Римские древности

Книга XII

1. Когда в Риме раз­ра­зил­ся силь­ный голод, некий чело­век (и рода не без­вест­но­го, и по день­гам из чис­ла самых состо­я­тель­ных), Спу­рий Мелий¹, по про­зви­щу «Счаст­ли­вец», полу­чен­но­му за боль­шое богат­ство, недав­но уна­сле­до­вав­ший иму­ще­ство отца, в силу же воз­рас­та и при­над­леж­но­сти к всад­ни­че­ско­му сосло­вию не имев­ший пра­ва зани­мать долж­но­сти или испол­нять какую-нибудь иную обще­ст­вен­ную обя­зан­ность, про­слав­лен­ный, как никто дру­гой, в воен­ных делах и укра­шен­ный мно­го­чис­лен­ны­ми награ­да­ми за доб­лесть, счел момент наи­бо­лее удоб­ным для уста­нов­ле­ния тира­нии и обра­тил­ся к заис­ки­ва­нию перед тол­пой — наи­бо­лее лег­ко­му из всех путей, веду­щих к тира­нии. (2) Так вот, имея мно­го дру­зей и кли­ен­тов, он разо­слал их в раз­ные сто­ро­ны, дав денег из лич­ных средств для закуп­ки про­дук­тов пита­ния, да и сам отпра­вил­ся в Этру­рию. Доста­вив за корот­кое вре­мя бла­го­да­ря сво­им уси­ли­ям и помо­щи дру­зей боль­шое коли­че­ство про­до­воль­ст­вия, он стал разда­вать его сограж­да­нам, отме­ри­вая модий² за два дена­рия³ вме­сто две­на­дца­ти, а тех, кто, как он пони­мал, совер­шен­но неимущ и не в состо­я­нии пре­до­ста­вить пла­ту даже за еже­днев­ное про­пи­та­ние, снаб­жал без­воз­мезд­но. (3) Рас­по­ло­жив к себе народ такой бла­готво­ри­тель­но­стью и стя­жав уди­ви­тель­но вели­кую сла­ву, он опять отпра­вил­ся, чтобы заку­пить допол­ни­тель­ное про­до­воль­ст­вие, и немно­го пого­дя вер­нул­ся со мно­же­ст­вом реч­ных судов, сплошь запол­нен­ных съест­ны­ми при­па­са­ми, и тем же самым обра­зом стал разда­вать их сограж­да­нам.

(4) Пат­ри­ции же, видя эти дела, нача­ли отно­сить­ся к нему с подо­зре­ни­ем, пола­гая, что ниче­го хоро­ше­го не изведать им от чрез­мер­ной щед­ро­сти это­го чело­ве­ка, и, соби­ра­ясь вме­сте на Фору­ме, обсуж­да­ли, каким наи­бо­лее под­хо­дя­щим без­опас­ным спо­со­бом сле­ду­ет заста­вить его отка­зать­ся от подоб­ных меро­при­я­тий. Сна­ча­ла они встре­ча­лись и бесе­до­ва­ли друг с дру­гом тай­но и в неболь­шом чис­ле, затем ста­ли и откры­то обви­нять, посколь­ку тот был тяго­стен и невы­но­сим, совер­шая дея­ния, пре­ис­пол­нен­ные гор­ды­ни, и само­уве­рен­но раз­гла­голь­ст­вуя о себе самом. (5) А имен­но, во-пер­вых, он, сидя на замет­ном воз­вы­ше­нии, каков обы­чай у долж­ност­ных лиц, в тече­ние дня давал при­хо­дя­щим к нему отве­ты по пово­ду разда­чи хле­ба, лишая этой чести назна­чен­но­го сена­том пре­фек­та⁴. 6. Далее, он посто­ян­но про­во­дил народ­ные сход­ки, хотя не было у рим­лян заведе­но, чтобы част­ное лицо созы­ва­ло народ­ную сход­ку, и перед наро­дом мно­го обви­нял Мину­ция, что тот, мол, толь­ко носит имя вла­сти, но не совер­шил ника­ко­го полез­но­го бед­ня­кам дела. Силь­но упре­кал он перед наро­дом и пат­ри­ци­ев, утвер­ждая, что они совер­ша­ют такие дей­ст­вия, вслед­ст­вие кото­рых народ будет иметь малое зна­че­ние или вооб­ще ника­ко­го, и даже при нехват­ке хле­ба не про­яв­ля­ют ника­кой заботы о неиму­щих, — ни все вме­сте, ни вли­я­тель­ные граж­дане лич­но, — хотя более все­го было необ­хо­ди­мо, чтобы они, подоб­но ему, пожерт­во­вав день­га­ми и собой, ото­всюду при­вез­ли в город про­до­воль­ст­вие. (7) Он про­сил срав­нить свер­шен­ное им самим с дела­ми тех, пат­ри­ци­ев, насколь­ко они цели­ком и пол­но­стью раз­нят­ся друг от дру­га: ведь те, ниче­го не тра­тя для обще­ства из соб­ст­вен­ных средств, еще и обще­ст­вен­ную зем­лю при­сво­и­ли, поль­зу­ясь ею уже дли­тель­ное вре­мя; напро­тив, он, ниче­го не имея из обще­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­сти, еще и отчее иму­ще­ство рас­хо­ду­ет на помощь бед­ня­кам, а когда закан­чи­ва­ют­ся налич­ные сред­ства, дела­ет зай­мы у дру­зей, ниче­го не полу­чая вза­мен за подоб­ную щед­рость, за исклю­че­ни­ем бла­го­во­ле­ния сограж­дан, доро­же чего он не ценит ника­кое богат­ство на све­те. (8) Сто­рон­ни­ки посто­ян­но назы­ва­ли его спа­си­те­лем, отцом и осно­ва­те­лем оте­че­ства. Они заяв­ля­ли, что если пре­до­ста­вить ему кон­суль­скую власть, это ока­жет­ся бла­го­дар­но­стью, несо­по­ста­ви­мой с вели­чи­ной его дея­ний, и пред­ла­га­ли удо­сто­ить его какой-нибудь дру­гой поче­сти, более зна­чи­тель­ной и вели­че­ст­вен­ной, кото­рой будут обла­дать и его потом­ки. (9) Когда же он совер­шил и третью поезд­ку на побе­ре­жье Ита­лии, из кото­рой вер­нул­ся обрат­но в Остию, порт Рима, со мно­же­ст­вом гру­зо­вых судов с хле­бом из Кум⁵ и из гава­ней око­ло Мизен⁶ и зава­лил город про­дук­та­ми пита­ния, так что ника­ко­го уже не ста­ло отли­чия от преж­не­го изоби­лия, весь народ был готов, как толь­ко полу­чит воз­мож­ность голо­со­вать на выбо­рах долж­ност­ных лиц, — будет ли тот доби­вать­ся кон­суль­ства или какой-нибудь иной поче­сти, — пре­до­ста­вить ему это, не обра­щая ника­ко­го вни­ма­ния ни на пре­гра­ды зако­на, ни на про­ти­во­дей­ст­вия чело­ве­ка. (10) Видя это, вожди ари­сто­кра­тии, не желая потвор­ст­во­вать и не имея силы вос­пре­пят­ст­во­вать, нахо­ди­лись все в совер­шен­ном отча­я­нии. И они были при­веде­ны в еще боль­шее заме­ша­тель­ство, когда и пле­бей­ские три­бу­ны, и кон­су­лы ста­ли запре­щать ему созы­вать народ­ные сход­ки и высту­пать с реча­ми, но народ, собрав­шись, про­гнал их с Фору­ма, чем обес­пе­чил Мелию зна­чи­тель­ную уве­рен­ность и силу.

