Публий Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта. Москва, изд-во «Наука», 1978.
Перевод с латинского С. А. Ошерова (I—IV, VI, IX, XI, XIV),С. В. Шервинского (V, VII, VIII, X, XIII), А. В. Парина (XII).
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров.
Перевод с латинского С. А. Ошерова (I—IV, VI, IX, XI, XIV),
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров.
Перевод сделан по следующим изданиям: Ovid with an English translation: Tristia, Ex Ponto, ed. by A. L. Wheeler. London — Cambridge (Mass.), 1924 (re-ed 1959); P. Ovidii Nasonis Ibis: ex novis codicibus ed., scholia Vetera, commentarium cum prolegomenis appendice indice add. R. Ellis. Oxoniae, 1881; Ovidi Halieutica; Ovidi Nux, in: Poetae latini minores, post Aem. Baehrensium ed. F. Vollmer, v. 2, f. 1—2, Lipsiae, 1911—1923; Ovid, Heilmittel gegen die Liebe, Die Pflege des Weiblichen Gesichts, lat. und deutsch v. F. W. Lenz. Berlin, 1960. Немногочисленные отступления от этих изданий в сторону рукописного чтения обычно оговариваются.
| Элегия I | 10 20 30 40 50 60 70 80 |
| Элегия II | 10 20 30 40 50 60 70 |
| Элегия III | 10 20 30 40 50 |
| Элегия IV | 10 20 30 40 50 |
| Элегия V | 10 20 30 40 50 60 |
| Элегия VI | 10 20 30 40 |
| Элегия VII | 10 20 30 40 50 60 |
| Элегия VIII | 10 20 30 |
| Элегия IX | 10 20 30 |
| Элегия X | 10 20 30 40 50 |
| Элегия XI | 10 20 30 |
| Элегия XII | 10 20 30 40 50 60 |
| Элегия XIII | 10 20 30 |
| Элегия XIV | 10 20 30 40 |
| С гетского берега я посылаю еще одну книжку; Ты, кто мне предан, прибавь к прежней четверке ее. Будут и эти стихи под стать судьбе стихотворца: В книге во всей не найти строчки, ласкающей слух. |
||
| 5 | Жизнь безотрадна моя — безотрадно и то, что пишу я, С горьким предметом стихов в полном согласии слог. Весел и счастлив я был — были веселы юные песни, Хоть и пришлось мне теперь горько раскаяться в них. После паденья могу лишь о нем я твердить постоянно, |
|
| 10 | И содержаньем стихов сделалась участь моя. Словно простертый без сил на прибрежном песке у Каистра Лебедь поет над собой сам погребальную песнь, Так и я, занесен на далекий берег сарматский, Делаю все, чтоб немой тризна моя не была. |
|
| 15 | Если кто станет искать утех и песен игривых, Предупреждаю, чтоб он этих стихов не читал. Больше ему подойдут и Галл, и приятный Проперций, Больше ему подойдет нежный Тибулла талант. О, когда бы меня заодно не числили с ними! |
|
| 20 | Горе! Зачем порой Муза резвилась моя? В крае, где скифский Истр, я за то несу наказанье, Что в шаловливых стихах бога с колчаном воспел. Что мне осталось? Стихи никому не зазорными сделав, Я им велел, чтоб они помнили имя мое. |
Δ |
| 25 | Может быть, спросите вы, почему так много унылых Песен теперь я пою? Участь уныла моя! Не поэтический дар, не искусство их создавали — Беды поэту дарят тему стихов и стихи. Да и большую ли часть невзгод моих песни вместили? |
|
| 30 | Тот не несчастен, кто счет знает несчастьям своим. Сколько кустов по лесам, сколько в мутном Тибре песчинок, Сколько стеблей травяных Марсово поле растит — Столько я тягот несу, от которых одно исцеленье И передышка одна — медленный труд Пиэрид. |
|
| 35 | Спросишь: когда же, Назон, конец твоим жалобным песням? Кончится ссылка — тогда будет и песням конец. Ссыльного участь, поверь, — неизбывный источник для жалоб; В этих стихах не я — участь моя говорит. Если бы родину мне и жену дорогую вернули, |
|
| 40 | Стал бы весел мой взгляд, стал бы я прежним опять. Если гнев свой смягчит поражений не знающий Цезарь, Снова тебе подарю полную радости песнь. Стих мой бывал шаловлив — шаловливым он больше не будет, Хватит того, что меня он уж однажды сгубил. |
|
| 45 | Буду я петь лишь о том, что одобрит Цезарь, — но ссылку Пусть облегчит мне и даст хоть от сарматов уйти! Впрочем, могут ли быть мои не печальными книжки? Что, кроме флейты, звучать может над прахом моим? Скажешь: лучше бы ты терпел невзгоды в молчанье, |
|
| 50 | Скрыл безмолвьем глухим то, что постигло тебя. Значит, требуешь ты, чтобы стона не вырвала пытка, Чтобы слезы не пролил раненный тяжко боец. Сам Фаларид разрешил вопить в Перилловой меди, Чтобы мычаньем звучал вопль этот в пасти быка. |
|
| 55 | Не рассердился Ахилл, увидев слезы Приама, — Ты ж мне рыдать не велишь, жестокосердней врага. Сделали дети Лето одинокой и сирой Ниобу, Но, чтобы слез не лила, ей приказать не могли. Жалоба Прокны вовек и стон Альционы не смолкнут — |
|
| 60 | Значит, не зря мы хотим горе словами излить. Вот почему Филоктет в холодной лемносской пещере Скалы тревожил не раз, сетуя вслух на судьбу. Душит стесненная боль, все больше в груди раскаляясь, Силой ее подавив, множим мы силу ее. |
|
| 65 | Так что ко мне снисходителен будь — иль оставь мои книжки, Если, читатель, тебе то, что мне в пользу, претит. Но почему бы они могли претить хоть кому-то? Разве от них пострадал кто-нибудь, кроме меня? Плохи, согласен, стихи; но кто их читать заставляет? |
