О знаменитых иноземных полководцах

XVIII. Эвмен

1. Эвмен из Кар­дии¹. Если бы участь это­го чело­ве­ка соот­вет­ст­во­ва­ла его доб­ле­сти, он мог бы добить­ся боль­шей сла­вы и боль­ших поче­стей, но не боль­ше­го вели­чия, ибо мера вели­ко­го чело­ве­ка — доб­ро­де­тель, а не успех. Вре­мя его жиз­ни при­шлось на эпо­ху рас­цве­та Македо­нии, и, живя сре­ди македо­нян, он испы­ты­вал боль­шие неудоб­ства из-за сво­его ино­зем­но­го про­ис­хож­де­ния — более все­го недо­ста­ва­ло ему знат­но­го име­ни. И хотя у себя дома он при­над­ле­жал к почтен­ней­ше­му роду², слу­ча­лось, что македо­няне счи­та­ли для себя зазор­ным под­чи­нять­ся ему, хотя и тер­пе­ли его власть, ибо не было чело­ве­ка более при­леж­но­го и трудо­лю­би­во­го, более тер­пе­ли­во­го, хит­ро­го и наход­чи­во­го, чем он. Еще в отро­че­стве позна­ко­мил­ся он с Филип­пом, сыном Амин­ты, и, бли­стая с юных лет при­род­ны­ми даро­ва­ни­я­ми, вско­ре стал его дове­рен­ным лицом. Тот дер­жал его при себе в каче­стве сек­ре­та­ря, а чин этот ценит­ся у гре­ков гораздо выше, чем у рим­лян. Ведь у нас пис­цы не без осно­ва­ния счи­та­ют­ся наем­ни­ка­ми, у них же, напро­тив, на эту долж­ность допус­ка­ют­ся толь­ко почтен­ные люди испы­тан­ной чест­но­сти и усер­дия, посколь­ку писец неиз­беж­но при­ча­стен ко всем замыс­лам гос­по­ди­на. Бла­го­да­ря друж­бе с Филип­пом, Эвмен зани­мал это место 7 лет, а когда царя уби­ли³, в том же чине слу­жил Алек­сан­дру 13 лет. В послед­нее вре­мя он коман­до­вал так­же одним из отрядов всад­ни­ков, кото­рые назы­ва­лись гетай­ра­ми. Все­гда он при­сут­ст­во­вал на сове­тах обо­их царей и участ­во­вал во всех их делах.

2. После кон­чи­ны Алек­сандра в Вави­лоне⁴ дру­зья его дели­ли меж­ду собой вла­де­ния, а вер­хов­ный над­зор за дер­жа­вой полу­чил Пер­дик­ка, кото­ро­му Алек­сандр перед смер­тью пере­дал свое коль­цо⁵: по это­му зна­ку все при­зна­ли, что Алек­сандр дове­рил ему пра­вить цар­ст­вом до совер­шен­но­ле­тия сво­их детей, ибо отсут­ст­во­ва­ли Кра­тер и Анти­патр, кото­рые счи­та­лись вли­я­тель­нее Пер­дик­ки, и мертв был Гефе­сти­он, кото­ро­го Алек­сандр, как лег­ко мож­но было заме­тить, ценил очень высо­ко⁶. В это вре­мя Эвме­ну дали, или ско­рее назна­чи­ли, Кап­па­до­кию, нахо­див­шу­ю­ся тогда во вла­сти непри­я­те­ля⁷. Усмат­ри­вая в этом чело­ве­ке вели­чай­шую чест­ность и усер­дие, Пер­дик­ка изо всех сил поста­рал­ся добить­ся его под­держ­ки, ибо не сомне­вал­ся, что, пере­тя­нув Эвме­на на свою сто­ро­ну, полу­чит от него боль­шую поль­зу в том деле, кото­рое зате­вал. А замыш­лял он то, чего домо­га­ют­ся почти все, под­ви­заю­щи­е­ся на вер­ши­нах вла­сти, — захва­тить и при­сво­ить долю всех сопер­ни­ков. Так вел себя не толь­ко он один, но и все про­чие быв­шие дру­зья Алек­сандра. Пер­вым Леон­нат вбил себе в голо­ву пере­хва­тить у них Македо­нию⁸. Не ску­пясь на щед­рые обе­ща­ния, он горя­чо уго­ва­ри­вал Эвме­на поки­нуть Пер­дик­ку и заклю­чить союз с ним самим. Не сумев же пере­ма­нить, попы­тал­ся его убить, что испол­нил бы, если бы Эвмен тай­но ночью не бежал из его ста­на.

