Письма Марка Туллия Цицерона

529. Титу Тицию

Рим (?), 46 г. (?)

Марк Тул­лий Цице­рон шлет при­вет Титу Тицию¹.

1. Хотя я менее, чем кто бы то ни было, гожусь, чтобы уте­шать тебя, пото­му что твои несча­стья при­чи­ни­ли мне столь­ко скор­бей, что я сам нуж­да­юсь в уте­ше­нии, всё же, так как моя скорбь даль­ше от горе­чи вели­чай­ше­го тра­у­ра, неже­ли твоя, то я решил, что наша тес­ная друж­ба и мое рас­по­ло­же­ние к тебе обя­зы­ва­ют меня не мол­чать так дол­го, когда ты в таком горе, но при­бег­нуть к неболь­шо­му уте­ше­нию, кото­рое мог­ло бы облег­чить твою скорбь, даже если бы оно и не смог­ло изле­чить тебя от нее.

2. Суще­ст­ву­ет, прав­да, очень изби­тое уте­ше­ние, кото­рое все­гда долж­но быть у нас на устах и в душе: нам сле­ду­ет пом­нить, что мы люди, родив­ши­е­ся в силу зако­на, по кото­ро­му наша жизнь была под­став­ле­на под все стре­лы судь­бы; и что нам не сле­ду­ет ни отка­зы­вать­ся жить в тех усло­ви­ях, при кото­рых мы роди­лись, ни пере­но­сить столь тягост­но те слу­чай­но­сти, кото­рых мы не можем избе­жать ника­ким спо­со­бом, ни пола­гать, при­по­ми­ная слу­чив­ше­е­ся с дру­ги­ми, что с нами про­изо­шло что-либо необыч­ное.

3. Одна­ко ни эти, ни дру­гие уте­ше­ния, кото­рые исполь­зо­ва­ли и уве­ко­ве­чи­ли в сво­их сочи­не­ни­ях самые муд­рые люди, по-види­мо­му, не долж­ны так помо­гать, как само поло­же­ние наше­го государ­ства, и это про­дле­ние поги­бель­но­го вре­ме­ни, когда самые счаст­ли­вые — это те, кто не брал на руки детей², а те, кто поте­рял их при этих обсто­я­тель­ствах, менее несчаст­ны, неже­ли были бы в слу­чае, если бы они поте­ря­ли их при бла­го­по­лу­чии или, нако­нец, вооб­ще при суще­ст­во­ва­нии государ­ства.

4. Итак, если тебя вол­ну­ет своя тос­ка или если ты горю­ешь от раз­мыш­ле­ния о сво­ем поло­же­нии, то тебе, я пола­гаю, не лег­ко вычер­пать всю эту скорбь. Но если тебя мучит то, что более свой­ст­вен­но люб­ви, — если ты опла­ки­ва­ешь несчаст­ную судь­бу пав­ших (я уже не гово­рю о том, о чем я так часто и читал³ и слы­хал, — что смерть не явля­ет­ся злом: если при ней оста­ет­ся ощу­ще­ние, то ее ско­рее сле­ду­ет счи­тать бес­смер­ти­ем, а не смер­тью; если же его теря­ют, то не долж­но счи­тать­ся несча­стьем то, что не ощу­ща­ет­ся⁴), то я все же могу без коле­ба­ний утвер­ждать, что зате­ва­ет­ся, гото­вит­ся и угро­жа­ет государ­ству такое, что чело­век, поки­нув­ший это, — по край­ней мере, как мне кажет­ся, — никак не ошиб­ся в сво­ей оцен­ке. Ведь какое место оста­ет­ся теперь не толь­ко для совест­ли­во­сти, чест­но­сти, доб­ле­сти, искрен­них стрем­ле­ний и чест­но­го обра­за жиз­ни, но и вооб­ще для сво­бо­ды и спа­се­ния? Кля­нусь, я не слы­хал ни об одной смер­ти юно­ши или маль­чи­ка без того, чтобы он не пока­зал­ся мне вырван­ным бес­смерт­ны­ми бога­ми из этих несча­стий и неспра­вед­ли­вей­ших усло­вий жиз­ни.

5. Итак, если ты можешь изба­вить­ся от мыс­ли, что тех, кого ты любил, постиг­ло какое-то несча­стье, то твое горе умень­шит­ся очень силь­но; ведь оста­нет­ся уже одна толь­ко забота о тво­ей скор­би, но она не будет рас­про­стра­нять­ся на них, а отно­сить­ся лишь к тебе одно­му. Тут уже не подо­ба­ет тво­ей твер­до­сти и муд­ро­сти, при­мер кото­рых ты пода­вал с дет­ства, пере­но­сить менее сдер­жан­но свои соб­ст­вен­ные бед­ст­вия, вне их свя­зи с несчаст­ной уча­стью тех, кого ты любил. Ведь и в част­ной и в обще­ст­вен­ной жиз­ни ты все­гда про­яв­лял себя таким чело­ве­ком, кото­рый дол­жен хра­нить твер­дость и выка­зы­вать посто­ян­ство. Ведь то, что при­не­сет само вре­мя, избав­ля­ю­щее от вели­чай­ше­го горя бла­го­да­ря дав­но­сти⁵, мы долж­ны пред­вос­хи­тить муд­ро­стью и бла­го­ра­зу­ми­ем.

6. Дей­ст­ви­тель­но, если нико­гда не было жен­щи­ны, столь сла­бой духом, чтобы она, поте­ряв детей, когда-нибудь не поло­жи­ла пре­дел горю, то мы, конеч­но, долж­ны зара­нее опре­де­лить разу­мом то, что при­не­сет вре­мя, и не ожи­дать от него лекар­ства, кото­рое мы мог­ли бы при­ме­нить тот­час бла­го­да­ря рас­суж­де­ни­ям. Если бы я сколь­ко-нибудь помог тебе этим пись­мом, то я, дума­ет­ся мне, достиг бы кое-чего жела­тель­но­го; но если бы оно слу­чай­но не подей­ст­во­ва­ло, то я, по мое­му мне­нию, выпол­нил бы долг само­го рас­по­ло­жен­но­го к тебе чело­ве­ка и луч­ше­го дру­га. Счи­тай, пожа­луй­ста, что я все­гда был им для тебя, и будь уве­рен, что я им буду.