Римские древности

Книга II

1. Город рим­лян рас­по­ло­жен в запад­ной части Ита­лии у реки Тибр, кото­рая впа­да­ет в Тиррен­ское море, при­мер­но посе­редине побе­ре­жья, и отсто­ит от моря на 120 ста­ди­ев. А пер­вы­ми из упо­мя­ну­тых выше им вла­де­ли некие вар­ва­ры — автох­то­ны, назы­вае­мые сике­ла­ми¹, кото­рые оби­та­ли и во мно­гих дру­гих кра­ях Ита­лии. От них до наших вре­мен сохра­ни­лось нема­ло неяс­ных памят­ни­ков и поми­мо это­го назва­ния неко­то­рых мест, счи­таю­щих­ся сике­лий­ски­ми, что дока­зы­ва­ет древ­ность их рас­се­ле­ния. (2) Изгнав их, абори­ги­ны², потом­ки энотров³, насе­ляв­ших побе­ре­жье от Таран­та⁴ до Посей­до­нии⁵, сами завла­де­ли этой мест­но­стью. Некая свя­щен­ная часть моло­де­жи, посвя­щен­ная богам по мест­но­му обы­чаю, гово­рят, была отправ­ле­на роди­те­ля­ми для засе­ле­ния стра­ны, пред­на­зна­чен­ной им боже­ст­вом. Пле­мя же энотров явля­лось аркад­ским из Лика­о­нии, как она назы­ва­лась тогда, а ныне — Арка­дии. Оно охот­но отпра­ви­лось, чтобы обос­но­вать­ся на луч­шей зем­ле, при­чем пред­во­ди­те­лем коло­нии в то вре­мя был Энотр, сын Лика­о­на, от кото­ро­го и пошел народ. (3) Когда же абори­ги­ны овла­де­ли мест­но­стью, пер­вы­ми соседя­ми вме­сте с ними ока­за­лись пеласги⁶, ски­таль­цы из назы­вав­шей­ся неко­гда Гай­мо­нии, а теперь — Фес­са­лии, в кото­рой они какое-то вре­мя оби­та­ли. После же пеласгов яви­лись аркад­цы, про­ис­хо­див­шие из горо­да Пал­лан­тия, утвер­див­шие пред­во­ди­те­лем пере­се­лен­цев Эванд­ра, сына Гер­ме­са и ним­фы Феми­ды. Они оста­но­ви­лись у одно­го из семи хол­мов, кото­рый рас­по­ло­жен как раз в цен­тре Рима, и назва­ли его Пал­лан­ти­ем в честь сво­ей роди­ны в Арка­дии. (4) Неко­то­рое вре­мя спу­стя в Ита­лию при­шел Геракл, когда он воз­вра­щал вой­ско из Эри­теи⁷ по домам, тогда опре­де­лен­ная часть эллин­ских воин­ских сил оста­лась и обос­но­ва­лась непо­да­ле­ку от Пал­лан­тия, ины­ми сло­ва­ми, у одно­го из хол­мов, кото­рый ныне вклю­чен в чер­ту горо­да. Тузем­ца­ми он тогда про­зы­вал­ся Сатур­ни­ем, теперь же рим­ля­на­ми зовет­ся Капи­то­лий­ским. Боль­шин­ство из этих элли­нов состав­ля­ли эпеи, отко­лов­ши­е­ся от поли­са Элиды, после того как их оте­че­ство было раз­ру­ше­но Герак­лом.

2. Через шест­на­дцать поко­ле­ний после Тро­ян­ской вой­ны аль­бан­цы засе­ля­ют оба этих места, окру­жив их сте­ной и рвом. До поры до вре­ме­ни они слу­жи­ли овчар­ня­ми и при­ста­ни­щем для пас­ту­хов, пас­ших коров, посколь­ку зем­ля здесь изоби­ло­ва­ла тра­вой не толь­ко в зим­нее, но и в лет­нее вре­мя, бла­го­да­ря рекам, осве­жаю­щим и оро­шаю­щим ее. (2) Народ же аль­бан­цев про­изо­шел из сме­ше­ния пеласгов и аркад­цев, а так­же эпе­ев родом из Элиды и, нако­нец, при­быв­ших после взя­тия Или­о­на тро­ян­цев, кото­рых в Ита­лию при­вел Эней, сын Анхи­са и Афро­ди­ты. Веро­ят­но, какое-то вар­вар­ское насе­ле­ние из сосед­ст­ву­ю­щих или уцелев­ших древ­них посе­лен­цев так­же сме­ша­лось с элли­на­ми. А все вме­сте они полу­чи­ли общее имя лати­нов по пра­вив­ше­му в этих кра­ях мужу Лати­ну, утра­тив, таким обра­зом, преж­ние назва­ния по пле­ме­нам. (3) И вот, эти­ми-то наро­да­ми город был обне­сен сте­ной на четы­ре­ста трид­цать вто­рой год после взя­тия Трои, в седь­мую Олим­пи­а­ду. Выве­ли же посе­ле­ние бра­тья-близ­не­цы, при­над­ле­жав­шие цар­ско­му роду. Имя одно­го из них было Ромул, а дру­го­го — Ром. По мате­рин­ской линии со сто­ро­ны Энея они при­над­ле­жа­ли к Дар­да­нидам, от како­го отца они рож­де­ны, ска­зать точ­но нелег­ко, рим­ляне же верят, что они явля­лись сыно­вья­ми Мар­са. (4) Одна­ко сов­мест­но они не ста­ли пред­во­ди­те­ля­ми коло­нии, так как поссо­ри­лись из-за вла­сти. Но Ромул после гибе­ли в борь­бе с ним вто­ро­го бра­та ста­но­вит­ся осно­ва­те­лем горо­да и дает ему назва­ние по соб­ст­вен­но­му име­ни. Коли­че­ство же участ­ни­ков в осно­ва­нии коло­нии, боль­шое пона­ча­лу, затем сокра­ти­лось до трех тысяч пеших и трех­сот всад­ни­ков.

3. И вот, когда у них был вырыт ров и завер­ше­но соору­же­ние укреп­ле­ний, а посе­лен­цы пред­при­ня­ли необ­хо­ди­мые работы для стро­и­тель­ства жилищ, воз­ник­ла необ­хо­ди­мость рас­смот­реть вопрос о том, какой порядок управ­ле­ния общи­ной сле­ду­ет уста­но­вить. Тогда Ромул, созвав народ­ное собра­ние по сове­ту деда по мате­ри, кото­рый научил его, о чем вести речь, заявил, что недав­но осно­ван­ный город уже доста­точ­но укра­шен обще­ст­вен­ны­ми и част­ны­ми соору­же­ни­я­ми. Но он попро­сил, чтобы все при­ня­ли во вни­ма­ние, что не это явля­ет­ся наи­боль­шим досто­ин­ст­вом поли­сов. (2) Ведь и во внеш­них вой­нах глу­бо­кие рвы и высо­кие укреп­ле­ния недо­ста­точ­ны, чтобы пре­до­ста­вить тем, кто внут­ри них, празд­ность и надеж­ду на спа­се­ние, но они спо­соб­ны лишь дать людям воз­мож­ность не потер­петь ника­ко­го ущер­ба от неожи­дан­но­го напа­де­ния вра­гов, а, когда внут­рен­ние бес­по­ряд­ки овла­де­ва­ют обще­ст­вом, они не остав­ля­ют нико­му без­опас­но­го убе­жи­ща в их соб­ст­вен­ных домах и жили­щах. (3) Ведь по этой при­чине люди скло­ня­ют­ся нахо­дить уте­ше­ние в без­де­лье и в лег­ко­сти жиз­ни, из-за чего и коз­ни близ­ких не встре­ча­ют про­ти­во­дей­ст­вия злу; а тот, про­тив кого направ­лен злой умы­сел, не уве­рен, что достиг без­опас­но­сти. И ни один полис, под­верг­ну­тый это­му, не смо­жет надол­го оста­вать­ся счаст­ли­вым и мощ­ным. И опять-таки если слу­чит­ся кому-нибудь вос­пре­пят­ст­во­вать в устрой­стве соб­ст­вен­ных и обще­ст­вен­ных дел, тре­бу­ю­щих боль­ших рас­хо­дов, полис не станет вели­ким и счаст­ли­вым. Ведь спа­се­ние поли­сов и пре­вра­ще­ние из малых в вели­кие заклю­че­но в ином. (4) Во внеш­них вой­нах сила — в ору­жии, и она свя­за­на с отва­гой и труда­ми, а во внут­рен­них сму­тах — в еди­но­ду­шии под­дан­ных, а это выяв­ля­ет разум и доб­ро­де­тель каж­до­го, столь нуж­ную для обще­ства. (5) Дей­ст­ви­тель­но, пре­даю­щи­е­ся рат­но­му делу и дер­жа­щие в креп­кой узде свои стра­сти воз­ве­ли­чи­ва­ют соб­ст­вен­ное оте­че­ство, а так­же ста­вят непри­ступ­ные сте­ны и без­опас­ные для сво­ей жиз­ни убе­жи­ща на общее бла­го. Такие сме­лые и спра­вед­ли­вые люди, пре­дан­ные и дру­гим доб­ро­де­те­лям, состав­ля­ют план государ­ст­вен­но­го управ­ле­ния для тех, кто уста­но­вил его разум­но, изне­жен­ный же и себя­лю­би­вый люд, а так­же рабы сво­их постыд­ных стра­стей, наобо­рот, совер­ша­ют гнус­ные поступ­ки. (6) И Ромул ска­зал, что слы­шал от стар­цев и све­ду­щих людей, что мно­гие могу­чие коло­нии, воз­ник­шие в пре­крас­ных кра­ях, либо в ско­ром вре­ме­ни поги­ба­ли, впав в раздо­ры, либо, недол­гое вре­мя борясь с соседя­ми, ока­зы­ва­лись при­нуж­ден­ны­ми поко­рить­ся им и вме­сто луч­шей зем­ли, кото­рой они вла­де­ли, полу­чить худ­шую, став из сво­бод­ных раба­ми. Дру­гие же мало­люд­ные поли­сы, воз­ник­шие в не слиш­ком бла­го­при­ят­ных мест­но­стях, но изна­чаль­но сво­бод­ные, затем обре­ли власть над дру­ги­ми. И при­чи­ной бла­го­ден­ст­вия немно­гих и уни­чи­же­ния мно­гих явля­ет­ся не что иное, как образ прав­ле­ния. (7) Так вот, если бы суще­ст­во­вал какой-то един­ст­вен­ный для всех наро­дов порядок жиз­не­устрой­ства, дару­ю­щий поли­сам счаст­ли­вую жизнь, то нетруд­но, пожа­луй, для них было бы сде­лать выбор. «Ныне же, — про­дол­жал Ромул, — извест­ны мно­гие устрой­ства, быту­ю­щие у элли­нов и вар­ва­ров». Но, как он слы­шал, из всех них наи­бо­лее воз­но­сят те, кто ими поль­зу­ет­ся, толь­ко три, при­чем из этих государ­ст­вен­ных управ­ле­ний ни одно не явля­ет­ся чистым, но каж­до­му при­су­щи какие-то при­род­ные поро­ки, так что выбор вида прав­ле­ния неле­гок. Поэто­му Ромул посчи­тал, что сами рим­ляне, посо­ве­щав­шись на досу­ге, дадут ответ, хотят ли они нахо­дить­ся под вла­стью одно­го чело­ве­ка или немно­гих, либо же, учредив зако­ны, вру­чить попе­че­ние над общим делом всем сооб­ща. (8) «Я же, — закон­чил он речь, — готов при­нять такое государ­ст­вен­ное устрой­ство для вас, какое вы сами учреди­те, и не про­тив того, чтоб власт­во­вать, и не отвер­гаю того, чтоб под­чи­нить­ся. Что же каса­ет­ся поче­стей, кото­рые вы мне возда­ди­те, назна­чив меня пер­вым пред­во­ди­те­лем коло­нии и затем дав горо­ду имя в мою честь, то мне это­го вполне доста­точ­но. Ведь их не отни­мет у меня ни гроз­ная вой­на, ни меж­до­усоб­ные рас­при, ни вре­мя, губя­щее все пре­крас­ное, и ника­кая дру­гая злая судь­би­на. Но и для живых, и для поки­нув­ших зем­ную юдоль я оста­нусь при этих поче­стях на веки веч­ные».

4. Вот что поведал Ромул, высту­пая перед собра­ни­ем, памя­туя о настав­ле­ни­ях деда по мате­ри. Рим­ляне же, обме­няв­шись мне­ни­я­ми, дают сле­дую­щий ответ: «Мы нисколь­ко не нуж­да­ем­ся в новом государ­ст­вен­ном устрой­стве, пони­мая, что про­ве­рен­ное отца­ми явля­ет­ся наи­луч­шим, и не изме­ня­ем его, сле­дуя выбо­ру пред­ше­ст­вен­ни­ков, кото­рые уста­но­ви­ли его, как мы дума­ем, по зре­лом раз­мыш­ле­нии, доволь­ные сво­ей судь­бой. Ведь мы не можем пори­цать строй, кото­рый доста­вил нам, пре­бы­ваю­щим под рукою царя, вели­чай­шее из благ у людей — сво­бо­ду, а так­же гос­под­ство над дру­ги­ми. (2) Мы реши­ли по пово­ду государ­ст­вен­но­го устрой­ства сле­дую­щее. Мы пола­га­ем, что выс­шая почесть подо­ба­ет тебе более, чем кому-либо дру­го­му бла­го­да­ря и цар­ско­му про­ис­хож­де­нию, и доб­ле­сти, — осо­бен­но же пото­му, что, поста­вив тебя во гла­ве коло­нии, мы созна­ем в тебе огром­ную силу и вели­кую муд­рость, пости­гая ее не столь­ко в тво­их сло­вах, сколь­ко в делах». Услы­шав это, Ромул ска­зал, что ценит то, что по суж­де­нию людей он досто­ин цар­ской вла­сти; одна­ко он не при­мет этой поче­сти, преж­де чем боже­ство не явит зна­ме­ния через вещих птиц.

5. Так, в соот­вет­ст­вии с их жела­ни­ем был назна­чен день, в кото­рый Ромул наме­ре­вал­ся про­ве­сти гада­ние о вла­сти, а когда настал срок, он на заре вышел из палат­ки. Встав под откры­тым небом в чистом поле и при­не­ся поло­жен­ные жерт­вы, он стал молить­ся вла­ды­ке Юпи­те­ру и дру­гим богам, кото­рых он объ­явил гос­по­да­ми коло­нии, вопро­шая, жела­тель­но ли им, чтобы он цар­ст­во­вал в общине, и небес­ные зна­ме­ния были явле­ны доб­ры­ми. (2) После моле­ния про­шла сле­ва напра­во мол­ния. Рим­ляне пола­га­ют, что мол­нии, иду­щие сле­ва напра­во — бла­го­при­ят­ны, либо пото­му, что их так научи­ли тирре­ны, либо пото­му, что так счи­та­ли отцы. Осно­ва­ни­ем таких рас­суж­де­ний, как я убеж­ден, слу­жит то, что сидеть и сто­ять, обра­тив­шись к восто­ку, откуда начи­на­ет­ся вос­ход солн­ца и луны, а так­же звезд и планет, явля­ет­ся луч­шим поло­же­ни­ем для совер­шаю­щих пти­це­га­да­ние; и вра­ще­ние все­лен­ной, из-за кото­ро­го в ней все ока­зы­ва­ет­ся то над зем­лей, то под зем­лей, начи­на­ет свое кру­го­вое дви­же­ние оттуда. (3) Тем, кто глядит на восток, части, обра­щен­ные к севе­ру, кажут­ся левы­ми, а части, обра­щен­ные к югу, — пра­вы­ми. Сло­жи­лось пред­став­ле­ние, что пер­вые более цен­ные, чем вто­рые. Ведь око­неч­ность зем­ной оси, вокруг кото­рой про­ис­хо­дит вра­ще­ние, начи­на­ет­ся в север­ной части, и из пяти кру­гов, опо­я­сы­ваю­щих зем­ную сфе­ру, так назы­вае­мый арк­ти­че­ский все­гда здесь виден, а южные кру­ги спус­ка­ют­ся к так назы­вае­мой антарк­ти­че­ской, невиди­мой отсюда части. (4) И мож­но при­знать, что наи­бо­лее зна­чи­мым из небес­ных зна­ме­ний, иду­щих по возду­ху, явля­ет­ся то, кото­рое пока­зы­ва­ет­ся со сто­ро­ны луч­шей части. А так как часть, обра­щен­ная к восто­ку, пре­вос­хо­дит часть, обра­щен­ную к запа­ду, а в самих восточ­ных частях север­ные — более высо­кие, чем южные, они, пожа­луй, и самые луч­шие. (5) Но неко­то­рые уве­ря­ют, что еще с древ­но­сти, преж­де чем научить­ся это­му у тирре­нов, у рим­лян счи­та­лись бла­го­при­ят­ны­ми мол­нии сле­ва. Посколь­ку, как гово­рят, рож­ден­ный Эне­ем Аска­ний, когда он вое­вал и был оса­жден тирре­на­ми, во гла­ве кото­рых сто­ял царь Мезен­ций, отча­яв­шись в успе­хе и наме­ре­ва­ясь отсту­пить, стал про­сить Юпи­те­ра и дру­гих богов подать бла­го­при­ят­ные зна­ки. В этот момент, хотя пого­да была ясной, небо мет­ну­ло мол­нии с левой сто­ро­ны. А посколь­ку сра­же­ние это полу­чи­ло счаст­ли­вый исход для Аска­ния, у потом­ков созда­лось убеж­де­ние, что зна­ме­нье было бла­го­при­ят­ным.

6. И вот, когда Ромул полу­чил надеж­ные зна­ме­ния от боже­ства, созвав народ⁸ на собра­ние и объ­явив о про­ро­че­стве, он был выбран царем; и он уста­нав­ли­ва­ет обы­чай для всех не при­ни­мать ни цар­ской, ни дру­го­го вида вла­сти, пока боже­ство не изре­чет им про­ро­че­ство. И это уста­нов­ле­ние отно­си­тель­но пти­це­га­да­ний, соблюдае­мое рим­ля­на­ми, оста­ва­лось в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни, не толь­ко когда цари пра­ви­ли общи­ной, но и после свер­же­ния монар­хии при выбо­рах кон­су­лов, пре­то­ров и дру­гих закон­ных маги­ст­ра­тов. (2) Но оно при­шло в упа­док в наши вре­ме­на, если не счи­тать того, что оста­ет­ся некая его види­мость бла­го­да­ря его свя­то­сти. Ведь те, кто наме­ре­ва­ет­ся при­нять власть, ночу­ют под откры­тым небом и, встав с зарей, выхо­дят нару­жу и совер­ша­ют некие моле­ния. Неко­то­рые же из при­сут­ст­ву­ю­щих пти­це­га­да­те­лей, полу­чаю­щие воз­на­граж­де­ние из обще­ст­вен­ной каз­ны, воз­ве­ща­ют о том, что пока­зы­ва­ет мол­ния, появив­шись сле­ва, хотя бы ее и не было. (3) Полу­чаю­щие же зна­ме­ния о при­ня­тии вла­сти по их кри­кам, уда­ля­ют­ся, пола­гая доста­точ­ным то, что ниче­го из про­ти­во­ре­ча­ще­го и запре­щаю­ще­го в зна­ме­ни­ях не ока­за­лось, а дру­гие, вопре­ки жела­нию боже­ства, ско­рее насиль­но похи­ща­ют власть, чем при­ни­ма­ют ее. (4) Из-за таких людей мно­гие рим­ские вой­ска пол­но­стью были уни­что­же­ны на суше, дру­гие же — поте­ря­ли всех людей в мор­ских похо­дах; слу­ча­лись и про­чие круп­ные и ужас­ные неожи­дан­но­сти в поли­се как во вре­мя внеш­них войн, так и во внут­рен­них раздо­рах. Но самое извест­ное и огром­ное бед­ст­вие про­изо­шло при­мер­но в то вре­мя, когда Лици­ний Красс⁹, муж, не усту­паю­щий нико­му из совре­мен­ных ему пол­ко­вод­цев, повел вой­ско про­тив наро­да пар­фян, несмот­ря на несо­гла­сие боже­ства, пре­зрев тех, кто хотел отвра­тить его из-за бес­чис­лен­ных зна­ме­ний от выступ­ле­ния в поход. В защи­ту небре­же­ния боже­ства и того, как с ним обхо­дят­ся неко­то­рые вплоть до наших дней, мож­но ска­зать мно­го слов.

7. Ромул, объ­яв­лен­ный таким обра­зом людь­ми и бога­ми царем, обе­ща­ет быть силь­ным и сме­лым в рат­ных делах и как мож­но разум­нее управ­лять наи­луч­шим государ­ст­вом¹⁰. Я рас­ска­жу о его свер­ше­ни­ях в поли­ти­че­ских делах и в воен­ных, о кото­рых кое-кто смог бы создать исто­ри­че­ское повест­во­ва­ние. (2) Я нач­ну с рас­ска­за об устрой­стве государ­ства, кото­рый я лич­но счи­таю наи­бо­лее само­до­ста­точ­ным из всех и в мир­ное вре­мя, и на войне. А было оно сле­дую­щим: поде­лив весь народ на три части, он поста­вил над каж­дой из них наи­бо­лее выдаю­ще­го­ся пред­во­ди­те­ля. Затем, разде­лив сно­ва каж­дую из трех частей на десять, Ромул назна­чил началь­ни­ков из наи­бо­лее храб­рых. Бо́льшие части он назвал три­ба­ми, а мень­шие — кури­я­ми, как они зовут­ся еще и в наше вре­мя. (3) На эллин­ский же язык назва­ния эти мож­но пере­ве­сти так: три­ба — это фила и трит­тия¹¹, курия — фра­трия и воен­ный отряд¹² тех мужей, кото­рые пред­во­ди­тель­ст­ву­ют три­ба­ми, т. е. филар­хов и трит­ти­ар­хов, кото­рых рим­ляне назы­ва­ют три­бу­на­ми; тех же, кто началь­ст­ву­ет над фра­три­я­ми и воен­ны­ми отряда­ми, они зовут кури­о­на­ми^[1]. (4) А курии поде­ле­ны Рому­лом на десят­ки, порядок в каж­дом из них блюдет пред­во­ди­тель, назы­вае­мый на мест­ном язы­ке деку­ри­о­ном. Когда же все были разде­ле­ны и рас­пре­де­ле­ны по три­бам и кури­ям, он, поде­лив зем­лю на трид­цать рав­ных кле­ров¹³, выде­лил каж­дой курии один клер, отрядив доста­точ­но места для свя­ти­лищ и свя­щен­ных участ­ков и оста­вив опре­де­лен­ную часть зем­ли для общин­но­го поль­зо­ва­ния. Вот таким было про­из­веден­ное Рому­лом разде­ле­ние людей и зем­ли, заклю­чаю­щее в себе для всех вели­чай­шее равен­ство.

8. Но было и дру­гое деле­ние уже самих людей, кото­рое рас­пре­де­ля­ло мило­сти и поче­сти по досто­ин­ству, о чем я наме­ре­ва­юсь рас­ска­зать. Ромул знат­ных родом и доб­ле­стью, а так­же состо­я­тель­ных и удач­ли­вых в доста­точ­ной мере для того вре­ме­ни, и у кого уже были дети, отде­лил от без­вест­ных, бед­ных и нуж­даю­щих­ся. И тех, что с неза­вид­ной уча­стью, он назвал пле­бе­я­ми, как ска­за­ли бы элли­ны, демо­ти­ка­ми¹⁴; тех же, кому выпа­ла луч­шая доля, — отца­ми, либо из-за боль­ше­го воз­рас­та по срав­не­нию с дру­ги­ми, либо пото­му, что у них уже были дети, либо из-за знат­но­сти рода, либо из-за все­го вме­сте. Как мож­но судить, он взял при­мер с государ­ст­вен­но­го устрой­ства афи­нян, сохра­няв­ше­го­ся еще в то вре­мя. (2) Дело в том, что они, поде­лив люд­скую мас­су на две части, назва­ли пат­ри­ци­я­ми^[8] тех, кто был из знат­ных домов и обла­дал сред­ства­ми, на них было воз­ло­же­но руко­вод­ство поли­сом; «мужи­чьем»¹⁵ же назва­ли дру­гих граж­дан, кото­рые не при­ни­ма­ли уча­стия тогда в обще­ст­вен­ных делах, но со вре­ме­нем и они были допу­ще­ны к управ­ле­нию. (3) Те, кто рас­ска­зы­ва­ет вполне досто­вер­но о государ­ст­вен­ном устрой­стве рим­лян, гово­рят, что имен­но по таким при­чи­нам те мужи были назва­ны отца­ми, а потом­ки их пат­ри­ци­я­ми. Дру­гие же, рас­смат­ри­вая дело из лич­ной непри­яз­ни, обви­ня­ют город в низ­ком про­ис­хож­де­нии и гово­рят, что они были назва­ны пат­ри­ци­я­ми не по такой при­чине, но отто­го, что толь­ко они име­ли воз­мож­ность ука­зать на сво­их отцов, тогда как дру­гие, будучи бег­ле­ца­ми, сво­бод­ных отцов назвать не мог­ли. (4) В каче­стве дока­за­тель­ства они при­во­дят то, что, вся­кий раз как царям тре­бо­ва­лось созвать пат­ри­ци­ев, гла­ша­таи при­зы­ва­ли их по име­ни и име­ни отца, про­сто­люди­нов же всех вме­сте соби­ра­ли на народ­ное собра­ние какие-то слу­ги, тру­бя в бычьи рога. На самом же деле при­зыв с помо­щью гла­ша­та­ев не явля­ет­ся при­зна­ком бла­го­род­ства пат­ри­ци­ев, а звук тру­бы — сим­во­лом без­вест­но­сти про­сто­люди­нов, но одно — зна­ком поче­сти, а дру­гое — быст­ро­ты дей­ст­вия. Ведь за корот­кое вре­мя невоз­мож­но было назвать мас­су людей по име­ни.

9. Когда же Ромул отде­лил луч­ших от худ­ших, он стал после это­го зани­мать­ся зако­но­да­тель­ст­вом и опре­де­лил, что нуж­но делать каж­до­му из назван­ных: пат­ри­ци­ям — быть жре­ца­ми и управ­лять, вер­шить суд и вме­сте с ним самим — обще­ст­вен­ные дела, посвя­щая себя государ­ст­вен­ным заботам; про­сто­люди­нов же осво­бо­дить от этих дел как неопыт­ных в них и не име­ю­щих за недо­стат­ком средств сво­бод­но­го вре­ме­ни, но пре­до­ста­вив им зани­мать­ся зем­леде­ли­ем, ското­вод­ст­вом и полез­ны­ми ремес­ла­ми, чтобы они не устра­и­ва­ли бун­ты, как в дру­гих государ­ствах в тех слу­ча­ях, когда оскорб­ля­ют низ­ших или когда бед­ные завиду­ют выдаю­щим­ся. (2) И он пред­на­зна­чил про­сто­люди­нов пат­ри­ци­ям, пору­чив каж­до­му из них того из тол­пы, кого он сам поже­ла­ет опе­кать в каче­стве покро­ви­те­ля, взяв за луч­ший обра­зец древ­ний эллин­ский обы­чай, кото­ро­му сле­до­ва­ли очень дол­го фес­са­лий­цы и с само­го нача­ла — афи­няне. Ведь фес­са­лий­цы тре­ти­ро­ва­ли сво­их кли­ен­тов, пору­чая им заня­тия, не подо­баю­щие сво­бод­ным, а вся­кий раз как те не выпол­ня­ли чего-нибудь из при­ка­зан­но­го, при­ме­ня­ли побои и исполь­зо­ва­ли их во всех делах, слов­но куп­лен­ных рабов. А афи­няне ста­ли назы­вать кли­ен­тов «поден­щи­ка­ми» по роду их служ­бы, фес­са­лий­цы же — «зави­си­мы­ми», пори­цая уже самим назва­ни­ем их участь. (3) Ромул же укра­сил дело как бла­го­при­стой­ным наиме­но­ва­ни­ем, назвав покро­ви­тель­ство бед­ных и низ­ких патро­на­том, так и пре­до­став­ле­ни­ем тем и дру­гим чест­ных обя­зан­но­стей, опре­де­лив их свя­зи как гуман­ные и граж­дан­ст­вен­ные.

