Римские древности

Книга VI

1. При­няв­шие на сле­дую­щий год, т. е. в год семь­де­сят пер­вой Олим­пи­а­ды¹, когда Тиси­крат из Крото­на одер­жал победу в беге на ста­дий, когда архон­том в Афи­нах был Гип­парх, кон­суль­ские пол­но­мо­чия Авл Сем­п­ро­ний Атра­тин² и Марк Мину­ций не совер­ши­ли ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния в исто­рии ни в воен­ной, ни в граж­дан­ской обла­сти во все вре­мя испол­не­ния ими долж­но­сти кон­су­лов. Ибо пере­ми­рие с лати­на­ми дало им зна­чи­тель­ную пере­дыш­ку во внеш­них вой­нах, а при­ня­тое сена­том поста­нов­ле­ние про­тив взыс­ка­ния дол­гов во вре­мя вой­ны, бла­го­по­луч­ный исход кото­рой ожи­дал­ся, усми­ри­ло обще­ст­вен­ное вол­не­ние, охва­тив­шее бед­ных граж­дан, кото­рые тре­бо­ва­ли пога­ше­ния дол­гов пуб­лич­но. (2) Доби­лись они и тако­го, вполне спра­вед­ли­во­го реше­ния сена­та, кото­рое пред­у­смат­ри­ва­ло, что рим­лян­ки, состо­я­щие в бра­ке с лати­на­ми, или латин­ки, состо­я­щие в бра­ке с рим­ля­на­ми, будут в зави­си­мо­сти от сво­его жела­ния само­сто­я­тель­но решать, остать­ся ли со сво­и­ми мужья­ми или вер­нуть­ся на роди­ну; и чтобы потом­ство муж­ско­го пола оста­ва­лось с отца­ми, а потом­ство жен­ско­го пола и еще не вышед­шие замуж оста­ва­лись с мате­ря­ми. И слу­чи­лось так, что вслед­ст­вие сосед­ства двух общин и друж­бы меж­ду ними очень мно­гие жен­щи­ны, отдан­ные замуж в дру­гую общи­ну (рим­лян­ки к лати­нам, а латин­ки — в Рим), полу­чив сво­бо­ду при­ни­мать само­сто­я­тель­ное реше­ние, дан­ную им поста­нов­ле­ни­ем сена­та, про­де­мон­стри­ро­ва­ли, сколь вели­ко их жела­ние жить в Риме. (3) Ибо почти все рим­лян­ки, про­жи­вав­шие в латин­ских горо­дах, оста­ви­ли сво­их мужей и вер­ну­лись к отцам, и все латин­ки, состо­яв­шие в бра­ке с рим­ля­на­ми, за исклю­че­ни­ем двух, оста­лись с мужья­ми, пре­не­брег­ши роди­ной, что было счаст­ли­вым зна­ме­ни­ем, пред­ве­щав­шим, какая из двух общин победит в войне. (4) Пере­да­ют, что при этих кон­су­лах на доро­ге, иду­щей вверх от Фору­ма на Капи­то­лий, был освя­щен храм Сатур­на и учреж­де­ны это­му богу еже­год­ные празд­не­ства и жерт­во­при­но­ше­ния, совер­шаю­щи­е­ся на обще­ст­вен­ный счет. Гово­рят, что преж­де там был уста­нов­лен алтарь, изготов­лен­ный Гер­ку­ле­сом, на кото­ром те, кто был научен им совер­ше­нию свя­щен­но­дей­ст­вий, при­но­си­ли в жерт­ву пер­вин­ки уро­жая, сжи­гая их в соот­вет­ст­вии с обы­ча­ем элли­нов. Одни исто­ри­ки утвер­жда­ют, что честь поло­жив­ше­го нача­ло хра­му при­над­ле­жит Титу Лар­цию, кон­су­лу преды­ду­ще­го года; дру­гие — царю Тарк­ви­нию, тому само­му, кото­рый был лишен вла­сти; освя­ще­ние же в соот­вет­ст­вии с поста­нов­ле­ни­ем сена­та было совер­ше­но Посту­мом Коми­ни­ем. Таким обра­зом, эти кон­су­лы, как я ска­зал, име­ли воз­мож­ность наслаж­дать­ся совер­шен­ным миром.

2. После них кон­суль­скую власть при­ня­ли Авл Посту­мий и Тит Вер­ги­ний, при кото­рых истек годич­ный срок пере­ми­рия с лати­на­ми; и обе сто­ро­ны дела­ли серь­ез­ные при­готов­ле­ния к войне³. Со сто­ро­ны рим­лян весь народ отпра­вил­ся на бой по соб­ст­вен­ной воле и с боль­шим рве­ни­ем. Лати­ны же по боль­шей части — неохот­но и по при­нуж­де­нию. Вли­я­тель­ные люди в горо­дах были почти все под­куп­ле­ны дара­ми и обе­ща­ни­я­ми Тарк­ви­ния и Мами­лия. В то же вре­мя тем из про­сто­го люда, кто не хотел вой­ны, не дали воз­мож­ность обсудить это в народ­ном собра­нии, ибо желаю­щим сло­во не дали. (2) Итак, мно­гие, воз­му­щен­ные этим, были вынуж­де­ны оста­вить свои горо­да и бежать в Рим. Ибо те, кто обла­дал вла­стью в горо­дах, не пре­пят­ст­во­ва­ли им, пола­гая, что те сами испы­ты­ва­ли боль­шую бла­го­дар­ность к вра­гам за доб­ро­воль­ное изгна­ние^[1]. Рим­ляне их при­ня­ли, и тех из них, кто при­шел с жена­ми и детьми, взя­ли на воен­ную служ­бу внут­ри город­ских стен, вклю­чив в цен­ту­рии граж­дан, осталь­ных же отпра­ви­ли по кре­по­стям рядом с горо­дом или разо­сла­ли по коло­ни­ям, содер­жа их под охра­ной, чтобы они не про­из­ве­ли ника­ких бес­по­ряд­ков. (3) И после это­го все при­шли к выво­ду, что поло­же­ние опять тре­бу­ет учреж­де­ния еди­но­лич­ной маги­ст­ра­ту­ры, обла­да­тель кото­рой решал бы все вопро­сы по сво­е­му соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию и не отве­чал ни перед кем за свои дей­ст­вия⁴. Авл Посту­мий, более моло­дой из кон­су­лов, назна­ча­ет­ся сво­им кол­ле­гой Вер­ги­ни­ем дик­та­то­ром. И тем же самым обра­зом, что и преж­ний дик­та­тор, он выбрал себе началь­ни­ка кон­ни­цы⁵ по име­ни Тит Эбу­ций Элб и, запи­сав в корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни на воен­ную служ­бу тех, кто достиг при­зыв­но­го воз­рас­та, он разде­лил вой­ско на четы­ре части, одной из кото­рых коман­до­вал сам, дру­гую пере­дал под нача­ло сво­е­му кол­ле­ге Вер­ги­нию, третью — Эбу­цию, началь­ни­ку кон­ни­цы, а чет­вер­тую оста­вил под коман­до­ва­ни­ем Авла Сем­п­ро­ния, кото­ро­го поста­вил охра­нять город.

3. После того как дик­та­тор при­гото­вил все необ­хо­ди­мое для вой­ны, наблюда­те­ли изве­сти­ли его, что лати­ны высту­пи­ли со всем сво­им вой­ском. Потом и дру­гие сооб­щи­ли ему, что лати­ны захва­ти­ли хоро­шо укреп­лен­ное место, назы­вае­мое Кор­бион⁶, где нахо­дил­ся неболь­шой рим­ский гар­ни­зон. Гар­ни­зон они пол­но­стью уни­что­жи­ли, а само место, завла­дев им, пре­вра­ти­ли в опор­ный пункт для веде­ния вой­ны. Они, за исклю­че­ни­ем захва­чен­но­го в Кор­бионе, не бра­ли плен­ных и не захва­ты­ва­ли скот в сель­ских мест­но­стях, так как зем­ледель­цы дав­но укры­ли в бли­жай­ших кре­по­стях все, что мог­ли уне­сти и увез­ти. Одна­ко они жгли поки­ну­тые дома и опу­сто­ша­ли зем­лю. (2) После того как лати­ны уже высту­пи­ли, к ним из Анция, очень зна­чи­тель­но­го горо­да пле­ме­ни воль­сков⁷, подо­шло боль­шое вой­ско с ору­жи­ем, съест­ны­ми при­па­са­ми и всем осталь­ным, что необ­хо­ди­мо для воен­ных дей­ст­вий. Весь­ма вооду­шев­лен­ные этим, лати­ны пре­бы­ва­ли в доб­рой надеж­де на то, что дру­гие воль­ски при­со­еди­нят­ся к ним для вой­ны, коль ско­ро город Анций поло­жил тому нача­ло. (3) Узнав об этом, Посту­мий, преж­де чем все про­тив­ни­ки мог­ли бы соеди­нить­ся, быст­ро высту­пил на помощь. И про­ведя свое вой­ско ночью, уси­лен­ным шагом, он ока­зал­ся побли­зо­сти от лати­нов, раз­бив­ших лагерь на защи­щен­ном месте у озе­ра, назы­вае­мо­го Регилль­ским⁸, и стал над ним лаге­рем на высо­ком и непри­ступ­ном хол­ме, где — остань­ся он там — у него долж­но было быть мно­го пре­иму­ществ перед непри­я­те­лем.

4. Вожди лати­нов, Окта­вий из Туску­ла, зять, или, как неко­то­рые пишут, сын зятя царя Тарк­ви­ния, и Секст Тарк­ви­ний, соеди­ни­ли свои силы (ибо слу­чи­лось так, что они в то вре­мя сто­я­ли лаге­рем отдель­но друг от дру­га) и, собрав три­бу­нов и цен­ту­ри­о­нов, обсуди­ли, каким обра­зом над­ле­жит вести вой­ну⁹. (2) И было выска­за­но мно­го мне­ний: одни дума­ли, что сле­ду­ет тот­час ата­ко­вать вой­ска, нахо­дя­щи­е­ся с дик­та­то­ром на хол­ме, пока они еще могут вну­шать им страх, так как пола­га­ли, что зани­мае­мое рим­ля­на­ми укреп­лен­ное место свиде­тель­ст­ву­ет не об их надеж­ном поло­же­нии, но о тру­со­сти; дру­гие счи­та­ли, что нуж­но опо­я­сать рим­ский лагерь рвом и, дер­жа их в окру­же­нии посред­ст­вом немно­го­чис­лен­ной стра­жи, с остав­шим­ся вой­ском дви­нуть­ся на Рим, ибо они рас­счи­ты­ва­ли, что теперь, когда наи­бо­лее отбор­ная моло­дежь отпра­ви­лась в поход, город станет лег­кой добы­чей; про­чие же сове­то­ва­ли им подо­ждать под­креп­ле­ния от воль­сков и дру­гих союз­ни­ков, сде­лав выбор меж­ду более без­опас­ны­ми и более реши­тель­ны­ми мера­ми в поль­зу пер­вых. Ибо рим­ляне, гово­ри­ли они, не полу­чат ниче­го от это­го про­мед­ле­ния, их же соб­ст­вен­ное поло­же­ние улуч­шит­ся. (3) Пока они сове­ща­лись, из Рима вне­зап­но подо­шел со сво­им вой­ском дру­гой кон­сул, Тит Вер­ги­ний, совер­шив поход бли­жай­шей ночью, и стал лаге­рем отдель­но от дик­та­то­ра у дру­гой горы, весь­ма ска­ли­стой и надеж­ной в каче­стве укреп­ле­ния. Таким обра­зом, лати­нам с двух сто­рон были отре­за­ны пути в непри­я­тель­скую стра­ну. Кон­сул нахо­дил­ся с левой сто­ро­ны, а дик­та­тор — с пра­вой. Сму­ще­ние латин­ских вождей, ока­зав­ших пред­по­чте­ние без­опас­но­сти, а так­же их страх за то, что в свя­зи с задерж­кой они будут вынуж­де­ны исполь­зо­вать съест­ные при­па­сы, кото­рых было недо­ста­точ­но, еще более воз­рос­ли. Когда Посту­мий увидел, что пол­ко­вод­цы лати­нов неопыт­ны, он посы­ла­ет началь­ни­ка кон­ни­цы Тита Эбу­ция с отрядом кон­ни­цы и лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов, состо­я­щих из мужей в рас­цве­те сил, занять холм, рас­по­ло­жен­ный у доро­ги, по кото­рой лати­нам мог­ли из дома доста­вить при­па­сы. И преж­де чем враг заме­тил это, вой­ска, послан­ные с началь­ни­ком кон­ни­цы, про­шли ночью мимо их лаге­ря и, про­брав­шись через труд­но­про­хо­ди­мый лес, овла­де­ли хол­мом.

5. Непри­я­тель­ские вожди, осо­знав, что оба укреп­лен­ных места у них в тылу захва­че­ны, и не имея более ника­кой надеж­ды на то, что про­ви­зия из дома бла­го­по­луч­но до них дой­дет, реши­ли сбро­сить рим­лян с хол­ма преж­де чем те укре­пят­ся часто­ко­лом и рвом. (2) И Секст, один из двух вождей, с кон­ни­цей что есть мо́чи устре­мил­ся на рим­лян, наде­ясь, что для рим­ской кон­ни­цы его напа­де­ние будет неожи­дан­ным. Но когда те храб­ро выдер­жа­ли его натиск, он неко­то­рое вре­мя про­дол­жал борь­бу, то отсту­пая, то воз­об­нов­ляя наступ­ле­ние. И так как при­ро­да мест­но­сти дава­ла боль­ше пре­иму­ществ тем, кто уже вла­дел высота­ми, не пре­до­став­ляя в то же вре­мя ниче­го, кро­ме мно­же­ства уда­ров и бес­ко­неч­но­го изну­ре­ния тем, кто наседал сни­зу, а так­же пото­му что на помощь рим­ля­нам подо­спел новый отряд пехоты вспо­мо­га­тель­ных войск, состо­я­щий из отбор­ных мужей, послан­ный Посту­ми­ем вслед за пер­вым отрядом, Секст, будучи не в состо­я­нии ниче­го боль­ше пред­при­нять, увел кон­ни­цу в лагерь. Рим­ляне же, проч­но овла­дев укреп­лен­ным местом, откры­то уси­ли­ли его охра­ну. (3) После это­го Мами­лий и Секст поста­но­ви­ли дол­го не ждать, но покон­чить дело реши­тель­ным сра­же­ни­ем. Рим­ский же дик­та­тор, кото­рый сна­ча­ла не знал об этом их наме­ре­нии, но наде­ял­ся завер­шить вой­ну без боя, пол­но­стью пола­га­ясь на неопыт­ность пол­ко­вод­цев вра­га, теперь решил при­нять сра­же­ние. Ибо охра­ня­ю­щи­ми доро­гу всад­ни­ка­ми были схва­че­ны послы, везу­щие пись­ма от воль­сков латин­ским вождям, в кото­рых сооб­ща­лось, что при­мер­но на тре­тий день к ним на помощь при­дет мно­го­чис­лен­ное вой­ско и затем еще дру­гое от гер­ни­ков¹⁰. (4) Имен­но это про­буди­ло у вождей обе­их сто­рон созна­ние необ­хо­ди­мо­сти ско­рее всту­пить в бит­ву, кото­ро­го преж­де в мыс­лях не было¹¹. После того как обе­и­ми сто­ро­на­ми были даны зна­ки к бит­ве, оба вой­ска высту­пи­ли на про­стран­ство меж­ду дву­мя лаге­ря­ми и постро­и­лись сле­дую­щим обра­зом: Секст Тарк­ви­ний на левом флан­ге лати­нов, а Окта­вий Мами­лий — на пра­вом. Дру­гой сын Тарк­ви­ния, Тит, дер­жал середи­ну, где нахо­ди­лись так­же рим­ские пере­беж­чи­ки и изгнан­ни­ки. Вся кон­ни­ца их была поде­ле­на на три части: две были постав­ле­ны на обо­их флан­гах, а третья — в цен­тре бое­вых поряд­ков. (5) Левым кры­лом рим­ско­го вой­ска, при­хо­див­шим­ся про­тив Окта­вия Мами­лия, коман­до­вал началь­ник кон­ни­цы Тит Эбу­ций; пра­вым, напро­тив Секс­та Тарк­ви­ния, — кон­сул Тит Вер­ги­ний; цен­тром — лич­но дик­та­тор Посту­мий, всту­пив­ший в сра­же­ние с Титом Тарк­ви­ни­ем и быв­ши­ми при нем изгнан­ни­ка­ми. Чис­лен­ность же каж­до­го вой­ска, всту­пив­ше­го в бой, была тако­ва: у рим­лян два­дцать три тыся­чи семь­сот пехоты и тыся­ча кон­ни­цы, у лати­нов вме­сте с союз­ни­ка­ми при­бли­зи­тель­но сорок тысяч пехоты и три тыся­чи кон­ни­цы.

6. Наме­ре­ва­ясь всту­пить в схват­ку, латин­ские вое­на­чаль­ни­ки созва­ли сво­их людей и ска­за­ли им мно­го тако­го, что про­буди­ло бы в них муже­ство, и обра­ти­лись к вои­нам с про­стран­ны­ми уве­ще­ва­ни­я­ми. Рим­ский же дик­та­тор, заме­тив, что его люди встре­во­жи­лись тем, что им пред­сто­я­ло сой­тись в бою с про­тив­ни­ком, мно­го пре­вос­хо­див­шим их в чис­ле, и желая осво­бо­дить их от это­го стра­ха, созвал их на сход­ку, рас­по­ло­жив под­ле себя ста­рей­ших и наи­бо­лее ува­жае­мых сена­то­ров, и ска­зал сле­дую­щее: (2) «Боги сво­и­ми пред­зна­ме­но­ва­ни­я­ми, жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и дру­ги­ми зна­ме­ни­я­ми обе­ща­ют даро­вать государ­ству сво­бо­ду и счаст­ли­вую победу, возда­вая нам доб­ром и за почи­та­ние их, и за спра­вед­ли­вость, кото­рую мы тво­ри­ли в про­дол­же­ние всей жиз­ни, и него­дуя, судя по все­му, на наших вра­гов, пото­му что, полу­чив от нас мно­го зна­чи­тель­ных бла­го­де­я­ний, будучи наши­ми соро­ди­ча­ми и дру­зья­ми и покляв­шись счи­тать всех наших вра­гов и дру­зей сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми, они пре­не­брег­ли всем этим и нача­ли про­тив нас без­за­кон­ную вой­ну не за власть и гос­под­ство, дабы решить, кому из нас более при­ли­че­ст­ву­ет это (ибо это было бы менее ужас­но), но за тира­нию Тарк­ви­ния, чтобы сно­ва при­не­сти в наше государ­ство раб­ство вме­сто сво­бо­ды. (3) Но нуж­но, чтобы вы, и коман­ди­ры, и сол­да­ты, твер­до пом­ня, что в чис­ле союз­ни­ков вы име­е­те богов, тех самых, кои все­гда хра­ни­ли наше государ­ство, выка­за­ли себя в этой бит­ве доб­лест­ны­ми мужа­ми; и зна­ли, что боги помо­га­ют тем, кто сра­жа­ет­ся доб­лест­но и готов все при­не­сти в жерт­ву ради победы; не тем, кто бежит от опас­но­стей, но пред­по­чи­таю­щим тер­петь стра­да­ния ради сво­его дела. У нас есть и мно­го дру­гих пре­иму­ществ для того, чтобы одер­жать победу, даро­ван­ных нам судь­бой, но три из них самые зна­чи­тель­ные и самые оче­вид­ные.

7. Во-пер­вых, у вас есть дове­рие друг к дру­гу, весь­ма необ­хо­ди­мое тем, кто наме­ре­ва­ет­ся одо­леть вра­гов. Ибо вам не нуж­но ста­но­вить­ся креп­ки­ми дру­зья­ми и надеж­ны­ми союз­ни­ка­ми друг дру­гу с сего­дняш­не­го дня, но оте­че­ство дав­но угото­ви­ло это бла­го для всех вас. Ибо вы и вырос­ли вме­сте, и полу­чи­ли оди­на­ко­вое вос­пи­та­ние; и при­но­си­ли жерт­вы богам на одних и тех же алта­рях и вме­сте наслаж­да­лись мно­ги­ми бла­га­ми и вынес­ли мно­го зла, что порож­да­ет у всех людей креп­кую и нескон­чае­мую друж­бу. (2) Во-вто­рых, борь­ба за общее для всех вели­кое дело. Так как если вы сде­ла­е­тесь под­власт­ны вра­гам, это не зна­чит, что одни из вас ниче­го не изме­нят в сво­ем суще­ст­во­ва­нии, а дру­гие пре­тер­пят худ­шее, но все вы в рав­ной мере лиши­тесь чести, гос­под­ства и сво­бо­ды, и не буде­те наслаж­дать­ся ни жена­ми, ни детьми, ни иму­ще­ст­вом, ни каки­ми-либо дру­ги­ми бла­га­ми, кото­рые име­е­те. И вожди общи­ны, кото­рые управ­ля­ют обще­ст­вен­ны­ми дела­ми, умрут несчаст­ной смер­тью с позо­ром и муче­ни­я­ми. (3) Ибо когда вра­ги¹² ваши, не пре­тер­пев от вас ника­ко­го зла, ни боль­шо­го, ни мало­го, совер­ши­ли мно­го раз­ных высо­ко­мер­ных дея­ний в отно­ше­нии всех вас, то что сле­ду­ет от них ожи­дать, если они сей­час одо­ле­ют вас ору­жи­ем, питая нена­висть к вам, пото­му что вы изгна­ли их из горо­да, лиши­ли иму­ще­ства и не доз­во­ля­е­те всту­пить на род­ную зем­лю? (4) И послед­нее, о пре­иму­ще­ствах, о кото­рых я гово­рил. Если вы пра­виль­но посмот­ри­те на дело, то не смо­же­те назвать ника­кое дру­гое пре­иму­ще­ство мень­шим, чем то, что^[10] непри­я­тель ока­зал­ся не столь мно­го­чис­лен­ным, как мы пред­став­ля­ли, но гораздо мень­ше чис­лом, пото­му что, кро­ме помо­щи со сто­ро­ны анци­а­тов, вы не види­те ника­ких дру­гих союз­ни­ков, быв­ших бы с ними, чтобы при­нять уча­стие в войне. Мы же дума­ли, что к ним при­дут как союз­ни­ки все воль­ски и очень мно­гие из саби­нян и гер­ни­ков, и тыся­чи дру­гих и пона­прас­ну сами у себя порож­да­ли страх. (5) В дей­ст­ви­тель­но­сти же все это сны, пустые обе­ща­ния и тщет­ные надеж­ды, кото­ры­ми одер­жи­мы лати­ны. Ибо одни их союз­ни­ки не ста­ли им помо­гать, пре­зрев неопыт­ность их пол­ко­вод­цев, дру­гие ско­рее будут мед­лить, чем поспе­шать на помощь, тра­тя вре­мя на то, чтобы питать их надеж­ды. Те же, кто теперь пре­бы­ва­ет в при­готов­ле­ни­ях, опозда­ет на бит­ву и более не будет им поле­зен.

8. Если же неко­то­рые из вас, при­зна­вая спра­вед­ли­вым то, что я ска­зал, все же опа­са­ют­ся мно­го­чис­лен­но­сти вра­гов, пусть послу­ша­ют неболь­шое настав­ле­ние — ско­рее даже вос­по­ми­на­ние о том, чего они устра­ши­лись. Во-пер­вых, пусть пораз­мыс­лят над тем, что боль­шин­ство их вра­гов при­нуди­ли под­нять ору­жие про­тив нас, что они мно­го­крат­но выка­зы­ва­ли нам и на деле, и на сло­вах, и что желаю­щих сра­жать­ся за тира­нов доб­ро­воль­но и с усер­ди­ем очень немно­го, вер­нее же — самая незна­чи­тель­ная часть из наших. Во-вто­рых, все вой­ны успеш­но дово­дят­ся до кон­ца не теми, кто пре­вос­хо­дит чис­лен­но­стью, но кто пре­воз­мо­га­ет доб­ле­стью. (2) Было бы весь­ма уто­ми­тель­но при­во­дить в каче­стве при­ме­ров вой­ска́ как элли­нов, так и вар­ва­ров, кото­рые, хотя они пре­вос­хо­ди­ли чис­лом, были одо­ле­ны весь­ма малы­ми сила­ми, так что мно­гие не верят рас­ска­зам об этом. Но остав­лю дру­гие при­ме­ры — сколь­ко вы сами счаст­ли­во завер­ши­ли войн мень­ши­ми сила­ми, чем рас­по­ла­га­е­те сей­час, про­ти­во­стоя более мно­го­чис­лен­но­му непри­я­те­лю, чем нынеш­ние ваши вра­ги, вме­сте взя­тые? Но может, вы, оста­ва­ясь гроз­ны­ми для тех, кого не один раз одоле­ва­ли в сра­же­нии, пре­зи­ра­е­тесь лати­на­ми и их союз­ни­ка­ми вольска­ми, пото­му что они нико­гда не испы­ты­ва­ли вас в бит­ве? Одна­ко все вы зна­е­те, что наши отцы побеж­да­ли оба этих наро­да во мно­гих сра­же­ни­ях. (3) Сле­до­ва­тель­но, разум­но ли пола­гать, что поло­же­ние побеж­ден­ных после столь­ких несча­стий улуч­ши­лось, поло­же­ние же победи­те­лей после зна­чи­тель­ных удач ухуд­ши­лось? И кто, будучи в сво­ем уме, ска­зал бы такое? Я бы уди­вил­ся, если бы кто-нибудь из вас побо­ял­ся мно­го­чис­лен­но­сти вра­гов, у кото­рых мало бла­го­род­ства, а соб­ст­вен­ным вой­ском, столь мно­го­чис­лен­ным и пре­крас­ным, кото­рое, будучи непре­взой­ден­ным ни по доб­ле­сти, ни по чис­лен­но­сти, как нико­гда преж­де не соби­ра­лось во вре­мя всех наших преды­ду­щих войн, пре­не­брег.

9. Есть, сограж­дане, и еще одно, что долж­но вооду­ше­вить вас на то, чтобы не боять­ся и не бежать от опас­но­стей — это то, что все пер­вен­ст­ву­ю­щие сена­то­ры, кото­рых и воз­раст, и закон осво­бож­да­ют от воен­ной служ­бы, как вы види­те, при­сут­ст­ву­ют здесь, чтобы вме­сте с вами сооб­ща пере­но­сить пре­врат­но­сти вой­ны. (2) Раз­ве не позор­но для вас, пре­бы­ваю­щих во цве­те лет, бежать от мно­го­чис­лен­но­го вра­га, в то вре­мя как те, кто уже вышел из воз­рас­та, когда при­зы­ва­ют на воен­ную служ­бу, пре­сле­ду­ют его; и в то вре­мя, когда бла­го­да­ря сво­е­му усер­дию ста­ри­ки, не имея доста­точ­но сил убить кого бы то ни было из вра­гов, по край­ней мере, доб­ро­воль­но при­мут смерть за отчиз­ну, вы, нахо­дя­щи­е­ся в рас­цве­те сил и име­ю­щие воз­мож­ность в слу­чае успе­ха спа­сти всех и победить, в слу­чае же пора­же­ния вести себя бла­го­род­но и пере­тер­петь все, не испы­та­е­те судь­бу и не оста­ви­те сла­ву о сво­ей доб­ле­сти? (3) Не вдох­нов­ля­ет ли вас, рим­ляне, то, что у вас перед гла­за­ми мно­же­ство слав­ных дея­ний отцов, кото­рые ника­кие сло­ва не в состо­я­нии достой­но про­сла­вить, и в слу­чае успе­ха еще и в этой войне, ваши потом­ки будут наслаж­дать­ся пло­да­ми мно­же­ства ваших соб­ст­вен­ных слав­ных дея­ний? И дабы и луч­шим из вас, посту­паю­щим бла­го­род­но, не остать­ся без награ­ды, и убо­яв­шим­ся опас­но­стей более, чем до́лжно, не остать­ся без­на­ка­зан­ны­ми, послу­шай­те меня, преж­де чем нач­нет­ся бит­ва, какой каж­до­му выпа­дет жре­бий. (4) Вся­ко­му, кто про­явит себя в бою доб­лест­но или бла­го­род­но и засвиде­тель­ст­ву­ет тем самым, что ему при­су­щи эти каче­ства, я тот­час дам наряду с про­чи­ми поче­стя­ми, кото­рые мож­но полу­чить каж­до­му в соот­вет­ст­вии с оте­че­ски­ми обы­ча­я­ми, еще и надел из обще­ст­вен­ной зем­ли, доста­точ­ный для того, чтобы иметь все необ­хо­ди­мое. Но если кому-либо трус­ли­вый и без­рас­суд­ный образ мыс­лей вну­шит стрем­ле­ние к постыд­но­му бег­ству, тому я опре­де­лю смерть, кото­рой он здесь ста­ра­ет­ся избе­жать. Ибо тако­му граж­да­ни­ну было бы луч­ше уме­реть, при­чем, как для него само­го, так и для дру­гих. И избе­жав­шие смер­ти таким обра­зом не удо­сто­ят­ся ни погре­бе­ния, ни дру­гих уста­нов­лен­ных зако­на­ми обрядов, но жал­кие и не опла­кан­ные будут рас­тер­за­ны пти­ца­ми и зве­рьем. (5) Итак, зная об этом зара­нее, сту­пай­те же все бод­ро на бит­ву, вле­ко­мые на пре­крас­ные дела надеж­да­ми, что одним этим сме­лым поступ­ком в слу­чае луч­ше­го и тако­го, как все мы жела­ем, исхо­да, вы при­об­ре­те­те вели­чай­шие из всех благ: осво­бо­ди­те самих себя от стра­ха тира­нии; отбла­го­да­ри­те город, в кото­ром роди­лись, и кото­рый тре­бу­ет от вас заслу­жен­ной при­зна­тель­но­сти; не допу­сти­те детям, кото­рые еще у вас мла­ден­цы, и женам при­нять смерть от вра­гов; поз­воль­те пре­ста­ре­лым отцам то немно­гое вре­мя, кото­рое им отпу­ще­но, наслаж­дать­ся жиз­нью. (6) Счаст­ли­вы те из вас, кому выпа­дет спра­вить три­умф за эту вой­ну, после того как вас госте­при­им­но встре­тят дети, жены и роди­те­ли. Но слав­ны и счаст­ли­вы сво­ей доб­ле­стью те, кто пожерт­ву­ет свои жиз­ни за отчиз­ну. Ибо уме­реть при­дет­ся всем людям; и трус­ли­вым, и муже­ст­вен­ным, но достой­ную и слав­ную смерть встре­тят толь­ко муже­ст­вен­ные».

10. Еще он не закон­чил свою речь, побуж­дая при­сут­ст­ву­ю­щих к бла­го­род­но­му муже­ству, как что-то боже­ст­вен­ное нис­хо­дит на вой­ско, и все вои­ны, буд­то они име­ли одну душу, вме­сте вос­клик­ну­ли: «Будь спо­ко­ен и веди нас». И Посту­мий похва­лил их вооду­шев­ле­ние и дал обет богам при­не­сти мно­го­чис­лен­ные и обиль­ные жерт­вы и учредить пыш­ные обще­ст­вен­ные игры, кото­рые еже­год­но устра­и­ва­лись бы рим­ским наро­дом, в слу­чае если бит­ва увен­ча­ет­ся счаст­ли­вым и слав­ным кон­цом. После это­го он рас­пу­стил вои­нов по отрядам. (2) А когда они полу­чи­ли от коман­ди­ров услов­ный знак и тру­бы дали сиг­нал к бит­ве, они, изда­вая воин­ст­вен­ный клич, сошлись с непри­я­те­лем. Впе­ре­ди с каж­дой сто­ро­ны шли лег­ко­во­ору­жен­ные вои­ны и кон­ни­ца, затем — тяже­ло­во­ору­жен­ные фалан­ги пехоты в сход­ных сомкну­тых рядах. И нача­лась тяже­лая бит­ва, в кото­рой все в бес­по­ряд­ке сме­ша­лось и каж­дый сра­жал­ся вру­ко­паш­ную. (3) Одна­ко обе сто­ро­ны пре­бы­ва­ли в боль­шом заблуж­де­нии отно­си­тель­но друг дру­га, так как никто из них не ожи­дал, что при­дет­ся сра­жать­ся, но пола­га­ли, что при пер­вом же натис­ке враг обра­тит­ся в бег­ство. Лати­ны, наде­ясь на вели­чи­ну сво­ей кон­ни­цы, счи­та­ли, что рим­ские всад­ни­ки не выдер­жат ее уда­ра, рим­ляне же дума­ли устра­шить вра­гов, реши­тель­но и дерз­ко бро­сив­шись навстре­чу опас­но­стям. Думая так вна­ча­ле друг о дру­ге, они увиде­ли, что про­ис­хо­дит про­ти­во­по­лож­ное. Счи­тая более не страх про­тив­ни­ка, но толь­ко соб­ст­вен­ную сме­лость осно­ва­ни­ем для спа­се­ния и победы, каж­дая сто­ро­на про­яви­ла себя доб­лест­но сра­жаю­щей­ся, и даже свы­ше сво­их сил. И бит­ва эта была отме­че­на раз­но­об­раз­ны­ми и быст­ро меня­ю­щи­ми­ся обсто­я­тель­ства­ми.

11. Итак, вна­ча­ле рим­ляне, выстро­ен­ные в цен­тре бое­вой линии, где нахо­дил­ся дик­та­тор с отбор­ной кон­ни­цей, при­чем сам он сра­жал­ся в пер­вых рядах, сдер­жи­вая нахо­дя­ще­го­ся перед ним непри­я­те­ля^[2], после того как Тит, один из двух сыно­вей Тарк­ви­ния, был ранен копьем в пра­вое пле­чо и боль­ше не мог дей­ст­во­вать этой рукой. (2) Ибо Лици­ний и Гел­лий¹³, не иссле­до­вав в дей­ст­ви­тель­но­сти ни прав­до­по­до­бия, ни воз­мож­но­сти опи­сы­вае­мых собы­тий, пред­став­ля­ют ране­ным и сра­жаю­щим­ся на коне само­го царя — мужа, при­бли­жаю­ще­го­ся к девя­но­сто­лет­не­му воз­рас­ту. А когда Тит упал, те, кто был под­ле него, про­дер­жав­шись немно­го вре­ме­ни и подо­брав его, еще живо­го, не про­яви­ли более доб­ле­сти, но посте­пен­но отсту­пи­ли перед наседав­ши­ми рим­ля­на­ми. Вслед за этим они сно­ва оста­но­ви­лись и дви­ну­лись впе­ред на про­тив­ни­ка, так как Секст, дру­гой сын Тарк­ви­ния, при­шел к ним на помощь вме­сте с рим­ски­ми изгнан­ни­ка­ми и отбор­ной кон­ни­цей. (3) Таким обра­зом, они, при­дя в себя, сно­ва всту­пи­ли в бой. Тит же Эбу­ций и Мами­лий Окта­вий, коман­дую­щие отряда­ми пехоты на флан­гах¹⁴, сра­жа­лись луч­ше всех и обра­ща­ли про­тив­ни­ка в бег­ство, где бы он их ни ата­ко­вы­вал, при­во­дя в порядок тех из сво­их, кто нахо­дил­ся в заме­ша­тель­стве. Затем, при­няв друг от дру­га вызов, про­тив­ни­ки сошлись в поедин­ке и в этой стыч­ке нанес­ли друг дру­гу силь­ные раны, одна­ко, не смер­тель­ные. Началь­ник кон­ни­цы вон­зил, про­бив пан­цирь, копье в грудь Мами­лию, Мами­лий же прон­зил послед­не­му пра­вое пред­пле­чье, и они оба упа­ли с коней.

12. После того как их обо­их вынес­ли из боя, Марк Вале­рий, вновь назна­чен­ный лега­том¹⁵, при­нял на себя коман­до­ва­ние кон­ни­цей, ата­ко­вал вме­сте с быв­ши­ми при нем всад­ни­ка­ми нахо­дя­ще­го­ся про­тив него непри­я­те­ля и после непро­дол­жи­тель­но­го сопро­тив­ле­ния со сто­ро­ны послед­не­го быст­ро погнал его подаль­ше от места боя. Но к тем при­шли на помощь состо­я­щие из рим­ских изгнан­ни­ков отряды кон­ни­цы и лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов, и Мами­лий, уже опра­вив­ший­ся от раны, сно­ва появил­ся во гла­ве боль­шо­го и силь­но­го отряда кон­ни­цы и пехоты. В этом сра­же­нии и легат Марк Вале­рий, кото­рый был пер­вым, кто спра­вил три­умф над саби­ня­на­ми и под­нял дух горо­да, поник­ший после пора­же­ния от тирре­нов, пада­ет под уда­ра­ми копья и мно­гие дру­гие слав­ные рим­ляне рядом с ним. (2) У его тела начи­на­ет­ся силь­ная борь­ба, так как сыно­вья Попли­ко­лы, Пуб­лий и Марк, защи­ща­ли дядю. Итак, они пере­да­ли его ору­же­нос­цам едва дышав­ше­го, не сняв доспе­хи, чтобы те отнес­ли его в лагерь. Сами же они в силу при­су­ще­го им муже­ства с вооду­шев­ле­ни­ем бро­си­лись в гущу вра­гов и тес­ни­мые со всех сто­рон рим­ски­ми изгнан­ни­ка­ми вме­сте погиб­ли, полу­чив мно­же­ство ран. (3) После это­го несча­стья рим­ский отряд был вынуж­ден отсту­пить дале­ко вле­во и рас­стро­ить свои ряды вплоть до цен­тра. Когда дик­та­тор узнал о бег­стве сво­их вои­нов, то быст­ро помчал­ся к ним на помощь с быв­ши­ми при нем всад­ни­ка­ми, при­ка­зав дру­го­му лега­ту, Титу Гер­ми­нию, взяв отряд кон­ни­цы, сле­до­вать за его отрядом и пово­ра­чи­вать назад бегу­щих, а если те отка­жут­ся пови­но­вать­ся, то разить их. Сам же он вме­сте с луч­ши­ми сво­и­ми людь­ми бро­сил­ся в самое пек­ло и, ока­зав­шись побли­зо­сти от вра­гов, пер­вым кинул­ся на них, отпу­стив узду у коня. (4) И так как все всад­ни­ки таким устра­шаю­щим спо­со­бом устре­ми­лись на вра­гов, те, не сумев про­ти­во­сто­ять их безум­но­му и гроз­но­му натис­ку, обра­ща­ют­ся в бег­ство, и мно­гие из них поги­ба­ют. В это вре­мя и легат Гер­ми­ний собрал обра­тив­ших­ся от стра­ха в бег­ство и повел их про­тив вои­нов Мами­лия. И встре­тив­шись в бою с этим вели­чай­шим и муже­ст­вен­ней­шим из живу­щих тогда мужей, пора­жа­ет его, но, сни­мая с мерт­во­го доспе­хи, поги­ба­ет сам, полу­чив уда­ры мечом в бок. (5) Секст же Тарк­ви­ний, коман­дую­щий левым флан­гом лати­нов, еще про­ти­во­сто­ял тем опас­но­стям, кото­рые на него обру­ши­лись, и тес­нил пра­вый фланг рим­лян. Но когда он увидел появив­ше­го­ся с отбор­ной кон­ни­цей Посту­мия, то, оста­вив вся­кую надеж­ду, устре­мил­ся в самую гущу непри­я­те­ля. Там же, будучи окру­жен рим­ской кон­ни­цей и пехотой и пора­жае­мый ото­всюду, как затрав­лен­ный зверь, поги­ба­ет, убив преж­де мно­го под­сту­пив­ших к нему рим­лян. После гибе­ли вождей, латин­ское вой­ско тот­час всей тол­пой обра­ща­ет­ся в бег­ство, и лагерь их, остав­лен­ный страж­ни­ка­ми, был захва­чен. И оттуда рим­ляне взя­ли мно­го хоро­шей добы­чи. (6) Это было вели­чай­шим бед­ст­ви­ем для лати­нов, в резуль­та­те кото­ро­го они пре­тер­пе­ли очень мно­го зла и поте­ря­ли столь мно­го людей, как нико­гда преж­де. Ибо из соро­ка тысяч пехо­тин­цев и трех тысяч всад­ни­ков, как я ска­зал, менее деся­ти тысяч оста­лось в живых и вер­ну­лось к сво­им оча­гам.

