Левкиппа и Клитофонт

Книга VI

1. Облег­чив стра­да­ния Мели­ты, я ска­зал ей:

—А теперь устрой мне побег и испол­ни свое обе­ща­ние отно­си­тель­но Лев­кип­пы.

—Можешь не бес­по­ко­ить­ся, — отве­ти­ла мне Мели­та, — счи­тай, что она уже твоя. Ты же надень мою одеж­ду и скрой лицо под пеп­ло­сом. Путь к две­рям пока­жет тебе Мелан­то, а там тебя будет под­жидать юно­ша, кото­ро­му я при­ка­за­ла про­во­дить тебя в дом, где ты най­дешь не толь­ко Кли­ния и Сати­ра, но и Лев­кип­пу.

Мели­та гово­ри­ла, одно­вре­мен­но наде­ва­ла на меня свою одеж­ду и цело­ва­ла.

—Ты стал еще кра­си­вее в этой одеж­де, — ска­за­ла она. — Таким я когда-то виде­ла на кар­тине Ахил­ла. Спа­сай­ся, мой воз­люб­лен­ный, а оде­я­ние мое сохра­ни себе на память. Мне же оставь свою одеж­ду, чтобы, наде­вая ее, я ока­зы­ва­лась как бы в тво­их объ­я­ти­ях.

Она дала мне сто золотых и позва­ла свою вер­ную слу­жан­ку Мелан­то, кото­рая сто­ро­жи­ла нас за дверь­ми. Мели­та объ­яс­ни­ла ей, что надо было делать, и при­ка­за­ла вер­нуть­ся, как толь­ко я вый­ду из ворот.

2. Пере­оде­тый в пла­тье Мели­ты, я вышел, и сто­рож про­пу­стил меня, при­няв за свою гос­по­жу — Мелан­то кив­ком голо­вы пода­ла ему знак. Я мино­вал нежи­лую часть дома и нако­нец подо­шел к какой-то две­ри, где по при­ка­за­нию Мели­ты меня встре­тил юно­ша. Это был воль­ноот­пу­щен­ник¹, из чис­ла тех, кто плыл с нами на кораб­ле, — еще с тех пор он про­ник­ся ко мне дру­же­ст­вен­ным отно­ше­ни­ем.

Когда Мелан­то воз­вра­ти­лась, она заста­ви­ла сто­ро­жа, толь­ко что запер­ше­го тем­ни­цу, немед­лен­но сно­ва открыть ее. Сто­рож отво­рил две­ри, и она, прой­дя мимо него, сооб­щи­ла Мели­те, что я вышел, а затем позва­ла сто­ро­жа. Тот вошел и от неожи­дан­но­сти оне­мел. Мели­та ска­за­ла ему:

—Не пото­му я вос­поль­зо­ва­лась обма­ном, что сомне­ва­лась в тво­ем жела­нии выпу­стить Кли­то­фон­та. Мне пона­до­бил­ся этот обман для того, чтобы ты смог оправ­дать­ся перед Фер­сан­дром, — ведь теперь ты совер­шен­но ни при чем. Вот тебе десять золотых, — это дар Кли­то­фон­та, если ты захо­чешь остать­ся здесь, если же ты решишь­ся бежать, то это день­ги тебе на доро­гу.

Паси­он (так зва­ли сто­ро­жа) отве­тил:

—Я сде­лаю все, гос­по­жа, как ты при­ка­жешь.

Мели­та реши­ла, что Паси­о­ну надо скрыть­ся где-нибудь до той поры, пока она уго­во­рит мужа сме­нить гнев на милость. Тогда мож­но будет и Паси­о­ну вер­нуть­ся. Он так и сде­лал.

3. Что каса­ет­ся меня, то судь­ба сно­ва при­ня­лась вытво­рять со мной свои обыч­ные шут­ки: на этот раз она заста­ви­ла меня столк­нуть­ся с воз­вра­щаю­щим­ся Фер­сан­дром. Друг, к кото­ро­му он ушел, уго­во­рил его вер­нуть­ся ноче­вать домой, и вот, пообедав, Фер­сандр напра­вил­ся к себе. В это вре­мя про­ис­хо­дил празд­ник Арте­ми­ды, кру­гом было пол­но пья­ных, и пло­щадь всю ночь была запру­же­на тол­па­ми наро­да. Я пола­гал, что толь­ко это­го мне и сле­до­ва­ло опа­сать­ся, не подо­зре­вая о более серь­ез­ной опас­но­сти, надви­гав­шей­ся на меня. Дело в том, что тот самый Сосфен, кото­рый в свое вре­мя купил Лев­кип­пу и по при­ка­за­нию Мели­ты дол­жен был оста­вить долж­ность управ­ля­ю­ще­го име­ни­ем, узнав о воз­вра­ще­нии Фер­санд­ра, не выпол­нил при­ка­за гос­по­жи и заду­мал ей ото­мстить. Преж­де все­го этот донос­чик поспе­шил окле­ве­тать меня перед Фер­сан­дром, а потом он завел с ним раз­го­вор о Лев­кип­пе, сочи­нив вполне прав­до­по­доб­ную исто­рию. Так как ему само­му при­шлось отка­зать­ся от мыс­ли овла­деть ею, он стал свод­ни­чать, соблаз­няя Лев­кип­пой Фер­санд­ра, с тем чтобы отда­лить его от Мели­ты.