10. И были тогда им опре­де­ле­ны сохра­няв­ши­е­ся в тече­ние веков у рим­лян такие обы­чаи отно­си­тель­но патро­на­та: пат­ри­ци­ям над­ле­жа­ло разъ­яс­нять сво­им кли­ен­там их пра­ва, в кото­рых те были несве­ду­щи; забо­тить­ся о них и в при­сут­ст­вии, и в отсут­ст­вие их; выпол­нять все, что выпол­ня­ют отцы в отно­ше­нии детей насчет иму­ще­ства и дого­во­ров, касаю­щих­ся иму­ще­ства; вчи­нять иск за оби­жен­ных кли­ен­тов, если кто-нибудь нане­сет им вред в свя­зи с дого­во­ра­ми; ока­зы­вать под­держ­ку тем, кого при­зы­ва­ют в суд, а, корот­ко гово­ря, — ока­зы­вать им вся­кое бла­го и в част­ных, и в обще­ст­вен­ных делах, где они осо­бен­но нуж­да­ют­ся. (2) И сле­до­ва­ло кли­ен­там помо­гать сво­им покро­ви­те­лям выда­вать замуж доче­рей, если их отцы стес­не­ны в сред­ствах, и пла­тить выкуп вра­гам, если кто-нибудь из покро­ви­те­лей или детей их ока­зы­вал­ся в пле­ну. Кли­ен­ты были обя­за­ны выпла­чи­вать штраф в поль­зу част­ных лиц, если патро­ны к тому при­суж­да­лись, или в поль­зу общи­ны, если те нес­ли нака­за­ния за дол­ги, при­чем сле­до­ва­ло так­же, чтобы кли­ен­ты, как отно­ся­щи­е­ся к роду, при­ни­ма­ли уча­стие в рас­хо­дах на маги­ст­ра­ту­ры, отправ­ле­ние почет­ных обя­зан­но­стей и в про­чих рас­хо­дах на обще­ст­вен­ные нуж­ды. (3) И обе­им сто­ро­нам не было доз­во­ле­но и не при­ли­че­ст­во­ва­ло высту­пать в тяж­бах, свиде­тель­ст­во­вать или пода­вать голос перед наро­дом друг про­тив дру­га, а тем более высту­пать на сто­роне про­тив­ни­ков. Если же кто-нибудь из них бывал ули­чен в совер­ше­нии како­го-то небла­го­вид­но­го про­ступ­ка^[2], то он под­ле­жал нака­за­нию по зако­ну о пре­да­тель­стве, кото­рый утвер­дил Ромул и кото­рый раз­ре­шал вся­ко­му желаю­ще­му убить изоб­ли­чен­но­го в каче­стве жерт­вы Юпи­те­ру Под­зем­но­му. Ведь у рим­лян суще­ст­во­вал обы­чай: тела́ тех, кого они хоте­ли без­на­ка­зан­но убить, посвя­щать тем или иным богам, чаще все­го под­зем­ным. Вот что совер­шил тогда Ромул. (4) Итак, во мно­гих поко­ле­ни­ях сохра­ня­лись ничуть не отли­чаю­щи­е­ся от кров­ных свя­зей узы кли­ен­тов и патро­нов, и они пере­да­ва­лись детям их детей, и было вели­кой честью для знат­ных семей иметь как мож­но боль­ше кли­ен­тов и не толь­ко сбе­речь наслед­ст­вен­ный патро­нат пра­ро­ди­те­лей, но и бла­го­да­ря сво­ей доб­ро­де­те­ли при­об­ре­тать дру­гих кли­ен­тов. И настоль­ко зна­чи­тель­ной была борь­ба за бла­го­во­ле­ние и за то, чтобы не пре­сек­лось вза­им­ное рас­по­ло­же­ние, что во всем, о чем кли­ен­ты про­си­ли покро­ви­те­лей, послед­ние, сколь­ко было сил, помо­га­ли; а так как пат­ри­ции менее все­го хоте­ли отя­го­щать кли­ен­тов, то они не допус­ка­ли ника­ких денеж­ных под­но­ше­ний. Таким обра­зом, жизнь у них была воз­дер­жан­ной от вся­че­ских удо­воль­ст­вий, а мери­лом сча­стья слу­жи­ла доб­лесть, а не уда­ча.

11. И не толь­ко в самом рим­ском государ­стве про­стой народ состо­ял под патро­на­том пат­ри­ци­ев, но и каж­дая коло­ния Рима и каж­дый город, вошед­шие в союз и друж­бу с ним, будучи побеж­ден­ны­ми в войне, полу­ча­ли покро­ви­те­лей и патро­нов в лице тех рим­лян, кого они пред­по­чи­та­ли. И неред­ко сенат отправ­лял дела о спо­рах этих горо­дов и наро­дов на рас­смот­ре­ние их патро­нов, счи­тая их реше­ния пред­по­чти­тель­ны­ми. (2) Так вот, столь проч­ным было у рим­лян согла­сие, беру­щее нача­ло от уста­нов­лен­ных Рому­лом обы­ча­ев, что они нико­гда не реша­ли дела друг дру­га кро­во­про­ли­ти­ем и смер­то­убий­ст­вом в тече­ние шести­сот трид­ца­ти лет, хотя в наро­де воз­ни­ка­ло мно­же­ство раздо­ров с власть пре­дер­жа­щи­ми по пово­ду обще­ст­вен­но­го бла­га, как это обык­но­вен­но слу­ча­ет­ся во вся­ких малых и круп­ных государ­ствах. (3) Но убеж­дая и настав­ляя друг дру­га, частич­но усту­пая, частич­но полу­чая вза­мен уступ­ки, они раз­ре­ша­ли несо­гла­сия поли­ти­че­ски­ми мера­ми. Но со вре­ме­ни, когда Гай Гракх¹⁶, полу­чив три­бун­скую власть, начал губить гар­мо­нию государ­ст­вен­но­го устрой­ства, они уже не пере­ста­ва­ли уби­вать друг дру­га, отправ­лять из горо­да людей в изгна­ние и не удер­жи­ва­лись от жесто­ко­стей ради дости­же­ния победы. Одна­ко для речи об этом будет дру­гой, более под­хо­дя­щий, момент.

12. Когда Ромул при­вел все это в порядок, то тот­час он решил назна­чить совет­ни­ков, с кото­ры­ми наме­ре­вал­ся вести обще­ст­вен­ные дела, избрав сто мужей из пат­ри­ци­ев. Их он разде­лил по тако­му поряд­ку: он назна­чил одно­го, наи­луч­ше­го, кому посчи­тал воз­мож­ным вве­рить управ­ле­ние горо­дом вся­кий раз, как сам он поведет вой­ско за пре­де­лы Рима. (2) А каж­дой из триб он пред­пи­сал выбрать трех мужей, пре­бы­вав­ших тогда в наи­бо­лее рас­суди­тель­ном воз­расте и отли­чаю­щих­ся бла­го­род­ст­вом про­ис­хож­де­ния. Вслед за эти­ми девя­тью Ромул при­ка­зал каж­дой курии избрать опять-таки трех самых под­хо­дя­щих чело­век из пат­ри­ци­ев. Затем, к пер­вым девя­ти, назна­чен­ным три­ба­ми, Ромул доба­вил по девя­но­сто, кото­рых выдви­ну­ли курии, поста­вив пред­во­ди­те­лем их того, кого выбрал сам, таким обра­зом Ромул довел чис­ло сена­то­ров до ста чело­век. (3) Сенат этот по-эллин­ски мож­но обо­зна­чить как совет ста­рей­шин, и он назы­ва­ет­ся рим­ля­на­ми так до сих пор. Затруд­ня­юсь ска­зать, про­изо­шло ли такое назва­ние из-за ста­ро­сти избран­ных в него мужей или из-за досто­инств их. Ведь древ­ние име­ли обык­но­ве­ние назы­вать сена­то­ра­ми¹⁷ стар­ших и луч­ших. А еще заседаю­щие в сена­те были назва­ны «отца­ми, вне­сен­ны­ми в спи­сок»¹⁸, и это про­зви­ще сохра­ня­ет­ся вплоть до мое­го вре­ме­ни, — так вот, и этот обы­чай был эллин­ским. (4) Так как при всех эллин­ских царях, — и тех, кто при­ни­мал оте­че­скую власть, и тех, кого сама народ­ная мас­са уста­нав­ли­ва­ла вождем, — имел­ся совет из самых луч­ших людей, как свиде­тель­ст­ву­ют Гомер и древ­ней­шие из поэтов. И не было прав­ле­ние древ­них царей, как в наши вре­ме­на, свое­нрав­ным и еди­но­лич­ным.

13. Уже после учреж­де­ния сове­та стар­цев из ста мужей Ромул, видя, веро­ят­но, что ему пона­до­бит­ся и юно­ше­ский отряд, кото­рый он наме­ре­вал­ся исполь­зо­вать для сво­ей охра­ны, а так­же для сроч­ных дел, он набрал три­ста чело­век из знат­ней­ших домов, при­том самых креп­ких телом, кото­рых назна­чи­ли курии тем же самым обра­зом, что и сена­то­ров, — каж­дая курия по десять юно­шей, — и дер­жал их все­гда при себе. (2) Все вме­сте они носи­ли общее наиме­но­ва­ние — «целе­ры». По мне­нию боль­шин­ства, — по быст­ро­те¹⁹ выпол­не­ния служ­бы (ведь рим­ляне назы­ва­ют целе­ра­ми все­гда гото­вых и ско­рых в испол­не­нии дел) но, как гово­рит Вале­рий Анци­ат, — по их коман­ди­ру с таким име­нем. (3) Коман­дир же их был слав­ней­шим, ему под­чи­ня­лись три цен­ту­ри­о­на, ниже них, в свою оче­редь, сто­я­ли дру­гие, с мень­шей вла­стью. По горо­ду Рому­ла сопро­вож­да­ли копье­нос­цы и выпол­ня­ли его при­ка­за­ния, а в похо­де они были пере­до­вы­ми бой­ца­ми и помощ­ни­ка­ми. Мно­гое в сра­же­ни­ях зави­се­ло от них, так как они пер­вы­ми начи­на­ли бит­ву и послед­ни­ми отсту­па­ли; они сра­жа­лись на лоша­дях там, где была удоб­ная рав­ни­на для кон­но­го боя, и пеши­ми в неров­ных местах, непри­год­ных для кон­ни­цы. (4) Мне кажет­ся, этот обы­чай был заим­ст­во­ван у лакеде­мо­нян. Он пред­пи­сы­вал, как и у рим­лян, наи­бо­лее родо­ви­тым из юно­шей чис­лом три­ста состав­лять стра­жу царей, и те исполь­зо­ва­ли их во вре­мя войн в каче­стве помощ­ни­ков и всад­ни­ка­ми, и пехо­тин­ца­ми.

14. Закон­чив эти уста­нов­ле­ния, Ромул рас­пре­де­лил почет и пра­ва, кото­рые он хотел иметь для каж­до­го. Так вот, за царем он закре­пил сле­дую­щие поче­сти: преж­де все­го осу­ществлять руко­вод­ство свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми и жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, чтобы все, касаю­ще­е­ся богов, совер­ша­лось при его уча­стии; затем, высту­пать на стра­же зако­нов и оте­че­ских обы­ча­ев, печь­ся о вся­че­ской спра­вед­ли­во­сти, осно­ван­ной на при­ро­де или дого­во­рах, и судить тяг­чай­шие из пре­ступ­ле­ний, а менее тяж­кие пору­чать сена­то­рам, пред­у­смот­рев, чтобы не слу­чи­лось ниче­го небреж­но­го в отно­ше­нии пра­во­судия; соби­рать сенат и созы­вать народ; вно­сить пред­ло­же­ния и испол­нять то, что угод­но боль­шин­ству. Эти при­ви­ле­гии он пре­до­ста­вил царю, а, кро­ме про­че­го, еще и еди­но­власт­ное коман­до­ва­ние на войне. (2) А сена­ту он назна­чил поче­сти и власть сле­дую­щие: преж­де все­го обсуж­дать все, что бы ни выска­зал царь, и вно­сить это на голо­со­ва­ние, и что бы ни пока­за­лось пра­виль­ным боль­шин­ству, это мне­ние пусть и одер­жи­ва­ет верх. Сие Ромул так­же пере­нял из лакон­ско­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства. Ведь лакеде­мон­ские цари не явля­лись само­держ­ца­ми, кото­рые дела­ли то, что хоте­ли, но совет ста­рей­шин был пол­но­вла­стен во всем, что каса­лось обще­го бла­га. (3) Про­сто­на­ро­дью Ромул даро­вал три таких пра­ва: выби­рать долж­ност­ных лиц, утвер­ждать зако­ны и выно­сить реше­ние о войне, когда при­ка­жет царь. И даже в этих делах власть наро­да не была без­услов­ной, если его реше­ние не пока­жет­ся вер­ным сена­ту. А голо­со­ва­ние народ про­во­дил не весь цели­ком, но соби­ра­ясь по кури­ям, и то, что каза­лось нуж­ным боль­шин­ству курий, народ вно­сил в сенат. Но в наше вре­мя обы­чай изме­нил­ся, так как сенат не утвер­жда­ет то, что поста­но­вил народ, но сам народ име­ет власть над реше­ни­я­ми сена­та. Луч­ший ли это из обы­ча­ев, я остав­ляю в общем рас­смот­реть всем желаю­щим. (4) Бла­го­да­ря тако­му разде­ле­нию Ромул обес­пе­чил не толь­ко разум­ное веде­ние государ­ст­вен­ных дел и упо­рядо­чил управ­ле­ние, но и рас­се­ле­ние, и воин­ские дела реша­лись быст­ро и со стро­гим послу­ша­ни­ем. Ведь вся­кий раз когда ему тре­бо­ва­лось выво­дить вой­ско на вой­ну, не надо было ни воен­ных три­бу­нов назна­чать по три­бам, ни цен­ту­ри­о­нов по цен­ту­ри­ям, ни началь­ни­ков кон­ни­цы, ни опре­де­лять чис­лен­ность, ни рас­пре­де­лять по отрядам, ни назна­чать место в строю, над­ле­жа­щее каж­до­му вои­ну. Но царь отда­вал при­каз воен­ным три­бу­нам, те, в свою оче­редь, цен­ту­ри­о­нам, а, полу­чив сиг­нал от них, каж­дый деку­ри­он выво­дил тех, кто нахо­дил­ся у него в под­чи­не­нии. И по еди­ной коман­де либо все воин­ские силы, либо какая-то при­зван­ная часть их с ору­жи­ем в руках при­бы­ва­ла в пол­ной готов­но­сти в назна­чен­ное место.

15. Обу­стро­ив и упо­рядо­чив город в доста­точ­ной мере для мир­ной жиз­ни и гото­во­го к войне^[9] на осно­ве это­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства, Ромул довер­шил созда­ние государ­ства, вели­ко­го и густо­на­се­лен­но­го. (2) Пер­вым делом он свя­зал его жите­лей обя­за­тель­ст­вом вос­пи­ты­вать муж­ское потом­ство и пер­во­род­ных доче­рей и не уби­вать нико­го из мла­ден­цев до дости­же­ния трех лет, за исклю­че­ни­ем слу­ча­ев, если дитя ока­зы­ва­лось увеч­ным или урод­цем уже с рож­де­ния. Их он не вос­пре­щал роди­те­лям выбра­сы­вать, но при усло­вии, что они пред­ва­ри­тель­но пока­жут его пяти бли­жай­шим соседям и все они одоб­рят. А на непо­ви­ну­ю­щих­ся зако­ну Ромул нало­жил раз­ные нака­за­ния, в том чис­ле и то, чтобы поло­ви­на их иму­ще­ства ста­но­ви­лась обще­на­род­ным досто­я­ни­ем. (3) Затем, выведав, что мно­гие из горо­дов Ита­лии сквер­но управ­ля­ют­ся тира­на­ми и оли­гар­ха­ми, Ромул поста­рал­ся при­влечь бег­ле­цов из таких горо­дов, доволь­но мно­го­чис­лен­ных, не раз­би­рая ни их несча­стий, ни удач, лишь бы были сво­бод­ны­ми, и пере­ве­сти их под свою руку, желая уси­лить рим­лян и умень­шить силы соседей; и он сде­лал это, изыс­кав бла­го­вид­ный пред­лог, раз­но­ся слух, что он выка­зы­ва­ет почте­ние к боже­ству. (4) Дело в том, что место меж­ду Капи­то­ли­ем и кре­по­стью, кото­рое ныне назы­ва­ет­ся на язы­ке рим­лян «Меж­ду дву­мя роща­ми», да и тогда употреб­ля­лось то же про­зви­ще, было тени­стым бла­го­да­ря рас­ки­нув­шим­ся на скло­нах с обе­их сто­рон лесам. Ромул сде­лал его свя­щен­ным и устро­ил в нем убе­жи­ще, без­опас­ное для про­ся­щих защи­ты, и там же соорудил храм, — а вот кому из богов или демо­нов, ска­зать точ­но не могу. А для при­бе­гаю­щих к нему как к убе­жи­щу про­си­те­лей Ромул высту­пил пору­чи­те­лем в том, что они не потер­пят ника­ко­го зла от вра­гов бла­го­да­ря бла­го­че­стию в отно­ше­нии боже­ства, и обе­щал, если они поже­ла­ют остать­ся у него, дать им пра­ва граж­дан­ства, а так­же уча­сток зем­ли, кото­рую смо­жет ото­брать у непри­я­те­лей. И люди сте­ка­лись изо всех мест, убе­гая от домаш­них бед­ст­вий, и уже не помыш­ля­ли об ухо­де в дру­гое место, удер­жи­вае­мые еже­днев­ны­ми беседа­ми и бла­го­де­я­ни­я­ми с его сто­ро­ны.

16. Третьим осно­ва­ни­ем прав­ле­ния Рому­ла, что более все­го по необ­хо­ди­мо­сти раз­ви­ва­ли еще элли­ны, было наи­луч­шее нача­ло для всех государ­ст­вен­ных инсти­ту­тов, как дошла до меня мол­ва, то, что зало­жи­ло исток проч­ной сво­бо­ды у рим­лян и в нема­лой сте­пе­ни спо­соб­ст­во­ва­ло воз­рас­та­нию их вла­ды­че­ства. Состо­я­ло оно в том, чтобы не губить поко­рен­ное в резуль­та­те войн взрос­лое насе­ле­ние горо­дов, не обра­щать его в раб­ство и не пус­кать их зем­лю под паст­би­ща, но высы­лать туда посе­лен­цев и на опре­де­лен­ную часть сель­ской окру­ги выво­дить в поко­рен­ные Римом горо­да коло­нии, а неко­то­рым из них пре­до­став­лять рим­ское граж­дан­ство. (2) И на самом деле, учредив дан­ные и подоб­ные им обще­ст­вен­ные поряд­ки, Ромул создал вели­кий город из ничтож­ной коло­нии, как это выяви­ли сами обсто­я­тель­ства. Ведь чис­ло при­со­еди­нив­ших­ся к Рому­лу в засе­ле­нии Рима не пре­вы­ша­ло трех тысяч пеших и при­мер­но трех­сот всад­ни­ков; в то вре­мя как остав­лен­ных им, когда он исчез из мира людей, ока­за­лось сорок шесть тысяч пехо­тин­цев, а всад­ни­ков — немно­гим менее тыся­чи. (3) Посколь­ку он зало­жил такие нача­ла управ­ле­ния, то и цари, пра­вив­шие горо­дом после него, сохра­ня­ли его пред­на­чер­та­ния, и те, кото­рые при­ня­ли годич­ную долж­ность после них, тоже уве­ли­чи­ва­ют таким обра­зом, насколь­ко воз­мож­но, насе­ле­ние, так что рим­ский народ стал не мень­ше, чем любой дру­гой народ, каким бы мно­го­чис­лен­ным тот ни был.

17. Срав­ни­вая с эти­ми обы­чаи элли­нов, я не пони­маю, как мож­но вос­хва­лять устои, при­су­щие лакеде­мо­ня­нам, фиван­цам и весь­ма гор­дя­щим­ся муд­ро­стью афи­ня­нам, кото­рые, рев­ни­во хра­ня свое бла­го­род­ство, за ред­ким исклю­че­ни­ем не дава­ли нико­му сво­его граж­дан­ства (поз­во­лю себе ска­зать, что неко­то­рые даже изго­ня­ли чуже­зем­цев), при этом сами они, не вку­сив ника­ко­го бла­га от подоб­ной кич­ли­во­сти, нано­си­ли себе боль­шой вред. (2) Напри­мер, спар­ти­а­ты, сокру­шен­ные в бит­ве при Левк­трах²⁰, где их поте­ри соста­ви­ли тыся­чу семь­сот чело­век, не смог­ли уже воз­вы­сить свое государ­ство до преж­не­го уров­ня после тако­го несча­стья, но с позо­ром утра­ти­ли гос­под­ство. А фиван­цы и афи­няне из-за одной про­иг­ран­ной бит­вы при Херо­нее²¹ вме­сте с гла­вен­ст­вом в Элла­де были лише­ны македо­ня­на­ми сво­бо­ды, достав­шей­ся от пред­ков. (3) Рим­ское же государ­ство, ока­зав­шись вверг­ну­тым в тяж­кие опас­но­сти — имея мно­же­ство вра­гов в Ибе­рии, вновь при­об­ре­тя отпав­шую было Сици­лию и Сар­ди­нию, в то вре­мя как собы­тия в Македо­нии и по всей Элла­де угро­жа­ли ему вой­ной, да и Кар­фа­ген вновь стал пре­тен­до­вать на гос­под­ство, а Ита­лия не толь­ко почти вся вос­ста­ла, но и при­зы­ва­ла к Ган­ни­ба­ло­вой войне — не толь­ко не понес­ло уро­на из-за тогдаш­них пре­врат­но­стей судь­бы, но и чер­па­ло в них силу, еще бо́льшую, чем преж­няя. Более того, бла­го­да­ря чис­лен­ной мощи вой­ска смог­ло пре­одо­леть без­мер­ные тяготы, а не вос­поль­зо­вав­шись бла­го­склон­но­стью судь­бы, как вооб­ра­жа­ют неко­то­рые. (4) И так же слу­чи­лось, когда по воле судеб Рим был почти сокру­шен после раз­гро­ма при Кан­нах²², где из шести тысяч кон­ни­цы спас­лось толь­ко три­ста семь­де­сят, а из обще­го чис­ла в 80 тысяч при­зван­ных в вой­ско пехо­тин­цев уце­ле­ло немно­гим более трех тысяч.

18. В самом деле, я вос­хи­ща­юсь свер­ше­ни­я­ми это­го мужа и наме­рен доба­вить к это­му, что он усмат­ри­ва­ет истин­ные при­чи­ны пре­крас­но­го обу­строй­ства поли­са; о нем бол­та­ют все поли­ти­ки, но заботят­ся немно­гие. Что каса­ет­ся бла­го­склон­но­сти богов, то при ее нали­чии у людей все идет к луч­ше­му. А бла­го­да­ря муд­ро­сти и спра­вед­ли­во­сти люди менее вредят друг дру­гу и ско­рее дости­га­ют согла­сия и под­готав­ли­ва­ют сча­стье не постыд­ны­ми удо­воль­ст­ви­я­ми, а доб­ром. Если же кос­нуть­ся внеш­не­го бла­го­род­ства в вой­нах, то оно так­же под­готав­ли­ва­ет­ся людь­ми, и полез­но для обла­даю­щих про­чи­ми доб­ро­де­те­ля­ми. И Ромул посчи­тал, что не слу­чай­но при­су­ще доб­ро каж­до­му. (2) И он понял, что дель­ные зако­ны и рев­ност­ное отно­ше­ние к бла­гу раз­ви­ва­ют в государ­стве бла­го­че­сти­вость, муд­рость, спра­вед­ли­вость и отва­гу в воен­ных делах. Ромул обла­дал боль­шой даль­но­вид­но­стью, поло­жив в осно­ву вла­сти почи­та­ние богов и гени­ев. Ромул уста­но­вил хра­мы, свя­щен­ные участ­ки, алта­ри и ста­туи из дере­ва с изо­бра­же­ни­я­ми и сим­во­ла­ми богов, опре­де­лил зна­чи­мость их и дары, кото­ры­ми род люд­ской бла­го­да­рит боже­ства, а так­же празд­ни­ки, сколь­ко их ни пола­га­ет­ся устра­и­вать каж­до­му из богов или божеств, и жерт­вы, с помо­щью кото­рых люди их почи­та­ют, — все­му, чему боги раду­ют­ся, — и сро­ки пере­ми­рий, и опять-таки все­на­род­ные празд­не­ства и дни отдох­но­ве­ния от трудов, и все в том же роде он учредил с помо­щью наи­луч­ших из эллин­ских зако­нов. (3) А сла­гае­мые о богах бас­ни, в кото­рых содер­жат­ся какие-либо хулы или зло­сло­вия про­тив них, Ромул все отри­нул, пола­гая, что они явля­ют­ся дур­ны­ми, вред­ны­ми и без­образ­ны­ми и что они не достой­ны ни богов, ни доб­рых людей, и он настро­ил людей на то, чтобы гово­рить и думать о богах толь­ко самое луч­шее и чтобы люди не каса­лись обы­ча­ев, не достой­ных бла­жен­ной при­ро­ды.

19. Ведь у рим­лян и речи нет о том, что Ура­на²³ охо­ло­сти­ли соб­ст­вен­ные дети и что Крон²⁴ уни­что­жал свое потом­ство из стра­ха, что оно вос­станет про­тив него, а Зевс покон­чил с вла­ды­че­ст­вом Кро­на и запер сво­его отца в тем­ни­це Тар­та­ра²⁵; или, к при­ме­ру, о вой­нах, ранах, око­вах богов и о слу­же­нии богов людям. (2) И ни одно празд­не­ство не про­во­дит­ся у рим­лян в чер­ных одеж­дах или как тра­ур­ное, сопро­вож­дае­мое бие­ни­ем в грудь и пла­чем жен­щин по исчез­нув­шим богам, подоб­но тому, как это совер­ша­ет­ся у элли­нов по пово­ду похи­ще­ния Пер­се­фо­ны²⁶, стра­да­ний Дио­ни­са²⁷ и вся­ко­го подоб­но­го рода. И никто, пожа­луй, у них не обна­ру­жит — хотя их нра­вы уже испор­ти­лись — ни одер­жи­мо­сти бога­ми, ни кори­бант­ст­во­ва­ний²⁸, ни сбо­рищ, ни вак­ха­на­лий²⁹, ни недоз­во­лен­ных таинств, ни все­нощ­ных бде­ний в свя­ти­ли­щах муж­чин и жен­щин ско­пом, и ниче­го близ­ко похо­же­го на тако­го рода чуде­са, но все в поступ­ках и сло­вах отно­си­тель­но богов дела­ет­ся бого­бо­яз­нен­но, чего не увидишь ни у элли­нов, ни у вар­ва­ров. (3) Я же лич­но пора­жал­ся более все­го тому, сколь мно­го чуже­стран­цев ни быва­ло бы в Риме, кото­рым тре­бо­ва­лось почи­тать род­ных богов в соот­вет­ст­вии с домаш­ни­ми пра­ви­ла­ми, город рим­лян ни разу не про­явил нена­ви­сти пуб­лич­но ни к одно­му ино­стран­но­му риту­а­лу, что мно­гим уже выпа­ло испы­тать в дру­гих местах, но если даже соглас­но ора­ку­лам и при­вно­си­лись сюда чужие свя­ты­ни, то Рим, отбро­сив вся­че­ские бас­но­слов­ные хит­ро­спле­те­ния, начи­нал почи­тать их, исполь­зуя соб­ст­вен­ные обряды, подоб­но тому как это про­изо­шло со свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми в честь Идэй­ской боги­ни³⁰. (4) Ведь кон­су­лы³¹ еже­год­но совер­ша­ют в ее честь жерт­во­при­но­ше­ния и про­во­дят состя­за­ния по рим­ским зако­нам, но жре­ца­ми ее явля­ют­ся фри­ги­ец и фри­гий­ка, и попе­ре­мен­но они обно­сят по все­му горо­ду ее изо­бра­же­ние, соби­рая под­но­ше­ния в соот­вет­ст­вии со сво­им обы­ча­ем, бия себя в грудь и сопро­вож­дая пес­но­пе­ния во сла­ву Мате­ри богов игрой на флей­те и уда­ряя в тим­па­ны. (5) Но из рим­ских уро­жен­цев никто не рас­ха­жи­ва­ет по горо­ду в пест­рых одеж­дах, соби­рая под­но­ше­ния и играя на флей­те. В соот­вет­ст­вии с зако­ном и поста­нов­ле­ни­я­ми сена­та никто не совер­ша­ет этих таинств богине фри­гий­ски­ми орги­я­ми. Таким обра­зом обще­ство выка­зы­ва­ет осто­рож­ность к немест­ным обы­ча­ям в отно­ше­нии богов и опа­са­ет­ся вся­кой спе­си, кото­рой не при­су­ще бла­го­че­стие.

20. Пусть никто не запо­до­зрит, буд­то я в неведе­нии, что иные из эллин­ских басен полез­ны людям. Ведь одни алле­го­ри­че­ски объ­яс­ня­ют явле­ния при­ро­ды, дру­гие сло­же­ны ради уте­ше­ния в чело­ве­че­ских бедах, а третьи уни­ма­ют смя­те­ние души и страх и очи­ща­ют нездо­ро­вое вооб­ра­же­ние, осталь­ные же сочи­не­ны ради дру­гой какой-нибудь поль­зы. (2) Но, хотя мне ведо­мо это не хуже любо­го дру­го­го, я все-таки отно­шусь к ним с осто­рож­но­стью и ско­рее при­ни­маю рим­ское уче­ние о богах, заме­чая, что поль­за, извле­кае­мая из эллин­ских мифов ничтож­на и спо­соб­на ока­зать помощь лишь немно­гим, при­чем одним толь­ко иссле­дую­щим, ради чего они воз­ни­ка­ют, и ред­ко нахо­дит­ся тот, кто эту фило­со­фию пере­ни­ма­ет. Мно­го­чис­лен­ная же и дале­кая фило­со­фии чернь пред­по­чи­та­ет наи­худ­шим обра­зом вос­при­ни­мать рас­ска­зы о богах и пыта­ет­ся скло­нить­ся к одно­му из двух: либо пре­зи­рать богов, кото­рые ока­за­лись в вели­ком несча­стье, либо самим не воз­дер­жи­вать­ся ни от чего гнус­но­го и без­за­кон­но­го, видя, что подоб­ное при­су­ще и богам.