3. Меж­ду тем раз­го­ре­лись те самые вой­ны, кото­рые столь оже­сто­чен­но велись после смер­ти Алек­сандра, и все соеди­ни­ли силы для раз­гро­ма Пер­дик­ки⁹. Хотя Эвмен видел сла­бость того, кто вынуж­ден был один сто­ять про­тив всех, одна­ко не поки­нул дру­га, не пред­по­чел выго­ду чести. Пер­дик­ка пору­чил ему управ­лять той частью Азии, кото­рая рас­по­ло­же­на меж­ду гора­ми Тав­ра и Гел­лес­пон­том¹⁰, про­ти­во­по­ста­вив его одно­го про­тив­ни­кам, нахо­див­шим­ся в Евро­пе, а сам высту­пил про­тив Пто­ле­мея на заво­е­ва­ние Егип­та. Эвмен рас­по­ла­гал мало­чис­лен­ным и сла­бым вой­ском — толь­ко что набран­ное, оно было еще не обу­че­но — а при­бли­жа­лись, перей­дя, по слу­хам, Гел­лес­понт, выдаю­щи­е­ся и про­слав­лен­ные пол­ко­вод­цы Анти­патр и Кра­тер с боль­шой македон­ской арми­ей, при­чем македон­ские сол­да­ты сла­ви­лись тогда так же, как ныне рим­ские — ведь самы­ми доб­лест­ны­ми счи­та­ют­ся все­гда вои­ны само­го могу­ще­ст­вен­но­го государ­ства. Эвмен пони­мал, что если его люди узна­ют, про­тив кого их ведут, то не толь­ко отка­жут­ся высту­пить в поход, но раз­бе­гут­ся при пер­вом изве­стии о про­тив­ни­ке. Тогда он счел за луч­шее вести их околь­ны­ми путя­ми, где они не мог­ли бы услы­шать прав­ду, вну­шив им, что идет на каких-то вар­ва­ров. План этот он выпол­нил, как заду­мал, так что постро­ил вой­ско к бою и всту­пил в сра­же­ние преж­де, чем сол­да­ты его узна­ли, с кем пред­сто­ит им бить­ся. К тому же, имея пере­вес в кон­ни­це и усту­пая вра­гу в пехо­те, он зара­нее занял пози­цию, поз­во­ля­ю­щую ему вести бой пре­иму­ще­ст­вен­но сила­ми всад­ни­ков.

4. В оже­сто­чен­ном кон­ном сра­же­нии про­шла зна­чи­тель­ная часть дня, пали тогда коман­дую­щий Кра­тер и заме­сти­тель его Неопто­лем, с кото­рым сра­зил­ся сам Эвмен¹¹. Обхва­тив друг дру­га рука­ми, эти бой­цы сва­ли­лись с коней на зем­лю, и мож­но было видеть, какой нена­ви­стью вдох­нов­ля­ет­ся их борь­ба и как ярост­но про­ти­во­бор­ст­ву­ют не толь­ко их тела, но и души; объ­я­тие разо­мкну­лось лишь тогда, когда один из них испу­стил дух. Хотя про­тив­ник нанес Эвме­ну несколь­ко ран, тот не поки­нул поле боя, но еще оже­сто­чен­нее обру­шил­ся на непри­я­те­лей. И вот, когда македон­ская кон­ни­ца была раз­би­та, когда погиб Кра­тер и попа­ло в плен мно­же­ство самых знат­ных лиц, пешее вой­ско, заведен­ное в такое место, откуда оно не мог­ло выбрать­ся про­тив воли Эвме­на, запро­си­ло у него мира; добив­шись же сво­его, нару­ши­ло усло­вия и при пер­вой же воз­мож­но­сти пере­мет­ну­лось к Анти­па­тру. Кра­те­ра вынес­ли из боя полу­мерт­вым, и Эвмен при­ло­жил все уси­лия, чтобы воз­вра­тить его к жиз­ни; когда же это не уда­лось, то ради досто­ин­ства сего мужа и во имя их преж­ней друж­бы (при жиз­ни Алек­сандра они были при­я­те­ля­ми) устро­ил ему пыш­ные похо­ро­ны и ото­слал его прах в Македо­нию жене и детям.

