Письма Марка Туллия Цицерона

79. Род­ным, в Рим

Фес­са­ло­ни­ка, 5 октяб­ря 58 г.

Тул­лий шлет при­вет сво­ей Терен­ции и сво­им Тул­ли­о­ле и Цице­ро­ну.

1. Не думай, что я пишу кому-нибудь более длин­ные пись­ма; раз­ве толь­ко тем, кто напи­сал мне более про­стран­но и кому, по мое­му мне­нию, сле­ду­ет отве­тить. Ведь мне не о чем писать, и в насто­я­щее вре­мя это самое труд­ное для меня дело. Тебе же и нашей Тул­ли­о­ле я не могу писать, не обли­ва­ясь сле­за­ми, ибо я вижу глу­бо­ко несчаст­ны­ми вас, кото­рым все­гда желал вели­чай­ше­го сча­стья и дол­жен был доста­вить его и доста­вил бы, не будь я столь робок.

2. Наше­го Писо­на¹ я горя­чо люб­лю, по его заслу­гам. Я обо­д­рил его в пись­ме, как мог, и побла­го­да­рил, как и дол­жен был. Пони­маю, что ты воз­ла­га­ешь надеж­ды на новых народ­ных три­бу­нов². Это будет проч­но, если Пом­пей отне­сет­ся бла­го­же­ла­тель­но; но Крас­са я все же опа­са­юсь. Вижу, что ты все дела­ешь дей­ст­ви­тель­но с вели­кой стой­ко­стью и глу­бо­кой пре­дан­но­стью; не удив­ля­юсь это­му, но опе­ча­лен тем, что этот слу­чай тако­го рода, что тре­бу­ет облег­че­ния моих несча­стий тво­и­ми столь вели­ки­ми несча­стья­ми. Ведь Пуб­лий Вале­рий³, пре­дан­ный нам чело­век, напи­сал мне, — и я про­чел, про­ли­вая сле­зы, как тебя вели от хра­ма Весты до бан­ка Вале­рия⁴. Увы, мой свет, моя желан­ная! Ведь к тебе все обыч­но при­бе­га­ли за помо­щью и тебя, моя Терен­ция, теперь так тер­за­ют, ты поверг­ну­та в сле­зы и тра­ур!⁵ И это про­ис­хо­дит по моей вине; я спас дру­гих на нашу поги­бель.

3. Что каса­ет­ся тво­е­го сооб­ще­ния о доме, то есть об участ­ке, то мне толь­ко тогда будет казать­ся, что я вос­ста­нов­лен, когда нам его воз­вра­тят. Но это не в нашей вла­сти; меня угне­та­ет то, что в необ­хо­ди­мых рас­хо­дах⁶ участ­ву­ешь ты, несчаст­ная и разо­рен­ная. Если дело закон­чит­ся бла­го­по­луч­но, то мы полу­чим все, если же нас будет давить тот же злой рок, то будешь ли ты, несчаст­ная, и даль­ше тра­тить остат­ки сво­его состо­я­ния? Закли­наю тебя, моя жизнь, что каса­ет­ся издер­жек, то пре­до­ставь нести их дру­гим⁷, кто может, если толь­ко они захотят, а ты, если любишь меня, щади свое сла­бое здо­ро­вье. Ведь ты день и ночь у меня перед гла­за­ми; вижу, что ты берешь на себя вся­кие труды, и боюсь, что не выдер­жишь. Но все, вижу я, дер­жит­ся на тебе. Поэто­му для того, чтобы мы полу­чи­ли то, на что ты наде­ешь­ся и чего доби­ва­ешь­ся, бере­ги здо­ро­вье.

4. Не знаю, кому мне писать, кро­ме тех, кто пишет мне, и тех, о кото­рых вы кое-что пише­те мне. Даль­ше, раз это вам угод­но, я не поеду, но, пожа­луй­ста, пиши­те мне воз­мож­но чаще, осо­бен­но если есть более проч­ное осно­ва­ние для надеж­ды. Будь­те здо­ро­вы, мои желан­ные, будь­те здо­ро­вы. Напи­са­но за два дня до октябрь­ских нон, из Фес­са­ло­ни­ки.