Письма Марка Туллия Цицерона

532. От Авла Лици­ния Цеци­ны Цице­ро­ну, в Рим

Сици­лия, декабрь 46 г.

Авл Цеци­на шлет при­вет Мар­ку Цице­ро­ну.

1. Кни­гу¹ тебе вру­чи­ли не осо­бен­но быст­ро; про­сти мне мой страх и сни­зой­ди к обсто­я­тель­ствам. По слу­хам, мой сын очень опа­сал­ся — и не без осно­ва­ний, — как бы это мне не повреди­ло некста­ти², если кни­га увидит свет (ведь не столь важ­но, с каким настро­е­ни­ем пишут, сколь важ­но, с каким при­ни­ма­ют), тем более, что я до сего вре­ме­ни несу кару за свое перо³. Пра­во, в этом отно­ше­нии судь­ба моя исклю­чи­тель­на: в то вре­мя как опис­ка устра­ня­ет­ся путем сти­ра­ния, глу­пость нака­зы­ва­ет­ся оглас­кой, — моя ошиб­ка исправ­ля­ет­ся изгна­ни­ем. В этом пре­ступ­ле­нии глав­ное — это то, что сво­его про­тив­ни­ка я зло­сло­вил, взяв­шись за ору­жие⁴.

2. Из нас, пола­гаю, нет нико­го, кто бы не дал обе­та сво­ей Победе, нико­го, кто бы, при закла­нии жерт­вы даже по дру­го­му пово­ду, все-таки в то же самое вре­мя не желал воз­мож­но более ско­рой победы над Цеза­рем. Если он⁵ не дума­ет об этом, он счаст­лив во всех отно­ше­ни­ях; если же он зна­ет и убеж­ден в этом, то что ему гне­вать­ся на того, кто напи­сал кое-что неугод­ное ему, раз он про­стил всех, кто мно­го молил­ся богам о его поги­бе­ли?

3. Но — чтобы вер­нуть­ся к тому же — при­чи­ной мое­го стра­ха было сле­дую­щее: кля­нусь богом вер­но­сти, я напи­сал о тебе осто­рож­но и со стра­хом, не сдер­жи­вая себя, но почти отбе­гая назад. Но кто не зна­ет, что сочи­не­ние это­го рода⁶ долж­но быть не толь­ко сво­бод­ным, но и вос­тор­жен­ным и воз­вы­шен­ным? Счи­та­ют, что зло­сло­вить дру­го­го лег­ко; одна­ко сле­ду­ет осте­ре­гать­ся, как бы не впасть в дер­зость; труд­но хва­лить само­го себя, чтобы это не пере­шло в пороч­ную занос­чи­вость; сво­бод­но мож­но толь­ко вос­хва­лять дру­го­го: в чем бы ты ни ума­лил его заслу­ги, это неиз­беж­но при­пи­шут либо непо­сто­ян­ству, либо зави­сти. И это, пожа­луй, ока­за­лось для тебя наи­бо­лее при­ят­ным и под­хо­дя­щим; ведь моей пер­вой заслу­гой было не касать­ся того, чего я не мог сде­лать пре­вос­ход­но; моей вто­рой — сде­лать это воз­мож­но осто­рож­нее. Я одна­ко сдер­жал­ся: мно­гое сокра­тил, мно­гое вычерк­нул, очень мно­го­го даже не поме­стил. Итак, если одни сту­пе­ни лест­ни­цы ты уда­лишь, дру­гие над­ру­бишь, неко­то­рые, пло­хо дер­жа­щи­е­ся, оста­вишь и создашь опас­ность обва­ла, а не под­гото­вишь вос­хож­де­ние, то в какой мере твое стрем­ле­ние напи­сать, таким обра­зом свя­зан­ное и слом­лен­ное столь­ки­ми несча­стья­ми, может при­не­сти что-либо достой­ное слу­ха или заслу­жи­ваю­щее одоб­ре­ния?⁷