5. Пока это про­ис­хо­ди­ло у Гел­лес­пон­та, Селевк и Анти­ген уби­ли близ Нила Пер­дик­ку, и вер­хов­ная власть пере­шла к Анти­па­тру¹². Тогда вой­ско, про­го­ло­со­вав, заоч­но при­го­во­ри­ло к смер­ти тех, кто не отка­зы­вал­ся от борь­бы. Сре­ди них был Эвмен. Полу­чив такой удар, он не сдал­ся, про­дол­жал все так же упор­но вести вой­ну, но тяже­лые обсто­я­тель­ства если не сло­ми­ли, то поко­ле­ба­ли его муже­ство. Анти­гон, пре­сле­до­вав­ший Эвме­на, в избыт­ке обла­дал все­ми вида­ми войск¹³, но тот часто напа­дал на него в пути и допус­кал завя­зать схват­ку толь­ко в тех местах, где малая рать мог­ла про­ти­во­сто­ять боль­шой. В кон­це кон­цов, его одо­ле­ли если не искус­ст­вом, то пре­вос­ход­ством сил. Поне­ся боль­шие поте­ри, он ускольз­нул и бежал во Фри­гию, в кре­пость под назва­ни­ем Нора. Сидя там в оса­де, стал он бес­по­ко­ить­ся, как бы дол­гое пре­бы­ва­ние на одном месте не повреди­ло бое­вым коням, посколь­ку выез­жать их было негде. И вот он изо­брел хит­рое при­спо­соб­ле­ние, с помо­щью кото­ро­го мож­но было тре­ни­ро­вать ско­ти­ну до пота, чтобы она име­ла хоро­ший аппе­тит и не заста­и­ва­лась. Он так высо­ко под­вя­зы­вал рем­нем голо­ву лоша­ди, что ей труд­но было доста­вать пере­д­ни­ми нога­ми до зем­ли, а затем, сте­гая пле­тью, застав­лял ее ска­кать и бры­кать­ся. Про­де­лы­вая такие дви­же­ния, она поте­ла не мень­ше, чем если бы ее гоня­ли на откры­том про­стран­стве. Пото­му-то все удив­ля­лись, когда он, про­сидев в оса­де мно­го меся­цев, вывел из кре­по­сти таких ухо­жен­ных коней, как буд­то дер­жал их в лугах и доли­нах. Во вре­мя это­го заклю­че­ния он не раз по сво­ей при­хо­ти то сжи­гал, то раз­ру­шал осад­ные орудия и укреп­ле­ния Анти­го­на. На месте он оста­вал­ся, пока дли­лась зима, посколь­ку не имел воз­мож­но­сти раз­бить лагерь под откры­тым небом. Когда же пове­я­ло вес­ной, при­тво­рил­ся, что сда­ет­ся и, заведя пере­го­во­ры об усло­ви­ях, обма­нул Анти­го­но­вых офи­це­ров и бла­го­по­луч­но вышел на волю сам и вывел сво­их людей.