21. Одна­ко оста­вим рас­смот­ре­ние это­го тем, кто выде­лил един­ст­вен­но тео­ре­ти­че­скую часть фило­со­фии. Но отно­си­тель­но уста­нов­лен­но­го Рому­лом государ­ст­вен­но­го устрой­ства, я счел достой­ным упо­ми­на­ния в исто­рии сле­дую­ще­го. Преж­де все­го, сколь мно­гим лицам пре­до­ста­вил Ромул иметь попе­че­ние о боже­ст­вен­ном. И, пожа­луй, никто не назо­вет какой-нибудь дру­гой ново­ос­но­ван­ный город, где с само­го нача­ла было бы назна­че­но столь­ко жре­цов и слу­жи­те­лей богов. (2) Ведь кро­ме тех, кто отправ­лял родо­вые свя­щен­ные обряды, в его прав­ле­ние были учреж­де­ны шесть­де­сят чело­век, кото­рые совер­ша­ли обще­ст­вен­ные свя­щен­но­дей­ст­вия о бла­ге государ­ства по три­бам и кури­ям. Я про­сто повто­ряю то, что напи­сал в «Древ­но­стях» Терен­ций Варрон, наи­бо­лее све­ду­щий муж в его вре­мя. (3) Затем, в то вре­мя как у дру­гих по боль­шей части как-то дур­но и необ­ду­ман­но совер­шал­ся выбор насто­я­те­лей хра­мов, и одни счи­та­ли достой­ным объ­яв­лять опла­ту их служ­бы в сереб­ре, а дру­гие рас­пре­де­ля­ли жре­цов по жре­бию, Ромул не поз­во­лил жре­че­ству ни стать покуп­ным за день­ги, ни доста­вать­ся по жре­бию, но уза­ко­нил, чтобы из каж­дой курии назна­ча­лись двое мужей стар­ше пяти­де­ся­ти лет, выде­ля­ю­щих­ся сре­ди дру­гих про­ис­хож­де­ни­ем, отли­чаю­щих­ся доб­ро­де­те­лью и обла­даю­щих солид­ным достат­ком, а так­же без телес­ных изъ­я­нов. И он уста­но­вил, чтобы они сохра­ня­ли сан не в тече­ние како­го-то сро­ка, а пожиз­нен­но, и чтобы они были осво­бож­де­ны по зако­ну из-за воз­рас­та от воен­ной служ­бы и от государ­ст­вен­ных тягот^[10].

22. А посколь­ку одни свя­щен­но­дей­ст­вия сле­до­ва­ло испол­нять с помо­щью жен­щин, а дру­гие — детей, у кото­рых живы оба роди­те­ля³², дабы и это регу­ли­ро­ва­лось наи­луч­шим обра­зом, Ромул назна­чил женам жре­цов помо­гать в свя­щен­но­дей­ст­ви­ях сво­им мужьям, и если по мест­но­му обы­чаю не было поло­же­но совер­шать таин­ства муж­чи­нам, то женам испол­нять их, а детям помо­гать в их обя­зан­но­сти. А без­дет­ным жре­цам над­ле­жа­ло выбрать из дру­гих семей в каж­дой курии самых мило­вид­ных юно­шу и девуш­ку, пер­во­го он назна­чил помо­гать жре­цам до воз­му­жа­ния, вто­рую же на столь­ко вре­ме­ни, сколь­ко она оста­нет­ся дев­ст­вен­ни­цей, т. е. до бра­ка, — я убеж­ден, что все это он заим­ст­во­вал из эллин­ских зако­нов. (2) Ведь какие таин­ства совер­ша­ют в эллин­ских хра­мах так назы­вае­мые кане­фо­ры³³ и арре­фо­ры³⁴, как их име­ну­ют, такие же испол­ня­ют у рим­лян так назы­вае­мые тути­э­лы³⁵, укра­сив голо­ву вен­ка­ми, подоб­ны­ми тем, каки­ми увен­чи­ва­ют ста­туи Арте­ми­ды Эфес­ской у элли­нов. А то, что у тирре­нов, а еще рань­ше у пеласгов испол­ня­ли во вре­мя цере­мо­ний, посвя­щен­ных куре­там³⁶ и вели­ким богам, вели­чае­мые у них «кад­ми­лы», ту же помощь ныне жре­цам у рим­лян ока­зы­ва­ют те, кого име­ну­ют «камил­ла­ми»³⁷. (3) А кро­ме того, Ромул пове­лел, чтобы от каж­дой три­бы на жерт­во­при­но­ше­ни­ях при­сут­ст­во­вал гада­тель, кото­ро­го мы назы­ваем гиеро­ско­пом, рим­ляне же, сохра­няя немно­гое из древ­них назва­ний, име­ну­ют гаруспи­ком³⁸. И он уста­но­вил зако­ном, чтобы всех жре­цов и слу­жи­те­лей богов назна­ча­ли курии, а утвер­жда­ли с помо­щью боже­ст­вен­ных зна­ме­ний те, кто све­дущ в их тол­ко­ва­нии.

23. Сде­лав рас­по­ря­же­ния отно­си­тель­но выпол­не­ния рели­ги­оз­ных обрядов богам, Ромул вновь, как я ска­зал³⁹, рас­пре­де­лил меж­ду кури­я­ми над­ле­жа­щие им свя­щен­но­дей­ст­вия, пред­на­зна­чив каж­дой богов и гени­ев, кото­рых они обя­за­ны все­гда почи­тать, и опре­де­лил рас­хо­ды на свя­щен­но­дей­ст­вия, кото­рые необ­хо­ди­мо выде­лять им из обще­ст­вен­ной каз­ны. (2) И чле­ны курий вме­сте со жре­ца­ми при­но­си­ли назна­чен­ные богам жерт­вы и сов­мест­но вку­ша­ли от них у оча­га курии во вре­мя празд­неств; посколь­ку для каж­дой курии было устро­е­но поме­ще­ние с оча­гом, подоб­ное при­та­не­ям⁴⁰ у элли­нов, и был освя­щен общий очаг для всех чле­нов курии. Назва­ние же у этих поме­ще­ний было такое же — «курии», и они сохра­ня­ют его вплоть до наших дней. (3) Мне кажет­ся, этот обы­чай рим­ляне заим­ст­во­ва­ли у лакеде­мо­нян, из-за их фиди­тий⁴¹, кото­рые тогда были в рас­цве­те. Сда­ет­ся мне, что ввел его Ликург⁴², про­ведав о нем у кри­тян, и тем при­нес вели­кую поль­зу государ­ству, направ­ляя жизнь людей в мир­ное вре­мя к уме­рен­но­сти и бла­го­ра­зу­мию в каж­до­днев­ных заня­ти­ях, на войне же про­буж­дая в каж­дом и совесть, и заботу о том, чтобы не поки­нуть ближ­не­го, с кото­рым он вме­сте совер­шал воз­ли­я­ния, при­но­сил жерт­вы и соучаст­во­вал в общих свя­щен­но­дей­ст­ви­ях. (4) И не толь­ко за такую муд­рость Ромул досто­ин похва­лы, но и за про­стоту жерт­во­при­но­ше­ний, кото­ры­ми он велел почи­тать богов, бо́льшая часть кото­рых, если не все, сохра­ни­лась до наше­го вре­ме­ни и совер­ша­ет­ся соглас­но древ­не­му спо­со­бу. (5) Так вот, я сво­и­ми гла­за­ми видел в домаш­них свя­ти­ли­щах на древ­них дере­вян­ных сто­лах пред­ло­жен­ную богам в кор­зи­нах и на гли­ня­ных дощеч­ках тра­пе­зу — ячмен­ный хлеб⁴³ и лепеш­ки, пол­бу и пер­вин­ки каких-то пло­дов и тому подоб­ное, про­стое и деше­вое, лишен­ное вся­ко­го дур­но­го вку­са. И я видел воз­ли­я­ния, сме­шан­ные не в сереб­ря­ных и золотых сосудах, но в гли­ня­ных кили­ках⁴⁴ и круж­ках, и очень пора­до­вал­ся за людей, ибо они оста­ют­ся вер­ны оте­че­ст­вен­ным нра­вам, ничуть не откло­ня­ясь от древ­них свя­щен­ных обы­ча­ев в уго­ду крик­ли­вой рос­ко­ши. (6) В самом деле, суще­ст­ву­ет ведь то́ достой­ное памя­ти и сло­ва, что уста­но­вил пра­вив­ший горо­дом после Рому­ла Нума Пом­пи­лий, муж, пре­ис­пол­нен­ный разу­мом и уме­ни­ем тол­ко­вать боже­ст­вен­ные зна­ме­ния в немно­гих сло­вах, о чем я рас­ска­жу поз­же, а так­же — Тулл Гости­лий, быв­ший третьим царем, начи­ная от Рому­ла, да и все, обрет­шие цар­скую власть вслед за ним. Одна­ко тем, кто пре­до­ста­вил им, так ска­зать, семе­на и пер­во­на­ча­ла, и кто учредил самое суще­ст­вен­ное отно­си­тель­но боже­ских зако­нов, был Ромул.

24. Пред­став­ля­ет­ся так­же, что Ромул начал упо­рядо­че­ние и про­чих дел, бла­го­да­ря чему рим­ляне сохра­ни­ли бла­го­по­лу­чие поли­са на про­тя­же­нии жиз­ни мно­гих поко­ле­ний. Он учредил пре­крас­ные и бла­го­дат­ные зако­ны, по боль­шей части непи­са­ные, но сре­ди них есть и такие, что, воз­мож­но, были запи­са­ны. Ныне ряд из них вовсе нет необ­хо­ди­мо­сти опи­сы­вать, но о дру­гих из тех, кото­ры­ми я осо­бен­но вос­хи­щал­ся, сле­ду­ет поведать, так как из них ста­но­вят­ся ясны­ми и осо­бен­но­сти осталь­но­го зако­но­да­тель­ства Рому­ла. Ведь оно было суро­вым, нена­видя­щим дур­ное и бли­же все­го сто­я­ло к той геро­и­че­ской жиз­ни. (2) Сле­ду­ет вкрат­це упо­мя­нуть преж­де все­го толь­ко то, что, по-мое­му, все созида­те­ли как вар­вар­ских, так и эллин­ских государ­ст­вен­ных устройств пра­виль­но под­ме­ти­ли нечто общее, а имен­но, что вся­кий полис, состо­я­щий из мно­гих семей, гораздо боль­ше подо­бен иду­ще­му вер­ным кур­сом кораб­лю, когда жизнь част­ных людей бла­го­по­луч­на, и под­вер­жен частым бурям вся­кий раз, как част­ные дела каж­до­го чело­ве­ка нахо­дят­ся в пла­чев­ном состо­я­нии. Поэто­му обла­даю­ще­му государ­ст­вен­ным скла­дом ума, будь то зако­но­да­тель или царь, <сле­ду­ет> изда­вать такие зако­ны, кои сде­ла­ли бы спра­вед­ли­вой и разум­ной част­ную жизнь людей. (3) По-мое­му, из них не все рав­ным обра­зом увиде­ли, из каких обы­ча­ев и посред­ст­вом како­вых уста­нов­ле­ний мог­ли бы про­явить­ся имен­но такие зако­ны, но неко­то­рые во мно­гом, если не во всем, так ска­зать, в глав­ных и пер­во­сте­пен­ных частях зако­но­да­тель­ства совер­ша­ют ошиб­ку. (4) К при­ме­ру, в отно­ше­нии бра­ка и свя­зей с жен­щи­на­ми, с чего зако­но­да­те­лю и над­ле­жит начи­нать зако­нотвор­че­ство, — одни, беря при­мер со зве­рей, допус­ка­ли сво­бод­ные и общие свя­зи осо­бей муж­ско­го и жен­ско­го пола с целью осво­бо­дить жизнь от любов­ных стра­стей и изгнать вза­и­мо­ис­треб­ля­ю­щее сопер­ни­че­ство, а так­же покон­чить со мно­гим дру­гим злом, кото­рое овла­де­ва­ет и отдель­ны­ми семья­ми, и целы­ми горо­да­ми из-за жен­щин. (5) Дру­гие же изгна­ли из государств эти дикие и скот­ские сожи­тель­ства, свя­зав муж­чи­ну с одной жен­щи­ной. Но они не пред­при­ня­ли ни малей­шей попыт­ки издать зако­ны отно­си­тель­но защи­ты бра­ков и жен­ской скром­но­сти, но отстра­ни­лись от это­го дела как от невы­пол­ни­мо­го. (6) Третьи же не допу­сти­ли любов­ных сожи­тельств вне бра­ка, как неко­то­рые из вар­ва­ров, и не оста­ви­ли, как лакеде­мо­няне, жен­щин без при­смот­ра, но вве­ли нема­ло зако­нов для их обузда­ния. А есть и такие, кто учредил неко­е­го забот­ли­во­го маги­ст­ра­та для над­зи­ра­ния за бла­го­при­стой­но­стью жен­щин. Толь­ко попе­че­ние об их охране ока­за­лось недо­ста­точ­ным, но более мяг­ким, чем тре­бо­ва­лось, и не спо­соб­ным напра­вить из-за при­род­ной горяч­но­сти сме­ше­ние жен­щин с муж­чи­на­ми по необ­хо­ди­мо­сти в цело­муд­рен­ное рус­ло.

25. Ромул не дал воз­мож­ность мужу обви­нять жену в том, что она изме­ня­ет ему или бес­при­чин­но покида­ет дом, а супру­ге — обви­нять мужа в зло­де­я­ни­ях или неспра­вед­ли­вом остав­ле­нии ее, не издал зако­нов отно­си­тель­но воз­вра­та при­да­но­го, вооб­ще не каса­ясь ниче­го в тому подоб­ных делах, уста­но­вив один толь­ко закон, наи­бо­лее зна­чи­мый из всех, как пока­за­ло его при­ме­не­ние, побудив жен­щин к бла­го­ра­зу­мию и пол­ной бла­го­при­стой­но­сти. (2) Закон этот был таков: жен­щи­на, всту­пив­шая в брак по свя­щен­но­му зако­ну, разде­ля­ла с мужем обя­зан­но­сти в свя­щен­но­дей­ст­ви­ях. Древ­ние назы­ва­ли эти бра­ки свя­щен­ны­ми и закон­ны­ми, опре­де­ляя их, соглас­но рим­ско­му назва­нию, «фарре­ат­ны­ми» в свя­зи с при­ме­не­ни­ем у них «фар­ра», что мы назы­ваем пол­бой. Ибо для всех рим­лян с дав­них пор и в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни она была при­выч­ной пищей, а рим­ская зем­ля обиль­но родит пре­крас­ную пол­бу. И подоб­но тому как мы, элли­ны, пола­гая древ­ней­шим ячмен­ный колос, начи­ня­ем жерт­вы ячме­нем, назы­вая его «жерт­вен­ны­ми зер­на­ми», так и рим­ляне, счи­тая пол­бу наи­бо­лее цен­ным и древним зла­ком, начи­на­ют жерт­во­при­но­ше­ния с ее сожже­ния. Этот обы­чай соблюда­ет­ся и поныне и не заме­ня­ет­ся на при­не­се­ние в жерт­ву более доро­го­сто­я­щих пер­ви­нок. (3) На деле дан­ный обы­чай выра­зил­ся в том, что пол­ба ока­зы­ва­лась свя­щен­ной и пер­вой общей едой, и супру­ги соеди­ня­лись в еди­ной судь­бе, а союз их полу­чил наиме­но­ва­ние по «фар­ру», а это неиз­беж­но при­во­ди­ло к нераз­рыв­ной свя­зи семьи, поэто­му подоб­ные бра­ки были нерас­тор­жи­мы. (4) Этот закон вынуж­дал замуж­них жен­щин жить, как бы не имея ника­ко­го дру­го­го выхо­да, не ина­че как в бра­ке, а мужьям — обла­дать жена­ми как необ­хо­ди­мой и неот­чуж­дае­мой соб­ст­вен­но­стью. (5) Соот­вет­ст­вен­но, бла­го­ра­зум­ная и во всем пови­ну­ю­ща­я­ся супру­гу жена была наравне с мужем гос­по­жой в доме, а после его смер­ти ста­но­ви­лась наслед­ни­цей части иму­ще­ства, подоб­но доче­ри у отца. Если же он уми­рал без­дет­ным и без заве­ща­ния, жена ста­но­ви­лась хозяй­кой все­го остав­лен­но­го иму­ще­ства, если же у них име­лось потом­ство, она полу­ча­ла рав­ную с детьми долю. (6) А совер­шив пре­гре­ше­ние в чем-либо, она полу­ча­ла в его лице судью, кото­рый опре­де­лял тяжесть нака­за­ния. И суд вер­ши­ли роди­чи вме­сте с мужем. К про­ступ­кам отно­си­лись осквер­не­ние тела или если какую-нибудь жен­щи­ну заста­нут выпив­шей вино, что у элли­нов счи­та­лось наи­мень­шим из пре­гре­ше­ний. И то и дру­гое как край­ние из жен­ских пре­ступ­ле­ний Ромул согла­сил­ся нака­зы­вать смер­тью, счи­тая телес­ное осквер­не­ние нача­лом без­рас­суд­ства, а опья­не­ние — пагу­бы. (7) И в тече­ние дол­го­го вре­ме­ни оба эти про­ступ­ка оста­ва­лись у рим­лян пред­ме­том неумо­ли­мо­го гне­ва. Под­твер­жде­ни­ем же рев­ност­но­го соблюде­ния зако­на о жен­щи­нах высту­па­ла сама дол­говре­мен­ность его дей­ст­вия. При­зна­но, что в тече­ние пяти­сот два­дца­ти лет в Риме не был рас­торг­нут ни один брак. А в четы­ре­ста трид­цать седь­мую Олим­пи­а­ду^[11] в кон­суль­ство Мар­ка Пом­по­ния и Гая Папи­рия⁴⁵, гово­рят, пер­вым отпу­стил свою жену Спу­рий Кар­ви­лий, муж, не лишен­ный знат­но­сти, при­нуж­ден­ный цен­зо­ра­ми поклясть­ся, что он схо­дит­ся с дру­гой жен­щи­ной ради появ­ле­ния детей (жена его была бес­плод­ной). Он же из-за это­го обсто­я­тель­ства, хоть и воз­ник­ше­го в силу необ­хо­ди­мо­сти, про­вел жизнь, нена­види­мый наро­дом.

26. Вот, сле­до­ва­тель­но, то хоро­шее, что ввел зако­ном Ромул в отно­ше­нии жен­щин, и на осно­ве чего он сде­лал их более скром­ны­ми в отно­ше­нии муж­чин. А для вос­пи­та­ния стыд­ли­во­сти и послу­ша­ния детей, дабы они почи­та­ли отцов, выпол­няя в делах и сло­вах все, что бы те ни при­ка­зы­ва­ли, было созда­но нечто, еще более вос­хи­ти­тель­ное и гран­ди­оз­ное, неже­ли это, и име­ю­щее серь­ез­ные отли­чия от наших зако­нов. (2) Ведь те, кто тво­рил эллин­ские обще­ст­вен­ные поряд­ки, назна­чи­ли для попе­че­ния какое-то совсем крат­кое вре­мя, чтобы дети оста­ва­лись под вла­стью отцов: одни — вплоть до третье­го года воз­му­жа­ло­сти, дру­гие же — на пери­од, пока дети оста­ют­ся холо­сты­ми, а иные — пока их не вне­сут в офи­ци­аль­ные спис­ки дема⁴⁶, как я узнал из зако­но­да­тель­ства Соло­на, Пит­та­ка⁴⁷ и Харон­да⁴⁸, чья муд­рость доста­точ­но засвиде­тель­ст­во­ва­на. (3) Нака­за­ния детям в слу­чае их непо­ви­но­ве­ния отцам элли­ны нало­жи­ли не тяж­кие, раз­ре­шив отлу­чать их от дома и не остав­лять им в наслед­ство иму­ще­ства, а сверх того — ниче­го. Но мяг­кие нака­за­ния недо­ста­точ­ны для сдер­жи­ва­ния нера­зу­мия и свое­воль­ных нра­вов юно­сти, а так­же для направ­ле­ния на сте­зю муд­ро­сти тех, кто не стре­мит­ся к доб­ру. Вслед­ст­вие это­го у элли­нов мно­го бес­стыд­но­го совер­ша­ет­ся детьми в отно­ше­нии сво­их отцов. (4) Рим­ский же зако­но­да­тель пре­до­ста­вил отцу, так ска­зать, пол­ную власть над сыном и при­том на всю жизнь — заклю­чать его в тем­ни­цу и биче­вать, дер­жать в око­вах на поле­вых работах и, коли пред­по­чтет, пре­дать смер­ти, даже если сын уже зани­ма­ет­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, испол­ня­ет выс­шие долж­но­сти или стя­жал похва­лы на почет­ном обще­ст­вен­ном попри­ще. (5) Сле­дуя это­му зако­ну зна­ме­ни­тых мужей, под­ни­маю­щих­ся на рост­ры⁴⁹ с пуб­лич­ны­ми реча­ми, враж­деб­ны­ми сена­ту, но угод­ны­ми про­сто­люди­нам, весь­ма про­сла­вив­ших­ся бла­го­да­ря им, отцы стас­ки­ва­ли с три­бу­ны и под­вер­га­ли нака­за­нию по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию. И когда тех уво­ди­ли с Фору­ма, никто из при­сут­ст­ву­ю­щих не осме­ли­вал­ся забрать их от отцов — ни кон­сул, ни пле­бей­ский три­бун, ни уле­щае­мая ими чернь, счи­таю­щая вся­кую власть ниже сво­ей соб­ст­вен­ной. (6) В самом деле, я поз­во­лю себе напом­нить, сколь­ко отцы обрек­ли на смерть пре­крас­ных мужей, дви­жи­мых доб­ле­стью и рве­ни­ем совер­шить какое-нибудь бла­го­род­ное дея­ние, не под­дер­жан­ное их отца­ми, как в слу­чае с Ман­ли­ем Торк­ва­том⁵⁰ и мно­ги­ми дру­ги­ми, о чем я поведаю в свое вре­мя.

27. И рим­ский зако­но­да­тель не оста­но­вил­ся на этом, но поз­во­лил отцу про­да­вать сына, пре­не­брег­ши тем, что кто-то запо­до­зрит, что поста­нов­ле­ние при­ня­то жесто­кое и более суро­вое, чем сооб­раз­но при­ро­де. А чему более все­го может пора­зить­ся чело­век, вос­пи­тан­ный на воль­ных эллин­ских нра­вах, как тяж­ко­му и тира­ни­че­ско­му, так это тому, что рим­ский зако­но­да­тель раз­ре­шил отцу обо­га­щать­ся за счет сына, про­да­вая его вплоть до трех раз, дав отцу власть над ребен­ком боль­шую, неже­ли гос­по­ди­ну над рабом. (2) Ведь еди­но­жды про­дан­ный раб, обре­тя впо­след­ст­вии сво­бо­ду, впредь уже оста­ет­ся сам себе гос­по­ди­ном. Сын же, про­дан­ный отцом, даже став сво­бод­ным, вновь пере­хо­дит под отцов­скую руку и вто­рич­но про­дан­ный и осво­бож­ден­ный, слов­но раб, пре­бы­ва­ет во вла­сти отца. Лишь после третьей про­да­жи он осво­бож­да­ет­ся от отца. (3) Имен­но этот закон, то ли запи­сан­ный, то ли непи­са­ный (это­го я ска­зать не могу), в неза­па­мят­ные вре­ме­на блюли цари, счи­тая его наи­бо­лее важ­ным из всех зако­нов. А после свер­же­ния монар­хии, когда впер­вые рим­ля­на­ми было реше­но обна­ро­до­вать на Фору­ме для сведе­ния всех граж­дан отчие обы­чаи и зако­ны вку­пе с при­ня­ты­ми ино­зем­ны­ми, чтобы пра­ва обще­ства не меня­лись вме­сте с пол­но­мо­чи­я­ми маги­ст­ра­тов, децем­ви­ры, полу­чив­шие пра­во собрать и запи­сать их, вклю­чи­ли и его вме­сте с дру­ги­ми зако­на­ми, что рас­по­ло­же­ны в чет­вер­той из так назы­вае­мых XII таб­лиц, кото­рые эти маги­ст­ра­ты выста­ви­ли на Фору­ме. (4) То, что не децем­ви­ры, кото­рые тре­мя­ста­ми года­ми поз­же были назна­че­ны для запи­си зако­нов, пер­вы­ми вве­ли этот закон у рим­лян, но что, обна­ру­жив его при­ме­не­ние издрев­ле, они не осме­ли­лись его отме­нить, я узнал из мно­гих дру­гих свиде­тельств, но осо­бен­но из зако­нов Нумы Пом­пи­лия, пра­вив­ше­го после Рому­ла, где был запи­сан и такой: «Если отец поз­во­лит сыну при­ве­сти жену, кото­рой пред­сто­ит по зако­нам стать соучаст­ни­цей в свя­щен­но­дей­ст­ви­ях и иму­ще­стве, да не будет у отца вла­сти про­дать сына». И это­го, пожа­луй, он не напи­сал бы, если бы во всех преды­ду­щих зако­нах не раз­ре­ша­лось отцу про­да­вать сына. (5) Но об этом доста­точ­но, а я хочу в общих чер­тах рас­ска­зать о дру­гом, о том, чем Ромул упо­рядо­чил жизнь част­ных людей.

28. Итак, видя, что для того, чтобы всем жить разум­но и пред­по­чи­тать спра­вед­ли­вость коры­сти, чтобы упраж­нять вынос­ли­вость в тяготах и не счи­тать ника­кую вещь цен­нее доб­ле­сти, Ромул при­вил граж­дан­ско­му сооб­ще­ству, в кото­ром боль­шин­ство склон­но к непо­кор­но­сти, стрем­ле­ние не на сло­вах, а на деле состя­зать­ся в дости­же­нии доб­ро­де­те­ли. Он пони­мал, что мно­гие участ­ву­ют в этом по необ­хо­ди­мо­сти, а не по разу­ме­нию, а затем, если никто не удер­жи­ва­ет их, воз­вра­ща­ют­ся к при­род­но­му состо­я­нию. Поэто­му он пове­лел рабам и ино­зем­цам пре­да­вать­ся заня­ти­ям воз­чи­ков и ремес­лен­ни­ков, при­во­дя­щим к низ­мен­ным жела­ни­ям, кото­рые уни­что­жа­ют и кале­чат тела и души тех, кто им пре­да­ет­ся. И весь­ма дол­го подоб­ные дела рас­смат­ри­ва­лись как позор­ные, и никто из урож­ден­ных рим­лян ими не зани­мал­ся. (2) Два толь­ко заня­тия оста­вил Ромул сво­бод­ным — зем­леде­лие и воен­ное дело, под­ме­тив, что, ведя такую жизнь, люди ста­но­вят­ся пове­ли­те­ля­ми сво­его желуд­ка, мень­ше пле­ня­ют­ся любов­ны­ми изли­ше­ства­ми и пре­сле­ду­ют не корысть, вредя­щую друг дру­гу, но поль­зу от обо­га­ще­ния за счет вра­гов. Он пола­гал, что каж­дый образ жиз­ни по отдель­но­сти явля­ет­ся несо­вер­шен­ным и чре­ва­тым склоч­но­стью, и не поз­во­лил одним толь­ко обра­ба­ты­вать зем­лю, а дру­гим — толь­ко вести воен­ные дела, как это было уза­ко­не­но у лакеде­мо­нян, но пред­на­зна­чил всем людям вести жизнь и вои­на, и зем­ледель­ца. (3) Он при­учал всех в мир­ное вре­мя пре­бы­вать на поле­вых работах, если не воз­ни­ка­ет нуж­да посе­тить рынок, а в таких слу­ча­ях схо­дить­ся в город на Форум для тор­го­вых дел каж­дый девя­тый день⁵¹. Когда же слу­ча­лась вой­на, он учил людей вое­вать и не усту­пать нико­му ни в рат­ных трудах, ни в полу­че­нии выго­ды, так как он разде­лял меж­ду ними поров­ну зем­лю, сколь­ко бы ни захва­ты­ва­ли у вра­гов, а так­же рабов и иму­ще­ство, и настро­ил их к тому, чтобы они охот­но жела­ли участ­во­вать в воен­ных похо­дах.

29. По делам о вза­им­ных обидах Ромул учредил суды не дол­гие, но неза­мед­ли­тель­ные, одни дела раз­би­рая сам, а иные — пору­чая дру­гим, и уста­но­вил нака­за­ния в соот­вет­ст­вии с тяже­стью пре­ступ­ле­ния. Видя, что страх наи­бо­лее спо­со­бен отвра­тить людей от вся­че­ских позор­ных поступ­ков, он при­гото­вил для это­го мно­го устра­шаю­ще­го — и воз­вы­ше­ние в самой замет­ной части Фору­ма, вос­седая на кото­ром он тво­рил суд, и гроз­ных видом вои­нов, кото­рые сопро­вож­да­ли его чис­лом три­ста⁵², и роз­ги и секи­ры, кото­рые нес­ли две­на­дцать мужей⁵³. Ими они сек­ли пря­мо на Фору­ме тех, кто заслу­жи­вал бича, и у всех на виду обез­глав­ли­ва­ли тех, кто был вино­вен в тяг­чай­ших пре­ступ­ле­ни­ях. (2) Таким вот, дей­ст­ви­тель­но, был порядок создан­но­го Рому­лом государ­ст­вен­но­го устрой­ства⁵⁴. Он доста­точ­но ясен как из ска­зан­но­го, так и в отно­ше­нии дру­гих дел.

