Письма Марка Туллия Цицерона

326. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Фор­мий­ская усадь­ба, 16 фев­ра­ля 49 г.

1. После того как я отпра­вил тебе пись­мо, мне было вру­че­но пись­мо от Пом­пея: про­чее о собы­ти­ях в Пицен­ской обла­сти, о чем ему напи­сал Вибул­лий, о набо­ре, про­из­веден­ном Доми­ци­ем, что вам извест­но, и в этом пись­ме, одна­ко, не было столь радост­ным, как мне писал Фило­тим. Я послал бы тебе самое пись­мо, но раб бра­та неожи­дан­но стал соби­рать­ся в доро­гу; итак, пошлю зав­тра. В том пись­ме Пом­пея, в кон­це, было напи­са­но его рукой: «Тебе же, я пола­гаю, сле­ду­ет при­ехать в Луце­рию; ты нигде не будешь в боль­шей без­опас­но­сти». Я понял это в том смыс­ле, что эти горо­да и мор­ское побе­ре­жье¹ он счи­та­ет бро­шен­ным, и не удив­лял­ся, что тот, кто оста­вил самое голо­ву², не щадит осталь­ных чле­нов.

2. Я тот­час напи­сал в ответ, послав надеж­но­го чело­ве­ка из чис­ла сво­их спут­ни­ков³, что не ищу места, где я буду в наи­боль­шей без­опас­но­сти; если он хочет, чтобы я при­ехал в Луце­рию ради него или ради государ­ства, при­еду тот­час же; и посо­ве­то­вал удер­жи­вать мор­ское побе­ре­жье, если он хочет, чтобы ему из про­вин­ций под­во­зи­лось про­до­воль­ст­вие. Я видел, что пишу это пона­прас­ну; но как тогда насчет удер­жа­ния Рима, так теперь в вопро­се о неостав­ле­нии Ита­лии я заяв­лял о сво­ем мне­нии. Ведь при­готов­ле­ния, вижу я, про­ис­хо­дят так, чтобы стя­нуть все силы в Луце­рию, и даже не для того, чтобы это место было надеж­но защи­щен­ным, но чтобы из него, если нас будут тес­нить, под­гото­вить бег­ство.

3. Тем менее удив­ляй­ся, если я, про­тив сво­его жела­ния, при­мы­каю к делу, в кото­ром нико­гда не ищут путей ни к миру, ни к победе, но все­гда к позор­но­му и гибель­но­му бег­ству: мне сле­ду­ет отпра­вить­ся, чтобы, какой бы исход ни при­нес­ла судь­ба, луч­ше разде­лить его с теми, кто назы­ва­ет­ся чест­ны­ми, чем подать вид буд­то у меня раз­но­гла­сия с чест­ны­ми. Впро­чем, как я пре­д­ви­жу, Рим вско­ре будет запол­нен чест­ны­ми, то есть зна­чи­тель­ны­ми и бога­ты­ми, а после остав­ле­ния этих муни­ци­пий — пере­пол­нен. Я был в их чис­ле, если бы у меня не было этих обре­ме­ни­тель­ней­ших лик­то­ров⁴ и я не сты­дил­ся перед спут­ни­ка­ми Мани­ем Лепидом, Луци­ем Вол­ка­ци­ем, Сер­ви­ем Суль­пи­ци­ем, из кото­рых ни один не глу­пее Луция Доми­ция и не пере­мен­чи­вее Аппия Клав­дия.

4. Один Пом­пей ока­зы­ва­ет на меня вли­я­ние — бла­го­да­ря услу­ге⁵, не авто­ри­те­том. И пра­во, каким авто­ри­те­том в этом деле может обла­дать тот, кто, когда мы все опа­са­лись Цеза­ря, сам его любил, а после того как сам начал опа­сать­ся, счи­та­ет, что все долж­ны быть вра­га­ми ему? Я все-таки поеду в Луце­рию, но мой при­езд, быть может, не доста­вит ему удо­воль­ст­вия; ведь я не смо­гу скрыть сво­его недо­воль­ства тем, что было совер­ше­но до сего вре­ме­ни. Если бы я не стра­дал бес­сон­ни­цей, я не утом­лял бы тебя столь длин­ны­ми пись­ма­ми. Если у тебя есть такое же осно­ва­ние, то я очень хотел бы, чтобы ты воз­на­гра­дил меня тем же.