6. Олим­пи­а­да, мать Алек­сандра, отпра­ви­ла к Эвме­ну в Азию пись­ма и гон­цов, сове­ту­ясь, воз­вра­щать­ся ли ей назад в Македо­нию — а жила она тогда в Эпи­ре — и вос­ста­нав­ли­вать ли свою власть в этой стране. Он посо­ве­то­вал ей, во-пер­вых, не тро­гать­ся с места и ждать, пока на пре­стол не взой­дет сын Алек­сандра, во-вто­рых, если у нее есть осо­бая при­чи­на спе­шить в Македо­нию — забыть все обиды и нико­го не под­вер­гать суро­вым пре­сле­до­ва­ни­ям. Все­ми эти­ми сооб­ра­же­ни­я­ми она пре­не­брег­ла — и в Македо­нию отпра­ви­лась и ста­ла вести там себя самым жесто­ким обра­зом¹⁴. При этом она заоч­но моли­ла Эвме­на, чтобы он помог детям Алек­сандра, не поз­во­лил вра­гам Филип­по­ва рода и семьи истре­бить его потом­ство; если он согла­сен ока­зать такую услу­гу, пусть как мож­но ско­рее гото­вит вой­ска и ведет их ей на под­мо­гу; а чтобы дело шло луч­ше, она-де пись­мен­но пове­ле­ла всем офи­це­рам, сохра­нив­шим вер­ность, чтобы они под­чи­ня­лись ему и слу­ша­лись его при­ка­зов¹⁵. Увлек­шись эти­ми обе­ща­ни­я­ми, Эвмен решил, что коли так велит судь­ба, то луч­ше погиб­нуть, возда­вая доб­ром за доб­ро, чем жить небла­го­дар­ным.

7. Итак, он собрал вой­ска и при­гото­вил­ся вое­вать с Анти­го­ном. А посколь­ку при нем было мно­го знат­ных македо­нян — в том чис­ле Пев­кест, быв­ший тело­хра­ни­тель Алек­сандра, управ­ляв­ший теперь Пер­сидой, и Анти­ген, коман­дир македон­ской фалан­ги, то он побо­ял­ся (и опа­се­ния его оправ­да­лись), будучи ино­зем­цем, взять на себя глав­ное коман­до­ва­ние в ущерб дру­гим македо­ня­нам, кото­рые тол­пи­лись вокруг него. Итак, от име­ни Алек­сандра он поста­вил посреди лаге­ря палат­ку, при­ка­зал поме­стить в ней золо­той трон, ски­петр и диа­де­му и велел всем еже­днев­но там соби­рать­ся и дер­жать совет о важ­ней­ших делах; ему каза­лось, что будет мень­ше зави­сти, если он станет вести вой­ну буд­то бы от име­ни Алек­сандра и как бы его вла­стью. Так он и сде­лал. И посколь­ку схо­ди­лись и сове­ща­лись не в палат­ке Эвме­на, а в цар­ском шат­ре, было не слиш­ком замет­но, что все дела вер­шат­ся по его воле.