—Гос­по­дин мой, — начал Сосфен, — я купил девуш­ку неопи­су­е­мой кра­соты, — поверь моим сло­вам о ней, как буд­то ты сам ее видел. Я при­бе­рег ее для тебя: я ведь слы­хал о том, что ты жив, и верил это­му, пото­му что хотел, чтобы так было. Но я хра­нил свои мыс­ли про себя, чтобы ты сумел застать гос­по­жу на месте пре­ступ­ле­ния и не дал насме­ять­ся над тобой бес­чест­но­му пре­лю­бо­дею из чужой стра­ны. Вче­ра гос­по­жа отня­ла у меня девуш­ку и наме­ре­ва­лась ото­слать ее, но судь­ба сохра­ни­ла ее для тебя, так что ты смо­жешь овла­деть этой кра­сотой. Она сей­час в поле, — гос­по­жа посла­ла ее туда, сам не знаю зачем. Если хочешь, я запру ее рань­ше, чем она успе­ет вер­нуть­ся в город, и она станет тво­ей.

4. Фер­сандр похва­лил Сосфе­на и при­ка­зал ему дей­ст­во­вать. Сосфен помчал­ся в поле и, осмот­рев хижи­ну, в кото­рой Лев­кип­па наме­ре­ва­лась про­ве­сти ночь, нашел двух работ­ни­ков, кото­рым при­ка­зал отвлечь при­став­лен­ных к Лев­кип­пе слу­жа­нок, как мож­но доль­ше зани­мая их раз­го­во­ра­ми. Двух дру­гих он захва­тил с собой. Дождав­шись момен­та, когда Лев­кип­па оста­лась одна, он набро­сил­ся на нее, заткнул ей рот, схва­тил ее и побе­жал в сто­ро­ну, про­ти­во­по­лож­ную той, куда напра­ви­лись слу­жан­ки. Он добе­жал со сво­ей ношей до како­го-то сто­яв­ше­го в уеди­не­нии доми­ка, там опу­стил ее на зем­лю и ска­зал:

—Я засып­лю тебя несмет­ны­ми мило­стя­ми, но, достиг­нув выс­ше­го сча­стья, не забы­вай и обо мне. Не опа­сай­ся это­го похи­ще­ния и не думай, что оно станет для тебя злом. Напро­тив, знай, что из-за него ты ста­нешь любов­ни­цей мое­го гос­по­ди­на.

Лев­кип­па, потря­сен­ная несча­стьем, мол­ча­ла, а Сосфен бро­сил­ся искать Фер­санд­ра, чтобы рас­ска­зать ему обо всем, что про­изо­шло. Он застал Фер­санд­ра воз­вра­щаю­щим­ся домой. Сосфен сооб­щил ему, где сей­час нахо­дит­ся Лев­кип­па, и с таким жаром рас­пи­сал Фер­сан­д­ру ее кра­соту, что тот, сго­рая от нетер­пе­ния ско­рее увидеть этот поис­ти­не пре­крас­ный образ, уже суще­ст­ву­ю­щий в его вооб­ра­же­нии, при­ка­зал тот­час ука­зать доро­гу к ней и собрал­ся было в путь. Празд­ник про­дол­жал­ся, а до поля надо было прой­ти четы­ре ста­дия.

5. Тут-то я и попал­ся ему на гла­за в одеж­де Мели­ты. Сосфен, пер­вым узнав меня, гово­рит:

—Смот­ри, а вот и наш пре­лю­бо­дей шест­ву­ет навстре­чу в празд­нич­ном настро­е­нии и в одеж­де тво­ей жены.

Сопро­вож­дав­ший меня юно­ша заме­тил их уже изда­ли и в пани­ке бро­сил­ся бежать, не поду­мав пред­у­предить меня об опас­но­сти. Они, конеч­но, тот­час схва­ти­ли меня. Фер­сандр под­нял крик, и на него сбе­жа­лась тол­па ноч­ных гуляк. Фер­сандр еще пуще запри­чи­тал, осы­пая меня раз­ны­ми руга­тель­ства­ми, назы­вал меня пре­лю­бо­де­ем и вором. Затем он повел меня в тюрь­му и пере­дал в руки стра­жи, предъ­явив мне обви­не­ние в пре­лю­бо­де­я­нии. Но ничто не огор­ча­ло меня — ни оскор­би­тель­ное при­кос­но­ве­ние оков, ни сло­вес­ное истя­за­ние. Я совер­шен­но не сомне­вал­ся в том, что сумею дока­зать в сво­ей речи, что я не пре­лю­бо­дей, так как всту­пил в брак с Мели­той откры­то. Меня мучил страх за Лев­кип­пу, пото­му что она все еще не была со мной. Если надви­га­ет­ся беда, то душа обык­но­вен­но пол­на пред­чув­ст­вий, но сча­стья она не пред­чув­ст­ву­ет. Я не мог уте­шить себя ника­ки­ми успо­ко­и­тель­ны­ми выдум­ка­ми, все каза­лось мне подо­зри­тель­ным и вну­ша­ло ужас. Толь­ко о Лев­кип­пе скор­бе­ла моя душа.

6. Упря­тав меня в тюрь­му, Фер­сандр ринул­ся к Лев­кип­пе. Достиг­нув хижи­ны, он нашел Лев­кип­пу лежа­щей на зем­ле. Ум ее поверг­ли в раз­мыш­ле­ния сло­ва Сосфе­на, и на лице ее отра­жа­лись одно­вре­мен­но печаль и страх. Непра­вы­ми кажут­ся мне те, кто утвер­жда­ет, что мыс­ли совер­шен­но неуло­ви­мы. Они отра­жа­ют­ся на лице, как в зер­ка­ле. Охва­чен­ный вос­тор­гом, ум зажи­га­ет в гла­зах отсвет радо­сти; стес­нен­ный тос­кой, он напол­ня­ет взор печа­лью.