13. Гово­рят, что в этой бит­ве двое всад­ни­ков, гораздо луч­ших по кра­со­те и вели­чию, чем это быва­ет в соот­вет­ст­вии с нашей при­ро­дой, и толь­ко начав­ших мужать, появи­лись перед дик­та­то­ром Посту­ми­ем и постро­ен­ным око­ло него вой­ском, воз­гла­ви­ли рим­скую кон­ни­цу и, сой­дясь с лати­на­ми, гна­ли их всех копья­ми без оста­нов­ки. А после обра­ще­ния лати­нов в бег­ство и захва­та их лаге­ря, бли­же к позд­не­му вече­ру, когда бит­ва завер­ши­лась, на рим­ском Фору­ме, гово­рят, тем же самым обра­зом появи­лись двое юно­шей, в воен­ных одеж­дах, очень высо­кие и кра­си­вые и того же воз­рас­та; сами они сохра­ня­ют на лицах бое­вое выра­же­ние, буд­то они воз­вра­ща­ют­ся с бит­вы, и лоша­ди, кото­рых они ведут, все в мыле. (2) Когда каж­дый из них напо­ил и вымыл коней у источ­ни­ка, кото­рый бьет у хра­ма Весты и обра­зу­ет неболь­шой глу­бо­кий пруд, тол­па наро­да окру­жа­ет их, желая узнать, при­нес­ли ли они ново­сти из лаге­ря. Они сооб­ща­ют, как про­изо­шла бит­ва и что рим­ляне одер­жи­ва­ют победу. Гово­рят, что после того как они поки­ну­ли Форум, никто их более не видел, хотя маги­ст­рат, остав­лен­ный во гла­ве горо­да¹⁶, усерд­но разыс­ки­вал их. (3) Когда на сле­дую­щий день сто­я­щие во гла­ве государ­ства полу­чи­ли от дик­та­то­ра пись­мо и вме­сте с дру­гим, про­изо­шед­шим в бит­ве, узна­ли о явле­нии божеств, они при­зна­ли совер­шен­но прав­до­по­доб­ным то, что в обо­их местах было явле­ние тех же самых богов, и были убеж­де­ны, что это были при­зра­ки Дио­с­ку­ров¹⁷.

(4) В Риме име­ет­ся мно­же­ство дока­за­тельств это­го необык­но­вен­но­го и уди­ви­тель­но­го явле­ния божеств: и храм Дио­с­ку­ров, кото­рые граж­дане воз­двиг­ли на Фору­ме в том месте, где виде­ли их при­зра­ки¹⁸; и нахо­дя­щий­ся рядом источ­ник, назы­вае­мый по име­ни этих богов¹⁹ и счи­таю­щий­ся с того вре­ме­ни свя­щен­ным; и рос­кош­ные жерт­во­при­но­ше­ния, кото­рые народ еже­год­но совер­ша­ет посред­ст­вом вер­хов­ных жре­цов в месяц, назы­вае­мый Квин­ти­ли­ем²⁰, в так назы­вае­мые иды, день, в кото­рый они счаст­ли­во про­ве­ли сра­же­ние. Кро­ме все­го это­го, после жерт­во­при­но­ше­ния устра­и­ва­ет­ся про­цес­сия обла­да­те­лей обще­ст­вен­но­го коня, кото­рые, будучи поде­ле­ны на три­бы и цен­ту­рии, едут вер­хом ряда­ми, слов­но воз­вра­ща­ют­ся с бит­вы, увен­чан­ные мас­лич­ны­ми вен­ка­ми и оде­тые в пур­пур­ные одеж­ды с крас­ны­ми поло­са­ми, так назы­вае­мые тра­беи, начи­ная про­цес­сию от извест­но­го хра­ма Мар­са, соору­жен­но­го вне горо­да, и, про­хо­дя через дру­гие части горо­да и Форум, шест­ву­ют мимо хра­ма Дио­с­ку­ров. Ино­гда их чис­ло дости­га­ет пяти тысяч, и они несут награ­ды за храб­рость, кото­рые полу­чи­ли от вое­на­чаль­ни­ков в этой бит­ве — пре­крас­ное и достой­ное вели­чия рим­ско­го гос­под­ства зре­ли­ще. (5) То, что я узнал, рас­ска­зы­ва­ет­ся и совер­ша­ет­ся рим­ля­на­ми в озна­ме­но­ва­ние явле­ния Дио­с­ку­ров. Отсюда, как и из мно­го­го дру­го­го важ­но­го, каж­дый мог бы дога­дать­ся, как любез­ны были тогда богам люди.

14. Посту­мий же рас­по­ло­жил той ночью вой­ско лаге­рем на рав­нине, на сле­дую­щий день награ­дил отли­чив­ших­ся в сра­же­нии, устро­ил охра­ну плен­ных и совер­шил жерт­во­при­но­ше­ние богам по слу­чаю победы. И в то вре­мя, когда он еще носил на себе венок и воз­ла­гал на алта­ри пер­вин­ки от пло­дов, при­но­си­мые в жерт­ву, некие наблюда­те­ли сбе­га­ют с воз­вы­шен­но­стей и сооб­ща­ют, что про­тив них дви­жет­ся вра­же­ское вой­ско, состо­яв­шее из отбор­ных в рас­цве­те сил моло­дых людей пле­ме­ни воль­сков, послан­ных в каче­стве союз­ни­ков лати­нам преж­де чем завер­ши­лось сра­же­ние. (2) Узнав об этом, он при­ка­зал всем воору­жить­ся и оста­вать­ся в лаге­ре, каж­до­му у сво­его соб­ст­вен­но­го зна­ме­ни, сохра­няя мол­ча­ние и порядок до тех пор, пока он сам не при­ка­жет, что нуж­но делать. Вожди же воль­сков, рас­по­ло­жив вой­ско вне поля зре­ния рим­лян, когда увиде­ли рав­ни­ну, всю покры­тую мерт­вы­ми тела­ми, и оба лаге­ря невреди­мы­ми, и нико­го, ни вра­га, ни дру­га, дви­жу­ще­го­ся из лаге­рей, неко­то­рое вре­мя пре­бы­ва­ли в недо­уме­нии и с трудом мог­ли понять, какой пово­рот судь­бы при­вел к тако­му поло­же­нию дел. Одна­ко, когда они все узна­ли о бит­ве от воз­вра­тив­ших­ся из чис­ла бег­ле­цов, они вме­сте с дру­ги­ми коман­ди­ра­ми ста­ли думать, что необ­хо­ди­мо пред­при­нять. (3) Итак, самые храб­рые из них пола­га­ли, что луч­ше все­го будет тот­час дви­нуть­ся на рим­ский лагерь, пока мно­гие из рим­лян стра­да­ли от ран, все они изне­мо­га­ли от уста­ло­сти, ору­жие у боль­шин­ства было в негод­но­сти, у одних недо­ста­ет сил, дру­гие сокру­ше­ны, и све­жие силы на помощь им еще не при­шли из дому, их же соб­ст­вен­ное вой­ско мно­го­чис­лен­ное и доб­лест­ное, и пре­крас­но воору­жен­ное, и опыт­ное в воен­ном деле, и при вне­зап­ном появ­ле­нии перед не ожи­дав­ши­ми это­го страх дол­жен был появить­ся и у самых отваж­ных.

15. Наи­бо­лее муд­рым, одна­ко, каза­лось небез­опас­ным напасть без союз­ни­ков на доб­лест­ных вои­нов, недав­но раз­гро­мив­ших столь зна­чи­тель­ное вой­ско лати­нов, будучи вынуж­ден­ны­ми под­верг­нуть рис­ку все в чужой стране, где, в слу­чае если выпа­дет какая-нибудь неуда­ча, они не смо­гут убе­жать ни в какое без­опас­ное место. И они посо­ве­то­ва­ли, что луч­ше зара­нее как мож­но ско­рее поза­бо­тить­ся о без­опас­ном воз­вра­ще­нии домой и счи­тать боль­шой уда­чей, если они не полу­чат боль­шо­го вреда от похо­да. (2) Дру­гим же из них каза­лось, что не сле­ду­ет делать ни то ни дру­гое, дока­зы­вая, что сме­лый порыв бро­сить­ся в бит­ву при­сущ юно­сти. Нера­зум­ное же бег­ство домой — позор, так что, что бы из это­го они не совер­ши­ли, вра­ги при­ня­ли бы это за испол­не­ние сво­его соб­ст­вен­но­го жела­ния. И их мне­ние по это­му пово­ду было тако­во, что в насто­я­щее вре­мя нуж­но укре­пить лагерь и при­гото­вить­ся к бит­ве, и, отпра­вив гон­цов к про­чим вольскам, про­сить их сде­лать одно из двух — или послать дру­гое вой­ско, рав­но­цен­ное рим­ско­му, или ото­звать послан­ное. (3) Одна­ко мне­ние, кото­рое пока­за­лось боль­шин­ству самым убеди­тель­ным и кото­рое было под­дер­жа­но лица­ми, обле­чен­ны­ми выс­шей вла­стью, состо­я­ло в том, чтобы послать каких-нибудь лазут­чи­ков в рим­ский лагерь под видом посоль­ства для без­опас­но­сти, кото­рые попри­вет­ст­ву­ют пол­ко­во­д­ца и ска­жут, что будучи союз­ни­ка­ми рим­лян, послан­ны­ми наро­дом воль­сков, они огор­че­ны тем, что опозда­ли на бит­ву, пото­му что они не полу­чат ника­кой или полу­чат неболь­шую бла­го­дар­ность за свое бла­го­рас­по­ло­же­ние, но, конеч­но, они раду­ют­ся вме­сте с рим­ля­на­ми тако­му сча­стью, что те без союз­ни­ков име­ли успех в важ­ной бит­ве. Совер­шен­но обма­нув их лас­ко­во­стью слов и сде­лав так, чтобы те пове­ри­ли в то, что они их дру­зья, они все осмот­рят и, вер­нув­шись, сооб­щат об их чис­лен­но­сти, воору­же­нии, готов­но­сти и о том, что они наме­ре­ва­ют­ся делать. И когда воль­ски осно­ва­тель­но себе это уяс­нят, тогда они собе­рут совет, дабы решить, что для них было бы луч­ше: послать ли за дру­гим вой­ском и ата­ко­вать рим­лян, или вер­нуть обрат­но име­ю­ще­е­ся.

16. И когда они это поста­но­ви­ли, отря­жен­ные ими послы яви­лись к дик­та­то­ру и, пред­став перед собрав­шим­ся вой­ском, про­из­нес­ли совер­шен­но лжи­вую речь. Посту­мий, выждав немно­го вре­ме­ни, ска­зал им: «Худые помыс­лы, воль­ски, обле­чен­ные в хоро­шие сло­ва, при­нес­ли вы. И совер­шая враж­деб­ные дея­ния, хоти­те, чтобы вас счи­та­ли дру­зья­ми. (2) Ибо вы были посла­ны вашей общи­ной сра­жать­ся вме­сте с лати­на­ми про­тив нас, но, после того как вы заяви­лись после сра­же­ния и увиде­ли их побеж­ден­ны­ми, вы поже­ла­ли обма­нуть нас, гово­ря про­ти­во­по­лож­ное тому, что вы наме­ре­ва­лись делать. И ни лас­ко­вость слов, кото­рые вы сочи­ня­е­те для насто­я­ще­го слу­чая, ни при­твор­ство ваше­го при­хо­да сюда не явля­ют­ся непо­роч­ны­ми, но пол­ны ковар­ства и обма­на. Посколь­ку вы посла­ны не поздрав­лять нас с уда­чей, но выведать сла­бость и силу наше­го поло­же­ния. И посла­ми вы явля­е­тесь на сло­вах, на деле же лазут­чи­ка­ми». (3) Когда же те отрек­лись от все­го это­го, он ска­зал, что ско­ро пре­до­ста­вит им дока­за­тель­ство и немед­лен­но предъ­явил их пись­ма, достав­ля­е­мые ими вождям лати­нов, кото­рые он захва­тил перед сра­же­ни­ем и где им обе­ща­ет­ся послать помощь, и пред­ста­вил тех, кто их нес. После же того как пись­ма были огла­ше­ны и плен­ни­ки изло­жи­ли при­каз, кото­рый они полу­чи­ли, тол­па бро­си­лась изби­вать воль­сков как лазут­чи­ков, пой­ман­ных непо­сред­ст­вен­но на месте пре­ступ­ле­ния. Посту­мий же пола­гал, что бла­го­род­ным людям не сле­ду­ет упо­доб­лять­ся дур­ным, гово­ря, что луч­ше и бла­го­род­нее побе­речь гнев в отно­ше­нии послав­ших, чем послан­ных, и луч­ше, вслед­ст­вие их зва­ния послов, кото­рое явля­ет­ся явным, отпу­стить мужей, чем уни­что­жить из-за тай­но­го заня­тия согляда­тай­ст­вом, дабы они не дали бла­го­вид­но­го пово­да к войне и вольскам, кото­рые бы заяв­ля­ли, что послы были умерщ­вле­ны вопре­ки пра­ву наро­дов, и дру­гим вра­гам не дали повод для обви­не­ния, хотя и лож­но­го, но разум­но­го и осно­ва­тель­но­го.

17. Сдер­жав это побуж­де­ние тол­пы, Посту­мий при­ка­зал этим людям идти без огляд­ки, пору­чив их охране всад­ни­ков, кото­рые про­во­ди­ли их до лаге­ря воль­сков. Изгнав лазут­чи­ков, он при­ка­зал вои­нам при­гото­вить­ся к сра­же­нию, как буд­то на сле­дую­щий день соби­рал­ся выст­ра­и­вать вой­ско для бит­вы. Одна­ко ника­кой необ­хо­ди­мо­сти в сра­же­нии у него не воз­ник­ло, так как вожди воль­сков еще до рас­све­та под­ня­ли вой­ско и ушли домой. (2) После того как все совер­ши­лось в соот­вет­ст­вии с его жела­ни­ем, он похо­ро­нил сво­их погиб­ших и, совер­шив обряд очи­ще­ния вой­ска, вер­нул­ся в город, будучи укра­шен заме­ча­тель­ным три­ум­фом, везя на мно­го­чис­лен­ных повоз­ках горы ору­жия, вно­ся зна­чи­тель­ное коли­че­ство воен­ной добы­чи и при­ведя с собой пять тысяч пять­сот захва­чен­ных в сра­же­нии плен­ных. Отло­жив деся­тую часть добы­чи, он пре­до­ста­вил сорок талан­тов на игры и жерт­во­при­но­ше­ния богам и во испол­не­ние обе­та отдал на откуп устрой­ство хра­мов Цере­ре, Либе­ру и Либе­ре²¹. (3) Ибо сна­ча­ла съест­ных при­па­сов для веде­ния вой­ны не хва­та­ло, и это вызва­ло у рим­лян боль­шой страх за то, как бы они не иссяк­ли, так как и зем­ля ста­ла непло­до­род­ной, и извне про­до­воль­ст­вие не достав­ля­лось из-за вой­ны. По при­чине это­го стра­ха он при­ка­зал подроб­но изу­чить Сивил­ли­ны кни­ги их хра­ни­те­лям и узнал, что ора­ку­лы повеле­ва­ли уми­ло­сти­вить назван­ных богов²². И он, соби­ра­ясь выво­дить вой­ско, дал обет, что в слу­чае, если уро­жай в горо­де во вре­мя его соб­ст­вен­но­го коман­до­ва­ния вой­ском будет такой же, как преж­де, то он воз­двигнет им хра­мы и уста­но­вит еже­год­ные жерт­во­при­но­ше­ния. (4) И боги, выслу­шав это, устро­и­ли так, чтобы зем­ля дава­ла бога­тые уро­жаи, и не толь­ко зер­на, но и пло­дов, и чтобы всех при­во­зи­мых про­дук­тов было боль­ше, чем преж­де. Увидев это, Посту­мий сам при­нял реше­ние о соору­же­нии этих хра­мов. Рим­ляне же, отра­зив мило­стью богов воен­ное напа­де­ние тира­на, устра­и­ва­ли им празд­ни­ки и совер­ша­ли жерт­во­при­но­ше­ния.

18. Немно­го дней спу­стя в каче­стве послов от Латин­ско­го сою­за²³ яви­лись избран­ные все­ми их общи­на­ми те, кто был настро­ен про­тив вой­ны, неся перед собой олив­ко­вые вет­ви и лав­ро­вые вен­ки, обви­тые белой шер­стью²⁴. Явив­шись в сенат, они объ­яви­ли, что в нача­ле вой­ны винов­ны люди, обле­чен­ные вла­стью в общи­нах. Народ же, ска­за­ли они, согре­шил толь­ко в том, что сле­до­вал за под­лы­ми дема­го­га­ми, доби­вав­ши­ми­ся сво­ей соб­ст­вен­ной выго­ды. (2) И за этот обман, ска­за­ли они, во вла­сти кото­ро­го нахо­ди­лась боль­шая часть насе­ле­ния, каж­дая общи­на понес­ла нака­за­ние, чтобы уже не быть пре­зи­рае­мой^[3], поте­ряв луч­ших моло­дых людей, так что нелег­ко най­ти дом, кото­рый был бы сво­бо­ден от тра­у­ра по умер­шим. И они по сво­ей воле про­си­ли рим­лян при­нять их, и боль­ше ни о вла­сти не спо­ри­ли, ни на равен­стве не наста­и­ва­ли, но во все остав­ше­е­ся вре­мя жела­ли быть их союз­ни­ка­ми и под­дан­ны­ми и все то досто­ин­ство, кото­рое судь­бой отня­то у лати­нов, при­ба­вить к счаст­ли­во­му жре­бию рим­лян. (3) Закан­чи­вая речь, они воз­зва­ли к сво­е­му род­ству с рим­ля­на­ми, напом­ни­ли, что неко­гда они были вполне пре­дан­ны­ми союз­ни­ка­ми, и опла­ки­ва­ли выпав­шие на ни в чем не повин­ных несча­стья, кото­рых было мно­го боль­ше, чем пре­гре­ше­ний, скор­бя обо всем, при­ка­са­ясь к коле­ням всех сена­то­ров и воз­ла­гая мас­лич­ные вет­ви, обви­тые белой шер­стью, на ноги Посту­мию, так что весь сенат сокру­шал­ся от их слез и моль­бы.

19. Когда они уда­ли­лись из сена­та и сло­во было пре­до­став­ле­но тем, кто, по обык­но­ве­нию, пер­вы­ми выска­зы­ва­ли свое мне­ние²⁵, Тит Лар­ций, кото­рый пер­вым был назна­чен дик­та­то­ром в минув­шем году, посо­ве­то­вал им вос­поль­зо­вать­ся счаст­ли­вым слу­ча­ем, гово­ря, что самая боль­шая похва­ла как для одно­го чело­ве­ка, так и для все­го государ­ства состо­ит в том, чтобы не быть погуб­лен­ны­ми сча­стьем, но пере­но­сить успех бла­го­при­стой­но и скром­но. (2) Ибо вся­ко­му сча­стью завиду­ют, в осо­бен­но­сти же тому, кото­рое сопро­вож­да­ет­ся высо­ко­ме­ри­ем и суро­во­стью в отно­ше­нии сми­рив­ших­ся и под­чи­нив­ших­ся. И он посо­ве­то­вал не пола­гать­ся на судь­бу, испы­тав мно­го раз на соб­ст­вен­ных неуда­чах и уда­чах, что она нена­деж­на и пере­мен­чи­ва. И не сто­ит при­нуж­дать вра­гов к необ­хо­ди­мо­сти под­вер­гать себя край­ней опас­но­сти, бла­го­да­ря чему неко­то­рые вопре­ки жела­нию ста­но­вят­ся дерз­ки­ми и сра­жа­ют­ся сверх силы. (3) Он пред­у­предил, что им сле­ду­ет опа­сать­ся, как бы не навлечь на себя общей нена­ви­сти со сто­ро­ны всех тех, кем они жела­ют пра­вить, если потре­бу­ют суро­вых и неот­вра­ти­мых нака­за­ний для заблуж­дав­ших­ся, так как тем самым они пре­сту­пят свои обыч­ные нра­вы, забы­вая, с помо­щью чего они достиг­ли сла­вы, и сде­ла­ют свою власть тира­ни­ей, а не пред­во­ди­тель­ст­вом и покро­ви­тель­ст­вом, как было преж­де. И он ска­зал, что пре­гре­ше­ния уме­рен­ны и не достой­ны него­до­ва­ния, если какие-либо общи­ны, при­вер­жен­ные сво­бо­де и неко­гда научив­ши­е­ся управ­лять, не пре­не­бре­га­ют сво­им древним досто­ин­ст­вом. И если стре­мя­щи­е­ся к луч­ше­му будут неис­це­ли­мо нака­зы­вать­ся в слу­чае, если обма­нут­ся в сво­ей надеж­де, то не будет ниче­го, пре­пят­ст­ву­ю­ще­го всем людям уни­что­жить друг дру­га, ибо всем при­су­ща страст­ная любовь к сво­бо­де. (4) Он объ­явил, что намно­го силь­нее и креп­че власть, кото­рая пред­по­чи­та­ет управ­лять под­дан­ны­ми с помо­щью бла­го­де­я­ний, а не нака­за­ний. Ибо за пер­вым сле­ду­ет бла­го­во­ле­ние, за вто­рым же — страх, а при­ро­де свой­ст­вен­но нена­видеть все ужас­ное. И нако­нец, он попро­сил их при­нять за образ­цы самые луч­шие дея­ния пред­ков, за кото­рые те полу­чи­ли похва­лу, напом­нив о столь мно­гих захва­чен­ных силою горо­дах, кото­рые они не уни­что­жи­ли, не истре­би­ли пого­лов­но всех воз­му­жа­лых людей и не пора­бо­ти­ли их себе, но, пре­вра­тив их в коло­нии Рима и пре­до­ста­вив граж­дан­ство тем из побеж­ден­ных, кто желал жить вме­сте с ними, сде­ла­ли город из малень­ко­го боль­шим. Вкрат­це его мне­ние было тако­во: воз­об­но­вить дого­во­ры с Латин­ским сою­зом, кото­рые были заклю­че­ны ранее, и ника­ко­му горо­ду не мстить ни за какой из про­ступ­ков.

20. Сер­вий Суль­пи­ций не воз­ра­жал ни про­тив мира, ни про­тив воз­об­нов­ле­ния дого­во­ров. Но так как лати­ны пер­вы­ми нару­ши­ли дого­во­ры, и не впер­вые сей­час, когда в каче­стве оправ­да­ний они выстав­ля­ли нуж­ду и обман, и сле­до­ва­ло ока­зать им неко­то­рое снис­хож­де­ние, но и мно­го раз преж­де, и поэто­му они нуж­да­ют­ся в исправ­ле­нии; и он пред­ло­жил, чтобы бла­го­да­ря их род­ству им были пре­до­став­ле­ны осво­бож­де­ние от нака­за­ния и сво­бо­да, но чтобы у них была отня­та поло­ви­на зем­ли, и туда были посла­ны рим­ские коло­ни­сты полу­чать с нее какие бы то ни было дохо­ды и забо­тить­ся о том, чтобы лати­ны не устра­и­ва­ли боль­ше вос­ста­ний. (2) Но Спу­рий Кас­сий посо­ве­то­вал раз­ру­шить их горо­да, гово­ря, что он удив­ля­ет­ся глу­по­сти тех, кто убеж­да­ет оста­вить эти про­ступ­ки без­на­ка­зан­ны­ми, если толь­ко они не могут понять, что из-за врож­ден­ной и неис­ко­ре­ни­мой зави­сти, кото­рую лати­ны испы­ты­ва­ют к уве­ли­че­нию их горо­да, они при­ду­мы­ва­ют одну вой­ну за дру­гой и нико­гда не поже­ла­ют оста­вить ковар­ные замыс­лы, пока эта мел­кая страсть живет в их душах. Таким обра­зом, они доби­лись того, что сде­ла­ли свою род­ную общи­ну под­власт­ной тира­ну, более жесто­ко­му, чем все дикие зве­ри, нару­шив все согла­ше­ния, соблюдать кото­рые кля­лись бога­ми, и не имея ника­ких дру­гих надежд, кро­ме той, что в слу­чае если бы вой­на не ока­за­лась удач­ной, как они того жела­ли, они бы или не под­верг­лись ника­ко­му нака­за­нию, или понес­ли бы кару совер­шен­но незна­чи­тель­ную^[4]. (3) Он так­же поже­лал, чтобы они вос­поль­зо­ва­лись при­ме­ра­ми дея­ний пред­ков, кои после того как узна­ли, что город Аль­ба, из кото­ро­го и они сами, и все лати­ны выве­ли горо­да посред­ст­вом коло­ни­стов, поза­видо­вал их бла­го­по­лу­чию и посчи­тал без­на­ка­зан­ность, кото­рую они полу­чи­ли за преж­ние гре­хи, сред­ст­вом для боль­ше­го ковар­ства, реши­ли его в один день раз­ру­шить, пола­гая, что не пожа­леть нико­го из совер­шаю­щих уме­рен­ные про­ступ­ки то же самое, что не нака­зы­вать вели­чай­шие и непо­пра­ви­мые гре­хи²⁶. (4) И не тре­бо­вать ника­ко­го нака­за­ния для выка­зы­вав­ших мно­го раз непри­ми­ри­мую нена­висть — дея­ние вели­чай­шей глу­по­сти и тупо­умия, а, конеч­но, не чело­ве­ко­лю­бия и не уме­рен­но­сти для тех, кто не стер­пел зави­сти сво­ей мет­ро­по­лии, когда она ока­за­лась сверх меры тягост­ной и невы­но­си­мой, чтобы теперь пере­но­сить ее со сто­ро­ны роди­чей, и для тех, кто нака­зал вра­гов, ули­чен­ных в более сла­бых попыт­ках тако­го рода, лише­ни­ем горо­дов. (5) Ска­зав это и пере­чис­лив все изме­ны лати­нов и напом­нив о мно­же­стве рим­лян, погиб­ших в вой­нах с ними, он посчи­тал спра­вед­ли­вым посту­пить с ними таким же обра­зом, как рань­ше они посту­пи­ли с жите­ля­ми Аль­бы, а имен­но: горо­да их раз­ру­шить и зем­ли их при­со­еди­нить к Риму; с дру­гой сто­ро­ны, тем, кто про­де­мон­стри­ро­вал неко­то­рую бла­го­склон­ность к рим­ля­нам, пре­до­ста­вить свое граж­дан­ство, сохра­нив за ними их соб­ст­вен­ное иму­ще­ство, винов­ных же в измене, бла­го­да­ря кото­рым были уни­что­же­ны согла­ше­ния, при­го­во­рить к смер­ти как измен­ни­ков и пре­вра­тить в рабов тех из наро­да, кто явля­ет­ся нищим, без­дель­ни­ком и ни к чему не год­ным.

21. Вот что было выска­за­но пер­вен­ст­ву­ю­щи­ми лица­ми сена­та. Одна­ко дик­та­тор пред­по­чел мне­ние Лар­ция; и так как более ниче­го не было ска­за­но про­тив это­го, послы были при­гла­ше­ны в сенат полу­чить ответ. И Посту­мий, побра­нив их за зло, кото­рое нико­гда не смо­жет быть поправ­ле­но, ска­зал: «Спра­вед­ли­во было бы пре­тер­петь вам самое край­нее несча­стье²⁷, такое имен­но, кото­ро­му сами вы наме­ре­ва­лись под­верг­нуть нас, если бы достиг­ли успе­ха, неод­но­крат­но идя этим путем про­тив нас». Одна­ко рим­ляне не ста­ли отда­вать пред­по­чте­ние пра­ву перед чело­ве­ко­лю­би­ем, пола­гая, что лати­ны их соро­ди­чи, и при­бег­ли к состра­да­нию по отно­ше­нию к посту­пав­шим с ними неспра­вед­ли­во; но и эти гре­хи им они остав­ля­ют без нака­за­ния ради родо­вых богов и неопре­де­лен­но­сти Судь­бы, от кото­рых они сами обре­ли свое могу­ще­ство. (2) «Итак, — ска­зал он, — теперь отправ­ляй­тесь, сво­бод­ные от вся­ко­го стра­ха; и если вы отпу­сти­те взя­тых в плен, выда­ди­те сами само­воль­но ушед­ших и вышли­те изгнан­ни­ков, тогда посы­лай­те к нам посоль­ство, чтобы вести пере­го­во­ры о друж­бе и сою­зе, будучи уве­ре­ны, что они не потер­пят неуда­чи ни в чем бла­го­ра­зум­ном». Полу­чив такой ответ, послы уда­ли­лись и через несколь­ко дней вер­ну­лись, отпу­стив взя­тых в плен, ведя в око­вах пой­ман­ных пере­беж­чи­ков и выслав из сво­их горо­дов тех, кто был изгнан вме­сте с Тарк­ви­ни­ем. В обмен на это они полу­чи­ли от сена­та преж­нюю друж­бу и союз и при­нес­ли через феци­а­лов клят­вы в том, в чем уже неко­гда кля­лись. Так закон­чи­лась вой­на про­тив тира­нов, через четыр­на­дцать лет после их изгна­ния. (3) Царь же Тарк­ви­ний, ибо он еще оста­вал­ся в живых из сво­его семей­ства и ему в это вре­мя было почти девя­но­сто лет, лишив­шись детей и иму­ще­ства от род­ст­вен­ни­ков по бра­ку²⁸, дожи­вал свою ста­рость, да к тому же сре­ди вра­гов. И так как ни лати­ны, ни тирре­ны, ни саби­няне, ни дру­гие сво­бод­ные общи­ны, нахо­дя­щи­е­ся по сосед­ству, не при­ни­ма­ли его более в свои горо­да, он отпра­вил­ся в Кумы в Кам­па­нии²⁹ к Ари­сто­де­му, про­зван­но­му Крот­ким³⁰, кото­рый тогда был тира­ном в Кумах. Про­жив у него неболь­шое чис­ло дней, он умер и был им похо­ро­нен³¹. Быв­шие же вме­сте с ним изгнан­ни­ки одни оста­лись в Кумах, иные же, рас­се­яв­шись по неко­то­рым дру­гим горо­дам, закон­чи­ли жизнь в чужой сто­роне.

22. После того как рим­ляне закон­чи­ли внеш­ние вой­ны, сно­ва воз­ник­ла граж­дан­ская сму­та; так как сенат поста­но­вил созвать суды и решить в соот­вет­ст­вии с зако­на­ми спор­ные вопро­сы, кото­рые из-за вой­ны были отло­же­ны. Спо­ры, воз­ник­шие отно­си­тель­но дого­во­ров, вызва­ли боль­шие смя­те­ния и ужас­ные бес­смыс­ли­цы, и бес­стыд­ства. С одной сто­ро­ны, пле­беи ссы­ла­лись на то, что они не в состо­я­нии пла­тить дол­ги, так как зем­ля их была опу­сто­ше­на в мно­го­лет­ней войне, скот истреб­лен, они испы­ты­ва­ют недо­ста­ток в рабах из-за их само­воль­но­го ухо­да и вслед­ст­вие набе­гов, и их иму­ще­ство в горо­де исто­ще­но рас­хо­да­ми на вой­ну. С дру­гой сто­ро­ны, заи­мо­дав­цы утвер­жда­ли, что эти бед­ст­вия ста­ли общи­ми для всех, а не толь­ко для долж­ни­ков, и счи­та­ли, что для них невы­но­си­мо лишить­ся не толь­ко того, что у них было отня­то вра­га­ми вслед­ст­вие вой­ны, но и того, что они в мир­ное вре­мя дали в долг неко­то­рым нуж­даю­щим­ся сограж­да­нам. (2) И так как ни креди­то­ры не жела­ли нисколь­ко подо­ждать, что было бы бла­го­ра­зум­но, ни долж­ни­ки не жела­ли делать ниче­го, что было бы спра­вед­ли­во, но одни не хоте­ли про­стить даже про­цен­тов, дру­гие же не хоте­ли запла­тить даже долг сам по себе, то вслед­ст­вие это­го те, кто очу­тил­ся в оди­на­ко­вом поло­же­нии, схо­ди­лись куч­ка­ми и выст­ра­и­ва­лись друг про­тив дру­га на Фору­ме, а ино­гда устра­и­ва­ли руко­паш­ные пота­сов­ки; и все государ­ст­вен­ное устрой­ство было при­веде­но в смя­те­ние. (3) Видя это, Посту­мий, пока еще он поль­зо­вал­ся рав­ным ува­же­ни­ем со сто­ро­ны всех, ибо довел тяж­кую вой­ну до бла­го­по­луч­но­го завер­ше­ния, решил избе­жать бури в государ­стве и преж­де, чем окон­ча­тель­но завер­шил­ся срок его неогра­ни­чен­ной вла­сти, отка­зал­ся от дик­та­ту­ры. Назна­чив день выбо­ров, он вме­сте со сво­им това­ри­щем по кон­суль­ству вос­ста­но­вил учреж­ден­ную пред­ка­ми власть³².

23.³³ Кон­су­ла­ми, кото­рые вновь полу­чи­ли годич­ную и закон­ную власть, были Аппий Клав­дий Сабин и Пуб­лий Сер­ви­лий Приск. Они пра­виль­но пони­ма­ли, что выс­шая поль­за заклю­ча­ет­ся в необ­хо­ди­мо­сти обра­тить внут­рен­нее вол­не­ние на внеш­ние вой­ны; и они устро­и­ли так, чтобы один из них повел вой­ско про­тив пле­ме­ни воль­сков, дабы за послан­ную лати­нам про­тив рим­лян помощь отмстить им и чтобы их при­готов­ле­ния, кото­рые еще не зашли дале­ко, пред­у­предить. Ибо они уже были изве­ще­ны, что у воль­сков со всей поспеш­но­стью идет запись в вой­ско и к соседям ими отправ­ле­но посоль­ство, чтобы при­звать их к сою­зу, так как они веда­ли, что пле­беи отпа­ли от пат­ри­ци­ев, и дума­ли, что взять город, стра­даю­щий от домаш­ней бра­ни, неслож­но. (2) Итак, после того как кон­су­лы реши­ли выве­сти вой­ско в поход и всем сена­том было поста­нов­ле­но, что их реше­ние пра­виль­но, они при­ка­за­ли всем воен­но­обя­зан­ным муж­чи­нам явить­ся в уста­нов­лен­ное ими вре­мя, в кото­рое они долж­ны были соста­вить спи­сок вои­нов. Одна­ко, так как пле­беи, неод­но­крат­но при­зы­вае­мые к воен­ной при­ся­ге, не пови­но­ва­лись им, и каж­дый из кон­су­лов не имел оди­на­ко­во­го мне­ния по это­му пово­ду, то начи­ная с той поры они разо­шлись и про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли друг дру­гу во все вре­мя, пока про­дол­жа­лась их маги­ст­ра­ту­ра. (3) И так как Сер­ви­лию каза­лось, что им сле­до­ва­ло бы избрать более уме­рен­ный путь, при­дер­жи­ва­ясь мне­ния Мания Вале­рия, само­го боль­шо­го при­вер­жен­ца демо­кра­тии, кото­рый сове­то­вал исце­лить мятеж вна­ча­ле, осо­бен­но при­ня­ти­ем реше­ния о про­ще­нии или умень­ше­нии дол­гов, а если нет, то вос­пре­пят­ст­во­ва­ни­ем в насто­я­щее вре­мя заклю­чать в тюрь­му про­сро­чив­ших срок долж­ни­ков, то он сове­то­вал луч­ше при­зы­вать бед­ных при­нять воин­скую при­ся­гу, чем застав­лять делать это по при­нуж­де­нию, и не нала­гать нака­за­ний тяже­лых и неот­вра­ти­мых на непо­кор­ных, как то име­ет место в горо­де, где царит еди­но­мыс­лие, но какие-либо уме­рен­ные и снис­хо­ди­тель­ные. Ибо суще­ст­ву­ет опас­ность того, как бы люди, нуж­даю­щи­е­ся в повсе­днев­ном, будучи при­нуж­де­ны слу­жить в вой­ске на соб­ст­вен­ный счет, не объ­еди­ни­лись бы про­тив это­го, дой­дя до отча­я­ния.

24. Суж­де­ние же Аппия, само­го глав­но­го из пред­во­ди­те­лей ари­сто­кра­тии, было суро­вым и само­уве­рен­ным. Он заяв­лял, что сле­ду­ет не ока­зы­вать наро­ду ника­ко­го снис­хож­де­ния, но поз­во­лить заи­мо­дав­цам тре­бо­вать от него упла­ты по дол­го­вым обя­за­тель­ствам на уста­нов­лен­ных усло­ви­ях, и созвать суды, и чтобы остав­ший­ся в горо­де кон­сул в соот­вет­ст­вии с оте­че­ски­ми обы­ча­я­ми потре­бо­вал нака­за­ний, кото­рые поло­же­ны зако­на­ми про­тив укло­ня­ю­щих­ся от воен­ной служ­бы, и не поз­во­лять пле­бе­ям ниче­го, что явля­ет­ся неспра­вед­ли­вым и что дава­ло бы им воз­мож­ность при­чи­нять бес­по­кой­ство. (2) «Ибо и сей­час, — ска­зал он, — они сверх меры изба­ло­ва­ны, будучи осво­бож­де­ны от нало­гов, кото­рые преж­де пла­ти­ли царям, и сде­лав­шись сво­бод­ны­ми от телес­ных нака­за­ний, кото­рым те их под­вер­га­ли, когда они не выпол­ня­ли быст­ро тех или иных при­ка­за­ний. Но если они пой­дут даль­ше, стре­мясь устра­и­вать какие-либо воз­му­ще­ния или пере­во­роты, дай­те нам вос­пре­пят­ст­во­вать им при помо­щи рас­суди­тель­ной и здо­ро­вой части граж­дан, кото­рых най­дет­ся боль­ше, неже­ли пороч­ных. (3) Про­тив этих непри­ят­но­стей у нас име­ет­ся нема­лая сила — пат­ри­ци­ан­ская моло­дежь, гото­вая выпол­нять при­ка­за­ния. Вели­чай­шее же из всех ору­жие, кото­ро­му труд­но сопро­тив­лять­ся и исполь­зуя кото­рое мы без труда одо­ле­ем пле­бе­ев, — это могу­ще­ство сена­та; давай­те же этим вну­шим им страх, встав на сто­ро­ну зако­нов. Если же мы усту­пим их тре­бо­ва­ни­ям, то, во-пер­вых, мы навле­чем на себя позор, если дове­рим обще­ст­вен­ное бла­го наро­ду, в то вре­мя, как един­ст­вен­но воз­мож­но, чтобы их вела ари­сто­кра­тия. Во-вто­рых, мы под­верг­нем­ся зна­чи­тель­ной опас­но­сти сно­ва быть лишен­ны­ми сво­бо­ды, в слу­чае если какой-нибудь муж, склон­ный к тира­нии, рас­по­ло­жит их к себе и уста­но­вит гос­под­ство над зако­на­ми». Так как кон­су­лы до такой сте­пе­ни нахо­ди­лись в раз­но­гла­сии, как сами по себе меж­ду собой, так и вся­кий раз когда соби­рал­ся сенат, и мно­гие при­со­еди­ня­лись пооче­ред­но то к одно­му, то к дру­го­му, то сенат, выслу­шав их пре­пи­ра­тель­ства, гам и непри­стой­ные речи, разо­шел­ся, не при­няв ника­ко­го спа­си­тель­но­го реше­ния.

