Письма Марка Туллия Цицерона

276. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Родос, при­бли­зи­тель­но 10 авгу­ста 50 г.

1. Пока я вся­че­ски воз­ве­ли­чи­вал Аппия в про­вин­ции, я неожи­дан­но стал тестем его обви­ни­те­ля¹. «Да бла­го­сло­вят это боги», — ска­жешь ты. Это­го я хотел бы и уве­рен в том, что это и твое жела­ние. Но, верь мне, менее все­го рас­счи­ты­вал на это я, — кото­рый послал к жен­щи­нам² надеж­ных людей для пере­го­во­ров насчет Тибе­рия Неро­на, обра­тив­ше­го­ся ко мне; они при­еха­ли в Рим уже после заклю­че­ния брач­но­го дого­во­ра. Одна­ко от это­го бра­ка я ожи­даю боль­ше­го. Жен­щин, как я пони­маю, осо­бен­но раду­ет услуж­ли­вость и обхо­ди­тель­ность моло­до­го чело­ве­ка. Что каса­ет­ся осталь­но­го, то не ищи шипов.

2. Но послу­шай! Пше­ни­цу в афин­ский дем?³ Ты это одоб­ря­ешь? Впро­чем, мои кни­ги, конеч­но, не запре­ща­ют это­го; ведь это не было под­ку­пом граж­дан, а щед­ро­стью за госте­при­им­ство. Тем не менее ты велишь мне поду­мать о пред­две­рии в Ака­де­мии, хотя Аппий уже не дума­ет об Элев­сине⁴. Что каса­ет­ся Гор­тен­сия, то я уве­рен, что ты испы­ты­ва­ешь скорбь; со сво­ей сто­ро­ны, я тер­за­юсь: ведь я решил отно­сить­ся к нему, как близ­кий друг.

3. Во гла­ве про­вин­ции я поста­вил Целия⁵. «Маль­чи­ка, — ска­жешь ты, — и, пожа­луй, глу­по­го, лишен­но­го досто­ин­ства и несдер­жан­но­го!». Согла­сен с тобой, но ина­че не было воз­мож­но. Твое пись­мо, кото­рое я полу­чил от тебя мно­го ранее, в кото­ром ты напи­сал, что воз­дер­жи­ва­ешь­ся⁶ от суж­де­ния о том, что мне сле­ду­ет делать насчет заме­сти­те­ля, меня уко­ло­ло; ведь я пони­мал при­чи­ны, поче­му ты воз­дер­жал­ся; те же были и у меня. Пере­дать маль­чи­ку? А бра­ту? Послед­нее мне не на поль­зу. Ведь, поми­мо бра­та, не было нико­го, кого я, не вызы­вая наре­ка­ний, мог бы пред­по­честь кве­сто­ру, осо­бен­но знат­но­му. Тем не менее, пока пар­фяне, каза­лось, угро­жа­ли, я решил оста­вить бра­та и даже, ради государ­ства, вопре­ки поста­нов­ле­нию сена­та, остать­ся сам. Но после того как они отсту­пи­ли, к вели­чай­ше­му сча­стью, — я отбро­сил коле­ба­ния. Я пред­видел раз­го­во­ры: «Вот, оста­вил бра­та. Раз­ве это не озна­ча­ет управ­лять про­вин­ци­ей доль­ше года? А как же жела­ние сена­та, чтобы во гла­ве про­вин­ций сто­я­ли те, кто еще не сто­ял во гла­ве? А он — трех­го­дич­ный срок!».

4. Вот — для наро­да. Что же ска­зать тебе? Я испы­ты­вал бы посто­ян­ные опа­се­ния, если мож­но было бы най­ти что-либо более вспыль­чи­вое, более склон­ное к оскорб­ле­ни­ям, более нера­ди­вое в чело­ве­че­ской жиз­ни. Что, если бы что-нибудь при­чи­нил юный сын и при­том юно­ша, вполне в себе уве­рен­ный? Что за боль была бы? Отец его не отпус­кал и огор­чал­ся тем, что ты нахо­дил это нуж­ным. Что же каса­ет­ся Целия, то я, пра­во, не гово­рю о том, что он совер­шил, но все-таки испы­ты­ваю мно­го мень­ше затруд­не­ния. При­бавь сле­дую­щее: Пом­пей, муж тако­го могу­ще­ства и с таким поло­же­ни­ем, выбрал Квин­та Кас­сия без жре­бия, Цезарь — Анто­ния. Мне обидеть чело­ве­ка, дан­но­го мне по жре­бию, чтобы он стал следить за тем, кого я остав­лю? Так луч­ше: подоб­ных при­ме­ров мно­го, а для моей ста­ро­сти это, конеч­но, боль­ше под­хо­дит. Все­б­ла­гие боги! А к тебе как я его рас­по­ло­жил! Я про­чи­тал ему пись­мо, напи­сан­ное не тобой, а тво­им пись­мо­во­ди­те­лем⁷.

Пись­ма дру­зей зовут меня на три­умф — обсто­я­тель­ство, кото­рым мне, я пола­гаю, не сле­ду­ет пре­не­бре­гать ввиду это­го сво­его воз­рож­де­ния. Поэто­му, мой Аттик, и ты нач­ни желать это­го, чтобы я таким обра­зом казал­ся менее глу­пым.