35. 105 Но что ее стоимость в сравнении с пурпуром, багрянками, жемчугом?! Подумать только, недостаточно объедаться дарами моря, нужно еще, чтобы их носили женщины на руках, в ушах, на голове, на всем теле, а вслед за ними и мужчины. Какое отношение имеет море к одежде, что общего у бегущих волн и шерстяной пряжи? Разве, обнажаясь, мы поступаем неверно, когда эта природная стихия пускает нас к себе? Согласен, живот может быть тесно связан с морем! Но неужели и плечи? Мы успокоимся, только если наше облачение, как и наше питание, будет добыто с опасностью, ведь мы действительно получаем высшее удовольствие в том, чтобы ублажать свое тело ценой человеческой жизни 153. ( 54) 106 Таким образом, жемчуг занимает первое место среди всех драгоценностей и стоит выше всех их. Он прибывает к нам в основном из Индийского океана вместе с теми чудищами, о природе и размере которых мы рассказали, минуя столько морей, такие большие пространства земли и согреваясь таким жарким солнцем. Также и сами индийцы отправляются за жемчугом на острова, но только на некоторые. Особенно изобилуют жемчугом острова Тапробана 154 и Стоида, о которых сказано в описании земли, также как и Перимула, мыс в Индии. Но наибольшей славой пользуются острова, расположенные ближе к Аравии, в Персидском заливе Красного моря. 107 По своему происхождению и возникновению жемчужные раковины мало отличаются от раковин других улиток. Рассказывают, что с наступлением того времени года, когда все оплодотворяется, жемчужные раковины раздвигают свои створки, как бы зевая, и наполняются росой, которая вызывает зачатие, беременеют, затем рожают, а плод этих раковин и есть жемчуг, качество которого зависит от качества оплодотворяющей жидкости. Жемчуг сияет белизной, если в раковину попала чистая жидкость; если мутная, то и жемчуг получается грязного оттенка; и он бывает бледным, если зачатие произошло во время ненастья. Ведь качество жемчуга зависит от состояния неба, и жемчуг связан с небом более тесным образом, чем с морем: от облаков жемчуг получает свой белый цвет, а чистота его происходит от яркого утреннего света; 108 если состояние погоды позволяет жемчужницам питаться досыта, то их плод также увеличивается в размере; если на небе сверкает молния, раковины закрываются и из-за этого вынужденного поста жемчужины становятся мельче; а если тем более гремит гром, жемчужницы пугаются и внезапно сжимают свои створки, выпуская при этом так называемые пузыри, внешне надутые, но внутри бестелесные и пустые; так у раковин совершается выкидыш. Что же касается неповрежденных плодов, то они составлены из множества затвердевших кожиц, которые вполне можно уподобить мозолям, возникающим на теле; люди сведущие умеют их очищать. 109 Я удивляюсь тому, насколько само небо может быть благосклонно к жемчугу, ведь он на солнце румянится и покрывается загаром, как человек. А плоды жемчужниц, которые находятся в открытом море, в таком случае сохраняют свой первоначальный цвет, так как они погружены слишком глубоко, чтобы до них могли добраться лучи солнца. Однако от старости жемчуг желтеет, его поверхность съеживается, покрываясь морщинами, а тот живой блеск, из-за которого он ценится, присущ жемчугу, только пока он молод. Старея, жемчужницы также становятся крупнее и прирастают к раковинам, так что отодрать их можно только при помощи напильника. Жемчужины, которые только с одной внешней стороны округлые, а с обратной стороны плоские, называются «тимпанами », так как по форме напоминают тимпан, бубен. Иногда мы встречаем раковины с приросшими к ним жемчужинами, которые за это достоинство используются как флаконы для умащений. Наконец, в воде жемчужина мягкая, а как только ее вынимают из воды, становится твердой. ( 