|
| 70 | Брось их, если они разочаруют тебя. Я их не правлю; но ты не забудь, где они создавались, — Право, они не грубей родины дикой своей. Рим не должен равнять меня со своими певцами, А меж сарматов, поверь, буду и я даровит! |
|
| 75 | Слава к тому же меня не прельщает, меж тем как нередко Громкой молвы похвала шпоры таланту дает. Я не хочу, чтобы дух мой зачах меж тревог постоянных, Что, несмотря на запрет, одолевают его. Вот для чего я пишу. А зачем посылаю, ты спросишь, |
|
| 80 | Эти стихи? Хоть так с вами побыть я хочу. | |
| Все ли еще, когда с Понта письмо принесут, ты бледнеешь, Все ли вскрываешь его слабой, дрожащей рукой? Зря ты боишься: теперь я здоров, и тщедушное прежде Тело, которому труд был непосилен любой, |
||
| 5 | Здесь не сдает: укрепила его привычка к лишеньям, — Или на бо́льшую хворь в ссылке досуга мне нет? Только душа больна, ей время сил не вернуло, Все еще мучит ее та же, что прежде, тоска. Думал я: длительный срок затянуться поможет рубцами |
|
| 10 | Ранам — а раны болят, будто я ранен вчера. Значит, давность целить одни лишь царапины может, Язва чуть глубже — ее лишь растравляют года. Чуть ли не десять лет Пеанта сын от ужала Шею раздувшей змеи раной зловонной страдал. |
|
| 15 | Телеф бы вовсе погиб, безысходным источен недугом, Если б нанесшей удар не был рукою спасен. Я о том же молю: если нет на мне преступленья, Ранивший пусть облегчить раны захочет мои. Пусть бы, довольствуясь мук моих неполною мерой, |
|
| 20 | Он из пучины отвел малую долю воды. Сколько бы горечи он ни убавил, останется много, Каре будет любой часть моей кары равна. Сколько роз в цветниках, сколько раковин есть у прибрежий, Сколько зерен таит сон навевающий мак, |
|
| 25 | Сколько зверей по лесам и плавучих рыб под водою, Сколько режут крылом воздух податливый птиц, Столько я тягот терплю; пытаться все их исчислить — Все равно что вести счет икарийским волнам. Пусть умолчу о бедах в пути, об опасностях в море |
|
| 30 | И о поднявших мечи мне на погибель руках — Варварский край, у границ необъятного мира лежащий, Держит меня средь врагов, плотно сжимающих круг. Место сменили бы мне — ведь ни в чьей неповинен я крови, — Если б твой долг предо мной выполнен был до конца. |
|
| 35 | Бог, на котором все могущество держится Рима, Часто, врагов победив, к ним милосерден бывал. Что же колеблешься ты? Попроси — опасности нету: В мире бескрайнем всех кротостью Цезарь затмил. Что же мне делать, увы? Отступаются те, кто всех ближе! |
|
| 40 | С шеи хочешь и ты сломанный сбросить ярем? Где утешенье найти среди бед? Куда мне податься? Якоря нет, чтоб в отлив лодку мою удержать! Сам припаду к алтарю враждебного бога, увидишь! Ведь обнимающих рук не отвергает алтарь. |
|
| 45 | К дальним издали я божествам взываю с мольбою, Если с Юпитером нам, смертным, дано говорить. Ты, о державы судья! Храня тебя, боги являют Нам попеченье свое об Авзонийской земле! Истинный образ, краса с тобой расцветшего Рима, |
|
| 50 | Муж, чье величье равно миру под властью твоей! Дольше живи на земле, хоть эфир по тебе и тоскует, И не спеши вознестись к звездам, сужденным тебе! Лишь об одном я молю: убавь хоть на малую долю Молнию! Чтобы карать, хватит остатка ее. |
|
| 55 | Был умерен твой гнев: ты оставил мне жизнь, сохранил мне Все гражданина права, имени я не лишен, Не перешло достоянье к другим, и слово указа Не позволяет мою участь изгнанием звать. Этих страшился я кар, полагая, что все заслужил я, |
|
| 60 | Но оказался твой гнев легче проступков моих. Ты удалиться велел, к припонтийским направиться пашням, Мчащейся в ссылку кормой скифскую резать волну. Этот приказ и привел меня в край, безотрадный для взгляда, Где под морозной звездой берег Евксинский лежит. |
|
| 65 | Мучит меня здесь больше всего не всегдашняя стужа, Не обожженный седым холодом степи простор, Даже не то, что латынь устам дикарей незнакома И что над греческим верх выговор гетов берет, — Но что плотным кольцом меня окружают сраженья, |
|
| 70 | Что и за тесной стеной трудно спастись от врагов. Есть перемирья порой — не бывает надежного мира: То нападают на нас, то нападенья мы ждем. Только отсюда бы прочь — пусть хотя бы в Занклейском проливе Воды Харибды меня к водам стигийским умчат, |
|
| 75 | Пусть хоть на Этне в огне я буду сгорать терпеливо, Пусть хоть левкадский бог в море потопит меня. Кары прошу — но другой! Я страдать и дальше согласен, Но безопаснее край мне для страданья назначь! |
|
| Нынче — тот день, когда (если в днях я со счета не сбился) Правят поэты, о Вакх, твой ежегодный обряд: В праздничных свежих венках из душистых цветов осушают Чаши с напитком твоим и величают тебя. |
||
| 5 | Помню, случалось и мне, покуда судьба позволяла, Гостем, угодным тебе, с ними бывать на пирах. Ну а теперь берега, где сармат соседствует с гетом, Держат меня вдалеке под киносурской звездой. Жизнь, которую я проводил без забот и без тягот, |
|
