Левкиппа и Клитофонт

Книга VII

1. Раз­ные чув­ства овла­де­ли Фер­сан­дром после слов Лев­кип­пы: доса­да, гнев, зло­на­ме­рен­ность. Он воз­му­щал­ся, пото­му что был оскорб­лен; доса­до­вал, пото­му что ниче­го не достиг; стро­ил ковар­ные пла­ны, пото­му что был влюб­лен. Разди­рае­мый все­ми эти­ми чув­ства­ми, он выско­чил из хижи­ны Лев­кип­пы, не отве­тив ей ни сло­ва. Пер­вое вре­мя он все­це­ло нахо­дил­ся во вла­сти гне­ва, но, пре­до­ста­вив себе вре­мя пораз­мыс­лить над все­ми эти­ми тре­вол­не­ни­я­ми и посо­ве­щав­шись с Сосфе­ном, он отпра­вил­ся к началь­ни­ку тюрь­мы и попро­сил его отра­вить меня каким-нибудь зельем. Но тот отка­зал­ся из стра­ха перед вла­стя­ми горо­да: его пред­ше­ст­вен­ник был ули­чен в отрав­ле­нии и при­го­во­рен к смер­ти. Тогда Фер­сандр обра­тил­ся к нему с дру­гой прось­бой: поса­дить ко мне в каме­ру под видом осуж­ден­но­го како­го-нибудь чело­ве­ка. Фер­сандр объ­яс­нил началь­ни­ку, что это нуж­но ему для того, чтобы через это­го чело­ве­ка узнать мои наме­ре­ния. Началь­ник тюрь­мы скло­нил­ся на его дово­ды и поме­стил со мной мни­мо­го узни­ка. Этот чело­век полу­чил от Фер­санд­ра хит­ро­ум­ные настав­ле­ния, — при слу­чае он дол­жен был заве­сти раз­го­вор о Лев­кип­пе и рас­ска­зать мне, что она уби­та, при­чем убий­ство ее под­стро­е­но Мели­той. Фер­сандр при­бег к этой хит­ро­сти для того, чтобы в слу­чае мое­го осво­бож­де­ния я не стал искать Лев­кип­пу, счи­тая ее мерт­вой. Мели­та же выстав­ля­лась в каче­стве винов­ни­цы убий­ства, чтобы я не женил­ся на ней и не остал­ся в Эфе­се, но, воз­не­на­видев ее за убий­ство моей воз­люб­лен­ной, навсе­гда поки­нул этот город и пре­до­ста­вил бы воз­мож­ность Фер­сан­д­ру совер­шен­но без­бо­яз­нен­но наслаж­дать­ся Лев­кип­пой.

2. Не успел этот чело­век очу­тить­ся рядом со мной, как он при­нял­ся разыг­ры­вать комедию. Пол­ный ковар­ства, он начал при­чи­тать:

—К чему ждать чего-то от жиз­ни? К чему ста­рать­ся избе­жать опас­но­стей? Раз­ве доста­точ­но того, чтобы чело­век вел разум­ный и спра­вед­ли­вый образ жиз­ни? Ведь на каж­дом шагу нас под­сте­ре­га­ют слу­чай­но­сти, кото­рые топят нас и опро­киды­ва­ют все бла­гие наме­ре­ния. Мне же надо было преж­де все­го узнать, кем был мой спут­ник и что он натво­рил.

В таком духе он бесе­до­вал сам с собой, стре­мясь втя­нуть меня в раз­го­вор и заста­вить спро­сить, что же с ним слу­чи­лось. Но я про­пус­кал мимо ушей все его сте­на­ния. Зато кто-то из дру­гих узни­ков, — ведь люди, ока­зав­ши­е­ся в беде, обо­жа­ют выслу­ши­вать рас­ска­зы о несча­стьях сво­их ближ­них, нахо­дя в них уте­ше­ние для себя, — спро­сил его:

—Что же с тобой слу­чи­лось? Как под­шу­ти­ла над тобой судь­ба? Ведь, судя по все­му, ты не совер­шил ника­ко­го пре­ступ­ле­ния, а впал в неми­лость у боже­ства. То же самое про­изо­шло и со мной.

И он рас­ска­зал, каким обра­зом он сам уго­дил в тюрь­му. Я же по-преж­не­му не обра­щал ни на кого из них ника­ко­го вни­ма­ния.

3. Закон­чив рас­сказ, он в свою оче­редь попро­сил соседа поведать о его зло­клю­че­ни­ях.

—Теперь и ты, — ска­зал он, — рас­ска­жи о том, что про­изо­шло с тобой.

—Вче­ра, — начал тот, — я шел из горо­да, направ­ля­ясь в Смир­ну¹. Я про­де­лал уже путь в четы­ре ста­дия, как ко мне подо­шел какой-то юно­ша из дерев­ни, завел со мной раз­го­вор и немно­го спу­стя спро­сил:

—Куда ты дер­жишь путь?

—В Смир­ну, — отве­тил я.

—И я тоже иду туда, бла­го­да­ре­ние судь­бе, — ска­зал он.

Мы пошли вме­сте и раз­го­во­ри­лись, как это обыч­но быва­ет в доро­ге.

