу­гам каж­до­го.

3. После это­го я ска­зал: меня сму­ща­ют еще боль­шие сомне­ния. — Какие же? Впро­чем, я дога­ды­ва­юсь, чем ты взвол­но­ван. — Кажет­ся слиш­ком про­ти­во­ре­чи­вым то, что Бог пред­видит все, и тем не менее суще­ст­ву­ет некая сво­бо­да воли. Ведь если Бог все пред­видит и нико­им обра­зом не может обма­нуть­ся, то с необ­хо­ди­мо­стью сле­ду­ет, что Про­виде­ние пред­зна­ет то, что будет иметь место в буду­щем. Если же от века не толь­ко свер­шен­ное людь­ми, но и их помыс­лы и жела­ния Бог пред­зна­ет, то не может быть ника­кой сво­бо­ды воли, так как невоз­мож­но суще­ст­во­ва­ние како­го-либо поступ­ка или жела­ния, кото­рый был бы сокрыт от боже­ст­вен­но­го Про­виде­ния, не ведаю­ще­го заблуж­де­ния. Если же нечто име­ет воз­мож­ность откло­нить­ся от того, что было пред­виде­но, то в таком слу­чае нель­зя гово­рить о непо­гре­ши­мо­сти Про­виде­ния отно­си­тель­но буду­ще­го. Одна­ко думать такое о боже­ст­вен­ном пред­опре­де­ле­нии я счи­таю недо­стой­ным. И я не одоб­ряю тех средств, с помо­щью кото­рых неко­то­рые пыта­ют­ся рас­пу­тать этот узел. Они гово­рят: то, что долж­но про­изой­ти, осу­ществля­ет­ся не отто­го, что Про­виде­ние опре­де­ли­ло его к бытию в буду­щем, но ско­рее наобо­рот, то, что будет иметь место в буду­щем, не может быть скры­то от боже­ст­вен­но­го Про­виде­ния. Таким обра­зом эта связь ста­вит­ся с ног на голо­ву: отри­ца­ет­ся непре­лож­ная необ­хо­ди­мость того, что нали­че­ст­ву­ет в самом про­виде­нии, и она сохра­ня­ет­ся лишь в самих буду­щих собы­ти­ях и вещах, кото­рые пред­виде­ны. Не то, что нали­че­ст­ву­ет в самом Про­виде­нии, долж­но обре­сти суще­ст­во­ва­ние в буду­щем, но то, что будет иметь место в буду­щем, долж­но быть пред­виден­ным. В резуль­та­те воз­ни­ка­ет вопрос, что явля­ет­ся при­чи­ной: пре­да­ние необ­хо­ди­мо­сти буду­ще­го или необ­хо­ди­мость, заклю­чен­ная в самом буду­щем, пред­узнан­ная Про­виде­ни­ем. Я же хотел бы пока­зать, что каков бы ни был порядок при­чин сам по себе, то, что пред­узна­но, не вле­чет за собой необ­хо­ди­мо­сти появ­ле­ния собы­тий и вещей в буду­щем. Если кто-то сидит, мне­ние, заклю­чаю­щее, что он сидит, с необ­хо­ди­мо­стью явля­ет­ся пра­виль­ным. И наобо­рот, если мне­ние о том, что кто-то сидит, пра­виль­но, то он обя­за­тель­но сидит. В обо­их слу­ча­ях име­ет­ся необ­хо­ди­мость: в пер­вом — что кто-то дол­жен непре­мен­но сидеть, а во вто­ром — необ­хо­ди­мость исти­ны. Но ведь кто-то сидит не пото­му, что чье-то мне­ние пра­виль­но, но мне­ние явля­ет­ся вер­ным, пото­му что ему пред­ше­ст­ву­ет, что кто-то сидит. Итак, хотя при­чи­на исти­ны лежит в одном из этих поло­же­ний, одна­ко и в том, и в дру­гом заклю­че­на необ­хо­ди­мость. Подоб­ным же обра­зом сле­ду­ет рас­судить от соот­но­ше­нии пред­виде­ния и того, что долж­но суще­ст­во­вать в буду­щем. Ведь даже если то, что долж­но про­изой­ти в буду­щем, слу­жит при­чи­ной пред­виде­ния, а не наобо­рот, — нечто будет иметь место в гряду­щем, пото­му что было пред­виде­но, — все рав­но то, что про­изой­дет с необ­хо­ди­мо­стью или пред­видит­ся Богом, или, что пред­виде­но, долж­но свер­шить­ся, а как то, так и дру­гое пред­став­ля­ет­ся доста­точ­ным для отри­ца­ния сво­бо­ды воли. Одна­ко пра­виль­но ли было бы пола­гать, что появ­ле­ние вре­мен­ных вещей может быть при­чи­ной пред­веч­но­го зна­ния? И раз­лич­ны ли суж­де­ния, что Бог пред­видит буду­щие собы­тия, пото­му что они долж­ны про­изой­ти. И буд­то то, что неко­гда долж­но про­изой­ти, явля­ет­ся при­чи­ной выс­ше­го Про­виде­ния? Ведь если я знаю, что что-то суще­ст­ву­ет, то необ­хо­ди­мо, чтобы оно суще­ст­во­ва­ло. Так же, если я знаю буду­щее, то необ­хо­ди­мо, чтобы оно про­изо­шло. Отсюда сле­ду­ет, что невоз­мож­но избе­жать появ­ле­ния пред­узнан­ной вещи. Нако­нец, если кто-нибудь счи­та­ет вещь чем-либо отлич­ным от того, чем она явля­ет­ся на самом деле, это ни в коем слу­чае не может счи­тать­ся зна­ни­ем, но пред­став­ля­ет собой лишь оши­боч­ное мне­ние, дале­ко отсто­я­щее от истин­но­го зна­ния. Поэто­му, если в буду­щем появ­ле­ние чего-либо не явля­ет­ся пред­опре­де­лен­ным и необ­хо­ди­мым, кто может пред­знать, что оно появит­ся? С истин­ным зна­ни­ем несов­ме­сти­ма ложь; то, что оно утвер­жда­ет, не может быть иным по срав­не­нию с тем, от чего берет нача­ло. Ибо при­чи­на того, что зна­ние избе­га­ет ошиб­ки, заклю­ча­ет­ся в необ­хо­ди­мом соот­вет­ст­вии зна­ния и его пред­ме­та.