Когда Лев­кип­па услы­ша­ла, что отво­ря­ют­ся две­ри, она на мгно­ве­ние под­ня­ла голо­ву и тут же сно­ва опу­сти­ла ее. В хижине горел све­тиль­ник, и в све­те его перед Фер­сан­дром, как вспыш­ка мол­нии, мельк­ну­ла ее кра­сота, — ведь гла­за — это глав­ное при­бе­жи­ще кра­соты, — и душа Фер­санд­ра сра­зу устре­ми­лась к девуш­ке. Он застыл на месте, при­гвож­ден­ный к зем­ле пре­крас­ным зре­ли­щем, в ожи­да­нии, когда девуш­ка вновь под­ни­мет на него гла­за. Не дождав­шись, он ска­зал:

—Поче­му ты смот­ришь вниз, жен­щи­на? Для чего кра­са тво­их очей сте­ка­ет в зем­лю? Пусть устре­мит­ся она к моим очам.

7. Когда Лев­кип­па услы­ша­ла эти сло­ва, она зали­лась сле­за­ми, а сле­зы при­да­ва­ли ей осо­бую пре­лесть. Налив­ши­е­ся сле­за­ми гла­за ста­но­вят­ся более выпук­лы­ми. Если гла­за без­образ­ные и туск­лые, то сле­зы уве­ли­чи­ва­ют их без­обра­зие, если же они неж­ны, с чер­ны­ми зрач­ка­ми, окру­жен­ны­ми белы­ми вен­чи­ка­ми, то, увлаж­нен­ные, они напо­ми­на­ют набух­шую грудь пото­ка. Когда из очей стру­ит­ся соле­ная вла­га, то бел­ки ста­но­вят­ся свет­лее, а зрач­ки баг­ро­ве­ют, так что упо­доб­ля­ют­ся фиал­ке и нар­цис­су. Сле­зы же, пере­ли­ва­ясь, свер­ка­ют в гла­зах. Таки­ми были сле­зы Лев­кип­пы, даже печаль обра­щаю­щие в кра­соту. Если бы, падая, они сгу­ща­лись, зем­ля полу­чи­ла бы новый янтарь.

Пора­жен­ный видом кра­са­ви­цы, Фер­сандр был сму­щен ее горем и сам запла­кал. Ведь для того при­ро­да и созда­ла сле­зы, чтобы вызы­вать жалость у тех, кто их видит, в осо­бен­но­сти же вызы­ва­ют состра­да­ние жен­ские сле­зы. Чем боль­ше они текут, тем боль­ше жало­сти вле­кут. Если же пла­чу­щая жен­щи­на пре­крас­на, а тот, кто смот­рит на нее, влюб­лен, то и его гла­за не оста­ют­ся без­участ­ны­ми, — они под­ра­жа­ют гла­зам воз­люб­лен­ной. Ведь кра­сота пре­крас­ных людей — в их гла­зах, и, стру­ясь оттуда в очи того, кто погло­щен ее созер­ца­ни­ем, она нахо­дит в них упо­ко­е­ние и увле­ка­ет за собой сле­зы. Влюб­лен­ный, и тем и дру­гим насы­ща­ясь, кра­соту люби­мой укры­ва­ет в сво­ей душе, а сле­зы на сво­их гла­зах ста­ра­ет­ся сохра­нить. Он молит о том, чтобы его сле­зы были заме­че­ны, и не ути­ра­ет их, хотя и мог бы. Он бере­жет свои сле­зы, не желая, чтобы они выка­ти­лись из глаз преж­девре­мен­но. Даже самое дви­же­ние глаз он сдер­жи­ва­ет, чтобы сле­за не упа­ла рань­ше, чем воз­люб­лен­ная увидит ее. Ведь не сыщешь луч­ше­го дока­за­тель­ства люб­ви к ней, чем сле­зы.

Все это в пол­ной мере отно­си­лось и к Фер­сан­д­ру. Он испы­ты­вал те же чув­ства, кото­рые испы­ты­вал бы на его месте любой дру­гой чело­век, а Лев­кип­пе хотел пока­зать, что пла­чет под вли­я­ни­ем ее слез. Накло­нив­шись к Сосфе­ну, он шеп­нул ему:

—Утешь ее. Ты ведь видишь, как она стра­да­ет. А я пока уйду, чтобы не быть назой­ли­вым, хотя мне и не хочет­ся ухо­дить. Когда она успо­ко­ит­ся, я пого­во­рю с ней.

Затем, обра­тясь к Лев­кип­пе, он ска­зал:

—А ты, жен­щи­на, доверь­ся мне. Ско­ро ты пере­ста­нешь пла­кать.

И, уже на поро­ге, сно­ва гово­рит Сосфе­ну:

—Пого­во­ри с ней обо мне как подо­ба­ет. А на рас­све­те, когда все ула­дит­ся, при­хо­ди ко мне.

С эти­ми сло­ва­ми он ушел.

8. Пока раз­во­ра­чи­ва­лись все эти собы­тия, Мели­та, удо­вле­тво­рен­ная нашим свида­ни­ем, посла­ла за Лев­кип­пой юно­шу, пото­му что уже не нуж­да­лась в зелье. Юно­ша при­шел в поле и нашел там слу­жа­нок Лев­кип­пы, кото­рые в силь­ной тре­во­ге разыс­ки­ва­ли ее. Так как Лев­кип­пы нигде не ока­за­лось, он поспе­шил обрат­но и рас­ска­зал Мели­те о слу­чив­шем­ся. Узнав спер­ва о том, что меня бро­си­ли в тюрь­му, а затем и об исчез­но­ве­нии Лев­кип­пы, Мели­та почув­ст­во­ва­ла, что над ней сгу­сти­лись злые тучи. Она не мог­ла сра­зу доис­кать­ся до исти­ны, но запо­до­зри­ла во всех коз­нях Сосфе­на. Преж­де все­го Мели­та реши­ла заста­вить Фер­санд­ра в откры­тую пред­при­нять поис­ки Лев­кип­пы, и с этой целью она сочи­ни­ла целую речь, в кото­рой исти­на хит­ро пере­пле­та­лась с обма­ном.