Добрав­шись до какой-то гости­ни­цы, мы реши­ли вме­сте позав­тра­кать. Тут же к нам под­се­ли чет­ве­ро незна­ком­цев и ста­ли делать вид, что тоже зав­тра­ка­ют, но при этом все вре­мя коси­лись на нас и кива­ли друг дру­гу голо­вой. Заме­тив это, я запо­до­зрил нелад­ное, но не мог понять, что озна­ча­ют их кив­ки. Что же до мое­го спут­ни­ка, то он мгно­вен­но побе­лел, стал торо­пить­ся и задро­жал. Сто­и­ло тем чет­ве­рым это заме­тить, как они вско­чи­ли, схва­ти­ли нас и свя­за­ли рем­ня­ми. Кто-то из них дает поще­чи­ну мое­му спут­ни­ку. И одно­го это­го уда­ра хва­ти­ло для того, чтобы он, слов­но под­верг­нув­шись тыся­че пыток, заго­во­рил, хотя его никто еще и не спра­ши­вал:

—Я убил девуш­ку и полу­чил сто золотых от Мели­ты, жены Фер­санд­ра. Ведь это она наня­ла меня для того, чтобы я совер­шил убий­ство. Возь­ми­те эти сто золотых. Так вы и меня осво­бо­ди­те, и сами буде­те в выиг­ры­ше.

Едва услы­шав име­на Фер­санд­ра и Мели­ты, я про­будил­ся, — сло­ва эти ужа­ли­ли мою душу, как овод, в то вре­мя как рань­ше я оста­вал­ся совер­шен­но без­участ­ным к рас­ска­зу мни­мо­го узни­ка. Я повер­нул­ся к нему и спро­сил:

—Кто такая эта Мели­та?

—Мели­та — это пер­вая из эфес­ских жен­щин, — отве­тил он мне. — Она была влюб­ле­на в како­го-то юно­шу. Пом­нит­ся, пого­ва­ри­ва­ли, что он тири­ец. А у это­го юно­ши была воз­люб­лен­ная, кото­рую он нашел в доме Мели­ты, — ее про­да­ли туда. Мели­та, обе­зу­мев от рев­но­сти, обма­ном завла­де­ла девуш­кой, пере­да­ла ее в руки того чело­ве­ка, кото­рый по веле­нию зло­го рока ока­зал­ся моим спут­ни­ком, и веле­ла ему убить ее. Тот и выпол­нил ее нече­сти­вое при­ка­за­ние. А я, несчаст­ный, ни сло­вом, ни делом не при­част­ный к убий­ству, заод­но с ним был свя­зан и схва­чен как соучаст­ник в пре­ступ­ле­нии. Но хуже все­го то, что эти чет­ве­ро, отой­дя немно­го от гости­ни­цы, забра­ли у него сто золотых и отпу­сти­ли его на сво­бо­ду, меня же при­ве­ли к стра­те­гу.

4. Когда я услы­шал его рас­сказ о моем несча­стье, я не засто­нал и не запла­кал, у меня не ока­за­лось ни слез, ни голо­са. Я задро­жал, серд­це на мгно­ве­ние пере­ста­ло бить­ся, и душа чуть было не поки­ну­ла мое­го тела. Очнув­шись от оце­пе­не­ния, в кото­рое поверг­ли меня его сло­ва, я ска­зал:

—Как же этот наем­ник убил девуш­ку и что он сде­лал с ее телом?

Но тот мол­чал, его дело уже было сде­ла­но, и овод тер­зал мою душу. Я сно­ва обра­тил­ся к нему с вопро­са­ми, и тогда он ска­зал:

—Мне кажет­ся, ты дума­ешь, буд­то я при­ни­мал уча­стие в ее убий­стве. Я ведь слы­шал толь­ко то, что он убил эту девуш­ку, а где и как, он не ска­зал.

Тут-то у меня и хлы­ну­ли сле­зы, и гла­за мои пре­да­лись отча­я­нию. Ведь если удар нане­сен даже по телу, то и тогда не сра­зу появ­ля­ет­ся кро­во­под­тек, а спер­ва место, по кото­ро­му уда­ри­ли, оста­ет­ся бес­цвет­ным и потом немно­го вспу­ха­ет. Когда кабан пора­жа­ет чело­ве­ка клы­ком, не сра­зу увидишь рану, пото­му что пер­вое вре­мя она скры­та в глу­бине, и в момент уда­ра порез не виден. Потом вне­зап­но высту­па­ет белый след, пред­вест­ник кро­ви, и вско­ре кровь уже стру­ит­ся обиль­ны­ми пото­ка­ми. Так и душа. Прон­зен­ная стре­лой горя, пущен­ной сло­ва­ми, она уже ране­на, но удар нане­сен так вне­зап­но, что рана еще не успе­ва­ет открыть­ся, и сле­зы еще дале­ки от глаз. Ведь сле­зы — это кровь душев­ной раны. Когда же жало скор­би вопьет­ся в самую глу­би­ну серд­ца, тогда откры­ва­ет­ся рана, рас­т­во­ря­ют­ся в гла­зах две­ри для слез, и уже ничто не может их удер­жать. Так слу­чи­лось и со мной.

Рас­сказ пона­ча­лу прон­зил мое серд­це стре­лой, он лишил меня речи и запер доро­гу сле­зам. И толь­ко потом, когда душа немно­го при­вык­ла к горю, хлы­ну­ли сле­зы.

