Скорбные элегии

Книга V

Публий Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта. Москва, изд-во «Наука», 1978.
Перевод с латинского С. А. Ошерова (I—IV, VI, IX, XI, XIV), С. В. Шервинского (V, VII, VIII, X, XIII), А. В. Парина (XII).
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, С. А. Ошеров.

Перевод сделан по следующим изданиям: Ovid with an English translation: Tristia, Ex Ponto, ed. by A. L. Wheeler. London — Cambridge (Mass.), 1924 (re-ed 1959); P. Ovidii Nasonis Ibis: ex novis codicibus ed., scholia Vetera, commentarium cum prolegomenis appendice indice add. R. Ellis. Oxoniae, 1881; Ovidi Halieutica; Ovidi Nux, in: Poetae latini minores, post Aem. Baehrensium ed. F. Vollmer, v. 2, f. 1—2, Lipsiae, 1911—1923; Ovid, Heilmittel gegen die Liebe, Die Pflege des Weiblichen Gesichts, lat. und deutsch v. F. W. Lenz. Berlin, 1960. Немногочисленные отступления от этих изданий в сторону рукописного чтения обычно оговариваются.

С гет­ско­го бере­га я посы­лаю еще одну книж­ку;
Ты, кто мне пре­дан, при­бавь к преж­ней чет­вер­ке ее.
Будут и эти сти­хи под стать судь­бе сти­хотвор­ца:
В кни­ге во всей не най­ти строч­ки, лас­каю­щей слух.
5 Жизнь безот­рад­на моя — безот­рад­но и то, что пишу я,
С горь­ким пред­ме­том сти­хов в пол­ном согла­сии слог.
Весел и счаст­лив я был — были весе­лы юные пес­ни,
Хоть и при­шлось мне теперь горь­ко рас­ка­ять­ся в них.
После паде­нья могу лишь о нем я твер­дить посто­ян­но,
10 И содер­жа­ньем сти­хов сде­ла­лась участь моя.
Слов­но про­стер­тый без сил на при­бреж­ном пес­ке у Каи­ст­ра
Лебедь поет над собой сам погре­баль­ную песнь,
Так и я, зане­сен на дале­кий берег сар­мат­ский,
Делаю все, чтоб немой триз­на моя не была.
15 Если кто станет искать утех и песен игри­вых,
Пред­у­преж­даю, чтоб он этих сти­хов не читал.
Боль­ше ему подой­дут и Галл, и при­ят­ный Про­пер­ций,
Боль­ше ему подой­дет неж­ный Тибул­ла талант.
О, когда бы меня заод­но не чис­ли­ли с ними!
20 Горе! Зачем порой Муза рез­ви­лась моя?
В крае, где скиф­ский Истр, я за то несу нака­за­нье,
Что в шалов­ли­вых сти­хах бога с кол­ча­ном вос­пел.
Что мне оста­лось? Сти­хи нико­му не зазор­ны­ми сде­лав,
Я им велел, чтоб они пом­ни­ли имя мое.


Δ
25 Может быть, спро­си­те вы, поче­му так мно­го уны­лых
Песен теперь я пою? Участь уны­ла моя!
Не поэ­ти­че­ский дар, не искус­ство их созда­ва­ли —
Беды поэту дарят тему сти­хов и сти­хи.
Да и боль­шую ли часть невзгод моих пес­ни вме­сти­ли?
30 Тот не несча­стен, кто счет зна­ет несча­стьям сво­им.
Сколь­ко кустов по лесам, сколь­ко в мут­ном Тиб­ре пес­чи­нок,
Сколь­ко стеб­лей тра­вя­ных Мар­со­во поле рас­тит —
Столь­ко я тягот несу, от кото­рых одно исце­ле­нье
И пере­дыш­ка одна — мед­лен­ный труд Пиэ­рид.
35 Спро­сишь: когда же, Назон, конец тво­им жалоб­ным пес­ням?
Кон­чит­ся ссыл­ка — тогда будет и пес­ням конец.
Ссыль­но­го участь, поверь, — неиз­быв­ный источ­ник для жалоб;
В этих сти­хах не я — участь моя гово­рит.
Если бы роди­ну мне и жену доро­гую вер­ну­ли,
40 Стал бы весел мой взгляд, стал бы я преж­ним опять.
Если гнев свой смяг­чит пора­же­ний не знаю­щий Цезарь,
Сно­ва тебе пода­рю пол­ную радо­сти песнь.
Стих мой бывал шалов­лив — шалов­ли­вым он боль­ше не будет,
Хва­тит того, что меня он уж одна­жды сгу­бил.
45 Буду я петь лишь о том, что одоб­рит Цезарь, — но ссыл­ку
Пусть облег­чит мне и даст хоть от сар­ма­тов уйти!
Впро­чем, могут ли быть мои не печаль­ны­ми книж­ки?
Что, кро­ме флей­ты, зву­чать может над пра­хом моим?
Ска­жешь: луч­ше бы ты тер­пел невзго­ды в мол­ча­нье,
50 Скрыл без­мол­вьем глу­хим то, что постиг­ло тебя.
Зна­чит, тре­бу­ешь ты, чтобы сто­на не вырва­ла пыт­ка,
Чтобы сле­зы не про­лил ранен­ный тяж­ко боец.
Сам Фала­рид раз­ре­шил вопить в Перил­ло­вой меди,
Чтобы мыча­ньем зву­чал вопль этот в пасти быка.
55 Не рас­сер­дил­ся Ахилл, увидев сле­зы При­а­ма, —
Ты ж мне рыдать не велишь, жесто­ко­серд­ней вра­га.
Сде­ла­ли дети Лето оди­но­кой и сирой Нио­бу,
Но, чтобы слез не лила, ей при­ка­зать не мог­ли.
Жало­ба Прок­ны вовек и стон Аль­ци­о­ны не смолк­нут —
60 Зна­чит, не зря мы хотим горе сло­ва­ми излить.
Вот поче­му Фил­ок­тет в холод­ной лем­нос­ской пеще­ре
Ска­лы тре­во­жил не раз, сетуя вслух на судь­бу.
Душит стес­нен­ная боль, все боль­ше в груди рас­ка­ля­ясь,
Силой ее пода­вив, мно­жим мы силу ее.
65 Так что ко мне снис­хо­ди­те­лен будь — иль оставь мои книж­ки,
Если, чита­тель, тебе то, что мне в поль­зу, пре­тит.
Но поче­му бы они мог­ли пре­тить хоть кому-то?
Раз­ве от них постра­дал кто-нибудь, кро­ме меня?
Пло­хи, согла­сен, сти­хи; но кто их читать застав­ля­ет?
70 Брось их, если они разо­ча­ру­ют тебя.
Я их не прав­лю; но ты не забудь, где они созда­ва­лись, —
Пра­во, они не гру­бей роди­ны дикой сво­ей.
Рим не дол­жен рав­нять меня со сво­и­ми пев­ца­ми,
А меж сар­ма­тов, поверь, буду и я даро­вит!
75 Сла­ва к тому же меня не пре­льща­ет, меж тем как неред­ко
Гром­кой мол­вы похва­ла шпо­ры талан­ту дает.
Я не хочу, чтобы дух мой зачах меж тре­вог посто­ян­ных,
Что, несмот­ря на запрет, одоле­ва­ют его.
Вот для чего я пишу. А зачем посы­лаю, ты спро­сишь,
80 Эти сти­хи? Хоть так с вами побыть я хочу.
Все ли еще, когда с Пон­та пись­мо при­не­сут, ты блед­не­ешь,
Все ли вскры­ва­ешь его сла­бой, дро­жа­щей рукой?
Зря ты боишь­ся: теперь я здо­ров, и тще­душ­ное преж­де
Тело, кото­ро­му труд был непо­си­лен любой,
5 Здесь не сда­ет: укре­пи­ла его при­выч­ка к лише­ньям, —
Или на бо́льшую хворь в ссыл­ке досу­га мне нет?
Толь­ко душа боль­на, ей вре­мя сил не вер­ну­ло,
Все еще мучит ее та же, что преж­де, тос­ка.
Думал я: дли­тель­ный срок затя­нуть­ся помо­жет руб­ца­ми
10 Ранам — а раны болят, буд­то я ранен вче­ра.
Зна­чит, дав­ность целить одни лишь цара­пи­ны может,
Язва чуть глуб­же — ее лишь рас­трав­ля­ют года.
Чуть ли не десять лет Пеан­та сын от ужа­ла
Шею раздув­шей змеи раной зло­вон­ной стра­дал.
15 Телеф бы вовсе погиб, безыс­ход­ным исто­чен неду­гом,
Если б нанес­шей удар не был рукою спа­сен.
Я о том же молю: если нет на мне пре­ступ­ле­нья,
Ранив­ший пусть облег­чить раны захо­чет мои.
Пусть бы, доволь­ст­ву­ясь мук моих непол­ною мерой,
20 Он из пучи­ны отвел малую долю воды.
Сколь­ко бы горе­чи он ни уба­вил, оста­нет­ся мно­го,
Каре будет любой часть моей кары рав­на.
Сколь­ко роз в цвет­ни­ках, сколь­ко рако­вин есть у при­бре­жий,
Сколь­ко зерен таит сон наве­ваю­щий мак,
25 Сколь­ко зве­рей по лесам и пла­ву­чих рыб под водою,
Сколь­ко режут кры­лом воздух подат­ли­вый птиц,
Столь­ко я тягот терп­лю; пытать­ся все их исчис­лить —
Все рав­но что вести счет ика­рий­ским вол­нам.