9. Не успел Фер­сандр пере­сту­пить порог сво­его дома, как сно­ва при­нял­ся кри­чать:

—Ты выкра­ла пре­лю­бо­дея, ты сня­ла с него око­вы, ты выве­ла его из дома, — все это дело тво­их рук. Чего же ты сама не бро­си­лась вслед за ним? Зачем ты оста­лась здесь? Поче­му ты не бежишь к сво­е­му воз­люб­лен­но­му, чтобы насла­дить­ся видом самых креп­ких оков, кото­ры­ми он ско­ван?

—Како­го пре­лю­бо­дея? — гово­рит Мели­та. — Что с тобой? Если ты опом­нишь­ся и захо­чешь выслу­шать меня, то лег­ко узна­ешь исти­ну. Я толь­ко об одном тебя про­шу, будь спра­вед­ли­вым судьей, не внем­ли кле­ве­те, выбро­си из серд­ца гнев, при­зо­ви в каче­стве судьи один лишь разум свой и выслу­шай меня.

Этот юно­ша не был мне ни любов­ни­ком, ни мужем. Родом он фини­ки­ец, ни в чем не усту­паю­щий любо­му тирий­цу. Несча­стье настиг­ло его в пла­ва­нии, а груз его стал добы­чей моря. Услы­шав о беде, в кото­рую он попал, я пожа­ле­ла его и, пом­ня о тебе, дала ему при­ют. Может быть, дума­ла я, и Фер­сандр мой так же ски­та­ет­ся где-нибудь, может быть, и его при­юти­ла какая-нибудь жен­щи­на. Если же мол­ва не оши­ба­ет­ся и он дей­ст­ви­тель­но погиб, то возда­дим поче­сти кораб­ле­кру­ше­нию. Сколь­ко дру­гих людей, потер­пев­ших кораб­ле­кру­ше­ние, я кор­ми­ла! Сколь­ко уби­тых морем людей я хоро­ни­ла! Если море выбра­сы­ва­ло на зем­лю какую-нибудь дос­ку от зато­нув­ше­го кораб­ля и я нахо­ди­ла ее, я все­гда гово­ри­ла: «Быть может, Фер­сандр плыл на этом кораб­ле». И этот юно­ша — все­го лишь один из тех, кого я спас­ла от моря, при­чем спас­ла во имя тебя. Ведь он, как и ты, пустил­ся в пла­ва­ние, — я почти­ла несча­стье, подоб­ное тво­е­му, люби­мый мой. Поче­му же я при­вез­ла его сюда? Я открою тебе всю прав­ду. Он горе­вал о сво­ей жене, кото­рая про­па­ла. Кто-то ска­зал ему, что она жива и нахо­дит­ся здесь, у нас, у одно­го из наших управ­ля­ю­щих, — он назвал Сосфе­на. Так оно и ока­за­лось на самом деле. Когда мы при­еха­ли сюда, мы нашли эту жен­щи­ну. Толь­ко из-за это­го он после­до­вал за мной. Сосфен у тебя, а жен­щи­на в поле. Ты можешь про­ве­рить каж­дое мое сло­во. Если хоть что-нибудь из того, что я тебе ска­за­ла, ока­жет­ся ложью, ты можешь счи­тать, что я дей­ст­ви­тель­но изме­ни­ла тебе.

10. Так гово­ри­ла Мели­та, делая вид, что не зна­ет об исчез­но­ве­нии Лев­кип­пы. Ведь если Фер­сандр захо­чет узнать исти­ну, дума­ла она про себя, то при­дет­ся позвать слу­жа­нок, кото­рые сопро­вож­да­ли девуш­ку в поле, — слу­жан­ки же, в том слу­чае если Лев­кип­па не вер­нет­ся к утру, вынуж­де­ны будут ска­зать, что она про­па­ла, и тогда Мели­та откры­то начнет поис­ки девуш­ки, к кото­рым дол­жен будет при­со­еди­нить­ся и Фер­сандр. Убеди­тель­но сме­шав в сво­ем рас­ска­зе исти­ну с ложью, она про­дол­жа­ла:

—Верь мне, муж мой. Мы про­жи­ли с тобой, мой люби­мый, нема­ло лет, и я ни разу не дава­ла тебе пово­да запо­до­зрить меня в измене. Не под­да­вай­ся подо­зре­ни­ям и теперь. Все эти слу­хи рас­про­стра­ни­лись из-за того вни­ма­ния, кото­рое я ока­зы­ва­ла юно­ше, но никто не пони­мал истин­ных при­чин нашей друж­бы. Если дове­рять мол­ве, то надо было счи­тать, что ты умер. Мол­ва и кле­ве­та — это два бед­ст­вия, кото­рые состо­ят в кров­ном род­стве меж­ду собой. Мол­ва — дочь кле­ве­ты. Кле­ве­та ост­рее, чем меч, неисто­вее, чем огонь, убеди­тель­нее, чем сире­на. Мол­ва же быст­ро­теч­нее вол­ны, стре­ми­тель­нее вет­ра, быст­рее птиц. Пущен­ное кле­ве­той сло­во летит, как стре­ла из лука, и ранит наме­чен­ную жерт­ву, даже если она дале­ко. Толь­ко кос­нет­ся сло­во кле­ве­ты чье­го-нибудь уха, как мгно­вен­но ему верят, начи­на­ют пылать гне­вом и разъ­яря­ют­ся на ране­но­го. Вол­ны мол­вы, порож­ден­ные стре­ла­ми кле­ве­ты, обиль­ны­ми пото­ка­ми затоп­ля­ют уши слу­ша­те­лей, они с лег­ко­стью пре­одоле­ва­ют огром­ные про­стран­ства, бушуя в вих­ре речей и мчась на кры­льях спле­тен. Объ­еди­нив­шись, и та и дру­гая обру­ши­лись на меня. Они захва­ти­ли мою душу и запер­ли твои уши от моих слов.