5. Обрел я сно­ва и дар речи:

—Како­му зло­му боже­ству пона­до­би­лось обма­нуть меня столь пре­хо­дя­щей радо­стью? Кто взду­мал пока­зать мне Лев­кип­пу толь­ко для того, чтобы еще уси­лить горе? Не насы­ти­лись ею гла­за мои, хотя толь­ко им и было отпу­ще­но сча­стье вла­деть ею! Недол­го же оно про­дол­жа­лось! Поис­ти­не лишь во сне наслаж­дал­ся я ее видом. Увы, Лев­кип­па, сколь­ко раз ты уми­ра­ла для меня! Раз­ве хоть когда-нибудь пере­ста­вал я тебя опла­ки­вать? Я посто­ян­но скорб­лю о тебе, а смер­ти гонят­ся по пятам друг за дру­гом. Но когда ты рань­ше уми­ра­ла, судь­ба лишь зло шути­ла надо мной, теперь же твоя смерть уже не игра судь­бы. Как же ты погиб­ла в этот раз, моя Лев­кип­па? Когда мни­мая смерть уно­си­ла тебя рань­ше, мне оста­ва­лось хотя бы сла­бое уте­ше­ние: в пер­вый раз все твое тело было со мной, а во вто­рой раз я думал, что недо­ста­ет для погре­бе­ния толь­ко тво­ей голо­вы. Теперь же ты умер­ла двой­ной смер­тью, и тела тво­е­го даже не оста­лось. Уда­лось тебе убе­жать от двух раз­бой­ни­чьих шаек, вер­теп Мели­ты убил тебя. Я же, нече­сти­вый пре­ступ­ник, часто цело­вал твою убий­цу, спле­тал­ся с ней в нечи­стых объ­я­ти­ях и пода­рил уте­хи Афро­ди­ты ей, а не тебе.

6. Рыдаю­щим и застал меня Кли­ний. Я рас­ска­зал ему все и заявил, что на этот раз твер­до решил уме­реть. Он стал воз­ра­жать мне:

—Кто зна­ет, может быть, она сно­ва жива. Ведь часто каза­лось, что она умер­ла, но вся­кий раз она воз­вра­ща­лась к жиз­ни. Зачем уби­вать себя столь без­рас­суд­но? У тебя еще будет вре­мя уме­реть, когда ты, по край­ней мере, узна­ешь точ­но, что она мерт­ва.

—Чепу­ха, — отве­тил я. — Что же может быть в этом изве­стии лож­но­го? По-мое­му, я нашел вели­ко­леп­ный спо­соб уме­реть, так что и про­кля­тая бога­ми Мели­та не оста­нет­ся без­на­ка­зан­ной. Вот послу­шай. Как тебе извест­но, я гото­вил­ся защи­щать­ся на суде от обви­не­ния в пре­лю­бо­де­я­нии. Теперь же я при­нял реше­ние сде­лать все наобо­рот. Я заяв­лю на суде, что созна­юсь в пре­лю­бо­де­я­нии и что мы с Мели­той, влюб­лен­ные друг в дру­га, вме­сте погу­би­ли Лев­кип­пу. Таким обра­зом Мели­та будет нака­за­на и я нако­нец све­ду сче­ты со сво­ей несчаст­ной жиз­нью.

—Замол­чи, — ска­зал Кли­ний. — Ты осме­ли­ва­ешь­ся при­нять на себя позор убий­цы, да еще убий­цы Лев­кип­пы?

—Я не вижу ниче­го позор­но­го в том, что при­чи­ня­ет горе вра­гу.

Так мы раз­го­ва­ри­ва­ли с Кли­ни­ем, а меж­ду тем согляда­тая Фер­санд­ра, сооб­щив­ше­го лож­ные сведе­ния об убий­стве Лев­кип­пы, поти­хонь­ку осво­бо­ди­ли, — тюрем­щик увел его под пред­ло­гом, что его тре­бу­ет началь­ник тюрь­мы для дачи пока­за­ний. Кли­ний и Сатир все­ми сила­ми ста­ра­лись уте­шить меня и отго­во­рить от осу­щест­вле­ния мое­го замыс­ла, но напрас­но. В тот же день они нашли себе какое-то новое при­ста­ни­ще и пере­се­ли­лись туда, чтобы не нахо­дить­ся под одной кры­шей с молоч­ной сест­рой Мели­ты.

7. На дру­гой день меня пове­ли в суд. Фер­сандр был во все­ору­жии, он собрал не менее деся­ти обви­ни­те­лей, кото­рые долж­ны были высту­пить про­тив меня. Мели­та тоже серь­ез­но под­гото­ви­лась к защи­те. Когда ора­то­ры закон­чи­ли свои выступ­ле­ния, я попро­сил сло­ва.

—Все эти люди, — ска­зал я, — нес­ли чушь, и те, кто гово­рил от име­ни Фер­санд­ра, и защит­ни­ки Мели­ты. Я же сей­час открою вам всю прав­ду. У меня была воз­люб­лен­ная, родом из Визан­тия, по име­ни Лев­кип­па. В Егип­те она была похи­ще­на раз­бой­ни­ка­ми, и я счи­тал ее мерт­вой. Потом я встре­тил­ся с Мели­той, мы ста­ли жить с ней и вме­сте при­еха­ли сюда. И вдруг ока­за­лось, что Лев­кип­па здесь. Она ста­ла рабы­ней Сосфе­на, одно­го из управ­ля­ю­щих поме­стья­ми Фер­санд­ра. Каким обра­зом Сосфе­ну уда­лось сде­лать сво­бод­ную жен­щи­ну сво­ей рабы­ней и како­вы его вза­и­моот­но­ше­ния с раз­бой­ни­ка­ми, я пре­до­став­ляю рас­судить вам. Едва Мели­та узна­ла, что я нашел свою преж­нюю воз­люб­лен­ную, она испу­га­лась, что я отдам ей пред­по­чте­ние, и заду­ма­ла убить ее. И я согла­сил­ся на это, — к чему скры­вать прав­ду? — пото­му что Мели­та пообе­ща­ла отдать в мое рас­по­ря­же­ние все свое иму­ще­ство. Я нанял одно­го чело­ве­ка, чтобы он убил девуш­ку. За убий­ство я дол­жен был запла­тить ему сто золотых. Он сде­лал свое дело и скрыл­ся. Но любовь мне ото­мсти­ла. Как толь­ко я узнал, что Лев­кип­па уби­та, я тот­час рас­ка­ял­ся, зары­дал и вновь почув­ст­во­вал, что люб­лю толь­ко ее. Я люб­лю ее и сей­час. Имен­но поэто­му я даю вам пока­за­ния про­тив себя само­го, — я хочу, чтобы вы посла­ли меня вслед за моей воз­люб­лен­ной. Жизнь не нуж­на мне теперь. Я стал убий­цей и люб­лю ту, кото­рую сам убил.