30. О дру­гих дея­ни­ях, кото­рые совер­ша­лись Рому­лом, как в вой­нах, так и в горо­де, из кото­рых вся­кое спо­соб­но оста­вить след в исто­ри­че­ских сочи­не­ни­ях, пере­да­ют сле­дую­щее. (2) Посколь­ку вокруг Рима оби­та­ло нема­ло пле­мен, выдаю­щих­ся чис­лен­но­стью и отваж­ных в войне, из кото­рых ни одно не было дру­же­ст­вен­ным рим­ля­нам, Ромул стре­мил­ся сбли­зить­ся с ними посред­ст­вом обо­юд­ных бра­ков, что каза­лось древним наи­бо­лее надеж­ным спо­со­бом в дости­же­нии друж­бы. Пони­мая, что жите­ли сосед­них горо­дов не явят­ся к ним доб­ро­воль­но и не посе­лят­ся вме­сте с ними, пото­му что рим­ляне не силь­ны богат­ст­вом и не про­яви­ли себя ни в каком слав­ном подви­ге, но что они усту­пят лишь наси­лию, если ника­кое бес­че­стие не будет сопут­ст­во­вать при­нуж­де­нию, Ромул возы­мел замы­сел, к кото­ро­му скло­нил­ся и дед его Нуми­тор, — устро­ить вза­им­ные бра­ки все­об­щим похи­ще­ни­ем деву­шек. (3) При­няв такое реше­ние, Ромул преж­де все­го дает обет богу, пове­ли­те­лю неиз­ре­чен­ных замыс­лов, буде заду­ман­ная попыт­ка удаст­ся, устра­и­вать еже­год­но жерт­во­при­но­ше­ния и празд­не­ства. Затем, вне­ся пред­ло­же­ние на собра­ние ста­рей­шин и полу­чив одоб­ре­ние пред­при­я­тия, он объ­явил про­ве­сти празд­не­ство и все­на­род­ное риста­ли­ще в честь Неп­ту­на⁵⁵ и разо­слал вести в бли­жай­шие горо­да, при­зы­вая желаю­щих из чис­ла бла­го­род­ных при­нять уча­стие в собра­нии и в состя­за­ни­ях, поели­ку он наме­ре­вал­ся устро­ить кон­ные риста­ния и раз­но­об­раз­ные сорев­но­ва­ния мужей. (4) На празд­не­ство собра­лось мно­же­ство гостей вме­сте с жена­ми и детьми. После того как он спра­вил жерт­во­при­но­ше­ния Неп­ту­ну и завер­шил состя­за­ния, в послед­ний из дней, в кото­рый он наме­ре­вал­ся окон­чить тор­же­ство, он отдал сво­им юно­шам при­каз, как толь­ко сам подаст знак, хва­тать при­сут­ст­ву­ю­щих на зре­ли­ще деву­шек, какая каж­до­му из них попа­дет­ся, и хра­нить их в ту ночь непри­кос­но­вен­ны­ми, а на сле­дую­щий день при­ве­сти их к нему. (5) И в самом деле, когда юно­ши, сме­шав­шись со ско­пи­щем людей, увиде­ли подан­ный знак, они бро­си­лись похи­щать деву­шек, а сре­ди гостей тот­час же под­ня­лось смя­те­ние и нача­лось бег­ство, пото­му что те запо­до­зри­ли еще боль­шее зло. На сле­дую­щий день девы были при­веде­ны к Рому­лу, и тот смяг­чил их отча­я­ние, уве­рив, что похи­ще­ние совер­ши­лось не для наси­лия, а ради бра­ка. Объ­явив обы­чай эллин­ским, ста­рин­ным и наи­бо­лее извест­ным из всех спо­со­бом, кото­рым заклю­ча­ют­ся бра­ки с жен­щи­на­ми, он потре­бо­вал воз­лю­бить дан­ных им судь­бой мужей. (6) И насчи­тав после это­го дев в коли­че­стве шести­сот вось­ми­де­ся­ти трех, Ромул, со сво­ей сто­ро­ны, ото­брал из неже­на­тых рав­ное им чис­ло муж­чин и обру­чил их соглас­но обы­ча­ям стра­ны каж­дой девуш­ки, осно­вав брак на сов­мест­ном поль­зо­ва­нии огнем и водой, как это дела­ет­ся вплоть до наших дней.

31. Неко­то­рые пишут, что слу­чи­лось это собы­тие в пер­вый год прав­ле­ния Рому­ла, а Гней Гел­лий — что в чет­вер­тый, и это более веро­ят­но. Ведь сомни­тель­но, чтобы новый пра­ви­тель засе­ля­е­мо­го горо­да пред­при­нял такую аван­тю­ру, преж­де чем уста­но­вить государ­ст­вен­ный строй. При­чи­ну же похи­ще­ния деву­шек одни усмат­ри­ва­ют в недо­стат­ке жен­щин, дру­гие же — в пово­де к войне. Но те, кто пишет наи­бо­лее убеди­тель­но — с чем согла­сен и я, — отно­сят ее к завя­зы­ва­нию друж­бы с близ­ле­жа­щи­ми общи­на­ми, вызван­ной необ­хо­ди­мо­стью. (2) Учреж­ден­ный тогда Рому­лом празд­ник рим­ляне про­дол­жа­ют справ­лять и в наше вре­мя под име­нем «Кон­су­а­лий», при­чем бог почи­та­ет­ся жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и сожже­ни­ем пер­ви­нок на водру­жен­ном близ Боль­шо­го цир­ка под­зем­ном алта­ре, кото­рый для это­го осво­бож­да­ет­ся от зем­ли, а так­же устра­и­ва­ет­ся риста­ние запря­жен­ных в колес­ни­цы и неза­пря­жен­ных коней. А бог, для кото­ро­го устра­и­ва­ет­ся празд­не­ство, назы­ва­ет­ся у рим­лян Кон­сом. Неко­то­рые при пере­во­де на гре­че­ский язык отож­дествля­ют его с Посей­до­ном-Зем­ле­ко­ле­ба­те­лем и счи­та­ют, что и почтен он под­зем­ным алта­рем за то, что явля­ет­ся вла­ды­кой зем­ли. (3) Я же сам по слу­хам знаю так­же и дру­гое мне­ние, что празд­ник про­во­дит­ся имен­но в честь Посей­до­на, и кон­ские бега устра­и­ва­ют имен­но в его честь, а вот под­зем­ный алтарь уста­нов­лен уже поз­же для неко­е­го неиз­ре­чен­но­го боже­ства — пода­те­ля и охра­ни­те­ля тай­ных сове­тов. Ведь Посей­до­ну невиди­мый алтарь не соору­жен нигде на зем­ле ни элли­на­ми, ни вар­ва­ра­ми. Но труд­но ска­зать, как дей­ст­ви­тель­но обсто­ит дело.

32. Когда весть о похи­ще­нии деву­шек и их бра­ко­со­че­та­ни­ях доле­те­ла до близ­ле­жа­щих горо­дов, то в одних вос­при­ня­ли соде­ян­ное с гне­вом, а в дру­гих, поняв его при­чи­ны и цели, ради кото­рых это было сде­ла­но, вос­при­ня­ли все спо­кой­но. Но все же со вре­ме­нем Рому­лу при­шлось пере­не­сти ряд войн, обыч­но лег­ких, но одна, про­тив саби­нян, ока­за­лась зна­чи­тель­ной и тяже­лой. Всем им сопут­ст­во­вал счаст­ли­вый конец, како­вой и был Рому­лу напе­ред дан в пред­ска­за­ни­ях, полу­чен­ных преж­де, чем взять­ся за дело, кото­рые пред­ве­ща­ли труд­но­сти и вели­кие опас­но­сти, но успеш­ное завер­ше­ние. (2) Пер­вы­ми из горо­дов нача­ли про­тив него вой­ну Цени­на⁵⁶, Антем­ны и Кру­сту­ме­рий, выста­вив в каче­стве пред­ло­га похи­ще­ние деву­шек и то, что они не полу­чи­ли пра­во­судия, на деле же они воз­му­ща­лись самим осно­ва­ни­ем горо­да и его замет­ным ростом в корот­кий срок и не счи­та­ли воз­мож­ным допу­стить воз­рас­та­ние угро­зы, общей для всех соседей. (3) Но преж­де все­го они отряди­ли послов к наро­ду саби­нян, моля их взять на себя пред­во­ди­тель­ство в войне, так как они рас­по­ла­га­ют наи­боль­шей воен­ной силой, гораздо состо­я­тель­нее, достой­ны управ­лять соседя­ми и не менее дру­гих оскорб­ле­ны, поели­ку боль­шин­ство похи­щен­ных были из саби­ня­нок.

33. Но посколь­ку они не полу­чи­ли помо­щи, так как их опе­ре­ди­ли послы от Рому­ла, кото­рые уле­ща­ли саби­нян и сло­ва­ми, и дела­ми, то они гне­ва­лись на пустую тра­ту вре­ме­ни, посколь­ку саби­няне посто­ян­но мед­ли­ли и откла­ды­ва­ли на дли­тель­ное вре­мя реше­ние о войне. Поэто­му лати­ны поста­но­ви­ли вое­вать про­тив рим­лян самим, пола­гая, что у них сво­их сил доста­точ­но, если три горо­да вста­нут как один, чтобы уни­что­жить один-един­ст­вен­ный неболь­шой полис. Тако­во было реше­ние, но они не успе­ли все вме­сте собрать­ся в одном лаге­ре, так как ценин­цы, кото­рые более все­го рато­ва­ли за вой­ну, сме­лее высту­пи­ли тот­час же. (2) Когда ценин­цы нача­ли поход и ста­ли разо­рять при­гра­нич­ные зем­ли, Ромул вывел свое вой­ско, вне­зап­но напал на них, еще не укреп­лен­ных, и овла­дел толь­ко что соору­жен­ным лаге­рем. Пре­сле­дуя по пятам бежав­ших в город, жите­ли кото­ро­го пред­чув­ст­во­ва­ли беду, навис­шую над ними, и най­дя сте­ны без охра­ны, а ворота нарас­паш­ку, Ромул с ходу берет город, затем, встре­тив царя ценин­цев с силь­ным отрядом, он соб­ст­вен­ны­ми рука­ми уби­ва­ет его в сра­же­нии и сни­ма­ет с него доспе­хи.

34. Когда таким обра­зом город ценин­цев был захва­чен, Ромул при­ка­зал плен­ным сдать ору­жие и, взяв в залож­ни­ки детей, сколь­ко счи­тал доста­точ­ным, обра­тил­ся про­тив антем­на­тов. Одолев и их вой­ско, как и в пер­вом слу­чае, напав неожи­дан­но, когда они рас­се­я­лись в поис­ках фура­жа, он устро­ил плен­ных таким же обра­зом, что и пер­вых, отвел свое вой­ско домой, везя доспе­хи пав­ших в бит­ве и отбор­ную часть добы­чи для богов. И он совер­шил мно­же­ство жерт­во­при­но­ше­ний вме­сте с вои­на­ми. (2) Сам Ромул шест­во­вал в кон­це тор­же­ст­вен­ной про­цес­сии, обла­чен­ный в пур­пур­ные одеж­ды, увен­чав воло­сы лав­ром и, дабы соблю­сти цар­ское досто­ин­ство, выехав на квад­ри­ге⁵⁷. Осталь­ное же вой­ско из пеших и кон­ных сле­до­ва­ло за ним в бое­вых поряд­ках по сво­им отрядам, вос­пе­вая богов в оте­че­ских гим­нах и вос­хва­ляя пред­во­ди­те­ля в импро­ви­зи­ро­ван­ных сти­хах. Горо­жане вме­сте с жена­ми и детьми встре­ча­ли их, сгрудив­шись по обе сто­ро­ны доро­ги, поздрав­ляя их с победой и выка­зы­вая вся­че­ское бла­го­рас­по­ло­же­ние. Когда же вой­ско всту­пи­ло в город, оно нашло чаши с вином, сме­шан­ным с водой, сто­лы, ломив­ши­е­ся от изоби­лия яств, кото­рые были выстав­ле­ны у самых име­ни­тых домов, чтобы пре­до­ста­вить их желаю­щим. (3) Так побед­ную про­цес­сию с несе­ни­ем тро­фе­ев и после­дую­щим жерт­во­при­но­ше­ни­ем, кото­рую рим­ляне назы­ва­ют три­ум­фом, впер­вые учредил Ромул, и была она при­мер­но такой. В наши же дни три­умф стал чрез­мер­но пыш­ным и хваст­ли­вым, ско­рее свя­зан­ным с демон­стра­ци­ей богат­ства, неже­ли доб­ле­сти, и во всем ото­шел от древ­ней про­стоты. (4) После опи­сан­ной про­цес­сии и жерт­во­при­но­ше­ния Ромул осно­вал храм на вер­шине Капи­то­лий­ско­го хол­ма, посвя­щен­ный Юпи­те­ру, кото­ро­го рим­ляне зовут Фере­три­ем⁵⁸. Он неве­лик (ведь еще сохра­ни­лись древ­ние следы от него с самой длин­ной сто­ро­ной менее пят­на­дца­ти шагов), и в нем Ромул освя­тил доспе­хи ценин­ско­го царя, кото­ро­го убил соб­ст­вен­ны­ми рука­ми. Если кто-нибудь поже­ла­ет назвать Юпи­те­ра Фере­трия, кото­ро­му Ромул посвя­тил доспе­хи, Тро­фе­едерж­цем или Доспе­хо­нос­цем, как счи­та­ют неко­то­рые, пото­му что он пре­вос­хо­дит всех и объ­ем­лет всю при­ро­ду и дви­же­ние суще­го, либо Пре­вос­хо­дя­щим, тот не погре­шит про­тив исти­ны^[3].

35. А когда царь воздал богам уми­ло­сти­ви­тель­ные жерт­вы и пер­вин­ки пло­дов, то, преж­де чем перей­ти к дру­гим делам, он собрал заседа­ние сена­та по вопро­су о том, как сле­ду­ет посту­пить с поко­рен­ны­ми горо­да­ми. И сам выска­зал мне­ние, кото­рое счи­тал наи­бо­лее вер­ным. (2) Когда же всем при­сут­ст­ву­ю­щим в сена­те при­шлись по душе и надеж­ность пред­ло­же­ний пра­ви­те­ля, и их ясность, и то, что все они послу­жат на вся­кую поль­зу поли­са не толь­ко в дан­ный момент, но и на все буду­щее вре­мя, то они одоб­ри­ли сло­ва царя. Ромул же при­ка­зал собрать­ся вме­сте всем жен­щи­нам, сколь­ко их было из родов антем­на­тов и ценин­цев, похи­щен­ным с осталь­ны­ми. А когда они собра­лись, рыдая, бро­са­ясь ему в ноги и опла­ки­вая судь­бу сво­их оте­честв, он, повелев сдер­жать сето­ва­ния и замол­чать, ска­зал: (3) «Отцам вашим, бра­тьям и всем вашим горо­дам сле­ду­ет вытер­петь все тяготы, пото­му что они сами воз­буди­ли вой­ну про­тив друж­бы, вовсе ненуж­ную и неспра­вед­ли­вую. Мы же реши­ли по мно­гим при­чи­нам посту­пить с ними бла­го­ра­зум­но, памя­туя о воз­мездии богов, направ­лен­ном про­тив всех воз­гор­див­ших­ся, и опа­са­ясь люд­ской зави­сти, кро­ме того, мы счи­та­ем, что состра­дать людям явля­ет­ся нема­лым вкла­дом в исправ­ле­ние обще­ст­вен­ных бед и что нам самим когда-нибудь при­дет­ся выби­рать одно из двух^[4], и мы дума­ем, что и вам, не жалу­ю­щим­ся до сих пор на ваших мужей, почет и бла­го­дар­ность будут нема­лы­ми^[5]. (4) Мы остав­ля­ем, одна­ко, пре­гре­ше­ние их без­на­ка­зан­ным и не отби­ра­ем ни сво­бо­ды, ни иму­ще­ства и ниче­го дру­го­го из благ, кото­ры­ми поль­зу­ют­ся их граж­дане. И мы поз­во­ля­ем тем, кто силь­но жела­ет, остать­ся в сво­их горо­дах, а тем, кто стре­мит­ся изме­нить место житель­ства, — сде­лать выбор без опа­се­ния и без рас­ка­я­ния. А чтобы они не совер­ши­ли еще какой-нибудь ошиб­ки и не выду­ма­ли чего-нибудь, что при­ведет к тому, что горо­да раз­ру­шат друж­бу с нами, мы посчи­та­ли, что луч­шей мерой и весь­ма полез­ной для дости­же­ния доб­рой сла­вы и без­опас­но­сти для всех станет, если мы пре­вра­тим те горо­да в коло­нии и отпра­вим в них отсюда доста­точ­ное чис­ло посе­лен­цев для сов­мест­но­го про­жи­ва­ния с мест­ны­ми горо­жа­на­ми. Так вот, сту­пай­те, имея доб­рые мыс­ли, и вдвойне по срав­не­нию с преж­ним воз­лю­би­те и оце­ни­те мужей, кото­рым роди­те­ли и бра­тья ваши обя­за­ны спа­се­ни­ем, а отчие горо­да — сво­бо­дой». (5) Как толь­ко жен­щи­ны это услы­ша­ли, они при­шли в вос­торг и, про­лив мно­го слез от радо­сти, поки­ну­ли Форум. Ромул же отпра­вил по три­ста чело­век в каж­дую коло­нию, и горо­да усту­пи­ли им треть сво­их земель для разде­ла ее на участ­ки по жре­бию. (6) Ценин­цы же и антем­на­ты, кто желал пере­ве­сти свое жили­ще в Рим, пере­се­ли­лись вме­сте с жена­ми и детьми, и им поз­во­ли­ли оста­вить свои наде­лы и взять с собой иму­ще­ство, сколь­ко его нажи­ли. И царь тот­час же запи­сал их в коли­че­стве не менее трех тысяч чело­век в три­бы и курии, так что у рим­лян тогда впер­вые ока­за­лось по спис­кам воен­но­обя­зан­ных все­го шесть тысяч пеших вои­нов. (7) Так Цени­на и Антем­ны, горо­да небез­вест­ные, с эллин­ски­ми кор­ня­ми (ведь абори­ги­ны, будучи частью при­быв­ших из Арка­дии энотров, вла­де­ли ими, ото­брав у сике­лов, как уже мною ска­за­но ранее), после этой вой­ны ста­ли коло­ни­я­ми рим­лян.

36. Завер­шив эти дела, Ромул дви­нул вой­ско на кру­сту­ме­рий­цев, под­готов­лен­ных луч­ше, чем преды­ду­щие. Раз­бив их в бит­вах в откры­том поле и у город­ских стен, посколь­ку они выка­за­ли себя в сра­же­нии доб­лест­ны­ми мужа­ми, он счел нуж­ным не при­чи­нять ника­ко­го зла, но сде­лать их город коло­ни­ей рим­лян, подоб­но тем, пер­вым горо­дам. (2) Кру­сту­ме­рий был высел­ка­ми аль­бан­цев⁵⁹ и осно­ван за мно­го лет до Рима. Когда же по мно­гим горо­дам раз­нес­лась мол­ва о бла­го­род­стве воен­но­го вождя и о его доб­ром отно­ше­нии к про­тив­ни­ку, к нему ста­ли при­со­еди­нять­ся мно­гие вли­я­тель­ные люди, кото­рые вели за собой зна­чи­тель­ные отбор­ные воен­ные силы, пере­се­ляв­ши­е­ся в Рим целы­ми семья­ми. По одно­му из их пред­во­ди­те­лей, при­шед­ше­му из Тирре­нии, чье имя было Целий, один из хол­мов, на кото­ром он обос­но­вал­ся, и поныне назы­ва­ет­ся Цели­ем. Целые горо­да вру­ча­ли себя Рому­лу, начи­ная с Медул­лии, и ста­но­ви­лись коло­ни­я­ми рим­лян. (3) Саби­няне же, наблюдая про­ис­хо­дя­щее, очень огор­ча­лись и обви­ня­ли друг дру­га в том, что не вос­пре­пят­ст­во­ва­ли мощи рим­лян с само­го нача­ла, а теперь им при­дет­ся всту­пить в схват­ку со зна­чи­тель­но воз­рос­шей силой, испра­вить преж­нее недо­мыс­лие посыл­кой круп­ных воин­ских сил. Вско­ре саби­няне собра­ли все­об­щую сход­ку в самом боль­шом и имев­шем наи­боль­ший авто­ри­тет у это­го наро­да горо­де под назва­ни­ем Куры и вынес­ли поста­нов­ле­ние в поль­зу вой­ны, назна­чив пред­во­ди­те­лем вой­ска царя кури­тов^[6] Тита, кото­ро­го про­зы­ва­ли Таци­ем. (4) Про­ведя сове­ща­ние об этом и вер­нув­шись по сво­им горо­дам, они нача­ли гото­вить­ся к войне, чтобы в сле­дую­щем году с силь­ны­ми отряда­ми напасть на Рим.

37. Тем вре­ме­нем Ромул в свою оче­редь самым тща­тель­ным обра­зом гото­вил­ся к тому, чтобы отра­зить храб­рых и силь­ных в воен­ном деле мужей; и чтобы сте­на Пала­ти­на была пона­деж­нее, он при­нял­ся воз­во­дить более высо­кие укреп­ле­ния над ней, а при­ле­жа­щие к нему хол­мы — Авен­тин и так назы­вае­мый ныне Капи­то­лий — начал окру­жать рва­ми и креп­ки­ми часто­ко­ла­ми. В этих укреп­ле­ни­ях он велел зем­ледель­цам рас­по­ла­гать­ся на ночь с неболь­ши­ми ста­да­ми под надеж­ной охра­ной и рав­ным обра­зом любое дру­гое место, кото­рое хотел бы сде­лать без­опас­ным, он окру­жал рвом и часто­ко­лом и ста­вил стра­жу. (2) На помощь Рому­лу при­был из горо­да Соло­ния⁶⁰ дея­тель­ный и про­слав­лен­ный в воен­ном деле муж по име­ни Луку­мон, недав­но став­ший ему дру­гом, ведя зна­чи­тель­ный отряд тирре­нов, а так­же яви­лись от аль­бан­цев послан­цы деда — мно­го­чис­лен­ное вой­ско и ору­жей­ных дел масте­ра, — он так­же доста­вил и хлеб, и ору­жие, и все нуж­ное вдо­воль. (3) Когда же для бит­вы с обе­их сто­рон все было гото­во, саби­няне, наме­ре­вав­ши­е­ся с нача­лом вес­ны выве­сти воен­ные силы, реши­ли сна­ча­ла отпра­вить посоль­ство к рим­ля­нам с тре­бо­ва­ни­ем вер­нуть жен­щин и дать горо­дам удо­вле­тво­ре­ние за их похи­ще­ние, чтобы нагляд­но пока­зать, что они реши­лись на вой­ну вынуж­ден­но, посколь­ку не доби­лись спра­вед­ли­во­сти; и для это­го они отпра­ви­ли вест­ни­ков. (4) Ромул, одна­ко, счи­тал, посколь­ку жен­щи­ны ведут жизнь с мужья­ми не про­тив воли, сле­ду­ет оста­вить их с супру­га­ми, а если саби­ня­нам чего дру­го­го тре­бу­ет­ся, надо при­нять это от рим­лян, как от дру­зей, а не начи­нать вой­ну. Саби­няне же, не вни­мая ника­ким его дово­дам, выве­ли вой­ско в соста­ве два­дца­ти пяти тысяч пехо­тин­цев и чуть менее тыся­чи всад­ни­ков. (5) Вой­ско же рим­лян было немно­гим мень­ше сабин­ско­го, чис­лен­но­стью в два­дцать тысяч пехоты и восемь­сот всад­ни­ков. И рас­по­ло­жи­лось оно у горо­да, разде­лен­ное на две части: одна часть заня­ла холм Эскви­лин, где нахо­дил­ся сам Ромул, а дру­гая — Кви­ри­нал, еще не носив­ший тогда тако­го назва­ния, где коман­дую­щим был Луку­мон-тирре­нец.

38. Узнав об их при­готов­ле­ни­ях, Таций, царь саби­нян, под­няв с наступ­ле­ни­ем ночи вой­ско, повел его через сель­скую мест­ность, не чиня ника­ко­го вреда тем, кто был на полях, и до вос­хо­да солн­ца раз­бил лагерь на рав­нине меж­ду Кви­ри­на­лом и Капи­то­ли­ем. Видя же, что все надеж­но охра­ня­ет­ся непри­я­те­лем и что для него не остав­ле­но ни одной креп­кой пози­ции, он, не рискуя попасть в затруд­ни­тель­ное поло­же­ние, решил выждать. (2) Ему, ниче­го не при­ду­мав­ше­му, выпа­ла неждан­ная уда­ча, так как по счаст­ли­во­му для него слу­чаю было пре­да­но силь­ней­шее из укреп­ле­ний. Дело в том, что саби­нян, про­брав­ших­ся вдоль под­но­жья Капи­то­лия для осмот­ра мест­но­сти, не най­дет­ся ли какая-нибудь часть хол­ма для захва­та ее хит­ро­стью или силой, угляде­ла с высоты некая дева по име­ни Тар­пейя, дочь знат­но­го мужа, кото­ро­му была пору­че­на охра­на это­го места. (3) По сооб­ще­ни­ям Фабия⁶¹ и Цин­ция⁶², ее охва­ти­ла страсть к коль­цам и брас­ле­там, кото­рые они носи­ли на левых руках и паль­цах. Ведь саби­няне укра­ша­лись тогда золо­том, будучи не менее пре­да­ны рос­ко­ши, чем тирре­ны. А, как рас­ска­зы­ва­ет цен­зор Луций Пизон⁶³, ее жела­ние, напро­тив, было бла­го­род­ным — лишив их щитов, выдать сво­им граж­да­нам вра­гов. (4) Какое из этих утвер­жде­ний вер­нее, мож­но про­де­мон­стри­ро­вать на осно­ве после­до­вав­ших собы­тий. Так вот, послав одну из слу­жа­нок за калит­ку, кото­рая была отпер­та, о чем никто не знал, она попро­си­ла, чтобы царь саби­нов при­шел к ней для пере­го­во­ров один, так как она соби­ра­ет­ся усло­вить­ся с ним о насущ­ном и важ­ном деле. Полу­чив такое изве­стие и рас­счи­ты­вая на пре­да­тель­ство, Таций при­шел в назна­чен­ное место, девуш­ка, подой­дя туда, заяви­ла, что ее отец отлу­чил­ся ночью из укреп­ле­ния по како­му-то делу, а клю­чи от ворот хра­нят­ся у нее и она пере­даст им ночью кре­пость, потре­бо­вав в каче­стве пла­ты за пре­да­тель­ство то, что все саби­няне носят на левой руке. (5) А когда Таций согла­сил­ся, она взя­ла с него клят­ву вер­но­сти и сама дала клят­ву в том, что не обманет, после чего, опре­де­лив место, куда долж­ны прий­ти саби­няне в наи­бо­лее укреп­лен­ной части и точ­ный час ночи, когда стра­жа наи­ме­нее бди­тель­на, воз­вра­ща­ет­ся втайне от тех, кто нахо­дил­ся в кре­по­сти.

39. Итак, до это­го момен­та все рим­ские писа­те­ли пишут оди­на­ко­во, но о после­дую­щих собы­ти­ях рас­ска­зы­ва­ют по-раз­но­му. Ибо Пизон-цен­зо­рий, кое­го я упо­ми­нал рань­ше, утвер­ждал, что ночью Тар­пей­ей к Рому­лу был послан вест­ник, чтобы сооб­щить ему о заклю­чен­ных ею согла­ше­ни­ях с саби­ня­на­ми, что она, дескать, хочет выма­нить у них щиты, вос­поль­зо­вав­шись дву­смыс­лен­но­стью ее пред­ло­же­ния. И она попро­си­ла Рому­ла отпра­вить ночью отряд для уси­ле­ния кре­по­сти, дабы лег­ко захва­тить лишен­ных щитов непри­я­те­лей со сво­им пред­во­ди­те­лем. Но вест­ник, пере­бе­жав к сабин­ско­му вождю, выдал замы­сел Тар­пейи. (2) При­вер­жен­цы же Фабия и Цин­ция гово­рят, что ниче­го подоб­но­го не было, но утвер­жда­ют, что девуш­ка соблю­ла пре­да­тель­ский дого­вор. А о том, что было потом, все сно­ва сооб­ща­ют соглас­но. По их сло­вам, когда царь саби­нян появил­ся с силь­ней­шей частью вой­ска, Тар­пейя, вер­ная обе­ща­ни­ям, откры­ла непри­я­те­лям услов­лен­ные ворота, под­ня­ла на ноги стра­жу в кре­по­сти и понуж­да­ла спеш­но спа­сать самих себя через дру­гие, неиз­вест­ные вра­гам выхо­ды, посколь­ку саби­няне уже овла­де­ли укреп­ле­ни­ем. (3) И когда они раз­бе­жа­лись, саби­няне, най­дя ворота неза­пер­ты­ми, завла­де­ли лишен­ным стра­жи укреп­ле­ни­ем. Тар­пейя же, посколь­ку она испол­ни­ла все, что от нее тре­бо­ва­лось по согла­ше­нию, ста­ла наста­и­вать на полу­че­нии пла­ты за пре­да­тель­ство в соот­вет­ст­вии с клят­ва­ми.