Пусть умол­чу о бедах в пути, об опас­но­стях в море
30 И о под­няв­ших мечи мне на поги­бель руках —
Вар­вар­ский край, у гра­ниц необъ­ят­но­го мира лежа­щий,
Дер­жит меня средь вра­гов, плот­но сжи­маю­щих круг.
Место сме­ни­ли бы мне — ведь ни в чьей непо­ви­нен я кро­ви, —
Если б твой долг предо мной выпол­нен был до кон­ца.
35 Бог, на кото­ром все могу­ще­ство дер­жит­ся Рима,
Часто, вра­гов победив, к ним мило­сер­ден бывал.
Что же колеб­лешь­ся ты? Попро­си — опас­но­сти нету:
В мире бес­край­нем всех крото­стью Цезарь затмил.
Что же мне делать, увы? Отсту­па­ют­ся те, кто всех бли­же!
40 С шеи хочешь и ты сло­ман­ный сбро­сить ярем?
Где уте­ше­нье най­ти сре­ди бед? Куда мне подать­ся?
Яко­ря нет, чтоб в отлив лод­ку мою удер­жать!
Сам при­па­ду к алта­рю враж­деб­но­го бога, увидишь!
Ведь обни­маю­щих рук не отвер­га­ет алтарь.
45 К даль­ним изда­ли я боже­ствам взы­ваю с моль­бою,
Если с Юпи­те­ром нам, смерт­ным, дано гово­рить.
Ты, о дер­жа­вы судья! Хра­ня тебя, боги явля­ют
Нам попе­че­нье свое об Авзо­ний­ской зем­ле!
Истин­ный образ, кра­са с тобой рас­цвет­ше­го Рима,
50 Муж, чье вели­чье рав­но миру под вла­стью тво­ей!
Доль­ше живи на зем­ле, хоть эфир по тебе и тос­ку­ет,
И не спе­ши воз­не­стись к звездам, суж­ден­ным тебе!
Лишь об одном я молю: убавь хоть на малую долю
Мол­нию! Чтобы карать, хва­тит остат­ка ее.
55 Был уме­рен твой гнев: ты оста­вил мне жизнь, сохра­нил мне
Все граж­да­ни­на пра­ва, име­ни я не лишен,
Не пере­шло досто­я­нье к дру­гим, и сло­во ука­за
Не поз­во­ля­ет мою участь изгна­ни­ем звать.
Этих стра­шил­ся я кар, пола­гая, что все заслу­жил я,
60 Но ока­зал­ся твой гнев лег­че про­ступ­ков моих.
Ты уда­лить­ся велел, к при­пон­тий­ским напра­вить­ся паш­ням,
Мча­щей­ся в ссыл­ку кор­мой скиф­скую резать вол­ну.
Этот при­каз и при­вел меня в край, безот­рад­ный для взгляда,
Где под мороз­ной звездой берег Евк­син­ский лежит.
65 Мучит меня здесь боль­ше все­го не все­гдаш­няя сту­жа,
Не обо­жжен­ный седым холо­дом сте­пи про­стор,
Даже не то, что латынь устам дика­рей незна­ко­ма
И что над гре­че­ским верх выго­вор гетов берет, —
Но что плот­ным коль­цом меня окру­жа­ют сра­же­нья,
70 Что и за тес­ной сте­ной труд­но спа­стись от вра­гов.
Есть пере­ми­рья порой — не быва­ет надеж­но­го мира:
То напа­да­ют на нас, то напа­де­нья мы ждем.
Толь­ко отсюда бы прочь — пусть хотя бы в Зан­клей­ском про­ли­ве
Воды Харибды меня к водам сти­гий­ским умчат,
75 Пусть хоть на Этне в огне я буду сго­рать тер­пе­ли­во,
Пусть хоть лев­кад­ский бог в море пото­пит меня.
Кары про­шу — но дру­гой! Я стра­дать и даль­ше согла­сен,
Но без­опас­нее край мне для стра­да­нья назначь!
Нын­че — тот день, когда (если в днях я со сче­та не сбил­ся)
Пра­вят поэты, о Вакх, твой еже­год­ный обряд:
В празд­нич­ных све­жих вен­ках из души­стых цве­тов осу­ша­ют
Чаши с напит­ком тво­им и вели­ча­ют тебя.
5 Пом­ню, слу­ча­лось и мне, покуда судь­ба поз­во­ля­ла,
Гостем, угод­ным тебе, с ними бывать на пирах.
Ну а теперь бере­га, где сар­мат сосед­ст­ву­ет с гетом,
Дер­жат меня вда­ле­ке под кино­сур­ской звездой.
Жизнь, кото­рую я про­во­дил без забот и без тягот,
10 Зная лишь сла­дост­ный труд в хоре сестер Пиэ­рид,
Ныне средь гет­ских мечей вла­чу на дале­кой чуж­бине,
Вынес­ши мно­го невзгод на море и на зем­ле.
Слу­чай сгу­бил ли меня иль богов раз­гне­ван­ных воля,
Иль при рож­де­нье ко мне Пар­ка суро­ва была,
15 Дол­жен ты был все рав­но сво­ей боже­ст­вен­ной силой
Помощь поэту подать, чту­ще­му свя­то твой плющ,
Или же что изре­кут над судь­бою власт­ные сест­ры,
То недо­ступ­но уже воле богов осталь­ных?
Сам по заслу­гам ты был воз­не­сен к твер­ды­ням эфи­ра,
20 Но и тебе этот путь сто­ил нема­лых трудов.
В горо­де ты не остал­ся род­ном, но в край засне­жен­ный
К мар­со­лю­би­вым про­ник гетам, к стри­мон­ским стру­ям,
Через Пер­сиду про­шел, через Ганг широ­ко­те­ку­щий,
Вплоть до рек, что поят смуг­лый индий­цев народ.
25 Два­жды такое тебе, рож­ден­но­му два­жды, суди­ли
Пар­ки, кото­рые нам нить роко­вую прядут.
Вот и меня, коль не грех себя упо­до­бить бес­смерт­ным,
Жре­бий желез­ный гне­тет и отяг­ча­ет мне жизнь.
Пал я не лег­че, чем тот пол­ко­во­дец хваст­ли­вый, кото­рый
30 Был Гро­мо­верж­ца огнем сбро­шен с фиван­ской сте­ны.
Ты, услы­хав, что певец повер­жен мол­нией быст­рой,
Мог бы его пожа­леть, вспом­нив Семе­лы судь­бу,
Мог бы ска­зать, оглядев вкруг тво­ей свя­ты­ни поэтов:
«Что-то меж наших жре­цов недо­ста­ет одно­го».
35 Доб­рый Либер, спа­си — и пусть лоза отяг­ча­ет
Вязы, пусть будет гроздь пья­но­го сока пол­на,
Пусть под немолч­ный удар тим­па­на вслед за тобою
Вме­сте с вак­хан­ка­ми мчит рез­вый сати­ров народ,
Пусть тяже­лей при­да­вит зем­ля остан­ки Ликур­га,
40 Пусть и за гро­бом Пен­фей кару несет поде­лом,
Пусть мер­ца­ет вовек и все затме­ва­ет созвез­дья
В небе горя­щий венец крит­ской супру­ги тво­ей.
К нам, пре­крас­ный, сой­ди, облег­чи невзго­ды и беды,
Вспом­ни о том, что все­гда был я в чис­ле тво­их слуг!
45 Свя­за­ны все боже­ства меж собою обще­ньем. Попро­буй
Волей сво­ей изме­нить Цеза­ря волю, о Вакх!
Так­же и вы, о трудов сото­ва­ри­щи наших, поэты,
Бла­го­че­сти­во под­няв чаши, моли­тесь за нас!
Пусть из вас хоть один, назвав­ши имя Назо­на,
50 Сле­зы сме­ша­ет с вином, кубок поста­вит на стол,
Ваши ряды оглядит, о ссыль­ном вспом­нит и ска­жет:
«Где он, тот, без кого хор наш непо­лон, — Назон?»
Сде­лай­те так, коль от вас заслу­жил я люб­ви доб­ротою,
Если мой суд не бывал вашим в обиду сти­хам,
55 Если, долж­ную дань возда­вая тво­ре­ни­ям древ­них,
Я не ниже ценил Музу новей­ших вре­мен.
Пусть, если мож­но, все­гда сре­ди вас мое имя пре­будет,
И да помо­жет вам всем пес­ни создать Апол­лон!
Я, Назо­на пись­мо, с бере­гов яви­лось Евк­син­ских,
Как уста­ло я плыть, как я уста­ло идти!
Мне он, пла­ча, ска­зал: «Тебе доз­во­ле­но видеть
Рим; о, насколь­ко твоя доля счаст­ли­вей моей!»
5 С пла­чем меня он писал, а когда запе­ча­ты­вал, пер­стень
С кам­нем рез­ным не к устам — к мок­рым щекам под­но­сил.
Кто захо­чет спро­сить о при­чине тос­ки, тот, навер­но,
Солн­це попро­сит себе в сол­неч­ный день пока­зать,
Тот не увидит лист­вы в дубо­вом лесу, не заме­тит
10 Мяг­кой тра­вы на лугу, в пол­ном пото­ке — воды,
Тот уди­вит­ся, о чем При­ам над Гек­то­ром пла­чет,
Стонет о чем Фил­ок­тет, ранен­ный жалом змеи.
Дай-то бог, чтоб Назон не опла­ки­вал боль­ше при­чи­ну
Скор­би сво­ей, чтоб его пере­ме­нил­ся удел!