8. Моя речь, сооб­щив­шая делу совер­шен­но неожи­дан­ный пово­рот, поверг­ла всех в край­нее изум­ле­ние, осо­бен­но Мели­ту. Защит­ни­ки Фер­санд­ра, счи­тая себя победи­те­ля­ми, заво­пи­ли от вос­тор­га, а защит­ни­ки Мели­ты ста­ра­лись понять, какой же смысл может иметь моя речь. Что каса­ет­ся самой Мели­ты, то она, вол­ну­ясь, что-то отри­ца­ла, что-то под­твер­жда­ла, торо­пи­лась с отве­та­ми, но все же из ее слов ста­ло ясно, что она зна­ет о Лев­кип­пе и обо всем осталь­ном, за исклю­че­ни­ем, впро­чем, убий­ства. Тем самым она поста­ви­ла в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние сво­их защит­ни­ков, кото­рые поте­ря­ли к ней дове­рие после того, как она чуть ли не во всем согла­си­лась со мной.

9. И вот в тот момент, когда в поме­ще­нии суда цари­ла все­об­щая сума­то­ха, под­нял­ся со сво­его места Кли­ний.

—Поз­воль­те и мне, — ска­зал он, — выска­зать­ся. Ведь речь идет о жиз­ни чело­ве­ка.

Когда ему дали сло­во, то с гла­за­ми, пол­ны­ми слез, он вос­клик­нул:

—Эфес­цы! Не спе­ши­те при­го­во­рить к смер­ти того, кто сам к ней стре­мит­ся, пото­му что смерть — это есте­ствен­ное при­бе­жи­ще несчаст­ных людей. Кли­то­фонт солгал, когда взял на себя вину за совер­шен­ные пре­ступ­ле­ния, он хотел лишь, чтобы его постиг­ла кара. Я корот­ко рас­ска­жу вам, в чем состо­ит его несча­стье. У него дей­ст­ви­тель­но была воз­люб­лен­ная. В этом он не солгал. И все, что он рас­ска­зал о ее похи­ще­нии раз­бой­ни­ка­ми, о Сосфене, обо всем том, что пред­ше­ст­во­ва­ло убий­ству, тоже прав­да. Затем воз­люб­лен­ная его вне­зап­но исчез­ла, я не знаю, уби­та она или похи­ще­на и жива. Но одно я знаю — в нее влю­бил­ся Сосфен, без кон­ца пытал ее, но ниче­го не достиг. Кста­ти, Сосфен состо­ит в боль­шой друж­бе с раз­бой­ни­ка­ми. Кли­то­фонт же уве­рен в том, что девуш­ка погиб­ла, жизнь ему теперь не нуж­на, и поэто­му он лож­но обви­нил себя в убий­стве. Ведь он сам при­знал­ся в том, что из-за тос­ки по девуш­ке не хочет боль­ше жить. Сами посуди­те: быва­ет ли так, чтобы убий­ца захо­тел после­до­вать за сво­ей жерт­вой? Воз­мож­но ли, чтобы насто­я­щий пре­ступ­ник от горя жаж­дал уме­реть? Вида­ли вы когда-нибудь тако­го доб­ро­го убий­цу? Тако­го щед­ро­го на любовь к пред­ме­ту сво­ей недав­ней нена­ви­сти? Ради всех богов, молю вас, не верь­те ему, не уби­вай­те того, кто более нуж­да­ет­ся в состра­да­нии, чем в воз­мездии. Если Кли­то­фонт гово­рит, что он винов­ник убий­ства Лев­кип­пы, тогда пусть назо­вет чело­ве­ка, кото­ро­го нанял на это дело, пусть ска­жет, где жерт­ва. Какое же может быть убий­ство без убий­цы и жерт­вы? Где это слы­ха­но? «Я, — гово­рит он, — полю­бил Мели­ту и из-за нее убил Лев­кип­пу». Раз­ве мож­но пове­рить этим сло­вам, когда теперь он свою люби­мую Мели­ту обви­ня­ет вме­сте с собой в убий­стве, а из-за яко­бы уби­той им Лев­кип­пы жаж­дет уме­реть? Вот, ока­зы­ва­ет­ся, что быва­ет на све­те: мож­но нена­видеть люби­мое и любить нена­види­мое! Раз­ве не было бы более есте­ствен­ным с его сто­ро­ны отри­цать свою при­част­ность к убий­ству, чтобы спа­сти люби­мую жен­щи­ну и само­му не погиб­нуть из-за сво­ей жерт­вы?