40. Затем опять-таки Пизон пере­да­ет, что, когда саби­няне были гото­вы отдать девуш­ке золо­то, кото­рое они носи­ли на левой руке, Тар­пейя запро­си­ла у них не укра­ше­ния, а щиты. А Таци­ем овла­де­ли подо­зре­ние в обмане и рас­чет, как дей­ст­во­вать, не нару­шив согла­ше­ний. И вот, он решил дать юной девуш­ке ору­жие, как она и про­си­ла, но сде­лать так, чтобы, полу­чив его, она никак им не смог­ла бы вос­поль­зо­вать­ся. И тот­час Таций, напряг­шись, что было сил, мет­нул щит в девуш­ку и при­ка­зал сде­лать так осталь­ным. Таким обра­зом Тар­пейя, под­вер­га­ясь со всех сто­рон уда­рам, от их мно­же­ства и силы сва­ли­лась с ног и под грудой щитов погиб­ла. (2) А те, кто сле­ду­ет за Фаби­ем, изо­бра­жа­ют саби­нян винов­ни­ка­ми нару­ше­ния согла­ше­ния. Ведь когда золо­то, что тре­бо­ва­ла Тар­пейя, в соот­вет­ст­вии с дого­во­рен­но­стью они по необ­хо­ди­мо­сти отда­ли, то в него­до­ва­нии от вели­чи­ны мзды бро­си­ли в нее щиты, буд­то это то́, что они клят­вен­но обе­ща­ли дать ей. Но пред­став­ля­ет­ся, что в рас­ска­зе Пизо­на изо­бра­же­на более вер­ная кар­ти­на. (3) Ведь Тар­пейю сочли достой­ной погре­бе­ния там, где она погиб­ла, на самом свя­щен­ном хол­ме горо­да, и рим­ляне еже­год­но совер­ша­ют в ее честь воз­ли­я­ния — я повто­ряю ска­зан­ное Пизо­ном, — и ниче­го из это­го ей не пола­га­лось бы, если б она умер­ла, пре­дав роди­ну вра­гам, ни со сто­ро­ны пре­дан­ных ею, ни со сто­ро­ны убив­ших ее, и со вре­ме­нем остан­ки ее были бы выко­па­ны и выбро­ше­ны вон от ужа­са и отвра­ще­ния в назида­ние тем, кто посмел бы совер­шить нечто подоб­ное. Но поз­во­лим любо­му судить об этом, как ему угод­но.

41. Так как Таций с саби­ня­на­ми овла­де­ли силь­ным укреп­ле­ни­ем и захва­ти­ли без труда бо́льшую часть рим­ско­го добра, то пове­ли вой­ну уже в без­опас­но­сти. И вот, боль­ша́я часть войск ока­за­лась в силу мно­же­ства при­чин в лаге­рях непо­да­ле­ку друг от дру­га, поэто­му про­ис­хо­ди­ли стыч­ки и схват­ки войск, не при­но­ся­щие каж­до­му ни боль­ши́х воен­ных успе­хов, ни неудач, но два­жды всту­па­ли и в круп­ные сра­же­ния в бое­вых поряд­ках целы­ми вой­ска­ми друг про­тив дру­га, и огром­ное кро­во­про­ли­тие име­ло место с обе­их сто­рон. (2) Так по про­ше­ст­вии вре­ме­ни обе сто­ро­ны при­шли к одной и той же мыс­ли — окон­чить борь­бу реши­тель­ной бит­вой. Сой­дясь на про­стран­стве меж­ду дву­мя лаге­ря­ми, вожди, отмен­ные в рат­ном деле, рав­но как и вои­ны, зака­лен­ные во мно­гих боях, яви­ли подви­ги, достой­ные памя­ти, то напа­дая, то отра­жая напа­де­ния, то сно­ва вос­ста­нав­ли­вая рав­но­ве­сие сил после отступ­ле­ния. (3) А те, кто сто­ял на валах, наблюда­ли за рав­но­силь­ной борь­бой, часто пере­киды­вав­шей успех то на одну, то на дру­гую сто­ро­ну. Если кто-то из сво­их побеж­дал, то, под­бад­ри­вая при­зы­ва­ми и пени­ем пеа­нов⁶⁴, они при­да­ва­ли ему вооду­шев­ле­ния, а если кого-то тес­ни­ли и гна­ли, вслед ему нес­лись моль­бы и вопли, чтобы вко­нец не поте­рял муже­ство. По этой при­чине обе сто­ро­ны были вынуж­де­ны через силу пере­но­сить опас­но­сти бит­вы. Про­ведя весь день таким обра­зом в бит­ве без чье­го-либо пере­ве­са, когда уже насту­пи­ли сумер­ки, обе сто­ро­ны с облег­че­ни­ем воз­вра­ти­лись каж­дая в свой лагерь.

42. В сле­дую­щие же дни они совер­ша­ли погре­бе­ние умер­ших и ока­зы­ва­ли помощь ране­ным, а так­же, вос­ста­но­вив воен­ные силы, когда им пока­за­лось воз­мож­ным завя­зать новую бит­ву, они, сошед­шись в том самом месте, что и в пер­вый раз, сра­жа­лись до ночи. (2) В этой бит­ве, когда на обо­их флан­гах побеж­да­ли рим­ляне — пра­вым коман­до­вал сам Ромул, левым — тиррен Луку­мон, а в цен­тре дело реше­но не было, окон­ча­тель­но­му пора­же­нию саби­нян поме­шал и оста­но­вил тех, кто про­ти­во­сто­ял побеж­даю­щим рим­ля­нам, один муж по име­ни Мет­тий Кур­ций, чело­век огром­ной телес­ной силы и креп­кой руки, осо­бен­но же почи­тае­мый за то, что не сму­щал­ся ника­ким стра­хом или опас­но­стью. (3) Он был назна­чен коман­до­вать цен­тром фалан­ги сра­жаю­щих­ся и начал одоле­вать тех, кто сто­ял напро­тив. Поже­лав же вос­ста­но­вить строй уже изму­чен­ных и оттес­нен­ных на флан­гах саби­нян, Мет­тий Кур­ций, при­ка­зав сво­им дер­жать­ся, пустил­ся пре­сле­до­вать непри­я­те­ля, кто уже побе­жал, и гнал их до ворот горо­да. Поэто­му Ромул был вынуж­ден, оста­вив мысль о неяс­ной еще победе, повер­нуть людей назад и даже бро­сить их про­тив побеж­даю­щей части про­тив­ни­ка. (4) Так тер­пев­шие урон отряды саби­нян вновь ока­за­лись в рав­ном с вра­гом поло­же­нии, когда вой­ско, быв­шее с Рому­лом, отсту­пи­ло, а вся опас­ность сосре­дото­чи­лась на Кур­ции и его окру­же­нии. И вот, какое-то вре­мя саби­няне, отра­зив натиск рим­лян, бли­ста­тель­но сра­жа­лись с ними. Затем, посколь­ку мно­гие рим­ляне пре­вос­хо­дя­щи­ми сила­ми устре­ми­лись пря­мо на них, саби­няне дрог­ну­ли, повер­ну­ли и ста­ли искать спа­се­ния за лагер­ным часто­ко­лом, так как Кур­ций при­крыл их отступ­ле­ние и пре­до­ста­вил им воз­мож­ность не бежать в бес­по­ряд­ке, но отхо­дить без­опас­но шагом. (5) Ведь он сто­ял проч­но, сра­жа­ясь, и под­жидал при­бли­жаю­ще­го­ся Рому­ла, а когда вожди схва­ти­лись друг с дру­гом, раз­ра­зил­ся оже­сто­чен­ный и слав­ный поеди­нок. Изра­нен­ный и поте­ряв­ший мно­го кро­ви Кур­ций стал поне­мно­гу отсту­пать, и сза­ди его ожи­да­ло глу­бо­кое озе­ро, обой­ти кото­рое было труд­но, так как со всех сто­рон его тес­ни­ли вра­ги, а перей­ти — невоз­мож­но из-за мас­сы ила на забо­ло­чен­ных бере­гах и глу­бо­кой воды, кото­рая заста­и­ва­лась в середине его. (6) При­бли­зив­шись к озе­ру, Кур­ций бро­сил­ся в пол­ном воору­же­нии в воду, а Ромул, посколь­ку был уве­рен, что этот чело­век неми­ну­е­мо погибнет в озе­ре — и вме­сте с тем невоз­мож­но было пре­сле­до­вать его по болоту и глу­бо­ко­му ому­ту, — обра­тил­ся про­тив дру­гих саби­нян. Кур­ций же с огром­ным трудом все же выбрал­ся из ому­та, даже сохра­нив ору­жие, и уда­лил­ся в лагерь. Место же это, теперь уже засы­пан­ное, зовет­ся в память об этом про­ис­ше­ст­вии Кур­ци­е­вым озе­ром и нахо­дит­ся посреди рим­ско­го Фору­ма.

43. А Ромул, пре­сле­дуя осталь­ных, ока­зал­ся близ Капи­то­лия в боль­шой надеж­де захва­тить укреп­ле­ние; одна­ко, полу­чив мно­го ран, он был оглу­шен вне­зап­но страш­ным уда­ром кам­ня в висок, его полу­мерт­во­го под­ня­ли окру­жаю­щие и отнес­ли за город­скую сте­ну. (2) На рим­лян же, кото­рые уже не виде­ли пред­во­ди­те­ля, напа­да­ет страх, и пра­вый фланг их обра­ща­ет­ся в бег­ство. Но выстро­ен­ные на левом флан­ге вой­ска вме­сте с Луку­мо­ном до поры удер­жи­ва­ют пози­ции, вооду­шев­ля­е­мые сво­им вое­на­чаль­ни­ком, бли­ста­тель­ным масте­ром в воен­ных делах, кото­рый свер­шил мно­го­чис­лен­ные подви­ги за вре­мя этой вой­ны. Когда же и он пал без сил, прон­зен­ный копьем меж ребер, его сорат­ни­ки не выдер­жа­ли, после чего нача­лось все­об­щее бег­ство, а саби­няне, осмелев, пре­сле­до­ва­ли их до само­го горо­да. (3) Но когда бег­ле­цы уже достиг­ли ворот, их нача­ли оттес­нять све­жие силы моло­де­жи, вышед­шие про­тив них, кото­рым царь пору­чил охра­нять сте­ны. Да и сам Ромул, уже почув­ст­во­вав облег­че­ние после ране­ния, высту­пил как мож­но ско­рее на помощь, и тут уда­ча повер­ну­лась и при­ве­ла к зна­чи­тель­ным пере­ме­нам в дру­гую сто­ро­ну. (4) Ведь как толь­ко бежав­шие рим­ляне увида­ли, что их пред­во­ди­тель неожи­дан­но появил­ся, они опра­ви­лись от преж­не­го стра­ха, вос­ста­но­ви­ли бое­вой строй и, ничуть не мед­ля, всту­пи­ли вру­ко­паш­ную с непри­я­те­лем. И пока саби­няне тес­ни­ли их и пола­га­ли, что нет ника­кой воз­мож­но­сти, кро­ме того, чтобы захва­тить город силой, увидев неожи­дан­ную и необыч­ную пере­ме­ну, заду­ма­лись о соб­ст­вен­ном спа­се­нии. Но в усло­ви­ях пре­сле­до­ва­ния их отступ­ле­ние к лаге­рю по косо­го­рам и лощи­нам было нелег­ким, и бег­ство сопро­вож­да­лось страш­ным кро­во­про­ли­ти­ем. (5) Итак, сра­жа­ясь таким обра­зом в тече­ние цело­го дня с пере­мен­ным успе­хом, обе сто­ро­ны, столк­нув­шись с неожи­дан­ным пово­ротом судь­бы, на захо­де солн­ца разо­шлись.

44. В после­дую­щие дни саби­няне дер­жа­ли совет, не рас­пу­стить ли по домам вой­ска, нане­ся, сколь­ко воз­мож­но, ущер­ба сель­ским уго­дьям непри­я­те­ля, или при­звать из дому дру­гое вой­ско и упор­но дер­жать­ся, пока оно не поло­жит счаст­ли­вый конец войне. (2) Им каза­лось дур­ным отсту­пить с позо­ром, не при­не­ся ника­кой поль­зы, и оста­вать­ся на месте в надеж­де, что никто на них не напа­дет. Саби­няне пола­га­ли, что им не более, чем рим­ля­нам, подо­ба­ет гово­рить с вра­га­ми о при­ми­ре­нии, кото­рое они счи­та­ли един­ст­вен­но достой­ным сред­ст­вом для пре­кра­ще­ния вой­ны. (3) Рим­ляне же ничуть не менее, но даже более саби­нян, очу­ти­лись в затруд­не­нии, не зная, как вос­поль­зо­вать­ся обсто­я­тель­ства­ми. Ибо они не счи­та­ли достой­ным ни отдать жен­щин, ни удер­жи­вать их. Они были уве­ре­ны, что в пер­вом слу­чае их постигнет доб­ро­воль­ное пора­же­ние и неиз­беж­ность пре­тер­петь все, чего бы им ни при­ка­за­ли саби­няне, а во вто­ром слу­чае они пред­виде­ли мно­го несча­стий, так как стра­на будет опу­сто­ше­на, а цвет моло­де­жи погуб­лен. А заведи они раз­го­вор с саби­ня­на­ми о друж­бе, то, по их разу­ме­нию, ниче­го уме­рен­но­го не вышло бы по мно­гим при­чи­нам, осо­бен­но же пото­му, что из-за гор­ды­ни воз­никнет не уме­рен­ность в отно­ше­нии про­тив­ни­ка, про­явив­ше­го ува­же­ние, но суро­вость.

45. А пока обе сто­ро­ны про­во­ди­ли вре­мя в подоб­ных рас­суж­де­ни­ях и не осме­ли­ва­лись ни начать бит­ву, ни вести пере­го­во­ры о мире, рим­ские жен­щи­ны, сколь­ко их было сабин­ско­го рода, из-за кото­рых и раз­ра­зи­лась вой­на, собра­лись отдель­но от мужей в одно местеч­ко и, посо­ве­то­вав­шись меж­ду собой, сошлись на том, чтобы самим начать пере­го­во­ры и с теми и с дру­ги­ми о зами­ре­нии. (2) Ту из них, кто внес­ла такое пред­ло­же­ние, зва­ли Гер­си­ли­ей, и при­над­ле­жа­ла она к знат­но­му сабин­ско­му роду. Одни гово­рят, что она была похи­ще­на как деви­ца вме­сте с дру­ги­ми девуш­ка­ми, будучи уже замуж­ней, а дру­гие, кто пишет наи­бо­лее убеди­тель­но, рас­ска­зы­ва­ют, что она вме­сте с доче­рью оста­лась в Риме доб­ро­воль­но, посколь­ку была похи­ще­на и ее един­ст­вен­ная дочь. (3) Когда жен­щи­ны при­шли к тако­му реше­нию, они заяви­лись в сенат и, полу­чив сло­во, обра­ти­лись к сена­то­рам с обиль­ны­ми моль­ба­ми, про­ся раз­ре­ше­ния вый­ти к соро­ди­чам, уве­ряя, что они пол­ны доб­рых надежд на объ­еди­не­ние всех в один народ и на дости­же­ние друж­бы. Когда при­сут­ст­во­вав­шие вме­сте с царем услы­ха­ли об этом, они силь­но обра­до­ва­лись и посчи­та­ли, что это — един­ст­вен­ный выход в сло­жив­ших­ся тяже­лых обсто­я­тель­ствах. (4) Вслед за тем появ­ля­ет­ся сле­дую­щее реше­ние сена­та: всем жен­щи­нам сабин­ско­го рода, име­ю­щим детей, дать воз­мож­ность, оста­вив детей у сво­их мужей, при­нять уча­стие в посоль­стве к сопле­мен­ни­кам, а всем мате­рям с боль­шим коли­че­ст­вом детей, при­ве­сти из них, сколь­ко хотят, чтобы таким обра­зом дей­ст­во­вать в поль­зу объ­еди­не­ния наро­дов в друж­бе. (5) После это­го жен­щи­ны вышли в скорб­ных одеж­дах, а неко­то­рые из них, неся груд­ных детей. Как толь­ко они подо­шли к сабин­ско­му лаге­рю, сте­ная и при­па­дая к коле­ням встре­чаю­щих, а так­же под­няв гром­кий плач на виду у всех, никто не смог сдер­жать слез. (6) Когда же ради них был собран совет из знат­ней­ших людей и царь пове­лел поведать, для чего они при­шли, Гер­си­лия, кото­рая пред­ло­жи­ла план и была пред­во­ди­тель­ни­цей посоль­ства, изло­жи­ла про­дол­жи­тель­ную и про­чув­ст­вен­ную моль­бу, про­ся даро­вать мир им, моля­щим за мужей, и пояс­ни­ла, что вой­на воз­ник­ла из-за жен­щин, и что пере­ми­рие долж­но быть заклю­че­но на спра­вед­ли­вых осно­вах, когда сами вожди собе­рут­ся и дого­во­рят­ся друг с дру­гом, пред­у­смат­ри­вая общую поль­зу.

46. После таких слов все жен­щи­ны вме­сте с детьми пали к сто­пам царя и оста­ва­лись рас­про­стер­ты­ми, покуда при­сут­ст­ву­ю­щие не под­ня­ли их с зем­ли, обе­щая сде­лать все над­ле­жа­щее и воз­мож­ное. Ото­слав их из сена­та и посо­ве­то­вав­шись меж­ду собой, саби­няне реши­ли заклю­чить дого­вор. Сна­ча­ла пере­ми­рие воца­ри­лось меж­ду наро­да­ми, а затем, когда встре­ти­лись цари, был заклю­чен дого­вор о друж­бе. (2) Меж­ду мужа­ми было достиг­ну­то согла­ше­ние тако­го рода, под­креп­лен­ное клят­ва­ми: быть царя­ми над рим­ля­на­ми Рому­лу и Тацию, обле­чен­ны­ми рав­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми и поль­зу­ю­щи­ми­ся рав­ны­ми поче­стя­ми, а горо­ду — назы­вать­ся по его осно­ва­те­лю, сохра­нив наиме­но­ва­ние «Рим», каж­до­го из граж­дан⁶⁵ в нем по отдель­но­сти, как и преж­де, назы­вать рим­ля­ни­ном, всем же сооб­ща иметь одно опре­де­ле­ние и по родине Тация име­но­вать­ся кви­ри­та­ми⁶⁶. А желаю­щим из чис­ла саби­нян пре­до­ста­вить граж­дан­ство в Риме с сов­мест­ны­ми свя­ты­ня­ми и будучи рас­пре­де­лен­ны­ми по кури­ям и три­бам. (3) После того как они покля­лись в этом и по обе­ту воз­двиг­ли алта­ри как раз посе­редине так назы­вае­мой Свя­щен­ной доро­ги⁶⁷, они объ­еди­ни­лись друг с дру­гом. И все вожди, собрав отряды, воз­вра­ти­лись по домам. Но царь Таций вме­сте с тре­мя мужа­ми из самых про­слав­лен­ных родов оста­лись в Риме и обре­ли поче­сти, кото­ры­ми поль­зо­ва­лись роды, пошед­шие от них. Это были Волу­зий Вале­рий, Талл, по про­зви­щу Туран­ний, и, нако­нец, Мет­тий Кур­ций, кото­рый пере­плыл в доспе­хах озе­ро. С ними оста­лись так­же их дру­жин­ни­ки, соро­ди­чи и кли­ен­ты, чис­лом не мень­ше мест­ных жите­лей.

47. Когда же дела пошли на лад, то, посколь­ку общи­на полу­чи­ла зна­чи­тель­ную при­бав­ку к чис­лу наро­да, цари поста­но­ви­ли удво­ить чис­ло пат­ри­ци­ев по срав­не­нию с преж­ним, при­пи­сав к самым знат­ным семьям рав­ное им коли­че­ство из посе­лив­ших­ся поз­же, кото­рых они назва­ли «млад­ши­ми пат­ри­ци­я­ми»⁶⁸. И сто из этих мужей, кото­рых выбра­ли курии, они при­пи­са­ли к преж­ним сена­то­рам. (2) Так вот, почти все, писав­шие о рим­ской исто­рии, схо­дят­ся на этом, но неко­то­рые же отли­ча­ют­ся в опре­де­ле­нии коли­че­ства при­пи­сан­ных сена­то­ров. Ибо они сооб­ща­ют, что тех, кто вошел в сенат, было не сто, а пять­де­сят. (3) Каса­тель­но поче­стей, кото­рые цари возда­ли жен­щи­нам за то, что они при­ве­ли враж­до­вав­ших к друж­бе, не все рим­ские писа­те­ли еди­но­душ­ны. Так, неко­то­рые из них пишут, что вожди даро­ва­ли жен­щи­нам мно­же­ство вся­че­ских зна­чи­тель­ных при­ви­ле­гий, в том чис­ле назва­ли име­на­ми жен­щин курии, кото­рых было трид­цать, как я ска­зал, ибо столь­ко же вхо­ди­ло в жен­ское посоль­ство. (4) Но Терен­ций Варрон не согла­ша­ет­ся в дан­ной части, добав­ляя, что еще рань­ше Ромул дал кури­ям наиме­но­ва­ния, когда впер­вые разде­лил народ, частью по тем людям, кто был там вождем, а частью — по пагам⁶⁹; он утвер­жда­ет, что жен­щин, участ­во­вав­ших в посоль­стве, было не трид­цать, а пять­сот два­дцать семь, и дума­ет, что при таком коли­че­стве жен­щин пред­во­ди­те­лям не подо­ба­ет ока­зы­вать поче­сти толь­ко немно­гим из них. Мне кажет­ся, что никто из спо­соб­ных к тому боль­ше не изрек и не запе­чат­лел по сему пово­ду ни сло­ва.

48. Отно­си­тель­но горо­да кури­тов⁷⁰, из кое­го при­бы­ли Таций со спут­ни­ка­ми, — ведь повест­во­ва­ние тре­бу­ет поведать и о них, кем имен­но они были и откуда, мы узна­ли сле­дую­щее. В реа­тин­ском краю в те вре­ме­на, когда ими вла­де­ли абори­ги­ны, некая мест­ная девуш­ка из наи­бо­лее знат­но­го рода отпра­ви­лась к свя­ти­ли­щу Эни­а­лия с наме­ре­ни­ем пре­дать­ся тан­цам. (2) Это­го Эни­а­лия саби­няне и про­знав­шие от них рим­ляне вели­ча­ют Кви­ри­ном, не имея воз­мож­но­сти точ­но опре­де­лить, то ли это Марс, то ли дру­гой какой-нибудь бог, обла­даю­щий теми же поче­стя­ми, что и Марс. Ведь одни дума­ют, что оба эти име­ни даны одно­му и тому же богу, пред­во­ди­те­лю рат­ных дел, дру­гие же пола­га­ют, что име­на соот­вет­ст­ву­ют двум раз­ным воин­ст­вен­ным боже­ствам. (3) Как бы то ни было, девуш­ка во вре­мя тан­ца на свя­щен­ном участ­ке вне­зап­но впа­да­ет в экс­таз и, пре­рвав танец, бро­са­ет­ся внутрь свя­ти­ли­ща бога. Затем, забе­ре­ме­нев, как пола­га­ли люди, от бога, она рож­да­ет сына Модия по име­ни, Фабидия по про­зви­щу, кото­рый, воз­му­жав, при­об­ре­та­ет облик не чело­ве­че­ский, но бого­по­доб­ный и ста­но­вит­ся бли­ста­тель­нее всех в воен­ных делах. Его-то и обу­я­ло стрем­ле­ние само­му осно­вать город. (4) Итак, собрав солид­ный отряд из окрест­ных жите­лей, он осно­вы­ва­ет в очень корот­кий срок так назы­вае­мые Куры. Назва­ние горо­ду, как рас­ска­зы­ва­ют неко­то­рые, он дал в честь боже­ства⁷¹, от кое­го сам он про­из­во­дил себя, а, как пишут дру­гие, — по копью; ведь саби­няне назы­ва­ют копье — «курис»⁷². Так уве­ря­ет Терен­ций Варрон.

49. Исто­рик же Зено­дот Тре­зен­ский рас­ска­зы­ва­ет, что омбри­ки⁷³, тузем­ное пле­мя, насе­ля­ли сна­ча­ла окрест­но­сти так назы­вае­мой Реа­ти­ны. После изгна­ния оттуда пелас­га­ми, они при­бы­ли в ту зем­лю, где оби­та­ют нын­че и, пере­ме­нив заод­но с местом рас­се­ле­ния имя, ста­ли вза­мен омбри­ков про­зы­вать­ся саби­ня­на­ми. (2) Пор­ций Катон пере­да­ет, что имя наро­ду саби­нян было дано по Сабу, сыну Сан­ка, мест­но­го боже­ства, а неко­то­рые это­го Сан­ка назы­ва­ют Юпи­те­ром Фиди­ем. И Катон рас­ска­зы­ва­ет, что пер­вым их посе­ле­ни­ем была некая дерев­ня, име­ну­е­мая Тестру­ной, рас­по­ло­жен­ная близ горо­да Ами­тер­на. Из это­го селе­ния саби­няне дви­ну­лись на Реа­ти­ну, насе­лен­ную тогда абори­ги­на­ми и пелас­га­ми, и вой­ною одо­ле­ли и завла­де­ли их самым знат­ным горо­дом Коти­ли­ей. (3) Выведя из Реа­ти­ны коло­нии, они осно­ва­ли мно­го дру­гих горо­дов, в кото­рых жили без кре­пост­ных стен, в том чис­ле так назы­вае­мые Куры. По сло­вам Като­на, они захва­ти­ли зем­лю, кото­рая лежа­ла в сто­роне от Адри­а­ти­че­ско­го моря при­мер­но на две­сти восемь­де­сят ста­ди­ев, а от Тиррен­ско­го — на две­сти сорок; и про­сти­ра­лась она чуть менее тыся­чи ста­ди­ев. (4) Но в мест­ных исто­ри­че­ских пре­да­ни­ях име­ет­ся и дру­гой рас­сказ о саби­ня­нах, а имен­но, что лакеде­мо­няне под­се­ли­лись к ним, в то вре­мя когда Ликург, вос­пи­ты­вая пле­мян­ни­ка Эвно­ма, дал Спар­те зако­ны. В самом деле, неко­то­рые спар­тан­цы были удру­че­ны жест­ко­стью ликур­го­ва зако­но­да­тель­ства и, отде­лив­шись от про­чих, вооб­ще поки­ну­ли город. Затем они, дол­гое вре­мя носи­мые по мор­ским про­сто­рам, взмо­ли­лись богам (ведь ими овла­де­ло жела­ние достичь какой бы то ни было зем­ли), чтобы выпа­ло им в пер­вой попав­шей­ся зем­ле осесть. (5) А ока­зав­шись в той части Ита­лии, кото­рая нахо­дит­ся око­ло так назы­вае­мой Поме­тин­ской рав­ни­ны, куда они сна­ча­ла при­ста­ли, спар­тан­цы назва­ли его Форо­ни­ей в память блуж­да­ния⁷⁴ по морю и сооруди­ли там свя­ти­ли­ще Форо­нии, кото­рой возда­ли моль­бы. Ее и теперь, изме­нив в сло­ве одну бук­ву, назы­ва­ют Феро­ни­ей. Неко­то­рые же из них, высе­лив­шись оттуда, ста­ли жить сре­ди саби­нян, и бла­го­да­ря это­му мно­гие из сабин­ских уза­ко­не­ний явля­ют­ся лакон­ски­ми, осо­бен­но же воин­ст­вен­ность, непри­хот­ли­вость и стро­гость во всех жиз­нен­ных делах. Одна­ко ска­зан­но­го о пле­ме­ни саби­нян доста­точ­но.