15 Сно­сит он меж­ду тем невзго­ды с долж­ным тер­пе­ньем,
С силой не рвет­ся с узды, как необъ­ез­жен­ный конь,
И упо­ва­ет, что гнев боже­ства бес­ко­неч­ным не будет,
Ибо вину за собой зна­ет, не умы­сел злой.
Он вспо­ми­на­ет о том, како­во мило­сер­дие бога, —
20 Ведь мило­сер­дье свое бог и на нем пока­зал:
Если иму­ще­ство он сохра­нил, граж­да­ни­ном остал­ся,
Если он жив до сих пор — все это бога дары.
Ну а в серд­це его, если мне хоть немно­го ты веришь,
Ты живешь, из дру­зей самый ему доро­гой.
25 Он Эгидом тебя и спут­ни­ком стран­ст­вий Оре­ста,
Мене­ти­а­дом зовет и Еври­а­лом сво­им,
И по отчизне сво­ей, по все­му, что утра­тил с отчиз­ной,
Хоть и нема­ло утрат, друг твой тос­ку­ет не так,
Как по тебе, по тво­ем лице и взо­ре, кото­рый
30 Сла­ще меда ему в сотах атти­че­ских пчел.
Часто он и сей­час зло­счаст­ные дни вспо­ми­на­ет,
Жалу­ясь горь­ко, что смерть рань­ше тех дней не при­шла:
Все, зара­зить­ся боясь бедой вне­зап­ной, бежа­ли,
В дом под уда­ром никто даже вой­ти не хотел,
35 Ты же, он пом­нит, при нем средь немно­гих вер­ных остал­ся,
Если немно­ги­ми звать мож­но дво­их иль тро­их.
Он, хоть и был оглу­шен, не утра­тил чувств и заме­тил,
Что о несча­стье его с ним ты скор­бишь наравне.
Он вспо­ми­на­ет все­гда твой взгляд, сло­ва и сте­на­нья,
40 Сле­зы, кото­рые ты лил у него на груди:
Так и его ты уте­шить сумел, и нашел облег­че­нье
Сам (в уте­ше­ни­ях ты так же нуж­дал­ся, как он).
Друг твой за это тебе обе­ща­ет и память, и вер­ность,
Будет ли видеть свет, будет ли в зем­лю зарыт.
45 Жиз­нью тво­ей, как сво­ей, он с тех пор посто­ян­но кля­нет­ся,
Ибо твоя для него ста­ла доро­же сво­ей.
Чув­ст­ву­ет он бла­го­дар­ность спол­на за все, что ты сде­лал,
Так что не пашут твои берег пес­ча­ный быки.
Толь­ко о ссыль­ном все­гда ты заботь­ся! Он сам не попро­сит,
50 Зная тебя хоро­шо, — я же могу попро­сить.
День рож­де­нья моей гос­по­жи при­выч­но­го дара
Тре­бу­ет — так при­сту­пи к жерт­ве свя­щен­ной, рука!
Может быть, так про­во­дил когда-то и отпрыск Лаэр­та
День рож­де­нья жены где-то у края зем­ли.
5 Все наши беды забыв, пусть во бла­го язык мой веща­ет,
Хоть разу­чил­ся, боюсь, мол­вить бла­гие сло­ва.
Плащ наде­ну, какой лишь раз в году наде­ваю,
Пусть его белиз­на с долей моей не в ладу.
Надо зеле­ный алтарь сло­жить из све­же­го дер­на,
10 Тихо горя­щий огонь пусть опо­я­шет цве­ты.
Ладан подай мне, слу­га, чтобы ста­ло пла­мя пыш­нее,
И воз­ли­я­ний вино пусть на огне заши­пит.
Слав­ный рож­де­ния день, хоть я от нее и дале­ко,
Свет­лым сюда при­хо­ди, будь непо­хо­жим на мой!
15 Если моей гос­по­же суж­де­на была горь­кая рана,
Пусть зло­клю­че­ний моих хва­тит с нее навсе­гда.
Пусть корабль, выше сил настра­дав­ший­ся в кач­ках жесто­ких,
Ныне свой путь осталь­ной морем спо­кой­ным прой­дет.
Пусть весе­лит­ся она на дом свой, на дочь, на отчиз­ну —
20 Хва­тит того, что один радо­стей этих лишен.
Если люби­мый муж при­нес ей толь­ко несча­стье,
Пусть у нее в осталь­ном будет без­об­лач­на жизнь.
Жить про­дол­жай и люби — поне­во­ле изда­ли — мужа,
И да бегут чере­дой дол­гие годы твои,
25 Я бы к тво­им при­ба­вил свои, но боюсь, что при этом
Участь твою зара­зит, слов­но неду­гом, мой рок.
В жиз­ни невер­но ничто. Кто мог бы поду­мать, что ныне
Этот свя­щен­ный обряд буду меж гетов тво­рить?
Но посмот­ри, как дымок, кото­рым ладан курит­ся,
30 Вдаль, к ита­лий­ским кра­ям, впра­во отсюда летит.
Чув­ство, ста­ло быть, есть в облач­ках, огнем порож­ден­ных, —
Мчат­ся неда­ром они от бере­гов тво­их, Понт.
Так же неда­ром, когда все­на­род­но жерт­вы при­но­сят
Бра­тьям, друг дру­га в бою брат­ской сра­зив­шим рукой,
35 Сам с собой во враж­де, как буд­то по их заве­ща­нью,
Чер­ный на две струи делит­ся дым над огнем.
Пом­ню, я рань­ше счи­тал невоз­мож­ным подоб­ное диво,
Бат­тов казал­ся внук лжи­вым свиде­те­лем мне;
Ныне я верю все­му: я вижу, как от Мед­ведиц
40 Ты, разум­ный дымок, пра­вишь к Авзо­нии путь.
Вот он, сия­ю­щий день! Когда б не настал он когда-то,
Я бы в горе моем празд­ни­ка век не видал.
Доб­лесть в тот день роди­лась — геро­инь достой­ная доб­лесть:
Той, чей Эети­он, той, чей Ика­рий отец.
45 Чест­ность яви­лась с тобой, бла­го­нра­вье, стыд­ли­вость и вер­ность,
Толь­ко радость одна не роди­лась в этот день.
Вме­сто нее — и заботы, и труд, и удел, недо­стой­ный
Нра­вов таких, и тос­ка вдо­вья при муже живом.
Так, но доб­лесть души, зака­лен­ная опы­том бед­ст­вий,
50 Слу­чай снис­кать хва­лу видит в несча­стье любом.
Если бы храб­рый Улисс не столь­ко стра­дал, Пене­ло­па,
Жен­ское сча­стье познав, слав­ною стать не мог­ла б.
Если бы муж с победой вошел в Эхи­о­но­ву кре­пость,
Вряд ли Евад­ну мог­ли даже на родине знать.
55 И поче­му лишь одну из рож­ден­ных Пели­ем сла­вят?
Толь­ко у этой одной был несчаст­лив­цем супруг.
Если бы пер­вым дру­гой сту­пил на берег тро­ян­ский,
Про Лаода­мию что повест­во­вать бы мог­ли?
Так же — но луч­ше бы так! — и твоя не узна­лась бы вер­ность,
60 Если бы парус мой мчал ветер попу­т­ный все­гда.
Веч­ные боги! И ты, чье место меж ними, о Цезарь, —
Но лишь когда пре­взой­дешь стар­ца пилос­ско­го век, —
Не за себя я молю; винюсь, постра­дал я за дело —
Сжаль­тесь над горем ее, нет за невин­ной вины.
Зна­чит, и ты, кто рань­ше моей был в мире надеж­дой,
Кто мне убе­жи­щем был, при­ста­нью был сре­ди бурь,
Зна­чит, от преж­них забот о дру­ге и ты отсту­пил­ся,
Сбро­сить и ты поспе­шил дол­га и вер­но­сти груз?
5 Ношей тяже­лой я стал, при­знаю, — так не надоб­но было
Брать ее с тем, чтобы с плеч в труд­ное вре­мя сва­лить.
Как же ты, Пали­нур, сре­ди волн корабль покида­ешь?
Стой! Пусть вер­ность твоя будет искус­ству рав­на.
Вспом­ни: в жесто­ких боях лег­ко­мыс­ли­ем Авто­медон­та,
10 Вож­жи бро­сав­ше­го вдруг, был ли обма­нут Ахилл?
Взяв­шись лечить, уж не мог Пода­ли­рий оста­вить боль­но­го
И, посу­лив, не подать помощь искус­ст­вом сво­им.
Луч­ше в дом не пустить, чем выгнать из дому гостя;
Пусть при­няв­ший меня будет алтарь неру­шим.
Δ
15 Взял ты спер­ва меня одно­го под охра­ну — и дол­жен
Вер­ность отныне хра­нить мне и реше­ньям сво­им,
Если я вновь не успел про­ви­нить­ся и новым про­ступ­ком,
Сам не знаю каким, веру твою обма­нуть.
Пусть с этих губ, устав­ших дышать сар­мат­ским моро­зом,
20 Вздох послед­ний сле­тит в час, вожде­лен­ный дав­но,
Преж­де чем серд­це твое от обиды застав­лю я сжать­ся,
Чем по сво­ей вине ста­ну недо­рог тебе.
Нет, жесто­кость судь­бы не настоль­ко меня при­тес­ня­ет,
Чтобы от дол­гих невзгод я повредил­ся в уме;
25 Ну, а пред­ставь, что сошел я с ума: так не часто ль Пила­да
Сын Ага­мем­но­на мог сло­вом обидеть дур­ным?
Мог и уда­рить его — и это похо­же на прав­ду, —
Но оста­вал­ся Пилад с дру­гом, чтоб долг выпол­нять.