25. После дол­го­го вре­ме­ни, про­веден­но­го в этих скло­ках, Сер­ви­лий, один из двух кон­су­лов, настро­ив мно­го­чис­лен­ны­ми моль­ба­ми и заис­ки­ва­ни­ем чернь на то, чтобы при­нять уча­стие в войне, ибо ему выпал жре­бий вести ее, начал воен­ные дей­ст­вия с вой­ском, не набран­ным по вой­ско­вым спис­кам воен­но­обя­зан­ных, но из доб­ро­воль­цев, как того тре­бо­ва­ли теку­щие обсто­я­тель­ства. Воль­ски еще были заня­ты при­готов­ле­ни­я­ми и не ожи­да­ли, что рим­ляне, будучи управ­ля­е­мы при таких раз­но­гла­си­ях и до такой сте­пе­ни настро­ен­ные враж­деб­но друг про­тив дру­га, высту­пят про­тив них с вой­ском, и не дума­ли, что сой­дут­ся в ближ­нем бою с напав­ши­ми на них, но пола­га­ли, что сами они обла­да­ют пол­ной воз­мож­но­стью начать вой­ну тогда, когда бы они того поже­ла­ли. (2) Одна­ко после того как они обна­ру­жи­ли, что сами под­верг­лись напа­де­нию и вынуж­де­ны вое­вать, тогда нако­нец ста­рей­шие из них, встре­во­жен­ные быст­ро­той рим­лян, вышли из горо­дов, взяв с собой мас­лич­ные вет­ви, обви­тые белой шер­стью³⁴ и пре­до­ста­вив Сер­ви­лию обра­щать­ся с ними так, как он сам поже­лал бы обра­щать­ся с теми, кто так согре­шил. Он же, взяв у них для вой­ска про­до­воль­ст­вие и одеж­ду и выбрав три­ста мужей из самых знат­ных семейств в каче­стве залож­ни­ков, воз­вра­тил­ся, пола­гая, что вой­на закон­че­на. (3) Одна­ко на самом деле это не было завер­ше­ни­ем вой­ны, но неко­то­рой отсроч­кой и сред­ст­вом для под­готов­ки для тех, кто был пора­жен про­изо­шед­шим про­тив ожи­да­ния напа­де­ни­ем; и как толь­ко рим­ское вой­ско было отведе­но, воль­ски сно­ва сосре­дото­чи­лись на войне, укреп­ляя горо­да и уси­ли­вая гар­ни­зо­на­ми дру­гие места, кото­рые мог­ли бы обес­пе­чить им без­опас­ность. Гер­ни­ки и саби­няне помо­га­ли им и в этой опас­но­сти откры­то, а во мно­гих дру­гих тай­но. Лати­ны же, когда к ним при­бы­ли послы от воль­сков про­сить помо­щи, свя­за­ли их и отве­ли в Рим. (4) Сенат отбла­го­да­рил их за проч­ную вер­ность и еще более за их готов­ность к борь­бе (ибо те гото­вы были доб­ро­воль­но вое­вать вме­сте с ними) и охот­но даро­вал им то, что, как дума­ли, они боль­ше все­го жела­ли, но сты­ди­лись про­сить, а имен­но — без­воз­мезд­но пере­дал им взя­тых у них в плен во вре­мя войн, кото­рых без мало­го было шесть тысяч, и дабы пода­рок мог полу­чить наи­боль­ший блеск, при­ли­че­ст­ву­ю­щий их род­ству, они всех их обряди­ли в одеж­ды, при­сво­ен­ные сво­бод­ным людям. В отно­ше­нии же помо­щи со сто­ро­ны лати­нов сенат заявил, что они в ней не нуж­да­ют­ся, гово­ря, что у Рима доста­точ­но сво­их соб­ст­вен­ных сил, чтобы нака­зать измен­ни­ков. Дав им такой ответ, сенат про­го­ло­со­вал за вой­ну про­тив воль­сков.

26. Пока еще сенат заседал в Курии и обду­мы­вал, каки­ми сила­ми сле­ду­ет всту­пать в вой­ну, на Фору­ме появил­ся ста­рец, оде­тый в руби­ще, с длин­ной боро­дой и отпу­щен­ны­ми воло­са­ми, и воп­ля­ми при­зы­вал людей на помощь. И когда его обсту­пил нахо­дя­щий­ся побли­зо­сти народ, он, став на место, откуда дол­жен был быть виден боль­шин­ству, вос­клик­нул: «Будучи рож­ден сво­бод­ным, при­няв уча­стие во всех воен­ных похо­дах, явля­ясь год­ным к воен­ной служ­бе, сра­зив­шись в два­дца­ти вось­ми бит­вах и часто полу­чая награ­ды за про­яв­лен­ную в вой­нах храб­рость, после того как насту­пи­ли такие вре­ме­на, кото­рые дове­ли государ­ство до вели­чай­ших бед­ст­вий, я был вынуж­ден, чтобы запла­тить взи­мае­мые нало­ги³⁵, взять в долг. Когда же вра­ги опу­сто­ши­ли гра­бе­жа­ми мое име­ние, а недо­ста­ток в про­до­воль­ст­вии исто­щил мое хозяй­ство в горо­де, я, не имея средств запла­тить мой долг, был вме­сте с дву­мя сыно­вья­ми уведен заи­мо­дав­цем в раб­ство. И когда хозя­ин при­ка­зал сде­лать одну нелег­кую работу и я воз­ра­зил про­тив это­го, то полу­чил очень мно­го уда­ров пле­тью». (2) Про­из­не­ся это, он сбро­сил руби­ще и пока­зал грудь, покры­тую рана­ми, и спи­ну, исте­каю­щую кро­вью от уда­ров. Со сто­ро­ны при­сут­ст­ву­ю­щих раздал­ся крик и плач, заседа­ние сена­та было пре­рва­но и по все­му горо­ду бега­ли бед­ня­ки, со сле­за­ми жалу­ясь на свое соб­ст­вен­ное несча­стье и тре­буя, чтобы соседи при­шли им на помощь. Обра­щен­ные в раб­ство за дол­ги, с рас­пу­щен­ны­ми длин­ны­ми воло­са­ми, устре­ми­лись из домов креди­то­ров, и боль­шин­ство их вла­чи­ли на себе цепи и око­вы; никто не осме­ли­вал­ся пре­пят­ст­во­вать им, и если кто-нибудь толь­ко при­кос­нул­ся бы к ним, он был бы рас­тер­зан на кус­ки. (3) Такая ярость овла­де­ла наро­дом в то вре­мя, и Форум был напол­нен тол­па­ми вырвав­ших­ся из нево­ли. Аппий, конеч­но же, опа­сав­ший­ся напа­де­ний тол­пы, так как он слу­жил винов­ни­ком зол и счи­та­лось, что все это раз­ра­зи­лось бла­го­да­ря ему, пустил­ся нау­тек с Фору­ма. Сер­ви­лий же, сбро­сив окайм­лен­ную пур­пу­ром тогу и валя­ясь со сле­за­ми в ногах у каж­до­го пле­бея, с трудом уго­во­рил их пере­ждать этот день и прий­ти на сле­дую­щий, уве­ряя, что сенат про­явит о них неко­то­рую заботу. Ска­зав это, он при­ка­зал гла­ша­таю объ­явить, что нико­му из креди­то­ров не поз­во­ля­ет­ся за част­ный долг уво­дить граж­да­ни­на до тех пор, пока сенат не выне­сет о них реше­ние, и что все при­сут­ст­ву­ю­щие в насто­я­щее вре­мя могут без опас­ки уйти куда поже­ла­ют. Тем самым сму­ту он пре­кра­тил.

27. Дей­ст­ви­тель­но, тогда они ушли с Фору­ма. На сле­дую­щий же день там появи­лась не толь­ко город­ская чернь, но и мно­же­ство плеб­са из близ­ле­жа­щих дере­вень, и с утра Форум был запол­нен. После того как был собран сенат, чтобы при­нять реше­ние о том, что нуж­но делать, Аппий обо­звал сво­его кол­ле­гу заис­ки­ваю­щим перед наро­дом и гла­ва­рем бед­ня­ков в их безу­мии. Сер­ви­лий же назвал послед­не­го жесто­ким и над­мен­ным и винов­ни­ком теку­щих бед в государ­стве. (2) И не было ника­ко­го кон­ца сло­во­пре­ни­ям. И в это вре­мя латин­ские всад­ни­ки быст­ро въе­ха­ли вер­хом на Форум, сооб­щая, что вра­ги высту­пи­ли с боль­шим вой­ском и уже нахо­дят­ся у их соб­ст­вен­ных гра­ниц. Тако­вы были изве­стия, кото­рые они при­нес­ли. Пат­ри­ции и боль­шая часть всад­ни­ков, а так­же дру­гие, кто имел богат­ство или уна­сле­до­ван­ное от пред­ков доб­рое имя, и кото­рые, конеч­но, мно­гим рис­ко­ва­ли, поспеш­но воору­жи­лись. (3) Но те из них, кто был беден, и в осо­бен­но­сти те, кто нахо­дил­ся в стес­нен­ном поло­же­нии из-за взя­тых в долг денег, и за ору­жие не взя­лись, и иной какой помо­щи не пре­до­ста­ви­ли государ­ству, но лико­ва­ли и вос­при­ня­ли внеш­нюю вой­ну как соот­вет­ст­ву­ю­щую их жела­ни­ям, так как, по их мне­нию, она осво­бо­дит их от насто­я­щих бед­ст­вий. Тем же, кто про­сил их помочь, они пока­зы­ва­ли цепи и око­вы и, насме­ха­ясь, спра­ши­ва­ли, сто­ит ли им вое­вать ради того, чтобы защи­тить это доб­ро. Мно­гие даже осме­ли­ва­лись заяв­лять, что луч­ше было бы ско­рее быть раба­ми у воль­сков, чем пере­но­сить бес­чин­ства пат­ри­ци­ев. И город был напол­нен жалоб­ным ропотом, смя­те­ни­ем и все­воз­мож­ны­ми жен­ски­ми при­чи­та­ни­я­ми.

28. Наблюдая это, сена­то­ры взмо­ли­ли Сер­ви­лия, вто­ро­го кон­су­ла, кото­рый казал­ся поль­зу­ю­щим­ся дове­ри­ем у боль­шин­ства при насто­я­щих обсто­я­тель­ствах, помочь оте­че­ству. И он, созвав народ на Форум, ука­зал, что нынеш­ние бед­ст­вия не допус­ка­ют более граж­дан­ских рас­прей, и тре­бо­вал, чтобы теперь они еди­но­душ­но высту­пи­ли про­тив вра­гов и не взи­ра­ли рав­но­душ­но на разо­ре­ние отчиз­ны, в кото­рой пре­бы­ва­ют оте­че­ские боги и моги­лы пред­ков каж­до­го из них, явля­ю­щи­е­ся дра­го­цен­ны­ми для любо­го чело­ве­ка. Он наста­и­вал, чтобы они выка­за­ли почте­ние к роди­те­лям, не име­ю­щим вслед­ст­вие ста­ро­сти доста­точ­но сил защи­щать самих себя, и состра­да­ние к женам, кото­рые очень ско­ро будут вынуж­де­ны пере­но­сить ужас­ные и невы­но­си­мые оскорб­ле­ния, в осо­бен­но­сти же пожа­леть мало­лет­них детей, выра­щи­вае­мых с таки­ми надеж­да­ми, кои под­верг­нут­ся без­жа­лост­ным уни­же­ни­ям и обидам. (2) Когда же все они бла­го­да­ря обще­му усер­дию отри­нут тепе­ре­ш­нюю угро­зу, имен­но тогда при­дет вре­мя обду­мать, каким обра­зом уста­но­вить спра­вед­ли­вое, рав­ное для всех и спа­си­тель­ное обще­ст­вен­ное устрой­ство, дабы и бед­ные не зло­умыш­ля­ли про­тив иму­ще­ства бога­тых, и послед­ние не уни­жа­ли тех, кто куда более уни­жен судь­бой (ибо такие государ­ст­вен­ные дела явля­ют­ся наи­худ­шим злом), но чтобы, кро­ме государ­ст­вен­ной защи­ты нуж­даю­щих­ся, уме­рен­ная помощь была и тем, кто ссу­жал день­га­ми в долг, и, разу­ме­ет­ся, тем, кто пре­тер­пел неспра­вед­ли­вость, и чтобы луч­шее из луч­ше­го, что есть сре­ди людей и что сохра­ня­ет все общи­ны в еди­но­мыс­лии — вера в заклю­чен­ные согла­ше­ния — не была уни­что­же­на пол­но­стью и навсе­гда толь­ко в одном рим­ском государ­стве. (3) Выска­зав это и все про­чее, что при­ли­че­ст­во­ва­ло дан­ным обсто­я­тель­ствам, он в заклю­че­ние поведал в свое оправ­да­ние о соб­ст­вен­ной люб­ви, кото­рую питал к наро­ду, и выра­зил жела­ние, чтобы они вме­сте с ним при­ня­ли уча­стие в этом воен­ном похо­де в ответ на его усер­дие в отно­ше­нии них. Попе­че­ние о горо­де было воз­ло­же­но на его кол­ле­гу, а ему было пре­до­став­ле­но коман­до­ва­ние на войне, ибо так было опре­де­ле­но им по жре­бию. И он ска­зал, что сенат ему посу­лил твер­до соблюдать то, о чем он дого­во­рит­ся с наро­дом, а сам он пообе­щал сена­то­рам убедить сограж­дан не пре­да­вать оте­че­ство вра­гам.

29. После этой речи Сер­ви­лий при­ка­зал гла­ша­таю объ­явить, что нико­му не доз­во­ля­ет­ся ни завла­де­вать, ни про­да­вать, ни удер­жи­вать в каче­стве зало­га дома тех рим­лян, кото­рые высту­пят в поход на вой­ну; ни семью их отво­дить в тем­ни­цу за какой-либо долг; ни пре­пят­ст­во­вать участ­во­вать в воен­ном похо­де тому, кто того поже­лал. Но с тех, кто оста­вит воен­ную служ­бу, заи­мо­дав­цам поз­во­ле­но взыс­ки­вать дол­ги на тех усло­ви­ях, на кото­рых они каж­до­му дали в долг. И когда бед­ные это услы­ша­ли, они тот­час согла­си­лись, и все с боль­шим рве­ни­ем отпра­ви­лись на вой­ну; одних побуж­да­ли надеж­ды на добы­чу, дру­гих — чув­ство бла­го­дар­но­сти к пол­ко­вод­цу, боль­шин­ство же — чтобы ускольз­нуть от Аппия и оскорб­ле­ний в отно­ше­нии остав­ших­ся в горо­де.

(2) Сер­ви­лий же, при­няв вой­ско, с вели­кой поспеш­но­стью, не теряя вре­ме­ни, ведет его встре­тить­ся с вра­га­ми преж­де, чем они вторг­нут­ся в рим­ские пре­де­лы. И обна­ру­жив, что те рас­по­ло­жи­лись лаге­рем близ Поме­ции и разо­ря­ли латин­скую зем­лю, так как послед­ние в ответ на их прось­бу не помог­ли им в войне, он бли­же к позд­не­му вече­ру устро­ил укреп­лен­ный лагерь воз­ле неко­е­го хол­ма, при­мер­но в два­дца­ти ста­ди­ях от их лаге­ря. Ночью же воль­ски напа­ли на них, пола­гая, что их немно­го, что они изну­ре­ны дол­гим пере­хо­дом и недо­ста­точ­но усерд­ны из-за воз­му­ще­ний по пово­ду дол­гов со сто­ро­ны бед­ня­ков, кото­рые каза­лись нахо­дя­щи­ми­ся в осо­бен­ном затруд­не­нии. (3) Сер­ви­лий же всю ночь дер­жал­ся в укреп­лен­ном лаге­ре, но тот­час с наступ­ле­ни­ем дня узнав, что вра­ги в бес­по­ряд­ке пре­да­ют­ся гра­бе­жам, при­ка­зал неза­мет­но отво­рить боль­шое чис­ло кали­ток в лаге­ре, и еди­ным сиг­на­лом послал про­тив них вой­ско. И когда вдруг это неожи­дан­ная напасть обру­ши­лась на воль­сков, то немно­гие ока­за­ли про­ти­во­дей­ст­вие и в сра­же­нии у лаге­ря были изруб­ле­ны на кус­ки. Дру­гие же, убе­гая без огляд­ки и остав­ляя мно­гих сво­их, в боль­шин­стве сво­ем ране­ные и лишив­ши­е­ся ору­жия, спас­лись в лаге­ре. (4) Когда же рим­ляне, пре­сле­дуя их по пятам, окру­жи­ли их лагерь, воль­ски после непро­дол­жи­тель­но­го сопро­тив­ле­ния, сда­ли лагерь, напол­нен­ный боль­шим коли­че­ст­вом рабов, скота, ору­жия и воен­но­го сна­ря­же­ния. Было там собра­но и мно­го сво­бод­ных людей, частью — самих воль­сков, частью — из помо­гав­ших им наро­дов, а так­же очень мно­го иму­ще­ства, тако­го, как золо­то, сереб­ро и одеж­да, слов­но был захва­чен бога­тей­ший город. Сер­ви­лий раз­ре­шил сол­да­там разде­лить это меж­ду собой, чтобы каж­дый полу­чил добы­чу, и при­ка­зал ниче­го не отно­сить в государ­ст­вен­ную каз­ну. Пре­дав лагерь огню, он взял вой­ско и при­вел его к нахо­дя­щей­ся побли­зо­сти Свес­се Поме­ции, так как и раз­ме­ра­ми, и коли­че­ст­вом жите­лей, да к тому же сла­вой и богат­ст­вом она счи­та­лась намно­го пре­вос­хо­дя­щей подоб­ные ей горо­да, и явля­лась как бы глав­ным гра­дом наро­да. Рас­по­ло­жив­шись вокруг него лаге­рем и не отзы­вая вой­ско ни днем ни ночью, дабы вра­ги не мог­ли нисколь­ко пере­дох­нуть ни пре­дав­шись сну, ни полу­чив пере­дыш­ку от вой­ны, он измотал их голо­дом, нуж­дой и отсут­ст­ви­ем союз­ной помо­щи, и в ско­ром вре­ме­ни овла­дел ими и пре­дал смер­ти всех, кто пре­бы­вал в юно­ше­ском воз­расте. После чего, поз­во­лив вои­нам раз­гра­бить пожит­ки, кото­рые здесь нахо­ди­лись, он повел вой­ско к дру­гим горо­дам, и никто из воль­сков более не был в состо­я­нии обо­ро­нять­ся от него.

30. После того как могу­ще­ство воль­сков было ослаб­ле­но рим­ля­на­ми, вто­рой кон­сул, Аппий Клав­дий, побудил при­ве­сти на Форум их залож­ни­ков, — три­ста мужей, и чтобы те, кто дал им в знак вер­но­сти залож­ни­ков, осте­ре­га­лись нару­шать дого­во­ры, при­ка­зал на виду у всех бить их плетьми и обез­гла­вить. (2) Когда же несколь­ко дней спу­стя из воен­но­го похо­да вер­нул­ся его това­рищ по кон­суль­ству и воз­на­ме­рил­ся полу­чить три­умф, обык­но­вен­но пре­до­став­ля­е­мый сена­том пол­ко­во­д­цам, кото­рые бле­стя­ще про­ве­ли сра­же­ния, Аппий, обзы­вая его мятеж­ни­ком и при­вер­жен­цем дур­но­го обще­ст­вен­но­го устрой­ства, вос­пре­пят­ст­во­вал это­му и осо­бен­но обви­нял его в том, что он из воен­ной добы­чи нисколь­ко не при­нес в государ­ст­вен­ную каз­ну, но пожерт­во­вал из угож­де­ния тем, кому поже­лал. И он убедил сенат не пре­до­став­лять ему три­умф. Но Сер­ви­лий, пола­гая, что он оскорб­лен сена­том, повел себя с необыч­ным для рим­лян высо­ко­ме­ри­ем. Ибо, созвав народ на собра­ние на рав­нине перед горо­дом³⁶, пере­чис­лив совер­шен­ное им на войне и рас­ска­зав о зави­сти его кол­ле­ги и об оскорб­ле­нии со сто­ро­ны сена­та, он заявил, что за свои соб­ст­вен­ные дея­ния и за сра­жав­ше­е­ся вме­сте с ним воин­ство он име­ет пра­во спра­вить три­умф в честь слав­ных и успеш­ных трудов. (3) Ска­зав это, он при­ка­зал укра­сить лав­ро­вы­ми вет­вя­ми фас­ции и, увен­чав себя само­го, высту­пил в город, сопро­вож­дае­мый всем наро­дом до тех пор, пока он, взо­шед на Капи­то­лий, не испол­нил обет и не посвя­тил богам сня­тые с уби­тых вра­гов доспе­хи³⁷. Этим он еще более навлек на себя зависть пат­ри­ци­ев, но при­бли­зил к себе пле­бе­ев.

31. В то вре­мя как государ­ство нахо­ди­лось в таком неустой­чи­вом поло­же­нии, пере­ми­рие, насту­пив­шее вслед­ст­вие тра­ди­ци­он­ных жерт­во­при­но­ше­ний и после­до­вав­ших за ними празд­неств, кото­рые справ­ля­лись на щед­рые тра­ты, оста­но­ви­ло на этот пери­од сму­ту сре­ди наро­да. Но когда рим­ляне совер­ша­ли эти тор­же­ства, саби­няне, кото­рые дол­го жда­ли столь удоб­но­го слу­чая, с боль­ши­ми сила­ми напа­ли на них. Они высту­пи­ли, как толь­ко наста­ла ночь, дабы мож­но было при­бли­зить­ся к горо­ду преж­де, чем нахо­дя­щи­е­ся внут­ри горо­да суме­ли бы обна­ру­жить их появ­ле­ние. И они смог­ли бы лег­ко захва­тить рим­лян, если бы неко­то­рые из их лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов не оста­ви­ли сво­их мест в строю и не устро­и­ли бы пере­по­лох, напав на окрест­ные селе­ния. (2) Тот­час под­нял­ся шум, и зем­ледель­цы бро­си­лись за сте­ны горо­да до того, как вра­ги при­бли­зи­лись к воротам. Нахо­див­ши­е­ся в горо­де, узнав о напа­де­нии в то вре­мя, когда они наблюда­ли за зре­ли­ща­ми и были укра­ше­ны обыч­ны­ми вен­ка­ми, оста­ви­ли пред­став­ле­ния и обра­ти­лись к ору­жию. И вокруг Сер­ви­лия в крат­чай­ший срок собрал­ся солид­ный отряд доб­ро­воль­цев, кото­рый он постро­ил и вме­сте с ним обру­шил­ся на про­тив­ни­ка, кото­рый был утом­лен бес­сон­ни­цей и уста­ло­стью и не ожи­дал напа­де­ния рим­лян. (3) Когда рати сошлись, про­изо­шло сра­же­ние, в кото­ром из-за рве­ния обе­их сто­рон недо­ста­ва­ло поряд­ка и послу­ша­ния, одна­ко слов­но по воле слу­чая они сошлись строй на строй или цен­ту­рия на цен­ту­рию, или муж на мужа, и всад­ни­ки, и пехота сра­жа­лись, сме­шав­шись вме­сте. И так как горо­да их нахо­ди­лись неда­ле­ко, к обе­им сто­ро­нам под­тя­ги­ва­лись све­жие силы, кото­рые, вновь обо­д­ряя сво­их сорат­ни­ков, застав­ля­ли их пере­но­сить тяготы боя в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни. Рим­ляне, после того как к ним на помощь подо­шла кон­ни­ца, вновь одер­жа­ли победу над саби­ня­на­ми и, пере­бив мно­гих из них, вер­ну­лись в город с боль­шим чис­лом плен­ных. Там, разыс­ки­вая саби­нян, при­шед­ших в город буд­то бы для того, чтобы смот­реть пред­став­ле­ния, в дей­ст­ви­тель­но­сти же за тем, чтобы, как было услов­ле­но, зара­нее захва­тить укреп­лен­ные места в горо­де, дабы помочь сво­им во вре­мя их при­сту­па, они заклю­ча­ли их в тюрь­му. И про­го­ло­со­вав за то, чтобы пре­рван­ные вой­ной жерт­во­при­но­ше­ния совер­ша­лись с двой­ным вели­ко­ле­пи­ем, они сно­ва ста­ли пре­да­вать­ся наслаж­де­ни­ям.

32. Но пока они зани­ма­лись празд­не­ства­ми, к ним яви­лись послы от аврун­ков³⁸, оби­тав­ших в пре­крас­ней­ших доли­нах Кам­па­нии. Пред­став перед сена­том, они потре­бо­ва­ли, чтобы рим­ляне вер­ну­ли им зем­лю воль­сков, назы­вае­мую Эце­т­ра³⁹, кото­рую они у тех ото­бра­ли и разде­ли­ли на участ­ки меж­ду коло­ни­ста­ми, послан­ны­ми туда наблюдать за тем наро­дом, и чтобы выве­ли оттуда свой гар­ни­зон. Если же рим­ляне не сде­ла­ют это­го, то через корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни аврун­ки напа­дут на них, чтобы ото­мстить за оскорб­ле­ния, кото­рые те нанес­ли сво­им соседям. (2) Рим­ляне же дали им такой ответ: «Послы, сооб­щи­те аврун­кам, что мы, рим­ляне, счи­та­ем спра­вед­ли­вым, когда кто-либо вла­де­ет чем бы то ни было, что заво­е­ва­но у вра­гов бла­го­да­ря доб­ле­сти, и остав­ля­ет это сво­е­му потом­ству как свое соб­ст­вен­ное. Вой­ны же с аврун­ка­ми, кото­рая будет ни пер­вой, ни самой труд­ной, мы не боим­ся. Но у нас все­гда был обы­чай сра­жать­ся со все­ми за гос­под­ство, и так как мы осо­зна­ем, что это будет состя­за­ние в доб­ле­сти, мы будем ожи­дать его без содро­га­ния». (3) После это­го аврун­ки, высту­пив­шие со сво­ей зем­ли с боль­шим воин­ст­вом, и рим­ляне со сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми сила­ми под коман­до­ва­ни­ем Сер­ви­лия, встре­ти­лись у горо­да Ари­ции, рас­по­ло­жен­но­го на рас­сто­я­нии ста два­дца­ти ста­ди­ев от Рима⁴⁰. И каж­дый из них рас­по­ло­жил­ся лаге­рем на укреп­лен­ных хол­мах, отсто­яв­ших неда­ле­ко друг от дру­га. После укреп­ле­ния сво­их лаге­рей, они вышли на рав­ни­ну, чтобы сра­зить­ся, и, начав рано утром, про­дол­жа­ли бит­ву до полу­дня, так что с обе­их сто­рон было мно­го вои­нов уби­то. Ибо аврун­ки были воин­ст­вен­ным наро­дом и бла­го­да­ря кре­по­сти сво­ей физи­че­ской силы и сви­ре­по­сти взо­ров, в кото­рых было мно­го живот­ной жесто­ко­сти, он был самым ужас­ным.

33. Гово­рят, что в этом сра­же­нии рим­ская кон­ни­ца и ее коман­дир, Авл Посту­мий Альб, быв­ший дик­та­то­ром годом рань­ше, ока­зал­ся самым храб­рым. Ибо место, где про­изо­шла бит­ва, было самым непо­д­хо­дя­щим для при­ме­не­ния кон­ни­цы; там были каме­ни­стые хол­мы и глу­бо­кие уще­лья, так что кон­ни­ца ни той ни дру­гой сто­роне не мог­ла бы помочь. (2) Посту­мий же, при­ка­зав сле­до­вав­шим за ним спе­шить­ся, сфор­ми­ро­вал неболь­шие отряды по шесть­сот чело­век, и заме­тив, где рим­ский строй нахо­дил­ся в наи­бо­лее труд­ном поло­же­нии, будучи при­жат к хол­му, всту­пил в бой с вра­га­ми в этих местах и быст­ро сме­шал их ряды. Вар­ва­ры были оста­нов­ле­ны, храб­рость вер­ну­лась к рим­ля­нам, пехота после­до­ва­ла при­ме­ру кон­ни­цы; та и дру­гая обра­зо­ва­ли сомкну­тую колон­ну и отбро­си­ли пра­вый фланг вра­гов к хол­му. Неко­то­рые пре­сле­до­ва­ли ту часть из них, кото­рая бежа­ла к сво­е­му лаге­рю, и мно­гих пере­би­ли, в то вре­мя как дру­гие напа­ли на тылы тех, кто еще про­дол­жал сра­жать­ся. (3) И когда рим­ляне так­же обра­ти­ли их в бег­ство, то пре­сле­до­ва­ли аврун­ков при их труд­ном и мед­лен­ном отступ­ле­нии по направ­ле­нию к хол­ми­стой мест­но­сти, раз­ру­бая меча­ми сухо­жи­лия на их ногах и коле­нях до тех пор, пока те не добра­лись до сво­его лаге­ря. Одолев немно­го­чис­лен­ную стра­жу, рим­ляне завла­де­ли лаге­рем и раз­гра­би­ли его. Одна­ко они не нашли там мно­го добра, за исклю­че­ни­ем ору­жия, лоша­дей и дру­го­го воен­но­го сна­ря­же­ния. Вот что про­изо­шло в кон­суль­ство Сер­ви­лия и Аппия.

34. После это­го кон­суль­скую власть полу­чи­ли Авл Вер­ги­ний Цели­мон­тан и Тит Вету­рий Гемин, когда архон­том в Афи­нах был Феми­стокл, в 206 году от осно­ва­ния Рима и за год до семь­де­сят вто­рой Олим­пи­а­ды⁴¹, на кото­рой Тиси­крат из Крото­на стал победи­те­лем во вто­рой раз⁴². В их кон­суль­ство саби­няне гото­ви­лись пове­сти про­тив рим­лян армию еще бо́льшую, чем преж­де, и медул­лий­цы⁴³, отпав­шие от рим­лян, заклю­чи­ли с саби­ня­на­ми дого­вор о сою­зе. (2) Пат­ри­ции, узнав об их наме­ре­нии, гото­ви­лись немед­лен­но начать воен­ные дей­ст­вия все­ми сво­и­ми сила­ми, пле­беи же отка­зы­ва­лись под­чи­нить­ся их при­ка­зам, с него­до­ва­ни­ем вспо­ми­ная неод­но­крат­ные нару­ше­ния ими обе­ща­ний, кото­рые они дава­ли по пово­ду бед­ня­ков, нуж­даю­щих­ся в облег­че­нии бре­ме­ни, голо­со­ва­ния, кото­рые про­хо­ди­ли…⁴⁴. И собрав­шись одно­вре­мен­но по несколь­ко чело­век, они свя­за­ли друг дру­га клят­вой, что боль­ше не ста­нут помо­гать пат­ри­ци­ям в какой бы то ни было войне и что каж­до­му при­тес­ня­е­мо­му бед­ня­ку они сооб­ща ока­жут помощь про­тив вся­ко­го, кого они встре­тят. И сго­вор этот ока­зал­ся явным и во мно­гих дру­гих слу­ча­ях, и в сло­вес­ных пере­бран­ках, и в физи­че­ских столк­но­ве­ни­ях, в осо­бен­но­сти же он стал оче­вид­ным для кон­су­лов, после того как пле­беи, будучи при­зва­ны на воен­ную служ­бу, не яви­лись. (3) Ибо вся­кий раз, когда они⁴⁵ при­ка­зы­ва­ли схва­тить кого-либо из наро­да, бед­ня­ки соби­ра­лись в тол­пу и ста­ра­лись осво­бо­дить того, кого уво­ди­ли, и когда лик­то­ры кон­су­лов отка­зы­ва­лись его осво­бож­дать, они их изби­ва­ли и про­го­ня­ли; и если кто-нибудь из при­сут­ст­во­вав­ших всад­ни­ков или пат­ри­ци­ев пытал­ся пре­кра­тить это, они не удер­жи­ва­лись и от того, чтобы их коло­тить. И через неболь­шой про­ме­жу­ток вре­ме­ни город был охва­чен бес­по­ряд­ка­ми и сму­той. И по мере того как мятеж в горо­де уси­ли­вал­ся, воз­рос­ли и при­готов­ле­ния вра­гов к втор­же­нию на их зем­ли. И когда воль­ски сно­ва заду­ма­ли изме­ну и так назы­вае­мые эквы⁴⁶, ото всех наро­дов, быв­ших под вла­стью Рима, при­бы­ли послы про­сить помо­щи, пото­му что их зем­ли нахо­ди­лись там, где долж­на была прой­ти вой­на. (4) Ибо лати­ны ска­за­ли, что эквы совер­ши­ли втор­же­ние в их пре­де­лы, опу­сто­ши­ли их поля и раз­гра­би­ли неко­то­рые их горо­да; гар­ни­зон Кру­сту­ме­рия⁴⁷ сооб­щил, что саби­няне нахо­дят­ся воз­ле кре­по­сти и пол­ны реши­мо­сти оса­ждать ее; дру­гие же воз­ве­ща­ли об иных бедах, кото­рые про­изо­шли и кото­рые вско­ре мог­ли про­изой­ти, и про­си­ли о немед­лен­ной помо­щи. Появи­лись перед сена­том и послы воль­сков, тре­буя, чтобы рим­ляне, преж­де чем они нач­нут вой­ну, вер­ну­ли им отня­тые у них зем­ли.

35. Когда был собран сенат, чтобы обсудить это, кон­су­лы пред­ло­жи­ли выска­зать свое мне­ние пер­во­му Титу Лар­цию, счи­тав­ше­му­ся мужем боль­шо­го досто­ин­ства и высо­чай­шей муд­ро­сти. Высту­пив впе­ред, он ска­зал: «Сена­то­ры, то, что дру­гие счи­та­ют ужас­ным и тре­бу­ю­щим безот­ла­га­тель­ной помо­щи, мне не кажет­ся ни ужас­ным, ни очень сроч­ным, я имею в виду, каким обра­зом нам сле­ду­ет помочь союз­ни­кам или как отра­зить вра­гов. Одна­ко то, что они не счи­та­ют ни вели­чай­шим злом, ни неот­лож­ным в теку­щее вре­мя, но чем про­дол­жа­ют пре­не­бре­гать как не при­чи­ня­ю­щим нам ника­ко­го вреда, как раз и кажет­ся мне самым ужас­ным. И если мы быст­ро не поло­жим это­му конец, то оно станет при­чи­ной пол­но­го кру­ше­ния и уни­что­же­ния государ­ства. Я гово­рю и о непо­ви­но­ве­нии пле­бе­ев, кото­рые отка­зы­ва­ют­ся выпол­нять при­ка­зы кон­су­лов, и о нашей соб­ст­вен­ной стро­го­сти по отно­ше­нию к это­му непо­ви­но­ве­нию и их неза­ви­си­мо­му нра­ву. (2) Я думаю, что нам сле­ду­ет в насто­я­щий момент рас­смот­реть не что иное, как то, каким обра­зом отвра­тить эти бед­ст­вия от государ­ства, и всем нам (рим­ля­нам) еди­но­душ­но отдать пред­по­чте­ние сооб­ра­же­ни­ям обще­ст­вен­ным перед лич­ны­ми в тех мерах, кото­рые мы избе­рем. Ибо при еди­но­мыс­лии сила граж­дан­ства доста­точ­на для того, чтобы обес­пе­чить без­опас­ность союз­ни­кам и вну­шить страх вра­гам, при раз­но­гла­си­ях же, как нын­че, оно не в состо­я­нии это­го достичь. Я удив­люсь, если оно и само себя не уни­что­жит, и вра­гам без труда не усту­пит победу. Кля­нусь Юпи­те­ром и дру­ги­ми бога­ми, что это вско­ре слу­чит­ся, если вы буде­те таким же обра­зом про­дол­жать вести государ­ст­вен­ные дела.

36. Ибо вы види­те, что мы живем отдель­но друг от дру­га и насе­ля­ем два горо­да, один из кото­рых управ­ля­ет­ся бед­но­стью и нуж­дой, дру­гой же — пре­сы­щен­но­стью и высо­ко­ме­ри­ем; стыд­ли­во­сти же, поряд­ка и спра­вед­ли­во­сти, кото­ры­ми сохра­ня­ет­ся вся­кое сооб­ще­ство граж­дан, не оста­ет­ся ни в одном из этих горо­дов. По этой при­чине мы уже силой тре­бу­ем друг от дру­га спра­вед­ли­во­сти и дела­ем силу выс­шей мерой спра­вед­ли­во­сти, пред­по­чи­тая, как дикие зве­ри, ско­рее уни­что­жить сво­его вра­га, хотя бы и погиб­нув вме­сте с ним, чем спа­стись вме­сте с про­тив­ни­ком, при­ни­мая во вни­ма­ние свою соб­ст­вен­ную без­опас­ность. (2) Я про­шу вас обра­тить боль­шое вни­ма­ние на это обсто­я­тель­ство, как толь­ко вы отпу­сти­те послов. Что же каса­ет­ся отве­тов, дан­ных им теперь, то я имею пред­ло­жить вот что: так как воль­ски тре­бу­ют воз­вра­тить то, чем мы вла­де­ем по пра­ву вой­ны, и угро­жа­ют нам вой­ной, если мы отка­жем­ся вер­нуть это, то давай­те отве­тим им, что мы, рим­ляне, счи­та­ем при­об­ре­те­ния, полу­чен­ные нами в соот­вет­ст­вии с пра­вом вой­ны, чест­ней­ши­ми и спра­вед­ли­вей­ши­ми, и что мы не поз­во­лим по глу­по­сти уни­что­жить пло­ды нашей доб­ле­сти. Воз­вра­тив же эти вла­де­ния, кото­рые нам сле­ду­ет разде­лить с наши­ми детьми и кото­рые мы поста­ра­ем­ся оста­вить их потом­ству, тому, кто их утра­тил, мы лишим­ся того, что уже явля­ет­ся нашим, и посту­пим с собой столь же жесто­ко, как посту­пи­ли бы со сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми вра­га­ми. (3) Лати­нов же давай­те похва­лим за их доб­ро­же­ла­тель­ство и рас­се­ем их опа­се­ния, заве­рив их, что мы с нашей помо­щью не оста­вим их в опас­но­сти, в кото­рой они могут ока­зать­ся, до тех пор, пока они хра­нят нам вер­ность, но через неболь­шой про­ме­жу­ток вре­ме­ни пошлем им вой­ско, доста­точ­ное для того, чтобы защи­тить их. Я счи­таю, что такие отве­ты будут луч­ши­ми и самы­ми спра­вед­ли­вы­ми. Я гово­рю, что, после того как послы уда­лят­ся, нам сле­ду­ет посвя­тить пер­вое собра­ние сена­та бес­по­ряд­кам в горо­де, и это собра­ние не сле­ду­ет надол­го откла­ды­вать, но назна­чить на сле­дую­щий день».