| 10 | Зная лишь сладостный труд в хоре сестер Пиэрид, Ныне средь гетских мечей влачу на далекой чужбине, Вынесши много невзгод на море и на земле. Случай сгубил ли меня иль богов разгневанных воля, Иль при рожденье ко мне Парка сурова была, |
|
| 15 | Должен ты был все равно своей божественной силой Помощь поэту подать, чтущему свято твой плющ, Или же что изрекут над судьбою властные сестры, То недоступно уже воле богов остальных? Сам по заслугам ты был вознесен к твердыням эфира, |
|
| 20 | Но и тебе этот путь стоил немалых трудов. В городе ты не остался родном, но в край заснеженный К марсолюбивым проник гетам, к стримонским струям, Через Персиду прошел, через Ганг широкотекущий, Вплоть до рек, что поят смуглый индийцев народ. |
|
| 25 | Дважды такое тебе, рожденному дважды, судили Парки, которые нам нить роковую прядут. Вот и меня, коль не грех себя уподобить бессмертным, Жребий железный гнетет и отягчает мне жизнь. Пал я не легче, чем тот полководец хвастливый, который |
|
| 30 | Был Громовержца огнем сброшен с фиванской стены. Ты, услыхав, что певец повержен молнией быстрой, Мог бы его пожалеть, вспомнив Семелы судьбу, Мог бы сказать, оглядев вкруг твоей святыни поэтов: «Что-то меж наших жрецов недостает одного». |
|
| 35 | Добрый Либер, спаси — и пусть лоза отягчает Вязы, пусть будет гроздь пьяного сока полна, Пусть под немолчный удар тимпана вслед за тобою Вместе с вакханками мчит резвый сатиров народ, Пусть тяжелей придавит земля останки Ликурга, |
|
| 40 | Пусть и за гробом Пенфей кару несет поделом, Пусть мерцает вовек и все затмевает созвездья В небе горящий венец критской супруги твоей. К нам, прекрасный, сойди, облегчи невзгоды и беды, Вспомни о том, что всегда был я в числе твоих слуг! |
|
| 45 | Связаны все божества меж собою общеньем. Попробуй Волей своей изменить Цезаря волю, о Вакх! Также и вы, о трудов сотоварищи наших, поэты, Благочестиво подняв чаши, молитесь за нас! Пусть из вас хоть один, назвавши имя Назона, |
|
| 50 | Слезы смешает с вином, кубок поставит на стол, Ваши ряды оглядит, о ссыльном вспомнит и скажет: «Где он, тот, без кого хор наш неполон, — Назон?» Сделайте так, коль от вас заслужил я любви добротою, Если мой суд не бывал вашим в обиду стихам, |
|
| 55 | Если, должную дань воздавая творениям древних, Я не ниже ценил Музу новейших времен. Пусть, если можно, всегда среди вас мое имя пребудет, И да поможет вам всем песни создать Аполлон! |
|
| Я, Назона письмо, с берегов явилось Евксинских, Как устало я плыть, как я устало идти! Мне он, плача, сказал: «Тебе дозволено видеть Рим; о, насколько твоя доля счастливей моей!» |
||
| 5 | С плачем меня он писал, а когда запечатывал, перстень С камнем резным не к устам — к мокрым щекам подносил. Кто захочет спросить о причине тоски, тот, наверно, Солнце попросит себе в солнечный день показать, Тот не увидит листвы в дубовом лесу, не заметит |
|
| 10 | Мягкой травы на лугу, в полном потоке — воды, Тот удивится, о чем Приам над Гектором плачет, Стонет о чем Филоктет, раненный жалом змеи. Дай-то бог, чтоб Назон не оплакивал больше причину Скорби своей, чтоб его переменился удел! |
|
| 15 | Сносит он между тем невзгоды с должным терпеньем, С силой не рвется с узды, как необъезженный конь, И уповает, что гнев божества бесконечным не будет, Ибо вину за собой знает, не умысел злой. Он вспоминает о том, каково милосердие бога, — |
|
| 20 | Ведь милосердье свое бог и на нем показал: Если имущество он сохранил, гражданином остался, Если он жив до сих пор — все это бога дары. Ну а в сердце его, если мне хоть немного ты веришь, Ты живешь, из друзей самый ему дорогой. |
|
| 25 | Он Эгидом тебя и спутником странствий Ореста, Менетиадом зовет и Евриалом своим, И по отчизне своей, по всему, что утратил с отчизной, Хоть и немало утрат, друг твой тоскует не так, Как по тебе, по твоем лице и взоре, который |
|
| 30 | Слаще меда ему в сотах аттических пчел. Часто он и сейчас злосчастные дни вспоминает, Жалуясь горько, что смерть раньше тех дней не пришла: Все, заразиться боясь бедой внезапной, бежали, В дом под ударом никто даже войти не хотел, |
|
| 35 | Ты же, он помнит, при нем средь немногих верных остался, Если немногими звать можно двоих иль троих. Он, хоть и был оглушен, не утратил чувств и заметил, Что о несчастье его с ним ты скорбишь наравне. Он вспоминает всегда твой взгляд, слова и стенанья, |
|
| 40 | Слезы, которые ты лил у него на груди: Так и его ты утешить сумел, и нашел облегченье Сам (в утешениях ты так же нуждался, как он). Друг твой за это тебе обещает и память, и верность, Будет ли видеть свет, будет ли в землю зарыт. |
|
| 45 | Жизнью твоей, как своей, он с тех пор постоянно клянется, Ибо твоя для него стала дороже своей. Чувствует он благодарность сполна за все, что ты сделал, Так что не пашут твои берег песчаный быки. Только о ссыльном всегда ты заботься! Он сам не попросит, |
|
| 50 | Зная тебя хорошо, — я же могу попросить. | |