Общее толь­ко одно у счаст­ли­вых и у несчаст­ных:
30 То, что и тем и дру­гим люди хотят уго­дить.
Путь усту­па­ют слеп­цу и тому, кто вну­ша­ет почте­нье
Тогой с пур­пур­ной кай­мой, сви­той, пуч­ка­ми лозы.
Ты не жале­ешь меня — так над уча­стью сжаль­ся моею:
Пра­во же, боль­ше ничей в ней не поме­стит­ся гнев.
35 Самую малость возь­ми от невзгод моих, самую малость —
То, что мне ста­вишь в вину, будет ничтож­но пред ней.
Сколь­ко стеб­лей камы­ша укра­ша­ет рвы на болотах,
Сколь­ко на Гиб­ле цве­тов, сколь­ко там пчел по цве­там,
Сколь­ко по узким ходам в под­зем­ные жит­ни­цы сно­сят
40 Зерен впрок муравьи, рыща за ними везде, —
Столь­ко несча­стий меня обсту­па­ет тес­ной тол­пою:
Верь мне, что в жало­бах я все и назвать не смо­гу.
Если же кто-то сочтет, что мало их — пусть под­ли­ва­ет
Воду в пучи­ну морей, на берег сып­лет песок.
45 Так что обиду сдер­жи, само­лю­бие нын­че не в пору,
Лод­ку мою, я про­шу, не покидай сре­ди волн.
Перед тобою пись­мо, из мест при­шед­шее даль­них,
Обла­сти, где широ­ко в море вли­ва­ет­ся Истр.
Если при­ят­но живешь и при этом в доб­ром здо­ро­вье,
Зна­чит, и в жиз­ни моей все-таки радо­сти есть.
5 Если же ты про меня, как обыч­но, спро­сишь, мой милый, —
Так дога­да­ешь­ся сам, если я даже смол­чу.
Я несчаст­лив, вот весь и отчет о моих зло­клю­че­ньях.
То же слу­чит­ся с любым, вызвав­шим Цеза­ря гнев.
Что за народ про­жи­ва­ет в краю Томи­тан­ском, какие
10 Нра­вы люд­ские кру­гом, вер­но, захо­чешь узнать.
Хоть в насе­ле­нье стра­ны пере­ме­ша­ны гре­ки и геты,
Неза­ми­рен­ные все ж геты при­мет­ней в быту.
Мно­го сар­мат­ско­го здесь и гет­ско­го люда увидишь —
Знай по про­сто­рам степ­ным ска­чут туда и сюда.
15 Нет сре­ди них нико­го, кто с собой не имел бы кол­ча­на,
Лука и стрел с ост­ри­ем, смо­чен­ным ядом змеи.
Голос сви­реп, угрю­мо лицо — насто­я­щие Мар­сы!
Ни боро­ды, ни волос не под­стри­га­ет рука.
Дол­го ли рану нанесть? Посто­ян­но их нож нагото­ве —
20 Сбо­ку при­ве­сив, ножи каж­дый тут носит дикарь.
Вот где поэт твой живет, об уте­хах люб­ви поза­быв­ший,
Вот что он видит, мой друг, вот что он слы­шит, увы!
Пусть оби­та­ет он здесь, но хоть не до смерт­но­го часа,
Пусть не вита­ет и тень в этих про­кля­тых местах!
25 Пишешь, мой друг, что у вас испол­ня­ют при пол­ных теат­рах
Пляс­ки под пес­ни мои и апло­ди­ру­ют им.
Я, как извест­но тебе, нико­гда не писал для теат­ра,
К руко­плес­ка­ньям тол­пы Муза моя не рва­лась.
Все же отрад­но, что там поза­быть об изгнан­ни­ке вовсе
30 Что-то меша­ет и с уст имя сле­та­ет мое.
Вспом­ню, сколь­ко мне бед при­нес­ли зло­по­луч­ные пес­ни, —
Их и самих Пиэ­рид я про­кли­наю порой;
Лишь про­кля­ну — и пой­му, что жить без них я не в силах,
И за стре­лою бегу, крас­ной от кро­ви моей.
35 Так от эвбей­ских пучин постра­дав­шие толь­ко что гре­ки
Сме­ло реша­ют­ся плыть по кафа­рей­ским вол­нам.
Не для похвал я пишу, трудясь по ночам, не для дол­гой
Сла­вы — полез­ней теперь имя негром­кое мне.
Дух укреп­ляю трудом, от сво­их отвле­ка­юсь стра­да­ний

Δ
40 И тре­вол­не­нья свои в сло­во пыта­юсь облечь.
Что же мне делать еще оди­но­ко­му в этой пустыне?
Что же еще сре­ди мук мне облег­че­ние даст?
Как посмот­рю я вокруг — уны­лая мест­ность, навряд ли
В мире най­дет­ся еще столь же без­ра­дост­ный край.
45 А на людей погля­жу — людь­ми назо­вешь их едва ли.
Злоб­ны все как один, звер­ст­ву­ют хуже вол­ков.
Им не стра­шен закон, спра­вед­ли­вость попра­ло наси­лье,
И пра­во­су­дье лег­ло мол­ча под воин­ский меч.
В сту­жу им мало теп­ла от про­стор­ных шта­нин и овчи­ны,
50 Страш­ные лица у них воло­сом сплошь зарос­ли.
Лишь кое-кто сохра­нил остат­ки гре­че­ской речи,
Но оди­чал ее звук в вар­вар­ских гет­ских устах.
Ни чело­ве­ка здесь нет, кто бы мог пере­дать по-латы­ни
Наи­про­стей­шую мысль в наи­про­стей­ших сло­вах.
55 Сам я, рим­ский поэт, неред­ко — про­сти­те, о Музы! —
Употреб­лять при­нуж­ден здеш­ний сар­мат­ский язык.
Совест­но, все ж при­зна­юсь: по при­чине дол­гой отвыч­ки
Слов латин­ских порой сам отыс­кать не могу.
Вер­но, и в книж­ке моей обо­ротов нема­ло пороч­ных,
60 Но отве­ча­ет за них не чело­век, а стра­на.
Но, чтобы я, гово­ря, Авзо­нии речь не утра­тил,
Чтобы для зву­ков род­ных не оне­мел мой язык,
Сам с собой гово­рю, из забве­нья сло­ва извле­каю,
Вновь повто­ряю и вновь этот зло­ве­щий урок.
65 Так я вла­чу свою жизнь, раз­вле­каю уны­лую душу,
Так отре­шаю себя от созер­ца­ния бед.
В пес­нях ста­ра­юсь най­ти забве­ние бед­ст­вий, и если
Это­го труд мой достиг, то и доволь­но с меня.
Я не настоль­ко пал и повер­жен­ный, чтоб ока­зать­ся
Ниже тебя, ибо нет ниже тебя ниче­го.
Из-за чего на меня ты злоб­ст­ву­ешь, под­лый, глу­мишь­ся
Гнус­но над тем, что и сам мог бы, как я, испы­тать?
5 И не смяг­чи­ли тебя ни кру­ше­нье мое, ни стра­да­нья,
Хоть обо мне и зверь хищ­ный запла­кать бы мог?
Или тебя не стра­шит ни спесь, ни зависть Фор­ту­ны,
Что на сво­ем коле­се веч­но подвиж­ном сто­ит?
Мще­нье Рам­ну­сии всех, кто его заслу­жил, насти­га­ет —
10 Что ж ты, коле­ном на грудь, жизнь попи­ра­ешь мою?
Некто сме­ял­ся при мне над кру­ше­нья­ми — тут же и канул,
Я же ска­зал: «Нико­гда не были вол­ны умней!»
Тот, кто при­вык бед­ня­кам в про­пи­та­нье отка­зы­вать жал­ком,
Часто впо­след­ст­вии сам на пода­я­нья живет.
15 Бро­дит боги­ня судь­бы, то туда, то сюда поспе­шая,
На ногу лег­кой нель­зя дол­го на месте сто­ять.
Часто она весе­ла, а часто лицо ее кис­ло,
И посто­ян­на она в непо­сто­ян­стве одном.
Цвел в свое вре­мя и я, но цве­ток ока­зал­ся непро­чен,
20 То лишь соло­мы сухой крат­кая вспыш­ка была.
Но, чтоб не всей душой ты испы­ты­вал звер­скую радость,
Знай, что смяг­чить боже­ство я не утра­тил надежд,
Ибо про­вин­ность моя не дошла до гра­ниц зло­де­я­нья
И навлек­ла на меня толь­ко позор — не враж­ду,
25 Ибо в про­стер­шем­ся вширь от восто­ка до запа­да мире
Тот, кто власт­ву­ет им, всех мило­сер­дьем затмил.
Пусть у него ниче­го не достичь, упо­вая на силу, —
Мяг­кое серд­це его скром­ным вни­ма­ет моль­бам.
Он по при­ме­ру богов, к кото­рым впредь при­об­щит­ся,
30 Даст отпу­ще­нье вины, даст и о боль­шем про­сить.
Если ты за год сочтешь пого­жие дни и нена­стья,
То убедишь­ся, что дней сол­неч­ных боль­ше в году.
Так пого­ди мое­му весе­лить­ся чрез­мер­но кру­ше­нью,
Луч­ше поду­май, что я тоже вос­пря­нуть могу,
35 Луч­ше поду­май, что ты, когда прин­цеп­са взо­ры смяг­чат­ся,
Будешь с доса­дой встре­чать в Гра­де весе­лый мой взор
Или что встре­чу тебя я за худ­шее сослан­ным дело, —
Это вто­рая моя, сле­дом за глав­ной, моль­ба.