11. С эти­ми сло­ва­ми Мели­та взя­ла Фер­санд­ра за руку и хоте­ла поце­ло­вать его. Прав­до­по­доб­ный рас­сказ жены несколь­ко уме­рил гнев Фер­санд­ра. Посколь­ку сло­ва ее о Лев­кип­пе зву­ча­ли в согла­сии с теми сведе­ни­я­ми, кото­рые Фер­сандр полу­чил от Сосфе­на, недо­ве­рие его несколь­ко умень­ши­лось. Одна­ко он был еще далек от того, чтобы окон­ча­тель­но пове­рить Мели­те. Уж если рев­ность хоть раз закра­лась в душу, нелег­ко изгнать ее оттуда. Поми­мо все­го про­че­го, Фер­сандр раз­вол­но­вал­ся, узнав о том, что Лев­кип­па — моя жена, и воз­не­на­видел меня силь­нее, чем преж­де. Мели­те он заявил, что про­ве­рит все, что она ска­за­ла ему, и отпра­вил­ся спать в оди­но­че­стве. Мели­та же стра­да­ла в душе, что не суме­ла выпол­нить дан­но­го мне обе­ща­ния.

Сосфен, про­во­див Фер­санд­ра и пообе­щав ему ула­дить дело с Лев­кип­пой, сно­ва воз­вра­тил­ся к ней и, изо­бра­зив на сво­ем лице вос­торг, ска­зал:

—Лак­эна, все устро­и­лось. Фер­сандр до того обе­зу­мел от люб­ви к тебе, что готов сде­лать тебя чуть ли не сво­ей женой. Это все бла­го­да­ря мне. Я столь­ко все­го наго­во­рил ему про твою кра­соту, что ты завла­де­ла всей его душой. Чего же ты пла­чешь? Встань и при­не­си Афро­ди­те бла­годар­ст­вен­ную жерт­ву. Но и меня не забы­вай.

12.—Пусть у тебя будет такое сча­стье, какое ты сулишь мне, — отве­ти­ла Сосфе­ну Лев­кип­па.

Тот не понял ее насмеш­ки и, при­няв сло­ва девуш­ки за чистую моне­ту, лас­ко­во про­дол­жал:

—Я хочу попо­дроб­нее рас­ска­зать тебе о Фер­сан­дре, чтобы ты полу­чи­ла пол­ное пред­став­ле­ние о том, каков он на самом деле, и обра­до­ва­лась еще боль­ше. Он — муж Мели­ты, — ее ты виде­ла в поме­стье. По знат­но­сти сво­его про­ис­хож­де­ния он пер­вый из ионий­цев. Что каса­ет­ся богат­ства, то оно пре­вос­хо­дит даже его знат­ность. А бла­го­род­ство пре­вос­хо­дит и богат­ство его. О его воз­расте ты мог­ла судить сама. Он молод, он пре­кра­сен, — он все, чего толь­ко может желать жен­щи­на.

Этих слов Лев­кип­па не мог­ла уже выне­сти.

—Сви­ре­пое чудо­ви­ще! — пре­рва­ла она Сосфе­на. — До каких же пор ты соби­ра­ешь­ся оскорб­лять мой слух? Что у меня может быть обще­го с Фер­сан­дром? Пусть он будет пре­кра­сен для Мели­ты и богат во сла­ву горо­да, пусть он будет бла­го­ро­ден по отно­ше­нию к тем, кто нуж­да­ет­ся в его бла­го­род­стве. Но мне-то все это не нуж­но, будь он хотя бы знат­нее Код­ра² и бога­че Кре­за³. Зачем рас­сы­па­ешь ты предо мной всю эту кучу несо­об­раз­ных похвал? Толь­ко в том слу­чае я сочту Фер­санд­ра пре­крас­ным чело­ве­ком, если он оста­вит в покое чужих жен.

13.—Ты шутишь, — поспеш­но пре­рвал ее Сосфен.

—Это я-то шучу? — вос­клик­ну­ла Лев­кип­па. — Оставь меня, пожа­луй­ста, пусть рас­по­ря­жа­ет­ся мной судь­ба и злое боже­ство. Я пре­крас­но пони­маю, что попа­ла в раз­бой­ни­чий вер­теп.

—На тебя, мне кажет­ся, напа­ло безу­мие, при­чем неиз­ле­чи­мое, — разо­злил­ся Сосфен. — Что ты назы­ва­ешь вер­те­пом: богат­ство, брак и рос­кошь? Даже мужа посла­ла тебе судь­ба, мужа, настоль­ко люби­мо­го бога­ми, что они вырва­ли его из самых врат смер­ти.

Затем Сосфен стал рас­ска­зы­вать о кораб­ле­кру­ше­нии, при­чем обри­со­вал все так, слов­но Фер­санд­ра спас­ли боги, и напри­ду­мы­вал боль­ше чудес, чем при­пи­сы­ва­ют дель­фи­ну Ари­о­на⁴. Посколь­ку Лев­кип­па оста­лась рав­но­душ­ной к его рас­ска­зам, он ска­зал:

—Поду­май хоро­шень­ко, что́ для тебя луч­ше, и не гово­ри Фер­сан­д­ру ниче­го тако­го, что может рас­сер­дить это­го бла­го­род­но­го чело­ве­ка. В гне­ве он стра­шен. Ведь доб­рота, встре­чая бла­го­дар­ность, умно­жа­ет­ся, но, стал­ки­ва­ясь с пору­га­ни­ем, вспы­хи­ва­ет гне­вом. Чрез­мер­ное доб­ро­ду­шие может обра­тить­ся чрез­мер­ной яро­стью для нака­за­ния.