8. В Паре­та­кене он столк­нул­ся с Анти­го­ном — не в бою, а во вре­мя похо­да — и, при­чи­нив ему ущерб, заста­вил его отой­ти на зиму в Мидию. Сам же раз­ме­стил свои вой­ска на зим­нюю сто­ян­ку в бли­жай­шей обла­сти Пер­сиды — не по соб­ст­вен­ной воле, а под­чи­ня­ясь жела­нию сол­дат. Ибо та зна­ме­ни­тая фалан­га Алек­сандра Вели­ко­го, кото­рая про­шла всю Азию и победи­ла пер­сов, при­вык­нув и к сла­ве и к свое­во­лию, не жела­ла под­чи­нять­ся вождям, но стре­ми­лась коман­до­вать ими, как сей­час дела­ют наши вете­ра­ны. И есть опа­се­ние, как бы наши вои­ны не натво­ри­ли того, что совер­ши­ли тогда македо­няне, кото­рые со свой­ст­вен­ной им рас­пу­щен­но­стью и свое­во­ли­ем сокру­ша­ли всех под­ряд — союз­ни­ков не мень­ше, чем вра­гов. Если кто-нибудь про­чтет о похож­де­ни­ях тех вете­ра­нов, то пой­мет, как они похо­жи на наших, усмот­рев раз­ни­цу толь­ко во вре­ме­ни жиз­ни. Но воз­вра­тим­ся к македо­ня­нам. Заняв зим­ние квар­ти­ры не по воен­но­му рас­че­ту, а ради рос­кош­но­го вре­мя­пре­про­вож­де­ния, они широ­ко рас­пы­ли­ли свои силы. Про­ведав об этом, Анти­гон, пони­мав­ший, что усту­па­ет про­тив­ни­ку, когда тот насто­ро­же, решил при­бег­нуть к неожи­дан­ной хит­ро­сти. Были две доро­ги, по кото­рым он мог добрать­ся из сво­его зим­не­го лаге­ря в Мидии до зим­них сто­я­нок непри­я­те­ля. Более корот­кая про­хо­ди­ла по пустын­ным местам, где никто не жил из-за нехват­ки воды; зани­ма­ла она все­го око­ло деся­ти дней. Та же доро­га, кото­рой все поль­зо­ва­лись, обра­зо­вы­ва­ла вдвое длин­ней­ший крюк, но была мно­го­люд­на и изоби­ло­ва­ла при­па­са­ми. Анти­гон пони­мал, что если он дви­нет­ся по вто­ро­му пути, то весть о его при­бли­же­нии дой­дет до вра­гов рань­ше, чем он прой­дет треть рас­сто­я­ния; одолев же глу­хие места, наде­ял­ся уни­что­жить про­тив­ни­ка врас­плох. Для выпол­не­ния это­го пла­на он при­ка­зал загото­вить как мож­но боль­ше мехов и бур­дю­ков, а так­же фура­жа и варе­ной пищи на десять дней, дабы раз­во­дить на сто­ян­ках как мож­но мень­ше огня. Цель пути была ото всех скры­та. При­гото­вив­шись таким обра­зом, Анти­гон высту­пил в поход по избран­ной доро­ге.

9. Он про­шел почти поло­ви­ну пути, когда дым его лаге­ря воз­будил подо­зре­ние, и Эвме­ну донес­ли о при­бли­же­нии вра­га. Собра­лись пол­ко­вод­цы и встал вопрос: что делать? Все пони­ма­ли, что Анти­гон, оче­вид­но, ока­жет­ся на месте рань­ше, чем удаст­ся стя­нуть соб­ст­вен­ные силы. В то вре­мя, как про­чие коман­ди­ры коле­ба­лись и во всем отча­и­ва­лись, Эвмен заявил, что если они захотят про­явить рас­то­роп­ность и согла­сят­ся испол­нять при­ка­за­ния, кото­рым не под­чи­ня­лись рань­ше, то он най­дет выход из поло­же­ния: посколь­ку непри­я­тель может одо­леть путь за пять дней, он сде­ла­ет так, чтобы тот задер­жал­ся вда­ли по край­ней мере еще на такой же срок; коман­ди­ры же пусть разой­дут­ся и пусть каж­дый собе­рет сво­их людей. Чтобы задер­жать напа­де­ние Анти­го­на, Эвмен при­ду­мал сле­дую­щий план: он отпра­вил несколь­ко чело­век к даль­ним горам, сто­яв­шим на пути непри­я­те­ля, и при­ка­зал, чтобы в первую ноч­ную стра­жу они раз­ве­ли как мож­но боль­ше самых ярких кост­ров, во вто­рую — умень­ши­ли огонь, а в третью — при­ту­ши­ли его; под­ра­жая лагер­ным поряд­кам, они долж­ны были вну­шить вра­гам подо­зре­ние, что в тех местах раз­бит воин­ский стан и что про­тив­ник изве­щен об их при­бли­же­нии; то же самое пред­сто­я­ло им про­де­лать и на сле­дую­щую ночь. Люди, полу­чив­шие это пору­че­ние, испол­ни­ли его весь­ма ста­ра­тель­но. Едва насту­пил вечер, Анти­гон увидел огни и пове­рил, что, изве­щен­ные о его при­хо­де, вра­ги стя­ну­ли туда свои вой­ска. Тогда он пере­ме­нил наме­ре­ние и, посколь­ку не уда­лось ата­ко­вать вне­зап­но, свер­нул с пути и дви­нул­ся по более изви­ли­стой, длин­ной и ожив­лен­ной доро­ге; там он задер­жал­ся на один день, чтобы дать отдых вои­нам и под­кре­пить скот, а потом, со све­жи­ми сила­ми, всту­пить в бой.

