Скорбные элегии

Книга I

Публий Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта. Москва, изд-во «Наука», 1978.
Перевод с латинского С. В. Шервинского (I—V, X), Н. Д. Вольпин (VI—IX, XI).
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров.

Перевод сделан по следующим изданиям: Ovid with an English translation: Tristia, Ex Ponto, ed. by A. L. Wheeler. London — Cambridge (Mass.), 1924 (re-ed 1959); P. Ovidii Nasonis Ibis: ex novis codicibus ed., scholia Vetera, commentarium cum prolegomenis appendice indice add. R. Ellis. Oxoniae, 1881; Ovidi Halieutica; Ovidi Nux, in: Poetae latini minores, post Aem. Baehrensium ed. F. Vollmer, v. 2, f. 1—2, Lipsiae, 1911—1923; Ovid, Heilmittel gegen die Liebe, Die Pflege des Weiblichen Gesichts, lat. und deutsch v. F. W. Lenz. Berlin, 1960. Немногочисленные отступления от этих изданий в сторону рукописного чтения обычно оговариваются.



Так, без хозя­и­на в путь отправ­ля­ешь­ся, малый мой сви­ток,
В Град, куда мне, увы, досту­па нет само­му.
Не нарядив­шись, иди, как сослан­ным быть подо­ба­ет.
Бед­ный! Пусть жиз­ни моей твой соот­вет­ст­ву­ет вид.
5 Крас­ным тебя покры­вать не надо вак­ци­нии соком,
Скорб­ным дням не под стать яркий баг­ря­нец ее.
Мини­ем пусть не бле­стит твой титул и кед­ром — стра­ни­цы,
Пусть и на чер­ном челе белых не будет рож­ков.
Пусть подоб­ный убор укра­ша­ет счаст­ли­вые кни­ги,
10 Дол­жен ты пом­нить все­гда о зло­по­лу­чье моем.
Пусть по обре­зам тебя не гла­дит хруп­кая пем­за,
В люди кос­ма­тым явись, с дол­го небри­той щекой.
Пятен сво­их не сты­дись, пусть каж­дый, кто их увидит,
В них уга­да­ет следы мной про­ли­вае­мых слез.
15 В путь же! Иди, пере­дай местам счаст­ли­вым при­вет мой —
Ныне таким лишь путем их я достиг­нуть могу.
Еже­ли кто-нибудь там, в мно­го­лю­дье меня не забыв­ший,
Спро­сит, как я живу, чем зани­ма­юсь вда­ли,
Ты гово­ри, что я жив, но «жив и здо­ров» не ответ­ст­вуй.
20 Впро­чем, и то, что я жив, — богом нис­по­слан­ный дар.
Если же ста­нут еще рас­спра­ши­вать, будь осто­ро­жен,
Их любо­пыт­ству в ответ лиш­не­го им не ска­жи, —
Тот­час при­пом­нит и вновь пере­чтет мои кни­ги чита­тель,
И все­на­род­ной мол­вой буду я пре­дан суду.
25 Будут тебя оскорб­лять — но ты не посмей защи­щать­ся:
Тяж­ба любая, поверь, дело ухуд­шит мое.
Встре­тит­ся ль там и такой, кто моим опе­ча­лен изгна­ньем,
Пусть эти пес­ни мои он со сле­за­ми про­чтет
И поже­ла­ет без слов, таясь, — не услы­шал бы недруг, —
30 Чтоб нака­за­нье мое Цезарь, смяг­чась, облег­чил.
Кто бы он ни был, молю: того да мину­ют несча­стья,
Кто к несча­стьям моим милость богов при­зо­вет.
Да совер­шит­ся, что он поже­лал, да гнев свой уме­рит
Цезарь и мне уме­реть в доме поз­во­лит род­ном!
35 Выпол­нишь ты мой наказ, но все-таки жди осуж­де­нья:
Ска­жет мол­ва, что в тебе преж­не­го гения нет.
Дол­жен и дело судья, и его обсто­я­тель­ства вызнать,
Если же вызна­но все — суд без­опа­сен тебе.
Пес­ни явля­ют­ся в мир, лишь из ясной души изли­ва­ясь,
40 Я же вне­зап­ной бедой раз навсе­гда омра­чен.
Пес­ням нужен покой и досуг оди­но­кий поэту —
Я же стра­даю от бурь, моря и злоб­ной зимы.
С пес­ня­ми страх несов­ме­стен, меж тем в моем зло­по­лу­чье
Чудит­ся мне, что ни миг, к гор­лу при­став­лен­ный меч.
45 Пусть же тру­ду мое­му поди­вит­ся судья бес­при­страст­ный.
Стро­ки, какие ни есть, пусть бла­го­склон­но про­чтет.
Хоть Мео­ний­ца возь­ми и пошли ему столь­кие беды —
И у него само­го дар оскудел бы от бед.
В путь, мой сви­ток, сту­пай и к мол­ве пре­бы­вай рав­но­ду­шен,
50 Если ж чита­те­лю ты не уго­дишь, не сты­дись.
Ныне фор­ту­на моя не настоль­ко ко мне бла­го­склон­на,
Чтобы рас­счи­ты­вать мог ты на люд­скую хва­лу.
В бла­го­по­лу­чье былом любил я поче­стей зна­ки,
Страст­но желал, чтоб мол­ва сла­ви­ла имя мое.
55 Если мне труд роко­вой и сти­хи нена­вист­ны не ста­ли,
То и доволь­но с меня — я же от них постра­дал.
В путь же! На Рим за меня посмот­ри — тебе он досту­пен.
Боги! Когда бы я мог сде­лать­ся свит­ком сво­им!
Не пола­гай, что, при­дя чуже­стран­цем в город вели­кий,
60 Будешь в народ­ной тол­пе ты нико­му не зна­ком —
И без назва­нья тебя тот­час опо­зна­ют по цве­ту,
Как бы ты скрыть ни хотел про­ис­хож­де­нье свое.
Тай­но, одна­ко, вхо­ди, для тебя мои пес­ни опас­ны —
Ныне они уж не те, гром­кий утра­чен успех.
65 Если ж тебя кто-нибудь, узнав, кто твой сочи­ни­тель,
Вовсе не станет читать, сра­зу отбро­сив, — ска­жи:
На заго­ло­вок взгля­ни — я здесь в люб­ви не настав­ник,
Преж­ний труд мой уже кару понес поде­лом.
Может быть, ждешь: сво­е­му не дам ли при­ка­за послан­цу
70 Вверх под­нять­ся, на холм, к выси, где Цеза­ря дом?
Да не осудят меня те свя­тые места и их боги:
С этой твер­ды­ни в меня гря­нул удар гро­мо­вой.
Я, хоть и знаю, что там оби­та­ют, пол­ны мило­сер­дья,
Выш­ние силы, — стра­шусь раз пока­рав­ших богов…
75 Кры­льев шум услы­хав изда­ле­ка, голубь тре­пе­щет,
Если хоть раз он в тво­их, яст­реб, ког­тях побы­вал.
Так же боит­ся овца дале­ко отхо­дить от овчар­ни,
Если от вол­чьих зубов толь­ко что шку­ру спас­ла.
Сам Фаэ­тон, будь он жив, избе­гал бы небес и по дури
80 Тро­гать не стал бы коней, страст­но желан­ных ему.
Так же и я, испы­тав одна­жды стре­лу Гро­мо­верж­ца,
Лишь гро­мыхнет в обла­ках, жду, что меня пора­зит.
Аргоса флот, избе­жав поги­бель­ных вод Кафа­реи,
Гонит все­гда пару­са прочь от эвбей­ских пучин.
85 Так же и мой чел­нок, потре­пан­ный бурей жесто­кой,
Ныне боит­ся тех мест, где он едва не погиб.
Милый мой сви­ток, итак: осмот­ри­те­лен будь и опас­лив —
Бла­го и то, что тебя люди попро­ще про­чтут.
К высям заоб­лач­ным взмыв на немощ­ных кры­льях, оттуда
90 Пал и назва­нье Икар морю Ика­ро­ву дал.
Все же ска­зать нелег­ко, под пару­сом плыть иль на вес­лах, —
Дело и вре­мя тебе сами совет пода­дут.
Если в досу­жий ты час будешь пере­дан и бла­го­ду­шье
В доме при­ме­тишь — пой­мешь: пере­ло­мил себя гнев.
95 Если тебя кто-нибудь, твою нере­ши­тель­ность видя,
Сам пере­даст, пред­по­слав несколь­ко слов, — подой­ди.
В день счаст­ли­вый, и сам сво­его гос­по­ди­на счаст­ли­вей,
Цели достиг­ни и тем муки мои облег­чи.
Их иль никто не смяг­чит, иль тот, мне рану нанес­ший,
100 Сам, как древ­ле Ахилл, и увра­чу­ет ее.
Толь­ко меня, смот­ри, не сгу­би, добра мне желая,
Ибо надеж­да в душе стра­ха сла­бей у меня,
Как бы при­тих­ший гнев не стал сви­реп­ст­во­вать сно­ва,
Побе­ре­гись на меня новую кару навлечь.
105 После, когда в сокро­вен­ный при­ют мой будешь ты при­нят
И обре­тешь для себя в круг­лой коро­боч­ке дом,
Там ты увидишь сво­их в поряд­ке рас­став­лен­ных бра­тьев —
Все они так­же трудом бде­ний ноч­ных рож­де­ны.
Те, осталь­ные, тол­пой, не таясь, о себе заяв­ля­ют,
110 И на откры­том челе зна­чат­ся их име­на.
Трех ты увидишь в углу при­та­ив­ших­ся тем­ном, поодаль,
Хоть обу­ча­ют они обще­из­вест­ным вещам.
Даль­ше от них убе­гай иль, если уста твои сме­лы,
Имя Эди­па им дать иль Теле­го­на решись.
115 Но, закли­наю, из трех, если до́рог тебе их роди­тель,
Ни одно­го не люби, он хоть и учит любить.
Есть там еще, кро­ме них, и пят­на­дцать книг «Пре­вра­ще­ний» —
Вырва­ли их из кост­ра при все­со­жже­нье моем.