Вот что было с Лев­кип­пой.

14. Когда Кли­ний и Сатир узна­ли от Мели­ты о том, что я заклю­чен в тюрь­му, они с наступ­ле­ни­ем ночи при­бе­жа­ли ко мне в тюрь­му. Дру­зья хоте­ли остать­ся со мной, но началь­ник тюрь­мы запре­тил им это и велел поско­рее уби­рать­ся прочь.

Так, вопре­ки жела­нию, им при­шлось поки­нуть меня. Я же попро­сил их прий­ти ко мне на заре, если вер­нет­ся Лев­кип­па, и рас­ска­зал им об обе­ща­нии Мели­ты. Моя душа лежа­ла на весах стра­ха и надеж­ды, — я боял­ся, наде­ясь, и наде­ял­ся, боясь.

15. С пер­вы­ми луча­ми солн­ца Сосфен поспе­шил к Фер­сан­д­ру, а Кли­ний и Сатир ко мне. Не успел Фер­сандр увидеть Сосфе­на, как стал допы­ты­вать­ся у него, как обсто­ит дело с девуш­кой, уда­лось ли скло­нить ее на его домо­га­тель­ства. Сосфен не решил­ся ска­зать прав­ду и в ответ стал лгать, но весь­ма убеди­тель­но:

—Пока что она отка­зы­ва­ет­ся, но я думаю, что она про­сто хит­рит: долж­но быть, девуш­ка боит­ся, что ты насла­дишь­ся с ней один раз и бро­сишь ее, а она будет опо­зо­ре­на.

—Пусть она не бес­по­ко­ит­ся об этом, — воз­ра­зил Фер­сандр. — Моя любовь к ней тако­ва, что не умрет нико­гда. Одно­го я толь­ко боюсь: как бы она дей­ст­ви­тель­но не ока­за­лась женой того юно­ши, как гово­ри­ла мне Мели­та.

Так за раз­го­во­ра­ми они при­шли к хижине Лев­кип­пы. Подой­дя к самым две­рям, они услы­ша­ли ее горь­кие сте­на­ния и, ста­ра­ясь не шуметь, ста­ли под­слу­ши­вать.

16.—Горе мне, Кли­то­фонт, — без кон­ца повто­ря­ла она. — Ты не зна­ешь, где я, что со мной, а я не знаю, как посту­пи­ла с тобой судь­ба, — оба мы стра­да­ем от неведе­ния. Толь­ко бы Фер­сандр не застал тебя в сво­ем доме! Толь­ко бы он не заста­вил тебя пере­но­сить оскорб­ле­ния! Сколь­ко раз мне хоте­лось рас­спро­сить о тебе Сосфе­на, но я не знаю, как спро­сить его. Ведь если я ста­ну спра­ши­вать о тебе как о муже, то могу при­не­сти тебе вред и навлечь на тебя гнев Фер­санд­ра. Если же я сде­лаю вид, что ты мне чужой, и нач­ну про­яв­лять инте­рес к незна­ком­цу, то это пока­жет­ся подо­зри­тель­ным, — как жен­щи­на может спра­ши­вать о том, что ее не каса­ет­ся? Я пыта­лась заста­вить себя заго­во­рить о тебе, но язык мой мне не пови­но­вал­ся. Толь­ко одно могу я повто­рять: «О мой Кли­то­фонт, муж мой един­ст­вен­ный, одной Лев­кип­пе ты при­над­ле­жал, вер­ный и посто­ян­ный». Не скло­ни­ла тебя к измене дру­гая жен­щи­на, хотя она спа­ла с тобой. Я же, черст­вая, пове­ри­ла слу­хам и, увидя тебя в поле после столь дол­гой раз­лу­ки, не покры­ла тебя поце­лу­я­ми! Что мне ска­зать Фер­сан­д­ру, когда он при­дет? Может быть, наста­ло вре­мя пре­кра­тить при­твор­ство и открыть ему всю прав­ду? Знай, Фер­сандр, что я не рабы­ня. Я дочь визан­тий­ско­го стра­те­га, жена пер­во­го из тирий­цев. Я не фес­са­ли­ян­ка, и имя мне не Лак­эна, — такую клич­ку при­ду­ма­ли для меня пира­ты, ведь они похи­ти­ли у меня даже имя. Мой муж Кли­то­фонт, роди­на — Визан­тий, отец мой — Сострат, а мать — Пан­фия. Но ведь ты не пове­ришь моим сло­вам. А если даже ты и пове­ришь тому, что я ска­жу о Кли­то­фон­те, то как бы мне такой неумест­ной сме­ло­стью не погу­бить мое­го воз­люб­лен­но­го. Луч­ше уж буду играть свою роль до кон­ца, луч­ше оста­нусь Лак­эной.

17. Когда Фер­сандр услы­хал все это, он ото­шел в сто­ро­ну и гово­рит Сосфе­ну:

—Ты слы­шал эти неве­ро­ят­ные речи, испол­нен­ные люб­ви? Как она гово­ри­ла, как она сте­на­ла, как она себя обви­ня­ла! Этот пре­лю­бо­дей везде одер­жи­ва­ет надо мной верх. Навер­ное, он не толь­ко раз­бой­ник, но и вол­шеб­ник. Мели­та его любит, Лев­кип­па его любит. О Зевс, сде­лай меня Кли­то­фон­том!

