Римские древности

Кн. IV, гл. 70

70. Когда же он услы­шал, как Вале­рий рас­ска­зы­ва­ет о том, что про­изо­шло с Лукре­ци­ей и о смер­ти ее, то, про­стер­ши руки к небу, вос­клик­нул: «О Юпи­тер и вы, все боги, что мило­сти­во взи­ра­е­те на чело­ве­че­скую жизнь, неуже­ли же теперь при­шло то вре­мя, в ожи­да­нии кото­ро­го я вел при­твор­ную жизнь? Неуже­ли рим­ля­нам суж­де­но от меня, с моей помо­щью, полу­чить осво­бож­де­ние от непе­ре­но­си­мой тира­нии?»

(2) Про­из­не­ся это, он поспеш­но напра­вил­ся к дому вме­сте с Кол­ла­ти­ном и Вале­ри­ем. А когда Кол­ла­тин вошел, то, увидев Лукре­цию, лежав­шую у всех на виду, и отца, обни­мав­ше­го ее, он гром­ко возо­пил, обхва­тил мерт­вую, и начал цело­вать и при­зы­вать ее, и раз­го­ва­ри­вать с ней, как с живой, посколь­ку обе­зу­мел от горя.

(3) Пока он и ее отец дол­го опла­ки­ва­ли ее пооче­ред­но, и весь дом напол­нял­ся сте­на­ни­я­ми и сето­ва­ни­я­ми, Брут, обра­тив на них взор свой, ска­зал: «Тыся­чи воз­мож­но­стей будут у вас, Лукре­ций и Кол­ла­тин, и все вы, близ­кие жены сей, чтобы опла­кать ее, но сей­час давай­те поза­бо­тим­ся о том, чтобы ото­мстить за нее. Ведь нынеш­нее вре­мя тре­бу­ет это­го».

(4) Всем пока­за­лось, что он сове­ту­ет вер­но, и, остав­шись толь­ко со сво­и­ми, а тол­пу челяди и наем­ных работ­ни­ков уда­лив, они ста­ли сове­щать­ся о том, что нуж­но пред­при­нять. Пер­вым завел речь Брут о себе, что извест­ная его тупость была не насто­я­щей, а лишь види­мой, и он при­вел при­чи­ны сво­его при­твор­ства, так что соста­вил мне­ние о себе, как о чело­ве­ке, самом разум­ном из всех; вслед за этим он начал убеж­дать при­нять такое реше­ние — изгнать как Тарк­ви­ния, так и детей его из горо­да, выска­зав мно­го тако­го, что вос­пла­ме­ня­ло их. Когда же Брут увидел, что все при­шли к еди­но­му мне­нию, он ска­зал, что, если суж­де­но слу­чить­ся тому, что сле­ду­ет, то нуж­да — не в сло­вах и обе­ща­ни­ях, а в делах, и что пред­во­ди­тель­ст­во­вать ими все­ми будет он сам.

(5) Про­из­не­ся это, он под­нял кин­жал, коим Лукре­ция зако­ло­ла себя, подо­шел к телу ее (ведь это ужас­ное зре­ли­ще нахо­ди­лось еще у всех на виду) и поклял­ся Мар­сом и про­чи­ми бога­ми, что сде­ла­ет все, что в его силах, для свер­же­ния гос­под­ства Тарк­ви­ни­ев, что и сам он не при­ми­рит­ся с тира­на­ми, и тем, кто при­ми­ря­ет­ся, не поз­во­лит это­го, и вра­гом будет счи­тать того, кто хочет ино­го, и до смер­ти сво­ей будет вра­гом и тира­нии, и тех, кто ей содей­ст­ву­ет. А если он нару­шит клят­ву, то попро­сит для себя само­го, для детей сво­их такой же смер­ти, как та, кото­рую встре­ти­ла Лукре­ция.