4. Но вся­кий раз, когда я дохо­жу до име­ни само­го Цеза­ря, содро­га­юсь всем телом — не от стра­ха перед нака­за­ни­ем, а перед его оцен­кой, ибо я толь­ко отча­сти знаю Цеза­ря. Како­во, по-тво­е­му, состо­я­ние мое­го ума, когда он гово­рит сам с собой: «Это он одоб­рит; это сло­во подо­зри­тель­но. Что, если я это изме­ню? Боюсь, как бы не было хуже! Что ж — похва­лю кого-нибудь. Не оби­жу ли?⁸ Затем выска­жу пори­ца­ние; что, если он не хочет это­го? Он пре­сле­ду­ет перо взяв­ше­го­ся за ору­жие. Что сде­ла­ет он с сочи­не­ни­ем побеж­ден­но­го и еще не вос­ста­нов­лен­но­го?». И ты уси­ли­ва­ешь страх: в сво­ем «Ора­то­ре» ты обес­пе­чи­ва­ешь себя, при­бе­гая к Бру­ту, и ищешь соучаст­ни­ка для оправ­да­ния⁹. Когда это дела­ешь ты, все­об­щий защит­ник, то что дол­жен чув­ст­во­вать я, в про­шлом твой, теперь все­об­щий кли­ент? Итак, если это­го не испы­тал ты, так как твой необы­чай­ный и выдаю­щий­ся ум воору­жил тебя для все­го, то я, — сре­ди это­го мною же создан­но­го стра­ха и в муках сле­по­го подо­зре­ния, когда в наи­боль­шей части того, что пишешь, руко­вод­ст­ву­ешь­ся пред­по­ла­гае­мым тобой чужим мне­ни­ем, а не соб­ст­вен­ным суж­де­ни­ем, — хоро­шо чув­ст­вую, как труд­но выпу­тать­ся. Но я все-таки ска­зал сыну, чтобы он про­чи­тал тебе кни­гу и унес ее или же дал тебе с усло­ви­ем, что ты возь­мешь­ся испра­вить ее, то есть если ты пол­но­стью пере­де­ла­ешь ее.

5. Что каса­ет­ся поезд­ки в Азию¹⁰, то, хотя ее и тре­бо­ва­ла насто­я­тель­ная необ­хо­ди­мость, я посту­пил, как ты велел. Что мне убеж­дать тебя дей­ст­во­вать в мою поль­зу? Как видишь, насту­пи­ло вре­мя, когда необ­хо­ди­мо, чтобы было реше­но насчет меня. Сына мое­го, мой Цице­рон, ждать нече­го: он молод; доду­мать­ся до все­го он не может либо по сво­ей стре­ми­тель­но­сти, либо по летам, либо из бояз­ни. За все дело¹¹ надо взять­ся тебе; вся моя надеж­да на тебя. По сво­ей про­ни­ца­тель­но­сти ты зна­ешь, чему Цезарь раду­ет­ся, чем его взять. Необ­хо­ди­мо, чтобы все исхо­ди­ло от тебя и чтобы ты довел дело до кон­ца. У него ты поль­зу­ешь­ся боль­шим, у всех его близ­ких огром­ным вли­я­ни­ем.

6. Если ты убедишь себя в одном — что это не одол­же­ние с тво­ей сто­ро­ны, слов­но тебя попро­си­ли что-то сде­лать (хотя это и очень боль­шое и важ­ное), но что это все­це­ло твое бре­мя, то ты доведешь это до кон­ца; раз­ве толь­ко я, воз­мож­но, либо черес­чур глу­по в несча­стье, либо черес­чур бес­стыд­но по друж­бе взва­ли­ваю на тебя это бре­мя. Но при­выч­ка тво­ей жиз­ни оправ­ды­ва­ет и то и дру­гое; ведь на то, о чем ты так при­вык ста­рать­ся ради дру­зей, твои близ­кие не толь­ко так наде­ют­ся, но даже так тре­бу­ют это­го от тебя. Что же каса­ет­ся кни­ги, кото­рую даст тебе сын, то про­шу тебя не выпус­кать ее или испра­вить так, чтобы она не повреди­ла мне.