Но зачем он окле­ве­тал Мели­ту, если она ни в чем не повин­на? Сей­час я объ­яс­ню вам и это, толь­ко молю вас, не поду­май­те, буд­то я хочу дур­но гово­рить об этой жен­щине. Нет, я про­сто хочу объ­яс­нить, как все это про­изо­шло. Мели­та увлек­лась Кли­то­фон­том и пого­ва­ри­ва­ла даже о бра­ке с ним, как вдруг ожил Фер­сандр, этот воз­ник­ший из моря мерт­вец. Кли­то­фонт же был совер­шен­но рав­но­ду­шен к Мели­те и не помыш­лял о бра­ке с ней. И как раз в это вре­мя, как он сам и ска­зал вам, он нашел у Сосфе­на свою воз­люб­лен­ную, кото­рую счи­тал умер­шей. Тогда он стал еще более чуж­дать­ся Мели­ты. А Мели­та, до тех пор, пока она не зна­ла, что рабы­ня Сосфе­на — это воз­люб­лен­ная Кли­то­фон­та, отно­си­лась к ней с состра­да­ни­ем, осво­бо­ди­ла ее от оков, кото­рые надел на нее Сосфен, при­ня­ла в свой дом и ока­за­ла ей госте­при­им­ство как сво­бод­ной жен­щине, став­шей жерт­вой несча­стья. Но, узнав исти­ну, Мели­та тот­час ото­сла­ла ее в дерев­ню и заста­ви­ла работать на себя. После это­го, как гово­рят, девуш­ка исчез­ла. Мели­та и две слу­жан­ки, кото­рые сопро­вож­да­ли Лев­кип­пу в поле, могут под­твер­дить, что я не лгу. Тогда у Кли­то­фон­та и воз­ник­ло подо­зре­ние, что Мели­та уби­ла его воз­люб­лен­ную из рев­но­сти. Во-вто­рых, когда он нахо­дил­ся в тюрь­ме, его подо­зре­ния, по воле слу­чая, под­твер­ди­лись, и он окон­ча­тель­но разъ­ярил­ся на Мели­ту, да и на само­го себя. Один из заклю­чен­ных, опи­сы­вая свои зло­клю­че­ния, рас­ска­зал, что где-то в пути он столк­нул­ся с чело­ве­ком, кото­рый ока­зал­ся убий­цей: за день­ги этот чело­век убил жен­щи­ну, при­чем, когда его схва­ти­ли, он не замед­лил назвать име­на, — Мели­та яко­бы под­би­ла его на убий­ство, а уби­тую им жен­щи­ну зва­ли Лев­кип­пой. Так ли это, я не знаю, — доко­пать­ся до исти­ны ваш долг. В вашем рас­по­ря­же­нии заклю­чен­ный, есть слу­жан­ки, есть Сосфен. Пусть Сосфен объ­яс­нит, как он запо­лу­чил в рабы­ни Лев­кип­пу. Пусть слу­жан­ки рас­ска­жут, как она исчез­ла. Пусть Кли­то­фонт предъ­явит обви­не­ние наем­ни­ку. Преж­де чем вы не рас­кро­е­те всех обсто­я­тельств, нече­сти­во и непоз­во­ли­тель­но лишать жиз­ни несчаст­но­го юно­шу, пове­рив его безум­ным речам. Ведь его поверг­ло в безу­мие горе.

10. Мно­гим из при­сут­ст­ву­ю­щих речь Кли­ния пока­за­лась убеди­тель­ной, но защит­ни­ки и дру­зья Фер­санд­ра под­ня­ли крик и тре­бо­ва­ли каз­ни Кли­то­фон­та, если он, по воле про­виде­ния, сам сознал­ся в убий­стве. Мели­та пре­до­ста­ви­ла в рас­по­ря­же­ние суда сво­их слу­жа­нок и потре­бо­ва­ла от Фер­санд­ра, чтобы и Сосфен пред­стал перед судом. Может стать­ся, имен­но он и убил Лев­кип­пу. Такое пред­по­ло­же­ние неод­но­крат­но выска­зы­ва­ли защит­ни­ки Мели­ты. Но Фер­сандр, испу­гав­шись, тай­но отпра­вил в дерев­ню одно­го из сво­их друж­ков, с тем чтобы тот пере­дал Сосфе­ну при­ка­за­ние немед­лен­но скрыть­ся, пока за ним не при­шли. Посла­нец Фер­санд­ра осед­лал коня и изо всей мочи помчал­ся к Сосфе­ну, — он объ­яс­нил ему поло­же­ние дел и пред­у­предил об опас­но­сти и о том, что Сосфе­на пове­дут на пыт­ку, если он не скро­ет­ся. Надо ска­зать, что он застал Сосфе­на у Лев­кип­пы, пытаю­щим­ся ее соблаз­нить. На тре­вож­ные кри­ки вест­ни­ка Сосфен вышел на порог. Услы­шав от него, как обсто­ят дела, Сосфен стру­сил; счи­тая, что с мину­ты на мину­ту за ним при­дут пала­чи, он поспеш­но сел на коня и понес­ся по направ­ле­нию к Смирне. Гонец же вер­нул­ся к Фер­сан­д­ру.

Вид­но, прав­ду гово­рят, что страх отши­ба­ет память. Так слу­чи­лось с Сосфе­ном, — испу­гав­шись за свою судь­бу, он совер­шен­но забыл обо всем осталь­ном. Он настоль­ко поте­рял рас­судок, что не запер две­рей дома Лев­кип­пы. Раб­ская нату­ра в тяже­лых обсто­я­тель­ствах обык­но­вен­но про­яв­ля­ет всю свою тру­сость.