37. Когда Лар­ций изло­жил это мне­ние, и оно было все­ми одоб­ре­но, тогда послы полу­чи­ли ука­зан­ные отве­ты и уда­ли­лись. На сле­дую­щий день кон­су­лы собра­ли сенат и пред­ло­жи­ли обсудить, каким обра­зом устра­нить воз­ник­шее в государ­стве смя­те­ние. Итак, преж­де попро­си­ли выска­зать суж­де­ние Пуб­лия Вер­ги­ния, пре­дан­но­го наро­ду мужа, кото­рый при­дер­жи­вал­ся сред­не­го мне­ния, и он ска­зал: «Так как в про­шлом году пле­беи выка­за­ли вели­чай­шее рве­ние в вой­нах за общее бла­го, про­ти­во­стоя вме­сте с нами вольскам и аврун­кам, когда те с огром­ным воин­ст­вом напа­ли на нас, то я думаю, что всех, кто тогда помо­гал нам и при­ни­мал уча­стие в этих бое­вых дей­ст­ви­ях, сле­ду­ет про­стить, и ни их лич­но­сти, ни их иму­ще­ство не долж­ны быть во вла­сти заи­мо­дав­цев; и тот же прин­цип спра­вед­ли­во­сти дол­жен рас­про­стра­нять­ся на их отцов так же, как и на их дедов, и на их детей так же, как на вну­ков; но про­чие могут быть отведе­ны в тюрь­му теми, кто давал им в долг день­ги, на тех усло­ви­ях, на кото­рых каж­дым из них они были даны». (2) После это­го Тит Лар­ций ска­зал: «Мне кажет­ся, сена­то­ры, что не толь­ко те, кто хоро­шо про­явил себя во вре­мя войн, но и весь осталь­ной народ сле­ду­ет осво­бо­дить от их обя­за­тельств. Ибо толь­ко так мы при­ведем весь город к согла­сию». Третьим высту­пил Аппий Клав­дий, кон­сул преды­ду­ще­го года, и заявил:

38. «Вся­кий раз, сена­то­ры, обсуж­дая это, я все­гда при­дер­жи­вал­ся одно­го и того же мне­ния: не согла­шать­ся ни с одним тре­бо­ва­ни­ем наро­да, кото­рое явля­ет­ся неза­кон­ным и недо­стой­ным, и не уни­жать досто­ин­ства государ­ства. И сей­час я не изме­ню того мне­ния, кото­ро­го я при­дер­жи­вал­ся сна­ча­ла. Дей­ст­ви­тель­но, я буду самым безум­ным из людей, если в про­шлом году, когда я был кон­су­лом и мой кол­ле­га про­ти­во­дей­ст­во­вал мне и воз­буж­дал про­тив меня народ, я сопро­тив­лял­ся и твер­до отста­и­вал свои реше­ния, не будучи удер­жан стра­хом и не усту­пив ни моль­бам, ни любез­но­сти, а теперь, когда я явля­юсь част­ным граж­да­ни­ном, уни­жу свое досто­ин­ство и изме­ню сво­ей откро­вен­но­сти. (2) Вы може­те назвать это сво­бо­дой духа бла­го­род­но­го или себя­лю­би­во­го — как каж­дый из вас поже­ла­ет, — чело­ве­ка, но сколь­ко бы я ни жил, я нико­гда не пред­ло­жу в каче­стве бла­го­де­я­ния в отно­ше­нии пороч­ных людей осво­бож­де­ние от дол­гов, но буду со всей реши­тель­но­стью, на какую спо­со­бен, про­ти­во­дей­ст­во­вать тем, кто все же пред­ло­жит это, пола­гая, что вся­кое зло, пор­ча и, корот­ко гово­ря, уни­что­же­ние государ­ства начи­на­ет­ся с осво­бож­де­ния от дол­гов. (3) И если кто-либо наду­ма­ет, что то, что я гово­рю, про­ис­те­ка­ет от бла­го­ра­зу­мия ли или от неко­то­ро­го безу­мия (так как я счи­таю нуж­ным при­ни­мать во вни­ма­ние без­опас­ность, не себя само­го, но обще­го бла­га), либо по какой-либо дру­гой при­чине, я поз­во­ляю тому думать так, как ему забла­го­рас­судит­ся; но я до само­го кон­ца буду про­ти­вить­ся тем, кто станет пред­ла­гать меры, несо­глас­ные с обы­ча­я­ми пред­ков. И так как обсто­я­тель­ства тре­бу­ют не про­ще­ния дол­гов, но зна­чи­тель­ной помо­щи, я утвер­ждаю, что в насто­я­щее вре­мя есть толь­ко одно сред­ство про­тив сму­ты: немед­лен­но избрать дик­та­то­ра, кото­рый, имея неогра­ни­чен­ную воз­мож­ность дей­ст­во­вать, заста­вит и сенат, и народ при­нять то мне­ние, кото­рое явля­ет­ся самым полез­ным для государ­ства. Ибо нет ино­го осво­бож­де­ния от столь боль­шо­го зла».

39.⁴⁸ Сия речь Аппия была встре­че­на моло­ды­ми сена­то­ра­ми шум­ным одоб­ре­ни­ем как пред­ла­гаю­щая те меры, кото­рые были необ­хо­ди­мы, но Сер­ви­лий и неко­то­рые дру­гие более пожи­лые сена­то­ры вос­про­ти­ви­лись это­му. Одна­ко они были одо­ле­ны моло­де­жью, кото­рая яви­лась, пред­ва­ри­тель­но под­гото­вив­шись и исполь­зо­вав наси­лие. Нако­нец было при­ня­то пред­ло­же­ние Аппия. (2) И после это­го, хотя боль­шин­ство сена­то­ров пола­га­ло, что дик­та­то­ром будет назна­чен Аппий как един­ст­вен­ный, кто был спо­со­бен успо­ко­ить вол­не­ния, кон­су­лы, дей­ст­вуя еди­но­душ­но, исклю­чи­ли его и назна­чи­ли Мания Вале­рия, бра­та Пуб­лия Вале­рия, впер­вые став­ше­го кон­су­лом, кото­ро­го счи­та­ли наи­бо­лее угод­ным наро­ду и кото­рый, кро­ме того, был пожи­лым чело­ве­ком. Ибо они пола­га­ли, что доста­точ­но одно­го стра­ха перед вла­стью дик­та­то­ра, и что насто­я­щие обсто­я­тель­ства тре­бо­ва­ли чело­ве­ка спра­вед­ли­во­го во всех отно­ше­ни­ях, дабы он не подал пово­да к новым бес­по­ряд­кам.

40. После при­ня­тия Вале­ри­ем вла­сти и назна­че­ния Квин­та Сер­ви­лия, бра­та Сер­ви­лия, быв­ше­го кол­ле­гой Аппия по кон­суль­ству, началь­ни­ком кон­ни­цы, Вале­рий созвал народ на сход­ку. И как толь­ко гро­мад­ная тол­па собра­лась тогда вме­сте впер­вые с тех пор, как Сер­ви­лий сло­жил с себя пол­но­мо­чия, и народ, при­нуж­дае­мый к воен­ной служ­бе, был доведен до явно­го отча­я­ния, он высту­пил на три­бу­нал и ска­зал: «Сограж­дане, мы хоро­шо зна­ем, что вы все­гда были рады тому, что вами управ­лял кто-либо из рода Вале­ри­ев, кото­рый осво­бо­дил вас от тягост­ной тира­нии, и, воз­мож­но, вы нико­гда не буде­те ожи­дать того, что не полу­чи­те каких-нибудь разум­ных при­об­ре­те­ний, дове­рив­шись одна­жды тем, кого счи­та­ют самы­ми демо­кра­тич­ны­ми из всех. (2) Так что вы, к кому обра­ще­ны мои сло­ва, не нуж­да­е­тесь в том, чтобы гово­рить вам, что мы будем под­дер­жи­вать сво­бо­ду наро­да, кото­рую даро­ва­ли ему вна­ча­ле. Но вам необ­хо­ди­ма толь­ко уме­рен­ная под­держ­ка, чтобы пове­рить нам, что мы испол­ним то, что вам обе­ща­ем. Ибо я дожил до столь зре­ло­го воз­рас­та, кото­рый менее все­го под­хо­дит для того, чтобы лгать, и обла­даю в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни поче­том, чтобы посту­пать лег­ко­мыс­лен­но; и я не наме­рен про­ве­сти оста­ток жиз­ни где-либо, кро­ме как сре­ди вас, где я буду готов отве­чать перед судом за любой, как вам может пока­зать­ся, обман, кото­рый я совер­шил в отно­ше­нии вас. (3) Итак, об этом я боль­ше гово­рить не буду, пото­му что, как я ска­зал, не нуж­да­ют­ся в мно­го­чис­лен­ных дока­за­тель­ствах на сло­вах те, кто зна­ет фак­ты. Но пре­тер­пев от дру­гих, вы, кажет­ся мне, спра­вед­ли­во отно­си­тесь ко все­му с подо­зре­ни­ем: вы все­гда наблюда­ли, что тот или иной кон­сул, когда им тре­бо­ва­лось побудить вас идти про­тив вра­гов, обе­ща­ет полу­чить для вас от сена­та то, что вы тре­бу­е­те, но нико­гда не выпол­ня­ет ни одно­го из сво­их обе­ща­ний. То, что у вас нет спра­вед­ли­вых осно­ва­ний питать такие же подо­зре­ния и ко мне, я дока­жу преж­де все­го при помо­щи двух сле­дую­щих сооб­ра­же­ний: во-пер­вых, то, что сенат не исполь­зо­вал бы меня, счи­таю­ще­го­ся самым боль­шим дру­гом наро­да, для этой служ­бы, когда име­ют­ся дру­гие, более под­хо­дя­щие для нее, и во-вто­рых, не воз­ло­жил бы на меня выс­шую власть, с помо­щью кото­рой у меня будет воз­мож­ность вво­дить то, что я счи­таю наи­луч­шим, даже без его уча­стия.

41. Ибо вы, несо­мнен­но, не дума­е­те, что я созна­тель­но при­со­еди­ня­юсь к обма­ну и сго­во­рил­ся с ними, чтобы при­чи­нить вам вред. Конеч­но, если такие мыс­ли обо мне при­хо­дят вам в голо­ву, делай­те со мной, что поже­ла­е­те, счи­тая меня самым пороч­ным из людей. Дове­рив­шись мне, осво­бо­ди­те себя от этих подо­зре­ний и обра­ти­те ваш гнев от дру­зей на вра­гов, кото­рые при­шли с целью захва­тить ваши горо­да и из сво­бод­ных людей пре­вра­тить в рабов и ста­ра­ют­ся навлечь на вас дру­гие тяготы, удер­жи­ваю­щие чело­ве­че­ство в вели­чай­шем стра­хе, и кото­рые, как сооб­ща­ют, нахо­дят­ся неда­ле­ко от вашей зем­ли. (2) Итак, с усер­ди­ем дадим отпор им и пока­жем, что мощь рим­лян, хотя и ослаб­лен­ная сму­той, пре­вос­хо­дит мощь всех дру­гих, когда име­ет место согла­сие. Посколь­ку или они не выдер­жат ваше­го еди­но­душ­но­го напа­де­ния, или полу­чат заслу­жен­ное нака­за­ние за свою дер­зость. Помни­те, что тех, кто зате­ва­ет вой­ну про­тив вас — воль­сков и саби­нян, вы неод­но­крат­но одоле­ва­ли на поле бра­ни, и что теперь у них и тела не креп­че, и серд­ца не храб­рее, чем у их пред­ков, но что они пре­зи­ра­ют вас пото­му, что дума­ли, буд­то вы в раз­ла­де друг с дру­гом. И когда вы ото­мсти­те сво­им вра­гам, я лич­но кля­нусь, что сенат воз­на­гра­дит вас, как ула­див спо­ры отно­си­тель­но дол­гов, так и пре­до­ста­вив все про­чее, что вы спра­вед­ли­во про­си­те у него, в той мере, в какой вы про­де­мон­стри­ру­е­те свою доб­лесть на войне. (3) До того же вре­ме­ни пусть все иму­ще­ство, лич­ность каж­до­го и вся­кое пра­во рим­ско­го граж­да­ни­на будет надеж­но защи­ще­но от аре­ста за долг или какое-нибудь дру­гое обя­за­тель­ство. Тем же, кто будет сра­жать­ся с усер­ди­ем, самой пре­крас­ной награ­дой будет то, что город, в кото­ром они роди­лись, оста­нет­ся невреди­мым, и им будет при­над­ле­жать похва­ла от их сото­ва­ри­щей. И пожа­ло­ван­ных нами наград будет доста­точ­но и для того, чтобы с их помо­щью при­ве­сти в порядок хозяй­ства, и для того, чтобы ока­зан­ной честью про­сла­вить семей­ства. Я желаю так­же, чтобы мое рве­ние в стрем­ле­нии под­верг­нуть­ся опас­но­стям мог­ло быть при­ме­ром для вас. Ибо я буду сра­жать­ся за Оте­че­ство столь же упор­но, как самый силь­ный из вас».

42.⁴⁹ В то вре­мя как он гово­рил это, весь народ с удо­воль­ст­ви­ем вни­мал ему в надеж­де, что боль­ше его не обма­ны­ва­ют, пообе­щал пре­до­ста­вить свою помощь на войне; и было обра­зо­ва­но десять воен­ных соеди­не­ний⁵⁰ по четы­ре тыся­чи бой­цов в каж­дом. Из них каж­дый из кон­су­лов взял три и столь­ко кон­ни­цы, сколь­ко было при­сво­е­но каж­до­му соеди­не­нию; дру­гие четы­ре вме­сте с остав­шей­ся кон­ни­цей нахо­ди­лись под коман­до­ва­ни­ем дик­та­то­ра. Немед­лен­но все под­гото­вив, они поспеш­но высту­пи­ли: Тит Вету­рий про­тив эквов, Авл Вер­ги­ний про­тив воль­сков, сам же дик­та­тор Вале­рий про­тив саби­нян, в то вре­мя как город защи­щал Тит Лар­ций вме­сте с пре­ста­ре­лы­ми и неболь­шим отрядом, состо­яв­шим из мужей при­зыв­но­го воз­рас­та. (2) Таким обра­зом, исход вой­ны с вольска­ми был ско­ро пред­ре­шен. Так как они, счи­тая себя намно­го пре­вос­хо­дя­щи­ми в чис­ле и при­по­ми­ная то зло, кото­рое они пре­тер­пе­ли, были побуж­дае­мы сра­жать­ся ско­рее с боль­шей поспеш­но­стью, чем с рас­суж­де­ни­ем, и пер­вы­ми ата­ко­ва­ли рим­лян, как толь­ко те ста­ли лаге­рем у них на виду. Раз­ра­зи­лась упор­ная бит­ва, в кото­рой они, хотя и про­яви­ли мно­го бла­го­род­ства, одна­ко понес­ли огром­ные поте­ри и были вынуж­де­ны обра­тить­ся в бег­ство; их лагерь был захва­чен, а зна­ме­ни­тый город, по име­ни Велит­ры⁵¹, был взят при­сту­пом. (3) Подоб­ным же обра­зом была в очень корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни укро­ще­на и занос­чи­вость саби­нян, т. е. и тех, как и пер­вых, воз­на­ме­рив­ших­ся взять верх в одном сра­же­нии. После это­го их зем­ли были опу­сто­ше­ны, и было захва­че­но несколь­ко неболь­ших горо­дов, из кото­рых вои­ны забра­ли мно­го людей и иму­ще­ства. Эквы же, ощу­щая свою соб­ст­вен­ную сла­бость и узнав, что вой­на, кото­рую вели их союз­ни­ки, закон­чи­лась, не толь­ко засе­ли в укреп­лен­ных лаге­рях и не жела­ли выхо­дить на бит­ву, но и тай­но гото­ви­лись к отступ­ле­нию туда, где бы они мог­ли, бла­го­да­ря горам и лесам, задер­жать­ся и про­дол­жить вой­ну. Одна­ко они не смог­ли сохра­нить в цело­сти свое вой­ско, так как рим­ляне сме­ло ата­ко­ва­ли их в их силь­ных укреп­ле­ни­ях и при­сту­пом захва­ти­ли их лагерь. Вслед за этим после­до­ва­ло их бег­ство с зем­ли лати­нов и сда­ча горо­дов, кото­рые они захва­ти­ли во вре­мя сво­его пер­во­го наше­ст­вия, а так­же пле­не­ние неко­то­рых из тех, кто из люб­ви к рас­прям не поки­нул укреп­ле­ния.

43. Вале­рий же, победив в соот­вет­ст­вии со сво­им замыс­лом в этой войне и спра­вив обыч­ный три­умф в честь сво­ей победы⁵², рас­пу­стил людей с воен­ной служ­бы, хотя сенат пока еще не счи­тал это своевре­мен­ным, опа­са­ясь, как бы бед­ня­ки не потре­бо­ва­ли выпол­не­ния обе­ща­ний. После это­го он выслал коло­ни­стов зани­мать отня­тые у воль­сков зем­ли, выбрав их из чис­ла бед­ня­ков, кото­рые долж­ны были как охра­нять заво­е­ван­ные зем­ли, так и поуба­вить в горо­де коли­че­ство склон­ных к мяте­жу. (2)⁵³ Осу­ще­ст­вив это, он попро­сил сенат выпол­нить дан­ные ему обе­ща­ния теперь, когда они достиг­ли еди­но­ду­шия с пле­бе­я­ми в этих вой­нах. Сенат, одна­ко, не обра­тил на него ника­ко­го вни­ма­ния, но, как преж­де, моло­дые и вспыль­чи­вые люди, пре­вос­хо­див­шие дру­гих чис­лом, соеди­ни­лись для про­ти­во­дей­ст­вия его пред­ло­же­нию, вос­про­ти­ви­лись тогда ему и под­ня­ли про­тив него крик, заяв­ляя, что его семья заис­ки­ва­ет народ­ной бла­го­склон­но­сти и явля­ет­ся источ­ни­ком дур­ных зако­нов. Они обви­ня­ли Вале­ри­ев в том, что имен­но той мерой, кото­рой они боль­ше все­го гор­ди­лись и кото­рая каса­лась судеб­ных пол­но­мо­чий народ­но­го собра­ния, они совер­шен­но уни­что­жи­ли могу­ще­ство пат­ри­ци­ев⁵⁴. Вале­рий был глу­бо­ко воз­му­щен этим и, упрек­нув их за то, что они навлек­ли на него неспра­вед­ли­вый гнев наро­да, опла­кал судь­бу, кото­рая настигнет их за такое дея­ние. Вслед за тем, как того сле­до­ва­ло ожи­дать при столь сквер­ных обсто­я­тель­ствах, про­из­не­ся несколь­ко гроз­ных про­ро­честв и вооду­ше­вив­шись, бла­го­да­ря отча­сти воз­буж­де­нию, отча­сти сво­е­му вели­чай­ше­му бла­го­ра­зу­мию, бро­сил­ся из Курии. И созвав народ на сход­ку, ска­зал: (3) «Сограж­дане, чув­ст­вуя себя мно­гим вам обя­зан­ным и за усер­дие, кото­рое вы про­де­мон­стри­ро­ва­ли, пре­до­став­ляя мне свою доб­ро­воль­ную помощь в войне, и еще боль­ше за доб­лесть, кото­рую вы выка­за­ли в сра­же­ни­ях, я очень ста­рал­ся отпла­тить вам не толь­ко дру­ги­ми спо­со­ба­ми, но в осо­бен­но­сти тем, что не нару­шу обе­ща­ния, кото­рые давал вам от име­ни сена­та, и тем, что как совет­ник и посред­ник меж­ду вами и сена­том, пре­вра­щу раз­но­гла­сие, кото­рое сей­час суще­ст­ву­ет меж­ду вами, в согла­сие. Но мне меша­ют выпол­нить это те, кто пред­по­чи­та­ет не то, что явля­ет­ся полез­ней­шим для государ­ства, но то, что им самим в сию мину­ту угод­но, и кото­рые воз­об­ла­да­ли, пре­вос­хо­дя про­чих чис­лом и могу­ще­ст­вом, про­ис­те­каю­щим ско­рее от их моло­до­сти, чем от насто­я­щих обсто­я­тельств. (4) Я же, как види­те, ста­рик, и имею таких союз­ни­ков, чья сила заклю­ча­ет­ся в наме­ре­нии, кото­рое они не в состо­я­нии осу­ще­ст­вить; и то, что счи­та­лось нашей заботой о государ­стве, ока­за­лось пред­ме­том соб­ст­вен­ной нена­ви­сти для той и дру­гой сто­ро­ны. Ибо я осуж­ден сена­том за то, что ува­жал народ, и пред­став­лен перед вами в лож­ном све­те как про­яв­ля­ю­щий слиш­ком боль­шое бла­го­во­ле­ние к нему.

44. Сле­до­ва­тель­но, если народ, испы­тав хоро­шее, не испол­нил дан­ных мною сена­ту от его име­ни обе­ща­ний, то мое оправ­да­ние по это­му пово­ду заклю­ча­лось бы в том, что народ нару­шил сло­во, но что с моей сто­ро­ны обма­на не было. Но так как обе­ща­ния, дан­ные вам сена­том, не были выпол­не­ны, теперь я вынуж­ден заявить наро­ду, что обра­ще­ние, с кото­рым вы столк­ну­лись, мною не одоб­ря­ет­ся, но что мы вме­сте оди­на­ко­во обма­ну­ты и введе­ны в заблуж­де­ние, и я даже боль­ше, чем вы, так как я не толь­ко обма­нут, будучи введен в заблуж­де­ние вме­сте со все­ми вами, но заде­та моя соб­ст­вен­ная честь. Ибо я обви­ня­юсь в том, что без согла­сия сена­та пере­дал бед­ным из вас тро­феи, захва­чен­ные у вра­гов, желая полу­чить для себя лич­ную выго­ду, и в том, что тре­бо­вал кон­фис­ка­ции соб­ст­вен­но­сти граж­дан, хотя сенат не поз­во­лил мне дей­ст­во­вать в нару­ше­ние зако­нов, и в том, что я рас­пу­стил вой­ско, несмот­ря на про­ти­во­дей­ст­вие сена­та, когда я был обя­зан дер­жать вас во вра­же­ской стране в без­дей­ст­вии и бес­ко­неч­ном пере­дви­же­нии. (2) Меня так­же упре­ка­ют в отправ­ке коло­ни­стов на зем­ли воль­сков по той при­чине, что я не отдал боль­шую и хоро­шую часть земель пат­ри­ци­ям или всад­ни­кам, но раздал ее бед­ным из вас. Одна­ко в осо­бен­но­сти повод для воз­му­ще­ния про­тив меня дало то, что при набо­ре армии в добав­ле­ние к всад­ни­кам было набра­но более чем четы­ре­ста состо­я­тель­ных пле­бе­ев. (3) Если бы ко мне таким обра­зом отно­си­лись, когда я был в рас­цве­те сил, я бы сво­и­ми дея­ни­я­ми дока­зал сво­им вра­гам, како­го чело­ве­ка они оскор­би­ли. Но так как теперь мне более семи­де­ся­ти лет и я не спо­со­бен более защи­щать себя, и так как я пони­маю, что более не могу смяг­чать ваше раз­но­гла­сие, я сла­гаю с себя пол­но­мо­чия и отдаю себя во власть тех, кто того поже­ла­ет, дабы обо­шлись со мной так, как сочтут спра­вед­ли­вым, веруя, что они ни в чем не введе­ны мной в заблуж­де­ние».

45. Эти­ми сло­ва­ми Вале­рий про­будил состра­да­ние у всех пле­бе­ев, кото­рые сопро­вож­да­ли его, когда он покидал Форум; со сто­ро­ны же сена­та он уси­лил него­до­ва­ние про­тив себя. И сра­зу после это­го про­изо­шли сле­дую­щие собы­тия. Бед­ня­ки, не соби­ра­ясь более ни тай­но, ни ночью, как преж­де, но уже откры­то, реши­ли уда­лить­ся от пат­ри­ци­ев. Сенат же с целью вос­пре­пят­ст­во­вать это­му, при­ка­зал кон­су­лам пока еще не рас­пус­кать воин­ские силы. Ибо каж­дый кон­сул еще осу­ществлял коман­до­ва­ние сво­и­ми тре­мя отряда­ми, кото­рые были свя­за­ны воен­ной при­ся­гой, и ни один из вои­нов не желал покидать свои воен­ные знач­ки; столь боль­шой страх нару­шить при­ся­гу пре­об­ла­дал над всем. Пред­ло­гом же, при­ду­ман­ным для воен­но­го похо­да, было то, что эквы и саби­няне соеди­ни­лись вме­сте для вой­ны про­тив рим­лян. (2) Когда же кон­су­лы высту­пи­ли из горо­да со сво­и­ми вой­ска­ми и рас­по­ло­жи­лись лаге­рем неда­ле­ко друг от дру­га, все вои­ны собра­лись вме­сте, имея при себе ору­жие и воен­ные знач­ки, и по нау­ще­нию неко­е­го Сици­ния Бел­лу­та захва­ти­ли воен­ные знач­ки и вос­ста­ли про­тив кон­су­лов (ибо к знач­кам этим рим­ляне отно­си­лись с вели­чай­шим поче­том во вре­мя войн, они счи­та­лись свя­щен­ны­ми так же, как и ста­туи богов). Затем назна­чив неко­то­рых цен­ту­ри­о­на­ми, а Сици­ния — стар­шим во всем, они заня­ли гору, рас­по­ло­жен­ную близ реки Аниен, неда­ле­ко от Рима, кото­рая вслед­ст­вие это­го теперь назы­ва­ет­ся Свя­щен­ной Горой⁵⁵. (3) Когда же кон­су­лы и цен­ту­ри­о­ны при­зы­ва­ли их вер­нуть­ся, сопро­вож­дая при­зы­вы моль­ба­ми и сето­ва­ни­я­ми и давая мно­го­чис­лен­ные посу­лы, Сици­ний отве­тил: «Пат­ри­ции, с какой целью теперь вы зове­те обрат­но тех, кого про­гна­ли из оте­че­ства и пре­вра­ти­ли из сво­бод­ных людей в рабов? Какие руча­тель­ства вы дади­те нам в том, что испол­ни­те те обе­ща­ния, в неод­но­крат­ном нару­ше­нии кото­рых вы уже при­зна­ны винов­ны­ми? Но так как толь­ко вы одни жела­е­те вла­ды­че­ст­во­вать в горо­де, воз­вра­щай­тесь туда, не тре­во­жась за бед­ня­ков и низ­ких по про­ис­хож­де­нию. Нам же угод­но счи­тать сво­ей роди­ной любую зем­лю, где бы она ни была, в кото­рой мы будем иметь сво­бо­ду».

46. Когда весть об этом дошла до оби­та­те­лей горо­да, воз­ник­ло боль­шое смя­те­ние, рыда­ния и бегот­ня по ули­цам, так как народ гото­вил­ся поки­нуть город, а пат­ри­ции ста­ра­лись отго­во­рить их и при­ме­ня­ли наси­лие к тем, кто отка­зы­вал­ся пови­но­вать­ся. Под­ня­лись нево­об­ра­зи­мые гам и сте­на­ния у ворот, про­ис­хо­дил обмен оскор­би­тель­ны­ми кри­ка­ми и совер­ше­ние враж­деб­ных дей­ст­вий, и никто более ни при­ни­мал во вни­ма­ние ни воз­раст, ни друж­бу, ни репу­та­цию. (2) И после того как те, кто был назна­чен сена­том охра­нять город, были наро­дом при­нуж­де­ны оста­вить свой пост (ибо их было немно­го и они более не мог­ли про­ти­во­сто­ять ему), тогда уже плебс устре­мил­ся густой тол­пой нару­жу, при­чем смя­те­ние это похо­ди­ло на взя­тие горо­да; разда­ва­лись сте­на­ния тех, кто остал­ся поза­ди, и зву­ча­ли вза­им­ные упре­ки взи­раю­щих на покидае­мый город. Засим после­до­ва­ли частые заседа­ния сена­та и выдви­га­лись обви­не­ния про­тив тех, кто нес ответ­ст­вен­ность за сецес­сию. В то же самое вре­мя на них напа­ли враж­деб­ные наро­ды, опу­сто­шав­шие при­ле­гаю­щую к горо­ду зем­лю. Уда­лив­ши­е­ся, взяв необ­хо­ди­мую про­ви­зию с бли­жай­ших полей, не при­чи­няя, одна­ко, ника­ко­го вреда стране, оста­лись на откры­той мест­но­сти и при­ни­ма­ли при­бы­вав­ших к ним из горо­да и рас­по­ло­жен­ных побли­зо­сти кре­по­стей, кото­рые уже сте­ка­лись к ним в боль­шом коли­че­стве. (3) Ибо к ним сте­ка­лись не толь­ко те, кто желал спа­стись от дол­гов, судеб­ных при­го­во­ров и нака­за­ний, кото­рые они ожи­да­ли, но и мно­гие дру­гие, кто про­во­дил жизнь в празд­но­сти и рас­пу­щен­но­сти, или иму­ще­ства кото­рых было недо­ста­точ­но для удо­вле­тво­ре­ния сво­их жела­ний, или те, кто пре­дал себя раз­вра­ту, или завидо­вал иму­ще­ству дру­гих, или из-за каких-то дру­гих неудач или по каким-то дру­гим при­чи­нам был настро­ен враж­деб­но по отно­ше­нию к уста­нов­лен­но­му государ­ст­вен­но­му поряд­ку.

47. И в эту мину­ту боль­шое заме­ша­тель­ство и испуг овла­де­ли пат­ри­ци­я­ми, кото­рые опа­са­лись, что уда­лив­ши­е­ся тот­час же вер­нуть­ся в город вме­сте с внеш­ни­ми вра­га­ми. Тогда, слов­но по еди­но­душ­но­му при­ка­зу, схва­ти­лись за ору­жие и в сопро­вож­де­нии сво­их кли­ен­тов, одни пошли охра­нять доро­ги, на кото­рых они ожи­да­ли появ­ле­ния вра­гов, дру­гие высту­пи­ли в кре­по­сти, чтобы их защи­тить, третьи устро­и­ли лагерь на рав­нине перед горо­дом. Те же, кто из-за воз­рас­та был не спо­со­бен что-либо из это­го сде­лать, рас­по­ло­жи­лись на сте­нах. (2) Но после того как они узна­ли, что уда­лив­ши­е­ся не при­со­еди­ни­лись к вра­гу в опу­сто­ше­нии стра­ны, и дру­го­го вреда, заслу­жи­ваю­ще­го того, чтобы о нем гово­рить, не при­чи­ня­ли, они оста­ви­ли страх и, пере­ме­нив мне­ние, про­дол­жи­ли рас­суж­дать о том, посред­ст­вом чего мож­но было бы прий­ти с ними к согла­ше­нию. И раз­лич­ные речи, пря­мо про­ти­во­по­лож­ные одна дру­гой, были про­из­не­се­ны пер­вен­ст­ву­ю­щи­ми сена­то­ра­ми. Одна­ко самые бла­го­ра­зум­ные речи и те, кото­рые явля­лись наи­бо­лее под­хо­дя­щи­ми к суще­ст­ву­ю­щим обсто­я­тель­ствам, были выска­за­ны ста­рей­ши­ми сена­то­ра­ми, кото­рые ука­за­ли, что народ уда­лил­ся от них без како­го бы то ни было зло­го наме­ре­ния, но частич­но был побуж­ден непре­одо­ли­мым отча­я­ни­ем, частич­но введен в заблуж­де­ние сво­и­ми совет­ни­ка­ми, рас­суж­дая о сво­ем стрем­ле­нии ско­рее чув­ст­вом, чем разу­мом, как то обык­но­вен­но слу­ча­ет­ся с неве­же­ст­вен­ным наро­дом; и что бо́льшая часть их осо­зна­ет, что полу­чи­ла дур­ной совет, и ищет воз­мож­ность испра­вить свои про­ступ­ки, если бы толь­ко они мог­ли най­ти для это­го бла­го­вид­ный пред­лог. Во вся­ком слу­чае, в сво­их дей­ст­ви­ях они уже рас­ка­я­лись. И если бы сена­том им была дана надеж­да на буду­щее путем голо­со­ва­ния за пре­до­став­ле­ние им пол­но­го про­ще­ния и пред­ло­же­ние почет­но­го пере­ми­рия, они охот­но будут пере­но­сить свое соб­ст­вен­ное поло­же­ние. (3) Сове­туя это, они потре­бо­ва­ли, чтобы более знат­ные не были бы более непри­ми­ри­мы­ми, чем лица более низ­ко­го про­ис­хож­де­ния, и не откла­ды­ва­ли пере­ми­рие до тех пор, пока несо­зна­тель­ная тол­па будет при­веде­на в чув­ство необ­хо­ди­мо­стью или вынуж­де­на исце­лить мень­шее зло посред­ст­вом боль­ше­го, пере­дав ору­жие и сдав­шись на милость победи­те­лям. Ибо такое почти невоз­мож­но. Одна­ко бла­го­да­ря разум­но­му отно­ше­нию к наро­ду им сле­до­ва­ло бы подать при­мер спа­си­тель­ных реше­ний и пред­вос­хи­тить дру­гих в пред­ло­же­нии пере­ми­рия, памя­туя, что до тех пор, пока руко­вод­ство и управ­ле­ние государ­ст­вом явля­ют­ся обя­зан­но­стью пат­ри­ци­ев, содей­ст­вие друж­бе и миру — дело бла­го­род­ных людей. (4) Они заяви­ли, что авто­ри­тет сена­та будет в выс­шей сте­пе­ни поко­леб­лен не неволь­ны­ми раз­но­гла­си­я­ми при бла­го­род­ном и без­опас­ном управ­ле­нии государ­ст­вом, но чрез­мер­ной яро­стью, посред­ст­вом чего, демон­стри­руя него­до­ва­ние по отно­ше­нию к пре­врат­но­стям судь­бы, они уни­что­жат государ­ство. Это безу­мие пре­не­бре­гать без­опас­но­стью, стре­мясь к бла­го­при­стой­но­сти. Конеч­но, жела­тель­но достичь и того, и дру­го­го, но если одно дости­га­ет­ся без дру­го­го, то без­опас­ность сле­ду­ет при­знать более необ­хо­ди­мой, чем бла­го­при­стой­ность. Послед­нее пред­ло­же­ние со сто­ро­ны тех, кто давал подоб­ный совет, заклю­ча­лось в том, что к уда­лив­шим­ся сле­ду­ет напра­вить посоль­ство для уста­нов­ле­ния мира, так как они не винов­ны ни в чем непо­пра­ви­мом.

48. Сена­том это было одоб­ре­но. Вслед­ст­вие это­го они избра­ли самых достой­ных и посла­ли их в лагерь к уда­лив­шим­ся с при­ка­за­ни­ем осве­до­мить­ся у них, чего они жела­ют и на каких усло­ви­ях они согла­сят­ся вер­нуть­ся в город. Ибо в слу­чае, если какие-нибудь их тре­бо­ва­ния явля­ют­ся разум­ны­ми и выпол­ни­мы­ми, сенат не будет им про­ти­вить­ся. Сле­до­ва­тель­но, если они теперь же сло­жат ору­жие и воз­вра­тят­ся в город, им гаран­ти­ру­ют без­на­ка­зан­ность за их про­шлые про­ступ­ки и про­ще­ние на буду­щее. И если они выка­жут самые луч­шие наме­ре­ния в отно­ше­нии государ­ства и охот­но под­верг­нут себя опас­но­сти на служ­бе сво­е­му оте­че­ству, они полу­чат отмен­ные и полез­ные воз­на­граж­де­ния. (2) Послы, полу­чив такие настав­ле­ния, сооб­щи­ли их нахо­дя­ще­му­ся в лаге­ре наро­ду и гово­ри­ли с ними соот­вет­ст­ву­ю­щим обра­зом. Но уда­лив­ши­е­ся, откло­нив эти пред­ло­же­ния, упре­ка­ли пат­ри­ци­ев за над­мен­ность, жесто­кость и вели­чай­шее лице­ме­рие, за их при­твор­ство, что те, яко­бы, с одной сто­ро­ны, не зна­ют тре­бо­ва­ний наро­да и при­чин, побудив­ших их уда­лить­ся от них, и, с дру­гой — за то, что они гаран­ти­ру­ют им осво­бож­де­ние от всех обви­не­ний за их уход как если бы они все еще явля­лись хозя­е­ва­ми поло­же­ния, хотя имен­но они сами нуж­да­ют­ся в помо­щи сво­их сограж­дан про­тив внеш­них вра­гов, кото­рые вско­ре при­дут со все­ми сво­и­ми сила­ми, вра­гов, кото­рым не смо­гут про­ти­во­сто­ять люди, кото­рые счи­та­ют спа­се­ние не сво­им соб­ст­вен­ным бла­гом, но уда­чей тех, кто помо­га­ет им. Закон­чи­ли же они заяв­ле­ни­ем, что когда сами пат­ри­ции луч­ше осо­зна­ют те труд­но­сти, в кото­рых нахо­дит­ся государ­ство, они пой­мут, с каки­ми про­тив­ни­ка­ми име­ют дело; и к это­му заяв­ле­нию они доба­ви­ли мно­го рез­ких угроз. (3) На все это послы более не отве­ча­ли, но ушли и сооб­щи­ли пат­ри­ци­ям о заяв­ле­ни­ях, кото­рые сде­ла­ли уда­лив­ши­е­ся. После того как нахо­дя­щи­е­ся в горо­де полу­чи­ли такой ответ, ими овла­де­ли еще более серь­ез­ные смя­те­ние и страх, чем преж­де; и сенат не был в состо­я­нии ни най­ти сред­ство решить эти труд­но­сти, ни отло­жить их раз­ре­ше­ние, но выслу­шав упре­ки и обви­не­ния, кото­ры­ми осы­па­ли друг дру­га пер­вен­ст­ву­ю­щие сена­то­ры, день за днем откла­ды­ва­ли заседа­ния. И не оста­лось пле­бе­ев, кото­рые еще пре­бы­ва­ли в горо­де, при­нуж­ден­ных рас­по­ло­же­ни­ем к пат­ри­ци­ям и любо­вью к отчизне нахо­дит­ся в том же самом настро­е­нии. Напро­тив, весь­ма зна­чи­тель­ная их часть откры­то и тай­но исче­за­ла, и каза­лось, что на тех, кто уда­лил­ся, нет ника­кой надеж­ды. При таком поло­же­нии дел кон­су­лы назна­чи­ли день выбо­ров маги­ст­ра­тов, ибо вре­мя испол­не­ния ими сво­их пол­но­мо­чий было неве­ли­ко.