—Не надо отча­и­вать­ся, — ска­зал Сосфен, — надо идти к девуш­ке, мой гос­по­дин. Даже если она сей­час и без ума от это­го про­кля­то­го пре­лю­бо­дея, то все­го лишь до той поры, пока одно­го его зна­ет и ни с кем дру­гим не име­ла дела. Если же ты достиг­нешь того же, что он, — а ты, несо­мнен­но, достиг­нешь это­го, пото­му что намно­го пре­вос­хо­дишь его кра­сотой, — она тот­час выбро­сит его из серд­ца. Ведь новая любовь лег­ко вытес­ня­ет ста­рую. А жен­щи­на в состо­я­нии любить толь­ко того, кто рядом с ней, если же чело­век отсут­ст­ву­ет, то она пом­нит о нем ров­но столь­ко вре­ме­ни, сколь­ко ей нуж­но, чтобы най­ти дру­го­го. Как толь­ко она най­дет дру­го­го, пер­вый исчезнет из ее души.

Услы­шав эти сло­ва, Фер­сандр несколь­ко при­обо­д­рил­ся. Ведь так лег­ко веришь сло­вам, если в них кро­ет­ся надеж­да на успех в люб­ви. Любов­ная жаж­да, обре­тя желан­но­го союз­ни­ка, про­буж­да­ет надеж­ды.

18. Когда Лев­кип­па пере­ста­ла раз­го­ва­ри­вать сама с собой, Фер­сандр помед­лил немно­го у две­рей, чтобы ей не при­шло в голо­ву, буд­то он под­слу­ши­вал, и вошел, при­дав сво­е­му лицу выра­же­ние, кото­рое он счел наи­бо­лее под­хо­дя­щим. Лишь толь­ко он увидел Лев­кип­пу, как в душе его вспых­ну­ло пла­мя, девуш­ка пока­за­лась ему еще пре­крас­нее, чем преж­де. Всю ночь, нахо­дясь вда­ли от нее, Фер­сандр под­карм­ли­вал огонь, а теперь вид ее подей­ст­во­вал на пла­мя, как самые горю­чие веще­ства, и оно запы­ла­ло с новой силой. Накло­нив­шись, Фер­сандр слег­ка обнял Лев­кип­пу, но потом овла­дел собой, сел и понес любов­ную око­ле­си­цу. Тако­вы все влюб­лен­ные: когда они бесе­ду­ют со сво­и­ми воз­люб­лен­ны­ми, душа их устрем­ле­на к ним, но речь обык­но­вен­но лише­на смыс­ла, язык выпа­ли­ва­ет сло­ва без вся­ко­го уча­стия сво­его корм­че­го — разу­ма. Во вре­мя раз­го­во­ра Фер­сандр обнял Лев­кип­пу за шею и хотел поце­ло­вать ее. Она же, слов­но пред­видя даль­ней­шее дви­же­ние его руки, поник­ла и скло­ни­ла голо­ву на грудь. Но он, не выпус­кая ее из сво­их объ­я­тий, насиль­но ста­рал­ся под­нять голо­ву девуш­ки. Защи­ща­ясь, она накло­ня­лась все ниже и про­ти­ви­лась его поце­лу­ям. Когда же насту­пи­ло вре­мя дей­ст­во­вать рука­ми, Фер­сандр почув­ст­во­вал, как его захва­тил любов­ный азарт. Левой рукой он дер­жал лицо девуш­ки за под­бо­ро­док и под­ни­мал его, а пра­вой — за воло­сы тянул ее лицо назад. Когда же он пре­кра­тил борь­бу, то ли полу­чив то, чего хотел, то ли нет, а может стать­ся, про­сто уто­мив­шись, Лев­кип­па ска­за­ла ему:

—Ты посту­па­ешь не так, как чело­век сво­бод­ный и бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния. Ты дей­ст­ву­ешь так же, как Сосфен. Раб досто­ин сво­его гос­по­ди­на. Но боль­ше тебе ниче­го не удаст­ся, оставь надеж­ду на успех, раз­ве толь­ко ты пре­вра­тишь­ся в Кли­то­фон­та.

19. Услы­шав мое имя, Фер­сандр окон­ча­тель­но вышел из себя. Он и любил и гне­вал­ся. Любовь и гнев — два факе­ла. Ведь и у гне­ва есть свой огонь, про­ти­во­по­лож­ный по сво­ей при­ро­де огню люб­ви, но рав­ный ему по силе. Один зажи­га­ет нена­висть, дру­гой застав­ля­ет любить. Близ­ко один к дру­го­му рас­по­ло­же­ны источ­ни­ки каж­до­го из этих огней. Один пря­чет­ся в пече­ни⁵, дру­гой горит в серд­це. Когда оба они объ­ем­лют чело­ве­ка, душа его ста­но­вит­ся веса­ми, на каж­дой чаше кото­рых взве­ши­ва­ет­ся огонь. Они борют­ся, стре­мясь пере­ве­сить. И чаще побеж­да­ет огонь люб­ви, осо­бен­но если страсть завер­ша­ет­ся успе­хом. Если же любо­вью пре­не­бре­га­ют, то она сама вызы­ва­ет на помощь гнев. Сосед пови­ну­ет­ся, и оба они зажи­га­ют огонь. Но быва­ет, что гнев завла­де­ва­ет любо­вью и в сво­ей непри­ми­ри­мо­сти обе­ре­га­ет ее от стра­сти не как друг, но как хозя­ин, — он повеле­ва­ет стра­стью, как рабы­ней, свя­зав ее по рукам и ногам, и не дает ей при­ми­рить­ся с тем, к кому она зажглась, если даже это­го хочет сама любовь. Затоп­лен­ная вол­на­ми гне­ва, любовь теря­ет свою сво­бо­ду, она тонет, вынуж­ден­ная нена­видеть люби­мое. Но, утом­лен­ный, выплес­нув­шись через край, гнев нако­нец ути­ха­ет, и тогда любовь пере­хо­дит к защи­те, она воору­жа­ет страсть и побеж­да­ет уже заснув­ший гнев. Огляды­ва­ясь на оскорб­ле­ния, кото­рые в ослеп­ле­нии она нанес­ла люби­мой, любовь не зна­ет, как замо­лить свою вину, как оправ­дать­ся, умо­ля­ет о свида­нии и заве­ря­ет, что гнев уже укро­щен радо­стью. Добив­шись успе­ха, любовь ста­но­вит­ся мило­сти­вой, но, коль ско­ро ее при­тя­за­ния тщет­ны, она сно­ва вос­пла­ме­ня­ет­ся гне­вом. Гнев, проснув­шись, воз­об­нов­ля­ет борь­бу, он вер­ный союз­ник бес­слав­ной люб­ви.