55) 110 Что касается самой раковины жемчужницы, то она, когда замечает руку человека, закрывается и прячет свои богатства, так как знает, что именно из-за них ее домогаются, и если ей удается закрыться до того, как рука успеет отдернуться, режущие края раковины отсекают эту руку; более справедливого наказания и быть не может, но и другие виды возможных наказаний укрепляют сохранность жемчужниц, ведь бо ́льшую часть их находят среди подводных скал, представляющих собой большую опасность, а также в открытом море за ними следуют морские собаки, однако женским ушам до этого нет никакого дела. 111 Некоторые рассказывают, что у каждой группы раковин, как и у пчелиной стаи, есть одна как бы предводительница, которая превосходит остальные раковины размером и возрастом, а также с поразительной ловкостью оберегает себя от угрожающей ей опасности. За ней особенно охотятся ныряльщики, потому что остальные раковины, когда их предводительница поймана, начинают беспорядочно блуждать и легко попадают в сети, после чего их кладут в глиняные сосуды и засыпают большим количеством соли, которая разъедает плоть улиток; когда же эта плоть совсем уничтожается, на дно падают своего рода твердые сердцевины уничтоженных телец — это и есть жемчужины. ( 56) 112 Можно не сомневаться, что по мере пользования жемчуг изнашивается и что цвет жемчуга портится из-за небрежного к нему отношения. Белизна, размер, округлость, гладкость, вес — вот все те качества, за которые ценится жемчуг, и сочетание которых настолько непостоянно, что невозможно встретить две одинаковые жемчужины, откуда и название «унион » (единственный), данное жемчугу, разумеется, римскими любителями роскоши, ведь на самом деле, ни у греков, ни у варваров, которые открыли жемчуг, ему не дают никакого другого наименования и называют только margarita. 113 Но и сам белый цвет жемчуга бывает очень разным: он более ярок у жемчуга, который находят в Красном море, а в Индийском океане, кажется, будто жемчуг покрыт чешуйками слюды; он, кстати, по величине превосходит жемчуг из других мест. Если цвет жемчуга заслуживает высшей похвалы, его называют exaluminatus (цвета квасцов). Удлиненные жемчужины тоже ценятся. «Еленхами » называются вытянутые жемчужины, напоминающие флаконы для благовоний, округло расширяющиеся книзу. 114 Женщины ради тщеславия подвешивают такие жемчужины к пальцам и ушам, по две или по три штуки к каждому, и для этих предметов роскоши подбираются иноземные наименования, выискиваемые теми, кто изощряется в мотовстве, ведь подобное украшение называется «кроталиа » (кастаньеты), как будто можно получать удовольствие от треска, издаваемого бьющимися друг о друга жемчужинами; иметь жемчуг стремятся даже бедняки, которые утверждают, будто жемчуг — это телохранитель женщин на улицах и площадях. Более того, украшают жемчугом и ноги, причем прикрепляют его не только к ремешкам у обуви, но покрывают им и целые сандалии. Уже не достаточно даже носить жемчуг, нужно еще обуваться в жемчуг и ходить по жемчугу 155. 115 В нашем море, и чаще всего рядом с Боспором Фракийским, находят обычно рыжеватые и маленькие жемчужины в раковинах, которые называют mya. Также и в Акарнании раковины, которые зовутся pina, производят жемчуг, а это все говорит о том, что жемчуг образуется не у одного какого-то вида раковин. А Юба сообщает о том, что жители Аравии добывают раковины, похожие на резные гребешки, покрытые иголками, которые топорщатся, как у ежа, и что жемчуг, который рождается в их плоти, похож на град. Таких раковин к нам не привозят. Те раковины, что собирают в Акарнании, тоже не ценятся, потому что они неправильной формы, грубые и по цвету напоминают мрамор. Жемчуг, который находят рядом с мысом Акций, несколько