49. И так как при­шло вре­мя им собрать­ся на поле⁵⁶ для выбо­ра маги­ст­ра­тов, и ни один не доби­вал­ся кон­суль­ства и не согла­шал­ся при­нять его, если пред­ла­га­ли, то сам народ выбрал двух кон­су­лов из чис­ла тех, кто уже испол­нял маги­ст­ра­ту­ру и был при­ем­лем и для наро­да, и для ари­сто­кра­тии; их име­на были Постум Коми­ний и Спу­рий Кас­сий (бла­го­да­ря ста­ра­ни­ям Кас­сия саби­няне были побеж­де­ны и отка­за­лись от при­тя­за­ний на вер­хо­вен­ство). Слу­чи­лось это во вре­мя семь­де­сят вто­рой Олим­пи­а­ды, в тот год, когда Тиси­крат из Крото­на был победи­те­лем в беге на ста­дий, архон­том же в Афи­нах был тогда Дио­гнет⁵⁷. (2) Всту­пив в долж­ность в сен­тябрь­ские кален­ды, ранее чем это было при­ня­то у преды­ду­щих кон­су­лов, они, преж­де чем поза­бо­тить­ся о дру­гих делах, созва­ли сенат и попро­си­ли изло­жить его мне­ние по пово­ду воз­вра­ще­ния пле­бе­ев. Пер­вым сена­то­ром, кото­ро­го они при­зва­ли выра­зить свое мне­ние, был муж по име­ни Агрип­па Мене­ний, быв­ший тогда в зре­лом воз­расте, кото­ро­го счи­та­ли чело­ве­ком вели­чай­шей муд­ро­сти и осо­бен­но ува­жа­ли за поли­ти­че­ские прин­ци­пы, так как он при­дер­жи­вал­ся уме­рен­но­го пути, не скло­ня­ясь ни к уве­ли­че­нию высо­ко­ме­рия ари­сто­кра­ти­че­ской груп­пи­ров­ки, ни к тому, чтобы поз­во­лять наро­ду дей­ст­во­вать во всем неза­ви­си­мо. Он побуж­дал сенат к при­ми­ре­нию, гово­ря сле­дую­щее: (3) «Если, сена­то­ры, все, кто при­сут­ст­ву­ет, при­дер­жи­ва­ют­ся одно­го и того же мне­ния и никто не соби­ра­ет­ся про­ти­вить­ся при­ми­ре­нию с наро­дом, но толь­ко усло­ви­ям его дости­же­ния, рас­суж­дая о том, спра­вед­ли­вы ли они или неспра­вед­ли­вы, на кото­рых мы долж­ны с ними при­ми­рить­ся и кото­рые вы преж­де рас­смат­ри­ва­ли, я мог бы выра­зить мои мыс­ли в несколь­ких сло­вах. (4) Но так как неко­то­рые счи­та­ют, что имен­но этот вопрос и дол­жен быть пред­ме­том даль­ней­ше­го обсуж­де­ния, а имен­но, луч­ше ли нам пой­ти на согла­ше­ние с уда­лив­ши­ми­ся или начать с ними вой­ну, я не думаю, что мне лег­ко, крат­ко изла­гая свое мне­ние, посо­ве­то­вать вам, что сле­ду­ет делать. Напро­тив, необ­хо­ди­ма несколь­ко более про­дол­жи­тель­ная речь, чтобы разъ­яс­нить тем из вас, кто про­ти­вит­ся при­ми­ре­нию, что они про­ти­во­ре­чат сами себе, если, соби­ра­ясь запу­ги­вать вас, зло­употреб­ляя вашим стра­хом перед теми труд­но­стя­ми, кото­рые в выс­шей сте­пе­ни незна­чи­тель­ны и лег­ко попра­ви­мы, они в то же самое вре­мя не заботят­ся о том, чтобы при­нять во вни­ма­ние вели­чай­шее и непо­пра­ви­мое зло. И они попа­да­ют в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние ни по иной какой при­чине, как толь­ко по той, что рас­суж­дая о том, что явля­ет­ся целе­со­об­раз­ным, они ско­рее при­бе­га­ют ко гне­ву и неистов­ству, чем к разу­му. (5) Ибо как мож­но гово­рить, что эти люди зара­нее пред­видят путь полез­ный и осу­ще­ст­ви­мый, когда они пола­га­ют, что государ­ство столь могу­ще­ст­вен­ное и вла­де­ю­щее столь обшир­ной окру­гой, государ­ство, кото­рое уже ста­но­вит­ся пред­ме­том нена­ви­сти и нано­сит оскорб­ле­ния сво­им соседям, будет спо­соб­но без труда или в отсут­ст­вие пле­бе­ев удер­жать и сохра­нить под­власт­ные наро­ды, или же при­вле­чет на свою сто­ро­ну дру­гой, луч­ший народ вме­сто само­го нечест­но­го наро­да, кото­рый будет сра­жать­ся, чтобы сохра­нить для них власть, и жить с ними в одном государ­стве в совер­шен­ном покое, ведя себя сдер­жан­но в мире и на войне? Ибо ниче­го дру­го­го они не мог­ли бы назвать для оправ­да­ния сво­их просьб к вам не согла­шать­ся на при­ми­ре­ние.

50. Я со сво­ей сто­ро­ны желал бы, чтобы вы увиде­ли, сколь нера­зум­ным явля­ет­ся и то и дру­гое, непо­сред­ст­вен­но из само­го это­го, памя­туя о том, что с тех пор как более бед­ные граж­дане воз­му­ти­лись про­тив вас бла­го­да­ря тем, кто отнес­ся к их несча­стьям ни как сограж­дане, ни как люди бла­го­ра­зум­ные, и уда­ли­лись из горо­да, не делая и не наме­ре­ва­ясь делать вам ниче­го худо­го, но раз­мыш­ляя о том, как они мог­ли бы без позо­ра при­ми­рить­ся с вами, мно­гие из тех пле­мен, кто не рас­по­ло­жен к вам, в душе воз­ли­ко­ва­ли и смот­рят на это как на дол­го­ждан­ную воз­мож­ность уни­что­жить вашу власть, с удо­воль­ст­ви­ем поль­зу­ясь тем обсто­я­тель­ст­вом, кото­рое пре­до­ста­ви­ла им судь­ба. (2) Эквы и воль­ски, саби­няне и гер­ни­ки не замед­ли­ли начать про­тив нас вой­ну, и будучи озлоб­ле­ны за свои недав­ние пора­же­ния, опу­сто­ша­ют наши поля. Что же каса­ет­ся наро­дов Кам­па­нии и Тирре­нии, пре­дан­ность кото­рых нам оста­ет­ся сомни­тель­ной, то одни из них откры­то отпа­да­ют от нас, дру­гие тай­но гото­вят­ся сде­лать это. И кажет­ся, что род­ст­вен­ные лати­ны, кото­рые вошли с нами в дове­ри­тель­ные отно­ше­ния, не оста­нут­ся более в проч­ной друж­бе с нами, но даже их боль­ша́я часть, как сооб­ща­ют, настро­е­на недру­же­люб­но, усту­пив силь­но­му жела­нию пере­мен, к кото­рым все стре­мят­ся. (3) Мы же, преж­де оса­ждав­шие дру­гих, теперь сами нахо­дим­ся дома в оса­де, оста­вив поля неза­се­ян­ны­ми, видя, как наши жили­ща разо­ря­ют­ся, пожит­ки уно­сят­ся в каче­стве добы­чи, и рабы пере­бе­га­ют к непри­я­те­лю, и не зная, как спра­вить­ся с эти­ми несча­стья­ми. И тер­пя это, мы еще наде­ем­ся, что пле­беи при­ми­рят­ся с нами, хотя зна­ем, что в нашей вла­сти одним реше­ни­ем поло­жить конец воз­му­ще­нию?

51. Наши дела и под откры­тым небом столь пло­хи, и внут­ри стен поло­же­ние не менее ужас­но. Ибо мы и союз­ни­ков себе забла­говре­мен­но не под­гото­ви­ли, как буд­то соби­ра­лись выдер­жать оса­ду, и нас самих весь­ма недо­ста­точ­но, чтобы про­ти­во­сто­ять столь мно­го­чис­лен­ным вра­же­ским пле­ме­нам; и бо́льшая часть неболь­ших и нерав­но­силь­ных по пол­но­те воин­ских сил состо­ит из пле­бе­ев — наем­ни­ков, кли­ен­тов и ремес­лен­ни­ков, — не вполне надеж­ных защит­ни­ков гиб­ну­щей ари­сто­кра­тии. И их непре­рыв­ное бег­ство теперь к уда­лив­шим­ся поз­во­ля­ет подо­зре­вать всех осталь­ных. (2) Но более все­го это­го нас пуга­ет отсут­ст­вие воз­мож­но­сти достав­лять про­до­воль­ст­вие, так как зем­ля уже нахо­дит­ся во вла­сти вра­га, и еще боль­ше будет ужа­сать после того, как мы ока­жем­ся в без­вы­ход­ном поло­же­нии; и кро­ме того, вой­на ни на мгно­ве­ние не поз­во­ля­ет нам пре­бы­вать в душев­ном спо­кой­ст­вии. Но что пре­вос­хо­дит все эти несча­стья, так это жены, мало­лет­ние дети и пре­ста­ре­лые роди­те­ли уда­лив­ших­ся, бро­дя­щие взад и впе­ред по Фору­му и узким улоч­кам в убо­гих одеж­дах и с тра­ур­ным видом, рыдая, умо­ляя о помо­щи, обхва­ты­вая коле­ни и хва­тая за руки каж­до­го, опла­ки­вая пора­зив­шее их теперь отча­я­ние, кото­рое в буду­щем пора­зит их еще боль­ше, — ужас­ное и нестер­пи­мое зре­ли­ще. (3) Конеч­но, никто не явля­ет­ся по при­ро­де столь жесто­ким, чью душу не тро­ну­ло бы это зре­ли­ще, и кто пере­нес бы эти люд­ские стра­да­ния. Так что в слу­чае, если мы не соби­ра­ем­ся дове­рять пле­бе­ям, нам при­дет­ся изба­вить­ся и от этих людей, так как одни из них будут бес­по­лез­ны, пока мы нахо­дим­ся в оса­де, в отно­ше­нии же дру­гих нель­зя быть уве­рен­ны­ми, что они будут пре­бы­вать в креп­кой друж­бе с нами. Но когда и они будут изгна­ны, какие силы еще оста­нут­ся, чтобы защи­щать город? И в надеж­де на какую помощь мы отва­жим­ся встре­тить эту опас­ность? Что каса­ет­ся наше­го соб­ст­вен­но­го убе­жи­ща и един­ст­вен­но вер­ной надеж­ды, пат­ри­ци­ан­ской моло­де­жи, то, как види­те, ее немно­го и не сто­ит этим гор­дить­ся. Сле­до­ва­тель­но, отче­го же они пред­ла­га­ют совер­шить нам глу­пость вести вой­ну и вво­дят нас в заблуж­де­ние, вме­сто того чтобы теперь отдать город нашим вра­гам без кро­во­про­ли­тия и стра­да­ний?

52. Но, может быть, я сам поте­рял рас­судок, гово­ря так, и при­зы­ваю вас опа­сать­ся того, что не явля­ет­ся опас­ным? И государ­ству теперь не угро­жа­ет ника­кая дру­гая опас­ность, кро­ме как пере­ме­на жите­лей, дело нетруд­ное, и у нас появи­лась бы воз­мож­ность лег­ко полу­чить мно­же­ство наем­ни­ков и кли­ен­тов от всех наро­дов и стран. Ибо об этом бол­та­ют мно­гие про­тив­ни­ки пле­бе­ев, и, кля­нусь Юпи­те­ром, не самые худ­шие. (2) Конеч­но, кое-кто уже дошел до тако­го безу­мия, что не пред­ла­га­ет спа­си­тель­ные суж­де­ния, но выра­жа­ет невоз­мож­ные жела­ния. Таких я бы очень хотел спро­сить: сколь­ко лиш­не­го вре­ме­ни нам дано для того, чтобы это осу­ще­ст­вить, когда вра­ги нахо­дят­ся вбли­зи горо­да? Какие оправ­да­ния есть у нас за задерж­ку и про­мед­ле­ние, кото­рые мы допус­ка­ем по отно­ше­нию к гото­вым прий­ти союз­ни­кам, нахо­дясь в опас­но­сти, кото­рая не мед­лит и не задер­жи­ва­ет­ся? Какой муж или какой бог пре­до­ста­вит нам без­опас­ность и совер­шен­но спо­кой­но собе­рет вме­сте и при­ведет сюда помощь со всех стран? И еще, кто оста­вит свои оте­че­ства и пере­се­лит­ся к нам? Име­ют ли они жили­ща, домо­чад­цев, сред­ства для жиз­ни и ува­же­ние сограж­дан за сла­ву пред­ков или за соб­ст­вен­ное доб­рое имя бла­го­да­ря доб­ро­де­те­ли? И кто бы осме­лил­ся пре­не­бре­гать сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми бла­га­ми, дабы пере­ме­нять их позор­но на чужие несча­стья? Ибо они при­дут сюда полу­чить не мир и рос­кошь, но опас­но­сти и вой­ны, бла­го­по­луч­ное завер­ше­ние кото­рых нель­зя пред­ска­зать зара­нее. (3) Или мы при­ведем тол­пу без­дом­ных пле­бе­ев, подоб­ных уда­лив­шим­ся отсюда, кото­рые из-за дол­гов, нака­за­ний и про­чих подоб­ных бед­ст­вий охот­но по слу­чаю куда-либо пере­се­лят­ся? И даже если в осталь­ном они будут хоро­шо и уме­рен­но настро­е­ны — дабы мы охот­но дали им это — то, пра­во, имен­но бла­го­да­ря тому, что они не род­ст­вен­ны нам и не живут вме­сте с нами, и не будут зна­ко­мы с наши­ми обы­ча­я­ми, зако­на­ми и вос­пи­та­ни­ем, они, конеч­но, ста­нут для нас хуже во всех отно­ше­ни­ях.

53. У родив­ших­ся здесь име­ют­ся жены, дети, роди­те­ли и мно­гое дру­гое, что для них доро­го и что явля­ет­ся зало­гом для них, а так­же, кля­нусь Юпи­те­ром, их любовь к вырас­тив­шей их зем­ле, необ­хо­ди­мая и неис­ко­ре­ни­мая у всех. Но вот та при­ш­лая тол­па, при­зван­ная на помощь, если бы и ста­ла жить вме­сте с нами, за что бы поже­ла­ла под­вер­гать­ся опас­но­стям, ниче­го из того здесь у себя не имея, раз­ве толь­ко кто-нибудь пообе­ща­ет дать им часть зем­ли и какую-либо часть горо­да, ото­брав их преж­де у тепе­реш­них хозя­ев — то, что мы отка­зы­ваем­ся пре­до­ста­вить нашим соб­ст­вен­ным граж­да­нам, кото­рые неод­но­крат­но сра­жа­лись за них? И может быть, им было бы недо­ста­точ­но толь­ко этих пожа­ло­ва­ний, но они потре­бо­ва­ли бы уча­стия наравне с пат­ри­ци­я­ми в поче­стях, маги­ст­ра­ту­рах и про­чих бла­гах. (2) Сле­до­ва­тель­но, если мы не испол­ним каж­до­го из их тре­бо­ва­ний, то не ста­нут ли они наши­ми вра­га­ми, не полу­чив про­си­мое? И если мы выпол­ним их тре­бо­ва­ния, наша роди­на погибнет и государ­ство будет уни­что­же­но нами сами­ми. И я не добав­ляю здесь, что то, в чем мы нуж­да­ем­ся в насто­я­щее вре­мя, так это люди, спо­соб­ные к войне, а не зем­ледель­цы, наем­ни­ки, тор­гов­цы и заня­тые низ­ки­ми ремес­ла­ми, кото­рые долж­ны будут изу­чать воен­ное дело и в то же вре­мя дока­зы­вать свою спо­соб­ность к это­му (а дока­зы­вать то, к чему не при­вык, труд­но), но такой долж­на быть пере­се­лив­ша­я­ся от всех наро­дов тол­па. (3) Итак, что каса­ет­ся воен­но­го сою­за, то я не вижу и ника­ко­го состав­лен­но­го для нас воен­но­го сою­за, и не сове­то­вал бы вам, если бы кто-либо неожи­дан­но появил­ся, необ­ду­ман­но допус­кать их за город­ские сте­ны, так как мне извест­но, что мно­гие дру­гие горо­да были пора­бо­ще­ны вой­ска­ми, введен­ны­ми для их охра­ны.

54. Когда вы это обду­ма­е­те так же, как и то, о чем я упо­ми­нал ранее, и вспом­ни­те, кро­ме того, те сооб­ра­же­ния, кото­рые поощ­ря­ют вас к при­ми­ре­нию, а имен­но: то, что мы не един­ст­вен­ный и не пер­вый народ, где бед­ность под­ня­ла мятеж про­тив богат­ства, и низость про­тив вели­чия, но что почти во всех государ­ствах, и в боль­ших, и в малых, низ­шие по боль­шей части ста­но­вят­ся враж­деб­ны­ми выс­шим (в этих государ­ствах сто­я­щие во гла­ве спа­са­ли свои оте­че­ства, когда выка­зы­ва­ли уме­рен­ность, но когда посту­па­ли высо­ко­мер­но, утра­чи­ва­ли не толь­ко свое доб­ро, но и жиз­ни). (2) Далее, все, состав­лен­ное из мно­го­го, вооб­ще под­вер­же­но бес­по­ряд­ку в каж­дой части в отдель­но­сти, и более того, ни боль­ную часть чело­ве­че­ско­го тела не сле­ду­ет вся­кий раз отре­зать (ибо это изуро­до­ва­ло бы осталь­ное и сокра­ти­ло бы жизнь), ни нездо­ро­вую часть сооб­ще­ства граж­дан не сле­ду­ет отде­лять (посколь­ку это был бы крат­чай­ший путь раз­ру­ше­ния все­го со вре­ме­нем бла­го­да­ря утра­те отдель­ных частей). Поэто­му когда вы поду­ма­е­те, сколь вели­ка сила необ­хо­ди­мо­сти, перед кото­рой даже боги отсту­па­ют, не гне­вай­тесь на ваши несча­стья и не поз­во­ляй­те себе впа­дать в гор­ды­ню и без­рас­суд­ство, буд­то все идет в соот­вет­ст­вии с ваши­ми жела­ни­я­ми, но будь­те менее суро­вы и усту­пи­те, извле­кая при­ме­ры бла­го­ра­зу­мия не из дея­ний дру­гих, но из сво­их соб­ст­вен­ных.

55. Так как один-един­ст­вен­ный чело­век, так целое государ­ство долж­ны гор­дить­ся вели­ко­ле­пи­ем сво­их соб­ст­вен­ных свер­ше­ний^[5] и думать, чтобы дру­гие их дея­ния соот­вет­ст­во­ва­ли этим. Итак, вы сами, поко­рив уже мно­гих вра­гов, от рук кото­рых вы пре­тер­пе­ли вели­чай­шие обиды, не поже­ла­ли ни уни­что­жить их, ни лишить их сво­ей соб­ст­вен­но­сти, но воз­вра­ти­ли им их дома и зем­ли, поз­во­ли­ли им жить в оте­че­ствах, где они роди­лись, и уже пре­до­ста­ви­ли неко­то­рым из них и рав­ное пра­во голо­со­вать и быть ваши­ми сограж­да­на­ми. (2) Но я имею сооб­щить о еще более заме­ча­тель­ном вашем дея­нии, что вы поз­во­ли­ли мно­гим вашим сограж­да­нам, нано­сив­шим вам тяже­лые оскорб­ле­ния, уйти без­на­ка­зан­ны­ми, пока вы выме­ща­ли обиду исклю­чи­тель­но на тех, кто был вино­вен; из их чис­ла были те, кто полу­чил земель­ные наде­лы в Антем­нах, Кру­сту­ме­рии, Медул­лии, Фиде­нах и мно­гих дру­гих⁵⁸. Но зачем мне нуж­но пере­чис­лять вам теперь всех тех, кого вы, после того как взя­ли при­сту­пом их горо­да, нака­за­ли уме­рен­но и как подо­ба­ет сограж­да­нам? И пока бла­го­да­ря это­му город не под­вер­гал­ся ни опас­но­стям, ни пори­ца­нию, но и мило­сер­дие ваше вос­хва­ля­ет­ся и без­опас­ность нисколь­ко не ума­ля­ет­ся. (3) После это­го вы, кото­рые щади­те вра­гов, нач­не­те вой­ну про­тив дру­зей? Вы, кото­рые поз­во­ля­е­те поко­рен­ным ухо­дить без­на­ка­зан­ны­ми, буде­те карать тех, кото­рые помо­га­ли вам обре­сти гос­под­ство? Вы, кото­рые пред­ла­га­е­те свой соб­ст­вен­ный город в каче­стве надеж­но­го при­бе­жи­ща всем нуж­даю­щим­ся в этом, осме­ли­тесь про­гнать из него родив­ших­ся здесь, с кото­ры­ми вы вме­сте рос­ли и вос­пи­ты­ва­лись и дели­ли хоро­шее, и пло­хое и в мире, и на войне? Нет, если вы жела­е­те посту­пать спра­вед­ли­во и в соот­вет­ст­вии с ваши­ми обы­ча­я­ми, то без раз­дра­же­ния реши­те, что вам полез­нее.

56. Но кто-то может быть ска­жет, что мы не хуже зна­ем, что сму­ту сле­ду­ет успо­ко­ить и с боль­шим усер­ди­ем доби­ва­лись это­го. Теперь же попы­тай­ся ска­зать, каким обра­зом мог­ли бы мы успо­ко­ить ее? Посколь­ку ты видишь, сколь свое­во­лен народ, кото­рый, хотя сам и явля­ет­ся обид­чи­ком, ни к нам не посы­ла­ет заклю­чить мир, ни послан­ным нами не дает отве­тов, достой­ных сограж­дан и снис­хо­ди­тель­ных, но про­яв­ля­ет высо­ко­ме­рие и угро­жа­ет, и нелег­ко дога­дать­ся, что он жела­ет. Послу­шай­те, одна­ко, то, что я теперь сове­тую делать. (2) Я лич­но не счи­таю ни того, что народ непри­ми­рим в отно­ше­нии нас, ни того, что он испол­нит какие-либо свои угро­зы. Я пола­гаю, что его дей­ст­вия не соот­вет­ст­ву­ют его сло­вам, и думаю, что он гораздо более нас стре­мит­ся к миру. Ибо мы живем в самом доро­гом для нас оте­че­стве и име­ем в сво­ей соб­ст­вен­ной вла­сти наши жиз­ни, дома, семьи и все самое достой­ное. Он же лишен оте­че­ства и домаш­не­го оча­га и лишил­ся самых доро­гих сво­их род­ст­вен­ни­ков и не име­ет каж­до­днев­ных средств к жиз­ни. (3) Конеч­но, если кто-нибудь спро­сит меня, из-за чего плебс, даже пре­бы­вая в таких несча­стьях, не при­ни­ма­ет наши пред­ло­же­ния и сам ника­ко­го посоль­ства к нам не отправ­ля­ет, то, кля­нусь Юпи­те­ром, я бы ска­зал, пото­му что он слы­шит сло­ва сена­та, дея­ний же ника­ких ни гуман­ных, ни бла­го­ра­зум­ных, про­ис­хо­дя­щих от него, — не видит, и пони­ма­ет, что неод­но­крат­но был нами обма­нут, так как мы все­гда обе­ща­ем поза­бо­тить­ся о нем и никак не забо­тим­ся. И он не жела­ет отря­жать к нам послов из-за тех, кто здесь обык­но­вен­но обви­ня­ет его, и опа­са­ет­ся не добить­ся чего-либо из того, что тре­бу­ет. (4) Им, пожа­луй, мог­ло бы овла­деть чув­ство бес­смыс­лен­но­го сопер­ни­че­ства. И это ничуть не уди­ви­тель­но, так как и сре­ди нас самих есть кое-кто, в ком таит­ся свар­ли­вость и любовь к спо­рам как в част­ных, так и в обще­ст­вен­ных делах, кото­рые счи­та­ют недо­стой­ным усту­пить про­тив­ни­ку, но все­гда стре­мят­ся любым спо­со­бом быть выше и не сде­лать при­ят­ное, преж­де чем не под­чи­нят тех, кто дол­жен испы­тать хоро­шее от это­го. (5) Обду­мав это, я пола­гаю, что к пле­бе­ям над­ле­жит отпра­вить посоль­ство, состо­я­щее из тех, кто поль­зу­ет­ся наи­боль­шим дове­ри­ем. И я сове­тую, чтобы послан­ные мужи име­ли неогра­ни­чен­ное пра­во пре­кра­тить сму­ту посред­ст­вом того, что сами они сочтут под­хо­дя­щим, не выно­ся более это­го вопро­са в сенат. Ибо если те пле­беи, кажу­щи­е­ся теперь пре­зрен­ны­ми и удру­чен­ны­ми, осо­зна­ют это, узнав, что вы на самом деле забо­ти­тесь о еди­но­мыс­лии, то они сни­зой­дут до более уме­рен­ных усло­вий и не потре­бу­ют ниче­го ни постыд­но­го, ни невоз­мож­но­го. Ибо все, пылаю­щие гне­вом, осо­бен­но будучи уни­жен­ны­ми, обык­но­вен­но пре­бы­ва­ют в яро­сти про­тив отно­ся­щих­ся к ним высо­ко­мер­но, одна­ко дела­ют­ся крот­ки­ми в отно­ше­нии заботя­щих­ся о них».

57. После таких слов Мене­ния в сена­те под­нял­ся боль­шой шум, и чле­ны сена­та бесе­до­ва­ли друг с дру­гом, каж­дый отдель­но со сво­и­ми сто­рон­ни­ка­ми. Те, кто был дру­же­ски рас­по­ло­жен к пле­бе­ям, при­зы­ва­ли друг дру­га при­ло­жить все усер­дие к воз­вра­ще­нию наро­да в оте­че­ство, после того как они полу­чи­ли в каче­стве про­вод­ни­ка насто­я­ще­го мне­ния само­го слав­но­го из пат­ри­ци­ев. Ари­сто­кра­ты же, боль­ше все­го жаж­дав­шие, чтобы не был изме­нен уста­нов­лен­ный пред­ка­ми государ­ст­вен­ный порядок, недо­уме­ва­ли, как дей­ст­во­вать при насто­я­щем поло­же­нии дел, не желая менять свои прин­ци­пы и не имея воз­мож­но­сти оста­вать­ся при сво­их реше­ни­ях. Те же, кто был ней­тра­лен и не при­со­еди­нил­ся ни к той ни к дру­гой сто­роне, хоте­ли сохра­не­ния мира и тре­бо­ва­ли, чтобы было обра­ще­но вни­ма­ние на то, что будет полез­но для оса­жден­ных. (2) И после того как воца­ри­лось мол­ча­ние, стар­ший из кон­су­лов похва­лил Мене­ния за бла­го­род­ство и попро­сил осталь­ных в рав­ной мере пока­зать себя защит­ни­ка­ми государ­ства не толь­ко посред­ст­вом откро­вен­но­го выра­же­ния сво­их мне­ний, но и выпол­не­ни­ем реше­ний без стра­ха. Затем он таким же обра­зом при­звал по име­ни выска­зать свое мне­ние дру­го­го сена­то­ра, Мания Вале­рия, бра­та того Вале­рия, с кото­рым вме­сте осво­бож­да­ли город от царей, мужа, при­ят­но­го для наро­да более дру­гих из пат­ри­ци­ев.

58. Под­няв­шись, он преж­де все­го обра­тил вни­ма­ние сена­та на свои соб­ст­вен­ные поли­ти­че­ские при­стра­стия и напом­нил, что хотя он неод­но­крат­но пред­ска­зы­вал опас­но­сти, кото­рым они под­верг­нут­ся, они не обра­ща­ли вни­ма­ние на его пред­ска­за­ния. Затем он попро­сил, чтобы те, кто про­ти­вил­ся при­ми­ре­нию, не жела­ли теперь того, что непри­ем­ле­мо, но, так как они не стре­мят­ся к тому, чтобы мятеж успо­ко­и­ли, когда рас­при в горо­де еще незна­чи­тель­ны, чтобы они, по край­ней мере, поду­ма­ли теперь, каким обра­зом быст­рее покон­чить с ним, и чтобы он, пожа­луй, не стал неиз­ле­чи­мым при сво­ем даль­ней­шем раз­ви­тии, а если нет — то труд­но исце­ли­мым и при­чи­ной мно­гих несча­стий для них самих. Он ска­зал, что тре­бо­ва­ния пле­бе­ев боль­ше не будут таки­ми же, как рань­ше, и он не счи­та­ет, что народ заклю­чит дого­вор о том же самом, тре­буя толь­ко осво­бож­де­ния от дол­гов, но что он, воз­мож­но, потре­бу­ет какой-либо помо­щи, посред­ст­вом кото­рой они про­жи­вут осталь­ное вре­мя в без­опас­но­сти. (2) Ибо, ска­зал он, с учреж­де­ни­ем долж­но­сти дик­та­то­ра закон, кото­рый являл­ся стра­жем их сво­бо­ды и не поз­во­лял кон­су­лам без суда пре­да­вать смер­ти граж­да­ни­на и выда­вать пле­бе­ев, оби­жен­ных пат­ри­ци­я­ми и осуж­ден­ных по суду, тем, кто их осудил, но пре­до­став­лял желаю­щим пра­во обра­ще­ния к наро­ду на судеб­ные реше­ния со сто­ро­ны пат­ри­ци­ев, и то, что народ бы поста­но­вил, име­ло закон­ную силу, был упразд­нен. И почти все дру­гие пра­ва пле­бе­ев, кото­рые име­лись у них в преж­ние вре­ме­на, были отня­ты, так как они не смог­ли добить­ся от сена­та даже воен­но­го три­ум­фа для Пуб­лия Сер­ви­лия При­с­ка — мужа, заслу­жив­ше­го эту честь более чем кто дру­гой. (3) Из-за это­го боль­шин­ство наро­да стра­да­ет, что есте­ствен­но, и отча­и­ва­ет­ся воз­ла­гать упо­ва­ния на свою без­опас­ность, пото­му что ни кон­сул, ни дик­та­тор не спо­соб­ны, даже когда поже­ла­ют, забо­тить­ся о нем, но неко­то­рые из них бла­го­да­ря усер­дию и попе­че­нию о наро­де испы­та­ли оскорб­ле­ние и бес­че­стье. Это вызва­но интри­га­ми со сто­ро­ны не наи­бо­лее выдаю­щих­ся пат­ри­ци­ев, но неко­то­рых чван­ли­вых и алч­ных людей, рев­ност­но стре­мя­щих­ся за неспра­вед­ли­вой при­бы­лью, кото­рые, ссудив боль­шие сум­мы денег под высо­кие про­цен­ты и пре­вра­тив в рабов мно­гих сво­их сограж­дан, жесто­ким и высо­ко­мер­ным отно­ше­ни­ем сде­ла­ли чужи­ми для ари­сто­кра­тии всех пле­бе­ев, и ско­ло­тив сооб­ще­ство и поста­вив во гла­ве его Аппия Клав­дия — нена­вист­ни­ка наро­да и оли­гар­ха, при­во­дят бла­го­да­ря ему в нераз­бе­ри­ху все дела государ­ства. Если здра­во­мыс­ля­щая часть сена­та не вос­пре­пят­ст­ву­ет это­му, государ­ство под­верг­нет­ся опас­но­сти быть пора­бо­щен­ным и раз­ру­шен­ным до осно­ва­ния. В заклю­че­ние он ска­зал, что согла­сен с дово­да­ми Мене­ния, и попро­сил немед­лен­но отпра­вить послов, чтобы по при­бы­тии те поста­ра­лись пре­кра­тить мятеж так, как они того жела­ют, если же им не поз­во­лят сде­лать так, как они хотят, пусть при­ни­ма­ют то, что им пред­ло­жат.

59. После это­го, будучи при­зван изло­жить свое мне­ние, встал Аппий Клав­дий, вождь враж­деб­ной наро­ду пар­тии, чело­век, высо­ко ценив­ший сам себя, и не без заслу­жен­но­го осно­ва­ния. Посколь­ку его повсе­днев­ная част­ная жизнь была скром­ной и почтен­ной, и поли­ти­че­ские убеж­де­ния его бла­го­род­ны и сохра­ня­ли досто­ин­ство ари­сто­кра­тии. При­няв за нача­ло речь Вале­рия, он ска­зал так: (2) «Вале­рий был бы досто­ин мень­ше­го осуж­де­ния, если бы выра­жал толь­ко свое соб­ст­вен­ное мне­ние, не пори­цая думаю­щих про­ти­во­по­лож­ное. Так как тогда он бы имел то пре­иму­ще­ство, что не выслу­ши­вал бы о сво­их соб­ст­вен­ных поро­ках. Одна­ко так как он не согла­сил­ся с сове­ту­ю­щи­ми ему то, из чего не полу­чит­ся ниче­го ино­го, кро­ме как стать раба­ми худ­ших из граж­дан^[6], но и напал на про­ти­вя­щих­ся ему, набро­сив­шись на меня, то я счи­таю для себя весь­ма необ­хо­ди­мым гово­рить об этом, и преж­де оправ­дать­ся от лож­ных обви­не­ний. Ибо он упре­кал меня в поведе­нии, не при­ли­че­ст­ву­ю­щем граж­да­ни­ну и непри­стой­ном, вме­няя в вину то, что я желал полу­чать день­ги все­ми спо­со­ба­ми и лишил мно­гих бед­ня­ков сво­бо­ды, и что уда­ле­ние плеб­са про­изо­шло в основ­ном бла­го­да­ря мне. Вам лег­ко узнать, что ниче­го из это­го не явля­ет­ся ни прав­ди­вым, ни разум­ным. (3) Ибо при­ди, Вале­рий, ска­жи, кто те, кото­рых я пора­бо­тил себе за дол­ги? Кто те граж­дане, кото­рых я дер­жал, или сей­час дер­жу, в око­вах? Кто из уда­лив­ших­ся лишен сво­его оте­че­ства из-за моей жесто­ко­сти или жад­но­сти к день­гам? Впро­чем, ни одно­го ты не смог бы назвать. Ведь я до такой сте­пе­ни не нуж­да­юсь в том, чтобы обра­щать в раб­ство за дол­ги кого-нибудь из граж­дан, что из тех весь­ма мно­гих, кому я сам пре­до­ста­вил день­ги, никто из обма­нув­ших меня не был ни при­суж­ден мне⁵⁹, ни лишен граж­дан­ских прав, но все они сво­бод­ны и все они бла­го­дар­ны мне и все вхо­дят в чис­ло моих бли­жай­ших дру­зей и кли­ен­тов. И я гово­рю это не для того, чтобы обви­нять тех, кто не посту­пал так, как я, и не счи­таю, что совер­ша­ли неспра­вед­ли­вость те, кто дей­ст­во­вал соглас­но с зако­ном, но осво­бож­да­юсь от воз­во­ди­мых на меня напрас­лин.

60. Что же каса­ет­ся моей суро­во­сти и заступ­ни­че­ства за худых людей, в чем он меня упре­кал, назы­вая нена­вист­ни­ком наро­да и оли­гар­хом за то, что я защи­щаю ари­сто­кра­тию, то эти обви­не­ния в рав­ной мере отно­сят­ся ко всем вам, луч­шим людям, — тем, кто не жела­ет нахо­дить­ся под гне­том тол­пы и допу­стить, чтобы полу­чен­ное от пред­ков обще­ст­вен­ное устрой­ство было уни­что­же­но худ­шей из при­ду­ман­ных людь­ми фор­мой государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния — демо­кра­ти­ей. (2) Ибо если этот чело­век счи­та­ет, что назва­ние «оли­гар­хия» соот­вет­ст­ву­ет вла­сти луч­ших людей, то зна­чит и сама эта власть, опо­ро­чен­ная назва­ни­ем, будет уни­что­же­на. Мы, одна­ко, можем упрек­нуть его гораздо более осно­ва­тель­но и спра­вед­ли­во в заис­ки­ва­нии народ­ной бла­го­склон­но­сти и в жела­нии тира­нии. Ведь всем извест­но, что каж­дый тиран рож­да­ет­ся из того, кто заис­ки­ва­ет перед наро­дом, и быст­рой доро­гой для желаю­щих пора­бо­тить государ­ство явля­ет­ся та, кото­рая ведет к гос­под­ству через худ­ших из граж­дан, тех, кому этот чело­век посто­ян­но слу­жил и по сей день не пре­кра­ща­ет при­слу­жи­вать. (3) Посколь­ку вам хоро­шо извест­но, что негод­ные и низ­кие люди не отва­жи­лись бы совер­шить такие про­ступ­ки, если бы их не побуж­дал такой досто­чти­мый и любя­щий свое оте­че­ство чело­век, гово­ря, буд­то пред­сто­я­щие дея­ния для них без­опас­ны, и не заве­рил бы их, что ника­ко­го нака­за­ния они не поне­сут, а участь их станет еще луч­ше. Вы пой­ме­те спра­вед­ли­вость того, что я гово­рю, вспом­нив, что он, пугая вас вой­ной и дока­зы­вая необ­хо­ди­мость при­ми­ре­ния, в то же вре­мя гово­рил и то, что бед­ня­ки не удо­воль­ст­ву­ют­ся осво­бож­де­ни­ем от дол­гов, но потре­бу­ют и какой-либо помо­щи и более не будут тер­петь пре­бы­ва­ние под вашей вла­стью, как преж­де. И, нако­нец, он поже­лал, чтобы вы тер­пе­ли­во пере­но­си­ли насто­я­щее поло­же­ние и согла­си­лись с тем, что народ счел бы закон­ным полу­чить за воз­вра­ще­ние из изгна­ния, не отде­ляя ни достой­ное от постыд­но­го, ни спра­вед­ли­вое от неспра­вед­ли­во­го. (4) Таким обра­зом, этот ста­рец, полу­чив­ший и от вас все поче­сти, вну­шил такое высо­ко­ме­рие безум­ной тол­пе. При­ли­че­ст­ву­ет ли тебе, Вале­рий, неза­слу­жен­но пори­цать дру­гих, когда сам ты под­вер­жен тако­го рода обви­не­ни­ям?

61. И по пово­ду лож­ных обви­не­ний, кото­рые он выдви­нул про­тив меня, того, что я ска­зал, доста­точ­но. Что же каса­ет­ся того, что вы собра­лись обсудить, то мне кажет­ся, что не толь­ко то, что я вна­ча­ле выска­зал, но и то, что сей­час еще выска­жу, оста­ва­ясь при том же мне­нии, — спра­вед­ли­во, достой­но сво­бод­но­го государ­ства и полез­но для вас, а имен­но, не рас­стра­и­вать порядок управ­ле­ния обще­ст­вом, не тро­гать свя­щен­ных обы­ча­ев пред­ков, не уни­что­жать дове­рие меж­ду людь­ми — свя­щен­ную вещь, бла­го­да­ря кото­рой каж­дое государ­ство нахо­дит­ся в без­опас­но­сти, не усту­пать нера­зум­ной чер­ни, алкаю­щей неспра­вед­ли­вых и неза­кон­ных вещей. (2) И я не толь­ко не усту­паю что-либо в сво­ем мне­нии из-за стра­ха перед про­тив­ни­ка­ми, кото­рые пуга­ют меня, будо­ра­жа про­тив меня пле­бе­ев в горо­де, но еще боль­ше, чем преж­де, я утвер­дил­ся в сво­ем стрем­ле­нии, и мое него­до­ва­ние на тре­бо­ва­ния чер­ни удво­и­лось. И я удив­лен, сена­то­ры, нера­зум­но­стью суж­де­ний, что, отка­зы­ва­ясь пре­до­ста­вить наро­ду по его тре­бо­ва­нию пога­ше­ние дол­гов и осво­бож­де­ние от осуж­де­ния по суду тогда, когда он еще не был откры­то вашим вра­гом, теперь, когда он воору­жен и дей­ст­ву­ет враж­деб­но, вы реша­е­те, согла­сить­ся ли с тем, что он жела­ет, и с чем-либо дру­гим, что ему угод­но. И он, конеч­но, сочтет нуж­ным и сде­ла­ет пер­вым из сво­их тре­бо­ва­ний то, чтобы иметь с нами рав­ные поче­сти и срав­нять­ся в них с нами. (3) Раз­ве не пре­вра­тит­ся тогда государ­ст­вен­ное управ­ле­ние в демо­кра­тию, кото­рая, как я ска­зал, из име­ю­щих­ся сре­ди людей форм государ­ст­вен­но­го устрой­ства, явля­ет­ся самой нера­зум­ной и вред­ной для вас, желаю­щих пра­вить дру­ги­ми? Нет, если вы буде­те бла­го­ра­зум­ны. Дей­ст­ви­тель­но, вы буде­те самы­ми безум­ны­ми из всех людей, если теперь, счи­тая невы­но­си­мым быть под вла­стью одно­го тира­на, отда­ди­те себя наро­ду — мно­го­го­ло­во­му тира­ну, и усту­пи­те ему в этом не ради мило­сти в ответ на его прось­бы, а вынуж­ден­ные необ­хо­ди­мо­стью, и, пола­гая, буд­то теперь невоз­мож­но что-то дру­гое, отсту­пи­те про­тив сво­ей воли? (4) И когда эта без­рас­суд­ная тол­па, вме­сто того чтобы поне­сти кару за про­ступ­ки, полу­ча­ет за то же самое поче­сти, как, вы пола­га­е­те, будет она высо­ко­мер­ной и само­уве­рен­ной? Но, конеч­но, не пре­льщай­те себя той надеж­дой, что народ будет соблюдать меру в сво­их тре­бо­ва­ни­ях, если ему станет ясно, что вы все так реши­ли.