Каким же обра­зом Бог пред­зна­ет это неопре­де­лен­ное буду­щее? Если допу­стить, что Он может помыс­лить, буд­то долж­ны иметь место в гряду­щем те вещи и собы­тия, кото­рые могут и не быть, Он заблуж­да­ет­ся. Но допу­стить такое не толь­ко недо­стой­но, но и дерз­ко. А если Его пред­зна­ние тако­во, что Он, опре­де­ляя буду­щее, пред­по­ла­га­ет, что нечто может как про­изой­ти, так и не про­изой­ти, то что же это за зна­ние, кото­рое не содер­жит ниче­го твер­до­го и опре­де­лен­но­го? И чем тогда оно отли­ча­ет­ся от вызы­ваю­ще­го улыб­ку про­ри­ца­ния Тире­сия⁵. «То, что пред­ска­зы­ваю, то ли сбудет­ся, то ли нет». Чем боже­ст­вен­ное Про­виде­ние отли­ча­лось бы от чело­ве­че­ско­го мне­ния, если бы Богу, как и людям, не было бы извест­но, про­изой­дет ли то, что Он пред­видит? Если же Про­виде­ние пред­став­ля­ет непо­гре­ши­мей­ший источ­ник все­го суще­го, то для него не может быть ниче­го неопре­де­лен­но­го. Но тогда, если боже­ст­вен­ный ум непре­лож­но пред­узна­ет то, что долж­но про­изой­ти, не может быть ника­кой сво­бо­ды в чело­ве­че­ских помыс­лах и дея­ни­ях, кото­рые этот ум, все пред­видя, огра­дил бы от оши­бок и заблуж­де­ний и напра­вил бы в еди­ное воз­мож­ное рус­ло. Согла­сить­ся с этим утвер­жде­ни­ем зна­чит сде­лать оче­вид­ной тщет­ность всех чело­ве­че­ских устрем­ле­ний. Тогда нет смыс­ла в награ­дах доб­рым и в нака­за­ни­ях дур­ным людям, так как они не заслу­же­ны сво­бод­ным, зави­ся­щим от их соб­ст­вен­ной воли выбо­ром души. И тогда пока­жет­ся без­за­ко­ни­ем то, что теперь счи­та­ет­ся спра­вед­ли­вей­шим, — нака­за­ние пороч­ных и награ­ды доб­рым, ибо людей вле­чет к поро­ку или доб­ро­де­те­ли не соб­ст­вен­ная воля, но при­нуж­да­ет опре­де­лен­ная неиз­беж­ность буду­ще­го. И поро­ки, и доб­ро­де­те­ли были бы не сами­ми собой, а сме­ше­ни­ем нераз­ли­чи­мых по сво­ей сущ­но­сти поступ­ков. Что может быть кощун­ст­вен­ней это­го мне­ния, ибо, если все пред­опре­де­ля­ет­ся Про­виде­ни­ем и не зави­сит от суж­де­ния людей, то полу­ча­ет­ся, что и чело­ве­че­ская пороч­ность суще­ст­ву­ет по воле твор­ца всех благ. Сле­до­ва­тель­но, нет ника­ко­го осно­ва­ния ни для надежд, ни для молитв. Зачем наде­ять­ся на что-либо, или молить­ся, если все про­ис­хо­дя­щее свя­за­но несо­кру­ши­мой цепью? Исчезнет, таким обра­зом, един­ст­вен­ное обще­ние меж­ду Богом и людь­ми, то есть упо­ва­ние на его милость и молит­ва, если, конеч­но, ценой долж­но­го сми­ре­ния мы не ока­зы­ваем­ся достой­ны­ми боже­ст­вен­ной мило­сти. Ведь молит­ва — един­ст­вен­ное сред­ство, как кажет­ся, с помо­щью кото­ро­го люди душой могут общать­ся с Богом, с этим недо­ступ­ным све­том, соеди­ня­ясь с Ним, еще преж­де, чем мы достиг­нем Его оби­те­ли. Итак, если при­знать, что необ­хо­ди­мость сокры­та в самом буду­щем, людям не оста­ет­ся ниче­го тако­го, посред­ст­вом чего они мог­ли бы еди­нить­ся с выс­шим нача­лом все­го суще­го. Из это­го с неиз­беж­но­стью долж­но будет про­изой­ти, что род чело­ве­че­ский, как ты гово­ри­ла немно­го ранее, отде­лив­шись от сво­его нача­ла, исчахнет и погибнет.

4. Тогда она ска­за­ла: Издав­на суще­ст­ву­ет эта жало­ба на труд­но­сти пони­ма­ния про­виде­ния. Она была выска­за­на еще Мар­ком Тул­ли­ем⁷, когда он опи­сы­вал про­ри­ца­ния. Да и ты сам неод­но­крат­но ска­зы­вал в дол­гих иска­ни­ях. Но этот вопрос нико­гда не был рас­тол­ко­ван вами доста­точ­но тща­тель­но и вес­ко. При­чи­на же неяс­но­сти в том, что ход чело­ве­че­ских рас­суж­де­ний не может при­бли­зить­ся к про­сто­те боже­ст­вен­но­го пред­зна­ния, а если бы она каким-либо обра­зом мог­ла бы быть постиг­ну­та, не оста­лось бы места для пони­ма­ния. Позд­нее я поста­ра­юсь это рас­крыть и объ­яс­нить, но преж­де изло­жу вопрос, вол­ну­ю­щий тебя.