(11) Итак, когда город нахо­дил­ся в таком вот поло­же­нии, назна­чен­ный пре­фект по снаб­же­нию про­до­воль­ст­ви­ем злил­ся на оскорб­ле­ния в речах, кото­ры­ми Мелий не пере­ста­вал поно­сить его на народ­ных сход­ках, но и опа­сал­ся его боль­ше всех осталь­ных, как бы тот, если полу­чит какую-нибудь долж­ность, не поста­вил себя выше⁷ ари­сто­кра­тии или, под­стрек­нув про­тив него народ, не замыс­лил и не осу­ще­ст­вил в отно­ше­нии него какой-нибудь план с помо­щью сво­их сто­рон­ни­ков. Воз­му­ща­ясь по обе­им этим при­чи­нам и стре­мясь изба­вить­ся от чело­ве­ка, име­ю­ще­го бо́льшую власть, чем поло­же­но част­но­му лицу, он стал про­во­дить тща­тель­ное рас­сле­до­ва­ние и его слов, и его дел. (12) А посколь­ку име­лось мно­го таких, кого этот чело­век исполь­зо­вал как помощ­ни­ков в сво­их тай­ных наме­ре­ни­ях, и они не были оди­на­ко­вы по при­ро­де и близ­ки во взглядах, нашел­ся некто, кто, по всей веро­ят­но­сти, не ока­зал­ся его вер­ным дру­гом — или из-за стра­ха, или из-за лич­ной выго­ды. Пре­до­ста­вив ему гаран­тии, что нико­му не рас­ска­жет о нем, Мину­ций узнал обо всех замыс­лах Мелия и их под­готов­ке. (13) Когда же он полу­чил бес­спор­ные дока­за­тель­ства и узнал, что опас­ность уже нали­цо, то сооб­ща­ет об этом кон­су­лам. А те, не желая про­во­дить рас­сле­до­ва­ние столь серь­ез­но­го дела толь­ко соб­ст­вен­ны­ми сила­ми, поду­ма­ли, что вопрос сле­ду­ет доло­жить сена­ту, и тот­час созва­ли его заседа­ние, как буд­то наме­ре­ва­ясь посо­ве­щать­ся о какой-то внеш­ней войне. (14) Когда же сенат быст­ро собрал­ся, один из них высту­пил и рас­ска­зал, что им сооб­щи­ли о под­готов­лен­ном про­тив государ­ства заго­во­ре, тре­бу­ю­щем весь­ма серь­ез­ных и немед­лен­ных мер пре­до­сто­рож­но­сти в силу вели­чи­ны опас­но­сти. Далее он поведал, что сооб­щив­ший об этом явля­ет­ся не каким-нибудь про­стым граж­да­ни­ном, но тем, кого они сами за доб­лесть назна­чи­ли на вели­чай­шую и очень важ­ную для обще­ства долж­ность, испы­тав его чест­ность и рве­ние в обще­ст­вен­ных делах по его поведе­нию на про­тя­же­нии всей жиз­ни. (15) Итак, когда взвол­но­ван­ный сенат замер в ожи­да­нии, он при­звал Мину­ция, и тот ска­зал: [Ищи в разде­ле о пуб­лич­ных выступ­ле­ни­ях.]⁸ Esc.