62. Мене­ний же, бла­го­ра­зум­ный муж, кото­рый пред­по­ла­га­ет в дру­гих хоро­шее, исхо­дя из соб­ст­вен­но­го обра­за мыс­лей, конеч­но, очень силь­но в этом вопро­се оши­ба­ет­ся. Ибо народ ужас­но доку­ча­ет вам сверх необ­хо­ди­мо­го и сво­им высо­ко­ме­ри­ем, кото­рое все­гда обык­но­вен­но сопро­вож­да­ет­ся победой, и безу­ми­ем^[7], в кото­ром тол­па при­ни­ма­ет весь­ма охот­ное уча­стие. И если не сна­ча­ла, то, по край­ней мере, позд­нее и по каж­до­му делу, когда его тре­бо­ва­ния не будут выпол­не­ны, он станет брать­ся за ору­жие и таким же обра­зом неисто­во напа­дать на вас. Так что если вы согла­си­тесь с их пер­во­на­чаль­ны­ми при­тя­за­ни­я­ми, при­знав их целе­со­об­раз­ны­ми, то тот­час вам предъ­явят какие-либо еще худ­шие тре­бо­ва­ния, и потом еще более жест­кие, пред­по­ла­гая, что пер­во­на­чаль­ным вы под­чи­ни­лись из стра­ха, пока нако­нец не выго­нят вас из горо­да, как то слу­ча­лось во мно­гих дру­гих местах и в послед­ний раз в Сира­ку­зах, где знат­ные были изгна­ны сво­и­ми кли­ен­та­ми. (2) Но если при таких обсто­я­тель­ствах вы в сво­ем него­до­ва­нии реши­те вос­про­ти­вить­ся их тре­бо­ва­ни­ям, то поче­му вам тот­час же не начать про­яв­лять сво­бод­ный образ мыс­лей? Ибо луч­ше преж­де выка­зать ваш бла­го­род­ный дух в ответ на незна­чи­тель­ный вызов, неже­ли пре­тер­петь оскорб­ле­ния, или, под­верг­нув­шись мно­го­чис­лен­ным обидам, воз­му­щать­ся тогда по пово­ду того, что слу­чи­лось, и отка­зать­ся более это пере­но­сить и слиш­ком позд­но начать про­яв­лять бла­го­ра­зу­мие. Пусть никто из вас не устра­шит­ся ни угроз уда­лив­ших­ся, ни вой­ны с ино­пле­мен­ни­ка­ми. И не пре­не­бре­гай­те соб­ст­вен­ны­ми сила­ми как недо­ста­точ­ны­ми для того, чтобы сохра­нить государ­ство. (3) Ведь сила бег­ле­цов неве­ли­ка, и они будут не в состо­я­нии дол­гое вре­мя дер­жать­ся, как теперь, под откры­тым небом в шала­шах в зим­нее вре­мя года. И нико­им обра­зом они не смо­гут гра­бе­жом про­дол­жать добы­вать про­до­воль­ст­вие, после того как уни­что­жат име­ю­щий­ся запас, но из-за бед­но­сти, не имея средств ни лич­ных, ни обще­ст­вен­ных, не смо­гут при­об­ре­сти его в дру­гом месте и доста­вить к себе. И вой­ны, как пра­ви­ло, выдер­жи­ва­ют при изоби­лии средств. И без­вла­стие, по всей веро­ят­но­сти, и бунт, воз­ни­каю­щий из анар­хии, овла­де­ют ими и вско­ре спу­та­ют и све­дут на нет их рас­че­ты. (4) Ибо они, конеч­но, не поже­ла­ют сдать­ся ни саби­ня­нам, ни тирре­нам, ни каким-нибудь дру­гим ино­пле­мен­ни­кам и стать раба­ми тех, кого сами одна­жды вме­сте с вами лиши­ли сво­бо­ды. И самое важ­ное, тем, кто гнус­но и постыд­но стре­мил­ся раз­ру­шить свое соб­ст­вен­ное оте­че­ство, не будут дове­рять из стра­ха, что они подоб­ным обра­зом отне­сут­ся и к при­няв­шим их. И все наро­ды вокруг нас управ­ля­ют­ся ари­сто­кра­ти­ей, и ни в одном горо­де пле­беи не при­сва­и­ва­ют себе рав­ные пра­ва, так что в каж­дом государ­стве выдаю­щи­е­ся люди, кото­рые не поз­во­ля­ют соб­ст­вен­ной чер­ни коле­бать суще­ст­ву­ю­щее поло­же­ние, без сомне­ния, не при­мут в сво­ем соб­ст­вен­ном оте­че­стве эту при­ш­лую и мятеж­ную тол­пу, чтобы, раз­ре­шив ей поль­зо­вать­ся рав­ны­ми пра­ва­ми, они сами со вре­ме­нем не лиши­лись равен­ства. (5) Если же толь­ко я оши­ба­юсь, и какое-нибудь государ­ство их бы при­ня­ло, тогда они пока­за­ли бы себя вра­га­ми и людь­ми, достой­ны­ми обхож­де­ния с ними, как с вра­га­ми. И у нас есть в каче­стве залож­ни­ков их роди­те­ли, жены и дру­гие род­ст­вен­ни­ки, и луч­ших залож­ни­ков мы бы не мог­ли про­сить у богов в молит­вах. Давай­те поста­вим их на виду у сво­их род­ст­вен­ни­ков, гро­зя в слу­чае, если они осме­лят­ся напасть на нас, пре­дать их смер­ти, под­верг­нув самым позор­ным пыт­кам. И если они осо­зна­ют это, знай­те навер­ное, что вы най­де­те их при­бег­нув­ши­ми к моле­ни­ям и рыда­ни­ям, отдаю­щих себя вам без­оруж­ны­ми, гото­вы­ми под­чи­нить­ся все­му. Посколь­ку тако­го рода кров­ные узы обла­да­ют необык­но­вен­ной силой, чтобы рас­стро­ить все гор­де­ли­вые рас­че­ты и пре­вра­тить их в ничто.

63. Вот те при­чи­ны, по кото­рым я счи­таю, что нам не сле­ду­ет боять­ся вой­ны со сто­ро­ны бег­ле­цов. Угро­зы же со сто­ро­ны ино­зем­цев сей­час не в пер­вый раз ока­жут­ся тако­вы­ми не толь­ко на сло­вах, но и преж­де вся­кий раз, когда нам пре­до­став­лял­ся слу­чай испы­тать их, они ока­зы­ва­лись менее ужас­ны­ми, чем мы пред­по­ла­га­ли. И пусть те, кто счи­та­ет наши соб­ст­вен­ные силы в горо­де недо­ста­точ­ны­ми и по этой при­чине боль­ше все­го боит­ся вой­ны, зна­ют, что они не в пол­ной мере осве­дом­ле­ны о них. (2) Что каса­ет­ся уда­лив­ших­ся граж­дан, то у нас есть рав­ные силы, чтобы спра­вить­ся с ними, если мы сочтем нуж­ным выбрать самых силь­ных из рабов и дать им сво­бо­ду. Ибо луч­ше пре­до­ста­вить им сво­бо­ду, чем теми быть лишен­ны­ми вла­сти. И они обла­да­ют доста­точ­ной воен­ной под­готов­кой, неод­но­крат­но сопро­вож­дая нас в воен­ных похо­дах. (3) Давай­те и сами высту­пим про­тив внеш­них вра­гов со всем усер­ди­ем, и при­зо­вем себе на помощь всех кли­ен­тов и остав­ших­ся пле­бе­ев. И для того чтобы они вооду­ше­ви­лись для борь­бы, давай­те пре­до­ста­вим им осво­бож­де­ние от дол­гов, не всем сооб­ща, но каж­до­му по отдель­но­сти. Ведь если нуж­но усту­пить создав­шим­ся обсто­я­тель­ствам и соблю­сти уме­рен­ность, то пусть уме­рен­ность рас­про­стра­ня­ет­ся на граж­дан, явля­ю­щих­ся не вра­га­ми, но дру­зья­ми, кото­рым мы будем пред­став­лять­ся ока­зы­ваю­щи­ми бла­го­де­я­ния не по при­нуж­де­нию, но по убеж­де­нию. И если даже будет необ­хо­ди­ма дру­гая помощь, пото­му что этой недо­ста­точ­но, давай­те пошлем за гар­ни­зо­на­ми и вызо­вем людей из коло­ний. (4) А сколь вели­ко их чис­ло лег­ко узнать из послед­не­го цен­за, кото­рым было охва­че­но сто трид­цать тысяч рим­лян при­зыв­но­го воз­рас­та, из кото­рых бег­ле­цы не соста­ви­ли бы и седь­мой части. Я не гово­рю о трид­ца­ти латин­ских горо­дах, кото­рые бы с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем сра­жа­лись за нас бла­го­да­ря род­ству с нами, если бы вы толь­ко пре­до­ста­ви­ли им рав­ные граж­дан­ские пра­ва, кото­рых они посто­ян­но доби­ва­лись.

64. Одна­ко в вой­нах есть вели­чай­шее из всех пре­иму­ще­ство, о кото­ром и вы сами пока не дума­ли, и никто из ваших совет­ни­ков не гово­рит; я добав­лю его к тому, что ска­зал, и закон­чу. Нет ниче­го столь необ­хо­ди­мо­го для тех, кому нуж­но успеш­но завер­шить вой­ну, как хоро­шие пол­ко­вод­цы. Ими наше государ­ство бога­то, вра­ги же наши испы­ты­ва­ют в них недо­ста­ток. (2) В самом деле, мно­го­чис­лен­ные воин­ства, пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мые вождя­ми, не уме­ю­щи­ми руко­во­дить, позо­рят­ся и в боль­шин­стве слу­ча­ев явля­ют­ся при­чи­ной сво­их пора­же­ний, и чем боль­ше их вели­чи­на, тем более они под­вер­же­ны гибе­ли. Хоро­шие же пол­ко­вод­цы, даже если силы, кото­рые они ведут, неве­ли­ки, вско­ре уве­ли­чи­ва­ют их. Так что до тех пор пока у нас есть мужи, спо­соб­ные коман­до­вать, мы не будем нуж­дать­ся в желаю­щих пови­но­вать­ся. (3) Итак, обра­тив вни­ма­ние на это и пом­ня об обще­ст­вен­ных инте­ре­сах, не голо­суй­те ни за что низ­кое, трус­ли­вое и недо­стой­ное вас самих. Так что, если бы кто-нибудь спро­сил меня, я вам посо­ве­тую делать? Ибо это то, что вы, быть может, дав­но торо­пи­тесь узнать. А вот что: не отря­жать послов к отпав­шим пле­бе­ям, не голо­со­вать за осво­бож­де­ние от дол­гов, не свер­шать что-либо дру­гое, что мог­ло бы пока­зать­ся при­зна­ком стра­ха и бес­по­мощ­но­сти. Но если они сло­жат ору­жие, вер­нут­ся в город и поз­во­лят вам спо­кой­но при­нять реше­ние по пово­ду их самих, то тогда я сове­тую допро­сить их и про­явить уме­рен­ность в отно­ше­нии их, зная, что все безум­ное, в осо­бен­но­сти же тол­па, обык­но­вен­но быва­ет высо­ко­мер­ной в отно­ше­нии сми­рен­ных, в отно­ше­нии же высо­ко­мер­ных — сми­рен­ной».

65. После того как Клав­дий закон­чил высту­пать, сенат в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни был охва­чен силь­ным гулом и необык­но­вен­ным заме­ша­тель­ст­вом. Ибо счи­таю­щие себя при­над­ле­жа­щи­ми к ари­сто­кра­тии и пола­гаю­щие, что необ­хо­ди­мо при­ни­мать во вни­ма­ние более спра­вед­ли­вое, чем неспра­вед­ли­вое, согла­си­лись с мне­ни­ем Клав­дия и умо­ля­ли кон­су­лов при­со­еди­нить­ся к луч­шей сто­роне⁶⁰, счи­тая, что они обла­да­ют силой маги­ст­ра­ту­ры, свой­ст­вен­ной царям, а не наро­ду; если же нет, то соблюдать бес­при­страст­ность и не ока­зы­вать вли­я­ния ни на одну ни на дру­гую сто­ро­ны, но, отдель­но сосчи­тав мне­ния сена­то­ров, при­со­еди­нить­ся ко мне­нию боль­шин­ства. (2) Но если кон­су­лы пре­не­бре­гут и тем и дру­гим мне­ни­ем и при­сво­ят себе неогра­ни­чен­ную власть для заклю­че­ния пере­ми­рия, то те ска­за­ли бы, что не поз­во­лят им это­го, но будут сопро­тив­лять­ся со всей реши­тель­но­стью как сло­ва­ми, насколь­ко это будет воз­мож­но, так и ору­жи­ем, если бы воз­ник­ла потреб­ность. Эта груп­па была силь­ной, и почти вся пат­ри­ци­ан­ская моло­дежь разде­ля­ла такой образ мыс­лей. (3) Желаю­щие же мира под­дер­жа­ли мне­ние Мене­ния и Вале­рия, и в осо­бен­но­сти те, кто был в пре­клон­ных летах и пом­нил те горе­сти, кото­рые пости­га­ют государ­ства вслед­ст­вие меж­до­усоб­ных бра­ней. Одна­ко, усту­пая кри­ку и бес­чин­ству моло­дых людей и с бес­по­кой­ст­вом наблюдая их дух сопер­ни­че­ства, а так­же опа­са­ясь, как бы дер­зость, кото­рую они про­яв­ля­ли в отно­ше­нии кон­су­лов, не пере­шла в оскорб­ле­ние, если бы им не сде­ла­ли каких-либо усту­пок, они в кон­це кон­цов обра­ти­лись к сво­им про­тив­ни­кам с рыда­ни­я­ми и моль­ба­ми.

66. Когда шум успо­ко­ил­ся и нако­нец уста­но­ви­лась тиши­на, кон­су­лы после сове­ща­ния вме­сте объ­яви­ли свое реше­ние, состо­я­щее в сле­дую­щем: «Что до нас, сена­то­ры, то мы боль­ше все­го жела­ем, чтобы все вы были бы еди­но­душ­ны, осо­бен­но, когда вы рас­суж­да­е­те об общем спа­се­нии. Если же нет, то мы жела­ли бы, чтобы более моло­дые усту­пи­ли более стар­шим из вас и не спо­ри­ли с ними, пом­ня, что когда они достиг­нут того же воз­рас­та, потом­ки им будут ока­зы­вать то же почте­ние. Но так как мы видим, что вы впа­ли в раздор, самую губи­тель­ную из люд­ских болез­ней, и над­мен­ность, оби­таю­щая в моло­дых из вас, вели­ка, то теперь, когда остав­ша­я­ся часть дня корот­ка и у вас нет вре­ме­ни прий­ти к окон­ча­тель­но­му реше­нию, оставь­те Курию и рас­хо­ди­тесь по домам. На сле­дую­щее же заседа­ние вы при­де­те, став более уме­рен­ны­ми и имея луч­шие суж­де­ния. (2) Если же любовь к спо­рам у вас будет про­дол­жать­ся, то мы боль­ше не будем исполь­зо­вать юно­шей ни как судей, ни как совет­ни­ков в отно­ше­нии того, что полез­но, но на буду­щее будем сми­рять их дер­зость, уста­но­вив зако­ном воз­раст, кото­рый долж­ны достичь сена­то­ры. Стар­шим же мы сно­ва дадим воз­мож­ность изло­жить свои суж­де­ния, и если они не при­дут ни к како­му согла­сию в мне­ни­ях, мы быст­рым спо­со­бом пре­се­чем их при­стра­стие к спо­рам, о кото­ром вам луч­ше зара­нее услы­шать и узнать. (3) Вы несо­мнен­но зна­е­те, что с того вре­ме­ни, как мы насе­ля­ем этот город, у нас име­ет­ся закон, в соот­вет­ст­вии с кото­рым у сена­та есть выс­шая власть во всем, кро­ме назна­че­ния маги­ст­ра­тов, при­ня­тия зако­нов и объ­яв­ле­ния или пре­кра­ще­ния вой­ны. Пра­во же решать те три вопро­са, пода­вая голо­са, име­ет народ. И в насто­я­щее вре­мя мы обсуж­да­ем не что иное, как вопрос вой­ны и мира, так что есть боль­шая необ­хо­ди­мость того, чтобы наро­ду дали власть, про­ведя голо­со­ва­ние, под­дер­жать наши реше­ния. (4) Итак, в соот­вет­ст­вии с этим зако­ном мы потре­бу­ем, чтобы он собрал­ся на Фору­ме, и после того как вы изло­жи­те свои суж­де­ния, пред­ло­жим ему про­го­ло­со­вать, пола­гая, что это луч­шее сред­ство поло­жить конец пре­пи­ра­тель­ствам. И за что бы боль­шин­ство наро­да ни про­го­ло­со­ва­ло, то мы будем счи­тать име­ю­щим силу. Я пола­гаю, что этой чести достой­ны те, кто посто­ян­но бла­го­во­лит к государ­ству и дол­жен делить с нами и хоро­шее, и пло­хое».

67. Ска­зав это, они закры­ли заседа­ние. И в тече­ние после­дую­щих дней они пове­ле­ли объ­явить, чтобы все, нахо­дя­щи­е­ся в сель­ской мест­но­сти и кре­по­стях, яви­лись, и при­ка­за­ли сена­ту собрать­ся на новый день. После того как они узна­ли, что город навод­нен наро­дом и пат­ри­ции настро­е­ны усту­пить моль­бам, сле­зам и жало­бам и роди­те­лей, и мало­лет­них детей уда­лив­ших­ся, они яви­лись в назна­чен­ный день на Форум, кото­рый был запол­нен вся­ко­го рода людом еще с глу­бо­кой ночи. (2) И прой­дя к хра­му Вул­ка­на, где, по обы­чаю, народ про­во­дил собра­ния, они сна­ча­ла похва­ли­ли народ за его усер­дие и пре­дан­ность, про­явив­ши­е­ся в при­бы­тии зна­чи­тель­но­го чис­ла людей. Затем они попро­си­ли их спо­кой­но подо­ждать, пока под­гото­вит­ся пред­ва­ри­тель­ное реше­ние сена­та; и при­зва­ли род­ст­вен­ни­ков уда­лив­ших­ся питать доб­рые надеж­ды на воз­вра­ще­ние через корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни тех, кто был для них доро­же все­го. И вслед за этим кон­су­лы отпра­ви­лись в Курию, где сами про­из­но­си­ли снис­хо­ди­тель­ные и бла­го­ра­зум­ные речи и дру­гих про­си­ли выра­жать свои суж­де­ния целе­со­об­раз­но и чело­ве­ко­лю­би­во. И рань­ше дру­гих они вызва­ли Мене­ния, кото­рый, под­няв­шись, про­из­нес те же сло­ва, что и преж­де, при­зы­вая сенат к пере­ми­рию, и выска­зал то же мне­ние, про­ся без про­мед­ле­ния отпра­вить к уда­лив­шим­ся послов, пре­до­ста­вив им все пол­но­мо­чия заклю­чать пере­ми­рие.

68. После него под­ня­лись, будучи вызва­ны в соот­вет­ст­вии с воз­рас­том, дру­гие, уже зани­мав­шие кон­суль­скую долж­ность, и все реши­ли при­нять мне­ние Мене­ния, пока сло­во не дали Аппию. Встав, он заявил: «Я вижу, сена­то­ры, что вам и кон­су­лам, и почти всем осталь­ным, угод­но вер­нуть народ на тех усло­ви­ях, кото­рые сам он сочтет достой­ны­ми. И из всех толь­ко я оста­юсь про­тив­ни­ком при­ми­ре­ния, так что ока­зы­ва­юсь посто­ян­но нена­видим ими, да и вам более не будучи поле­зен. (2) И все же, в том чис­ле и по этой при­чине, я не наме­рен отсту­пать от мое­го пер­во­на­чаль­но­го убеж­де­ния и не остав­лю как граж­да­нин доб­ро­воль­но сво­его поста. Но чем боль­ше меня покида­ют те, кто преж­де под­дер­жи­вал то же мне­ние, тем боль­ше со вре­ме­нем вы ста­не­те меня ува­жать, и пока я жив, вы буде­те меня хва­лить, когда же я умру, потом­ки будут пом­нить меня. Итак, Юпи­тер Капи­то­лий­ский и боги-хра­ни­те­ли наше­го горо­да, герои и боже­ства, кото­рые при­смат­ри­ва­ют за зем­лей рим­лян, пусть воз­вра­ще­ние бег­ле­цов будет достой­ным и полез­ным для всех, и пусть я оши­бусь в сво­их опа­се­ни­ях, кото­рые име­ют­ся у меня в отно­ше­нии гряду­ще­го вре­ме­ни. (3) И если какая-нибудь пагу­ба обру­шит­ся на государ­ство вслед­ст­вие этих реше­ний — а это вско­ре станет ясно, — вы сами испра­ви­те их и дару­е­те обще­ству спа­се­ние и без­опас­ность. Ко мне же, тому, кто в любом дру­гом слу­чае еще нико­гда не пред­по­чи­тал гово­рить очень при­ят­ное вме­сто само­го полез­но­го, и кто сей­час не пре­да­ет государ­ство, обе­ре­гая свою соб­ст­вен­ную без­опас­ность, будь­те бла­го­склон­ны и мило­сти­вы. (4) Имен­но об этом я про­шу богов, ибо речи более не нуж­ны. И реше­ние, кото­рое я объ­яв­ляю, то же, что и преж­де, а имен­но — осво­бо­дить от дол­гов пле­бе­ев, остаю­щих­ся в горо­де, но со всей реши­тель­но­стью вести вой­ну с отпав­ши­ми до тех пор, пока они пре­бы­ва­ют воору­жен­ны­ми».

69. Про­из­не­ся это, он закон­чил. И после того как пожи­лые сена­то­ры сошлись во мне­ни­ях с Мене­ни­ем и при­шла оче­редь высту­пать моло­дым, а весь сенат замер в тре­во­ге, встал Спу­рий Нав­ций, пото­мок весь­ма бли­ста­тель­но­го семей­ства. Ибо Нав­ций⁶¹, осно­ва­тель рода, был одним из тех, кто вме­сте с Эне­ем вывел коло­нию, будучи жре­цом Афи­ны Поли­а­ды⁶². Когда он покидал Трою, то взял с собой дере­вян­ную ста­тую этой боги­ни, кото­рую род Нав­ци­ев посто­ян­но обе­ре­га­ет, пере­да­вая друг дру­гу по наслед­ству. Спу­рий же счи­тал­ся бла­го­да­ря сво­им соб­ст­вен­ным свер­ше­ни­ям самым слав­ным из моло­дых сена­то­ров, и пола­га­ли, что вско­ре он достигнет долж­но­сти кон­су­ла. (2) Он начал с того, что про­из­нес речь в защи­ту всех моло­дых сена­то­ров, заявив, что со сво­и­ми отца­ми они не обхо­ди­лись ни дерз­ко, ни кич­ли­во, когда на про­шлом заседа­нии сена­та обна­ру­жи­ли образ мыс­лей, про­ти­во­по­лож­ный дру­гим, но даже если они допу­сти­ли огреш­ность, то ошиб­лись они в сво­ем суж­де­нии вслед­ст­вие воз­рас­та. В заклю­че­ние он ска­зал, что они дока­жут это, изме­нив свое мне­ние. По край­ней мере, они согла­си­лись, что ста­рей­ши­ны, как люди более бла­го­ра­зум­ные, при­мут обо всем такое реше­ние, кото­рое, как они пола­га­ют, при­не­сет поль­зу государ­ству, и что они, во вся­ком слу­чае, не будут это­му про­ти­вить­ся, но ста­нут пола­гать­ся на пожи­лых сена­то­ров. (3) И когда все осталь­ные моло­дые сена­то­ры, за исклю­че­ни­ем очень немно­гих род­ст­вен­ни­ков Аппия, при­со­еди­ни­лись к нему, кон­су­лы похва­ли­ли их бла­го­при­стой­ность и при­зва­ли их вести себя так же во всех обще­ст­вен­ных делах. После это­го они выбра­ли в каче­стве послов десять чело­век, самых выдаю­щих­ся из ста­рей­ших сена­то­ров, и всех, за исклю­че­ни­ем одно­го, быв­ших кон­су­лов⁶³. Вот кто был назна­чен: Агрип­па Мене­ний Ланат, сын Гая, Маний Вале­рий, сын Волу­за, Пуб­лий Сер­ви­лий, сын Пуб­лия, Пуб­лий Посту­мий Туберт, сын Квин­та, Тит Эбу­ций Флав, сын Тита, Сер­вий Суль­пи­ций Каме­рин, сын Пуб­лия, Авл Посту­мий Бальб, сын Пуб­лия, Авл Вер­ги­ний Цели­мон­тан, сын Авла⁶⁴. (4) После это­го кон­су­лы, рас­пу­стив сенат, отпра­ви­лись на народ­ное собра­ние, зачи­та­ли поста­нов­ле­ние сена­та и пред­ста­ви­ли послов. И так как все жела­ли знать пору­че­ния, кото­рые сенат дал им, кон­су­лы откро­вен­но ска­за­ли, что им при­ка­за­ли при­ми­рить плебс с пат­ри­ци­я­ми теми мера­ми, кото­ры­ми смо­гут, без хит­ро­сти и обма­на, и без про­мед­ле­ния при­ве­сти бег­ле­цов домой⁶⁵.

70. Послы, полу­чив пору­че­ния от сена­та, в тот же день отпра­ви­лись. Одна­ко вести о том, что про­ис­хо­ди­ло в горо­де, достиг­ли нахо­дя­щих­ся в лаге­ре рань­ше них, и тот­час все пле­беи оста­ви­ли укреп­ле­ние и встре­ти­ли послов, когда те еще нахо­ди­лись в пути. В лаге­ре же был один весь­ма бес­по­кой­ный и мятеж­ный чело­век, кото­рый обла­дал про­ни­ца­тель­ным умом и мог пред­ска­зы­вать отда­лен­ное буду­щее, и, как чело­век раз­го­вор­чи­вый и болт­ли­вый, он был не спо­со­бен не выбал­ты­вать то, что дума­ет. Зва­ли его так же, как и того, кто лишил вла­сти царей, Луций Юний, и он, желая иметь пол­но­стью такое же имя, захо­тел назы­вать­ся Бру­том. Для боль­шин­ства же людей, пожа­луй, он являл­ся посме­ши­щем из-за пусто­го тще­сла­вия, и когда они жела­ли посме­ять­ся над ним, они назы­ва­ли его про­зви­щем Брут. (2) Этот чело­век ука­зал Сици­нию, началь­ни­ку лаге­ря, что наро­ду луч­ше бы не при­ни­мать лег­ко­мыс­лен­но сде­лан­ные пред­ло­же­ния, чтобы из-за весь­ма незна­чи­тель­но­го тре­бо­ва­ния их воз­вра­ще­ние не ста­ло менее почет­ным, но про­ти­вить­ся им дли­тель­ное вре­мя и при­вне­сти в ход пере­го­во­ров неко­то­рый отте­нок дра­ма­тиз­ма; пообе­щав при­нять на себя защи­ту наро­да и пред­ло­жив кое-что дру­гое, что сле­ду­ет сде­лать или ска­зать, он убедил Сици­ния. Вслед за тем Сици­ний, созвав народ, попро­сил послов рас­ска­зать, зачем они при­шли.

71. Тогда впе­ред высту­пил Маний Вале­рий, кото­рый был самым стар­шим из них и самым пре­дан­ным наро­ду, и тол­па про­яв­ля­ла свое рас­по­ло­же­ние к нему самы­ми доб­ро­же­ла­тель­ны­ми выкри­ка­ми и при­вет­ст­ви­я­ми. Когда он добил­ся мол­ча­ния, то про­из­нес сле­дую­щую речь: «Пле­беи, ничто более не пре­пят­ст­ву­ет вам сно­ва вер­нут­ся к сво­им домам и при­ми­рить­ся с сена­то­ра­ми. (2) Ибо сенат про­го­ло­со­вал за достой­ное и выгод­ное для вас воз­вра­ще­ние и при­нял реше­ние не мстить ни за что про­ис­шед­шее. И он отпра­вил в каче­стве послов нас, тех, о ком он знал, что мы очень любим народ и по досто­ин­ству чтим­ся вами, пре­до­ста­вив нам пол­ную власть заклю­чать мир, чтобы мы не суди­ли о ваших наме­ре­ни­ях ни по внеш­ним при­зна­кам, ни путем пред­по­ло­же­ний, но узна­ли от вас самих, каким обра­зом вы жела­е­те пре­кра­тить враж­ду. И если в ваших тре­бо­ва­ни­ях при­сут­ст­ву­ет неко­то­рая уме­рен­ность и они не явля­ют­ся невоз­мож­ны­ми и дру­гой непо­пра­ви­мый позор не пре­пят­ст­ву­ет их выпол­не­нию, то мы усту­пим вам, не дожи­да­ясь реше­ния сена­та, не откла­ды­вая дело на дол­гий срок и не вызы­вая зависть про­тив­ни­ков. (3) Конеч­но, так как сенат при­нял это реше­ние, при­ми­те, пле­беи, с радо­стью его бла­го­де­я­ние, со вся­че­ским вооду­шев­ле­ни­ем и пылом, высо­ко оце­ни­вая такое сча­стье и глу­бо­ко бла­го­да­ря богов за то, что государ­ство рим­лян, управ­ля­ю­щее столь мно­ги­ми людь­ми, и сенат, кото­рый име­ет власть над все­ми бла­га­ми здесь, хотя не в их обык­но­ве­нии усту­пать кому-либо из про­тив­ни­ков, толь­ко вам усту­па­ют часть сво­его досто­ин­ства. Итак, сенат не счи­тал нуж­ным рас­суж­дать о пра­вах каж­дой сто­ро­ны как того мож­но было ожи­дать от знат­ных в отно­ше­нии низ­ших, но сам пер­вым отпра­вил послов заклю­чать мир и не при­нял с гне­вом ваши высо­ко­мер­ные отве­ты, кото­рые вы дали преж­ним послам, но стер­пел эту дер­зость и лег­ко­мыс­лен­ное про­яв­ле­ние вашей гор­ды­ни, как хоро­шие роди­те­ли пре­тер­пе­ли бы это от сво­их нера­зум­ных детей. И сена­то­ры пола­га­ли, что опять сле­ду­ет отпра­вить дру­гое посоль­ство, иметь мень­ше прав и все, о сограж­дане, стер­петь, что бла­го­ра­зум­но. (4) Испы­тав такую уда­чу, поведай­те нам, пле­беи, без про­мед­ле­ния, в чем вы нуж­да­е­тесь и не насме­хай­тесь над нами, но, поло­жив конец сму­те, воз­вра­щай­тесь с радо­стью в город, поро­див­ший и вос­пи­тав­ший вас, кото­рый вы нехо­ро­шо воз­на­гра­ди­ли и отбла­го­да­ри­ли, оста­вив его, по край­ней мере, обез­людев­шим и пред­став­ля­ю­щим собой паст­би­ще для овец. Если же вы упу­сти­те этот слу­чай, вы неод­но­крат­но буде­те желать обре­сти дру­гой такой же».

72. После того как Вале­рий закон­чил гово­рить, впе­ред вышел Сици­ний и ска­зал, что те, кто рас­суж­да­ет муд­ро, не долж­ны изу­чать полез­ность чего-либо с точ­ки зре­ния одной сто­ро­ны, но пред­ста­вить себе и про­ти­во­по­лож­ную, в осо­бен­но­сти когда рас­смат­ри­ва­ют­ся столь важ­ные государ­ст­вен­ные дела. Поэто­му он попро­сил тех, кто жела­ет, дать ответ на эти пред­ло­же­ния, отбро­сив вся­кое стес­не­ние и пуг­ли­вость. Ибо поло­же­ние их, когда они доведе­ны до такой нуж­ды, не поз­во­ля­ет под­да­вать­ся ни стра­ху, ни стыд­ли­во­сти. (2) И когда воца­ри­лось мол­ча­ние, они все посмот­ре­ли друг на дру­га, чтобы выяс­нить, кто будет гово­рить в защи­ту обще­го дела. Одна­ко никто не появил­ся, хотя Сици­ний повто­рил вызов несколь­ко раз. Нако­нец, Луций Юний, тот самый, кото­рый хотел, чтобы ему дали про­зви­ще Брут, высту­пил впе­ред в соот­вет­ст­вии со сво­им обе­ща­ни­ем и под общее одоб­ре­ние тол­пы про­из­нес речь: (3) «Пле­беи, кажет­ся, что страх перед пат­ри­ци­я­ми еще так креп­ко сидит в ваших душах, что дер­жит вас в ужа­се, и вы, сми­рив­шись по этой при­чине, отка­зы­ва­е­тесь откры­то выска­зать те дово­ды, кото­рые обык­но­вен­но при­во­ди­те друг дру­гу. Ибо каж­дый из вас, может быть, пола­га­ет, что его сосед будет высту­пать в защи­ту обще­го дела и что луч­ше все осталь­ные, а не он, под­верг­нут­ся каким-либо опас­но­стям, если тако­вые воз­ник­нут, сам же он, оста­ва­ясь в тени, полу­чит свою долю благ без бояз­ни бла­го­да­ря отва­ге дру­гих. Одна­ко здесь он оши­ба­ет­ся. Ибо если мы все будем так думать, то мало­ду­шие каж­до­го из нас в отдель­но­сти при­не­сет общий вред всем, и пока каж­дый отдель­но обра­ща­ет вни­ма­ние на свою соб­ст­вен­ную без­опас­ность, он остав­ля­ет без заботы общую для всех. (4) Но если даже вы не зна­ли преж­де, что вы сво­бод­ны от стра­ха, и сво­бо­да, кото­рой вы обла­да­е­те, защи­ще­на ору­жи­ем, узнай­те уже это теперь, исполь­зуя этих людей как учи­те­лей. Так как эти высо­ко­мер­ные и жесто­кие люди не при­шли, как преж­де, с при­ка­за­ми вам и угро­за­ми, но про­сят и при­зы­ва­ют вас вер­нуть­ся домой, и уже начи­на­ют обра­щать­ся с вами на рав­ных как со сво­бод­ны­ми. (5) Итак, поче­му вы еще испы­ты­ва­е­те страх перед ними и мол­чи­те? Поче­му вы не мыс­ли­те сво­бод­но, и, уже нако­нец разо­рвав узду, не гово­ри­те всем, что стра­да­е­те от них? Несчаст­ные, чего вы бои­тесь? Что вы буде­те стра­дать, если сле­дуя за мной, дади­те волю сво­е­му язы­ку? Посколь­ку я под­верг­ну себя опас­но­сти, гово­ря им со всей откро­вен­но­стью о ваших спра­вед­ли­вых тре­бо­ва­ни­ях и ниче­го не скры­вая. И так как Вале­рий ска­зал, что вас ничто не удер­жи­ва­ет от воз­вра­ще­ния домой, пото­му что сенат раз­ре­шил вам вер­нуть­ся и при­нял реше­ние о пол­ном про­ще­нии, то я дам ему такой ответ — то, что истин­но и необ­хо­ди­мо ска­зать:

73. У нас, Вале­рий, есть мно­го про­чих при­чин, кото­рые удер­жи­ва­ют нас от того, чтобы сло­жить ору­жие и пре­дать себя вам, но три из них явля­ют­ся самы­ми важ­ны­ми и самы­ми оче­вид­ны­ми. Во-пер­вых, вы при­шли обви­нять нас, буд­то мы совер­ши­ли пре­ступ­ле­ние, и, доз­во­ляя нам вер­нуть­ся, вы счи­та­е­те это бла­го­де­я­ни­ем для нас; далее, побуж­дая нас к при­ми­ре­нию вы не дае­те понять, на каких спра­вед­ли­вых и чело­ве­ко­лю­би­вых усло­ви­ях мы будем его заклю­чать; нако­нец, у нас нет ника­кой уве­рен­но­сти в том, что вы выпол­ни­те ваши обе­ща­ния, так как вы неод­но­крат­но нас обма­ны­ва­ли и вво­ди­ли в заблуж­де­ние. (2) Я буду гово­рить о каж­дой отдель­но, начав со спра­вед­ли­во­сти. Ибо каж­дый дол­жен начи­нать со спра­вед­ли­во­сти, ведет ли он част­ную бесе­ду или гово­рит пуб­лич­но. Конеч­но, если мы посту­па­ем с вами неспра­вед­ли­во, мы не про­сим ни о без­на­ка­зан­но­сти, ни о поми­ло­ва­нии, хотя мы и не про­сим о том, чтобы город более был для нас с вами общим, но будем жить там, куда нас при­ведет нуж­да, пре­до­ста­вив вести нас судь­бе и богам. Одна­ко если, пре­тер­пев от вас неспра­вед­ли­вость, мы вынуж­де­ны испы­ты­вать ту участь, кото­рая нас постиг­ла, то поче­му вы не при­зна­е­те, что сами, при­чи­нив нам зло, нуж­да­е­тесь в снис­хож­де­нии и амни­стии? Но теперь вы заяв­ля­е­те, что ока­зы­ва­е­те снис­хож­де­ние за то, за что вы долж­ны про­сить его для себя, и хваст­ли­во бол­та­е­те о том, что про­ща­е­те нам обиды, за кото­рые вы сами стре­ми­тесь полу­чить про­ще­ние, тем самым сме­ши­вая суть исти­ны и извра­щая зна­че­ние спра­вед­ли­во­сти. (3) Знай­те же, что не с вами посту­па­ют неспра­вед­ли­во, но вы посту­па­е­те неспра­вед­ли­во, и вы недо­стой­но воз­на­граж­да­е­те народ, ока­зав­ший вам мно­го боль­ших услуг в отно­ше­нии и вашей сво­бо­ды, и ваше­го гла­вен­ства. Я нач­ну речь с тех дел, о кото­рых вы сами зна­е­те, и умо­ляю вас ради богов, если я ска­жу что-либо лож­ное, чтобы вы это не тер­пе­ли, но тот­час опро­вер­га­ли меня.