Знаю, тебе кажут­ся не совсем убеди­тель­ны­ми те рас­суж­де­ния, из кото­рых сле­ду­ет, что пред­зна­ние не есть при­чи­на, с неиз­беж­но­стью обу­сло­вив­шая появ­ле­ние чего-либо в буду­щем, и, таким обра­зом, оно не пре­пят­ст­ву­ет суще­ст­во­ва­нию сво­бо­ды воли. Ведь ты извле­ка­ешь под­твер­жде­ние необ­хо­ди­мо­сти свер­ше­ния гряду­щих собы­тий не из чего-нибудь дру­го­го, а из того, что пред­узнан­ное не может не про­изой­ти? Если же пред­ше­ст­ву­ю­щее зна­ние не уве­ли­чи­ва­ет необ­хо­ди­мо­сти воз­ник­но­ве­ния буду­ще­го, что тобой немно­го ранее под­твер­жда­лось, мож­но ли ожи­дать, что дей­ст­вие воли будет отне­се­но к раз­ряду неиз­беж­но­го? Дей­ст­ви­тель­но, пред­по­ло­жим обрат­ное, то есть, что не суще­ст­ву­ет ника­ко­го пред­зна­ния, тогда раз­ве под­твер­дит­ся, что все, про­ис­хо­дя­щее по воле чело­ве­ка, явля­ет­ся необ­хо­ди­мым? — Нет, — ска­зал я.

Пред­ста­вим теперь, что пред­зна­ние суще­ст­ву­ет, но не сооб­ща­ет вещам и собы­ти­ям необ­хо­ди­мо­сти, тогда, пола­гаю, сохра­нит­ся в непри­кос­но­вен­но­сти абсо­лют­ная сво­бо­да чело­ве­че­ской воли. Ты можешь воз­ра­зить, что пред­зна­ние, хотя и не пред­опре­де­ля­ет с неиз­беж­но­стью появ­ле­ние буду­щих собы­тий и вещей, одна­ко оно есть знак необ­хо­ди­мо­сти их осу­щест­вле­ния в гряду­щем. Таким обра­зом, даже если бы не суще­ст­во­ва­ло пред­зна­ния, появ­ле­ние чего-либо в буду­щем все­гда содер­жа­ло бы в себе необ­хо­ди­мость, посколь­ку вся­кий знак то, что под ним скры­ва­ет­ся, обо­зна­ча­ет, хотя и не тво­рит сущ­но­сти обо­зна­чае­мо­го.

Поэто­му преж­де все­го сле­ду­ет пока­зать, что все про­ис­хо­дит с необ­хо­ди­мо­стью, а пред­зна­ние есть знак этой необ­хо­ди­мо­сти; кро­ме того, если это не так, то ведь невоз­мож­но суще­ст­во­ва­ние зна­ка вещи, кото­рая сама не суще­ст­ву­ет. Уста­нов­ле­но, что пра­виль­ное дока­за­тель­ство, осно­ван­ное на незнаю­щем откло­не­ний раз­мыш­ле­нии, долж­но состо­ять не из зна­ков и побоч­ных дово­дов, но выте­кать из согла­сия необ­хо­ди­мых при­чин. Но как может быть, чтобы не про­изо­шло то, что было пред­опре­де­ле­но для появ­ле­ния в буду­щем? Это подоб­но тому, как если бы мы пред­по­ло­жи­ли, буд­то пред­на­чер­тан­ное про­виде­ни­ем к появ­ле­нию в гряду­щем не про­изой­дет: но ско­рее нам сле­ду­ет ска­зать, что хотя оно и испол­нит­ся в буду­щем, одна­ко не содер­жит в себе при­род­ной необ­хо­ди­мо­сти, — так, бес­спор­но, сле­ду­ет рас­судить. Поду­май, ведь и люди мно­гое, еще до того, как оно свер­шит­ся, пред­видят сво­им рас­суд­ком. Вспом­ни, напри­мер, воз­ниц, их дей­ст­вия, когда они управ­ля­ют и пово­ра­чи­ва­ют квад­ри­гу, и таким же обра­зом посуди об ином. Раз­ве посту­пать так, а не ина­че, их застав­ля­ет необ­хо­ди­мость? Нет. Не име­ло бы цены искус­ство, если бы все свер­ша­лось по необ­хо­ди­мо­сти. Сле­до­ва­тель­но, то, что про­изой­дет в буду­щем, не явля­ет­ся необ­хо­ди­мым до того момен­та, когда про­ис­хо­дит, а не обре­тя суще­ст­во­ва­ния, не содер­жит необ­хо­ди­мо­сти появ­ле­ния в гряду­щем. Таким обра­зом, суще­ст­ву­ют неко­то­рые собы­тия, свер­ше­ние кото­рых лише­но вся­кой необ­хо­ди­мо­сти. Я пола­гаю, никто не станет отри­цать, что суще­ст­ву­ю­щее в насто­я­щее вре­мя преж­де, чем воз­ник­ло, было пред­на­зна­че­но к воз­ник­но­ве­нию; вме­сте с тем, зна­ние не дела­ет неиз­беж­ным его суще­ст­во­ва­ние в насто­я­щем, — так и пред­виде­ние ни во что из того, что долж­но быть в буду­щем, не вно­сит необ­хо­ди­мо­сти. Ты можешь воз­ра­зить, буд­то сомни­тель­но, что для того, что может появить­ся или не появить­ся в буду­щем, суще­ст­ву­ет некое пред­зна­ние. Для тебя это утвер­жде­ние пред­став­ля­ет­ся пол­ным про­ти­во­ре­чий, и ты пола­га­ешь, если нечто пред­видит­ся, то ему при­су­ща необ­хо­ди­мость; если же необ­хо­ди­мо­сти не суще­ст­ву­ет, ничто не пред­узна­ет­ся и не может быть охва­че­но зна­ни­ем, ибо лише­но опре­де­лен­но­сти. Пред­по­ло­же­ние же, что собы­тия, свер­ше­ние кото­рых в буду­щем неопре­де­лен­но, пред­у­смат­ри­ва­ют­ся так, как буд­то они явля­ют­ся опре­де­лен­ны­ми, выте­ка­ет из неве­же­ства и не сооб­ра­зу­ет­ся с исти­ной. Ведь мне­ние о том, что не сооб­раз­но с дей­ст­ви­тель­ным поло­же­ни­ем вещи, ты счи­та­ешь несов­ме­сти­мым с непо­гре­ши­мым зна­ни­ем. Это заблуж­де­ние явля­ет­ся след­ст­ви­ем того невер­но­го мне­ния, что пол­нота зна­ния зави­сит от сущ­но­сти и при­ро­ды само­го позна­вае­мо­го, в то вре­мя как, напро­тив, она боль­ше зави­сит от при­ро­ды познаю­ще­го⁸. Возь­мем один неболь­шой при­мер: одно и то же круг­лое тело по-раз­но­му вос­при­ни­ма­ет­ся зре­ни­ем и ося­за­ни­ем. Поль­зу­ясь зре­ни­ем, мы на рас­сто­я­нии вос­при­ни­ма­ем все одно­вре­мен­но посред­ст­вом исте­каю­щих из гла­за лучей. С помо­щью ося­за­ния состав­ля­ем о кру­ге, при­ка­са­ясь к нему и по частям охва­ты­вая округ­лость. Сам чело­век не оди­на­ко­во вос­при­ни­ма­ет пред­мет чув­ст­вом, вооб­ра­же­ни­ем и рас­суд­ком, тем более по-ино­му видит их боже­ст­вен­ный разум⁹. Чув­ство схва­ты­ва­ет фор­му, ове­щест­влен­ную в мате­рии. Вооб­ра­же­нию доступ­ны нема­те­ри­аль­ные обра­зы. Рас­судок же, минуя внеш­нюю фор­му, кото­рая явля­ет­ся при­зна­ком еди­нич­но­го, выяв­ля­ет то общее, что за ней сокры­то.