Если бы ты допу­стил, чтобы имя твое я поста­вил,
Как бы сто­я­ло оно часто в сти­хах у меня!
Пом­ня, как ты мне помог, лишь тебя бы я пел и стра­ни­цы
К книж­кам моим без тебя не при­бав­лял ни одной.
5 Чем я обя­зан тебе, узнал бы ско­ро весь Город,
Если утра­чен­ный мной Город чита­ет меня.
Как ты кроток и добр, и наш, и буду­щий знал бы
Век, если нашим сти­хам древни­ми стать суж­де­но,
Не пере­стал бы хва­лить тебя уче­ный чита­тель:
10 Тем, что поэта хра­нил, ты заслу­жил бы почет.
Пер­вый от Цеза­ря дар — что еще живу и дышу я;
После вели­ких богов вся бла­го­дар­ность — тебе.
Бог пода­рил мне жизнь, а ты мне жизнь сбе­ре­га­ешь;
Лишь попе­че­ньем тво­им дар не напра­сен его.
15 В дни, когда мно­гих вокруг или наша беда рас­пу­га­ла,
Или они пред­по­чли сде­лать испу­ган­ный вид,
Все с вер­ши­ны хол­ма на тонув­шую лод­ку гляде­ли,
Вплавь я спа­сал­ся — но мне не протя­ну­ли руки.
Полу­жи­во­го лишь ты из бур­ли­во­го выз­во­лил Стикса:
20 Если б не ты, не при­шлось мне бы теперь вспо­ми­нать.
Пусть дру­же­люб­ны к тебе все­гда будут боги и Цезарь;
Боль­шей моль­бы за тебя я не могу воз­не­сти.
Если бы ты раз­ре­шил, то труд мой в книж­ках искус­ных
В ярком бы све­те явил все, что ты сде­лал для нас.
25 Да и сей­час, хоть веле­но ей помал­ки­вать, Муза
Еле сдер­жа­лась моя, чтобы тебя не назвать.
Пес, поте­рян­ный след увидев тре­пет­ной лани,
Радост­но лает и рвет с силой тугой пово­док,
Рез­вый норо­ви­стый конь, до того как решет­ку откро­ют,
30 Бьет копы­том по ней, бьет­ся в нее голо­вой —
Так же и Музе моей нев­тер­пеж име­на твои гром­ко
Про­из­не­сти, хоть ее стро­гий указ и свя­зал.
Но, чтоб тебе не вредить, бла­го­дар­но­сти долг воз­вра­щая,
Буду я — страх поза­будь! — воле послу­шен тво­ей.
35 Вот если б счел ты, что мною забыт, я ослу­шать­ся мог бы,
А бла­го­дар­ным все­гда быть не пре­пят­ст­ву­ешь ты.
Так что пока животвор­ный свет (о, ско­рей бы угас он!)
Вижу я, буду слу­жить каж­дым дыха­ньем тебе.
Три­жды на Ист­ре был лед с тех пор, как живу я у Пон­та,
Три­жды была твер­да моря Евк­син­ско­го гладь —
Мне же всё кажет­ся: я в раз­лу­ке с люби­мой отчиз­ной
Столь­ко же лет, сколь­ко брань с гре­ка­ми Троя вела.
5 Слов­но на месте сто­ит, так неспеш­но дви­жет­ся вре­мя,
Буд­то свер­ша­ет свой путь шагом замед­лен­ным год.
Солн­це­во­рот мне уже не сулит убав­ле­ния ночи,
Мне уже длин­но­го дня не сокра­ща­ет зима —
Вид­но, в ущерб мне сама при­ро­да вещей изме­ни­лась:
10 Все удли­ня­ет она в меру несча­стий моих.
Вре­ме­ни ход для людей оди­на­ков ли ныне, как преж­де,
Толь­ко ли к жиз­ни моей ста­ло жесто­ким оно
Здесь, где у моря живу, что про­зва­но лжи­во Евк­син­ским,
Скиф­ским при­бре­жьем пле­нен, истин­но мрач­ной зем­лей?
15 Дикие тут пле­ме­на — не счесть их! — вой­ной угро­жа­ют,
Мнят позор­ным они жить не одним гра­бе­жом.
Небез­опас­но вне стен, да и холм защи­щен нена­деж­но
Низ­кой непроч­ной сте­ной и кру­тиз­ною сво­ей.
Ты и не ждал, а вра­ги нале­та­ют хищ­ною ста­ей,
20 Мы не успе­ем взгля­нуть — мчат­ся с добы­чею прочь.
Часто в сте­нах кре­пост­ных, хоть ворота все­гда на запо­ре,
Стре­лы, суля­щие смерть, мы под­би­ра­ем с дорог.
Ред­ко реша­ет­ся кто обра­ба­ты­вать зем­лю; несчаст­ный
Пашет одною рукой, дер­жит ору­жье дру­гой.
25 В шле­ме игра­ет пас­тух на скреп­лен­ной смо­лою цев­ни­це,
Не перед вол­ком дро­жат овцы — боят­ся вой­ны.
Нас укреп­ле­нья едва защи­ща­ют, и даже внут­ри их,
Сме­ша­ны с гре­ка­ми, нас ско­пи­ща диких стра­шат.
Ибо живут сре­ди нас, безо вся­ко­го с нами раз­ли­чья,
30 Вар­ва­ры: ими домов боль­шая часть заня­та.
Пусть в них опас­но­сти нет, но они отвра­ти­тель­ны с виду
В шку­рах зве­ри­ных сво­их, с кос­ма­ми длин­ных волос.
Даже и те, кто себя от гре­ков счи­та­ет рож­ден­ным,
Пла­тье отцов поза­быв, носят, как пер­сы, шта­ны.
35 Меж­ду собою они гово­рят на здеш­нем наре­чье,
Я же дви­же­нья­ми рук мысль выра­жаю для них.
Сам я за вар­ва­ра здесь: понять меня люди не могут,
Речи латин­ской сло­ва глу­по­го гета сме­шат.
Вер­но, дур­ное при мне обо мне гово­рить не боят­ся,
40 Может быть, сме­ют меня ссыл­кой моей попре­кать.
Если кач­ну голо­вой, согла­ша­ясь иль не согла­ша­ясь,
Мне­нье мое все рав­но про­тив меня обра­тят.
Суд здесь непра­вый, при­бавь, — он жесто­ким вер­шит­ся ору­жьем,
И на суди­ли­щах меч тут же рас­пра­ву чинит.
45 Что же, Лахе­сида, мне, с моей суро­вой судь­бою,
Жесто­ко­сер­дая, ты нить не мог­ла обо­рвать?
Я лице­зре­нья лишен дру­зей и милой отчиз­ны,
Сетую горь­ко, что здесь, в скиф­ской зем­ле, зато­чен.
Тяж­ких две кары терп­лю. По заслу­гам лишил­ся я Гра­да,
50 В эту, быть может, стра­ну не по заслу­гам попал.
Что я, безу­мец, ска­зал? Я каз­ни смерт­ной досто­ин,
Еже­ли мной оскорб­лен Цезарь боже­ст­вен­ный сам!
Сету­ет горь­ко пись­мо на то, что кто-то, с тобою
Ссо­рясь, посмел ска­зать: «Помни — изгнан­ник твой муж».
Горь­ко и мне, но не то, что судь­ба моя — повод к зло­сло­вью;
Я-то окреп и при­вык стой­ко зло­сча­стье тер­петь,
5 А что тебя, пусть и нехотя, я сты­дить­ся заста­вил,
Что за несчаст­но­го ты, вер­но, крас­не­ла не раз.
Серд­це скре­пи и тер­пи! Ведь было еще тяже­лее
В дни, когда Цеза­ря гнев отнял меня у тебя.
Но оши­ба­ет­ся тот, кто и счел, и ска­зал, что я изгнан:
10 Лег­че постиг­ла меня кара, хоть я вино­ват.
Самая худ­шая казнь — что ему я нанес оскорб­ле­нье.
Луч­ше бы преж­де того смерт­ный мой час насту­пил!
Мой рас­ша­тал­ся корабль, но ко дну не пошел, не раз­бил­ся:
Пусть и не в при­ста­ни он — дер­жит­ся все ж на воде.
15 Не был я жиз­ни лишен, ни богат­ства, ни прав граж­да­ни­на,
Хоть за поро­ки мои все поте­рять заслу­жил.
Зная, одна­ко, что чужд мой про­сту­пок умыс­ла зло­го,
Цезарь одно мне велел: отчий поки­нуть очаг.
Как и к дру­гим, кото­рых чис­ло и счесть невоз­мож­но,
20 Выс­шая власть боже­ства крот­кой яви­лась ко мне.
Сам нака­за­нье мое он зовет не изгна­ньем, а ссыл­кой:
Если таков судья, дело надеж­но мое.
Зна­чит, неда­ром тебя непре­стан­но, сколь­ко есть силы,
Сла­вят, Цезарь, мои — пло­хи ли, нет ли — сти­хи.
25 Молят не зря, чтобы в небо тебя не пус­ка­ли подоль­ше
Боги, поз­во­лив быть богом дале­ко от них.
Молит о том же народ; но как в море сбе­га­ют пото­ки,
Так же стре­мит­ся к нему и мел­ко­вод­ный ручей.
Ты же, кото­рый меня опо­ро­чил сло­вом «изгнан­ник»,
30 Участь мою отяг­чать име­нем лож­ным не смей!
Ты сове­ту­ешь мне раз­ве­ять печаль сти­хотвор­ст­вом,
Чтобы постыд­ная лень дух не мог­ла одо­леть.