лучше, но он мелкий, также как и жемчуг, получаемый с берегов Мавритании. Александр Полигистор и Судин полагают, что старея, этот жемчуг теряет свою окраску. ( 57) 116 О твердости жемчужин ясно свидетельствует то, что они никогда не разбиваются при падении. Но они не всегда находятся в той части раковины, которая занята плотью, а то в одном, то в другом месте; мне, например, приходилось видеть, как жемчужины располагались на самом краю раковины, как бы собираясь из нее вылезти, а при этом в каждой раковине было то по четыре, то по пять жемчужин. До настоящего времени встречались немногие жемчужины, которые весили больше, чем пол-унции, но только на один скрупул. В Британии родятся мелкие и бесцветные жемчужины, и это действительно так, потому что божественный Юлий нашел нужным отметить, что доспехи, которые он посвятил Венере Родительнице и которые он поместил в ее храме, были сделаны из британского жемчуга 156. ( 58) 117 Я имел возможность видеть Лоллию Паулину, жену императора Гая, усыпанную изумрудами и жемчугом, но не на каком-нибудь важном празднике или торжественной церемонии, а на обычном обеде, устроенном по поводу помолвки, так что вся голова ее была увита переливающимися нитями этих камней, которые сверкали на ней в волосах, придерживаемых драгоценными заколками, на ушах, на шее, увешанной ожерельями, на пальцах, всего на сумму в сорок миллионов сестерциев. Сама она была готова в любой момент предъявить таблички с записями, доказывающими то, что эти драгоценности получены были законным путем, что это не подарок щедрого императора, а богатства, полученные в наследство, то есть, добытые за счет ограбления провинций. 118 Так вот ради чего их грабили, вот зачем выпил яд Марк Лоллий, который лишился доброго имени, принимая подношения от всех восточных царей и потерял дружбу Гая Цезаря, сына Августа, — все для того, чтобы его внучка усыпала себя сорока миллионами сестерциев и выступила при свете лампад на всеобщее обозрение! 157 Теперь пусть кто-нибудь сначала подсчитает, сколько всего доставили на свои триумфы Курий и Фабриций 158, пусть представит себе носилки, нагруженные их трофеями, а потом пусть вообразит Лоллию, этакую бабенку, дорвавшуюся до власти, возлежащую за обеденным столом; не покажется ли ему, что было бы лучше, если бы этих победителей стащили с их триумфальных колесниц, чем дали одержать победы, которые привели к таким последствиям? 119 Но это еще не самые выдающиеся примеры расточительной роскоши. Были две жемчужины, самые крупные из всех, которые когда-либо встречались; обеими завладела Клеопатра 159, последняя царица Египта, получив их в наследство от царей Востока. В те времена, когда Антоний ежедневно потреблял изысканные блюда, Клеопатра с пренебрежительным видом, одновременно высокомерным и вызывающим, как и подобает царственной блуднице, в своих высказываниях старалась умалить достоинства роскошных кушаний Антония, а когда тот спросил, что же еще можно добавить к великолепию его стола, она ответила, что сумеет за один обед проесть десять миллионов сестерциев. 120 Антоний попросил ее сказать, каким же образом, хотя и не верил в то, чтобы такое было возможно. Тогда они бились об заклад, и на следующий день, который был назначен для разрешения спора, Клеопатра подала Антонию обед сам по себе великолепный, ведь этот день не должен был пропасть зря, но обед вполне обычный для Антония, и тот, отпуская насмешки, потребовал, чтобы ему подсчитали, в какую сумму обошлись все эти приготовления. Однако царица ответила, что все, что он видит, это лишь дополнение к основному, и продолжая настаивать на том, что обед обойдется именно в ту сумму, о которой они договорились, и что она одна съест на десять миллионов сестерциев, отдала приказ внести следующее блюдо. Следуя полученным заранее указаниям, слуги поставили перед ней всего лишь один сосуд, наполненный уксусом, который был настолько кислым и крепким, что разжижал жемчуг 160. 