Но суще­ст­ву­ет еще и более про­ни­ца­тель­ный взор боже­ст­вен­но­го разу­ма [интел­ли­ген­ции], кото­рый, пре­взой­дя тем­пы все­лен­ной, направ­ля­ет свое ост­рие на созер­ца­ние самой про­стой фор­мы. Сле­ду­ет осо­бен­но вник­нуть в то, что выс­ший спо­соб позна­ния охва­ты­ва­ет и низ­шие, но низ­ший нико­им обра­зом не может под­нять­ся до выс­ше­го. Итак, чув­ство не в силах вос­при­ни­мать ниче­го вне мате­рии, и вооб­ра­же­ние не пости­га­ет общие виды, а рас­судок не схва­ты­ва­ет про­стоту форм, но боже­ст­вен­ный разум, как бы взи­рая свер­ху, вос­при­ни­ма­ет не толь­ко фор­му, но и судит о том, что за ней скры­ва­ет­ся, и дела­ет это таким обра­зом, что одно­вре­мен­но пости­га­ет и соб­ст­вен­ную фор­му, кото­рую никто иной постичь не может. Ибо ему доступ­ны и общие поня­тия, позна­вае­мые рас­суд­ком, и обра­зы, пости­гае­мые вооб­ра­же­ни­ем, и то, что отно­сит­ся к обла­сти чув­ст­вен­но­го вос­при­я­тия; но он позна­ет не так, как рас­судок, вооб­ра­же­ние, чув­ства, а как бы еди­ным умст­вен­ным взо­ром про­зре­ва­ет фор­му всех вещей, ина­че гово­ря, все про­видит. Ведь и рас­судок, рас­смат­ри­ваю­щий нечто общее, не поль­зу­ясь ни вооб­ра­же­ни­ем, ни чув­ства­ми, доступ­ное им схва­ты­ва­ет. Вот как рас­судок опре­де­ля­ет общее поня­тие: чело­век есть дву­но­гое разум­ное живот­ное. Это опре­де­ле­ние пред­став­ля­ет общее поня­тие, одна­ко каж­дый зна­ет, что чело­век есть и то, что доступ­но вооб­ра­же­нию и ощу­ще­ни­ям, но рас­судок рас­смат­ри­ва­ет чело­ве­ка не с помо­щью вооб­ра­же­ния или чувств, но лишь посред­ст­вом при­су­щей ему силы. Так же и вооб­ра­же­ние обла­да­ет спо­соб­но­стью вос­при­ни­мать и созда­вать обра­зы пред­ме­тов чув­ст­вен­но­го мира, но оно может обо­зре­вать чув­ст­вен­но вос­при­ни­мае­мое и без помо­щи чувств. Ты видишь, что в про­цес­се позна­ния все боль­ше опи­ра­ет­ся на соб­ст­вен­ную силу, чем на при­ро­ду того, что позна­ет­ся. И это спра­вед­ли­во: если вся­кое суж­де­ние есть резуль­тат дей­ст­вия рас­суж­даю­ще­го, то с необ­хо­ди­мо­стью выте­ка­ет, что каж­дый осу­ществля­ет при­су­щее ему дей­ст­вие, исхо­дя не из чужой, но из соб­ст­вен­ной силы.