Им ска­жи, я про­шу, что судь­бы и моей пре­вра­ще­нье
120 В повест­во­ва­ни­ях тех место мог­ло бы най­ти,
Ибо вне­зап­но она непо­хо­жей на преж­нюю ста­ла:
Радост­ной рань­ше была, ныне рыдаю о ней.
Знай, что мно­го б еще я пре­по­дал тебе настав­ле­ний.
Толь­ко боюсь, что и так слиш­ком тебя задер­жал.
125 Если с собою возь­мешь все то, что в ум мне при­хо­дит,
Как бы не стал ты, боюсь, гру­зом уже не в подъ­ем.
Долог твой путь, поспе­шай! А мне — на окра­ине мира
Жить и в дале­кой зем­ле зем­лю свою вспо­ми­нать.
Боги морей и небес! Что оста­лось мне, кро­ме моле­ний?
О, поща­ди­те корабль, став­ший игра­ли­щем волн!
Под­пись не ставь­те, молю, под вели­ко­го Цеза­ря гне­вом:
Если пре­сле­ду­ет бог, может всту­пить­ся дру­гой.
5 Был про­тив Трои Вул­кан, меж тем Апол­лон был за Трою.
Дру­гом Вене­ра была тев­крам, Пал­ла­да — вра­гом.
Тур­на Сатур­но­ва дочь пред­по­чла, нена­видя Энея,
Но ограж­да­ем бывал мощью Вене­ры Эней.
Сколь­ко гро­зил­ся Неп­тун с осто­рож­ным покон­чить Улис­сом —
10 Был у Кро­нида не раз вырван Минер­вой Улисс.
Что же меша­ет и нам, хоть мы и неров­ня геро­ям,
Если раз­гне­вал­ся бог, помощь дру­го­го узнать?
Но — несчаст­ли­вец — сло­ва пона­прас­ну я празд­ные тра­чу,
Сам гово­рю — а от волн брыз­ги мне губы кро­пят,
15 И ужа­саю­щий Нот мои речи уно­сит — моле­ньям
Не поз­во­ля­ет достичь слу­ха моли­мых богов.
Вет­ры как буд­то взя­лись двой­ною пытать меня мукой —
Вме­сте в без­вест­ную даль мчат пару­са и моль­бы.
Боги! Какие кру­гом заги­ба­ют­ся пен­ные горы!
20 Мож­но поду­мать: сей­час звезды заде­нут они.
Сколь­ко меж пени­стых волн раз­вер­за­ет­ся вод­ных уще­лий!
Мож­но поду­мать: вот-вот чер­ный заде­нут Аид!
Взо­ры куда ни направь, повсюду лишь море и небо.
Море гро­ма­да­ми волн, небо нена­стьем гро­зит.
25 А меж­ду ними шумят в бес­пре­рыв­ном кру­че­нии вет­ры,
Море не зна­ет само, кто же вла­ды­ка над ним.
Вот взбу­ше­вав­ший­ся Эвр с баг­ря­но­го мчит­ся восто­ка,
А уж навстре­чу ему запа­дом выслан Зефир;
Вот и холод­ный Борей от Мед­ведиц несет­ся в безумье,
30 Вот поспе­ша­ет и Нот с бра­тья­ми в бит­ву всту­пить.
Корм­чий рас­те­рян: куда корабль ему пра­вить, не зна­ет,
Даже искус­ство зашло, разум теряя, в тупик.
Ста­ло быть, это конец, на спа­се­нье надеж­да напрас­на;
Я гово­рю — а вол­на мне ока­ти­ла лицо.
35 Ско­ро вода захлестнет эту душу живую, и воды
Тщет­но взы­ваю­щий рот вла­гой смер­тель­ной зальют.
Но лишь о том, что я сослан, жена моя вер­ная пла­чет,
О зло­клю­че­нье одном зна­ет и стонет она,
Толь­ко не зна­ет, как нас в без­бреж­ной бро­са­ет пучине,
40 Как устрем­ля­ет­ся шквал, как уже видит­ся смерть.
Сла­ва богам, что отплыть я с собой не поз­во­лил супру­ге,
Истин­но, вме­сто одной две бы я смер­ти познал.
Если погиб­ну теперь, но ее не кос­нет­ся опас­ность,
То поло­ви­на меня, знаю, оста­нет­ся жить.
45 Боги! Мгно­вен­но кру­гом рас­свер­ка­лись мол­нии в тучах,
Что за ужас­ный удар над голо­вой про­гре­мел!
Вет­ры бока кораб­лю потря­са­ют с таким гро­хота­ньем,
Слов­но, ядро за ядром, город бал­ли­ста разит.
Вот поды­ма­ет­ся вал, всех про­чих воз­вы­шен­ней, гроз­но
50 Перед один­на­дца­тым он за девя­тым идет.
Я уме­реть не боюсь, но стра­шусь этой смер­ти пла­чев­ной —
Если б не в море тонуть, смерть я награ­дой бы счел.
Бла­го — в поло­жен­ный час уме­реть иль в сра­же­нье погиб­нуть,
Чтобы в при­выч­ной зем­ле тело покой обре­ло,
55 Бла­го — от близ­ких сво­их забот ожи­дать о моги­ле,
Вме­сто того чтоб на корм рыбам мор­ским уго­дить.
Пусть я поги­бе­ли злой заслу­жил — но здесь не один я
На кораб­ле, — за меня что ж непо­вин­ным стра­дать?
О небо­жи­те­ли, вы и лазур­ные боги мор­ские,
60 Сон­мы и тех и дру­гих — нам пере­стань­те гро­зить!
Жизнь, сохра­нен­ная мне мило­серд­ней­шим Цеза­ря гне­вом,
Лишь довлек­лась бы до тех, мне пред­на­зна­чен­ных мест!
Если про­вин­ность мою сопо­ста­вить с воз­мезди­ем — знай­те,
Цеза­рем я за нее не был на смерть осуж­ден.
65 Если бы Цезарь желал услать меня к водам сти­гий­ским,
Ваша бы помощь ему в этом была не нуж­на.
Толь­ко бы он захо­тел, моей бы он кро­ви пото­ки
Про­лил — что сам даро­вал, он пол­но­пра­вен отнять.
Вы же, кого ника­ким я не мог оскор­бить пре­ступ­ле­ньем,
70 Да удо­воль­ст­ву­ют вас, боги, стра­да­нья мои.
Пусть несчаст­но­му жизнь сохра­нить вы жела­ли бы все же —
Если про­пал чело­век, то уж его не спа­сти.
Вы поща­ди­те меня, и море утихнет, и ветер
Станет попу­т­ным, — а я? Ссыль­ным оста­нусь, увы!
75 Жад­но­стью я не гоним, богатств не ищу непо­мер­ных,
Чтобы това­ры менять, в море бразды не веду;
Как в моло­дые года, учить­ся не еду в Афи­ны
И не к азий­ским стрем­люсь виден­ным мной горо­дам.
Я не меч­таю, сой­дя в Алек­сан­дро­вом горо­де слав­ном,
80 Видеть усла­ды твои, о жиз­не­ра­дост­ный Нил.
Кто бы пове­рил, зачем ожи­даю попу­т­но­го вет­ра? —
Быть на сар­мат­ской зем­ле я у бес­смерт­ных молю.
Веле­но жить мне в дикар­ской стране, на запад­ном Пон­те, —
Пла­чусь, что мед­лен­но так мчусь я от роди­ны прочь.
85 Чтоб очу­тить­ся в глу­хих, бог весть где зате­рян­ных Томах,
Сам я изгна­ния путь, выш­них моля, тороп­лю.
Если я вами любим, эти страш­ные воды сми­ри­те,
Боже­ской волей сво­ей мой охра­ни­те корабль.
Если ж не мил, не спе­ши­те к зем­ле, мне суж­ден­ной, при­ча­лить —
90 Пол­на­ка­за­ния в том, где мне при­ка­за­но жить.
Мчи­те! Что делать мне здесь? Пару­са наду­вай­те мне, вет­ры!
Все ли мне вдоль бере­гов милой Авзо­нии плыть?
Цезарь не хочет того — не дер­жи­те гони­мо­го богом!
Пусть увидит меня берег Пон­тий­ской зем­ли.
95 Цезарь меня пока­рал, я вино­вен: блюдя бла­го­че­стье,
Я пре­ступ­ле­ний сво­их и не берусь защи­щать.
Но коль дея­нья людей не вво­дят богов в заблуж­де­нье,
Знай­те: хоть я вино­ват, нет зло­де­я­ний за мной.
Сами вы зна­е­те: я совер­шил и вправ­ду оплош­ность,
100 В этом не умы­сел злой — глу­пость повин­на моя.
Если я Авгу­стов дом под­дер­жи­вал, мень­ший из граж­дан,
Если я Цеза­рев суд волей все­об­щей счи­тал,
Если вре­мя его назы­вал я счаст­ли­вей­шим веком,
Если я Цеза­рю жег ладан и Цеза­рям всем,
105 Еже­ли все это так, меня поща­ди­те, о боги!
Если же нет — с голо­вой пусть меня скро­ет вол­на.
Что это? Или редеть начи­на­ют набух­шие тучи?
Или меня­ет­ся вид моря, сми­рив­ше­го гнев?
То не слу­чай­но! То вы, в бла­говре­ме­нье при­зва­ны, боги,
110 Не оши­ба­ясь ни в чем, мне поже­ла­ли помочь.
Толь­ко пред­став­лю себе той ночи печаль­ней­шей образ,
Той, что в Гра­де была ночью послед­ней моей,
Толь­ко лишь вспом­ню, как я со всем доро­гим рас­ста­вал­ся, —
Льют­ся сле­зы из глаз даже сей­час у меня.
5 День при­бли­жал­ся уже, в кото­рый Цезарь назна­чил
Мне за послед­ний пре­дел милой Авзо­нии плыть.
Чтоб изгото­вить­ся в путь, ни сил, ни часов не хва­та­ло;
Все оту­пе­ло во мне, зако­че­не­ла душа.
Я не успел для себя ни рабов, ни спут­ни­ка выбрать,
10 Пла­тья не взял, ника­ких ссыль­но­му нуж­ных вещей.
Я померт­вел, как тот, кто, мол­нией Зев­са сра­жен­ный,
Жив, но не зна­ет и сам, жив ли еще или мертв.
Лишь когда горь­кая боль про­гна­ла помра­чав­шие душу
Тучи и чув­ства когда вновь воз­вра­ти­лись ко мне,
15 Я нако­нец, ухо­дя, к дру­зьям обра­тил­ся печаль­ным,