2. Когда же сена­ту было это сооб­ще­но, они назна­ча­ют дик­та­то­ра, а он — началь­ни­ка кон­ни­цы⁹ … и при­ка­зал тому при­быть к нему вме­сте со всад­ни­ка­ми око­ло полу­но­чи, а сена­то­рам — еще на рас­све­те собрать­ся на Капи­то­лии, Мину­цию же — взяв донос­чи­ка и поза­бо­тив­шись о про­чих дока­за­тель­ствах, явить­ся к ора­тор­ско­му воз­вы­ше­нию, и всем — хра­нить реше­ния в тайне от тех, кто не вхо­дит в сенат, гово­ря, что есть толь­ко одно усло­вие без­опас­но­сти, а имен­но, если Мелий ниче­го не узна­ет о ска­зан­ном и сде­лан­ном в его отно­ше­нии. (2) Рас­по­рядив­шись и об осталь­ном, в чем была необ­хо­ди­мость, он всех задер­жал в зда­нии сена­та до захо­да солн­ца, а рас­пу­стил собра­ние, когда уже стем­не­ло. Когда же насту­пи­ла пол­ночь, отпра­вив­шись из дома¹⁰ … он вышел на заре во гла­ве отбор­ных вои­нов обо­их кон­су­лов и в сопро­вож­де­нии самих кон­су­лов. (3) Итак, вме­сте с сена­то­ра­ми они на рас­све­те заня­ли Капи­то­лий и взя­ли его под охра­ну.

Мелий, ниче­го не зная об этом, вышел на Форум, когда начал­ся день, и, вос­седая на ора­тор­ском воз­вы­ше­нии, давал сове­ты тем, кто про­сил. А немно­го пого­дя к нему подо­шел началь­ник кон­ни­цы Сер­ви­лий вме­сте с луч­ши­ми из всад­ни­ков, имев­ши­ми под одеж­дой мечи¹¹, и, оста­но­вив­шись под­ле него, про­из­но­сит: (4) «Дик­та­тор при­ка­зы­ва­ет тебе, Мелий, явить­ся к нему». А тот, воз­ра­зив, ска­зал: «Что за дик­та­тор при­ка­зы­ва­ет мне, Сер­ви­лий, прий­ти к нему? Как и когда он появил­ся?» И в то же вре­мя в заме­ша­тель­стве он оглядел сто­яв­ших вокруг воз­вы­ше­ния. Посколь­ку же всех охва­ти­ло мол­ча­ние, ввиду того что никто не был осве­дом­лен о дей­ст­ви­ях сена­та, сно­ва заго­во­рил Сер­ви­лий: «Вче­ра сена­ту было доло­же­но о тебе, о Мелий, что ты гото­вишь пере­во­рот, — воз­мож­но, невер­но: ведь недо­стой­но осуж­дать кого-либо зара­нее на осно­ва­нии одно­го толь­ко обви­не­ния. (5) Сенат, решив изу­чить этот доклад, заявил, что обсто­я­тель­ства тре­бу­ют дик­та­то­ра, посколь­ку он под­вер­га­ет­ся нема­лой опас­но­сти, и наде­лил этой вла­стью Луция Квин­ция Цин­цин­на­та, кото­ро­го и ты, конеч­но, зна­ешь как наи­луч­ше­го из пат­ри­ци­ев и два­жды уже без­упреч­но зани­мав­ше­го назван­ную долж­ность. (6) Вот что за чело­век, желая устро­ить для тебя судеб­ный про­цесс и пре­до­ста­вить там тебе сло­во, отпра­вил нас, — меня как началь­ни­ка кон­ни­цы вме­сте с эти­ми вот мужа­ми, — чтобы при­ве­сти тебя в без­опас­но­сти для оправ­да­ний. Если же ты убеж­ден, что ниче­го про­ти­во­за­кон­но­го не совер­шал, то иди и защи­щай свои пра­ва перед чело­ве­ком, любя­щим свою роди­ну, кото­рый не захо­чет изба­вить­ся от тебя ни вслед­ст­вие все­об­щей нена­ви­сти, ни под каким-нибудь дру­гим неспра­вед­ли­вым пред­ло­гом». (7) Но когда Мелий услы­шал это, то вско­чил и гром­ко закри­чал: «Пле­беи, помо­ги­те мне, похи­щае­мо­му власть иму­щи­ми из-за бла­го­склон­но­сти к вам! Ведь не на суд они при­гла­ша­ют меня, но вызы­ва­ют на смерть!» А когда вокруг воз­вы­ше­ния под­нял­ся крик и страш­ный пере­по­лох, Мелий, осо­знав, что тех, кто наме­рен схва­тить его, боль­ше, чем тех, кто спе­шит на помощь, и, кро­ме того, неда­ле­ко нахо­дят­ся с ору­жи­ем дру­гие, быст­ро спрыг­нул с воз­вы­ше­ния и поспеш­но бро­сил­ся бегом через пло­щадь спа­сать­ся домой. (8) Но, насти­гае­мый всад­ни­ка­ми, он вбе­га­ет в мяс­ную лав­ку и, схва­тив нож, исполь­зу­е­мый руб­щи­ка­ми мяса, нано­сит удар пер­во­му при­бли­зив­ше­му­ся к нему. Затем, когда ворва­лась боль­шая тол­па, он про­дол­жал защи­щать­ся и на корот­кое вре­мя ока­зал сопро­тив­ле­ние, но кем-то у него была отсе­че­на рука, он пада­ет и поги­ба­ет, изруб­лен­ный, подоб­но дико­му зве­рю.

(9) Итак, Мелию, воз­же­лав­ше­му вели­ких дел, кото­ро­му весь­ма немно­го не хва­ти­ло, чтобы захва­тить власть над рим­ля­на­ми, выпал на долю столь неза­вид­ный и горь­кий конец. А когда тело было выне­се­но на Форум и ока­за­лось на виду у всех, то были и бегот­ня, и крик, и пере­по­лох сре­ди всех нахо­див­ших­ся на пло­ща­ди — одни скор­бе­ли, дру­гие же него­до­ва­ли, а третьи поры­ва­лись напасть на соде­яв­ших это. (10) Когда же нача­лось такое вол­не­ние, дик­та­тор понял, что всад­ни­ки осу­ще­ст­ви­ли пору­чен­ное им дело, и спу­стил­ся из кре­по­сти на Форум, сопро­вож­дае­мый все­ми сена­то­ра­ми и окру­жен­ный всад­ни­ка­ми, пока­зы­вав­ши­ми обна­жен­ные мечи. Высту­пив перед наро­дом на собра­нии, он рас­пу­стил тол­пу. Esc.