5. Если при чув­ст­вен­ном телес­ном вос­при­я­тии внеш­ние каче­ства пред­ме­тов воздей­ст­ву­ют на орга­ны чувств, и про­яв­ле­нию жиз­нен­ной силы души пред­ше­ст­ву­ет стра­да­нье тела, кото­рое сво­им воздей­ст­ви­ем про­буж­да­ет дея­тель­ность и вызы­ва­ет к жиз­ни поко­ив­ши­е­ся в душе фор­мы¹¹; если при чув­ст­вен­ном телес­ном вос­при­я­тии, — я повто­ряю, — ум не испы­ты­ва­ет стра­да­ния, но лишь судит, исхо­дя из стра­да­ния, испы­ты­вае­мо­го телом, то насколь­ко же выше те суще­ства, кото­рые, будучи сво­бод­ны от телес­ных оков, сле­ду­ют не за тем, что нахо­дит­ся вовне, а во всем опре­де­ля­ют­ся к дей­ст­вию с помо­щью одно­го лишь ума. Таким обра­зом, мно­же­ство раз­но­об­раз­ных форм позна­ния соот­вет­ст­ву­ют тому, сколь­ко в мире име­ет­ся раз­лич­ных видов существ. Про­стое ощу­ще­ние, лишен­ное всех про­чих воз­мож­но­стей вос­при­я­тия мира, дано непо­движ­ным живот­ным, таким как мор­ские мол­люс­ки и им подоб­ные, оби­таю­щие на ска­лах. Вооб­ра­же­ни­ем же обла­да­ют дви­жу­щи­е­ся живот­ные, кото­рым, как кажет­ся, в неко­то­рой сте­пе­ни при­су­ща спо­соб­ность желать и отвер­гать. Рас­судок же свой­ст­вен толь­ко чело­ве­че­ско­му роду, так же как боже­ст­вен­ный разум — толь­ко Богу. Отсюда явст­ву­ет, что тот род позна­ния пре­вос­хо­дит дру­гие, кото­рый по сво­ей при­ро­де охва­ты­ва­ет не толь­ко свой­ст­вен­ные ему само­му пред­ме­ты, но так­же и пред­ме­ты, свой­ст­вен­ные дру­гим родам позна­ния.

Пред­по­ло­жим теперь, что чув­ства и вооб­ра­же­ние вос­ста­ли про­тив рас­суд­ка и ска­за­ли, что то общее, кото­рое он, по его мыс­ли, может созер­цать, вовсе не суще­ст­ву­ет, на том осно­ва­нии, что чув­ст­вен­но вос­при­ни­мае­мое и вооб­ра­жае­мое не может быть общим, а зна­чит, либо мне­ние рас­суд­ка истин­но, и тогда не суще­ст­ву­ет ниче­го чув­ст­вен­но­го, либо, посколь­ку рас­судок зна­ет, что мно­гие вещи явля­ют­ся пред­ме­та­ми чувств и вооб­ра­же­ния, его спо­соб позна­ния ложен, ибо он мыс­лит о том, что явля­ет­ся чув­ст­вен­ным и инди­виду­аль­ным, как о чем-то общем. Если бы, далее, рас­судок ска­зал в ответ, что при рас­смот­ре­нии обще­го он созер­цал то же, что пости­га­ет­ся чув­ства­ми и вооб­ра­же­ни­ем, но чув­ства и вооб­ра­же­ние не спо­соб­ны под­нять­ся до узна­ва­ния общ­но­сти, так как их спо­соб позна­ния не может идти за пре­де­лы телес­ных обра­зов, и если бы он доба­вил, что толь­ко его спо­со­бом вещи и позна­ют­ся, то дове­рие было бы отда­но более надеж­ной и совер­шен­ной про­ни­ца­тель­но­сти: в тако­го рода спо­ре мы, люди, наде­лен­ные как спо­соб­но­стью рас­суд­ка, так и спо­соб­но­стью вооб­ра­же­ния и чув­ст­вен­но­го вос­при­я­тия, несо­мнен­но при­ня­ли бы сто­ро­ну рас­суд­ка.

Подоб­ным обра­зом и чело­ве­че­ский рас­судок отка­зы­ва­ет­ся верить, что боже­ст­вен­ный разум может видеть буду­щее ина­че, чем позна­ет его сам рас­судок. Ведь мы гово­рим: если появ­ле­ние чего-либо в буду­щем не явля­ет­ся опре­де­лен­ным и необ­хо­ди­мым, то оно не может быть пред­виде­но в буду­щем как опре­де­лен­ное. Собы­тия тако­го рода не могут быть пред­узна­ны, так как если бы мы в подоб­ном слу­чае пред­по­ло­жи­ли это, то не оста­лось бы ниче­го, что не про­ис­хо­ди­ло бы по необ­хо­ди­мо­сти. Если бы мы, кро­ме свиде­тельств соб­ст­вен­но­го рас­суд­ка, мог­ли еще опи­рать­ся на суж­де­ния боже­ст­вен­но­го разу­ма, то сочли бы, что как чув­ство и вооб­ра­же­ние долж­ны под­чи­нять­ся рас­суд­ку, так и чело­ве­че­ский рас­судок дол­жен быть под­вла­стен боже­ст­вен­но­му разу­му. Поэто­му устре­мим­ся, насколь­ко в наших силах, к гор­ней оби­те­ли выс­ше­го разу­ма. Здесь чело­ве­че­ский рас­судок узрит то, что в себе самом увидеть не может, а имен­но — каким обра­зом то, что пред­опре­де­ле­но с неиз­беж­но­стью к появ­ле­нию в гряду­щем, боже­ст­вен­ный разум содер­жит в себе как опре­де­лен­ное зна­ние, кото­рое явля­ет­ся не пред­по­ло­же­ни­ем, но бес­пре­дель­ной про­стотой выс­ше­го зна­ния.