| День рожденья моей госпожи привычного дара Требует — так приступи к жертве священной, рука! Может быть, так проводил когда-то и отпрыск Лаэрта День рожденья жены где-то у края земли. |
||
| 5 | Все наши беды забыв, пусть во благо язык мой вещает, Хоть разучился, боюсь, молвить благие слова. Плащ надену, какой лишь раз в году надеваю, Пусть его белизна с долей моей не в ладу. Надо зеленый алтарь сложить из свежего дерна, |
|
| 10 | Тихо горящий огонь пусть опояшет цветы. Ладан подай мне, слуга, чтобы стало пламя пышнее, И возлияний вино пусть на огне зашипит. Славный рождения день, хоть я от нее и далеко, Светлым сюда приходи, будь непохожим на мой! |
|
| 15 | Если моей госпоже суждена была горькая рана, Пусть злоключений моих хватит с нее навсегда. Пусть корабль, выше сил настрадавшийся в качках жестоких, Ныне свой путь остальной морем спокойным пройдет. Пусть веселится она на дом свой, на дочь, на отчизну — |
|
| 20 | Хватит того, что один радостей этих лишен. Если любимый муж принес ей только несчастье, Пусть у нее в остальном будет безоблачна жизнь. Жить продолжай и люби — поневоле издали — мужа, И да бегут чередой долгие годы твои, |
|
| 25 | Я бы к твоим прибавил свои, но боюсь, что при этом Участь твою заразит, словно недугом, мой рок. В жизни неверно ничто. Кто мог бы подумать, что ныне Этот священный обряд буду меж гетов творить? Но посмотри, как дымок, которым ладан курится, |
|
| 30 | Вдаль, к италийским краям, вправо отсюда летит. Чувство, стало быть, есть в облачках, огнем порожденных, — Мчатся недаром они от берегов твоих, Понт. Так же недаром, когда всенародно жертвы приносят Братьям, друг друга в бою братской сразившим рукой, |
|
| 35 | Сам с собой во вражде, как будто по их завещанью, Черный на две струи делится дым над огнем. Помню, я раньше считал невозможным подобное диво, Баттов казался внук лживым свидетелем мне; Ныне я верю всему: я вижу, как от Медведиц |
|
| 40 | Ты, разумный дымок, правишь к Авзонии путь. Вот он, сияющий день! Когда б не настал он когда-то, Я бы в горе моем праздника век не видал. Доблесть в тот день родилась — героинь достойная доблесть: Той, чей Эетион, той, чей Икарий отец. |
|
| 45 | Честность явилась с тобой, благонравье, стыдливость и верность, Только радость одна не родилась в этот день. Вместо нее — и заботы, и труд, и удел, недостойный Нравов таких, и тоска вдовья при муже живом. Так, но доблесть души, закаленная опытом бедствий, |
|
| 50 | Случай снискать хвалу видит в несчастье любом. Если бы храбрый Улисс не столько страдал, Пенелопа, Женское счастье познав, славною стать не могла б. Если бы муж с победой вошел в Эхионову крепость, Вряд ли Евадну могли даже на родине знать. |
|
| 55 | И почему лишь одну из рожденных Пелием славят? Только у этой одной был несчастливцем супруг. Если бы первым другой ступил на берег троянский, Про Лаодамию что повествовать бы могли? Так же — но лучше бы так! — и твоя не узналась бы верность, |
|
| 60 | Если бы парус мой мчал ветер попутный всегда. Вечные боги! И ты, чье место меж ними, о Цезарь, — Но лишь когда превзойдешь старца пилосского век, — Не за себя я молю; винюсь, пострадал я за дело — Сжальтесь над горем ее, нет за невинной вины. |
|
| Значит, и ты, кто раньше моей был в мире надеждой, Кто мне убежищем был, пристанью был среди бурь, Значит, от прежних забот о друге и ты отступился, Сбросить и ты поспешил долга и верности груз? |
||
| 5 | Ношей тяжелой я стал, признаю, — так не надобно было Брать ее с тем, чтобы с плеч в трудное время свалить. Как же ты, Палинур, среди волн корабль покидаешь? Стой! Пусть верность твоя будет искусству равна. Вспомни: в жестоких боях легкомыслием Автомедонта, |
|
| 10 | Вожжи бросавшего вдруг, был ли обманут Ахилл? Взявшись лечить, уж не мог Подалирий оставить больного И, посулив, не подать помощь искусством своим. Лучше в дом не пустить, чем выгнать из дому гостя; Пусть принявший меня будет алтарь нерушим. |
Δ |
| 15 | Взял ты сперва меня одного под охрану — и должен Верность отныне хранить мне и решеньям своим, Если я вновь не успел провиниться и новым проступком, Сам не знаю каким, веру твою обмануть. Пусть с этих губ, уставших дышать сарматским морозом, |
|
| 20 | Вздох последний слетит в час, вожделенный давно, Прежде чем сердце твое от обиды заставлю я сжаться, Чем по своей вине стану недорог тебе. Нет, жестокость судьбы не настолько меня притесняет, Чтобы от долгих невзгод я повредился в уме; |
|
| 25 | Ну, а представь, что сошел я с ума: так не часто ль Пилада Сын Агамемнона мог словом обидеть дурным? Мог и ударить его — и это похоже на правду, — Но оставался Пилад с другом, чтоб долг выполнять. Общее только одно у счастливых и у несчастных: |
|
| 30 | То, что и тем и другим люди хотят угодить. Путь уступают слепцу и тому, кто внушает почтенье Тогой с пурпурной каймой, свитой, пучками лозы. Ты не жалеешь меня — так над участью сжалься моею: Право же, больше ничей в ней не поместится гнев. |