50. Ромул и Таций тот­час же рас­ши­ри­ли город, при­со­еди­нив к нему еще два хол­ма, назы­вае­мых Кви­ри­на­лом и Цели­ем. И отде­лив посе­ле­ния один от дру­го­го, каж­дый из них имел соб­ст­вен­ное селе­ние. Ромул обла­дал Пала­ти­ном и горой Цели­ем — а она при­мы­ка­ет к Пала­ти­ну, Таций же — Капи­то­ли­ем, кото­рым он овла­дел изна­чаль­но, а так­же Кви­ри­наль­ским хол­мом. (2) Выру­бив лес, про­из­рас­тав­ший на рас­ки­нув­шей­ся под Капи­то­ли­ем рав­нине и засы­пав боль­шую часть озе­ра, кото­рое попол­ня­лось спа­даю­щи­ми с гор источ­ни­ка­ми, посколь­ку нахо­ди­лось в низине, цари пре­вра­ти­ли его в Форум, кото­рым и сей­час еще рим­ляне про­дол­жа­ют поль­зо­вать­ся. Там они про­во­ди­ли сход­ки, зани­ма­ясь обще­ст­вен­ны­ми дела­ми в хра­ме Вул­ка­на⁷⁵, кото­рый сто­ял несколь­ко выше Фору­ма. (3) И они воз­двиг­ли хра­мы и освя­ти­ли алта­ри, у кото­рых они воз­но­си­ли молит­вы богам во вре­мя битв: Ромул — Юпи­те­ру-Оста­но­ви­те­лю у Муго­ни­е­вых ворот, кото­рые ведут к Пала­ти­ну от Свя­щен­ной доро­ги, пото­му что бог, услы­шав его моль­бы, сде­лал так, что оста­но­вил его обра­тив­ше­е­ся в бег­ство вой­ско и вдох­нул в него отва­гу; Таций же — Гелио­су⁷⁶ и Селене⁷⁷, Сатур­ну⁷⁸ и Рее⁷⁹, а сверх того — Весте⁸⁰, Вул­ка­ну, Диане⁸¹ и Эни­а­лию, а так­же дру­гим богам, име­на кото­рых труд­но про­из­не­сти по-эллин­ски. И во всех кури­ях он учредил Юноне⁸², назы­вае­мой Кури­той, тра­пезы, кото­рые суще­ст­ву­ют и до наше­го вре­ме­ни. (4) И они сов­мест­но цар­ст­во­ва­ли в тече­ние пяти лет, не отли­ча­ясь друг от дру­га состо­я­ни­ем, и в это вре­мя реши­лись на общий поход про­тив вой­ска каме­рий­цев⁸³. Дело в том, что каме­рий­цы, выслав отряды для гра­бе­жа и нане­ся боль­шой вред их сель­ской окру­ге, не согла­ша­лись на уста­нов­ле­ние спра­вед­ли­во­сти, хотя рим­ляне часто при­зы­ва­ли к это­му. Цари победи­ли их в откры­том поле (так как они столк­ну­лись в одном месте). И после это­го, взяв при­сту­пом их обо­ро­ни­тель­ные укреп­ле­ния, они в нака­за­ние разору­жи­ли каме­рий­цев и ото­бра­ли треть зем­ли, кото­рую поде­ли­ли меж­ду сво­и­ми людь­ми. (5) Так как каме­рий­цы про­дол­жа­ли вредить рим­ским посе­лен­цам, цари, высту­пив про­тив них и обра­тив обид­чи­ков в бег­ство, все их вла­де­ния поде­ли­ли меж­ду сво­и­ми граж­да­на­ми, но тем из каме­рий­цев, кто того хотел, поз­во­ли­ли жить в Риме. Ока­за­лось же таких око­ло четы­рех тысяч, кото­рых цари рас­пре­де­ли­ли по кури­ям, город же каме­рий­цев они пре­вра­ти­ли в коло­нию рим­лян. А Каме­рия была аль­бан­ским посе­ле­ни­ем, выведен­ным мно­ги­ми года­ми ранее осно­ва­ния Рима, в древ­но­сти же она была повсе­мест­но извест­ным посе­ле­ни­ем абори­ги­нов.

51. На шестой год власть в государ­стве после смер­ти Тация, про­ис­шед­шей из-за коз­ней, вновь пере­хо­дит к одно­му Рому­лу. Устро­и­ли же эти коз­ни про­тив Тация пред­во­ди­те­ли из чис­ла лави­ний­цев⁸⁴, объ­еди­нив­ши­е­ся меж­ду собой по такой при­чине: неко­то­рые из дру­зей Тация выве­ли раз­бой­ный отряд в стра­ну лави­ний­цев, награ­би­ли боль­шое коли­че­ство добра и ото­гна­ли ста­да с паст­бищ, а из поспев­ших на помощь одних уби­ли, а дру­гих рани­ли. (2) Когда же от оскорб­лен­ных лави­ний­цев яви­лось посоль­ство и потре­бо­ва­ло удо­вле­тво­ре­ния, Ромул решил выдать тем, кто постра­дал, совер­шив­ших зло­де­я­ние, Таций же, защи­щая инте­ре­сы сото­ва­ри­щей, не согла­сил­ся, чтобы кто-либо из людей, к тому же сограж­дан, был уведен вра­га­ми. Поэто­му он заявил тем, кто утвер­ждал, буд­то они пре­тер­пе­ли неспра­вед­ли­вость, при­быть в Рим для судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства. (3) Так вот, послы, не най­дя спра­вед­ли­во­сти, в него­до­ва­нии уда­ли­лись, а неко­то­рые из саби­нян после­до­ва­ли за ними в раз­дра­же­нии и, когда те рас­ки­ну­ли палат­ки у доро­ги — посколь­ку их застал в пути вечер, — напа­ли на спя­щих и ото­бра­ли у них пожит­ки, а всех, кого заста­ли в посте­ли, зако­ло­ли; те же, кто сра­зу ощу­тил, что про­тив них гото­вит­ся тай­ное зло­де­я­ние, и сумел спа­стись бег­ст­вом, воз­вра­ти­лись в свой город. После это­го из Лави­ния и дру­гих круп­ных горо­дов при­бы­ли послы и ста­ли обви­нять саби­нян в без­за­ко­нии, а так­же угро­жа­ли объ­явить вой­ну, если не полу­чат пра­во­судия.

52. Рому­лу слу­чив­ше­е­ся с посла­ми пока­за­лось ужас­ным зло­де­я­ни­ем, как это и было на самом деле, и тре­бу­ю­щим ско­рей­ше­го очи­ще­ния, так как был нару­шен свя­щен­ный закон. И он, как толь­ко увидел, что Таций пре­не­бре­га­ет обви­не­ни­я­ми, без про­мед­ле­ния сам схва­тил винов­ни­ков в тяж­ком пре­ступ­ле­нии и пере­дал их в око­вах послам, чтобы те забра­ли их с собой. (2) Таци­ем же овла­де­ли гнев из-за оскорб­ле­ния, пере­не­сен­но­го со сто­ро­ны сопра­ви­те­ля, кото­рый так воз­гор­дил­ся в свя­зи с пере­да­чей мужей, а так­же жалость по отно­ше­нию к выдан­ным (был сре­ди них и некий его соро­дич, при­част­ный к вине). И Таций, тот­час собрав вои­нов, поспе­шил на помощь сво­им, захва­тил в пути послов и ото­брал уво­ди­мых. (3) Немно­го вре­ме­ни спу­стя, как гово­рят неко­то­рые, он при­был вме­сте с Рому­лом в Лави­ний для жерт­во­при­но­ше­ния оте­че­ским богам за про­цве­та­ние горо­да, кото­рое пола­га­лось совер­шать царям; но про­тив Тация вос­ста­ли дру­зья и соро­ди­чи уби­ен­ных послов и уби­ли его на алта­ре уда­ра­ми кухон­ных ножей и огром­ных рога­тин. (4) А как пишут после­до­ва­те­ли Лици­ния⁸⁵, Таций ока­зал­ся не вме­сте с Рому­лом и не ради жерт­во­при­но­ше­ний, но при­был один, стре­мясь убедить пре­тер­пев­ших неспра­вед­ли­вость оста­вить свой гнев на соде­яв­ших ее, но народ воз­не­го­до­вал на то, что обид­чи­ки не были пере­да­ны им, как рас­судил Ромул и поста­но­вил сенат рим­лян, и, когда близ­кие погиб­ших дви­ну­лись тол­пой на Тация, он, не имея уже воз­мож­но­сти избе­жать ско­ро­го нака­за­ния, был забит кам­ня­ми до смер­ти. (5) Таков был конец Тация, кото­рый про­во­е­вал три года про­тив Рому­ла и пра­вил вме­сте с ним пять лет. Тело его было достав­ле­но в Рим и пре­да­но почет­но­му погре­бе­нию; и над его моги­лой город еже­год­но возда­ет ему заупо­кой­ное воз­ли­я­ние на обще­ст­вен­ный счет.

53. Вто­рич­но ока­зав­шись еди­но­лич­ным вла­сти­те­лем, Ромул про­из­во­дит очи­ще­ние от сквер­ны и объ­яв­ля­ет, что совер­шив­шие позор­ное дея­ние в отно­ше­нии послов лиша­ют­ся воды и огня, так как они после смер­ти Тация бежа­ли из горо­да. После это­го он пре­дал суду лави­ний­цев, вос­став­ших про­тив Тация и выдан­ных сво­им горо­дом, и когда, каза­лось, они оправ­ды­ва­лись более спра­вед­ли­во, что лишь возда­ли наси­ли­ем на наси­лие, он осво­бо­дил их от нака­за­ния. (2) Покон­чив с этим, Ромул пошел вой­ной на город фиде­нян, лежав­ший в соро­ка ста­ди­ях от Рима, в то вре­мя круп­ный и мно­го­люд­ный. Ведь одна­жды, когда в Рим при­вез­ли на судах съест­ные при­па­сы, кото­рые посла­ли кру­сту­ме­рий­цы стра­дав­шим от голо­да рим­ля­нам, фиде­няне, напав целой тол­пой на суда, раз­гра­би­ли их и уби­ли неко­то­рых из бро­сив­ших­ся на помощь людей, а будучи обви­нен­ны­ми, отка­зы­ва­лись дать удо­вле­тво­ре­ние. (3) Него­дуя про­тив них, Ромул вторг­ся на их терри­то­рию с боль­шим вой­ском и, овла­дев бога­той добы­чей, собрал­ся с вой­ском воз­вра­щать­ся, но, когда подо­шли фиде­няне, он всту­пил с ними в бит­ву. После того как про­изо­шло жесто­кое сра­же­ние и мно­гие с обе­их сто­рон пали, побеж­ден­ные фиде­няне обра­ти­лись в бег­ство. Ромул, пре­сле­дуя их по пятам, ворвал­ся за бег­ле­ца­ми внутрь город­ских стен. (4) Когда же город был взят с ходу, он, нака­зав немно­гих из них и оста­вив в горо­де стра­жу из трех­сот чело­век, а так­же отре­зав у них часть зем­ли, разде­лил ее меж­ду сво­и­ми людь­ми и обра­тил город в коло­нию рим­лян. А был этот город осно­ван аль­бан­ца­ми в то же самое вре­мя, что и посе­ле­ния Номент и Кру­сту­ме­рий, тогда выво­ди­ли коло­нии три бра­та, стар­ший из кото­рых осно­вал Фиде­ны.

54. После этой вой­ны Ромул повел вой­ско про­тив каме­рий­цев, напав­ших на рим­ских коло­ни­стов в ту пору, когда рим­ский город стра­дал от чумы; имен­но поэто­му каме­рий­цы, силь­но воз­буж­ден­ные этим, пола­гая, что рим­ское пле­мя сгинет от это­го бед­ст­вия, одних коло­ни­стов уби­ли, а осталь­ных изгна­ли. (2) Мстя за них каме­рий­цам, Ромул после вто­рич­но­го взя­тия горо­да зачин­щи­ков мяте­жа каз­нил, а вои­нам сво­им поз­во­лил раз­гра­бить город. Отре­зав поло­ви­ну их уго­дий сверх дан­ных коло­ни­стам ранее и оста­вив доста­точ­ный гар­ни­зон, чтобы ничто уже не тре­во­жи­ло оби­та­те­лей коло­нии, он отвел свое вой­ско. В ито­ге этой кам­па­нии он вто­рич­но спра­вил три­умф и посвя­тил на сред­ства из добы­чи мед­ную квад­ри­гу Вул­ка­ну, а рядом с ней поста­вил свою соб­ст­вен­ную ста­тую с опи­са­ни­ем гре­че­ски­ми бук­ва­ми сво­их дея­ний. (3) Третья же вой­на у него слу­чи­лась с горо­дом тиррен­ско­го пле­ме­ни, нахо­див­ше­го­ся тогда в пол­ном рас­цве­те сил. Имя это­му горо­ду было Вейи. Он отсто­ит от Рима на рас­сто­я­ние око­ло ста ста­ди­ев и рас­по­ло­жен на высо­кой кру­той горе, а по раз­ме­рам срав­нит­ся с Афи­на­ми. Вей­яне избра­ли в каче­стве пред­ло­га для вой­ны захват Фиден, и отря­жен­ные послы потре­бо­ва­ли от рим­лян выве­сти гар­ни­зон из это­го горо­да, а зем­лю, кото­рой рим­ляне завла­де­ли, ото­брав у фиде­нян, воз­вра­тить преж­ним вла­дель­цам. Но посколь­ку рим­ляне не под­чи­ни­лись, вей­яне с боль­шим вой­ском раз­би­ли близ Фиден лагерь, замет­ный даже изда­ли. (4) А Ромул, пред­видя их выступ­ле­ние, отправ­ля­ет­ся с отбор­ны­ми воин­ски­ми сила­ми и оста­нав­ли­ва­ет­ся в пол­ной бое­вой готов­но­сти у горо­да фиде­нян. Когда же все было гото­во к схват­ке, про­тив­ни­ки выдви­ну­лись на рав­ни­ну, всту­пи­ли в бит­ву и с неисто­вым пылом сра­жа­лись дол­гое вре­мя, пока насту­пив­шая ночь не раз­ве­ла их, ока­зав­ших­ся рав­ны­ми в бою. Вот таким обра­зом сра­зи­лись они в этой бит­ве.

55. Когда же вско­ре состо­я­лась новая бит­ва, рим­ляне одер­жа­ли победу бла­го­да­ря муд­ро­сти вождя, кото­рый занял ночью некую гору, отсто­я­щую неда­ле­ко от лаге­ря непри­я­те­ля, и раз­ме­стил на ней в заса­де луч­шие силы из всад­ни­ков и пеших вои­нов, позд­нее подо­спев­шие из Рима. (2) И вот, обе сто­ро­ны сошлись на рав­нине и сра­жа­лись таким же обра­зом, когда Ромул подал сиг­нал тем, кто сидел на горе в заса­де. Вои­ны с бое­вым кли­чем обру­ши­лись с тыла на вей­ян и, напав на изму­чен­ных людей, сами будучи бод­ры­ми, без осо­бо­го труда обра­ти­ли их в бег­ство. Немно­гие из вей­ян погиб­ли в бит­ве, а боль­шин­ство уто­ну­ли, бро­сив­шись в реку Тибр (ведь она про­те­ка­ет мимо Фиден) с целью пере­плыть поток. Изра­нен­ные и смер­тель­но уста­лые, они ока­за­лись не в силах одо­леть реку; а иные погиб­ли в водо­во­ротах от неуме­ния пла­вать, не пред­видя тако­го пово­рота собы­тий, при­дя от стра­ха в смя­те­ние духа. (3) Если бы теперь вей­яне осо­зна­ли, что они с само­го нача­ла замыш­ля­ли дур­ное и сохра­ни­ли бы спо­кой­ст­вие, то ника­ко­го еще боль­ше­го несча­стья не испы­та­ли бы. Но пона­де­яв­шись ото­мстить за преж­ние пора­же­ния и рас­суж­дая, что с лег­ко­стью победят в войне, если осно­ва­тель­но под­гото­вят­ся, силь­ным вой­ском, набран­ным в сво­ем горо­де, и вме­сте с явив­шим­ся по друж­бе от еди­но­пле­мен­ни­ков, вей­яне напа­ли на рим­лян. (4) И вновь вспы­хи­ва­ет жесто­кая бит­ва близ Фиден, в кото­рой победу одер­жа­ли рим­ляне, мно­го вей­ян убив, но еще боль­ше взяв в плен. Был взят так­же их лагерь, ломив­ший­ся от иму­ще­ства, ору­жия и рабов, а так­же захва­че­ны лод­ки, пол­ные раз­но­го това­ра, в них-то и была пере­ве­зе­на через реку тол­па плен­ни­ков в Рим. (5) И был отпразд­но­ван тре­тий три­умф Рому­ла, зна­чи­тель­но более пыш­ный, чем преж­ние. А немно­го вре­ме­ни спу­стя, когда от вей­ян при­шли послы, взыс­куя окон­ча­ние вой­ны и про­ще­ние за пре­гре­ше­ния, Ромул поло­жил им сле­дую­щее нака­за­ние: пере­дать рим­ля­нам область, при­ле­гаю­щую к Тиб­ру, так назы­вае­мые «Семь пагов», и оста­вить соля­ные раз­ра­бот­ки, что в устье реки, а так­же выдать пять­де­сят залож­ни­ков в знак руча­тель­ства в том, что боль­ше они ника­ко­го мяте­жа не замыс­лят. (6) После того как вей­яне под­чи­ни­лись всем тре­бо­ва­ни­ям, Ромул заклю­чил с ними дого­вор на сто лет и начер­тал усло­вия согла­ше­ния на сте­лах. Далее он отпу­стил без выку­па желаю­щих уйти восво­я­си, а пред­по­чи­тав­ших остать­ся (а их было гораздо боль­ше, чем дру­гих), он сде­лал чле­на­ми рим­ской общи­ны, рас­пре­де­лил по кури­ям и пре­до­ста­вил им по жре­бию земель­ные наде­лы по эту сто­ро­ну Тиб­ра.

56. Тако­вы были вой­ны, достой­ные хва­лы и памя­ти, кото­рые свя­за­ны с Рому­лом. Пред­став­ля­ет­ся, что имен­но ско­рая кон­чи­на, постиг­шая его в цве­ту­щем воз­расте, когда он готов был к рат­ным подви­гам, яви­лась при­чи­ной того, что он не поко­рил ни одно­го из сосед­них пле­мен; да и по пово­ду его кон­чи­ны пере­да­ет­ся мно­же­ство раз­лич­ных тол­ко­ва­ний. (2) Кто при­дер­жи­ва­ет­ся мифо­ло­ги­че­ской сто­ро­ны обсто­я­тельств, заяв­ля­ют, что Ромул нахо­дил­ся на сход­ке в лаге­ре, когда вне­зап­но с неба пал мрак и раз­ра­зи­лась страш­ная буря, и он стал невиди­мым, и сочи­ни­те­ли уве­ря­ли, что сего мужа похи­тил его отец Марс. (3) А дру­гие, изла­гаю­щие более убеди­тель­ную исто­рию, сооб­ща­ют, что его смерть была делом рук соб­ст­вен­ных сограж­дан. Пере­да­ют, что при­чи­ной его убий­ства был отпуск залож­ни­ков, кото­рых он взял у вей­ян, что про­изо­шло без обще­го согла­сия и вопре­ки обы­чаю, а так­же то, что Ромул уже не отно­сил­ся оди­на­ко­во к корен­ным граж­да­нам и к позд­нее при­пи­сан­ным, но пер­вых воз­ве­ли­чи­вал, а вновь при­ня­тых пре­зи­рал. Пере­да­ют и мне­ние о его суро­во­сти в нака­за­нии пре­ступ­ни­ков — ведь он, еди­но­лич­но вер­ша суд, при­ка­зал ряд рим­лян, обви­нен­ных в гра­бе­жах сосед­них земель, людей замет­ных и в нема­лом коли­че­стве, сбра­сы­вать со ска­лы. Но осо­бен­но тяж­ким каза­лось его свое­во­лие и то, что он власт­ву­ет не как царь, но, ско­рее, как тиран. (4) По таким осно­ва­ни­ям, гово­рят, соста­ви­ли заго­вор про­тив него пат­ри­ции и замыс­ли­ли убий­ство, а совер­ши­ли они его в зда­нии сена­та, затем, рас­чле­нив тело, чтобы никто не заме­тил труп, они вышли оттуда, каж­дый скры­вая под одеж­да­ми какую-нибудь его часть, после чего зары­ли в зем­лю по скры­тым местам. (5) А иные ска­зы­ва­ют, что он был убит в народ­ном собра­нии новы­ми рим­ски­ми граж­да­на­ми, и что они напа­ли на него в тот момент, когда раз­ра­зи­лась вдруг буря и тьма опу­сти­лась, народ раз­бе­жал­ся со сход­ки, и царь ока­зал­ся без охра­ны. Поэто­му день, в кото­рый стряс­лась беда, гово­рят, был наре­чен по обра­ще­нию в бег­ство людей и в наше вре­мя зовет­ся «Бег­ст­вом наро­да»⁸⁶. (6) Пред­став­ля­ет­ся, что свер­шен­ное по воле бога тем, кто обо­жествля­ет смерт­ных и воз­но­сит на небе­са души выдаю­щих­ся людей, подви­га­ет к срав­не­нию и суж­де­нию о них. Ведь, гово­рят, что во вре­мя наси­лия над его мате­рью то ли кем-то из смерт­ных людей, то ли боже­ст­вом, солн­це затми­лось и все­об­щая тьма объ­яла зем­лю, слов­но наста­ла ночь, и что при кон­чине Рому­ла слу­чи­лось то же самое несча­стье. (7) Итак, как пере­да­ют, Ромул, осно­вав­ший Рим и пер­вый постав­лен­ный там царем, полу­чил в удел такую кон­чи­ну. Он умер, не оста­вив после себя ника­ко­го потом­ства, про­цар­ст­во­вав трид­цать семь лет, пяти­де­ся­ти пяти лет от роду. В самом деле, он стал царем совсем моло­дым, в восем­на­дцать лет, с этим соглас­ны все, кто изла­га­ет отно­ся­щи­е­ся к нему исто­рии.

57. А на сле­дую­щий год ника­кой рим­ский царь не был избран, но осо­бая маги­ст­ра­ту­ра, кото­рую назы­ва­ют меж­ду­цар­ст­ви­ем⁸⁷, взя­ла на себя над­зор за обще­ст­вен­ны­ми дела­ми, при­чем созда­на она была сле­дую­щим обра­зом: вклю­чен­ные в сенат Рому­лом из пат­ри­ци­ев, чис­лом две­сти, как я гово­рил, были рас­пре­де­ле­ны по деку­ри­ям⁸⁸. Затем, бро­сив жре­бий, они пору­чи­ли пер­вым деся­ти, на кого он выпал, отправ­лять в государ­стве выс­шую долж­ность. (2) Но они цар­ст­во­ва­ли не все вме­сте, а каж­дый по отдель­но­сти в тече­ние пяти дней, имея фас­ции⁸⁹ и осталь­ные зна­ки цар­ско­го досто­ин­ства. После исте­че­ния сро­ка сво­их обя­зан­но­стей пер­вый пере­да­вал прав­ле­ние вто­ро­му, а тот — третье­му, и так про­дол­жа­лось вплоть до послед­не­го. По окон­ча­нии отведен­но­го им пяти­де­ся­ти­днев­но­го сро­ка прав­ле­ния пер­вых деся­ти, сле­дую­щая десят­ка при­ни­ма­ла власть, а от них в свою оче­редь новые. (3) Когда же народ, раз­дра­жен­ный подоб­ной пере­ме­ной вла­сти, поре­шил поло­жить конец прав­ле­нию деся­ти, ибо люди не обла­да­ют оди­на­ко­вы­ми наклон­но­стя­ми и при­род­ны­ми дан­ны­ми, сена­то­ры, созвав народ на собра­ние по три­бам и кури­ям, поз­во­ли­ли рас­смот­реть вопрос о спо­со­бе прав­ле­ния — пред­по­чи­та­ет ли он вру­чить бразды вла­сти царю или еже­год­ным маги­ст­ра­там. (4) Но народ не при­нял выбо­ра на себя и пере­дал реше­ние дела сена­то­рам, зара­нее при­знав ту фор­му прав­ле­ния, какую бы они ни уста­но­ви­ли. А всем сена­то­рам каза­лось, что сле­ду­ет учредить цар­скую власть, по пово­ду же того, кто будет пра­вить, начал­ся раздор, от какой имен­но сто­ро­ны будет царь. Ибо одни пола­га­ли, что надо назна­чить пра­ви­те­ля поли­са из стар­ших сена­то­ров, дру­гие же — что из добав­лен­ных, кото­рых назы­ва­ли «новы­ми».

58. Посколь­ку спор затя­нул­ся, то в кон­це кон­цов сошлись на таком реше­нии: выпол­нить одно из двух — либо пре­до­ста­вить стар­шим сена­то­рам пра­во объ­явить царя не из их среды, а обя­за­тель­но кого-либо дру­го­го, кого они сочтут наи­бо­лее под­хо­дя­щим, либо млад­шим сде­лать то же самое. Стар­шие при­ня­ли выбор на себя и, обсто­я­тель­но посо­ве­щав­шись, одоб­ри­ли сле­дую­щее: посколь­ку сами они, соглас­но дого­во­ру, от вер­хо­вен­ства отстра­ня­ют­ся, то и нико­му из при­пи­сан­ных сена­то­ров вла­сти не при­бав­лять, а поста­вить царем како­го-нибудь чело­ве­ка извне, но тако­го, чтобы он не при­мкнул ни к одной груп­пи­ров­ке, как наи­луч­шее сред­ство для иско­ре­не­ния рас­при. (2) Обсудив это, они наме­ти­ли чело­ве­ка, родом саби­ня­ни­на, сына Пом­пи­лия Пом­по­на, знат­но­го мужа по име­ни Нума, пре­бы­вав­ше­го в самом рас­суди­тель­ном воз­расте, око­ло соро­ка лет, и обла­дав­ше­го наруж­но­стью, пол­ною цар­ско­го досто­ин­ства. (3) Бла­го­да­ря сво­ей муд­ро­сти он поль­зо­вал­ся огром­ной сла­вой не толь­ко сре­ди кури­тов⁹⁰, но и сре­ди живу­щих окрест. При­няв такое реше­ние, сена­то­ры созва­ли людей на народ­ное собра­ние и тогдаш­ний меж­ду­царь от лица сена­та заявил, что по еди­но­душ­но­му мне­нию будет уста­нов­ле­но цар­ское прав­ле­ние, сам же он, как наде­лен­ный пол­но­мо­чи­я­ми по при­ня­тию реше­ния о цар­ской вла­сти в поли­се, выби­ра­ет Нуму Пом­пи­лия. И после это­го он назна­ча­ет послов из чис­ла пат­ри­ци­ев и отсы­ла­ет их к нему для наде­ле­ния сего мужа вла­стью в тре­тий год шест­на­дца­той Олим­пи­а­ды, победи­те­лем в кото­рой в беге на ста­дий стал Пифа­гор Лакон­ский.

59. Итак, каса­тель­но ска­зан­но­го я не имею ниче­го воз­ра­зить тем, кто оста­вил свиде­тель­ства об этом муже, а вот о после­дую­щем я затруд­ня­юсь гово­рить с опре­де­лен­но­стью. Ведь мно­гие напи­са­ли, что Нума был уче­ни­ком Пифа­го­ра⁹¹ и что имен­но тогда, когда рим­ский полис назна­чил его царем, он про­во­дил вре­мя, зани­ма­ясь фило­со­фи­ей в Кротоне. Но вре­мя жиз­ни Пифа­го­ра про­ти­во­ре­чит это­му рас­ска­зу. (2) Ибо Пифа­гор жил не толь­ко на мно­го лет, но на целых четы­ре поко­ле­ния поз­же Нумы, как мы узна­ли из исто­ри­че­ских повест­во­ва­ний. В самом деле, Нума при­нял цар­скую власть над рим­ля­на­ми в середине шест­на­дца­той Олим­пи­а­ды, а Пифа­гор про­жи­вал в Ита­лии после пяти­де­ся­той Олим­пи­а­ды. (3) Я могу при­ве­сти еще более крас­но­ре­чи­вое, неже­ли упо­мя­ну­тое, свиде­тель­ство того, что в исто­ри­че­ских сочи­не­ни­ях об этом чело­ве­ке спу­та­ны вре­ме­на собы­тий, а имен­но, что тогда, когда Нума был постав­лен рим­ля­на­ми царем, не суще­ст­во­ва­ло еще горо­да Крото­на; ведь Мис­кел⁹² осно­вал его в тре­тий год сем­на­дца­той Олим­пи­а­ды, т. е. на целых четы­ре года позд­нее, чем Нума стал пра­вить над рим­ля­на­ми. И я не в состо­я­нии при­знать, что Нума зани­мал­ся фило­со­фи­ей одно­вре­мен­но с Пифа­го­ром Самос­ским, про­цве­тав­шим четы­ре поко­ле­ния спу­стя, или пре­бы­вал в Кротоне, в не суще­ст­во­вав­шем еще горо­де, когда его при­зва­ли на цар­ство рим­ляне. (4) Если же мне поз­во­ле­но выска­зать соб­ст­вен­ное мне­ние, то, по-мое­му, пишу­щие о нем соеди­ня­ют два обще­из­вест­ных обсто­я­тель­ства: пре­бы­ва­ние Пифа­го­ра в Ита­лии и муд­рость Нумы, ведь все соглас­ны, что он был муд­рым чело­ве­ком, и, свя­зы­вая эти собы­тия воеди­но, они и пре­вра­ща­ют Нуму в уче­ни­ка Пифа­го­ра, нисколь­ко не иссле­до­вав их жизнь, т. е. при­хо­дил­ся ли рас­цвет их жиз­ни на одно и то же вре­мя, как я лич­но про­де­лал. (5) Если толь­ко вме­сто Пифа­го­ра Самос­ско­го не под­ста­вить дру­го­го, учив­ше­го фило­со­фии, жизнь кото­ро­го сов­па­да­ла с Нумой. Но я не знаю, как это мож­но дока­зать, пото­му что никто из достой­ных упо­ми­на­ния писа­те­лей — ни рим­ля­нин, ни эллин, — насколь­ко извест­но, не сооб­щил в исто­ри­че­ском повест­во­ва­нии таких сведе­ний. Но доволь­но об этом.