6. Так как немно­го выше было пока­за­но, что все позна­вае­мое позна­ет­ся не из сво­ей при­ро­ды, но из при­ро­ды познаю­ще­го, то мы посмот­рим теперь, насколь­ко это поз­во­ле­но, в чем состо­ит поня­тие боже­ст­вен­ной сущ­но­сти, чтобы нам лег­че было постичь, како­во боже­ст­вен­ное зна­ние. По мне­нию всех живых существ, наде­лен­ных разу­мом, Бог вечен. Рас­смот­рим, что есть веч­ность. Она рас­кро­ет нам при­ро­ду Бога и его зна­ния. Веч­ность есть совер­шен­ное обла­да­ние сра­зу всей пол­нотой бес­ко­неч­ной жиз­ни¹², это с оче­вид­но­стью явст­ву­ет при срав­не­нии ее с вре­мен­ным явле­ни­я­ми. У того, что суще­ст­ву­ет во вре­ме­ни, его насто­я­щее с наступ­ле­ни­ем буду­ще­го пере­хо­дит в про­шлое. И нет ниче­го суще­ст­ву­ю­ще­го во вре­ме­ни, что мог­ло бы охва­тить сра­зу всю про­тя­жен­ность сво­ей жиз­ни, ибо оно, не достиг­нув еще зав­траш­не­го, уже утра­ти­ло вче­раш­нее. Ваша нынеш­няя жизнь не боль­ше, чем теку­щее и пре­хо­дя­щее мгно­ве­ние. Все, что под­ле­жит усло­вию вре­ме­ни, даже если бы оно, — как гово­рит о мире в сво­ем сочи­не­нии¹³ Ари­сто­тель, — нико­гда не начи­на­ло, — повто­ряю я, — и не завер­шит сво­его бытия и жизнь его рас­ши­ря­лась бы в бес­ко­неч­но­сти вре­ме­ни, одна­ко оно все же не было бы таким, что мож­но посчи­тать веч­ным. Такая жизнь может быть бес­ко­неч­но дол­гой, но она не может объ­ять и охва­тить всю свою про­тя­жен­ность одно­вре­мен­но. Ведь буду­ще­го еще нет, тогда как про­шед­шее уже утра­че­но.

Лишь то, что охва­ты­ва­ет всю пол­ноту бес­ко­неч­ной жиз­ни и обла­да­ет ею, чему не недо­ста­ет ниче­го из буду­ще­го и что не утра­ти­ло ниче­го из про­шло­го, спра­вед­ли­во счи­та­ет­ся веч­ным. И оно с необ­хо­ди­мо­стью обла­да­ет спо­соб­но­стью быть все­гда при­сут­ст­ву­ю­щим в себе и заклю­чать в себе под­лин­ную бес­ко­неч­ность теку­ще­го вре­ме­ни. Поэто­му несоот­вет­ст­ву­ю­щем истине пред­став­ля­ет­ся мне­ние тех фило­со­фов, кото­рые, сослав­шись на то, буд­то Пла­тон верил, что мир не имел ника­ко­го нача­ла во вре­ме­ни и не будет иметь ника­ко­го кон­ца, счи­та­ют сотво­рен­ный мир совеч­ным созда­те­лю. Ибо одно дело вести бес­ко­неч­ную во вре­ме­ни жизнь, кото­рую Пла­тон при­пи­сы­вал миру¹⁴, а дру­гое — быть все­объ­ем­лю­щим нали­чи­ем бес­ко­неч­ной жиз­ни, что воз­мож­но лишь для боже­ст­вен­но­го разу­ма, это оче­вид­но. Бог дол­жен счи­тать­ся стар­ше создан­но­го Им не по коли­че­ству вре­ме­ни, но вслед­ст­вие непо­сред­ст­вен­но­сти сво­ей при­ро­ды. Бес­ко­неч­ное пре­вра­ще­ние вре­мен­ных вещей упо­доб­ля­ет­ся неиз­мен­но­му состо­я­нию налич­но­го бытия, но так как отра­зить его или срав­нить­ся с ним не может, оно от тож­де­ства пере­хо­дит к изме­не­нию, из про­стоты насто­я­ще­го раз­дроб­ля­ет­ся на бес­ко­неч­ное коли­че­ство вещей и собы­тий буду­щих и про­шед­ших. Оно не может обла­дать одно­вре­мен­но всей пол­нотой сво­ей жиз­ни, но имен­но пото­му, что его суще­ст­во­ва­нию невоз­мож­но нико­гда завер­шить­ся, оно, как пред­став­ля­ет­ся, упо­доб­ля­ет­ся тому, что оно неспо­соб­но осу­ще­ст­вить или выра­зить. Оно дела­ет это, при­вя­зы­вая себя к неко­то­ро­му роду насто­я­ще­го в это быст­ро­теч­ное мгно­ве­ние, а посколь­ку это насто­я­щее име­ет опре­де­лен­ное сход­ство с тем пре­бы­ваю­щим насто­я­щим, оно сопо­став­ля­ет все, чем оно обла­да­ет, с про­яв­ле­ни­ем того бытия, кото­ро­му упо­доб­ля­ет­ся. Но так как оно не смог­ло бы удер­жать­ся, оно вос­поль­зо­ва­лось бес­ко­неч­ным ходом вре­ме­ни, и, таким обра­зом, для него ста­ло воз­мож­ным про­дол­жать­ся, дви­га­ясь впе­ред к той жиз­ни, пол­ноту кото­рой оно бы не мог­ло охва­тить, оста­ва­ясь в покое.