|
| 35 | Самую малость возьми от невзгод моих, самую малость — То, что мне ставишь в вину, будет ничтожно пред ней. Сколько стеблей камыша украшает рвы на болотах, Сколько на Гибле цветов, сколько там пчел по цветам, Сколько по узким ходам в подземные житницы сносят |
|
| 40 | Зерен впрок муравьи, рыща за ними везде, — Столько несчастий меня обступает тесной толпою: Верь мне, что в жалобах я все и назвать не смогу. Если же кто-то сочтет, что мало их — пусть подливает Воду в пучину морей, на берег сыплет песок. |
|
| 45 | Так что обиду сдержи, самолюбие нынче не в пору, Лодку мою, я прошу, не покидай среди волн. |
|
| Перед тобою письмо, из мест пришедшее дальних, Области, где широко в море вливается Истр. Если приятно живешь и при этом в добром здоровье, Значит, и в жизни моей все-таки радости есть. |
||
| 5 | Если же ты про меня, как обычно, спросишь, мой милый, — Так догадаешься сам, если я даже смолчу. Я несчастлив, вот весь и отчет о моих злоключеньях. То же случится с любым, вызвавшим Цезаря гнев. Что за народ проживает в краю Томитанском, какие |
|
| 10 | Нравы людские кругом, верно, захочешь узнать. Хоть в населенье страны перемешаны греки и геты, Незамиренные все ж геты приметней в быту. Много сарматского здесь и гетского люда увидишь — Знай по просторам степным скачут туда и сюда. |
|
| 15 | Нет среди них никого, кто с собой не имел бы колчана, Лука и стрел с острием, смоченным ядом змеи. Голос свиреп, угрюмо лицо — настоящие Марсы! Ни бороды, ни волос не подстригает рука. Долго ли рану нанесть? Постоянно их нож наготове — |
|
| 20 | Сбоку привесив, ножи каждый тут носит дикарь. Вот где поэт твой живет, об утехах любви позабывший, Вот что он видит, мой друг, вот что он слышит, увы! Пусть обитает он здесь, но хоть не до смертного часа, Пусть не витает и тень в этих проклятых местах! |
|
| 25 | Пишешь, мой друг, что у вас исполняют при полных театрах Пляски под песни мои и аплодируют им. Я, как известно тебе, никогда не писал для театра, К рукоплесканьям толпы Муза моя не рвалась. Все же отрадно, что там позабыть об изгнаннике вовсе |
|
| 30 | Что-то мешает и с уст имя слетает мое. Вспомню, сколько мне бед принесли злополучные песни, — Их и самих Пиэрид я проклинаю порой; Лишь прокляну — и пойму, что жить без них я не в силах, И за стрелою бегу, красной от крови моей. |
|
| 35 | Так от эвбейских пучин пострадавшие только что греки Смело решаются плыть по кафарейским волнам. Не для похвал я пишу, трудясь по ночам, не для долгой Славы — полезней теперь имя негромкое мне. Дух укрепляю трудом, от своих отвлекаюсь страданий |
Δ |
| 40 | И треволненья свои в слово пытаюсь облечь. Что же мне делать еще одинокому в этой пустыне? Что же еще среди мук мне облегчение даст? Как посмотрю я вокруг — унылая местность, навряд ли В мире найдется еще столь же безрадостный край. |
|
| 45 | А на людей погляжу — людьми назовешь их едва ли. Злобны все как один, зверствуют хуже волков. Им не страшен закон, справедливость попрало насилье, И правосудье легло молча под воинский меч. В стужу им мало тепла от просторных штанин и овчины, |
|
| 50 | Страшные лица у них волосом сплошь заросли. Лишь кое-кто сохранил остатки греческой речи, Но одичал ее звук в варварских гетских устах. Ни человека здесь нет, кто бы мог передать по-латыни Наипростейшую мысль в наипростейших словах. |
|
| 55 | Сам я, римский поэт, нередко — простите, о Музы! — Употреблять принужден здешний сарматский язык. Совестно, все ж признаюсь: по причине долгой отвычки Слов латинских порой сам отыскать не могу. Верно, и в книжке моей оборотов немало порочных, |
|
| 60 | Но отвечает за них не человек, а страна. Но, чтобы я, говоря, Авзонии речь не утратил, Чтобы для звуков родных не онемел мой язык, Сам с собой говорю, из забвенья слова извлекаю, Вновь повторяю и вновь этот зловещий урок. |
|
| 65 | Так я влачу свою жизнь, развлекаю унылую душу, Так отрешаю себя от созерцания бед. В песнях стараюсь найти забвение бедствий, и если Этого труд мой достиг, то и довольно с меня. |
|
| Я не настолько пал и поверженный, чтоб оказаться Ниже тебя, ибо нет ниже тебя ничего. Из-за чего на меня ты злобствуешь, подлый, глумишься Гнусно над тем, что и сам мог бы, как я, испытать? |
||
| 5 | И не смягчили тебя ни крушенье мое, ни страданья, Хоть обо мне и зверь хищный заплакать бы мог? Или тебя не страшит ни спесь, ни зависть Фортуны, Что на своем колесе вечно подвижном стоит? Мщенье Рамнусии всех, кто его заслужил, настигает — |
|
| 10 | Что ж ты, коленом на грудь, жизнь попираешь мою? Некто смеялся при мне над крушеньями — тут же и канул, Я же сказал: «Никогда не были волны умней!» Тот, кто привык беднякам в пропитанье отказывать жалком, Часто впоследствии сам на подаянья живет. |
|
| 15 | Бродит богиня судьбы, то туда, то сюда поспешая, На ногу легкой нельзя долго на месте стоять. Часто она весела, а часто лицо ее кисло, И постоянна она в непостоянстве одном. Цвел в свое время и я, но цветок оказался непрочен, |