60. Когда при­зы­ваю­щие в пра­ви­те­ли яви­лись к Нуме, тот до поры до вре­ме­ни воз­ра­жал и дол­го отби­вал­ся от того, чтобы при­нять власть; когда же нача­ли наста­и­вать его бра­тья и, нако­нец, отец счел недо­пу­сти­мым отверг­нуть столь вели­кую почесть, он согла­сил­ся стать царем. (2) Опо­ве­щен­ные об этом посла­ми рим­ляне, уже преж­де чем увидеть сего мужа, возы­ме­ли сим­па­тию к нему, ибо посчи­та­ли его коле­ба­ния доста­точ­ным свиде­тель­ст­вом муд­ро­сти. В самом деле, если дру­гие сверх меры ценят цар­скую власть и почи­та­ют в ней сча­стье жиз­ни, то Нума пре­зрел ее как нечто дур­ное и недо­стой­ное домо­га­тельств, так что еще по пути они встре­ча­ли его вдоль доро­ги и сопро­вож­да­ли в город гром­ки­ми хва­ла­ми, при­вет­ст­ви­я­ми и дру­ги­ми поче­стя­ми. (3) Но лишь после того, как состо­я­лось народ­ное собра­ние, на кото­ром чле­ны триб пода­ли в поль­зу него голо­са по кури­ям, а пат­ри­ции утвер­ди­ли реше­ние про­сто­на­ро­дья, и в заклю­че­ние к тому же пти­це­га­да­те­ли⁹³ объ­яви­ли о бла­го­при­ят­ных зна­ках, подан­ных боже­ст­вом, Нума при­нял власть. (4) Рим­ляне гово­рят, что чело­век этот не совер­шил ни одно­го воен­но­го похо­да, но, будучи бла­го­че­сти­вым и спра­вед­ли­вым, про­вел все вре­мя сво­его прав­ле­ния в мире и пре­до­ста­вил горо­ду отмен­ней­шее управ­ле­ние. И пере­да­ют о нем мно­го вос­тор­жен­ных рас­ска­зов, воз­во­дя его чело­ве­че­скую муд­рость к боже­ст­вен­ным заве­там. (5) Так, пере­да­ют леген­ды о том, что некая ним­фа Эге­рия обыч­но явля­лась к нему и настав­ля­ла его каж­дый раз цар­ской пре­муд­ро­сти, дру­гие же — что это была не ним­фа, а одна из муз. И ска­зы­ва­ют, что это ста­ло явным для всех, посколь­ку, как пола­га­ют, люди сна­ча­ла не вери­ли и счи­та­ли, что рас­сказ о богине выду­ман, он, желая ясно предъ­явить им неопро­вер­жи­мое дока­за­тель­ство обще­ния с боже­ст­вом, по ее нау­ще­нию посту­пил так. (6) Позвав нема­ло родо­ви­тых рим­лян к себе в дом, пока­зав затем им его внут­рен­ние покои, скуд­но обстав­лен­ные, недо­ста­ток при­па­сов, необ­хо­ди­мых для уго­ще­ния, он при­ка­зы­ва­ет всем уда­лить­ся, но при­гла­ша­ет их вече­ром на пир. (7) Когда же гости при­бы­ли в назна­чен­ный час, он предъ­яв­ля­ет им рос­кош­ные ложа и сто­лы, устав­лен­ные мно­же­ст­вом изыс­кан­ных куб­ков, а когда они воз­лег­ли, уго­ща­ет их вся­че­ски­ми яст­ва­ми, какие любо­му чело­ве­ку нелег­ко было состря­пать даже за весь­ма изряд­ный срок. Поэто­му рим­ляне были потря­се­ны увиден­ным, и с того само­го вре­ме­ни утвер­ди­лось проч­ное мне­ние, что с ним под­дер­жи­ва­ет связь какая-то боги­ня.

61. Те же, кто очи­ща­ет исто­рию от вся­че­ских домыс­лов, уве­ря­ют, что рас­сказ об Эге­рии был выду­ман Нумой, чтобы к нему про­ник­лись люди, питаю­щие страх перед бога­ми, охот­но при­ня­ли уста­нов­лен­ные им зако­ны, слов­но нис­по­слан­ные бога­ми. (2) Они же заяв­ля­ют, что в этом он начал под­ра­жать эллин­ским образ­цам, став при­вер­жен­цем муд­ро­сти Мино­са Крит­ско­го⁹⁴ и Ликур­га Лакеде­мон­ско­го⁹⁵. Пер­вый из них, как гово­рят, был после­до­ва­те­лем Зев­са и, посе­щая Дик­тей­скую гору⁹⁶, на кото­рой, по рас­ска­зам крит­ских мифов, был вскорм­лен куре­та­ми Зевс, спус­кал­ся в свя­щен­ную пеще­ру, и, при­не­ся состав­лен­ные им там зако­ны, объ­явил, что полу­чил их от Зев­са. А Ликург ска­зал, что посе­щая Дель­фы, научил­ся созда­вать зако­ны под руко­вод­ст­вом Апол­ло­на. (3) Но я пони­маю, что тща­тель­но обсле­до­вать все, касаю­ще­е­ся мифо­ло­ги­че­ских исто­рий, осо­бен­но то, что каса­ет­ся богов, тре­бу­ет дол­го­го раз­го­во­ра, поэто­му, мне кажет­ся, луч­ше поведать о том, что рим­ляне извлек­ли полез­но­го из прав­ле­ния это­го мужа, о чем я узнал из мест­ных исто­ри­че­ских повест­во­ва­ний, я сооб­щу об этом, ска­зав сна­ча­ла, в каких смя­тен­ных обсто­я­тель­ствах ока­за­лись дела общи­ны, преж­де чем Нума всту­пил на цар­ство.

62. После кон­чи­ны Рому­ла во гла­ве общи­ны ока­зал­ся сенат и в тече­ние года, как я ска­зал, он удер­жи­вал власть, но внут­ри него нача­лись раздо­ры и враж­да по пово­ду вер­хо­вен­ства и равен­ства. Ибо вся та часть аль­бан­цев, кото­рая высе­ли­лась в коло­нию вме­сте с Рому­лом, счи­та­ла себя впра­ве дик­то­вать реше­ния и полу­чать вели­чай­шие из поче­стей, а так­же при­ни­мать услу­ги от при­шель­цев. (2) Те же из посе­лен­цев, кто был позд­нее запи­сан в пат­ри­ции, пола­га­ли, что им не при­ста­ло лишать­ся поче­сти и нахо­дить­ся в худ­шем поло­же­нии по срав­не­нию с пер­вы­ми. В част­но­сти, все, кто был родом из пле­ме­ни саби­нян, счи­та­ли, что, соглас­но дого­во­ру, заклю­чен­но­му Рому­лом с Таци­ем, они полу­ча­ли граж­дан­ство на рав­ных с древни­ми посе­лен­ца­ми и им пре­до­ста­вят те же самые бла­га, что и пер­вым. (3) А вме­сте с разде­ле­ни­ем сена­та ока­за­лась рас­ко­ло­той надвое и тол­па кли­ен­тов, кото­рые при­со­еди­ни­лись к соот­вет­ст­ву­ю­щим враж­деб­ным груп­пи­ров­кам. Но име­лась и нема­лая часть пле­бе­ев⁹⁷ из тех, что недав­но полу­чи­ли граж­дан­ство, кото­рые ни в какой войне вме­сте с Рому­лом не участ­во­ва­ли и от вождя ни доли зем­ли и ни добы­чи не полу­чи­ли. Эта без­дом­ная, нищая мас­са бро­дяг, есте­ствен­но, была настро­е­на враж­деб­но к более могу­ще­ст­вен­ным людям и все­гда гото­ва к бес­по­ряд­кам. (4) Нума, осо­знав, что осно­вы поли­са дей­ст­ви­тель­но потря­се­ны в таком водо­во­ро­те собы­тий, сна­ча­ла испра­вил поло­же­ние бед­ня­ков из наро­да, поде­лив меж­ду ними зем­ли из вла­де­ний Рому­ла, а так­же неболь­шую часть обще­ст­вен­но­го поля. Затем он пре­кра­тил раздо­ры сре­ди пат­ри­ци­ев, нисколь­ко не уще­мив их в том, что вве­ли осно­ва­те­ли горо­да, но рас­про­стра­нив на новых посе­лен­цев ряд дру­гих при­ви­ле­гий. (5) А настро­ив весь народ, слов­но инстру­мент, на стрем­ле­ние лишь к обще­ст­вен­но­му бла­гу и рас­ши­рив пре­де­лы горо­да за счет Кви­ри­наль­ско­го хол­ма (ведь он до сих пор еще был без стен), он кос­нул­ся тогда и дру­гих сфер обще­ст­вен­но­го устрой­ства, пола­гая, что с внед­ре­ни­ем двух вещей общи­на будет про­цве­таю­щей и могу­чей. Во-пер­вых, он при­об­щил людей к бла­го­че­стию, убеж­дая, что боги явля­ют­ся пода­те­ля­ми и охра­ни­те­ля­ми всех благ для смерт­ных, а затем — к спра­вед­ли­во­сти, откры­вая, что бла­го­да­ря ей бла­га, исхо­дя­щие от богов, при­но­сят поль­зу их обла­да­те­лям.

63. А на осно­ве каких зако­нов и государ­ст­вен­ных уста­нов­ле­ний он добил­ся того, чтобы оба его меро­при­я­тия достиг­ли пре­успе­я­ния, так вот, обо всем этом я не счи­таю нуж­ным писать, подо­зре­вая, что рас­сказ будет длин­ным, и вме­сте с тем видя, что опи­са­ние их не нуж­но для эллин­ской исто­рии; но о глав­ном, что смо­жет про­яс­нить в целом наме­ре­ния Нумы, я в основ­ных чер­тах рас­ска­жу, начав с его упо­рядо­че­ния того, что каса­ет­ся боже­ст­вен­ных дел. (2) Как бы то ни было, все уста­нов­ле­ния Рому­ла отно­си­тель­но обы­ча­ев и зако­нов Нума оста­вил в силе нетро­ну­ты­ми, пола­гая, что все устро­е­но наи­луч­шим обра­зом, а то, что, как ему каза­лось, было там упу­ще­но, стал добав­лять. Он выде­лил мно­го свя­щен­ных участ­ков богам, ока­зав­шим­ся еще без почи­та­ния, воз­двиг мно­же­ство алта­рей и хра­мов, учреж­дая празд­не­ства для каж­до­го из богов и назна­чив жре­цов, кото­рым вме­ня­лось блю­сти очи­сти­тель­ные цере­мо­нии, уза­ко­ни­вая свя­щен­ные риту­а­лы, жерт­во­при­но­ше­ния и очи­сти­тель­ные обряды и мно­го про­чих слу­же­ний и почи­та­ний, сколь­ко не име­ет ни один не толь­ко эллин­ский, но даже вар­вар­ский полис, в том чис­ле и те, кто издав­на гор­дил­ся сво­им бла­го­че­сти­ем. (3) И само­го Рому­ла, как явив­ше­го вели­чие свы­ше смерт­ной при­ро­ды, он поста­но­вил почи­тать под име­нем Кви­ри­на воз­веде­ни­ем хра­ма и еже­год­ны­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми. Ведь когда рим­ляне не веда­ли, про­изо­шло ли его исчез­но­ве­ние по боже­ст­вен­но­му про­мыс­лу или по зло­му умыс­лу людей, некто по име­ни Юлий, пото­мок Аска­ния, зем­леде­лец и муж непо­роч­ной жиз­ни, кото­рый ни в чем не солгал бы ради сво­ей выго­ды, явив­шись на Форум, воз­ве­стил, что когда он воз­вра­щал­ся с поля, то видел, как Ромул уда­ля­ет­ся из горо­да в пол­ном воору­же­нии, и когда тот про­хо­дил мимо, Юлий услы­шал сле­дую­щие сло­ва. (4) «Воз­ве­сти от меня рим­ля­нам, Юлий, что гений, от кото­ро­го я полу­чил судь­бу рож­де­ния, воз­во­дит меня, завер­шив­ше­го смерт­ный век, в сонм богов; я — Кви­рин». Изло­жив на пись­ме все зако­но­да­тель­ство о боже­ст­вен­ных уста­нов­ле­ни­ях, Нума разде­лил его на восемь частей в соот­вет­ст­вии с разде­ла­ми свя­щен­но­дей­ст­вий.

64. Один род свя­щен­но­дей­ст­вий он вру­чил трид­ца­ти кури­о­нам, кото­рые, как я ска­зал, совер­ша­ют обще­ст­вен­ные жерт­во­при­но­ше­ния за курии. (2) А вто­рой род он отдал тем, кого у элли­нов назы­ва­ют сте­фа­но­фо­ра­ми⁹⁸, а у рим­лян — фла­ми­на­ми; их так обо­зна­ча­ют по ноше­нию повя­зок и шапок⁹⁹ — «флам», кото­рые и теперь еще носят. (3) Тре­тий род он назна­чил началь­ни­кам целе­ров, кото­рые, как я уже гово­рил, пред­на­зна­че­ны слу­жить кон­ной и пешей стра­жей при царях; ведь и началь­ни­ки целе­ров отправ­ля­ют неко­то­рые свя­щен­но­дей­ст­вия. (4) Чет­вер­тый же вид он пору­чил тол­ко­ва­те­лям нис­по­сы­лае­мых бога­ми зна­ме­ний, раз­ли­чаю­щим, чьи ука­за­ния каса­ют­ся част­ных и обще­ст­вен­ных дел. Их рим­ляне по одно­му из всех видов гада­ний зовут авгу­ра­ми, мы бы ска­за­ли — пти­це­га­да­те­ля­ми, у них они явля­ют­ся зна­то­ка­ми всех гада­ний, все­го, что отно­сит­ся к явле­ни­ям на небе­сах, в возду­хе и на зем­ле. (5) Пятый же он вме­нил девам, охра­ня­ю­щим свя­щен­ный огонь; они назы­ва­ют­ся у них по богине, кото­рой слу­жат, вестал­ка­ми. И сам Нума пер­вым воз­двиг для рим­лян храм Весты, а так­же назна­чил дев ее жри­ца­ми. Так как изло­же­ние того тре­бу­ет, то о них необ­хо­ди­мо ска­зать вкрат­це самое суще­ст­вен­ное. Дей­ст­ви­тель­но, у мно­гих рим­ских писа­те­лей на эту тему есть и такое, что тре­бу­ет рас­смот­ре­ния. Ведь те, кто тща­тель­но не вник в суть это­го вопро­са, выно­сят о нем пустые и необ­ду­ман­ные суж­де­ния.

65. Как бы то ни было, неко­то­рые из неис­ку­шен­ных писа­те­лей при­пи­сы­ва­ют соору­же­ние хра­ма Весты Рому­лу, счи­тая невоз­мож­ным (ибо город был осно­ван мужем, доста­точ­но опыт­ным в про­ро­че­ствах), чтобы он не постро­ил сна­ча­ла общий очаг поли­са, тем более что осно­ва­тель был вос­пи­тан в Аль­бе, где с дав­них вре­мен был воз­веден ее храм и его мать была жри­цей Весты; а те, кто разде­ля­ет свя­щен­но­дей­ст­вия в ее честь на два вида — одни совер­ша­ют­ся пуб­лич­но за государ­ст­вен­ные дела, а дру­гие — част­ным поряд­ком за домаш­ние дела, — гово­рят, что Ромул испы­ты­вал сер­деч­ную необ­хо­ди­мость в том, чтобы почи­тать эту боги­ню обо­и­ми вида­ми свя­щен­но­дей­ст­вий. (2) В самом деле, для людей нет ниче­го более насущ­но­го, чем общий очаг, и для Рому­ла, когда он начи­нал, в соот­вет­ст­вии с уна­сле­до­ван­ны­ми им тра­ди­ци­я­ми рода, это бли­же все­го каса­лось его, ибо его пред­ки при­нес­ли с собой свя­ты­ни из Или­о­на, при­чем мать его была жри­цей. И пото­му-то пред­став­ля­ет­ся, что при­пи­сы­ваю­щие соору­же­ние свя­ти­ли­ща ско­рее Рому­лу, чем Нуме, вооб­ще-то гово­рят пра­виль­но, ведь когда город засе­лял­ся, сна­ча­ла надо было уста­но­вить очаг и при­том чело­ве­ком, опыт­ным в боже­ст­вен­ной муд­ро­сти; что же каса­ет­ся соору­же­ния нынеш­не­го хра­ма и при­слу­жи­ваю­щих богине дев, то это­го они не зна­ют. (3) Ведь и не в том месте, в кото­ром сей­час охра­ня­ет­ся свя­щен­ный огонь, Ромул почтил боги­ню (без­услов­ное дока­за­тель­ство чего в том, что оно нахо­дит­ся сна­ру­жи так назы­вае­мо­го Квад­рат­но­го Рима, кото­рый он обнес сте­ной; но свя­ти­ли­ща для обще­го оча­га все воз­дви­га­ют в наи­бо­лее укреп­лен­ном месте горо­да и никто — вне стен). Ромул не уста­но­вил слу­же­ния богине с помо­щью дев, так как, по-мое­му, он пом­нил о стра­да­ни­ях мате­ри, кото­рая, будучи слу­жан­кой боги­ни, поте­ря­ла дев­ст­вен­ность, так что из-за вос­по­ми­на­ний о соб­ст­вен­ных горе­стях он будет лишен воз­мож­но­сти нака­зать по оте­че­ст­вен­ным зако­нам какую-нибудь из жриц, если обна­ру­жит ее погуб­лен­ной. (4) Поэто­му дей­ст­ви­тель­но Ромул не уста­нав­ли­вал обще­го свя­ти­ли­ща Весты и не назна­чал ей жри­ца­ми дев, но, сло­жив в каж­дой из трид­ца­ти курий очаг, у кото­ро­го при­но­си­ли жерт­вы чле­ны курий, он сде­лал жре­ца­ми глав курий, под­ра­жая обы­ча­ям элли­нов, кото­рые еще суще­ст­ву­ют в древ­ней­ших из поли­сов. Во вся­ком слу­чае, так назы­вае­мые у элли­нов при­та­неи¹⁰⁰ явля­ют­ся свя­ти­ли­ща­ми Гестии, и заботу о них осу­ществля­ют люди, име­ю­щие наи­боль­шую власть в общине.

66. Нума же, при­няв власть, не снес оча­гов курий, но уста­но­вил один общий для всех в мест­но­сти меж­ду Капи­то­ли­ем и Пала­ти­ном, посколь­ку хол­мы уже объ­еди­ни­лись в город с еди­ной сте­ной, а посреди них нахо­дил­ся Форум, на кото­ром был соору­жен храм, охра­ну же свя­тынь он поста­но­вил осу­ществлять соглас­но оте­че­ст­вен­но­му зако­ну лати­нов с помо­щью дев. (2) Опре­де­лен­ное затруд­не­ние вызы­ва­ет как раз то, что охра­ня­ет­ся в свя­ти­ли­ще и по какой при­чине пору­че­но имен­но девам? Так вот, неко­то­рые гово­рят, что ниче­го, кро­ме види­мо­го в нем огня, там нет, а то, что охра­на его воз­ло­же­на на дев, а не на мужей, есте­ствен­но, ибо огонь неосквер­ня­ем, дева же цело­муд­рен­на, а наи­свя­тей­шим из богов любо чистей­шее из смерт­ных. (3) Утвер­жда­ют, что огонь рас­по­ло­жен на оча­ге, так же как зем­ля, явля­ю­ща­я­ся боже­ст­вом, зани­ма­ет сред­нее место в миро­вом поряд­ке и воз­жи­га­ет сама по себе гор­ний огонь. Но неко­то­рые утвер­жда­ют, что кро­ме огня в свя­щен­ном поме­ще­нии боги­ни нахо­дят­ся тай­ные для мно­гих свя­ты­ни, о кото­рых зна­ют лишь вер­хов­ный жрец¹⁰¹ и девы, и осно­ва­тель­ное под­твер­жде­ние это­го мне­ния — пожар хра­ма, слу­чив­ший­ся во вре­мя пер­вой Пуни­че­ской вой­ны¹⁰², кото­рая была у рим­лян с кар­фа­ге­ня­на­ми из-за Сици­лии. (4) Так как когда вспых­нул свя­щен­ный уча­сток и девы спа­са­лись бег­ст­вом от огня, один из Вели­ких пон­ти­фи­ков Луций Цеци­лий, про­зван­ный Метел­лом¹⁰³, муж кон­суль­ско­го досто­ин­ства (кото­рый при­вел из Сици­лии сто трид­цать восемь сло­нов, захва­чен­ных у кар­фа­ге­нян, для сво­его слав­но­го три­ум­фа), пре­зрев соб­ст­вен­ную без­опас­ность ради все­об­ще­го бла­га, силой про­рвал­ся в пожа­ри­ще и, схва­тив остав­лен­ные дева­ми свя­ты­ни, спас их от огня. В свя­зи с этим он полу­чил от горо­да вели­кие поче­сти, как свиде­тель­ст­ву­ет над­пись на его ста­туе, поме­щен­ной на Капи­то­лии. (5) Одна­ко при­знав­шие этот слу­чай в каче­стве досто­вер­но­го доба­ви­ли к нему соб­ст­вен­ные догад­ки. Одни утвер­жда­ют, что в хра­ме сохра­ни­лась некая часть свя­тынь с Само­фра­кии, что Дар­дан¹⁰⁴ пере­нес свя­ты­ни с ост­ро­ва в им самим осно­ван­ный город, а Эней¹⁰⁵ во вре­мя бег­ства из Тро­ады и доста­вил их вме­сте с дру­ги­ми в Ита­лию. Дру­гие же заяв­ля­ют, что это упав­ший с неба Пал­ла­дий¹⁰⁶, кото­рый ока­зал­ся у или­он­цев, и что Эней доста­вил его, зная о нем, а ахей­цы укра­ли его копию — так вот, по это­му пово­ду очень мно­го исто­рий сло­же­но поэта­ми и писа­те­ля­ми. (6) Я же лич­но на осно­ва­нии мно­гих дан­ных пола­гаю, что там име­ют­ся какие-то неиз­вест­ные тол­пе свя­ты­ни, охра­ня­е­мые дева­ми, а не толь­ко огонь, но что это такое, не счи­таю достой­ным любо­пыт­ст­во­вать ни для себя и ни для кого дру­го­го из желаю­щих соблюдать бла­го­че­стие.

67. При­слу­жи­ваю­щих богине веста­лок сна­ча­ла было четы­ре, и их выби­ра­ли цари по спра­вед­ли­вым зако­нам, кото­рые уста­но­вил Нума, позд­нее же из-за мно­же­ства свя­щен­но­дей­ст­вий, кото­рые они совер­ша­ют, их ста­ло шесть, и в таком соста­ве они суще­ст­ву­ют вплоть до наше­го вре­ме­ни, про­во­дя жизнь при хра­ме боги­ни; днем они не пре­пят­ст­ву­ют нико­му из желаю­щих вой­ти в храм, ночью же нико­му из муж­чин пре­бы­вать там не поз­во­ле­но. (2) Необ­хо­ди­мо, чтобы они в тече­ние трид­ца­ти лет сохра­ня­ли цело­муд­рие и без­бра­чие, и возда­ва­ли жерт­вы, и отправ­ля­ли про­чие свя­щен­ные обряды по зако­ну, соглас­но кото­ро­му десять лет им над­ле­жа­ло учить­ся, десять — совер­шать свя­щен­но­дей­ст­вия, а осталь­ные десять — учить дру­гих. По испол­не­нии трид­ца­ти­ле­тия служ­бы ничто не пре­пят­ст­ву­ет желаю­щим снять повяз­ки¹⁰⁷ и про­чие зна­ки жре­че­ства ради заму­же­ства. Посту­пи­ли так весь­ма немно­гие, но конец жиз­ни у них ока­зал­ся неза­вид­ным и не слиш­ком счаст­ли­вым, так что осталь­ные вестал­ки, усмот­рев­шие в их несча­стьях пред­у­преж­даю­щий знак, оста­ют­ся при богине до смер­ти, но вза­мен выбыв­шей сно­ва назна­ча­ет­ся пон­ти­фи­ка­ми дру­гая. (3) Мно­го высо­чай­ших поче­стей возда­ет им государ­ство, бла­го­да­ря кото­рым у них нет тос­ки ни по детям, ни по бра­ку, но и нака­за­ния на согре­шив­ших нала­га­ют­ся стро­жай­шие. Дозна­вать и нака­зы­вать их по зако­ну пре­до­став­ле­но пон­ти­фи­кам; про­ви­нив­ших­ся в чем-то малом бьют пал­ка­ми, а поте­ряв­ших невин­ность пре­да­ют самой позор­ной и жал­кой смер­ти. (4) Так, еще живых их несут на носил­ках, испол­няя поло­жен­ное для мерт­вых, шест­ву­ю­щие впе­ре­ди дру­зья и род­ст­вен­ни­ки опла­ки­ва­ют их, достав­ля­ют их не далее Кол­лин­ских ворот и поме­ща­ют в устро­ен­ный под зем­лей склеп вме­сте с погре­баль­ны­ми при­но­ше­ни­я­ми. И они не полу­ча­ют ни над­гроб­ной сте­лы, ни заупо­кой­ных жертв и ниче­го про­че­го из поло­жен­но­го при похо­ро­нах. (5) Кажет­ся, суще­ст­ву­ет нема­ло ука­за­ний, что вестал­ки небреж­но испол­ня­ют свои обя­зан­но­сти, осо­бен­но же — уга­са­ние огня, чего более всех несча­стий стра­шат­ся рим­ляне, усмат­ри­вая в нем зна­ме­ние гибе­ли горо­да, по какой бы при­чине оно ни слу­чи­лось, и вновь при­но­сят его в храм, с помо­щью мно­гих обрядов уми­ло­стив­ляя огонь; об этом я рас­ска­жу в под­хо­дя­щем месте.

68. И очень к месту рас­ска­зать здесь о явле­ни­ях боги­ни, кото­рая пока­за­лась неспра­вед­ли­во обви­нен­ным вестал­кам; ведь рим­ляне верят это­му, если даже это и неве­ро­ят­но, и писа­те­ли напи­са­ли об этом мно­го про­из­веде­ний. (2) С одной сто­ро­ны, суще­ст­ву­ют те, кто про­по­ве­ду­ет без­бож­ную фило­со­фию, — если и впрямь это мож­но назвать фило­со­фи­ей, — кто высме­и­ва­ет все явле­ния богов, слу­чав­ши­е­ся у элли­нов или вар­ва­ров, уси­лен­но под­ни­мая на смех такие исто­рии, при­пи­сы­вая их выдум­кам людей, так как нико­му из богов нет, дескать, заботы ни о ком из людей. С дру­гой же сто­ро­ны, те, кто не осво­бож­да­ет богов от при­част­но­сти к чело­ве­че­ским заботам, но заклю­ча­ет, что боги бла­го­склон­ны к доб­рым, а к злым враж­деб­ны, вник­нув в суть мно­гих исто­рий, склон­ны отне­сти эти явле­ния к веро­ят­ным. (3) Так, рас­ска­зы­ва­ют, что одна­жды, когда погас огонь из-за какой-то небреж­но­сти Эми­лии, кото­рая берег­ла его тогда, но пере­до­ве­ри­ла заботу о нем дру­гой вестал­ке из недав­но избран­ных и еще толь­ко обу­чав­ших­ся обя­зан­но­стям, по все­му горо­ду рас­про­стра­ни­лись бес­по­ряд­ки, пон­ти­фи­ки пред­при­ня­ли рас­сле­до­ва­ние того, какая сквер­на кос­ну­лась жри­цы огня. И вот тогда, гово­рят, непо­гре­шив­шая, но ока­зав­ша­я­ся в труд­ном поло­же­нии из-за про­ис­ше­ст­вия дева, про­сте­рев руки к алта­рю, в при­сут­ст­вии жре­цов и осталь­ных веста­лок взмо­ли­лась. (4) «Веста, защит­ни­ца гра­да рим­лян, если я бла­го­чест­но и пра­вед­но испол­ня­ла для тебя свя­щен­ные обряды без мало­го трид­цать лет, имея чистую душу и непо­роч­ное тело, явись мне и ока­жи помощь, и не поз­воль тво­ей жри­це уме­реть жал­чай­шим обра­зом; если же мной сде­ла­но что-либо нече­сти­вое, то, нака­зав меня, очи­сти нече­стие горо­да». (5) Рас­ска­зы­ва­ют, что она, про­из­не­ся это, ото­рва­ла от льня­ной одеж­ды, в кото­рую была оде­та, пере­вязь и с молит­вой бро­си­ла мате­рию на алтарь, и на дав­но угас­шем и ни еди­ной искры не хра­нив­шем пеп­ле из льна воз­го­ре­лось боль­шое пла­мя, так что горо­ду уже не были нуж­ны ни очи­ще­ния, ни добы­ва­ние ново­го огня.

69. Еще более уди­ви­тель­но, чем это, и более срод­ни мифу — о чем я наме­ре­ва­юсь поведать. Гово­рят, что кто-то, кто не мог выне­сти того, что огонь погас, неспра­вед­ли­во обви­нил одну из свя­щен­ных дев по име­ни Тук­ция, и не имея воз­мож­но­сти оправ­дать­ся уга­са­ни­ем огня, какие-то свиде­тель­ства и дока­за­тель­ства выста­вил под­лож­ные^[7]. Дева же, кото­рой при­ка­за­но было защи­щать­ся, ска­за­ла толь­ко одно, что она очи­стит себя от кле­ве­ты дела­ми. (2) Ска­зав это и при­звав боги­ню быть ей пред­во­ди­те­лем в пути, она с раз­ре­ше­ния пон­ти­фи­ков идет к Тиб­ру в сопро­вож­де­нии все­го насе­ле­ния горо­да. Подой­дя к бере­гу, она осме­ли­ва­ет­ся на дер­зость, кото­рая вхо­дит в посло­ви­цу в каче­стве пря­мо-таки невоз­мож­но­го. Зачерп­нув воду из реки реше­том, она несет ее до Фору­ма и выли­ва­ет ее к ногам пон­ти­фи­ков. (3) И затем, гово­рят, хотя про­из­ве­ли уси­лен­ные розыс­ки, ее обви­ни­тель не был най­ден ни живым, ни мерт­вым. Одна­ко, имея еще мно­го чего поведать в защи­ту явле­ний боги­ни, я счи­таю, что об этом ска­за­но доста­точ­но.