10. Так Эвмен пере­хит­рил ковар­но­го пол­ко­во­д­ца, запу­тав его стре­ми­тель­ный ход. Впро­чем, это не при­нес­ло ему уда­чи: вый­дя из боя победи­те­лем, он был выдан Анти­го­ну из-за рев­но­сти быв­ших при нем пол­ко­вод­цев и вслед­ст­вие изме­ны македон­ских вете­ра­нов¹⁶, хотя рань­ше, в раз­ное вре­мя, вой­ско три­жды кля­лось защи­щать и нико­гда не покидать его. Такую уж зависть пита­ли неко­то­рые люди к его доб­ле­сти, что ради гибе­ли его гото­вы были посту­пить­ся сво­ей честью. Анти­гон же, злей­ший враг Эвме­на, поща­дил бы его, будь на то согла­сие дру­зей, так как пони­мал, что Эвмен мог бы стать луч­шим его помощ­ни­ком в тех испы­та­ни­ях, кото­рые теперь явно угро­жа­ли всем. Ибо насту­па­ли уже Селевк, Лизи­мах и Пто­ле­мей¹⁷, обла­дав­шие мощ­ны­ми ратя­ми, с кото­ры­ми Анти­го­ну пред­сто­я­ло бороть­ся за вер­хов­ную власть. Но не потер­пе­ли это­го люди из окру­же­ния Анти­го­на, пони­мав­шие, что если Эвмен будет при­нят в их ряды, то все они ока­жут­ся по срав­не­нию с ним ничто­же­ства­ми. А сам Анти­гон был так зол на него, что смяг­чить его мог­ла толь­ко твер­дая надеж­да на вели­кие сов­мест­ные пред­при­я­тия.

11. Итак, он отдал Эвме­на под стра­жу, а когда началь­ник тюрь­мы спро­сил, как содер­жать плен­ни­ка, отве­тил: «как сви­ре­пей­ше­го льва или беше­но­го сло­на», — посколь­ку сам еще не решил, сохра­нить узни­ку жизнь или нет. Самые раз­ные люди наве­ща­ли Эвме­на — и нена­вист­ни­ки, желав­шие усла­дить свой взор его бедой, и ста­рые дру­зья, хотев­шие пого­во­рить с ним и уте­шить его; были еще мно­гие люди, стре­мив­ши­е­ся поглядеть, каков собой тот чело­век, кото­ро­го они так дол­го и так силь­но боя­лись, чье несча­стье сули­ло им надеж­ду на победу. А Эвмен, про­сидев в заклю­че­нии неко­то­рое вре­мя, ска­зал Оно­мар­ху, глав­но­му тем­нич­но­му стра­жу: он мол, удив­ля­ет­ся, поче­му его уже тре­тий день дер­жат вза­пер­ти; непри­лич­но бла­го­ра­зум­но­му Анти­го­ну так изде­вать­ся над побеж­ден­ным — пусть бы при­ка­зал либо каз­нить, либо отпу­стить его на волю. Оно­мар­ху речь эта пока­за­лась черес­чур занос­чи­вой, и он отве­тил: «Если ты такой храб­рый, что же не сло­жил ты голо­ву в бою, вме­сто того, чтобы попасть в руки непри­я­те­ля?» А Эвмен ему в ответ: «О, если бы так! Но не мог­ло это­го слу­чить­ся, пото­му что нико­гда не стал­ки­вал­ся я с тем, кто был бы силь­нее меня. Вся­кий, кто скре­щи­вал со мною ору­жие тер­пел пора­же­ние. Не доб­лесть про­тив­ни­ка, но изме­на дру­зей одо­ле­ла меня». И он гово­рил прав­ду… Обла­дая бла­го­род­ной при­ят­ной внеш­но­стью, он был весь­ма силен и спо­со­бен к телес­ным трудам, хотя сло­же­ние имел не столь­ко могу­чее, сколь­ко изящ­ное.