121 Клеопатра носила в ушах серьги в высшей степени необычные — действительно, неповторимые творения природы. И пока Антоний ожидал, что же будет сделано, Клеопатра сняла с себя одну из жемчужин, опустила ее в жидкость, и когда та растворилась, проглотила ее. Луций Планк, который должен был рассудить этот спор, остановил Клеопатру, когда та собралась точно также проглотить другую жемчужину, и объявил Антония побежденным, так как уже было получено верное свидетельство его поражения 161. Не менее знаменита и вторая жемчужина, точная копия первой, которая после пленения царицы, победившей в таком важном споре, была распилена для того, чтобы половина обеда Клеопатры и Антония стала серьгами, в ушах Венеры в римском Пантеоне. ( 59) 122 Антоний и Клеопатра не получили пальму первенства за свою расточительную роскошь, и они даже не достойны славы в этом отношении. Еще раньше, чем они, Клодий, сын трагического актера Эзопа 162 и наследник его несметных богатств, делал то же самое с чрезвычайно дорогими жемчужинами, и пусть не очень-то гордится своим триумвиратом Антоний, которого почти можно поставить на одну доску с актером; да и Клодий-то действовал не на спор, и потому его поступки выглядели более царственными, ведь он хотел попробовать во славу чревоугодия, каков жемчуг на вкус, и найдя его бесподобным, а также желая поделиться своими впечатлениями, роздал каждому из сотрапезников по жемчужине, чтобы те их отведали. 123 По сообщению Фенестеллы, в Риме жемчуг стал частым явлением и сделался общедоступным только после покорения Александрии, а до этого, начиная со времени правления Суллы, поступали жемчужины мелкие и дешевые. Но Фенестелла явно заблуждается, так как Элий Стилон указывает на то, что «унионами » стали называть крупные жемчужины уже во времена войны с Югуртой. ( 60) 124 Наконец, жемчугом можно владеть почти вечно; его передают по наследству, его можно продавать, как земельную собственность; тогда как ткани, окрашенные в багрянец, и пурпуровые одежды со временем снашиваются, хотя их общая мать — Роскошь — сделала их такими же драгоценными, как и жемчуг. |
35. [105] sed quota haec portio est reputantibus purpuras, conchylia, margaritas! parum scilicet fuerat in gulas condi maria, nisi manibus, auribus, capite totoque corpore a feminis iuxta virisque gestarentur. quid mari cum vestibus, quid undis fluctibusque cum vellere? non recte recipit haec nos rerum natura nisi nudos? esto, sit tanta ventri cum eo societas: quid tergori? parum est, nisi qui vescimur periculis etiam vestiamur? adeo per totum corpus anima hominis quaesita maxime placent. (54) [106] Principium ergo columenque omnium rerum pretii margaritae tenent. Indicus maxime has mittit oceanus inter illas beluas tales tantasque, quas diximus, per tot maria venientes, tam longo terrarum tractu et tantis solis ardoribus. atque Indis quoque in insulas petuntur et admodum paucas. fertilissima est Taprobane et Stoidis, ut diximus in circuitu mundi, item Perimula, promunturium Indiae. praecipue autem laudantur circa Arabiam in Persico sinu maris Rubri. [107] Origo atque genitura conchae sunt, haut multum ostrearum conchis differentes. has ubi genitalis anni stimularit hora, pandentes se quadam oscitatione impleri roscido conceptu tradunt, gravidas postea eniti, partumque concharum esse margaritas pro qualitate roris accepti. si purus influxerit, candorem conspici; si vero turbidus, et fetum sordescere; eundem pallere caelo minante. conceptum ex eo quippe constare, caelique iis maiorem