11. Меж­ду тем на суде дела раз­во­ра­чи­ва­лись сле­дую­щим обра­зом: рань­ше чем суд при­сту­пил к рас­смот­ре­нию заяв­ле­ния Мели­ты, сло­во взял Фер­сандр.

—Не кажет­ся ли вам, — ска­зал он, — что пора поло­жить конец неле­пым рос­сказ­ням это­го чело­ве­ка, кем бы он ни был. Я пора­жа­юсь вашей бес­чув­ст­вен­но­сти и тупо­умию: вы пой­ма­ли на месте пре­ступ­ле­ния убий­цу, — ведь при­зна­ние в совер­ше­нии пре­ступ­ле­ния зна­чит не мень­ше, если не боль­ше, — и как ни в чем не быва­ло сиди­те здесь и раз­гла­голь­ст­ву­е­те, вме­сто того чтобы при­ка­зать пала­чу немед­лен­но каз­нить его. Вы раз­ве­си­ли уши и вни­ма­е­те это­му обман­щи­ку, прав­до­по­доб­но разыг­ры­ваю­ще­му роль и прав­до­по­доб­но про­ли­ваю­ще­му перед вами сле­зы. Думаю, что он тоже при­ча­стен к убий­ству и теперь боит­ся за себя. Я не пони­маю, зачем нуж­ны еще какие-нибудь допро­сы, когда и без того все совер­шен­но ясно. Я даже подо­зре­ваю, что они совер­ши­ли еще одно убий­ство. Дело в том, что Сосфен, кото­ро­го тре­бу­ют при­ве­сти сюда, уже три дня как исчез. Есте­ствен­но пред­по­ло­жить, что это тоже их рук дело, при­чем, зная, что в таком слу­чае я не смо­гу пред­ста­вить его суду, они зло­на­ме­рен­но про­дол­жа­ют тре­бо­вать это­го. О, если бы Сосфен мог сюда прий­ти! Если бы толь­ко он ока­зал­ся живым! Впро­чем, если бы он даже явил­ся сюда, чем бы он помог нам? Купил ли он какую-то девуш­ку? Допу­стим, что да. Взя­ла ли ее к себе Мели­та? Мои­ми уста­ми она гово­рит, что да, взя­ла. Сосфен под­твер­дил бы все это, и его бы отпу­сти­ли.

А теперь поз­воль­те мне обра­тить­ся к Мели­те и Кли­то­фон­ту. Что вы сде­ла­ли с моей рабы­ней? Ведь, не прав­да ли, она при­над­ле­жа­ла мне, раз ее купил Сосфен? И если бы эти убий­цы не сде­ла­ли ее сво­ей жерт­вой, а поща­ди­ли бы ее, то она и по сей день была бы моей рабы­ней.

Эти сло­ва Фер­сандр про­из­нес не зря: пре­ис­пол­нен­ный ковар­ных замыс­лов, он рас­счи­ты­вал запо­лу­чить Лев­кип­пу обрат­но к себе в том слу­чае, если она ока­жет­ся жива.

—Кли­то­фонт, — про­дол­жал он, — сознал­ся в соде­ян­ном пре­ступ­ле­нии и попал в руки пра­во­судия. Мели­та же отри­ца­ет все. Преж­де чем выслу­шать ее, необ­хо­ди­мо допро­сить слу­жа­нок. Если они ска­жут, что девуш­ку пору­чи­ла им Мели­та, то пусть объ­яс­нят, поче­му они не при­ве­ли ее обрат­но и что с ней слу­чи­лось? Вооб­ще, что же про­изо­шло на самом деле? И с кем? Раз­ве не всем ясно, что пре­ступ­ни­ки под­би­ли кого-то на совер­ше­ние убий­ства? Слу­жан­ки же, конеч­но, не зна­ли этих людей, — ведь чем мень­ше свиде­те­лей, тем мень­ше опас­ность быть пой­ман­ным. Слу­жан­ки оста­ви­ли девуш­ку как раз в том месте, где была устро­е­на заса­да, — есте­ствен­но, что в таком слу­чае они не виде­ли, как было совер­ше­но пре­ступ­ле­ние. Кли­то­фонт нес здесь какую-то око­ле­си­цу об узни­ке, яко­бы сооб­щив­шем ему об убий­стве. Что за стран­ный узник? Стра­те­гу он ни сло­вом не обмол­вил­ся об этом пре­ступ­ле­нии, а Кли­то­фон­ту ни с того ни с сего рас­крыл все тай­ны. Это­му мож­но было бы пове­рить толь­ко в том слу­чае, если бы узник при­знал в Кли­то­фон­те сво­его сообщ­ни­ка. Пре­кра­ти­те же зани­мать­ся пусты­ми домыс­ла­ми, не пре­вра­щай­те в дет­скую игру серь­ез­ные дела. Ведь не дума­е­те же вы, что Кли­то­фонт обви­нил себя без божьей на то воли.

12. В то вре­мя как Фер­сандр про­из­но­сил свою речь и клял­ся, что поня­тия не име­ет о том, куда девал­ся Сосфен, про­эдр² уже вынес реше­ние. Он при­над­ле­жал к цар­ско­му роду, и на его суд пре­до­став­ля­ли реше­ние уго­лов­ных дел, при­чем в каче­стве совет­чи­ков он обык­но­вен­но при­вле­кал ста­рей­шин, кото­рые пона­то­ре­ли в зна­нии зако­нов. Итак, посо­ве­щав­шись с заседа­те­ля­ми, он при­судил меня к смерт­ной каз­ни, соглас­но зако­ну, по кото­ро­му сле­ду­ет каз­нить тех, кто сам обви­ня­ет себя в убий­стве. Дело Мели­ты реши­ли рас­смот­реть после того, как будут допро­ше­ны слу­жан­ки. Фер­сан­д­ру веле­но было при­не­сти пись­мен­ную клят­ву в том, что он дей­ст­ви­тель­но не зна­ет, где Сосфен. А меня, так как я уже был при­го­во­рен, реши­ли под­верг­нуть пыт­кам, чтобы добить­ся от меня сведе­ний о соуча­стии Мели­ты в убий­стве.