Хоть из все­го их чис­ла двое лишь было со мной.
Пла­ка­ла гор­ше, чем я, жена, меня обни­мая,
Лив­нем сле­зы лились по непо­вин­ным щекам.
Дочь в то вре­мя была в отсут­ст­вии, в Ливии даль­ней,
20 И об изгна­нье моем знать ниче­го не мог­ла.
Всюду, куда ни взгля­ни, разда­ва­лись рыда­нья и сто­ны,
Буд­то бы дом голо­сил на погре­бе­нье моем.
Жен­щин, муж­чин и даже детей моя гибель поверг­ла
В скорбь, и в доме моем каж­дый был угол в сле­зах.
25 Если вели­кий при­мер при­ме­ним к ничтож­но­му делу —
Троя такою была в день раз­ру­ше­нья ее.
Но и людей и собак голо­са поне­мно­гу при­тих­ли,
И уж луна в небе­сах ночи коней погна­ла.
Я поглядел на нее, а потом и на тот Капи­то­лий,
30 Чья не на поль­зу сте­на с Ларом сомкну­лась моим.
«Выш­ние силы! — ска­зал, — чья в этих пала­тах оби­тель,
Хра­мы, кото­рых моим впредь уж не видеть гла­зам,
Вы, с кем я рас­ста­юсь, Кви­ри­но­ва гор­до­го гра­да
Боги, в сей час и навек вам покло­не­нье мое.
35 Пусть я позд­но берусь за щит, когда уже ранен, —
Все же изгна­нья позор, боги, сни­ми­те с меня.
Сыну небес, я молю, ска­жи­те, что впал я в ошиб­ку,
Чтобы вину он мою за пре­ступ­ле­нье не счел.
То, что ведо­мо вам, пусть услы­шит меня пока­рав­ший.
40 Уми­ло­сер­дит­ся бог — горе смо­гу я избыть».
Так я все­выш­них молил; жены были доль­ше моле­нья.
Горь­ких рыда­ний ее всхли­пы меша­ли сло­вам.
К Ларам она меж­ду тем, рас­пу­стив воло­са, при­па­да­ла,
Губы каса­лись, дро­жа, стыв­шей алтар­ной золы.
45 Сколь­ко к Пена­там она, не желав­шим вни­мать, обра­ща­ла
Слов, бес­силь­ных уже мило­го мужа спа­сти!
Но тороп­ли­вая ночь не дава­ла вре­ме­ни мед­лить,
Вниз от вер­ши­ны небес ним­фа аркад­ская шла.
Что было делать? Меня не пус­ка­ла люби­мая неж­но
50 Роди­на — но насту­пил край­ний изгна­ния срок.
Сколь­ко я раз гово­рил поспе­шав­шим: «К чему торо­пить­ся?
Вду­май­тесь толь­ко, куда нам и откуда спе­шить!»
Сколь­ко я раз себе лгал, что вот уже твер­до назна­чен
Бла­го­при­ят­ней­ший час для отправ­ле­ния в путь.
55 Три­жды сту­пил на порог и три­жды вер­нул­ся — каза­лось,
Ноги в согла­сье с душой мед­ли­ли сами идти.
Сколь­ко я раз, про­стив­шись, опять раз­го­ва­ри­вал дол­го,
И, уж совсем ухо­дя, сно­ва сво­их цело­вал.
Дав пору­че­нье, его повто­рял; желал обма­нуть­ся,
60 В каж­дом пред­ме­те хотел видеть воз­вра­та залог.
И нако­нец: «Что спе­шить? — гово­рю. — Я в Ски­фию выслан,
Дол­жен поки­нуть я Рим — мед­ля, я прав, и вдвойне!
Я от супру­ги живой живым оттор­га­юсь наве­ки,
Дом остав­ляю и всех вер­ных домаш­них сво­их.
65 Я покидаю дру­зей, люби­мых брат­ской любо­вью, —
О, эта друж­ба сер­дец, вер­ный Тесея завет!
Мож­но еще их обнять, хоть раз — быть может, послед­ний, —
Я упу­стить не хочу мне остаю­щий­ся час».
Мед­лить боль­ше нель­зя. Пре­ры­ваю речь на пол­сло­ве,
70 Всех, кто так дорог душе, дол­го в объ­я­тьях дер­жу.
Но, меж­ду тем как еще мы про­ща­лись и пла­ка­ли, в небе
Ярко Ден­ни­ца зажглась — мне роко­вая звезда.
Слов­но я надвое рвусь, слов­но часть себя покидаю,
Слов­но бы кто обру­бил бед­ное тело мое.
75 Мет­тий мучил­ся так, когда ему за изме­ну
Кони мсти­ли, стре­мя в раз­ные сто­ро­ны бег.
Сто­ны и вопли меж тем моих разда­ют­ся домаш­них,
И в обна­жен­ную грудь руки печаль­ные бьют.
Вот и супру­га, вися на пле­чах ухо­дя­ще­го, сле­зы
80 Пере­ме­ша­ла свои с горе­чью слов, гово­ря:
«Нет, не отни­мут тебя! Мы вме­сте отпра­вим­ся, вме­сте!
Я за тобою пой­ду ссыль­но­го ссыль­ной женой.
Путь нам назна­чен один, я на край зем­ли уез­жаю.
Лег­кий не будет мой вес суд­ну изгна­нья тяжел.
85 С роди­ны гонит тебя раз­гне­ван­ный Цезарь, меня же
Гонит любовь, и любовь Цеза­рем будет моим».
Были попыт­ки ее повто­ре­ни­ем преж­них попы­ток,
И поко­ри­лась едва мыс­ли о поль­зе она.
Вышел я так, что каза­лось, меня хоро­нить выно­си­ли.
90 Гря­зен, рас­тре­пан я был, волос небри­тый тор­чал.
Мне гово­ри­ли потом, что, све­та невзвидя от горя,
Полу­жи­вая, в тот миг рух­ну­ла на пол жена.
А как очну­лась она, с воло­са­ми, покры­ты­ми пылью,
В чув­ства при­дя нако­нец, с плит ледя­ных под­ня­лась,
95 Ста­ла рыдать о себе, о сво­их опу­стев­ших Пена­тах,
Был, что ни миг, на устах силою отня­тый муж.
Так уби­ва­лась она, как буд­то бы виде­ла тело
Доче­ри или мое пред погре­баль­ным кост­ром.
Смер­ти хоте­ла она, ожи­да­ла от смер­ти покоя,
100 Но удер­жа­лась, решив жизнь про­дол­жать для меня.
Пусть живет для меня, раз так уже судь­бы суди­ли,
Пусть мне силы кре­пит вер­ной помо­гой сво­ей.
Кануть готов в Оке­ан эри­манф­ской Мед­веди­цы сто­рож,
И с при­бли­же­ньем его гладь воз­му­ща­ет­ся вод.
Мы меж­ду тем бороздим, увы, не по соб­ст­вен­ной воле
Гладь Ионий­скую — страх сме­ло­сти нам при­да­ет.
5 Горе! Как бур­но вста­ют под мно­ги­ми вет­ра­ми вол­ны!
Как, под­ни­ма­ясь со дна, взры­тый клу­бит­ся песок!
И на кру­тую кор­му, и на нос кора­бель­ный взви­ва­ясь,
С целую гору вол­на писа­ных хле­щет богов,
Остов сос­но­вый тре­щит, скри­пят, напря­га­ясь, кана­ты,
10 С нами корабль заод­но стонет от той же беды.
Корм­чий, кото­ро­го страх леде­ня­щею блед­но­стью выдан,
Суд­ном не пра­вит и сам сдал­ся на милость ему.
Слов­но воз­ни­ца пло­хой бес­по­лез­ные вож­жи бро­са­ет,
Ими не в силах при­гнуть гор­дую шею коню,
15 Так же, сбив­шись с пути, лишь неистов­ству волн под­чи­ня­ясь,
Он, я гля­жу, пару­са отдал во власть кораб­лю.
Еже­ли толь­ко Эол супро­тив­ных не выпу­стит вет­ров,
То к запо­ведан­ным мне я поне­сусь бере­гам:
Там, дале­ко от зем­ли Илли­рий­ской, остав­лен­ной сле­ва,
20 Спра­ва Ита­лия мне — край недо­ступ­ный! — вид­на.
Так не гони же меня к побе­ре­жью запрет­но­му, ветер!
Вме­сте со мной поко­рись богу вели­ко­му ты!
Я гово­рю, а меж тем и боюсь при­бли­же­нья, и жаж­ду…
Как под уда­ром вол­ны дос­ки тре­щат на бор­тах!
25 Сжаль­тесь, сжаль­тесь, молю, хоть вы, о боги мор­ские!
Будет с меня и того, что Гро­мо­вер­жец мне враг!
От истом­лен­ной души жесто­кую смерть отведи­те —
Если поги­бель минуть может того, кто погиб.
Ты, кто меж про­чих дру­зей не бывал мною назван не пер­вым,
Ты, кто долю мою долей счи­та­ешь сво­ей,
Кто, когда гро­ма удар пора­зил меня, пер­вым решил­ся
Вовре­мя дух под­дер­жать, пом­ню, бесе­дой сво­ей,
5 Ты, кто мяг­ко совет мне подал в живых оста­вать­ся
В день, когда серд­це мое страст­но лишь к смер­ти влек­лось,
Ты опо­зна­ешь себя под при­ме­та­ми, скрыв­ши­ми имя:
Пере­чень доб­рых тво­их дел оши­бить­ся не даст.
Их навсе­гда сохра­ню в глу­би­нах души сокро­вен­ных,
10 Веч­но за то, что живу, буду тво­им долж­ни­ком.
Рань­ше этот мой дух в пустом рас­т­во­рит­ся про­стран­стве,
Кости оста­вив мои в гас­ну­щем пеп­ле кост­ра,
Неже­ли я забве­нью пре­дам все то, что ты сде­лал,
Или прой­дет невзна­чай вер­ная неж­ность моя.
15 Пусть мило­сер­дье богов такой пошлет тебе жре­бий,
Чтобы в услу­ге чужой ты не нуж­дал­ся, как я.
Если б мои пару­са попу­т­ным напол­ни­лись вет­ром,
Может быть, вер­ность твою я бы не мог испы­тать:
Так бы не мог Пири­фой убедить­ся в Тесе­е­вой друж­бе,
20 Если б живым не сошел с ним к Ахе­рон­ту Тесей.
Вер­ный фоке­ец, что стал при­ме­ром люб­ви насто­я­щей,
Этим обя­зан тво­им фури­ям, бед­ный Орест!