Труд­но испол­нить совет, ведь сти­хи — заба­ва счаст­ли­вых,
Мир и душев­ный покой неж­ным сти­хам пода­вай.
5 Гонят мою судь­бу поры­вы враж­деб­но­го вет­ра,
Долю, гор­ше моей, труд­но пред­ста­вить себе.
Ты бы хотел, чтоб При­ам тан­це­вал на сынов­них моги­лах,
Чтобы Нио­ба, сме­ясь, пела над пра­хом детей?
Дума­ешь, мне ниче­го не сто­ит от скор­би отвлечь­ся,
10 Мне, осуж­ден­но­му жить в ссыл­ке у гетов тупых?
Даже если мой дух укре­пить недю­жин­ной силой,
Как у того, кто погиб, зло­бой Ани­та гоним,
Пал бы ум все рав­но, испы­тав такое кру­ше­нье;
Силы лишен чело­век выне­сти гнев боже­ства.
15 Ста­рец, кого муд­ре­цом назвал дель­фий­ский ора­кул,
Вряд ли смог бы писать, будь он на месте моем.
Если б я мог забыть отчиз­ну и лица род­ные,
Если б я вытра­вить мог горечь утрат из ума,
Страх бы остал­ся и страх поме­шал бы сти­хам пре­да­вать­ся:
20 Всюду, куда ни пой­ди, рыщет бес­чис­лен­ный враг.
Кро­ме того, мой ум, изъ­еден­ный ржав­чи­ной дол­гой,
Смолк и едва ли теперь годен для новых трудов.
Если усерд­ный плуг не рых­лит пло­до­род­ное поле,
Поч­ва не даст ниче­го, кро­ме сухих сор­ня­ков.
25 Если в стой­ле коня слиш­ком дол­го дер­жать, он зачахнет
И на риста­нье при­дет к мете послед­ним из всех.
Если на суше сто­ит к воде при­вык­шая лод­ка,
Гниль и тре­щи­ны ей уни­что­же­ньем гро­зят.
Так не надей­ся, что я, кто и преж­де немно­го­го сто­ил,
30 Стать без уси­лий смо­гу рав­ным себе само­му.
Дол­го­тер­пе­нье мое до кон­ца уни­что­жи­ло силы
И без остат­ка сожгло преж­нюю бод­рость ума.
Если в руки беру таб­лич­ку — хоть эту, к при­ме­ру, —
Чтобы рас­ста­вить сло­ва в чет­кие строч­ки сти­ха,
35 Выжать могу из себя толь­ко то, что сей­час ты чита­ешь,
То, что достой­но вполне места, в кото­ром живу.
Надо доба­вить, что дух укреп­ля­ет гром­кая сла­ва
И пло­до­ви­тость душа чер­па­ет в жаж­де похвал.
Сла­ва и име­ни блеск и меня когда-то пре­льща­ли,
40 В пору, когда моих мачт буря еще не тряс­ла.
Не до того мне теперь, не сла­ва меня зани­ма­ет,
Мно­го бы я запла­тил, чтобы в без­вест­но­сти жить.
Если мне преж­де сти­хи уда­ва­лись, неужто при­ка­жешь
Сно­ва писать и велишь гнать­ся за сла­вой былой?
45 Девять сестер, за упрек мои сло­ва не сочти­те —
Были вы для меня глав­ной при­чи­ной беды.
Как попла­тил­ся Перилл, быка отли­вав­ший из брон­зы,
Так и «Нау­ка» моя мне обер­ну­лась бедой.
Луч­ше мне было б совсем разу­чить­ся сти­хо­сло­же­нью —
50 Тот, кто в море тонул, да убо­ит­ся воды!
Если сду­ру опять я зай­мусь этим гибель­ным делом,
Здесь, уж конеч­но, лег­ко все, что мне нуж­но, най­ду, —
Здесь, где не водит­ся книг, где никто меня слу­шать не станет,
Где не понять нико­му даже зна­че­ния слов.
55 Всюду чужая речь, зве­ри­ные, дикие зву­ки,
Воз­гла­сы ужа­са здесь слы­шишь на каж­дом шагу.
Кажет­ся, сам я уже вко­нец разу­чил­ся латы­ни:
Знаю сар­мат­ский язык, с гетом могу гово­рить.
Но не могу ута­ить: воз­дер­жа­нью суро­во­му в ссыл­ке
60 Не научи­лась еще тихая Муза моя.
Часто пишу я сти­хи, но их, про­чи­тав­ши, сжи­гаю.
Стынет куч­кой золы плод упраж­не­ний моих.
Боль­ше сти­хов не хочу, но пишу про­тив соб­ст­вен­ной воли
И пото­му пре­даю все сочи­не­нья огню.
65 Кро­шеч­ной доле сти­хов, кото­рые хит­рость иль слу­чай
Убе­рег­ли от огня, к вам уда­ет­ся дой­ти.
О, если б был поум­ней без­за­бот­ный учи­тель и преж­де
И дога­дал­ся сжечь строч­ки «Нау­ки» сво­ей!
С гет­ских Назон бере­гов тебе жела­ет здо­ро­вья,
Если, что сам поте­рял, мож­но дру­го­му желать.
Дух мой боль­ной зара­зил осла­бе­лое тело неду­гом,
Чтобы и плоть не была в ссыл­ке сво­бод­на от мук.
5 Мно­го уж дней меня боли в боку жесто­ко тер­за­ют —
Или, быть может, зима лютой мне сту­жей вредит?
Но если ты здо­ров, то и мне при­бы­ва­ет здо­ро­вья,
Ибо кру­ше­нье мое ты лишь пле­чом под­пи­рал.
Ты, кто друж­бы залог мне вели­кий дал, охра­няя
10 Жизнь мою и пра­ва, как толь­ко мог и умел,
Ты оби­жа­ешь меня тем, что ред­ко пись­мом уте­ша­ешь.
Делом гото­вый помочь, в сло­ве отка­жешь ли мне?
Этот, молю, недо­ста­ток исправь — и боль­ше не будет
Ни одно­го на тво­ем теле пре­крас­ном пят­на.
15 Я бы тебя и силь­нее корил, когда б не слу­ча­лось,
Что, хоть и посла­но мне, не дохо­ди­ло пись­мо.
Дай-то бог, чтобы пени мои ока­за­лись напрас­ны,
И чтобы думал я зря, буд­то меня ты забыл.
Нет, конеч­но, все так, как молю я! Греш­но и поду­мать,
20 Что непре­клон­ный твой дух может себе изме­нить.
Рань­ше седая полынь в сте­пях у холод­но­го Пон­та,
Рань­ше на Гиб­ле тимьян вдруг пере­станет рас­ти,
Чем убедят меня в том, что о дру­ге ты боль­ше не пом­нишь:
Нити моей судь­бы ведь не настоль­ко чер­ны!
25 Все же ска­жу: бере­гись не таким, как есть, пока­зать­ся,
Чтобы отверг­нуть ты мог с лег­ко­стью лож­ный упрек.
Так же, как преж­де все­гда, про­во­ди­ли мы вре­мя в беседах,
Дол­гих таких, что и дня нам не хва­та­ло для них.
Пись­ма пус­кай теперь поне­сут без­молв­ные речи,
30 Чтобы рука и перо были заме­ной устам.
Так все и будет у нас, не сочти, что утра­тил я веру:
Хва­тит и несколь­ких строк, чтобы напом­нить тебе…
Так что поста­вить пора то, чем все кон­ча­ют­ся пись­ма,
Чтобы несхо­жей у нас участь была: будь здо­ров!
Ты, жена моя, ты, кто меня само­го мне доро­же,
Видишь: тебе я воз­двиг памят­ник в книж­ках моих.
Мно­гое пусть отни­мет судь­ба у того, кто их создал, —
Но уж тебя мой талант сде­ла­ет слав­ной навек.
5 Будут читать о тебе, пока мои кни­ги чита­ют,
И на печаль­ном кост­ре вся ты не смо­жешь сго­реть.
Могут несчаст­ною счесть и тебя, если муж твой несча­стен,
Но и на месте тво­ем мно­гие быть захотят,
Будут, завидуя, звать тебя мно­гие жены счаст­ли­вой,
10 Хоть и на долю твою часть моих бед­ст­вий при­шлась.
Боль­ше я дать бы не мог, даже если бы дал и богат­ство:
К манам богат­ства с собой тень бога­ча не возь­мет.
Веч­ной сла­вы пло­ды — вот мой дар, из всех вели­чай­ший:
Этот дар от меня ты полу­чи­ла спол­на.
15 Вспом­ни: то, что лишь ты и защи­та моя, и опо­ра,
Мно­жа твои труды, мно­жит сто­крат­но почет,
Ибо мои не мол­чат уста об этом ни часа,
Так что долж­на быть гор­да мужа свиде­тель­ст­вом ты.
Стой­кою будь, чтоб его никто не мог опро­верг­нуть,
20 Свя­то мне вер­ность хра­ни, свя­то хра­ни и меня.
Был невредим я — тогда наре­ка­ний постыд­ных не зна­ла
И без­упреч­на была честь твоя — толь­ко лишь честь.
Ныне же все при­ло­жи доб­ро­де­те­ли к слав­но­му делу,
Бла­го откры­ли для них попри­ще беды мои.
25 Пра­вед­ной быть лег­ко, покуда ничто не меша­ет,
Долг, если нет пре­град, может жена выпол­нять.
Вот если бог про­гре­мел, а ты от гро­зы не бежа­ла,
Это и есть любовь, это и вер­ность и долг.
Та доб­ро­де­тель ред­ка, кото­рой не пра­вит Фор­ту­на,
30 Та, что при бег­стве ее так же твер­да на ногах.