74. Древним спо­со­бом управ­ле­ния государ­ст­вом у нас была монар­хия, и при таком государ­ст­вен­ном устрой­стве мы жили вплоть до седь­мо­го поко­ле­ния⁶⁶. И в тече­ние все­го вре­ме­ни этой вла­сти народ нико­гда царя­ми не лишал­ся сво­их прав, и мень­ше все­го тем, кто пра­вил послед­ним. Я уж не буду гово­рить о мно­гих зна­чи­тель­ных бла­гах, кото­рые народ при­об­рел от их прав­ле­ния. (2) Ибо поми­мо дру­гих спо­со­бов цари льсти­ли ему и иска­ли его рас­по­ло­же­ния, чтобы сде­лать его вашим вра­гом — что дела­ют все пра­ви­те­ли, стре­мя­щи­е­ся к тира­нии, — и после того как они в резуль­та­те дли­тель­ной вой­ны ста­ли вла­ды­ка­ми Свес­сы, весь­ма про­цве­таю­ще­го горо­да, и в их вла­сти было не выде­лять нико­му часть из добы­чи, но все при­сво­ить самим себе и пре­взой­ти всех дру­гих царей богат­ст­вом, они не сочли это достой­ным, но вынес­ли все тро­феи и пре­до­ста­ви­ли их в рас­по­ря­же­ние армии, так что каж­дый из нас поми­мо рабов, скота и дру­гой добы­чи, коей было мно­го и весь­ма нема­лой цен­но­сти, полу­чил по пять мин сереб­ра. (3) Мы же пре­не­брег­ли всем этим, когда они вос­поль­зо­ва­лись сво­ей вла­стью как тира­ны, чтобы оскор­бить ско­рее не народ, но вас; и него­дуя на их поведе­ние, мы оста­ви­ли наше рас­по­ло­же­ние к царям и при­со­еди­ни­лись к вам, вос­став вме­сте с вами про­тив них — и те, кто нахо­дил­ся в горо­де, и те, кто пре­бы­вал в лаге­ре. Мы изгна­ли их и, при­не­ся вам их власть, дове­ри­ли вам ее. И хотя мы неод­но­крат­но мог­ли при­мкнуть к сто­рон­ни­кам изгнан­ных царей, одна­ко мы отверг­ли их щед­рые дары, кото­рые они нам пред­ло­жи­ли, чтобы побудить нас нару­шить дан­ное нами вам обе­ща­ние, но тер­пе­ли­во ради вас пере­нес­ли мно­го тяже­лых и про­дол­жи­тель­ных войн и опас­но­стей. И к насто­я­ще­му вре­ме­ни, а это уже сем­на­дца­тый год, мы исто­ще­ны сра­же­ни­я­ми со всем све­том за нашу общую сво­бо­ду. (4) Ибо пока государ­ст­вен­ная власть не была еще уста­нов­ле­на (как то обык­но­вен­но слу­ча­ет­ся при вне­зап­ных изме­не­ни­ях), мы осме­ли­лись всту­пить в борь­бу с дву­мя зна­ме­ни­ты­ми гра­да­ми тирре­нов — Тарк­ви­ни­я­ми и Вей­я­ми, когда они заду­ма­ли при помо­щи круп­но­го воин­ства вер­нуть царей. Сра­жа­ясь немно­гие про­тив мно­гих и про­яв­ляя вели­чай­шее рве­ние, мы не толь­ко одер­жа­ли верх в бит­ве и изгна­ли их, но и сохра­ни­ли власть для остав­ше­го­ся в живых кон­су­ла. (5) Немно­го вре­ме­ни спу­стя, когда Пор­се­на, царь тирре­нов, воз­на­ме­рил­ся вер­нуть изгнан­ни­ков при помо­щи как сил всех тирре­нов, кото­ры­ми он сам коман­до­вал, так и тех, кто был собран задол­го до это­го, мы, хотя и не име­ли рав­но­силь­но­го вой­ска и пото­му были вынуж­де­ны под­верг­нуть­ся оса­де и были доведе­ны до край­не­го отча­я­ния и нехват­ки все­го, одна­ко пере­нес­ли все эти тяготы и заста­ви­ли его, став­ше­го дру­гом, отсту­пить. (6) И в кон­це кон­цов, когда цари в тре­тий раз заду­ма­ли осу­ще­ст­вить свое воз­вра­ще­ние с помо­щью пле­ме­ни лати­нов и при­ве­ли про­тив нас трид­цать горо­дов, мы, видя, что вы умо­ля­е­те, пла­че­те, при­зы­ва­е­те каж­до­го из нас в отдель­но­сти и напо­ми­на­е­те нам о нашей друж­бе, нашем общем вос­пи­та­нии и сов­мест­ных вой­нах, не осме­ли­лись оста­вить вас. Но счи­тая самым достой­ным и самым слав­ным делом сра­жать­ся вме­сте с вами, мы про­шли через труд­но­сти и бро­си­лись, без­услов­но, в вели­чай­шие опас­но­сти, в кото­рых, полу­чив мно­го ран и поте­ряв мно­гих наших род­ных, дру­зей и това­ри­щей по ору­жию, одо­ле­ли вра­га, уни­что­жи­ли его пред­во­ди­те­лей и истре­би­ли всю цар­скую семью.

75. Вот те услу­ги, кото­рые мы ока­за­ли, чтобы помочь вам осво­бо­дить­ся от тира­нов, ста­ра­ясь сверх сво­их сил бла­го­да­ря нашей соб­ст­вен­ной реши­тель­но­сти, достиг­нув это­го по необ­хо­ди­мо­сти ничуть не боль­ше, чем вслед­ст­вие доб­ле­сти. Послу­шай­те же, что мы сде­ла­ли, чтобы полу­чить для вас ува­же­ние от дру­гих и управ­ле­ние дру­ги­ми, и чтобы при­об­ре­сти для вас власть бо́льшую, чем пред­по­ла­га­лось сна­ча­ла. И если, как я ска­зал преж­де, я укло­нюсь от исти­ны, вы воз­ра­зи­те мне. (2) Ибо, когда каза­лось, что ваша сво­бо­да пре­бы­ва­ет в проч­ной без­опас­но­сти, вы не были удо­вле­тво­ре­ны, чтобы оста­но­вить­ся на этом, но настой­чи­во устрем­ля­лись к дер­зо­сти и новым пред­при­я­ти­ям, счи­тая веро­ят­ным вра­гом вся­ко­го, кто при­вер­жен сво­бо­де, и объ­яв­ля­ли вой­ны почти все­му миру, при­ни­ма­ли уча­стие во всех опас­но­стях и во всех бит­вах, дабы под­дер­жать ту алч­ность к вла­сти, за кото­рую вы счи­та­ли допу­сти­мым губить наши тела. (3) Я ниче­го не гово­рю о горо­дах, кото­рые то пооди­ноч­ке, то по двое сра­жа­лись с вами, защи­щая свою сво­бо­ду; неко­то­рые из них мы одо­ле­ли в реши­тель­ных сра­же­ни­ях, дру­гие взя­ли при­сту­пом и заста­ви­ли поко­рить­ся вам. Ибо что еще нуж­но гово­рить об этих дея­ни­ях в подроб­но­стях, когда у нас име­ет­ся такое оби­лие того, о чем порас­ска­зать? Но кто были те, кото­рые помо­га­ли вам захва­тить и под­чи­нить себе Тирре­нию, стра­ну, разде­лен­ную на две­на­дцать вла­де­ний и обла­даю­щую огром­ной мощью на суше и на море? Какую помощь пре­до­ста­ви­ли вам саби­няне, столь вели­кий народ, боров­ший­ся неко­гда с вами за пер­вен­ство и неспо­соб­ный более бороть­ся за равен­ство?^[8] Что же? Кто поко­рил трид­цать горо­дов лати­нов, кото­рые не толь­ко гор­ди­лись пре­вос­ход­ством сво­их сил, но и исклю­чи­тель­ной спра­вед­ли­во­стью сво­их тре­бо­ва­ний? И кто заста­вил их устре­мить­ся к вам, умо­ляя не допу­стить их пора­бо­ще­ние и раз­ру­ше­ние их горо­дов?

76. Я не буду рас­суж­дать о дру­гих опас­но­стях, в кото­рых мы очу­ти­лись вме­сте с вами, пока еще мы не были раз­роз­нен­ны с вами и не потре­бо­ва­ли какую-нибудь часть ожи­дае­мых выгод от вла­сти. Но когда уже было ясно, что могу­ще­ство, кото­рое вы обре­ли, была тира­ни­ей, что вы обра­ща­е­тесь с нами, как с раба­ми, и что мы боль­ше не испы­ты­ва­ем к вам тех же чувств, и когда почти все под­власт­ные вам вос­ста­ли (сна­ча­ла отло­жи­лись воль­ски, за кото­ры­ми после­до­ва­ли эквы, гер­ни­ки, саби­няне и мно­гие дру­гие), и един­ст­вен­ной воз­мож­но­стью, кото­рая, каза­лось, напра­ши­ва­лась сама собой, если бы мы захо­те­ли ею вос­поль­зо­вать­ся, было выпол­нить одно из двух: или низ­верг­нуть ваше гос­под­ство, или сде­лать его более уме­рен­ным на буду­щее, — то помни­те ли вы, в какое отча­я­ние по пово­ду сохра­не­ния вашей вла­сти вы впа­ли и в каком вы пре­бы­ва­ли край­нем уны­нии, как бы мы не отка­за­лись помочь вам в войне или, пота­кая сво­им обидам, не пере­мет­ну­лись бы к вра­гу, и какие прось­бы вы обра­ща­ли и какие обе­ща­ния вы сули­ли? (2) Итак, как тогда мы, пре­зрен­ный люд, с кото­рым вы жесто­ко обра­ща­лись, посту­пи­ли? Мы поз­во­ли­ли себе под­дать­ся прось­бам и пове­ри­ли обе­ща­ни­ям, кото­рые этот вот пре­вос­ход­ней­ший Сер­ви­лий, быв­ший в то вре­мя кон­су­лом, дал наро­ду, и не дер­жа­ли на вас обид за про­шлое зло, но имея бла­гие надеж­ды на буду­щее, мы дове­ри­лись вам, и в крат­кий срок одолев всех ваших вра­гов, вер­ну­лись с боль­шим коли­че­ст­вом плен­ных и бога­той добы­чей. (3) Какое воз­вра­ще­ние угото­ви­ли вы нам за эти услу­ги? Над­ле­жа­щее ли и достой­ное ли всех этих опас­но­стей? Куда там! Дале­ко не так! Вы нару­ши­ли даже те обе­ща­ния, кото­рые при­ка­за­ли кон­су­лу дать нам от име­ни государ­ства. И вот это­го само­го пре­вос­ход­ней­ше­го чело­ве­ка, кото­ро­го вы исполь­зо­ва­ли, чтобы обма­нуть нас, вы лиши­ли три­ум­фа, хотя из всех людей он боль­ше все­го досто­ин этой чести, и опо­зо­ри­ли его толь­ко по той при­чине, что он про­сил вас испол­нить обе­щан­ное вами спра­вед­ли­вое дело, и было ясно, что он воз­му­щен вашим обма­ном.

77. И совсем недав­но (ведь преж­де чем закон­чить, я добав­лю еще один при­мер к моим рас­суж­де­ни­ям о спра­вед­ли­во­сти), когда эквы, саби­няне и воль­ски не толь­ко сами еди­но­душ­но вос­ста­ли про­тив вас, но и при­зва­ли дру­гих сде­лать то же самое, раз­ве не были вынуж­де­ны вы, такие гор­дые и суро­вые, обра­тить­ся к нам, жал­ким и пре­зрен­ным, и обе­щать все, чтобы обес­пе­чить тогда свою без­опас­ность? Чтобы не пока­за­лось, что вы опять наме­ре­ва­е­тесь обма­нуть нас, как это слу­ча­лось уже не раз, вы исполь­зо­ва­ли вот это­го Мания Вале­рия, само­го боль­шо­го при­вер­жен­ца наро­да, как при­кры­тие ваше­го обма­на. Дове­ряя ему и наде­ясь, что нам не гро­зит ока­зать­ся обма­ну­ты­ми дик­та­то­ром, а тем более чело­ве­ком, так хоро­шо к нам отно­ся­щим­ся, мы помог­ли вам и в этой войне и, при­няв уча­стие в целой череде сра­же­ний, отнюдь не незна­чи­тель­ных и не безыз­вест­ных, мы одо­ле­ли ваших вра­гов. (2) Одна­ко, как толь­ко вой­на была слав­но завер­ше­на и намно­го ско­рее, чем кто-либо ожи­дал, вы ока­за­лись столь дале­ки от того, чтобы радо­вать­ся и ощу­щать себя весь­ма обя­зан­ны­ми наро­ду, что сочли достой­ным дер­жать нас под ору­жи­ем и зна­ме­на­ми про­тив нашей воли, чтобы вы мог­ли нару­шить свои обе­ща­ния, как то вы реши­ли с само­го нача­ла. Так как Сер­ви­лий^[11] не согла­сил­ся ни на обман, ни на бес­че­стье ваших дел, но внес зна­ме­на в город и рас­пу­стил армию по домам, то вы, как бы оправ­ды­ва­ясь за то, что не соблюли в отно­ше­нии нас спра­вед­ли­во­сти, оскор­би­ли его и не выпол­ни­ли ни одно­го из дан­ных нам вами обе­ща­ний. Тем самым вы осу­ще­ст­ви­ли три совер­шен­но про­ти­во­за­кон­ных дея­ния, а имен­но: вы уни­что­жи­ли досто­ин­ство сена­та, раз­ру­ши­ли дове­рие к Сер­ви­лию^[11] и лиши­ли ваших бла­го­де­те­лей воз­на­граж­де­ния, пола­гав­ше­го­ся за их труды. (3) Конеч­но, пат­ри­ции, посколь­ку мы рас­по­ла­га­ем эти­ми и мно­ги­ми дру­ги­ми подоб­но­го рода дока­за­тель­ства­ми, в чем мож­но обви­нить вас, то мы не счи­та­ем достой­ным ни обра­щать­ся к вам с моль­ба­ми и прось­ба­ми за помо­щью, ни, подоб­но винов­ным в ужас­ных пре­ступ­ле­ни­ях, обес­пе­чи­вать свое воз­вра­ще­ние полу­че­ни­ем осво­бож­де­ния от нака­за­ния и поми­ло­ва­ния. Одна­ко мы счи­та­ем, что теперь не сле­ду­ет подроб­но гово­рить об этом, так как мы собра­лись рас­суж­дать о согла­сии, поэто­му, успо­ко­ив­шись и пре­дав все это забве­нию, мы при­ми­рим­ся с этим.

78. Но поче­му вы ясно не объ­яви­те, на каких усло­ви­ях в каче­стве послов веде­те пере­го­во­ры и не ска­же­те, о чем при­шли про­сить? На что вы наде­е­тесь, про­ся нас вер­нуть­ся в город? Какая судь­ба ждет нас на этом пути? Какое облег­че­ние или радость овла­де­ют нами? Ведь мы не слы­шим от вас ника­ких чело­ве­ко­лю­би­вых или бла­гих обе­ща­ний — ни поче­стей, ни маги­ст­ра­тур, ни улуч­ше­ния наше­го затруд­ни­тель­но­го поло­же­ния, одним сло­вом, ниче­го хоро­ше­го. Итак, вы не жела­е­те гово­рить нам о том, что соби­ра­е­тесь делать, тогда ска­жи­те, что уже сде­ла­ли, пред­ста­вив нам неко­то­рые уже совер­шен­ные дея­ния как дока­за­тель­ство ваше­го рас­по­ло­же­ния, чтобы мы мог­ли пред­по­ло­жить, что и все осталь­ное будет таким же. (2) Одна­ко я думаю, что они отве­тят на это, буд­то име­ют пол­но­мо­чия на все, поэто­му что бы мы ни при­ня­ли меж­ду собой, то и будет иметь силу. Допу­стим, что это так. Пусть за этим после­ду­ют резуль­та­ты. Я ниче­го про­тив это­го не имею. Одна­ко я желаю у них узнать, что слу­чит­ся потом, когда мы изло­жим усло­вия, на кото­рых счи­та­ем воз­мож­ным вер­нуть­ся, и эти усло­вия будут ими при­ня­ты. Кто пору­чит­ся перед нами за выпол­не­ние этих усло­вий? (3) Пола­га­ясь на какие гаран­тии, мы выпу­стим ору­жие из наших рук и сно­ва отда­дим наши жиз­ни во власть этих людей? На поста­нов­ле­ния ли сена­та, издан­ные по это­му пово­ду? Ведь они, конеч­но, не были при­ня­ты. Тогда что поме­ша­ет сно­ва отме­нить их дру­ги­ми поста­нов­ле­ни­я­ми, когда Аппий и его при­вер­жен­цы сочтут это воз­мож­ным? Или мы будем пола­гать­ся на высо­кое поло­же­ние послов, кото­рые пору­чи­лись сво­им соб­ст­вен­ным вер­ным сло­вом? Одна­ко сенат уже исполь­зо­вал этих людей, для того чтобы обма­нуть нас. Или мы будем пола­гать­ся на согла­ше­ния, скреп­лен­ные клят­вой име­нем богов, полу­чая руча­тель­ство от них? Но я лич­но это­го боюсь боль­ше, чем вся­ко­го дру­го­го пору­чи­тель­ства, давае­мо­го людь­ми, пото­му что вижу, что обле­чен­ные вла­стью пре­зри­тель­но отно­сят­ся к нему, и пото­му что не сей­час толь­ко, но дав­но уже из мно­го­чис­лен­ных при­ме­ров я понял, что вынуж­ден­ные согла­ше­ния, заклю­чен­ные людь­ми, желаю­щи­ми пра­вить теми, кто стре­мит­ся сохра­нить свою сво­бо­ду, сохра­ня­ют­ся лишь столь­ко вре­ме­ни, сколь­ко суще­ст­ву­ет вызвав­шая эти согла­ше­ния необ­хо­ди­мость. (4) Итак, какая друж­ба и какое дове­рие воз­мож­ны, когда мы долж­ны будем искать рас­по­ло­же­ния друг дру­га про­тив сво­ей воли, в то вре­мя как каж­дый из нас ждет лишь удоб­но­го слу­чая для себя? И конеч­но воз­ник­нут подо­зре­ния и посто­ян­ные вза­им­ные обви­не­ния, зависть и нена­висть и вся­кое дру­гое зло, и посто­ян­ная борь­ба за то, чтобы пер­вым уни­что­жить про­тив­ни­ка, так как каж­дый будет думать, что про­мед­ле­ние смер­ти подоб­но.

79. Как извест­но, нет боль­ше­го зла, чем граж­дан­ская вой­на, в кото­рой побеж­ден­ные несчаст­ны, а победи­те­ли неспра­вед­ли­вы, и как пер­вых уни­что­жа­ют их самые близ­кие люди, так и послед­ние уни­что­жа­ют сво­их самых близ­ких людей. Не при­зы­вай­те нас, пат­ри­ции, к таким несча­стьям и отвра­ти­тель­ным раздо­рам, и давай­те, пле­беи, не отве­чать на них, но давай­те мол­ча согла­сим­ся на судь­бу, кото­рая отде­ля­ет нас друг от дру­га. Нет, пусть они вла­де­ют всем горо­дом цели­ком и рас­по­ря­жа­ют­ся им без нас, и пусть они одни поль­зу­ют­ся все­ми дру­ги­ми бла­га­ми, после того как про­го­нят бед­ных и опо­зо­рен­ных пле­бе­ев из оте­че­ства. Мы же давай­те уда­лим­ся туда, куда нас пове­дут боги, созна­вая, что покида­ем чужую стра­ну, а не свой род­ной город. (2) Ведь здесь ни у кого из нас не оста­ет­ся ни земель­но­го участ­ка, ни род­но­го домаш­не­го оча­га, ни общих свя­тынь, ни ува­же­ния, то есть все­го того, что каж­дый име­ет в сво­ем оте­че­стве, и что даже про­тив воли мог­ло бы побудить нас остать­ся. Но мы не обла­да­ем даже телес­ной сво­бо­дой, кото­рую полу­чи­ли с боль­шим трудом. Так как одни из этих благ уни­что­же­ны бес­чис­лен­ны­ми вой­на­ми, дру­гие — нехват­кой необ­хо­ди­мо­го для еже­днев­но­го про­пи­та­ния, третьих нас лиши­ли над­мен­ные заи­мо­дав­цы, для кото­рых мы, несчаст­ные, обя­за­ны возде­лы­вать наши соб­ст­вен­ные земель­ные наде­лы, копая, сея, рас­па­хи­вая, уха­жи­вая за ста­да­ми, ста­но­вясь сото­ва­ри­ща­ми наших соб­ст­вен­ных рабов, кото­рых мы захва­ти­ли на войне, и одни из нас зако­ва­ны в цепи, дру­гие — в кан­да­лы, а третьи, как сви­ре­пые дикие зве­ри, работа­ют в ошей­ни­ках и с желез­ны­ми ядра­ми. (3) Я ниче­го не гово­рю о пыт­ках и оскорб­ле­ни­ях, пор­ках, трудах от зари до зари и всех про­чих выпав­ших на нашу долю жесто­ко­стях, наси­лии и уни­же­ни­ях. Итак, коль ско­ро боги осво­бо­ди­ли нас от столь обиль­но­го непо­мер­но­го зла, так давай­те с радо­стью и со всей име­ю­щем­ся у каж­до­го из нас пылом поспеш­но убе­жим от них, руко­вод­ст­ву­ясь на этом пути лишь уда­чей и охра­ня­ю­щим нас богом, счи­тая роди­ной — сво­бо­ду, а богат­ст­вом — доб­лесть. Ведь вся­кая стра­на при­мет нас как союз­ни­ков, так как при­няв­шим нас мы не дадим пово­да для обид, но будем им полез­ны.

80. Пусть мно­гие гре­ки и вар­ва­ры будут нам в этом при­ме­ром, осо­бен­но их и наши пред­ки. Одни из них, поки­нув с Эне­ем Азию, при­бы­ли в Евро­пу и осно­ва­ли город в зем­ле лати­нов, дру­гие же, при­дя под пред­во­ди­тель­ст­вом Рому­ла из Аль­бы как коло­ни­сты, осно­ва­ли в этой мест­но­сти город, кото­рый мы теперь покида­ем. (2) У нас име­ют­ся силы не мень­шие, чем у них, но даже втрое боль­шие, есть у нас и более спра­вед­ли­вое осно­ва­ние, для того чтобы уда­лить­ся. Ведь те, кто поки­нул Трою, были выгна­ны вра­га­ми, нас же выдво­ря­ют отсюда дру­зья. Несо­мнен­но, гораздо печаль­нее быть изгнан­ны­ми соб­ст­вен­ным наро­дом, чем ино­пле­мен­ни­ка­ми. (3) Те, кто участ­во­вал в похо­де Рому­ла, пре­не­брег­ли стра­ной пред­ков в надеж­де обре­сти луч­шую. Мы же, остав­ляя жизнь без­дом­ных и лишен­ных роди­ны людей, идем осно­вы­вать коло­нию, кото­рая и богам не будет нена­вист­на, и людям не будет при­чи­нять бес­по­кой­ства, и ни для какой стра­ны не будет обре­ме­ни­тель­на. Мы не учи­ня­ли кро­во­про­ли­тия и мас­со­вых убийств соро­ди­чей, изго­ня­ю­щих нас, и не опу­сто­ша­ли огнем и мечом стра­ну, кото­рую покида­ем, и не остав­ля­ем поза­ди памят­ник веч­ной нена­ви­сти, как то обыч­но дела­ет народ, отправ­лен­ный в изгна­ние в нару­ше­ние дого­во­ров и доведен­ный до отча­ян­но­го поло­же­ния. (4) При­зы­вая в свиде­те­ли богов и божеств, кото­рые спра­вед­ли­во устра­и­ва­ют все чело­ве­че­ские дела, и остав­ляя им отмще­ние за наши обиды, мы про­сим толь­ко одно­го, чтобы те из нас, кто оста­вил в горо­де мало­лет­них детей, роди­те­лей и жен, в слу­чае если бы те доб­ро­воль­но поже­ла­ли разде­лить с нами судь­бу, мог­ли забрать их. Мы рады полу­чить их, и ниче­го дру­го­го мы не про­сим у наше­го оте­че­ства. Про­щай­те и живи­те так, как вам угод­но, вы, кто так силь­но не жела­ет соеди­нять­ся с сограж­да­на­ми и разде­лить свои бла­га с людь­ми более низ­ко­го поло­же­ния».

81. Эти­ми сло­ва­ми Брут закон­чил свою речь. Все при­сут­ст­ву­ю­щие счи­та­ли исти­ной все, что он ска­зал о спра­вед­ли­во­сти, так же как и обви­не­ния по пово­ду высо­ко­ме­рия сена­та, в осо­бен­но­сти же то, что он заявил, дабы пока­зать, что пред­ло­жен­ные уве­ре­ния выпол­не­ния согла­ше­ний пол­ны хит­ро­сти и обма­на. Но когда, нако­нец, он опи­сал оскорб­ле­ния, кото­рые народ пре­тер­пел от креди­то­ров, и вызвал в памя­ти у каж­до­го его соб­ст­вен­ные стра­да­ния, то нико­го не ока­за­лось столь жесто­ко­серд­но­го, кто бы удер­жал­ся от слез и не опла­кал их общие беды. И не толь­ко народ был таким обра­зом рас­тро­ган, но так­же и те, кто при­шел из сена­та. Ведь и послы не мог­ли сдер­жать рыда­ний, когда обсуж­да­лись несча­стья, воз­ник­шие от разде­ле­ния горо­да; и в про­дол­же­ние дол­го­го вре­ме­ни они сто­я­ли с опу­щен­ны­ми долу и пол­ны­ми слез оча­ми и в рас­те­рян­но­сти по пово­ду того, что отве­тить. (2) Но после того как стих­ли гром­кие сте­на­ния и в народ­ном собра­нии воца­ри­лось мол­ча­ние, для отве­та на эти обви­не­ния впе­ред вышел чело­век, казав­ший­ся пре­вос­хо­дя­щим осталь­ных граж­дан⁶⁷ и воз­рас­том, и досто­ин­ст­вом. Это был Тит Лар­ций, кото­рый два­жды был избран кон­су­лом, и из всех людей луч­ше все­го употре­бил власть, назы­вае­мую дик­та­ту­рой, доби­ва­ясь того, чтобы эта нена­вист­ная маги­ст­ра­ту­ра счи­та­лась свя­щен­ной и заслу­жи­ваю­щей вся­че­ско­го ува­же­ния. (3) Начав гово­рить о спра­вед­ли­во­сти, он, с одной сто­ро­ны, осудил заи­мо­дав­цев за то, что они дей­ст­во­ва­ли жесто­ко и бес­че­ло­веч­но, с дру­гой — упрек­нул бед­ня­ков за неспра­вед­ли­вое тре­бо­ва­ние осво­бож­де­ния от дол­гов ско­рее силой, чем вслед­ст­вие бла­го­де­я­ния, и ска­зал им, что они оши­ба­ют­ся, обра­щая про­тив сена­та свой гнев за неуда­чу в попыт­ке добить­ся бла­го­ра­зум­ной уступ­ки от это­го учреж­де­ния, вме­сто того чтобы обра­тить его про­тив дей­ст­ви­тель­но винов­ных. (4) Он ста­рал­ся пока­зать, что пока неболь­шая груп­па людей, чье пре­ступ­ле­ние непред­на­ме­рен­но, была вынуж­де­на вслед­ст­вие край­ней нуж­ды тре­бо­вать про­ще­ния дол­гов, боль­шая их часть пре­да­лась рас­пу­щен­но­сти, высо­ко­ме­рию и жиз­ни, пол­ной наслаж­де­ний, и была гото­ва удо­вле­тво­рять свои при­хо­ти путем ограб­ле­ния дру­гих. Он пола­гал, что сле­ду­ет раз­ли­чать тех, кто нуж­да­ет­ся в одол­же­нии, с теми, кто заслу­жил нена­висть. Но хотя он выдви­нул и дру­гие дока­за­тель­ства тако­го рода, дей­ст­ви­тель­но прав­ди­вые, одна­ко они не понра­ви­лись нико­му из его слу­ша­те­лей, и он не смог убедить их, но все, что он ска­зал, было при­ня­то с вели­чай­шим ропотом; одни были воз­му­ще­ны за то, что он сно­ва обна­жил их несча­стья, дру­гие, одна­ко, при­зна­ва­ли, что он не ута­ил ниче­го истин­но­го. Но послед­них ока­за­лось намно­го мень­ше пер­вых, так что их заглу­ши­ли мно­го­чис­лен­но­стью, и крик него­дую­щих воз­об­ла­дал.

82. После того как Лар­ций сде­лал еще несколь­ко заме­ча­ний к тому, о чем я уже ска­зал, и упрек­нул народ за его вос­ста­ние и за опро­мет­чи­вость его реше­ний, Сици­ний, быв­ший тогда во гла­ве чер­ни, отве­тил ему и еще боль­ше подо­грел стра­сти, гово­ря, что из этих слов Лар­ция они в осо­бен­но­сти мог­ли бы узнать, какие поче­сти и бла­го­дар­ность ожи­да­ют их, когда они вер­нут­ся в свою стра­ну. (2) «Ведь если тем, кто нахо­дит­ся в самом ужас­ном поло­же­нии, кто умо­ля­ет народ о помо­щи и при­шел сюда имен­но с этой целью, даже не при­хо­дит в голо­ву ска­зать сло­во бла­го­ра­зум­ное и чело­ве­ко­лю­би­вое, то какое отно­ше­ние сле­ду­ет ожи­дать от них, когда они добьют­ся желае­мо­го, и когда те, кто сей­час оскорб­лен их сло­ва­ми, сно­ва ста­нут зави­сеть от их дей­ст­вий? От како­го высо­ко­ме­рия, от како­го оскор­би­тель­но­го отно­ше­ния, от какой тира­ни­че­ской жесто­ко­сти они тогда воз­дер­жат­ся? (3) Но если вы соглас­ны быть раба­ми всю жизнь, быть долж­ни­ка­ми, пороты­ми пле­тью и клей­ме­ны­ми, изму­чен­ны­ми мечом, голо­дом и вся­че­ским жесто­ким обра­ще­ни­ем, то не трать­те вре­мя попу­сту, но бро­сай­те ору­жие, дай­те свя­зать вам руки за спи­ной и сле­дуй­те за ними. Если же у вас есть хоть какое-то стрем­ле­ние к сво­бо­де, не мири­тесь с ними. И вы, послы, или изло­жи­те усло­вия, на кото­рых вы нас зове­те, или, если вы не сде­ла­е­те это­го, уда­ли­тесь с народ­но­го собра­ния. Ведь более мы не поз­во­лим вам гово­рить».

83. Когда он закон­чил, все при­сут­ст­ву­ю­щие гром­ко возо­пи­ли, пока­зы­вая, что они одоб­ря­ют его дово­ды и соглас­ны с ним. Но лишь воца­ри­лось мол­ча­ние, Мене­ний Агрип­па, тот самый, кто про­из­нес в сена­те речь в защи­ту наро­да и кто, сде­лав наи­луч­шие пред­ло­же­ния, стал при­чи­ной отправ­ки наде­лен­ных все­ми пол­но­мо­чи­я­ми послов, дал знак, что тоже жела­ет гово­рить. Народ посчи­тал, что нель­зя поже­лать луч­ше­го и что имен­но теперь он услы­шит пред­ло­же­ния, направ­лен­ные к искрен­не­му пере­ми­рию, и совет, полез­ный для обе­их сто­рон. (2) Сна­ча­ла все они шумом выра­зи­ли свое одоб­ре­ние, гром­ки­ми кри­ка­ми при­зы­вая его гово­рить. Затем они утих­ли, и в народ­ном собра­нии воца­ри­лась такая тиши­на, что место собра­ния ста­ло спо­кой­ным, как пусты­ня. Каза­лось, что он исполь­зо­вал вооб­ще самые суще­ст­вен­ные и убеди­тель­ные дока­за­тель­ства, вполне соот­вет­ст­во­вав­шие настро­е­нию слу­ша­те­лей. Гово­рят, что в кон­це сво­ей речи он рас­ска­зал бас­ню, кото­рую сочи­нил на манер Эзопа и кото­рая была очень сход­на с дан­ны­ми обсто­я­тель­ства­ми, и имен­но бла­го­да­ря это­му он и уго­во­рил их. По этой при­чине его речь счи­та­ет­ся достой­ной того, чтобы ее запи­сать, и ее изла­га­ли во всех древ­них исто­ри­че­ских сочи­не­ни­ях⁶⁸. Речь его была сле­дую­ще­го содер­жа­ния:

(3) «Пле­беи, мы посла­ны к вам сена­том не для того, чтобы оправ­ды­вать их или обви­нять вас (ибо это каза­лось и небла­го­ра­зум­ным, и не соот­вет­ст­ву­ю­щим обсто­я­тель­ствам, лишь рас­ша­ты­ваю­щим государ­ство), но чтобы исполь­зо­вать любую попыт­ку и любые сред­ства, дабы поло­жить конец сму­те и вос­ста­но­вить государ­ст­вен­ное устрой­ство в его изна­чаль­ном виде; имен­но для этой цели нас и наде­ли­ли выс­шей вла­стью. Так что мы отнюдь не счи­та­ем, что нуж­но дол­го рас­суж­дать, как то делал Юний, тол­куя о спра­вед­ли­во­сти. Но что каса­ет­ся чело­ве­ко­лю­бия, с помо­щью кото­ро­го, как мы пола­га­ем, сле­ду­ет поло­жить конец сму­те, и руча­тельств выпол­не­ния ваших буду­щих согла­ше­ний, то мы объ­явим вам при­ня­тые нами реше­ния. (4) Когда мы дума­ли, что любая сму­та во вся­ком государ­стве про­хо­дит толь­ко тогда, когда устра­не­ны поро­див­шие раз­но­гла­сия при­чи­ны, мы пола­га­ли, что необ­хо­ди­мо их вскрыть и поло­жить конец пер­во­при­чи­нам этой враж­ды. Обна­ру­жив, что осно­ва­ни­ем насто­я­щих настро­е­ний яви­лось жесто­кое взыс­ка­ние дол­гов, мы посту­пи­ли с вымо­га­тель­ст­вом задол­жен­но­стей сле­дую­щим обра­зом: мы счи­та­ем спра­вед­ли­вым, чтобы все те, кто опу­тан дол­га­ми и не спо­со­бен их выпла­тить, были осво­бож­де­ны от обя­за­тельств; и если кто-то из долж­ни­ков уже про­сро­чил пред­пи­сан­ный зако­ном срок пла­те­жа, то наше реше­ние тако­во, что они так­же долж­ны быть осво­бож­де­ны. Те же, кто уже осуж­ден по част­но­му иску и пере­дан креди­то­рам, выиг­рав­шим про­цесс про­тив них, то мы жела­ем, чтобы и они были сво­бод­ны, и мы отме­ня­ем эти судеб­ные при­го­во­ры. (5) Итак, что каса­ет­ся ваших про­шлых дол­гов, кото­рые, как нам каза­лось, и при­ве­ли к ваше­му ухо­ду, то мы исправ­ля­ем это таким спо­со­бом. Что же до ваших буду­щих дол­гов, то, как пока­жет­ся вам, наро­ду, и сена­ту на осно­ве обще­го реше­ния, так пусть и будет после при­ня­тия соот­вет­ст­ву­ю­ще­го зако­на. Не это ли, пле­беи, разде­ля­ло вас с пат­ри­ци­я­ми? И если вы полу­чи­те все это, то сочте­те ли доста­точ­ным, чтобы не стре­мить­ся еще к чему-нибудь? Теперь это дано вам. Воз­вра­щай­тесь же с радо­стью на свою роди­ну.

84. Все пору­чи­тель­ства, кото­рые закре­пят дан­ные согла­ше­ния и обес­пе­чат их выпол­не­ние, будут даны в соот­вет­ст­вии с зако­ном и обы­ча­я­ми тех, кто поло­жил конец враж­де. Сенат голо­со­ва­ни­ем утвер­дит эти согла­ше­ния и при­даст силу зако­на усло­ви­ям, кото­рые вы выдви­не­те. Но пусть луч­ше ваши тре­бо­ва­ния будут выдви­ну­ты вами здесь, и сенат согла­сит­ся с ними. (2) Те уступ­ки, кото­рые теперь сде­ла­ны вам, будут твер­ды и неиз­мен­ны, и ниче­го про­ти­во­ре­ча­ще­го им не будет поз­же при­ня­то сена­том; во-пер­вых, мы, послы, явля­ем­ся ваши­ми пору­чи­те­ля­ми, отда­вая вам наши тела, жиз­ни и семьи в каче­стве зало­га; затем, все дру­гие сена­то­ры, назван­ные в поста­нов­ле­нии. Ибо ни одно поста­нов­ле­ние нико­гда не будет при­ня­то вопре­ки инте­ре­сам наро­да без того, чтобы мы это­му не про­ти­ви­лись, так как мы явля­ем­ся пер­вен­ст­ву­ю­щи­ми сена­то­ра­ми и все­гда пер­вы­ми изла­га­ем наше мне­ние в сена­те. (3) Послед­няя клят­ва, кото­рую мы дадим вам, исполь­зу­ет­ся все­ми людь­ми, как гре­ка­ми, так и вар­ва­ра­ми, кото­рая нико­гда не будет уни­что­же­на вре­ме­нем, это та, кото­рая бла­го­да­ря клят­вам и дого­во­рам дела­ет богов пору­чи­те­ля­ми за выпол­не­ние согла­ше­ний. При этой гаран­тии мно­го ужас­ных раздо­ров меж­ду част­ны­ми лица­ми и мно­го войн, воз­ни­кав­ших меж­ду государ­ства­ми, было ула­же­но. При­ди­те, полу­чи­те эту гаран­тию, неза­ви­си­мо от того, поз­во­ли­те ли вы неко­то­рым пер­вен­ст­ву­ю­щим сена­то­рам дать вам клят­вы от име­ни все­го сена­та, или сочте­те нуж­ным, чтобы все сена­то­ры, упо­мя­ну­тые в поста­нов­ле­нии, покля­лись над свя­щен­ны­ми жерт­ва­ми сохра­нять эти согла­ше­ния незыб­ле­мы­ми. (4) Не зло­словь, Брут, по пово­ду обя­за­тельств, дан­ных при одоб­ре­нии богов и утвер­жден­ных обе­ща­ни­я­ми и дого­во­ра­ми, и не уни­что­жай самый бла­го­род­ный из чело­ве­че­ских обы­ча­ев. Вы же, пле­беи, не поз­во­ляй­те ему гово­рить о негод­ных дея­ни­ях нече­стив­цев и тира­нов, дея­ни­ях, дале­ких от доб­ле­сти рим­лян.