Меня зако­ва­ли, сорва­ли с тела одеж­ду, наде­ли на шею пет­лю. Пала­чи при­нес­ли пле­ти, коле­со и раз­ве­ли огонь. Кли­ний испу­стил горест­ный вопль и стал при­зы­вать на помощь богов, как вдруг перед взо­ра­ми всех воз­ник увен­чан­ный лав­ром жрец Арте­ми­ды. Его появ­ле­ние обо­зна­ча­ет, что при­бли­жа­ет­ся тео­ри́я³ в честь боги­ни. В таких слу­ча­ях при­ня­то откла­ды­вать казнь до той поры, пока все участ­ни­ки тор­же­ст­вен­но­го шест­вия не при­не­сут жерт­во­при­но­ше­ний. Меня на вре­мя оста­ви­ли в покое. Шест­вие воз­глав­лял Сострат, отец Лев­кип­пы: визан­ти­яне одер­жа­ли победу над фра­кий­ца­ми, и было совер­шен­но оче­вид­но, что в войне Арте­ми­да вста­ла на их сто­ро­ну, поэто­му они счи­та­ли необ­хо­ди­мым почтить боги­ню жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми в бла­го­дар­ность за даро­ван­ную им победу. Но, кро­ме это­го, боги­ня ночью яви­лась к само­му Состра­ту. Такой сон озна­чал, что Сострат най­дет в Эфе­се свою дочь и сына сво­его бра­та.

13. При­мер­но в это же вре­мя Лев­кип­па обна­ру­жи­ла, что Сосфен забыл запе­реть две­ри ее дома, — она выгля­ну­ла, чтобы посмот­реть, не сто­ит ли он за две­рью. Убедив­шись в том, что его нет побли­зо­сти, она сно­ва вос­пря­ну­ла духом, и в ней просну­лась надеж­да на спа­се­ние. Созна­ние того, что она уже не раз, вопре­ки всем ожи­да­ни­ям, выхо­ди­ла живой из самых опас­ных пере­де­лок, сооб­ща­ло Лев­кип­пе уве­рен­ность в том, что и на сей раз ей удаст­ся избе­жать гибе­ли. Поэто­му она не замед­ли­ла вос­поль­зо­вать­ся удоб­ным слу­ча­ем. Близ дерев­ни нахо­дил­ся храм Арте­ми­ды. Лев­кип­па добе­жа­ла до это­го хра­ма и укры­лась в нем. Издрев­ле заведе­но, что доступ в него открыт толь­ко муж­чи­нам и девуш­кам, но сво­бод­ным жен­щи­нам запре­ще­но сту­пать на его порог. Если жен­щи­на осме­ли­ва­лась про­ник­нуть в свя­ти­ли­ще Арте­ми­ды, ей гро­зи­ла смерть, — толь­ко рабыне доз­во­ля­лось при­хо­дить в храм, чтобы пожа­ло­вать­ся на сво­его гос­по­ди­на. Ей пре­до­став­ля­лось пра­во обра­тить­ся со сво­и­ми моль­ба­ми к богине, а архон­ты⁴ долж­ны были рас­судить ее с гос­по­ди­ном. Если выяс­ня­лось, что гос­по­дин не нанес рабыне ника­кой обиды, он полу­чал свою слу­жан­ку обрат­но, при­чем при­но­сил клят­ву нико­гда не поми­нать злом ее побег. Если же при­зна­ва­ли, что рабы­ня пра­ва в сво­их жало­бах, то ее остав­ля­ли в хра­ме слу­жи­тель­ни­цей боги­ни.

Не успел Сострат вме­сте с жре­цом вый­ти из хра­ма, чтобы пре­кра­тить судо­про­из­вод­ство, как туда вбе­жа­ла Лев­кип­па, — еще немно­го, и она встре­ти­лась бы со сво­им отцом.

14. Когда меня осво­бо­ди­ли от пыт­ки и пре­кра­ти­ли суд, тот­час вокруг собра­лась шум­ная тол­па; одни сочув­ст­во­ва­ли мне, дру­гие при­зы­ва­ли богов, третьи рас­спра­ши­ва­ли меня. Сострат, подой­дя ко мне побли­же и вглядев­шись, узнал меня. В нача­ле сво­его рас­ска­за я упо­ми­нал о том, что Сострат неко­гда про­вел в Тире нема­ло вре­ме­ни, при­сут­ст­вуя на празд­не­ствах Герак­ла, — прав­да, это было задол­го до наше­го побе­га. Сострат без труда узнал меня, — тем более что из-за сво­его сно­виде­ния он ожи­дал встре­чи со мной.

—Вот и Кли­то­фонт, — ска­зал он, подой­дя ко мне, — а где же Лев­кип­па?