Но, коль к награ­де дру­гой доб­ро­де­тель может стре­мить­ся,
Кро­ме себя самой, в пору несча­стий и бед,
Вре­мя измерь: ведь о ней мол­ва века­ми не молкнет;
Мир обой­ди: на нее всюду с вос­тор­гом глядят.
35 Видишь, такую хва­лу Пене­ло­пе вер­ность снис­ка­ла,
Что уже мно­го веков имя не меркнет ее;
Вспом­ни: поныне поют об Адме­та и Гек­то­ра женах,
Об Ифиа­де, со скал пря­нув­шей в пла­мя кост­ра;
Сла­ва поныне жива фила­кий­ской жены, чей отваж­ный
40 Муж сту­пить поспе­шил на или­он­ский песок.
Ты за меня не долж­на уми­рать, чтобы сла­вы добить­ся,
Более легок твой путь: будь лишь вер­на и люби.
Так я твер­жу не затем, что ты невер­на и не любишь:
Парус я став­лю, хотя плыл и на вес­лах корабль.
45 Если «делай» твер­дят тому, кто дела­ет, этим
Хва­лят, обо­д­рить хотят и одоб­ря­ют его.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • КНИГА V (12 г. н. э.)


    Эле­гия 1.

  • Пра­во на сте­на­ния. Эле­гия-про­лог: оправ­да­ние скорб­но­го содер­жа­ния пред­ла­гае­мой чита­те­лю кни­ги (ср. «Скорб­ные эле­гии», IV, 1).
  • 11. Каистр — река в Ионии, где, по-види­мо­му, и сло­жи­лась леген­да о пред­смерт­ном лебеди­ном пении; ср. «Геро­иды», X, 1—2.
  • 48. Что, кро­ме флей­ты, зву­чать… — флей­та (соб­ст­вен­но, дуд­ка) сопро­вож­да­ла, в част­но­сти, и погре­баль­ные обряды.
  • 53—62. Парал­ле­ли из исто­рии (Фала­рид и созда­тель мед­но­го быка Перилл; о них см. «Скорб­ные эле­гии», III, 11), геро­и­че­ско­го эпо­са (Ахилл и При­ам), мифо­ло­ги­че­ско­го эпо­са (Нио­ба, нака­зан­ная детьми Лето — Апол­ло­ном и Арте­ми­дой, ласточ­ка — Прок­на, веч­но тос­ку­ю­щая по сыну, и зимо­род­ка Аль­ци­о­на — по мужу; о них см. «Мета­мор­фо­зы», VI и XI) и тра­гедии (Фил­ок­тет, по пути к Трое остав­лен­ный гре­ка­ми на Лем­но­се).
  • Эле­гия 2.
  • Укор жене и моль­ба к Авгу­сту. Двух­част­ная эле­гия: обра­ще­ние к жене (1—44 — тос­ка, невзго­ды, надеж­да) и обра­ще­ние к Авгу­сту (45—78 — похва­ла, бла­го­дар­ность, жало­ба, прось­ба). Попыт­ки неко­то­рых фило­ло­гов рас­чле­нить эту эле­гию на две под­держ­ки не полу­чи­ли.
  • 13. сын Пеан­та — Фил­ок­тет, за нару­ше­ние божьей воли ужа­лен­ный зме­ей и бро­шен­ный спут­ни­ка­ми.
  • 15. О Теле­фе см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», I, 1, 100.
  • 52.воз­не­стись к звездам… — такой апо­фе­оз пред­ска­зы­вал Овидий Авгу­сту еще в заклю­чи­тель­ной части «Мета­мор­фоз».
  • 57. сло­во ука­за — не «изгна­ние», а «ссыл­ка» (см. с. 197).
  • 74.воды Харибды… — антич­ные мифо­гра­фы счи­та­ли, что Харибда нахо­ди­лась в Мес­син­ском (Зан­клей­ском) про­ли­ве.
  • 76. лев­кад­ский бог — Апол­лон; о древ­нем лев­кад­ском обряде еже­год­ных чело­ве­че­ских жерт­во­при­но­ше­ний (в исто­ри­че­ское вре­мя — уже фик­тив­ных) Овидий упо­ми­нал еще в «Фастах» (V, 630).
  • Эле­гия 3.
  • Взы­ва­ние к Вак­ху. Напи­са­но к еже­год­но­му празд­ни­ку «Либе­ра­лий» в честь Либе­ра-Вак­ха, справ­ляв­ше­му­ся 17 мар­та (12 г. н. э.). Вакх счи­тал­ся покро­ви­те­лем поэ­зии, поэто­му рим­ская «кол­ле­гия поэтов», рели­ги­оз­ное объ­еди­не­ние, вос­хо­дя­щее к III в. до н. э., отме­ча­ла этот день жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и пиром. О слож­ной ком­по­зи­ции это­го сти­хотво­ре­ния см. с. 218.
  • 8.под кино­сур­ской звездой. — Кино­су­ра («соба­чий хвост») — одно из назва­ний Малой Мед­веди­цы.
  • 19—24. Име­ют­ся в виду мифы о том, как Вакх стран­ст­во­вал по зем­ле, обу­чая пле­ме­на возде­лы­ва­нию вино­гра­да: нача­лом его пути была Фра­кия, сосед­няя с кра­ем Овиди­е­ва изгна­ния (Стри­мон — река во Фра­кии), а кон­цом — Индия.
  • 21. В горо­де ты не остал­ся род­ном… — т. е. в Фивах.
  • 25—32. два­жды рож­ден­ный — обыч­ный эпи­тет Вак­ха: впер­вые он явил­ся на свет недо­но­шен­ным из чре­ва Семе­лы, по нера­зу­мию сво­е­му испе­пе­лен­ной мол­нией Юпи­те­ра, и затем Юпи­тер дона­ши­вал его в сво­ем бед­ре. Пол­ко­во­дец хваст­ли­вый — Капа­ней; ср. «Скорб­ные эле­гии», IV, 3, 63—66.
  • 39—40. Фра­кий­ский царь Ликург и фиван­ский Пен­фей — про­тив­ни­ки Вак­ха в его стран­ст­ви­ях, нака­зан­ные им (ср. «Мета­мор­фо­зы», III).
  • 42. в небе горя­щий венец — Север­ная Коро­на, дар Вак­ха Ари­адне (ср. «Нау­ка люб­ви», I, 525—564).

    [прим. изд. 1973 г.: Венец крит­ской супру­ги — созвездие Венец Ари­ад­ны.]

  • Эле­гия 4.
  • К дру­гу: рас­сказ пись­ма о писав­шем. Изыс­кан­ное оли­це­тво­ре­ние, поз­во­ля­ю­щее поэту гово­рить о себе в третьем лице.
  • 25—26. Те же клас­си­че­ские при­ме­ры друж­бы, что и в «Скорб­ных эле­ги­ях», I, 5 и 9, но в более кос­вен­ных пери­фра­сти­че­ских выра­же­ни­ях: Эгид (сын Эгея) — это Тесей, друг Пири­фоя; Мене­ти­ад (сын Мене­тия) — Патрокл; спут­ник Оре­ста — Пилад.
  • 30.сла­ще меда ему в сотах атти­че­ских пчел. — Упо­ми­на­ние об атти­че­ском меде поз­во­ли­ло неко­то­рым иссле­до­ва­те­лям пред­по­ло­жить, что адре­сат посла­ния — это Аттик, кото­ро­му посвя­ще­но «Пись­мо с Пон­та», II, 4.
  • Эле­гия 5.
  • Похва­ла жене в день ее рож­де­ния. Эта похва­ла жене как бы урав­но­ве­ши­ва­ет укор ей, выска­зан­ный в «Скорб­ных эле­ги­ях», V, 2. Поэт изо­бра­жа­ет себя совер­шаю­щим слу­же­ние «гению рож­де­ния» (см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», III, 13): обряд (1—12), молит­ва (13—26), бла­гое зна­ме­ние (27—40) и т. д.
  • 3. отпрыск Лаэр­та — Улисс, празд­ну­ю­щий день рож­де­ния Пене­ло­пы.
  • 30.впра­во отсюда летит. — Овидий пред­став­ля­ет себя сто­я­щим лицом к югу, по латин­ско­му обы­чаю, при жерт­во­при­но­ше­ни­ях.
  • 33—38. бра­тья-вра­ги — Этеокл и Поли­ник; о том, как не хотел сме­ши­вать­ся дым их погре­баль­ных кост­ров, писал, по-види­мо­му, Кал­ли­мах (Бат­тов внук); ср. «Ибис», 35—36.
  • 44. Эети­он — отец Анд­ро­ма­хи, Ика­рий — отец Пене­ло­пы.
  • 51—58. При­ме­ры жен­ской вер­но­сти, про­слав­лен­ной в несча­стьях: Пене­ло­па, десять лет ждав­шая Одис­сея. Евад­на, бро­сив­ша­я­ся на костер Капа­нея, пав­ше­го под Фива­ми (Эхи­о­но­ва кре­пость, по име­ни спут­ни­ка и зятя Кад­ма, осно­ва­те­ля Фив), Алкести­да, дочь Пелия, при­няв­шая смерть за сво­его мужа Адме­та, и Лаода­мия, вызвав­шая из аида душу Про­те­си­лая, пер­во­го гре­ка, пав­ше­го под Тро­ей, и потом умер­шая вслед за ним.
  • 62. пилос­ский ста­рец — Нестор, про­жив­ший три поко­ле­ния. Авгу­сту в 12 г. н. э. было 74 года.
  • Эле­гия 6.