3. 1 «… имея вокруг себя людей, набран­ных из всех видов поро­ка, кого он вскарм­ли­вал, подоб­но диким зве­рям, про­тив роди­ны¹². Конеч­но, если бы он послу­шал­ся меня и пока­зал себя ува­жаю­щим зако­ны, это дало бы ему вели­чай­ший вес при защи­те и было бы нема­лым дока­за­тель­ст­вом, что он ниче­го не замыш­лял про­тив роди­ны. Ныне же, тер­зае­мый сове­стью, он испы­тал то, что тер­пят все возы­мев­шие нече­сти­вые наме­ре­ния про­тив самых близ­ких себе. Он решил избе­жать рас­сле­до­ва­ния и попы­тал­ся про­гнать явив­ших­ся за ним всад­ни­ков, нано­ся уда­ры мяс­ниц­ким ножом…» Ambr.

4. А из пле­бе­ев те, кто не участ­во­вал в замыс­лах по уни­что­же­нию государ­ст­вен­но­го строя, воз­му­ща­лись и с гне­вом вос­при­ни­ма­ли попыт­ку это­го чело­ве­ка, дру­гие же, кто при­нял уча­стие в заго­во­ре, осво­бож­ден­ные от стра­ха, при­твор­но радо­ва­лись и вос­хва­ля­ли сенат за при­ня­тые меры. И лишь немно­гие из них, самые пороч­ные, осме­ли­ва­лись в бли­жай­шие дни бол­тать, что, мол, Мелий устра­нен власть иму­щи­ми, и пыта­лись взбун­то­вать народ. Тай­но каз­нив их, дик­та­тор после пре­кра­ще­ния сму­ты сла­га­ет с себя власть.

(2) Имен­но таким обра­зом рас­ска­зы­ва­ли те, чьи сведе­ния о смер­ти Мелия пред­став­ля­ют­ся мне наи­бо­лее заслу­жи­ваю­щи­ми дове­рия. Одна­ко пусть будет выска­за­но и мне­ние, кажу­ще­е­ся мне менее убеди­тель­ным, кото­ро­го при­дер­жи­ва­лись Цин­ций¹³ и Каль­пур­ний¹⁴, мест­ные исто­ри­ки. Они гово­рят, что ни Квин­ция сенат не назна­чал дик­та­то­ром, ни Квин­ций Сер­ви­лия — началь­ни­ком кон­ни­цы. (3) А имен­но, когда Мину­ци­ем было сде­ла­но сооб­ще­ние, при­сут­ст­ву­ю­щие в сена­те, пове­рив в истин­ность ска­зан­но­го, согла­си­лись с пред­ло­же­ни­ем одно­го из стар­ших сена­то­ров немед­лен­но каз­нить ука­зан­но­го чело­ве­ка без суда и, соот­вет­ст­вен­но, пору­чи­ли это дело Сер­ви­лию, посколь­ку тот был молод и на руку смел. (4) Он, гово­рят, взяв под мыш­ку неболь­шой меч, пошел к Мелию, когда тот ухо­дил с Фору­ма, и, подой­дя, ска­зал, что хочет пере­го­во­рить с ним о деле тай­ном и важ­ном. Когда же Мелий при­ка­зал тем, кто нахо­дил­ся рядом с ним, немно­го отой­ти, Сер­ви­лий, как толь­ко увидел, что тот остал­ся один, без охра­ны, сра­зу обна­жил меч и вон­зил ему в гор­ло. Совер­шив это, он бегом бро­сил­ся к зда­нию сена­та, где еще заседа­ли сена­то­ры, потря­сая окро­вав­лен­ным мечом и кри­ча пре­сле­до­ва­те­лям, что уни­что­жил тира­на по при­ка­зу сена­та. (5) А те, хотя были гото­вы бить его и бро­сать в него кам­ни, услы­шав упо­ми­на­ние сена­та, отка­за­лись от это­го и ниче­го про­ти­во­за­кон­но­го про­тив него не совер­ши­ли. За это, гово­рят, и было ему дано про­зви­ще «Ала» (Aha­la), посколь­ку он пошел к Мелию, имея меч под мыш­кой: ведь рим­ляне назы­ва­ют под­мыш­ки «ала» (ala).

(6) Когда же этот чело­век тем или иным спо­со­бом был убит, сенат, собрав­шись, поста­но­вил обра­тить его иму­ще­ство в обще­ст­вен­ную соб­ст­вен­ность и срыть до осно­ва­ния его дом. Это место еще и в мое вре­мя одно было остав­ле­но неза­стро­ен­ным сре­ди мно­го­чис­лен­ных обсту­паю­щих зда­ний, назы­ва­ясь у рим­лян Экви­ме­лий (Aequi­me­lium) или, как ска­за­ли бы мы, «рав­ни­на Мелия»: ведь «экон» (aequ­um) у рим­лян назы­ва­ет­ся то, что не име­ет ника­ко­го высту­па. Сле­до­ва­тель­но, некое место, вна­ча­ле назван­ное «Экон Мелий», позд­нее, когда сло­ва сли­лись друг с дру­гом в еди­ное про­из­но­ше­ние, назва­ли «Экви­ме­лий»¹⁵ А Мину­цию, пре­до­ста­вив­ше­му сведе­ния насчет Мелия, сенат поста­но­вил воз­двиг­нуть ста­тую. Esc.; (р. 214, 11. 12—18) Ambr.