|
| 20 | То лишь соломы сухой краткая вспышка была. Но, чтоб не всей душой ты испытывал зверскую радость, Знай, что смягчить божество я не утратил надежд, Ибо провинность моя не дошла до границ злодеянья И навлекла на меня только позор — не вражду, |
|
| 25 | Ибо в простершемся вширь от востока до запада мире Тот, кто властвует им, всех милосердьем затмил. Пусть у него ничего не достичь, уповая на силу, — Мягкое сердце его скромным внимает мольбам. Он по примеру богов, к которым впредь приобщится, |
|
| 30 | Даст отпущенье вины, даст и о большем просить. Если ты за год сочтешь погожие дни и ненастья, То убедишься, что дней солнечных больше в году. Так погоди моему веселиться чрезмерно крушенью, Лучше подумай, что я тоже воспрянуть могу, |
|
| 35 | Лучше подумай, что ты, когда принцепса взоры смягчатся, Будешь с досадой встречать в Граде веселый мой взор Или что встречу тебя я за худшее сосланным дело, — Это вторая моя, следом за главной, мольба. |
|
| Если бы ты допустил, чтобы имя твое я поставил, Как бы стояло оно часто в стихах у меня! Помня, как ты мне помог, лишь тебя бы я пел и страницы К книжкам моим без тебя не прибавлял ни одной. |
||
| 5 | Чем я обязан тебе, узнал бы скоро весь Город, Если утраченный мной Город читает меня. Как ты кроток и добр, и наш, и будущий знал бы Век, если нашим стихам древними стать суждено, Не перестал бы хвалить тебя ученый читатель: |
|
| 10 | Тем, что поэта хранил, ты заслужил бы почет. Первый от Цезаря дар — что еще живу и дышу я; После великих богов вся благодарность — тебе. Бог подарил мне жизнь, а ты мне жизнь сберегаешь; Лишь попеченьем твоим дар не напрасен его. |
|
| 15 | В дни, когда многих вокруг или наша беда распугала, Или они предпочли сделать испуганный вид, Все с вершины холма на тонувшую лодку глядели, Вплавь я спасался — но мне не протянули руки. Полуживого лишь ты из бурливого вызволил Стикса: |
|
| 20 | Если б не ты, не пришлось мне бы теперь вспоминать. Пусть дружелюбны к тебе всегда будут боги и Цезарь; Большей мольбы за тебя я не могу вознести. Если бы ты разрешил, то труд мой в книжках искусных В ярком бы свете явил все, что ты сделал для нас. |
|
| 25 | Да и сейчас, хоть велено ей помалкивать, Муза Еле сдержалась моя, чтобы тебя не назвать. Пес, потерянный след увидев трепетной лани, Радостно лает и рвет с силой тугой поводок, Резвый норовистый конь, до того как решетку откроют, |
|
| 30 | Бьет копытом по ней, бьется в нее головой — Так же и Музе моей невтерпеж имена твои громко Произнести, хоть ее строгий указ и связал. Но, чтоб тебе не вредить, благодарности долг возвращая, Буду я — страх позабудь! — воле послушен твоей. |
|
| 35 | Вот если б счел ты, что мною забыт, я ослушаться мог бы, А благодарным всегда быть не препятствуешь ты. Так что пока животворный свет (о, скорей бы угас он!) Вижу я, буду служить каждым дыханьем тебе. |
|
| Трижды на Истре был лед с тех пор, как живу я у Понта, Трижды была тверда моря Евксинского гладь — Мне же всё кажется: я в разлуке с любимой отчизной Столько же лет, сколько брань с греками Троя вела. |
||
| 5 | Словно на месте стоит, так неспешно движется время, Будто свершает свой путь шагом замедленным год. Солнцеворот мне уже не сулит убавления ночи, Мне уже длинного дня не сокращает зима — Видно, в ущерб мне сама природа вещей изменилась: |
|
| 10 | Все удлиняет она в меру несчастий моих. Времени ход для людей одинаков ли ныне, как прежде, Только ли к жизни моей стало жестоким оно Здесь, где у моря живу, что прозвано лживо Евксинским, Скифским прибрежьем пленен, истинно мрачной землей? |
|
| 15 | Дикие тут племена — не счесть их! — войной угрожают, Мнят позорным они жить не одним грабежом. Небезопасно вне стен, да и холм защищен ненадежно Низкой непрочной стеной и крутизною своей. Ты и не ждал, а враги налетают хищною стаей, |
|
| 20 | Мы не успеем взглянуть — мчатся с добычею прочь. Часто в стенах крепостных, хоть ворота всегда на запоре, Стрелы, сулящие смерть, мы подбираем с дорог. Редко решается кто обрабатывать землю; несчастный Пашет одною рукой, держит оружье другой. |
|
| 25 | В шлеме играет пастух на скрепленной смолою цевнице, Не перед волком дрожат овцы — боятся войны. Нас укрепленья едва защищают, и даже внутри их, Смешаны с греками, нас скопища диких страшат. Ибо живут среди нас, безо всякого с нами различья, |
|
| 30 | Варвары: ими домов большая часть занята. Пусть в них опасности нет, но они отвратительны с виду В шкурах звериных своих, с космами длинных волос. Даже и те, кто себя от греков считает рожденным, Платье отцов позабыв, носят, как персы, штаны. |
|
| 35 | Между собою они говорят на здешнем наречье, Я же движеньями рук мысль выражаю для них. Сам я за варвара здесь: понять меня люди не могут, Речи латинской слова глупого гета смешат. Верно, дурное при мне обо мне говорить не боятся, |
|
