Письма Марка Туллия Цицерона

356. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Фор­мий­ская усадь­ба, 11 мар­та 49 г.

1. У меня до сего вре­ме­ни из Брун­ди­сия ниче­го. Из Рима Бальб напи­сал, что, по его мне­нию, кон­сул Лен­тул уже пере­пра­вил­ся, но с Баль­бом млад­шим не встре­тил­ся, так как тот слы­хал это уже в Кану­сии; оттуда он и напи­сал ему; шесть когорт, кото­рые нахо­ди­лись в Аль­бе, пере­шли к Курию по Мину­ци­е­вой доро­ге; это ему напи­сал Цезарь, и что он вско­ре будет близ Рима¹. Итак, вос­поль­зу­юсь тво­им сове­том и не уда­люсь в Арпин при этих обсто­я­тель­ствах, хотя, желая дать сво­е­му Цице­ро­ну белую тогу² в Арпине, я наме­ре­вал­ся при­ве­сти это в оправ­да­ние перед Цеза­рем; но, быть может, он обидит­ся имен­но на то, что я не пред­по­чел сде­лать это в Риме. Все-таки, если с ним сле­ду­ет встре­тить­ся, то луч­ше все­го здесь; тогда мне будет вид­но осталь­ное, то есть и куда, и по како­му пути, и когда³.

2. Доми­ций, слы­хал я, в Кос­ской обла­сти и, по край­ней мере, как гово­рят, готов к отплы­тию; если в Испа­нию, не одоб­ряю; если к Гнею, хва­лю; конеч­но, луч­ше куда угод­но, но толь­ко не видеть Кур­ция, на кото­ро­го я, его патрон, не могу смот­реть⁴. Что гово­рить о дру­гих? Но мне, я думаю, сле­ду­ет сохра­нять спо­кой­ст­вие, чтобы не дока­зы­вать свою вину, раз я, любя Рим, то есть оте­че­ство, и пола­гая, что дело будет ула­же­но, вел себя так, что ока­зал­ся совер­шен­но отре­зан­ным и захва­чен­ным.

3. Когда пись­мо было уже напи­са­но, из Капуи доста­ви­ли пись­мо; вот копия:

«Пом­пей пере­пра­вил­ся через море со все­ми сол­да­та­ми, кото­рые с ним были⁵ — чис­лен­ность их трид­цать тысяч чело­век, — и двое кон­су­лов, и народ­ные три­бу­ны, и сена­то­ры, кото­рые были при нем, все с жена­ми и детьми. На корабль он взо­шел, гово­рят, за три дня до мар­тов­ских нон. Начи­ная с того дня были север­ные вет­ры. Кораб­лям, кото­ры­ми он не вос­поль­зо­вал­ся, он, гово­рят, всем обру­бил носы или сжег их».

Пись­мо об этом было достав­ле­но в Капую народ­но­му три­бу­ну Луцию Метел­лу от его тещи Кло­дии, кото­рая сама пере­пра­ви­лась.

4. Рань­ше я был встре­во­жен и сокру­шал­ся, как, разу­ме­ет­ся, тре­бо­ва­ли самые обсто­я­тель­ства, когда сво­им рас­суд­ком я не мог ниче­го раз­ре­шить; теперь же, после того как Пом­пей и кон­су­лы ушли из Ита­лии, не сокру­ша­юсь, но горю от скор­би:

Гово­рю тебе, верь мне, я не вла­дею собой; столь­ко позо­ра, мне кажет­ся, я допу­стил. Я ли, во-пер­вых, — не вме­сте с Пом­пе­ем, какое бы реше­ние он ни при­нял, затем, — не вме­сте с чест­ны­ми, хотя бы дело и было нача­то без­рас­суд­но? Осо­бен­но когда те самые, ради кото­рых я пору­чал себя судь­бе с боль­шей опас­кой, — жена, дочь, маль­чи­ки Цице­ро­ны, пред­по­чи­та­ли, чтобы я дер­жал­ся той сто­ро­ны, а это⁷ счи­та­ли позор­ным и недо­стой­ным меня. А брат Квинт, по его сло­вам, все, что бы я ни одоб­рил, счи­тал пра­виль­ным, сле­до­вал это­му с пол­ным спо­кой­ст­ви­ем.

5. Я теперь пере­чи­ты­ваю твои пись­ма с само­го нача­ла; они несколь­ко воз­вра­ща­ют мне силы. Пер­вые пре­до­сте­ре­га­ют и про­сят меня не бро­сать­ся впе­ред; послед­ние пока­зы­ва­ют, что ты раду­ешь­ся тому, что я остал­ся. Читая их, я кажусь себе менее опо­зо­рен­ным, но толь­ко — пока читаю. Затем сно­ва под­ни­ма­ет­ся скорбь и при­зрак постыд­но­го. Поэто­му закли­наю тебя, мой Тит, вырви у меня эту скорбь или хотя бы умень­ши либо уте­ше­ни­ем, либо сове­том, либо чем толь­ко можешь. Но что мог бы ты? Или что кто-нибудь дру­гой? Едва ли даже бог.

6. Со сво­ей сто­ро­ны, стрем­люсь к тому, что ты сове­ту­ешь и что, как ты наде­ешь­ся, может про­изой­ти, — чтобы Цезарь согла­сил­ся на мое отсут­ст­вие, когда в сена­те будет обсуж­дать­ся что-либо, направ­лен­ное про­тив Пом­пея. Но боюсь, что не добьюсь это­го. От него при­был Фур­ний. Чтобы ты знал, за кем я сле­дую, ска­жу, что, по его сооб­ще­нию, сын Квин­та Тити­ния с Цеза­рем, но тот выра­жа­ет мне бо́льшую бла­го­дар­ность, неже­ли я бы хотел. А о чем он меня про­сит, прав­да, в немно­гих сло­вах, но власт­но, узнай из его соб­ст­вен­но­го пись­ма. Горе мне, что ты не был здо­ров! Мы были бы вме­сте, в сове­те, конеч­но, не было бы недо­стат­ка: двум сово­куп­но иду­щим…⁸

7. Но сде­лан­но­го не будем обсуж­дать; зай­мем­ся буду­щим. До сего вре­ме­ни меня вве­ли в заблуж­де­ние два сле­дую­щих обсто­я­тель­ства: вна­ча­ле надеж­да на согла­ше­ние; достиг­нув его, я хотел жить, как про­стой чело­век, чтобы моя ста­рость осво­бо­ди­лась от тре­вог; затем я пола­гал, что Пом­пей пред­при­ни­ма­ет жесто­кую и губи­тель­ную вой­ну. Кля­нусь богом вер­но­сти, я счи­тал, что долг луч­ше­го граж­да­ни­на и мужа под­верг­нуть­ся любо­му истя­за­нию, но не толь­ко не воз­глав­лять той жесто­ко­сти, но даже не участ­во­вать в ней. Даже уме­реть, кажет­ся, было луч­ше, неже­ли быть с эти­ми. Вот по пово­ду чего поду­май, мой Аттик, или, луч­ше, выду­май. Любой исход пере­не­су я более стой­ко, чем эту скорбь.