  • Укор дру­гу. Еще одно сти­хотво­ре­ние, пере­кли­каю­ще­е­ся со «Скорб­ны­ми эле­ги­я­ми», V, 2. Нача­ло про­ил­лю­ст­ри­ро­ва­но при­ме­ра­ми из мифо­ло­гии, конец — при­ме­ра­ми из мира при­ро­ды.
  • 7—12. Обра­зы помощ­ни­ков при геро­ях: Пали­нур — корм­чий Энея, Авто­медонт — воз­ни­ца Ахил­ла, Пода­ли­рий — врач в гре­че­ском вой­ске под Тро­ей.
  • 26. сын Ага­мем­но­на — безум­ст­ву­ю­щий Орест.
  • 32. тога с пур­пур­ной кай­мой, сви­та, пуч­ки лозы (фас­ки) в руках лик­то­ров — зна­ки досто­ин­ства выс­ших рим­ских долж­ност­ных лиц.
  • 38. Гиб­ла — гора и город в Сици­лии, зна­ме­ни­тые сво­им медом.
  • Эле­гия 7.
  • О жиз­ни сре­ди гетов. Адре­сат неиз­ве­стен. Эле­гия постро­е­на как ответ на обыч­ные вопро­сы пере­пис­ки: как живешь, что дела­ешь? Необыч­на для позд­не­го Овидия ком­по­зи­ция с чере­до­ва­ни­ем частей, посвя­щен­ных двум темам: «вар­ва­ры (1—24) — поэ­зия (25—40) — вар­ва­ры (41—54) — поэ­зия (55—68)» — в пер­вых двух частях обе темы рез­ко кон­тра­сти­ру­ют, в послед­них тра­ги­че­ски сли­ва­ют­ся.
  • 17. Мар­сы — ср. «Скорб­ные эле­гии», V, 3, 22 о «мар­со­лю­би­вых гетах».
  • 26. Пляс­ки под пес­ни мои… — пан­то­ми­мы, по-види­мо­му, на темы «Геро­ид» — ср. «Скорб­ные эле­гии», II, 519 и прим.
  • 36. кафа­рей­ские вол­ны — см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», I, 1, 79—86.
  • 49.про­стор­ных шта­нин… — шта­ны не вхо­ди­ли в обыч­ную одеж­ду гре­ков и рим­лян (хитон и гима­тий, туни­ка и тога) и счи­та­лись одеж­дой восточ­ных и север­ных вар­ва­ров; ср. «Скорб­ные эле­гии», IV, 6, 47 и др.
  • 55—68. Раз­ви­тие темы, наме­чен­ной в «Скорб­ных эле­ги­ях», III, 14 и парал­лель­но раз­ра­ботан­ной в «Пись­мах с Пон­та», IV, 13.
  • Эле­гия 8.
  • К недру­гу, с пре­до­сте­ре­же­ни­ем. Малень­кое сти­хотво­ре­ние с отчет­ли­вой двух­част­ной ком­по­зи­ци­ей: об измен­чи­во­сти судь­бы (1—18), о сво­ей беде и надеж­де (19—38).
  • 9. Рам­ну­сия — Неме­зида (по посвя­щен­но­му ей хра­му в атти­че­ском Рам­нун­те).
  • 38. глав­ная моль­ба — вер­нуть­ся из ссыл­ки само­му, вто­рая — увидеть в ссыл­ке недру­га.
  • Эле­гия 9.
  • К осто­рож­но­му дру­гу, с бла­го­дар­но­стью. Адре­сат, по-види­мо­му, иной, чем в «Скорб­ных эле­ги­ях», IV, 4, но тема та же; харак­тер­но, что теперь Овидий уже почти уве­рен, что его чита­ют в Риме и что быть назван­ным в его сти­хах ни для кого не опас­но. Две части сти­хотво­ре­ния (1—22 и 23—38) начи­на­ют­ся каж­дая этой темой «запрет­но­го име­ни», а кон­ча­ют­ся темой бла­го­дар­но­сти; в пер­вой части для иллю­ст­ра­ции при­вле­че­ны вос­по­ми­на­ния, во вто­рой — срав­не­ния.
  • 12. вели­кие боги — Юпи­тер и Август.
  • Эле­гия 10.
  • Еще о жиз­ни сре­ди гетов. Напи­са­но вес­ной 12 г. Пере­кли­ка­ет­ся со «Скорб­ны­ми эле­ги­я­ми», V, 7, но раз­ви­ва­ет лишь одну из кон­тра­сти­ру­ю­щих там тем.
  • 4. столь­ко же лет — т. е. десять лет.
  • 13.про­зва­но лжи­во Евк­син­ским… — см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», III, 13, 28.
  • 34. шта­ны — см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», V, 7, 49.
  • 41. Текст сомни­те­лен; по-види­мо­му, речь о том, что даже жесты согла­сия пони­ма­ют­ся вар­ва­ра­ми как несо­гла­сие и наобо­рот.
  • 45. Лахе­сида — одна из трех Парок, пряду­щая жиз­нен­ную нить.
  • Эле­гия 11.
  • К жене, о сво­ем нака­за­нии. Наи­бо­лее подроб­ная раз­ра­бот­ка темы раз­ли­чия меж­ду суро­вым «изгна­ни­ем» и мило­сти­вой «ссыл­кой»: это­му посвя­ще­на середин­ная часть посла­ния (9—22), обрам­лен­ная обра­ще­ни­ем к жене (1—8) и обра­ще­ни­ем к Авгу­сту (23—30).
  • Эле­гия 12.
  • Бес­си­лие в сти­хотвор­стве. Адре­сат неиз­ве­стен. Сти­хотво­ре­ние как бы про­ти­во­по­став­ле­но всту­пи­тель­ной эле­гии «Скорб­ных эле­гий», V, 1 и все­му пред­ше­ст­ву­ю­ще­му раз­ви­тию темы «поэ­зии, уте­шаю­щей в невзго­дах» (глав­ным обра­зом «Скорб­ные эле­гии», IV, 1 и 10).
  • 12.Как у того, кто погиб, зло­бой Ани­та гоним… — т. е. Сократ, кото­ро­го Дель­фий­ский ора­кул объ­явил муд­рей­шим из элли­нов и кото­рый, при­вле­чен­ный к суду Ани­том и дру­ги­ми сво­и­ми вра­га­ми, при­нял смерть с твер­до­стью духа, став­шею зна­ме­ни­той в опи­са­нии Пла­то­на.

    [прим. изд. 1973 г.: Речь идет о Сокра­те, при­го­во­рен­ном к смер­ти афин­ским судом. В ожи­да­нии каз­ни он пытал­ся поло­жить на музы­ку бас­ни Эзопа.]

  • 16.Вряд ли смог бы писать… — Сократ нико­гда ниче­го не писал, а вел лишь уст­ные беседы, и Овидий, конеч­но, отлич­но это знал.
  • 47. Перилл — созда­тель мед­но­го быка для тира­на Фала­рида, о кото­ром см. «Скорб­ные эле­гии», III, 11.
  • 48. «Нау­ка» — «Нау­ка люб­ви».
  • Эле­гия 13.
  • Болезнь и упрек. Сти­хотво­ре­ние соеди­ня­ет темы «Скорб­ных эле­гий», III, 3 (болезнь) и «Скорб­ных эле­гий», IV, 7 (упрек дру­гу, лени­во­му писать пись­ма): пер­вая тема исполь­зо­ва­на для обрам­ле­ния (1—8, 33—34), вто­рая для середин­ной части; пер­вая укра­ше­на той же игрою слов, что и «Скорб­ные эле­гии», III, 3 (см. прим.), вто­рая — таким же срав­не­ни­ем «от невоз­мож­но­го», как и «Скорб­ные эле­гии», IV, 7.
  • 22. Гиб­ла — см. прим. к «Скорб­ным эле­ги­ям», V, 6, 38.
  • Эле­гия 14.
  • К жене: обе­ща­ние сла­вы. Сти­хотво­ре­ние соеди­ня­ет темы бла­го­дар­но­сти жене («Скорб­ные эле­гии», I, 6, V, 5—11) с темой вели­чия поэ­зии («Скорб­ные эле­гии», III, 7, IV, 1 и 10, V, 1) и этим как бы отме­ня­ет отре­че­ния от этих тем в преды­ду­щих эле­ги­ях V кни­ги (2 и 12).
  • 35—40. Те же при­ме­ры жен­ской вер­но­сти, что и в «Скорб­ных эле­ги­ях», V, 5 (см. прим.): Пене­ло­па, Алкести­да (жена Адме­та), Анд­ро­ма­ха (жена Гек­то­ра), Евад­на (Ифи­а­да), Лаода­мия (фила­кий­ская жена).
  • Вари­ан­ты пере­во­да по изда­ни­ям:
    (1973) — Овидий. Эле­гии и малые поэ­мы. М., «Худо­же­ст­вен­ная лите­ра­ту­ра», 1973 г.
    (1994) — Овидий. Собра­ние сочи­не­ний. Т. I. СПб, «Студиа Био­гра­фи­ка», 1994 г.

  • 1, 22. колга­ном (1978, 1994) / кол­ча­ном (1973) — ИСПРАВЛЕНО (Прим. ред. сай­та)
  • 6, 10. Воз­жи / Вож­жи (1994)  — ИСПРАВЛЕНО (Прим. ред. сай­та)
  • 7, 36. кифа­рей­ским (1978, 1994) / кафа­рей­ским (1973) — ИСПРАВЛЕНО (Прим. ред. сай­та)
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1260010237 1260010301 1260010302 1303007104 1303008001 1303008002