70. А шестая часть зако­но­да­тель­ства о боже­ст­вен­ных делах была вве­ре­на тем, кого рим­ляне назы­ва­ют «салии», кото­рых Нума само­лич­но назна­чил из пат­ри­ци­ев в коли­че­стве две­на­дца­ти, выбрав юно­шей самой пре­крас­ной наруж­но­сти, свя­ти­ли­ще кото­рых рас­по­ло­же­но на Пала­тине, а пото­му сами они име­ну­ют­ся Пала­тин­ски­ми. Аго­наль­ские же салии, назы­вае­мые неко­то­ры­ми Кол­лин­ски­ми, свя­ти­ли­ще кото­рых нахо­дит­ся на Кви­ри­наль­ском хол­ме, были назна­че­ны после Нумы царем Гости­ли­ем по обе­ту, кото­рый он дал во вре­мя вой­ны с саби­ня­на­ми. (2) Все эти салии явля­ют­ся неки­ми пля­су­на­ми и испол­ни­те­ля­ми гим­нов в честь воин­ст­вен­ных богов. Празд­не­ство их отме­ча­ет­ся при­мер­но во вре­мя Пана­фи­ней¹⁰⁸ в месяц, назы­вае­мый мар­том, и справ­ля­ет­ся все­на­род­но в тече­ние мно­гих дней, когда через весь город с пляс­кой и пени­ем жре­цы шест­ву­ют на Форум и на Капи­то­лий, и во мно­гие дру­гие част­ные и обще­ст­вен­ные места. При этом участ­ни­ки по-осо­бо­му оде­ва­ют­ся, стя­ги­вая пест­рые хито­ны широ­ки­ми мед­ны­ми поя­са­ми и засте­ги­вая бро­ша­ми крас­ные пла­щи, окайм­лен­ные пур­пу­ром, кото­рые назы­ва­ют­ся тра­бе­я­ми¹⁰⁹ (это осо­бен­ная у рим­лян одеж­да и знак высо­кой чести), а на голо­вах у них так назы­вае­мые апек­сы¹¹⁰ — высо­кие вой­лоч­ные кону­со­вид­ные шап­ки, кото­рые элли­ны назы­ва­ют кир­ба­си­я­ми¹¹¹. (3) И каж­дый из сали­ев носит у поя­са меч, в пра­вой руке — копье или пал­ку или что-нибудь тако­го рода, а в левой дер­жит фра­кий­ский щит. А он подо­бен ром­бо­вид­но­му щиту, сужаю­ще­му­ся с боков, какие, гово­рят, носят у элли­нов те, кто совер­ша­ет свя­щен­но­дей­ст­вия куре­тов. (4) Так вот, салии, по мое­му мне­нию, явля­ют­ся пере­во­дом гре­че­ско­го сло­ва «куре­ты»¹¹², полу­чив­шие имя у нас из-за воз­рас­та, посколь­ку они «юно­ши», а у рим­лян — по уси­лен­ным тело­дви­же­ни­ям. Ведь под­пры­ги­вать и ска­кать у них назы­ва­ет­ся «сали­ре»¹¹³. По той же самой при­чине и всех осталь­ных тан­цов­щи­ков, так как им при­су­щи раз­лич­ные прыж­ки и скач­ки, обо­зна­ча­ют «саль­та­то­ра­ми» — «пры­гу­на­ми», свя­зы­вая назва­ние с сали­я­ми. (5) Пра­виль­но ли мое пред­по­ло­же­ние в объ­яс­не­нии их про­зви­ща, любой желаю­щий может про­ве­рить, выведя его из их дей­ст­вий. Ведь они совер­ша­ют рит­мич­ные дви­же­ния в доспе­хах под зву­ки флей­ты то все вме­сте, то попе­ре­мен­но, и одно­вре­мен­но с пляс­кой рас­пе­ва­ют ста­рин­ные гим­ны. А пляс­ку и дви­же­ния при ору­жии, а так­же шум, про­из­во­ди­мый сту­ком копий о щит, пер­вы­ми вве­ли куре­ты, и если потре­бу­ет­ся, мож­но это засвиде­тель­ст­во­вать с помо­щью древ­них рас­ска­зов. Одна­ко мне нет необ­хо­ди­мо­сти упо­ми­нать мифо­ло­ги­че­ские исто­рии для людей, знаю­щих о них почти все.

71. А сре­ди щитов, кото­рые носят салии и о кото­рых пекут­ся спе­ци­аль­ные их помощ­ни­ки, при­ла­жи­вая их соглас­но пра­ви­лам, один щит, ска­зы­ва­ют, упал с неба и най­ден был, по слу­хам, в цар­ских поко­ях Нумы, но никто из людей не при­но­сил его, и никто ранее сре­ди ита­лий­цев не знал такой фор­мы щита — вот по этим двум при­чи­нам рим­ляне заклю­чи­ли, что ору­жие это нис­по­сла­но боже­ст­вом. (2) И гово­рят, что Нума, желая, чтобы это ору­жие почи­та­ли достой­ней­шие юно­ши, про­но­ся его в свя­щен­ные дни по горо­ду и про­из­во­дя при этом еже­год­ные жерт­во­при­но­ше­ния, но опа­са­ясь как коз­ней вра­гов, так и утра­ты его из-за кра­жи, пове­лел изгото­вить еще мно­го щитов, подоб­ных тому, что упал с неба; труд этот взял на себя некий мастер Маму­рий¹¹⁴ и выко­вал неот­ли­чи­мые от пер­во­го щиты, кото­рые не смог­ли бы рас­по­знать зло­умыш­лен­ни­ки, поза­рив­ши­е­ся на послан­ное бога­ми. Пол­ное сход­ство пред­ме­тов было достиг­ну­то бла­го­да­ря уме­нию людей. (3) Как я лич­но пола­гаю и на осно­ва­нии мно­гих дру­гих при­зна­ков, но осо­бен­но исхо­дя из того, что про­ис­хо­дит на тор­же­ст­вен­ных про­цес­си­ях в цир­ке и в теат­рах, рим­ля­нам при­су­ще неимо­вер­но ценить то, что отно­сит­ся к юно­ше­ству. (4) В самом деле, во всех таких шест­ви­ях отро­ки, надев непо­до­баю­щие хитон­чи­ки, имея шле­мы, мечи и лег­кие щиты, высту­па­ют ряда­ми, и есть у них пред­во­ди­те­ли шест­вий, кото­рые назы­ва­ют­ся лиди­о­на­ми по игре, изо­бре­тен­ной, кажет­ся, лидий­ца­ми. Таким обра­зом, дума­ет­ся, созда­ет­ся подо­бие сали­ям; хотя у куре­тов ниче­го не дела­ет­ся так, как у сали­ев — ни в гим­нах, ни в пляс­ках. Пола­га­лось, чтобы юно­ши были сво­бод­ны­ми, мест­ны­ми уро­жен­ца­ми и чтобы у них были живы оба роди­те­ля. Такие явля­ют­ся людь­ми самой что ни на есть уда­чи. Так что же еще о них писать?

72. А седь­мая часть сакраль­но­го зако­но­да­тель­ства отне­се­на к кол­ле­гии так назы­вае­мых феци­а­лов. Они мог­ли бы, пожа­луй, на эллин­ском язы­ке назы­вать­ся эйре­но­ди­ка­ми¹¹⁵. Это мужи, избран­ные из луч­ших семей, пожиз­нен­но посвя­щен­ные слу­же­нию. Нума был пер­вым царем, уста­но­вив­шим у рим­лян эту свя­щен­ную маги­ст­ра­ту­ру. (2) Одна­ко взял ли он при­мер у так назы­вае­мых экви­ку­лов¹¹⁶, как дума­ют неко­то­рые, или у горо­да арде­а­тов, как пишет Гел­лий¹¹⁷, я не могу ска­зать точ­но, но сле­ду­ет под­черк­нуть толь­ко одно, что до прав­ле­ния Нумы у рим­лян не было еще кол­ле­гии феци­а­лов. (3) Они были учреж­де­ны Нумой, когда он воз­на­ме­рил­ся вое­вать с фиде­ня­на­ми, совер­шив­ши­ми набе­ги и гра­беж его стра­ны, на слу­чай, если б они захо­те­ли заклю­чить дого­вор с ним без вой­ны, и сде­ла­ли они это уста­нов­ле­ние по необ­хо­ди­мо­сти. Я думаю, раз уж у элли­нов не суще­ст­ву­ет в обы­чае долж­ность феци­а­лов, то сле­ду­ет ска­зать, какую власть они име­ли над глав­ней­ши­ми дела­ми, чтобы тем, кто не зна­ет о бла­го­че­стии рим­лян, кото­ро­му они были тогда пре­да­ны, не каза­лось стран­ным, что все вой­ны у них закан­чи­ва­лись наи­бо­лее успеш­но. (4) Тогда станет ясно, что у рим­лян все искон­ные пози­ции и осно­ва­ния были в выс­шей сте­пе­ни бла­го­че­сти­вы, и бла­го­да­ря это­му они поль­зо­ва­лись во вре­мя опас­но­стей бла­го­склон­но­стью богов. Так вот, все обя­зан­но­сти, воз­ло­жен­ные на рим­ских феци­а­лов, из-за их оби­лия объ­ять нелег­ко, если обри­со­вать их вкрат­це, то обна­ру­жи­ва­ет­ся сле­дую­щее: им над­ле­жа­ло следить, чтобы рим­ляне не начи­на­ли ника­кой неспра­вед­ли­вой вой­ны про­тив како­го бы то ни было союз­но­го поли­са, если же дру­гие взду­ма­ют нару­шать дого­вор с Римом, то сна­ча­ла посред­ст­вом посоль­ства доби­вать­ся спра­вед­ли­во­сти сло­вес­ным обра­зом, если же те не при­слу­ша­ют­ся к их тре­бо­ва­ни­ям, тогда уж решить объ­яв­лять вой­ну. (5) Подоб­ным же обра­зом, если кто-либо из рим­ских союз­ни­ков потер­пит неспра­вед­ли­вость от рим­лян и попро­сит сло­вес­но пра­во­судия, этим людям сле­ду­ет раз­уз­нать, не пре­тер­пе­ли ли они како­го-то веро­лом­ства, и если феци­а­лам пока­жет­ся над­ле­жа­щим обви­нить их, то схва­тить обви­ня­е­мых и выдать их оби­жен­ным. В их веде­нии так­же судить про­ступ­ки в отно­ше­нии послов и охра­нять свя­тость дого­во­ров, а так­же заклю­чать мир, а, если он ока­жет­ся заклю­чен­ным не в соот­вет­ст­вии со свя­щен­ны­ми зако­на­ми, отверг­нуть его, а без­за­кон­ные дей­ст­вия вое­на­чаль­ни­ков, свя­зан­ные с клят­ва­ми и пере­ми­ри­я­ми, рас­сле­до­вать и очи­стить их иску­пи­тель­ны­ми жерт­ва­ми, о чем я пове­ду речь со вре­ме­нем. (6) А что каса­ет­ся послов, вся­кий раз как они тре­бу­ют удо­вле­тво­ре­ния от горо­да, кото­рый, по их мне­нию, совер­шил неспра­вед­ли­вость, — так как недо­стой­но не знать об этом вслед­ст­вие их рев­ност­но­го тща­ния о свя­щен­ном и спра­вед­ли­вом — об этом я узнал такое: один из феци­а­лов, кото­ро­го они сами выбра­ли¹¹⁸, обла­чен­ный в свя­щен­ные одеж­ды и про­чее убран­ство, чтобы он выде­лял­ся сре­ди осталь­ных, отправ­ля­ет­ся в город обид­чи­ков и, встав на гра­ни­це общин, при­зы­ва­ет Юпи­те­ра и дру­гих богов в свиде­те­ли, что он при­шел тре­бо­вать спра­вед­ли­во­сти в отно­ше­нии поли­са рим­лян. (7) После клят­вы, что он при­дет в город толь­ко пото­му, что тот явля­ет­ся нару­ши­те­лем спра­вед­ли­во­сти, феци­ал, про­кляв себя и Рим страш­ны­ми про­кля­ти­я­ми, если он лжет, всту­пал на его терри­то­рию; потом, при­звав в свиде­те­ли пер­во­го встреч­но­го, будь то сель­ча­нин или горо­жа­нин, и повто­рив те же самые про­кля­тия, он направ­лял­ся в город и, преж­де чем вой­ти в него, тем же самым спо­со­бом при­зы­вал в свиде­те­ли стра­жа у ворот или пер­во­го встреч­но­го в воротах, затем он сле­до­вал на форум и, встав там, начи­нал воз­гла­шать о том, ради чего он явил­ся, сопро­вож­дая свое сооб­ще­ние каж­дый раз клят­ва­ми и про­кля­ти­я­ми. (8) И вот, если обид­чи­ки ока­зы­ва­ли удо­вле­тво­ре­ние, выдав Риму винов­ных, он уво­дил их, став уже дру­гом этой общи­ны, и ухо­дил от них как от дру­зей; если же они про­си­ли вре­мя для сове­ща­ния, то, выде­лив им на это десять дней, он вновь воз­вра­щал­ся к ним и дожи­дал­ся их реше­ния вплоть до их третьей прось­бы. По про­ше­ст­вии же трид­ца­ти дней, если общи­на не дава­ла Риму удо­вле­тво­ре­ния, при­звав на помощь небес­ных и под­зем­ных богов, феци­ал уда­лял­ся, гово­ря толь­ко, что рим­ский полис будет дер­жать совет о них, сохра­няя спо­кой­ную обста­нов­ку. (9) И после это­го, при­дя в сенат вме­сте с дру­ги­ми феци­а­ла­ми, он объ­яв­лял, что они выпол­ни­ли все, что пред­пи­са­но свя­щен­ны­ми зако­на­ми, и если рим­ляне поже­ла­ют выне­сти реше­ние о войне, ника­ко­го пре­пят­ст­вия боги чинить не будут. Если же чего-то из над­ле­жа­ще­го не сде­ла­но, то ни сенат, ни народ не власт­ны выне­сти реше­ние о войне. Вот все, что мы узна­ли о феци­а­лах.

73. Послед­ний раздел уло­же­ния Нумы о свя­тых делах касал­ся того, что у рим­лян полу­чи­ли в веде­ние те, кто име­ет выс­ший жре­че­ский сан и власть. Их на язы­ке рим­лян по одной из обя­зан­но­стей, кото­рые они испол­ня­ют, а имен­но, по под­дер­жа­нию в исправ­но­сти дере­вян­но­го моста, назы­ва­ют пон­ти­фи­ка­ми¹¹⁹, но они явля­ют­ся глав­ны­ми рас­по­ряди­те­ля­ми в наи­бо­лее зна­чи­мых делах. (2) Ведь они вер­шат все суды по свя­щен­ным делам и над част­ны­ми лица­ми, и над маги­ст­ра­та­ми, и над слу­жи­те­ля­ми богов, а так­же учреж­да­ют зако­ны во всем, что каса­ет­ся свя­щен­ных обрядов, но непи­са­ные и отно­ся­щи­е­ся к обыч­но­му пра­ву, какие кажут­ся им под­хо­дя­щи­ми в каче­стве зако­нов и обы­ча­ев; и они следят за выс­ши­ми маги­ст­ра­та­ми, на кого воз­ло­же­ны какие-либо жерт­во­при­но­ше­ния или отправ­ле­ние обрядов, а так­же за все­ми жре­ца­ми, и пон­ти­фи­ки сто­ят на стра­же того, чтобы помощ­ни­ки их, кото­рых при­вле­ка­ют при совер­ше­нии свя­щен­но­дей­ст­вий, ни в чем не погре­ши­ли про­тив свя­щен­ных зако­нов; а для всех част­ных лиц, кото­рые не зна­ют риту­а­лов, отно­ся­щих­ся к богам и боже­ствам, они явля­ют­ся истол­ко­ва­те­ля­ми и про­ри­ца­те­ля­ми; а если они узнаю́т, что кто-то не пови­ну­ет­ся их уста­нов­ле­ни­ям, они нала­га­ют на них нака­за­ние, обра­щая вни­ма­ние на дей­ст­вия каж­до­го. И они не огра­ни­че­ны ни в каком суде в опре­де­ле­нии нака­за­ний, не отда­вая отче­та отно­си­тель­но свя­щен­ных дел ни сена­ту, ни наро­ду. (3) Так что, если кто захо­чет назвать пон­ти­фи­ков учи­те­ля­ми свя­щен­но­дей­ст­вий или зна­то­ка­ми свя­щен­ных зако­нов, или охра­ни­те­ля­ми их, или, как мы счи­та­ем, иеро­фан­та­ми¹²⁰, не погре­шит про­тив исти­ны. Когда же кто-нибудь из них ухо­дит из жиз­ни, на его место назна­ча­ет­ся дру­гой, избран­ный не наро­дом, но ими сами­ми, и это тот, кто кажет­ся им наи­бо­лее под­хо­дя­щим из чле­нов общи­ны. И он при­ни­ма­ет на себя жре­че­ский сан, прой­дя про­вер­ку, если пти­цы¹²¹ явят ему бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния. (4) Тако­во вели­чай­шее и зна­чи­тель­ней­шее, поми­мо менее зна­чи­тель­ных, зако­но­да­тель­ство Нумы о боже­ст­вен­ных делах и рас­пре­де­ле­ние свя­щен­но­дей­ст­вий сре­ди раз­ных групп обще­ства, бла­го­да­ря чему город пре­ис­пол­нил­ся бла­го­че­сти­ем.

74. Уста­нов­ле­ния Нумы, что направ­ля­ют каж­до­го чело­ве­ка к уме­рен­но­сти и к бла­го­ра­зу­мию и воз­буж­да­ют в нем чув­ство спра­вед­ли­во­сти, сохра­ня­ю­щей рим­скую общи­ну в согла­сии, более чем мно­го­чис­лен­ны, частью они закреп­ле­ны в пись­мен­ных зако­нах, а частью не запи­са­ны, но вошли в обы­чай и дол­говре­мен­ное употреб­ле­ние. Обо всех них поведать — дело непро­стое, но доста­точ­но двух свиде­тельств, наи­бо­лее достой­ных памя­ти, — и осталь­ные ста­нут ясны­ми. (2) Чтобы люди стре­ми­лись к само­до­ста­точ­но­сти, а не пося­га­ли ни на что чужое, об этом было зако­но­по­ло­же­ние об опре­де­ле­нии гра­ниц иму­ще­ства. Для это­го Нума, при­ка­зав каж­до­му опи­сать свое име­ние и уста­но­вить на гра­ни­цах его меже­вые кам­ни, посвя­тил их Юпи­те­ру-Охра­ни­те­лю гра­ниц и пред­пи­сал, чтобы все совер­ша­ли раз­лич­ные жерт­во­при­но­ше­ния в его честь, еже­год­но в опре­де­лен­ный день соби­ра­ясь вме­сте, а так­же учредил весь­ма почи­тае­мый у рим­лян празд­ник в честь богов гра­ниц. (3) Рим­ляне наре­ка­ют празд­ник Тер­ми­на­ли­я­ми от сло­ва «гра­ни­цы», а сами меже­вые кам­ни они назы­ва­ют «тер­ми­на­ми», заим­ст­во­вав сло­во из наше­го язы­ка с изме­не­ни­ем одной бук­вы¹²². Если же кто-нибудь уни­что­жит или пере­двинет эти кам­ни, то, по уста­нов­ле­нию Нумы, совер­шив­ший это посвя­ща­ет­ся богу, чтобы тот, кто поже­ла­ет, мог убить нару­ши­те­ля, как свя­тотат­ца, и ему обес­пе­чи­ва­лась без­опас­ность и не нала­га­лось очи­ще­ние от сквер­ны. (4) А пра­во это он уста­но­вил в отно­ше­нии не толь­ко част­ных име­ний, но и обще­на­род­ных, обо­зна­чив и их меже­вы­ми кам­ня­ми, чтобы боги гра­ниц отли­ча­ли как рим­скую зем­лю от сосед­ской, так и общую от част­ной. И рим­ляне сохра­ня­ют памят­ни­ки это­го вплоть до наше­го вре­ме­ни по при­чине свя­то­сти. Поели­ку они счи­та­ют меже­вые кам­ни бога­ми и при­но­сят им еже­год­но жерт­вы, при­том ника­ко­го вида из живых — ибо нече­сти­во обаг­рять кро­вью кам­ни, — но Цере­ро­вы пиро­ги¹²³ и неко­то­рые дру­гие пер­вин­ки пло­дов. (5) И надо было еще охра­нять дело, ради кото­ро­го Нума при­знал бога­ми над­ле­жа­щие гра­ни­цы их вла­де­ний, чтобы дру­гие не при­сва­и­ва­ли себе чужо­го ни силой, ни хит­ро­стью. Теперь же иные люди не луч­шим обра­зом, не как заве­ща­ли пред­ки, отде­ля­ют свое от чужо­го, не закон, а страсть к обла­да­нию всем явля­ет­ся для них гра­ни­цей их вла­де­ний, т. е. позор­ное дело. Одна­ко рас­смат­ри­вать это пре­до­ста­вим дру­гим.

75. Посред­ст­вом этих зако­нов Нума напра­вил полис к уме­рен­но­сти и бла­го­ра­зу­мию; чтобы под­чи­нить закон­но­сти дела, касаю­ще­е­ся сде­лок, он изыс­кал сред­ства, неве­до­мые нико­му из осно­ва­те­лей самых отмен­ных государ­ст­вен­ных устройств. Ибо, видя, что те из согла­ше­ний, кото­рые заклю­ча­ют­ся явно и при свиде­те­лях, охра­ня­ют­ся сове­стью и ува­же­ни­ем при­сут­ст­ву­ю­щих и ред­ко когда нару­ша­ют­ся, а те, кото­рые состав­ля­ют­ся без свиде­те­лей, и кста­ти, гораздо более мно­го­чис­лен­ные, чем пер­вые, име­ют един­ст­вен­ную защи­ту в виде руча­тель­ства дого­ва­ри­вав­ших­ся, он поду­мал, что ему сле­ду­ет поза­бо­тить­ся об этом более все­го и сде­лать дове­рие достой­ным боже­ст­вен­но­го почи­та­ния. (2) Так, он счи­тал, что боги­ня Спра­вед­ли­во­сти¹²⁴, Юсти­ция¹²⁵, Неме­зида¹²⁶, и по-эллин­ски наре­чен­ные Эри­ни­я­ми¹²⁷, а так­же все, сколь­ко ни есть им подоб­ных, в доста­точ­ной мере обо­жест­вле­ны и освя­ще­ны пред­ка­ми. Фидес¹²⁸ же, чув­ства к кото­рой в людях явля­ют­ся наи­выс­ши­ми и наи­свя­щен­ней­ши­ми, не почи­та­лась тогда еще ни в обще­ст­вен­ной обла­сти поли­са, ни в сфе­рах част­ных отдель­ны­ми людь­ми. (3) При­дя к тако­му выво­ду, Нума пер­вым из людей воз­двиг храм Обще­ст­вен­ной Фидес и учредил в ее честь жерт­во­при­но­ше­ния, как и дру­гим богам, на обще­ст­вен­ный счет. А зна­чит, он наме­ре­вал­ся со вре­ме­нем вве­сти в горо­де общий обы­чай и вер­ный и надеж­ный образ мыс­лей, кото­рый станет при­су­щим как всем вме­сте людям, так и отдель­но­му чело­ве­ку. По край­ней мере настоль­ко свя­щен­ным и чистым при­зна­ет­ся дове­рие, что силь­ней­шая клят­ва, сде­лан­ная част­ным лицом по соб­ст­вен­ной воле, ста­но­вит­ся более креп­кой, чем все­на­род­ные свиде­тель­ства, так что вся­кий раз, как появ­ля­лось какое-то сомне­ние при заклю­че­нии дого­во­ров без свиде­те­лей один на один, вза­им­ное дове­рие уни­ма­ло ссо­ру тяжу­щих­ся и не поз­во­ля­ло раз­вить­ся враж­де. И маги­ст­ра­ты, и суды в боль­шин­стве слу­ча­ев при­бе­га­ли к клят­ве на осно­ве дове­рия. (4) Эти уста­нов­ле­ния, введен­ные тогда Нумой, поощ­ряя уме­рен­ность и понуж­дая закон­ность, пре­вра­ти­ли рим­ское государ­ство в наи­бо­лее упо­рядо­чен­ное обще­ство из наи­луч­ших в оби­тае­мом мире.

76. А то, о чем я наме­ре­ва­юсь теперь рас­ска­зать, так это то, что Нума пре­до­ста­вил в каче­стве забот­ли­во­го попе­че­ния зем­ледель­цам, исхо­дя из необ­хо­ди­мо­сти и бла­га. В самом деле, этот муж, обра­тив вни­ма­ние на то, что общине, кото­рая будет дер­жать­ся спра­вед­ли­во­сти и жить бла­го­ра­зум­но, надо пре­до­ста­вить необ­хо­ди­мые сред­ства к жиз­ни, разде­лил всю зем­лю на так назы­вае­мые паги и уста­но­вил в каж­дом из пагов упра­ви­те­лей — над­зи­ра­те­ля и охра­ни­те­ля част­ных наде­лов. (2) И они, часто обхо­дя поля, опи­сы­ва­ли, какие хоро­шо или дур­но обра­бота­ны, и докла­ды­ва­ли царю, а он забот­ли­вых зем­ледель­цев хва­лил и окру­жал бла­го­рас­по­ло­же­ни­ем, лени­вых же, пори­цая и нака­зы­вая, побуж­дал луч­ше обра­ба­ты­вать зем­лю. Поэто­му люди, не заня­тые вой­на­ми и лено­стью, осво­бож­ден­ные от обя­зан­но­стей в отно­ше­нии государ­ства, пла­тя­щие вме­сте с позо­ром пеню за лень и вялость, все ста­но­ви­лись дея­тель­ны­ми и начи­на­ли пони­мать, что доста­ток от зем­ли явля­ет­ся более спра­вед­ли­вым и более слад­ким, чем от воен­но­го дела, лишен­но­го надеж­но­сти. (3) Поэто­му Нуме выпа­ло на долю быть люби­мым сво­и­ми под­дан­ны­ми и при­ме­ром для под­ра­жа­ния соседям, а так­же остать­ся в памя­ти потом­ков; и бла­го­да­ря наи­луч­шим и уди­ви­тель­ней­шим уста­нов­ле­ни­ям ни меж­до­усоб­ная враж­да не нару­ша­ла согла­сия внут­ри общи­ны, ни вой­на с ино­пле­мен­ни­ка­ми не тре­во­жи­ла ее. В самом деле, соседи настоль­ко были дале­ки от мыс­ли, что рим­ляне в сво­ем мире и спо­кой­ст­вии пред­при­мут напа­де­ние на них, что, когда у них начи­на­лась какая-нибудь вой­на друг с дру­гом, они дела­ли рим­лян сво­и­ми посред­ни­ка­ми и счи­та­ли, что с помо­щью Нумы в каче­стве при­ми­ри­те­ля враж­да закон­чит­ся. (4) Так вот, лич­но я не посты­дил­ся бы поста­вить это­го чело­ве­ка на пер­вое место из тех, кто про­сла­вил­ся сча­стьем. Ведь он про­ис­хо­дил из цар­ско­го рода и имел цар­ский облик, а так­же полу­чил над­ле­жа­щее вос­пи­та­ние, бла­го­да­ря чему научил­ся вести бла­го­че­сти­вую жизнь и пре­да­вать­ся раз­ным доб­ро­де­те­лям. (5) Он же удо­сто­ил­ся при­нять власть над рим­ля­на­ми моло­дым, при­зван­ный и при­гла­шен­ный ими, бла­го­да­ря тому что сла­вил­ся доб­ле­стью и про­вел всю жизнь, сохра­няя убеж­де­ние под­дан­ных в бла­го­де­тель­но­сти сво­его прав­ле­ния. Он дожил до пре­клон­ных лет в пол­ном здра­вии, ни в чем не тер­пя зла от судь­бы, и умер лег­чай­шей из смер­тей, угас­нув от ста­ро­сти, посколь­ку гений-хра­ни­тель, с само­го нача­ла дан­ный ему в удел, оста­вал­ся с ним вплоть до того, как он поки­нул людей. Он про­жил свы­ше вось­ми­де­ся­ти лет, а про­цар­ст­во­вал сорок три года, и оста­вил потом­ство, как пишут мно­гие, — четы­рех сыно­вей и одну дочь, род кото­рых еще сохра­ня­ет­ся, а Гней Гел­лий сооб­ща­ет, что он оста­вил после себя одну толь­ко дочь, от кото­рой родил­ся Анк Мар­ций, став­ший третьим после него рим­ским царем. (6) Когда Нума умер, общи­на выка­за­ла по нему боль­шую печаль и устро­и­ла рос­кош­ней­шие похо­ро­ны. Лежит же он на Яни­ку­ле, по ту сто­ро­ну реки Тибр. Вот все, чем мы рас­по­ла­га­ем о Нуме Пом­пи­лии.