Итак, если мы хотим опре­де­лить все подо­баю­щим обра­зом, сле­дуя за Пла­то­ном, назо­вем Бога веч­ным, а мир — бес­пре­стан­ным¹⁵, так как вся­кое суж­де­ние охва­ты­ва­ет то, что ему под­чи­не­но по зако­ну его при­ро­ды, а Бог — вечен и сохра­ня­ет состо­я­ние, в кото­ром, кро­ме насто­я­ще­го, нет ниче­го, то и зна­ние Его, пре­вос­хо­дя дви­же­ние вре­ме­ни, пре­бы­ва­ет в про­сто­те Его насто­я­ще­го, содер­жа в себе в сово­куп­но­сти бес­ко­неч­ную про­тя­жен­ность буду­ще­го и про­шед­ше­го, и все это бог обо­зре­ва­ет в непо­сред­ст­вен­но­сти сво­его зна­ния, как если бы все это про­ис­хо­ди­ло в насто­я­щем. Итак, если ты жела­ешь понять изна­чаль­ное бытие, кото­рое все зна­ет, более пра­виль­но будет опре­де­лить его зна­ние не как пред­зна­ние буду­ще­го, а как непо­гре­ши­мое зна­ние нескон­чае­мо­го насто­я­ще­го. Вслед­ст­вие это­го его луч­ше назы­вать не пред­виде­ни­ем, но Про­виде­ни­ем, кото­рое все от само­го низ­ко­го до высо­чай­ше­го обо­зре­ва­ет с высоты. Поче­му же ты счи­та­ешь, что то, что обо­зре­ва­ет­ся боже­ст­вен­ным оком, ста­но­вит­ся необ­хо­ди­мым; ведь и люди созер­ца­ют вещи, но это не дела­ет их необ­хо­ди­мы­ми?

Раз­ве ты счи­та­ешь, что созер­ца­ние чего-нибудь насто­я­ще­го дела­ет его необ­хо­ди­мым? — Нет. — Но если мож­но срав­ни­вать насто­я­щее Бога и чело­ве­ка, то нуж­но отме­тить, что как вы, люди, види­те обыч­но неко­то­рые вещи в вашем пре­хо­дя­щем насто­я­щем, так и Бог созер­ца­ет все в сво­ем веч­ном насто­я­щем. Сле­до­ва­тель­но, боже­ст­вен­ное пред­зна­ние не изме­ня­ет при­ро­ды и свойств вещей, оно толь­ко в сво­ем насто­я­щем видит все таким, каким то станет в буду­щем, и не выно­сит о вещах неяс­ных суж­де­ний, но одним взо­ром сво­его разу­ма рас­по­зна­ет, что про­изой­дет в буду­щем — будь то по необ­хо­ди­мо­сти или нет. Так вы, когда види­те иду­ще­го по зем­ле чело­ве­ка и вос­хо­дя­щее на небе солн­це, хотя и вос­при­ни­ма­е­те их одно­вре­мен­но, одна­ко оце­ни­ва­е­те их по-раз­но­му, счи­тая пер­вое дей­ст­вие про­из­воль­ным, а вто­рое — необ­хо­ди­мым. И боже­ст­вен­ное про­зре­ние, во все про­ни­каю­щее, не изме­ня­ет сущ­но­сти вещей, кото­рые для него все­гда насто­я­щи, а отно­си­тель­но вре­ме­ни — буду­щи; отсюда сле­ду­ет, что, когда Бог зна­ет, что нечто долж­но будет про­изой­ти в буду­щем, и зна­ет, что оно лише­но необ­хо­ди­мо­сти суще­ст­во­ва­ния, то это не пред­по­ло­же­ние, но обос­но­ван­ное зна­ние исти­ны.

Теперь, если ты ска­жешь, что то, что Бог видит как буду­щее, не может не про­изой­ти, хотя и не выте­ка­ет из необ­хо­ди­мо­сти, я с этим согла­шусь. — При­знаю — это спра­вед­ли­вей­шая исти­на, но к это­му мне­нию едва ли кто-нибудь, кро­ме тол­ко­ва­те­ля вещей боже­ст­вен­ных, при­со­еди­нит­ся. — Я доба­ви­ла бы, что одно и то же буду­щее, когда отно­сит­ся к боже­ст­вен­но­му зна­нию, необ­хо­ди­мо, когда же рас­смат­ри­ва­ет­ся отно­си­тель­но сво­ей при­ро­ды, ока­зы­ва­ет­ся сво­бод­ным и неза­ви­си­мым.