5. 2 Когда тирре­ны, фиде­няне¹⁶ и вей­яне вели вой­ну с рим­ля­на­ми¹⁷ и Ларс Толум­ний, царь тирре­нов, при­чи­нил рим­ля­нам страш­ный урон, один рим­ский воен­ный три­бун, Авл Кор­не­лий, по про­зви­щу Косс, погнал сво­его коня про­тив Толум­ния, и, когда ока­зал­ся рядом, они направ­ля­ют копья друг про­тив дру­га. (2) И вот Толум­ний нано­сит удар в грудь вра­же­ско­го коня, кото­рый, встав на дыбы, сбра­сы­ва­ет всад­ни­ка. А Кор­не­лий, вон­зив копье сквозь щит и пан­цирь в бок, опро­киды­ва­ет Толум­ния с коня и, когда тот еще под­ни­мал­ся, бьет мечом в пах. (3) Убив его и сняв доспе­хи, он не толь­ко ото­гнал напа­дав­ших на него всад­ни­ков и пеших вои­нов, но и поверг в отча­я­ние и страх тех, кто ока­зы­вал сопро­тив­ле­ние на обо­их флан­гах. Ambr.

6. 3 Когда кон­су­ла­ми были Авл Кор­не­лий Косс, вто­рой раз, и Тит Квин­ций¹⁸, стра­на постра­да­ла от силь­ной засу­хи, испы­тав нехват­ку вся­кой вла­ги — не толь­ко дож­де­вой, но и проточ­ной. И от это­го падеж мел­ко­го, вьюч­но­го и круп­но­го рога­то­го скота стал все­об­щим, а на людей обру­ши­лись мно­го­чис­лен­ные и раз­но­об­раз­ные болез­ни, осо­бен­но же так назы­вае­мая чесот­ка, при­чи­няв­шая коже страш­ные муки вслед­ст­вие зуда и сви­реп­ст­во­вав­шая еще боль­ше из-за нагно­е­ний, — муче­ние из чис­ла тех, кото­рые вызы­ва­ют наи­боль­шее состра­да­ние, и при­чи­на самой ско­рой гибе­ли.

4 (2) Руко­во­ди­те­ли сена­та не счи­та­ли пра­виль­ным сохра­нять глу­бо­кий мир и дли­тель­ный отдых, зная, что вме­сте с миром в государ­ства вхо­дят празд­ность и рас­пу­щен­ность, и одно­вре­мен­но опа­са­ясь граж­дан­ских смут. И ведь эти сму­ты, тяж­кие и непре­рыв­ные, после пре­кра­ще­ния внеш­них войн воз­ни­ка­ли по вся­ко­му пово­ду.

(3) Луч­ше пре­вос­хо­дить вра­гов в чело­ве­ко­лю­бии, чем в мести: бла­го­да­ря ему, даже если нет ниче­го дру­го­го, все же, несо­мнен­но, у людей ста­но­вят­ся более сла­дост­ны­ми упо­ва­ния на мило­сти от богов. Ambr.

5 (4) Когда он заме­тил под­хо­дя­щих с тыла вра­гов¹⁹, то окру­жен­ный про­тив­ни­ком со всех сто­рон оста­вил надеж­ду повер­нуть назад, пони­мая, что все под­верг­нут­ся опас­но­сти погиб­нуть самым позор­ным обра­зом, не совер­шив ника­ко­го бла­го­род­но­го дея­ния, ибо при­дет­ся сра­жать­ся в мень­шем чис­ле с пре­вос­хо­дя­щи­ми сила­ми и тяже­ло­во­ору­жен­ным про­тив лег­ко­во­ору­жен­ных. Увидев же какой-то доста­точ­но высо­кий холм, кото­рый нахо­дил­ся неда­ле­ко от него, он решил занять его. Ambr.

6 (5) Агрип­па Мене­ний, Пуб­лий Лукре­ций и Сер­вий Нав­ций, удо­сто­ен­ные избра­ния в воен­ные три­бу­ны, рас­кры­ли некий заго­вор про­тив государ­ства, орга­ни­зо­ван­ный раба­ми²⁰. (6) Наме­ре­ва­лись же участ­ни­ки заго­во­ра ночью под­жечь дома во мно­гих местах одно­вре­мен­но и затем, когда увидят, что все бро­си­лись на помощь горя­щим зда­ни­ям, захва­тить Капи­то­лий и про­чие укреп­лен­ные места, а завла­дев город­ски­ми укреп­ле­ни­я­ми, — при­звать к сво­бо­де осталь­ных рабов и вме­сте с ними, умерт­вив гос­под, при­сво­ить себе жен и иму­ще­ство уби­тых. 7. Когда же дело ста­ло извест­ным, зачин­щи­ки заго­во­ра были схва­че­ны и после биче­ва­ния рас­пя­ты на кре­стах. А каж­дый из тех, кто донес на них, — было их двое, — полу­чил сво­бо­ду и по тыся­че²¹ дена­ри­ев из каз­ны. Ambr.

7. 7 Рим­ский воен­ный три­бун очень ста­рал­ся завер­шить вой­ну за несколь­ко дней, посколь­ку, мол, дело это, несо­мнен­но, лег­кое и в его силах будет одной бит­вой под­чи­нить вра­гов. (2) Но вра­же­ский коман­дую­щий, зная и воен­ный опыт рим­лян, и стой­кость сре­ди опас­но­стей, решил не всту­пать с ними в рав­ное и откры­тое сра­же­ние в бое­вом поряд­ке, а вести вой­ну с помо­щью каких-нибудь уло­вок и хит­ро­стей и под­сте­ре­гать, не пре­до­ста­вят ли те сами в отно­ше­нии себя какую-нибудь выго­ду ему. Ambr.

Ране­ный и чуть было не умер­ший. Ambr.