85. Я упо­мя­ну еще об одном, о чем каж­дый зна­ет и в чем никто из людей не сомне­ва­ет­ся. Что же это? Это то, что при­вно­сит общее бла­го и сохра­ня­ет обе сто­ро­ны в государ­стве бла­го­да­ря их помо­щи друг дру­гу. Это пер­вое и един­ст­вен­ное, что объ­еди­ня­ет нас и нико­гда не поз­во­лит нам отде­лить­ся друг от дру­га. Ведь неве­же­ст­вен­ная тол­па все­гда нуж­да­ет­ся и нико­гда не пере­станет нуж­дать­ся в бла­го­ра­зум­ном пред­во­ди­тель­стве, в то вре­мя как сенат, спо­соб­ный на пред­во­ди­тель­ство, все­гда будет нуж­дать­ся во мно­же­стве наро­да, желаю­ще­го, чтобы им управ­ля­ли. Мы зна­ем это не толь­ко как мне­ние или пред­по­ло­же­ние, но из реаль­но­го опы­та. (2) Тогда зачем мы угро­жа­ем и бес­по­ко­им друг дру­га? Зачем гово­рим злые речи, когда в нашей вла­сти совер­шать доб­рые поступ­ки? Поче­му бы нам не при­нять друг дру­га в объ­я­тия и не вер­нуть­ся на роди­ну, нако­нец насла­див­шись там самы­ми доро­ги­ми серд­цу радо­стя­ми и удо­вле­тво­рив страст­ное жела­ние того, что милее все­го, вме­сто того чтобы отыс­ки­вать пору­чи­те­лей, кото­рые дадут ничтож­ные и нена­деж­ные заве­ре­ния, как то дела­ют лишь смер­тель­ные вра­ги, кото­рые все­гда подо­зре­ва­ют самое худ­шее? Нам же, пле­беи, доста­точ­но одной клят­вы, что вы по воз­вра­ще­нии нико­гда не буде­те посту­пать сквер­но в отно­ше­нии нас, и у нас есть уве­рен­ность в этом, так как мы зна­ем о вашем пре­крас­ном вос­пи­та­нии, о вашем обыч­ном зако­но­по­слу­ша­нии и о всех про­чих ваших доб­ро­де­те­лях, мно­же­ство дока­за­тельств кото­рых вы не раз дава­ли и в мир­ное вре­мя, и на войне. (3) И если, как необ­хо­ди­мое след­ст­вие этой уве­рен­но­сти и ожи­да­ния, дого­во­ры будут нами сов­мест­но изме­не­ны, мы уве­ре­ны, что во всех дру­гих отно­ше­ни­ях вы в кон­це кон­цов буде­те хоро­ши­ми граж­да­на­ми, и мы не нуж­да­ем­ся ни в клят­вах, ни в залож­ни­ках, ни в каких-либо дру­гих закла­дах от наро­да. Мы же ни в чем, что вы жела­е­те, не будем вам про­ти­вить­ся. Отно­си­тель­но обя­за­тельств, по пово­ду кото­рых Брут ста­рал­ся зло­сло­вить на нас, ска­за­но доста­точ­но. Но если какая-то необос­но­ван­ная нена­висть воз­ник­ла у вас в умах, побуж­даю­щая вас питать нерас­по­ло­же­ние к сена­ту, то я желаю выска­зать­ся и по это­му пово­ду, пле­беи, и про­шу вас име­нем богов выслу­шать меня мол­ча и вни­ма­тель­но.

86. Государ­ство име­ет в каком-то смыс­ле сход­ство с чело­ве­че­ским телом. Ведь оно явля­ет­ся слож­ным орга­низ­мом и состо­ит из мно­гих частей. Ни одна из этих частей не име­ет ни оди­на­ко­во­го зна­че­ния и каж­дая выпол­ня­ет свою роль. (2) Одна­ко, если бы каж­дая из этих частей чело­ве­че­ско­го тела была наде­ле­на спо­соб­но­стью слу­шать и гово­рить, и все они, объ­еди­нив­шись, под­ня­ли бы мятеж про­тив одно­го желуд­ка, то ноги ска­за­ли бы, что все тело опи­ра­ет­ся на них; руки — что они зани­ма­ют­ся ремес­ла­ми, обес­пе­чи­ва­ют про­ви­зию, сра­жа­ют­ся с вра­га­ми и при­со­еди­ня­ют к обще­му бла­гу мно­го дру­гих благ; пле­чи ска­за­ли бы, что они пере­но­сят гру­зы; рот, что он гово­рит; голо­ва, что она видит и слы­шит и, вклю­чая все дру­гие чув­ства, вла­де­ет всем тем, посред­ст­вом чего сохра­ня­ют­ся дела. И затем все они ска­за­ли бы желуд­ку: «А ты, хоро­ший, что из это­го дела­ешь? Какой доход ты при­но­сишь и что за поль­за нам от тебя? В самом деле, ты так далек от того, чтобы давать нам что-либо или помо­гать нам в совер­ше­нии чего-то полез­но­го для обще­го бла­га, что в дей­ст­ви­тель­но­сти ты явля­ешь­ся для нас лишь поме­хой и источ­ни­ком бес­по­кой­ства, и, что осо­бен­но нетер­пи­мо, застав­ля­ешь нас слу­жить тебе и при­но­сить ото­всюду пищу для удо­вле­тво­ре­ния тво­их при­хо­тей. (3) Так поче­му же мы не отста­и­ва­ем нашу сво­бо­ду и не осво­бо­дим­ся от столь­ких бес­по­койств, в кото­рые попа­да­ем лишь ради него?» Если бы они при­ня­ли такое реше­ние и все орга­ны пере­ста­ли выпол­нять свои обя­зан­но­сти, то раз­ве мог­ло бы тело про­су­ще­ст­во­вать сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ный про­ме­жу­ток вре­ме­ни, и раз­ве не было бы оно уни­что­же­но за несколь­ко дней худ­шей из всех смер­тей, то есть голо­дом? Нет, и никто не мог бы ска­зать ина­че. Теперь рас­смот­ри­те то же поло­же­ние в государ­стве. (4) Ведь и оно состо­ит из мно­гих раз­рядов людей, совсем не похо­жих друг на дру­га, каж­дый из кото­рых несет свою соб­ст­вен­ную служ­бу для обще­го бла­га, как отдель­ные чле­ны в отно­ше­нии тела. Одни обра­ба­ты­ва­ют поля, дру­гие сра­жа­ют­ся с вра­га­ми, защи­щая эти поля, третьи ведут весь­ма полез­ную мор­скую тор­гов­лю, а чет­вер­тые зани­ма­ют­ся необ­хо­ди­мы­ми ремес­ла­ми. Если бы все эти раз­лич­ные груп­пы людей вос­ста­ли про­тив сена­та, состо­я­ще­го из луч­ших пред­ста­ви­те­лей, и ска­за­ли: «Сенат, что ты хоро­ше­го нам дела­ешь, и на каком осно­ва­нии ты осме­ли­ва­ешь­ся пра­вить дру­ги­ми? Конеч­но, тебе нече­го ска­зать. Раз это так, то не осво­бо­дить­ся ли нам теперь же от тво­ей тира­нии и жить без вождя?» (5) Если толь­ко они при­мут такое реше­ние и пре­кра­тят свои обыч­ные заня­тия, что тогда удер­жит это несчаст­ное государ­ство от самой жал­кой смер­ти от голо­да, войн и вся­че­ских дру­гих зол? Итак, знай­те, пле­беи, что подоб­но тому, как в наших телах желудок, мно­ги­ми⁶⁹ осы­пае­мый столь злоб­ной бра­нью, пита­ет все тело, хотя и сам пита­ет­ся, и сохра­няя себя, сохра­ня­ет и его, как если бы это был сво­его рода пир, обес­пе­чи­вае­мый сов­мест­ным содей­ст­ви­ем, кото­рый в резуль­та­те обме­на над­ле­жа­щим обра­зом рас­пре­де­ля­ет то, что полез­но каж­до­му отдель­но и всем вме­сте, так и в поли­сах сенат, кото­рый ведет государ­ст­вен­ные дела и обес­пе­чи­ва­ет то, что целе­со­об­раз­но для каж­до­го, все это сохра­ня­ет, защи­ща­ет и исправ­ля­ет. Так что пере­стань­те про­из­но­сить оскор­би­тель­ные речи в адрес сена­та о том, что вы изгна­ны им из отчиз­ны, и что вслед­ст­вие это­го вы ски­та­е­тесь как бро­дя­ги и попро­шай­ки. Ибо он не при­чи­нил и не может при­чи­нить вам ника­ко­го вреда, но сам зовет вас и умо­ля­ет, и, рас­пах­нув вме­сте с ворота­ми души, госте­при­им­но при­ни­ма­ет вас».

87. Пока Мене­ний гово­рил это⁷⁰, в про­дол­же­ние всей его речи тол­па изда­ва­ла мно­го раз­ных воз­гла­сов. Одна­ко когда в кон­це ее он при­бег к моль­бам и, пере­чис­лив напа­сти, кото­рые постиг­нут как тех, кто остал­ся в горо­де, так тех, кто изгнан из него, опла­кал стра­да­ния и тех и дру­гих, сле­зы хлы­ну­ли у всех из очей, и они еди­но­душ­но в один голос при­зва­ли его, не теряя вре­ме­ни, вести их обрат­но в город. Вве­рив послам все свои дела, они не зани­ма­лись ничем дру­гим, отно­ся­щим­ся к их без­опас­но­сти, и совсем немно­го­го недо­ста­ва­ло для того, чтобы закрыть собра­ние, если бы толь­ко Брут, выско­ча впе­ред, не сдер­жал их рве­ние, вос­кли­цая, что хотя обе­ща­ния, дан­ные сена­том, бла­го­при­ят­ны для наро­да, и он счи­тал пра­виль­ным, чтобы народ был бы бла­го­да­рен ему за эти уступ­ки, одна­ко он опа­са­ет­ся, что насту­пит вре­мя и при­вер­жен­ные тира­нии люди, буде пред­ста­вит­ся слу­чай, одна­жды сно­ва попы­та­ют­ся заста­вить людей почув­ст­во­вать него­до­ва­ние за сде­лан­ное ими^[9]. (2) Есть толь­ко одно сред­ство без­опас­но­сти для всех, кто боит­ся более силь­ных: если им будет ясно, что желаю­щие нане­сти им оскорб­ле­ния не будут иметь воз­мож­но­сти сде­лать это. Ведь злые люди, пока есть воз­мож­ность тво­рить зло, нико­гда не будут испы­ты­вать недо­стат­ка в жела­нии совер­шить его. Сле­до­ва­тель­но, пле­беи долж­ны полу­чить такое сред­ство без­опас­но­сти, с кото­рым они более ни в чем не будут нуж­дать­ся. (3) Мене­ний же воз­ра­зил и попро­сил его назвать то сред­ство без­опас­но­сти, в кото­ром, по его мне­нию, народ еще нуж­да­ет­ся. На что Брут ответ­ст­во­вал: «Поз­воль нам еже­год­но выби­рать из нас самих опре­де­лен­ное чис­ло маги­ст­ра­тов, не обле­чен­ных ника­кой иной вла­стью, как толь­ко при­хо­дить на помощь тем пле­бе­ям, кото­рым нане­се­но какое-либо оскорб­ле­ние или в отно­ше­нии кото­рых при­ме­не­но наси­лие, и не допус­кать, чтобы кто-нибудь из них был лишен сво­их прав. Мы умо­ля­ем и про­сим вас доба­вить эту милость к тем, кото­рые вы уже нам пре­до­ста­ви­ли, если наше при­ми­ре­ние не толь­ко на сло­вах, но и на деле».

88. Когда народ услы­шал эти сло­ва, он дол­го и гро­мо­глас­но под­дер­жи­вал Бру­та и про­сил послов пре­до­ста­вить им и это. Те, уда­лив­шись из народ­но­го собра­ния и крат­ко посо­ве­щав­шись, вер­ну­лись через непро­дол­жи­тель­ный про­ме­жу­ток вре­ме­ни. Когда воца­ри­лось мол­ча­ние, Мене­ний вышел впе­ред и рек: «Это дело, пле­беи, вели­чай­шее и пол­ное неле­пых подо­зре­ний. Мы ощу­ща­ем неко­то­рую тре­во­гу и нас забо­тит, как бы мы не созда­ли два государ­ства в одном. Одна­ко в той мере, в какой мы сами заин­те­ре­со­ва­ны, мы не будем про­ти­во­сто­ять и это­му ваше­му тре­бо­ва­нию. (2) Но ока­жи­те и нам бла­го­де­я­ние, отве­чаю­щее и вашим соб­ст­вен­ным инте­ре­сам. Раз­ре­ши­те неко­то­рым послам пой­ти в город и сооб­щить об этом сена­ту. Ведь хотя нам и даны от него пол­но­мо­чия заклю­чить мир так, как мы сами сочтем нуж­ным, и мы можем на свое усмот­ре­ние давать от его име­ни те обе­ща­ния, кото­рые нам угод­ны, одна­ко мы не счи­та­ем воз­мож­ным взять ответ­ст­вен­ность за это на себя, так как нам неожи­дан­но предъ­яви­ли новые при­тя­за­ния, и мы отка­жем­ся от наших пол­но­мо­чий и пред­ло­жим это дело на рас­смот­ре­ние сена­та. Но мы убеж­де­ны, что у сена­та будет то же мне­ние, что и у нас. Таким обра­зом, я оста­нусь здесь вме­сте с неко­то­ры­ми дру­ги­ми посла­ми, а Вале­рий с осталь­ны­ми отпра­вит­ся в сенат». (3) На том и поре­ши­ли, и лица, назна­чен­ные поста­вить в извест­ность сенат о том, что слу­чи­лось, вско­чи­ли на лоша­дей и гало­пом поска­ка­ли в Рим. Когда кон­су­лы вынес­ли это дело на обсуж­де­ние сена­то­ров, Вале­рий выска­зал мне­ние, что и эту милость сле­ду­ет ока­зать наро­ду. С дру­гой сто­ро­ны, Аппий, быв­ший с само­го нача­ла про­тив при­ми­ре­ния, и в этом слу­чае выка­зал откры­тое про­ти­во­дей­ст­вие, про­те­стуя, при­зы­вая богов в свиде­те­ли и пред­ска­зы­вая, какие семе­на буду­щих зол в государ­стве они соби­ра­ют­ся посе­ять. Но он не смог воз­об­ла­дать над боль­шин­ст­вом сена­та, кото­рое, как я ска­зал, было пол­но реши­мо­сти поло­жить конец сму­те. Итак, было при­ня­то поста­нов­ле­ние сена­та, под­твер­ждаю­щее все обе­ща­ния, дан­ные плеб­су посла­ми и пре­до­став­ля­ю­щее те руча­тель­ства без­опас­но­сти, кото­рые он потре­бо­вал. (4) Завер­шив это дело, послы на сле­дую­щий день вер­ну­лись в лагерь и воз­ве­сти­ли реше­ние сена­та. Вслед за этим Мене­ний посо­ве­то­вал пле­бе­ям послать кого-нибудь в город взять залог, кото­рый сенат дол­жен был дать. В соот­вет­ст­вии с этим был послан Луций Юний Брут, кото­ро­го я уже упо­ми­нал преж­де, а вме­сте с ним Марк Деций и Спу­рий Ици­лий. Из послов, кото­рые при­шли из сена­та, поло­ви­на вер­ну­лась в город вме­сте с Бру­том и его спут­ни­ка­ми. Агрип­па же с осталь­ны­ми остал­ся в лаге­ре, так как пле­беи про­си­ли его запи­сать закон о назна­че­нии их маги­ст­ра­тов.

89. На сле­дую­щий день Брут и те, кого с ним посла­ли, воз­вра­ти­лись, заклю­чив с сена­том согла­ше­ние посред­ст­вом гла­ша­та­ев мира, кото­рых рим­ляне назы­ва­ют феци­а­ла­ми⁷¹. И народ, разде­лив­шись на суще­ст­во­вав­шие в то вре­мя фра­трии, или, если кто-либо пред­по­чи­та­ет назы­вать их так, как зовут их сами рим­ляне, курии⁷², изби­ра­ет годич­ны­ми маги­ст­ра­та­ми сле­дую­щих лиц: Луция Юния Бру­та и Гая Сици­ния Бел­лу­та, кото­рых народ имел до это­го вождя­ми, и вдо­ба­вок к ним Гая и Пуб­лия Лици­ни­ев и Гая Визе­лия Руга. (2) Эти пять чело­век⁷³ были пер­вы­ми, полу­чив­ши­ми три­бун­скую власть за четы­ре дня до декабрь­ских ид⁷⁴, что вплоть до наших дней и совер­ша­ет­ся имен­но в этот день. После завер­ше­ния выбо­ров послы сена­та реши­ли, что все, за чем их посла­ли, пол­но­стью ула­же­но. Но Брут, созвав пле­бе­ев, посо­ве­то­вал им сде­лать эту маги­ст­ра­ту­ру свя­щен­ной и непри­кос­но­вен­ной, огра­див ее без­опас­ность не толь­ко зако­ном, но и клят­вой⁷⁵. (3) Все одоб­ри­ли это, и Бру­том и его това­ри­ща­ми был при­нят закон сле­дую­ще­го содер­жа­ния: «Пусть никто не побуж­да­ет пле­бей­ско­го три­бу­на, хотя бы одно­го из мно­гих, ниче­го делать про­тив сво­ей воли; ни сечет его плетьми; ни при­ка­зы­ва­ет дру­го­му высечь; ни уби­ва­ет, ни при­ка­зы­ва­ет дру­го­му убить. Если же кто-либо сде­ла­ет что-нибудь из того, что запре­ща­ет­ся, пусть будет про­клят, а его иму­ще­ство посвя­ще­но Цере­ре. И если кто-нибудь убьет сде­лав­ше­го это, то убий­цей не будет». (4) И чтобы народ не толь­ко в буду­щем не мог по сво­е­му выбо­ру отме­нять этот закон, но чтобы он на все вре­ме­на оста­вал­ся неиз­мен­ным, было поста­нов­ле­но, чтобы все рим­ляне тор­же­ст­вен­но покля­лись свя­щен­ны­ми жерт­ва­ми на веч­ные вре­ме­на соблюдать его, как сами они, так и их потом­ки. К клят­ве было добав­ле­но, чтобы небес­ные боги и под­зем­ные боже­ства были мило­сти­вы к тем, кто его соблюда­ет, и чтобы недо­воль­ство богов и божеств обра­ти­лось на тех, кто его нару­ша­ет, как на винов­но­го в вели­чай­шем свя­тотат­стве. Отсюда у рим­лян воз­ник обы­чай счи­тать пле­бей­ских три­бу­нов свя­щен­ны­ми, како­вой и сохра­ня­ет­ся вплоть до наших дней.

90. После того как пле­беи за это про­го­ло­со­ва­ли, они воз­двиг­ли алтарь на вер­шине горы, где они сто­я­ли лаге­рем, кото­рый они на сво­ем соб­ст­вен­ном язы­ке назва­ли алта­рем Юпи­те­ра Устра­шаю­ще­го⁷⁶, от стра­ха, кото­рый овла­дел ими тогда. Совер­шив жерт­во­при­но­ше­ния это­му богу и освя­тив место, при­няв­шее их, они вме­сте с посла­ми воз­вра­ти­лись в город. (2) Затем они воз­бла­го­да­ри­ли богов, почи­тав­ших­ся в горо­де, и убеди­ли пат­ри­ци­ев про­го­ло­со­вать за утвер­жде­ние их новой долж­но­сти. После того как и это про­изо­шло, они еще попро­си­ли, чтобы сенат поз­во­лил им назна­чать еже­год­но двух пле­бе­ев в каче­стве помощ­ни­ков три­бу­нов во всем, что те потре­бу­ют: решать дела, с кото­ры­ми дру­гие к ним обра­тят­ся, при­смат­ри­вать за обще­ст­вен­ны­ми места­ми — свя­щен­ны­ми и общедо­ступ­ны­ми, и следить, чтобы рынок был обес­пе­чен про­до­воль­ст­ви­ем. (3) Полу­чив и эту уступ­ку от сена­та, они избра­ли людей, назы­вае­мых помощ­ни­ка­ми и кол­ле­га­ми три­бу­нов и судья­ми. Но теперь они по одной из их обя­зан­но­стей, назы­ва­ют­ся на их соб­ст­вен­ном язы­ке над­зи­ра­те­ля­ми за свя­щен­ны­ми места­ми, или эди­ла­ми⁷⁷, и их власть более не под­чи­не­на вла­сти дру­гих маги­ст­ра­тов, как преж­де, но мно­гие дела зна­чи­тель­ной важ­но­сти вве­ре­ны им, и в боль­шин­стве отно­ше­ний они, неко­то­рым обра­зом, похо­жи на име­ю­щих­ся у гре­ков «аго­ра­но­мов», то есть рыноч­ных смот­ри­те­лей.

91. Когда дела были ула­же­ны и государ­ство вер­ну­лось в свое пер­во­на­чаль­ное состо­я­ние, пол­ко­вод­цы набра­ли вой­ско про­тив внеш­них вра­гов, так как народ теперь выка­зы­вал боль­шую тре­во­гу, и в корот­кий срок все было под­готов­ле­но для вой­ны. Вслед за тем кон­су­лы бро­си­ли, по обы­чаю, жре­бий по пово­ду сво­их пол­но­мо­чий. Спу­рий Кас­сий, кото­ро­му выпа­ло следить за город­ски­ми дела­ми, остал­ся дома, оста­вив себе доста­точ­ную часть набран­но­го вой­ска, в то вре­мя как Постум Коми­ний отпра­вил­ся на вой­ну с осталь­ной ратью, состо­яв­шей не толь­ко из самих рим­лян, но в нема­лой части и из вспо­мо­га­тель­ных сил лати­нов. (2) Решив сна­ча­ла напасть на воль­сков, кон­сул с пер­во­го при­сту­па взял их город, назы­вае­мый Лон­гу­ла, хотя его жите­ли и про­яви­ли сме­лость и посла­ли часть сил в поле в надеж­де сдер­жать натиск про­тив­ни­ка. Но не совер­шив ни одно­го слав­но­го дея­ния, они были обра­ще­ны в постыд­ное бег­ство и не выка­за­ли ни малей­ше­го муже­ства даже во вре­мя штур­ма стен горо­да. Во вся­ком слу­чае, рим­ляне в один день не толь­ко без уси­лий овла­де­ли их стра­ной, но и без боль­шо­го труда взя­ли при­сту­пом их город. (3) Рим­ский вое­на­чаль­ник поз­во­лил вои­нам разде­лить всю добы­чу, остав­лен­ную в горо­де, а затем, оста­вив там гар­ни­зон, повел вой­ско про­тив дру­го­го горо­да воль­сков, назы­вае­мо­го Полу­с­ка, неда­ле­ко от Лон­гу­лы⁷⁸. Так как никто не осме­лил­ся про­ти­во­сто­ять им, кон­сул с боль­шой лег­ко­стью про­шел через сель­скую окру­гу и дви­нул­ся на при­ступ стен. Одни бой­цы сили­лись открыть ворота, дру­гие лез­ли на сте­ны, и уже в тот же день они ста­ли хозя­е­ва­ми горо­да. (4) После взя­тия горо­да кон­сул выбрал несколь­ких граж­дан, являв­ших­ся зачин­щи­ка­ми изме­ны, и пре­дал их смер­ти. Нака­зав осталь­ных лише­ни­ем иму­ще­ства и разору­жив их, он обя­зал их в буду­щем быть под­дан­ны­ми рим­лян.

92. В этом горо­де он так­же оста­вил в каче­стве гар­ни­зо­на неболь­шую часть вой­ска, а на сле­дую­щий день отпра­вил­ся с осталь­ны­ми сила­ми в Корио­лы, город весь­ма слав­ный и, так ска­зать, сто­ли­цу воль­сков⁷⁹. Там было собра­но силь­ное вой­ско, сте­ны его взять было нелег­ко, и жите­ли дав­но запас­лись всем необ­хо­ди­мым для вой­ны. Кон­сул пред­при­нял штурм стен и вплоть до позд­не­го вече­ра не остав­лял этих попы­ток, но был отбит непри­я­те­лем, поте­ряв мно­гих сво­их людей. (2) На сле­дую­щий день он при­гото­вил сте­но­бит­ные орудия, спле­тен­ные из пру­тьев щиты и лест­ни­цы и гото­вил­ся сно­ва напасть на город со все­ми сила­ми. Но узнав, что анци­а­ты соби­ра­ют­ся с боль­шой ратью прий­ти на помощь жите­лям Кориол вслед­ст­вие их род­ства с ними, и что они, решив­шись на поход, уже нахо­ди­лись в пути, кон­сул разде­лил свое вой­ско и решил с одной поло­ви­ной про­дол­жать оса­ду горо­да, оста­вив коман­ди­ром Тита Лар­ция, с осталь­ной же оста­но­вить наступ­ле­ние при­бли­жаю­ще­го­ся про­тив­ни­ка. (3) Два этих сра­же­ния име­ли место в один и тот же день, и в обо­их рим­ляне одер­жа­ли победу, так как все они бились с вели­чай­шим рве­ни­ем и один чело­век осо­бен­но про­явил неве­ро­ят­ное муже­ство и совер­шил дея­ния, кото­рые не под­да­ют­ся опи­са­нию. Он был из пат­ри­ци­ан­ско­го рода, хотя и неиз­вест­ных роди­те­лей, зва­ли его Гай Мар­ций. Он был воз­дер­жан­ным и уме­рен­ным в част­ной жиз­ни и в обра­зе мыс­лей в пол­ной мере неза­ви­си­мым. Подроб­но­сти этих двух сра­же­ний сле­дую­щие. Лар­ций, вый­дя со сво­им вой­ском из лаге­ря, на исхо­де дня подо­шел к сте­нам Кориол и оса­дил город во мно­гих местах. Со сво­ей сто­ро­ны, жите­ли Кориол, вооду­шев­лен­ные ожи­дае­мой помо­щью от анци­а­тов, кото­рая, как они были убеж­де­ны, вско­ре при­дет к ним, откры­ли все ворота и сде­ла­ли общую вылаз­ку про­тив вра­га. (4) Рим­ляне выдер­жа­ли их пер­вое напа­де­ние и мно­гим всту­пив­шим с ними в бой нанес­ли ране­ния, но поз­же они были вытес­не­ны с горы и ото­шли. Мар­ций, кото­ро­го я преж­де упо­ми­нал, видя это, не отсту­пил с немно­ги­ми и ждал тол­пу при­бли­жаю­щих­ся вра­гов. Когда он сра­зил мно­гих из них, а осталь­ные отпря­ну­ли и устре­ми­лись к горо­ду, он начал пре­сле­до­вать их, уби­вая одно­го за дру­гим всех, кто нахо­дил­ся в пре­де­лах дося­гае­мо­сти, и бес­пре­рыв­но при­зы­вая тех из сво­их, кто отсту­пал, обо­д­рить­ся и сле­до­вать за ним. (5) Те, усты­див­шись, тот­час повер­ну­ли назад и нача­ли тес­нить про­тив­ни­ка, пора­жая и пре­сле­дуя его. И в ско­ром вре­ме­ни они повсюду раз­гро­ми­ли непри­я­те­ля и ата­ко­ва­ли город­ские сте­ны. Теперь Мар­ций с еще боль­шей сме­ло­стью под­вер­га­ясь опас­но­стям, про­дол­жил наступ­ле­ние и, под­сту­пив к воротам, напал вме­сте с теми, кто рань­ше бежал, на сте­ны. И когда в сопро­вож­де­нии мно­гих дру­гих вои­нов он силой про­ло­жил себе доро­гу внутрь, во мно­гих частях горо­да нача­лось боль­шое кро­во­про­ли­тие с обе­их сто­рон, одни сра­жа­лись на ули­цах, дру­гие защи­ща­ли свои дома, под­вер­гав­ши­е­ся напа­де­нию. (6) Даже жен­щи­ны помо­га­ли жите­лям в их борь­бе, сбра­сы­вая с крыш на вра­гов чере­пи­цу. Каж­дый по мере сил и воз­мож­но­стей защи­щал свой род­ной город. Одна­ко они недол­го выдер­жа­ли натиск и были вынуж­де­ны сдать­ся победи­те­лям. После того как таким обра­зом город был взят, рим­ляне при­сту­пи­ли к гра­бе­жу най­ден­но­го там иму­ще­ства и дол­гое вре­мя зани­ма­лись добы­чей, так как там было очень мно­го денег и рабов.

93. Мар­ций же, кото­рый был пер­вым и един­ст­вен­ным, кто выдер­жал удар вра­гов и отли­чил­ся сре­ди всех рим­лян как при штур­ме горо­да, так и в сра­же­ни­ях внут­ри стен, заслу­жил боль­шие поче­сти так­же и во вто­рой бит­ве — про­тив анци­а­тов. Ведь он решил не про­пус­кать и это сра­же­ние, но как толь­ко город был взят, взял с собой неболь­шое чис­ло людей, спо­соб­ных сле­до­вать за ним, пустил­ся бегом и нашел обе рати уже постро­ен­ны­ми и гото­вы­ми к бою. Он пер­вым сооб­щил рим­ля­нам о взя­тии горо­да и в каче­стве дока­за­тель­ства пока­зал дым, кото­рый густы­ми клу­ба­ми под­ни­мал­ся от охва­чен­ных огнем зда­ний. Полу­чив раз­ре­ше­ние кон­су­ла, он постро­ил сво­их людей напро­тив самой силь­ной части вра­же­ско­го вой­ска. (2) После того как был дан сиг­нал к бит­ве, он пер­вым схва­тил­ся с вра­га­ми, и убив мно­гих из сво­их про­тив­ни­ков, бро­сил­ся в самую гущу вра­же­ских рядов. Анци­а­ты более не отва­жи­ва­лись сра­жать­ся с ним вру­ко­паш­ную, но рас­сту­пив­шись там, где он наседал, все вме­сте окру­жи­ли его, отсту­пая по мере того, как он насту­пал и пора­жал их, а затем вне­зап­но напа­ли на него. Постум, узнав об этом и опа­са­ясь, как бы этот воин, отре­зан­ный таким обра­зом, не попал в беду, послал самых храб­рых из моло­де­жи ему на помощь. Те, сомкнув свои ряды, напа­ли на вра­га. Когда пере­д­ний строй не смог про­ти­во­сто­ять их натис­ку, но обра­тил­ся в бег­ство, они, про­дви­нув­шись впе­ред, обна­ру­жи­ли покры­то­го рана­ми Мар­ция и увиде­ли мно­гих, лежа­щих рядом с ним, одних уже мерт­вых, дру­гих нахо­дя­щих­ся при смер­ти. (3) Вслед за этим они под пред­во­ди­тель­ст­вом Мар­ция дви­ну­лись впе­ред, про­тив тех из вра­гов, кто еще дер­жал строй, уби­вая всех ока­зы­вав­ших сопро­тив­ле­ние и обра­ща­ясь с ними, как с раба­ми. Хотя рим­ляне яви­ли заме­ча­тель­ную доб­лесть в этом деле, и храб­рей­ши­ми из них были те, кто защи­щал Мар­ция, но самым отваж­ным ока­зал­ся все-таки сам Мар­ций, кото­рый без сомне­ния стал глав­ной при­чи­ной победы. Нако­нец, когда стем­не­ло, рим­ляне вер­ну­лись в лагерь, тор­же­ст­вуя победу, убив мно­гих анци­а­тов и при­ведя с собой боль­шое коли­че­ство плен­ных.

94. На сле­дую­щий день Постум, собрав вой­ско, воздал боль­шую хва­лу Мар­цию и увен­чал его вен­ка­ми за доб­лесть в награ­ду за дей­ст­вия в обо­их сра­же­ни­ях. Он так­же пода­рил ему бое­во­го коня, укра­шен­но­го сбру­ей, при­над­ле­жа­щей пол­ко­вод­цу, и десять плен­ных, поз­во­лив ему делать с ними то, что поже­ла­ет, и столь­ко сереб­ра, сколь­ко он сам мог уне­сти, и мно­го дру­гой пре­крас­ной отбор­ной добы­чи. (2) Когда все под­ня­ли боль­шой шум в знак одоб­ре­ния и поздрав­ле­ния, Мар­ций вышел впе­ред и мол­вил, что он очень бла­го­да­рен и кон­су­лу, и всем осталь­ным за поче­сти, достой­ным кото­рых они его сочли. Одна­ко он не станет поль­зо­вать­ся всем этим, но удо­воль­ст­ву­ет­ся лишь конем из-за бле­стя­щей сбруи, и одним плен­ным, кото­рый, по слу­чаю, ока­зал­ся его госте­при­им­цем. Вои­ны, кото­рые и преж­де того вос­хи­ща­лись сим мужем за его доб­лесть, теперь вос­тор­га­лись им еще боль­ше за его пре­зре­ние к богат­ству и уме­рен­ность в столь счаст­ли­вой судь­бе. За это сра­же­ние ему было дано про­зви­ще Корио­лан, и сре­ди моло­дых он стал самым зна­ме­ни­тым. (3) После завер­ше­ния бит­вы с анци­а­та­ми остав­ши­е­ся горо­да воль­сков пре­кра­ти­ли враж­ду с рим­ля­на­ми. И все, кто сочув­ст­во­вал им, как те, кто уже был воору­жен, так и те, кто еще толь­ко гото­вил­ся к войне, воз­дер­жа­лись от нее. Постум отнес­ся ко всем ним с уме­рен­но­стью и, воз­вра­тив­шись домой, рас­пу­стил вой­ско. (4) А Кас­сий, дру­гой кон­сул, остав­ший­ся в Риме, меж­ду тем освя­тил храм Цере­ры, Либе­ра и Либе­ры, кото­рый рас­по­ло­жен в кон­це Боль­шо­го цир­ка, пря­мо над стар­то­вой пло­щад­кой⁸⁰. Авл Посту­мий, дик­та­тор, дал клят­ву посвя­тить этот храм богам от име­ни государ­ства, соби­ра­ясь всту­пить в бит­ву с арми­ей лати­нов, и сенат после победы при­нял поста­нов­ле­ние, что этот храм сле­ду­ет постро­ить все­це­ло из воен­ной добы­чи; и теперь работа была завер­ше­на.

95. В то же самое вре­мя со все­ми латин­ски­ми горо­да­ми был заклю­чен и под­твер­жден клят­ва­ми новый дого­вор о мире и друж­бе, так как они не пыта­лись во вре­мя мяте­жа созда­вать какие-либо бес­по­ряд­ки, и откры­то радо­ва­лись воз­вра­ще­нию наро­да, и, каза­лось, были гото­вы быст­ро ока­зать помощь рим­ля­нам про­тив тех, кто отло­жил­ся от них⁸¹. (2) Усло­вия это­го дого­во­ра были сле­дую­щие: «Пусть мир меж­ду рим­ля­на­ми и все­ми латин­ски­ми горо­да­ми про­дол­жа­ет­ся до тех пор, пока суще­ст­ву­ют небо и зем­ля. Пусть они и сами не начи­на­ют вой­ну друг про­тив дру­га, и внеш­них вра­гов не при­во­дят, и не пре­до­став­ля­ют без­опас­ный про­ход тем, кто начнет вой­ну. Пусть в слу­чае вой­ны помо­га­ют друг дру­гу все­ми сила­ми, и пусть каж­дый полу­ча­ет рав­ную долю в воен­ной добы­че и в захва­чен­ном доб­ре, взя­тых в сов­мест­ных вой­нах. Пусть судо­про­из­вод­ство по част­ным дого­во­рам про­из­во­дит­ся в тече­ние деся­ти дней, и в том месте, где дого­вор был заклю­чен. И пусть не будет раз­ре­ше­но что-либо добав­лять или изы­мать в этом дого­во­ре ина­че, как с согла­сия рим­лян и всех лати­нов». (3) Такой дого­вор был заклю­чен рим­ля­на­ми и лати­на­ми и утвер­жден их тор­же­ст­вен­ны­ми клят­ва­ми над жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми. Сенат так­же про­го­ло­со­вал за жерт­во­при­но­ше­ния богам в бла­го­дар­ность за при­ми­ре­ние с наро­дом и доба­вил еще один день к Латин­ским играм, как они назы­ва­ют­ся, кото­рые преж­де празд­но­ва­лись толь­ко два дня. Пер­вый день был уста­нов­лен как свя­щен­ный Тарк­ви­ни­ем, когда он победил тирре­нов. Вто­рой был добав­лен наро­дом после того, как вслед­ст­вие изгна­ния царей государ­ство ста­ло сво­бод­ным. И тре­тий день был добав­лен теперь в свя­зи с воз­вра­ще­ни­ем уда­лив­ших­ся. (4) Над­зор и наблюде­ние за жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и игра­ми, про­во­див­шим­ся во вре­мя этих празд­неств, были пору­че­ны помощ­ни­кам три­бу­нов, кото­рые, как я ска­зал, испол­ня­ли маги­ст­ра­ту­ру, теперь назы­вае­мую эди­ли­те­том. Сенат почтил их пур­пур­ным оде­я­ни­ем, креслом из сло­но­вой кости и дру­ги­ми зна­ка­ми отли­чия, кото­рые име­ли цари.

96. Вско­ре после этих празд­ни­ков скон­чал­ся Мене­ний Агрип­па, один из быв­ших кон­су­лов. Имен­но он победил саби­нян и спра­вил самый бле­стя­щий три­умф за эту победу. Бла­го­да­ря его дово­дам сенат поз­во­лил уда­лив­шим­ся вер­нуть­ся, и плебс, вслед­ст­вие сво­его дове­рия к нему, сло­жил ору­жие. Он был погре­бен на государ­ст­вен­ный счет, и его похо­ро­ны ста­ли самы­ми почет­ны­ми и самы­ми вели­ко­леп­ны­ми из устра­и­вае­мых кому-либо. Ведь его иму­ще­ства было недо­ста­точ­но, чтобы опла­тить рас­хо­ды на доро­гие похо­ро­ны и погре­бе­ние, так что даже опе­ку­ны его детей, посо­ве­то­вав­шись, реши­ли отне­сти его за город и похо­ро­нить как про­сто­го чело­ве­ка. (2) Плебс, одна­ко, это­го не поз­во­лил, а пле­бей­ские три­бу­ны, созвав его и воздав мно­же­ство похвал дея­ни­ям это­го мужа и на войне, и на обще­ст­вен­ном попри­ще, пре­воз­не­ся его скром­ность и про­стой образ жиз­ни, в осо­бен­но­сти же его пре­зре­ние к накоп­ле­нию богат­ства, ска­за­ли, что это про­сто позор — хоро­нить тако­го чело­ве­ка в без­вест­но­сти и так скром­но из-за его бед­но­сти. Они посо­ве­то­ва­ли наро­ду взять на себя рас­хо­ды на его похо­ро­ны и вне­сти для это­го такую сум­му, кото­рую они, три­бу­ны, опре­де­лят. (3) Слу­шав­шие с радо­стью при­ня­ли это пред­ло­же­ние, и когда каж­дый тот­час внес сум­му, кото­рую опре­де­лил три­бун, то сред­ства были собра­ны зна­чи­тель­ные⁸². Сенат, узнав об этом, посты­дил­ся это­го дела и решил не поз­во­лять погре­бать само­го зна­ме­ни­то­го из всех рим­лян на част­ные взно­сы, но посчи­тал доста­точ­ным, чтобы рас­хо­ды опла­чи­ва­лись государ­ст­вен­ной каз­ной; и заботу об этом он пору­чил кве­сто­рам⁸³. Те заклю­чи­ли дого­вор под­ряда об обес­пе­че­нии его погре­бе­ния на весь­ма зна­чи­тель­ную сум­му денег и, рос­кош­но обрядив его тело и устро­ив все про­чие пыш­но­сти, похо­ро­ни­ли Мене­ния достой­но его доб­ле­сти. (4) После это­го народ в под­ра­жа­ние сена­ту отка­зал­ся со сво­ей сто­ро­ны взять назад вне­сен­ную им сум­му, когда кве­сто­ры пред­ло­жи­ли вер­нуть ее, но пода­рил ее детям умер­ше­го из состра­да­ния к их бед­но­сти и чтобы защи­тить их от заня­тий, недо­стой­ных доб­ле­сти их отца. В это вре­мя кон­су­ла­ми был про­веден и ценз, в соот­вет­ст­вии с кото­рым было выяв­ле­но, что граж­дан насчи­ты­ва­ет­ся более ста деся­ти тысяч чело­век.

Тако­вы были дея­ния, совер­шен­ные рим­ля­на­ми в это кон­суль­ство.