Когда я понял, что пере­до мной Сострат, я упал на зем­лю, а все при­сут­ст­ву­ю­щие ста­ли напе­ре­бой рас­ска­зы­вать ему, в чем я себя обви­нял. Сострат заво­пил, стал бить себя по голо­ве и топ­тать меня, при­чем чуть не выбил мне гла­за. Я не сопро­тив­лял­ся и под­став­лял свое лицо уда­рам. Но Кли­ний вос­про­ти­вил­ся оскорб­ле­ни­ям, кото­рые нано­сил мне Сострат, и, пыта­ясь уте­шить его, ска­зал:

—Что ты дела­ешь, чело­век? Зачем ты изли­ва­ешь свой гнев на юно­шу, кото­рый любит Лев­кип­пу силь­нее, чем ты? Ведь он решил­ся уме­реть толь­ко отто­го, что счи­тал твою дочь погиб­шей.

Мно­го еще гово­рил Кли­ний, успо­ка­и­вая несчаст­но­го отца. Но Сострат со сто­на­ми взы­вал к Арте­ми­де:

—Для это­го ли, о вла­ды­чи­ца, ты меня сюда при­ве­ла? Неуже­ли таков смысл мое­го сно­виде­ния? А я-то пове­рил тво­е­му про­ри­ца­нию и наде­ял­ся най­ти у тебя мою дочь. Пре­крас­ный дар пре­под­нес­ла ты мне! Ты посла­ла мне убий­цу моей доче­ри.

Кли­ний же, как толь­ко услы­шал о том, что Арте­ми­да в сно­виде­нии яви­лась Состра­ту, вос­клик­нул:

—Собе­рись с духом, отец! Арте­ми­да не обма­ну­ла тебя. Жива твоя Лев­кип­па, поверь моим вещим сло­вам. Раз­ве невдо­мек тебе, что Арте­ми­да спас­ла и Кли­то­фон­та, когда он уже висел на дыбе?

15. Не успел он закон­чить, как вбе­га­ет, запы­хав­шись, хра­мо­вый слу­жи­тель, направ­ля­ет­ся пря­ми­ком к жре­цу и во все­услы­ша­ние объ­яв­ля­ет:

—Какая-то девуш­ка, чуже­стран­ка, укры­лась в хра­ме Арте­ми­ды.

Услы­шав эти сло­ва, я почув­ст­во­вал, что надеж­да вновь окры­ли­ла меня, я под­нял гла­за к небу и поне­мно­гу стал воз­вра­щать­ся к жиз­ни. Обер­нув­шись к Состра­ту, Кли­ний вос­клик­нул:

—Вещи­ми ока­за­лись мои сло­ва, отец! — Затем, обра­ща­ясь к вест­ни­ку, он спро­сил его:

—Девуш­ка кра­си­ва?

—Я дру­гой такой и не видел нико­гда, — одной Арте­ми­де она усту­па­ет, — отве­тил вест­ник.

Я вска­ки­ваю и кри­чу:

—Ты гово­ришь о Лев­кип­пе!

—Вот имен­но, — отве­тил он, — она ска­за­ла мне, что ее зовут Лев­кип­па, что родом она из Визан­тия, а отец ее Сострат.

Кли­ний от радо­сти всплес­нул рука­ми, изда­вая вос­тор­жен­ные кри­ки. Сострат от радо­сти упал без чувств, а я, несмот­ря на око­вы, взвил­ся в воздух, слов­но пущен­ная стре­ла, и поле­тел к хра­му. С кри­ка­ми: «Дер­жи его!» — стра­жа бро­си­лась за мной вдо­гон­ку, по-види­мо­му сочтя, что я решил сбе­жать. Но в тот миг ноги нес­ли меня, слов­но кры­лья. Им едва уда­лось догнать меня. Они было наки­ну­лись на меня с побо­я­ми, но теперь я уже храб­ро обо­ро­нял­ся. Тем не менее они пово­лок­ли меня в тюрь­му.

16. Тут подо­спе­ли Кли­ний и Сострат.

—Куда вы тащи­те это­го чело­ве­ка? — закри­чал Кли­ний. — Он не совер­шил убий­ства, за кото­рое осуж­ден.

Сострат тоже встал на мою защи­ту и, под­твер­ждая сло­ва Кли­ния, гово­рил, что он и есть отец той девуш­ки, кото­рую счи­та­ли уби­той. При­сут­ст­ву­ю­щие, узнав, как обсто­ит дело, при­ня­лись сла­во­сло­вить Арте­ми­ду, окру­жи­ли меня и поме­ша­ли стра­же уве­сти меня в тем­ни­цу. Но эти блю­сти­те­ли поряд­ка наста­и­ва­ли на том, что не име­ют пра­ва отпу­стить чело­ве­ка, осуж­ден­но­го на смерт­ную казнь. Нако­нец по прось­бе Состра­та жрец пору­чил­ся за меня и обе­щал немед­лен­но пре­до­ста­вить меня в рас­по­ря­же­ние вла­стей, если это потре­бу­ет­ся. Осво­бо­див­шись, я ринул­ся к хра­му. Сострат устре­мил­ся вслед за мной, — не знаю, мож­но ли было срав­нить его радость с моей. Но как бы ско­ро ни бежал чело­век, мол­ва все рав­но опе­ре­дит его в сво­ем поле­те. Так слу­чи­лось и на этот раз: изве­щен­ная мол­вой о Состра­те и обо мне, Лев­кип­па выбе­жа­ла из хра­ма навстре­чу нам и бро­си­лась на шею к отцу, одна­ко взо­ры ее были устрем­ле­ны на меня. Я же оста­но­вил­ся, сдер­жи­вая, из почте­ния к Состра­ту, свое неисто­вое жела­ние обнять Лев­кип­пу, и лишь не отво­дил глаз от ее лица. Так мы лас­ка­ли друг дру­га гла­за­ми.