8. 8 В Риме была суро­вая зима, и там, где выпа­ло мень­ше все­го сне­га, он был глу­би­ной не менее семи футов²². И слу­чи­лось так, что от непо­го­ды погиб­ли и неко­то­рые люди, а так­же мно­го мел­ко­го рога­то­го скота и нема­лая часть про­чих домаш­них живот­ных и вьюч­но­го скота, одни — полу­чив обмо­ро­же­ния, дру­гие же из-за нехват­ки при­выч­но­го кор­ма. (2) А те из пло­до­вых дере­вьев, кото­рые по при­ро­де не мог­ли пере­но­сить избы­ток сне­га, одни пол­но­стью засох­ли, дру­гие же, чьи завя­зи были обо­жже­ны моро­зом, ста­ли бес­плод­ны­ми на дли­тель­ное вре­мя. Было повреж­де­но и мно­же­ство домов, а неко­то­рые даже пол­но­стью раз­ру­ше­ны, осо­бен­но те, что из кам­ня, вслед­ст­вие отте­пе­ли и тая­ния сне­га. (3) Мы не име­ем сведе­ний в исто­ри­че­ских повест­во­ва­ни­ях каса­тель­но этих земель, чтобы подоб­ное несча­стье когда-либо слу­чи­лось рань­ше или поз­же вплоть до наше­го вре­ме­ни, ведь зем­ли эти лишь немно­го север­нее сред­ней зоны²³, на парал­ле­ли, рису­е­мой над Афо­ном²⁴ через Гел­лес­понт. А тогда пер­вый и един­ст­вен­ный раз состо­я­ние атмо­сфе­ры дан­ной мест­но­сти откло­ни­лось от обыч­ной тем­пе­ра­ту­ры. Ambr.

9. 9 По при­ка­зу Сивил­ли­ных ора­ку­лов²⁵ рим­ляне про­во­ди­ли празд­ник, назы­вае­мый на мест­ном язы­ке сло­вом «ложе»²⁶. А к рас­смот­ре­нию ора­ку­лов их побуди­ло нача­ло какой-то зараз­ной болез­ни, нис­по­слан­ной бога­ми и неиз­ле­чи­мой чело­ве­че­ским искус­ст­вом. (2) Они укра­си­ли три ложа, как при­ка­за­ли ора­ку­лы, одно — для Апол­ло­на и Лато­ны, дру­гое — для Гер­ку­ле­са и Диа­ны, а третье — для Мер­ку­рия и Неп­ту­на²⁷. И в тече­ние семи дней все непре­рыв­но при­но­си­ли жерт­вы, от лица обще­ства и от себя лич­но, каж­дый жерт­вуя богам пер­вин­ки сооб­раз­но соб­ст­вен­ным воз­мож­но­стям, а так­же устра­и­вая весь­ма пыш­ные уго­ще­ния и при­ни­мая у себя про­жи­вав­ших там ино­зем­цев. 10 (3) А Пизон²⁸, быв­ший цен­зор, в сво­ем сочи­не­нии «Анна­лы» добав­ля­ет еще и такое: хотя рабы, кото­рых гос­по­да рань­ше дер­жа­ли в око­вах, были от них избав­ле­ны, и город был пере­пол­нен тол­пой ино­зем­цев, и дома были откры­ты днем и ночью, и вся­кий, кто хотел, бес­пре­пят­ст­вен­но вхо­дил в них, никто не пожа­ло­вал­ся, что про­па­ло какое-нибудь иму­ще­ство или кто-либо кем-либо был оби­жен, в то вре­мя как обыч­но празд­нич­ные дни из-за попо­ек при­но­сят мно­го дур­ных и про­ти­во­за­кон­ных дея­ний. Ambr.

10. 11 Во вре­мя оса­ды рим­ля­на­ми вей­ян²⁹, око­ло вос­хо­да Соба­чьей звезды (Сири­у­са), когда в наи­боль­шей сте­пе­ни пере­сы­ха­ют и водо­е­мы, и все реки, за исклю­че­ни­ем одно­го еги­пет­ско­го Нила, некое озе­ро, нахо­дя­ще­е­ся от Рима на рас­сто­я­нии не менее ста два­дца­ти ста­ди­ев в горах, име­ну­е­мых Аль­бан­ски­ми, рядом с кото­рым в древ­но­сти рас­по­ла­га­лась мет­ро­по­лия рим­лян, — это озе­ро, хотя не было ни дождей, ни сне­го­па­дов, ни по какой-нибудь иной при­чине, види­мой людям, полу­чи­ло такой при­рост воды от сво­их источ­ни­ков, что зато­пи­ло зна­чи­тель­ную часть терри­то­рии близ гор и раз­ру­ши­ло мно­гие сель­ские жили­ща, а в кон­це кон­цов даже про­би­ло уще­лье меж­ду гора­ми и раз­ли­лось могу­чей рекой на рас­по­ло­жен­ные ниже рав­ни­ны. 12 (2) Узнав об этом, рим­ляне в уве­рен­но­сти, что какое-то боже­ство гне­ва­ет­ся на их государ­ство, сна­ча­ла поста­но­ви­ли уми­ло­сти­вить жерт­ва­ми богов и млад­ших божеств, кото­рые власт­ву­ют над этим кра­ем, и спро­си­ли мест­ных гада­те­лей, не могут ли они что-нибудь ска­зать. Но так как ни озе­ро не воз­вра­ща­лось к сво­е­му преж­не­му состо­я­нию, ни гада­те­ли не гово­ри­ли ниче­го опре­де­лен­но­го, лишь сове­то­ва­ли обра­тить­ся к богу, рим­ляне отпра­ви­ли послов к Дель­фий­ско­му ора­ку­лу³⁰. Ambr.