| 40 | Может быть, смеют меня ссылкой моей попрекать. Если качну головой, соглашаясь иль не соглашаясь, Мненье мое все равно против меня обратят. Суд здесь неправый, прибавь, — он жестоким вершится оружьем, И на судилищах меч тут же расправу чинит. |
|
| 45 | Что же, Лахесида, мне, с моей суровой судьбою, Жестокосердая, ты нить не могла оборвать? Я лицезренья лишен друзей и милой отчизны, Сетую горько, что здесь, в скифской земле, заточен. Тяжких две кары терплю. По заслугам лишился я Града, |
|
| 50 | В эту, быть может, страну не по заслугам попал. Что я, безумец, сказал? Я казни смертной достоин, Ежели мной оскорблен Цезарь божественный сам! |
|
| Сетует горько письмо на то, что кто-то, с тобою Ссорясь, посмел сказать: «Помни — изгнанник твой муж». Горько и мне, но не то, что судьба моя — повод к злословью; Я-то окреп и привык стойко злосчастье терпеть, |
||
| 5 | А что тебя, пусть и нехотя, я стыдиться заставил, Что за несчастного ты, верно, краснела не раз. Сердце скрепи и терпи! Ведь было еще тяжелее В дни, когда Цезаря гнев отнял меня у тебя. Но ошибается тот, кто и счел, и сказал, что я изгнан: |
|
| 10 | Легче постигла меня кара, хоть я виноват. Самая худшая казнь — что ему я нанес оскорбленье. Лучше бы прежде того смертный мой час наступил! Мой расшатался корабль, но ко дну не пошел, не разбился: Пусть и не в пристани он — держится все ж на воде. |
|
| 15 | Не был я жизни лишен, ни богатства, ни прав гражданина, Хоть за пороки мои все потерять заслужил. Зная, однако, что чужд мой проступок умысла злого, Цезарь одно мне велел: отчий покинуть очаг. Как и к другим, которых число и счесть невозможно, |
|
| 20 | Высшая власть божества кроткой явилась ко мне. Сам наказанье мое он зовет не изгнаньем, а ссылкой: Если таков судья, дело надежно мое. Значит, недаром тебя непрестанно, сколько есть силы, Славят, Цезарь, мои — плохи ли, нет ли — стихи. |
|
| 25 | Молят не зря, чтобы в небо тебя не пускали подольше Боги, позволив быть богом далеко от них. Молит о том же народ; но как в море сбегают потоки, Так же стремится к нему и мелководный ручей. Ты же, который меня опорочил словом «изгнанник», |
|
| 30 | Участь мою отягчать именем ложным не смей! | |
| Ты советуешь мне развеять печаль стихотворством, Чтобы постыдная лень дух не могла одолеть. Трудно исполнить совет, ведь стихи — забава счастливых, Мир и душевный покой нежным стихам подавай. |
||
| 5 | Гонят мою судьбу порывы враждебного ветра, Долю, горше моей, трудно представить себе. Ты бы хотел, чтоб Приам танцевал на сыновних могилах, Чтобы Ниоба, смеясь, пела над прахом детей? Думаешь, мне ничего не стоит от скорби отвлечься, |
|
| 10 | Мне, осужденному жить в ссылке у гетов тупых? Даже если мой дух укрепить недюжинной силой, Как у того, кто погиб, злобой Анита гоним, Пал бы ум все равно, испытав такое крушенье; Силы лишен человек вынести гнев божества. |
|
| 15 | Старец, кого мудрецом назвал дельфийский оракул, Вряд ли смог бы писать, будь он на месте моем. Если б я мог забыть отчизну и лица родные, Если б я вытравить мог горечь утрат из ума, Страх бы остался и страх помешал бы стихам предаваться: |
|
| 20 | Всюду, куда ни пойди, рыщет бесчисленный враг. Кроме того, мой ум, изъеденный ржавчиной долгой, Смолк и едва ли теперь годен для новых трудов. Если усердный плуг не рыхлит плодородное поле, Почва не даст ничего, кроме сухих сорняков. |
|
| 25 | Если в стойле коня слишком долго держать, он зачахнет И на ристанье придет к мете последним из всех. Если на суше стоит к воде привыкшая лодка, Гниль и трещины ей уничтоженьем грозят. Так не надейся, что я, кто и прежде немногого стоил, |
|
| 30 | Стать без усилий смогу равным себе самому. Долготерпенье мое до конца уничтожило силы И без остатка сожгло прежнюю бодрость ума. Если в руки беру табличку — хоть эту, к примеру, — Чтобы расставить слова в четкие строчки стиха, |
|
| 35 | Выжать могу из себя только то, что сейчас ты читаешь, То, что достойно вполне места, в котором живу. Надо добавить, что дух укрепляет громкая слава И плодовитость душа черпает в жажде похвал. Слава и имени блеск и меня когда-то прельщали, |
|
| 40 | В пору, когда моих мачт буря еще не трясла. Не до того мне теперь, не слава меня занимает, Много бы я заплатил, чтобы в безвестности жить. Если мне прежде стихи удавались, неужто прикажешь Снова писать и велишь гнаться за славой былой? |
|
| 45 | Девять сестер, за упрек мои слова не сочтите — Были вы для меня главной причиной беды. Как поплатился Перилл, быка отливавший из бронзы, Так и «Наука» моя мне обернулась бедой. Лучше мне было б совсем разучиться стихосложенью — |
|
| 50 | Тот, кто в море тонул, да убоится воды! Если сдуру опять я займусь этим гибельным делом, Здесь, уж конечно, легко все, что мне нужно, найду, — Здесь, где не водится книг, где никто меня слушать не станет, Где не понять никому даже значения слов. |
|