Если бы к руту­лам в плен, к вра­гам, Еври­ал не попал­ся,
Сла­вы не знал бы и ты, чадо Гир­та­ко­во, Нис.
25 Как над­ле­жит на огне испы­ты­вать золота про­бу,
Надо и вер­ность людей в поло­су бед узна­вать.
Если Фор­ту­на добра и тебе улы­ба­ет­ся ясно,
Все устрем­ля­ют­ся вслед за колес­ни­цей тво­ей,
Но раз­ра­зит­ся гро­за — и бегут, узна­вать не желая,
30 Прочь от того, вслед за кем сон­мом тес­ни­лись вче­ра.
Все это знал я дав­но по при­ме­рам ранее жив­ших,
Ныне же в бедах сво­их горь­кую прав­ду постиг.
Двое иль трое все­го мне оста­лись доныне дру­зья­ми —
Про­чие льну­ли тол­пой к доле моей, не ко мне.
35 Вам-то теперь и помочь мне в беде, если вас так немно­го.
Дать надеж­ный при­ют жерт­ве поги­бель­ных волн.
В стра­хе дро­жать показ­ном пере­стань­те, напрас­но не бой­тесь,
Вер­ность друж­бе хра­ня, богу обиду нанесть.
Цезарь неред­ко хва­лил и в вой­сках про­тив­ни­ка вер­ность,
40 Он ее ценит в сво­их и во вра­гах ее чтит.
Дело не тяж­ко мое: нико­гда не слу­жил я зна­ме­нам
Вра­жьим, изгнан­ни­ком стал лишь по сво­ей про­сто­те.
Зна­чит, за делом моим, умо­ляю, следи неусып­но, —
Если воз­мож­но смяг­чить чем-либо гнев боже­ства.
45 Если захо­чет иной о делах моих боль­ше раз­ведать,
Пусть он зна­ет: нет сил выпол­нить прось­бу его.
Бед не исчис­лить моих, как звезд, сия­ю­щих в небе,
Или в пустын­ном пес­ке оку незри­мых частиц.
Столь­ко я мук испы­тал, что никто и помыс­лить не может;
50 Все было под­лин­но так, но не пове­рит никто.
Части их вме­сте со мной уме­реть над­ле­жит. О, когда бы
То, что скры­ваю я сам, скры­тым остать­ся мог­ло!
Труб­ный я голос имей и грудь вынос­ли­вей меди,
Будь сто уст у меня, в них же по сто язы­ков,
55 В сло­во бы я и тогда не мог вме­стить мои муки:
Слиш­ком оби­лен пред­мет, чтобы доста­ло мне сил!
Пол­но опи­сы­вать вам, уче­ным поэтам, невзго­ды
Стран­ст­вий Улис­со­вых: я боль­ше Улис­са стра­дал.
Мно­гие годы Улисс на малом ски­тал­ся про­стран­стве,
60 Меж­ду Дули­хи­ем он и Или­о­ном блуж­дал;
Я же, про­плыв по морям, где не наши созвездия све­тят,
Роком к сар­мат­ской зем­ле, к гет­ским при­бит бере­гам.
Был с ним надеж­ный отряд сото­ва­ри­щей, спут­ни­ков вер­ных, —
Я же в изгна­нье бежал, пре­дан­ный все­ми вокруг.
65 Радост­но плыл он домой, воз­вра­щал­ся в отчиз­ну с победой —
Я же сей­час, побеж­ден, прочь от отчиз­ны плы­ву.
Были бы домом моим Дули­хий, Ита­ка иль Самос —
Пра­во, воз­мез­дьем пустым с ними раз­лу­ка была б;
Мне же оби­те­лью был над всем над­зи­раю­щим миром
70 Сам семи­холм­ный Рим, вла­сти чер­тог и богов.
Телом был тот зака­лен, в трудах посто­ян­ных испы­тан —
Силы не те у меня, отро­ду нежен я был.
Тот свой век про­во­дил в жесто­ких бран­ных тре­во­гах —
Я же был пре­дан всю жизнь тихим уче­ным трудам.
75 Богом я был утес­нен, и никто не смяг­чил мое горе —
С ним же все­час­но сама бра­ни боги­ня была.
Мень­ше Юпи­те­ра тот, кто морем взвол­но­ван­ным пра­вит:
Гнев он Неп­ту­на познал, я же — Юпи­те­ра гнев.
Все зло­клю­че­нья его — при­бавь! — едва ли не бас­ни —
80 А в испы­та­ньях моих выдум­ки нет и следа.
Он, несмот­ря ни на что, достиг желан­ных Пена­тов,
Вновь обла­да­те­лем стал чае­мых дол­го полей —
Мне ж пред­сто­ит навсе­гда лишить­ся оте­че­ской поч­вы,
Еже­ли толь­ко свой гнев бог не изво­лит смяг­чить.
Так горя­чо не чтил Анти­мах из Кла­ро­са Лиду,
Так Бит­ти­ду свою кос­ский певец не любил,
Как без­за­вет­но тебе, жена, я серд­цем при­вер­жен,
Твой, не то что пло­хой, — твой зло­по­луч­ней­ший муж!
5 Я точ­но свод, гото­вый упасть, а ты мне под­по­рой:
Все, что оста­лось во мне преж­не­го, твой это дар.
Если не вовсе я нищ и наг — это ты устра­ни­ла
Всех, кто спе­шил схва­тить дос­ки раз­би­той ладьи.
Так же как лютый волк, голод­ный и кро­во­жад­ный,
10 Воз­ле овчар­ни ждет, не отлу­чит­ся ль пас­тух,
Как порою глядит с высоты нена­сыт­ный стер­вят­ник,
Не запри­ме­тит ли где пло­хо засы­пан­ный труп,
Так, не всту­пи­лась бы ты, уж не знаю, какой про­хо­ди­мец
Все досто­я­нье мое лов­ко при­брал бы к рукам!
15 Все пося­га­тель­ства ты отве­ла, доб­ро­де­те­лью твер­дой
Помощь дру­зей снис­кав, — чем их отбла­го­да­рю?
В поль­зу твою гово­рит несчаст­ный, но вер­ный свиде­тель —
Будет ли толь­ко иметь это свиде­тель­ство вес?
Не пре­вос­хо­дят тебя цело­муд­ри­ем ни Анд­ро­ма­ха,
20 Ни фес­са­ли­ян­ка та, спут­ни­ца мужа в Аид.
Выпа­ди жре­бий тебе вос­пе­тою быть Мео­ний­цем,
И Пене­ло­пу тогда сла­вой затми­ла бы ты.
Ты бы в ряду геро­инь зани­ма­ла пер­вое место,
Всех бы вид­нее была стро­ем высо­ким души.
25 Этим себе ли самой ты обя­за­на, не настав­ле­нью,
Вме­сте с тобой ли на свет вер­ность твоя роди­лась,
Иль в череде годов так при­вык­ла ты рим­лян­ки пер­вой
Чтить неиз­мен­но при­мер, что упо­до­би­лась ей.
Став и сама дру­гим в обра­зец без­упреч­ной женою —
30 Толь­ко при­лич­но ли нам выс­шее с малым рав­нять?
Горе! Гений мой захи­рел, не тот он, что преж­де,
В меру тво­их заслуг голо­сом дань не воздам!
Если когда-то и в нас пла­ме­не­ли силы живые,
Дол­гих лише­ний гнет их пога­сил и убил.
35 Все же, когда не совсем бес­силь­но мое сла­во­сло­вье,
Жить из века в век будешь ты в песне моей.
Если лица мое­го ты сбе­рег на память подо­бье,
Скинь с моих куд­рей Вак­ху при­ят­ный венок!
Этот весе­лья знак подо­ба­ет счаст­ли­вым поэтам —
Мне ли, в такие ли дни куд­ри плю­щом уви­вать!..
5 Друг, это сло­во к тебе, ты зна­ешь сам, хоть таишь­ся,
Ты, кто на паль­це все­гда носишь поэта с собой,
Изо­бра­же­нье мое опра­вив золо­том крас­ным,
Чтобы видеть хоть так милые серд­цу чер­ты.
Гля­нешь и каж­дый раз про себя про­мол­вишь, навер­но:
10 «Как ты теперь дале­ко, друг наш ста­рин­ный Назон!..»
Пре­дан­ность эту ценю, но сти­хи — мой образ вер­ней­ший;
Сколь­ко пошлю я, про­чти — все, како­вы ни на есть:
Пес­ни, где я гово­рю о людях, меняв­ших свой облик, —
Мастер, в изгна­нье гоним, труд не успел завер­шить.
15 Их, и не толь­ко их, но мно­гое, Рим покидая,
В горе сво­ей рукой бро­сил я в жад­ный огонь.
Как Фести­а­да на смерть в огне обрек­ла Меле­а­г­ра,
Пре­дан­ная сест­ра и бес­по­щад­ная мать,
Так в пылав­ший костер я бро­сал непо­вин­ные кни­ги,
20 Плоть от пло­ти моей — пусть поги­ба­ют со мной! —
То ли с обиды на муз, вовлек­ших меня в пре­ступ­ле­нье,
То ль остав­лять не желал, не обте­сав их, сти­хи.
Все же, посколь­ку они избе­жа­ли уни­что­же­нья,
В спис­ке, и не в одном, ходят, конеч­но, у вас, —
25 Ныне молю: «Пусть живут! И пусть их люди чита­ют,
Празд­ный заняв досуг, и вспо­ми­на­ют меня…».
Толь­ко едва ли про­чтут тер­пе­ли­во их, если не зна­ют,
Что не при­дал поэт долж­ной отдел­ки сти­ху.
Моло­том кое-как отко­вать успел я изде­лье,
30 Стро­гим напиль­ни­ком слог не дали мне обто­чить.
Бало­вень сла­вы, теперь не сла­вы про­шу — снис­хож­де­нья:
Лишь бы чита­тель меня, не заску­чав, дочи­тал.
Шесть сти­хов посы­лаю тебе — под загла­ви­ем кни­ги
Сле­ду­ет их поме­стить, если достой­ным сочтешь:
35 «Ты, кто кос­нул­ся рукой этих свит­ков оси­ро­те­лых!
Мож­но ль хотя бы для них в Горо­де место сыс­кать?
Тем бла­го­склон­ней при­ми, что не сам их издал сти­хотво­рец,
Их из огня спас­ли при погре­бе­нье отца.
Было б воз­мож­но, поверь, я сам уда­лил бы изъ­я­ны,