11. 13 В это же вре­мя неко­е­му вей­я­ни­ну, све­ду­ще­му бла­го­да­ря сво­им пред­кам в мест­ном гада­нии, слу­чи­лось сто­ять на стра­же на стене, а один цен­ту­ри­он из Рима был его дав­ним зна­ко­мым. Этот цен­ту­ри­он, ока­зав­шись одна­жды рядом со сте­ной и ска­зав тому чело­ве­ку обыч­ные при­вет­ст­вия, заме­тил, что жале­ет его по пово­ду несча­стья, кото­рое обру­шит­ся на него и дру­гих, если город будет захва­чен. (2) И тиррен, слы­шав уже о раз­ли­ве Аль­бан­ско­го озе­ра и зная древ­ние про­ро­че­ства о нем, рас­сме­ял­ся и ска­зал: «Какое бла­го зара­нее знать буду­щее! Вы же из-за неведе­ния того, что пред­сто­ит, тер­пи­те бес­ко­неч­ную вой­ну и напрас­ные труды, рас­счи­ты­вая раз­ру­шить город вей­ян. А если бы кто-нибудь открыл вам, что это­му горо­ду суж­де­но быть взя­тым лишь тогда, когда озе­ро воз­ле Аль­бан­ской горы, испы­тав нехват­ку соб­ст­вен­ных источ­ни­ков, не будет боль­ше сме­ши­вать­ся с морем, то вы пре­кра­ти­ли бы и себя изну­рять, и нас бес­по­ко­ить». (3) Услы­шав это, рим­ля­нин серь­ез­но заду­мал­ся про себя, но в тот раз ушел. 14 А на сле­дую­щий день, пред­ва­ри­тель­но доло­жив воен­ным три­бу­нам, что он заду­мал, явил­ся на то же самое место без ору­жия, так что насчет него тиррен не возы­мел ника­ких подо­зре­ний по пово­ду замыс­ла. Попри­вет­ст­во­вав, как обыч­но, он сна­ча­ла поведал дру­гое о постиг­шем рим­ский лагерь затруд­не­нии, чем пола­гал пора­до­вать тирре­на, а затем попро­сил истол­ко­вать ему неко­то­рые зна­ки и пред­зна­ме­но­ва­ния, недав­но явлен­ные воен­ным три­бу­нам. (4) Пред­ска­за­тель дове­рил­ся его сло­вам, не опа­са­ясь ника­ко­го обма­на, и, при­ка­зав сто­яв­шим рядом с ним отой­ти, сам в оди­ноч­ку после­до­вал за цен­ту­ри­о­ном. А рим­ля­нин, зама­ни­вая его зате­ян­ной для обма­на бесе­дой все даль­ше и даль­ше от сте­ны, как толь­ко ока­зал­ся рядом с укреп­ле­ни­я­ми, обхва­тил его посе­редине обе­и­ми рука­ми, под­нял и унес к рим­ско­му лаге­рю. Ambr.

12. 15 Воен­ные три­бу­ны, и сло­ва­ми обха­жи­вая это­го чело­ве­ка, и запу­ги­вая угро­за­ми пыток, побуди­ли его рас­ска­зать все, что он скры­вал по пово­ду Аль­бан­ско­го озе­ра. Затем они отправ­ля­ют его к сена­ту. Одна­ко у чле­нов сена­та сло­жи­лось не одно­знач­ное мне­ние, но одним тиррен казал­ся каким-то мошен­ни­ком и шар­ла­та­ном, кото­рый при­пи­сы­ва­ет боже­ству свое тол­ко­ва­ние ора­ку­ла, а дру­гим — что он ска­зал вполне искрен­но. 16 (2) И когда сенат нахо­дил­ся в таком заме­ша­тель­стве, при­бы­ли отправ­лен­ные ранее в Дель­фы послы, везя с собой ора­ку­лы, сов­па­даю­щие с тем, что уже сооб­щил тиррен, а имен­но: боги и млад­шие боже­ства, кото­рые полу­чи­ли в удел город вей­ян, обе­ща­ют им хра­нить незыб­ле­мым достав­ше­е­ся от пред­ков бла­го­ден­ст­вие столь­ко вре­ме­ни, сколь­ко пото­ки озе­ра у Аль­бан­ской горы будут раз­ли­вать­ся и течь до моря; (3) но когда те, утра­тив свой соб­ст­вен­ный при­род­ный харак­тер и ста­рин­ные пути, откло­нят­ся на дру­гие, так что уже не будут сме­ши­вать­ся с морем, тогда и будет раз­ру­шен их город; и это вско­ре про­изой­дет бла­го­да­ря рим­ля­нам, если с помо­щью про­ры­тых в раз­лич­ных местах кана­лов они отве­дут излиш­ние воды на рав­ни­ны вда­ли от моря. Узнав это, рим­ляне туг же для ука­зан­ных дел назна­чи­ли масте­ров. Ambr.

13. 17 Когда же вей­яне услы­ша­ли об этом от одно­го плен­ни­ка, они поже­ла­ли отпра­вить к оса­ждаю­щим вест­ни­ков по пово­ду пре­кра­ще­ния вой­ны, преж­де чем город будет захва­чен при­сту­пом, и посла­ми назна­ча­ют ста­рей­ших граж­дан. (2) А после того как рим­ский сенат откло­нил при­ми­ре­ние, все послы мол­ча вышли из зда­ния сена­та, но один, самый зна­ме­ни­тый из них и опыт­ней­ший в искус­стве гада­ния, задер­жав­шись у две­рей и оки­нув взглядом всех при­сут­ст­во­вав­ших в сена­те, ска­зал: «Пре­крас­ное, о рим­ляне, и вели­ко­леп­ное реше­ние вы объ­яви­ли, вы, пре­тен­дую­щие на власть над соседя­ми в силу доб­ле­сти, если отка­зы­ва­е­тесь иметь в под­чи­не­нии город не малый и не без­вест­ный, хотя он сла­га­ет ору­жие и сда­ет­ся вам, но пред­по­чи­та­е­те с кор­нем уни­что­жить его, не опа­са­ясь гне­ва со сто­ро­ны боже­ства и не обра­щая вни­ма­ния на осуж­де­ние со сто­ро­ны людей! (3) За это настигнет вас от богов спра­вед­ли­вое воз­мездие, кото­рое пока­ра­ет таким же обра­зом: ибо, лишив вей­ян роди­ны, вы немно­го пого­дя поте­ря­е­те соб­ст­вен­ную». Ambr.

