Письма Марка Туллия Цицерона

275. От Мар­ка Целия Руфа Цице­ро­ну, в про­вин­цию Кили­кию

Рим, меж­ду 5 и 10 авгу­ста 50 г.

Целий Цице­ро­ну при­вет.

1. Захват Арса­ка¹, взя­тие при­сту­пом Селев­кии² не сто­и­ли бы того, чтобы ты лишил­ся зре­ли­ща тех собы­тий, кото­рые про­изо­шли здесь. Нико­гда бы у тебя не боле­ли гла­за, если бы ты увидел лицо Доми­ция³, когда его отверг­ли. То были важ­ные коми­ции, и рве­ние про­яви­лось вполне соглас­но мне­нию пар­тий; очень немно­гие выпол­ни­ли свой долг, руко­вод­ст­ву­ясь дру­же­ски­ми отно­ше­ни­я­ми. Поэто­му Доми­ций — злей­ший враг мне, так что он даже ни одно­го из сво­их дру­зей не нена­видит так, как меня, и тем более, что пола­га­ет, буд­то авгу­рат вырван у него неспра­вед­ли­во, а я винов­ник это­го. Теперь он неистов­ст­ву­ет от того, что люди так обра­до­ва­лись его скор­би, и что один⁴ был пре­дан Анто­нию боль­ше, чем я. Ведь моло­до­го Гнея Сатур­ни­на, воз­буж­даю­ще­го силь­ную нена­висть к себе сво­ей про­шлой жиз­нью, сам Гней Доми­ций⁵ при­влек к суду. Это­го суда теперь и ждут, даже с надеж­дой на бла­го­по­луч­ный исход, после оправ­да­ния Секс­та Педу­цея⁶.

2. Что каса­ет­ся обще­го поло­же­ния государ­ства, то я часто писал тебе, что не пре­д­ви­жу мира в этом году; и чем бли­же под­сту­па­ет та рас­пря, кото­рая неиз­беж­на, тем яснее вид­на эта опас­ность. Исход­ное поло­же­ние, из-за кото­ро­го наме­ре­ны сра­зить­ся те, кто у вла­сти, сле­дую­щее: Гней Пом­пей решил не допус­кать избра­ния Гая Цеза­ря кон­су­лом, если он не пере­даст вой­ска и про­вин­ции; Цезарь же убеж­ден, что он не может быть невреди­мым⁷, если рас­ста­нет­ся с вой­ском; тем не менее он пред­ла­га­ет усло­вие, чтобы оба пере­да­ли вой­ска. Так те любов­ные отно­ше­ния и завист­ли­вый союз не дока­ты­ва­ют­ся до скры­то­го недоб­ро­же­ла­тель­ства, но про­ры­ва­ют­ся в вой­ну; какое реше­ние мне при­нять насчет сво­их дел, не нахо­жу. Поэто­му не сомне­ва­юсь, что и тебя это раз­мыш­ле­ние при­ведет в сму­ще­ние; ведь с эти­ми людь­ми⁸ меня свя­зы­ва­ют и бла­го­дар­ность и дру­же­ские отно­ше­ния, и в то же вре­мя я нена­ви­жу то дело, не людей.

3. Пола­гаю, тебе вполне ясно, что при внут­рен­них раз­но­гла­си­ях, пока борют­ся как граж­дане, без при­ме­не­ния ору­жия, люди долж­ны дер­жать­ся более чест­ной сто­ро­ны; как толь­ко дело дошло до вой­ны и похо­да — более силь­ной и при­зна­вать луч­шим то, что без­опас­нее. В этих раздо­рах, как я пре­д­ви­жу, на сто­роне Гнея Пом­пея будет сенат и те, кто про­из­во­дит суд; к Цеза­рю при­мкнут те, кто живет со стра­хом и без надежд; вой­ско вовсе нече­го срав­ни­вать. Толь­ко бы было доста­точ­но вре­ме­ни для оцен­ки сил и того и дру­го­го и для выбо­ра сто­ро­ны!

4. Едва не забыл о том, о чем осо­бен­но сле­до­ва­ло напи­сать. Ты зна­ешь, что цен­зор Аппий здесь тво­рит чуде­са? Что он самым настой­чи­вым обра­зом гово­рит о ста­ту­ях и кар­ти­нах, о раз­ме­рах поля, о дол­гах?⁹ Он вполне убеж­ден, что цен­зу­ра — это сред­ство для мытья и щелочь. Он, мне кажет­ся, оши­ба­ет­ся; ведь он хочет смыть грязь; он себе вскры­ва­ет все кро­ве­нос­ные сосуды и внут­рен­но­сти. Беги — во имя богов и людей! — и как мож­но ско­рее при­ез­жай сме­ять­ся вот над чем: у Дру­за по Скан­ти­ни­е­ву зако­ну¹⁰ про­ис­хо­дит суд, Аппий гово­рит о кар­ти­нах и ста­ту­ях. Верь мне, сле­ду­ет пото­ро­пить­ся. Наш Кури­он, как счи­та­ют, посту­пил бла­го­ра­зум­но, сде­лав уступ­ку насчет жало­ва­ния для Пом­пея¹¹. Ты спра­ши­ва­ешь, что, по-мое­му, будет в ито­ге. Если один из них не отпра­вит­ся на вой­ну с пар­фя­на­ми, то, пре­д­ви­жу я, угро­жа­ют боль­шие раздо­ры, кото­рые будут раз­ре­ше­ны мечом и силой. У обо­их в готов­но­сти настро­е­ние и сред­ства. Если бы это мог­ло про­изой­ти без опас­но­сти для тебя, судь­ба при­гото­ви­ла для тебя вели­кое и при­ят­ное зре­ли­ще.