12. Не реша­ясь опре­де­лить участь Эвме­на само­лич­но, Анти­гон вынес дело на совет. Сна­ча­ла все при­шли в заме­ша­тель­ство, изум­ля­ясь, что не понес еще нака­за­ния тот, кто в тече­ние мно­гих лет чинил им такое зло, что часто они ока­зы­ва­лись на краю гибе­ли, кто погу­бил вели­чай­ших пол­ко­вод­цев, в ком одном таит­ся такая опас­ность, что не могут они жить спо­кой­но, пока он дышит, после же его каз­ни осво­бо­дят­ся от всех забот. Затем они вопро­ша­ли Анти­го­на, кто будет его дру­гом, если Эвмен полу­чит поми­ло­ва­ние? — Лич­но они не ста­нут ему слу­жить вме­сте с Эвме­ном. Анти­гон при­нял к сведе­нию мне­ние сове­та, но оста­вил себе еще семь дней сро­ку на раз­мыш­ле­ние. А потом, опа­са­ясь, как бы вдруг не взбун­то­ва­лась армия, при­ка­зал нико­го к нему не пус­кать и велел лишить его еже­днев­но­го про­пи­та­ния. При этом он уве­рял, что не учи­нит наси­лия над тем, кто был его дру­гом. Эвмен стра­дал от голо­да не более трех дней. Когда вой­ско сни­ма­лось с лаге­ря, тюрем­щи­ки заду­ши­ли его, не спро­сясь Анти­го­на.

13. Так соро­ка пяти лет от роду окон­чил свою жизнь Эвмен¹⁸, кото­рый с два­дца­ти­лет­не­го, как я гово­рил, воз­рас­та в тече­ние семи лет был помощ­ни­ком Филип­па, три­на­дцать лет испол­нял ту же служ­бу при Алек­сан­дре, началь­ст­во­вал в те годы над одной из всад­ни­че­ских ал, а после смер­ти Алек­сандра стал вое­на­чаль­ни­ком и, коман­дуя вой­ском, раз­бил или уни­что­жил зна­ме­ни­тей­ших пол­ко­вод­цев; одо­ле­ла его не доб­лесть Анти­го­на, а изме­на македо­нян. Лег­ко мож­но понять, как ува­жа­ли его те вожди, кото­рые после Алек­сандра Вели­ко­го ста­ли назы­вать­ся царя­ми, если при жиз­ни Эвме­на все они име­но­ва­лись не царя­ми, а намест­ни­ка­ми, а сра­зу же после его гибе­ли при­ня­ли цар­ский убор и титул, отка­за­лись испол­нить преж­нее свое обе­ща­ние сбе­речь дер­жа­ву для детей Алек­сандра и, устра­нив един­ст­вен­но­го защит­ни­ка, откры­то обна­ру­жи­ли свои наме­ре­ния¹⁹. Зачин­щи­ка­ми это­го бес­че­стия были Анти­гон, Пто­ле­мей, Селевк, Лизи­мах и Кас­сандр. Что каса­ет­ся Анти­го­на, то он отдал тело Эвме­на его близ­ки­ми для похо­рон. Те, воздав ему тор­же­ст­вен­ные воин­ские поче­сти, пре­да­ли его погре­бе­нию в при­сут­ст­вии цело­го вой­ска, а прах поза­бо­ти­лись отпра­вить в Кап­па­до­кию мате­ри, жене и детям.