Δ
40 Все, какие таит необ­ра­ботан­ный слог».
Вспять от морей к исто­кам сво­им глу­бо­кие хлы­нут
Реки, и Солн­це коней обо­ро­тит на восток.
Звезды зем­ля поне­сет, взбо­роздит­ся под леме­хом небо;
Пла­мя взме­тет вол­на, воду огонь поро­дит.
5 Все при­ро­де пой­дет впе­ре­кор, не оста­нет­ся в мире
Части такой, чтоб мог­ла путь свой закон­ный дер­жать.
Сбудет­ся все, что досель пола­гал несбы­точ­ным разум,
И не назвать, чему верить сего­дня нель­зя.
Это про­ро­че­ство я воз­ве­щаю, обма­ну­тый неким,
10 Чьей по пра­ву я ждал помо­щи в бед­ст­вен­ный час.
Ты до того ли меня, невер­ный, пре­дал забве­нью,
Страх до того ли велик сопри­кос­нуть­ся с бедой,
Что и наведать­ся к нам ты не мог, подать уте­ше­нье
Пад­ше­му иль про­во­дить прах мой на похо­ро­нах?
15 Имя друж­бы, для всех свя­тое и чти­мое имя,
Деше­во так у тебя — брось да ногой рас­топ­чи?
Труд­но бы раз­ве зай­ти к оглу­шен­но­му гроз­ным уда­ром,
Доб­рым уча­стьем сво­им тяжесть тос­ки облег­чить
И о кру­ше­нье моем — пусть даже не вме­сте попла­кать,
20 А на сло­вах пожа­леть, пусть и при­твор­ных сло­вах!
Хоть бы про­стить­ся при­шел, как дела­ли даже чужие, —
Выска­зать то, что велит людям обы­чай про­стой,
И хоть в послед­ний день, покуда мож­но, увидеть
Горест­ный лик мой — его впредь не увидеть тебе!
25 Непо­вто­ри­мый вовек услы­шать мой воз­глас про­щаль­ный
И ото­звать­ся в лад тем же корот­ким «про­щай»!
Так посту­пал иной, кто со мною ничем и не свя­зан
И откро­вен­ной сле­зой скорбь обо мне выда­вал.
Не было, ска­жешь, у нас ниче­го, что нас еди­ни­ло,
30 Не было дру­же­ских уз и дол­го­лет­ней люб­ви?
Ска­жешь, моих не зна­вал ты забав, ни дум запо­вед­ных
И не зна­вал я тво­их дум и весе­лых забав?
Ска­жешь, зна­ком­ство со мной водил ты в Риме, и толь­ко,
Спут­ник и вер­ный друг в стран­ст­ви­ях дав­них моих?
35 Иль это все — тще­та, все по морю ветер раз­ве­ял,
Все погло­тил и унес Леты студе­ный поток!
Вид­но, ты родил­ся не в горо­де мир­ном Кви­ри­на,
В горо­де милом, куда доступ закрыт для меня:
Нет — ты ска­ла­ми рож­ден у лево­го бере­га Пон­та,
40 В дико­сти скиф­ских гор и сав­ро­мат­ских тес­нин.
Сетью камен­ных жил твое охва­че­но серд­це,
В грудь запал и про­рос злоб­ный желез­ный посев.
Та, что кор­ми­ла тебя, мла­ден­цу в неж­ные губы
Щед­рый сова­ла сосок, знаю, тиг­ри­цей была:
45 Ина­че горе мое ты не при­нял бы как посто­рон­ний
И предо мной не дер­жал за бес­сер­де­чье ответ!
Но уж когда роко­вая моя удво­е­на кара
Тем, что со сче­та долой та моло­дая пора, —
В памя­ти нашей сотри свой грех, чтоб уста, из кото­рых
50 Жало­бу слы­шишь, мог­ли дру­гу хва­лу воз­не­сти.
Жизнь поже­лаю тебе прой­ти до ме́ты без горя,
Если эти сти­хи ты без доса­ды про­чел.
Пусть у гнев­ных богов для себя я не вымо­лил милость,
Да не отверг­нут они эту моль­бу о тебе!
5 Не сосчи­тать дру­зей, пока бла­го­ден­ст­вие длит­ся,
Если же небо твое хму­рит­ся, ты оди­нок.
Видишь — ста­ей летят на свет­лую кры­шу голуб­ки?
Баш­ни угрю­мый свод птиц не при­ма­нит никак.
К жит­ни­це, где ни зер­на, муравьи не пол­зут вере­ни­цей,
10 Где изоби­лье ушло, к дому дру­зья не спе­шат.
Как нераз­луч­но тень про­во­жа­ет иду­щих под солн­цем,
А лишь сокры­лись лучи в тучах, и спут­ни­цы нет, —
Так нена­деж­ная чернь следит за луча­ми Фор­ту­ны:
Чуть набе­гут обла­ка, сра­зу отхлынет тол­па.
15 Пусть до смер­ти, мой друг, тебе это кажет­ся ложью!
Прав­ду без­ра­дост­ных слов сам я на деле узнал.
До про­гре­мев­шей гро­зы сте­ка­лась тол­па, не скудея,
В мой хоть извест­ный, но все ж чуж­дый тще­сла­вия дом.
А пошат­ну­ло его под уда­ром — и все, убо­яв­шись,
20 Как бы не рух­нул кров, ско­пом пусти­лись бежать.
Не уди­ви­тель­но мне, если мол­ний иные стра­шат­ся,
Видя, что в их огне все полы­ха­ет окрест.
Но, когда дру­га дру­зья в пре­врат­но­стях не покида­ют, —
Это и в злей­шем вра­ге Цезарь уме­ет ценить.
25 Будет ли гне­вать­ся он, кто всех и тер­пи­мей, и выше,
Если сра­жен­но­го друг любит, как преж­де любил?
Видя, как свя­то Пилад арго­лид­цу Оре­сту при­вер­жен,
Друж­бой такой, гово­рят, сам вос­хи­тил­ся Фоант.
Вер­ность, какая навек Акто­рида свя­за­ла с Ахил­лом,
30 Гек­тор тро­ян­цам сво­им ста­вил, быва­ло, в при­мер.
Бла­го­че­сти­вый Тесей сопут­ст­во­вал дерз­ко­му дру­гу
В мир теней — и о нем бог пре­ис­под­ней скор­бел.
И уж навер­ное, Турн, не с сухи­ми гла­за­ми вни­мал ты,
Как Еври­а­лу хра­нил вер­ность бес­страш­ную Нис.
35 Мы и в про­тив­ни­ке чтить гото­вы пре­дан­ность пад­шим.
Горе! Эти мои внят­ны не мно­гим сло­ва.
Так у меня сло­жи­лись дела, так судь­ба повер­ну­лась,
Что оста­ет­ся одно: сле­зы без­удерж­но лить.
Все ж, как ни горест­но я удру­чен тяже­лой невзго­дой,
40 Мне от успе­хов тво­их ста­ло свет­лей на душе.
Их я про­видел дав­но, поверь, — едва твое суд­но
В пла­ва­нье ветер погнал, силы еще не набрав.
Если высо­кий нрав, если жизнь без пят­на воз­вы­ша­ют
Смерт­но­го — зна­чит, никто выше тебя не сто­ит;
45 Если кому-то дано всех дру­гих затмить крас­но­ре­чьем —
Дело любое не ты ль пра­вым пред­ста­вить умел?
Я изна­чаль­но еще тебе пред­ска­зал, вос­хи­щен­ный:
«Сце­ны широ­кой, друг, ждут даро­ва­нья твои!»
Это не печень овцы, не левые гро­ма рас­ка­ты
50 Мне пред­рек­ли, не птиц вещий язык и полет:
Разу­мом я пред­уз­нал, уме­ньем судить о гряду­щем
Прав­ду постиг без при­мет, пред­у­га­дал и пред­рек.
Все оправ­да­лось, и вот от души теперь поздрав­ляю
Я и тебя и себя, что не сокрыл ты свой дар.
55 Если б, о если бы свой сокрыл я во мра­ке глу­бо­ком,
Тихо тво­рил бы, труды не выстав­ляя на свет!
В стро­гой нау­ке сво­ей обрел ты поль­зу, вития,
Мне нау­ка моя лег­кая вред при­нес­ла.
Впро­чем, вся жизнь моя пред тобой: чему он в поэ­мах
60 Учит, поэт от того нра­вом, ты зна­ешь, далек.
Зна­ешь: дав­ние это сти­хи, моло­дая заба­ва;
Хоть и нель­зя похва­лить, все ж толь­ко шут­ка они!
Пусть весо­мо­го я ниче­го не пред­став­лю в защи­ту,
Думаю: ста­рый грех мож­но бы нам и про­стить.
65 Дело мое не оставь, доби­вай­ся про­ще­нья для дру­га.
Вышел достой­но в путь, даль­ше достой­но иди!
Пусть охра­нит мой корабль при­язнь бело­ку­рой Минер­вы;
Писан на нем ее шлем, сим­вол назва­нья его.
Под пару­са­ми ль идет — он малей­шим гоним дуно­ве­ньем,
Если ж на вес­лах одних — людям нетруд­но гре­сти.
5 Спут­ни­ков мало ему побеж­дать стре­ми­тель­ным бегом —
Вышед­ших рань­ше, и тех он обго­ня­ет лег­ко.
Кач­ку выно­сит зыбей, неустан­ный выно­сит он при­ступ
Волн и под натис­ком их течи ни разу не даст.
Суд­но мое я впер­вые узнал в коринф­ских Кен­хре­ях —
10 Вер­но­го дру­га, вождя ссыл­ки поспеш­ной моей.
Он через мно­го пре­пон, и морей, и враж­дую­щих вет­ров,
Волей Пал­ла­ды хра­ним, бла­го­по­луч­но про­шел.
Пусть он, молю, и теперь до устий про­стор­но­го Пон­та
Бла­го­по­луч­но плы­вет, к гет­ской при­ча­лит зем­ле.
15 К морю он вывел меня, что зовет­ся Эоло­вой Гел­лы
Морем, по даль­ним вол­нам узкий отме­рив­ши путь,
Вле­во свер­нув, за кор­мой мы оста­ви­ли Гек­то­ров город
И добра­лись до тво­их при­ста­ней, Имброс мор­ской.
С лег­ким вет­ром потом подой­дя к побе­ре­жьям Зерин­фа,
20 На Само­фра­кию мой при­был уста­лый корабль.
А от нее пере­ход неве­лик для иду­щих в Тем­пи­ру.
Толь­ко до этих бре­гов плыл с гос­по­ди­ном корабль,
Ибо решил я прой­ти Бистон­ской рав­ни­ной по суше —
Он к Гел­лес­пон­ту меж тем вновь направ­ля­ет свой путь.
25 Мчит­ся к Дар­да­нии он, осно­ва­те­ля имя нося­щей,
Мчит­ся к тебе, о Ламп­сак, богом хра­ни­мый садов,
К узкой тес­нине мор­ской, где плы­ла на беду свою дева,
Где Абидос отде­лен бур­ной от Сеста вол­ной,
Даль­ше на Кизик идет, что у самой лежит Про­пон­ти­ды,
30 Кизик, про­слав­лен­ный град, труд гемо­ний­ских мужей,
И на Визан­тий, где брег над жер­лом гос­под­ст­ву­ет Пон­та
Там, где меж смеж­ных морей настежь рас­пах­ну­та дверь.
Дол­гую пусть одо­ле­ет сте­зю и с Австром попу­т­ным
Меж­ду подвиж­ных прой­дет скал Киа­ней­ских лег­ко,
35 Чтобы, Финий­ский залив и град мино­вав Апол­ло­на,
Вско­ре воз­вы­шен­ных стен Анхи­а­лий­ских достичь,
Порт Месеб­рий­ский прой­ти, Одесс и кре­пость, кото­рой
Неко­гда имя твое жите­ли дали, о Вакх,
Так­же и ту, где нашли при­шель­цы от стен Алка­фоя —
40 Так пре­да­нье гла­сит — Ларам без­дом­ным при­ют,
И невреди­мо при­дет оттуда в город милет­ский,
Где оскорб­лен­ный бог в гне­ве обрек меня жить.
Если туда доплы­вет, мы овцу зако­лем Минер­ве —
Жерт­ва бога­че, увы, мне недо­ступ­на теперь.
45 Так­же Тин­да­ра сыны, на ост­ро­ве чти­мые этом,
Милость яви­те и вы мне на обо­их путях:
Пер­вый из двух кораб­лей Сим­пле­гад тес­ни­ну мину­ет,
Будет вто­рой бороздить моря Бистон­ско­го зыбь.
Но, хоть и к раз­ным местам, пусть по мило­сти вашей с попу­т­ным
50 Вет­ром помчит­ся один, с вет­ром попу­т­ным — вто­рой.
Все до послед­ней стро­ки, что про­чтешь ты в кни­жеч­ке этой,
Все напи­са­но мной в труд­ных тре­во­гах пути.
Виде­ла Адрия нас, когда средь откры­то­го моря
Я в ледя­ном декаб­ре дрог до костей и писал;
5 После, когда, поки­нув Коринф, двух морей сре­до­сте­нье,
Пере­ме­нил я корабль, даль­ше в изгна­нье спе­ша,
Вер­но, диви­лись на нас в Эгей­ских водах Кикла­ды:
«Кто там под свист и вой в бурю сла­га­ет сти­хи?»
Стран­но теперь и мне само­му, как в этом смя­те­нье
10 Духа и гнев­ных вод гений мой все ж усто­ял!
Оце­пе­не­ние чувств иль безу­мие это­му имя,
Лег­че в при­выч­ных трудах дела­лось мне на душе.
Часто гоня­ли меня по вол­нам туче­нос­ные Геды,
Часто под взо­ром Пле­яд море вски­па­ло гро­зой,
15 Часто мра­чил нам день эри­манф­ской Мед­веди­цы сто­рож
Или Гиа­ды Австр в лив­нях осен­них топил.
Море вры­ва­лось порой в корабль, но и тут я, быва­ло,
Сам тре­пе­щу, а рукой стих за сти­хом выво­жу.
Вот и сей­час: на вет­ру напряг­лись и сто­нут кана­ты,
20 Вогну­тым гор­бясь хол­мом, пен­ный взды­ма­ет­ся вал.
Вижу, корм­чий забыл искус­ство свое и, с моль­бою
К небу ладо­ни воздев, помо­щи ждет от богов.
Всюду, куда ни гля­жу, толь­ко смер­ти вижу обли­чье —
Смер­ти, кото­рой стра­шусь и о кото­рой молю!
25 В гавань при­ду, а зачем? И гавань-то ужа­сом пол­нит:
Моря опас­на враж­да, берег опас­ней вдвойне!
Мучат ковар­ст­вом рав­но что люди, что море — и стра­хи
Схо­жие, как близ­не­цы, буря рож­да­ет и меч:
Под­сте­ре­га­ет меня кли­нок, чтобы кро­вью упить­ся,
30 Буря рев­ну­ет стя­жать сла­ву убий­цы моей.
Сле­ва — вар­вар­ский край: на пожи­ву жад­ный, при­вык он
В вой­нах, в кро­ви, в резне вер­ной добы­чи искать.
Как ни взме­ло дыха­нье зимы водя­ные про­сто­ры,
Пуще, чем море вокруг, серд­це в груди смя­те­но.
35 Тем снис­хо­ди­тель­ней нам ты про­стишь, спра­вед­ли­вый чита­тель,
Если тво­их надежд не оправ­да­ли сти­хи.
Я их писал, увы, не в садах моих, как любил я,
Не по при­выч­ке былой, нежась в посте­ли, сла­гал;
Дней корот­ких лучи улов­ляя, игруш­ка пучи­ны,
40 Я пишу, а вол­на хле­щет мне пря­мо на лист.
Раз­во­е­ва­лась зима и, жесто­ко гро­зя, него­ду­ет,
Что не сда­ет­ся поэт, пишет и пишет сти­хи!
Что ж, я готов усту­пить, но уступ­ки про­шу за уступ­ку:
Вот я кон­чаю сти­хи, ты же кон­чай буше­вать.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • Пере­вод сде­лан по сле­дую­щим изда­ни­ям:

    Ovid with an English transla­tion: Tris­tia, Ex Pon­to, ed. by A. L. Whee­ler. Lon­don — Cambrid­ge (Mass.), 1924 (re-ed 1959);

    P. Ovi­dii Na­so­nis Ibis: ex no­vis co­di­ci­bus ed., scho­lia Ve­te­ra, com­men­ta­rium cum pro­le­go­me­nis ap­pen­di­ce in­di­ce add. R. El­lis. Oxo­niae, 1881;

    Ovi­di Ha­lieu­ti­ca; Ovi­di Nux, in: Poe­tae la­ti­ni mi­no­res, post Aem. Baeh­ren­sium ed. F. Vollmer, v. 2, f. 1—2, Lip­siae, 1911—1923;

    Ovid, Heil­mit­tel ge­gen die Lie­be, Die Pfle­ge des Weib­li­chen Ge­sichts, lat. und deutsch v. F. W. Lenz. Ber­lin, 1960.

    Немно­го­чис­лен­ные отступ­ле­ния от этих изда­ний в сто­ро­ну руко­пис­но­го чте­ния обыч­но ого­ва­ри­ва­ют­ся.

    Насто­я­щее изда­ние содер­жит пол­ный свод про­из­веде­ний, напи­сан­ных Овиди­ем в пон­тий­ской ссыл­ке: 5 книг «Скорб­ных эле­гий», 4 кни­ги «Писем с Пон­та», поэ­му «Ибис» и отры­вок неза­кон­чен­ной поэ­мы «Нау­ка рыбо­лов­ства». На рус­ском язы­ке до сих пор суще­ст­во­вал лишь про­за­и­че­ский пере­вод это­го сво­да (Сочи­не­ния Овидия все, какие до нас дошли, т. 3. Пер. с лат. А. Кле­ва­нов. М., 1874); кро­ме того, «Скорб­ные эле­гии» были пол­но­стью пере­веде­ны А. А. Фетом (Скор­би Овидия. Пер. А. Фета. М., 1893); наи­бо­лее широ­ко избран­ные «Скорб­ные эле­гии» и «Пись­ма с Пон­та» были пред­став­ле­ны в изда­нии: Овидий. Эле­гии и малые поэ­мы. Пер. с лат. М., «Худож. лит.», 1973; для насто­я­ще­го изда­ния напе­ча­тан­ные там пере­во­ды зано­во отредак­ти­ро­ва­ны.

    В каче­стве при­ло­же­ния в изда­ние вклю­че­на ран­няя, не пол­но­стью сохра­нив­ша­я­ся поэ­ма Овидия «При­ти­ра­нья для лица», так­же до сих пор сти­ха­ми на рус­ский язык не пере­во­див­ша­я­ся. Таким обра­зом, этим изда­ни­ем впер­вые на рус­ском язы­ке завер­ша­ет­ся сти­хотвор­ный пере­вод всех без исклю­че­ния сочи­не­ний Овидия.

    В при­ме­ча­ни­ях для каж­до­го сти­хотво­ре­ния дает­ся крат­кое обо­зна­че­ние содер­жа­ния (вза­мен загла­вий, у антич­ных лири­ков не употреб­ляв­ших­ся), потом общие сведе­ния об обсто­я­тель­ствах напи­са­ния и худо­же­ст­вен­ных осо­бен­но­стях сти­хотво­ре­ния и, нако­нец, пояс­не­ния к отдель­ным сти­хам. Наи­бо­лее обще­из­вест­ные мифо­ло­ги­че­ские име­на и сюже­ты, как пра­ви­ло, не пояс­ня­ют­ся.

  • КНИГА I (9 г. н. э.)


    Эле­гия 1.