| 55 | Всюду чужая речь, звериные, дикие звуки, Возгласы ужаса здесь слышишь на каждом шагу. Кажется, сам я уже вконец разучился латыни: Знаю сарматский язык, с гетом могу говорить. Но не могу утаить: воздержанью суровому в ссылке |
|
| 60 | Не научилась еще тихая Муза моя. Часто пишу я стихи, но их, прочитавши, сжигаю. Стынет кучкой золы плод упражнений моих. Больше стихов не хочу, но пишу против собственной воли И потому предаю все сочиненья огню. |
|
| 65 | Крошечной доле стихов, которые хитрость иль случай Уберегли от огня, к вам удается дойти. О, если б был поумней беззаботный учитель и прежде И догадался сжечь строчки «Науки» своей! |
|
| С гетских Назон берегов тебе желает здоровья, Если, что сам потерял, можно другому желать. Дух мой больной заразил ослабелое тело недугом, Чтобы и плоть не была в ссылке свободна от мук. |
||
| 5 | Много уж дней меня боли в боку жестоко терзают — Или, быть может, зима лютой мне стужей вредит? Но если ты здоров, то и мне прибывает здоровья, Ибо крушенье мое ты лишь плечом подпирал. Ты, кто дружбы залог мне великий дал, охраняя |
|
| 10 | Жизнь мою и права, как только мог и умел, Ты обижаешь меня тем, что редко письмом утешаешь. Делом готовый помочь, в слове откажешь ли мне? Этот, молю, недостаток исправь — и больше не будет Ни одного на твоем теле прекрасном пятна. |
|
| 15 | Я бы тебя и сильнее корил, когда б не случалось, Что, хоть и послано мне, не доходило письмо. Дай-то бог, чтобы пени мои оказались напрасны, И чтобы думал я зря, будто меня ты забыл. Нет, конечно, все так, как молю я! Грешно и подумать, |
|
| 20 | Что непреклонный твой дух может себе изменить. Раньше седая полынь в степях у холодного Понта, Раньше на Гибле тимьян вдруг перестанет расти, Чем убедят меня в том, что о друге ты больше не помнишь: Нити моей судьбы ведь не настолько черны! |
|
| 25 | Все же скажу: берегись не таким, как есть, показаться, Чтобы отвергнуть ты мог с легкостью ложный упрек. Так же, как прежде всегда, проводили мы время в беседах, Долгих таких, что и дня нам не хватало для них. Письма пускай теперь понесут безмолвные речи, |
|
| 30 | Чтобы рука и перо были заменой устам. Так все и будет у нас, не сочти, что утратил я веру: Хватит и нескольких строк, чтобы напомнить тебе… Так что поставить пора то, чем все кончаются письма, Чтобы несхожей у нас участь была: будь здоров! |
|
| Ты, жена моя, ты, кто меня самого мне дороже, Видишь: тебе я воздвиг памятник в книжках моих. Многое пусть отнимет судьба у того, кто их создал, — Но уж тебя мой талант сделает славной навек. |
||
| 5 | Будут читать о тебе, пока мои книги читают, И на печальном костре вся ты не сможешь сгореть. Могут несчастною счесть и тебя, если муж твой несчастен, Но и на месте твоем многие быть захотят, Будут, завидуя, звать тебя многие жены счастливой, |
|
| 10 | Хоть и на долю твою часть моих бедствий пришлась. Больше я дать бы не мог, даже если бы дал и богатство: К манам богатства с собой тень богача не возьмет. Вечной славы плоды — вот мой дар, из всех величайший: Этот дар от меня ты получила сполна. |
|
| 15 | Вспомни: то, что лишь ты и защита моя, и опора, Множа твои труды, множит стократно почет, Ибо мои не молчат уста об этом ни часа, Так что должна быть горда мужа свидетельством ты. Стойкою будь, чтоб его никто не мог опровергнуть, |
|
| 20 | Свято мне верность храни, свято храни и меня. Был невредим я — тогда нареканий постыдных не знала И безупречна была честь твоя — только лишь честь. Ныне же все приложи добродетели к славному делу, Благо открыли для них поприще беды мои. |
|
| 25 | Праведной быть легко, покуда ничто не мешает, Долг, если нет преград, может жена выполнять. Вот если бог прогремел, а ты от грозы не бежала, Это и есть любовь, это и верность и долг. Та добродетель редка, которой не правит Фортуна, |
|
| 30 | Та, что при бегстве ее так же тверда на ногах. Но, коль к награде другой добродетель может стремиться, Кроме себя самой, в пору несчастий и бед, Время измерь: ведь о ней молва веками не молкнет; Мир обойди: на нее всюду с восторгом глядят. |
|
| 35 | Видишь, такую хвалу Пенелопе верность снискала, Что уже много веков имя не меркнет ее; Вспомни: поныне поют об Адмета и Гектора женах, Об Ифиаде, со скал прянувшей в пламя костра; Слава поныне жива филакийской жены, чей отважный |
|
| 40 | Муж ступить поспешил на илионский песок. Ты за меня не должна умирать, чтобы славы добиться, Более легок твой путь: будь лишь верна и люби. Так я твержу не затем, что ты неверна и не любишь: Парус я ставлю, хотя плыл и на веслах корабль. |
|
| 45 | Если «делай» твердят тому, кто делает, этим Хвалят, ободрить хотят и одобряют его. |
|
ПРИМЕЧАНИЯ
Элегия 1.
[прим. изд. 1973 г.: Венец критской супруги — созвездие Венец Ариадны.]
[прим. изд. 1973 г.: Речь идет о Сократе, приговоренном к смерти афинским судом. В ожидании казни он пытался положить на музыку басни Эзопа.]
(1973) — Овидий. Элегии и малые поэмы. М., «Художественная литература», 1973 г.
(1994) — Овидий. Собрание сочинений. Т. I. СПб, «Студиа Биографика», 1994 г.