18 (4) А когда вско­ре город³¹ был взят, одни жите­ли, ока­зав­шись сме­лы­ми мужа­ми, бро­си­лись на вра­гов и были изруб­ле­ны, при этом сами мно­гих уби­ли, дру­гие же погиб­ли, зако­лов себя соб­ст­вен­но­руч­но. Кому же в силу тру­со­сти и низо­сти души все ужа­сы каза­лись при­ем­ле­мее смер­ти, те, бро­сив ору­жие, сда­ва­лись победи­те­лям. Ambr.

14. 19 Дик­та­тор Камилл³², под чьим коман­до­ва­ни­ем Вейи были взя­ты, встав вме­сте с самы­ми выдаю­щи­ми­ся рим­ля­на­ми на какой-то воз­вы­шен­но­сти, откуда был виден весь город, сна­ча­ла поздра­вил себя с этим успе­хом, посколь­ку ему уда­лось без осо­бо­го труда захва­тить вели­кий и пре­успе­ваю­щий город, кото­рый являл­ся не самой незна­чи­тель­ной частью Тирре­нии, — в то вре­мя про­цве­тав­шей и наи­бо­лее могу­ще­ст­вен­ной сре­ди жив­ших в Ита­лии наро­дов, — напро­тив, он посто­ян­но оспа­ри­вал у рим­лян власть и выдер­жал мно­го войн вплоть до деся­то­го поко­ле­ния, а с тех пор как начал эту вой­ну и под­верг­ся непре­рыв­ной оса­де, тер­пел оса­ду в тече­ние деся­ти лет, испы­тав вся­кую судь­бу. 20 (2) Затем, пораз­мыс­лив, что чело­ве­че­ское сча­стье зави­сит от незна­чи­тель­но­го коле­ба­ния и ника­кое бла­го не явля­ет­ся посто­ян­ным, он воздел к небу руки и взмо­лил­ся Юпи­те­ру и осталь­ным богам — преж­де все­го, чтобы нынеш­нее сча­стье не вызва­ло зави­сти к нему само­му и к родине, а если како­му-нибудь несча­стью в про­ти­во­вес этим бла­гам суж­де­но обру­шить­ся на рим­ское государ­ство в целом или на его соб­ст­вен­ную жизнь, пусть оно ока­жет­ся наи­мень­шим и самым уме­рен­ным. Ambr.

15. 21 Был же город вей­ян для про­жи­ва­ния ничем не хуже Рима, имея мно­го пло­до­род­ной зем­ли, частич­но хол­ми­стой, частич­но рав­нин­ной, а так­же очень чистый и бла­го­при­ят­ный для здо­ро­вья людей воздух, посколь­ку вбли­зи не было ника­ких болот, откуда рас­про­стра­ня­ют­ся тяж­кие и зло­вон­ные испа­ре­ния, и ни от какой реки не вея­ло на рас­све­те холод­ным вет­ром, к тому же источ­ни­ки воды не были скуд­ны­ми или заим­ст­ву­е­мы­ми извне, но соб­ст­вен­ны­ми, обиль­ны­ми и наи­луч­ши­ми для питья. Ambr.

16. 22 Гово­рят, что Эней³³, сын Анхи­за и Афро­ди­ты, когда при­плыл в Ита­лию и решил совер­шить жерт­во­при­но­ше­ние кому-то из богов, заме­тил, соби­ра­ясь после молит­вы при­не­сти в жерт­ву при­готов­лен­ное для обряда живот­ное, при­бли­жаю­ще­го­ся изда­ле­ка кого-то из ахей­цев, то ли Одис­сея, когда тот хотел обра­тить­ся к ора­ку­лу око­ло Аверн­ско­го озе­ра³⁴, то ли Дио­меда, когда тот явил­ся к Дав­ну³⁵ как союз­ник. (2) Будучи раздо­са­до­ван сов­па­де­ни­ем и желая отвра­тить как дур­ное пред­зна­ме­но­ва­ние появив­ший­ся во вре­мя свя­щен­но­дей­ст­вий вра­же­ский облик, он заку­тал­ся и отвер­нул­ся, а после ухо­да вра­га, омыв опять руки, завер­шил жерт­во­при­но­ше­ние. (3) А посколь­ку жерт­вы ока­за­лись бла­го­при­ят­нее, он обра­до­вал­ся слу­чив­ше­му­ся и этот же обы­чай соблюдал при каж­дой молит­ве, и его потом­ки так­же сохра­ня­ют его как одно из уста­нов­ле­ний каса­тель­но свя­щен­но­дей­ст­вий. 23 (4) Сле­дуя, несо­мнен­но, оте­че­ским обы­ча­ям, Камилл, после того как воз­нес молит­ву и натя­нул на голо­ву плащ, хотел повер­нуть­ся, но у него под­вер­ну­лась нога, и он, не сумев удер­жать­ся, пада­ет навз­ничь. (5) Хотя такое пред­зна­ме­но­ва­ние не тре­бо­ва­ло разъ­яс­не­ния и не вызы­ва­ло сомне­ния, но и для само­го про­сто­го чело­ве­ка лег­ко было истол­ко­вать его, что было совер­шен­но неиз­беж­но тому упасть непо­до­баю­щим обра­зом, он все же не счел необ­хо­ди­мы­ми ни меры пре­до­сто­рож­но­сти, ни сакраль­ное искуп­ле­ние, а обра­тил это в угод­ный себе смысл — мол, боги при­слу­ша­лись к его молит­вам и устро­и­ли так, чтобы зло ока­за­лось совсем незна­чи­тель­ным. Ambr.