  • Напут­ст­вие сво­ей кни­ге. Всту­пи­тель­ное сти­хотво­ре­ние при отправ­ле­нии в Рим I кни­ги «Скорб­ных эле­гий» вес­ной 9 г. н. э. Три обра­ще­ния к оли­це­тво­рен­ной кни­ге (1—16, 49—68, 105—128) и меж­ду ними — настав­ле­ния, как вести себя с про­сты­ми чита­те­ля­ми (17—48) и как с Авгу­стом (69—104). Такие обра­ще­ния к кни­гам были уже тра­ди­ци­он­ны в антич­ной поэ­зии: сход­ным обра­зом напи­са­но было почти на 30 лет рань­ше (20 г. до н. э.) заклю­чи­тель­ное сти­хотво­ре­ние Гора­ция к I кни­ге его «Посла­ний».
  • 1.малый мой сви­ток… — Овидий опи­сы­ва­ет внеш­ность рос­кош­но­го изда­ния антич­ной кни­ги-свит­ка. Сви­ток хра­нил­ся в пер­га­мент­ном чех­ле, кра­шен­ном в крас­ную крас­ку из сока вак­ци­нии, сме­шан­но­го с моло­ком. Загла­вия впи­сы­ва­лись мини­ем (кино­ва­рью); обрат­ная сто­ро­на свит­ка для сохран­но­сти от чер­вей и для бла­го­во­ния нати­ра­лась кед­ро­вым мас­лом; верх­ний и ниж­ний обрез («чело») поли­ро­вал­ся пем­зой и окра­ши­вал­ся чер­ным, над ним высту­па­ли рож­ки — кон­цы палоч­ки, на кото­рую наво­ра­чи­вал­ся сви­ток, а на рож­ках укреп­ля­лись руч­ки из белой сло­но­вой кости.
  • 20.Богом нис­по­слан­ный дар. — т. е. Авгу­стом.
  • 30. Цезарь — импе­ра­тор Август.
  • 47. Мео­ни­ец — Гомер, по одним вер­си­ям, — как сын Мео­на, по дру­гим — как уро­же­нец лидий­ской Мео­нии.
  • 61.опо­зна­ют по цве­ту… — по гряз­но­му, как у изгнан­ни­ка, виду.
  • 68. преж­ний труд — «Нау­ка люб­ви».
  • 70. холм — Пала­тин, где нахо­ди­лись дво­рец Авгу­ста и хра­мы Апол­ло­на Пала­тин­ско­го, Юпи­те­ра Ста­то­ра и дру­гих богов (см. «Скорб­ные эле­гии», III, 1).
  • 79. Фаэ­тон — сын Гелиоса, пора­жен­ный Юпи­те­ром за неуме­ние спра­вить­ся с коня­ми Солн­ца («Мета­мор­фо­зы», II).
  • 83—84. Аргоса флот — гре­че­ский флот, на обрат­ном пути от Трои раз­би­тый бурею у мыса Кафа­рея на ост­ро­ве Эвбея.
  • 90.пал и назва­нье Икар морю Ика­ро­ву дал. — Ика­рий­ским морем назы­ва­лась часть Эгей­ско­го моря у бере­гов Малой Азии. О Деда­ле и Ика­ре см. «Мета­мор­фо­зы», VIII.
  • 100.сам, как древ­ле Ахилл, и увра­чу­ет ее. — Ахилл ранил мисий­ско­го царя Теле­фа и потом один мог исце­лить эту рану ржав­чи­ной сво­его копья.
  • 105. при­ют мой — дом Овидия в Риме.
  • 106.в круг­лой коро­боч­ке… — в лар­це, где хра­ни­лись преж­ние кни­ги Овидия.
  • 111—115. трех — три кни­ги «Нау­ки люб­ви», погу­бив­шие их авто­ра, как Эдип сво­его отца Лаия, а Теле­гон, сын Цир­цеи, сво­его отца Улис­са.
  • 117—118. «Пре­вра­ще­ния» — «Мета­мор­фо­зы». Об их судь­бе см. «Скорб­ные эле­гии», I, 7.
  • Эле­гия 2.
  • Буря в мор­ском пути. Опи­сы­ва­ет­ся буря в Ионий­ском море, задер­жав­шая пере­езд сослан­но­го Овидия от адри­а­ти­че­ско­го бере­га Ита­лии (Авзо­нии, ст. 92) к бере­гам Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва. О про­ду­ман­ной ком­по­зи­ции этой эле­гии см. с. 206.
  • 5—10. Мифо­ло­ги­че­ские при­ме­ры из «Или­а­ды» (5—6, тев­к­ры — тро­ян­цы), «Эне­иды» (7—8, Сатур­но­ва дочь — Юно­на), «Одис­сеи» (9—10, Кро­нид — здесь Неп­тун, брат Юпи­те­ра).
  • 27—30. Эвр, Зефир, Борей и Нот — восточ­ный, запад­ный, север­ный и южный вет­ры.
  • 48. бал­ли­ста — боль­шое мета­тель­ное орудие, стре­ляв­шее камен­ны­ми или свин­цо­вы­ми ядра­ми.
  • 50.перед один­на­дца­тым он за девя­тым идет. — Деся­тый вал в бурю счи­тал­ся самым мощ­ным (как в новое вре­мя — девя­тый).
  • 77—79.учить­ся не еду в Афи­ны… — в Афи­ны и Малую Азию Овидий ездил в моло­до­сти с Пом­пе­ем Мак­ром (см. «Пись­ма с Пон­та», II, 10), но в Алек­сан­дрии (Алек­сан­дро­вом горо­де) не бывал.
  • 104. Цеза­рю — Авгу­сту; цеза­рям — усы­нов­лен­ным им наслед­ни­кам, спер­ва вну­кам Гаю и Луцию, а потом пасын­ку Тибе­рию с его пле­мян­ни­ком Гер­ма­ни­ком и сыном Дру­зом.
  • Эле­гия 3.
  • Послед­няя ночь в Риме. Эле­гия заме­ча­тель­на чет­кой раз­мет­кой вре­ме­ни дей­ст­вия, чле­ня­щей ее на пять частей с посте­пен­ным нарас­та­ни­ем напря­же­ния, не счи­тая вступ­ле­ния: (5—26) вечер, общий плач; (27—46) перед полу­но­чью, молит­вы богам; (47—68) после полу­но­чи, сомне­ния и коле­ба­ния; (69—88) рас­свет, раз­лу­ка; (89—102) утро, отправ­ле­ние в путь. В каж­дой сцене (кро­ме сред­ней) поведе­ние поэта отте­не­но поведе­ни­ем жены.
  • 19.в Ливии даль­ней… — дочь Овидия (точ­нее, пад­че­ри­ца) сопро­вож­да­ла сво­его мужа Суил­лия («Пись­ма с Пон­та», IV, 8) в поезд­ке в Афри­ку.
  • 29. Капи­то­лий — холм в Риме с хра­ма­ми глав­ных рим­ских богов — Юпи­те­ра, Юно­ны и Минер­вы; рядом с ним нахо­дил­ся дом Овидия.
  • 30. Лар — бог домаш­не­го оча­га.
  • 33. Кви­ри­нов град — Рим (Кви­рин — имя обо­жест­влен­но­го Рому­ла).
  • 37. Сын небес — Август.
  • 40. бог — Август.
  • 45. Пена­ты — боги домаш­не­го оча­га.
  • 48. ним­фа аркад­ская — Кал­ли­сто, обра­щен­ная в Боль­шую Мед­веди­цу («Мета­мор­фо­зы», II).
  • 55.сту­пил на порог… — задеть порог, выхо­дя из дому, счи­та­лось дур­ным зна­ком.
  • 66.Тесея завет! — леген­дар­ная друж­ба Тесея и Пири­фоя. См. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», I, 5, 19.
  • 75. Мет­тий Фуфе­тий — леген­дар­ный аль­бан­ский царь, пре­дав­ший сво­его союз­ни­ка рим­ско­го царя Тул­ла Гости­лия и за это каз­нен­ный: его разо­рва­ли на части, при­вя­зав к двум колес­ни­цам.
  • Эле­гия 4.
  • Вто­рая буря на море. Корабль Овидия идет к югу вдоль бал­кан­ско­го («илли­рий­ско­го») бере­га, но ветер про­дол­жа­ет отно­сить его на запад, к Ита­лии.
  • 1. эри­манф­ской Мед­веди­цы сто­рож — Арк­тур, глав­ная звезда созвездия Воло­па­са, смеж­но­го с Боль­шой Мед­веди­цей; заход ее сов­па­дал с осен­ни­ми рав­но­ден­ст­вен­ны­ми буря­ми.
  • 8. писа­ные боги — укра­ше­ния кора­бель­ной кор­мы.
  • 18. запо­вед­ные бере­га — запрет­ная поэту Ита­лия.
  • 22. богу вели­ко­му — Авгу­сту, отпра­вив­ше­му Овидия на восток.
  • 26. гро­мо­вер­жец — Август.
  • Эле­гия 5.
  • К вер­но­му дру­гу. Началь­ные стро­ки (осо­бен­но ст. 5 — Ты, ктосовет мне подал…) поз­во­ля­ют пред­по­ло­жи­тель­но отож­де­ст­вить адре­са­та эле­гии с Цель­сом, кото­рый («Пись­ма с Пон­та», I, 9, 21—22) тоже отго­ва­ри­вал Овидия от само­убий­ства.
  • 19. Пири­фой — друг Тесея, убедив­ший­ся в его друж­бе, когда тот отва­жил­ся сопро­вож­дать Пири­фоя в без­на­деж­ной попыт­ке похи­тить Про­зер­пи­ну, цари­цу Под­зем­но­го цар­ства.
  • 21. фоке­ец — Пилад, сын фокид­ско­го царя Стро­фия, дока­зав­ший свою вер­ность Оре­сту, когда того тер­за­ли фурии за мате­ре­убий­ство.
  • 23. Гибель Ниса, сына Гир­та­ка, и его дру­га Еври­а­ла, не желав­ших поки­нуть друг дру­га во вре­мя вылаз­ки в стан руту­лов, опи­са­на в IX кни­ге «Эне­иды».
  • 38. бог — Август.
  • 44. боже­ство — Август.
  • 53. Труб­ный я голос имей… — реми­нис­цен­ция попу­ляр­но­го обра­за Гоме­ра («Или­а­да», II, 489—490).