20. Вна­ча­ле Фер­сандр, наде­ясь добить­ся успе­ха, все­це­ло был рабом Лев­кип­пы, но, обма­нув­шись в сво­их надеж­дах, пре­дал­ся гне­ву. Он стал бить Лев­кип­пу по щекам, гово­ря при этом:

—Зло­по­луч­ная рабы­ня, одер­жи­мая похо­тью! Я ведь слы­шал все твои речи. Тебе непри­ят­но, что я с тобой гово­рю, ты не счи­та­ешь за сча­стье для себя поце­луи тво­е­го гос­по­ди­на. Ты жеман­ни­ча­ешь и при­киды­ва­ешь­ся безум­ной. На самом же деле ты про­сто гряз­ная жен­щи­на, и это ясно хотя бы пото­му, что ты любишь пре­лю­бо­дея. Но если ты не хочешь пови­но­вать­ся мне как любов­ни­ку, тебе при­дет­ся пови­но­вать­ся мне как гос­по­ди­ну тво­е­му.

—Если ты взду­мал мучить меня, я соглас­на выне­сти любые пыт­ки, но не наси­лие.

Заме­тив Сосфе­на, она обра­ти­лась к нему с таки­ми сло­ва­ми:

—Под­твер­ди и ты мое отно­ше­ние к таким бес­чин­ствам, ведь ты оскорб­лял меня еще силь­нее.

Ули­чен­ный ею и желая скрыть свой соб­ст­вен­ный позор, Сосфен закри­чал:

—Эту жен­щи­ну, гос­по­дин мой, надо избить плетьми и пытать тыся­ча­ми пыток, чтобы она уяс­ни­ла себе нако­нец, как надо ува­жать сво­его хозя­и­на.

21.—Послу­шай­ся же Сосфе­на, — ска­за­ла Лев­кип­па, — он дает тебе достой­ный совет. Начи­най­те же пыт­ки! Неси­те коле­со! Вот руки, вытя­ги­вай­те их! Неси­те и пле­ти, — вот спи­на — бей­те! Разо­жги­те огонь, — вот тело — сжи­гай­те его! Не забудь­те и желе­зо, — вот кожа — режь­те! Невидан­ное досе­ле сра­же­ние пред­ста­вит­ся вашим гла­зам: одна жен­щи­на про­тив всех пыток, и она победит. И ты еще назы­ва­ешь пре­лю­бо­де­ем Кли­то­фон­та! Когда на самом деле пре­лю­бо­дей — ты! Ска­жи мне, у тебя нет стра­ха перед Арте­ми­дой? Ты под­вер­га­ешь наси­лию деву в горо­де девы? О вла­ды­чи­ца, Арте­ми­да! Где твои стре­лы?

—Деву?! — засме­ял­ся Фер­сандр. — О, наг­лость! О, изде­ва­тель­ство! Дева, кото­рая пере­но­че­ва­ла с пира­та­ми! Или, может быть, они были евну­ха­ми? И ты фило­соф­ст­во­ва­ла с ними? А может быть, они были сле­пы­ми?

22.—Оста­лась ли я девой после Сосфе­на, спро­си у него, — отве­ти­ла Лев­кип­па. — Он-то дей­ст­ви­тель­но обра­щал­ся со мной как раз­бой­ник. А насто­я­щие раз­бой­ни­ки вели себя гораздо при­лич­нее, чем вы, и никто из них не был насиль­ни­ком. Если же судить по тому, как веде­те себя вы, то здесь насто­я­щий вер­теп. И не стыд­но вам делать то, на что не реша­лись даже раз­бой­ни­ки? Ты сам не заме­ча­ешь, что твое бес­стыд­ство еще боль­ше уве­ли­чит сла­ву моей доб­ро­де­те­ли. Ведь если сей­час, обе­зу­мев от гне­ва, ты убьешь меня, то все будут гово­рить обо мне так: Лев­кип­па оста­лась девуш­кой после раз­бой­ни­ков, девуш­кой после Хэрея, девуш­кой после Сосфе­на. Но это еще что! Она оста­лась девуш­кой после Фер­санд­ра, — вот что достой­но вели­чай­шей похва­лы, пото­му что Фер­сандр необуздан­нее любо­го раз­бой­ни­ка. И вот, не сумев овла­деть ею, он убил ее.

А теперь воору­жай­ся, неси пле­ти, коле­со, огонь, желе­зо. Пусть союз­ни­ком тво­им в борь­бе со мной станет твой совет­чик Сосфен. Я же без­оруж­на, одна, и я жен­щи­на. Одно лишь у меня ору­жие — сво­бо­да, и вам не выбить ее из меня плетьми, не выре­зать желе­зом, не выжечь огнем. Нико­гда я не отка­жусь от нее. Если даже нач­нешь жечь меня, то убедишь­ся, что огонь недо­ста­точ­но горяч для нее.