Ведь суще­ст­ву­ет два вида необ­хо­ди­мо­сти¹⁶ — одна про­стая, как, напри­мер, необ­хо­ди­мость того, что все люди смерт­ны; дру­гая — услов­ная, как, если ты зна­ешь, что кто-то в насто­я­щий момент ходит, то необ­хо­ди­мо, чтобы он ходил. Ибо то, что позна­но, не может быть иным, чем как оно позна­но. Но эта услов­ная необ­хо­ди­мость не вле­чет за собой про­стой необ­хо­ди­мо­сти, так как она зиждет­ся не на соб­ст­вен­ной при­ро­де, а тво­рит­ся при­вхо­дя­щи­ми усло­ви­я­ми. Ника­кая необ­хо­ди­мость не застав­ля­ет идти иду­ще­го, хотя, когда он идет, необ­хо­ди­мо, что он идет. Таким обра­зом, если Про­виде­ние видит что-нибудь суще­ст­ву­ю­щим, бытие это­го явля­ет­ся необ­хо­ди­мым, хотя бы в при­ро­де его не содер­жа­лось ника­кой необ­хо­ди­мо­сти. Бог на то буду­щее, что зави­сит от сво­бо­ды воли, смот­рит как на суще­ст­ву­ю­щее, но оно толь­ко отно­си­тель­но боже­ст­вен­но­го виде­ния явля­ет­ся необ­хо­ди­мым по усло­вию при­ро­ды, оно не теря­ет сво­ей неогра­ни­чен­ной сво­бо­ды. Без сомне­ния, будет суще­ст­во­вать все, что Бог пред­зна­ет как буду­щее, но кое-что из это­го зави­сит от сво­бо­ды воли. Таким обра­зом, неко­то­рые собы­тия, хотя и про­изой­дут в буду­щем, одна­ко не утра­чи­ва­ют и сво­ей при­ро­ды, посколь­ку до того, как они про­изо­шли, мог­ли и не про­изой­ти. — Как же мож­но ска­зать, что в их осу­щест­вле­нии нет необ­хо­ди­мо­сти, если боже­ст­вен­ным пред­зна­ни­ем вся­ко­му слу­чаю при­да­ет­ся вид необ­хо­ди­мо­сти? — Возь­мем уже пред­ло­жен­ный нами ранее при­мер: вос­хо­дя­щее солн­це и иду­щий чело­век, когда они совер­ша­ют дей­ст­вия, не могут их не совер­шать, но для солн­ца дей­ст­вие было необ­хо­ди­мым еще до того, как оно нача­ло свер­шать­ся, а для чело­ве­ка — нет. Таким обра­зом, не может быть сомне­ний, что боже­ст­вен­ное насто­я­щее объ­ем­лет все, что отда­ле­но, но в том, что оно объ­ем­лет, одно выте­ка­ет из необ­хо­ди­мо­сти суще­го, дру­гое же нахо­дит­ся во вла­сти само­го совер­шаю­ще­го. Зна­чит, мы спра­вед­ли­во рас­суди­ли, что по отно­ше­нию к боже­ст­вен­но­му зна­нию это необ­хо­ди­мо; а рас­смот­рен­ное само по себе лише­но необ­хо­ди­мо­сти. Точ­но так же вос­при­ни­мае­мое чув­ства­ми, если рас­смат­ри­вать его с точ­ки зре­ния рас­суд­ка, будет общим, а если само по себе — еди­нич­ным.

Но если в моих силах — ска­жешь ты — изме­нять наме­ре­ния, то я мог бы вый­ти из-под вла­сти Про­виде­ния, ибо я, может быть, изме­нил бы те вещи, кото­рые пред­зна­ет Про­виде­ние. Отве­чу тебе: ты можешь изме­нить свои наме­ре­ния, но посколь­ку то, что ты можешь сде­лать это и как имен­но, Про­виде­ние видит как нечто истин­ное и суще­ст­ву­ю­щее, то нель­зя укло­нить­ся от боже­ст­вен­но­го пред­зна­ния; точ­но так же, как ты не можешь избе­жать устрем­лен­но­го на тебя взо­ра, хотя ты и волен изме­нять свои дей­ст­вия по сво­е­му жела­нию. Ты можешь воз­ра­зить мне, раз­ве от наше­го соиз­во­ле­ния что-нибудь меня­ет­ся? Неуже­ли, когда мы хотим сна­ча­ла одно­го, потом дру­го­го, наши жела­ния так же череду­ют­ся в пред­зна­нии? — Нет. — Боже­ст­вен­ное зна­ние пред­вос­хи­ща­ет все гряду­щее и при­зы­ва­ет к его осу­щест­вле­нию. Оно не отде­ля­ет, как ты дума­ешь, одно­го от дру­го­го, но все-таки пред­зна­ет и то, и дру­гое, одним взглядом охва­ты­вая измен­чи­вые твои жела­ния, пред­видя и содер­жа их в сово­куп­но­сти. Бог есть налич­ность все­го суще­го, и Его пред­виде­ние про­ис­хо­дит не из-за того, что про­изой­дет в буду­щем, но выте­ка­ет из его соб­ст­вен­ной непо­сред­ст­вен­но­сти. Отсюда ясно, что твое пред­по­ло­же­ние, выска­зан­ное ранее, буд­то при­чи­ной боже­ст­вен­но­го зна­ния явля­ет­ся наше буду­щее, невер­но. Эта налич­ная сила боже­ст­вен­но­го зна­ния, все охва­ты­ваю­щая сво­им пости­же­ни­ем, сама уста­нав­ли­ва­ет спо­соб бытия все­го суще­го и ниче­го не заим­ст­ву­ет из про­из­веден­но­го ею. Сле­до­ва­тель­но, оста­ет­ся в непри­кос­но­вен­но­сти сво­бо­да воли смерт­ных, и спра­вед­ли­вы зако­ны, опре­де­ля­ю­щие меру наград и нака­за­ний, так как чело­ве­че­ские жела­ния не свя­за­ны необ­хо­ди­мо­стью.

Ведь суще­ст­ву­ет же Бог, наблюдаю­щий все свы­ше и все пред­знаю­щий: он охва­ты­ва­ет взо­ром, все­гда и извеч­но, как насто­я­щие наши буду­щие дея­ния, опре­де­ляя доб­рым награ­ды, а дур­ным — нака­за­ния. Не пусты надеж­ды на Бога и молит­вы, ибо если они искрен­ни, не могут остать­ся безот­вет­ны­ми. Поэто­му отвер­ни­тесь от поро­ков, заботь­тесь о доб­ро­де­те­ли, устре­ми­те свой дух к пра­вед­ным надеж­дам, воз­не­си­те к небу сми­рен­ные молит­вы.

Вели­кая и невы­ра­зи­мая необ­хо­ди­мость бла­го­че­стия воз­ло­же­на на все, ибо живе­те вы под оком все­видя­ще­го судьи!