societatem esse quam maris: inde nubilum trahi colorem aut pro claritate matutina serenum. [108] si tempestive satientur, grandescere et partus; si fulguret, conprimi conchas ac pro ieiunii modo minui; si vero etiam tonuerit, pavidas ac repente conpressas quae vocant physemata efficere, specie modo inani inflata sine corpore; hos esse concharum abortus. sani quidem partus multiplici constant cute, non inproprie callum ut existimari corporis possit. itaque et purgantur a peritis. [109] miror ipso tantum eas caelo gaudere, sole rufescere candoremque perdere ut corpus humanum. quare praecipuum custodiunt pelagiae, altius mersae quam ut penetrent radii. flavescunt tamen et illae senecta rugisque torpescunt, nec nisi in iuventa constat ille qui quaeritur vigor. crassescunt etiam in senecta conchisque adhaerescunt nec his evelli queunt nisi lima. quibus una tantum est facies et ab ea rotunditas, aversis planities, ob id tympania nominantur. cohaerentes videmus in conchis hac dote unguenta circumferentibus. cetero in aqua mollis unio, exemptus protinus durescit. (55) [110] Concha ipsa, cum manum vidit, conprimit sese operitque opes suas, gnara propter illas se peti, manumque, si praeveniat, acie sua abscidat, nulla iustiore poena, et aliis munita suppliciis, quippe inter scopulos maior pars invenitur, in alto quoque comitantibus marinis canibus, nec tamen aures feminarum arcentur. [111] quidam tradunt sicut apibus, ita concharum examinibus singulas magnitudine et vetustate praecipuas esse veluti duces, mirae ad cavendum sollertiae. has urinantium cura peti, illis captis facile ceteras palantes retibus includi, multo deinde obrutas sale in vasis fictilibus; rosa carne omni nucleos quosdam corporum, hoc est uniones, decidere in ima. (56) [112] Vsu atteri non dubium est coloremque indiligentia mutare. dos omnis in candore, magnitudine, orbe, levore, pondere, haut promptis rebus in tantum, ut nulli duo reperiantur indiscreti: unde nomen unionum Romanae scilicet inposuere deliciae, nam id apud Graecos non est, ne apud barbaros quidem, inventores rei eius, aliud quam margaritae. [113] et in candore ipso magna differentia: clarior in Rubro mari repertis, in Indico specularium lapidum squamas adsimulant, alias magnitudine praecellentes. summa laus coloris est exaluminatos vocari. et procerioribus sua gratia est. elenchos appellant fastigata longitudine alabastrorum figura in pleniorem orbem desinentes. [114] hos digitis suspendere et binos ac ternos auribus feminarum gloria est, subeuntque luxuriae eius nomina externa, exquisita perdito nepotatu, si quidem, cum id fecere, crotalia appellant, ceu sono quoque gaudeant et collisu ipso margaritarum; cupiuntque iam et pauperes, lictorem feminae in publico unionem esse dictitantes. quin et pedibus, nec crepidarum tantum obstragulis, set totis socculis addunt. neque enim gestare iam margaritas, nisi calcent ac per uniones etiam ambulent, satis est. [115] In nostro mari reperiri solebant crebrius circa Bosporum Thracium, rufi ac parvi in conchis quas myas appellant. at in Acarnania quae vocatur pina gignit, quo apparet non uno conchae genere nasci. namque et Iuba tradit Arabicis concham esse similem pectini insecto, hirsutam echinorum modo, ipsum unionem in carne grandini similem. conchae non tales ad nos adferuntur. nec in Acarnania autem laudati reperiuntur, enormes et feri colorisque marmorei. meliores circa Actium, sed et hi parvi, et in Mauretaniae maritimis. Alexander polyhistor et Sudines senescere eos putant coloremque expirare. (57) [116] Firmum corpus esse manifestum est, quod nullo lapsu franguntur. non autem semper in media carne reperiuntur, sed aliis atque aliis locis, vidimusque iam in extremis