  • 60 и 67. Дули­хий и Самос (точ­нее, Сама) — ост­ро­ва близ Ита­ки, при­над­ле­жав­шие цар­ству Улис­са.
  • 75. бог — Август.
  • 76. бра­ни боги­ня — Минер­ва.
  • Эле­гия 6.
  • Бла­го­да­ре­ние жене. Из двух частей эле­гии пер­вая (1—16, бла­го­дар­ность жене) вво­дит­ся исто­ри­ко-лите­ра­тур­ной парал­ле­лью, вто­рая (17—28, похва­ла жене) — мифо­ло­ги­че­ской.
  • 1. Анти­мах — поэт из ионий­ско­го Коло­фо­на (невда­ле­ке от Кла­ро­са, древ­не­го свя­ти­ли­ща Апол­ло­на) (нача­ло IV в. до н. э.), автор зна­ме­ни­тых эле­гий на смерть сво­ей жены Лиды.
  • 2. кос­ский певец — Филет (нача­ло III в. до н. э.), один из осно­во­по­лож­ни­ков элли­ни­сти­че­ской лири­ки, автор сти­хов о сво­ей жене или любов­ни­це Бит­ти­де.
  • 8.всех, кто спе­шил схва­тить… — Овидий не был нака­зан кон­фис­ка­ци­ей иму­ще­ства; но креди­то­ры его, опа­са­ясь, что может после­до­вать и такой указ, пото­ро­пи­лись предъ­явить к опла­те дан­ные им обя­за­тель­ства.
  • 19—22. Фес­са­ли­ян­ка Лаода­мия, жена Про­те­си­лая, пер­во­го пав­ше­го от гре­че­ских геро­ев Тро­ян­ской вой­ны (см. ниже, прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», V, 5, 51—58); Анд­ро­ма­ха и Пене­ло­па, вос­пе­тые Гоме­ром, — клас­си­че­ские при­ме­ры супру­же­ской вер­но­сти.
  • 27. пер­вая рим­лян­ка — Ливия, жена Авгу­ста, «пер­во­го из рим­лян» (прин­цеп­са).
  • Эле­гия 7.
  • О судь­бе «Мета­мор­фоз». Рас­сказ обрам­лен пере­кли­каю­щи­ми­ся моти­ва­ми — изо­бра­же­ни­ем поэта в перстне дру­га (1—10) и над­пи­сью поэта на остав­ля­е­мой им поэ­ме (33—40).
  • 2. венок — венок из плю­ща, посвя­щен­но­го Вак­ху, богу вдох­но­ве­ния, был обыч­ной при­ме­той при изо­бра­же­ни­ях поэтов.
  • 17. Фести­а­да — Алфея, дочь плев­рон­ско­го царя Фестия; когда ее сын Меле­агр в охот­ни­чьей ссо­ре убил ее бра­тьев, она погу­би­ла его, бро­сив в огонь голов­ню, в кото­рой заклю­че­на была его жизнь («Мета­мор­фо­зы», VIII).
  • Эле­гия 8.
  • К невер­но­му дру­гу. Адре­сат — может быть, Пом­пей Макр, сопро­вож­дав­ший когда-то Овидия в Гре­цию и Малую Азию (ст. 33—34).
  • 1—2. Вспять хлы­нут реки… — реми­нис­цен­ция зна­ме­ни­то­го места в «Медее» Еври­пида (410), став­ше­го образ­цом для рито­ри­че­ских срав­не­ний «от невоз­мож­но­сти».
  • 39.у лево­го бере­га Пон­та… — Левым Пон­том офи­ци­аль­но назы­ва­лось Бал­кан­ское побе­ре­жье Чер­но­го моря, куда направ­лял­ся Овидий; здесь, как и даль­ше в подоб­ных слу­ча­ях, Овидий наме­ка­ет на то, что левая сто­ро­на в гре­че­ских суе­ве­ри­ях счи­та­лась небла­го­при­ят­ной.
  • Эле­гия 9.
  • Дру­гу, не похо­же­му на дру­гих. Посла­ние к моло­до­му дру­гу, успеш­но начи­наю­ще­му карье­ру судеб­но­го ора­то­ра. Вся вто­рая часть сти­хотво­ре­ния (39—66) вос­хва­ля­ет серь­ез­ность его заня­тий, в про­ти­во­по­лож­ность лег­ко­мыс­лен­но­сти сти­хов, погу­бив­ших само­го Овидия.
  • 28. Фоант — см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», IV, 4, 63—65.
  • 29. Акто­рид — Патрокл. Дру­гие при­ме­ры друж­бы — те же, что и в «Скорб­ных эле­ги­ях», I, 5.
  • 34. [прим. изд. 1973 г.: Эври­ал и Нис — пер­со­на­жи «Эне­иды» Вер­ги­лия; когда Эври­ал погиб, Нис бро­сил­ся на вра­га, чтобы ото­мстить за него, и был убит.]
  • 49.левые гро­ма рас­ка­ты… — левая сто­ро­на счи­та­лась у рим­ских гада­те­лей бла­го­при­ят­ной (в про­ти­во­по­лож­ность гре­че­ским, ср. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», I, 8, 39).
  • 58. лег­кая нау­ка — «Нау­ка люб­ви». Тема «сти­хи мои воль­ны, а жизнь чиста» полу­ча­ет раз­ви­тие даль­ше, в «Скорб­ных эле­ги­ях», II, 353.
  • Эле­гия 10.
  • Путь в ссыл­ку. В сво­ем пла­ва­нии Овидий сме­нил три кораб­ля. Пер­вый, на кото­ром он пре­одо­лел две бури в Ионий­ском море (опи­сан­ные в «Скорб­ных эле­ги­ях», I, 2 и 4), довез его от Ита­лии до Коринф­ско­го зали­ва и Корин­фа. Вто­рой, к кото­ро­му обра­ща­ет­ся поэт в этом сти­хотво­ре­нии, про­вез его от Корин­фа до ост­ро­ва Само­фра­кии меж­ду фра­кий­ским бере­гом и Гел­лес­пон­том. Здесь, на Само­фра­кии, и напи­са­но это сти­хотво­ре­ние. Отсюда Овидий на третьем кораб­ле дол­жен был пере­пра­вить­ся в фра­кий­скую гавань Тем­пи­ру и затем сухим путем пере­сечь Фра­кию до Чер­но­мор­ско­го бере­га, а там в одной из гава­ней (пере­чис­ля­е­мых в ст. 35—41) встре­тить преж­ний свой корабль, про­шед­ший тем вре­ме­нем через Гел­лес­понт и Бос­пор, и на нем про­дол­жать путь в Томы. Овидий начи­на­ет сти­хотво­ре­ние похва­лою сво­е­му вто­ро­му кораб­лю (1—8), а кон­ча­ет доб­рым поже­ла­ни­ем обо­им кораб­лям, и вто­ро­му и третье­му (45—50).
  • 2. Писан на нем ее шлем… — корабль назы­вал­ся «Шлем Минер­вы» (или «Шле­мо­нос­ная Минер­ва») и имел изо­бра­же­ние шле­ма на кор­ме.
  • 9. Кен­хреи — гавань Корин­фа со сто­ро­ны Эгей­ско­го моря.
  • 15—20. Корабль Овидия дошел до Трои (Гек­то­ров город), у вхо­да в Гел­лес­понт (море Гел­лы, внуч­ки Эола), а оттуда повер­нул к ост­ро­вам Имбро­су и Само­фра­кии.
  • 19. Зеринф — свя­ти­ли­ще Гека­ты на Само­фра­кии.
  • 23. Бисто­ния — Фра­кия.
  • 25—28. Дар­да­ния (назван­ная по име­ни тро­ян­ско­го царя Дар­да­на), Ламп­сак (центр куль­та При­а­па, бога садов), Сест и Абидос — горо­да на Гел­лес­пон­те (дева — Гел­ла, по име­ни кото­рой назы­вал­ся про­лив).
  • 30. гемо­ний­ские мужи — арго­нав­ты, осно­ва­те­ли Кизи­ка.
  • 33. Австр — латин­ское имя гре­че­ско­го Нота, южно­го вет­ра.
  • 34, 47. Киа­ней­ские ска­лы (Сим­плега­ды) — мифи­че­ские стал­ки­ваю­щи­е­ся ска­лы на пути арго­нав­тов; отож­дествля­лись с Бос­фор­ским про­ли­вом.
  • 34—41. Финий­ский залив (град Апол­ло­на — Апол­ло­ния, совр. Созо­поль), Анхи­ал, Месем­брия, Одесс (совр. Вар­на), Дио­ни­со­поль (город Вак­ха), Кал­ла­тис (коло­ния Герак­леи, кото­рая в свою оче­редь была коло­ни­ей Мегар, горо­да царя Алка­фоя) и нако­нец, город милет­ский (Томы, коло­ния миле­тян) — гава­ни на пути кораб­ля к севе­ру вдоль чер­но­мор­ско­го бере­га.
  • 45. Тин­да­ра сыны — Дио­с­ку­ры, покро­ви­те­ли моря­ков.
  • Эле­гия 11.
  • О сти­хах по пути в ссыл­ку. Эпи­лог I кни­ги, пере­кли­каю­щий­ся с ее про­ло­гом: там Овидий про­сит изви­не­ния за внеш­ность книж­ки, здесь за ее содер­жа­ние (1—2, 35—44).
  • 3. Адрия — Адри­а­ти­че­ское море.
  • 13—16. Геды («коз­ля­та») — звезды в созвездии Воз­ни­че­го; их вос­ход (как и вос­ход Гиад) вме­сте с захо­дом Пле­яд и Арк­ту­ра (эри­манф­ской Мед­веди­цы сто­рож) озна­чал нача­ло осен­них и зим­них бурь, опас­ных для море­пла­ва­ния.
  • Вари­ан­ты пере­во­да по изда­нию: Овидий. Эле­гии и малые поэ­мы. М., «Худо­же­ст­вен­ная лите­ра­ту­ра», 1973 г.

  • 7, 36. Мож­но ли / Мож­но ль — ИСПРАВЛЕНО (Прим. ред. сай­та)
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1260010310 1260010237 1260010301 1303007002 1303007003 1303007004