etiam marginibus velut e concha exeuntes et in quibusdam quaternos quinosque. pondus ad hoc aevi semunciae pauci singulis scripulis excessere. in Britannia parvos atque decolores nasci certum est, quoniam Divus Iulius thoracem, quem Veneri Genetrici in templo eius dicavit, ex Britannicis margaritis factum voluerit intellegi. (58) [117] Lolliam Paulinam, quae fuit Gai principis matrona, ne serio quidem aut sollemni caerimoniarum aliquo apparatu, sed mediocrium etiam sponsalium cena, vidi smaragdis margaritisque opertam, alterno textu fulgentibus toto capite, crinibus [spira], auribus, collo [monilibus], digitis. quae summa quadringentiens HS colligebat, ipsa confestim parata mancupationem tabulis probare. nec dona prodigi principis fuerant, sed avitae opes, provinciarum scilicet spoliis partae. [118] hic est rapinarum exitus, hoc fuit quare M. Lollius infamatus regum muneribus in toto oriente interdicta amicitia a Gaio Caesare Augusti filio venenum biberet, ut neptis eius quadringentiens HS operta spectaretur ad lucernas! computet nunc aliquis ex altera parte quantum Curius aut Fabricius in triumphis tulerint, imaginetur illorum fercula, ex altera parte Lolliam, unam imperii mulierculam, accubantem: non illos curru detractos quam in hoc vicisse malit? [119] nec haec summa luxuriae exempla sunt. duo fuere maximi uniones per omne aevum; utrumque possedit Cleopatra, Aegypti reginarum novissima, per manus orientis regum sibi traditos. haec, cum exquisitis cotidie Antonius saginaretur epulis, superbo simul ac procaci fastu, ut regina meretrix lautitiam eius omnem apparatumque obtrectans, quaerente eo, quid adstrui magnificentiae posset, respondit una se cena centiens HS absumpturam. [120] cupiebat discere Antonius, sed fieri posse non arbitrabatur. ergo sponsionibus factis postero die, quo iudicium agebatur, magnificam alias cenam, ne dies periret, sed cotidianam, Antonio apposuit inridenti computationemque expostulanti. at illa corollarium id esse et consumpturam eam cenam taxationem confirmans solamque se centiens HS cenaturam, inferri mensam secundam iussit. ex praecepto ministri unum tantum vas ante eam posuere aceti, cuius asperitas visque in tabem margaritas resolvit. [121] gerebat auribus cum maxime singulare illud et vere unicum naturae opus. itaque expectante Antonio, quidnam esset actura, detractum alterum mersit ac liquefactum obsorbuit. iniecit alteri manum L. Plancus, iudex sponsionis eius, eum quoque parante simili modo absumere, victumque Antonium pronuntiavit omine rato. comitatur fama unionis eius parem, capta illa tantae quaestionis victrice regina, dissectum, ut esset in utrisque Veneris auribus Romae in Pantheo dimidia eorum cena. (59) [122] non ferent hanc palmam spoliabunturque etiam luxuriae gloria. prior id fecerat Romae in unionibus magnae taxationis Clodius, tragoedi Aesopi filius, relictus ab eo in amplis opibus heres, ne triumviratu suo nimis superbiat Antonius paene histrioni comparatus, et quidem nulla sponsione ad hoc producto (quo magis regium fiat), sed ut experiretur in gloriam palati, quidnam saperent margaritae. atque ut mire placuere, ne solus hoc sciret, singulos uniones convivis quoque absorbendos dedit. [123] Romae in promiscuum ac frequentem usum venisse Alexandria in dicionem redacta, primum autem coepisse circa Sullana tempora minutas et viles Fenestella tradit, manifesto errore, cum Aelius Stilo circa Iugurthinum bellum unionum nomen inponi cum maxime grandibus margaritis prodat. (60) [124] Et hoc tamen aeternae prope possessionis est; sequitur heredem, in mancipatum venit ut praedium aliquod: conchylia et purpuras omnis hora atterit, quibus eadem mater luxuria paria paene et margaritis pretia fecit. |
